Гасан Сеидбейли
      Из боя в бой
      I
      Ночь. В небе ни звездочки, на земле ни огонька.
      С непривычки ничего не разглядеть. Что вокруг? Бескрайняя пустыня или горы.
      Паровозный гудок силится разорвать густую тьму. Ему деловито отвечает рожок сцепщика. "Ко мне-е!" - протяжно приказывает рожок, а паровоз резко и коротко отзывается: "Иду-у!"
      Глаза, постепенно привыкая к темноте, различают темные громады зданий. Значит, вокруг раскинулся город...
      На взгорье виднеется большой памятник - недвижный страж города. А внизу вздыхает море.
      Баку дремлет, словно великан - после долгого труда. Дремлет, но не спит. Его кровь бьется далеко на западе в стальных сердцах танков, кипит в моторах самолетов, летящих на Берлин...
      * * *
      Теймур шагал по затемненному городу. Он не сообщил домой о своем возвращении. И правильно - поезд опоздал в Баку на два часа. Ничего удивительного: война. Эшелонам, идущим на фронт, открыта зеленая улица, пассажирским поездам приходится ждать.
      Теймур прибавил шагу. "Домой, домой". Торопиться следовало еще и потому, что через час по городу нельзя будет пройти без особого пропуска. Миновав Советскую, Теймур углубился в узкие, кривые переулки. Чемодан с каждым шагом тяжелел. Нужно передохнуть - здесь вряд ли появится патруль, решил Теймур. Отдышавшись, он обернулся и посмотрел вниз, на город, оставшийся позади. Разглядеть места, памятные с детства, было невозможно. Но он мысленно представлял себе знакомые улицы.
      В последнем бою осколком мины Теймуру повредило правую руку. Чтобы не испугалась мать, он еще в Грозном переоделся в штатское. Руку, тяжелую от гипса, кое-как удалось вдеть в рукав пиджака. Так было почти незаметно, что он ранен. "Сначала подготовлю мать, - думал Теймур, - а уже потом..."
      Где-то внизу прогремел грузовик. Теймур поднял чемодан и неторопливо, словно растягивая удовольствие, двинулся дальше.
      Вдруг издалека послышались шаги. Кто-то догонял его. В тишине ночи отчетливо стучали каблуки.
      - Подождите! - тревожно прозвучал девичий голос.
      Теймур обернулся. Девушка, запыхавшись, остановилась поодаль. Подойти ближе она не решалась.
      - Извините, пожалуйста! Здесь недалеко мой дом... Моя сменщица заболела... Я осталась за нее... Поздно уже, боязно. Можно мне с вами?
      Теймур не мог в темноте разглядеть лица девушки.
      - На каком заводе работаешь, землячка? - спросил он.
      Девушка замялась.
      - Не положено, вы уж извините...
      Теймур снисходительно улыбнулся, он знал, что сейчас почти все заводы Баку засекречены. Но армейская привычка (на фронте он был разведчиком) брала свое.
      - Ты доверила мне свою жизнь, так почему бы тебе не открыть мне эту маленькую тайну? - полушутливо настаивал Теймур.
      - Извините, - робко повторила девушка. И словно выбирая слова и не найдя ничего более убедительного, сама задала вопрос: - Что с вами? - Она указала на его руку. - Сильно вас? Болит?
      - Обыкновенное ранение. Осколком.
      Девушка взялась за ручку чемодана.
      - Давайте помогу.
      - Нет, нет, землячка, что ты, я сам...
      Они завернули за угол, остановились.
      - Ну, вот, и дошли. Большое вам спасибо.
      Девушка опасливо огляделась. В переулке, куда она собиралась свернуть, было совсем темно. Теймур спросил:
      - Где ты живешь?
      - Вон в том доме, - показала она в темноту.
      - Не вижу.
      - Я тоже, - улыбнулась девушка, - но я знаю, наш дом вон там, в конце.
      - Если ты боишься, я провожу тебя до ворот, - предложил Теймур.
      Девушка потупилась.
      - Как хотите...
      Они сделали несколько шагов. Вдруг из темноты появились какие-то тени. Теймур обернулся, почуяв недоброе. "Надо защитить девушку!" - мелькнула мысль. Но девушка исчезла, а вместо нее за спиной чей-то сиплый бас приказал:
      - Ставь чемодан, раздевайся.
      - В чем дело? - возмутился Теймур.
      - Не тяни, раздевайся...
      И что-то острое кольнуло его под лопатку.
      - Тебе, что, жизнь надоела? Шевелись!
      Теймур резко обернулся, дал пинка бандиту, стоявшему сзади. Тот, охнув, повалился наземь. Но в то же мгновение на шею Теймура обрушилось что-то тяжелое, тупое. Он медленно осел. А потом все было, как во сне. Кто-то, сопя, стал стаскивать с него пиджак. Во дворах отчаянно залились псы. Сиплый бас распорядился:
      - Живее, на Патамдарт!
      И вдруг совсем рядом раздался голос девушки, недавней спутницы Теймура.
      - Погодите, а вдг'уг он еще жив...
      Длинные холодные пальцы прошлись по его лбу и вискам.
      - Жив. Т'гахните его еще 'газок!
      - Отойди, Турач!
      - Т'гахни, я 'гово'гю, - настаивала девушка. Теймур опять ощутил в затылке боль, и словно провалился в черный, бездонный колодец.
      Где-то поблизости попробовал голос первый петух. От нестерпимой боли в голове Теймур застонал. Опершись на левую руку, он тяжело приподнялся и сел, в ушах гудело. Утренний ветерок обдал лицо прохладой. Из-за шербатой линии одноэтажных плоскокрыших домиков на холме, будто нехотя, поднималось огромное, медное солнце. Теймур попробовал встать и со стоном опять опустился на тротуар. Две женщины, издалека заметив его, перешли на другую сторону улицы. Их шаги постепенно затихли вдалеке. Багровея от ярости и стыда. Теймур осторожно потрогал распухший, окровавленный затылок. "Обвели, вокруг пальца обвели, как молокососа! Заманили в ловушку. И где!? - Почти дома".
      - Что же ты здесь расселся, сынок? - около Теймура остановилась старуха с ведром.
      Он тупо посмотрел на женщину. Потом взгляд его упал на ведро с водой он невольно облизнул запекшиеся губы. Старуха молча подставила ему ведро. Теймур пил долго, захлебываясь, вода стекала на грудь, за пояс,
      Старуха заметила что рука его в гипсе, спросила:
      - С фронта, наверно?
      Теймур глянул на правую руку. Нет, пиджак не унесли, видимо, помешал гипс.
      - С фронта, - с трудом ответил он.
      - А голову-то как же?
      У Теймура не было ни сил, ни желания отвечать. Он опустил левую руку на асфальт, оперся на нее и, пошатываясь, встал на ноги.
      - Бедняга, идем - отдохни у нас немного. Вот наша дверь, идем, сынок, сердобольно предложила старуха. Теймур только сейчас узнал ее.
      - Тетя Набат?
      - Ты знаешь меня?
      - Тетя Набат, что слышно о Кямале?
      Старуха по горькой привычке приложила руку к глазам:
      - От него черная бумага пришла, извещение...
      - Жаль!
      Теймур тяжело наклонился и поднял кепку. Он хотел чем-нибудь утешить женщину, но ничего не придумал и, даже не попрощавшись, медленно свернул за угол. Старуха проводила его печальным взглядом. Она так и не смогла вспомнить, кто же этот парень.
      Теймур одолел подъем и остановился. Перед глазами плыли какие-то серые круги и черточки. Только отдышавшись он заметил, что рядом с ним остановился кто-то и разглядывает его в упор, с нескрываемой издевкой.
      - Вот это встреча!... Не узнаешь?
      Теймур пригляделся к рослому парню. Длинная, косая челка свисает на лоб. Пористая кожа лица сильно поблескивает. Через всю левую щеку - от виска до подбородка - багровый шрам.
      - Шамси!... Меченый...
      - Ну и видик! Кто это тебя, а? - процедил Меченый, ухмыляясь.
      - Да ничего особенного... рука вот только... Осколком...
      Теймур попытался одной рукой натянуть пиджак, но это ему не удалось. Шамси и не подумал помочь.
      - А голову тебе кто раздул?
      - Тоже немцы, - ответил Теймур, а про себя подумал: "Э-э, Шамси, узнай ты, как околпачили меня, так раззвонишь по всей улице!"
      Меченый не отставал.
      - А что же это у тебя пиджак болтается?
      - Я прямо с поезда. Прохладно... Раненую руку я кое-как просунул в рукав, а здоровую не могу. Заело, - попробовал улыбнуться Теймур.
      Шамси прищурился.
      - Знаешь, о чем я подумал? Вот если я сейчас изобью тебя? Рука у тебя коромыслом. И голова тыквой. Что ты мне сделаешь? Да нет, не бойся. Кто дал взаймы, о должнике печется... Мне с тебя еще проценты причитаются...
      Теймур здоровой рукой схватил его за плечо.
      - Что я тебе должен?
      Шамси отвел руку Теймура.
      - Моя тюрьма - твоя работа?
      - Нет!
      - У меня врагов нет, кроме вас с братом. Это вы на меня накапали.
      - Врешь! Мы никому ничего плохого не сделали.
      Шамси вдруг подмигнул.
      - Вы мне как раз добрую услугу оказали. Не попади я в тюрьму... Кто знает, на каком фронте сейчас тлели бы мои косточки...
      - А почему тебя в штрафной батальон не послали?
      Меченый нахмурился.
      - Ковыряешь? Не доковыряешься... Меня за хвост не поймать. С моею болезнью на фронт не берут.-И, заметив брезгливый взгляд Теймура, добавил: Не думай, я уже выздоровел. А теперь монета выручает. Смотри, продашь - я долго торговаться не буду. Понял?
      Он отстранил Теймура и исчез за углом.
      "Куда это он спозаранок? - подумал Теймур. - На что намекает? Может, думает я - дезертир? Вот дурак-человек!"
      После неоднократных попыток Теймуру, наконец, удалось натянуть пиджак. Теперь надо только смахнуть пыль. Правда, костюм изрядно помялся во вчерашней потасовке, но этому объяснение найдется. Можно сказать, что спал в вагоне, не раздеваясь.
      Не хотелось тревожить мать. С тех пор, как принесли извещение о гибели отца, у нее несколько раз были сердечные приступы и теперь малейшее волнение могло стоить ей жизни. К тому же, Сеймур - младший брат - горяч и несдержан. Если он узнает, что произошло с Теймуром, перевернет весь квартал. Ослепленный яростью, оскорбит непричастных людей, наживет уйму врагов. Да и сам Теймур вырос в нагорном районе, - ему стыдно было признаться, что его обманули и ограбили, как мальчишку.
      Теймур свернул в переулок, который был пошире других, и поэтому был удостоен детьми звания улицы. Вот здесь, за углом грузовик сбил телеграфный столб и тот повис на проводах. Это случилось незадолго до его ухода на фронт. "Наверно, столб поправили, или заменили другим", - подумал Теймур. Но столб, как подбитый аист, все еще каким-то чудом держался на проводах. Не до него людям... Война... В тот день, когда домой пришло извещение о гибели отца, Теймур прямо из школы отправился в военкомат, оставив больную мать и весь дом на попечение младшего брата. Сеймур учился тогда в восьмом классе...
      На фронте, в перерывах между боями, Теймур часто представлял свое возвращение домой. И вот... "Здравствуй родной город". Чуть не убили!.. До сих пор для Теймура существовал один враг - фашист, захватчик. Его сразу можно было узнать по одежде, языку и оружию. Наконец, врага отделяла линия фронта. А здесь? Но и те, и эти - бандиты, убийцы, грабители. Взять хотя бы эту девушку... Как они назвали ее? Турач? Странное имя - Турач! Какой беспомощной и боязливой показалась она сначала. А потом - "Т'гахните его еще", - и хищные пальцы ощупывают виски. Теймура передернуло. Как будто яблоко на блюдечке подала бандитам: нате, ешьте.
      На улице уже появились дети, засуетились вокруг луж, пуская бумажные кораблики. Старик в потертой каракулевой папахе вынес на угол самодельный ящичек, опустил его наземь и присел на корточки. Дрожащими пальцами свернул самокрутку, затянулся, закашлялся и, отдышавшись, притих в ожидании покупателей. Теймур-невольно заглянул в ящичек - одна ячейка была заполнена продолговатыми конфетами в истершихся и измазанных обертках с бахромой, в другой - лежали разнокалиберные иголки, с ними соседствовал табак.
      "Да, невесело живется в Баку", - подумал Теймур. и остановился, завидев издалека такую знакомую зеленую калитку. "Рано... Мать, наверно, и не вставала еще". Теймур не заметил, как из соседних ворот вышла полная смуглая женщина, держа в руках коврик и, видимо, собираясь вытрясти его. Она подошла к Теймуру.
      - Кого тебе, милый человек?
      Теймур, вздрогнув от неожиданности, обернулся и сразу же узнал женщину.
      - Месьма-ханум!... Доброе утро.
      Месьма выронила коврик.
      - Джаваир, Джаваир! - закричала она.
      Уже через мгновение почти все жильцы соседних домов, преимущественно женщины и дети, высыпали на улицу. Теймур растерялся.
      - Тише, Месьма-ханум, не шумите! У мамы больное сердце...
      Но Месьму уже невозможно было угомонить.
      - Что значит, потише! Что значит, вредно! Ты вернулся живым-здоровым, все равно, что снова родился. С Джаваир причитается. Джаваир, выходи, посмотри, кто пришел!
      Зеленая калитка с треском распахнулась и так стукнулась о стену, что посыпалась штукатурка. Навстречу Теймуру кинулся высокий красивый парень, застегивая второпях ремень.
      - Сеймур!
      Братья обнялись. Соседи сбивчиво поздравляли их, кое-кто растроганно утирал слезы. Теймур левой рукой легонько отстранил брата.
      - Дай-ка посмотреть на тебя! Все такой же худющий!
      Ухватив брата за руку, Сеймур втащил его во двор и захлопнул калитку.
      - Осторожней... - поморщился Теймур. Сеймур испуганно опустил руки.
      - Что с тобой?
      - Ничего Пустяковая царапина.
      - Маме скажешь?
      - Говори, не говори - все равно увидит. А где же она?
      Сеймур смущенно пригладил волосы.
      - Пошла в очередь за хлебом, надо затемно становиться...
      - А почему не ты?
      - Почему не я? - виновато улыбнулся Сеймур. - А кто мне позволит! Туда не ходи, этого не смей, оденься потеплее, скушай вот этот кусочек...
      Теймур помрачнел:
      - А что еще ей осталось? Отец погиб, я на фронте... Ну, как она, сердце как?
      - Ничего, хорошо, - поспешил успокоить брата Сеймур. - Только за тебя очень переживала. Встает - "Теймур", ложится - "Теймур". Только и разговоров, - что о тебе.
      Теймур оглядел двор. Небольшая площадка перед домом только что полита и чисто выметена. Старая лоза, многочисленные ветви которой сплетались в сплошной кров, разрослась еще гуще. Листва уже опала, но в двух-трех местах свисали крупные гроздья - Ягоды давно сморщились, потеряв цвет и сок.
      - А почему эти не срезали? - спросил Теймур.
      - Мама не разрешила. Сказала: может, Теймур вернется, его доля, улыбнулся Сеймур, ослепительно блеснули зубы. - Пойдем в дом.
      Младший брат помог Теймуру раздеться, поставил воду на кухне и, не дожидаясь прихода матери, пригото-ил все для купания. Помогая брату намылить голову, Сеймур вдруг задел шишку на затылке.
      - Что это? - тревожно спросил он.
      - А вот этого матери знать не надо, - тоном, не допускающим возражений, произнес Теймур. - От последнего ранения я потерял много крови. Теперь мне иногда бывает плохо. Утром сошел с поезда, голова закружилась - и я трахнулся об асфальт.
      - Каким поездом ты приехал?
      - Да сейчас и расписания толкового нет! - попробовал отговориться Теймур. - Я и номер поезда не помню.
      - Постой, постой, а где твои вещи?
      - Да так, понимаешь, получилось несуразно. Меня прямо с позиций отправили в Грозный, а в тамошнем госпитале я пролежал всего один день. Ночью привезли много тяжелораненых. Немцы где-то прорвались, что ли... Ну, привезли тяжелораненых, а нас, кто мог сам ходить, отправили по домам. Вещмешок мой, когда меня ранило, остался у дружка из Ростова. Жив будет пришлет.
      Сеймур весело шлепнул брата по мокрому плечу:
      - Сам пришел - и ладно. Остальное - ерунда.
      Он помог брату обтереться, провел его в комнату и предложил свое белье, но оно оказалось тесным Теймуру. Тогда Сеймур отпер сундук. Теймур прежде терпеть не мог запаха нафталина, но теперь из сундука на него повеяло детством, чем-то незабываемым, родным. Сеймур вынул вещи отца и заставил его одеться.
      - Так почему же мать не пускает тебя в очередь за хлебом? - спросил Теймур, любовно вглядываясь в тонкие черты младшего брата.
      - Она говорит, что в очереди одни женщины и мне там не место.
      Теймур расхохотался, смех отдался болью в затылке, но он уже не мог сдержаться.
      - Давно ли тебя дразнили девчонкой, а теперь в женскую очередь не пускают!
      Сеймур тоже засмеялся, на щеках его появились девичьи ямочки. В это время снаружи донесся слабый вскрик, похожий на стон:
      - Сынок, Теймур!
      Теймур выбежал во двор.
      - Мама!
      - Вернулся! Пришел! А я и не верила, дождусь ли!... - всхлипывала старая Джаваир. Это было непохоже на нее - обычно и печаль, и радость она таила глубоко в сердце, выражая их сдержанно и немногословно... Теймур слегка отстранил мать.
      - Ты нисколько не изменилась, мама!
      - А ты ростом выше стал, в плечах раздался.
      И вдруг спохватилась:
      - Почему ты обнимаешь меня одной рукой, сынок?
      Теймур, улыбаясь, глянул в поблекшее лицо матери, поправил седую прядку, выбившуюся у нее из-под косынки.
      - Давай договоримся, мать, как мужчина с мужчиной. На моей голове не убавилось ни одного волоска. Правую руку я слегка вывихнул. Если ты из-за этой пустяковины станешь расстраиваться - я не рад буду, что приехал...
      Джаваир сквозь слезы смотрела на сына. Дрожашей рукой она поглаживала шершавые от гипса бинты.
      - Не бойся, мама, вот видишь, действует. - Теймур пошевелил пальцами.
      - А разве на вывихнутые руки кладут гипс?
      - Да у врачей ведь ничего не разберешь! Одни говорят так, другие наоборот. Сказали, локоть сместился, я говорю: осторожность - украшение храбреца. Наложите гипс, если нужно...
      Джаваир спрятала голову на груди у сына.
      - Ну, мать, так не пойдет, мы же договорилась...
      Вдруг Джаваир отпрянула от него.
      - Пусть сам бог покарает их! Проклятые... изверги!
      "Да, хорошо, что мать, идя за хлебом, не прошла по тупику, где я лежал пластом!" - подумал Теймур,
      Они вошли в дом. Джаваир после первой вспышка радости почему-то больше не подходила к сыну. Она будто боялась, что стоит ей приблизиться к нему и окажется, все только что происшедшее - сон. Наконец, она решилась поцеловать его в лоб, в щеки, и ушла хлопотать во двор. То и дело оттуда доносилось: "сыночек мой, мальчик мой, кровинка моя".
      К вечеру состояние Теймура неожиданно ухудшилось, у него началась рвота, он потерял сознание. Сеймур сбегал к телефону-автомату, вызвал "скорую помощь". Врач, осмотрев Теймура, вышел в переднюю, где его ждал растерянный Сеймур.
      - У больного сотрясение мозга, - не дожидаясь расспросов, хмуро сказал врач. - Должен предупредить: состояние тяжелое. Надо вылежать минимум пять-шесть месяцев.
      Джаваир не согласилась отдать сына в госпиталь. Бедная мать, забыв о собственном недуге, испуганной птицей кружилась над больным сыном.
      II
      Теймур метался, бредил.
      Вот отец взял его за руку. - Пойдем, сынок, в баню, сегодня "мужской день".
      Квартальную баню прибрал к рукам неудачливый "потомок пророка" Гаджи Сеид Кязим. Баня была ветхая, стены в трещинах, крыша, покрытая неровными слоями кира, поросла мхом и травой. Когда над низкими грязно-желтыми дверями вывешивался зеленый флаг, вся округа знала: сегодня - "женский день". А белый флаг над дверями означал, что баня на сегодня принадлежит мужчинам. Гаджи Сеид Кязим гордился своей выдумкой и повел дело так, что было непонятно, кому принадлежит банька - ему или государству. Но через несколько лет на углу Советской и Первомайской построили большую, красивую баню. Померкло заведение Гаджи Сеид Кязима, изменило ему счастье.
      А потом вдруг Теймуру во всех подробностях привиделась их давняя встреча с Шамси.
      Теймур, возвращался домой с тренировки. Внезапно над одним из заборов появился Шамси, держа в зубах набитую чем-то кепку. Он схватился за верхнюю ветку тута, свисавшую на улицу, и хотел уже спрыгнуть, но зацепился рубашкой за сук. Сорванец потерял равновесие, и Теймур оказался невольным свидетелем неприятного зрелища. Жучок колючей проволоки, впившись в левую щёку Шамси, разодрал ее до кости. Из рассеченной щеки хлынула кровь, кепка упала, и по асфальту раскатились зеленые шарики неспелой алычи. Шамси сгоряча не почувствовал боли, зажав рукой щеку, он прислонился к стене. Теймур поднял его кепку и хотел стряхнуть пыль, но Шамси выхватил кепку и, погрозив Теймуру окровавленным пальцем - Прикуси язык! - убежал.
      А Теймур долго не мог опомниться, - ему еще никогда в жизни не приходилось видеть так много крови. Он никому не рассказал о том, что видел. Мужчине не подобает болтать.
      В те времена среди ребят царил неписаный закон: молодчики со шрамами и рубцами на теле, отбывшие тюремное заключение, почему-то зачислялись в герои. Они покрикивали не только на подростков и своих ровесников, но даже и на людей постарше себя. И Шамси, желая прослыть таким героем, по-своему объяснил происхождение шрама.
      - Чемберекентские ребята хотели поживиться на нашей улице... Жаль, что при мне ничего не было, а то я бы всех троих уложил...
      Мальчишки почтительно разглядывали глубокий рубец на его щеке, а он невозмутимо продолжал:
      - В висок метили, да я увернулся... Ничего, Шамси в долгу не останется.
      Ребята постарше, видавшие виды, тщетно добивались у него, чтобы он назвал своих мнимых противников. Но Шамси упрямо твердил:
      - Нет, я сам рассчитаюсь с ними.
      Новоиспеченный герой за свой шрам получил прозвище Меченый. Эта приставка, которая так льстила его самолюбию, через некоторое время стала неотделимой от имени. "Меченый Шамси сказал...", "Пойду позову Меченого..."
      Но тайну рубца, так украсившего лицо и репутацию Шамси, знал только один человек, и Меченый возненавидел Теймура. Он стал задирать его при встречах, угрожать. И всегда старался делать это на виду у ребят, с тем, чтобы в случае, если Теймур не выдержит и выдаст его тайну, всегда можно было сказать, что он наговаривает на Шамси по злобе.
      Разнесся слух, что Меченый Шамси готовится покончить с Теймуром. Каждый по-своему объяснил причину их взаимной неприязни. Одни говорили, что Теймур проиграл Меченому в кости большие деньги, другие считали - вражда пошла из-за девчонки, третьи были недалеки от истины, утверждая, что Теймур не хочет покориться Меченому. Разумеется, эти разговоры не доходили не только до милиции, но и до родителей. Согласно неписаному закону разговоры со старшими о таких вещах считались страшным предательством.
      Меченый с некоторых пор повадился к теймуровой калитке. Однажды он уселся на камне возле самого порога и, смачно поплевывая на брусок, принялся водить по нему лезвием ножа. Худенький Сеймур стоял в дверях, не в силах отвести взгляда от поблескивающего лезвия. Шамси неожиданно прервал свое занятие и презрительно осмотрел Сеймура с головы до ног.
      - Эй, ты, девчонка!
      Сеймур, белолицый и чернобровый, действительно был по-девичьи красив и хрупок. Не успел он раскрыть рта, как Шамси, ухмыляясь, спросил:
      - Что, у тебя глисты завелись?
      Сеймур удивился.
      - А что?
      - А то, что ты весь - кости да кожа. Я дуну, из тебя дух вылетит.
      Сеймур, глядя на его лицо, изуродованное шрамом, попятился к дверям.
      - Что плохого я тебе сделал?
      Шамси опять ухмыльнулся:
      - На это у тебя нос не дорос. Пойди, позови Теймура.
      Сеймур молча вошел во двор и так, чтобы не заметила мать, кивнул Теймуру на дверь, а сам метнулся в кухню.
      Теймур вышел и остановился у ворот. Шамси оглянулся. Свита стояла неподалеку - и это придало ему храбрости.
      - Почему твоя сестра такая худющая?
      - У меня нет сестры.
      - А кто же тебе эта девчонка - Сеймур?
      У Теймура сжались кулаки, но он сдержался.
      - Не называй так мальчишку, Шамси. Нехорошо!
      Шамси оскалился.
      - Вся улица называет меня Меченым, я ведь не обижаюсь.
      - Это твое дело, а Сеймура не трогай. Он - тебе не пара.
      - Вот я и велел тебя позвать.
      Шамси осторожно провел ножом по ногтю большого пальца и, словно прицеливаясь, одним глазом глянул на противника, подбираясь, как кот перед прыжком. У Теймура со страху одеревенел подбородок и ноги приросли к земле.
      - У меня с тобой никаких счетов нет... - через силу выдавил он.
      В это мгновение кто-то бросился на спину Шамси. От неожиданности Меченый упал, тяжело стукнувшись затылком о тротуар. Нож отлетел на середину улицы. Сеймур, - это был он, - сжимая в одной руке кухонный топорик, другой вцепился в космы Шамси и колотил его головой об асфальт.
      - Я покажу тебе, как задевать моего брата! Ты не будешь больше торчать у наших ворот! Я тебе морду разукрашу, башку расколю! - Он распалялся все больше.
      Теймур кинулся к ним, ухватил Сеймура за тонкое запястье.
      - Иди домой!
      Сеймур чуть не плакал от злости, упирался, махал топором, выкрикивая что-то бессвязное. Теймур с трудом оторвал его от Шамси.
      - Иди домой, тебе говорят!
      Он подтолкнул брата к двери. Притворив за ним калитку, Теймур поднял нож и швырнул его Меченому. В другое время Шамси поймал бы нож на лету, но сейчас ему было не до того. Он с трудом поднялся, обтер нож, сунул его в карман. И только отойдя на несколько шагов, огрызнулся:
      - Ничего, я тебе припомню, мы еще посчитаемся...
      С того дня никто больше не называл Сеймура девчонкой, и разговоры о вражде Шамси и Теймура почти прекратились. Но Меченый упорно искал случая отомстить братьям. Так что новая стычка была неизбежна. И неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Меченого и нескольких его дружков не арестовали.
      С правой руки уже давно сняли гипс, но головные боли все не прекращались. Иногда вдруг среди ночи Теймур выкрикивал слова команды, просил подбросить патронов, пытался встать. Сеймур вместе с матерью еле удерживали его в постели.
      Так продолжалось полгода.
      Теймуру назначили пенсию. Благодаря вниманию окружающих, теперь и фронт, и госпиталь казались ему сном - кошмарным и полузабытым. Молодой организм медленно, но верно побеждал болезнь, постепенно рассасывался и горький осадок, оставшийся на душе после первой ночи возвращения.
      К лету Теймур окончательно окреп. Он подал заявление на юрфак и стал подыскивать подходящую работу.
      Правая рука пока еще плохо сгибалась в локте. Так что о работе слесаря или шофера думать было рановато. Ему предлагали должности - завклубом, председателя артели инвалидов, ревизора. Будучи человеком обстоятельным, Теймур не сразу отклонял эти предложения, он сначала посещал учреждение, где оказывалось вакантное место, тщательно знакомился с характером работы. За эти дни он исходил весь город.
      Война шла к концу. На улицах все чаще можно было услышать смех, веселые возгласы, увидеть улыбку. Настроение земляков было понятно Теймуру. Иной раз хотелось обнять всех этих усталых, возвращающихся с работы людей.
      И вместе с тем он не мог забыть темный тупик, холодные хищные пальцы и голос: "Т'гахните его еще 'газок".
      Нет, разобраться в людях не так-то легко. И Теймур приглядывался к прохожим, словно выискивая кого-то среди них.
      Домой Теймур возвращался, досадуя на себя и на предлагаемое место. Работать спустя рукава он не хотел, да и не умел. Мать и брат уговаривали его не изводиться, кусок хлеба есть, а работать ему пока не обязательно, можно и повременить. Джаваир получает пенсию за мужа, Теймур тоже пенсионер, Сеймур уже закончил зубопротезный техникум, работает, считается хорошим специалистом. Но по доброй традиции, определяющей взаимоотношения между младшими и старшими в семье, Сеймур не курил в присутствии брата, не пил спиртного и не позволял себе никаких вольностей. Впрочем, несмотря на это, держался Сеймур солидно и уверенно. Он вырос, возмужал. Взгляд его утратил детскую мягкость и тонкие черты лица обрели зрелую законченность. Теймур рядом с ним выглядел грубоватым.
      Как говорится, и рот, и нос были у него на месте, но во всем облике было нечто по-медвежьи угрюмое и сильное. Смуглый, широкоплечий, жестковолосый - он похож был на покойного отца, каменщика Аббаса. Сеймур же удался в мать, - стройный, руки изящные. Его можно было принять за художника или музыканта. Среди молодежи в своем квартале он пользовался гораздо большим уважением, чем Теймур. И мать души в нем не чаяла, между ними всегда было какое-то особое взаимопонимание. Теймур же, несмотря на всю заботу и внимание, чувствовал себя больше почетным гостем, нежели членом семьи.
      Сеймур неоднократно намеревался предложить брату денег на покупку приличного костюма, но, зная его характер, не решался. Наконец, ему пришло в голову передать деньги через мать. Однажды Джаваир достала из сундука солидную пачку денег.
      - Вот, сынок, купи себе новый костюм. Сейчас самая пора тебе одеваться.
      Теймур нахмурился.
      - Что ты, мать, я же не девушка на выданье, зачем мне наряжаться?
      - Нет, сынок, ты уж обо мне тоже подумай. Я хочу невестку в дом, на внуков полюбоваться хочу, понимаешь?
      - Ладно, - не желая обидеть мать, сдался Теймур. - Пусть полежат пока. Будет нужно, скажу.
      Сеймур в последнее время много работал, часто задерживался в мастерской и по вечерам. Теймуру же ходить особенно было некуда, да и мать не хотелось оставлять одну. О многом переговорили они такими вечерами. Теймур избегал воспоминаний о фронте. Он все чаще задумывался о том, как жили в тылу. Перед глазами почему-то всегда стоял старик с ящичком, - обмусоленные конфеты, ржавые иглы.
      - А как вы обходились? Неужели вам хватало пенсии?
      - Конечно, нет. Время было трудное. Не только нам - всем туго приходилось, - качала головой Джаваир. - Слава богу, твой брат уже тогда вел себя, как настоящий мужчина.
      - А что он делал? - поинтересовался Теймур.
      У старой Джаваир потеплели глаза.
      - Ты сам знаешь, в начале этой проклятой войны всего недоставало. Несчастные спички стоили пятнадцать рублей коробка. Вдруг, вижу - Сеймур домой деньги приносит. Достает из всех карманов, выкладывает на стол и говорит: "На, мама, трать на здоровье". - Я испугалась: откуда столько денег у него? А он смеется: "Не бойся, мама, это деньги честные, своими руками заработал".
      - Что же он, все-таки, делал?
      - А вот что, ты послушай только. Как это там у вас называется, патроны или гильзы? Сеймур собирал их около Волчьих ворот, на стрельбище, отрезал головки, приделывал фитили, кремни, колесики - получалась зажигалка. Потом продавал по тридцать-сорок рублей за штуку. Смотрю, и по ночам домой не приходит. Жду, бывало, до утра, уснуть не могу. Он видит - иссохлась я. Собрал свои железки и дома на кухне приспособился мастерить. Работал, тьфу-тьфу, не сглазить, на загляденье. Руки у него золотые.
      Джаваир помолчала и будто подытожила все сказанное:
      - Да, хороший сын вышел из Сеймура!
      Теймура взволновал рассказ матери, - брат, оказывается, чуть ли не с детства принял на себя все тяготы, стал мужчиной в доме, о матери заботился. А теперь хочет и старшего брата поддержать. Теймур, конечно, сразу догадался, чьи деньги мать предлагала ему на костюм. Если б не гибель отца, их семья могла бы быть такой счастливой!"
      Теймур встал, зашагал по комнате. А Джаваир опять поникла, в глазах затаилось какое-то тревожное предчувствие. Если бы ее спросили о причине беспокойства, от кого и откуда ожидает она опасности, не только другим, но и сама себе она не смогла бы ответить. Джаваир всегда к чему-то прислушивалась, как птица, предчувствующая бурю или землетрясение. Возможно, тревога ее шла от обостренной чувствительности, общего недомогания. А может, причиной была неустроенность Теймура?...
      Вскоре Теймур поступил на работу завгаром одного из крупных заводов. Хозяйство было довольно большое. Восемнадцать грузовиков, три автокрана, две легковые машины. А все стоит под открытым небом, вдоль полуразрушенных стен, запчастей нет, и на все вопросы о причинах беспорядка один ответ: "война".
      Теймур с первого же дня взялся за гаечный ключ и молоток. Конечно, это не входило в его обязанности, и шло больше от растерянности, от незнания с чего начать, как взяться за перестройку. Он будто наказывал себя - "Голова не работает, так пусть работают руки".
      А шоферам это пришлось по душе. Один из них плотный, круглый, как шар, - Алладин, который, несмотря на молодость, был отцом восьмерых детей, как-то в разговоре предложил убрать со двора хлам. И так, мол, "резины" днем с огнем не найдешь, а тут того и гляди на какую-нибудь железку напорешься. Теймур загорелся, ближайший выходной день объявил воскресником. Правда, пришли далеко не все, и от руководства завода влетело за самоуправство, но двор прибрали, бреши в ограде заделали и, самое главное, на гараж обратили внимание. Теймуру удалось достать компрессор, выхлопотать лес для навеса. Шоферы по своему почину смастерили у ворот большую голубятню, принесли каждый по паре голубей, и двор сразу ожил. Теперь даже после работы не хотелось уходить отсюда. Однако не всем по душе пришлись новшества. Кое-кто отлынивал от работы, держался особняком. Но Теймур никогда не жаловался начальству, да и вообще пока не придавал этому серьезного значения. Больше всех ему пришелся по душе - весельчак Алладин.
      Работал Алладин на директорском ЗИСе. Автомобиль старый, изношенный; целые дни приходилось возиться с ним, чтобы содержать в рабочем состоянии. Но даже это не портило настроения Алладину. Он всегда вел себя так, будто не был обременен заботами о большой семье, смеялся, шутил, повсюду находя повод для веселья. И жена попалась ему под стать, румяная, улыбчивая. Глядя на эту пару, невольно думалось: им никогда не состариться. Представляя детей гостям, Алладин пересчитывал их как на перекличке, шутливо приговаривая;
      - Вот эта родилась в Астаре, а тот в Масаллах, а вот эта - нухинка. А двойняшки родились в Евлахе. Словом, сплошная неразбериха и безобразие. Одно ясно, отец нигде не ладил с начальством, мотался по свету, как перекати-поле...
      Иногда Алладин отпрашивался по семейным делам и, возвращаясь, лихо подруливал к воротам гаража. Сначала Теймур не обращал на это внимания, но потом, когда просьбы участились, понял в чем дело и напрямик сказал Алладину:
      - "Налево" гонять машину не позволю.
      - А кто гоняет налево? Ты что? - притворно возмутился Алладин.
      Теймур сначала даже растерялся, до того правдоподобно получилось у Алладина. Но сейчас же взял себя в руки.
      - Ты что меня дураком считаешь?... Я же знаю.
      Алладин нахмурился.
      - А если ты не дурак, то для тебя не секрет, что на семьсот рублей с такой семьей, как моя, и святой не проживет. А голодать детям не позволю.
      - Послушай, Алладин, мы с тобой, как говорится, два бока одного яблока. Понадобись мне твоя помощь, разве ты пожалел бы для меня что-нибудь? Вот и я должен сделать для тебя все, что в моих силах.
      Алладин, не поняв куда клонит Теймур, с явным беспокойством посмотрел на него.
      - Слушай, что ты тянешь? Чем сто раз повторять "мус-мус", лучше один раз скажи "Мустафа". Ты же не сватаешься, чего же стесняться?
      Теймур помолчал, и, не глядя на Алладина, повторил: - Налево гонять ты больше не будешь. Не допущу. На вот, лучше возьми мою продовольственную карточку.
      Алладин вспыхнул.
      - Теймур, у меня на голове папаха, а не платок. Я - мужчина, сдохну, а свою семью прокормлю сам. Не даешь машину, пойду на пристань, грузчикам помогать.
      Он натянул кепку на глаза и ушел. Теймур не окликнул его, не извинился - этого он не умел.
      Теперь они стали видеться реже. Алладин заметно осунулся, больше не приглашал друзей к себе, не устраивал пирушек. Кто-то сказал Теймуру, что видел Алладина в порту. Теймур промолчал.
      В апреле ему предоставили отпуск для подготовки к экзаменам за первый курс. Заниматься приходилось днем и ночью, и все же чего-то будто не хватало. Иногда, почувствовав переутомление, Теймур садился в трамвай и ехал на другой конец города - в гараж. Но днем здесь, кроме молоденькой диспетчерши да голубей, которых становилось все больше, редко кого удавалось встретить. Теймур слонялся по двору, навещал голубятню, заходил в диспетчерскую, и снова торопился домой, к столу, заваленному книгами.
      Однажды он засиделся за полночь. Сеймур не мог спать при свете, молчаливо ерзал в постели. Теймур, тоже без слов, встал, завесил лампу газетой. Вскоре, почувствовав резь в глазах, он откинулся на спинку стула, зажмурился. Слышно было, как шуршит по виноградным листьям весенний ночной дождь. В соседней комнате тихо вздыхала во сне мать. Вдруг мерный шум дождя нарушился тревожным стуком в калитку. Теймур торопливо накинул пиджак, вышел во двор. У калитки стояли двое его шоферов.
      - Что случилось?
      - Да вот, товарищ Джангиров, прости, конечно, дело такое, понимаешь...
      Высокий, худощавый шофер осекся и обернулся к товарищу, словно прося поддержки.
      - Что же, все-таки, случилось, - повторил Теймур, чувствуя недоброе.
      - Алладин... - худощавый осекся и беспомощно всхлипнул.
      Теймур кинулся в дом и уже через минуту выбежал одетый. Не успел он вместе с шоферами дойти до калитки, как дверь на веранду распахнулась и показалась Джаваир в платке, накинутом на плечи.
      - Теймур, куда ты?
      - Надо срочно направить три-четыре машины в район. Если задержусь - не волнуйся, - прикрывая калитку, крикнул Теймур.
      На углу Советской их ждал грузовик. Шофер, нарушая правила, погнал машину против движения. На одном из перекрестков фары выхватили из темноты человека с огромным тюком на спине. Теймур узнал Меченого Шамси. "Куда он так поздно, да еще тюк тащит?..." - мелькнула мысль и тут же пропала. Грузовик все набирал скорость. Второй шофер, который до этого молчал, нервно затягиваясь папиросой, рассказывал, что произошло с Алладином.
      На заводе готовились к пуску нового цеха. Некоторые детали отливались в Кишлах. Надо было торопиться. Директор не покидал завода, он оставил и Алладина с машиной на ночное дежурство. Отливки некрупные, их можно было перевозить и на легковой. Директорский "ЗИС" курсировал между городом и Кишлами, перевозя детали по мере их готовности. В десять вечера Алладин отправился в последний рейс. А в первом часу из Кишлов позвонили, что отливки готовы, можно забирать. Директор удивился - машина давно послана. Знающие Алладина сначала подумали, что он встретил по дороге кого-то из своих многочисленных приятелей и застрял. Но потом вспомнили, что в семье Алладина ожидается девятый ребенок. Тут же послали человека к нему домой, но оказалось, что и дома Алладина не было с двенадцати часов дня. Это еще больше встревожило всех. Сообщили в милицию, вызвали трех шоферов - дружков Алладина, но и те не могли сказать, куда он девался. Один из них съездил в Кишлы и привез готовую деталь, а полчаса назад из милиции позвонили, машина и тело Алладина обнаружены в безлюдном месте, на окраине поселка Нардаран.
      Теймуру не раз случалось своими руками хоронить боевых друзей. Но ни одну из фронтовых потерь не переживал он так тяжело, как эту утрату в глубоком тылу.
      Алладин оставил восемь детей, скоро появится девятый. Что станет с ними? Почему-то вспомнились слова Алладина: "У меня на голове папаха, а не платок. Умру, а свою семью прокормлю сам". Он старался при каждом удобном случае подработать на стороне. И вот "подработал"... последний раз в жизни.
      Через сорок минут Теймур и его спутники были уже на месте происшествия. Фары грузовика осветили директорский "ЗИС", который стоял на скалистой площадке, вдалеке от шоссе. Возле него чернели милицейские мотоциклы. Оперативники и эксперты ходили вокруг машины, что-то отмеряли, фотографировали. Теймур подошел к капитану, - он был старшим по званию в группе милицейских работников, - представился.
      - Очень хорошо, - кивнул капитан, - сейчас опознаете труп.
      Теймур позвал было своих шоферов, но они сделали вид, что не расслышали. Теймур с капитаном подошли к чему-то продолговатому, что лежало возле машины, прикрытое мотоциклетным чехлом. Капитан включил карманный фонарик, отодвинул чехол. Алладин лежал на груди, неудобно повернув голову. На затылке отчетливо выделялся огромный оттек. В памяти Теймура невольно всплыл темный тупик, "Т'гахните его"... Алладина, видимо, ударили тем же предметом, что и его тогда. Неужели те же самые?... Если так, то они убийцы закоренелые, матерые, - капитан тронул Теймура за плечо. Тот медленно выпрямился:
      - Товарищ капитан, в армии я был разведчиком Может, я пригожусь? Конечно, одно дело - на фронте, а другое - здесь. Но...
      Капитан внимательно посмотрел на Теймура.
      - Если вы будете нужны, мы вызовем вас.
      Впрочем, он не возражал, когда Теймур вместе с ним подошел к машине. На полу, под задним сиденьем видны были следы грязных мужских ботинок, на переднем сиденьи валялось несколько растрепанных гвоздик. К капитану подошел немолодой мужчина в штатском, и они о чем-то заговорили вполголоса. Теймур ловил обрывки фраз.
      - Волос прямой, - сказал капитан, - причем, мне кажется, женский. - Он провел по переднему сиденью лучом электрического фонаря. - Вот здесь я нашел приколку.
      - Но почему женские туфли не замараны в грязи? - засомневался мужчина в штатском.
      Капитан после некоторого раздумья ответил:
      - Есть единственное объяснение: женщина села в одном месте, мужчины - в другом.
      Пожилой молчал, видимо, соглашаясь. И капитан, ободренный его молчанием, продолжил:
      - Во-первых, если бы с женщиной случилось что-нибудь, ее муж, родственники начали бы поиски и обязательно заявили бы нам. Во-вторых, если бы женщина не была сообщницей мужчин и ей удалось ускользнуть, она немедленно сообщила бы нам о происшедшем.
      - Ты прав, - кивнул собеседник капитана. - Приколка - не примета борьбы. Такие приколки можно найти в театрах, в кино после сеанса, дома после ухода гостей. Они легко выпадают из женских волос. Борьбы не было.
      Капитан подошел к раскрытому багажнику ЗИСа.
      - Вот здесь валялось шоферское удостоверение. Наверное, выпало из кармана, и на руках погибшего обнаружены синие борозды, оставленные туго стянутой веревкой.
      "Турач, Турач, - стучало в висках у Теймура, - это ее шайка". Он невольно сделал шаг к капитану, но мужчина в штатском окинул его ледяным взглядом, потом строго посмотрел на капитана.
      - Кто это?
      Капитан тихо ответил ему что-то и они отошли.
      Труп Алладина, покрытый чехлом, подняли и положили в кузов грузовика. Шоферы, с которыми приехал Теймур, еще плотнее захлопнули дверцы и отвернулись от окон, чтобы не видеть покойника. Теймур укоризненно посмотрел на кабину. Он поднялся в кузов и, присев рядом с трупом, оперся о борт. Машина двинулась к дороге, подпрыгивая на выбоинах. Мертвый Алладин бился затылком о настил, полные щеки его тряслись. Теймур отвернулся.
      Алладина похоронили. Шоферы, как полагается, устроили в складчину поминки на третий, седьмой и сороковой день. Вскоре после похорон жена Алладина родила девочку. Единственная дочь Алладина, которая родилась в Баку, так и не увидела своего отца.
      Теймура несколько раз вызывали в милицию, расспрашивали о поведении Алладина, его привычках. Постепенно сложилась такая версия: Алладин постоянно левачил. В тот вечер, полагая, что изготовление деталей задержится, решил воспользоваться свободным временем. Заметив у обочины шоссе женщину с букетом, которая подавала знак остановиться, он притормозил. Женщина просит подвезти, объясняет, что спешит на свадьбу или именины. Женщина стояла на обочине шоссе, туфли ее, естественно, не были грязными. Очевидно, она просила подвезти ее в Пиршаги, так как именно это ответвление магистрали при дождливой погоде утопает в грязи. У поворота им встречаются двое, а может, и трое мужчин. Женщина узнает в них своих знакомых, которые приглашены туда же, что и она. Пассажирка не внушает Алладину подозрений, поэтому он подбирает и мужчин. Те угрожают Алладину оружием, выводят его из-за руля, связывают и втискивают в багажник. Затем, развернув машину, мчатся в сторону Нардарана. Там совершают ограбление дома председателя колхоза Хаким-заде, забирают драгоценности, ковры. На обратном пути одна из камер спускает. Бандиты вытаскивают Алладина из багажника, приказывают сменить скат. Алладин, понимая в какую историю он влип, пытается бежать, но убийцы настигают его. Машину им приходится бросить. В двух-трех километрах от места происшествия они останавливают грузовик, убивают водителя Аршавира Мурадяна, затем едут кратчайшим путем к Локбатану, видимо, прячут там награбленное, спускают грузовик в овраг и, по всей вероятности, поездом возвращаются в Баку.
      Однако, обнаружить след преступников никак не удавалось. Это выводило из себя Теймура. Он чувствовал, что не успокоится, пока своими глазами не увидит преступников, пока не узнает, что эту проклятую девку и ее дружков расстреляли. Неужели у бандитов обыкновенные человеческие лица? И днем их не отличишь от любого из нас?
      Теймуру никого не хотелось видеть, он с утра до вечера просиживал в своей конторке, стараясь реже появляться среди шоферов. Однако и здесь мысли о нелепой смерти товарища не покидали его.
      Он считал своим долгом как можно чаще навещать семью Алладина. Но стоило ему взглянуть на детей, как в ушах звучал голос:
      - Вот этот родился в Астаре, эта в Масаллах...
      В райкоме очень удивились, когда Теймур Джангиров пришел с просьбой перевести его на другую работу. Но Теймур объяснил, что в гараже период восстановления уже кончился, дело там однообразное, не требующее большого напряжения. Хотелось бы работы поживей, погорячей.
      - Пошлите меня... хотя бы в угрозыск. Там я принесу больше пользы. И учусь я как раз на юридическом...
      В райкоме не возражали. И вскоре Теймур перешел на новую работу. За ним сохранили звание младшего лейтенанта, присвоенное на фронте.
      III
      Хорошо одетый парнишка, прячась за мусорными ящиками, сосредоточенно разминал что-то на ладони. В зубах пустая папиросная гильза. Привычным движением смешав анашу с табаком, он ловко стал набивать этой смесью гильзу. Судя по внешности, парнишка был из обеспеченной семьи. Он так увлекся своим занятием, что не заметил Теймура.
      - Что у тебя в руке?
      - Ничего! - Парнишка испуганно сунул руку в карман.
      - Тогда зачем прячешь?
      - А тебе что? - огрызнулся парнишка. - Не за твои деньги куплено.
      Теймур посмотрел ему прямо в глаза.
      - А на чьи же?
      - Папа дал.
      Вдруг сзади раздался шорох - Теймур невольно оглянулся. Огромный кот. тяжело вспрыгнул на мусорный ящик. Воспользовавшись моментом, подросток нырнул под руку Теймура - и был таков!
      Стоило Теймуру вспомнить этот случай и настроение у него сразу портилось.
      А ведь если подумать, эпизод с мальчишкой-анашистом и есть пока что самое "горячее" дело за все время работы Теймура в уголовном розыске. Нет, прежде не так представлялась ему эта работа. С каким волнением Теймур после почти двухлетнего перерыва вновь взял в руки оружие! Сжимая шершавую рукоятку пистолета, подумал: - "Теперь все в порядке. Ты нашел свое место".
      Для двадцатитрехлетнего романтика существовал только один тип преступников - бандиты, убийцы, грабители, от которых нужно очистить родной город. А вместо этого пришлось... Теймур невольно махнул рукой. Если и случается какое-нибудь интересное дело, то вести его поручают другим, более опытным оперативникам. Да и на улице кое-кто, узнав, что Теймур работает в милиции, стал сторониться его. Здесь, конечно, без Меченого не обошлось.
      Теймуру из жалости не хотелось бы встретить его имя в каком-нибудь уголовном деле, но Меченый, вместо того, чтобы не мозолить глаза, как назло, только и делал, что искал повода уязвить Теймура. Однажды Теймур возвращался из университета. Видя, что Шамси со своей компанией, увлеченные игрой в нарды, заняли весь тротуар, он решил обойти их стороной. Меченый презрительно осмотрел его и, когда Теймур уже прошел, ядовито бросил вслед:
      -Полаял, полаял да и пошел к лягавым...
      Видя, что Теймур пропустил это мимо ушей, кто-то из ребят хихикнул.
      - Глухота напала, слышать-то невыгодно, - поддел Шамси.
      Теймур повернулся, медленно подошел к нему. Еще на фронте Теймур приучил себя улыбаться в напряженные минуты. Это сначала и ввело в заблуждение Шамси, а когда он понял, что такая улыбка не предвещает ничего хорошего, было уже поздно. Быстрым рывком Теймур схватил его за ворот, тряхнул и припер к стене. Меченый завертел головой, пытаясь вырваться. Лицо его набрякло и побагровело так, что шрам уже не выделялся на нем.
      - Возьми свои слова обратно, - сквозь зубы процедил Теймур, все еще продолжая странно улыбаться. Ребята, столпившись поодаль, молчали.
      - Беру, - прохрипел Шамси.
      Теймур медленно разжал пальцы.
      - Это тебе дорого обойдется... - потирая шею, буркнул Меченый. - Ты еще вспомнишь...
      - Когда ты человеком станешь, дурак? Пора бы поумнеть уже! -Теймур плюнул и зашагал прочь.
      Иногда ему казалось, что Меченый связан с шайкой, которую он так хотел выследить. Но разве стал бы тогда Шамси приставать к нему, нарываться на скандалы? Однако, на всякий случай, Теймур решил присмотреться к Меченому.
      Как-то раз он обратился к брату:
      - Ты встречаешься с Шамси?
      - С каким Шамси?
      - Я говорю о Меченом.
      Вопрос показался Сеймуру странным, но он ответил сдержанно:
      - Что может быть у меня с ним общего?
      - А ты не знаешь, чем он занимается? - задал Теймур новый вопрос, словно не расслышав ответа на предыдущий.
      Сеймур пожал плечами.
      - Тебе это лучше знать.
      - Почему?
      Сеймур отвел взгляд и промолчал,
      - Ты что-то не договариваешь.
      - С чего ты взял? - нехотя отозвался Сеймур.
      Теймур чувствовал, что брат уклоняется от разговора, и поэтому еще более настойчиво продолжал:
      - А почему ты мнешься? Скажи прямо, в чем дело.
      Помолчав, Сеймур в упор посмотрел на брата.
      - Ходят слухи... Ну, в общем, говорят, что ты лезешь в чужие дела, кляузы строчишь...
      - И ты веришь? - вспыхнул Теймур.
      Сеймур опять замялся и, как бы извиняясь, ответил:
      - Твоя работа... То есть, виноват не ты, а работа твоя, - он опустил голову и добавил: - Мама очень тревожится, Теймур...
      - И мать, и ты... Вы все ошибаетесь... - Теймур недоговорил. - Да, и потом, не вечно же я буду в милиции. Закончу университет, перейду на другую работу.
      Сеймур просиял:
      - И у мамы тогда не будет горя!
      Теймур по вечерам часто задерживался на службе, допрашивал свидетелей, дежурил. Домой возвращался поздно.
      Однажды ночью, часов в двенадцать, когда он, миновав Советскую, проходил мимо пожарной каланчи, вдруг раздался женский крик. Теймур остановился. К нему бежала девушка, отчетливо стучали каблучки в ночной тишине. Сердце тревожно заколотилось, но Теймур привычно заставил себя улыбнуться.
      - Что случилось, сестра?
      - Нахалы! Нашли себе занятие!
      Услышав этот голос, Теймур нащупал в кармане пистолет.
      - Идемте. Не бойтесь, я провожу вас. Где вы живете?
      Девушка окинула его недружелюбным взглядом.
      - Спасибо, не беспокойтесь, - отрезала она.
      - Я не могу отпустить вас одну. Им ничего не стоит снова появиться. Если вы живете в этом районе, то сами знаете, сколько здесь хулиганья.
      - Ну и что же! - упрямо ответила девушка и вдруг спряталась за спину Теймура. Мимо них прошли двое молодых парней. Видимо, они-то и преследовали девушку. Один из парней, узнав Теймура, с подобострастно-нахальной ухмылкой произнес:
      - Добрый вечер, товарищ младший лейтенант, добрый вечер.
      Девушка с интересом посмотрела на Теймура, покачала головой:
      - Вы лучше бы очистили улицы от хулиганов. А я сейчас и без вашей помощи дойду до дома.
      Такое упорство задело Теймура.
      - Если не хочешь идти рядом, пройди, пожалуйста, вперед. Но пока не увижу, что ты вошла в дверь своего дома, я тебя из виду не выпущу.
      - Дело ваше, - небрежно бросила девушка и пошла в сторону Тазапирской мечети, вниз. На широком ремне, перекинутом через плечо, у нее висел плоский полированный ящик.
      "Что в этом ящике?" - заинтересовался Теймур и решил во что бы то ни стало заполучить его. Девушка нарочито не спешила. За всю дорогу она ни разу не обернулась к своему провожатому, хотя, конечно, все время слышала за спиной его шаги.
      Так они шли довольно долго, сворачивая из одного переулка в другой. Вдруг девушка обернулась, и Теймур едва не налетел на нее. Они остановились как раз на свету. "Очень хорошо, - подумал Теймур, разглядывая девушку. Теперь-то никогда не забуду. Да, хороша чертовка!".
      Девушка насмешливо выпятила нижнюю губу, чуть раскосые, искристые глаза ее щурились. Ростом она была невелика, едва достала бы Теймуру до подбородка. Но с каким независимым видом тряхнула она копной каштановых волос.
      - Что же вы стоите? Я уже дома - вы свой долг выполнили, можете идти.
      Теймур усмехнулся. "Ни разу не произнесла Р. Специально подбирает слова". Большой, не по годам грузный, он загородил девушке дорогу. Та удивленно вскинула тонкие брови.
      - Что еще? Ах, да... Я забыла сказать вам спасибо. Большое спасибо. Вот - моя калитка. Всего наилучшего.
      - Одну минутку... - Теймур задержал ее. - Извините, конечно, ответьте, пожалуйста, на один вопрос.
      Девушка недовольно поморщилась.
      - Ну, что вас интересует?
      Теймур кивнул на ящик.
      - Вы - художница?
      - Да.
      - Мы слыхали, что художники рисуют днем, при солнце, а ночью...
      Девушка перебила его:
      - Я была в училище, на экзамене...
      Теймур сдвинул кепку на затылок, улыбнулся. Курчавые негритянские завитки выбились из-под козырька, придав его лицу мальчишески-задорное выражение.
      - Простите еще раз, но нельзя ли узнать ваше имя?
      - Имя? Для чего вам?
      Девушка с явным интересом рассматривала Теймура; грубоватый крепыш с загорелым, скуластым лицом, глаза серьезные, даже какая-то горечь в них, нет, совсем не похож на тех, кто увивается за каждой юбкой.
      - Для чего вам мое имя? - повторила она.
      - Да так, на всякий случай. Хочу узнать, где можно посмотреть ваши картины...
      - Ну это уж слишком, - девушка возмутилась и попробовала отстранить Теймура. Но тот не двинулся с места.
      - Не забывайтесь! - она обожгла Теймура гневным взглядом и, вскинув голову, прошла мимо него, калитка хлопнула.
      "Что за черт!" - растерянно подумал Теймур. Он попробовал проанализировать свое поведение. - "Не рано ли было узнавать ее имя, адрес, - если это, конечно, Турач? А если, - нет?... Но ее крик о помощи, стук каблучков. И потом за всю беседу ни одного слова с буквой Р. Нет, не получится из меня оперативник! Я снова дал себя провести. Если это - Турач, представляю, как она сейчас смеется надо мной".
      Теймур все еще стоял на месте. Яркая лампа над калиткой погасла. Значит, никого больше не ждут. Свет оставляли только для нее.
      Усталый, расстроенный, Теймур побрел домой. Лег не раздеваясь, и сразу же уснул. Сквозь сон почувствовал, что с него осторожно стягивают сапоги. С трудом открыл глаза, приподнялся. Потрепал волосы Сеймура.
      - Не надо, мне скоро вставать - до утра немного осталось.
      - Хоть пару часов поспи нормально, - заворчал Сеймур. - Ты совсем измотался.
      - Знаешь, я, кажется, нашел ее...
      - Кого? - удивился Сеймур.
      - Наводчицу шайки... что убила Алладина и Мурадяна.
      Сеймур присел на коврик, обхватив руками колени, как ребенок, приготовившийся слушать увлекательную сказку.
      - А разве ты видел ее?
      - Нет, видеть не видел...
      - Откуда же ты знаешь, что нашел именно ее?
      Полусонный Теймур чуть было не сказал, что ему знакомы ее голос и уловки, и даже кличку ее он знает. Но тут же сообразил, что если раньше не рассказал брату эту историю, то теперь уж не стоит. Запнувшись, он только пожал плечами.
      - Я и сам не знаю. Но так уверен...
      - А как зовут ее - ты узнал?
      Теймур посмотрел на брата из-под тяжелых век и не сдержал усмешки:
      - Так она и скажет!...
      - Правильно, не скажет, - разочарованно протянул Сеймур. - Эх, если бы я был с тобой!
      - А что бы ты сделал?
      - Я бы... - встрепенулся Сеймур.
      Теймур ласково посмотрел на возбужденное лицо брата.
      - Ладно, давай спать. Мне надо встать пораньше. Сеймур разбудил его, когда за окном еще только светало. Теймур мычал, прятал голову под подушку. Но Сеймур не отставал.
      - Вставай, вставай. Ты же сам хотел пораньше.
      В паспортном столе никого еще не было. Пришлось подождать. Но уже через полчаса Теймур выяснил, что интересующий его дом занимает учитель музыкальной школы по классу тара Беюкага Ашраф-заде с семьей. Жена домохозяйка, дочь - Ляман, - студентка художественного училища, сын Нариман - ученик седьмого класса.
      Не дождавшись прихода начальника своего отдела, Теймур поспешил в художественное училище. Выяснить нужно было многое.
      В какую смену учится Ляман Ашраф-заде? Действительно ли вчера она до двенадцати ночи находилась в училище на экзамене? С кем дружит, где бывает?
      Скоро Теймур уже стучался в кабинет завуча. Навстречу ему поднялся седой, несколько болезненный и, видимо, раздражительный мужчина лет пятидесяти-шестидесяти. Глянув на удостоверение Теймура и выслушав его просьбу охарактеризовать Ляман Ашраф-заде, он снял очки, прищурился и с легкой иронией спросил:
      - Позвольте узнать, в чем заключается прегрешение нашей Ляман?
      - Ничего особенного. В наши задачи входит не только борьба с преступниками, но и воспитание молодежи.
      Завуч насмешливо хмыкнул - этот сотрудник уголовного розыска сам был не намного старше Ляман.
      - Но что предосудительного все же допустила наша студентка? - уже без улыбки поинтересовался он. - Ашраф-заде из очень хорошей семьи. Я знаю ее отца, прекрасный тарист и опытный педагог. Сама Ляман, правда, несколько остра на язык, но это, по-моему, от повышенного интеллекта.
      Такая характеристика совсем сбила с толку Теймура. Завуч, нервно переставляя предметы на столе, повторил: - Так что же сделала наша Ляман?
      - Собственно говоря, ничего. Но вчера я встретил ее поздней ночью, одну, в нагорной части города. Мне показалось странным...
      - А что же странного? Ляман живет в тех краях.
      Теймур нахмурился, стараясь не замечать раздражения завуча, спросил:
      - Скажите, вчера у нее был экзамен?
      - Был.
      - А в котором часу закончился?
      -Часов в девять вечера.
      - В девять? А потом? Может, занятие кружка, собрание?...
      - По-моему, нет. А, впрочем... - завуч порылся в папке, надел очки. Вчера у них было комсомольское собрание.
      - Ляман - комсомолка?
      - А как же!
      - Гм... Нельзя ли выяснить, сколько длилось это собрание?
      Завуч нажал кнопку звонка. В кабинет вошла женщина в синем халате.
      - Гюльназ, когда кончилось вчерашнее комсомольское собрание четвертого курса?
      Женщина с любопытством покосилась на Теймура и, улыбнувшись, ответила:
      - Они и пятнадцати минут не сидели. Это даже, не собрание было, а как его... сообщение. А что?
      - Ничего. Спасибо, можешь идти, - кивнул завуч.
      Гюльназ вышла. Теймур встал, натянул кепку. Поднялся и завуч.
      - Ну, надеюсь, теперь ваши сомнения рассеялись?
      - Осталось узнать, где ваша студентка была и что делала между девятью и двенадцатью?
      Завуч укоризненно покачал головой.
      - Товарищ младший лейтенант! Она ведь не дитя! Почему вы считаете, что вчерашнее происшествие бросает тень на девушку? Знаете, прежде, чем заняться воспитанием других, следует самому...
      Теймур чуть не выпалил, что в бандитской шайке действует такая же, приличная с виду, девушка, но сдержался.
      - Поверьте, никаких дурных намерений я не имею...
      - Имеете, или нет, - перебил его завуч. - Какое... (наверно, он хотел сказать "вам", но, смягчив резкость, произнес "нам"). - Какое нам дело до того, где была девушка после экзамена? Может, в кино, может, у подруги. Мало ли куда может пойти девушка, когда экзамен сдан на отлично и ей уже девятнадцать лет!
      Теймуру на мгновение показалось, что завуч знает, где была его студентка, но почему-то скрывает это. Он пристально вгляделся в желчное лицо.
      - Зачем скрывать что-то от работников милиции? Разве это не странно?
      Завуча взорвало:
      - По-моему, товарищ работник милиции, вы просто ищите приключений. Но наше училище - место неподходящее. Ищите в другом месте. Всего хорошего. Прошу... - он распахнул дверь.
      Спускаясь по лестнице, Теймур чуть не столкнулся с Ляман. Она, казалось, нисколько не удивилась, откинула со лба каштановую прядь и, не скрывая иронии, улыбнулась.
      - А, лейтенант! Какими судьбами? Что, надумали стать художником?
      Теймур постарался ответить ей в тон:
      - Что же тут особенного?
      - И давно вам это пришло в голову?
      - Во время вчерашней встречи.
      Насмешливость девушки вдруг потеряла оттенок дружелюбия.
      - Мне очень хотелось бы, чтоб наше свидание так и осталось последним.
      Теймур решил произвести психологический опыт. Глядя на нее в упор, он медленно произнес:
      - Нам давно известно твое имя.
      - Давно? Вам? - слегка смутилась Ляман. - Ну и как меня зовут?
      - Турач!
      Девушка звонко рассмеялась.
      - Над вами пошутили...
      Теймур не сдавался.
      - Значит, у вас одно имя - Ляман?
      - Да. - Взбежав по лестнице, она обернулась, - и, пожалуйста, забудьте его!
      Собственное поведение вдруг представилось Теймуру сплошной цепью ошибок. Во-первых, неуместное любопытство к этюднику. Вряд ли там могло быть что-нибудь предосудительное. А к чему понадобилось учинять допрос? "Откуда идете, как вас зовут?" Грамотный оперативник вел бы себя иначе. Но если бы он не стал провожать девушку, а следил за нею издали, разве она не заметила бы этого? Пожалуй, желание проводить выглядело гораздо естественнее. Пристал, мол, простачок. Девушка вполне могла предположить, что просто понравилась ему.
      Теймур почесал в затылке, - кажется, так и есть! И отсюда все ошибки.
      Теймуру теперь казалось, что он все время подсознательно понимал, эта девушка - не преступница. Его действительно интересовало, где была Ляман с девяти до двенадцати, и почему она сказала, что задержалась на экзамене. Но кого это интересовало? Теймура или младшего лейтенанта Джангирова? Да, здесь было от чего почесать в затылке.
      Разумеется, у себя в отделе Теймур ни словом не обмолвился об этом случае. И все-таки, где же находилась Ляман с девяти до двенадцати?
      Однако, работа в милиции-дело хлопотное, требующее большой самоотдачи. Теймур снова вел проверки, наводил справки, писал протоколы, снимал показания, дежурил. Но даже и после дежурства он делал крюк, чтобы пройти мимо художественного училища.
      * * *
      Был конец октября. Норд со свистом мел бакинские улицы, прижимая прохожих к стенам, срывая с них шляпы и косынки. Теймур возвращался с очередного задания, нахлобучив кепку и плотнее запахнув дождевик. Даже его, - крупного и плотного, - ветер чуть не валил с ног. А каково другим? Вон у стены полусогнутая фигурка девушки, к груди она прижимает холст, натянутый на подрамник - чуть ли не вдвое выше ее самой. Вот-вот холст улетит и унесет с собой девушку. Теймур поспешил на помощь, обеими руками обхватил подрамник и наклонился к девушке, по лицу ее метались волосы, концы платка.
      Девушка, придерживая рукой платок, подняла голову.
      - Ляман!
      - Вы? Опять! - она задохнулась то ли от негодования, то ли от ветра. Потянула подрамник к себе, но ветер, словно сговорившись с младшим лейтенантом, вырвал у нее из рук холст. Теймур подхватил его.
      - В какую вам сторону?
      - На Верхнюю Нагорную, - неохотно ответила Ляман, уступая не столько упорству Теймура, сколько натиску ветра.
      - Куда, куда?
      Теймур чуть не подпрыгнул от радости. Он не верил своим ушам: девушка отчетливо произнесла "р".
      - На Верхнюю Нагорную, - повторила Ляман, недоуменно глядя на просиявшего Теймура, - а что?
      - Ничего, просто нам по дороге.
      С плеч Теймура будто бы гора свалилась. Он вспомнил первую встречу тогда Ляман шла впереди, а он за нею. Сегодня они поменялись местами. Ляман шла сзади, поневоле прячась за его широкой спиной. Так они прошли почти половину Верхней Нагорной. Ляман тронула Теймура за локоть:
      - Мне сюда.
      Она остановилась около невзрачного двухэтажного дома. Теймур подал ей подрамник. Ляман кивнула и скрылась в парадном. Теймур повернулся спиной к ветру. Норд бесчинствовал вовсю, словно упиваясь своей безнаказанностью. В довершение всего вдруг хлестнул дождь.
      Крупные капли секли карнизы домов, тротуары и последних прохожих как будто смыло дождем, Вскоре по Верхней Нагорной, гремя мелким булыжником, понесся веселый поток.
      Ляман вышла через полчаса и первое, что она увидела сквозь серую сетку дождя, - высокую мужскую фигуру в плаще. Ляман не знала, сердиться ей или смеяться. Она подняла воротник и решительно зашлепала по лужам. Теймур двинулся за ней.
      На ходу он снял с себя плащ, накинул ей на плечи. Ляман промолчала. Непомерно большой дождевик, шлейфом развивался за ее спиной. Ветер забивал дыхание. Ляман остановилась, тронула рукой намокшие волосы.
      - Что? - участливо улыбнулся Теймур.
      - Возьмите свой плащ.
      - Не беспокойтесь, у меня пиджак плотный.
      По его лицу сбегали дождевые струйки. Ляман по-смотрела на него и улыбнулась.
      - Хотите, я вам скажу, где была тогда с девяти до двенадцати? Хотите?
      Теймур пожал плечами, стараясь не выдать волнения.
      - Я была тогда в том же доме, что и сегодня, у нашего завуча. Скажите, почему вы следите за мной?
      - Придет время, объясню, - Теймур постарался вложить в этот уклончивый ответ, как можно больше доверия, - обязательно объясню.
      Но девушка недовольно повела плечом.
      - Мы больше никогда не встретимся и вы ничего не объясните мне, если даже вам захочется. Да я и не нуждаюсь в ваших объяснениях! А чтобы окончательно рассеять ваши подозрения, я расскажу вам, зачем хожу в этот дом. Ведь вас это интересует? Но имейте в виду, я рассказываю вам... - Она помедлила, подыскивая подходящее слово, - как представителю власти. Надеюсь, вы сохраните эту тайну. На работе вас, наверное, этому учат?
      Теймур кивнул.
      - Наш завуч, - продолжала Ляман, - тяжелый человек, он ни с кем не ладит. Жизнь сложилась неудачно. В молодости несколько работ жестоко раскритиковали, никто не поддержал его. Одним словом, подбили крылья. А ведь у него смелая кисть, отличный вкус. Но он разуверился в себе. Искусства, правда, не бросил, стал преподавателем. - Ляман увлеклась, она уже не замечала ни дождя, ни ветра. - Однажды он заболел, я решила навестить его, ведь он - одинокий. Какой хаос царил у него дома! Все убого, запущено. Он сам, кутаясь в старое одеяло, что-то набрасывал на картоне. Я успела рассмотреть - снежные горы, и на вершине самой высокой девушка, широко раскинув руки, словно желая обнять всю землю, или же взлететь. Правда, в этом было что-то от символистов. - Ляман вдруг прервала рассказ, пытливо и слегка растерянно посмотрела на Теймура.
      - Вам понятно, о чем я говорю?
      Теймур смущенно улыбнулся, кивнул:
      - Ничего, ничего, рассказывайте.
      Но девушке уже расхотелось продолжать разговор, казалось даже, она сожалеет о сказанном.
      - В общем, я решила расшевелить его. Мы часто беседуем с ним, он делится своими замыслами, рассказывает о поисках. Эти беседы обогащают меня больше, чем лекции. Но его нельзя надолго оставлять одного. Он сразу же падает духом, начинает называть себя неудачником. Поэтому я стараюсь бывать у него каждый день. Вот и все.
      Ляман протянула Теймуру плащ.
      - Спасибо. Я уже почти дома. Надеюсь, теперь ваши подозрения рассеялись. - Она привычным движением толкнула свою калитку. - Прощайте. На какую-то минуту задержалась. - И не ищите встреч со мною, поверьте, это бессмысленно.
      Хлопнула калитка.
      IV
      Арестованный сидел, развязно закинув ногу на ногу и положив руку на спинку стула.
      - Значит, все забыл - и фамилию, и даже собственное имя? - с улыбкой спросил следователь Самедов.
      - Имен-то не одно, не два - много! Как же их все запомнить? - нагло усмехнулся подследственный.
      - Кличек бывает много, а имя у каждого человека одно.
      - Тебе виднее, начённик, ты ученый... Только меня, кто как хотел, так и называл.
      Самедов с трудом сдержался.
      - А почему же тебя не называли твоим собственным именем?
      - Потому, что не знали.
      - Но ты-то ведь знаешь свое имя.
      Парень поднял худые, узкие плечи, задумался.
      - Нет, - не знаю, забыл.
      Самедов стукнул по столу кулаком.
      - Хватит кривляться! Фамилия, имя, отчество? Арестованный посмотрел на следователя, укоризненно - покачал головой.
      - У нас разговор не получится, начённик. У меня память слабая, а у тебя нервы...
      Он встал с таким видом, будто его незаслуженно обидел приятель и он уходит, чтобы не связываться.
      Самедов вышел из-за стола, тяжело навис над арестованным.
      - Когда ты шел за солью, я уже возвращался. Понял? Ты Алибала Мамедшир оглу Асадов, бандит и дармоед! Понял? Садись! - Алибала сел, привычно подобрав полы пиджака, словно опустился не на стул, а собирался присесть на корточки, поиграть в "джа"1.
      - Год, место рождения?
      - Не помню.
      - Вот что, Асадов, хватит дураком прикидываться. Последний раз предупреждаю, брось волынку. Мы все знаем.
      Алибала насупился.
      - Нет, начённик, когда я скажу, тогда и узнаете. А я...
      - Короче! - перебил Самедов.
      - Можно и короче. Того сазана я почистил.
      - Один?
      - Да.
      - Откуда ты знал, когда бывает инкассатор в сберкассе?
      - Я давно за ним хожу.
      - И сколько дней ты выслеживал его?
      - Не помню...
      Самедов тяжелым взглядом придавил Алибалу, и тот обмяк.
      - Ну, дней десять-пятнадцать...
      - Хорошо. А где ты взял машину?
      - Угнал.
      - А кто вел машину?
      - Я.
      - Где же ты научился водить?
      - Да на нашей улице кинешь камень в собаку - попадешь в шофера. Там и научился.
      - Кто был в машине кроме тебя?
      - Никто.
      - Врешь, Асадов. Полдюжины таких, как ты, надо чтобы инкассатора свалить. Говори, кто был с тобой?
      Молчание.
      - Смотри, Асадов, себе же хуже делаешь. Мы знаем что ты был не один.
      - Чего мокрому дождя бояться? А что не один был, - докажи. Это тебе не мое имя, фамилия! Пошел, прочитал в домовой книге и готово. Здесь потруднее, начённик. Я говорю, был один. Ты говоришь, не один. Ищи, найдешь и дело с концом. А не найдешь, будет по-моему.
      - По-твоему не будет! - ударил кулаком по столу Самедов и вдруг сорвался на крик, - ты у меня...
      Теймур поморщился, - сейчас на арестованного как раз бы подействовала спокойная, уверенная в тебе сила.
      Следствие по делу об ограблении инкассатора очень интересовало Теймура. Дело это вел старший оперуполномоченный Тарланов, который несколько раз брал его с собой на проведение интересных операций.
      Теймур внимательно присматривался ко всему. Первое время он восхищался Тарлановым. Ему даже казалось, что если описать опыт этого виртуоза, получится отличное руководство для молодых оперативников. Особенно Теймура поразило, с какой легкостью капитан Тарланов находил общий язык, буквально, со всеми, подключая к своей работе самых различных людей. Одни сообщили ему, что слышали крик инкассатора, другие видели, как "эмочка" пронеслась по Буйнакской улице, а кто-то даже успел заметить номер. Так же быстро ориентировался Тарланов и в Бинагадах, где нашли в овраге оглушенного инкассатора. Стрелочница узкоколейки, охранник магазина, шоферы - все превратились в его помощников. Но самая ценная информация поступила от одиннадцатилетнего Павлика Сорокина. Он вел сестру из детского сада, видел машину с погашенными фарами, которая пронеслась мимо, и резко затормозила невдалеке. Из машины, по его словам, кто-то выпрыгнул и бегом бросился к лесопилке. У неизвестного в руках было что-то тяжелое. Этот предмет бил его по ногам, мешал бежать.
      Тарланов вел поиск по горячим следам и двое преступников вскоре были схвачены. Казалось бы, все в порядке - грабители арестованы, сумка инкассатора возвращена государству, а к списку раскрытых дел прибавилось еще одно.
      Но Теймуру казалось сомнительным, чтобы эти двое - Асадов и шофер Атамогланов - оба тощие, малорослые, смогли справиться с инкассатором, который был мужчиной богатырского сложения. Оглушить его, быстро втиснуть в машину, удерживать там, а потом оттащить так далеко от дороги - вряд ли им это было под силу. По заявлению Павлика Сорокина, - из машины выбежал один человек. Но разве остальные не могли в это время выскочить с другой стороны? В таком случае мальчик и не смог бы их заметить.
      Однако, капитан Тарланов, не особенно углубляясь в суть дела, удовлетворился тем, что предъявил обвинение двоим.
      Сам того не замечая, он наглядно показывал своему восприимчивому ученику не только, как надо работать, но и как работать нельзя. Беда заключалась еще и в том, что с Тарлановым невозможно было спорить. Во-первых, потому что благодаря темпераменту и острому уму, он мог с успехом защищать любую, заведомо ошибочную точку зрения. А во-вторых, Тарланов был вполне искренне убежден, что у себя в отделе его критиковать некому. "У кого наибольший процент раскрытых дел? У капитана Тарланова. Чего же еще?"
      Теймур присутствовал при всех допросах. Его особенно интересовало, что принесет очная ставка Асадова с шофером Атамоглановым. Подследственных содержали раздельно, один не знал о поимке другого. Но стоило следователю Самедову свести их вместе, Асадов, подсказывая своему напарнику, как надо держаться, сразу же выпалил:
      - Вспомнил, наченник, твоя взяла, мы вдвоем того "сазана" обтяпали.
      Самедов в сердцах ругнулся сквозь зубы. Но дальше копаться не стал. И вскоре следствие было прекращено. Не мог Теймур в душе примириться с этим. Ведь обвинив только двух, Тарланов и Самедов тем самым избавляли от наказания остальных преступников. Теймур даже пробовал обращаться к университетским преподавателям, но их ответы носили слишком общий, отвлеченный характер.
      А дома его встречали печальные глаза матери.
      - Ты уж прости меня, сынок, но что за работу ты выбрал? Тебе покоя нет и людям горе.
      - Не мы людям приносим горе, - мягко возражал Теймур, но постепенно голос его твердел. В такие минуты он еле удерживался, чтобы не рассказать матери о первой ночи своего возвращения.
      - Да я ведь чего боюсь, сынок? Проклятий боюсь: разве матери арестантов не проклинают тебя? Врагов ты себе наживаешь. Поймал ты одного бандита, а его родня мстить тебе будет. Вдруг с тобой что-нибудь случится? Легко ли мне, матери? Целыми днями пропадаешь, а мне покоя нет. И ночью уснуть не могу. На войне был, пришел, слава богу, с нее, а теперь опять... Я каждый день тебя на эту работу, как в бой, провожаю.
      "Вот в этом ты, пожалуй, права", - подумал Теймур, целуя мать в опухшие глаза. - "У нас каждый день - бой!".
      В последнее время, присматриваясь к родному кварталу, он уже не находил его таким же привлекательным, как в детстве. Кривые переулки, горбатые заборы, глухие двери. Дома, домики, домишки, одноэтажные, настороженные, недружелюбные. Они словно перессорились между собой и поотворачивались в разные стороны. Каждый "украшенный" колючей проволокой забор, каждое зарешеченное оконце, будто кричит: "Это - мое", "Тебя не касается!" "Меня не тронь - и я не трону". Дали бы волю, Теймур переломал бы все ограды и решетки. Но... если б преступления зарождались лишь здесь, в лабиринте узких улочек, это было бы понятно. Так ведь и внизу, в городе прекрасном, светлом, на широких, продуваемых морским ветром улицах, тоже немало тех, чьими делами ему приходится заниматься каждый день.
      Почему?... Почему это так?
      Теймур искал ответа на улицах, в учебниках, читал Горького, Достоевского, Драйзера, сравнивал, сопоставлял. Он с горечью признавался себе, что до сих пор его познания в художественной литературе почти не выходили за рамки школьной программы.
      Почему Ляман тогда с недоверием спросила "Вам понятно?" Из-за внешности что ли?
      Конечно, Теймур выглядел рядом с ней грубоватым. Но что в этом удивительного? Он знал ледяную оконную грязь, голод, нож хирурга. Долгие месяцы он приучал себя к мысли о смерти. Она стала будничной, каждую минуту подстерегала его в боях и только чудом промахнулась в тылу. Как все это не вязалось с образом Ляман! Когда Теймур кидался из боя в бой, Ляман слушала ласковые голоса родных и звуки мелодичного тара. Разумеется, винить ее за это было глупо. Но разница между ними была и большая. Ляман не подчеркивала своего превосходства, только спросила: "Вам понятно?", скользнув по его лицу спокойным взглядом.
      И Теймур восстал - но не против Ляман, нет, против своей ограниченности. Ведь мир состоит не только из преступников и тех, что за ними гоняется. Возможно, если бы он знал, что такое символизм, их знакомство с Ляман не оборвалось бы так быстро. Перед глазами вставало ее лицо с капельками дождя на ресницах. "Не ищите встреч со мною". "Ну, и не надо, хмурился Теймур, - и не буду".
      * * *
      Ватага подростков облепила трамвай. Двое сорванцов весело подпрыгивали на заднем буфере. Кондуктор безуспешно доказывала им что-то через стекло. И вдруг милицейский свисток. Ребята сразу же бросились врассыпную. Грузный, немолодой уже милиционер и не рассчитывал поймать всех, он погнался за одним, спина которого мелькала среди прохожих. Как всегда в таких случаях, посыпались насмешливые реплики, но нашлись и добровольные помощники. Они-то и передали нарушителя в руки запыхавшегося постового. Мальчишка выглядел на редкость опрятно - таких обычно дразнят маменькиными сынками. Только одетая задом наперед кепка выдавала отчаянный нрав ее владельца. Милиционер ухватил его за рукав. "Пойдем в отделение". Мальчишка вырывался, заученно хныкал до самого отделения; "Дядя, отпустите, я больше не буду". Теймур невольно улыбнулся, но вдруг заметил, как мальчишка бросил что-то в кусты у входа.
      - Стой!
      В рыхлую осеннюю землю до половины лезвия вонзилась небольшая финка с рукояткой из цветного плексигласа.
      Парнишку сдали в детскую комнату; Теймур поблагодарил постового и поручил дежурной вызвать родителей.
      Через час раздался телефонный звонок.
      - Вы просили...
      - Да-да, - вспомнил Теймур. - Кто пришел, отец или мать?
      - Сестра, товарищ Джангиров.
      - Зовите.
      В комнату вошла девушка... Теймур чувствовал, что его лицо расплывается в глупой улыбке, но ничего не мог с собой поделать. За спиной Ляман шмыгал носом и размазывал слезы по лицу виновник встречи.
      Теймур первым нарушил молчание.
      - Здравствуйте, Ляман, - он растерянно потер лоб, спохватился. Садитесь, пожалуйста.
      Ляман не ответила на приветствие, не обратила внимания на стул. Забыв о присутствии младшего брата, она сразу же выложила все, что было у нее на душе.
      - За всю жизнь я всего один раз была в милиции, и то когда получала паспорт. Зачем вы меня вызвали сюда? Я же просила вас оставить меня в покое! Если уж на то пошло, могли бы подкараулить меня у дверей училища, или задержать на улице. У вас это великолепно получается! Но чем виноват Нариман? При чем тут ребенок?
      Теймур слушал ее, не перебивая, и только, когда она остановилась перевести дух, жестко произнес:
      - Так называемый "ребенок", виноват меньше, чем ваши родители и вы, гражданка Ашраф-заде.
      Подчеркнутая официальность тона отрезвила Ляман.
      - Я же и виновата?
      - Да, вы. Ведь вы отлично можете воздействовать на людей даже гораздо старше вас...
      - На кого? - не поняла девушка.
      - Ну, хотя бы на вашего завуча. Лучше бы вы так же энергично взялись за собственного брата. Смотрите, что он носит в кармане.
      Теймур положил на стол финку.
      - Это не моя... - шмыгнул носом Нариман.
      - А чья же?
      Мальчишка молчал, опустив голову, грыз ногти. Ляман нервно отвела его руку.
      - Не кусай ногти... Сколько раз говорили - Арестун тебе не компания! Это его нож?
      - Вы знаете того мальчика? - насторожился Теймур,
      - А как же! У них вся порода такая... - Ляман вдруг запнулась.
      - Кто его родители?
      - Откуда мне знать!?
      Теймур повернулся к ее брату.
      - Как фамилия Арестуна?
      - Намазов, - нехотя ответил мальчик.
      - Вы знаете, где работает Намазов? - обратился Теймур к девушке.
      Ляман смутилась.
      - Не знаю. У нас никто не интересуется, чем живут соседи. И вообще... Я сюда пришла не для того, чтобы разводить сплетни.
      Теймур невесело усмехнулся.
      - Насколько я помню, до нашей первой встречи вы были на комсомольском собрании. И вы, комсомолка, хотите остаться в стороне, зная, что ваш сосед Намазов занимается темными делами...
      Ляман вспыхнула.
      - Темные дела - это по вашей части. Меня Намазов не интересует. А что касается моего брата, - по-моему, не стоит делать из мухи слона. Ведь это обычная для всякого мальчишки тяга к оружию. Конечно, дома он за это еще получит. Но неужели вы думаете, что мой брат - убийца? Впрочем, у вас уже вошло в привычку все преувеличивать. Из меня вы тоже чуть не сделали преступницу!...
      И решив, что на этом разговор окончен, взяла брата за руку. Она уже переступила порог, когда Теймур остановил ее.
      - Есть пословица: по капле озеро собирается. Я вижу, вы не хотите помочь нам. Что ж, это дело вашей совести. Но что касается вашего брата, советую уделять ему больше внимания...
      Ляман повела плечом.
      - Вы все сказали?
      - Да.
      В коридоре Ляман на минуту задумалась и, будто вспомнив что-то, усадила брата на скамью.
      - Посиди здесь, я сейчас. - Она постучалась в дверь. - Можно?...
      Теймур удивленно поднялся ей навстречу.
      - Да, конечно. Входите.
      Ляман рассказала все, что знала о Намазове. Сосед занимается подозрительными делами. К нему ходит много людей, видимо, перекупщики и спекулянты. Младший сын его - Арестун - первый хулиган квартала. Теймур делал пометки у себя в блокноте. Иногда задавал вопросы.
      - Как по-вашему, где чаще всего бывает Намазов?
      - Конкретно не скажу. Но несколько раз я видела его на Кубинке.
      - А зачем вы сами ходили на эту толкучку?
      - Как - зачем? Кто же не знает, что самые хорошие вещи в Баку сплавляются из магазинов на Кубинку.
      - Гм... У Намазова есть еще дети, кроме Арестуна?
      - Да. Тоже сын. Примерно, вашего возраста.
      - А сколько мне по-вашему?
      - Двадцать два, двадцать три.
      - Ну, спасибо. Другие щедрее вас - мне дают и тридцать пять.
      Ляман покачала головой.
      - Ведь я художница, портретистка - мне трудно ошибиться...
      - Хорошо. А где работает старший сын, не знаете?
      - Кажется, на железной дороге проводником.
      - Спасибо. Вы можете идти.
      Теймур, склонив голову, записывал что-то в блокнот. Но Ляман не уходила. Ее внимание привлекли волосы Теймура, жесткие и курчавые, как у негра.
      - Разрешите и мне задать вопрос?
      Теймур вскинул голову.
      - Пожалуйста.
      - Помните... в ту ночь, когда мы впервые встретились, вы действительно заподозрили меня в чем-то? И потом только поэтому приходили в училище наводить справки?
      - Да, было такое... - виновато вздохнул Теймур.
      Ляман надменно прищурилась.
      - И в чем же вы меня подозревали?
      Теймур покачал головой.
      - Не могу... К сожалению, пока не могу вам сказать. Может быть, потом...
      - Вы полагаете, что мы еще встретимся?
      - Все зависит от случая.
      - Тогда я постараюсь, чтобы Нариман вел себя примерно и не водился с Арестуном.
      - Очень хорошо... - кивнул Теймур. - Только у меня к вам одна просьба; объясните как-нибудь Нариману, чтобы он ничего не рассказывал своим приятелям.
      - Понятно, - напряженно улыбнулась Ляман. - Не беспокойтесь...
      К концу дня Теймур подошел к Тарланову. Капитан, выслушав его, задумчиво побарабанил пальцами по столу.
      - На Кубинке говоришь?... Намазов... Намазов..., уж не "Зуб" ли это?
      V
      Гаджи Алекпер Намазов, сгорбившись на стуле, слов но не замечал роющихся в его добре милиционеров. Потрепанная одежонка, покрытые седой щетиной ввалившиеся щеки, и особенно один-единственный, желтый и длинный зуб, уныло свисающий с верхней челюсти, - все в этом старике вызывало гадливую жалость. То ли от неожиданного потрясения, то ли притворяясь, старый пройдоха вел себя странно, - он рассеянно улыбался, что-то прикидывая в уме, шевеля губами, и сокрушенно хлопал себя по старому колену. Каверзные вопросы Самедова не действовали на него. Следователь уже начинал нервничать.
      - У тебя, старик, такое богатство, что же ты зубы себе не вставил?
      - Зависти боялся, детка, зависти! Увидели бы люди новые зубы - и подвал, где сейчас твои ребята копаются, давно открыли бы, и не моим ключом.
      Самедов с невольным уважением посмотрел на изворотливого противника, повертел в пальцах карандаш.
      - Как же ты, все-таки, без зубов обходишься? Трудно ведь...
      - У меня желудок привычный, камень проглочу - переварит.
      - Поэтому ты и хапал ворованное, думал - не застрянет?
      Гаджи Алекпер на мгновение растерялся, заморгал красными веками. Но быстро справился и заговорил назидательно, почти ласково:
      - Не пройдет, детка, зря стараешься. Я же сказал, - астарвещник я. (Гаджи Алекпер и не подозревал, что существует слово "старьевщик", и присвоил себе звание, производное от привычного каждому бакинцу выкрика: "А стары вещи!" которым пожилые агенты утильсырья оглашают городские дворы. Сочетание "а стары", наверно, напоминало ему азербайджанское "астар", что значит "изнанка"). - Астарвещник разве у одного покупает? Разные вещи разные люди. Откуда я знаю, кто воровал, кто не воровал?
      Самедов прищурился:
      - Значит, ты астарвещник? И разбираешься в сереб ряной посуде, и в коврах. Золоту цену знаешь, хрусталю, фарфору?
      - А что же здесь такого, детка? Я с детства обучен. Мой отец, покойный Мурадали, маклером был. Торговое дело по наследству у нас.
      - Значит, разбираешься? Так вот, мы прикинули - у тебя в подвале и в сундуках примерно на четыреста - пятьсот тысяч. Правильно?
      Гаджи Алекпер провел сухой дрожащей ладонью по небритому подбородку и, задевая языком свой единственный зуб, словно торгуясь, прогнусавил:
      - Ковры, серебряную посуду и золото скинь.
      - Почему?
      - Это приданое моей жены.
      Теймур почувствовал, что Самедов готовит "Зубу" какой-то подвох.
      - Ты, видно, взял невесту из богатой семьи?
      Намазов кивнул.
      - А почему приданое жены ты прятал в одном подвале с ворованным добром?
      - Там ворованного нет. Покупал, продавал - признаюсь. А ворованного там нет.
      - Хорошо, допустим. Но, где же ты взял денег, чтобы купить все это?
      Гаджи Алекпер потер впалые щеки, причмокнул.
      - Да ведь я как покупал, детка? Сперва цену собью, потом куплю. Стоит вещь тысячу, а я беру за сто. У нас на Кубинке закон есть. Один собьет цену - другой никогда не поднимет! Обойдет человек весь базар, никто больше не даст. А деньги нужны позарез, вот и продаст. А мне прибыль. Хотите бейте, хотите ругайте - власть ваша.
      Самедов швырнул на стол карандаш.
      - Хватит! Говори, кто приносит тебе ворованное?
      Намазов посмотрел на него в упор.
      - Докажи - отнекиваться не стану.
      - Пострадавшие среди вещей из твоего подвала признали свои.
      Старик даже причмокнул, замотал головой.
      - Неправда. Не может быть.
      Самедов вдруг резко подался вперед и, не спуская с Гаджи Алекпера глаз, отчеканил:
      - Значит, краденое ты сбываешь не в Баку? Так?
      - Приведи хоть одного человека, пусть скажет. Тогда делай со мной, что хочешь.
      - Такой человек есть.
      - Кто?
      - Твой сын! Зейналабдин.
      Гаджи Алекпер прикрыл глаза, помолчал.
      - Э-э, детка. Сын у меня бестолочь, не в отца пошел. Чести у него нет. Метет пол, чай носит, постели готовит чужим, как лакей в старое время.
      - Слушай, - Самедов поднялся, - твоя кличка - "Зуб", ты сбываешь краденое. Мы давно слыхали о таком, только не знали, кто это. Брось валять дурака. Кто тебе приносил вещи?
      Намазов не смутился.
      - Я видел столько вещей и столько людей, сколько... - он осекся, остановившись взглядом на совершенно голом черепе Самедова, повернулся к Теймуру, - сколько волос на голове вот у этого молодого гражданина. Откуда я знаю, кто украл, кто не украл? Я же не ищу воров.
      Самедов с трудом сдержался.
      - Значит, не хочешь давать показаний?
      Гаджи Алекпер ухмыльнулся.
      - Не мучайся понапрасну, детка...
      Составление протокола, опись имущества затянулись допоздна. Тарланов отозвал Теймура:
      - Иди домой, отдыхай. Зейналабдина Намазова завтра тебе брать.
      Теймур проворочался всю ночь, даже выкурил две папиросы, чего с ним давно уже не бывало. Он напоминал шахматиста, который играет и за себя и за противника. Теймур не самообольщался и не делал себе уступок в этой игре. Наконец, перебрав все возможные варианты операция, он успокоился и уже начал было засыпать, но в голову вдруг пришла еще одна мысль: - "А если кто-нибудь захочет предупредить Зейналабдина? Как это можно сделать?"
      Утром Теймур первым делом отправился на главпочтамт, решив заняться проверкой телеграмм, поданных в направлении Москвы. Можно было не спешить двадцатый поезд прибывал только вечером. Но уже часа через три Теймур понял, какую работу он на себя взвалил. Телеграмм были горы. Дело еще осложнялось тем, что он почти не представлял себе, каким должен Сыть текст интересующего его послания. Если, вообще, оно было.
      Теймур уже не очень внимательно просматривал бланки телеграмм, откладывая их вправо от себя. - "Поздравляем днем рождения зпт желаем...", "Выезжаю девятнадцатым вагон восемь", "Вместе с вами скорбим тяжелой утрате..."
      Внезапно он вновь ощутил удар по голове, прикосновение холодных, хищных пальцев к вискам. - "Ибрагима родилась дочь зпт назвали Турач тчк Арестун".
      У Теймура перехватило дыхание - это было именно то, что он искал. Еще полтора часа - и на столе лежат уже пять таких телеграмм, посланных в Ростов, Армавир, Минводы, Гудермес, Грозный - все пять станций на пути следования московского поезда. Правда, все пять телеграмм были отправлены из разных почтовых отделений, но именно это и настораживало еще больше.
      Теймур не сомневался - проводника Намазова предупреждали об опасности. Однако, по инструкции полагалось тщательно проверить, не существует ли в действительности Ибрагим, у которого в этот день родилась дочь.
      Прихватив подлинники телеграмм, Теймур поспешил в управление. Скоро он мог с уверенностью сказать, что среди родственников Намазова Ибрагимов вообще не имеется.
      К трем часам Теймур успел побывать в школе, где учился Арестун, и просмотреть его тетради. Конечно, между неуклюжими каракулями Арестуна и четкой скорописью, которой были заполнены телеграфные бланки, ничего общего не было. По характерной округленности букв можно было предположить, что почерк женский. Теймур решил обойти почтовые отделения, откуда были поданы телеграммы. В одном из них бойкая телеграфистка, повертев бланк, задумчиво прикусила кончик ручки.
      - Знаете, кажется, посылала женщина...
      - Как она выглядела? Лицо, волосы, рост?
      Девушка состроила гримасу.
      - Разве что-нибудь разглядишь в такое окошко? Я видела только руку, когда она протянула бланк. У нее было кольцо на пальце, такое кольцо с камешком, по-моему бриллиант.
      - А что еще? - нетерпеливо настаивал Теймур. - Подумай, постарайся припомнить. Платье, может быть, голос...
      - Разве запомнишь голос в таком шуме!?
      Теймур не терял надежды.
      - Понимаешь, иной человек говорит не так, как все. Например, один картавит, другой заикается...
      - А как я говорю? - кокетливо улыбнулась девушка.
      Куда девалась угрюмость Теймура, он так и рассыпался в любезностях:
      - Ты говоришь чудесно и сама ты замечательная. Наверно, не только голос, но и характер у тебя прекрасный. Ну, вспомни, пожалуйста. Может, вы с ней перекинулись о чем-нибудь постороннем?
      - О чем? - удивленно протянула девушка.
      - Ну, например, могло же тебе показаться в телеграмме что-нибудь непонятным, странным...
      Девушка задумалась и вдруг почти вскрикнула:
      - Да, да, да... Что-то было, подождите... Вспомнила! Я поинтересовалась, с каких пор Арестуном стали называть женщин. Она сказала, что это мужчина. А я спросила: где он сам. Ответила, что болен... Вот и все!
      Теймур на всякий случай спросил еще раз:
      - Больше ничего не помнишь?
      Девушка с сожалением покачала головой.
      Через полчаса Теймур доложил обо всем Тарланову. Капитан одобрительно кивнул и, взяв телеграфный бланк, хитро сощурил один глаз.
      - Что по-твоему, означает этот текст?
      - Кто-то сообщает Намазову об аресте его отца, - уверенно ответил Теймур.
      - Каким образом расшифровал?
      - Понял, когда собрал все данные.
      - А если бы ты не располагал ничем, кроме этой телеграммы? - настаивал Тарланов. - На что тогда ты обратил бы внимание?
      Теймур помолчал, а потом, как ученик, которому задача не под силу, смущенно произнес:
      - Н-не знаю.
      - А ну, прочти еще раз!
      Теймур по слогам прочел телеграмму и вопросительно посмотрел на капитана.
      - Если бы здесь сообщалось о болезни или другой неприятности...
      Тарланов загадочно улыбнулся.
      - Ты на турача охотился когда-нибудь?
      - Нет.
      - Так вот, в народе есть поверье, будто турач кричит: "дайте весть, я пропал". Теперь понятно?
      Теймур кивнул.
      - Значит, вы считаете, что слово "турач" - это условное предупреждение?
      - Ну, конечно, - усмехнулся Тарланов.
      Теймур и сам пробовал убедить себя в том, что та Турач, которая заманила его в ловушку, вовсе не обязательно должна принадлежать именно к этой шайке. Но интуиция подсказывала ему другое.
      После разговора с Тарлановым, Теймур отправился в управление железнодорожной милиции. Ему сообщили, что проводник Намазов следует в Баку со своим поездом и взят под наблюдение.
      Когда Зейналабдина Намазова попросили пройти в дежурную комнату, он молча повиновался, как человек, уверенный, что случилось недоразумение, которое скоро уладится. Впрочем, в дежурке самообладание покинуло его.
      - Почему меня задержали? На каком основании? За что? В чем моя вина?
      - Где твой чемодан? - вопросом на вопрос ответил Теймур.
      - Какой чемодан? - Зейналабдин все еще ершился - На неделе я два раза бываю в Москве. Каждый раз набитый чемодан тащить, что ли?
      Теймур распорядился пригласить с перрона двух пассажиров в понятые и приказал сержанту обыскать Намазова.
      Зейналабдин сам вывернул карманы, вынул поочередно сломанную расческу, помятое удостоверение личности, сто шестьдесят рублей и бросил все это на стол. Он собирался выложить и грязный носовой платок, но Теймур брезгливым жестом остановил его.
      - Это можешь оставить при себе. Значит, с тобой кроме этих вещей ничего не было?
      - Найдете - поделимся, - огрызнулся Зейналабдин.
      Обыскивали его тщательно, прощупывали подкладку пиджака, заглянули в ботинки, в кепку и только в брючном кармане для часов нашли какой-то ключик на грязной тесемке.
      - Это не мой ключ, - заволновался Намазов. - Кто-то из пассажиров обронил, а я подобрал.
      Составили протокол. Понятые подписались - задержанный отказался. Теймур не настаивал, сложил протокол вчетверо и опустил в нагрудный карман.
      На допросе Зейналабдин утверждал, что давно не ладит с отцом и вообще никакого отношения к его делам не имеет. Но Самедов, который тянуть не любил, тут же устроил ему очную ставку с Хейри Айдамировым, вторым проводником того же вагона,
      - Знакомы?
      - Чего тут спрашивать? - Зейналабдин посмотрел снизу вверх на Хейри и засопел. - Скоро год, как вдвоем ездим.
      Самедов позвонил, чтобы внесли чемодан.
      - Узнаешь? - обратился он к Намазову.
      Тот сразу переменился в лице, но постарался не выдать своего беспокойства.
      - Нет, не узнаю. - И перевел налитые кровью глаза на Хейри. - это твой, что ли?
      Хейри, насупившись, молчал. Самедов, не переставая улыбаться, достал из ящика стола ключ, завернутый в бумагу, и передал его Теймуру. Замок легко поддался. Теймур осторожно поднял крышку, и Хейри вытаращил глаза: чемодан был туго набит пачками сотенных.
      - Ну, а теперь что скажешь?
      Зейналабдин не моргнул глазом.
      - Не мой чемодан.
      - Удивительно! А почему у тебя в кармане лежал ключ от него?
      - Никакого ключа у меня не было! - вскочил Намазов.
      - Садись! - прикрикнул Самедов и ткнул ему под нос протокол обыска.
      Зейналабдин тяжело опустился.
      - Айдамиров, чей это чемодан?
      Хейри поднялся с видом оскорбленного борца за справедливость, и изобличающе посмотрел на Намазова.
      - Это его чемодан. Он мне дал его...
      - Что он тебе сказал при этом? - перебил его Самедов.
      - Он сказал: "Я домой сегодня не пойду, мы с отцом в ссоре. Подержи этот чемодан до утра. Завтра приду, возьму".
      - Ты знал, что в чемодане?
      - Понятия не имел!
      Ответ Айдамирова прозвучал искренне.
      - Скажи, давно ты с Намазовым работаешь?
      - Два месяца.
      Самедов повернулся к Зейналабдину.
      - А ты говоришь, что вы ездите вместе почти год...
      - Какая разница - год или...
      Но Самедов уже не смотрел на него.
      - Слушай, Айдамиров, а за эти два месяца ты ничего не замечал странного?
      - Нет.
      - Так я тебе и поверил. Неужели ты не видел ни разу, что он вносит в служебное купе какие-нибудь тюки, мешки?
      Хейри подался вперед, рванул воротник рубашки.
      - Честное слово, товарищ следователь, я сказал бы. Вот чемодан он мне всучил - признаю. А мешки, тюки - не видел. Может, ночью он это делал, когда я сплю. Его полка нижняя, и сундук под ней - его. Ночью на замке, а днем он всегда там спит. Я думал, он уважает меня, - ночью-то трудней работать, а он...
      Теймур взглядом попросил разрешения у следователя.
      Самедов кивнул.
      - Не волнуйся, Айдамиров, - начал Теймур. - Скажи, когда поезд от Баку отходит, ты тоже спишь?
      - Нет. Соберем билеты, постели раздадим, только потом я ложусь - Вдруг Хейри подскочил. - Товарищ следователь, может, он заранее чемоданы, узлы посылает на какую-нибудь станцию, а потом ночью вносит... Самедов и Теймур переглянулись.
      На другой день с помощью работников железнодорожной милиции удалось установить, что на станции Хачмас проживает некий Парсаданов - личность без определенных занятий. Парсаданов признался, что в его обязанности входило заблаговременно вывозить из Баку краденные вещи и передавать их проводнику Намазову. Самедов потирал руки.
      На очной ставке с сыном Гаджи Алекпер долго разглядывал своего отпрыска, качал головой, щелка языком и вдруг с криком: "Дурак!" - плюнул ему в лицо. Зейналабдин, недобро посверкивая глазами, утирался. Отец и не смотрел на него, воздев руки, он повернулся к Самедову.
      - Слава, слава! Слава тому, кто сказал вам о моем тайнике! Скажи, начальник, сколько ему досталось из моего подвала?
      - Ты меришь всех на свой аршин, старик, - поморщился Самедов.
      Но Гаджи Алекпер никак не мог успокоиться, сокрушенно хлопал себя по коленам.
      - Ну, приди он ко мне, скажи прямо: "Дядя Алекпер, я хочу донести на тебя", так я бы ничего не пожалел, подвал отомкнул, а ему бы рот замкнул. А теперь вышло, как прежде говорили, ни плова Али, ни плова Вели. Ни ему, ни мне ничего не попадает.
      Самедов не сдержал улыбку.
      - Зря волнуешься, старик, тебе-то попадет, гарантирую. Хотя... - Он постучал карандашом по столу, - если ты нам поможешь, тебе, пожалуй, сбавят.
      Гаджи Алекпер недоверчиво прищурился:
      - Это как же?
      - А вот так: у кого ты покупал ворованное? Кто послал телеграмму Зейналабдину?
      - Не выйдет, детка! Есть такая пословица: "Много захочешь съесть, и мало не съешь". Втроем мы работали: я, этот бестолковый и Парсаданов. И насчет телеграммы я приказал. Успел, когда вы дом обыскивали. Вот и все. Кончай дело, начальник.
      - Куда так спешишь, старик? - пристально посмотрел на него Самедов.
      Гаджи Алекпер потрогал свой единственный зуб, словно желая убедиться, на месте ли он.
      - Я всю жизнь спешу. Меня даже прозвали шестимесячным - на свет божий я торопился. Я и теперь все такой же. Не люблю ждать, давай поскорее в суд.
      И сколько ни бился после этого Самедов, ничего в дополнение к уже известному выудить не смог.
      * * *
      Однажды в середине октября Тарланов заметил, что Теймур вышел на работу небритым.
      - Ты что, Джангиров, бороду отпускаешь? - добродушно пошутил он.
      Теймур ответил без улыбки:
      - Сегодня годовщина смерти моего хорошего друга.
      - Того шофера? Как его звали? Имя словно из сказки...
      - Алладин.
      Тарланов пристукнул кулаком по столу.
      - Мне бы заняться тогда этим делом! - он повернулся к Теймуру. - У меня не ушли бы, а?
      Теймур помедлил с ответом:
      - По-моему... это очень опытные, опасные бандиты.
      - А которых я ловлю - безопасные, что ли? Возьми хотя бы дело инкассатора, или Намазовых...
      - Товарищ капитан, - Теймур даже придвинулся ближе, - а если все это дела одной шайки?..
      Тарланова удивила неожиданная страстность в голосе младшего лейтенанта.
      - Фантазер ты, Джангиров. - Он покачал головой. - У меня первое время тоже так было, - я, все бандитское "правительство" искал, чтобы одним разом со всеми. Потом привык. Ничего - курочка по зернышку клюет, да ни одного не оставляет.
      Он хлопнул Теймура по плечу.
      - Вижу, ты на кладбище хочешь сходить. Иди.
      Теймур медленно пробирался между могилами, не сводя взгляда со знакомого холмика. Гызханум, выплакав все слезы, уронила голову на могилу. Вокруг нее испуганными птенцами сбились дети. Теймур подошел к ним, долго стоял, глядя куда-то перед собой. Потом, спохватившись, вытащил горсть конфет, раздал детям, осторожно приподнял вдову.
      - Хватит, Гызханум...
      Женщина посмотрела на него так, будто увидела впервые. Отвела его руки и медленно повернулась к могиле.
      - Посмотри, Алладин, кто пришел к тебе! Не видишь ты никого, бедный мой, нет в твоем доме ни окон, ни дверей.
      Теймур постарался отвлечь ее.
      - Я заказал мраморную плиту, скоро будет готова.
      Гызханум вытерла слезы.
      - Мы завтра уезжаем...
      - Куда? - удивился Теймур.
      - В Сабирабад... За нами брат мой приехал. Поедем мы лучше в село, к отцу-матери. А детишки подрастут, работать станут в колхозе, помогать будут. Теймур кивнул.
      - Если денег на переезд надо, - не стесняйся, скажи...
      Гызханум не ответила, она подняла небольшой камень и провела им несколько раз по надгробью. Повернулась к детям:
      - Что же вы там стоите? Пусть отец тоже на вас посмотрит, - и тихо повторила: - Ни окон у тебя, ни дверей...
      VI
      - Что же ты молчишь? Что же ты мать свою мучаешь, есть у тебя сердце или нет? Я внуков нянчить хочу.
      Теймур обнял мать.
      - Тебе нужны внуки? Так жени Сеймура, он парень развитой, образованный, зарабатывает прилично.
      Джаваир попробовала высвободиться.
      - Где же видано, чтобы младшего женили раньше чем старшего? Ты же, слава богу, ни кривой, ни хромой... Вон, у тебя, тьфу-тьфу не сглазить, каждая рука тяжелее, чем я. А жениться боишься.
      Теймур отпустил мать, поправил гимнастерку.
      - Послушай, ты уже три года ведешь со мной эти политбеседы. Возьмись-ка лучше за Сеймура. А я... может, совсем не женюсь. А может, приведу кого-нибудь, что ты и сама рада не будешь.
      У Джаваир дрогнули губы.
      - Так нельзя. Есть порядок, обычаи...
      Теймур уже взялся за ручку двери.
      - Вот найду девушку по душе, а потом справляй все обряды и обычаи.
      В это время калитка широко распахнулась, на пороге показался Сеймур. Пальто, темно-синего драпа, на нем было расстегнуто, серая каракулевая ушанка съехала ее затылок.
      - Слыхал? - он с трудом перевел дыхание. - Говорят, деньги будут менять.
      Теймур покачал головой.
      - Нет, не слыхал.
      - Да-а?... - недоверчиво протянул Сеймур, - посмотри, какой переполох в городе!
      - Пусть беспокоятся те, у кого денег много. А нам-то что? - пожал плечами Теймур.
      - Ай, ай, ай! - всполошилась Джаваир, - хорошо, что вспомнила. У нас ведь тоже лежат деньги, тебе на костюм. Надо обменять.
      - Потом, как-нибудь, - отмахнулся Теймур, прикрывая калитку.
      - Как это "потом", - донеслось до него. - Они у нас не краденые, слава богу!
      На улице Теймур встретил сержанта Бабаева. Немолодой, круглолицый, сержант отличался тем, что с одинаковым выражением липа мог высказывать и очень дельные мысли, и очевидные нелепости. Поприветствовав Теймура, он посмотрел по сторонам и, словно бы сообщая тайну чрезвычайной важности, прошептал:
      - Товарищ Джангиров, тут неподалеку есть очень подозрительный дом, там колокольчик звенит.
      - Ну и что же? - усмехнулся Теймур, - в каждом дворе есть какие-нибудь забавные штуковины, где мельничка ветряная, где пропеллер на заборе.
      Бабаев пожал плечами.
      - Тебя, товарищ Джангиров, не узнать. Совсем бдительность потерял. Я тебе говорю - тут дело нечисто. Колокольчик не забавы ради подвесили, а для сигнализации.
      Теймур испытующе посмотрел на сержанта.
      - Кажется, ты не шутишь?
      - Какие там шутки! Вот ведь верно сказано: у обманщика дом сгорел никто не поверил. Клянусь тебе, не шучу.
      - Тогда все, как следует, проверь. Узнай, кто там живет, чем занимается. Но так сделай, чтобы и тени твоей не заметили. А то подозрительные люди насторожатся, порядочные - обидятся.
      - Слушаюсь, - Бабаев козырнул.
      Расставшись с ним, Теймур вышел на Советскую. Здесь у барьера, отделяющего нагорный район, он остановился. Прямо из-под ног, неровными уступами, сбегали вниз плоские крыши. Казалось - город стекает к морю. За последние годы Баку, на глазах Теймура, стряхнул с себя пыль и копоть, стер пятна маскировки и словно выпрямился во весь рост.
      В трамвае Теймур заметил, что многие пытаются разменять крупные купюры.
      - Откуда я возьму мелочь! - возмущалась кондуктор, - одни сотни дают.
      Город такой спокойный и величавый сверху - кипел. У магазинов толпился народ, всюду только и говорили о денежной реформе. Шли толки, что во время войны фашисты забрасывали на оккупированную территорию фальшивые деньги, которые смешались с нашими, советскими. Но теперь-то все будет в порядке. Многих это радовало, но были и такие, кого реформа очень испугала. По улицам метались люди, объятые страхом и тревогой. Они кидались из одного магазина в другой, покупая все, что попадало под руки, в основном вещи дорогие и часто совершенно ненужные.
      Около одного магазина Теймур невольно остановился. Мужчина, окруженный детьми, топтался у входа, все они были нагружены свертками и пакетами.
      Малыши то и дело что-нибудь роняли. Однако мужчина ничего не замечал. Теймур видел, как эта компания ввалилась в аптеку, а через несколько минут снова появилась на улице, дополнительно нагруженная пакетами ваты. В конце процессии ковылял самый младший, обеими ручонками прижимая к себе стеклянную посудину с резиновой трубкой, конец которой волочился по тротуару.
      На улице Зевина, возле ювелирного магазина бурлила толпа. Спекулянтки в клетчатых шалях, усатые старики, наглые парни в кепочках-восьмиклинках, выкрикивая ругательства, рвались к дверям. Внимание Теймура привлекла красавица лет двадцати-двадцати двух. С остер венением, которое никак не вязалось с ее внешностью, она расталкивала людей плечами, локтями, бедрами, "Пропустите меня, пропустите!" - расслышал Теймур.
      Девушка, извиваясь змеей, пробралась уже к самому входу, когда на пороге магазина появился красный, встрепанный милиционер. Толпа отхлынула, но через мгновение с ревом устремилась вперед. Раздался звон, зеркальное стекло с золотой надписью "Вход" разлетелось вдребезги. Послышался чей-то вопль. Теймур кинулся в толпу, с большим трудом ему удалось вытащить из давки немолодую окровавленную женщину. Вместо того, чтобы поблагодарить, она накинулась на него с бранью за то, что он лишил ее возможности попасть в магазин. Но Теймуру было не до нее. Он взглядом нашел ту самую девушку.
      - П'гопустите меня, п'гошу, - умоляла она милиционера, оборонявшего вход в магазин. Рука девушки вдруг нырнула в сумочку, а затем неуловимым движением что-то сунула ему в подставленную ладонь. Милиционер, подавшись грудью вперед, осторожно приоткрыл дверь...
      Теймур стиснул зубы, огляделся, поблизости никого не оказалось. Он выбежал на угол, вскинул свисток. Ему тотчас ответили из-за музея Низами, из Крепости. Послышался топот сапог. Теймур, не дав милиционерам отдышаться, приказал:
      - Немедленно установить порядок у магазина.
      Минут через пять улица приняла обычный вид. Шум и толкотня около магазина прекратились. Теймур презрительным взглядом смерил милиционера, дежурившего у дверей.
      - Негодяи, форму позоришь!
      Выяснив в каком отделении он служит, Теймур поручил одному из милиционеров, которые подоспели к нему на помощь, позвонить и вызвать оттуда кого-нибудь. А сам перешел на другую сторону, продолжая наблюдать за магазином.
      Теймур прождал больше часу. Пожалуй, еще никого в жизни не ждал он с таким нетерпением. "Пусть опустошит свой кошелек, пусть выйдет с полными руками - мне будет легче", - успокаивал он себя.
      Не желая повторять ошибок Тарланова и Самедова, Теймур решил действовать осторожно. Манеры девушки, ее картавость подтверждали догадку. Он почти не сомневался, что это - Турач, которую он так долго искал. Надо незаметно понаблюдать за нею, выяснить связи и постараться схватить всю шайку.
      Но правильно ли он поступает, что открыто стоит здесь и ждет? А что же делать? Ведь обязательно надо узнать ее настоящее имя, занятие, местожительство.
      Наконец, девушка появилась на пороге магазина с целой охапкой свертков в руках. Глаза ее удовлетворенно блестели. Она подозвала такси. Шофер предупредительно распахнул дверцу, помог девушке уложить свертки.
      Других машин поблизости не было. Что делать? Теймур тронул шофера за плечо и решительно опустился на переднее сиденье.
      - В милицию, - коротко бросил он.
      Девушка возмутилась:
      - Машину остановила я, а вы лезете!..
      Теймур спокойно повернулся к ней:
      - Извините, гражданка, но я должен доставить вас в отделение, где вы уплатите штраф за разбитое стекло.
      - Так зачем же ехать в милицию? - тон ее вдруг стал заискивающим. - Я здесь уплачу. Вот получите, сто хватит?
      Теймур не ответил. Он внимательно следил за девушкой в шоферское зеркальце. Да! Старая Джаваир, наверное, сказала бы: "не девушка, а картинка". Пассажирка истолковала его молчание по-своему.
      - Ладно, нате двести.
      Теймур нахмурился.
      - Зачем торговаться, гражданка? Мы же не на базаре...
      - Стой! - крикнула девушка шоферу.
      - Поезжай, - негромко приказал Теймур.
      У пассажирки растерянно забегали глаза, куда делась ее недавняя надменность.
      - Так с девушками не поступают - вдруг заворковала она. - Неужели вы меня повезете в милицию?
      Теймур постарался успокоить ее.
      - Не волнуйтесь, гражданка. Мы вас надолго не задержим. Это - простая формальность. Я составлю протокол, вы прочтете и подпишите. Потом получите извещение, и внесете деньги в банк.
      - И все? - улыбнулась девушка. Теймур кивнул.
      - Значит, это стекло влетит мне в копеечку, - платить ведь надо будет новыми деньгами?
      Теймур заставил себя улыбнуться.
      - Да, придется раскошелиться.
      Девушка не могла вспомнить, когда треснуло стекло. Кажется, ее действительно прижали и тогда... А. может, она просто понравилась этому работнику милиции и он воспользовался случаем для знакомства с нею?
      Чтобы не возбуждать подозрений, Теймур отвез задержанную в одно из районных отделений милиции. Он небрежно кивнул дежурному лейтенанту, будто они сегодня уже виделись, и по-хозяйски уселся за чей-то стол.
      - Фамилия, имя, отчество?
      Вместо ответа девушка протянула ему раскрытый паспорт.
      - Читайте. Мне бояться нечего, - она игриво улыбнулась. - В замужестве не состою, детей не имею.
      Теймур боялся взглянуть ей в лицо, чтобы не выдать волнения. Но фотографию в паспорте можно было рассматривать сколько угодно. Впрочем, она, как обычно, лишь отдаленно напоминала оригинал. Прочитав фамилию, Теймур понял, почему девушка не хотела произнести ее - "Шахсуварова".
      - Гюльдаста Муршуд гызы Шахсуварова, так? - прочитал он вслух.
      - Так, - опустила длинные ресницы. - А вас как зовут?
      Теймур, как бы сбитый ее вопросом с официального тона, понизив голос ответил:
      - Теймур... Теймур Джангиров.
      - Вот мы и познакомились! - играя глазами, заключила его собеседница.
      "Да, - мысленно повторил Теймур, - наконец-то, мы познакомились!"
      Он составил протокол и, прочитав его вслух, протянул через стол.
      - Вот здесь напишите: - "с протоколом ознакомилась, все записано правильно" и распишитесь.
      Гюльдаста взяла ручку.
      - Переставьте графин вон туда, он вам мешает, - бросил Теймур и, чтобы казаться занятым, принялся просматривать лежащие на столе бумаги.
      Девушка послушно переставила графин и с видом прилежной школьницы склонилась над протоколом. Теймур краем глаза следил за ней. Гюльдаста расписалась, вскинула голову.
      - Все?
      Теймур приподнялся. Он сразу же узнал почерк, которым были заполнены телеграфные бланки.
      - Да, все. Вы можете идти.
      - Лучше б я не ходила в этот магазин! - вздохнула Гюльдаста, вставая.
      Теймур промолчал. Он боялся, что не сможет сдержаться и выдаст себя.
      Капитан Тарланов появился в Управлении к концу дня, и сразу же вызвал к себе Теймура. Говорил он глухим, усталым голосом, полузакрыв глаза и откинувшись на спинку стула.
      - Понимаешь, какие-то типы вызывают беспорядки в связи с предстоящей реформой. А мы... В общем, нами недовольны. - Он побарабанил пальцами по столу, - ну, и денег у людей! Носятся, как угорелые! Вот бы остановить такого и спросить: "Послушай, гражданин, отчего это на тебе лица нет? Что, завтра - конец света?"
      Теймур слушал рассеянно, думая, как лучше доложить о происшествии с Шахсуваровой. Очень не хотелось говорить об этом, но ничего не поделаешь устав.
      - Товарищ капитан... - Теймур запнулся. Внутренний голос настойчиво твердил: "Повремени, отложи. Ведь ты доверяешь Тарланову дело, о котором думал годами. Ты же знаешь капитана, - он тянуть не любит". А здесь игра не в ловитки, а в шахматы.
      - Что? - равнодушно переспросил Тарланов. - Что ты хочешь сказать?
      - Я нашел ее! - вдруг выпалил Теймур.
      - Кого? - взгляд Тарланова блуждал по столу.
      - Турач, которая посылала телеграммы Намазову. И смерть Алладина ее рук дело - я уверен.
      - Та-ак, - капитан присвистнул, с интересом посмотрел на Теймура, арестовал?
      Теймур покачал головой.
      - Нет. Понимаете, товарищ капитан, я составил протокол...
      - Какой протокол? - не скрывая разочарования, перебил Тарланов.
      Теймур сдержал готовую сорваться с языка дерзость и продолжал обстоятельно рассказывать, не забыв и милиционера-взяточника.
      - Ты о ней говори, - снова перебил капитан. - Что потом? Так и отпустил?
      - Да, но зато нам теперь известны ее имя, адрес и место работы...
      Наступила тишина. Тарланов, морща лоб, привычно барабанил пальцами по столу.
      - Хорошо. Давай еще раз обсудим, какие мы имеем доказательства, что это она и есть?
      Он принялся загибать пальцы.
      - Волос и приколка, найденные в машине Алладина, хранятся в архиве. Можно сличить. Раз. Работает она в артели швеей, откуда столько денег? Два. Но это вопрос скользкий. Можно сослаться на выигрыш по займу. Что еще? Ага, самое главное - сходство почерков в телеграмме и на протоколе. Три. Ну и отпечатки пальцев на графине. Но это может пригодиться только в том случае, если на месте преступления она специально приложит для тебя свои пальчики. И все!
      - Нет, не все, товарищ капитан... - Теймур волновался. - Можно устроить ей очную ставку с Намазовыми.
      - Есть и еще, - иронически улыбнулся Тарланов. - Твоя интуиция. Тебя же распирает уверенность, что Гюльдаста и есть Турач. А на очной ставке они скажут, что не знают друг друга.
      Тарланов зашагал по кабинету, взгляд его постепенно тускнел, шаги становились медленней, и, наконец, он устало опустился на стул.
      Теймур не выдержал.
      - Товарищ капитан, я много передумал. Я уверен, Гюльдаста - ветка большого дерева. Привод, конечно, насторожил ее... Давайте немного повременим...
      - Ладно, - Тарланов кивнул, - делай как хочешь. Я знаю - ты фантазер, и об этой добыче давно мечтаешь. Берись. Только учти, от других дел тебя никто не освобождает.
      Теймур поднялся.
      - Спасибо... Большое спасибо, товарищ капитан!
      - За что это? - усмехнулся Тарланов и тут же нахмурился. - Я вижу, ты в душе бунтуешь против меня.
      Теймур хотел возразить, но Тарланов движением руки остановил его.
      - Подожди. Я давно чувствую. Меня не обманешь. Что тебе не нравится в моей работе? Давай поговорим по душам. Скажи...
      Тарланов хотел еще что-то добавить, но промолчал.
      В комнате воцарилась тишина.
      - Разрешите идти? - нарушил молчание Теймур.
      Капитан, не глядя на него, кивнул:
      - Идите.
      На следующий день, не успел Теймур утром прийти на работу, как его позвали к телефону, - звонили из отделения, где служил милиционер, которого он вчера снял с поста. Теймур хмуро потер лоб и направился к Тарланову.
      - Как быть, товарищ капитан? - начал он.
      - Что еще такое?
      - Дело осложняется, меня вызывают насчет того милиционера...
      - А какое он имеет отношение к этому делу?
      - Нужен свидетель, который подтвердил бы, что он принял взятку. Значит, снова вызывать Гюльдасту?..
      Тарланов криво усмехнулся:
      - Ну и кем пожертвуешь?
      - От милиционера отступлюсь. Сошлюсь на страшную давку, невозможность привлечь свидетелей...
      - Правильно. Только не задерживайся там.
      Теймур понимал, что тревожить Турач ни в коем случае нельзя, и в то же время не хотелось оставлять взяточника безнаказанным, но другого выхода не было.
      Начальнику отделения Теймур заявил, что не имел возможности привлечь свидетелей. Тот недоверчиво посмотрел на младшего лейтенанта.
      - Послушай, а ты не ошибся? Может, он и не брал ничего? Бдительность и тому подобное - хорошо, но публично придираться к своему же товарищу... Ведь ты этим и на руководство отделения бросаешь тень. А теперь что? Может быть, прикажешь мне вместо тебя извиниться перед ним?
      Теймур потер лоб.
      - Вызовите его, если можно.
      Милиционер вошел небритый, без оружия, вяло кивнул начальнику и покосился на младшего лейтенанта.
      Теймур пристально посмотрел на него.
      - Скажи по чести, брал ты эти деньги или нет?
      Милиционер вместо ответа повернулся к своему шефу.
      - Что ему надо от меня, товарищ начальник? Хотите поклянусь? Никогда не брал ни копейки! Зачем мне? Зарплата хорошая. Обмундирование дают. Чего мне не хватает? - Он даже всхлипнул, но, заметив молчаливую поддержку начальника, решил перейти в наступление.
      - Откуда я знаю, может, он сам хотел пролезть или своих людей провести? Пусть он докажет! Пусть вызовет свидетелей. Кто давал мне взятку?
      У Теймура сжались кулаки.
      - Жаль, что я...
      Он не договорил и шагнул к двери.
      - Постой, а наш уговор? - остановил его начальник отделения.
      - Нет! Не могу... Теймур хлопнул дверью.
      Начальник расценил поступок Теймура как неуважение к себе лично и, позвонив Тарланову, попросил принять меры.
      Назавтра, капитан, конечно, не упустил случая поддеть Теймура.
      - Если уж ты так полагаешься на свою интуицию, то будь последователен. К чему было затевать эту сомнительную историю с постовым? Ведь твоя главная цель - поимка Гюльдасты Шахсуваровой. Кстати, - продолжал Тарланов, расхаживая по кабинету, - я уже получил заключение экспертов - фраза на протоколе и телеграммы написаны одной и той же рукой. Но подожди радоваться, представим себе на минуту один, вполне реальный, вариант. Мы отрываем Шахсуварову от работы, вызываем в милицию, показываем ей телеграмму и спрашиваем: "Это ваш почерк?" Она приглядывается к бланку и признает: "Да, мой". "А почему вы поставили такую подпись, разве вас зовут Арестун?" А она этак поводит плечами и удивляется: "Не понимаю, что это, допрос? Захожу, однажды, на почту купить конверт, подбегает мальчонка: "Тетенька, напиши, пожалуйста, телеграмму. Брата хочу поздравить, у него родилась дочь". Написала одну, а он еще четыре бланка протягивает. "Зачем тебе так много?" спрашиваю, а он смеется: - "Брат у меня машинист, если на одной станции не застанет, то на другой уж точно, получит". Я заполнила бланки и сама же отдала, малыш не дотянулся бы до окошечка".
      Тарланов вдруг остановился.
      - Может быть так, а? Мы морочим голову себе, людям, а важные дела тем временем стоят. Что ты на это скажешь?
      Теймур промолчал.
      - В общем, мое мнение такое, - Тарланов вновь зашагал по кабинету, или давай вызовем ее и раз навсегда разберемся, или...- он рубанул воздух ладонью. - В конце концов, если мы все время будем копаться в старых делах, то на новые времени не останется.
      Теймур понял - дальше молчать нельзя.
      - Товарищ капитан, я знаю - Гюльдаста - и есть Турач... В первую ночь моего возвращения с фронта меня ограбили, чуть не убили... Я хорошо запомнил ее приметы, особенно - картавость. Поэтому, и в милиции она не назвалась, а протянула мне паспорт. И потом, товарищ капитан, эти пальцы... длинные, холодные... Я запомнил их навсегда!
      Признание Теймура обескуражило Тарланова. Стараясь скрыть это, он подошел к окну, забарабанил пальцами по подоконнику. Да, Гюльдаста - Турач объединяла все звенья цепи. Но она же становилась и пробным камнем в их споре.
      Тарланов резко повернулся.
      - Ты не сможешь доказать, что был ограблен этой шайкой, так же, как не смог доказать, что милиционер-взяточник.
      Теймур молчал.
      - Почему ты тогда не заявил в милицию?
      - Не хотел поднимать шума.
      - Боялся мести?
      - Нет. Не хотелось, чтобы узнали мать и брат. Мать больная, а брат слишком горячий. Мог обидеть совершенно невиновных, нажить врагов. А наш квартал...
      Капитан кивнул.
      - Ваш квартал, действительно, как пороховой погреб. Покажи палец, оброни слово и пойдет кутерьма.
      - Джафар Джабарлы лучшие свои пьесы создал в одном из домов нашего квартала, - негромко заметил Теймур и по-военному вытянулся. - Разрешите идти, товарищ капитан?
      - А как же твоя Турач?
      - Вы же согласились подождать.
      Тарланов нахмурился.
      - Хорошо. Можешь идти.
      VII
      - Да, майор Тарланов слушает...
      Слово "майор" старший уполномоченный произносил еще непривычно, с некоторым нажимом. Это звание присвоили ему на днях, и как раз сегодня - в канун нового года, он собирался пораньше уйти домой, чтобы хоть немного помочь жене по хозяйству - ведь приглашено около тридцати человек. Тарланов пододвинул к себе блокнот, - да-да, сейчас же начинаем розыск, - он покосился на часы, положил трубку. Но в это время вновь раздался звонок. Тарланов нехотя потянулся к телефону. - Да, слушаю, - он сделал еще несколько пометок в блокноте, досадливо поморщился. Поразмыслив, вызвал Теймура.
      - Послушай, Джангиров, у меня сегодня, сам знаешь, какой день, а тут ограбление магазина и угон машины. Если тебе поручить...- Тарланов в сомнении потер подбородок.
      - Разрешите, товарищ майор, - Теймур подтянулся.
      - Хорошо... - Тарланов махнул рукой, - только учти - возможно, эти два дела взаимосвязаны, и каждый час звони, держи меня в курсе. Ну, желаю успеха! - он хлопнул Теймура по плечу. - Освободишься рано, милости прошу ко мне!
      Через несколько минут Теймур, взяв с собой сержанта Бабаева, выехал на место происшествия.
      Магазин помещался в одноэтажном домишке на окраине города. Собственно говоря, это был небольшой универмаг и торговали в нем различными предметами, которые далеко не соответствовали вывеске "Культтовары".
      Бабаев, издалека заметив толпу у магазина, покачал головой:
      - Не везет тебе, товарищ младший лейтенант.
      - Почему?
      - А потому, что и внутри, и снаружи натоптано - собаку и вызывать нечего.
      Бабаев оказался прав. В магазине толпились любопытные, под ногами вертелись дети. На табурете в полубеспамятстве всхлипывала очень полная молодая женщина. Голову она склонила на грудь старой крючконосой дворничихи. Старуха вместо того, чтобы успокоить ее, причитала, как в день поминовения имамов.
      - А-а, дочь моя! Черный день для тебя настал! А-а!..
      - Хорошо, хорошо, потише, - шикнул сержант Бабаев и принялся выпроваживать любопытных.
      - Граждане! Граждане! Выходите, выходите все, кроме продавцов.
      - Пусть двое останутся, - тихо приказал Теймур.
      Сержант тотчас же вышел из магазина, посовещался с кем-то в толпе и вернулся с понятыми. Один из них оказался учителем истории, другой старик-бухгалтер.
      Теймур обратился к заведующей:
      - Разве вы не знаете, что в случае ограбления не следует ни к чему прикасаться? И входить сюда нельзя было ни вам, ни другим!
      Та заморгала опухшими от слез веками.
      - Я... я не знала. Утром пришла, вижу - магазин на замке с пломбой. Открыла дверь... Ой, лучше бы я ослепла! Смотрю - в потолке дыра! Будто бомбу бросили! Не помню, как на улицу выскочила, кричать стала...
      Снаружи раздался ободряющий возглас:
      - Не бойся, дочка, тебе ничего не будет!
      Теймур недовольно покосился на дверь. Заведующая сокрушенно вздохнула.
      - Я давно здесь работаю. Мы, как одна семья все... У кого хочешь спроси про меня!...
      Но Теймур уже отошел от нее. Прежде всего он осмотрел дверной замок. Потом, покосившись на двух продавщиц, молча прижавшихся друг к другу, заглянул за перегородку. Здесь помещался склад. Несколько ящиков было разбито, в потолке зияла большая дыра. Сначала Теймуру показалось, что здесь действовали опытные грабители, тем более, что похищены были в основном товары дорогие и малогабаритные - часы ручные и настольные, фотоаппараты и т. д. Но после тщательного осмотра был обнаружен полузатоптанный, обгорелый клочок газеты. "Странно. Квалифицированные воры пользовались бы электрическими фонариками". Чистым листком, вырванным из блокнота, Теймур поддел газетный клочок, осмотрел его. Судя по шрифту, газета была грузинской или армянской. Больше ничего найти не удалось. Теймур предупредил служащих магазина, чтобы на складе они пока ничего не трогали, и вместе с Бабаевым поехал в гараж, откуда угнали машину.
      И здесь было не протолкнуться сквозь толпу. Сержант сокрушенно развел руками:
      - Я ж говорю - несчастливый ты, Джангиров.
      Замок гаража оказался нетронутым. Видимо, его открыли ключом, вывели машину, и снова заперли гараж. Водитель горячо доказывал, что похитители, не заводя мотора, выкатили автомобиль на руках.
      - Почему вы так думаете? - заинтересовался Теймур.
      Шофер от возбуждения чуть не задохнулся.
      - Потому что правая стена очень тонкая. Жильцы за стеной слышат любой шум в гараже. Однажды я вернулся ночью, так пока загонял машину, хозяин дома перебрал всю мою родню, и потом еще заявление подал, мол, не дают спать по ночам. Поэтому я машину загоняю с вечера и вывожу только утром.
      Теймур с Бабаевым переглянулись. Но сержанту этого показалось мало, он таинственно подмигнул и, привстав на носки, зашептал Теймуру в ухо:
      - Товарищ младший лейтенант, кто-то из местных работал здесь - все ходы-выходы знает, и ключ у него был.
      Теймур кивнул, отодвинулся.
      - Давай обследуем помещение.
      Дальнейший осмотр ничего нового не принес и волей-неволей пришлось вернуться в Управление. Едва Теймур успел сдать в лабораторию клочок газеты, как позвонили из ГАИ: - "Похищенная автомашина обнаружена на Зыхе, в районе пивзавода". Теймур помчался туда.
      Исковерканная машина у края дороги, толпа народу.
      - Вот тебе и на! - хлопнул себя по ляжкам Бабаев. - Ну и везет же!.. Опять собаку приводить не стоит.
      На этот раз Теймур не выдержал:
      - Что ты заладил - "собака, собака"... Не мешай работать!
      Бабаев обиделся.
      - Я что?.. Я и в сторонке постоять могу. Как говорится, "вот майдан, а вот шайтан", работай на здоровье!
      Пока сержант уговаривал толпу разойтись, Теймур вместе с белобрысым лейтенантом из автоинспекции осмотрел машину. Передний буфер справа погнулся и прорезал шину, стекла разбиты, радиатор помят.
      Лейтенант из автоинспекции постучал сапогом по скату, сдвинул фуражку на затылок.
      - Понимаешь, тут выше, на взгорье лопнула труба, по которой качают морскую воду. Асфальт скользкий, а покрышки у него лысые уже. Сколько лет, наверно, на них гоняет. Здесь он хотел тормознуть - его стало "юзить" и в стенку...
      Теймур мысленно дорисовал картину: "Сообразив, что машину уже не завести, а люди могут собраться в любую минуту, преступники поспешили скрыться".
      Но куда? С какой целью угнали машину?
      - Ну, что, я тебе больше не нужен? - прервал его мысли автоинспектор.
      Теймур кивнул.
      - Да, да, езжай.
      Хотелось остаться одному, сосредоточиться. Он забрался в машину, захлопнул дверцу. Жалобно дзенькнуло треснутое стекло. Теймур сжал кулаки. До чего же не хотелось звонить Тарланову! Так и слышался уже его голос: "Что же вы, товарищ Джангиров, такое интересное дело, а вы..." Но это еще полбеды! Вот как бы майор теперь не переменил своего решения в отношении Гюльдасты-Турач.
      Эта мысль так испугала Теймура, что он окончательно растерялся. Только большим усилием воли ему удалось взять себя в руки. Он откинулся на спинку сиденья. "Так, что же теперь? Во-первых, узнать, что дала экспертиза. Во-вторых, вызванные на допрос, уже, наверное, ждут. В общем, надо действовать!" Теймур ударил себя по колену.
      - Бабаев! Позвони в ГАИ, скажи - машину могут забрать. Едем в управление.
      Сержант с удивлением заметил, что младший лейтенант улыбается какой-то странной, недоброй улыбкой.
      Теймур по очереди допросил продавщиц и водителя угнанной машины.
      Испуганные продавщицы ничего не прибавили к уже известному. А из показаний шофера выяснилось, что его начальник, и жена начальника, и сын начальника почем зря гоняют машину. Поэтому шоферы у них не держатся. За короткий срок троих сменили. Водитель даже ругнул своего предшественника Николая Китаева - "Мог бы предупредить, что место плохое".
      - А кто работал до Китаева? - поинтересовался Теймур.
      Шофер пожал плечами.
      - Не знаю.
      - Хорошо. Идите.
      Теймур вздохнул, набрал номер телефона Тарланова. Майор сердито отчитал его за трехчасовое молчание, но доклад о проделанной работе выслушал, удовлетворенно хмыкая, и с выводами Теймура, в общем, согласился. Говоришь, крыша магазина проломана, а замок гаража целый - значит, от гаража и тяни ниточку, может, она тебя в магазин приведет. Так и действуй!
      В трубке прозвучал отбой.
      Через отдел кадров организации, которой принадлежала похищенная машина, Теймур установил, что до Китаева на этом месте работал некий Агагусейн Мухтаров.
      Теймур совсем по-тарлановски забарабанил пальцами по столу, вновь потянулся к телефону.
      - Лаборатория?.. Да... да...
      Если бы не присутствие Бабаева, он бы, наверное, прошелся по кабинету на руках...
      Газета "Заря Востока", печатается в Тбилиси, удалось разобрать надпись карандашом, видимо, номер дома.
      Теймур хлопнул сержанта по плечу.
      - Поехали!..
      В отделе подписки на главпочтамте им сообщили, что такой большой порядковый номер дома может быть, пожалуй, только в поселке Маштаги.
      - Ну и что ж, поедем в Маштаги, - устало вздохнул Бабаев.
      В машине он вытянул из-за пазухи завернутый в газету чурек с сыром, две луковицы, разделил все это по-братски и половину протянул Теймуру.
      - Сынишка мой дома сидит наказанный - двойку по-арифметике за вторую четверть получил. Я сегодня ему под новый год амнистию устроить хотел. А теперь когда я домой попаду?..
      Теймур с полным ртом промычал что-то сочувственное. Но сержант только сокрушенно крякнул, махнул рукой, и почему-то посоветовал Теймуру никогда не жениться.
      В почтовом отделении поселка, перевернув целые горы бумаг и потратив около двух часов, установили, что в Маштагах нет ни одного подписчика газеты "Заря Востока". Однако работница отделения все еще продолжала что-то искать. Сержант Бабаев подбадривал ее.
      - Давай, давай, дочка! Смотри получше. Ты же знаешь пословицу "Нет разницы между львом и львицей" - это сказано о маштагинцах!
      - Вспомнила! - девушка отодвинула на край стола кипу квитанций. - До июля в нашем поселке один человек получал "Зарю Востока", а потом доставка прекратилась... Он подписался еще в Тбилиси и ему газету присылали оттуда, из Грузии, а мы...
      - Имя, фамилия его? - нетерпеливо перебил Теймур.
      Девушка виновато улыбнулась.
      - Фамилию я не помню... Он работает в продуктовой точке - на том краю поселка.
      Небольшая лавчонка на окраине поселка от старости покосилась набок. Перед нею, занимая больше половины узенькой улочки, стоял грузовик, кузов которого был набит доверху пустыми ящиками.
      Теймур, на всякий случай, оставив Бабаева на улице, вошел в лавку. На полках - банки мясных и рыбных консервов, бутылки водки. Справа, в углу большая бочка, а рядом с нею - пивной насос, прислоненный к стене. Тут же два пустых ящика. Видимо, поселковые парни распивали здесь пиво, что называется, не отходя от прилавка. Мужчина лет тридцати, в засаленном белом фартуке, просматривал какие-то бумаги. Другой, коренастый, давно небритый, в стеганке, облокотясь на прилавок, крутил на цепочке ключ от машины. "Уж не Мухтаров ли это? - подумал Теймур. - Кажется, ниточка из магазина уже привела к гаражу".
      - Что вам? - спросил, не отрываясь от работы, мужчина в фартуке.
      - Ваша фамилия?
      - Одну минутку, - мужчина повернулся, хотел пройти в заднюю комнату.
      - Стой! - Теймур опустил руку в карман. - И ты не двигайся! - приказал он шоферу.
      В эту же минуту на пороге вырос Бабаев. Мужчина в фартуке удивленно переводил взгляд с одного на другого.
      - Моя фамилия Гамзаев... Идрис.
      - Вы получали газету "Заря Востока"?
      - Да, получал, - мужчина совсем растерялся. - Вот, - он вытянул из-под прилавка целую кипу газет, - с бумагой плохо еще...
      Теймур вытащил руку из кармана, потер лоб.
      - Хорошо. Кончайте работу, поговорить надо.
      Гамзаев, испуганно оглядываясь, ушел за перегородку.
      - Ты видел его глаза? - тихонько шепнул Бабаев. - Они голубые.
      - Ну и что?
      - Разве ты не знаешь пословицу: "бойся голубоглазого мусульманина"?
      Теймур недоуменно уставился на сержанта: "издевается он, что ли?" Но по лицу Бабаева как всегда ничего нельзя было узнать.
      - Мне можно идти? - робко напомнил о себе водитель грузовика.
      - Можно, - кивнул Теймур.
      И тот сразу же бросился к дверям. В это время из-за перегородки появился Гамзаев.
      - Подожди. Куда ты? Накладные возьми!
      Шофер, не глядя, выхватил у него бумаги, и через несколько мгновений уже послышался шум отъезжающей машины. - Скажите, - вежливо спросил Теймур, - не помните ли вы, кому вчера отпускали продукты, завернутые в газетную бумагу?
      Идрис Гамзаев натянуто улыбнулся.
      - Полпоселка мои покупатели, так что... - он пожал плечами.
      - Послушай, - вступил в беседу Бабаев, - прошлой ночью в городе ограбили магазин и там нашли обрывок твоей газеты, - сам понимаешь... Тебе лучше помочь нам. Кого ты можешь подозревать?
      Гамзаев задумался. От усердия он даже шевелил губами, откладывая костяшки на счетах.
      - Сын Дельновых, - раз... Я слышал, что он отсидел за воровство. Вчера мать его приходила, покупала селедку. Нет, нет, нет, - костяшка вернулась на место. - Не думайте на него. Мать как раз сказала, что он болен, лежит. Вот, может быть, Исфендияр. Про него все говорят, - нечист на руку. Он вчера заходил, пикули брал к пиву. И кулек конфет еще. Понимаете... Я, конечно, не могу сказать вам точно...
      - Хорошо, хорошо, - кивнул Теймур, - как фамилия этого Исфендияра?
      - Не знаю, он - не местный. Раньше все время околачивался здесь. Тут неподалеку есть промтоварный магазин, там работала девушка одна. Он с ней встречался. А потом, видно, не поладили.
      Теймур посмотрел на часы.
      - Промтоварный еще не закрыт?
      - Нет, нет, - замахал руками Гамзаев, - эта девушка там больше не работает. Кажется, жених не разрешил. Он инженер...
      Егор Дельнов действительно лежал дома с высокой температурой. И все соседи, в общем относящиеся к парню недоброжелательно, в один голос заявили, что вчера вечером и ночью он лежал в постели. Подозревать о в чем-либо было трудно.
      Теймур с Бабаевым поспешили в промтоварный магазин. Там уже кончали работу, пришлось предъявить удостоверение, вызвать заведующего.
      - Девушка, которая рассчиталась недавно? - переспросил заведующий. Сафия Велиханова, живет она в Сабунчах.
      Двухэтажный дом неподалеку от линии электрички, ярко освещенные окна, музыка...
      - Подожди немного, - попросил Бабаев, - я сейчас разузнаю.
      Через несколько минут он вышел из ворот, растерянно улыбаясь.
      - Понимаешь, у них свадьба...
      Теймур задумался.
      - Я как раз на ее отца напоролся, - продолжал Бабаев, - он во дворе сидит, ругается. Говорит: "Дочь без спросу замуж выходит".
      - Номер квартиры ты узнал?
      - Да, одиннадцатая.
      - Пойдем.
      По скрипучей лестнице они поднялись на второй этаж... Бабаев хотел было постучаться в дверь одиннадцатой квартиры, но Теймур удержал его.
      - Постой.
      Некоторое время они молча прислушивались к звукам кларнета, доносившимся из-за двери. Потом Теймур тихонько постучал в соседнюю квартиру. Дверь открыл старик лет шестидесяти.
      - Кого вам?
      - Извините, - склонил голову Теймур. - Можно к вам на несколько минут?
      Старик недоуменно оглядел незваных гостей.
      - Входите.
      Теймур с Бабаевым вошли, сняли фуражки. Это понравилось хозяину.
      - Арташес Арутюнович, - сдержанно отрекомендовался он. - Чем могу служить?
      - Арташес Арутюнович, - начал Теймур, - нам очень не хочется портить такой праздник. Посоветуйте, пожалуйста, как поделикатней вызвать невесту на несколько минут.
      Старик нахмурился.
      - Люди веселятся, свадьбу справляют, новый год, а вы...
      - А мы себе другого дела не нашли, - с невеселой улыбкой докончил Теймур, - не так ли?.. Думаете, мы не хотели бы повеселиться, как те, что пляшут за вашей стеной? Или новый год не для нас?
      - Хорошо, схожу - посмотрю, - буркнул старик.
      - Одну минутку, - остановил его Теймур. - Вы хотите?..
      Арташес Арутюнович не дослушал его.
      - Я позову дочь. В таких делах женщины умнее нас. Вскоре он возвратился с чернявой, густобровой девушкой. Выслушав Теймура, она некоторое время колебалась.
      - Ну, ладно. Я вызову Сафию на танец и шепну ей, чтобы она под каким-нибудь предлогом вышла.
      Через несколько минут, боязливо оглянувшись на пороге, в комнату впорхнула этакая птичка-невеличка в свадебном платье.
      - Что вам надо от меня?
      Теймур выжидающе посмотрел на хозяина квартиры. Старик хмыкнул и, взяв дочь под руку, вышел в прихожую. Теймур прикрыл дверь.
      - Во-первых, поздравляю вас...
      Сафия кивнула.
      - Спасибо. А, во-вторых, что?
      - Нам нужен адрес Исфендияра.
      - Какого еще Исфендияра? - дернула плечом девушка.
      Теймур поморщился.
      - Быстрее говорите адрес!
      - Я не знаю никакого Исфендияра!
      - Очень жаль, - Теймур вплотную подошел к ней. - Мы не хотели расстраивать свадьбу. Но, кажется, придется вызвать сюда вашего жениха.
      Сафия, раскинув руки, закрыла собой дверь.
      - Нет! Нет! Прошу вас... - девушка прерывисто дышала. - Зачем он вам?
      - Я спрошу его об Исфендияре. Ведь ваш жених, наверное, знает, что вы до него встречались...
      - Нет. Прошу... Он ничего не знает.
      - Хорошо, Сафия. Скажите фамилию Исфендияра и его адрес.
      - Он живет не в городе, а у своей сестры в Ахмедлах. Фамилия его Мардалиев. Все?
      Теймур кивнул.
      - Идите, Сафия - желаю вам счастья и... Получше разбираться в людях.
      Сафия вдруг почувствовала, что не питает вражды к этому властному парню.
      - Будьте и вы счастливы.
      - Может быть, вы нам еще понадобитесь...
      У девушки задрожали губы.
      - Нет, пожалуйста, очень вас прошу... Не трогайте меня больше. Мой жених ревнивый, очень ревнивый.
      - Ну хорошо, хорошо... - успокоил ее Теймур. - Мы больше не будем вас тревожить.
      Сафия бесшумно выскользнула в коридор.
      Снова асфальтовое шоссе. Воет мотор, дрожит светящаяся стрелка спидометра. Лучи фар брошены вперед, как спаренные мечи. На взгорье машина замедлила ход, фары выключили.
      - Останови здесь. Потом подъедешь ближе. Теймур и Бабаев, освещая себе дорогу карманным фонариком, пошли к невысокому дому, сиротливо стоящему на отшибе. Теймур на минуту остановился, посмотрел в сторону Зыха.
      - От пивзавода сюда рукой подать. Машину после аварии бросили и пешком с вещами сюда... Так?
      - Это верно, - согласился Бабаев. - Только жалко, что мы ни на чей след, кроме Исфендияра, не напали.
      - Почему? А Мухтаров, - бывший шофер угнанной машины?
      - Почему ты подозреваешь его?
      Теймур тихо засмеялся.
      - А ты прикинь. Машину выкатили на руках, чтобы не потревожить соседей, и замок не сломали, а ключом открыли. Как все предусмотрительно! Одного только не предусмотрели.
      - Чего?
      - Своей предусмотрительностью сами подсказали: "Далеко не ищи, я в доме..."
      Бабаев помолчал, вздохнул.
      - Правильно говорят - "ум не в летах, а в мозгах!"
      - Ну, пойдем, пойдем, - подтолкнул его Теймур, - и фонарь выключи.
      Они прошли на ощупь вдоль стены и, найдя калитку, легонько толкнули ее. Заперта. Во дворе залаяла собака. Ей ответили псы сначала из ближних дворов, а потом проснулись и дальние. Сержант Бабаев с легкостью, неожиданной для его возраста, перемахнул через забор и, ударив сапогом пса, отпер калитку. В то же мгновение Теймур был уже во дворе и в свою очередь пнул пса ногой. Тот взвизгнул, отбежал к пристройке. Но в это время на веранду кто-то вышел. Пес снова осмелел и кинулся на пришельцев. Теймур направил луч фонаря на веранду.
      - Убери собаку!
      Немолодая женщина с изможденным лицом, закрываясь ладонью от яркого света, схватила пса за ошейник.
      - Шакал! Шакал! Перестань! - Она посадила его на цепь.
      - Что вам надо?
      - Кто есть дома? - вопросом на вопрос ответил Теймур.
      - Кроме меня, никого... а что?..
      - Бабаев запри калитку!
      Теймур сделал несколько шагов и остановился напротив женщины.
      - Где твой брат?
      - Какой брат?
      - А сколько их у тебя?
      - Один.
      - Так вот, где Исфендияр?
      - Не знаю. Сегодня праздник, а он парень холостой...
      Бабаев уже запер калитку, подошел к ним.
      - Здесь холодно, товарищ лейтенант. Давай немножко в доме погреемся.
      Женщина поспешно преградила им путь.
      - Нечего вам делать в доме!
      Бабаев хрипло рассмеялся:
      - Однажды у Моллы Насреддина украли папаху. А он взял и прямо на кладбище пошел, мол, где бы вор ни бегал, а этого места не минует.
      - Упаси бог! - поплевала вокруг себя женщина.- Зачем мой дом с кладбищем равняешь? Уходите, а то я кричать стану, народ соберу!
      - Не плохо бы, - согласился Теймур. - Все равно для обыска нужны свидетели.
      Сестра Исфендияра вцепилась обеими руками в перила небольшой лестнички.
      - Кто это тебе дал право обыскивать мой дом?
      Теймур достал из кармана ордер на обыск, подписанный прокурором, осветил его фонарем.
      - Читай!
      Женщина покосилась на ордер, поджала губы.
      - Неграмотная я.
      - Бабаев, позови двух соседей в понятые. Не забудь запереть калитку.
      Сержант вышел со двора. Пес на цепи под пристройкой снова залился лаем. Женщина неожиданно обмякла, оперлась на перила. Теймур осветил ее фонарем. Да она же беременная! Стало неловко за свою резкость.
      - Где же твой муж? - участливо поинтересовался он.
      - А тебе на что?
      - Не хочешь - не говори.
      Женщина прикусила губу.
      - Говори-не говори - какой толк?
      Она была очень некрасива и уже в годах. "Интересно, кто польстился на такую?" - подумал Теймур. Женщина словно прочитала его мысли.
      - Этот мир сотворен на обмане. Продаем вранье, покупаем брехню...
      Она тяжело опустилась на ступеньку.
      Внезапно пес зарычал, рванулся с места. Калитка растворилась. Бабаев пропустил вперед высокого старика и парня на костылях, в военной гимнастерке без погон. Женщина, увидев их, прикрыла лицо длинным рукавом. Плечи ее вздрагивали. Вдруг она резко подняла голову.
      - Не надо обыск делать. То, что он принес, в диване, - женщина всхлипнула. - Справа, в углу. Кажется, часы ручные...
      - А остальное? - спросил Теймур.
      - Унесли.
      - Куда?
      - Не знаю.
      - С кем?
      - Не знаю.
      Женщина устало вздохнула, утерла глаза.
      - Скоро брат сам придет, его и спросишь.
      - Прошу вас, пройдемте в дом, - обратился Теймур к старику и парню на костылях. - А ты оставайся во дворе, - кивнул он Бабаеву, - шоферу нашему скажи, пусть за стеной встанет, где кусты.
      - Слушаюсь.
      Сержант присел возле калитки. Минута проходила за минутой, - десять, двадцать, полчаса. Бабаев подумал, что такой отдых, пожалуй, не повредит, ведь целый день на ногах. Потом в голову пришло: "Сынишка, наверное, уже спит. Поплакал, поплакал и уснул. Жена, конечно, выдержала характер, - так и не пустила его на улицу". Бабаев вздохнул, собрался сесть поудобней. Но в это время пес встрепенулся и, радуясь приходу знакомого человека, преданно взвизгнул. Кто-то осторожно толкнул калитку и, убедившись, что она заперта изнутри, просунул под засов длинное лезвие. Только теперь сержант понял, почему младший лейтенант все время повторял: "Запри калитку".
      Невысокий плотный мужчина, войдя во двор, тихо присвистнул, позвал:
      - Шакал! Шакал!
      Пес хотел подбежать к нему, загремел цепью. Мужчина насторожился, оглядел двор. Что-то показалось ему подозрительным. Он на мгновение застыл на месте, потом, крадучись, повернул обратно к калитке, и вдруг попятился... Там кто-то стоял. Мужчина отпрянул назад, в сторону. Но и сзади ткнулся ему в лопатки недобрый ствол пистолета.
      VIII
      - Почему ты не звонил и не докладывал мне о ходе операции?
      - Один раз я звонил, а потом не было возможности, товарищ майор.
      - Возможности или нужды? Ведь ты, наверно, считаешь, что уже не нуждаешься в моих советах.
      - Разрешите идти, товарищ майор?
      Тарланова взорвало:
      - Почему всякий раз, как заходит серьезный разговор, просишь разрешения уйти?
      - Товарищ майор, я вчера просто не хотел беспокоить вас.
      - Такие вещи поважнее встречи нового года. Иди, отдыхай. Я сам доведу до конца это дело.
      Майор Тарланов действительно в кратчайший срок мастерски завершил операцию.
      Исфендияр валил все на Мухтарова, а тот - на Исфендияра, и оба тем самым содействовали скорейшему разрешению дела. Выяснилось, что Исфендияр ранее уже имел судимость за воровство. Показания Мухтарова пролили свет еще на одно обстоятельство: Исфендияр стремился к близости с продавщицей Сафией Велихановой для того, чтобы с ее помощью ограбить промтоварный магазин в Маштагах. Исфендияр же пытался доказать, что если бы Мухтаров не дал ему ключей от гаража и машины, то он не совершил бы этого преступления.
      На очной ставке Исфендияра с женой Мухтарова, которая проходила по делу, как свидетельница, эта сорокапятилетняя женщина бросилась на него с кулаками, "Пусть бог разрушит твой дом. Подлец! Выродок! Мой муж, как-никак, кормил своих детей. Это ты его сбил с пути! Чтобы тебе рот скривило, если ты когда-нибудь засмеешься!"
      Еле удалось успокоить ее.
      Через пару дней Тарланов, встретив Теймура в коридоре, затащил его к себе в кабинет.
      - Ну, что ж, ты хорошо вел операцию. Хотя, - он подмигнул, - от моего ученика другого и не ждали. В общем, я рад, что тобою довольны. Жди самостоятельных дел.
      Теймур от радости готов был расцеловать Тарланова. Впрочем, внешне это никак не выразилось.
      - Разрешите идти, товарищ майор?
      - Пожалуйста! - Тарланов рассмеялся. - Иди, не-людим, иди.
      Теймур смущенно улыбнулся.
      - Товарищ майор, значит я... приступаю к делу Турач.
      Старший уполномоченный нахмурился.
      - Я думал, мы с тобой помирились.
      - Мы никогда и не ссорились, товарищ майор. Но...
      - Пойми, Джангиров, а если твои подозрения не оправдаются?... Если и нет никакой Турач?
      - Товарищ майор, я же вам рассказывал! Неужели вы?..
      От недавнего благодушия Тарланова не осталось и следа.
      - Ладно. Я подумаю. Иди.
      Теймур, как всегда, поздно возвращался из управления. В двух кварталах от дома, на него вдруг из-за угла бесшумно кинулась большая собака. Пахнуло псиной.
      - Куси его, Джек! Куси!..
      И хохот.
      Теймур узнал голос Меченого.
      - Уйми собаку, Шамси!
      - Сам попробуй. Собака с собакой всегда договорятся. А я вашего языка не знаю.
      - Брось дурацкие шутки, Шамси. Я не хочу связываться с тобой.
      - А что ты мне сделаешь? Ты - трус. Ты и в милицию от страха пошел. Что, будешь жаловаться, что я запугиваю тебя? А я скажу, что ты просто наговариваешь на меня, что мы враги с детства, и ты пользуешься служебным положением, чтобы отомстить. Попробуй, докажи, что это не так.
      Теймур невольно усмехнулся. "А в самом деле, похоже на правду! Ведь милиционеру, принявшему взятку, ничего не удалось доказать".
      - Уйди с моей дороги, Шамси!
      Теймур подошел поближе, включил фонарик. Глаза у Меченого совсем превратились в щелки, веки вспухшие, красные.
      - Накурился? Теперь мне понятно, с чего ты такой храбрый. Слушай, не советую тебе в таком виде встречаться со мной...
      - А что, стрелять будешь?
      - Нет. Сдам тебя в сумасшедший дом. Может быть, я не смогу доказать, что ты мне угрожаешь, но что ты сумасшедший я всегда доказать смогу.
      Теймур повернулся, зашагал к дому. Уже у самой калитки он услышал за спиной крик.
      - Мы еще посмотрим, кого из нас увезут в сумасшедший дом. Слепец!
      Шамси на что-то намекал. И уже не впервые. Теймуру захотелось кинуться в темноту, схватить Меченого и выбить из него правду. Но вдали послышался удаляющийся топот. - Нет, не догнать!
      В конце недели Тарланов объявил Теймуру, что операцию "Турач-Гюльдаста", пожалуй, можно начинать. Теймур не знал, как выразить свою признательность.
      - Большое вам спасибо, товарищ майор! Очень большое... - Теймур не находил слов, - я даже не знаю, как мне оправдать...
      - Ну, хорошо, хорошо, - остановил его Тарланов, - только не считай зазорным советоваться со мной.
      - Слушаюсь. Разрешите идти?
      - Иди. Желаю удачи!
      * * *
      Теймур взялся за дело основательно и в высшей степени осторожно. Прошло уже две недели, а он выяснил лишь очень немногое из прошлого Гюльдасты. В войну она работала на швейной фабрике имени Володарского, а год назад устроилась портнихой в артель на одной из глухих улочек города. Отец ее завмаг, арестован в 1942 году за растрату. И все. Больше узнать пока ничего не удалось.
      "Да, одной рукой не захлопаешь в ладоши, - подумал Теймур. - Нужно привлечь к работе еще кого-нибудь. Но кого? Нельзя же доверить такое дело случайному человеку".
      Наконец, после долгих поисков, Теймур нашел подходящую кандидатуру киномеханика Лютфи Ахмед-заде. И дирекция клуба имени Тельмана, где он работал, и райком комсомола похвально отозвались о нем. Кроме всего прочего, этот юноша жил прямо напротив Шахсуваровой и был одних лет с нею. Гюльдаста-Турач жила в старом двухэтажном доме, подвал которого служил аптечным складом. Единственная квартира первого этажа, принадлежавшая как раз Шахсуваровой, имела парадный ход с улицы, а на второй этаж надо было подниматься по лестнице со двора. Поэтому жильцы второго этажа не имели почти никакой связи с Гюльдастой и не интересовали Теймура.
      Да! Лютфи Ахмед-заде являлся самым подходящим человеком. Теймур постарался разузнать о нем по возможности все.
      Лютфи был средним сыном в семье, а теперь остался единственным старший брат погиб на фронте, а младший тогда же умер от тифа. Те годы были трудные и, вероятно, поэтому Лютфи вырос таким хилым, болезненным. К тому же зимой он, как-то раз поскользнувшись на лестнице, сломал себе ногу и с тех пор слегка прихрамывал.
      Из-за слабого здоровья и хромоты Лютфи редко выходил на улицу, почти ни с кем не дружил и все свободное время отдавал чтению.
      Теймур встретился с ним в клубе, во время сеанса. Лютфи, прокрутив "свою" часть фильма, подал знак напарнику и вышел в коридор.
      - Я вас слушаю.
      - Я к тебе по очень важному делу, Лютфи, - Теймур сразу повел разговор так, будто они уже давно знакомы друг с другом. - Ты нам должен помочь.
      - Я? Чем же?
      - Ты ровесник Гюльдасты Шахсуваровой, вы и росли по соседству. А мы хотели бы знать все, что ее касается, даже самое простое и, на первый взгляд, незначительное.
      Лютфи был парнем сообразительным, он внимательно посмотрел на Теймура.
      - То есть, вы хотите сказать, что Гюльдаста...
      - Вот это мы и хотим выяснить. А пока скажи-ка мне, знаешь ли ты, чем она занимается теперь?
      Некоторое время Лютфи колебался, но потом он решил: в том, что ему известно, ничего порочащего Шахсуварову нет и рассказал, где она работает, вспомнил об аресте ее отца. Но все это уже было известно Теймуру. Новым было лишь то, что касалось матери Гюльдасты. Это Лютфи узнал из разговора своих родителей. После ареста мужа - она собрала почти все, что оставалось в доме, и ушла, оставив пятнадцатилетнюю дочь на произвол судьбы.
      Лютфи часто прерывал рассказ, каждые две-три минуты он заглядывал в окошко кинобудки, проверяя, много ли осталось до окончания части. Теймур обратил внимание, что парень заметно волнуется.
      А Лютфи было от чего волноваться. Гюльдаста... Это имя было связано для него с памятью о старшем брате.
      Он слыл первым силачом улицы, и никогда не давал в обиду Гюльдасту. Ей было всего лет двенадцать, но уже тогда взрослые парни засматривались на нее. "Не девочка - картинка", - повторяли пожилые соседки. А потом, Лютфи помнит, старший брат целую ночь сочинял какое-то письмо. Утром клочки этого письма валялись в углу. Брат предлагал Гюльдасте "дружить и никогда не разлучаться" - это была обычная формула школьников того времени.
      Потом война, похоронка на серой бумаге, рыдания матери. Лютфи все дни проводил у окна, и сердце его замирало всякий раз, как в дверях напротив появлялась Гюльдаста. Он много читал. Но в каком бы веке, в какой бы стране ни происходило действие романа - героини всегда представлялись ему похожими на Гюльдасту. А на улицу повадились какие-то незнакомые парни. Это раздражало и в то же время, словно бы подбадривало Лютфи, сокращая расстояние между ним и выдуманной героиней. Гюльдаста будто сама говорила: "Я живая, я не из книг... И расстояние между нами - лишь несколько метров асфальта, разделяющих наши дома".
      Однажды она даже подошла к нему. Лютфи читал, сидя на ступеньке. Гюльдаста, поймав его взгляд, кокетливо улыбнулась и спросила, что за книга у него в руках. От неожиданности у Лютфи пересохло в горле, он молча показал ей обложку.
      - "Хаос"? - безразлично протянула Гюльдаста. - Тебя зовут Лютфи?
      Парень молча кивнул, будто поперхнувшись своим именем.
      - Что ты молчишь? - усмехнулась Гюльдаста. - У тебя что, языка нет?
      Лютфи вскочил. Ему хотелось убежать, спрятаться, на глаза навернулись слезы. Он закрылся книгой.
      - Да ты совсем дугачок, - испугалась Гюльдаста и поспешно отошла. После этого Лютфи так и не решался заговорить с нею. Но он часто слышал ее голос. И даже картавость Гюльдасты казалась ему особенно милой.
      Конечно, всего этого Теймур не знал. Но короткие, отрывистые ответы: "не знаю", "может быть", "не замечал" - показались ему странными. И однажды он, задержав Лютфи после третьего сеанса, без обиняков спросил:
      - Ты любишь ее?
      Парень растерялся. Пожалуй, он бы и себе не смог ответить на этот вопрос. Но в глазах его была такая боль, что Теймур невольно отвел взгляд.
      - Слушай, конечно, в такие дела вмешиваться не принято. Но ты помогаешь нам, и мы должны, обязаны помочь тебе, - Теймур потер лоб, помолчал. Гюльдаста наводчица крупной шайки. На ее совести убийство шофера, у него осталось девять человек детей.
      - Не может быть! - голос Лютфи дрожал.
      - Нет, может, - жестко произнес Теймур, - и ты, конечно, понимаешь, что я доверяю тебе, если рассказываю такое.
      Лютфи долго молчал тогда.
      Странно, но после этого разговора он неожиданно для самого себя увидел многие поступки Гюльдасты совсем в ином свете, с болью ему пришлось признать подозрительность ее поведения. Окно девушки часто остается темным по вечерам. Значит, она не ночует дома? А почему никто не знает имени того молодчика, что стал захаживать к ней после отъезда матери? И, кажется, иногда он оставался у нее до утра.
      Теперь Лютфи все свое свободное время не отходил от окна. Но помощи его одного Теймуру было мало. Ведь по вечерам Ахмед-заде бывал на работе, в клубе. Пришлось привлечь еще нескольких человек: заведующего детсадом, который помещался напротив артели, где работала Гюльдаста; сторожа аптечного склада в ее доме. Кроме того, для непосредственного наблюдения был выделен милиционер Скворцов - рослый, сероглазый парень, в недавнем прошлом пионервожатый.
      Прошло всего три дня, как он включился в операцию, а Теймуру уже не было покоя от различных планов и предложений. Владимир Скворцов обладал богатейшей фантазией. То он предлагал войти в доверие к Гюльдасте под видом связного от какой-нибудь другой шайки, то еще что-нибудь.
      Теймур прозвал его д'Артаньяном, и всякий раз, когда этот новоявленный мушкетер от милиции начинал выкладывать свой очередной проект, с улыбкой одергивал его: "Бери пониже".
      Наконец, Володя перестал витать в облаках и предложил довольно интересный план.
      - Товарищ Джангиров, в милиции я недавно, никто почти еще не знает об этом, кроме своих. Разрешите мне поступить в артель, где работает Гюльдаста.
      Теймур заинтересовался.
      - Как же это?
      - Устроюсь туда помощником, грузчиком, в общем, подсобным рабочим, а потом заделаюсь механиком или техником, как это там у них называется, Володю опять немного занесло. - А что, ознакомлюсь с потрохами швейных машин. Разве нельзя?
      - Постой, постой, - остановил его Теймур, - сколько же лет ты собираешься выслеживать Шахсуварову?
      Володя сразу увял.
      - Да, это правда...
      Но Теймур хлопнул его по плечу.
      - Не падай духом. Над этим, кажется, стоит подумать.
      IX
      К полуподвалу, где помещалась артель, с грохотом подкатил грузовик. Молодой, голубоглазый грузчик в залатанной стеганке лихо спрыгнул на землю и, шлепая оторванной подметкой, сбежал по ступенькам в цех. Почувствовав на себе взгляды девушек, он смачно высморкался и небрежным шлепком сбил ушанку на глаза.
      - Чего таскать-то?
      Поднимаясь по лестнице с тюком готовых платьев, новый грузчик споткнулся и чуть было не упал. В цеху послышался чей-то смешок. Но это не смутило парня. Он белозубо улыбнулся, подмигнул девушкам.
      Через несколько дней Владимир Скворцов уже докладывал Теймуру:
      - Гюльдаста ничем вроде бы не выделяется среди других девушек. Вот только я слышал, что по вечерам под пятницу она иногда в мечеть ходит.
      Теймур насторожился.
      - С кем она встречается там? К ней подходит кто-нибудь?
      Володя развел руками.
      - Я не решился пойти за нею. Еще скажут, что надо этому белобрысому в мусульманской мечети?
      Теймуру пришлось согласиться с ним.
      - Правильно, Это я как-нибудь проверю. Что еще у тебя?
      Скворцов рассказал, что Гюльдаста очень любит посещать свадьбы. Частенько она заходит к почти незнакомым людям, веселится, танцует. Быстрые танцы она исполняет так темпераментно, что, говорят, ей могут позавидовать профессиональные танцовщицы. По словам болтушки Марджан, одной из портних артели, когда Гюльдаста выходит в круг, многие пожилые женщины уговаривают ее: "Ай, дочка, ай, невестка, ради бога, спляши еще!" И спрашивают друг друга: "Чья это такая красивая? Откуда она?" Гюльдаста, обычно, не краснеет и не смущается. На вопросы, откуда она, отвечает уклончиво: "Вы не знаете, мы не здешние". Если же ее полусерьезно начинают сватать за кого-нибудь, то она отговаривается: "Я, мол, замужем, но муж в отъезде". Марджан сболтнула Скворцову, что кто-то заранее предупреждает Гюльдасту - где и когда будет пышная свадьба.
      Теймур задумался.
      Все это, разумеется, интересно. Но только за посещение свадеб и мечети человека не арестуешь. А ничего другого, заслуживающего внимания, узнать пока не удалось.
      Охранник аптечного склада - старый лезгин Абдуррашан при встречах с Теймуром только разводил руками.
      - Ничего не могу тебе сказать, сынок. Все спокойно.
      И заведующая детсадом Шойля-ханум говорила то же самое: "Пока все спокойно. Я ничего не замечаю".
      Словно кто-то взял Гюльдасту за руку и предупреждает ее: "Тут надо поосторожней... А здесь тебя ждет ловушка... Туда не ходи..." Но кто этот ангел-хранитель?
      Надо еще раз проанализировать все полученные сведения.
      Ну, страсть к свадьбам - это понятно. Там она высматривает "лакомые куски". А мечеть для чего? В набожность Гюльдасты как-то не верилось. И еще - почему она говорит, что замужем? Ведь в паспорте у нее никаких записей о браке нет. Возможно, это говорится для того, чтобы не привлекать интереса слишком настойчивых свах. А если - нет?
      Теймур решил поделиться с Тарлановым.
      Старший оперуполномоченный, выслушав его, недоуменно приподнял плечи.
      - И мечеть, и свадьбы, и муж, и ничего дельного! Да она же сбивает тебя с толку, и день ото дня все больше. Не знаю. Я бы на твоем месте арестовал ее пока не поздно.
      Теймур по привычке задумчиво потер лоб.
      - Но ведь в последнее время никаких происшествий нет, верно?
      - А откуда ты знаешь, что они действуют только в Баку, на Апшероне? Может, они сейчас орудуют в районах, в других городах!?
      - Разрешите продолжать операцию? - поднялся Теймур.
      - Я-то тебе давно разрешил, - криво усмехнулся Тарланов. - Только не дай этой лисе сбить тебя со следа. В общем, если будут затруднения, не стесняйся, иди ко мне.
      Теймур и сам уже начал сомневаться: "Может, действительно, не надо было разводить церемонию, как говорит Тарланов? Ведь Гюльдаста разгадала наши намерения - в этом уже сомневаться нельзя. Где же я допустил ошибку?" Он все больше утверждался в мысли, что кто-то предупредил Гюльдасту. Но кто?
      Теймур не мог не верить своим людям. Но кого же тогда заподозрить?
      Дня через два Тарланов вызвал к себе Теймура.
      - Мне самому это дело покоя не дает, - хмуро признался он. - Слушай, а про того милиционера, которому она взятку дала, ты забыл?
      Теймур чуть не стукнул себя по лбу: "Правильно!" Ведь вполне вероятно, что они знакомы. Иначе Гюльдаста вряд ли решилась бы дать ему взятку. Вот встречает ее этот тип и говорит приблизительно такое: "Хорошо, что тот младший лейтенант из уголовного розыска не успел записать твоего адреса и фамилии, а то из-за тебя я поплатился бы головой". "Как это не записал?" поражается Гюльдаста. - "Да ведь он целый протокол составил. Так ты говоришь, он из уголовного розыска?.."
      Теймур горячо ухватился за эту версию. Но выяснилось, что того злополучного милиционера давно уже уволили со службы и он тогда же уехал на родину в Казах. А ведь операция "Турач" началась сравнительно недавно. Если даже, допустить, что взяточник был знаком с Шахсуваровой, и сразу же после истории с разбитым стеклом сболтнул ей что-нибудь, то все равно не верится, чтобы Гюльдаста следовала его предостережению. В конце концов, ей было бы проще уехать куда-либо - страна большая.
      В эти дни Теймур совсем потерял покой. Дома его почти не видели. С утра до вечера он был на ногах, стараясь потуже стянуть кольцо вокруг Гюльдасты, не допустить никакой, даже самой маленькой лазейки.
      К Шойле-ханум он приходил обычно попозже, после того, как матери забирали своих детей, и большинство работниц уже покидало детсад.
      Однажды Теймур не застал заведующую в кабинете. Шойля-ханум готовила кроватку какому-то всхлипывающему малышу. Теймур с улыбкой откинул мальчонке чубчик со лба:
      - Как тебя зовут, а?
      И вдруг из-под бровей на него сверкнули необычайно красивые, бархатисто-черные глаза. Теймуру показалось, что он уже где-то видел эти длинные, загнутые кверху ресницы.
      - Так как зовут тебя, малыш? Чей ты?
      - Его зовут Фахраддин, - ответила Шойля-ханум, оправляя простыню. Мать его заболела, за ним некому присмотреть...
      - А кто его мать? - заинтересовался Теймур. - Что с ней?
      - Зовут ее Фатьма... кажется, у нее астма, говорят, страшные приступы удушья.
      - Астма? У такой молодой женщины?
      - Она вовсе не молодая, ей за пятьдесят. Пойдем, пойдем, - Шойля-ханум слегка подтолкнула Теймура к дверям своего кабинета, - и мальчишка этот не ее ребенок. Она усыновила его и так привыкла, что...
      - А где его родители? - Теймур даже не заметил, что перебивает женщину, которая годится ему в матери. Шойля-ханум покачала головой.
      Кто знает... Она говорит, что нашла его младенцем на скамейке в саду и сообщила в милицию. Но родителей ребенка так и не смогли разыскать. Он не был зарегистрирован ни в одном роддоме. Наверно, мать родила его у акушерки с нелегальной практикой, а, может, просто дома. Скажи, а почему это тебя так интересует?
      - Да, так... - пожал плечами Теймур. - Что нового у вас, Шойля-ханум?
      Пожилая женщина некоторое время молча наводила порядок на своем письменном столе, потом откровенно призналась:
      - Знаешь, я не могу понять, что ты хочешь от этой девушки. Она красива, как вот эта роза на окне... Все подруги любят ее.
      Теймур подошел к окну, осторожно потрогал острые шипы на стебле.
      - А вы думаете преступник бьет себя в грудь и кричит: "Эй, народ, я преступник!" Какой же дурак сделает это? Если она так умело притворяется, значит, очень опытная.
      Шойля-ханум грустно улыбнулась.
      - Не могу! Никак не могу понять, откуда у молоденькой девушки такой опыт и коварство. Когда же она успела испортиться до такой степени?
      - Я тоже долго думал об этом, - кивнул Теймур, - мне кажется, здесь во многом виновата война. Шахсуварова была тогда еще подростком; все думали о фронте, не до нее было. А она, видя безнаказанность... Ну и потом, конечно, мать ее бросила - это тоже сыграло большую роль. - Теймур помолчал. - Я, пожалуй, пойду Шойля-ханум. Прошу вас - будьте внимательны.
      X
      Володе уже казалось, что он всю жизнь только тем и занимался, что разгружал машину, таскал вниз рулоны ткани, а потом заполнял кузов готовыми детскими пальтишками, платьями. И так - каждый день. Скучно! Как-то не очень верилось уже, что портниха Гюльдаста - опасная преступница. Недавно она пришила ему тесемки, к ушанке, залатала телогрейку. Вообще, в цеху очень хорошо относились к Скворцову. Во время перерыва девушки, разворачивая свертки со своими скромными завтраками, наперебой угощали Володю. Он смущался, краснел и в конце концов стал к обеденному часу незаметно исчезать. Дело было еще в том, что после обеда Гюльдаста обычно раскрывала свою старенькую, потрепанную сумку и угощала всех сладостями. Девушки смеялись: "Гюльдаста такая сластена, - она всю зарплату тратит на печенья и конфеты". Володя сам был большой любитель сладкого, но он никак не мог заставить себя взять что-нибудь у Гюльдасты - это казалось ему предательством.
      В помещении артели не было туалета и работникам приходилось бегать во двор напротив. Девушки, обычно, пошептавшись перед этим, убегали туда вдвоем-втроем. Естественно, бывал в этом дворе и Володя. Однажды он заметил, как Гюльдаста вышла из какой-то квартиры на первом этаже. Володя исподволь разузнал, кто там живет. Оказалось - немолодая женщина Фатьма с пятилетним сыном. Женщина сейчас болела, видимо, Гюльдаста просто забежала справиться о ее здоровье.
      Володя не нашел в этом ничего подозрительного, но все же доложил об этом Теймуру, потому что, собственно говоря, больше и докладывать-то было не о чем.
      Теймур, стараясь не выдать волнения, приказал Скворцову, как можно тщательнее вести слежку именно в этом направлении.
      При встрече с Лютфи Ахмед-заде он завел разговор о тайном замужестве Гюльдасты. Надо сказать, что Лютфи оказался единственным из всех привлеченных к операции, кто не остыл и твердо надеялся разоблачить Турач. Он как бы мстил ей за обманутые мальчишеские мечты.
      После некоторого раздумья Лютфи припомнил, что в начало 1943 года, то есть пять лет тому назад Гюльдаста действительно где-то пропадала месяца два-три, но каких-нибудь изменений в ее фигуре он, насколько помнится, не замечал.
      Теймур поспешил в детсад и с помощью Шойли-ханум попробовал узнать у Фахраддина, кого он знает, кроме своей приемной матери. Но мальчонка, как незадачливый попугайчик, твердил одно и то же: "Моя мама - Фатьма, а папы у меня нет".
      * * *
      Вечерело. В цеху уже зажгли свет. Близился конец рабочего дня. Володя, заметив "скорую помощь" возле детского сада, кинулся туда узнать в чем дело. Дверь распахнулась, вышла заведующая с ребенком на руках и села в машину. Володя возвратился в артель и на вопрос "Что там случилось?" с печальным видом покачал головой:
      - Говорят, малыш, какой-то Фахраддин, тифом заболел.
      Он покосился на Гюльдасту. Та даже не дрогнула, на лице ее не появилось никаких признаков волнения или тревоги.
      - Может, пойти сказать тете Фатьме? - предложил кто-то из девушек.
      - Что за глупость? - рассудительно заметила Гюльдаста. - Разве можно больному человеку говорить такое?
      После окончания работы, она неторопливо остановила машину, отряхнула платье, не спеша подошла к осколку зеркала на стене поправить волосы. Затем, накинув пальто, вместе со всеми вышла из цеха.
      Володя разочарованно поскреб затылок, - нет, какой бы она ни была... Если это ее ребенок - я заметил бы, здесь сфальшивить трудно.
      А в это время Фахраддин, прижав нос к запотевшему стеклу машины, то и дело тормошил Шойлю-ханум.
      - Посмотри, тетя Шойля, посмотри вон туда! - радостно вскрикивал он.
      Разумеется, мальчишка и не думал болеть. И прогулка очень понравилась ему. Еще бы! Ведь он в первый раз катался на машине.
      Как странно! Все убегает назад - и столбы, и дома, и какие-то веселые мальчишки с собакой. Куда это они, интересно?..
      - Тетя Шойля, а мы много будем кататься?
      В этот вечер Шойля-ханум осталась ночевать на диване в своем кабинете по мнению Теймура, обязательно должен был кто-то позвонить и спросить о здоровье Фахраддина. Однако, ни в эту ночь, ни назавтра никакого звонка не последовало. Теймур обратился в скорую помощь, но и у них никто не справлялся о состоянии ребенка. Напротив, произошло нечто неожиданное и странное.
      С утра выпал снег. К середине дня городские улицы приняли необычный, по-северному торжественный вид. Бакинские мальчишки, для которых снег всегда редкость, старались наиграться сразу за всю зиму: кувыркались в сугробах, бросались снежками, поспешно устраивали катки.
      Володю Скворцова и самого подмывало повозиться вместе с ними. Он даже попробовал прокатиться по льду, чуть не упал и весело рассмеялся. Вдруг кто-то преградил ему дорогу.
      Володя искренне удивился.
      - Гюльдаста! Откуда это ты?
      - Домой иду, - девушка смахнула с носа снежинку, улыбнулась.
      Володя заметил в руках у нее сумку.
      - Тебе, наверно, тяжело? Дай, помогу. Что-что, а тяжести таскать я умею!..
      Гюльдаста благодарно кивнула, отдала сумку, и, боясь поскользнуться, крепко взяла его под руку.
      Володя немного смутился. Девушка, кажется, заметила это, заглянула ему в лицо, доверительно подмигнула.
      Володе вдруг стало жарко. Он почувствовал, что еще немного - и он бросится целовать эти лучистые глаза, яркие от мороза губы... А Гюльдаста, запрокинув голову, смеялась. Потом вдруг оборвала смех, еще плотнее прильнула к его руке, как будто хотела сказать: "Что я захочу, то ты и сделаешь. Один мой взгляд - и все!.." Старый Абдуррахман. сидевший над ведром с раскаленными углями, кутаясь в непомерно большой тулуп, проводил их любопытным взглядом. Гюльдаста неожиданно обернулась.
      - Салам, дядя.
      Старик удивился еще больше - она никогда раньше не здоровалась с ним.
      - Дядя, если я на несколько дней уеду в Сальяны, будь любезен, поглядывай и за моим домом. Ладно?
      Абдуррахман, грея руки над углем, кивнул.
      - Мне присмотреть не трудно. Только куда в такую метель в путь собираться?
      - У меня тетя заболела.
      - Ай, ай, ай, - посочувствовал Абдуррахман, - поезжай, поезжай, а за домом твоим я присмотрю.
      - Большое спасибо.
      Поднявшись по ступенькам, Гюльдаста открыла ключом дверь.
      - Заходи, Володя.
      Скворцов нерешительно топтался у порога.
      - Может, я пойду...
      Гюльдаста настойчиво потянула его за рукав.
      - Нет, я так тебя не отпущу. Сейчас чай вскипятим. Володя вздохнул отказываться было неудобно. Гюльдаста пропустила его в прихожую и, прикрыв наружную дверь, принялась раздевать, как малого ребенка - расстегнула пуговицы потертой стеганки, сняла ушанку. Володя схватил ее тонкие, холодные пальцы.
      - Что ты делаешь?
      Гюльдаста игриво хохотнула.
      - Кто же в верхнем в дом заходит? Снимай.
      Мысли молниеносно сменяли одна другую. "Интересно, кто там, в комнате? Почему она затащила меня к себе? Может, поинтересуется, что с Фахраддином? Нет, она подозревает меня, иначе могла бы спросить тотчас же, как я вернулся от дверей детсада. Эх, посоветоваться бы с Джангировым - уж он бы разобрался! Заперла она входную дверь или нет?"
      - Что с тобой, Володя? - Гюльдаста с улыбкой заглянула ему в глаза.
      Володя словно бы очнулся.
      - Я боюсь...
      - За меня?
      - Нет, за себя. Я еще никогда не встречал такой красивой девушки.
      Гюльдаста ласково подтолкнула его.
      - Не болтай глупости. Входи.
      Скворцов быстро обвел глазами большую запущенную комнату с высоким потолком. Кроме обеденного стола, придвинутого к дивану, и старомодного буфета, здесь ничего не было. Краска на стенах и оконных рамах потрескалась, шелушилась. В дверном проеме слева виднелись ножки кровати. Противоположная дверь, видимо, вела в коридор и на кухню.
      - Садись! - весело приказала Гюльдаста.
      Володя сел спиной к окну, так можно было держать под наблюдением все три двери. Он полез в карман, будто за платком, нащупал пистолет, поставил его на боевой взвод.
      Гюльдаста скинула пальто и, напевая что-то вполголоса, весело захлопотала. Она исчезала то в одних, то в других дверях, возвращалась, снова уходила.
      В комнате было очень холодно. Гюльдаста внесла керосинку, опустила около стола, поставила на нее чайник. Потом застелила стол старенькой скатертью, расставила сласти, от которых Скворцов всегда отказывался.
      - Угощайся!
      Володя сморщил нос.
      - Я терпеть не могу сладкого.
      Гюльдаста растерялась.
      - Чем же мне угостить тебя?
      - Да ладно... Сколько у тебя комнат?
      - Две.
      - Ты живешь здесь одна?
      - Да... Отец в заключении, а мать уехала.
      Гюльдаста отвечала без утайки. Но настороженному Скворцову именно это показалось странным. Почему она рассказывала ему свою биографию, распахивала двери комнат? Будто желая сказать: "Смотрите - вот я, вот мой дом! Мне нечего скрывать".
      Гюльдаста тем временем принесла стаканы и блюдца, налила чай, пододвинула стакан гостю.
      - Пей, Володя.
      Сама она уселась напротив него. Скворцов постепенно успокоился - в конце концов, старый Абдуррахман видел, что он вошел сюда.
      Володя достал платок, высморкался. Разумеется, ему было известно, что за столом этого делать не полагается, но ведь он - грузчик. Гюльдаста укоризненно посмотрела на него, и Володя, как провинившийся ребенок, заморгал своими большими серыми глазами.
      - Кажется, ты тоже одинок, как я, - вздохнула Гюльдаста.
      "Ну, главное началось!" - подумал Скворцов. Он опять невинно похлопал глазами.
      - Нет, у меня и мать, и отец живы. Правда, отец инвалид войны и мать больная...
      - Ты - единственный сын у них?
      - Нет... были и брат, и сестра. Только они не вернулись с фронта. Вот мать и заболела.
      Гюльдаста испытующе посмотрела на него.
      - Хочешь, я буду тебе сестрой?
      Володя шмыгнул носом.
      - А что мы будем делать, как брат и сестра?
      - Я буду о тебе заботиться, а ты обо мне.
      - Как?
      - Для начала я хочу, чтобы ты взял у меня вот это.
      Гюльдаста прошла в боковую комнату и вынесла оттуда костюм, сшитый из очень дорогого материала.
      - Я его немного подошью и носи на здоровье.
      Володя удивился.
      - Мне? Такой костюм? Откуда у тебя столько денег?
      - Это костюм моего отца.
      - А-а, - протянул Володя, - а что я должен сделать для тебя?
      Кажется, он немного переиграл. Гюльдаста внимательно посмотрела на него.
      - Пей чай, Володя. Может, тебе свежего подлить?
      - Скажи, если тебя задевает кто-нибудь? - настаивал Скворцов, - так я того человека!.. Ты не смотри, что я тихий, у меня, знаешь, какие ребята есть?! Ты только скажи...
      - Скажу, - согласилась Гюльдаста. - Вот в Сальяны съезжу - потом...
      Володя понял - дальше настаивать не следует.
      - Ну, спасибо тебе за чай-сахар! Пойду.
      Гюльдаста задержала его.
      - Одень пиджак - я хоть погляжу, как он на тебе сидит.
      - Не-е, - замотал головой Володя, - я не хочу в долгу быть.
      Девушка порывисто потянулась к нему.
      - Ой, Володя, если ты поможешь мне, я у тебя в вечном долгу буду!... Один человек...
      - Чего он от тебя хочет?
      Гюльдаста стыдливо опустила глаза.
      - Понимаешь...
      Скворцов вдруг почувствовал, что еще немного в он поверит во все: и в скромно опущенные девичьи глаза, и в беспомощно хрупкие плечи, в каждое ее слово! Он схватил шапку, уже с порога крикнул:
      - До свидания.
      - П'гощай, Володя...
      Медленно падали снежные хлопья. Старый Абдуррахман прохаживался возле дома. Скворцов молча прошел мимо него и, схватив на ходу горсть снега с какого-то подоконника, свернул в боковую улочку. Внезапно ему преградили путь. Рука сама собой опустилась в карман.
      - Володя!? Ты? - послышался голос Теймура.- Что ты делал у нее дома?
      Скворцов перевел дух.
      - Она сама зазвала меня...
      - Идем! Идем, - потянул его за руку Теймур, - здесь стоять нельзя.
      За углом их ждала машина с потушенными фарами. Оказывается, Абдуррахман, не теряя ни минуты, позвонил в уголовный розыск. Теймур обрадовался ценному сообщению, решив, что наконец-то сможет увидеть человека, который посещает Гюльдасту. И вдруг - Скворцов!
      В машине Володя подробно рассказал все, что произошло в этот вечер. Теймур недоумевал. "Вот это задача! Зачем понадобилось Гюльдасте зазывать к себе Скворцова, да еще выкладывать ему свою биографию? Возможно, она руководствуется пословицей: "Самая лучшая ложь - правда"? Но в таком случае она просчиталась. Ведь договариваясь с Абдуррахманом, убеждая Скворцова в своей честности, она тем самым показала, что прекрасно знает, кого приставили наблюдать за нею. А может быть, у нее просто не выдержали нервы, и она, как затравленная лисица, сама бросилась навстречу опасности?"
      И снова всплывал главный вопрос: "Откуда она узнала обо всем? Кто ей сказал?"
      - Так как же, все-таки? - не выдержал, наконец, Володя. - Что будем делать, товарищ Джангиров?
      - А? - очнувшись, переспросил Теймур. Он потер лоб. - Ну, то, что ты костюм не взял - хорошо. Иначе она еще больше утвердилась бы в своем подозрении. А вот изъявление готовности защищать ее - ошибка.
      Скворцов удивился:
      - Почему?
      - Потому, что она не поверила в твою искренность.
      Володя потер нос большим пальцем.
      - Так точно, товарищ младший лейтенант, я увлекся немного.
      - Нет, очень даже много. Про Фахраддина она так и не спросила?
      - Ничего не спрашивала, товарищ младший лейтенант. По-моему, в отношении ребенка мы переборщили.
      - Пожалуй, и в самом деле, перестарались, напутали, - задумчиво согласился Теймур - но брови, глаза... будто мальчишка их одолжил на время у Гюльдасты. И по возрасту, вроде, подходит.
      Володе не хотелось спорить с младшим лейтенантом.
      - Товарищ Джангиров, кто будет сопровождать Гюльдасту до Банка?
      - Уж, конечно, не ты. Нужно поговорить с Тарлановым, чтобы выделил еще кого-нибудь.
      XI
      - Опять ты не спишь, мама. Сколько раз я просил - не жди меня! Тебе беречь надо себя. Что я - малое дитя? Захочу поесть - возьму сам и подогрею.
      Джаваир, не поднимая глаз, поставила на стол ужин, принесла чайник.
      - Пока я вас не увижу, ко мне и сон не идет. Сеймур еще ничего - рано приходит. И ты, если бы мать любил, мог приходить пораньше.
      Теймур в сердцах отодвинул тарелку, так ни к чему и не притронувшись. Начал стаскивать сапоги. Мать притаилась в уголке, всхлипнула. Некоторое время Теймур молча хмурился, но потом не выдержал.
      - Что с тобой, мать?
      - Скажи, что я тебе сделала, сынок? - сквозь слезы спросила Джаваир, Разве может сын отворачиваться от родной матери?
      Теймур обнял ее.
      - Ну, перестань, перестань... Ну, не плачь...
      Сеймур проснулся и, ничего не понимая, уставился на мать и брата, стоявших в обнимку. Теймур поцеловал мать в заплаканные глаза и, улыбнувшись, хотел потрепать Сеймура по голове. Но вдруг сдержался. Лицо брата как-то переменилось. Да он же усы отрастил! Густые, с золотистым отливом - они делали его лицо еще более привлекательным, мужественным.
      Сеймур спросонья потер глаза, протяжно зевнул:
      - Из университета тебе бумагу прислали.
      - Какую бумагу?
      - Пишут, что надо сдать остальные два экзамена.
      - Ладно, вот съезжу - потом...
      - Куда ты уезжаешь, сынок? - испугалась Джаваир.
      - Да я на два-три дня. Не беспокойся, мама, небольшую проверку надо провести, - ответил Теймур и, ему совсем не хотелось есть, сел за стол. Выпив стакан чаю, он принялся рассказывать смешные истории о сержанте Бабаеве.
      Сеймур хохотал до колик, и даже мать развеселилась.
      - У вас там каждый день, как в театре... а я тут изнываю. Ты бы почаще рассказывал...
      * * *
      Поезд Баку-Астара. У окна, нервно теребя косынку, сидела красивая девушка.
      - Куда путь держите? - обратился к ней веселый, голубоглазый парень, который все время подшучивал над старушкой-соседкой, пугающейся паровозных гудков.
      Девушка насмешливо оглядела случайного попутчика. Совсем молоденький, на щеках золотистый пушок.
      - Я еду до Банка. А вы?
      - И я туда же. На практику.
      - Вы учитесь?
      - Да, в Москве, в рыботехникуме. Скажите, что это за место Банк?
      - Не знаю, я и сама ни г'азу там не была. Тетя моя живет там...
      На минуту наступило неловкое молчание.
      - Меня звать Алеша. А вас?
      - Мое имя Гюльдаста. Если хотите, зовите Гюлей, Я очень 'гада, что нашла попутчика. Хотите остановитесь у нас, моя тетя гостеп'гиимная...
      - Спасибо. Но зачем вам лишние хлопоты? Я даже не знаю...
      На одной из станций Алеша, прохаживаясь вдоль перрона, подошел к какому-то пассажиру из другого вагона. - У вас не найдется спичек? - и тихо добавил, - товарищ Джангиров, она меня приглашает к своей тетке. Как быть?
      - Приглашение надо принять... если не боишься.
      - Слушаюсь.
      Алеша вернулся в вагон и принялся рассказывать Гюльдасте о московском метро, о высотном здании, что заложили на Котельнической набережной.
      В Сальянах он, закинув за спину свой рюкзак, помог спутнице донести вещи до автобусной станции. Минут через двадцать все едущие на Банк разместились в стареньком, разболтанном грузовике с крытым кузовом и покатили по широкой равнине, кое-где покрытой белыми пятнами тающего снега. Слева, не желая отставать от автобуса, в глубоком русле бежала Кура.
      Через два часа после них. выехал и Теймур. Он очень волновался сотрудник, сопровождающий Гюльдасту, был всего лишь практикантом, правда, не из рыбного техникума, а из спецшколы милиции, но все равно - дело опасное, а ему еще и девятнадцати нет.
      Теймур впервые попал в эти места. За окном проносились селения, утопающие в зелени, вон промелькнула роща каких-то толстоствольных, неизвестных ему деревьев. Постепенно беспокойные мысли покинули Теймура, вернее, отодвинулись куда-то на второй план.
      Машина, миновав заросли странных, красноватого цвета кустов, остановилась на берегу Куры. Внизу, у самой реки, виднелся небольшой помост. Дощатый паром, на который только что въехал тяжелый "форд", отвалил от противоположного берега. Река, стремясь снести паром вниз, сама же передвигала его по натянутому наискось канату в руку толщиной.
      Теймур прикинул - в случае особой нужды, можно переправиться минут за пятнадцать-двадцать.
      Хотя сейчас, конечно, торопиться было некуда. "Пусть приедут, устроятся на новом месте".
      Алеша помог Гюльдасте сойти с грузовика, взял у нее из рук тяжелый чемодан.
      - Ой, я тебя так ут'гуждаю... Дай, хоть 'гюкзак твой понесу.
      Алеша только молча улыбался.
      После долгих поисков они, наконец, нашли нужный дом. Двор вместо забора был обнесен старой рыбачьей сетью, натянутой на колья, в углу возле дома лежала перевернутая лодка.
      - Тетя Наджабат, тетя Наджабат! - позвала Гюльдаста.
      На веранде показались два толстощеких малыша лет по пяти. Мальчишки были похожи друг на друга, как две половинки одного яблока. Некоторое время они таращили глазенки на Гюльдасту, потом убежали в дом и вернулись уже в сопровождении высокой, очень полной женщины. Толстуха несколько мгновений недоуменно переводила взгляд с Гюльдасты на Алешу.
      Наконец Гюльдаста решила помочь ей:
      - Тетя Наджабат, ты что, гостей принимать не хочешь?
      Женщина проворно подбежала к забору.
      - Вай, да это же Гюльдаста! - всплеснула она руками.
      Если внимательно приглядеться, можно было заметить между ними отдаленное сходство.
      Толстуха поспешно вытерла руки о фартук и, выбежав на улицу, обняла племянницу.
      - Пойдем в дом, пойдем, красавица ты моя!
      Гюльдаста еле высвободилась из ее объятий, обернулась к Алеше.
      - Что ты стоишь в сто'гоне? Иди, познакомься с моей тетей!
      Наджабат крепко пожала юноше руку и по-азербайджански спросила Гюльдасту:
      - Кто это?
      - Москвич. Мы в до'гоге познакомились. Он мне очень помог.
      На веранде Гюльдаста задержалась, расцеловала малышей-близнецов.
      - Я пе'гед вами так виновата, - вы уже под'госли, а я вас ни 'газу еще и не видела. Какие хо'гошие 'гебята,
      - А ты как думала? - приосанилась Наджабат.
      Гюльдаста повернулась к ней.
      - Тетя, вы уж п'гостите меня - я для обоих 'гебят п'гивезла девчачьи иг'гушки и пальтишки тоже девчачьи...
      Наджабат махнула рукой.
      - Э-э, были бы только мы все здоровы. Хорошо, что приехала навестить нас. Хоть этим ты не похожа на свою непутевую мать.
      Избавившись от вещей, Алеша поспешил в ихтиологическую лабораторию рыбокомбината, чтобы до наступления вечера представиться директору и предъявить ему документы. Там его уже дожидался Теймур. Алеша был несколько возбужден, он чувствовал себя главным героем большого сражения.
      - Товарищ, Джангиров, она даже не знала толком, кто у ее тетки сыновья или дочери. И вовсе тетка не больна, - Алеша засмеялся, - такая богатырь-баба!..
      Теймур не разделял его веселья, по-тарлановски забарабанил пальцами по столу, нахмурился.
      - Захочешь найти меня - я буду в парткоме. Здесь я навел кое-какие справки о ее родственниках. Слушай, чтобы ты смог лучше ориентироваться. Тетка Гюльдасты известна в поселке, как хорошая, вполне добропорядочная женщина. Муж ее - Халид, старшина моторного баркаса, по словам товарищей тоже человек честный, коммунист. Из Баку, из других городов писем они не получают. Гостья к ним пожаловала впервые.
      Теймур умолк, задумался: "Значит, Гюльдаста опять морочит нас. Зачем она приехала сюда, к тетке, которую никогда и родственницей-то не считала? Проверить, ведется ли за ней слежка? Так она давно это знает!"
      - Ну, ступай, - Теймур, не желая портить Алеше настроение, улыбнулся. - Иди, иди, а то опоздаешь к обеду.
      Алеша, действительно, возвратился как раз вовремя, - в комнате на низком столике дымилась ароматная чихиртма. Плечистый, черноусый Халид широким жестом пригласил гостя к столу.
      Алеша, как и Владимир Скворцов, отлично владел азербайджанским языком. Но сейчас, находясь в роли москвича, он беседовал с хозяином только по-русски. Разговор шел о рыбном деле. Алеша внимательно слушал Халида, поддакивал, стараясь ничем не выдать, что он прислушивается и прекрасно понимает то, о чем говорят тетка с племянницей.
      Оказалось, Наджабат очень недовольна своей сестрой и даже "готова придушить", если доведется встретить. Потом она спросила Гюльдасту, что с отцом, скоро ли он освободится.
      Девушка неопределенно пожала плечами и заговорила о своих делах.
      - А желанный у тебя есть? - полюбопытствовала тетка и сама же громко засмеялась. - Если есть, не стесняйся, дай мне знать, приеду посмотрю, что за человек...
      Гюльдаста ничего не ответила и, услышав, что Халид завтра с утра собирается в море, попросила взять и ее с собой.
      - И ты поезжай с нами, - обернулась она к Алеше. - Не знаю, у меня же практика...
      - А ты уст'гой завтра отдых. Хо'гошо?
      Алеша после некоторого раздумья согласился:
      - Ладно, отговорюсь как-нибудь.
      - Тогда ложитесь пораньше, а то вставать засветло... - усмехнулся Халид.
      Алеша провел бессонную ночь. Он слышал, как Гюльдаста укладывалась спать в соседней комнате вместе с теткой и двоюродными братишками. Потом они еще час-полтора переговаривались вполголоса. Наджабат расспрашивала племянницу о бакинской жизни, рассказывала про своего мужа. "Только он строгий очень", - вздохнула она. Один из мальчиков проснулся, закапризничал. Гюльдаста не дала тетке встать, сама поднялась, убаюкала малыша. Слышно было, как шлепали по полу ее босые ноги. Наконец, все стихло...
      Утром Алеша встал с тяжелой, гудящей, как котел, головой, вышел во двор и вместе с Халидом умылся до пояса ледяной водой. Усталость от бессонной ночи будто бы прошла. В тендире2 уже потрескивали дрова из отверстия тянуло горьковатым дымом. Оказывается, Наджабат встала раньше всех. Гюльдасты нигде не было видно, наверно, она еще нежилась в постели.
      - Я каждое утро делаю километровую пробежку, - объявил Алеша. - Пока тетя Наджабат готовит чай, я пробегусь по дороге. Меня на смех не поднимут?
      Халид слегка удивился такой привычке, но возражать, конечно, не стал.
      - Бегай, на здоровье. Еще весь поселок спит. Только не задерживайся, а то завтрак остынет.
      - Хорошо! - уже на бегу откликнулся Алеша.
      Через три-четыре минуты он, запыхавшись, подбежал к рыбокомбинату. Сторож, которого заранее предупредили, сразу же пропустил его к Теймуру.
      - Товарищ Джангиров, Гюльдаста напросилась в море на прогулку... Я с нею.
      Теймур в это время брился.
      - Ты чего запарился так? Бежал что ли?
      - Ага, - перевел дух Алеша. - Бежал. Я сказал, что каждое утро пробежку делаю.
      Теймур улыбнулся.
      - Ладно, беги обратно. Смотри, будь осторожен на этой прогулке.
      Через полчаса баркас, надсадно тарахтя, отвалил от шаткой пристаньки. Гюльдаста тронула Алешу за локоть.
      - Посмот'ги, как к'гасиво!
      И в самом деле, там, где Кура впадала в Каспий, словно бы кто-то развел гигантский костер. Неподвижные облака переливались в небе всеми цветами радуги и отражались в блестящей, как зеркало, тихоструйной Куре.
      - Да-а! - только и смог сказать Алеша.
      Чайки, привыкшие к пропахшим рыбой суденышкам, сопровождали баркас. Время от времени они шумливо кидались в воду и, отряхнувшись, снова взмывали ввысь.
      Баркас направлялся к временному причалу на про* тивоположном берегу. Халид объяснил, что нужно взять баржу и отвести ее к рыбокомбинату.
      - Алеша, давай сбежим на берег, - заговорщически прошептала Гюльдаста.
      Баркас толкнулся бортом о заскрипевший причал и вдруг загудел, басисто, как заправский лайнер. Это было так неожиданно, что Алеша рассмеялся. Он прыгнул на дощатый настил, протянул руки Гюльдасте. Та, испуганно ойкнув, упала к нему в объятия и тотчас отстранилась.
      Халид высунулся из рулевой рубки.
      - Далеко не отходите. Там взрывают.
      - Хо'гошо! - откликнулась Гюльдаста и весело обернулась к Алеше. Пойдем в лес, там, вон, кажется, ягоды есть.
      - Ага, - с видом знатока сказал Алеша, - это ежевика. Пойдем...
      Они взбежали по откосу наверх и сразу же окунулись в прохладный лесной сумрак. Колючие кусты, цепляясь за одежду, царапая руки, преграждали им путь. Гюльдаста все чаще вскрикивала от боли и вдруг прижалась к Алексею - в двух-трех шагах от них какой-то зверек выпрыгнул из-под куста и тут же скрылся с глаз.
      - Это же заяц! Ты его испугалась, а он тебя!
      - А ты был когда-нибудь на охоте? - простодушно спросила Гюльдаста.
      "Я и сейчас на охоте..." - подумал Алеша, но вслух произнес:
      - Нет. Только рыбачил.
      Сквозь поредевшую чащу показалась степь. Вдали урчали два трактора. Внезапно оттуда донесся свист, а вслед за ним грохнул взрыв, похожий на орудийный залп. Алеша прислушался.
      - Интересно, что там рвут?
      - Идем, посмотрим, - бесстрашно предложила Гюльдаста и, раздвинув кусты, первая побежала в степь.
      Алеша бросился догонять ее. Вдруг где-то рядом тревожно заголосил турач. От этого крика невольно сжималось сердце, словно кто-то прощался с жизнью: "Дайте весть, я пропал!" Гюльдаста остановилась как вкопанная. Алеша чуть не налетел на нее.
      - Что это за птица? - спросил он.
      - Не знаю. Я же городская... Пойдем вон туда.
      - Эй, туда нельзя!
      Гюльдаста с Алешей только сейчас заметили парнишку лет шестнадцати. Он сидел на громадном, вывороченном прямо с корнями, пне и аппетитно жевал лаваш.
      - Что это он говорит? - заинтересовался Алеша.
      Гюльдаста, ничего не ответив, подошла поближе.
      - Почему нельзя?
      - Не слышите, что ли?.. там же взрывают! - парнишка запихнул в рот остаток свернутого трубочкой лаваша, - здесь будет канал. Всю степь засеем хлопком.
      Гюльдаста кивнула в сторону Куры, текущей в глубоком русле.
      - А как же вода из реки в канал поднимется?
      - Приведут плавучую водокачку. Это что-то вроде парохода. Плавает с места на место и воду подает на берег.
      Гюльдаста перевела все это Алеше и опять обратилась к парню.
      - Как тебя зовут?
      - Алифага, - с достоинством ответил паренек, - я - чабан. Вон, видишь, коровы мои...
      - А что же ты так далеко от них? - засмеялась Гюльдаста. - Ты умеешь кидать камни? Алеша, а ты? А ну, давайте, кто дальше?!.
      Алеша оказался более ловким. Но Гюльдасте скоро надоела эта забава и она стала подбивать ребят, то бегать наперегонки, то бороться. Звонкий ее смех далеко разносился по степи.
      Теймур, переодетый в брезентовую робу подрывника, следил за молодыми людьми, спрятавшись в глубокой воронке, на опушке леса.
      Странное это было зрелище-высокое, бездонно-голубое небо, и на широкой, покрытой красноватыми кустами равнине - трое, бегают, смеются.
      Не верилось. Никак не верилось, что эта веселая, задорная девушка преступница.
      "Гюльдаста, красавица Гюльдаста, кто же ты? Кем бы ты могла стать? Ведь не будь этой проклятой войны, не повылезала бы из своих щелей разная шпана, которая прибрала тебя к рукам. Да, не всех война губит одним оружием..."
      И в то же время Теймур отлично понимал, что скажи он сейчас все это Гюльдасте, она вызывающе расхохочется прямо ему в лицо.
      - Дурак-человек, иди пой свои песенки кому-нибудь другому.
      Теймур сжал губы.
      "Нет, Гюльдаста, может быть ты и не враг. Но ты мина. Оставляли же фашисты после себя мины замедленного действия. Вот и ты такая же. А мины надо обезвреживать!".
      И Гюльдаста знала. - попадись она, ей не поздоровится, слишком много крови на ее руках. Потому она и петляла, стараясь сбить с толку своих преследователей, то затащила к себе Володю, то вдруг помчалась на Банк. "Удастся - так простокваша, не удастся - кислое молоко". Терять ей было нечего. А пока что она дурачилась с ребятами. Веселой возне, казалось, не будет конца.
      Но вдруг, почувствовав, что у нее опустились чулки, Гюльдаста отбежала к опушке леса. Зайдя за куст, она подняла подол платья и чуть не вскрикнула - из глубокой ямы на нее угрюмо смотрел мужчина в брезентовой куртке. Было что-то знакомое в темных, сосредоточенных глазах, в крепко сомкнутых, упрямых губах.
      Гюльдаста спокойно выдержала взгляд незнакомца, повернулась и не спеша направилась в сторону, откуда доносились голоса друзей.
      Теймур выпрямился, хлопнул себя по карману - "Эх, закурить бы!"
      Узнала или нет? Если узнала, - остается позавидовать ее выдержке. Что же делать? Поторопиться с финалом? Или ждать, терпеливо ждать конца игры, пока не ясен будет каждый ход, каждая нить ловко налаженной связи. Задержать ее можно в любое время. Хоть сейчас. Но дело в том, что сейчас она еще может отпираться, путать карты. Пока что ясно одно: сообщники ее, видимо, деморализованы, растеряны. Гюльдаста предприняла эту поездку к тетке с единственной целью сбить нас с толку. Надо ждать...
      Через несколько минут Теймур осторожно выбрался из ямы и скрылся в лесу.
      На следующее утро Гюльдаста тепло прощалась с Алешей. Уезжала в Баку она с легкой ручной сумкой, как видно, оставив чемодан у тетки.
      В тот же день Алешу вызвал к себе заведующий лабораторией. Алеша заявил, что, по его мнению, самое подходящее место для практики - рыбозавод в Гумбаши. Правда, нужен специальный пропуск - рядом граница. Ну что ж, он поедет за пропуском в Баку. Этот ход придумал он сам.
      XII
      Теймур, вернувшись в Баку, немедленно явился к Тарланову с подробным докладом о поездке на Банк. Не забыл упомянуть и о случайной встрече с Гюльдастой.
      - Как? Она тебя увидела? - всполошился Тарланов.
      - Так точно.
      - В таком случае, больше нельзя откладывать. Надо ее немедленно взять.
      Теймур не шелохнулся. Майор раздраженно зашелестел бумагами.
      - Что же ты сидишь?
      - Разрешите, товарищ майор... Мы могли задержать Шахсуварову и два месяца назад. Но... раз столько ждали, давайте подождем еще немного. Посмотрим, с кем она пойдет на связь. Это даст возможность взять не одну, а двоих, может быть, троих... Задача облегчится и найдутся ответы на многие нерешенные вопросы.
      Тарланов недовольно пожал плечами:
      - Как знаешь. Но если бы ты считался с чьим-либо мнением, кроме собственного... Ведь я даю тебе дельный совет. Но разговор всегда кончается тем, что ты просишь отсрочки. Сколько же можно тянуть?
      - Ну... В последний раз, товарищ майор.
      - Как знаешь...
      Вечером Теймур встретил сержанта Бабаева и, почему-то вспомнив, спросил:
      - Ну, что вышло из того дела с колокольчиком?
      - Пшик вышел, товарищ Джангиров, - насупился сержант, - ничего не вышло. Там живут два старых сеида. Вроде бы неплохие садовники. У них во дворе целый фруктовый сад: инжир, тут, абрикосы, слива. Что душе угодно. А виноград - прямо сам в рот просится... Что вы все на часы смотрите, товарищ младший лейтенант?
      Теймур, недослушав сержанта, махнул рукой и поспешил на встречу с Володей.
      Казалось, Гюльдаста всецело занялась своими делами. Она старательно убрала квартиру, сходила в баню и оттуда сразу же вернулась домой. Утром пришла на работу, как всегда, свежая, подтянутая. Володя старался в обращении с Гюльдастой быть особенно внимательным. Он так тепло поздоровался с нею, что обычно сдержанная Маруся, начала вдруг по пустякам придираться к подругам.
      Гюльдаста вела себя так, будто ничего между ними и не было. Будто это не она с таким упорством тащила Володю к себе домой и просила стать названым братом.
      - А ты не отступай, как говорят, гони бегущего, - выслушав Скворцова, посоветовал Теймур.
      Но чем больше старался Володя обратить на себя внимание девушки, чем мягче и приветливее обращался, тем холоднее смотрела на него Гюльдаста.
      И, как это часто бывает, поглощенный изменчивым отношением капризной красавицы, Володя не заметил другого.
      В конце рабочего дня, проходя мимо Володи, Маруся, фыркнув, дунула в облако табачного дыма и, пока юноша виновато разгонял руками тяжелые клубы, вложила в его ладонь записку. Он не успел и рта раскрыть, как Маруся исчезла за дверьми.
      - Что это такое? - Гюльдаста вкрадчиво коснулась плеча Володи и скосила глаза на сжатый кулак.
      - Ничего, - попытался увильнуть Володя.
      - Нет, у тебя в руке записка, - произнесла Гюльдаста тоном строгой сестры, от которой не имеет права ничего скрывать незадачливый брат. Покажи!
      - Это же нехорошо - читать чужие записки.
      - А 'газве ты мне чужой? - Гюльдаста мило надула губки.
      - Здравствуйте, пожалуйста, - обиделся Володя. - Три дня и признавать не хотела меня, а тут вдруг спохватилась - "мы не чужие".
      - Ладно, Володя, хватит! Я сказала, значит, все!
      Распалясь, Володя в сердцах выложил все свои обиды и сомнения последних дней.
      - Нет, Гюльдаста, лучше не играй мной. Когда хочешь - забавляешься, а надоест - отталкиваешь. Ты берешь в свои кошачьи лапы сердце, мягко так берешь... Но тебе ничего не стоит и когти выпустить, помучить человека. Только не думай, что я из-за того костюма страдаю. Нет! Пусть его носит твой отец. Ну и что, если я грузчик? У грузчика тоже есть самолюбие. Я не дам тебе задевать ни меня, ни других.
      - Да у тебя оказывается накипело? А кто это "д'гугие"? Их много, или одна? - непонятно, чего больше было в голосе Гюльдасты - сочувствия или насмешки.
      - Ну, хотя бы одна...
      Гюльдаста рассмеялась.
      - Ты, действительно, еще мальчик. Бе'ги свою записку, иди и читай... Хоть наизусть выучи.
      - Зря ты считаешь меня мальчишкой.
      - Ты настоящий малыш. Посмот'ги на себя. - Она подтолкнула его к осколку зеркала. - Ты же чуть не плачешь.
      Ну, этого ты не дождешься!
      На этот раз Володя отлично справился со своей ролью, настолько убедительна была его обида, что Гюльдаста уже искренне старалась успокоить юношу.
      Но в тот вечер примирения не состоялось. Володя решил выдержать характер. Расставшись с Гюльдастой, он зашел за угол и развернул записку. "Приходи к почте на Коммунистической, ровно в восемь вечера. Мне надо сказать тебе что-то очень важное. Обязательно приходи. М." - прочитал Володя и, машинально начав сначала, попытался разобраться в происшедшем.
      Почему вдруг потянуло на откровенность необщительную Марусю? До сих пор они относились друг к другу, как добрые знакомые; куда непринужденнее держались с ним другие девушки артели... Володя старался осмыслить каждый свой, даже незначительный поступок и никак не мог понять, с чем связано предстоящее свидание. Маруся всегда выглядела нелюдимой, одевалась небрежно и всегда казалась незаметной среди кокетливых, ярких подруг. Даже доброта в ней проявлялась как-то неуклюже, стеснительно. И стоило кому-нибудь пошутить над нелюдимостью Маруси, она тотчас замыкалась, как улитка в раковине. И вдруг такая девушка назначает свидание! Это как-то не укладывалось в голове Володи.
      Странным показалось желание Маруси и Теймуру, когда Володя рассказал ему о событиях.
      "Будь осторожен, Володя. Не выдай себя чем-нибудь, а то все испортишь", - в который раз повторял Теймур.
      Северный ветер, поднявшийся еще с утра, к вечеру усилился. Он подгонял прохожих, швыряя в лицо колючий снег, сдувал с карнизов зданий легкие, пушистые облачка. Машины буксовали на обледенелом асфальте.
      Без пяти минут восемь Владимир Скворцов подошел к главному подъезду университета, внимательно оглядел противоположную сторону улицы. Не верилось, что Маруся в такую погоду выйдет на свидание.
      Однако он ошибся. Девушка была уже на условленном месте. От тревожного предчувствия сжалось сердце. "Видно, дело очень важное и неотложное", подумал Володя и, надвинув шапку на глаза, направился к Марусе, которая топталась на углу, поеживаясь от холода.
      Издали заметив Володю, Маруся поспешила ему навстречу. Они остановились на расстоянии одного шага друг от друга. Сильный ветер подталкивал Володю к Марусе, он упирался широко расставив ноги, приподняв плечи. Маруся, прижав посиневшими руками воротник потертого пальтишка, часто постукивала каблуками.
      - Хорошо, что пришел! - как всегда, грубовато буркнула она.
      Володя недовольно, как и полагалось ему по роли, спросил:
      - Что за дело придумала в такой буран?
      - Пошли, узнаешь.
      - Куда?
      - Куда-нибудь. Здесь еще простынешь.
      Володя, заметив, что девушка дрожит, тотчас взял се под руку и ввел в помещение почты. Оно было битком набито людьми, ожидавшими троллейбуса; в такую погоду бакинский транспорт обычно сбивается с графика.
      - Зачем ты меня привел сюда? - недовольно спросила Маруся.
      - Надо согреться немножко.
      - Я могла греться и у себя дома.
      - Куда же я тебя отведу?
      - Не знаю. Лишь бы там было поменьше народу.
      - Слушай, брось загадки! Что случилось?
      - Только не здесь, Володя... Лучше выйдем. Я совсем окоченела. Но не уйду, пока не поговорю с тобой. Слышишь, придумай побыстрее что-нибудь.
      Володя молча взял ее под руку, и они стали проталкиваться к выходу.
      - Зайдем в школу. Я здесь учился.
      Володя толкнул тяжелую дверь.
      Сторожиха преградила им путь, но, узнав парня в потертой стеганке, удивленно всплеснула руками:
      - Володя? Какими судьбами, сынок?
      Она явно обрадовалась этой встрече, но желанный гость ответил на приветствие безо всякого воодушевления.
      - Добрый вечер, тетя Разия.
      Женщина укоризненно покачала головой.
      - Совсем забыл дорогу в свою школу, сынок. А бывало...
      - Вот вспомнил и пришел, - быстро прервал ее Володя. - Можно, я покажу ей наш класс?
      - Почему же нельзя, сынок! Покажи, покажи, - и тихонько добавила: - Кто тебе эта девушка?
      - Работаем вместе, - торопливо пояснил Володя. - Идем, Маруся.
      Он спешил избавиться от расспросов сторожихи. "Как ледышка", - подумал, сжимая в своей ладони руку Маруси. Так, держась за руки, они взбежали на третий этаж. Шагая по широкому коридору, Володя присматривался к табличкам на классных дверях. Он помедлил у десятого "а", но вспомнив, что с полным средним образованием было бы глупо работать грузчиком, прошел дальше и остановился у дверей седьмого "б", расположенного в другом конце коридора.
      - Вот мой класс, - обернулся он к девушке.
      Но воспоминания детства не интересовали его спутницу. С трудом пересиливая дрожь, она выговорила:
      - Давай присядем где-нибудь.
      Володя осторожно открыл дверь, в классе было пусто.
      - Иди сюда, - позвал он девушку. - Ну, Маруся, говори, в чем дело. Побыстрей, пока никто не мешает.
      - Если бы я могла побыстрей, я бы давеча по дороге сказала, - обиделась Маруся, но, заметив нетерпение своего собеседника, как-то жалобно произнесла. - Не торопи меня... - И снова помолчала, почему-то не решаясь посмотреть ему в глаза. - Не подумай чего другого, Володя... Сердце разрывается, когда вижу, как ты лебезишь перед нею...
      - Перед кем?
      - Сам знаешь. Не перебивай меня. И без того мысли путаются... Почему ты так унижаешься перед нею? Она играет с тобой, Володя. Не верь ей, не верь!
      - Да о ком ты?
      - Гюльдаста!... Она никогда не полюбит тебя.
      Володя придвинулся к Марусе и небрежно спросил:
      - Только из-за этой чепухи ты вытащила меня да еще в такой буран?
      Маруся закусила губу, отвернулась.
      - Да, только для этого, Володя!
      - Вот тебе и на! А я - то думал...
      - Жалко тебя, Володя!
      - Ну знаешь... Капризы такой девушки, как Гюльдаста, можно и потерпеть.
      - Может быть. Тебе виднее. Но она никогда не полюбит тебя! Она... она с другим встречается.
      - Неправда. Гюльдаста - красивая девушка, честная. Почему ты встаешь между нами?!
      - Ты сам, Володя, третий - лишний... Я много раз видела ее с каким-то парнем.
      - Неправда!
      - Значит, я еще и обманщица!
      - Ты ни за что ни про что чернишь девушку, которую я уважаю. Говоришь, Гюльдаста встречается с другим? Но если есть такой, у него должны быть имя, фамилия. - Володя вызывающе усмехнулся ей в лицо.
      - Не знаю я его имя. Если б знала, сказала. Только бы ты не унижался перед ней.
      - Я не верю! Не верю тебе.
      Куда девались гордость и самолюбие Маруси! Не стыдясь слез, она так искренне, с такой нежностью просила его о доверии, что Володя едва не забыл свою роль. И только вспомнив великолепное притворство Гюльдасты, вовремя овладел собой.
      - Не верю никаким клятвам. Не старайся, - как можно грубее оборвал он девушку. - Только собственным глазам...
      Маруся заплакала, закрыла ладонями пылающее лицо. Через несколько секунд она, вскинув голову, рывком запахнула пальто.
      - Хорошо. Пусть! Пусть! - и хлопнула дверью. Володя и опомниться не успел, как ее шаги простучали и стихли в конце коридора.
      Нет, тысячу раз - нет! Маруся пришла не по наущению Гюльдасты, а по зову сердца. Маруся, Маруся! Неужели?...
      Володя Скворцов возвращался домой, не замечая холода, и прохожие удивленно оглядывались на беспричинно улыбающегося юношу.
      Под утро ветер утих.
      Солнце пробилось сквозь облака. Но было все еще морозно. Первое, что заметил Володя утром - отсутствие Маруси. Почувствовал, что-то случилось, и Гюльдесты не было. Девушки тоже забеспокоились о подругах, решили обязательно навестить их после работы.
      Володя еле дождался перерыва, забежал в магазин неподалеку, и, по телефону связавшись с уголовным розыском, попросил во что бы то ни стало разузнать, где находятся Гюльдаста и Маруся. И в случае чего - немедленно позвонить в детский садик Шойле-хакум, вызвать его к телефону.
      Часа через три Шойля-ханум послала уборщицу с просьбой помочь переставить большую пальму. Войдя в кабинет заведующей детсадом, Володя плотно прикрыл за собой дверь, схватил телефонную трубку. Алеша Филиппов сообщал, что Маруся сильно заболела. Ночью температура подскочила до сорока. Пришлось отправить в больницу. Говорят - двустороннее воспаление легких. Гюльдаста же вышла сегодня из дому позже, чем обычно, и так неожиданно наняла такси, что Абдуррахман успел запомнить только две последние цифры номера и цвет машины. "Победой" молочного цвета Теймур занялся лично. Он установил, что таких "Побед" в таксомоторном парке Баку семьдесят восемь и только у четырнадцати номерной знак кончается числом 19. Но три машины стояли на ремонте, остальные одиннадцать работали в городе и апшеронских предместьях. Теймур обратился в автоинспекцию, попросил как можно скорее разыскать нужную машину.
      - Где Гюльдаста? - этот вопрос не давал ему покоя. - Что она еще выкинула, заметая следы?...
      А Гюльдаста в это время сидела в больничной палате, ласково поглаживая горячую ладонь подруги.
      - Не волнуйся, Маша, - подсела она к самому изголовью больной. - Мне сказали, что дней за десять-пятнадцать ты вылечишься. Это не опасно.
      Маруся, неузнаваемо осунувшись за ночь, облизнула сухие, в трещинах губы.
      - Где мама?
      - Твоя мама сегодня всю ночь не сомкнула глаз. Хочешь, я заменю ее?
      Маруся прикрыла глаза, ответила чуть слышно:
      - Не знаю... Как хочешь. Зачем тебе?
      - Скажи... Я все для тебя сделаю, - произнесла Гюльдаста голосом человека, готового на самопожертвование.
      - Не мучай его.
      - Кого?
      - Володю, - Маруся высвободила руку, вцепилась в край одеяла.
      - О чем ты, Маша? Что я должна сделать для него?
      - Скажи ему правду. Лучше правду. Он не нужен тебе. Ты же с другим... Прошу тебя. Я же своими глазами... - она замолчала, на скулах выступили капельки пота.
      - Что ты видела? С кем? Ну, гово'ги же! - Гюльдаста, оглянувшись на дверь, низко склонилась к пылавшему жаром лицу.
      - Не знаю. Кто такой не знаю. Потому и не верит он мне.
      Гюльдаста, удивленно глянув на Марусю, произнесла, растягивая слова:
      - Бедная девочка, да ты влюбилась в него.
      - Не знаю...
      - Послушай, Маша, я не стану обманывать. Ты что-то путаешь. У меня никого нет. Слышишь? Ни-ко-го.
      - Ты красивая. Очень красивая, - глаза Маруси влажно заблестели. - А сердце у тебя... Холодная ты.
      - Нет, Маша, - мельком глянув на часы, Гюльдаста решительно поднялась. - Ты совсем не знаешь меня. Слушай меня внимательно, Маша. Может, мы больше не увидимся. Не нужен он мне, твой Володя. Если сумеешь... Будь счастлива, Маша.
      То ли от нервного напряжения, то ли от высокой температуры Маруся впала в беспамятство.
      В полдень Алеша, наконец, заметил Гюльдасту на улице, невдалеке от ее дома. Гюльдаста почему-то не зашла домой, хотя даже губы у нее посинели от холода, а стала кружить по городу. Потом она купила билеты и вошла в кинозал.
      Алеша последовал за нею. Весь сеанс он не спускал глаз с пушистого платка Гюльдасты.
      В больницу к Марусе Володя попал только к вечеру. Опасливо присел на табурет, со страхом вглядываясь в неподвижное лицо девушки.
      - Маруся, Маруся! Это я...
      Рядом в полумраке шевельнулась незамеченная им фигура. Догадался мать. Такие же прямые, как стрелки, брови, широко расставленные глаза.
      - Вы Володя? Она всю ночь бредила... Звала вас.
      Володя долго не решался посмотреть в глаза усталой, видимо, о многом догадывавшейся женщине.
      - Больше она никого не называла по имени?
      - Звала. Меня звала... И отца, и сестру. Но больше всего вас... Еще о Гюльдасте много говорила.
      - О Гюльдасте?
      - Да, - ответила женщина и смахнула набежавшую слезу. - Приходила утром. Все о чем-то шептала, все выпытывала что-то. А потом Марусе совсем плохо стало. Я в коридоре была, слышу - стонет. Вошла я, а та уже встает. Спать меня отсылает. Не надо, говорю. Справлюсь как-нибудь... Да и полегчало ей.
      В палату заглянула дежурная медсестра. Володя поднялся, тяжело вздохнул. Но все же, шагая к трамвайной остановке, он думал не столько о Марусе, сколько о странном посещении Гюльдасты.
      Не зря приходила. Раньше всех успела. Что ее беспокоит? Конечно, записка. Видела, как Маруся передала мне записку и что-то заподозрила. Интересно получается; я ее подстерегаю, а она - меня. Выведать приходила, что знает Маруся. Значит, Маруся не зря предупреждала, значит, видела ее с кем-то. С кем? Вот это и тревожит Гюльдасту. Ну и хитра! Что могла ей сказать Маруся? Видеть видела. - это точно. А имени не знает, кто такой - не знает. Уж в этом Гюльдаста убедилась. Успокоилась, небось. Очень важно ей это было, если не постеснялась у больной выспрашивать. Теперь все отрицать будет.
      XIII
      После сеанса у выхода из кинозала образовалась пробка. Алеша энергично заработал локтями - не потерять бы! И, увидев впереди пуховый платок, облегченно вздохнул. Гюльдаста не спешила домой. Вот она вынырнула из магазина и поплотнее укуталась платком - одни глаза сверкают. Вот она подошла к своему дому, помедлила. Раздумав, резко повернула назад. Алеша не отставал от нее. Гюльдаста вела себя более чем странно. "Уж не заметила ли?" - с тревогой думал Алеша, едва успев отскочить в подворотню.
      Теймур, наконец, нашел водителя "Победы" и, обстоятельно расспросив его, узнал, что утром, около девяти часов он подвез на морской вокзал женщину. Портрет Гюльдасты шофер нарисовал довольно точно, причмокивая при этом губами от восторга. И все не мог забыть, как долго держался в машине аромат ее духов. Пассажирка там же рассчиталась с шофером и отпустила такси. Шофер признался, что отъехал не сразу, все смотрел вслед этой необыкновенно красивой женщине. Она вошла в зал, где помещались билетные кассы...
      Эту женщину вспомнила и кассирша, которая продала ей билет на Красноводск.
      Теймур поспешил на свидание с Алешей Филипповым, но того не оказалось на условленном месте. В окнах Гюльдасты не было света. "Гюльдаста купила билет на Красноводск. Сейчас теплоход в море... Если Гюльдаста на борту, значит, она перехитрила нас. Раньше она сама сообщала нам о каждом своем шаге, теперь, ослабив нашу бдительность, ускользнула. Допустим, я настигаю ее на теплоходе... Она, как ни в чем не бывало, сообщает, что едет в Узбекистан, к матери. Так... Значит, Гюльдаста на борту теплохода. Но где же ее тень, где Алеша?
      Старый Абдуррахман сообщил Теймуру, что час тому назад женщина, похожая на Гюльдасту, подошла к дому, но почему-то поспешно удалилась. Похоже, чего-то остерегалась. Алеша ушел следом.
      Алеша, следуя за своей подопечной, подошел к темным, кривым переулкам возле базара, который в просторечье давно прозван Кубинкой. Улочки и тупики были безлюдны. Вдруг из темноты мужской голос окликнул:
      - Дилавер, это ты?
      Женщина, за которой следил Алексей, облегченно ответила:
      - Ох, и устала я! Посмотрите, кто там увязался за мной.
      Только тут понял Алеша свою ошибку: эта женщина - не Гюльдаста! Но и пальто, и пушистый платок были совершенно одинаковы, и фигурой она напоминала Гюльдасту. Даже высокие ботики так же отвернуты ворсистой изнанкой... Голос у нее был густой и сильный, и "р" она выговаривала твердо.
      Алеша, попятившись, хотел скрыться за углом. Но и там путь был прегражден. Две тени, сближаясь, подступали к Алеше, и он понял - выхода нет. Схватки не миновать. Что им объяснишь?
      Если бы это была Гюльдаста, он мог бы сказать. Как-никак вместе ездили на Банк... Сказать, что нравится ему девчонка. Думал, свободная. Но теперь... "Гюльдаста провела меня, как слепого щенка. Ох, дурак", - подумал Алексей и прижался к стене, пошире расставил ноги.
      - Эй ты, недоносок ишачий, чего пристаешь к чужим женам? Что, тебе девушек мало? - сиплый голос прогудел совсем рядом.
      Алеша, не успел ответить. Тяжелый, как кувалда, кулак швырнул его головой об стену. Второй удар пришелся по скуле. Алеша выхватил из кармана пистолет, выстрелил в землю.
      Тени метнулись за угол. Удаляющийся топот - и все стихло.
      Алеша пришел в себя, вместе с кровью выплюнул в грязь выбитый зуб и тяжело поднялся. Ныло плечо. Держась за стену, он с трудом выбрался из переулка. Постоял, вцепившись пальцами в штукатурку, и вдруг расплакался навзрыд, по-мальчишески, от досады, от бессильной ярости и стыда за свою ошибку.
      Через полчаса, едва шевеля разбитыми губами, он отрывисто рассказывал Теймуру о происшедшем. Алешу трудно было узнать. Правое веко так распухло, что закрывало весь глаз, из носа все еще сочилась кровь. Володя Скворцов от негодования стучал кулаком о стену и ругался на чем свет стоит.
      На другой день, просматривая суточную сводку происшествий, подготовленную республиканским управлением милиции, Теймур обнаружил сообщение с теплохода "Узбекистан", следующего рейсом Баку-Красноводск: "Около девяти часов вечера гражданка Гюльдаста Мюршуд гызы Шахсуварова бросилась в море и утонула".
      В первые минуты Теймуру показалось, что земля уходит из-под ног. Значит, все. Значит, навсегда. Замела следы. Теперь никогда не прихлопнуть эту змеиную нору.
      Но странно, чем больше анализировал Теймур события последних дней, тем зримее вставал перед ним живой, изменчивый образ Гюльдасты, тем больше овладевали им сомнения. Не могла такая, как Турач, покончить с собой. Чужие жизни для нее - ничто, но своя... Тут что-то не так. Гюльдаста изобретательна, рискованна, а уж тем более там, где дело касается спасения собственной шкуры. Такую голыми руками не возьмешь. Это - ее очередной фокус, чтоб выиграть время, чтоб оборвать следы. Нет, Гюльдаста не из тех, кто сам уходит из жизни.
      Однако, дело это приняло совершенно неожиданный оборот. Старшина Ширинов, оперуполномоченный с теплохода "Узбекистан" позвонил Теймуру, как только вернулся из Красноводска. Они встретились в морском отделении республиканского управления милиции. Вот что рассказал Ширинов:
      - Вечером, часов в девять я зашел в буфет. Даже стакан чая не допил... Слышу. - страшный шум на палубе. Кинулся туда. Паника, крики. "Женщина в море!" Бросилась сама! Все кричат, суетятся. Я от одного к другому: Кто видел? Как случилось? Как выглядела женщина? Никто толком ничего не знает. Никто не видел. Сначала подумал, может, оступилась нечаянно? Или со злым умыслом столкнули человека... Стемнело, хоть глаз выколи. Включили прожектор, пошарили вокруг по воде. Ничего. Наконец, попросили пассажиров занять места согласно билетам. И только тогда оказалось, что одно место в каюте второго класса пустует. Там мы обнаружили дамскую сумку, белую пуховую шаль и черное пальто... В сумке пятьсот тридцать рублей денег, билет, зеркальце, расческа и паспорт. Вот... И свидетели подписали протокол.
      Старшина для пущей убедительности выложил перед Теймуром содержимое сумки. С волнением раскрыл Теймур паспорт. Да. Сомнений не оставалось - это был паспорт Гюльдасты. Тот самый, что несколько месяцев назад держал он в своих руках.
      - Послушай, старшина... Ты уверен, что Гюльдаста действительно бросилась в море? - спросил Теймур.
      Старшина вместо ответа кивнул головой в угол, где на столе лежало пальто Гюльдасты и шаль.
      - В кармане пальто обнаружен ключ, - все более мрачнея, старшина пододвинул Теймуру ключ от квартиры Гюльдасты.
      - Ну, все-таки... - настаивал Теймур. - Как же, а? Столкнули ее в море или упала нечаянно? Неужели самоубийство?
      Старшина покрутил головой, откашлялся и посмотрел в упор.
      - Вас обвиняет она, товарищ младший лейтенант, - старшина медленно выдвинул ящик письменною сгола. - Вот... Посмотрите сами. В кармане ее пальто нашли.
      Положив перед младшим лейтенантом записку, старшина виновато понурился..
      Не касаясь руками мятого листка, читал Теймур предсмертную записку Гюльдасты:
      "Не знаю, прибьет ли к какому-нибудь берегу мои труп. Обо мне никто не заплачет, ни мать, ни отец. Я очень одинока. И пользуясь этим, сотрудник милиции Теймур Аббас оглу Джангиров преследует меня, склоняет к бесчестью. Я измучена его угрозами. Сил нет терпеть. Лучше умереть, чем быть обесчещенной. Если бы только знать, что негодяй будет наказан... Г. Шахсуварова".
      - Какая подлость! - опершись обеими руками, Теймур поднялся из-за стола. - Теперь-то я абсолютно уверен. - она жива.
      Но дальнейшее расследование не дало никаких результатов. Ключом, который привез старшина, открыли квартиру Гюльдасты. Оказалось, что она и дома оставила "прощальную" записку. Волосы, найденные на шали, ничем не отличались от тех, что хранились в архиве. Отпечатки пальцев на билете, зеркальце и расческе совпадали с отпечатками, которые когда-то получил Теймур. И почерк... Обе записки и то объяснение, что хранилось в деле, были написаны одной рукой. Маруся подтвердила, что от последних слов Гюльдасты у нее на душе остался неприятный, тревожный осадок. Очень странно прощалась Гюльдаста. Будто знала, что последняя это встреча.
      Теймур подал подробный рапорт Тарланову и, ожидая вызова, заранее предчувствовал недоброе. На следующий день его вызвали к майору.
      - Из тебя не выйдет оперативника! - отчеканил Тарланов, едва Теймур переступил порог его кабинета. Майор раздраженно шагал вокруг массивного сгола. - В лучшем случае из тебя получится теоретик. Но для практического дела ты непригоден. Постой, дай сказать. Верно, ты однажды неплохо провел операцию. Но что там было сложного? И пусть твои теоретические обоснования всегда безукоризненны... Этого мало, понимаешь, мало, если нет настоящего чутья, хватки. А у тебя их нет. Ты хотел отличиться, стать героем? А что вышло? Ты проиграл и Гюльдасте, и мне. Что ты сумел доказать? Если это действительно преступница - ты упустил ее. А вдруг... А вдруг, ты затравил совершенно невинного человека? Попробуй теперь, докажи. Пока ты разводил свои теории, Гюльдаста замела следы и исчезла... А как смело брался! Сколько спорил со мной! "Прошу вас, товарищ майор! Разрешите, товарищ майор! Дайте срок, товарищ майор!" Что я тебе говорил? Ты и слушать не хотел. Зря старался выше головы прыгнуть! Только дело испортил. Гюльдаста в своей смерти обвиняет тебя. Ты понимаешь, что это значит? Что молчишь?
      Теймур устало произнес:
      - Я подавал вам рапорт. Если считаете нужным, прошу отстранить меня от оперативной работы.
      - Это само собой, - Тарланов вздохнул. - Только не думай, что зло во мне играет сейчас... Поверь, обидна твоя неудача. Говорю от души. Давно хотелось выложить все, что думаю о тебе.
      - Большое спасибо, - Теймур кивнул.
      - Ты еще иронизируешь? - поостывший было Тарланов вновь распалился. Может быть, ты хочешь сказать, что с Гюльдастой и я бы не справился? Говори! Все равно уходишь из моего отдела. Давай, говори! Не бойся. За правду не наказывают.
      Теймур молчал.
      Но Тарланова уже занесло. Понимал, как тяжело переживает Теймур свое поражение. И, все-таки, именно сейчас хотел, очень хотел услышать признание в своей правоте. Чувствовал, что-то большее, чем объяснение начальника с провинившимся подчиненным стоит за этим разговором, и настойчиво тянул Теймура к барьеру той откровенности, за которым исчезает субординация, обязательная официальность взаимоотношений. Зачем он это делал? Он и сам не знал, но остановиться не мог.
      - Ну? Молчишь и думаешь, - "он тоже не справился бы с Гюльдастой"? Какая чепуха! Скажешь кому-нибудь, засмеют. Меня все знают. "Уж раз Тарланов взялся" - вот как говорят. Ты и сам не раз говорил мне об этом. Говорил?
      - Да, говорил.
      - Ну, в таком случае... - Тарланов с удовлетворением оперся о стол пухлыми кулаками.
      Теймур поднялся.
      - Верно, говорил. Вы - настоящий оперативник. Но разве это все? Я вот смотрю, как вы работаете, думаю... Порой даже завидую. И все-таки мешает вам безразличие.
      - К кому? К чему я безразличен? К закону, скажешь? Или, может, к преступникам? - Тарланов перегнулся через стол.
      - И к тому, и к другому. Иначе вам не удавалось бы с такой легкостью и быстротой заканчивать дела. Тревожили бы не только факты преступления. живые люди. А вы больше для плана стараетесь. Для благополучных рапортов. Возьмете одного, двух... Оформите для прокуратуры, и дело с концом. Вот, мол, как здорово мы разоблачаем и боремся с преступностью. А за спиной этих двух-трех остаются другие. Те, кто незримо способствовал преступникам. Те, кому удалось уползти в сторону, затаиться. А, может быть, просто запутавшиеся в беде. Люди, живые люди. Что толкнуло их на скользкий путь? Что? В этом важнее всего разобраться, понять. Что говорить, в нашем деле можно обойтись и без этого. Вы отлично обходитесь.
      - Выходит, по-твоему, я бесстрастный чиновник? - совсем тихо спросил майор.
      - Нет, страсть у вас есть. Охотничья страсть... Спортивная, что ли... Выйти на след, настигнуть, взять. Вот и все. Потом чувство еще одной победы.
      Тарланов покачал головой, тяжело опустился в кресло.
      - Я обещал, что не накажу тебя. Счеты сводить не собираюсь. Но все-таки скажу... Ты неблагодарный человек, Джангиров. Сначала казалось - скромный парень, видимо, тут я промахнулся. Подумать только! После такого позорного провала ты еще смеешь поучать!
      Теймур возразил совершенно спокойно и твердо. Только желваки заиграли под скулами.
      - Не проиграл я операцию, товарищ майор! Согласен где-то ошибся. Но не проиграл. Чувствую...
      - Опять чувства? - Тарланов деланно рассмеялся вслед уходящему Теймуру. Когда за младшим лейтенантом закрылась дверь, он хмуро уставился на пустой стол, мысленно спорил, доказывал свое. На телефонные звонки отвечал раздраженно и ни с того, ни с сего накричал на инспектора ГАИ.
      Через несколько дней Теймура назначили начальником паспортного стола вместо женщины, которая, наконец, после долгих хлопот, переехала в другой город, к мужу.
      Завершение дела "Гюльдаста-Турач" поручили Владимиру Скворцову. Однако обыск, произведенный на Банке, тоже не дал никаких результатов. В чемодане Гюльдасты не оказалось ничего, кроме подарков тетке и ее детям. Ничем не подтвердились также подозрения насчет Фахраддина.
      Прошло еще два месяца. Гюльдаста не подавала никаких признаков жизни.
      Но Теймура не покидало ощущение подвоха. Так бывает после большого пожара, когда вдруг хлынет ливень, прибьет пламя. Кажется, не осталось и искры. Но где-то подспудно тлеют невидимые головешки... Из его предположений складывалась довольно правдоподобная версия.
      Гюльдаста, убедившись, что кольцо стягивается все туже, пошла на рискованное, отлично продуманное дело. С одной стороны, - такая неожиданная смерть раз и навсегда прекращала преследование. С другой стороны, посмертной запиской она обезвреживала самого опасного врага - Теймура.
      Мнимое самоубийство было разыграно безукоризненно, вплоть до мельчайших деталей. Гюльдаста демонстративно купила билет в каюту второго класса. Теймур предполагал, что в это же время какая-то незаметная пассажирка приобрела палубный билет в соседней кассе. Скорее всего, Гюльдаста покинула теплоход еще до отплытия, вместе с провожающими. Ее неизвестная сообщница незаметно юркнула в каюту, номер которой значился в билете, купленном Гюльдастой, оставила там шаль, сумку и пальто Гюльдасты, затем вышла и заняла место в обшем зале. Воспользовавшись темнотой, она вышла на палубу и подняла тревогу. Гюльдасты во время проверки пассажиров в каюте не оказалось. Таким образом, цель была достигнута. Ее записка о причинах мнимого самоубийства вынуждала Теймура отстраниться от этого дела. Правда, никто, казалось, не придавал значения дикому вымыслу Шахсуваровой. Но записка существовала, ее подшили в дело. И Теймур помнил об этом. Гюльдаста показала прекрасное знание юриспруденции.
      Десятки раз перебирая в памяти все случившееся, Теймур взвешивал, вспоминал и предостерегающие слова товарищей. "Не идеализируешь ли ты свою противницу?" В самом деле... Может, он, стараясь оправдаться в собственных глазах, невольно сгустил краски? Придумал этакую роковую женщину, хищную и сильную, поединок с которой не каждому под силу?
      Анализируя, мысль, снова высвечивает каждый поступок Гюльдасты. И Теймура снова удивляет последовательная логичность всех ее действий. Нет, умная баба. Умная, прозорливая. В этом он не сомневался. Настораживало другое: если допустить, что версия его соответствует действительности, почему же тогда бандиты, прекрасно зная, кто идет по следу - не трогают его самого?..
      Почему?
      С кем было поделиться своими сомнениями? С Володей? Но он так откровенно сиял при встречах, что Теймуру не хотелось портить ему настроение. Все вокруг знали, - если Скворцова нет на работе, значит, он в больнице, у постели Маруси.
      В середине лета все сотрудники были приглашены к нему на свадьбу. Теймур вместе со всеми кричал - "Горько!" - и посмеивался, глядя, как тянется Володя к губам Маруси, не дожидаясь "команды"...
      Под шум общего веселья Теймур незаметно вышел в переднюю. Володя поймал его уже в дверях.
      - Останьтесь, Теймур Аббасович. Свои же все. Отвлечься надо вам...
      Теймур упрямо покрутил головой:
      - Не сердись. Не могу я. Все равно - одно в голове. А за тебя я рад, Володя. Ну, иди, иди, - он подтолкнул жениха к двери и, рванув воротник гимнастерки, вышел на улицу.
      Теймур стал еще более замкнутым, необщительным.
      И не только на работе. Дома, случалось, за весь вечер слова не скажет. Мать замечала - сидит над книгой, будто читает, полчаса, час, а все в одну и ту же страницу смотрит. Или как потерянный бродит из угла в угол. Сердце Джаваир разрывалось от тревоги. Но каждый день она встречала Теймура приветливой, спокойной улыбкой. Всей мудростью своей понимала мать, нельзя плакать, нельзя спрашивать. Надо крепиться, ждать, пока вернется к сыну радость. Только ночью тихонько подходила она к постели сына, как много лет назад, когда мужчина еще был мальчишкой.
      Нарушая неписаный закон старшинства, Сеймур все чаще стал подбадривать брата. Делал он это, как ему казалось, осторожно и тонко. Теймура трогало участие брата. Он терпеливо выслушивал его серьезные, рассудительные советы, все стараясь понять - а что он сам, Сеймур, думает о жизни? Во что верит, к чему стремится...
      - Скоро ты положишь себе в карман диплом. Я это говорю к тому, что, может, тебе перейти на другую работу? Сейчас дел везде хватает. Фронтовик, член партии, юрист с высшим образованием. Можно такую жизнь наладить!
      Теймур ерошил тщательно причесанные волосы доморощенного философа, легонько шлепал его по затылку. Что он там знает о жизни, этот юнец. Впрочем, где-то Сеймур, кажется, прав. С дипломом можно запросто устроиться, найти работу почище. И пропади все пропадом... Хватит, отвоевался... Живут же люди по-человечески - цветочки разводят, рыбку удят. Такие мысли приходили чаще всего по вечерам, под тоскливый шорох дождя, или вой ветра.
      Но наступал новый день со множеством забот и тревог. Теймур нашел их даже на спокойном месте начальника паспортного стола. И ночные раздумья о цветоводстве, рыбалке вызывали уже только чувство неловкости, стыда. Настолько нелепой казалась ему любая другая жизнь.
      XIV
      Так прошло два года. Работой Теймура были довольны. Его даже повысили в звании. В положенное время в ящик письменного стола лег диплом юриста, на который Сеймур возлагал столько надежд.
      Да, казалось, и в самом Теймуре поубавилось страсти разведчика. Правда, он не сделался общительнее, но людей не сторонился. Спокойнее стал относиться и к работе товарищей-оперативников, хотя еще иногда завидовал им тайно.
      Как-то вдруг состарилась мать - голова ее совсем побелела, и Теймур все чаще ловил себя на смутном чувстве вины перед этой тихой, до боли родной женщиной. Еще несколько лет назад она настойчиво уговаривала его жениться, будто невзначай заводила разговор о знакомых девушках. А теперь замолчала. И молчание это было укором, безнадежным примирением с несбывшейся мечтой о внуках. Теймур понимал и другое - женитьбы его ждет и младший брат; вечерами Сеймур исчезал. Возвращаясь поздно, старался бесшумно нырнуть в постель.
      Но если бы Теймур и женился. - разве приведешь молодую жену в их тесную общую квартирку из двух небольших комнат? Поразмыслив, он решил подыскать себе другое жилье. Может, это развяжет руки Сеймуру, женится брат, и мать, наконец, увидит невестку, внуков. Теймур подал заявление с просьбой выделить ему комнату в одной из новостроек. И здесь ему неожиданно помог благоприятный случай: Теймуру предложили однокомнатную квартиру, которая освободилась в связи с переездом многосемейного сотрудника.
      Из дому он не взял ничего, кроме тахты и пары стульев. Обедать ездил к матери - это было обязательным условием Джаваир. Она очень дорожила этими короткими часами, когда вся их маленькая семья собиралась под родной крышей.
      Однажды вечером Теймур решительно остановил брата у калитки.
      - Послушай, ты не жди меня. Я о женитьбе говорю. Если кто-нибудь есть на примете... женись. Ждет ведь мать...
      Сеймур отвел глаза.
      - Нет, Теймур. Как ты, так и я. Вперед соваться не буду. Успеется.
      Теймур разозлился:
      - Брось темнить! Какая разница, кто когда женится? Женись и все! Есть у тебя девушка?
      - Нет!
      - Куда же ты вечерами бегаешь?
      - Иногда, бывает, - срочный заказ, один на курорт опаздывает, другой в отпуск спешит, просят поскорее зубы отремонтировать. Вот и приходится по ночам...
      - И все?
      - Да нет, понимаешь, девушки у меня есть, но...
      Сеймур замолчал: непривычно это было. Братья никогда раньше не заводили таких разговоров. Теймур нахмурился:
      - Как знаешь. Я перешел отсюда, чтобы тебе было свободнее.
      Сеймур ничего не ответил.
      Как-то в воскресенье, спускаясь по улице Чкалова, Теймур увидел на фасаде Музея искусств транспарант "Выставка молодых художников". Трудно сказать, почему его вдруг потянуло на выставку, - к изобразительному искусству он всегда был довольно равнодушен. В залах было немноголюдно. Монотонный голос экскурсовода навевал дрему. И Теймур пошел наугад от полотна к полотну. Нет, здесь ничто не привлекало внимания, - уж очень красивыми, как на плакате, выглядели люди. В жизни, наверно, вот этой матери-героине достается немало. А с портрета улыбается, сложив руки на животе, самодовольная, слишком уж молодая женщина.
      Нефтяные камни... Это интересно. Схлестнулись две встречные силы на эстакаде - люди и ветер. Люди идут, будто сдвигая плечами гигантскую тяжесть. Идет смена на вахту... Сумгаит... Мингечаур... Удивительно! Здесь, в выставочных залах, раскрывалась летопись великих перемен в судьбе Азербайджана...
      "Нет, не зря позвал меня транспарант на фасаде", - думал Теймур, пробираясь к выходу.
      Стой! А это что? Почему он раньше не заметил? Карандашный портрет работника милиции. Автор - Л. Ашрафзаде. Давно ли это художники стали интересоваться милицией? Да он скорее похож на философа, чем на... Задумался. Лицо сосредоточенное, угадываются воля, ум.
      Ляман Ашрафзаде. Неужели та самая, что бросила тогда на прощание: "Не ищите меня"! Когда это было? Сколько лет назад? Почему он не разыскал ее тогда? Ведь это была та единственная девушка, именно та, которую ждут, ищут годами.
      Художница искренне, по-своему свежо видит, рассказывает о людях. Вот портрет мальчишки: кто-то окликнул пацана, он на миг оторвался от важного дела, рассеянно вскинул брови. Девочка-подросток в костюме танцовщицы глянула в зеркало и впервые смутилась своей красоты. Молодой нефтяник с выразительными руками, - таким можно все доверить, - новорожденного и стальные трубы, хрупкую ветку и знамя.
      Какой глубокий и богатый мир характеров, настроений, образов открылся Теймуру в этих портретах. И каждое лицо как бы открывало частицу души художницы, рассказывало о том, что ей дорого в людях.
      Как странно они тогда познакомились. И уж совсем нелепо расстались.
      "Не ищите меня..."
      Через неделю, воскресным утром Теймур снова входил в Музей искусств. Странно - сегодня, вновь просматривая работы Ашрафзаде, он открывал в них то, что осталось незамеченным в первую встречу с героями молодой художницы. Как будто она доработала их, обогатила какими-то деталями, тонко подмеченными штрихами.
      Вот, например, женщина, что сидит над старыми письмами. Как молодят ее мерцающие из-под тяжелых век глаза...
      - Товарищ лейтенант?
      Он обернулся на знакомый голос и увидел Ляман в легком летнем платье. Она улыбалась ему, удивленно вскинув брови, словно не веря своим глазам:
      - Вы? На выставке?
      Теймур снял фуражку, растерянно взъерошил свои жесткие, курчавые волосы. От этого его лицо стало озорным.
      - Помните, я вам говорил, что наступит время, когда я приду на вашу выставку.
      - Ну, и как? Вам нравится? - спросила Ляман серьезно.
      - Я пришел сюда во второй раз, чтобы посмотреть на ваши работы.
      - И наверно, знали, что встретите меня здесь.
      - Нет, это мне и в голову не приходило.
      Они помолчали, но вскоре Ляман тоном любезной хозяйки предложила гостю:
      - Хотите, я прокомментирую содержание этих работ?
      - Нет. Разрешите, я расскажу сам. А вы послушайте.
      Брови Ляман снова удивленно вскинулись:
      - Пожалуйста.
      Теймур подошел к портрету мальчика.
      - Этому сорванцу три-четыре года. Балкон их квартиры выходит на улицу и мать так любит посудачить, что иногда разговоры с соседкой на противоположном балконе длятся часами. Мальчонка остается один и делает все, что ему заблагорассудится. Озорник и выдумщик очень переимчив. Он хочет все знать, вечно что-то изобретает. Мне кажется, когда он попадает в гости к соседям, те не чают как избавиться от непоседливого мальчишки.
      Ляман улыбнулась ему признательно, это придало смелости Теймуру, когда они перешли к следующему портрету.
      - А здесь, мне сдается, изображен ваш завуч. Здесь вы стремились не столько к портретному сходству, сколько к раскрытию характера, внутреннего мира, и, по-моему, вам это удалось.
      - Знаете, - тихо произнесла Ляман, - он так и не смог добиться своего. Умер. Этот рисунок... Таким он остался в моей памяти.
      Они минуту помолчали, как бы отдавая долг памяти художника. Теймуру хотелось развеять набежавшую грусть. Взяв Ляман за локоть, он подвел ее к картине. - А эта девушка мне очень нравится. Может, потому, что она очень похожа на вас. Правда, она гораздо младше... Это - вы, когда были подростком. Конечно, я не специалист, но мне кажется, что в ваших портретах почти нет вымысла. Вы пишите так, как видите и чувствуете.
      Ляман вдруг примолкла, как-то замкнулась. Она почему-то не могла сейчас улыбаться и шутить с Теймуром. Словно не о ее рисунках рассказывал он, а о том, что продумано и пережито за эти годы. Почему ей так неловко? Почему? Разве ей неприятны слова Теймура, то, что угадывалось за ними? И почему вдруг так сблизил их этот час, будто бы ни к чему не обязывающий разговор. Ведь он может просто сейчас сказать "до свидания" и уйти. Но он не хочет уходить. И ей, Ляман, почему-то не хочется этого.
      Девушка мельком глянула на себя в одно из огромных старинных зеркал и встретилась с таким зовущим взглядом Теймура, что почти бегом кинулась из зала.
      Они медленно спускались к набережной. Ляман с любопытством, искоса поглядывала на Теймура. Он был намного выше ее. Чтобы увидеть его глаза, надо было запрокинуть голову. Лицо усталое. А форма ладно сидит. О чем он думает сейчас? И вообще он совсем не такой, каким показался ей тогда. Так интересно говорил о картинах. Вернее, о людях. А сейчас молчит. Сколько можно молчать?
      Вышли к морю, присели на скамью.
      - Как идут ваши дела? - Ляман первой нарушила молчание. И тут же сердито подумала о банальности своего вопроса.
      - Неплохо. А у вас? Помните, брат...
      Ляман охотно заговорила о Наримане, - он уже кончает школу, мечтает о Политехническом институте. Пожаловалась, что очень постарел отец, а мать в последнее время стала страшной ворчуньей. Из разговора Теймур понял, что она еще не замужем.
      - А вы, Ляман? Чего ждете вы? - неожиданно спросил он, обернувшись к девушке. - Закончили училище, стали зрелым художником и такая... Вы очень красивая, Ляман. Вот видите, мне даже не страшно говорить вам об этом.
      Ляман откинулась на спинку скамьи, задумалась.
      - Мне тоже легко говорить с вами о многом. Не знаю - почему. Хотите правду? Я ведь не очень счастлива. Иногда подруги говорят, - глупая. Любит тебя человек, ну, и выходи за него. А я... А если он мне только нравится? Если нет у нас с ним и не может быть ничего... Не могу торговаться с собственным сердцем. И это, наверное, чувствуют мужчины. Как будто даже сторонятся.
      Мимо них, прихрамывая, прошел худой, светловолосый парень.
      - Лютфн! - Теймур поспешно поднялся и сделал несколько шагов к нему.
      Парень остановился. Его глаза, удивленные, неожиданно громадные на узком, бледном лице презрительно прищурились, дрогнули губы.
      - Ты не узнал меня, Лютфи? - стараясь скрыть смущение, Теймур почти вцепился в худого и хрупкого парнишку.
      - Узнал... - дрожа от возмущения, воскликнул Лютфи - Как не узнать... Ты убил Гюльдасту! Негодяй! Ты карьерист и убийца!
      Теймур огляделся. К счастью, аллея была пустынной, только вдалеке сидели над детскими колясками две старушки. Что сказать этому парню? Никогда так тяжко не оскорбляли Теймура. Если бы это был не Лютфи, а другой, Теймур не стерпел бы. Но перед Лютфи он стоял, опустив голову. Многое вспомнилось сейчас и многое стало понятней. Теперь-то он знал, почему так загорались глаза Лютфи при имени Гюльдасты в первые встречи. Что он мог сказать сейчас Лютфи, потерявшему самое дорогое? Что Гюльдаста жива? Он не поверит. Он знает о записке.
      Кто-то потянул Теймура за рукав. Ляман смотрела на него испуганно, тянула назад к скамье.
      - Как он смел?... Почему он так? Кого вы убили? Не верю. Вы не можете! Почему же позволили этому калеке... Почему?! Ничего не понимаю но... если нельзя, не говорите, я не настаиваю.
      Ляман высвободила свою руку из ладони Теймура. Теймур решился.
      - Помните, я обещал когда-нибудь объяснить, почему я следил за вами в первую встречу? Мне почему-то кажется, что вам можно верить, Ляман.
      ...Он рассказал ей обо всем, что произошло с ним в первый день возвращения из госпиталя. Ляман слушала его внимательно, не пропуская ни одного слова. В душе она была благодарна Теймуру за доверие, когда не просят обещания сохранить чужую тайну. Чем дальше рассказывал Теймур, тем больше узнавала она его. Удивлялась, каким простоватым и неинтересным показался он ей сначала. И какой многогранный характер раскрывался в поединке с Гюльдастой.
      Поздно расстались они в этот вечер; посмотрев на часы, Ляман ахнула. Вот уже шесть часов они вместе, - время пролетело как мгновение. "Не пущу", - сказал Теймур и задержал ее еще на час.
      Светлой полосой вошли эти встречи в однообразную, невеселую жизнь Теймура.
      Однажды они встретились вечером. Звезды переливались, как промытые самоцветы. Ляман, откинувшись на спинку скамьи, покусывала стебелек левкоя.
      - Одна, две, три, четыре, пять, шесть... - вдруг начал шепотом считать Теймур.
      - Ты звезды считаешь?
      - Нет, твои родинки. Если бы еще одна, Большая Медведица получилась бы... Не хватает седьмой, самой крупной...
      Ляман вцепилась рукой в ворот кофточки. Почувствовав прикосновение сухих горячих губ Теймура, отвела руку.
      Через месяц они поженились. Хотя все было сделано не так, как мечтала Джаваир, все равно, мать была бесконечно рада.
      Ляман перешла в новую квартиру мужа... Она так преобразила холостяцкую комнату, что гости неохотно покидали их дом. В этой единственной комнате одинаково приятно было и заниматься, и отдыхать, и принимать гостей. Обедали молодожены на кухне.
      Теймур и Ляман были счастливы.
      Впрочем, жизнь Ляман была интереснее, чем Теймура. Она чувствовала, что Теймур недоволен работой, хоть он и не жаловался никогда. Ляман, как могла, старалась рассеять изредка набегавшую хмурь. Показывала свои работы, делилась с мужем замыслами и, невольно увлекаясь, он принимал участие в ее поисках, иногда спорил, и надо отдать ему должное, спорил с хорошим чувством времени, предъявляя свой особый счет к искусству.
      Нет, она никогда не могла заговорить с ним о его работе, только молча переживала, сознавая его неудовлетворенность. Теймур был очень самолюбив, хоть и сдержан. Да и кому это придется по душе, изо дня в день одно и то же - оформление паспортов, прописка. А все в человеке рвется к живому делу. К поиску. К движению. К бою. Сам Теймур старался не говорить об этом. Но болело это в нем, болело.
      В свободное время они часами бродили по улицам вечернего города, особенно в Нагорной части, откуда так широко распахивалась золотая подкова бакинской бухты. В синих сумерках особенно четко вырисовывался знакомый силуэт бронзового Мироныча. А там, дальше - проткнул бродячее облако шпиль телевизонной вышки.
      Хорошо стоять плечом к плечу над городом-амфитеатром и по пунктирам электрических огней угадывать улицы. Ту, по которой впервые пошли вместе. И ту, где было сказано самое главное слово...
      А какие дома росли здесь, рядом! Высокие, светлые, с красивой резьбой по камню. Целый город новоселов, город молодых строителей. Не зря назвали бакинцы основную магистраль обновленного района - проспектом Строителей.
      XV
      Ляман была внимательной и заботливой невесткой, она часто наведывалась в Нагорную часть к старой Джаваир. Женщины быстро нашли общий язык и могли подолгу разговаривать, не ощущая недостатка в темах, отлично понимая друг друга. Теперь Джаваир сетовала на то, что Сеймур почему-то не хочет обзаводиться семьей.
      Среди работ Ляман появились любовно написанные портреты Джаваир. Сблизилась с Джаваир и мать Ляман. Так как Джаваир была гораздо старше Сиддиги, болела и редко выходила из дому, новые родственницы чаще бывали у нее. Однако, Сеймур стеснялся жены брата, даже краснел, когда с ним заговаривала Ляман. И сколько ни старалась Ляман написать портрет младшего сына, так похожего на свою мать, Сеймур каждый раз находил повод увильнуть. В то же время она на каждом шагу чувствовала заботливое внимание Сеймура, который нередко баловал жену старшего брата дорогими подарками. Смотришь, смущенно вручит ей отрез на пальто или на платье. Либо незаметно оставит на туалете уникальную безделушку. Смущало Ляман и то, что Сеймур всегда спешил уйти, стоило появиться Теймуру. И всегда настороженно, уклончиво отвечал на вопросы старшего брата.
      Каждый раз, раскрывая сверток или пакет, Ляман ощущала беспокойство при виде дорогих подарков. Однажды, поколебавшись, она сказала Теймуру:
      - Что это такое? Сеймур, должно быть, окончательно разорился. Он просто на порог не может ступить без подарка. И все такие ценные вещи. Я не могу ему сказать, боюсь обидится... Поговори хоть ты с ним.
      Теймур покачал головой:
      - Ты недавно знаешь его, а я всю жизнь, как говорят военные, "иду на сближение" с ним. И тоже ни черта не получается. Он, как говорилось в старину, "держит занавес" и не хочет хотя бы немного приподнять его. Может, поэтому все так уважают его. Я бы сказал, даже почитают. И старики, и молодежь.
      - Но ведь, старина потому и старина, что давно прошла. Люди иначе стали относиться друг к другу. Сейчас совсем другое время. Ближе стали мы друг другу что ли, теплее. Ведь он твой брат. Может, совет нужен, помощь? Хотя Сеймур - не мальчик. У его сверстников уже дети растут.
      Теймур повернул к себе картон с новым этюдом Ляман, сказал, сосредоточенно разглядывая:
      - Что ж... Я знаю людей и постарше Сеймура, а у них все еще нет детей. Таких к ответственности привлекать надо.
      Ляман вспыхнула. Теймур бережно обнял жену.
      - Эх ты, конспиратор! Когда? Мать ходит такая счастливая и важная... Только я один ничего не знаю. Кого же ты мне подаришь?
      Ляман рассмеялась, уткнулась в плечо мужа.
      Ожидание отцовства заметно изменило Теймура, в его глазах обрело особый, значительный смысл все, что бы он ни делал. Кажется, даже желание вернуться к оперативной работе, отдаться розыску постепенно охладевало в нем. Он и внешне стал степеннее, над чем частенько подсмеивалась Ляман: "Может, ты всерьез подумываешь о спокойной, солидной работе. Как и подобает отцу большого семейства?" - она очень похоже передразнила Теймура, медленно прохаживаясь вокруг стола с заложенными за спину руками.
      - А что? - задумчиво отвечал Теймур.
      В воскресенье Джаваир пригласила сына и невестку на пельмени. Теймур хотел было остановить такси, но Ляман решительно отказалась.
      - Мне надо побольше ходить, Теймур, - объяснила она, словно оправдываясь.
      Они шли не спеша, любуясь вечно живой, полной солнца и ветра панорамой города. Задержав шаг, Ляман оперлась на руку Теймура.
      - Не знаю, кто как, - а я верю, - через несколько лет здесь будет самый красивый район Баку. Сюда переместится научный центр. А ведь есть еще такие, - не хотят переезжать из тесных, темных квартир сюда: "далеко"... Чудаки. А мне... Мне, знаешь, иногда кажется, крыльев не хватает. Смешно?
      Теймур сжал локоть жены, незаметно коснулся губами пряди волос на виске.
      Они постояли еще и двинулись дальше. До старого дома Теймура оставалось пройти еще два не снесенных переулка, когда Теймур издали узнал Шамси.
      Меченый пил пиво у водяного киоска, громко перебрасываясь с ребятами солеными шутками. Заметив Теймура с женой, Шамси отставил в сторону недопитую кружку пива. Что он выкинет? Разинув рты, замерли у прилавка праздные собутыльники Шамси.
      Ничего не подозревая, Ляман оживленно говорила о чем-то своем. Поровнявшись с киоском, Теймур пропустил Ляман вперед, сам чуть помедлил. Видел, как комкает, мнет край куртки тяжелая рука Меченого. Ни один звук не нарушил напряженной тишины в переулке, пока не скрылся Теймур с женой за углом тупика. Видимо, Шамси счел недостойным задеть Теймура в присутствии его жены.
      - Странно, - удивился Теймур. Он слышал, что Шамси устроился поваром на одном из танкеров. Несколько дней бывает в море, а затем - в отгуле, на берегу. В такие дни, или когда танкер стоит на ремонте, Шамси пьянствует, скандалит дома. В последнее время снесли много старых домов вокруг; дружки Меченого рассыпались по отдаленным районам города, встречались теперь они редко, от случая к случаю.
      - Кто это был? - почувствовав что-то неладное, спросила Ляман.
      - Так... соседские ребята, - отозвался Теймур, как ни в чем не бывало.
      Джаваир приготовила отменные пельмени. Радовалась, хоть на короткое время собрав под крылом своих взрослых питомцев.
      После обеда братья уселись за нарды, женщины занялись на кухне посудой.
      Заговорившись с Ляман, Джаваир вдруг спохватилась:
      - Ты смотри, какая память у меня стала! Чайник поставила, а плиту зажечь забыла. Мальчики ждут чай... Дочка, дай мне спички.
      Ляман взяла коробок, подошла к плите.
      - Осторожней, прошу тебя. Там, кажется, всего две спички!
      Джаваир, обняв невестку, продолжала:
      - Ну, посмотрим, спалишь ты нас или нет. Это очень опасные спички. Хочешь зажечь, а сера так и прыгает на тебя...
      Ляман чиркнула спичкой. Искорка, отскочив от серной головки, пролетела прямо над ухом Джаваир. Ляман рассердилась:
      - Теймур, зажги нам газ, со спичками прямо беда, - позвала она мужа.
      Теймур взял коробок из рук Ляман.
      - Да тут всего одна осталась!
      Ляман усмехнулась:
      - Ну, значит, мы на необитаемом острове. Кругом - холод и тьма. У нас единственная спичка... вся наша жизнь зависит от нее.
      - Тьфу, тьфу, упаси аллах, - отмахнулась Джаваир.
      Теймур и Ляман расхохотались. Теймур с великими предосторожностями чиркнул спичкой по коробку. Рассыпавшись искрами, пламя тотчас погасло.
      - Ну вот... Остались мы без чая, - Джаваир, накинув платок, собралась к соседям.
      Ляман выглянула из кухни:
      - Сеймур, у тебя есть спички?
      Сеймур достал из кармана зажигалку, поджег бумагу, а затем поднес ее к плите. Газ вспыхнул голубоватым огнем.
      Братья снова уселись за нарды.
      - Кто кидает? - спросил Теймур.
      - Кажется, твоя очередь.
      Теймур взял зары и, потряхивая ими в ладони, неожиданно попросил:
      - Любопытная у тебя зажигалка, а ну-ка дай.
      Сеймур протянул зажигалку брату.
      - Ты что, курить начал?
      - Да, нет... Просто нравится.
      Теймур долго вертел в руках зажигалку, любуясь тонкой отделкой - на отшлифованной рукоятке миниатюрного пистолета были выгравированы орлы.
      - Откуда ты выкапываешь такие штуковины?
      - На Кубинке купил. Давно. Возьми себе, возьми. Я все равно потеряю или подарю кому-нибудь.
      - Ты смотри... Чего только нет на Кубинке.
      - Это во время войны было, - пожал плечами Сеймур, - раненые продавали.
      - Верно. Некоторые дураки привозили с собой и настоящее оружие браунинги, револьверы, парабеллумы, продавали кому попало.
      Теймур кинул зары, игра разгорелась снова. Джаваир и Ляман подали чай. После чаепития Теймур надел пиджак, встал. Ляман с Джаваир расцеловались, вышли во двор.
      Уже в переулке Теймур обернулся к брату. (Сеймур всегда провожал их за ворота).
      - Покажи-ка мне еще раз твою зажигалку.
      Сеймур похлопал себя по карманам, протянул на ладони тускло поблескивающий пистолетик.
      - Я же говорю, не нужна мне она. Возьми себе.
      - А мне на что?
      Сеймур улыбнулся:
      - Бери, раз нравится. Бери, чего уж там! Только смотри, курить не начни.
      Теймур подкинул на ладони зажигалку, опустил в карман и весело простился.
      Дома целый вечер он рассеянно слонялся из угла в угол, насвистывал что-то грустное, как всегда, искажая мелодию.
      - Что случилось? - обняла мужа за плечи Ляман и подвела рукой по его жестким, курчавым волосам. - Я ведь знаю тебя, что-то не так...
      - Ничего... О Сеймуре все думаю.
      - Что же тебя тревожит? Парень как парень. Почему он не женится?
      - Наверно, еще не встретил девушку по душе... Стоит ли из-за этого беспокоиться? Не грусти. В один прекрасный день, увидишь, он приведет девушку и скажет: "благослови, мама", - Ляман зевнула. - Ты не хочешь спать?
      - Нет. Ты ложись, а я хочу дочитать главу. Осталосьнесколько страниц.
      Заслонив от Ляман небольшую лампочку на письменном столе, Теймур раскрыл книгу. Но через несколько минут на ее страницы легла зажигалка. Та самая, подаренная Сеймуром.
      Где-то здесь на крышке должна быть небольшая вмятина от пули. Ага, вот она!
      Это было в последнем бою под Ростовом. Разведгруппа возвращалась с задания. На немецкого солдата наткнулись в лесу, тот ничком лежал раненный и снег облепил посиневшие губы. Они тогда отдали ему последние капли из своих фляг. Герберт - так звали немца - дал очень ценные сведения. По его словам, он шел через линию фронта, пробивался навстречу частям Советской Армии. Данные, сообщенные Гербертом, подтвердились. Гитлеровцы перешли в наступление как раз на участке, указанном немецким солдатом. На прощание Герберт подарил Теймуру зажигалку с вмятиной от пули. Теймур все время носил ее в кармане, хранил для брата. Собираясь домой, переложил в чемодан. И странно... Зажигалка действительно попала к Сеймуру.
      Но каким образом?
      Столько лет прошло с той памятной ночи, а он все помнил так, как будто это было вчера. Густая тьма улиц, картавый полушепот: "стукни его еще 'газ"... Тупая боль... Выхваченный чемодан.
      Мог ли он заподозрить брата в чем-либо? Нелепица! Но есть что-то неубедительное в объяснении Сеймура. Не мог, не мог этой вещи купить у ворюг инвалид войны. Да и преступники едва бы рискнули продать ворованное человеку в военной форме. А может, умышленно они поступили так? Сбыли краденое руками раненого, - так менее подозрительно... Как все перепуталось! И какого черта из-за дурацкой зажигалки он ломает голову до полуночи! И при чем здесь брат!
      Теймур в сердцах захлопнул книгу, выключил свет.
      * * *
      Разве забудешь тот день, когда впервые взял в руки теплый живой комочек; со страхом и гордостью нес по улице своего первенца, своего сына, рука которого кажется крошечным слепком твоей руки!
      Первое, что услышал в своем доме маленький сын Теймура, Аббас, были звуки тара. Это играл его дед, отец Ляман. Торжественный день был пышно отпразднован в доме Джаваир, куда пришли родные Ляман, близкие друзья Теймура.
      Как-то раз, выкупав ребенка, Ляман подошла к Теймуру.
      - Меня попросили оформить обложку одной книги. Я сегодня была в издательстве. И подумала... Может, и тебе понравится там? Понимаешь, издательству нужен юрист. Я сказала им о тебе. Они даже обрадовались. Тебе же не очень весело там... в этом паспортном отделе...
      Теймур потер сизую от бритья щеку.
      - Надо подумать.
      Каждый день Ляман возвращалась к этому разговору и Теймуру все убедительнее казались ее доводы. Наконец, он почти решился. Оставалось только сходить в издательство самому, познакомиться с характером работы.
      Этот день был особенно теплым и солнечным. Ляман с Теймуром шли, беспечно разглядывая витрины магазинов и театральные афиши. Ляман заранее радовалась: отныне Теймур входил в мир, близкий и понятный ей. Мир, в котором не будет тревог, казарменных положений, служебных тайн и внезапных отлучек.
      Неожиданно Теймур остановился. Прислонясь к стене, он пристально и настороженно смотрел куда-то, мима Ляман. По лицу его разливалась мертвенная бледность.
      - Что с тобой? Тебе плохо? - испуганно спросила Ляман.
      Теймур, кажется, не слышал. Грубо отстранив жену, напряженно смотрел туда, где стояла женщина в сером шерстяном костюме, с черной вуалеткой на маленькой шляпке. Вот, помешкав у витрины, она скрылась в цветочном магазине.
      Ни слова не сказав Ляман, Теймур ринулся под своды театра "Вэтэн", исчез в потоке прохожих.
      Обиженная, растерянная, Ляман с трудом догнала его на противоположной стороне улицы.
      - Теймур!
      Он не отозвался. Плотно сжатый рот, жесткое выражение глаз испугало Ляман. Она с силой тряхнула era за рукав.
      - Да объясни же в конце концов!
      - Ничего. Извини, Ляман. Не каждый день встречаешь привидение. Постой... Уйди в сторонку.
      Ляман проследила его взгляд.
      Женщина, уже с букетом хризантем, медленно приближалась к ним. Поля ее шляпы с вуалеткой закрывали верхнюю часть лица.
      Но разве мог Теймур не узнать эту статную женщину с гордо вскинутой головой...
      Это была Гюльдаста. Она расцвела, по-женски округлились бедра, плечи, от этого походка ее стала более плавной. Она, видимо, не узнала Теймура, да и не мудрено: время оставило свои приметы и в его облике. Она помнила молодого, скуластого лейтенанта с густыми, черными, как смоль, волосами. А сейчас у обочины тротуара о чем-то препирался с женой плотный и не очень уже молодой мужчина в макинтоше. Густая щеточка усов придавала солидность его смуглому лицу. От висков к затылку убегали седые пряди.
      О чем они спорят? Наверно, жена просит его зайти в "еще один" магазин, а ему уже осточертела толкотня. Может, они хотели купить цветов? Во всяком случае, Гюльдаста ничего не заподозрила.
      Теймур со всей мягкостью, на которую был способен, сейчас попросил Ляман вернуться домой. Ляман пыталась возразить, напомнила об издательстве, но Теймур уже не слышал ничего, кроме удалявшегося стука каблуков по асфальту. Ляман попыталась было догнать мужа, но вскоре потеряла его из виду.
      Домой она пришла совершенно расстроенная. И когда под вечер вернулся Теймур, Ляман даже не вышла из кухни. Теймур устало присел к кухонному столу.
      - Чай есть? - спросил он усталым, хрипловатым голосом.
      Не ответив, Ляман нехотя поднялась, поставила чайник на огонь.
      - Ляман, - Теймур долго откашливался. - Я не смогу бросить свою работу.
      Забыв обиду, Ляман испуганно схватила его за плечи.
      - Ну хоть что-нибудь ты мне можешь объяснить?
      - Не могу... Не обижайся... Сейчас ничего не могу. Даже тебе, - он погладил ее теплую маленькую руку.
      - Последний раз прошу тебя, Теймур... Ради ребенка, ради меня... Тебе не нужна такая работа. Нас ждут в издательстве. Пойдем завтра. Зачем тебе твоя работа. Теймур, она же отнимает все? Все!
      - Дай чаю, горло пересохло.
      Ляман налила чай мужу, села напротив. Медленно прихлебывая, Теймур думал о чем-то своем. Потом поднялся, походил по кухне, сказал тихо, но твердо:
      - Я никогда не оставлю свою работу, Ляман. Ты уж как-нибудь примирись, родная.
      Он ушел в комнату и выключил свет. А Ляман еще долго сидела на кухне, тихонько всхлипывая в распашонку.
      Проснулся Теймур на рассвете. Первым побуждением было пойти к начальнику отделения, попросить, чтобы срочно отозвали его из отпуска, вернули на оперативную работу. Немедленно, сегодня же.
      Но потом он представил себе разговор с начальником, вспомнил его привычку приподнимать грузноватые плечи, опираясь кулаками о стол... Увидел усмешливые, властные губы...
      Нет. Горячку пороть нельзя. Он сам поставит себя в смешное положение. И кто это отдаст приказ о переводе его на должность оперуполномоченного? Во имя чего? Что он скажет начальнику, "Я встретил Г'юльдасту"? Тот вправе осмеять его, - с того света не возвращаются. В свое время факт самоубийства остался неопровергнутым. Мало ли похожих людей? Может, это не Гюльдаста? А если это и Гюльдаста, в чем лично он, Теймур, был уверен - она не могла "воскреснуть" под своим именем. Прежде, чем начать операцию, необходимо решить множество вопросов. Под какой фамилией и где проживает теперь Гюльдаста? Откуда у нее новые документы? Поддерживала ли она связь с бакинскими сообщниками и чем занималась эти несколько лет?
      Нет, с одной интуицией и предположениями к начальнику лучше и не подступать. Слишком много белых пятен в этом воскрешении.
      Но что делать? Нельзя дать ей уйти снова, нельзя - чего бы это ни стоило.
      И Теймур решил. Решил действовать на свой страх и риск. Благо впереди отпуск за два года.
      Несколько дней ушло на то, чтобы повидаться с начальниками паспортных столов всех отделений Баку, просмотреть документы и фотографии всех граждан, переехавших и прописавшихся в городе за последние месяцы. И только в конце недели он наткнулся на фотографию Гюльдасты. Узнать ее можно было с большим трудом; прежде прямые волосы, теперь были искусно завиты, черты лица утратили тонкость.
      Теперь ее звали Сюнбюль. Сюнбюль Мадатова. Удалось установить, что она приехала в Баку из Батуми с мужем, сорокапятилетним полковником.
      Теймур связался с Батуми. Оттуда сообщили, что Сюнбюль Аскерова несколько лет тому назад прибыла из Казани, причем, ввиду потери всех документов, получила новый паспорт. Потом вышла замуж и приняла фамилию мужа - Мадатова. Несколько позже ответили и из Казани: гражданка Сюнбюль Аскерова действительно проживала в Казани, выехала в неизвестном направлении.
      Где была Гюльдаста до появления в Казани? Это оставалось неизвестным. Но согласно дополнительно запрошенным из Казани данным, она прибыла туда из-под Москвы и, заявив, что в дороге утеряла документы, получила паспорт на имя Сюнбюль Аскеровой. Основанием для этого послужила справка, которая была выдана Сюнбюль Аскеровой для представления во врачебную комиссию.
      "Каким образом Гюльдаста заполучила эту справку?" - размышлял Теймур. Впрочем, для Гюльдасты не представляло трудности "заглянуть" в сумку любой женщины. Или еще проще - сфабриковать документ с помощью дружков.
      Но эти сведения не давали никаких достаточно твердых доказательств того, что Сюнбюль Мадатова и Гюльдаста Шахсуварова - одно и то же лицо. Оставалось одно - идти по следу. Выследить, узнать все, чем живет, с кем встречается, где бывает, что замышляет.
      Теймур забыл о сне и отдыхе. Напрасно Ляман до полуночи простаивала у окна и засыпала на тахте, не раздеваясь. Такая жизнь стала угнетать Ляман. Нет, ее не терзала ревнивая подозрительность, - она верила Теймуру. И все-таки, это было тяжело, казалось, совсем забыл человек о жене, о ребенке. Живет, как холостяк, - когда вздумается, уходит; когда вздумается, приходит, - весь взмыленный, сам не свой от усталости. И хоть бы слово...
      XVI
      На первый взгляд, в поведении Гюльдасты-Сюнбюль не было ничего подозрительного. Как многие молодые домохозяйки, в особенности жены военнослужащих, - она то целыми днями бродила по магазинам, то часами высиживала в косметических кабинетах дамских салонов, то задерживалась у портнихи, то спешила на базар
      На сей раз Теймур следил за нею с большой осторожностью, стараясь не попадаться на глаза. Иногда ему удавалось приблизиться настолько, что слышно было каждое произнесенное ею слово. И каждый раз в таких случаях радостно колотилось сердце: она картавила, по-прежнему не справляясь с буквой "р". "Ты - Гюльдаста, ты - Гюльдаста!" - с торжеством, час от часу увереннее повторял он.
      Однако Гюльдаста как будто почувствовала, что за нею следят. Такое точное и острое чутье вырабатывается годами, переходит в способность чувствовать чужой, враждебный взгляд спиной, в толпе, на расстоянии. Может, поэтому она старательно обходила дома, где жили ее прежние сообщники. Похоже было, что она перестраховывалась, чтоб отвести возможные подозрения. Или действительно хотела отказаться от старых связей? Но навсегда ли порвала Гюльдаста с прошлым? Ответ на этот вопрос пришел неожиданно...
      Седьмого ноября муж Гюльдасты ушел из дома на рассвете. Военный парад начинался рано. Наверно, уверенность, что муж занят, придала ей смелости. Не было и девяти, когда она выскользнула из парадной. Теймур с трудом поспевал за ней, пробиваясь сквозь праздничную толчею.
      На углу своей улицы Гюльдаста купила семечки, и пока старуха высыпала их ей в сумку, внимательно огляделась. Поднявшись к Баксовету, она направилась было к скрещению улиц Коммунистической и Чкалова. Но Коммунистическая была перекрыта, пришлось свернуть на улицу Буниат Сардарова и уже отсюда добираться до Лермонтовской.
      Вокруг было столько народу, что даже, зная наверняка о преследовании, она не увидела бы идущего за ней Теймура.
      Миновала Лермонтовскую, Сарайкина... Оттуда Гюльдаста спустилась к саду Энгельса, который по старинке бакинцы называют "Английским парком". Предварительно покружив по аллеям, Гюльдаста ловко раздвинула кусты и пошла к мужчине, сидевшему на подостланной газете.
      Теймур сделал еще несколько осторожных шагов. И вдруг отпрянул, словно ужаленный. Человек, к которому с нетерпением и радостью бросилась Гюльдаста... был Сеймур.
      * * *
      Вторую ночь не спит Теймур, вышагивая из угла в угол, предусмотрительно обходя скрипучие половицы. Иногда Ляман слышит, как он возится с чайником, как вздыхает, чиркая подаренной братом зажигалкой. К чему бы это? Неужели курить потянуло? И что за пристрастие к старой фронтовой зажигалке?
      А Теймур мял и тискал в ладони кусочек металла, высекая пламя, будто оно, такое небольшое, могло высветить все необъяснимо-тяжкое, что свалилось на его плечи.
      Собственно, почему необъяснимое? А эта зажигалка? А постоянная тревога в глазах матери? А свидание Гюльдасты с Сеймуром? А Фахраддин? Несчастный малыш появился на свет, словно только для того, чтобы доказать их многолетнюю близость: он был похож и на Сеймура, и на Гюльдасту. Конечно, Теймуру, когда он впервые увидел Фахраддина, не могло прийти в голову, кто именно отец малыша. Все, как в дурном сне, как в бредовом кошмаре, когда рвется из тебя немой крик и нет сил отогнать наваждение. Как же это могло случиться? Ну, еще, понятно, когда на скользкий путь сворачивают сынки крупных деятелей. По странному совпадению в последнее время Володе Скворцову приходилось заниматься именно такими неприятными делами. Он часто бегал на совет к Теймуру. С возмущением потрясал в воздухе протоколами допросов. "Нет, нет, вы посмотрите! Отец-писатель. Дом - полная чаша. Мать не работает. Своя машина. А сын - вор. Как же можно? Я чуть ли не вчера только отца по радио слушал. Такой умный... А сегодня профессорского сына задержал за хулиганство..."
      Теймур относился к этому спокойнее, он был старше и отлично видел корни зла. Да, знаменитый отец всегда на работе, на ученых советах, занят серьезными исследованиями, поисками в лаборатории; ему чаще всего не до семейно-бытовых неурядиц. Мать же терпит все капризы детей, потакает всем требованиям, вплоть до денег: "Неудобно же, сын заслуженного артиста - без карманных денег..." Постепенно шалопаи привыкают есть и пить на стороне, торопятся к такой "взрослой" жизни, о которой родные и не подозревают. И очень часто вечер, начавшийся кутежом в ресторане, кончается пьяной дракой. Нередко случалось и другое: юным прожигателям требовалось все больше и больше денег; столько, сколько не давала даже мама. И вот, такой, оказавшийся в тупике юнец, готов на все ради денег.
      А кто же Сеймура толкнул на этот путь? Отец погиб на войне. Подростком остался он опорой больной матери. Жили более, чем скромно, нужда поджимала. Пришлось мальчишке зажигалки мастерить. Сеймур не мог себе позволить ничего лишнего. Когда же это началось? Видимо, давно засосало его. Иначе Теймур заметил бы что-нибудь, да заметил. Но удивительно, почему же тогда преступники, которые попадались, ни разу в своих показаниях не упомянули имя Сеймура? Что побуждало их молчать? Берегли? Во имя чего? А я? Выходит, я сам раскрывал свои планы, оповещал брата заранее о каждой готовящейся операции, - с отчаянием думал Теймур. - Я делился с Сеймуром всем, что переживал и думал. Иногда даже советовался. Но ведь нет человека ближе и роднее брата!
      Смятение гнало Теймура по праздничным улицам. Живой поток то увлекал его в колонны демонстрантов, то выносил на перекрестки и площади, где реяли флаги и песни.
      Куда пойти? Кому рассказать о своем страшном открытии? Матери? Знает ли она что-нибудь, или только догадывается? Почему столько затаенной боли в ее лице? "С сердцем неважно, сынок", - уклончиво отвечает она Теймуру. Никаким стетоскопам не услышишь материнское сердце, никаким рентгеном не заглянешь в него.
      Нет, матери лучше не говорить. Это может убить ее.
      Сеймур... Хрупкий, скромный юноша! Баловень и неженка! Деликатный, понятливый, всегда готовый беспрекословно повиноваться старшим. Что сблизило его с этой бандой хищников? Красота Гюльдасты? А вдруг действительно купил зажигалку у кого-то? Может, они познакомились с Гюльдастой недавно? И та сознательно скрыла свое замужество. Она хороша, очень хороша. Сеймур мог и влюбиться.
      Теймур все бы отдал, чтоб только ошибиться. Бывает же, что люди самым нелепым образом заблуждаются, что их подводит воображение, мнительность...
      Теймур едва успел отскочить от просигналившего над самым ухом автомобиля.
      - Эй, сумасшедший, побереги себя.
      "Побереги себя..." - несколько раз машинально повторил Теймур. Как уберечь от несчастья брата?
      Сеймур и Гюльдаста... Теперь, когда судьба Сеймура переплелась с судьбой Гюльдасты, Теймур мысленно искал ей оправдание. Ведь не всегда была она такой. Кто знает, какая беда привела ее к темной тропе преступлений, кто повлиял в свое время на неопытную девчонку?
      Но здравый смысл подсказывал другое: что заставляет сейчас Гюльдасту обманывать мужа; сейчас, когда у нее есть все условия для честной жизни? Когда память о той, другой Гюльдасте, сообщнице бандитов, погребена в архиве. Да и во времени.
      Он вспомнил скупые, точные сведения Володи. Стоп! Что-то он говорил о Марусе... Что? Надо вспомнить.
      Стайка девушек пробежала со смехом мимо Теймура, лица его коснулась охапка хвои. Высокая смуглянка оглянулась, - он ответил ей рассеянной улыбкой. Да, что рассказывал Володя? Первое свидание с Марусей. Девушка предупредила его, что Гюльдаста встречается с другим. Этот другой скорее всего и был Сеймуром.
      А если прямо пойти и спросить. Открыто, в глаза? Разве он признается? Процедит - "докажи". Легко говорить - докажи...
      Он решил посоветоваться с Володей Скворцовым... Намного передохнув в тенистом сквере, Теймур зашагал к Управлению. Уже вспыхивали гирлянды неоновых ламп. Толпы гуляющих заполнили звенящие песнями улицы.
      Теймур вспомнил о Ляман, - как должно быть тоскливо ей сейчас дома. Но едва было бы веселее, окажись Теймур рядом. Она должна понять, должна. Потом, когда-нибудь он расскажет ей...
      В этот праздничный вечер Владимир Скворцов, как и многие другие работники, дежурил. Увидев Теймура, Володя обрадованно поднялся навстречу. Он до сих пор был искренне привязан к своему учителю и, несмотря на то, что они были равны по званию, держался с ним почтительно, как младший со старшим.
      - Добрый вечер, Теймур Аббасович! С праздником!
      Теймур присел к столу напротив и тяжело вздохнул. Володя почувствовал, что его наставник чрезвычайно озабочен. Прикрыл дверь.
      - С доброй ли вестью, Теймур Аббасович?
      - Эх, Володя, добро и зло так перемешались, что теряешь голову. Ты вот что скажи, какие интересные происшествия были у нас после моего ухода в отпуск.
      Володя вынул папку из ящика стола и, словно отчитываясь, начал докладывать.
      - В основном затишье. Вот только... Один студент ранен...
      - Кем?
      - Никем. Помните, на прошлой неделе задул норд. В одном из новых домов гражданка Тарлан Махмудова утром, уходя на работу, оставила окна открытыми. Сильный ветер сорвал раму. Под окном на тротуаре играло трое детей. Этот студент кинулся к малышам и едва успел прикрыть их своим телом. Осколок стекла сильно поранил беднягу. Говорят, какая-то вена или жила повреждена. Есть опасения, что он теперь не сможет двигать шеей. Мы, вызвали Махмудову. Она плачет, убивается, "утром я натерла полы мастикой, в комнате стало душно, открыла окно, хотела проветрить. Торопилась на работу. Лучше бы это стекло свалилось на голову мне самой". Вот и все.
      Володя снова зашелестел страницами.
      - Домохозяйка Соня Сароян, оставила дома ребенка одного, а сама выбежала в магазин. Ребенок, балуясь, открыл вентиль газовой плиты. Сильное отравление. Хорошо, что до спичек не добрался, не то весь дом бы взлетел на воздух.
      - Ребенка спасли?
      - Да, - ответил Володя, не отрывая глаз от бумаг в папке. - Что же еще произошло на днях? Сейчас посмотрим... Двое пьяных... Это чепуха. Хулиганство... Да, вы помните, напротив артели, где я работал, жила дворничиха Фатьма. Она еще мальчика - Фахраддина усыновила?
      Теймур встрепенулся.
      - Помню. Как же...
      - На прошлой неделе она умерла... Я устроил Фахраддина в интернат.
      - Фатьма своею смертью умерла?
      - Да. В больнице. Она давно болела. - Скворцов настороженно покосился на Теймура. - А что?
      - Скажи, а до отправки в больницу в ее доме ничего не случилось? Может, к ней приходил кто-нибудь, или...
      - Нет, ничего такого не было. Правда, после ее смерти пришла неизвестная женщина, спросила о ней. Узнав, что Фатьма умерла, поинтересовалась судьбой Фахраддина. Ни имени, ни адреса не оставила.
      - Вы не установили ее личность?
      Скворцов пожал плечами:
      - Скорее всего, это была дальняя родственница Фатьмы?
      Теймур резко поднялся.
      - Хочешь знать, кто была эта женщина?
      - Кто же?
      - ... Гюльдаста!
      - Кто?! - Володя подскочил. - Значит, воскресла? В огне не горит, в воде не тонет, нам не попадается. Вы уверены, что это была именно Гюльдаста?
      Теймур не ответил.
      - Отлично! Это же радостная весть! Гюльдаста обвиняла вас в своей смерти. А теперь все выяснится. Нет лучшего доказательства, что вы вели дело правильно. И вас обязательно вернут на оперативную работу.
      Теймур сокрушенно вздохнул:
      - Эх, Володя, трудно сказать, к лучшему это или нет... Лучше б она не воскресала! Пусть бы мне, как ушей своих, не видать оперативной работы, чем... Язык не поворачивается сказать тебе правду.
      - Теймур Аббасович, что случилось? Да я всем, чем смогу...
      Теймур подавленно молчал, пальцы его нервно обшаривали угол стола.
      - Ты знаешь, с кем я видел Гюльдасту? С моим собственным братом, Сеймуром!
      - А вы не ошиблись?
      - Если б я ошибся, Володя! - Теймур вытер платком взмокшие ладони.
      - Нет, подождите, не может быть такого! Как это... - растерянно заговорил Скворцов. - Может, это и был Сеймур, но не с Гюльдастой. Вы так много думаете о ней... Бывает, привидится... Нервы. Вы ведь и отдохнуть не успели.
      - Ты сейчас и сам не веришь в то, что говоришь, Володя, - горько усмехнулся Теймур. - Я видел их, как сейчас тебя. Лучше б я ослеп!
      Помолчали.
      - Ну что же... - деловито заговорил Володя, стараясь не встречаться со взглядом Теймура. - Гюльдаста красива, а Сеймур парень со вкусом. Он мог просто познакомиться... Мог влюбиться, ничего не подозревая. Надо только вовремя вмешаться. Парень тут ни при чем.
      Теймур покачал головой.
      - Разуверь меня, разуверь, Володя!
      Володя осмелел:
      - Допустим, с Гюльдастой вы видели именно Сеймура. Откуда ему знать... Молодой, интересный парень встретился, может, в первый или во второй раз.
      Скворцов говорил и, воодушевляясь, сам начинал верить своим утешительным предположениям.
      - И потом, за последние годы не случилось ничего, подтверждающего, что шайка Гюльдасты проявляет прежнюю активность. Наверно, эта группа распалась. Одни испугались провала, другие "завязали", решив - жить честно. Гюльдаста была тогда в наших руках. Но вы ее не задерживали. Вы думаете, бандиты не сообразили... Они хорошо поняли, что вы не вслепую ведете дело. Почувствовали умного и опасного для них противника. А теперь представим на минуту, что женшина, которую вы видели, - Гюльдаста. С тех пор прошло столько лет! Если даже она за это время не совершила никакого преступления, то прекрасно знает, наказание ждет ее и за старые грехи. Навряд ли она осмелилась вернуться в Баку.
      Володя, подытожив сказанное, удовлетворенно посмотрел на своего учителя. Теймур тяжело качнул головой:
      - Не верю, что Гюльдаста "перевоспиталась". Если она даже захочет, дружки не оставят ее в покое. Она опытна и коварна, да к тому же все еще хороша: а это большой козырь для них. Да и откуда ты знаешь, что вся эта грязная компания присмирела? Правда, мы их тогда прижали. Но схватить не удалось... Володя, будь начеку. Прошу тебя - я должен знать о каждом подозрительном происшествии. И не только по нашему отделению. Знаешь, где-то я читал, - были такие тигры-людоеды, что свирепствовали некогда в Индии... Раз отведав человеческого мяса, эти хищники уже не могут остановиться. Гюльдаста Шахсуварова "покончила с собой", чтобы замести следы. Теперь она воскресла под новым именем, чтоб начать все сначала.
      Скворцов пожал плечами:
      - Ну, допустим. В чем же вина Сеймура?
      - Как бы я хотел, чтобы он оказался непричастным. Убедиться, что встреча с Гюльдастой была случайной, И чтоб не мучила меня эта зажигалка! Теймур простонал, закрыв лицо руками. - Это он, Сеймур, опрокидывал наши планы раньше, чем удавалось что-нибудь сделать. Многое я ему говорил. Но, к счастью, не все. Он не дурак, Сеймур. Он о многом догадывался. Стыдно признаться, Володя... Каждый раз, когда дело срывалось, я начинал подозревать своих товарищей. Мне казалось... Теперь почти все ясно. Ты должен помочь мне, Володя. Пока ты не получишь официального разрешения, - я буду сам наблюдать за ними. Будь что будет!
      Скворцов кивнул. Разве мог он отказать старшему другу. С горечью отметил черные полукружья под усталыми глазами Теймура, резче обозначившиеся морщинки у рта. Простились они молча.
      Когда Теймур вышел из Управления, время близилось к полуночи. Затихало праздничное гуляние. Иногда в темноте раздавались нетрезвые голоса, всплеск смеха. За каждым освещенным окном - своя музыка, свои песни.
      XVII
      Беззвучно прикрыв за собой дверь, Теймур на носках прошел в коридор, снял пальто и вдруг вздрогнул.
      Ляман стояла на пороге комнаты. О многом сказали Теймуру ее строгие, печальные глаза, новое платье, небрежно брошенное на стул, первомайский флажок, зажатый в ручонке, спящего сына.
      Ждали. Долго ждали отца. Собирались гулять, полюбоваться иллюминированными кораблями в бухте. Вон - и золотистый шар чуть колышется в изголовье кроватки.
      Ляман что-то хотела сказать, но Теймур обнял тонкие плечи, прижался щекой к ее губам. Не отпустил до тех пор, пока не почувствовал, как тихонько погладила его затылок ее рука. Они вместе прошли в комнату, постояли над кроваткой сына, который спал, посапывая, причмокивая губами.
      - Подогреть тебе ужин? - вздохнув, тихо спросила Ляман.
      - Нет, я хочу спать...
      - Раньше ты от меня ничего не скрывал, - уже в темноте прошептала Ляман. - Я же знаю, что ты не спишь.
      Теймур снова ничего не ответил. Лгать он не хотел, правды сказать не мог. Он чувствовал, что вместе с Сеймуром теряет и мать. Скрыв от Джаваир то, что произошло в первую ночь его возвращения с фронта, он должен был скрыть и то, что узнал сегодня. Что же будет потом? Если Сеймур причастен к преступлениям Гюльдасты значит, и он повинен в гибели нескольких людей, значит, и он сообщник, в определенной степени, убийца. А эти послевоенные годы... Кто может поручиться, что зарплата техника-протезиста единственный доход этого модного парня. Может, лучше уговорить его?.. Пусть искупит свою вину, пусть признается во всем, поможет задержать тех, кто, затаившись, продолжает черное дело.
      Нет, с Сеймуром нельзя говорить в открытую. Если он заодно с ними и искусно скрывал это доныне, значит, он ни в чем не сознается. Наоборот, предупредит сообщников.
      - Я же знаю, что ты не спишь, - снова услышал он в предрассветных сумерках голос Ляман.
      Не ответил, затаил дыхание. Уткнувшись ему в плечо, Ляман не выдержала, расплакалась.
      * * *
      С этого дня Теймур стал особенно пристально следить за братом. Иногда удавалось незамеченным провожать его и во время прогулок по городу. Однако ничто не вызывало подозрений в поведении Сеймура. Он почти нигде не бывал, кроме дома и мастерской. Изредка ходил в кино.
      Несколько раз видел его Теймур и с Гюльдастой. Правда, разговора их он не мог расслышать, но по резким жестам Сеймура, чувствовалось раздражение, неприязнь. Теймур удивился, впервые заметив, какой безвольной, безропотной может быть Гюльдаста. С каким обожанием смотрела она в лицо Сеймуру, как послушно шла прочь, стоило ему махнуть рукой.
      Однажды Теймуру показалось, что Гюльдаста произнесла имя Фахраддина. Но толком он ничего не расслышал.
      Так прошло полтора месяца. Он снова вернулся на прежнее место - в паспортный отдел. С Володей, который, наконец, убедил начальство в необходимости официального наблюдения за Гюльдастой, Теймур встречался ежедневно, делились малейшей деталью, подмеченной в неотступном наблюдении, Если надо, наспех перекраивали планы, разрабатывали новую тактику незримого боя.
      В последние дни Гюльдаста повела себя несколько странно. Ее все чаще стали замечать в новом промтоварном магазине по проспекту Нариманова. Насторожило то, что она не только толкалась у прилавков, но и заходила "с тыла". Пересекала двор огромного здания, потом медленно прогуливалась у пустых ящиков из-под продуктов. Именно здесь, у дверей магазина, выходящих во двор, Гюльдаста доставала пудренницу и подолгу водила пуховкой по холеному, красивому лицу.
      Гюльдаста явно что-то замышляла; уж очень целенаправленно вела разведку, вплоть до разглядывания замков. Делала она это не броско, всегда в часы, когда вокруг толкался народ.
      Теймур строго-настрого предупредил Скворцова:
      - Смотри, не вздумай поставить туда наблюдателя. Ни в коем случае! Они тотчас догадаются.
      - Верно, нельзя, - согласился Володя. - Но как же нам узнать, когда они собираются совершить налет. Гюльдаста сама не придет с докладом.
      Теймур усмехнулся.
      - Откуда ты знаешь, а вдруг и скажет? Ты попробуй, поговори по душам. Она растрогается и выложит. Дескать, Володечка, не зевай. Не дай опередить себя. Поспешай потихоньку...
      После таких шуток Володя обычно хмурился, сосредоточенно скреб макушку.
      Наступило двадцать второе декабря. В этот день проводились занятия по строевой подготовке, поэтому в Управлении не было ни души. Только Теймур приводил в порядок документацию паспортного стола, да Бабаев во дворе, возле дежурки, попыхивал папироской. Заскучав, он пошел к своему старому другу, потоптался у стола Теймура, выжидающе помолчал, откашлялся.
      - Еще и трех часов нет, а смотри - как потемнело.
      Теймур, не поднимая головы, заметил:
      - Сегодня самый короткий день и самая длинная ночь в году.
      - Не завидую я тем, кто сегодня в ночной смене!
      - Почему?
      - Только что по радио передали, к вечеру ожидается шторм.
      - Что поделаешь, такая у нас работа. Если мельником назвался, кликни пусть зерно везут!
      - Кажется, мне недолго осталось ходить в мельниках.
      Теймур оторвался от бумаг, удивленно посмотрел на Бабаева.
      - За что? В чем ты провинился?
      - Возраст. Хочешь, не хочешь, а годы берут свое. Пора уходить, "по собственному желанию". С внучатами повозиться. - Он подумал и добавил: - но не думай, в неделе семь дней, а я все девять буду здесь. На общественных началах... "Ветеран производства"... как пишут в газетах. - Он шумно высморкался, огорченно умолк... Пустынный коридор огласился отчаянным криком. Колотя костлявыми кулачками в двери, по коридору металась сухонькая старуха. Редкие седые пряди слиплись на потном лице.
      - Ой, братья, ой мусульмане, помогите! Убивают! Живого места на бедной нет! Помогите! День страшного суда настал!
      Теймур выбежал из кабинета навстречу ей.
      - Успокойся, старая! В чем дело?
      Прихрамывая на правую ногу, женщина поспешила к Теймуру.
      - Ой, сынок, избавь бедняжку... Чтобы руки у него отсохли, он же убьет ее!
      Вглядевшись, Теймур узнал старуху - это была мать Меченого Шамси.
      Четыре месяца тому назад Меченый Шамсн женился на русской девушке Нине Казаковой. Теймур сам вписал ее в домовую книгу и сделал отметку о прописке в ее паспорте. Даже короткий официальный разговор показал, что двадцатитрехлетняя учительница начальной школы Нина Казакова женщина довольно культурная, с ровным характером.
      Всего четыре месяца прошло после женитьбы, а эта хромая старуха уже в третий раз прибегала в милицию с криком о помощи.
      Удивляло и то, что жена Меченого Шамси каждый раз выгораживала мужа, его так и не удавалось привлечь к ответственности за избиение. Правда, Теймур ни разу сам не ходил в дом Шамси, но сейчас, кроме него, в отделении никого не было. Бабаев же отлучиться не мог - дежурил.
      Теймур остановил первую встречную машину, усадил дрожащую старуху. Через несколько минут они вышли на щербатой улице возле облупленного одноэтажного дома. Увидев работника милиции, толпа у ворот расступилась, заметно поредела. В углу двора соседки смывали кровь с жестоко избитой женщины. Платье на ее груди было разорвано в клочья. Поэтому Теймур, обойдя ее, сразу прошел на веранду. Потирая кулаки, Шамси ухмыльнулся в лицо Теймуру.
      - Явился? А я знал, рано или поздно ты придешь. - Сел за стол, покрытый скатертью, и обхватил руками голову. На затылке розовела большая лысина.
      "И ты постарел, - подумал Теймур. - Постарел, а человеком не стал".
      Нина, прикрывая рукою грудь, неслышно вошла на веранду, бессильно прислонилась к двери и, как всегда, стала просить:
      - Не трогайте его. Я сама виновата...
      - Пошла отсюда! - Он побледнел, вскочил с места и кинулся на жену.
      Теймур преградил ему путь.
      Женщина хотела выйти, но Теймур остановил ее:
      - Подождите!
      Она задержалась. Это еще больше разозлило Шамси.
      - Кто в этом доме хозяин? Я или ты? - недобро спросил он.
      - Ты.
      - Тогда идем в милицию. Распоряжайся там, а не в моем доме.
      - Я пришел сюда не для того, чтобы забирать тебя. Я в гостях у тебя, а ты даже стакан чая не предложил.
      - Не притворяйся! Нечего меня морочить.
      - Даже врага, говорят, в этом доме умели встречать... А я пришел к тебе в гости, Шамси.
      Шамси пытливо посмотрел на Теймура.
      - Так... Понятно. Теперь я каждый день буду колотить жену, чтоб ты каждый день захаживал ко мне в гости.
      - Ты все паясничаешь, - нахмурился Теймур. - Я вот смотрю вокруг... Все наши сверстники повзрослели, разъехались. Один ты остался.
      - У меня с тобой никогда дружбы не было, сверстник... Всегда терпеть тебя не мог, сам знаешь.
      - Почему, не объяснишь?
      Шамси пожал плечами.
      - А я знаю. Хочешь - скажу?
      - Не стоит.
      - Почему?
      - Камень, брошенный вдогонку, попадает в пятку.
      Шамси кольнул Теймура раздраженным взглядом.
      - Ты что, мораль читать пришел?
      - Я же сказал - в гости. Да вижу, что и вправду, незваного гостя, как говорится... Ладно...
      Теймур встал, спустился с веранды во двор. Уже выходя на улицу, почувствовал тяжелую руку на своем плече.
      - Погоди. - Шамси прищурил правый глаз. - Сколько лет я срываю на тебе злость, а конца ей нет. - Он помолчал и вдруг миролюбиво добавил: - Пойдем, что-что, а хороший чай в этом доме всегда найдется. Верно ты сказал, на всей улице из ровесников осталось только двое: ты да я... Говорят, скоро все дома вокруг снесут. Тогда и не придется встретиться... Пойдем...
      Теймуру давно хотелось поговорить с Шамси. Но сейчас недоброе предчувствие словно сковало его. Однако отказываться было неудобно, - сам напросился. На веранде был уже аккуратно накрыт стол.
      - Снимай шинель, - предложил Шамси.
      Теймур снял фуражку и поискал глазами вешалку. Нина проворно приняла шинель. Бедняжка успела переодеться, умыться, но на лице явственно темнели кровоподтеки.
      - Садись, пожалуйста, - пригласил Шамсн.
      Гость присел напротив хозяина, но смотрел не на него, а на жену. Нина расставляла на столе закуски. Держалась она настороженно и боязливо, вздрагивала от каждого взгляда, жеста.
      Теймур обернулся к Шамси и присмотрелся к нему. Кровь пока что не отлила от лица Меченого и поэтому рубец на щеке выглядел еще безобразнее.
      Шамси ухмыльнулся.
      - Хочешь, скажу, о чем ты думаешь?
      - Давай.
      - Ты думаешь, с чего бы это она вышла замуж за такого, как я. - Теймур не успел ответить, как Шамси настойчиво повторил: - Да, ты так думаешь!
      Теймур не стал отпираться.
      - Думаешь... Все вокруг так думают. Говорят, я должен в золоте ее держать... Молиться на нее сто раз в день. А вот видишь, гоню ее - не уходит...
      Теймур слушал его, все больше поражаясь.
      - Что будешь пить? - спросил Шамсн,
      - Мне все равно.
      Шамси, не оборачиваясь, крикнул:
      - Эй, Нина, притащи-ка нам пару поллитровок! Да смотри - поживей.
      Теймур хотел заметить, что хватит и одной, но промолчал. Шамси не успел и договорить, как Нина выбежала на улицу.
      - Да... А теперь послушай, почему она не отстает от меня, - морща лоб, начал Шамси. - В августе наш танкер поставили на ремонт. А я, ты знаешь, летом, когда виноград поспевает, всегда на берегу. В Нардаранах, под Галагахом один родич снимает дачу. Это одно название - дача, а на самом деле - клочок земли. На скалах разбил сад, построил хибарку. В камнях вырубил колодец. Вода, как мед! Вот как-то еду в Нардаран. Жара - асфальт плывет. Лежу в тени, лень на другой бок поворачиваться. Сплошной кейф! Ты не думай, что я лодырь, ничего не делаю. По утрам ни свет ни заря иду на скалы возле рыбного промысла. Закину удочки. Там под скалами глубоко, да, кроме бычков, ничего не ловится. А закинуть подальше, так и шамайка и жерех клюет. Накупаюсь - и домой. Работы у родича хватает на участке, хлеб ем не даром.
      Вот как-то в выходной накупался и прилег на песке. А на берегу народу тьма! Машина на машине, автобус на автобусе. Людей - ступить негде. Надувают камеры - и в море. Такую возню поднимают.
      Утром моряна подула... А к полудню слегла. Море белое-пребелое. Жара дышать нечем. Песок горячий, подошвы обжигает. Я подался прямо под скалы, лежу, как рыба на песке. Вдруг с Галагаха налетел смерч. Тучи песка поднял. А люди-то голые. Кидаются на берег. Кто в машину, кто в автобус, кто в скалы прячется. Поднялся такой переполох!
      Слышу, вроде кричат издалека. Поднялся, смотрю... Двое парней, одна девка - на камере. Ветер отшвыривает их все дальше от берега... И все трое орут, зовут на помощь. Плавать толком не умеют. Смотрю, бросили камеру и к берегу, девчонка за ними. Да только и двух гребков не сделала, пошла под воду. Вынырнула раза два, кричит. Парни, гады, и не обернулись. Я к женщинам, ты знаешь, как отношусь... Есть-хорошо, нет-тоже хорошо. Любви и прочей чепухи не признаю. А здесь сам не знаю, почему кинулся. Словом, полез. Не знаю, как добрался до того места. Нырнул раз, два... Еле разглядел, девчонка уже на песке. Хватаю за волосы, тащу верх. В общем, едва с ней выкарабкался. И вот проходит дней десять-двенадцать... Переезжаю в город. Снова ухожу в рейс. В один прекрасный день является к нам девушка, спрашивает меня. Мать удивляется, хочет выпроводить ее, но она, как приблудная кошка, остается у нас. Помогает матери, убирает в доме. Говорит, до конца жизни обязана мне. Полюбилась Нина матери. По всей улице идет слух, что мать привела домой невестку без моего ведома. Да такую еще невестку, что не ешь, не пей, любуйся ее красотой. Умная, ученая и шить может, и стряпает вкусно. Одни говорят, что девушка увидит меня - убежит. Тут они не ошибались. С тех пор, как меня разукрасило, я снимался только на паспорт да когда на работу поступал, для отдела кадров. В общем... Когда впервые увидела меня самого - здорово испугалась. А я и вовсе не узнаю ее - разве станешь разглядывать утопленницу. Значит, тоже вижу впервые. Думаю, от управдома пришла, или, может, агитаторша. А она сама выкладывает, так, мол, и так. Умерла я, - говорит, - ты воскресил меня. Ну, спрашиваю, что тебе от меня надо? Она и говорит: хочу, чтобы ты стал жить по-другому. Ты мне жизнь подарил, и я хочу тебя к новой жизни вывести. Смеюсь, говорю: "сил у тебя не хватит". А она свое: "хватит". Надоело мне. Собирай, - говорю, - свои манатки и катись... Ревет, еле выпроводил. Снова пришла, я опять выставил. Сам знаешь, какой характер у меня. Ну, в конце концов привык. А теперь ты сам видел, у кого хватает силы. Каждый день колочу.
      - За что?
      - Сам не знаю.
      Калитка тихо стукнула. Вернулась Нина.
      Теймур снова внимательно пригляделся к ней. Она была очень привлекательна - тонкие и чистые черты лица, ясная голубизна глаз. Было что-то беспомощное в ее походке, в чуть приподнятых худеньких плечах. Нина почувствовала пристальный взгляд Теймура, нахмурилась, ушла на кухню.
      - Ты ее любишь, - заключил Теймур. Шамси недобро усмехнулся:
      - Хороша любовь! Ты тоже колошматишь жену от любви?
      - Каждый любит по-своему... Я понимаю, ты боишься, что в один прекрасный день Нина оставит тебя. Ты видишь разницу между вами. Нина намного выше тебя. И красива, и образованна. Ты не в состоянии подняться до нее. Это превосходство пугает тебя и злит. Тогда ты показываешь свою силу. А твоей силы хватает только на палку. И еще, знаешь, что я тебе скажу, Шамси, ты сам себя не любишь, сам себя ненавидишь. Ты больше всего сам на себя и злишься. Твой яд тебя же и отравляет...
      Теймур подался вперед и сказал уже тише:
      - Послушай, Шамси, мы никогда не говорили с тобой так, как сегодня. Выпал случай, дай я тебе выложу все. Знаю, тебе не по душе этот разговор. Но ты не останешься в убытке.
      - Выкладывай, - махнул Шамси, наполнил рюмки и поднял свою.
      - Стой, Шамси. Хочу, чтобы ты выслушал меня трезвым.
      Шамси отставил рюмку.
      - Знаешь, почему ты превратился в бурдюк с отравой? Почему с такой злобой кидаешься на людей? Потому что погибли все твои мечты. Как говорится, жизнь побила тебя.
      Шамси бодро хохотнул. Но тотчас нервно закашлялся. Что-то застряло у него в горле, глаза налились кровью.
      Теймур вскочил, но Нина, мгновенно была рядом. Она стукнула его пару раз по спине, Шамси пришел в себя.
      Нина исчезла на кухне.
      Шамси вытер слезы, улыбнулся.
      - Ты прямо, как гадалка, все узнаешь.
      - Может, мы отложим этот разговор?
      - Чего там... Значит, жизнь побила меня...
      - Да, я хотел объяснить, почему ты меня терпеть не можешь.
      - Давай-давай...
      - Помнишь, ты залез в сад сеида воровать алычу. Их пес чуть не растерзал тебя. Помнишь, как прыгая с забора, ты поранил проволокой лицо. А потом распустил слух, что ножом тебя полоснули. С врагами, дескать, счеты сводил. А какие враги у тринадцатилетнего Шамси? Шрам поднимал тебе цену. Уличная шпана даже уважала... Ты стал для них "своим" парнем. Так тебя и стали называть Меченый Шамси. Это нравилось тебе. Ты гордился кличкой. И все было хорошо, если бы не... я. Я-то ведь знал правду, я - один. А ты бы дорого дал, чтобы единственный свидетель сгинул, исчез. Помнишь, как ты ненавидел меня? Шли годы и ты постепенно понимал, что слава твоя дешевая. Бессмысленно атаманить, кидаться на прохожих, скандалить. Жаль только, что ты понял это поздно. Но, как говорят, лучше поздно...
      - Заново учиться ходить в тридцать лет?
      - Ты и полжизни не прожил!
      - Нет, Теймур, ничего не переделаешь.
      - Что ж... Значит, жила тонка. Боишься.
      - Я? Боюсь?
      - Да. Ты. Ты был трусом с детства. Тебе казалось почти геройством таскать в кармане финку и задирать прохожих. Нет! От трусости это шло, Шамси. По-настоящему сильный человек не пойдет с ножом на слабого. Если ты ничего не боишься, зачем убивать? Достойный человек делами своими хорош. Но на большие дела и сила большая требуется. А ее у тебя как раз и нет. Разве, что в кулаках. Ты пойми, человек честный и крепкий, не станет коситься на чужое добро. Он всего своими руками добьется. А людям, что подкарауливают по ночам прохожих, грош цена в базарный день. Что они могут, Шамси? "Отдай мне часы, и зарплату, и одежду, и шапку..." Ты считаешь, что это - достоинство и честь настоящего мужчины? А?
      Шамси пожевал нижнюю губу, помолчал. Затем еле слышно произнес:
      - Я всего дважды украл. И за оба раза получил сполна. Первый раз украл алычу - лицо мне разукрасило. А во второй раз... Пришли ребята, говорят, на нижней улице в одном дворе хорошая одежда развешена. Мы утащили ее вместе с веревкой. И за это меня посадили. Вот и все.
      - А потом, Шамси?.. Почему ты потом не воровал?
      - Боялся. Слава у меня, сам знаешь - недобрая, и на лице метка. Потому и пошел работать на танкер, чтобы у меня было алиби. - Меченый Шамси любил иногда щегольнуть иностранным словцом. - Да, чтобы сразу доказать, если что где своруют, меня не было в городе. А ты накалывал меня, все ждал момента. Так, или нет?
      - Да, признаюсь подозревал тебя.
      - Давай выпьем!
      - Нет, постой, Шамси. Ты боялся, что тебя под одну гребенку с другими стриганут?
      - Еше как!
      - Значит, ты на самом деле не хотел связываться с ворами?
      Шамси что-то почуял, подобрался.
      - Во-первых, связываться не хотел. Во-вторых, и захотел бы - не смог. Откуда мне знать, кто чем дышит?
      - А почему при встречах со мной ты всегда намекал на что-то?
      На губах Шамси появилась деланная улыбка.
      - Да так... Дразнил. Сам знаешь мой характер.
      - Значит, все пустая брехня была?
      Шамси помедлил с ответом.
      - Как сказать...
      - Я думал, с тобой, как мужчина с мужчиной можно, говори, Шамси, в открытую.
      - А чего тебе? Мы никогда не были друзьями. Я никогда не считал тебя святым.
      - И я. Но сегодня я пришел в твой дом, как друг. Пришел сказать тебе, чтобы ты не разрушал своей семьи. Не обижай Нину. Сколько ни спорь, я убежден - ты любишь ее и боишься, что она оставит тебя. Почему ты не веришь ей? Брось, Шамси. Неужели ты не думаешь о том, что она могла это сделать давно? Ты работаешь в море и ревнуешь жену ко всем, даже к детям, которых она учит в школе. Может, устроить тебя на работу где-нибудь в городе, на берегу? Чтобы ты каждый день видел свою жену и был спокоен.
      Меченый Шамси внимательно слушал Теймура. Волнение выдавал побагровевший шрам.
      - Стану работать на берегу, пришьют какое-нибудь дело - и я пропал. Как докажешь!
      - Все будет в порядке, Шамси. Я сам поручусь за тебя. Знаю, уж если ты решишь... И потом, где она, прежняя компания? От воров в нашем районе и следа не осталось.
      - Как знать...
      - Ты к чему это плечами играешь?
      - Да так. - Шамси решительно выпрямился. - Хватит, что-то разговор затянулся. Давай тяпнем немного.
      Теймур отставил рюмку, встал.
      - Я на службе, Шамси. Как-нибудь потом... Я на днях, как найду подходящую работу для тебя, загляну. А ты пораскинь мозгами. Не смеши народ. Человек солидный, способный... Если что надо будет, приходи ко мне.
      Теймур надел шинель и фуражку, протянул на прощание руку.
      - Будь здоров, Шамси.
      Шамси поспешно обтер ладонь о подол рубахи. Они впервые обменялись крепким рукопожатием.
      - Прошу тебя, не обижай Нину.
      Шамси нахмурился, отвел глаза.
      - Дай слово! Я ведь знаю, уж если ты скажешь... Обещай, что не будет больше скандалов в вашем дворе.
      - Хорошо. Посмотрим, Теймур.
      У калитки Теймур задержался и снова протянул руку Шамси. Тот задержал его руку в своей ладони. На лице его отразилось колебание.
      - Теймур, - наконец, проговорил он, - о твоем приходе к нам уже вся улица знает.
      - Ну и что ж?
      - Ты добра мне хочешь. Говоришь, что веришь. Есть пословица: возьми цветок, отдай цветок. Я не хочу оставаться в долгу. На днях я с пристани зашел пивца хлебнуть. Слышу - разговор. Правда, говорили непонятно. Но кое-что я разобрал. Сегодня ночью держи при себе Сеймура. Не отпускай никуда, слышишь?
      Цепкая боль схватила сердце, Теймур незаметно прислонился к воротам.
      - Ты знаешь тех, кто был в пивной?
      - Нет. Я порядочно выпил. Не запомнил никого. Ничего больше не знаю. Не спрашивай...
      Теймур поглядел в глаза Шамси. Понял, что больше ничего не добьется.
      - Спасибо, Шамси.
      Уже с дороги хотелось вернуться, поговорить с Меченым откровенно до конца, упросить... Да, да упросить. Пусть расскажет все, что знает о Сеймуре и его дружках. Но он-то уж знал Шамси, - больше ни слова не выжмешь. Может, пойти в ту пивную? Нелепо. Расспросы завсегдатаев только вспугнут бандитскую компанию.
      Теймур приблизительно догадывался, по намеку Меченого. Видимо, речь шла о предстоящем налете на промтоварный магазин. "Сегодня ночью не отпускай Сеймура". Значит, сегодня ночью. А Шамси не глуп... Знает цену словам. Вроде всего два-три слова обронил. Но разве не прозвучал в словах сигнал к действию. Умен Шамси, уверен, - только благополучие брата тревожит Теймура. Крепко ухватится он за конец клубка, что подбросил Шамси.
      Теймур прежде всего зашел к матери, соседи сказали, что она ушла в баню.
      Сеймур еще не возвращался домой. Не было его и на работе, в зубопротезной мастерской. Теймур шел по улицам, напряженно вглядываясь в лица прохожих, чем-то напоминающих брата походкой, цветом шляпы.
      Он и сам не знал, что скажет Сеймуру, если вот сейчас столкнется с ним лицом к лицу. Единственная мысль билась в мозгу: надо найти. Во что бы то ни стало найти брата. Иначе случится непоправимое.
      Северный ветер с воем носился по рано обезлюдевшим улицам. В сгустившейся тьме плясали мутные отсветы фонарей. Теймур пришел к Володе Скворцову уже в седьмом часу. Не снимая фуражки, устало присел к столу, выдохнул с хрипотцой:
      - Сегодня ночью...
      Володя внимательно слушал. Под рукой его, на чистой странице заплясали замысловатые фигурки - примета напряженного раздумья.
      - Так... Значит, все сходится... Сегодня ночью... Все сходится... - Он поднял глаза и с укоризной посмотрел на Теймура. - Вы давно не были в гараже, где работали раньше?
      - Давно... А что?
      - Видите ли, вы очень хорошо воспитали шоферов, - улыбнулся Скворцов.
      - Но почему ты вдруг вспомнил о гараже?
      - Два дня назад нынешний завгар Сурен Гарибян приходил сюда, спрашивал вас. Он очень спешил. Я сказал, что мы - друзья, к тому же я оперуполномоченный. То, что он сообщил, очень любопытно: девятнадцатого числа красивая, молодая женщина остановила крытую машину "ГАЗ-51" из их гаража, познакомилась с водителем Таптыгом Новрузовым. Ну, как водится, кривлядась, намекнула, что не прочь встретиться. Новрузов, парень - не дурак, назначил ей свидание. На следующий день они встретились и пошли в кино на дневной сеанс. После кино Новрузов предложил пообедать в ресторане. И вот там, когда Таптыг Новрузов охмелел, она сделала ему необыкновенное предложение.
      - Какое? - нетерпеливо перебил Теймур. Он почти не сомневался, что это была Гюльдаста: ее почерк.
      - Попросила, чтобы он двадцать второго декабря, то есть, сегодня ночью, как-нибудь вывел машину из гаража.
      - А он что?
      - Он не сразу решился... Сказал, что это дело нелегкое. Машина - не иголка, незаметно из гаража не выведешь. Женщина принялась уговаривать. Даже пообещала, что за два часа он положит в карман немного-немало тысячу рублей. Мало того, сказала, что если он оценит их дружбу - карман его всегда будет полон. Напрасно Таптыг объяснял ей, что машину без путевки из гаража никак не вывести, да вдобавок ночью. Женщина убеждала его, что шоферы, направляясь в дальние районы, иногда выезжают ночью. Таптыг ответил, что их завод никак не связан с дальними районами. Но уж очень она старалась. И вроде уломала. Таптыг обещал найти какой-нибудь выход. На том и расстались. А шофер пришел к завгару, Сурену Гарибяну, и выложил ему все. Они решили обратиться к вам. Очень хотели повидать вас лично. Сурен Гарибян, чтобы не вызвать подозрений, не взял с собою Таптыга, приходил один.
      Теймур заколебался, боялся поверить в неожиданное соответствие осторожного предупреждения Шамси и рассказа шофера.
      - Может, это совершенно другое дело?
      Скворцов уверенно ответил:
      - Нет. Мне кажется это дело связано с тем, о чем говорил Шамси. Таптыг Новрузов ничего не придумал. К тому же, один наш сотрудник, занимающийся Гюльдастой, отметил встречу ее с неизвестным мужчиной. Мы в тот же день установили, что это был водитель Новрузов.
      - А потом? Что же потом? К какому решению пришли Таптыг с Гюльдастой?
      - Позавчера я искал вас. Но не мог найти. Вечером того дня вы, к сожалению, дежурили. Надо было посоветоваться. Я понимаю, вы очень заняты. Пришлось решать самому. Мы это дело обмозговали с Суреном Гарибяном. Сначала он предложил выпустить машину в назначенное время, а нам взять ее под наблюдение. Я не согласился.
      - Почему?
      - Потому, что им нужен не шофер, а машина. К тому же, они не любят свидетелей. Помните, что они сделали с Алладином и Мурадяном? Поэтому я предложил Таптыгу Новрузову разыграть трусливого перестраховщика. "Машину из гаража я выведу, а остальное - за вами. Главное, чтоб вернули в целости и сохранности. На всякий случай, если вас вдруг задержат, я скажу, что на минутку зашел домой. Хотел закусить перед дорогой. Вышел - увидел, что машину угнали. И шабаш!.."
      Вчера они снова встретились. Таптыг сделал все, как было условлено. На этот раз Гюльдаста сказала, что ей нужно подумать. Утром Сурен Гарибян сообщил мне по телефону, что они договорились. Значит, сегодня вечером Таптыгу Новрузову выдадут путевку в Ленкорань, и он в полночь выедет из гаража. Живет он на поселке Монтина. По дороге заедет домой. Ну... на полчаса. В это время люди Гюльдасты угонят грузовик. Таптыг уже передал Гюльдасте запасной ключ. А она вручила ему задаток - двести рублей. Машину угонят в половине первого ночи. Кажется, все выглядит естественно.
      Теймур слушал, подперев кулаком скулу. Скворцов видел, как нервно пульсирует голубая набрякшая жилка на виске.
      - Да... Выходит, правду сказал мне Шамси.
      Сколько раз слышал Володя эти слова от старшего друга... Понимал, как страстно хотелось ему уличить во лжи Шамси, как жестко схлестнулись в душе Теймура чувство долга, нетерпеливое желание разоблачить Гюльдасту и боль за брата.
      Теймур поднялся, взял фуражку и направился к двери.
      - Удачи, Володя! - не оборачиваясь, бросил с порога.
      - А разве вы... Вы что, не будете с нами? - удивленно захлопал ресницами Володя.
      - Нет, Володя, не буду. Не имею права. Брат же он мне. Родной брат...
      XVIII
      Ляман, как всегда, не обедала, ждала.
      - Подогреть? - сдержанно спросила она.
      Теймур поморщился, махнул рукой. Она засуетилась, заваривая чай. Он поймал ее за руку, посадил рядом на диван.
      - Не надо ничего. Посиди. Просто посиди рядом. Не надо ничего говорить. Так хорошо...
      - Если бы я знала, Теймур... Если бы я знала, что с тобой происходит... Нам обоим было бы легче. Раньше ты все говорил мне. И плохое, и хорошее. Я боюсь одного... Знаешь, бывает так... Перемолчишь... И вдруг человек становится чужим. Что-то уходит...
      Он молчал. И это молчание еще больше встревожило Ляман.
      - Иногда мне кажется, что ты прощаешься с кем-то...
      Теймур встрепенулся, близко заглянул в широко раскрытые глаза жены, увидел в синей глубине свое отражение, заставил себя улыбнуться.
      - Успокойся, родная. Просто устал я очень.
      - И ничего не хочешь сказать мне?
      Теймур с трудом подавил желание открыть ей все, что неимоверной тяжестью давило его эти дни. Успокоить ее, посоветоваться. Но каким-то безошибочно рассчетливым, профессиональным чутьем он понял, что нельзя сейчас этого делать.
      К дивану подполз маленький Аббас. Схватив палец отца, сопя и покряхтывая, поднялся на ноги, потянулся к отцу. Что-то поблескивало в его пухлом кулачке. Теймур разжал ладонь малыша - зажигалка! Та самая... Передав ребенка матери, Теймур стремительно поднялся с дивана.
      Как же так? Сеймур сам участвовал в том ограблении. Ведь он тогда уже был связан с преступниками. Из того разговора за нардами, он должен был понять, что зажигалка знакома брату, вплоть до вмятины. Почему же он сам отдал в руки Теймуру такое важное вещественное доказательство. Почему? Здесь была какая-то несуразица. Теймур, как утопающий за соломинку, схватился за эту противоречивость фактов. Он верил, - стоит разбить одно звено взаимосвязанных улик, как вся тяжелая цепь, опутавшая брата, распадется сама собой.
      Нет. Все правильно. Теймур в свое время скрыл от брата неприятное происшествие, а преступники в темноте не разглядели человека, которого грабили. Если кто-нибудь впоследствии и узнал пострадавшего, то безусловно утаил это от Сеймура. Значит, дел таких на счету шайкн немало... А Сеймур не допускал мысли, что через руки бандитов прошло и нехитрое имущество брата.
      Нет, не было ни малейшего просвета, оставляющего надежду на непричастность Сеймура.
      Теймур снова сел на диван, взял из рук жены расшалившегося сына.
      У дверей кто-то позвонил. По радостному возгласу Ляман догадался Сеймур. Он, как всегда, застенчиво топтался у стола, вежливо отвечая на вопросы Ляман о матери.
      Теймур на мгновение растерялся, вспыхнул. Чтобы не выдать себя, зашел в ванную комнату. И уже оттуда весело прокричал:
      - Сеймур? Садись. Что долго не приходил? Ляман, подогрей ужин!
      Маленький Аббас крепко обхватил ручонками ноги дяди. Сеймур достал из кармана коробочку, перевязанную шелковой тесьмой, и вложил в ладошку мальчугана. Ляман, заметив замешательство мужа, постаралась сгладить непонятную ей неловкость.
      - Теймур незадолго до тебя пришел. Ты же знаешь, он - страшный чистюля. Взял Аббаса и, наверно, вспомнил, что руки не помыл. Помчался в ванную.
      Сеймур покраснел:
      - У меня руки чистые...
      "А совесть?" - мысленно спросил Теймур. Эта неожиданная мысль вернула ему самообладание. Он тотчас вышел и пристально посмотрел Сеймуру в глаза.
      - Где ты опять пропадаешь, Сеймур? Как зимнее солнце, появишься и снова исчезнешь.
      - Ну что ты устроил допрос? Мало ли какие дела у молодого, свободного человека, - снова вмешалась Ляман.
      А Теймур смотрел на брата и все больше поражался. Лицо Сеймура было так спокойно, тонкие черты дышали такой искренностью. Застенчивый по природе, он краснел, как девушка, в разговоре с Ляман. Это нравилось молодой женщине, казалось ей свидетельством особой нравственной чистоты. Она была на два года моложе Сеймура, но он вел себя с ней так, будто Ляман была старше его по крайней мере лет на десять. Сеймур обратился к брату:
      - Я слышал, ты был сегодня у Меченого. С чего бы это?
      - Да, был. Да так, ничего особенного. Он опять побил жену, - ответил Теймур и вышел на кухню. Не мог он, не мог спокойно смотреть на брата. Лицемерие Сеймура ужасало его. Просто нетерпимо было оставаться с ним лицом к лицу, зная, что перед тобой лжец, может быть, опытный, матерый преступник. Смотреть в ясные его глаза...
      "Нет, не могу, противно!"
      Теймур догадался, почему брата интересует его встреча с Меченым. Значит, есть какая-то связь между ними, или же была неудачная попытка установить ее...
      Сеймур пришел выведать у меня, - подумал Теймур, - не сказал ли чего о нем Шамси... Иначе не явился бы. Сегодня перед налетом на магазин забот у них предостаточно. Сеймуру важно знать, известно ли мне о его делах. Он и понятия не имеет, что я все знаю, все! Я знаю, почему срывались сложные, отлично подготовленные операции! Знаю, кто вел за руку Гюльдасту.
      Как ласково возится брат с маленьким Аббасом. Удивительно, но уже с пеленок малыш знал и любил руки Сеймура. Бывало, ревмя ревет, но стоит Сеймуру взять его, мигом успокаивается. Это очень трогало Ляман, она в таких случаях не уставала повторять:
      - Дети лучше взрослых чувствуют хорошего человека...
      Кто научил тебя этой двойной игре? - с горечью думал Теймур, наблюдая, как возится брат с ребенком. - Задержать тебя здесь, не пустить? Ради двух слов "не причастен"... Но имя твое назовут на следствии твои же дружки. Если тебя не будет ночью рядом, они решат: ты выдал их. Что же делать?
      Если бы ты сегодня пришел в милицию с повинной, положение намного облегчилось бы. Имя твое не значилось до сих пор ни в одном уголовном деле. В последние годы шайка ваша жила тихо. Ты мог бы заслужить снисхождение чистосердечным признанием. Но на это тоже нужно мужество, решимость. А ты... Если даже ты не уйдешь сегодня отсюда, над тобой тяготеет обвинение. Ты соучастник. Сообщник.
      - Что ты сказал? - обернулась к нему Ляман.
      Теймур вздрогнул. Еще этого не хватало - разговаривать с самим собой.
      - Ничего, - резко ответил он жене.
      Ляман, пожав плечами, вышла на кухню.
      - Вы с ней не повздорили? - спросил Сеймур.
      - С чего ты взял? - Теймур поспешил на кухню, где жена уже накрывала на стол.
      - Сеймур, иди сюда, посмотри, какой фисинджан я приготовила!
      Сеймур никогда раньше не ел в доме брата, но сегодня не отказался и сел за стол. Ляман с удивлением всплеснула руками.
      - Откуда сегодня солнце взошло, Сеймур?
      Они рассмеялись. Ляман подвинула деверю стул, взяла сына на колени.
      Теймур почти не поднимал глаз от тарелки. Иногда он взглядывал на брата и жену. Сеймур ел, подзадоривая малыша, предупредительно подвигая Ляман то блюдце с манной кашей, то бутылку с теплым молоком.
      Аббас с силой стукнул ложкой по пустому блюдцу. Теймур дернулся, посмотрел на часы. Без пятнадцати десять.
      - Ты неважно выглядишь, брат, - заметил Сеймур. - Все-таки надо было тебе уехать, отдохнуть как следует, а не торчать здесь.
      - Мне надо было... Надо было... - Теймур посмотрел в глаза брату, не договорил. Ему вдруг показалось, что Сеймур такой, каким он всегда считал его прежде - заботливый, искренний, честный. Поэтому он любит бывать у него, у Теймура, в доме, где все дышит чистотой и теплом. И ребенка любит. Узнать бы, какая злая сила сломала, подчинила Сеймура, толкнула на темный путь преступлений, опутала угрозами. Может быть, он все готов отдать, чтобы вырваться из этого проклятого болота.
      Теймур поднял глаза на часы. Шел одиннадцатый час...
      Ляман поставила чай. Сеймур сообщил новость - будут сносить и их дом. Ляман, как всегда, увлеклась разговором о реконструкции Нагорной части. Сеймур слушал с улыбкой ее восторженную речь, но в конце заметил, что человеку трудно расстаться с местами, в которых жил, рос, с которыми связаны дорогие воспоминания детства. И это массовое переселение жителей в другие районы кажется ему грубым вмешательством в личную жизнь, в судьбы целых семей.
      Ляман стояла на своем:
      - Это совсем не нужно, чтобы люди были связаны всю жизнь с привычным, старым. Что за радость жить в старых лачугах, где зимой сырость, а летом пыль? Те, кто переселяется в новые дома, быстро начинают ценить это. И до каких пор должны оставаться эти хибары в Нагорной части? Ведь это будет один из красивейших уголков города!
      Сеймур не соглашался с Ляман, которая увлеченно стала рассказывать все, что знала о будущем Баку. Она вдвойне любила свой город, как бакинка и как художница.
      Взгляд Теймура снова невольно задержался на часах. Без трех минут двенадцать. Он легонько коснулся плеча Ляман.
      - Поздно, пора укладывать малыша.
      - Ой, правда, скоро уже двенадцать, а Аббас еще не спит. - Она обернулась к деверю: - Сеймур, мама знает что ты у нас?
      - Знает, - кивнул Сеймур. - Я предупредил, что приду поздно.
      - Тогда другое дело, - ответила Ляман и поспешила к сыну.
      Только, когда они остались наедине, Сеймур задал вопрос, который давно ждал Теймур.
      - Тебе никуда идти не надо?
      Теймур пожал плечами.
      - Куда же в такую пору?
      - Я просто подумал, может, ты - дежуришь ночью.
      - Нет, сегодня я дома.
      - Если не хочешь спать, поиграем в нарды?
      - Что ж, давай...
      Теймур принес нарды, плотно притворил за собой двери комнаты и кухни, рассеянно расставил шашки. Лихорадочно бились мысли, одна другой тревожней.
      Почему он не уходит? Чего ждет? Может, готовится к разговору. Как говорить с ним? Что происходит сейчас там, где Володя... Вдруг кто-нибудь предупредил, - и, может быть, поэтому Сеймур так спокойно отсиживается.
      - Ты действительно предупредил мать? - нервно спросил Теймур.
      - Почему ты удивляешься? Я же не к чужим пошел!
      - Удивляюсь, потому что в последнее время ты заходишь редко и то на секунду. Если мне странно, матери тем более покажется странным.
      - Нет, мама не будет беспокоиться, - улыбнулся Сеймур. - Я сказал, что задержусь.
      - Ты хочешь остаться на ночь у нас?
      - А что, нельзя?
      - Почему нельзя, пожалуйста! Мы только рады будем.
      - Ну, если так, я теперь буду чаще оставаться у вас...
      Теймур покачал головой, решительно отшвырнул зары.
      - Нет, ты не сможешь приходить к нам, Сеймур. После этого...
      - Почему? После чего? - Сеймур поднял на брата спокойные, чистые глаза.
      - Потому, что тебя арестуют рано утром, или даже ночью. А у меня... У меня ты просто прячешься.
      - Теймур! Что ты говоришь?
      Теймур положил на стол зажигалку.
      - Эта вещь тебе знакома?
      - Я же сам подарил тебе...
      - Да, получилось наоборот. Я с фронта вез ее в подарок тебе, а вышло, что ты мне ее подарил.
      - Не понимаю...
      - В ночь, когда я возвратился из госпиталя, эта зажигалка лежала у меня в чемодане.
      - Ты пришел не ночью, а утром.
      - Потому что всю ночь провалялся полуживым на лице. - Теймур вплотную подошел к брату. - Ты помнишь, что было у меня с головой? Меня крепко стукнули тогда. С рук на руки сдала меня бандитам Гюльдаста. Твоя любовница, что родила тебе сына - Фахраддина. Та самая Гюльдаста, что обвинила меня в своей смерти. Та самая, что якобы утопилась в море... Та самая, что околпачила простофилю полковника. И теперь изменяет ему с тобой! Ты хорошо знаешь, что я разыскивалее. Да, это Гюльдаста тогда сказала бандитам, чтобы они стукнули меня покрепче. Она очень старалась, чтобы я подох. Вы всегда прячете концы. Ради этого убили вы и Алладина, и Мурадяна. Но я уцелел. Я здоров, я жив... Да, эту зажигалку я хотел подарить тебе, а вышло наоборот.
      Широко раскрытые глаза Сеймура выражали только удивление. Ничто не выдавало в нем страха или замешательства.
      Теймур рванул ворот рубашки, будто ему не хватало воздуха.
      - У тебя один путь к спасению. Сейчас ты пойдешь со мной и назовешь имена и адреса всех своих сообщников. Слышишь? Сейчас же...
      Монотонно стучит маятник. В тишине слышен сонный голос Ляман, тихая колыбельная.
      Сеймур не пошевельнулся. Только глаза его сверкнули холодно, зло. Он аккуратно, бесшумно закрыл нарды.
      - Встань! - негромко приказал Теймур.
      Сеймур дернулся, но продолжал сидеть.
      - Через час будет уже поздно! Если тебе жалко мать... Если тебе дорога жизнь. Пойдем!
      Сеймур молчал.
      Теймур схватил его за плечи, тряхнул, что было силы, зашептал горячо, с мольбой:
      - Я знаю. Ты все время боялся. Боялся, что и мать, и я узнаем... Надеялся как-нибудь выпутаться. Но так не бывает. Это болото засасывает. Я понимаю... Десять лет ты скрывал. Трудно сейчас. Но ты должен. Возьми себя в руки, Сеймур! Пойми, осталось меньше часа. Расскажи. Кто они? С кем грабил людей, магазины, дома? Я прошу тебя! Сеймур!
      Сеймур будто окаменел. В ладони его весело подпрыгивали два костяных кубика.
      Теймур отошел к окну.
      - Ты думаешь, вот так молчать - мужество? Нет, это - подлость. Ты скрываешь тех, кто оставляет сиротами детей. Ты боишься, выдав их, выдать и себя. Но что я могу сделать для тебя больше? Я все сказал. Я хотел что-то сделать... И не ради тебя, а ради матери. Вот сейчас, в эту минуту шофер гаража Таптыг Новрузов остановил у своего дома "ГАЗ-51". Через несколько минут ваши люди угонят машину к промтоварному магазину. Они войдут в магазин, не подозревая, что наши уже ждут и внутри, и снаружи. Теперь ты понимаешь? Я знаю и то, что в этом налете заняты не все ваши люди. Назови хотя бы два-три имени, адреса. Ты здесь, в моем доме, значит, ты не пошел с ними. Сознательно не пошел. Ты охладел к Гюльдасте в последнее время. Да, и это мне известно. Но ты знаешь, что они будут продолжать грабеж и разбой. Говори! Стряхни то, что связывает тебя по рукам и ногам. Я прошу, Сеймур, говори! Я никогда никого так не просил. Тебя прошу. Оставь их! Раньше ты был пацаном, не понимал. Потом тебя запугали, да? Идем со мною, Сеймур!.. Что ты за человек? Я так и не могу понять тебя.
      Стукнули о крышку стола брошенные зары. Сеймур медленно поднялся, привычным жестом поправил густые волосы. Теймура на мгновение обожгла надежда, он весь подался к брату.
      Но как чуждо и холодно прозвучал голос Сеймура.
      - И мама, и я говорили тебе: уйди с этой работы. Мы знали, ты принесешь несчастье в наш дом... Все эти годы ты разыскивал Гюльдасту. Тебе не удалось. Теперь рад, что схватил меня. Иди - донеси на брата. Может, тебе дадут повышение... За одну звездочку на погонах продать брата!.. С матерью в придачу. Так знай же - я никого не выдам. Ни при каких обстоятельствах.
      Сеймур впервые посмотрел на брата с откровенной злобой.
      Теймура сковал ужас. Он всего ожидал, только не этого - не глумливого цинизма, холодной неприязни.
      + Замолчи! - хрипло выкрикнул Теймур. - Ты никого не хочешь выдавать, потому что боишься. На твоей совести смерть Алладина.
      Сеймур презрительно прищурился.
      - Не за меня ты боишься. За свою шкуру дрожишь. Поэтому...
      Звук пощечины отдался в стенах кухни и тотчас же в распахнутые двери вбежала Ляман. Она схватила за руки Теймура, старалась оттащить его от брата. Высвобождаясь, Теймур разорвал ей рукав - она не заметила, только кричала:
      - Что ты делаешь? Не трогай его, Теймур! Не надо... Ряди меня!
      Уняв мужа, Ляман кинулась к Сеймуру, вытерла кровь с разбитой губы.
      Кажется, землетрясение поразило бы ее меньше, чем эта схватка. С недоумением и ужасом, не в силах удержать дрожи, спросила мужа:
      - Как ты посмел, Теймур?
      - Не погань руки, отойди от него, - крикнул Теймур, задыхаясь от гнева.
      Он схватил жену за локоть и хотел оттолкнуть ее. Но в это время позвонили.
      Теймур отпустил руку Ляман и сам пошел открывать.
      - Поздравляю вас! - воскликнул Володя с порога.
      Теймур не ответил. Прикрыв дверь, он пригласил Скворцова в комнату. Владимир прошел за ним и непонимающе спросил:
      - Что с вами, Теймур Аббасович? На вас лица нет!
      - Это не имеет значения, - оборвал его Теймур. - Скажи, как прошла операция?
      - Почему вы так спрашиваете... Разве это дело подготовил и провел я? без улыбки сказал Скворцов.
      - А кто же?
      - Вы, Теймур Аббасович. Вот уже несколько лет вы идете по их следам. Все построено на основе ваших наблюдений, ваших советов, ваших доказательств. Мы действовали по вашим указаниям. Мы были только исполнителями.
      - Ты всегда отличался скромностью, Володя. Но ты не ответил на мой вопрос. Как прошла операция?
      Володя снял фуражку, вытер пот со лба, жадно припал к стакану с водой.
      - Сначала я связался с шефом, подробно объяснил ему все. Потом встретился с Алешей Филипповым. Вы, наверно, знаете, он работает теперь инструктором в горкоме комсомола. Алеша в темпе собрал дружинников. Мне выделили пять опытных работников. Я их обстоятельно проинструктировал. Но в отделение не пошел. Думаю, у тех, за кем мы следим, свои наблюдатели тоже не спят. Это только в книжках врагов полными дураками выставляют. Было одиннадцать часов. Волнуюсь - справлюсь ли? Честно говоря, несколько раз порывался к вам. Думал, упрошу, докажу, что вы сами должны завершить начатое. И уже решил было, надел пальто. А тут звонят из министерства. Начальник отделения вызывает к себе. Этой операцией, говорит, интересуются в республиканском управлении, лично министр в курсе. Ну, у меня совсем сердце в пятки... А вдруг провалим, опозоримся! Они-то ведь действительно матерые преступники. В соседних домах и напротив магазина нашлись люди, которые согласились нам помочь. Дружинники по двое, по трое отправились к ним "в гости". На всякий случай вызвали машину скорой помощи. За полчаса до налета к водителю скорой помощи подошла красивая женщина и спросила, кого он ждет. Шофер безразлично ответил, что на пятом этаже кто-то заболел. А за шофером, внутри машины сидел Алеша Филиппов. Он сразу же узнал Гюльдасту.
      Наши люди (и я сам) расположились в квартирах, где были телефоны. Все машины поддерживали радиосвязь между собою. Наконец, увидели из окон, как крытая грузовая автомашина марки ГАЗ-51 пересекла двор и остановилась у внутреннего входа в магазин. Появились и люди, их было семь человек. Одни прибыли с машиной, другие уже ждали в темноте. Один за рулем. Всего восемь. Дверь открыли очень легко, будто делали это ежедневно. Все семеро кинулись внутрь. Шофер стоял на страже. Минут десять-пятнадцать из магазина не доносилось ни звука. Потом выскочили трое с большими узлами, еле волокут. Ну тут-то их и взяли. Тихо взяли. Все трое так растерялись, что даже не пикнули. Да и не смогли бы при желании, рты мы им заткнули, оттащили в сторонку.
      В магазин бросилось пятнадцать дружинников вместе с нашими людьми. Бабаев не отставал. Только тут небольшой шумок вышел, но не долго... Троих выволокли. Четвертая, Гюльдаста, шла сама. Таким образом, без потерь и жертв, были взяты все восемь.
      - Девять, - поправил Теймур.
      - Я не ошибся, Теймур Аббасович. Их было восемь. Семь в магазине, и один - шофер.
      - А один здесь...
      - Не понимаю...
      На улице негромко хлопнул пистолетный выстрел. Теймур с Володей переглянулись и одновременно кинулись в коридор. Теймур распахнул дверь на кухню.
      - Где Сеймур?
      - Не знаю. Я ничего не знаю. Уйди... - снова расплакалась Ляман.
      Выстрел раздался под окном комнаты, дверь на кухню была плотно закрыта, и Ляман в завывании ветра ничего не расслышала.
      Теймур схватил ее за плечи.
      - Где Сеймур?
      - Не знаю... Я ничего не поняла. Он что-то пытался говорить, то твое имя называл, то жаловался на судьбу. Потом вдруг сказал, что надо повидаться с матерью. Я не хотела пускать его, я хотела помирить вас. А тут пришел Володя. Сеймур услышал его голос. Оттолкнул меня... Я не могла удержать его.
      Теймур с Володей, перепрыгивая через ступеньки, бросились вниз на улицу.
      Метрах в пятнадцати от подъезда, уткнувшись лицом в землю, лежал человек. Теймур рывком перевернул его на спину. Вдруг подкосились колени, рука коснулась липкого расплывшегося пятна. Теймур шарил рукой по тротуару, искал оружие.
      "Он сам себя...".
      Скворцов склонился рядом с ним, приподнял голову Сеймура.
      - Стреляли оттуда! - он кивнул в сторону забора. Теймур тяжело, всей грудью приник к телу брата.
      Рука скользнула по окоченевшим ногам, поднялась к груди, лицу, от которого отлила кровь, остановилась на простреленном затылке.
      В Сеймура стреляли сзади.
      Значит, его выследили и, обвинив в провале, приговорили к смерти. Значит, шайка схвачена не вся, оставался еще кто-то. Он и поспешил отомстить. Кто?
      Здание напротив дома, где жил Теймур, надстраивали и поэтому часть улицы огородили. Временно движение автотранспорта здесь было запрещено. Автомобиль Володи стоял в соседнем переулке. Услышав выстрел, водитель выскочил из машины с пистолетом в руках и, не поняв толком в чем дело, решил, что со Скворцовым произошло неладное. Кинулся к дому, где жил Теймур. В соседних домах проснулись жильцы, захлопали окна, балконные двери.
      Опустив труп в машину, Теймур и Володя вместе с двумя милиционерами, подоспевшими на выстрел, бросились прочесывать соседние улицы. Обшарили все дворы, площадки и скверы, но никого не обнаружили.
      XIX
      Теймур вернулся домой только под утро. Ляман плакала, в чем-то бессвязно обвиняя мужа, жаловалась на свою судьбу. Он безучастно и печально смотрел на пачку "Казбека", оставленную братом на столе еще три часа назад.
      - Нет, нет! - нервно выкрикивала Ляман. - Я больше не могу терпеть. Не могу, не могу! Ни дня, ни ночи! Я работать не могу! Что можно ожидать от человека, если он может поднять руку на родного брата... Где ты бродишь ночами? Сколько можно не спать? Что ты сделал с Сеймуром? Ты бы посмотрел, в каком виде он ушел домой. Если мама увидит его таким, представляешь, что с нею будет!
      Теймур облизал спекшиеся губы:
      - Она никогда не увидит больше Сеймура...
      - Чтобы ветер унес твои слова, - со слезами оборвала Ляман и, только вглядевшись в мертвенно бледное лицо Теймура, крикнула не своим голосом: Говори, что с ним?
      - Он погубил себя... Сеймура больше нет...
      Цепляясь руками за стену, Ляман стала медленно сползать на пол.
      Когда Ляман открыла глаза, давно уже рассвело. Первое, что увидела она - потухшая папироса в искусанных губах мужа.
      Погладив ей волосы, Теймур тихо сказал:
      - Думаешь, сон? Нет. Все правда. Послушай. Сейчас мы не имеем права распускаться. Встань, умойся, приведи себя в порядок. И внимательно выслушай меня.
      С ужасом слушала Ляман историю воскрешения Гюльдасты. А когда слуха ее коснулось имя одного из основных членов шайки, зарыдала, уткнув лицо в подушку.
      - Что же нам теперь делать, Теймур?
      - Поберечь жизнь матери. Это должно стать главной твоей заботой.
      - А что зависит от меня?
      - Ты сейчас же поедешь к маме. Вернее, перейдешь к ней на несколько дней, а может, и недель. Скажешь, что работаешь над большой картиной, в которой есть образ матери, и ты хочешь писать с нее. Она же к этому привыкла, ты много рисовала ее.
      - А... Сеймур? - растерянно спросила Ляман.
      - Скажешь, что Сеймур срочно выехал, куда - хорошенько не расслышала. Какая-то важная служебная командировка, Теймур, дескать, придет и все объяснит.
      - Нет, она не поверит мне. Сердцем поймет.
      - Не бойся, я приду и сам поговорю с ней. Ведь Сеймуру случалось и вправду несколько раз срочно выезжать в другие города.
      Ляман хрустнула пальцами, заметалась по комнате.
      - Значит, я целый день должна сидеть лицом к лицу с несчастной? Как я посмотрю ей в глаза? Для этого нужны стальные нервы. А жизнь с тобой издергала меня. Я не могу, Теймур!
      Теймур посмотрел на сына, занятого игрушками.
      - Ты будешь не одна, Ляман. Аббас, хоть и маленький, но может сделать больше тебя. Мать очень обижается, что мы редко приносим к ней внука. Ты увидишь, она обрадуется. Аббас с утра до вечера, и даже ночью, будет с бабушкой, у нее на руках... Поторопись, родная.
      Нельзя было мешкать. Ляман стала лихорадочно собирать вещи, необходимые на случай, если придется надолго задержаться у свекрови.
      Теймур укладывал рубашонки и игрушки сына в чемодан. Оба молчали, боясь даже словом коснуться того, от чего сердца обливались кровью.
      Ляман укутала сына и сама оделась потеплее.
      - Пошли? - спросил Теймур.
      - Пошли, - тяжело вздохнула Ляман.
      Такси остановилось в переулке, и Ляман, взяв сына на руки, вышла из машины. Теймур хотел ей помочь, но Ляман остановила его:
      - Не надо, Теймур, я сама донесу чемодан. Не выходи, лучше пусть мать не видит тебя.
      Теймур молча повиновался.
      Тогда водитель такси сам подхватил тяжелый чемодан из рук Ляман, вошел следом за нею во двор.
      Джаваир, услышав стук калитки, выглянула на веранду. Сначала она обмерла, увидев Ляман с Аббасом на руках и незнакомого мужчину с чемоданом.
      - Что случилось, дочка?
      Ляман заставила себя улыбнуться:
      - Ты что, не рада гостям, мама?
      Улыбка Ляман слегка успокоила старую Джаваир.
      Она приняла у нее из рук Аббаса и, целуя его, спросила:
      - Что это, или ты вздумала перейти к свекрови?
      - Да, мама, хочу погостить у тебя недельку.
      - А где же Теймур? - Джаваир все не могла успокоиться.
      - На работе, как всегда. Надоело, одни да одни.
      Шофер непонимающе захлопал глазами. Подозрительной показалась ему эта молодая женщина, так ловко обманывающая свекровь.
      - Сеймур ночью у вас был? - спросила Джаваир, проводив Ляман в комнату.
      Ляман старательно занялась вещами, выкладывая их из чемодана. Так ей легче было избегать пытливого взгляда свекрови.
      - Да. Я угостила его фисинджаном.
      - И он поел?
      - Еще и пальчики облизал.
      - Он ел у вас? На него это не похоже...
      - Я сама удивилась. С таким аппетитом пообедал. Раньше силой не заставишь, а вчера...
      - И на ночь у вас остался?
      - Нет... Ночью он куда-то уехал. Кажется, на самолете вылетел. Они говорили на кухне с Теймуром. Видно, Сеймура послали в командировку, по работе. Он что-то говорил... Нужно получить специальный цемент, металл и разные новые медикаменты.
      Маленький Аббас сполз с колен бабушки, Джаваир даже не заметила. Руки ее, как слепые, беспокойно шарили по гладким доскам стола.
      - И куда же он поехал?
      - А куда он обычно ездит?
      - Не знаю. То в Ростов, то в Харьков.
      - На этот раз, кажется, подальше. В Свердловск, что ли...
      - А это очень далеко?
      - Да, на севере.
      Джаваир всплеснула руками:
      - Что он, ума лишился, что ли? По такому холоду в такой одежде да еще на север!
      - Не волнуйся, мама. Я ему все положила. У Теймура полно теплого белья.
      - А почему мне он ничего не сказал? - недоверчиво допытывалась Джаваир. - Разве я не могла собрать его сама?
      - Он говорил - я очень спешу, а вы завтра утром маме передайте.
      - Я всю ночь уснуть не могла.
      - Почему? Разве он не сказал, что идет к нам?
      - Сказал...
      - Он даже Теймура успокаивал, дескать, мама знает. Сказал ему, может, у нас останется и на ночь. А потом узнал, что есть ночной рейс. Разве он тебе не говорил, что собирается в командировку.
      - Да, да... Но все это так на него не похоже...
      Она зачем-то прошла на веранду, постояла там, снова вернулась в комнату, что-то шепча, покачивая головой.
      Ляман облегченно вздохнула.
      "Вроде поверила, - подумала она. - А что мы потом будем говорить ей? И до каких пор это может продолжаться?"
      * * *
      К приходу Теймура уже успели допросить пять арестованных. В коридоре, на видавшей виды скамье беспокойно ерзал верзила с глуповатым лицом. Потертые штаны были заправлены в шерстяные носки. Азиатские галоши, разорванные в нескольких местах, напоминали несуразные корабли, потерпевшие крушение. Он то и дело шмыгал носом, морщил узкий лоб и, сбычив шею, обреченно поглядывал по сторонам.
      Бабаев, глянув на его галоши невероятного размера, спросил с любопытством.
      - Слушай, ты столько воровал, неужели не мог себе туфли приличные купить, или хоть бы украсть, на худой конец?
      - Нету, - поморщился арестованный. - На мою ногу нету ничего, нигде. Найди - куплю втридорога.
      - Ну и ноги...
      - Уж какие бог дал...
      - Чем давать тебе такие ножищи, бог лучше бы дал тебе хоть капельку ума.
      Арестованный туповато хмыкнул.
      - В селении я чарыхи носил. А приехал сюда, сколько ни бьюсь, ничего подходящего не найду.
      Из двери выглянул Скворцов.
      - Введи арестованного.
      Бабаев что-то шепнул ему на ухо.
      - Хорошо, - кивнул Володя.
      - Из какого, ты говоришь, района?
      - Из Али-Байрамлов.
      - Слушай, ты из Али-Байрамлов в Баку за туфлями приехал? - не удержался Бабаев.
      - Нет, к родственникам.
      - А кто твои родственники? - насторожился Скворцов.
      - Сюнбюль-ханум.
      - Ее фамилия?
      - Как по мужу, я не знаю.
      - А девичья фамилия?
      Верзила беспомощно развел руками. Бабаев снова вмешался:
      - Ну, и родственнички... Где проживает Сюнбюль-ханум?
      - В городе, в самом центре. Да теперь и она здесь. Ночью она с нами была.
      - А как настоящее имя этой ханум?
      - Не знаю, - замялся арестованный.
      Бабаев усмехнулся.
      - Вы, наверно, недавние родственники.
      - Зачем же все-таки приехал в Баку? - продолжал Владимир Скворцов.
      - Хотел на работу устроиться.
      - Что, тебе в Али-Байрамлах работы мало было? Колхозы, нефтяные промысла, ГРЭС...
      - Я такую работу искал, чтобы по душе...
      - Значит, воровство и грабеж тебе по душе?
      -Не дай бог!
      - А как же ты очутился ночью в магазине?
      Арестованный уставился в пол.
      - Туфли себе по ноге искал, - ответил Бабаев вместо него.
      К концу допроса верзила назвал одно только имя: Ширахмед. По словам арестованного, от одного взгляда Ширахмеда у всех тряслись поджилки!
      На вопрос Владимира Скворцова о Сеймуре верзила заморгал глазами. Было похоже, что верзила - новичок в шайке. Из арестованных никто, кроме него, не назвал имени главаря. Допрошенный был последним из семи арестованных мужчин. Оставалась Гюльдаста.
      Бабаев увел узколобого. В кабинете остались Теймур со Скворцовым.
      - А Гюльдаста всю ночь колотила в дверь кулаками и требовала отпустить ее. Угрожала своим мужем, полковником. Что он, дескать, разнесет нас в пух и прах и еще отцам нашим достанется...
      Володя рассмеялся.
      - В третьем часу заявился сюда ее муж. Начал с того, что всюду ищет жену, обращался и в скорую помощь, и в больницы - нигде нет. Помогите, найдите! Я ему втолковал, что такую жену потерять - редкостная удача. Пусть он больше не ищет ее. Полковник ушел, хватаясь за сердце.
      Дверь растворилась. Бабаев ввел Гюльдасту и вышел из кабинета.
      Гюльдаста, увидев Теймура, на мгновение остановилась, будто споткнувшись. Глаза ее потемнели, сузились. Теймура она видела дважды, с Владимиром Скворцовым несколько месяцев работала вместе, когда-то даже предлагала ему быть "братом". Но сейчас Гюльдаста, конечно, поняла, что рассчитывать на знакомство бесполезно. И сразу перешла в наступление. Гордо вскинув голову, с угрозой бросила в лицо сидящим.
      - Не имеете п'гава!
      Ни Теймур, ни Володя не ответили.
      - Я буду жаловаться! - в голосе Гюльдасты зазвенел металл.
      Теймур с Володей опять промолчали. Они в упор разглядывали Гюльдасту. Володя помнил ее девушкой, она и тогда была такой, что парни голову теряли. И вот - сейчас, несколько лет спустя, он снова удивлялся ее зрелой, яркой красоте, благородной завершенности форм. Только хищное трепетание ноздрей выдавало злую, низменную силу ее натуры.
      "Эх, Сеймур, если бы ты не предупреждал ее, ни она, ни другие твои сообщники, не причинили бы нам столько хлопот, - горько думал Теймур, глядя на Гюльдасту. - Скольких ты погубила! И вот доигралась. Молодость уходит, красота увянет. Была ли ты счастлива когда-нибудь? Или все в тебе было фальшивым, как и эта деланная поза. Ты, как изношенное платье, что вылиняло и никому не нужно. Кто пойдет за тебя в огонь и в воду? Кому дорога ты по-настоящему..."
      Убедившись, что угрозы ее не привлекли внимания этих двух глубоко задумавшихся людей, Гюльдаста вдруг сникла. Резче обозначились складки в уголках рта.
      - Садись! - приказал, наконец, Скворцов.
      Гюльдаста послушно опустилась на стул. Начался обычный допрос.
      Судя по ее скользким ответам, Гюльдаста намеревалась ни в коем случае не называть своего настоящего имени, фамилии. Она призналась только в том, что причастна к задержанной семерке, которая действительно собиралась ограбить магазин. Скворцов снова задал вопрос:
      - Значит, вы - не Гюльдаста Шахсуварова?
      - Нет.
      (Гюльдаста отрицала, что она - Гюльдаста!).
      - Почему же в таком случае вы путаетесь с ворами? Ваш муж - полковник, вам вполне хватало на жизнь.
      Гюльдаста виновато опустила голову, по-детски жалобно всхлипнула.
      - Я обманулась... очень обманулась...
      Скворцов, подавив закипавшую ярость, взглянул на часы и с прежним хладнокровием задал снова вопрос:
      - Кто ваш главарь?
      - Кто 'ганьше проснется, тот и командует...
      - Значит, у вас нет главаря?
      Гюльдаста поиграла плечами.
      - Не знаю, я недавно с ними...
      - Значит, ты не знаешь, кто такой Ширахмед?
      - Нет. С'геди нас не было такого.
      - Подумай, может, вспомнишь.
      - Вы слышали о нем? Почему же не взяли?
      - Потому, что он, как и ты, скрывает свое истинное имя,
      Гюльдаста сделала вид, что пытается вспомнить.
      - Нет, я действительно не слышала о таком...
      Она отрицала и свою связь с Сеймуром, утверждая, что никогда и знать не знала его.
      Скворцов указал на Теймура и спросил:
      - А этого человека знаешь?
      Гюльдаста беглым взглядом окинула Теймура и отрицательно качнула головой.
      Допрос Гюльдасты шел уже второй час и Володя чувствовал, как от напряжения начинает ломить в висках.
      Он снова взглянул на часы и решительно подытожил:
      - У нас сколько угодно доказательств, что вы и прежде совершали преступления, что вы никто иная, как Гюльдаста Шахсуварова. Достаточно пригласить в свидетельницы несколько девушек, с которыми вы работали когда-то в артели... Но если я не докажу, что вы - Гюльдаста, вас все равно будут судить за участие в ограблении магазина. Можете не сомневаться - ваше признание, что вы и есть Гюльдаста Шахсуварова, для меня дело второстепенное. Меня интересует ваш главарь. Вы смягчите свою участь, если укажете сообщников, которых мы не успели взять.
      - Я же сказала, что не знаю никакого Ши'гахмеда, никакого Сейму'га.
      - Идем! - поднялся Скворцов.
      Гюльдаста послушно встала. Возражать не имело смысла, ведь она арестованная.
      Скворцов почтительно обратился к Теймуру.
      - Я прошу вас, Теймур Аббасович... Вам будет тяжело. Оставайтесь здесь.
      Теймур медленно, тяжело поднялся и, не проронив ни слова, первым шагнул к двери.
      Слова Скворцова насторожили Гюльдасту. Но она безо всякого сопротивления вышла на улицу и направилась к машине, стоявшей у входа, на которой не было никаких знаков, говорящих о ее принадлежности к милиции.
      Гюльдаста села сзади, между Теймуром и Скворцовым, а Бабаев поместился рядом с шофером.
      Машина направилась вниз, к центру города. Наконец, сбавив скорость, въехала в больничный двор, окруженный трехэтажными корпусами.
      Гюльдаста ни о чем не спрашивала. Она двигалась, как стрелка, послушная магниту. Никто не обронил ни слова по пути к внутреннему входу. Было что-то зловещее в молчании спутников. Гюльдасте стало не по себе. Она невольно замедлила шаг и никто не поторопил ее.
      Бабаев открыл низкую дверь. Спустившись на полэтажа, они оказались в просторном чистом помещении; от кафельных стен, пола, выложенного каменными плитами, веяло холодом. Из единственного оконца сочился слабый свет, от которого поблескивал высокий прозекторский стол. Сначала Гюльдасте показалось, что он пуст. Но потом, заметив две обнаженные смуглые ноги, она содрогнулась, попятилась. Слегка подтолкнув ее в спину, Бабаев приподнял простыню. Несколько секунд было совсем тихо. И вдруг раздался нечеловеческий вопль. Сжав лицо ладонями, Гюльдаста пятилась к стене.
      Скворцов и Бабаев снова подвели ее к трупу.
      Гюльдаста, вырываясь, забилась в их руках, но вскоре ослабла, перестала сопротивляться. Покорно подошла к столу, уставилась на труп потухшими, немигающими глазами и вдруг упала со стоном на мертвое тело. Заплакала горько, навзрыд, и так же неожиданно умолкла. Выпрямилась, провела рукой по темным, слипшимся на лбу волосам Сеймура, спросила хриплым шепотом:
      - Кто его?
      Не получив ответа, Гюльдаста обернулась к Теймуру.
      - Кто ст'гелял в него?
      Теймур отвернулся. Ответил ей Скворцов:
      - Ясное дело, не мы. Если бы мы хотели арестовать его... это можно было сделать в любую минуту. Его убили ваши, возле дома Теймура Аббасовича.
      - За что?
      - За то, что он, - Скворцов покосился в сторону Сеймура, - за то, что он хотел порвать с вашей бандой. Кто-то после провала в магазине пронюхал об этом. И решил, что выдал Сеймур.
      Гюльдаста снова приблизилась к трупу, припала на мгновение к неподвижному лицу и решительно направилась к двери.
      - Пошли!
      В прежнем порядке заняли они места в машине. Газик выехал в город.
      Гюльдаста не знала названия улицы, которую они искали, но время от времени подсказывала:
      - Здесь нап'гаво... Тепе'гь налево... П'гямо...
      На улицах было многолюдно. Баку меняется в зависимости от времени суток.
      Утром - дети спешат в школы, взрослые - на работу. На остановках автобусов, троллейбусов и такси толпы ожидающих, по проспектам деловито спешат прохожие. Ритм движения убыстряется, нарастает. И вдруг поток на улицах схлынет, отдохнут перекрестки от толчеи и спешки. Свободней пройдется морской ветерок, задорно-похлопает форточками в опустевших домах, тронет уголки афиш, вырвет газету из рук зазевавшегося прохожего и пойдет куралесить. Но наступит час, когда к бульвару двинется самый почитаемый транспорт - коляски с младенцами; голубые, розовые, белые коляски, подталкиваемые седовласыми бабками и дедами. Смотришь - постовой командует "стоп" веренице машин: гуськом, держась за хвостики фартучков, тянется к зеленым клумбам цепочка дошколят.
      В полдень снова шумно. По улицам бродят вкусные запахи свежих пирожков и сосисок. Возле ресторанов витает шашлычный дух. Люди выходят на перерыв, гуляют, спешат в магазины и почтовые отделения. Чуть, позже на перерыв выходят продавщицы, их можно узнать по форменным, элегантным халатикам. Активизируется армия мороженщиков.
      В конце рабочего дня снова заполняются улицы шумливыми потоками, хлынувшими с заводов, промыслов, строек.
      Именно в такой час машина, в которой ехали Теймур и его спутники, поднималась по проспекту Кирова. У кинотеатра Низами бурлили очереди.
      Задумчиво смотрела в окно Гюльдаста; сейчас в ее лице не было ничего, кроме смертельной усталости. И Скворцов подумал о том, что еще час назад невольно любовался изменчивым блеском ее огромных черных глаз. Сейчас рядом сидела утомленная, подавленная горем женщина. Непонимающе, растерянно смотрела она на бегущие мимо улицы, где закипала настоящая жизнь, где шли, спорили, смеялись люди, которым не надо было оглядываться, лгать, ловчить, преодолевать чувство постоянного страха.
      Газик свернул к ипподрому и прибавил скорости.
      - Налево! - предупредила Гюльдаста и спросила Скворцова, кивнув на шофера: - У этого паг'ня есть о'гужие?
      - Должно быть...- усмехнулся Скворцов.
      - Стоп! - тихо приказала Гюльдаста. - Пусть этот па'гень следит вон за теми пятью окнами.
      - Он тут живет? - спросил Скворцов.
      Гюльдаста кивнула.
      Позвонили. Никто не подошел к дверям, не откликнулся. Еще звонок. Опять ни звука в ответ. Постучали - безрезультатно.
      - Давай ломать! - решил Скворцов.
      Через несколько минут, не выдержав напора трех мужчин, дверь распахнулась настежь. Странный ералаш открылся глазам вошедших; как будто квартиру только что покинули беженцы, спасавшиеся от стихийного бедствия. Последняя комната была побольше остальных. Здесь всюду, на стульях, подоконниках, на столе валялись одежда, туфли, разбитое стекло, пух и перья из разорванной подушки, обрывки бумаг.
      - Где же он? - обернулся Скворцов к Гюльдасте.
      - Опоздали! Смылся!
      - Это и слепому видно, ханум, - заметил Бабаев. - Когда он сбежал и куда - вот что неизвестно.
      - Может, еще ночью - хрипло произнесла Гюльдаста. Вновь злобно сверкнули глаза.
      - Нет, - возразил Теймур. - Ночью он вряд ли приходил домой. Боялся: они все не доверяют друг другу. По-моему, он даже не ночует здесь. Здесь живет еще кто-то. Вот этот человек утром, наверно, и подал ему знак: "все спокойно". Хозяин, не теряя времени, пришел сюда, забрал все ценное и скрылся.
      - Когда же они скрылись? - задумчиво бормотал Скворцов, распахивая двери шкафов, перебирая разбросанные вещи.
      - Незадолго до нас, - убежденно ответил Теймур.
      - Как вы узнали?
      Теймур взял со стола банку мацони и показал Скворцову:
      - Приглядись повнимательней.
      По стенкам банки медленно двигались вниз к донышку струйки свежего мацони; кто-то совсем недавно наспех опустошил банку.
      Скворцов мгновенно обернулся к Теймуру:
      - Похоже, он сбежал, услышав звонок. Значит, в Доме есть другой выход?
      Теймур знал, что многие владельцы легковых автомобилей, живущие в частных домах, превращают одну из комнат в гараж и, поставив машину, как правило, сразу проходят через внутренние двери в жилое помещение.
      Он спросил, не глядя на Гюльдасту:
      - У Ширахмеда есть машина?
      - Да...
      Теймур подошел к ковру, висевшему на стене, приподнял его и сильным пинком распахнул дверь, которая обнаружилась за ним. Ворота гаража были открыты настежь, а сам гараж пуст.
      Скворцов закусил губы. Гюльдаста дотронулась до его локтя:
      - Что вы стоите? Машина "Победа"... Цвет светло-се'гый. Номе'г 16-15.
      Через несколько минут вся городская госавтоинспекция была поставлена на ноги. Десятки голосов повторили в телефон: "Победа"... Светло-серая... Номер 16-15. А через час начали поступать первые сигналы о маршруте "Победы" 16-15. Ширахмед метался по кривым улочкам Балаханов, пытаясь любой ценой прорваться в Бинагады, а оттуда к шоссе Куба-Хачмас. Но с каждой минутой смыкалось кольцо вокруг светло-серой "Победы".
      Наконец, в Балаханах, у караван-сарая, оставшегося, по преданию, еще со времен Шаха Аббас, на развилке трех дорог, кривая окончательно сомкнулась.
      Ширахмед убедился, что не осталось и игольного ушка, куда бы он мог проскользнуть.
      "ГАЗ-67" со скрежетом притормозил и, описав дугу, остановился перед носом "Победы". Скворцов и Бабаев одновременно рванули дверцы машины. Ширахмед, не успел выхватить оружие. Почувствовав прикосновение металлического холодка к своему затылку, осторожно обернулся и увидел хмурое, молодое лицо Скворцова,
      Ширахмед нехотя поднял руки. Взвизгнула его спутница в беличьей шубке. Ширахмеду было самое малое лет пятьдесят пять-шестьдесят, спутница годилась бы ему во внучки - размалеванной, встрепанной девчонке лет восемнадцать, не больше. Она вся дрожала, выкрикивая:
      - Мамя, ай, мамя, ай, мамя!
      - Выходи! - подтолкнул Скворцов Ширахмеда.
      Бабаев распахнул дверцу, Ширахмед медленно вылез из машины и, посмотрев на мотоциклистов, сипло пробасил:
      - За что?
      - Иди сюда, ко мне, - поманил его Скворцов на заднее сиденье "Победы".
      - Посиди немного, отдохни, мы тебе доложим что к чему...
      - Не имеете права! - огрызнулся Ширахмед. Но Скворцов подтолкнул его в машину, набитую узлами и чемоданами, и сам сел рядом с ним. Ширахмед оказался между Бабаевым и Скворцовым. Накрашенная девица, по-прежнему дрожа, выкрикивала свое:
      - Ай, мамя, ай, мамя...
      Один из сотрудников госавтоинспекции сел за руль вместо Ширахмеда, и они двинулись в город. Теймур, оставшись на заднем сиденьи "ГАЗ-67" вдвоем с Гюльдастой, заметил:
      - Голос его мне кажется очень знакомым.
      - Чей?
      - Ширахмеда.
      - Ты его ни г'азу в жизни не встг'ечал.
      - Голос... Голос слышал. Помнишь, осенней ночью 1943 года ты подошла ко мне и попросила проводить тебя?
      Гюльдаста изумленно посмотрела на Теймура, но промолчала.
      - Я тебя проводил. А ты сдала меня на руки своим дружкам. Среди них был и Ширахмед...
      Гюльдаста сжалась в комок. Теймур говорил, не поворачивая головы, от каждого его слова Гюльдаста болезненно морщилась, покусывая губы.
      - Вспоминаешь? - спросил он негромко, но властно.
      - Столько было, г'азве всех упомнишь? - устало отозвалась она.
      Но Теймуру хотелось, чтобы она непременно вспомнила ту ночь.
      - Тогда у меня рука была в гипсе. Я с фронта возвращался. Мне скомандовали "раздевайся!" Я отказался. Одного из вас я пинком сбил, остальные накинулись сзади. А потом ты крикнула, чтобы меня еще раз стукнули. Теперь вспомнлла?
      - Нет, - поморщилась Гюльдаста.
      - У меня в чемодане было несколько тысяч денег. Я вез отрезы для матери и брата. И еще в чемодане была зажигалка, немецкая...
      - Зажигалка?
      - Да...
      Гюльдаста задумалась.
      - Я пода'гила ее Сейму'гу, - она обернулась и посмотрела на Теймура. Знаю, ты бг'ат его. Хог'ошо знаю. Ты меня один г'аз задег'жал. Но не знала, что мы тогда тебя... Значит, это был ты? Значит, если бы ты умег' тогда, ничего бы этого не случилось...
      Машина проехала под черногородским мостом и свернула направо. Еще не совсем стемнело, а на улицах уже зажглись фонари, в их изменчивом свете то расплывался, то четко вырисовывался хищный профиль Гюльдасты.
      - Лучше б ты умег'! - спокойно произнесла Гюльдаста. - Ты сделал меня несчастной, ты довел меня до этого чег'ного дня. Будь ты пг'оклят! Ты газлучил меня с Сеймуг'ом. Ты выгнал меня из дому, из гог'ода... Ты...
      Шофер не выдержал - притормозил у обочины, обернулся к Теймуру:
      - Товарищ Джангиров, разрешите заткнуть рот этой суке!
      - Поезжай, - строго приказал Теймур. Машина тронулась.
      - Что же ты не г'азг'ешил ему? - Гюльдаста не унималась. - Пожалел жену бг'ата?
      - Ты была во многих городах, - брезгливо отозвался Теймур. - И в каждом городе у тебя был муж.
      - Нет, настоящий один. Сеймуг'. У нас и сын есть. Ты пг'о него хог'ошо знаешь. Тепег'ь мой мальчик в интег'нате. Я хочу попг'ощаться с ним, - она тронула плечо шофера. - Повег'ни напг'аво. Интег'нат в той стог'оне.
      Водитель, не сводя глаз с дороги, усмехнулся:
      - Нет, ханум, давеча, когда мы искали дом Ширахмеда, ты была нашей проводницей, а теперь положись на нас. Дорогу знаем.
      Гюльдаста обернулась к Теймуру.
      - Что вы за люди! Отог'вать г'ебенка от матег'и... Звег'и!
      Теймур горько усмехнулся:
      - А вы? Сколько матерей оставили без сыновей! У Алладина дети - сироты! Мать Мурадяна, старуха, от горя умерла. Вы разлучали отца с сыном, брата с братом. Сколько домов, сколько семей вы разрушили! У тебя нет никакого права на Фахраддина. Он никогда не узнает о женщине, которая его родила. Я усыновлю его. Он вырастет настоящим человеком.
      Наступило тяжелое молчание.
      За стеклами автомобиля засверкали рекламы, ярко освещенные витрины магазинов.
      - Смотри хорошенько, смотри, - раздался голос водителя. - Ты никогда больше не увидишь улиц этого города. Прощайся с Баку... Если даже ты отбудешь свой срок, тебе не разрешат жить здесь.
      Гюльдаста не ответила шоферу. Она жадно смотрела на вечнозеленые скверы, на детвору у голубятен, знакомые перекрестки; на все, что становится во сто крат дороже, когда рвутся нити, связывающие тебя с внешним миром.
      Машина притормозила у здания главного управления милиции. Теймур обернулся к Гюльдасте:
      - Мы больше не увидимся. Тебе полагается очень суровое наказание...
      - Меня г'асстг'еляют? - бесстрастно спросила Гюльдаста.
      Дверцы машины открылись. У входа в здание Гюльдасту поджидали два милиционера.
      - Думаю нет, - ответил Теймур. Взгляды их скрестились в последний раз.
      - Я ненавижу тебя, - медленно сквозь стиснутые зубы выговорила Гюльдаста, - не-на-ви-жу, - голос ее сломался. - А руки у тебя, как у брата. Мизинец кг'ивой. И у него тоже...
      Больше Теймур ничего не слышал. Почти выхватил из рук шофера только что зажженную папиросу, жадно затянулся.
      За спиной, по асфальту коротко простучали каблуки. Гюльдасты.
      ЭПИЛОГ
      Каждый день после работы Теймур спешил к матери. Обедали все вместе. Потом он возвращался в милицию или шел ночевать к себе домой. Отвечал на тревожные вопросы матери о Сеймуре так, как было условлено с Ляман.
      Ляман упорно старалась развеять тяжелое, молчаливое раздумье Джаваир. Однако, видела, что у маленького Аббаса это получается лучше. Собственно, малыш помогал им обоим. Его затеи и игры отвлекали их. Иногда Ляман казалось, что Джаваир ни о чем не подозревает. По тому, как перешептывались соседи и умолкали, завидев Джаваир, Ляман понимала - узнали правду о Сеймуре. Теперь, оставаясь с глазу на глаз с Джаваир, она ощущала еще большую неловкость. О чем-то Джаваир догадывалась, нельзя обмануть одержимое тревогой материнское сердце. Порой Ляман до боли ощущала переполнявшее Джаваир горе. Не затаенное, неясное предчувствие, а жгучее, молчаливое горе. "Знает!" Сколько же надо мужества, душевной силы, чтоб так сдержанно вести себя на людях.
      Состояние Джаваир все больше вызывало тревогу и у Теймура. Он замечал, что растерянность и страх в глазах матери сменились невыразимой тоской. Последнее время она не называла Сеймура по имени, которое прежде произносила всегда с любовью. Когда речь заходила о младшем сыне, Джаваир повторяла: "он... его... ему... он говорил... он всегда так делал..."
      Теймур внимательно следил за матерью. И она по-новому вглядывалась в старшего сына, вздыхала при виде его рано поседевшей головы.
      Наконец, однажды, когда Теймур принес Ляман загрунтованный холст в подрамнике, Джаваир покрыла голову черной шалью и, как привидение, встав на пороге, спросила тихо:
      - Где похоронили его?..
      * * *
      Владимир Скворцов умело вел операцию к концу. С каждым допросом все четче прояснялись самые неожиданные связи основного ядра банды. Как разветвления злокачественной опухоли, поражали, разъедали они все, не обладающее силой сопротивления.
      Выяснилось, что и Намазовы, и люди, привлеченные по делу инкассатора, и убийцы Алладина, и Мурадяна - все связаны между собою. Зейналабдин, отбывавший наказание на большом строительстве в Сумгаите, опознал многих, в том числе и Гюльдасту. Девица, которую задержали в машине Ширахмеда, призналась в сожительстве с бандитом, который годился бы ей в деды. Старшая сестра ее работала в той самой сберкассе, где инкассатор получал деньги перед ограблением.
      Постепенно восстанавливалась истинная картина сложной организации воровского быта. Единственное, что оставалось не совсем ясным, это - фигура человека, занимавшего самое высокое положение в шайке; человека незримо, но властно направляющего всю ее деятельность.
      Показания Ширахмеда постепенно убеждали, что главарем шайки был не он. Кто-то ловко, с отличным знанием особенностей каждого, управлял бандой, прячась за спиной Ширахмеда. Ширахмед не разубеждал тех, кто считал именно его атаманом. Наоборот, видимо, истинного главаря устраивала эта маскировка. Но были и такие, что знали наверняка - Ширахмед только посредник, доверенное лицо главаря... Были такие. Но даже и сейчас, схваченные, припертые к стене, они боялись нарушить волчьи законы воровского мира. Никто из задержанных не назвал имени главаря, никто не обмолвился ни словом, которое могло бы стать недостающим звеном в цепи. И это очень тревожило Скворцова и Теймура.
      Ведь если оставить на воле самого матерого хищника, он вновь, переждав тревогу, соберет стаю.
      Да, Теймур не ошибался. Шайка и в самом деле напоминала ветвистое дерево. Владимир Скворцов не желал считать операцию завершенной, не докопавшись до самого ядовитого корня.
      Шло следствие, тянулись допросы, устраивались очные ставки. А тем временем на старую улицу, где прошли детство и юность Теймура, сгружались различные приспособления и механизмы. Соседи покидали свои домишки, переезжая в новые, благоустроенные квартиры. Старой Джаваир тоже предложили одну комнату в новом доме. Но потом пришли к иному решению: если Теймур сдаст свою жилплощадь, им с матерью выделят просторную двухкомнатную квартиру. Настал день, когда за стол села вся семья. И только оглядев приготовленные приборы, Джаваир смахнула слезу. А потом громко рассмеялся, потянулся к ней маленький Аббас и она улыбнулась, обнимая внука.
      Их соседом по этажу оказался Меченый Шамси. Нино и Ляман подружились с первого же дня. Теймур, исполняя обещание, устроил Шамси в стройконтору, которая начинала предварительные работы в их старом квартале. Прежде, чем строить новое здание, следовало разрушить дряхлые домишки.
      Когда прораб дал указание снести дом в самом конце улицы, окруженный высоким забором, на губах Шамси появилась злая усмешка.
      Это был забор сеидов. С него он когда-то свалился и рассек щеку. Все началось отсюда. Теперь же ему, Шамси, предстояло снести этот забор своими руками.
      Хозяина дома давно оповестили и предложили перебраться в новую квартиру. Весь квартал переехал, только он не трогался с места. Прежде, чем ломать забор, вызвали трех человек из жилконторы, чтобы еще раз поставить в известность старика, который тянул с переездом. Решили выделить ему грузовик и людей в помощь, только бы поскорее устроился на новом месте. Каково-же было удивление соседей, посланных на переговоры! Сеид Кязим лежал на узкой, застланной старым паласом тахте, мертво уставившись в потолок давно потухшими глазами.
      Экспертиза установила, что восьмидесятилетний здоровяк умер не своею смертью, в его крепко сжатой руке был обнаружен пузырек с остатками яда. Из подвала его дома извлекли восемь горшков с золотом - монеты царской чеканки, часы, браслеты, кольца с драгоценными камнями. Кроме того, в подполье оказалось оружие различных систем. Арестованные, неизвестным образом прослышавшие о смерти Сеид Кязима, открыто выражали свою радость, как люди, избавившиеся от страшного бремени. Их атаман умер. Теперь они старались все валить на него.
      Говорят, скорпион, попав в огненное кольцо и чуя обреченность, жалит сам себя. Так поступил и Сеид Кязим.
      И этот дом разрушили, сровняли с землей. Медленно оседала пыль развалин.
      Там, где стояли хибары, открылась широкая и ровная площадь. Теперь здесь пройдет новый проспект...
      * * *
      Ночь. Ни месяца, ни звездочки. Тяжелые тучи, низко повисли над городом. Вот-вот блеснет молния, грохнут раскаты грома.
      Сначала шлепнулись об асфальт крупные капли, потом дробно загудели крыши, водосточные трубы, целый оркестр весеннего неистового ливня. Побежали по лужам девушки с кое-как втиснутыми в сумки нарядными туфельками. Вдоль стен и в подъездах выросли целые колонны разноцветных дождевиков. Из-под каждого виднеется несколько пар ног, слышатся веселые голоса.
      Рано пришла весна в том году. Дождь лил неделями, а жадной бакинской земле, все было мало. Казалось, уже насквозь промокли дома, строительные краны, фонари, тротуары и даже такси, мчавшиеся в каскадах брызг.
      Двое мужчин шагают под дождем, низко опустив капюшоны плащ-накидок.
      - Идите к нам! - кричат им из-под высоких ворот какие-то велосипедисты, - Скорее! Не то унесет в Каспий... - машут мокрыми шарфиками смуглолицые девчата.
      Приветливо вскидываются руки, кивают островерхие капюшоны и все дальше уходят двое под дождем. Люди, стерегущие город...
      О каждом из них можно написать повесть. О каждом дне невидимых боев, в которых раньше срока седеют головы.
      1 Джа - игра в кости.
      2 Тендир - конусообразная печь из глины. Иногда это просто яма, стенки которой обмазаны глиной.