Петербург, 1895 год

Им был Михаил Иванович Чигорин.

Как уже говорилось выше, после победы в Санкт-Петербурге Ласкер стал не только формальным, но и признанным королем шахмат. Этот человек, ранее казавшийся многим «калифом на час», удерживал шахматную корону в течение двадцати семи лет — рекорд, который вряд ли когда-либо будет побит. Лишь в 1921 году Ласкер уступил трон Капабланке. До поры, до времени жизненный путь второго чемпиона мира складывался весьма удачно. В начале ХХ века он получает экстра-гонорары за участие в турнирах и матчах. В 1902 году он блестяще защитил диссертацию на звание доктора философии и математики. В том же году Эмануил Ласкер встретился с Мартой Кон, дочерью главы крупного банкирского дома. Эта женщина принесла ему не только богатство. Она была его верным другом и спутником в течение сорока лет.

После первой мировой войны удача навсегда отвернулась от Ласкера. Тяжелый экономический кризис и инфляция в Германии полностью разорили его. Потом последовала потеря чемпионского титула, хотя и после этого Ласкер продолжал очень успешно выступать в соревнованиях.

А затем Германия погрузилась во мрак. Еврей Ласкер, как и многие другие представители германской интеллигенции, вынужден искать спасения в эмиграции. В 1936 году он получает паспорт на имя гражданина СССР Эмануила Адольфовича Ласкера. Однако старый экс-чемпион быстро понял, что при сталинском режиме жить с таким именем почти столь же опасно, как и при нацистах. Он занял престижное положение в кругу ученых как сотрудник Института математики Академии наук СССР, а также был зачислен (слово какое-то совдеповское!) тренером сборной команды СССР. Но уже осенью 1937 года Ласкер уехал в США.

Поселившись в Америке, Ласкер навсегда избавился от расовых преследований, но познал бедность и безвестность. Американцы не понимают шахмат…

Любопытный факт! В 1907 году молодой Ласкер опубликовал свой первый философский труд под названием «Борьба». В этой работе Ласкер сформулировал общие законы борьбы, которая, как он тогда считал, лежит в основе жизни человека. В 1940 году в Нью-Йорке был опубликован его последний философский труд «Община будущего», в котором он отходит от концепции беспощадной жизненной борьбы и говорит про общество без конкуренции…

Эмануил Ласкер умер в Нью-Йорке 13 января 1941 года. Советские «специалисты» часто критиковали Ласкера за то, что в молодости он предъявлял к организаторам турниров слишком высокие финансовые требования. Этим людям следовало бы подумать, прежде чем писать подобные вещи: великий мастер закончил свою жизнь в жестокой нужде.

* * *

А теперь нам, пожалуй, пора поделиться с читателем новостью, которой Князь уже который день тщетно пытается поделиться с г-ном Ульяновым. Как выяснил Князь, Меркул заразился от Светочки сифилисом, и, следовательно, американскому маэстро Пильсбери угрожает страшная опасность. А впрочем, предупреждать Гарри все равно уже было поздно…

После первой половины Петербургского матч-турнира Пильсбери уверенно лидировал. Он играл блестяще. Казалось, что не за горами вторая подряд крупная победа молодого американского гроссмейстера на европейской арене. Однако на финише турнира травмированный болезнью Пильсбери играет из рук вон плохо. Поражения следуют одно за другим, и он откатывается на третье место.

Можно только гадать, каких высот достиг бы Пильсбери если бы не роковая болезнь. Вероятно, он стал бы чемпионом мира. Быть может, он был бы величайшим чемпионом. Может быть…

Пильсбери и так вошел в историю как подлинный классик шахматного искусства, и даже неизлечимо больной, он еще добрый десяток лет оставался главным претендентом на шахматную корону.

В те годы медицина еще была бессильна помочь ему. Семнадцатого июня 1906 года Пильсбери не стало.

Глава 17

2017 год

V. Понедельник, 4 сентября, 2 часа дня

— Добрый день! Я — Колин Кэмпбелл. В эфире WMBC. Сегодня мы переживаем не лучшие времена, но все же хочется поздравить уважаемых радиослушателей с Днем Труда. Счастливого вам праздничного вечера, друзья! Сразу после выпуска последних известий вы услышите еженедельную программу «Что говорят эксперты о прошедшей неделе». Сегодня она будет полностью посвящена событиям в России. Но сначала краткая сводка новостей.

— Согласно сообщениям, поступающим из России, в Санкт-Петербурге вчера произошел государственный переворот. Власть захватила известная группировка «Уракен».

— Возглавляющая новое российское правительство «Железная семерка» выступила сегодня с заявлением о своем решении временно приостановить действие Закона о печати.

— Президент Дойл заявил сегодня в Белом доме, что несмотря на смену правительства, Россия обязана продолжать соблюдать все международные торговые соглашения.

— Вопреки прогнозам, лишь немногим более 200 тыс. человек вышли сегодня на демонстрации, состоявшиеся в семи городах Америки. В Лос-Анжелесе, Сан-Франциско, Нью-Йорке и Бостоне демонстрации были омрачены столкновениями на расовой почве. Имеются убитые и раненые.

— Сегодня в различных городах Америки продолжаются межрасовые беспорядки. Согласно официальным данным, начиная с субботы, в Лос-Анжелесе убито 147 человек.

А теперь новости в подробном изложении…

Я выключил радио и включил телевизор. На экране возникла мужественная физиономия Владимира Макеева — идейного лидера «Железной семерки», главы террористической группировки «Уракен», захватившей власть в России. Я встал с постели, закурил, достал из холодильника бутылочку «Карлсберга» и переключил телевизор на другой канал. Там обсуждали дело П.С. Джонса. По следующему каналу шел прямой репортаж с улиц Лос-Анжелеса… Огромный черный парень остановил проезжавший мимо трак и вытащил из кабины за шиворот пожилого белого водителя.

Я решил позвонить сестре в Лос-Анжелес. Как вы уже, конечно заметили: я — консерватор. Во всяком случае я почти всегда пользуюсь старомодной телефонной связью. Но с Ди я привык связываться по компьютеру: люблю видеть на экране красивых женщин.

Я уже взял в руки дистанционное управление, но передумал, как только увидел в зеркале свое отражение: в одних трусах, небритый, опухший от двухдневной пьянки. Пришлось звонить по телефону. Она сразу ответила.

— Ларри! Привет… А почему ты не по видео?.. Опять напился?.. Слушай, это какой-то кошмар! Только что передали: сегодня уже убито сорок шесть человек… Кошмар… Еще не занижены ли эти цифры!.. Марк конечно ушел. У него по праздникам всегда полно работы… Да ты что? Я боюсь из дома выйти… У нас тут с самого утра bunch of crackers… Правильно люди говорят: жить надо в своем районе… Ой, Ларри, я так боюсь… Уж лучше бы коммунисты, честное слово… Куда пойти?! Crackers на улице… Наши?.. Наши, как всегда, тоже хороши, но их то я хоть могу не бояться… Но хуже всех полиция! Это вообще fucktop… Конечно! Им же в этой ситуации все позволено… Ой, Ларри, слава богу, кажется Марк возвращается… Все, пойду кормить… Я тебе перезвоню попозже… Пока!

Я выглянул в окно. Было очень пасмурно, почти темно. Я сразу увидел двух brothers, громивших корейскую овощную лавку. Fuck! Корейцев-то за что?! Вдали завыла полицейская сирена.

По телевизору уже показывали Россию — прямой репортаж из Санкт-Петербурга. Там было гораздо спокойнее, чем у нас.

Я оделся, сунул в карман пистолет (впервые в жизни!) и вышел на улицу. Решил проведать Тимми. Ничего особенного на пути мне не встретилось. Разве что боязливые взгляды белых прохожих, да полисмены, стоявшие парами на каждом углу. Но приближаясь к африканскому ресторанчику, я еще издали увидел полицейскую машину…

Ресторан был варварски раскурочен. Видимо это случилось ночью, потому что убитый горем Тимми — цел и невредим — бродил среди руин своего детища.. Выбитые стекла, переломанные стулья, перевернутые столы. Произведения живописи сорваны со стен и вышвырнуты на тротуар.

Я глупо топтался среди обломков. Слова утешения были бессмыслены. Все же я сказал:

— Как видишь, bro, методы борьбы с коммунизмом еще далеко не исчерпали себя.

— Мне все равно, кто это сделал, — почти шепотом сказал Тимми.

А потом грянул гром, и первые капли дождя упали на оскверненный портрет несравненной Глории Торнтон.

Глава 18

АРИНА

Несмотря на турнирную неудачу, вполне простительную при столь сильном составе участников, г-н Ульянов проснулся в среду в отличном расположении духа. Встречи с первыми игроками мира оставили в его душе приятное ощущение собственной причастности к событию исторического значения. Впрочем, как мы скоро увидим, это была не единственная причина приподнятого настроения нашего героя.

Завтракать Ульянов отправился к Аркадию Симоновичу. Ему хотелось поделиться со стариком впечатлениями о вчерашнем дне, а кроме того (а вернее сказать — в первую очередь) повидать прекрасную Арину и пригласить ее на вечерний бал.

В молодости г-н Ульянов был весьма романтичен, а прекрасная хозяйка рюмочной обычно являлась главной героиней его юных грез. Разница в общественном положении отнюдь не смущала молодого адвоката. Скорее наоборот: г-н Ульянов принадлежал к тем людям, которые с удовольствием бросают вызов общественному мнению. Только вот, чем больше он думал об Арине, тем большая робость им овладевала при встречах с ней. В конце концов он даже стал реже посещать рюмочную, что, как мы помним, Арина не преминула заметить. Известно, что любовь порой делает человека крайне глупым. Как большинство влюбленных, Ульянов стремился найти повод для встречи с дамой своего сердца, совершенно упуская из виду, что простой предлог — выпить водки! — постоянно лежал на поверхности. Аркадий Симонович не раз советовал Ульянову «пригласить Ариночку в оперу». Идея была неплохая. Одна вот беда: Ульянов терпеть не мог оперу и сильно подозревал, что Арина об опере того же мнения, что и он. Хотя, с чего он это взял? Возможно, это было очередным оправданием собственной застенчивости.

Между тем, прекрасная Арина вовсе не осталась равнодушной к появлению на горизонте молодого адвоката, хотя ни вглядом, ни жестом она ни разу не обнадежила Ульянова. Скромная по натуре, Арина никогда не позволяла себе флиртовать с кем бы то ни было. Она даже ни с кем не поделилась своими чувствами. Заметим правда, что мудрый Аркадий Симонович давно уже обо всем догадался.

Так месяц шел за месяцем, и казалось, что мечты Ульянова так и останутся мечтами. Однако в ночь после шахматного турнира перевозбужденный Ульянов долго не мог заснуть, и ему пришла в голову удачная мысль. Мысль эта была, впрочем, удачной только для влюбленного, а для нормального человека она была бы естественной. Ульянов надумал пригласить Арину в Дворянское собрание на традиционный студенческий бал. Вполне приличная идея! Ульянов только жалел, что она посетила его лишь в ночь накануне бала, и он не смог сделать приглашение заранее.

Короче говоря, в среду утром г-н Ульянов прибыл на Мещанскую, будучи в состоянии легкой эйфории. А тут еще Аркадий Симонович сразу же подлил масла в огонь.

— Володенька! Замечательно, что вы появились в наших краях. Вчера я закрутился и совершенно запамятовал вам сказать, что сегодня у нашей Ариночки день рождения!

— Да?! Действительно, удачно получилось, — искренне обрадовался Ульянов. — Я обязательно к ней зайду.

Получилось, действительно очень удачно. Был и повод зайти, и повод куда-нибудь пригласить, и даже повод преподнести цветы. Конечно, все это можно было сделать в любой день и вовсе даже без повода, но, увы, не все на это способны.

— В таком случае, Володенька, — сказал мудрый старик, — я не рекомендовал бы вам начинать день с пива. Ариночка не из тех девушек, к кому прилично зайти «под пивом».

— А что бы вы мне посоветовали на завтрак? — очень серьезно спросил Ульянов.

— Хочу предложить вам рябчиков в сметанном соусе с картофелем, а на десерт — марципаны в шоколаде и чашечку кофе.

— Отлично! — одобрил Ульянов.

Он вкусно позавтракал, а затем болтал с Прадером и курил, неторопливо попивая при этом кофе, доставал расческу и аккуратно зачесывал лысину — в общем делал все возможное, чтобы несколько оттянуть решительный момент. Покончив с кофе, Ульянов закурил новую папиросу. Ему пришлись по вкусу папиросы «Санкт-Петербург», полученные в качестве утешительного приза во вчерашнем турнире.

Сообразив, что он имеет дело с крайне нерешительным Ромео, Аркадий Симонович поспешил на помощь.

— Володенька, если вы ломаете себе голову над тем, где бы раздобыть цветы, то я могу порекомендовать вам старика Бернштейна. Его магазинчик расположен на Вознесенском, неподалеку отсюда. У него там круглый год свежие гвоздики. Лавка так и называется: «Лев Бернштейн. Свежие гвоздики». Черт знает, откуда он их берет.

— Рожает, наверное, — пошутил Ульянов.

— Как вы сказали? — переспросил Прадер.

— Не обращайте внимания. Это я так остроумно шучу. Большое спасибо, Аркадий Симонович! Я обязательно зайду к Льву Бронштейну…

— Бернштейну! — поправил Аркадий Симонович. — Лев Дмитриевич Бернштейн.

— Да, конечно-конечно, простите, — с рассеянным видом произнес Ульянов, мысли которого, очевидно, были заняты чем-то другим.

— Я дам вам его адрес, — Аркадий Симонович порылся в каком-то ящике под стойкой и протянул Ульянову маленькую белую карточку с надписью:

Л.Д. БЕРНШТЕЙН. СВЕЖИЕ ГВОЗДИКИ

Вознесенский пр., 32

— Я сейчас же отправлюсь к Льву Давидовичу Бронштейну…

— Лев Дмитриевич Бернштейн! — терпеливо поправил Прадер.

— Да-да, простите. Я сейчас же пойду к нему… Большое вам спасибо, Аркадий Симонович… Но сейчас меня другое беспокоит… Вы знаете, что Арина много работает, устает… Как вы думаете: удобно пригласить ее сегодня вечером на студенческий бал в Дворянское собрание?

— А почему нет, Володенька? — обрадовался добрый старик. — Кто это устает в ее годы?! Да и когда ей ходить на балы, если не сейчас?! Ариночка может стать королевой любого бала! Мне бы ваши годы! Все удобно. На бал — хорошо, в оперу — отлично! Вы знаете, Володенька, Ариночка очень любит оперу. Она иногда бывала там с мамой. В воскресенье в Мариинском театре будут давать «Ночь перед Рождеством» г-на Корсакова. Как я уже говорил вам: все — отлично, только, ради бога, держитесь подальше от политики…

* * *

Вскоре после полудня в рюмочную «У Арины» вошел г-н Ульянов с роскошным букетом алых гвоздик. Посетителей в этот час не было, а сама красавица из-за стойки приветствовала Ульянова милой улыбкой. На Арине было простое красное платье, а ее прекрасные черные волосы свободно рассыпались по плечам. Она не нуждалась ни в дорогих туалетах, ни в гриме, ни в услугах цирюльника. Как правильно заметил мудрый Прадер, Арина и без этого могла стать королевой любого бала.

— Что за чудесный букет! — воскликнула она.

— Это вам, дорогая Арина! Я узнал, что у вас сегодня день рождения. Желаю вам счастья.

— Спасибо. Какие прекрасные гвоздики!

— Действительно чудо! — согласился Ульянов. — Ранее такие гвоздики я видел только в Швейцарии.

— А вы были в Швейцарии?

— Да. Прошлым летом.

— Говорят, там очень красиво… А я не была нигде, — сказала Арина с некоторой горечью.

— В следующий раз я возьму вас с собой.

— Хорошо. С вами, г-н Ульянов, я поеду куда угодно!

— Даже в воскресенье в Мариинку на «Ночь перед Рождеством»? — обрадовался Ульянов.

— Конечно!

— И даже сегодня вечером в Дворянское собрание на бал?

— Сегодня я закрываюсь в десять часов.

— А бал почти до самого утра!

— Но мне еще надо будет заехать домой и переодеться. Это займет немало времени.

— Я заеду за вами в полночь!

— Ну хорошо, — согласилась, наконец, Арина.

В этот момент дверь с шумом распахнулась, и в рюмочную ввалился в жопу пьяный полковник. Ульянов обернулся и сразу узнал Бздилевича. «До чего же не вовремя! — подумал Ульянов. — Все так хорошо складывалось. Черт бы побрал этого мудака.»

С минуту молодые люди мерили друг друга злобными взглядами. Затем вдруг полковник трусливо отвел глаза, развернулся через правое плечо на сто восемьдесят градусов и, пробормотав себе под нос что-то типа «кругом одни евреи», освободил помещение.

Ульянов вздохнул с облегчением…

* * *

Студенческий бал в зале Дворянского собрания ежегодно устраивался петербургскими курсистками. К 1895 году этот бал имел уже богатые традиции, но ему еще только предстояло войти в российскую историю: именно здесь, семь лет спустя, Блок вновь встретит свою давно знакомую «незнакомку».[23]

Ульянов никогда еще не бывал на этих балах. Подходя к мрачноватому зданию на Большой Итальянской улице, он испытывал некоторое волнение. Как Арина воспримет блестящее петербургское молодежное общество? И, что не менее важно, как это общество воспримет ее?

Действительность, впрочем, оказалась несколько иной, чем ожидал Ульянов. Арина вполне могла бы стать королевой красоты студенческого бала, если бы это кого-нибудь здесь волновало. В огромном, тускло освещенном зале блядоватые курсистки трясли своими сомнительными прелестями, но мужская половина общества практически не обращала на это внимания, занимаясь исключительно пьянством. Уборная была вся заблевана, а из курительной комнаты доносилась площадная брань: там худосочная молодежь неумело размахивала хиленькими кулачками.

На Арину эта обстановка произвела шокирующее впечатление, и Ульянов чувствовал неловкость за то, что привел ее сюда. Надо было незамедлительно уходить. Но куда? Нельзя было испортить вечер. Ведь сегодня у них первое свидание, а у Арины еще к тому же день рождения. Ульянов мучительно пытался сообразить: куда можно пригласить девушку в столь поздний час.

Внезапно он увидел Малиновского, спешившего к нему навстречу с радостной улыбкой на устах.

— Добрый вечер, г-н Ульянов! Очень рад вас видеть.

Малиновского сопровождали две пахнущие потом шкурки, от которых он вот уже с полчаса тщетно пытался отделаться.

— Здравствуйте, Роман. Как поживаете?.. Кого-нибудь здесь встретили?

— Никого… Добрый вечер, сударыня.

Малиновский галантно поклонился Арине. Перепуганная девушка с трудом выдавила из себя улыбку. Шкурки смотрели на нее с пьяной неприязнью.

— У вас есть что-либо для меня, Роман? — осведомился лидер «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».

— Пока нет, но к пятнице все будет готово, — ответил автор профсоюзной и юридической колонок.

Ульянова несколько удивило, что Малиновский по-видимому был абсолютно трезв. Не считая Ульянова и Арины, Роман Малиновский был едва ли не единственным трезвым человеком в этом борделе. Ничего удивительного в этом, впрочем, не было, поскольку мнимый студент находился здесь «на работе». А занимался он преимущественно (а, возможно, и исключительно!) тем, что шарил по карманам своих ближних. Поэтому он был рад, когда лидер «Союза» поспешил откланяться.

Ульянов же, осененный блестящей идеей, предложил Арине выйти на свежий воздух. Ему не пришлось долго уговаривать девушку. Она была готова уехать куда угодно из этого вертепа.

Они вышли на улицу. Стояла одна из тех прекрасных зимних ночей, какие иногда выдаются на севере: безветрие, умеренный морозец и яркие звезды в черном-черном небе.

— Арина! — начал Ульянов. — Помните, вы мне рассказывали про волшебный трактир на опушке Пулковского леса, куда по ночам заходят влюбленные?

— Конечно помню! — обрадовалась Арина. — Ведь это моя любимая легенда.

— А может быть это вовсе даже и не легенда! — Ульянов смотрел девушке прямо в глаза. — Хотите сейчас поедем туда?

— Конечно хочу, г-н Ульянов!

— Не называйте меня «г-н Ульянов», милая Арина. Зовите меня по имени. Меня зовут Владимир.

— Пока для меня естественнее называть вас — г-н Ульянов. Всему свое время.

— А когда наступит мое время? — не унимался Ульянов. — Может быть в воскресенье в опере вы назовете меня по имени?

— До воскресенья еще надо дожить, — очень серьезно сказала Арина.

— Что такое? — встревожился Ульянов. — У вас дурные предчувствия?

— Мне не нравится окружающее вас общество, г-н Ульянов.

— Мне оно самому не нравится.

— Я о другом… Вы давно знаете этого Романа?

— По правде говоря, нет. Но я знаю, что он студент-юрист, мой единомышленник, очень способный юноша.

— Мне он почему-то не понравился.

— Возможно, он не понравился вам, потому что вы встретили его в этом отвратительном месте, — предположил Ульянов.

— Не в этом дело, но дай бог, чтобы я ошибалась.

— Ариночка, сегодня такая чудесная ночь! Не будем мучиться сомнениями. Нас ждет волшебный трактир!..

… И вот запряженные резвой парой сани уже мчатся по пустынному ночному Забалканскому проспекту и через Московские ворота вывозят наших молодых людей за пределы великого города.

Бедная петербургская окраина… Непролазная тьма. На фоне черного-черного неба все-таки чернеют смутные очертания Пулковского леса… Отдаленный унылый вой волков и тревожные крики неведомых лесных птиц… Холодно, неуютно, страшно…

И только в одном месте, на обочине уходящей на Москву дороги, горит одинокий газовый фонарь, а под ним стоит дом. Там не то трактир, не то просто изба — издали не разобрать. Туда и несут сани Владимира Ульянова и его прекрасную возлюбленную.

— Вам сюда, господа! — вежливо говорит питерский извозчик. — «Охотничий трактир». Раз фонарь горит, знать будут вам там рады. Коль хочете, я вас здесь обожду. А нет, так тоже не беда. Рассветет — воротитесь в город запросто.

— Ты уверен? — спросил Ульянов.

— Да я это место як свои пять, сударь! — почти обиделся мужик. — Я ж родом из Пулково, из крестьян буду. Вот увидите, господа, будет вам в трактире том и жаровня, и постель. А як рассветет, будет тут полно извозчиков и прочего люду.

Молодые люди отпустили извозчика и приблизились к трактиру, который вблизи, при свете фонаря выглядел несколько старомодным, но очень ухоженным и добротным. Извозчик назвал трактир «Охотничим», но вывеска над массивной дубовой дверью давала иное название — «Пулковский лес».

Изнутри слышалась дивная мелодия вальса, и, войдя в трактир, наши герои сразу увидели музыканта — благообразного седовласого человека, сидевшего у рояля. Это и был хозяин. В гостиной было очень уютно: весело горели дрова в камине, ярко светили многочисленные свечи, и стоял вкусный смешанный запах, обещавший одновременно и соления, и маринады, и копчености, и свежую выпечку.

— А вот и гости дорогие, наконец-то, пожаловали! — трактирщик с радушным видом поднялся навстречу влюбленным. — Давно вас дожидаемся… Лина! Жарь зайчатину! Молодые люди — голодные, прямо с саней!

— Слышу! — донесся с кухни веселый женский голос. — Уже ставлю.

— Садитесь, люди добрые, — продолжал хозяин. — А я пока подам вам холодные закуски и водку.

Он сходил на кухню и принес дивной красоты блюдо, на котором лежали украшенные маринованными овощами ломтики различных колбас, искусно приготовленных из лосиного и медвежьего мяса. Ульянов и Арина скинули шубы и сели за стол.

— Холодно, небось, нынче ночью в санях? — спросил хозяин, надевая меховую куртку. — Сейчас я схожу в погреб… Согреетесь.

Он принес добрую бутыль охотничей водки, самолично налил гостям по рюмочке и, оставив бутыль на столе, снова подсел к роялю.

— Что за чудесный трактир у вас, приятель? — спросил Ульянов, и это были первые слова, произнесенные им здесь. — День и ночь открыт! И вы как-будто бы нас ждали! И откуда вам известно, что мы приехали в санях? Что за чудеса?

— А на чем же вы еще приехали в такой час? — добродушно усмехнулся хозяин.

— Да, действительно, я задал не самый умный вопрос, — согласился Ульянов.

— Но остальные ваши вопросы заслуживают внимания, — вежливо сказал трактирщик. — Мы не работаем по ночам. Ночью мы открываем трактир, только когда ожидаем гостей.

Ульянов и Арина выпили по рюмочке и с удовольствием закусывали, но при последних словах трактирщика они невольно раскрыли рты от изумления.

— Бог наградил меня даром, — продолжал хозяин, — из-за которого мой трактир часто называют волшебным. Этот дар трудно назвать ясновидением: он имеет слишком узкие пределы. Зато в этих пределах мой дар работает безотказно. Говоря коротко, я всегда знаю заранее, если ночью к нам кто-либо пожалует. И в такие ночи мы с Линой зажигаем фонарь, открываем наш трактир и готовимся к встрече гостей. Излишне говорить, что по ночам к нам заходят только влюбленные.

Вышла Лина, поприветствовала гостей и поставила на стол блюдо с жареной зайчатиной. Ульянов поблагодарил, затем наполнил четыре рюмки и пригласил хозяев выпить вместе с гостями.

Трактирщик и Лина сели за стол. Арина спросила:

— Вы — волшебник, добрый человек?

— Даже Нострадамус не был волшебником, милая девушка, — улыбнулся странный трактирщик. — А куда уж мне до него.

— А как ваше имя? — спросила Арина.

— С тех пор как я появился в этих краях, люди называют меня Иваном-лесовиком, а мое настоящее имя вам, молодые люди, ничего не скажет.

Они выпили.

— Существует поверье, — продолжал Иван-лесовик, — что когда влюбленные останавливаются ночью в моем трактире, они должны сказать друг другу что-то очень важное, а если они этого не сделают, то судьба может не предоставить им другого шанса… Простые люди с Московской стороны и из Пулково верят в это.

Пораженная Арина внимательно слушала, а не веривший ни в бога, ни в черта Ульянов с аппетитом уплетал зайчатину, оказавшуюся дьявольски вкусной.

Лина ушла на кухню, а Иван-лесовик снова сел за рояль. Молодые люди остались одни за столом. Ульянов почувствовал, что именно сейчас он должен сказать Арине самое главное, быть может даже предложить ей руку и сердце. И он очень хотел это сделать, но мешала вновь появившаяся робость, которая охватывала его почему-то только при общении с Ариной. Смелый и принципиальный человек, будущий лидер одного из самых жестких и агрессивных политических течений, организатор государственного переворота в крупнейшей стране мира, Владимир Ульянов не познал личного счастья из-за нерешительности в общении со скромной петербургской девушкой. Тихо зазвучал вальс, но наш герой, вместо того чтобы пригласить Арину потанцевать, начал нести какую-то чепуху.

— Вы никогда не рассказывали мне о своей семье, Арина. У вас есть еще какие-нибудь родственники, помимо вашей достойной матушки?

Собственно говоря, это даже не была чепуха, но сейчас от него требовалось совсем другое.

— Мой отец умер пять лет тому назад, — отвечала Арина. — Я — младший ребенок в семье. Моя сестра умерла в раннем детстве от воспаления легких. Я ее даже не помню. Мой старший брат живет в Москве. Он служит писарем у одного московского адвоката. Иногда мы с матушкой получаем от него письма.

Лина принесла самовар, сливовое варенье и целую гору ароматных булочек с корицей. Молодые люди долго пили чай, при этом Арина забавно переливала чай в блюдце и подолгу на него дула. Потом девушка изьявила желание потанцевать, и они кружились в вальсах до утра.

Извозчик не обманул. Как только рассвело, кругом забурлила жизнь, и наши герои без проблем вернулись в город. Ульянов проводил Арину до дома. Она жила у Сенной площади, в том самом доме, где располагался знаменитый пивной бар «Старая застава». «Любимый бар Чигорина», — совершенно не к месту вспомнил Ульянов.

Он заметил, что Арина грустна, но ни о чем не стал спрашивать. Они договорились, что он возьмет билеты в оперу и заедет за ней в воскресенье.

— Берегите себя в эти дни, г-н Ульянов, — внезапно сказала Арина.

— Почему вы так говорите? — удивился Ульянов.

— Вы помните поверье? Вы не сказали мне самого главного, г-н Ульянов, а я так надеялась.

— Я люблю вас, Арина! — наконец-то сказал Ульянов.

— Я тоже люблю вас, Володя, но мы должны были сказать это друг другу ночью, в трактире.

Они помолчали. Затем Арина сказала:

— Мне пора. Хочу еще поспать пару часиков перед работой. Увидимся в воскресенье, и да хранит вас Бог!.. Да хранит вас Бог, г-н Ульянов.

Начался новый день. Ульянов взял извозчика и поехал домой спать.

Глава 19

ОПЕРАЦИЯ «БРАСЛЕТ»

В четверг Ульянов проспал весь день, а проснувшись поздно вечером, сварил себе крепкий кофе и засел за работу. Он не забывал про предстоящую встречу с товарищами на квартире у Крупской, и ему необходимо было подготовить материалы для первого номера нелегальной газеты. Едва сев за письменный стол, Ульянов напрочь забыл обо всем на свете. Он даже забыл про Арину. Он снова был неистовым мечтателем, оптимистичным философом и яростным фанатиком самого спорного и актуального учения конца второго тысячелетия новой эры.

Поздний декабрьский рассвет застал Ульянова за работой. Он словно чувствовал, что в этот день ему предстоит лишиться свободы и поэтому трудился с каким-то особым лихорадочным усердием, будто стремясь максимально использовать в последний раз удобство домашнего письменного стола и возможность иметь под рукой любую вспомогательную литературу.

Быть может, знания, приобретенные им в эту ночь, впоследствии помогли Ульянову при написании работы «Развитие капитализма в России», но они, увы, никак не пригодились для первого номера газеты «Рабочее дело», ибо этому номеру не суждено было выйти в свет.

Не знал Владимир Ульянов, что не только на его рабочем столе в ту ночь горела керосиновая лампа. Не смыкал глаз и молодой щеголеватый ротмистр Жмуда, на которого была возложена ответственность за проведение операции «Браслет». («Позвольте почтительнейше осведомиться, ваше превосходительство, почему — „Браслет“? „Вы еще очень молодой офицер, Тадеуш Каллистратович! „Браслетами“ культурные люди наручники величают.“)