– Я не понял, – сказал Лысый, подливая себе в кружку круто заваренный чай, – то есть, значит, они вот так просто взяли и начали сами себя чикать?
      – Ну да, – кивнул Роман, – я уже попрощался с жизнью, решил, что мне кранты, а мне точно корячились кранты, потому что братки там были – не приведи господь присниться, а они вдруг начали наперегонки кромсать сами себя.
      – Тут что-то не так, – нахмурился Лысый. – Кстати, ты не помнишь, может быть, они как-нибудь называли друг друга?
      – Обязательно помню, – кивнул Роман. – Сухой, Валуй, Мясник и Лолита.
      Лысый подумал и отрицательно покачал головой, потом почесал ухо, и Роман с удивлением увидел выколотый на его руке чертеж «пифагоровых штанов».
      – Не, таких не знаю, – задумчиво произнес Лысый. – Про Мясника что-то краем уха когда-то слышал, а остальные – не наши. В смысле – не крестовские. Видать, их специально по твою душу с какой-нибудь зоны выдернули. Ты, значит, важная персона, раз местным тебя не отдали.
      Он посмотрел на Романа, подумал еще и спросил:
      – А может, ты просто скромничаешь? Может, ты их сам завалил? Такое бывало, знаешь ли...
      – Ага! – Роман засмеялся. – Четырех быков завалил. Они знаешь, какие здоровые были? Руки – как у меня ноги. Даже толще. А шея у каждого – как железнодорожная шпала. И все в наколках. Живого места нет. Такой если мне раза даст, тут же мне кирдык и настанет.
      – Ну, карате там всякое, ниндзя...
      – Как же, ниндзя... – Роман с удовольствием глотнул крепкого чаю. – Ты на меня получше посмотри. А они...
      Роман огляделся и ткнул пальцем в лежавшего на койке братка.
      Браток весил килограммов сто и был весьма внушительной комплекции.
      – Извини, не знаю, как зовут... Видишь – здоровый парень, крепкий, но те ребята пострашнее будут. Вернее – были...
      – И все-таки странно это все... – Лысый снова покачал головой. – Чтобы пресс-команда сама себя порешила, это уже слишком.
      – Ну, слишком, не слишком, – Роман пожал плечами, – сам видишь, я тут точно ни при чем.
      – Значит, говоришь, сами...
      – Ага, сами. Сначала пугали меня, рассказывали всякие ужасы: что они со мной сделают, да что они прежде с другими делали, да какие способы имеются, скулу мне, видишь, располосовали, – Роман потрогал подсохшую рану и поморщился, – а потом ни с того ни с сего... Главный их, этот, как его, Сухой, вдруг вынимает нож и себя по горлу – хвать! От правого уха и налево, сколько руки хватило... Кровища хлещет... А Валуй разбежался – и башкой в стену. Хряснуло так, что я чуть харч не кинул. Ну, упал и не шевелится. А башка – набок. Сразу видно, что не жилец. А эти двое – Лолита с Мясником – посмотрели на него и оба одновременно, будто наперегонки – Лолита себе харакири сделал, прямо как самурай какой-то, а Мясник бритву схватил и давай лезвием себя по левой руке хлестать. Сделал из собственной руки бефстроганов... В общем – фильм ужасов. А я еще испугался – вдруг это такое сумасшествие заразное, и я сейчас тоже что-нибудь с собой сотворю! Но вроде обошлось...
      – Да уж, обошлось... – Лысый посмотрел на Романа. – Ну да ладно, давай спать.
      Он повернулся к двери и позвал:
      – Тарасыч!
      За дверью послышалось неторопливое шарканье, и сиплый голос произнес:
      – Ну, чего тебе?
      – Гаси свет, – ответил Лысый, – пионерам спать пора.
      – Таких пионеров в зоопарке выставлять, – отозвался из коридора Тарасыч и выключил свет. – Спокойной ночи.
      – И тебе того же, добрый ты наш, – сказал Лысый и, откинувшись на койку, укрылся одеялом.
      Роман последовал его примеру, и через несколько минут в камере настала тишина, нарушаемая только дыханием спящих людей.

***

      Примерно через час Роман понял, что заснуть ему вряд ли удастся.
      Поворочавшись, он осторожно встал и на ощупь пробрался к столу, где лежали сигареты. Закурив, посмотрел на кончики своих пальцев, освещенные красным сигаретным огоньком, и снова начал думать о том, что не давало ему покоя уже несколько дней.
      Арбуз. Мишка Арбуз.
      Вор в законе Михаил Арбузов, его самый древний и надежный друг...
      Ведь он сидит сейчас в каком-то подвале, а может, и не в подвале, даже скорее всего не в подвале, потому что с таким человеком, как он, так обходиться нельзя, в общем, сидит в неволе, под охраной надежных и жестоких людей, и ждет того дня, когда воровское сообщество соберется для того, чтобы решить его судьбу.
      А спасти его может только он, Роман, потому что никто, кроме него, не сможет внятно рассказать всю эту фантастическую историю про «Волю народа», про «поезд смерти» и прочие невероятные чудеса. А если он и расскажет, то может случиться и так, что ему не поверят. И тогда Арбузу конец. Наверняка.
      Общество не простит ему того, что он себе позволил. К тому же на Арбузе висело еще и несправедливое обвинение в убийстве тюменского авторитета Чукчи...
      Черт знает что!
      Роману удалось чудом вырваться из прессхаты, но что это меняет?
      Все равно он сидит в «Крестах» и ничего не может поделать.
      Боровику, даже если ему удастся попасть на толковище, никто не поверит – какая может быть вера бывшему менту, да и не знает Боровик всего, что нужно сказать, да и не пустят его туда.
      Ну, а Лиза – она тоже могла бы попытаться, но...
      Роман усмехнулся.
      Да, только он сам может спасти Арбуза.
      Но он сидит в следственном изоляторе, и что будет завтра – неизвестно.
      Плохо дело.
      Роман глубоко вздохнул, и тут с койки Лысого донеслось:
      – Что, не спится? Все пресс-хату вспоминаешь?
      – Да какая там пресс-хата! – Роман махнул рукой, и огонек сигареты описал в темноте яркую дугу. – Пресс-хата – это мелочь. Есть дела и посерьезнее.
      Койка заскрипела, и Лысый, почесываясь, подсел к столу.
      – Посерьезнее, говоришь? Интересно... А мне расскажешь, что за дела? Может, пособить смогу.
      – Пособить тут будет трудно, – Роман снова вздохнул, – хотя... Ладно, слушай.
      – Подожди, – сказал Лысый, – сейчас чайник поставлю.
      Он нашарил в темноте розетку, и через несколько секунд из чайника послышался легкий шум вскипающих на нагревательном элементе пузырьков.
      Лысый уселся на место, закурил и сказал:
      – Ну давай, рассказывай.
      – Значит, так, – Роман помолчал, – помнишь, я тебе говорил вчера, что Арбуз сидит под воровской стражей?
      – Ну, это я и без тебя знаю.
      – Хорошо. И еще я сказал, что, кроме меня, его вытащить некому.
      – Сказал. Было дело, – Лысый потрогал чайник. – Холодный еще...
      – Да. А главное здесь то, что Арбуз – мой лучший друг. С самой школы, с первого класса. Мне сейчас тридцать семь, и получается, что мы дружим уже тридцать лет.
      – И что, ни разу не погрызлись? – иронически поинтересовался Лысый.
      – Конечно, грызлись, и не раз. И до мордобоя дело доходило. Но если друзья и подерутся, то дружба от этого только крепче становится.
      – Это точно, – подтвердил Лысый, – из бывших врагов всегда хорошие друзья получаются. Вот, например, враждовали мы с татарами триста лет, а кто теперь с нами дружит лучше всех – хохлы или беларусы эти долбаные, которые по всему вроде как братья нам? Хрена лысого!
      Лысый усмехнулся.
      – Татары – вот кто. Или взять Европу. Кто лучше всех к нам относится? Немцы! Бывшие фашисты, с которыми у нас уж такая ненависть была, что дальше ехать некуда – натуральная война. Враги! А теперь – лучшие друзья. Да-аа... Извини, что перебил. Так что там Арбуз?
      Чайник закипел, и Лысый выдернул шнур из розетки.
      – А что Арбуз... – Роман был несколько удивлен оригинальными рассуждениями Лысого. – Сидит Арбуз. Так вот, по тому, насчет чего на него катят, только я один могу дать полные объяснения. И тогда все обвинения с него снимут, и будет ему снова полное уважение и почет. А я тут сижу, как дурак, и фарш в пресс-хате наблюдаю...
      – Точно говоришь? – Лысый достал откуда-то свечку и, накапав воском на стол, утвердил ее в стоячем положении. – Отвечаешь?
      – Отвечаю, – Роман уверенно кивнул. – Уж так отвечаю, что и не знаю как. Жизнью отвечаю – этого хватит?
      – Этого – точно хватит. – Лысый налил в кружки чаю. – Давай-ка чайку тресни. Горяченько го.
      – Спасибо, – ответил Роман и взял со стола кружку. – Так что – сам видишь, какое тут дело...
      – Вижу, – согласился Лысый, – вижу и понимаю. И верю тебе, между прочим. А моя вера тоже кое-чего стоит. В общем... Ты особо не дергайся, утро вечера мудренее. Кстати, когда там сходняк-то будет?
      – В воскресенье, – ответил Роман. – А ты что – сам не знаешь?
      – Ну... Я знаю, просто решил проверить – а вдруг забыл? Всякое бывает...
      Роман понял, что Лысый проверяет его, и усмехнулся.
      – Это так ты мне веришь? – спросил он.
      – Неважно, – туманно ответил Лысый, дуя на чай. – Сегодня четверг, значит, через два дня на третий. Я, Роман, тоже ведь человек не последний, так что когда увидишь своего Арбуза, передай ему привет от Лысого и напомни, что с него ящик коньяка, проспорил он мне. Правда, меня на следующий день повязали, так что он не успел выставить проигрыш, но я помню и ему тоже напоминаю. На всякий случай.
      – А на чем проспорил?
      Лысый улыбнулся:
      – А ты его сам спроси. Он тебе расскажет.
      – Спрошу. Да вот только если я его не вытащу, то, может, и спрашивать не у кого будет.
      – Я же сказал тебе: не суетись! Вечно у вас, у артистов, все с разбегу да с наскоку... Для Арбуза я кое-что все-таки могу сделать. Завтра отправлю обществу маляву, чтобы повременили с Арбузом разбираться, потому что есть, мол, важный свидетель, а без него – без тебя, стало быть, – никак правды не найти будет. Ну а там уж как выйдет.