— Чтобы лишиться разом работы и зарплаты? Не понимаю, Лизка, ты и в самом деле идиотка или просто прикидываешься? У меня пока запасной аэродром не готов, чтоб так запросто посылать непосредственное начальство.

С каждым словом Анджей нравился мне все меньше и меньше. Боюсь, если наши дела и дальше так пойдут, то все переделки лягут на мои плечи, поскольку я в отличие от него привыкла отвечать за свои слова. И если Тамара сказала мне: Лиза, сделай, — я это сделаю, чего бы мне то не стоило.

Не откладывая дела в долгий ящик, я без хозяйского спроса включила компьютер, открыла переданные нам Тамарой документы и принялась за вычитку, одновременно делая для себя пометки, которые завтра помогут мне решить, куда же у нас внезапно испарился Семен.

Тем временем Женька на полную мощность включил телевизор. Мешал он мне ужасно, но из гордости я пока не стала просить его сделать потише или вообще убрать звук. Что вообще Анджей о себе думает? Какой же противный субъект!

Ненадолго отлучившись из комнаты, Женька вернулся с бутылкой ликера и коробкой конфет. Честно говоря, я все ждала, когда же он мне их предложит. Не дождалась. Женька откупорил и то, и другое, и преспокойно принялся цедить ликер прямо из горлышка бутылки, время от времени закусывая его конфетами. Кретин!

Мои мысли по поводу предстоящей совместной ночи из радужных превратились в мерзко-серые. И ведь как назло, лучшего пристанища, чем Женькина квартира, мне сейчас не найти, поскольку только Тамара знает, где я есть, но никому об этом не скажет, раз обещала. Но спать с Анджеем в одной постели мне что-то расхотелось. А другого лежбища я пока что не вижу. Вряд ли у него «случайно окажется» запасной матрас и спальник. Валяться на холодном жестком полу без одеяла?… Лучше уж стиснуть зубы и смириться с Женькиным обществом. М-да, не так я себе это представляла.

Через полтора часа, посчитав свою работу на сегодня законченной, я спросила Анджея:

— Мы спать собираемся или как?

— Мы собираемся, а вот вы, судя по всему, нет, — ехидно ответил Женька.

— Знаешь, я девушка без комплексов, поэтому даже не буду ничего спрашивать, а просто сгоню тебя с кровати и лягу спать. Так что решай: сам расстелешь постель, или это сделаю я?

Женька иронично приподнял одну бровь, но послушно слез с кровати, сдернул покрыло и изобразил приглашающий жест, мол, плюхайся, подруга. В ответ я глазами показал ему на дверь. Он удивился.

— Ты думаешь, я буду переодеваться при тебе?

— А сделать это в ванной было никак нельзя? По крайней мере, всех своих девушек я отправляю именно туда.

— Я — не твоя девушка. И переодеваться я буду там, где мне удобно, — заартачилась я из чистой вредности.

Анджей пожал плечами и вышел. Наверняка уже не рад, что со мной связался.

Я быстро скинула с себя одежду, надела просторную трикотажную футболку с Микки Маусом и нырнула под одеяло, отвернувшись к возможному противнику спиной. Все, можно спать.

Вернувшийся Женька ни слова ни говоря погасил свет, оставив лишь один маленький ночник, разделся до трусов и лег рядом. Я замерла. Что-то сейчас последует. В воздухе такое напряжение висит, что даже странно, почему еще ничего не искрит.

Женькиной выдержки хватило ровно на три минуты. Я уже почти успела расслабиться и решить, что ничто мне сегодня не угрожает, как меня нагло развернули, задрали футболку и принялись лапать. Фу, как не романтично.

Оставалось два варианта. Заорать, «да что ты себе позволяешь!», надавать Анджею по мордасам и изобразить поруганную добродетель. Вариант неплохой, но где я в таком случае буду спать? И вообще, после таких вещей полагается в спешке паковать вещички и вызывать такси. А мне в это время суток даже к деду уже не попасть. Последняя электричка ждать не будет.

Вариант второй гласил: если насилие неизбежно, то расслабьтесь и представьте, что это не насильник вас имеет, а вы насильника. Я остановилась именно на нем.

Вместо того чтобы отбиваться или еще как-то демонстрировать свое несогласие с происходящим, я перешла к активным действиям. В конце концов, чисто внешне Женька мне все еще нравился. А что касается его мерзкого характера, то мне с ним детей не крестить. Кстати, дети…

— Надеюсь, хоть презервативы у тебя есть, герой-любовник? — как можно более цинично поинтересовалась я. Анджей моментально залез куда-то под подушку и продемонстрировал упаковку с грудастой девицей.

— Не рвущиеся! Можешь поверить на слово.

— Верю. Только учти: презервативы не рвутся. Они лопаются от удовольствия.

— Не знаю как там насчет вашего удовольствия, но я все же предпочитаю не обмениваться интимной флорой и фауной с всякими малознакомыми женщинами, — прошипел он сквозь зубы.

— А что: уже есть, чем обмениваться? Так ты, парень, мичуринец, как я посмотрю!

Анджей ничего не ответил, но так втиснул меня в матрац, что мои бедные ребра явственно скрипнули. Еще один любитель крепких объятий — что ж мне на них так везет!

Описывать, что последовало после, не буду. На нормальный интим, как любят изображать это в мелодрамах, наша боевая схватка мало походила. Достаточно того, что как только Анджей случайно или специально делал мне больно, я тут же с оттягом полосовала ногтями его спину. Схватив мои руки, он было обрадовался, что уж теперь-то может делать со мной что угодно. И просчитался. Кусаюсь я, между прочим, так же виртуозно, как и царапаюсь.

Конечно же, нормально выспаться с этим маньяком мне не удалось. Хорошо хоть удалось вовремя проснуться и привести себя в более-менее человеческий вид. Далось мне это с определенным трудом. Если синяки под глазами еще как-то удалось загримировать с помощью любимого тонального крема, то вот истерзанные губы, полыхающие кумачом, все равно просвечивали через помаду телесного цвета. Но мне было не до эстетики: я должна была успеть забрать камеру, пока Толя будет совершать променад по магазинам.

Толя не подвел. Ровно в четверть одиннадцатого он вышел из дома. Я опрометью бросилась в подъезд, разобрала конструкцию на люстре, схватила камеру и выскочила наружу. Уф, кажется, никто меня не заметил. Хоть какая-то радость в это утро.

Когда я вернулась, Анджей только-только продирал глаза.

— А ты, оказывается, горячая штучка, — лениво процедил он сквозь зубы. — Конечно, уступаешь профессионалкам, но очень даже ничего.

— А я исключительно в любительской лиге выступаю, — парировала я. — Что в работе, что в личной жизни. Профессионалы отдыхают, — и я кивнула в сторону кровати. Мол, в то время как любитель уже на ногах, профессионал все еще валяется в постели.

Анджей намек понял, и тотчас поднялся. Даже полотенце вокруг бедер не обмотал ради приличия. Или он считает себя Апполоном Бельведерским? Я демонстративно отвернулась и вышла из комнаты.

Да, чувствую, попортит мне еще крови Анджей, ох — попортит!

Пока этот доморощенный секс-террорист плескался в ванной комнате, я поставила «Сонькину» кассету на воспроизведение. На ускоренной перемотке дошла до того места, как в кадре появился Толя. Остановила перемотку и запустила пленку на нормальной скорости.

Самого Толю видно было неважно: то макушка промелькнет, то ухо. Да и изображение какое-то размытое. Все-таки неверный я камере наклон придала, надо было покруче ее вниз направить. Зато звук удался на славу. Было слышно, как Толя шаркает тапками по бетону, бьет чем-то по стене и матерится. Зло, отчаянно. Я как услышала — прямо бальзам на душу пролился. Подергайся, дружок, подергайся.

Кстати, единственной приличной фразой, которую мне удалось разобрать во всем потоке Толиной матерщины, была: «Куда ты это засунул, старый маразматик»? Вот, что и требовалось доказать. «Старый маразматик» — это, без сомнения, мой дедушка. «Это» — бриллианты, доставшиеся деду от Евдокимыча. Никакой ремонт Толя и не собирался делать, просто это был единственный подходящий предлог, объясняющий его нездоровый интерес к стенам моей квартиры. Ну все, держись и не падай! Я тебе все припомню: и «старого маразматика», и меня — «стерву», «сучку» и «мерзавку». Остальные эпитеты Толи в свой адрес не привожу по цензурным соображениям, уж извините.

В итоге после просмотра кассеты настроение у меня было боевое, но поганое. Боже мой, все мужики — сволочи, ни одного нормального нет! Что Толя, что Тема, что Анджей — те еще стервецы! И все на мою голову! Интересно, мне когда-нибудь повезет встретить хоть один приличный тип из всего мужского поголовья? Или я к себе лишь одних уродов притягиваю?

— Что у нас сегодня на обед? — поинтересовался внезапно материализовавшийся за моей спиной Женька. Между прочим, еле выдержки хватило, чтобы не вздрогнуть. Терпеть не могу, когда ко мне вот так подкрадываются. Так и заикой стать недолго.

— Вот уж не знаю, что у вас сегодня на обед.

— Поправь меня, но если я не ошибаюсь, кто-то обещал заниматься готовкой.

— А кто-то пообещал Тамаре оперативно поработать и выдать на-гора исправленные серии.

— И что?

— А то, дорогой мой человек, что пахать на мне, свесив ножки, у тебя не выйдет. Как человек с высшим экономическим образованием, предлагаю перейти на рыночную модель отношений: ты мне, я тебе.

— Поясни-ка, подруга…

— Я приготовлю нам поесть — без проблем. Но ты должен придумать, куда испарился Семен, и прописать соответствующие поэпизодники. Диалоги к ним, так и быть, я беру на себя. Настоятельно рекомендую воспользоваться моими вчерашними наметками — сэкономишь массу времени.

— А не слишком ли ты многого хочешь? Взвалила на меня основную работу и рада?

— Ну, насчет основной работы — не зарывайся. Я, между прочим, вчерне перелопатила весь материал, наметила все точки входа-выхода Семена и упоминания о нем в диалогах других персонажей. Тебе осталось лишь поочередно переделать все критичные места. А их, между прочим, не так уж и много набралось, по моим прикидкам десятка два — два с половиной.

— А не шла бы ты, дорогая, лесом?

— Могу и пойти. Только по другому адресу. Приеду на работу, и когда Тамара спросит, что происходит, скажу ей, что ты в игре не участвуешь по причине недовольства полученным заданием. И заметь: нисколько не покривлю душой.

— Ну, если разговор принял такое направление, то мне не остается выбора. Ладно, в этот раз так и быть прокатит, но на будущее учти: больше шантажом от меня ничего не добьешься.

— Опять неверные акценты. Я тебе уже объясняла: это не шантаж, а чистая экономика. Учи матчасть, студент!

Интересно: подеремся мы с Женькой сегодня или все-таки удержимся от членовредительства? По-моему, обстановка накалилась дальше некуда. И чем это все закончится — тоже неизвестно. Ничего, сегодня уже вторник, следовательно, четверг уже послезавтра. Уж два дня под одной крышей с Анджеем как-нибудь вытерплю.

Позавтракав бутербродами, Женька плюхнулся за компьютер и добросовестно начал вычитывать посерийники с моими пометками. Я же, подумав, улеглась обратно в постель.

— Ты чего это спать завалилась? Мне что, одному пахать?

— Вчера вечером в одиночку пахала я, теперь твоя очередь. Все равно пока не придумаешь, куда заслать Семена и не подготовишь базу под диалоги, мне делать нечего.

— А обед?

— Да не денется никуда твой обед! Полежу часик-другой, и пойду на кухню. Я, между прочим, тоже сторонник здорового домашнего питания. А теперь все, не мешай мне.

Анджей ничего не ответил, лишь скептически пожал плечами и вновь повернулся к монитору. Чудеса, да и только.

Проспала я, если верить будильнику в изголовье кровати, целых три с половиной часа. Что удивительно — Анджей меня ни разу не потревожил. И из-за компьютера тоже не выходил, судя по всему. Застыл перед экраном и что-то напряженно вычитывал. Я тихонечко встала и, как обещала, отправилась готовить обед.

Буквально за полминуты до того, как я собиралась звать Женьку к столу, он сам ворвался в кухню, радостный и всклокоченный.

— Я нашел! Дело в шляпе! Знаешь, куда я услал этого придурка?

— Нет. Куда?

— На Северный Полюс!

— Куда?!!

— Именно туда. Он же у нас человек невнятной профессии. Пару раз упоминалось, что он работает в каком-то институте и все. К Ирине он приехал просить денег, так?

— Ну, пока совпадает.

— А зачем ему были нужны деньги?

— Просто… нужны.

— А вот и нет! Он искал спонсора для своей экспедиции! И не придумал ничего лучше, как припереться к своей старой знакомой, хорошо поднявшейся за последние двадцать лет.

— Ладно, Северный Полюс — так Северный Полюс. Но как мы об этом скажем зрителю? Как я поняла, никаких новых сцен с Семеном нам снимать нельзя, все только старое. А там про его тягу в снега и холод ничего не говорилось.

— Воспользуемся приемом Карлсона. Помнишь, в мультяшке, когда они там все резвятся вместе с Домомучительницей и ее котом?

— Когда родители приходят?

— В точку! Мы же не видим, как улетел Карлсон. Это произошло без нас. Зато мы слышим знаменитую фразу Фрекен Бок: «он улетел, но обещал вернуться». Вуаля!

— И кто у нас сойдет за Фрекен Бок?

— Лизка, временами ты бываешь удивительно тупа. С кем Семен больше всего общался на протяжении последних десяти серий?

— Да ни с кем особенно. Он вообще в кадре мало появлялся.

— А если подумать?

— Ну, с Милой, наверное. С дочкой, то есть.

— Гордись, ты сорвала Джек-Пот!

— Как-то все тогда скучно получится. Ну, скажет Мила, что Семен уехал на Север, и все. Не зрелищно ни разу. Может, интриги подбавить?

— Да без проблем. Давай разберемся: Ирина говорила Миле, что ее отец не Родион?

— Кажется, нет. Мила должна была узнать это от Семена.

— Но Семен ей об этом тоже не говорил.

— Точно?

— Абсолютно. Я все проверил. И смотри, что получается: Мила вовсю готовится к свадьбе с нелюбимым Колей. Она и так, и сяк пытается перенести это событие, отменить — все без толку. И тогда в порыве отчаяния она признается матери, что ждет ребенка не от Коли, поэтому замуж за него идти не может. Улавливаешь фишку?

— Нет. По-моему, ты бредишь. Как она может рассказать матери, что ждет ребенка от ее мужа?

— Я же не сказал, что Мила раскроет все свои карты. Ирина, понятное дело, попытается ее раскрутить на предмет того, от кого родится ее первый внук, но тут уж наша Мила стиснет зубы намертво. Или вынужденно соврет про насилие на темной улице. Про однокурсника какого-нибудь. Неважно, это все ботва, потом долепим.

— Ну, ладно. Предположим, что Мила это скажет. И как мы подведем всю ситуацию к отъезду Семена? Он же сюда никаким краем не относится?

— Еще как относится! — проговорил Анджей тоном завзятого картежника, у которого в рукаве припрятана выигрышная карта, с помощью которой он сейчас сорвет банк. — Чего желает Ирина? Свадьбы дочери любой ценой. Дочь признается, что ждет ребенка отнюдь не от будущего мужа, а от кого-то еще. Что она может предпринять в подобной ситуации? Да просто признаться, что в свое время сделала то же самое! То есть вышла за Родиона, будучи беременной от Семена. Мол, дочка, я так сделала, и ты иди по моим стопам.

— Женька, ты — гений! — заорала я, совершенно забыв, что мы с ним вроде как на ножах. — Это полная чума! За такой поворот сюжета еще премию выпишут! Колись немедленно: что ты придумал дальше?

Анджей польщено осклабился.

— А дальше все просто. Глаза Милы увлажняются слезами, она говорит: «Нам столько было нужно сказать друг другу, если бы я раньше знала, что Семен — мой папочка, а теперь уже поздно», бла-бла-бла далее по тексту. Ирина, само собой, интересуется, почему это вдруг поздно, и узнает, что ее любовник свалил к белым медведям. И вообще он весь из себя, оказывается, героическая личность. Намекнем, что экспедиция очень опасная, Семен может и не вернуться. Все. Бабский вой по полной программе. Ну как, нравится?

— Обалдеть можно. И как ты только это сгенерил?

— Не спрашивай. Я и сам не понял.

Надо ли говорить, что обед прошел у нас в духе полного взаимопонимания, без всяких подколок и выяснения отношений. Поев, мы на пару рванули к компьютеру и принялись перекраивать сюжет в соответствии с Женькиной задумкой. Только не подумайте, что это далось нам легко: сюжет сюжетом, а серия имеет строго определенный хронометраж. Воткнуть лишнюю сцену в готовый сценарный скелет, да еще такую важную, а значит, длинную, как разговор Милы с матерью — это вам не хухры-мухры. Мне пришла в голову удачная мысль разбить эту сцену надвое между смежными сериями. В первой все заканчивается словами Милы «я жду ребенка не от Коли», а уж все остальное потом. И крючок удачный получился, и напряжения явно добавилось. Но все равно: пока мы справились с поэпизодниками, на улице сгустились сумерки и зажглись фонари.

— Ну что, может, прервемся?

— Давно пора. У меня уже глаза слезиться начали. Да и желудок бунтует.

— Ой, а я ужин-то и не приготовила! Сейчас побегу, сварганю что-нибудь.

— Не суетись. Предлагаю отметить наш трудовой порыв на более высоком уровне.

— Это как?

— В доме напротив ресторан. Кормят на убой, хотя и однообразно. Я у них за неделю все фирменные блюда перепробовал. Но в целом рекомендую. Ты как?

— Целиком поддерживаю.

— Тогда собирайся.

— Не подскажешь — какая форма одежды требуется? И вообще как там насчет фейс-контроля?

— Ну, я в джинсах запросто проходил. Фейс-контроль есть, но ненавязчивый. А с какой стати он вообще тебя беспокоит?

— Ты себя в зеркало видел?

— Нет, а что?

— Глаза красные, как у вампира, координация движений в пространстве явно нарушена, поскольку шатаешься от стены к стене. Да и я, чувствую, не лучше выгляжу. Пересидели за компьютером.

— Да забей на это! Кому какое дело? Были бы бабки, а все остальное — по барабану.

Собрались мы буквально за пять минут, поскольку есть хотелось ужасно. Я даже макияж поправить не успела. Ну и ладно. Не такая уж я и страшная, чтоб бояться выйти на люди без боевой раскраски.

Ресторан оказался весьма милым и уютным. Небольшой зальчик, весь в полумраке, вдоль стены отдельные «кабинеты». В один из таких кабинетов мы и зарулили. Я сразу же включила бра на стене, поскольку темноту не слишком уважаю, а Женька подозвал официанта, и тот зажег на столе маленькую свечу. Из-за этого у меня возникло впечатление, что мы словно отделены от остального мира, темного и неприветливого. Маленький светящийся осколок бытия. Во как сказанула!

Анджей, даже не заглядывая в меню, сделал заказ, официант почтительно удалился, и мы принялись ждать.

— А ты, значит, экономист? — неожиданно поинтересовался Женька.

— Ну да. Пришлось. Другие альтернативы были еще кошмарнее. А так, по крайней мере, звучит гордо: экономист-международник, специалист в области внешнеэкономических отношений.

— А, внешнеэкономические сношения…

— Чего?

— Вот даешь! Внешнеэкономические сношения — это когда на глазах мировой общественности Штаты сношают всех, кому нечем от них откупиться или пригрозить. И кто из нас после этого экономист?

— Ладно тебе. Я же говорю: экономист я только в теории. А на практике сам знаешь кто.

— Сценарист-поденщик.

— Звучит как-то обреченно.

— А разве это не так? Подумай сама: творчеством здесь и не пахнет. Пашем, как негры на плантации, и всем сценарным отделом по капле выдавливаем из себя рабыню Изауру. Суррогат, один сплошной суррогат. Любовь — так неземная, злодей непременно такой мерзавец, каких поискать надо. И вообще, заметь: все удачные сериалы держатся исключительно на злодеях. Если главный отрицательный персонаж выглядит истинным исчадием ада, то все в порядке: на его фоне даже самые безликие положительные герои обретут краски. Особенность зрительского восприятия, только и всего. И над всем этим стоим мы, как Карабас-Барабас с его театром марионеток.

— Тебе не нравится то, что мы делаем?

— Нет, конечно. Единственное, что меня радует во всей этой канители, это момент, когда на карточку приходит зарплата. Все.

— Но ты же сам выбрал этот род деятельности!

— И что? Только лишь по этой причине я должен пластаться над всем этим отстоем по полной? Откровенно говоря, в стенах нашей шарашкиной конторы я придерживаюсь одного золотого принципа: будь профессионалом.

— В смысле?

— Работай мало, получай много. И я не скрываю, и никогда не скрывал, что здесь торчу исключительно, чтобы перекантоваться, пока не найду что-то действительно стоящее.

— И что именно?

— Студию, готовую поставить мои проекты.

— Тебе так хочется увидеть свое имя в титрах полнометражки?

Анджей посмотрел на меня так, словно я сморозила какую-то откровенную глупость.

— Знаешь такой фильм «Искания неизведанного»?

Я честно напрягла память, но ничего даже отдаленно похожего не припомнила.

— Так вот. Я уже видел свое имя в титрах этого фильма. Но что толку! Мой сценарий испохабили так, что от него осталось мокрое место. Извратили всю идею. Представляешь — главный герой получился нытиком и неженкой.

— А кем он был у тебя?

— Философом. Эстетом. И при всем при том — нормальным мужиком. Но это еще не все, на главном герое они не остановились. Выкинули всех персонажей, кто показался им лишними, зато нагнали кучу массовки в обносках. Как вспомню премьерный показ, мне аж дурно делается.

— И фильм не имел никакого резонанса?

— Ноль целых #уй десятых. Даже паршивой статейки в сортирной газетенке. Но не поверишь, я этому рад. Хотя бы мое имя не заляпали этим «шедевром».

— А из-за чего все так получилось?

— Продюсер. Жмот первостатейный. Хотел за копейку рубль срубить. Экономил на всем, на чем только мог. В итоге и режиссера нашел под стать себе. Большего бездаря я в жизни еще не встречал. При первой же удобной возможности сваливал все на откуп операторам. А им что — многого надо, что ли? Отписали по дублю, максимум — по два, и довольны по уши. Ты знаешь, как они снимали сцену погони? Я тебе сейчас расскажу…

Анджей говорил так эмоционально, так горячо, что я поняла: вот то, ради чего он действительно живет. Его голубая мечта, его идефикс. Мне этого не дано. К сожалению, или к счастью — кто разберет? Помнится, когда нам читали курс психологии, и все загорелись самотестированием личности, то по результатам тестов выходило, что честолюбия мне явно недоставало. Если я и имела высшие баллы по всему спектру предметов, так это не из-за того, что хотела получить красный диплом и сделать стремительную карьеру, а просто потому, что мне это легко давалось. Вот и с работой то же самое. Пишу сериалы. У меня это получается. Я довольна, чего и вам желаю. А замахиваться на большое кино… Если когда-нибудь подвернется случай, то почему бы и нет? Но переживать из-за этого так, как Анджей — увольте. Никаких нервов не хватит.

Пока Женька рассказывал о своей страсти к кинематографу, принесли наш заказ. Разговор сам собой сошел на нет, поскольку устоять перед источающими волшебные ароматы блюдами было выше наших сил. В голове промелькнуло: на меня покушались, лучший друг предал, в разоренной квартире лежит клад… Но сейчас все это казалось таким нереальным. Разве можно всерьез думать о том, что где-то по улицам бродит некто, желающий причинить тебе вред, когда перед тобой лежит утка в апельсиновом соусе, в бокале плещется вино, а напротив сидит мужчина, о котором ты мечтала с того момента, как только его увидела?

— Слушай, всегда хотела спросить: откуда такое имя, Анджей? Ты поляк?

— Наполовину. По отцовской стороне. Мама у меня белоруска.

— А где они живут?

— Отец не знаю, они давно разошлись. А мама под Минском. Свой домик, сад. Полная пастораль с навозом. Сколько раз ей говорил: бросай все, переезжай в город. Так нет, уперлась и все тут: мол, со своей землицы никуда. Тут еще мои деды жили, не поеду. Обычная деревенская женщина, что тут говорить.

— Ты ведь один ребенок в семье?

— Откуда ты узнала?

— Просто поняла. Это чувствуется. У меня вот тоже ни брата, ни сестры нет.

— А что родители не сподобились? Не вышло?

— Мама из принципа не захотела. Она у меня из многодетной семьи, самая старшая из детей. Когда школу окончила, еле смогла вырваться на учебу в институт. Родители ее не отпускали, хотели, чтобы с младшими помогала, на работу пошла. Она поэтому своих родных не очень любит. Я бабушку с дедушкой с ее стороны всего один раз видела. Они как-то приезжали к нам погостить. Помню, мама еще сердитая ходила. Она как раз диссертацию писала, а они ей мешали. Про теток с дядьками и говорить нечего.

— Веселый расклад, ничего не скажешь.

— Да, какой уж есть.

Анджей подлил мне еще вина.

— Ну, за что выпьем?

— Давай за удачу! А то она дама капризная, обидится еще, что про нее забыли. А мне она ох как пригодится! Да и тебе думаю тоже.

— Тогда за нее, родимую!

Мы подняли бокалы, чокнулись, пригубили виноградный нектар, и как-то очень естественно потянулись друг к другу и поцеловались. А потом снова расселись, как ни в чем не бывало.

— Слушай, а ты никогда не думал над тем, чтобы сделать свой сериал? По всем правилам и канонам жанра, но такой, чтобы ни у кого и мысли не возникло, что это — не высокое кино? Показать всем, к чему надо стремиться. С твоими идеями и твоими знаниями это, по-моему, совсем несложно.

— Начнем с того, что мне это неинтересно. Я уже говорил, что мыло — это ширпотреб. А я желаю, так сказать, делать вещи от кутюр.

— Но все же: это же такой шанс! И имя сразу же себе сделаешь, и студии к тебе потянутся, — упорствовала я.

— Тратить свое время на ерунду? Зачем? По большому счету меня тошнит от сериалов. Я их ненавижу. Я гроблю на них свои силы, а что взамен? Паршивые мятые купюры в скромном количестве, и все. Никто и не узнает, что есть такой Вася Пупкин, крутой мыльный сценарист. Зато того кретина, кто исполнял главную роль и испохабил все, что ты написал, назовут «молодым актером, подающим большие надежды», заплатят ему столько, сколько тебе за год не заработать, да еще и пятки лизать будут. И ты считаешь это справедливым?

— Ну, кесарю кесарево, слесарю слесарево. Чего копья зря ломать?

— А ты считаешь, что зря? Хорошо, тогда скажу тебе одну вещь. Помнишь, Тамара приперлась вся из себя расстроенная, что сериал наш гребаный по бревнышкам раскатали?

— Конечно.

— Это я все подстроил.

— Так это ты журналистам интервью дал?!

— Не было никакого интервью. Это я написал эту статью, а один мой старый знакомый подсунул ее на стол своему редактору.

— Но зачем?

— Да потому что достали! Та же самая история, что и с моим дебютным фильмом. Ты хоть раз у нас на съемочной площадке была?

— Ну, пару раз заскакивала.

— И как впечатление?

— Нормальное. Работают люди.

— Это тебе только показалось. А я вижу: здесь халтура, там халтура, кругом халтура! Везде грошовая экономия, артисты ходят в тряпках с китайского рынка, режиссер пашет по шесть дней в неделю, и ему уже просто ни до чего дела нет, лишь бы в план уложиться. О каком высоком искусстве может идти речь в такой мыловарне?

— Я все равно не понимаю. Ну, пришел ты на площадку, вспомнился первый неудачный фильм. И этого хватило, чтобы накропать разгромную статейку? И чего ты этим добился?

— Получил моральное удовлетворение.

— А Тамара — по шее от начальства. Ты же ее крупно подставил. И нам влетело.

— Лес рубят — щепки летят. Без жертв никогда не обходится. Да и Тамара, между нами девочками, тоже хороша. Или уже забыла, сколько мы сегодня ляпов по всему массиву текста выправили по ходу дела? А подразумевалось, что после ее правок все должно быть идеально.

— Ну, она тоже человек. Устает, как мы все, вот и пропускает какие-то мелочи.

— Ты, Лизка, либо безумно наивная особа, либо неисправимый идеалист, — сказал Анджей, и вдруг перегнулся через весь стол и снова поцеловал меня.

Если бы я не доверяла себе, то вполне могла бы решить, что предыдущую ночь я провела с каким-то другим человеком, не с Женькой. Вчера это был взбесившийся дьявол. Сегодня — уставший ангел. И это все он?! Поцелуй его был одновременно нежным и страстным, но уж никак не грубым. Он целовал меня так, как я этого хотела. И все мои правильные мысли быстренько-быстренько разлетелись кто куда за ненадобностью.

Не помню, как Анджей расплатился за ужин, как мы попали с ним домой. В голове вертятся какие-то обрывочные картинки по Маяковскому: дом, улица, фонарь, аптека…

Зато дома… О, это было настоящее волшебство. Правда, боюсь, что описать все это у меня толком не получится, выйдет как-то сжато, тускло. Тем более что мои глаза практически все время были закрыты, дабы дать волю другим органам чувств. А если коротко и одной строкой… Что ж, Анджей включил музыку и приглушил звук, а потом начал меня раздевать. И как он это делал! Этот парень знал толк в искусстве обольщения. К тому моменту, когда на пол полетела последняя деталь моего туалета, я была уже практически на пике наслаждения. А Женька — все еще одет с ног до головы.

Сегодня мне не приходилось изображать из себя сильную женщину. Я была ленивой, разомлевшей королевой, снисходительно принимающей ласки пажа. Кем угодно — но не той, что вчера. Анджей просто не давал мне возможности проявить себя и отблагодарить его той же монетой. А я не сильно и настаивала. Я не ханжа, чтобы отказываться от такого удовольствия. Тем более что в моей жизни оно бывает весьма нечасто.

Когда мы смежили веки, на улице занимался уверенный рассвет. Помню, что положив голову на плечо Анджея, подумала: как же мне все-таки повезло! Наверное, это моя бочка меда подоспела? И провалилась в сон.

К моему удивлению, весь следующий день Анджей ни словом, ни намеком не показал, что после того, что произошло между нами, мы стали ближе друг другу. Словно наши отношения резко вернулись на неделю назад. Мы — коллеги по работе, и на этом все.

Подобная метаморфоза в Женькином поведении меня весьма озадачила. Но шестым чувством я поняла, что расспрашивать его на эту тему сейчас не стоит, и ничего хорошего из этого не выйдет. В конце концов, захочет — сам все скажет.