Ага, разбежался вверх ногами! Всегда мечтала плодить мутантов с крысиными мордочками! Вот она, главная цель моей донельзя никчемной жизни! Ох, маменька, купчиха ушлая, нашла с какой стороны товар предлагать! После таких откровений, ей-богу, чувствую себя породистой коровой!

— Получается, что ты действуешь четко по указке своей начальницы?

— Отчего же? Никто не может навязать мне, с какой женщиной идти в постель и с какой строить семейный очаг. И твоя мать не исключение.

Вот облом! Хитер, зараза! Лично мне гадостей наговорил по самую макушку, а вот про мать, считай, ни слова. Непорядок, придется дальше его раскручивать. Хотя желание стукнуть Версальски по его наглой крысиной физиономии с каждой минутой становится все нестерпимее. Ничего, я не гордая. Если в первый раз не получилось нужные фразы из него вытянуть, значит, во второй выйдет.

— Спорим, если бы я не была дочерью своей матери, бы на меня и не посмотрел?

— Это спорное утверждение, — опять угрем вывернулся Версальски. — Налицо всего лишь удачное стечение о6стоятельств: моя коллега и соавтор сообщает мне, что у нее есть дочь на выданье. Твои фотографии меня устроили, очное знакомство показало, что ты строптива и взбалмошна, но в целом я готов взять тебя на свое содержание. Ты же именно этого хотела?

Нет, я его все-таки стукну! Вот наглец! Хам, проныра, слизняк, лизоблюд, сволочь! Да я его из окошка выброшу, благодетеля этакого! Прямо-таки спала и видела, как какая-то импортная спирохета мне столь глобальное одолжение сделает! Можно подумать, сам подарочек! Если бы не пиджак да галстук, Версальски вполне можно демонстрировать в зоопарке в одной клетке с обезьянами, и никто из посетителей подмены не заметит. Да за такого приплачивать надо, чтобы хоть кто-то из здравомыслящих барышень на него внимание обратил и при этом цвет лица себе не испортил!

— Что ты тут передо мной невинность корчишь! — взорвалась я. — Это кто еще кого на содержание брать будет: ты меня или моя матушка тебя? Тебе же до чертиков не хочется, чтобы она по окончании вашего совместного проекта указала тебе на дверь! Поэтому ты на все готов, даже жениться на ее дочери, лишь бы заручиться дополнительными гарантиями собственного спокойствия и финансового благополучия. А на самом деле тебе плевать на меня, плевать на мою мать, да на всех плевать, кроме себя! Ты же никто, ноль без палочки! Только и умеешь, что жить за счет соавторш…

— Слушай, дрянь, я предупреждал тебя, что не стоит меня ярить! — зашипел Версальски, прервав мой горячий обвинительный монолог. — Поэтому заруби на своем пронырливом носике: ты все равно станешь моей женой, и твое желание тут не играет ровным счетом никакой роли. Тебе еще сделали огромное одолжение, сохранив видимость стандартной процедуры знакомства. Но раз ты даже этого не ценишь, что ж, видит небо, я сдерживался сколько мог…

Уж не знаю, что там задумал одуревший от собственной крутости Версальски, только я не стала дожидаться, пока он закончит свою пафосную речь и продемонстрирует мне, насколько я его допекла. Просто взяла и от всей души пнула его по левой голени, а потом для полного комплекта и по правой. Версальски взвыл, грязно выматерился по-английски, а затем вновь перешел на русскую речь. Видимо, чтобы мне тоже было понятно.

— Грязная неблагодарная сучка! Возомнившая о себе невесть что шлюха! Собака, кусающая руку хозяина! Зажравшаяся тварь…

Ругался Версальски долго и со вкусом. По крайней мере я и в самом деле узнала о себе много новенького. И нос у меня, оказывается, слишком длинный и задранный чуть ли не до небес (что я, Буратино, что ли?); и замашки чуть ли не наполеоновские (даю историческую справку: этот деятель мне едва по плечо доставал); и самомнение с Эйфелеву башню (хотела подсказать ему, что наша родная Останкинская выше, чем парижская, да потом передумала, поскольку ликбезом на благотворительных началах не занимаюсь). Пол так вошел во вкус, что едва сумел остановиться, когда на кухне вновь появилась маменька.

— У вас все в порядке? — осведомилась она, с подозрением глядя на излишне раскрасневшееся лицо коллеги и донельзя безмятежное мое. Мы дружно кивнули.

— И? — Маменька явно чего-то от нас ждала, и, поскольку меня с ролью заранее не ознакомили, я предоставила Полу право самостоятельно выкручиваться из этой ситуации.

— После обсуждения некоторых аспектов Лайза дала согласие…

Ой-ей, это куда это он клонит, мерзавец? Ничего такого я ему не давала, пусть не врет! А то сейчас окажется, что мы обо всем уже договорились и чуть ли не завтра летим в Америку клепать крысят! Не бывать этому!

Изловчившись, я пододвинулась к Версальски и незаметно сунула вилку в самое нежное место этого подонка. Нет, не надо громких криков и обвинений в садизме, ничего я ему не проткнула. Всего лишь пощекотала междометие, так сказать. Всего-то урону — пара затяжек на брюках. Хотя ведь недаром в народе говорят: «Не бойся ножа, а бойся вилки. Один удар — четыре дырки!»

Версальски запнулся и слегка изменившимся голосом продолжил:

— …подумать над моим предложением.

Быстро отдернув вилку, пока Версальски не опомнился и не сломал мне ее вместе с рукой, я улыбнулась маменьке. Та, судя по всему, была несколько раздосадована услышанным. Понятно, она-то ожидала несколько иного. Мол, так и так, дело уже на мази, зови папашу и радуй его, что помолвка состоялась. ан нет, не вышло. И не выйдет, это я вам как эксперт по сердечным делам гражданки Лизы заявляю.

Версальски нервно сглотнул, видимо, только пришел в себя после моего нападения. Ну, что у нас дальше по программе? Граждане актеры, не задерживайте реплики, зрители ждут!

— На этом я, пожалуй, откланиваюсь. Сегодня у меня был нелегкий день и…

— Поля, куда же ты? — мигом подскочила я к Версальски и обняла его со спины. — Ты же обещал посмотреть наш семейный фотоальбом!

— Как-нибудь в другой раз…

— Но, Поля, мы же договорились, что, прежде чем сделать последний решительный шаг, мы должны как следует узнать друг друга! А у нас не так много времени! Поля, милый, не уходи! Мама, ну скажи ты ему!

Версальски так удивился моему внезапному развороту на сто восемьдесят градусов, что вновь закашлялся, точь-в-точь как в тот момент, когда я поведала им с матушкой о своем пристрастии к анаше. Да, а с легкими у мужика непорядок. Впрочем, как и с нервами. Лечиться надо, батенька, прежде чем молодых девок в жены брать. А то ведь так и инвалидом семейного труда стать недолго…

Маменька тоже вконец растерялась. Ну да, сначала дочь недвусмысленно дает понять, что на фиг ей сдался такой муженек, потом резво принимается его обнимать и разве в залысины не целует. Замуж вроде как согласилась, но помолвка до сих пор не состоялась. Да все это на фоне выпадания из материнского графика: она-то надеялась, что я в понедельник на Версальски клюну, а сегодня, между прочим, четверг. И сдается мне, что торчать в Москве до бесконечности ни матушка, ни Версальски не смогут, Поскольку кто ж тогда за них работать будет?

Ввиду всех вышеописанных обстоятельств маменька приняла единственно верное решение — то есть именно то, которого я от нее и добивалась.

— Пол, я была бы крайне признательна, если бы этот вечер вы провели с нами. Вам с Лайзой действительно стоит привыкнуть друг к другу, пообщаться, так сказать, в домашней среде. Прошу вас, Пол!

Версальски заколебался, а я про себя потешалась над ним, прекрасно зная, чем вызваны столь мучительные размышления. Ага, с одной стороны — свидание с предполагаемым донором номер два и вообще приятной во всех отношениях барышней. А с другой — непосредственная просьба донора номер один. Пойдешь против моей матушки — неприятностей не оберешься. Сорвешь свидание, которое сам же и назначил, — будешь выглядеть полным кретином в глазах будущего соавтора. Еще, чего доброго, после такого номера девушка вообще с крючка сорвется и уйдет. Так что же выбрать?

— Ирина, я бы очень хотел еще побыть в вашем гостеприимном доме, но, к сожалению…

— Поля, дорогой, так нечестно! Ты же обещал!..

Я сделала вид, что еще немного — и расплачусь. Мать никогда терпеть не могла моих слез, поэтому ее следующая фраза была вполне предсказуема:

— Пол, и все-таки останьтесь. Хотя бы ради меня. На Версальски было любо-дорого поглядеть в этот момент. Полное впечатление, что мужика на плаху тащат, только что сам не заплакал от отчаяния. Ну, если он после настоятельной просьбы отважится отчалить, тогда снимаю шляпу перед мастерством и красотой неизвестной мне актрисы. Так приворожить мужика за один раз — огромный талантище нужно иметь. Интересно, и где это Лешка ее нашел? Надо будет позже с ним этот вопрос обсудить, а то, боюсь, сойду с ума от любопытства.

— Ну… если вы так просите…

— Просим-просим, — подтвердила я.

— Да, Пол, посидите с нами еще!.. Версальски склонил голову в знак согласия. Победа и полная капитуляция врага! Ура, можно скакать по столам и бить посуду на счастье! Какая же я молодчина, просто виртуозно народом манипулирую! Может, стоит подумать о том, чтобы попробовать себя на актерском поприще? Хотя нет, ни за что: мне ж тогда придется тонны текста заучивать, который собратья-сценаристы с большого похмелья из себя выдавливали. А запоминать всю ту галиматью, которую мы в уста наших персонажей вкладываем… ой нет, лучше сразу пойти и повеситься! Эх, не быть мне звездой экрана!

Хотя, боюсь, преждевременная у меня радость, ведь до свидания еще целых два часа! Версальски вполне мог рассчитать, что час-полтора он, так и быть, проторчит здесь, а потом поймает такси и бегом в отель.

Ну да, так оно и есть! Вон бросил взгляд на часы, чего-то про себя прикинул и разве что не заулыбался. Значит, надо задержать его как можно дольше. Если Лешка сказал: из дома не выпускать, пока семь не стукнет, значит, именно так и надо поступить, иначе я подведу людей и сорву Лешкины планы. Ну, Лизка, покажи, на что ты способна! Задай жару темным личностям!

Как я и ожидала, особого интереса к семейному альбому Версальски не продемонстрировал. Более того, он отчаянно зевал, тактично прикрываясь ладонью, хотя глаза его сонными назвать было ну никак нельзя. Понятно, тоже решил лицедейством заняться, меня с матушкой на жалость пробить. Мол, не мучайте падающего с ног человека, разрешите ему удалиться и нырнуть в кровать. Ага, знаю я твою кровать! Если ты и мечтаешь там оказаться, так явно не в одиночку и не с целью выспаться! Не мужик, а кролик озабоченный!

Чтобы понадежнее заякорить Версальски, я сделала ход конем: попросила матушку рассказывать Полу истории, связанные с той или иной фотографией. Назвать маменьку мастером слова я не смогла бы даже в страшном сне, но зато у нее было иное, гораздо более ценное в сложившейся ситуации качество: маменька была наизануднейшей рассказчицей. Со стороны все выглядело примерно так:

— Это снимок семьдесят пятого года. Мы с Максимом получили путевки в этот дом отдыха по профсоюзной линии. Насколько я помню, там было всего около десяти двухместных номеров, а все остальные — большие, на десять-двенадцать человек. Впрочем, это как бы и не совсем дом отдыха, правильнее сказать — пионерский лагерь. Просто после окончания сезона он работал, если так можно выразиться, во взрослом режиме, как обычны пансионат. Тогда это была нормальная практика. Так вот мы с Максимом приехали туда… сейчас, когда же это точно было… ну да, третьего сентября! Я еще помню, что когда мы уезжали из Москвы, на улицах было полно школьников с букетами и в парадной форме. Потом чуть более полутора суток в дороге… Ой, Пол, вы не представляете, насколько это был кошмарный поезд! Я вам даже и описать не могу тот ужас, когда я увидела, в каких условиях нам придется ехать на юг!..

И так далее, и тому подобное. Начиная о чем-то рассказывать, маменька напоминала собой токующего глухаря и начисто забывала, ради чего она вообще завела ту или иную историю.

Бедный Версальски принялся зевать уже по-настоящему. Впрочем, еще немного, и я бы точно к нему присоединилась. Маменькины рассказы обладали поистине гипнотическим свойством. «Подойдите ко мне, бандерлоги! Ближе, ближе…» Нет, на легендарного Каа матушка не похожа, скорее уж на кобру смахивает, если сравнивать ее со змеей. Да и насчет бандерлогов тоже маленькая неувязка: из нас двоих примата напоминал собой только Версальски. По крайней мере мне для данного образа однозначно не хватало заросших шерстью рук и глубоко посаженных глаз. А вот Пол был счастливым обладателем и то. и другого…

Замечтавшись на тему киплинговских сказок, я едва не упустила момент, когда Версальски приготовился стартовать и бежать на свидание. Наш семейный альбом, пускай и весьма пухлый, потихоньку подошел к концу, а так как доставать мои личные фотоархивы и демонстрировать их этому колорадскому жуку не хотелось, хоть ты тресни, надо было срочно придумать, чем еще занять Версальски. Кинув взгляд на полку с видеокассетами, я поняла: оно! Домашнее видео — это, считай, те же фотографии только движущиеся! Так, что бы предложить вниманию «дорогого гостя»? Мои первые попытки встать на коньки? Хм, со стороны это, конечно, выглядит смешно, думаю, что у Версальски сейчас подходящее настроение, чтобы оценить мои титанические усилия устоять на разъезжающихся в разные стороны ногах. Совместный выезд на дачу два… нет, три года назад? Отличный фильм получился, да вот только, боюсь, маменька будет категорически против его просмотра. Ведь тогда у них с отцом все еще было нормально, они там шутят вовсю, прикалываются надо мной с дедом, дурацкие интервью дают из серии «несколько слов о вашей собачьей жизни». Как бы мать не расценила это как подрыв ее авторитета в глазах коллеги. М-да, значит, и вся прочая семейная видеосъемка не прокатит. Что же делать?

И тут меня осенило! Ну, держись, Версальски! Против тебя выступает тяжелая артиллерия!

Как только матушка перевернула последнюю страницу альбома, а Версальски открыл рот, чтобы завести старую песню о том, как он устал и как ему не терпится покинуть наш дом и отбыть в отель, я с милой улыбкой (надеюсь, со стороны Версальски она смотрелась как оскал) сказала:

— Ну а теперь вам, Пол, стоит узнать, чем именно занимается ваша будущая жена. Ведь вы человек современных представлений о роли женщины в семье и вряд ли будете рады, если ваша половина станет заурядной домашней хозяйкой, не так ли?

Версальски лишь невнятно промычал что-то в ответ.

А я почему-то я так и думала, что честно ответить у него кишка тонка. Все зависит от правильной подачи, ведь одно дело — отвечать на вопрос по частям, и совсем другое — подтверждать слова собеседника полностью. Попробуйте например, представить, как ответить на такой вот каверзный вопросик: «Вы уже перестали бить по утрам свою кошку?» Прочувствовали? Скажешь «да» — будешь выглядеть отъявленным садистом в прошлом. «Нет» — получается, бедное животное по-прежнему терпит от тебя побои. Вот и неискушенный в словесных баталиях Версальски угодил в подобную ловушку, чем я немедленно и воспользовалась. Так, где же эта кассета?

Буквально через полминуты (оцените оперативность!) я уже нажимала на дистанционном пульте кнопку «play», и по экрану побежала заставка моего прошлогоднего сериала — «Жизнь и любовь». Ну что поделать — тщеславна, водится за мной такой грех. Журналисты, говорят, бережно хранят газеты и журналы, в которых вышли их статьи, писатели с умилением любуются на заставленные их бессмертными шедеврами книжные полки, а я вот храню первые серии каждого сериала, на котором мне пришлось поработать.

На самом деле была еще одна причина моего столь трепетного отношения именно к первым сериям. Видите ли, дело в том, что по законам жанра первая серия — всегда лучшая во всем сериале. Да-да, даже долгожданный финал зачастую уступает первой серии что по накалу страстей, что по интриге. К концу сериала зритель и сам уже безо всяких подсказок может рассказать, чем все закончится. Просто ему до чертиков хочется посмотреть последнюю серию и убедиться, что он был прав еще двадцать серий назад, когда говорил, что по первому киношному злодею тюрьма плачет, второй злодей и до нее не доживет, а истеричная героиня таки доведет главного героя до полного морального износа, поэтому долгий поцелуй под занавес будет происходить на больничной койке.

А вот первая серия — совсем другой коленкор. Буквально на глазах завязываются альянсы, плетутся долгоиграющие интриги, происходят будоражащие душу события. При этом человеку со стороны не надо объяснять, что вон та бабуля — это двоюродная тетка по маме главной героини, а вот этот брюнет — всего лишь дворник с эпизодической ролью, а не роковой красавец, как это могло показаться. Ведь одна из основных проблем первой серии — именно знакомство зрителя с персонажами, которые станут ему привычны, как надоедливые родственники, с которыми ему придется провести у голубого экрана не один месяц подряд. Поэтому разночтений тут быть не может.

Но при всем при том главная задача первой серии — заманить зрителя на новый сезон, подцепить его на крючок завлекательной приманкой, обещанием скандалов, погонь, адреналина и нервов, показать страдающих красавиц, торжествующих мерзавцев, непутевых и донельзя смешных второстепенных персонажей. И если этот взрывоопасный коктейль подействовал, можно спокойно отирать со лба трудовой пот и писать сценарий дальше, не особо при этом напрягаясь. Все, зритель пойман, он твой со всеми потрохами Конечно, со временем он почувствует подмену и даже взгрустнет по этому поводу. Мол, обещали-то одно, а кормите совсем другим! Но все равно будет смотреть сериал, не пропуская ни единой серии. Ведь для него это нечто вроде вредной привычки, жвачки для мозгов, чем бессовестно пользуются все до единого продюсеры подобных телепроектов. И наш с Лешкой босс в том числе.

Перво-наперво я гордо ткнула пальцем в промелькнувшие за долю секунды титры со своей фамилией. Не знаю, успели ли матушка и Версальски ее прочитать или поверили мне на слово, но повторить то же самое в замедленном варианте не попросили. Ну вот, а я-то размечталась…

Меж тем на экране происходил трогательный разговор главной героини со своим молодым мужем. Героиню, как и мою матушку, звали Ириной, и это обстоятельство, судя по всему, подвигло маменьку смотреть серию куда внимательнее, чем этого можно было от нее ожидать. Героиня жаловалась на то, как трудно ей приходится на работе, Роман внимал супруге и трогательно поддакивал, одновременно клянясь ей в вечной любви.

От умиления моя несгибаемая матушка вдруг пустила слезу, после чего устыдилась подобного проявления чувств и быстро-быстро отерла предательскую влагу кончиками пальцев. Ну да, понятное дело: себя узнала. Тоже небось трудоголизмом страдает и мучается оттого, что никто ее не понимает и не ценит. Отлично, есть контакт. Теперь посмотрим, как она дальше на сюжет реагировать будет. Главная героиня отбыла на работу, а ее молодой муж прямым ходом направился в спальню к своей ровеснице — дочери Ирины по имени Мила. Эти двое долго и с подробностями объясняли друг другу, почему им нельзя идти на поводу у своих эмоций и предавать самого близкого им человека. Увидев подобное, матушка так и ахнула:

— Вот мерзавец! Он что, спит с ее дочерью?

— Еще нет, — просветила я маменьку, — но серий через пять окажется в ее койке.

— А как же дочь? Она-то почему на это пойдет?

— Ну, у нее жених ни рыба ни мясо. Ты его примерно через три минуты увидишь. Так вот, Миле он нравится, но любви особой она к нему не испытывает. А тут Роман под боком ежедневно ее своим присутствием смущает. Плюс с матерью отношения не очень хорошие, так что сама понимаешь: от постели с юным отчимом ей было просто не отвертеться.

— Подожди, так вот этот парень — жених Милы?

— Ну да, тряпка по имени Коля. Нет, он, без сомнения, жутко благородный товарищ и все такое, но за ним, как за каменной стеной, не спрячешься. Он же подкаблучник!

— Ну это мне можешь не объяснять, и так видно! Ты смотри, как он перед невестой унижается! Тьфу, аж противно стало!..

И так до самого конца серии. По-моему, маменька всерьез огорчилась, когда на самом интересном месте серия вдруг закончилась и пошли финальные титры. Надо же не ожидала, что ее это так зацепит! Впрочем, сериал был выбран далеко не случайно. Уж очень прозрачные параллели напрашиваются. И хорошо, что в первой серии бывший муж главной героини не засветился, а то он у нас по ходу в главные злодеи выведен. Лучше пускай маменька на Романа, сиречь Версальски злится, нежели на отца.

— Надо же, не думала, что «мыльные оперы» могут так брать за душу, — задумчиво поведала матушка.

— А сколько сериалов ты посмотрела за свою жизнь?

— Ну… трудно сказать… боюсь, что ни одного. Я не люблю проводить свободное время у телевизора. Видишь ли, постоянная информационная перегрузка на работе…

— Можешь не объяснять. Открою тебе страшную тайну — сериалы специально пишутся для таких вот трудяг, как ты. Ведь все, что тебе требуется после напряженного рабочего дня, — это переключиться на что-то другое, отдохнуть. И «мыльная опера» дает ту самую необходимую эмоциональную разрядку…

— Леди, позвольте вас прервать, но мне действительно пора идти…

Тьфу, черт! Версальски, и как я про тебя забыла! Всю серию просидел тихий, как мышонок, а тут на тебе: ему, видишь ли, пора! Так, что у нас со временем? Половина седьмого, еще может успеть на свидание. Значит, поднапрягись, Лизка, и помни: держать и не пускать!

— Пол, а что вы скажете о данном фильме? Мне было очень интересно и полезно узнать ваше мнение о своей работе. Видите ли, для меня крайне важно мнение близких людей, а ведь вы уже фактически к ним относитесь. Пожалуйста, я прошу вас!..

Едва не взвыв белугой, Версальски бросил:

— Хорошо!

— Что вы имеете в виду? — осведомилась я.

— Хорошо снято. А теперь позвольте мне…

— Ну, видите ли, «снято» — это к съемочной бригаде, — перебила я Пола, не дав ему закончить фразу. — А меня более всего волнует сам сюжет. Что вы можете сказать о нем? Тронул ли он вас?

— Да, тронул, тронул! Но я бы…

— А что именно вам запомнилось из просмотренного? — как оголодавшая пиранья, продолжала я терзать Версальски.

— Ну, наверное, первая сцена…

— Разговор Милы с подругой?

— Да, да!

— Но это было в четвертой сцене, — уличила я Версальски во лжи. — А в первой состоялся разговор Ирины и Романа.

— Именно это я и имел в виду! — прошипел Пол, явно лелея в душе светлую мечту прибить меня табуреткой, когда будет у него такая возможность.

— Знаете, в психологии есть такой термин «вытеснение». То есть если нам что-то не нравится или что-то нас тревожит, эта информация довольно быстро проваливается в подсознание, и мы о ней как бы забываем. Вам не кажется, что сейчас произошло именно это? Вас чем-то покоробил разговор Ирины и ее молодого мужа, поэтому вы даже не смогли его вспомнить. Интересно знать, что именно вас в нем не устроило? То, что Роман живет за счет Ирины? Или то, что его отношения с ее дочерью далеки от тех, на которые надеется главная героиня? Или просто тот факт, что Роман уже готов обмануть Ирину, хотя заверяет ее в обратном? — с умным видом подкалывала я Пола псевдонаучными выводами.

— Да не знаю я! — в полном раздражении бросил Версальски. — Я вообще плохо запоминаю фильмы, а тем паче «мыльные оперы». А теперь позвольте откланяться, у меня зверски болит голова!

— Мама, ну давай попросим Пола остаться на чай! Это же недолго, каких-то пять-десять минут! А то вечер совершенно скомканный получается. У меня складывается впечатление, что мой будущий жених настолько занят своими делами, что ему жаль даже лишних полчаса провести в компании своей невесты! Я обижусь!

— Пол, действительно, останьтесь на чай! А я пока посмотрю в аптечке, что у нас есть от головной боли. — Матушка встала с дивана и направилась к серванту.

— Мне не нужны таблетки! — прорычал Версальски. — Давайте попьем чай, и я раскланяюсь.

— Что ж, вам виднее, — пожала плечами мама, огорчившись оттого, что пациент ускользнул у нее прямо из-под носа. — Ну что, пойдемте на кухню?

Ура! Маменька, в такие минуты я тебя просто обожаю! Ах, знала бы ты, ради чего весь сыр-бор затеян…

Надо ли говорить, что чай я заваривала с соблюдением решительно всех чайных церемоний, которые только смогла припомнить. Сначала заварочный чайник ошпарила кипятком, долго отмеряла специальной ложечкой нужную порцию чайного листа. Затем залила все кипятком и поставила чайник под специальную ватную бабу-грелку.

— Долго еще? — нетерпеливо постукивая пальцами по столешнице, поинтересовался Версальски.

— Нет-нет, буквально минуточка, и все! — мило улыбнулась я ему.

Надо ли говорить, что пресловутая «минуточка» в моем исполнении заняла все три с половиной?

— Пол, а куда вы так торопитесь? — наконец-то прозрела маменька. — Вы просто места себе не находите!

— Я никуда не тороплюсь, — с мученическим выражением на лице проскрипел тот. — Просто сильно устал, и у меня дикая мигрень.

— Мама, а может, Полу лучше переночевать в нашей гостевой комнате, раз он так неважно себя чувствует? — «от всего сердца» предложила я, прекрасно зная, какая реакция за этим последует.

— Мне нужно в отель! — практически перешел на крик Версальски. — А вот чай я, кажется, пить уже не хочу. Поэтому позвольте пожелать вам приятного вечера и…

Я успела разлить чай по чашкам и в тот момент, когда Версальски попытался встать, как раз несла крохотный поднос к столу. Предугадав траекторию движения локтя Пола, я встретила его подносом, одновременно накренив чашки в сторону «дорогого гостя».

Через секунду кухню огласили жуткие вопли Версальски. Он подскочил как ошпаренный (впрочем, почему «как»? Он ведь и есть ошпаренный!) и принялся отплясывать народный зулусский танец, хватаясь руками за причинное место. Для полноты картины только копья с бахромой не хватало. Впрочем, копье, как и прочие колюще-режущие предметы, я бы ему сейчас не доверила. Собственное здоровье дороже. А то ведь еще решит, что я во всех его несчастьях виновата, и придется бедной Лизке скакать от этого ненормального по всей квартире или во все горло звать отца, дабы тот прочистил ему мозги. Чего очень не хотелось бы, папуле и так трудно приходится…

Когда Версальски перестал изображать из себя первобытного охотника над тушей поверженного мамонта, я наконец-то смогла разглядеть причиненный ему урон. На светло-кремовых брюках Пола как раз ровно посередине красовалось мокрое коричневое пятно. Создавалось четкое ощущение, что человек не справился с собственным мочевым пузырем. Надо же, как удачно вышло! Все три чашки в одно и то же место угодили! А ведь могли бы расплескаться и растечься брызгами по штанинам. Нет, Лизка, сегодня тебе положительно везет! Впрочем, должна же быть в мире хоть какая-то справедливость?! Во вторник мне казалось, что жизнь моя закончена, уныла и беспросветна, а сегодня та же самая жизнь налаживается буквально с каждой новой минутой!

Первой на помощь Версальски пришла матушка. Не терпящим возражения тоном она сказала:

— Пол, сейчас я принесу вам халат, вы переоденетесь, а я быстро постираю вам брюки!

— Очень мило с вашей стороны, только разве вы не заметили, что они безвозвратно испорчены? — огрызнулся Версальски. — Как бы их там ни стирали, это жуткое пятно уже не отмоется! И кто мне возместит эту потерю?! Они стоили мне семьсот долларов!

Ну нахал! Нет, не знаю, как мама, а я на ее месте сейчас сказала бы: «Не хочешь идти в стираных брюках? Тогда топай так, как есть!» Тоже мне пуп земли нашелся! Крохобор несчастный! Да за эти деньги ему на местном блошином рынке десяток таких штанов вынесут!

Впрочем, маменьку высказывание ее любимчика тоже покоробило. По крайней мере следующую фразу она произнесла уже не в пример более сухим и официальным тоном:

— Вы сами были неловки, поэтому претензии относительно испорченных брюк не принимаются. Как вариант могу предложить что-нибудь из одежды моего мужа. Ваши размеры существенно различаются, но до отеля доехать вы вполне сможете.

При этих словах я едва не скатилась под стол от хохота. Ну да, «существенно различаются размеры», точнее и не скажешь! Папины брюки этому недоноску аккурат под мышки придутся. Единственный выход — выдать Версальски какие-нибудь длинные шорты. Смотреться он в них, разумеется, будет несколько странно, впрочем, как и большинство иностранцев, приехавших поглядеть Москву. Так что, думаю, в отеле к нему никаких вопросов у обслуживающего персонала не возникнет. Мало ли импортных чудиков бродит окрест?

— Что ж, придется переодеться в то, что вы мне подберете, — словно делая нам огромное одолжение, процедил сквозь зубы Версальски. — А пока мне нужно срочно позвонить!

Я молча указала ему на висевший на стене городской телефон. Версальски отрицательно покачал головой и достал из кармана мобильный. Матушка уже успела покинуть кухню, видимо, отправилась рыться в папиных вещах. А я, делая вид, что в детстве головой об пол ударенная, упорно сидела на стуле и оставлять Версальски одного не спешила.

— Лайза, у меня конфиденциальный разговор! — не выдержал он.

— Да говорите, ради Бога, с кем хотите! Что я, мешаю вам, что ли? — беззаботно ответила я, уже предвкушая, как буду рассказывать Лешке подробности сегодняшнего званого обеда.

— Лайза, вы не могли бы выйти с кухни? — в лоб попросил меня Версальски.

— А с какой это радости? — осведомилась я. — Кухня моя, впрочем, как и квартира в целом. Хотите поболтать с кем-то накоротке — идите на лестничную клетку либо делайте это в моем присутствии. Очень не хочу оставлять вас одного, знаете ли! Столовое серебро, фамильный сервиз и все такое…

— Да за кого меня тут держат! — психанул Версальски и, схватив мобильник, выскочил за дверь на площадку.

Я мысленно поставила себе пятерку с плюсом. Уф, какая молодчина! Ну просто аж самой приятно, примерно как от качественно отписанной серии или заслуженной продюсерской похвалы!

Убедившись, что до семи часов остается всего пять минут, за которые Версальски, не владея телепортацией, вряд ли попадет на вожделенную встречу, а если и попадет, то изрядно оконфузится ввиду попорченного внешнего вида, я преспокойно отправилась к себе в спальню, оставив матушку самостоятельно разбираться с кандидатом в женихи.