Выйдя в фойе, я огляделся. Душа требовала музыки, и, повинуясь моему жесту, Гоша-Кракен, спешно дожевывав гамбургер, обтер ладони о штаны и поспешил к роялю.
      - Что сыграть, босс?
      - Что хочешь, Гошик. По настроению.
      - Тогда «Скерцо» Шопена, пойдет?
      - Давай.
      Гоша свирепо потер узкий лобик и заиграл Шопена. Толстые пальчики заперекатывались по клавишам, массивные плечи закачались в несвойственном атлетам ритме. Я подошел ближе. Эта метаморфоза меня всякий раз удивляла и веселила. Личико Гошика, коим впору пугать младенцев, разглаживалось прямо на глазах, на губах появлялась глуповатая улыбка, и начинало казаться, что сквозь черты сидящего за роялем быка проступает совсем иной человек. Возможно, именно этого человека в свое время отдавали в музыкальную школу - для пятерок и утонченной карьеры. Но вот сорвалось, не вышло. Как выяснилось, в общежитии, именуемом «Гошик» проживало и другое существо - более агрессивное и мускулистое. Мало-помалу оно выпирало наружу, панцирем сковывало своего робкого близнеца ив конце концов упрятало, утоптало столь глубоко, что Гошу прозвали Кракеном. Тем не менее в минуты, когда обладатель тела садился за инструмент, Кракен покорно отходил в тень, уступая место мятущемуся и впечатлительному романтику Гоше, что вопреки всему продолжал в нем петь, танцевать и восторгаться.
      Покачав головой, я отошел в угол, где возвышался внушительных размеров морской аквариум, присед в кресло напротив Ганса. Начальник охраны заботливо подкатил к моим ногам столик с напитками. Я выбрал бутылочку с австрийским пивом, серебряным штопором сковырнул жестяную пробку.
      - Ну-с… Что ты думаешь по поводу Поэля?
      - Я? - Ганс пожал плечами. - Есть у меня, босс, сомнение. В смысле, значит, что не он все это подстроил.
      - Разумеется, не он!
      - Тогда зачем мы его садим на рог?
      - А затем, дорогуша, что напуганный Ромула переполошит Поэля, и тогда последний ринется проводить собственные изыскания. А может, побежит прямиком к тому, кто за всем этим стоит. Во всяком случае попытается дать отмашку. Наезд Ящера - дело нешуточное! Ну, а там дело техники. Парни Августа держат всю связь Поэля под колпаком, так что, уверен, очень скоро нам сообщат имя загадочного патрона.
      - А если Поэль ничего не предпримет?
      - Значит, припугнем его по-настоящему. Свяжем с наркотиками или другой грязью… - Я поморщился. - Правда, если он действительно окажется ни при чем, тогда дело дрянь. Будем думать, ломать головенки. Буратино-то как в воду канул. Должен был выйти на связь, а звонка нет. То ли Кларисса ненасытная засосала, то ли ещё что. Так или иначе, но самый верный путь - это метод исключения. Таковым мы и воспользуемся.
      Ганс в сомнении качнул головой.
      - Так-то оно так, но больно уж все туманно.
      - А как ты хотел? Ребус он и есть ребус. Гадаем, как умеем. Окажется не Поэль, за других возьмемся. Хотя на кого нам ещё думать? Спецслужбы? Так им подобная киноавантюра вроде как ни к чему. За отсутствием денежек взялись бы за нас по-крестьянски, без изгальств. А кому-либо другому…
      - По-моему, и кому-либо другому это тоже ни к чему.
      - Ты так считаешь?
      - Конечно, босс! Сами посудите, ерунда какая-то. Рискуя жизнью, снимать два года подряд фильм, чтобы преподнести однажды и переполошить? Зачем им все это нужно?
      - Кому это «им»?
      - Да тем, кто все придумал!
      - Но ведь придумали! Значит, имеется логичное объяснение. Вспомни того же Вову Вайнберга. Какого дьявола он, спрашивается, пригласил для своих безголосых поп-протеже полтораста чернокожих танцоров? Он ведь выплатил им тысяч семьсот долларов! Без малого - лимон! Скажи откровенно, был в этом какой-то особый смысл?
      Начальник охраны пожал плечами.
      - Черт его знает!
      - В том-то и дело, что был! Он это, Гансик, сделал чтобы другим нос утереть, чтобы масштаб свой выставить напоказ. Пусть даже в убыток себе. Дескать, чу и могу! А появится желание, - и не такое отчебучу. Глупость, конечно, но многих проняло. Стадо на стадионе тоже, кстати, собралось приличное, хотя билетики кусались.
      - Кусались, это точно. Вон Гошик тоже туда с приятелями бегал. Коробочка, рассказывал, полная набилась.
      - Вот видишь, а ты говоришь… Между прочим, стадион, наверное, не от стадии произошел, а именно от стада. Пастбище для скучающих. - Я опорожнил бутылочку, взялся за другую. - Возможно, в нашем случае тоже имеет место нечто подобное.
      - В общем да, но не проще ли было…
      - Проще, Гансик! Конечно, проще! Я ведь о том и толкую. Только то, что проще, и выглядит соответственно, - я продемонстрировал Гансу изящную бутылочку. - Ну скажи мне, на кой черт лепить сюда эту золоченую лэйбочку? И горлышко вон как изогнули. Это ведь тоже технологически сложнее, а значит, дороже. Но делают!.. Или почему до сих пор не отменили нелепые смокинги? Куда удобнее являться на презентации в поношенных кроссовках и джинсах! ан, нет! - выпендриваются, как майские жуки. И в лимузины норовят влезть с серебристым покрытием, и в шагрень облачаются самую экзотическую. Чем, скажи, лучше золотые часы титановых? Да ничем! Даже, наверное, хуже, однако носят. Ради престижа, ради пыли в глаза…
      Перебивая меня, пискнул сотовый телефон.
      - Гмм… Кто бы это мог быть, интересно?
      - Август, - предположил Ганс и угадал. Это действительно оказался Август.
      - Есть новости, мсье Кулибин?
      - Есть, но… - голос «Кулибина» звучал несколько обескуражено. - Странная запись, босс. Вам надо лично её прослушать.
      - Он куда-то звонил?
      - Нет, взял машину и поехал.
      - Отлично!
      - Отлично, да не совсем. То есть, мы, понятно, за ним двинулись, но…
      - Этот индюк заметил слежку?
      - Поначалу нет, но потом… - Судя по голосу. Август волновался, что на него не очень-то походило. - Короче, это в китайском квартале произошло - в северном районе города. Сразу за «Харбином». Лешик пас их до самого конца, и вдруг эти орлы каким-то невероятным образом улизнули. Точно растворились в воздухе! Лешик прошерстил все близлежащие улочки, но так никого и не обнаружил. Самое непонятное, что не удалось взять пеленг, хотя сигнал не пропал.
      - Так вы записали их?
      - Да, кто-то, по всей видимости, подсел к Поэлю в машину, и началось странное… - Август снова замялся. - Я даже не знаю, как это назвать.
      - Что там началось, черт побери? Сексом они там занялись, что ли?
      - Да нет же, босс. Просто сидели и разговаривали.
      - Тогда что ты мнешься, как девочка?
      - Видите ли, во-первых, они упомянули про Буратино, а во-вторых… Понимаете, голос того, кто подсел в машину… Я, конечно, не берусь утверждать, но, кажется, это был ваш голос.
      Вот так, господа присяжные! Фокусы продолжались. Август ничуть не преувеличивал. Голос действительно был мой. Говорил этот посторонний совсем немного, но когда говорил, последние сомнения распивались. Те же злые цедящие интонации, те же обороты речи. Если меня и имитировали, то достаточно профессионально. Август, впрочем, стоял на иной точке зрения. Кто-то когда-то меня записал, а после из подходящих кусков склеил нечто удобоваримое. Благо есть специальные программы, и к слову сказать, тому, кто умудрился сотворить целый фильм, подобная работка сложной не покажется. Более того, на хорошей аппаратуре да за хорошие деньги такую запись способен сварганить обычный любитель.
      Тем не менее кое-чего мы добились. Факт прослушивания подтверждал причастность Поэля ко всей этой киноканители. И про Буратино эти стервецы действительно что-то пронюхали. Чуть погодя «морячки» Ганса съездили к нему на квартиру, обнаружив красавчика в постели уже холодным. На груди покойного лежала записка: «В моей трагической смерти умоляю никого не винить.» Стиль и слог Буратино, но задумка явно не его. Этот обольститель обожал жизнь, потому что обожал женщин, и покидать грешную землю у него не было абсолютно никаких оснований.
      С квартиры удалились в великой поспешности, едва успев протереть все, к чему прикасались. Парни уверяли, что когда они отъезжали, к дому подкатила целая кавалькада легавых. Значит, была не просто смерть, - была подстава. Не очень умело исполненная, но все ж таки - она родная! Ну да Поэль - не тот ювелир, чтобы филигранно обтачивать криминальные делишки. Мастера заплечных дел у него, понятно, тоже имелись, но с моими варягами им было не тягаться. И все бы ничего, но вот магнитофонная запись вызывала, мягко говоря, оторопь. И не могла не вызывать, поскольку ровным счетом ничего не объясняла.
      Мы сидели в студии Августа в окружении проводов и радиоаппаратуры. Ганс меланхолично жевал мятную резинку, параллельно тискал в пальцах пружинный эспандер. Я прихлебывал из стальной фляжки любимый коньячок и хмуро поглядывал на растерянное лицо нашего «Кулибина». Обычно, преподнося очередной сюрприз, этот парень сиял, как начищенный самовар. Сегодня он был мрачен.
      - Так, может, никто в машину к ним не подсаживался? - предположил я. - Загнали её в какой-нибудь закуток. Поэль хлопнул дверцей, а потом включил магнитофон.
      - Тоже не исключено, - вздохнул Август, - но есть один момент. Вы, должно быть, не обратили внимание. В паузах между фразами этот посторонний дышит.
      - Я заметил! - встрепенулся Ганс. - Еще хотел сказать, что это, наверное, какой-то астматик.
      Август перекрутил кассету назад, найдя метку, включил пленку на воспроизведение.
      - …бузит мальчик… - Проскрипел из колонок мой голос. - Альфонсов к тебе подсылает, на друзей давит. Бузит - значит, боится. Совесть, выходит, мучит человека.
      - Какая у него, к дьяволу, совесть! - это говорил уже Поэль. - У него в груди моток колючей проволоки!
      - У всех, дорогуша, имеется совесть. Даже у тех, кто о ней не подозревает. уж поверь моему опыту. Бывало, таких матерых ребяток на кресте распинали, что и колесовать было мало, но и тогда видели: есть совестишка. Крохотная, как червячок, но есть…
      - Вот тут, босс! - Август прибавил громкости. В колонках зашуршало, а потом донесся взрыкивающий всхлип. Я поневоле содрогнулся. Ганс, прекратив жеваться, ошарашенно уставился на меня. Август молчал, позволяя нам проникнуться неприятным моментом. А проникнуться было чем. Никогда и ничего подобного мы не слышали. Вздох запросто мог принадлежать слону или носорогу. Или, как если бы взрослый, вынужденный долго щебетать детским голоском, измученно прокряхтел, выдавая истинные фонемы. Только здесь было нечто куда более «взрослое». Вздох действительно напоминал изо всех сил сдерживаемый рык.
      - Какая-нибудь помеха? - неуверенно предположил Ганс.
      - Что-то не встречал я раньше таких помех.
      - Но если запись магнитофонная, - сдавленно произнес я. - То, возможно, это какое-нибудь замедление?
      Август понял меня в момент, но посмурнел ещё больше.
      - Я тоже об этом подумал. Для эксперимента даже записал собственные дыхание и кашель, а после пустил на скорости вдвое меньшей. Ничего похожего! Но совсем скверно вышло, когда я попытался воспроизвести обратную операцию. Этот самый фрагмент я переписал на отдельную пленку и попробовал ускорить.
      - И что?
      - Ничего. Я хочу сказать, что ничего не переписалось. Голос Поэля копируется, а ваш, то есть, значит, этого постороннего - нет.
      - Посторонний - потусторонний, так что ли? - пошутил Ганс.
      Август нервно передернул плечом. Этот ребус достал таки и его.
      - Понятия не имею, как такое могли состряпать. Я ведь и эту пленку пробовал прокручивать на разных скоростях, и та же чепуха. Абонент Поэля пропадает.
      - Может, у Поэля особая кассетка была? - предположил Ганс. - Знаете, бывают такие, с защитой против пиратства. И аудио, и видео.
      Август чуть покривился. Даже будучи растерянным, аргументацию начальника охраны он не принимал всерьез.
      - Не путай вола с ослом. Все, что мы слышим, уже само по себе лишено какой-либо защиты. По крайней мере, таковой ещё не придумали. И то же видео имеет защиту лишь на электронном уровне. Поставь микрофон и камеру возле экрана, и не спасет никакая защита. Разве что аппаратура направленного ЭМИ, но она глушит вообще все. Мы же писали банальный акустический сигнал.
      - Тогда как ты все это объясняешь? - Ганс задиристо хлопнул себя по колену.
      - Не знаю, - Август опустил голову. - Честно говорю: не знаю.
      - Дьявол! Если бы Лешик не упустил машину!.. - выпалил Ганс. - Надо было мне самому ехать! Теперь наверняка бы знали, что за монстр к нему в тачку подсел.
      - Ты в этом уверен?
      Ганс взглянул на Августа исподлобья, но ничего не ответил.
      - Значит, «Харбин», - пробормотал я.
      - Похоже на то.
      - А ты, Гансик, как полагаешь?
      Начальник охраны криво улыбнулся.
      - Они, кому больше-то…
      Я закинул руки за голову, пальцами щекотнул за ухом.
      - А кто у нас хозяин «Харбина»? Центровые… Это значит, Баранович с Микитой, Лафа с Дракулой и прочие, верно?
      Ганс напряженно кивнул. К такому обороту он был не очень готов. С кланом, которому принадлежал этот роскошный ресторан, разумнее было дружить. Мы не дружили, однако и не ссорились. На наши городские шалости эти парни взирали неприязненно, но в целом терпели, поскольку знали, что и им вязаться с Ящером ни к чему. Но, как бы то ни было, Поэль не зря рванул в китайский квартал. Факт есть факт, машина этого хитреца затерялась где-то поблизости от «Харбина». Соответствующие выводы напрашивались сами собой. Центровые вступили в игру, и крышей того же Поэля они представлялись более чем солидной. В таком тандеме и фильм можно состряпать, и кое-что покруче. Кроме того, по нашим сведениям, центровые плотно контачили с областным ворьем, не гнушались общаться и с южанами. Что называется, соседи из гремучих и ядовитых. Потому мы и предпочитали не пересекаться с ними, живя на отшибе своей собственной империей. До поры до времени это проходило, но, видимо, песочек в часах иссяк. Рано или поздно кто-то из нас должен был хищно облизнуться. Вот они и облизнулись. Первыми…
      Я грузно поднялся.
      - Значит так, мальчики-девочки. Ты, Август, продолжай мерковать над записью. Думаю, в ближайшее время у нас появятся новые пленки. А тебе, Гансик, трубить общий сбор. С Поэлем тянуть не будем. Предупрежу своих генералов, и вечерочком начнем. Центровые - это волки. Будем копаться, успеют сбиться в стаю. А тогда, боюсь, придется по-настоящему туго.
      - Значит, война? - упавшим голосом спросил Ганс.
      - Не война, а жизнь, Гансик! Самая обыкновенная жизнь! - я хрипло рассмеялся.
 

      Приняли меня без очереди. Дама в военном обмундировании, в галстучке защитного цвета, одарив скупой улыбкой, распахнула несоразмерно высокую дверь, цокнув подковками, уступила дорогу. Пройдя в столь же несоразмерно просторный кабинет, я воздел руку в приветственном жесте. Едва устроившись в кресле, выложил на стол пакет с деньгами.
      - Однако, здорово, Ящер!
      - И тебе того же, товарищ генерал! Все цветешь благоухаешь?
      - А як же!
      - Да-а… Не везет бедолагам конкурентам. Такого боровичка непросто сковырнуть на пенсию!
      - Как и тебя. Ящер, - отпарировала эта седая язва.
      - Шутишь, значит, хорошо живешь. Рад за тебя.
      - Что ж, ты и должен за меня радоваться. Будешь печалиться, взгрустнется обоим.
      Николай Васильевич (не путать с Гоголем!) давненько числился в моих приятелях. Да и как тут не приятельствовать, если на мои деньги и с помощью моих людей он ежегодно покупал новые машины, перестраивал и расширял свою без того огромную дачу. На купленных трех гектарах холмистого полесья этот прохиндей от госбезопасности сотворил фирменный дельтодром, и там же рядышком строители кропотливо разбивали трассы для начинающих горнолыжников. За всеми этими работами я зорко следил, знакомясь с ежемесячными сметами, потому как знал, что даже при использовании «солдатской дармовой скотинки» египетских пирамид не воздвигнешь. Тяжело и накладно. А потому расчет проводился элементарный: укладывается смета в суммы, выделяемые мной генералу, значит комитетчик живет честно. Если смета хоть раз превысит обозначенные нами пределы, можно без обиняков заявить: у генерала завелась ещё одна дойная корова, что означает работу на двух хозяев сразу. Последнее меня, разумеется, не устраивало. Я знал, что тот же «Харбин» делал неоднократные попытки перекупить Васильича, но чекист был старой закалки - денег больше чем из одних рук не брал, на роль пронырливого Труффальдино не претендовал. И тот же «Харбин» теперь вовсю копал под ветерана, стремясь спровадить на пенсию, посадив в почетное кресло своего ставленника. В результате, подобно следователю Никулину из «Стариков-разбойников», Васильич проявлял предпенсионную бдительность, ошарашивая столичных комиссаров раскрытием дел, до которых никак не могли докопаться другие. Да и отчего не раскрыть, когда рядом такой друг, как Ящер. Само собой, приходилось старику помогать. Кроме того я не садился ему на голову, и Васильич в должной мере ценил это, не без оснований подозревая, что с кодланом из того же «Харбина» навряд ли сумеет найти общий язык. Бывший студент-недоучка устраивал его куда больше, нежели бывшие уголовники. Конечно, это нельзя было назвать дружбой, но мы, по крайней мере, ладили.
      - А я уже горькую собирался запить. В гости не идешь, по телефону не звонишь. Девятое-то мая пропустил, такой-сякой-разэтакий!
      - Каюсь, пропустил.
      - Не стыдно? Мог бы, кажется, поздравить.
      - Да ведь объяснял уже, не знаю я ваших праздников. То день пограничника, то ВДВ, до двадцать третье февраля…
      - Ты мне вола не крути! Девятое мая - святое. Это тебе не какие-то там дни, его все знают!
      - Ладно, Васильич, не нападай. Ну, заработался, виноват.
      - Значит, по-прежнему, как белка в колесе?
      - Еще хуже.
      - Ладно, коли так… А то и впрямь мысли нескладные стали забредать, не случилось ли чего, не шлепнул ли кто моего Ящера.
      - Вот еще! Если меня шлепнут, кто же тебя опекать будет? - я подмигнул Васильичу и катнул по полированному столу пакет. - Посчитай и удивись. Здесь, кстати, надбавка за грядущее.
      - Надбавка - это хорошо, - забурчал старик. - Цены растут, жизнь, ядрена шишка, дорожает.
      Пройдясь по пакету опытными пальцами, он спрятал подношение в стол.
      - Сегодня во сне видел экскременты. Веришь ли, целую гору! Проснулся и сразу сообразил - к деньгам. Экскременты, Павлуша, всегда к деньгам снятся. Ба-альшим деньгам! Потому как народная примета!
      - А может, не только к деньгам?
      - Ты это о чем? - круглая, покрытая седым ежиком голова начальника госбезопасности кокетливо склонилась набок.
      - О том, что не надоело тебе твое генерал-майорство?
      Васильич заегозил в кресле, крылья его мясистого носа энергично зашевелились. Рукой потянувшись к углу стола, он утопил потайную клавишу. Спустя несколько секунд, легкий зуммер возвестил о том, что комната чиста и никаких записей вражеская электроника не ведет.
      - Мда… Теперь и погутарим, - он выложил перед собой крупные руки. - Так чего ты там про погоны обмолвился?
      - Да то самое, - в тон ему ответил я. - Пора тебе, Васильич, на повышение двигать. Будешь заведовать областью, а Серегу на свое место посадишь.
      - Так ты Серегу хочешь вместо меня подкармливать?
      - Ну, разве что самую малость. Только и тебе с очередной звездочкой премиальные выльются, в этом не сумлевайся.
      - Занятно бормочешь. Крайне занятно… Неужто хвост кто-то прищемил? С чего это ты ласковый такой сделался? - генерал хитровато прищурился. Подобные минуты этот стервец обожал. Еще бы! Можно было сидеть, откинувшись в кресле, дремотно позевывать и вполуха выслушивать жалобы всемогущего Ящера. Приятно сознавать, что и ты на этом свете кое-что можешь. Не каждый день тебе плачутся в жилетку авторитеты! При случае я охотно подыгрывал старику, но сейчас решил не увлекаться длительными прелюдиями.
      - Есть маненько. В смысле, значит, хвоста. Только ты ведь про это вряд ли что слышал. Или я ошибаюсь?
      Генерал сосредоточенно принялся тереть нос. Видно было, что хочется ему сказать, да, мол, есть слушок, осведомлены-с, да только не было у него никаких слушков. Пустой был старичок. Как карман бомжа.