2

Несколько часов спустя в фургоне, за рулем которого сидел старейший сотрудник квестуры (полицейские тоже подвержены старению), в сопровождении других сотрудников помоложе, Дука прибыл по адресу, указанному злосчастным предпринимателем как место встречи со злосчастной Донателлой Берзаги. Было девять утра. Едва фургон остановился на одной из центральных улиц, Дука сразу же заметил две вещи: во-первых, перед ними яростно ревел экскаватор, роющий непомерных размеров яму, и, во-вторых, яма соответствовала топографическому расположению того самого дома, куда кавалер с родинкой на шее являлся на свои сентиментальные свидания, в том числе и с умственно неполноценными девицами. И все же Дука дотошно расспросил зеленщика, стоявшего радом со своей тележкой, действительно ли яма, представляющая собой котлован для фундамента будущего здания, соответствует номеру 18 бывшего здания по этой улице.

– Ну да, восемнадцатый и есть, – подтвердил зеленщик.

Явиться с облавой в фургоне, набитом оперативниками, и обнаружить на месте интересующего тебя объекта яму – уже само по себе огорчительно для полицейского, однако горечь достигла предела, когда Дука вспомнил рев другого экскаватора, который он слышал три дня назад во время визита к отчаявшейся римлянке из племени банту.

Снесенное здание, где прежде помещался приют удовольствий, стояло на пересечении двух красивых центральных улиц. И он со своим ненужным фургоном, полным полицейских, стоял и слушал рев экскаватора, вспоминая при этом милую беседу с негритянкой под аккомпанемент другого экскаватора.

Будь у меня чувство юмора, подумал Дука, умер бы со смеху: какой толк сносить бордель здесь, если он все равно вырастет через два квартала?!

А на обратном пути в квестуру он занялся подведением менее веселых итогов. Возможно ли найти хозяев квартиры, оказавших гостеприимство Донателле Берзаги? Возможно, конечно, но сколько времени это займет!.. В доме на перекрестке двух улиц было четыре этажа и по меньшей мере двадцать квартир: кто-то владелец, кто-то арендатор, а снять квартиру можно и через подставное лицо... В общем, чтобы распутать этот клубок, нужны месяцы и десятки помощников, а у них даже некому защитить лавочника, которого грабят средь бела дня. Нет, приятель, ничего у тебя не выйдет, лучше выбрось это из головы!

В кабинете его ожидало еще одно разочарование. Маскаранти положил перед ним оставленную мелким предпринимателем визитку и объявил:

– Все липа.

– Что?

– Нет в Милане улицы Колхитор, я справлялся в муниципалитете... И номера телефонов тоже липовые.

– Почему липовые?

– Потому что их пока не включили, – объяснил Маскаранти. – Сегодня в восемь утра я разбудил шефа телефонной компании «Стипель» и сказал, что целый час названиваю по этим двум номерам, а толку чуть, никаких гудков – ни коротких, ни длинных, – и он мне растолковал, что у них в каждом районе есть резервные номер.;. К примеру, вы, доктор, покупаете себе виллу в Сан-Сиро, и они вам дают один из этих запасных номеров, а до тех пор звонить по нему – все равно что стучаться в могилу и спрашивать: «Эй, кто живой есть?»

Все логично, однако Дука не смог скрыть раздражения.

– А имя? Там же было имя! Де Витторио, кажется. Ты не поинтересовался: оно что, тоже липовое?!

Чтобы он немного успокоился, Маскаранти протянул ему сигарету и дал прикурить.

– Не собираюсь я искать прошлогодний снег. Понятия не имею, сколько в Милане и во всей Италии людей по имени Донато де Витторио. Я хотел найти того, кто нам нужен на улице Колхитор, но посмотрел в справочник и, такой улицы не обнаружив, позвонил в штаб уличного движения – они тоже слыхом не слыхали про эту улицу, – наконец, разбудил начальника отдела топонимики, и тот совершенно официально заявил, что меня разыграли. Да-а, разыграли! – Маскаранти тоже был взбешен. – Прошу прощения, доктор, но, будь я маклером в гадючнике, думаете, я стал бы печатать себе визитки с настоящим именем, адресом и телефоном? Мы каждую ночь ловим типов, имеющих в кармане по меньшей мере два удостоверения личности, и, пока душу из них не вышибешь, они не расколются, какое настоящее. Так вот, будь я этим маклером, я бы, конечно, выдумал название улицы и дал бы в лапу какому-нибудь мелкому служащему телефонной компании, чтоб продиктовал мне несколько невключенных номеров. Да по нынешним временам достаточно представиться юрисконсультом или, скажем, горным инженером, и на эту удочку сразу клюнут старые слюнтяи, которым нужна женщина для поднятия тонуса. – Он нервно рассмеялся.

– Умерь свой пыл, – сказал Дука.

Маскаранти прав, тебе бы и самому сообразить, да, видно, мозги заржавели. В уликах недостатка нет: и коротышка с родимым пятном на шее, и дом свиданий – не важно, что его снесли, – и визитка... можно выйти на типографию, где она отпечатана, или разыскать того чиновника из телефонной компании, что предоставил своднику незадействованные номера. Однако это долгий путь, кропотливая работа; она потребует привлечения многих оперативных групп и экспертов-криминалистов, а тебе приспичило немедленно разгадать проклятую головоломку.

И все-таки не теряй надежды.

– Я скоро, – бросил он Маскаранти.

3

Минуты три спустя он уже был в номере отеля «Кавур». Весь похолодел, когда с порога увидел одну Ливию.

– Где она?! – прорычал он.

– В ванной, не нервничай.

– Я же сказал, чтоб ты ее и в ванной стерегла!

– Хорошо, хорошо, Дука. – Ей было невыносимо слышать этот жестокий, грубый голос – знак того, что душа у него болит. Она подошла к двери ванной и постучала. – Открой, пожалуйста.

– Не заперто, ваше фараонское величество.

Ливия отворила дверь и вошла. Эреро стояла в ванне под сильной струей холодного душа. Вскоре она предстала перед окаменело садящим на стуле Дукой. У того сразу отлегло от сердца, ведь ванная – самое подходящее место для самоубийства.

– Ну что еще?! Я и душ не имею права принять?

– Извини, – сказал Дука. – Я только хотел спросить, дозвонилась ли ты кому-нибудь.

– Всем, – вставила Ливия. – Всем дозвонилась, но безрезультатно.

– Ты вроде упомянула про Ассизи?

– Да, там что-то есть, но сведения туманные, – снова ответила за негритянку Ливия.

– Я говорила с подругой, – пояснила римлянка из племени банту. – Она месяца два назад заболела и вернулась к своим в Ассизи.

Как просто, подумал Дука, приехала из Ассизи в Милан, стала проституткой, потом захворала и вернулась к родным пенатам!

– Я разыскала адрес в телефонной книге, вызвала ее на переговорный пункт, и она сразу вспомнила ту великаншу. Даже имя назвала – Донателла.

Дука выпрямился и вновь застыл на стуле, точно изваяние.

– Ну-ну, продолжай!

– Она видела ее в одном доме, – вмешалась Ливия. – Когда та девушка...

– Вот именно, Донателла... Ее все время держали взаперти, другим не показывали, никто из девиц не знал о ее существовании, пока однажды ночью она не подняла на ноги весь дом.

Во весь голос, так что дребезжали оконные стекла, Донателла звала отца. Находившийся с нею пожилой синьор едва не выскочил голым на улицу от хриплых воплей, напоминающих рев взбесившейся слонихи: «Папа, папа, папа!» Эти вопли, наверно, были слышны и на площади Сан-Бабила, и на улице Мандзони, и на площади Кавур... Великанша металась по комнате, натыкаясь на мебель, получая ссадины и ушибы, и непрестанно душераздирающим голосом звала: «Папа, папа, папа!»

Сбежались все – не только хозяйка, не только двое «дежурных» сутенеров, но и остальные девушки, и две пожилые горничные, и повариха... Тогда как немногочисленные состоятельные клиенты на всей скорости, какую позволяли их иссякшие силы, бросились уносить ноги, ибо известный кардиолог X или прославленный издатель Y, естественно, не могли допустить, чтобы их застали в столь компрометирующей обстановке.

Подруга Эреро вошла в комнату Донателлы, когда двое горилл уже стреножили великаншу и дали ей в зубы, чтобы перестала орать (во всяком случае, изо рта у нее текла кровь).

– Пошла вон, стерва! – заорал один из них на подругу негритянки.

Но эта галантная просьба оказалась излишней: девица и так вылетела оттуда в ужасе и больше в тот дом не возвращалась.

– Да, негусто. А хоть адрес того дома ты у своей подруги спросила?

– Ну разумеется, – вновь ответила Ливия за негритянку, поскольку та прикуривала сигарету. – Он у меня записан.

Дука взглянул на адрес и закрыл глаза: воистину жизнь порой играет с тобою скверные шутки. Тот самый дом, который он посетил несколько часов назад, – вернее, не дом, а котлован, где с восьми утра до пяти вечера огромный экскаватор своим ревом действует на нервы всему району.

– Так, что еще сказала подруга? – обратился он к Эреро.

Ну ладно, дом снесли – это факт, но можно же по крайней мере установить имена или приметы хозяйки двух горилл, других девиц, горничных, поварихи, наконец. Даже одно-единственное имя значительно ускорит поиски.

– Ничего, – отозвалась та (взгляд ее прояснился – ни следа недавнего опьянения). – Я понимаю, что тебе нужно, и спросила ее, а она, если б знала, обязательно бы мне сказала. Но она ничего не знает: она там была в первый и последний раз, потому что дружок не захотел...

– Так спроси хотя бы, как зовут дружка, ему ведь наверняка известно имя хозяйки и горилл, а?

Голос ее прозвучал так же твердо, как она теперь держалась на ногах:

– Я не стану ей больше звонить, а кабы и стала, она все равно не выдаст своего кота.

Чертово племя! Пастух с Сардинии ни за что не выдаст полиции имя бандита, который пришил его родного брата, старуха сицилийка под пытками не откроет имя главаря мафии, виновного в гибели ее единственного сына, а шлюха – хоть режь ее – не скажет, как зовут того подонка, что сломал ей жизнь и теперь торгует ею, как рабыней. Дело чести! Ну и черт с ними! Он не раз подумывал о том, что наказывать надо не только преступников, но и их жертв, которые добровольно, в силу природной тупости, позволяют себя истязать.

– Ну скажи хоть, как зовут эту твою подружку из Ассизи?

Эреро Акауну присела на кровать и загасила сигарету в пепельнице, стоявшей на тумбочке.

– Так твоя фараонша его уж записала. Мне ведь пришлось вызывать ее на переговорный, и твоя мадам, как услышала имя, сразу чирк-чирк в своей книжечке. – Она с яростью повертела окурком в пепельнице. – Но ты оставь ее в покое, слышишь? Она больная, несчастная деваха, и не думай, что она станет с тобой разговаривать, как со мной. И если ты притащишь ее сюда и будешь трясти день и ночь, чтоб выдала своего котяру, значит, ты не тот, за кого себя выдаешь. Я согласилась помочь парню, который честно делает свое дело, а не вонючей полицейской ищейке.

Дука повернулся к Ливии.

– Отдай ей листок, где записала имя.

Ливия тут же достала из кармана записную книжку, вырвала оттуда лист и протянула негритянке.

– Возьми, нам оно не нужно, – сказал Дука. – Лучше я дам тебе свой адрес. – На том же листочке он нацарапал свое имя, адрес: и два телефона, домашний и служебный. Если я тебе понадоблюсь, по этому телефону будешь звонить мне домой, а вот это – номер квестуры. Все, ты свободна, иди. Спасибо за помощь.

Девушка взяла бумажку, засунула ее в карман своего оранжевого костюма и неуверенно произнесла:

– Так я могу идти?

– Конечно, – сказал Дука.

Несмотря на всю свою гибкость, она почему-то двинулась к выходу на негнущихся ногах, открыла дверь и вышла, не обернувшись, не сказав на прощанье ни слова.

Ливия с тревогой поглядела ей вслед.

– Думаешь, она покончит с собой?

– Не знаю, – ответил Дука. – Не знаю, все ли я сделал, чтобы помешать этому. Наверное, нет.

Ливия взяла с тумбочки стакан, перепачканный помадой Эреро, сполоснула его в ванной, вернулась и налила себе глоток виски. Было видно, что ей это сейчас необходимо.

– Мне нужен твой совет, – сказал Дука.

– Я тебя слушаю.

– У нас не осталось практически никаких следов. Я надеялся поймать убийц за неделю, максимум – за две. Есть, правда, одна ниточка, но чтобы ее распутать, понадобятся месяцы, а я не могу терять столько времени. Как ты считаешь, может, перепоручить это дело Маскаранти? Хотя у него тоже работы по горло, но он со своей настырностью потихоньку до всего докопается. А мне осточертели несчастные шлюхи, трусливые сутенеры, слюнявые старцы, швыряющие на ветер миллионы, лишь бы удовлетворить свою грязную похоть, сводники, которые поставляют им великанш, карлиц, обезьян и прочие мерзости. Ей-богу, мне больше по душе грабители банков и почтовых поездов, взломщики сейфов, карманники, чем подонки, что сосут кровь из неприкаянных дур!

– Именно потому ты и не должен бросать дело, – отрезала Ливия. – Маскаранти один не справится, вас должно быть много, чем больше вас будет, тем меньше останется на свете этих подонков.

Если ты, мозг всей операции, сейчас устранишься, то что сможет сделать обыкновенный полицейский? В лучшем случае прочесать проспект Витторио и проверить документы у сутенеров, которые пасут своих курочек, шныряющих под портиками...

Дука молчал долго, минуты две, и наконец выдохнул:

– Спасибо, Минерва, – Нет, он не бросит это дело, наоборот, возьмется за него с еще большей яростью. В конце-то концов, он Дука Ламберти, потомственный полицейский, а не какой-нибудь нытик! – Ты права. Начну все сначала, припру к стенке эту мразь в бархатном пиджаке, устрою новый набег на аристократические бордели, перетрясу всех сводников мужского и женского пола, пока не найду скотину, которая выследила Донателлу, выставила ее на продажу, а потом убила...

– Успокойся, – сказала Ливия.

Часть четвертая