Воевать с Византией они могли где-то на Дунае.
      Мы должны быть благодарны авторам записей, составленных при Иване Грозном, за неоценимое свидетельство. Они дают ключ к пониманию событий времен готского нашествия, о котором речь ниже. Но не только. Следуя ему, нужно попытаться понять, какие же причины побудили русов воевать с Византией в столь отдаленное время. Ведь Киевская Русь возникла позднее и ее первоначальная территория была небольшой - полоса земли в Поднепровье. Продолжая историю этой Руси в прошлое, с IX века и вплоть до IV века н.э., трудно не только понять причины войны с Византией, но и поверить, что предшественница Киевской Руси могла воевать со столь могущественным государством.
      Мы должны быть признательны письменной традиции, запечатлевшей историю Киева и Новгорода и вместе с тем оставившей место для драгоценных, поистине золотых строк о Дунайском периоде истории славян, об Иллирии, о приходе славян на Дунай из других земель, на которых они обосновались после мифического потопа.
      Указания летописцев и историков - авторов "Степенной книги" не могли не привлекать внимания. Затруднительно даже перечислить здесь те работы, в которых дается оценка этим указаниям. Но толкуются они часто так свободно, что летописцу приписывается желание отметить таким образом движения славян на Дунай с севера, то есть в прямо противоположном направлении. В этом же ключе разбирается вопрос о двойных именах некоторых племен, например друговитов на Дунае и дряговичей на Припяти.
      По пути на север, на Днепр русы некогда миновали Дунай. Но вряд ли они могли вынести с Дуная предания об императоре Траяне: даже клады римских монет на берегах Днепра не позволяют связать века Трояновы с землей Трояновой. В "Слове о полку Игореве" читаем:
      "Уже, братья, невеселое время настало, уже степь силу русскую одолела. Обида встала в силах Даждьбожьего внука, вступила девою на землю Троянову, взмахнула лебедиными крылами на синем море у Дона: прогнала времена счастливые".
      Этот короткий фрагмент вызывает множество вопросов. Почему "обида" встала в силах русских? Почему она "вступила девою на землю Троянову"? Что это за лебединые крылья у синего моря, которыми она якобы "взмахнула"? И почему, наконец, обида прогнала времена счастливые? Причем последний из этих вопросов представляется особенно трудным, если записать последнюю строку фрагмента без "осмысленного" перевода на современный русский: "плещучи упуди жирня времена".
      Плещутся лебединые крылья у синего моря, и это не что иное, оказывается, как мотив, сопровождающий трагический факт: степь силу русскую одолела! И обида именно встала в силах Даждьбожьего внука и ступила-таки на землю Троянову! Это ли не шарада для досужих умов? Между тем переводчики "Слова" даже не заметили этого сложного места в прославленном нашем памятнике, проскочили мимо, отметив лишь, что Троян - это либо римский император Траян, либо древний бог Троян. Что касается обиды, вставшей в силах внуков Даждьбога, плескающейся и машущей лебедиными крыльями, то это, конечно же, считается поэтическим украшением - мало ли их в "Слове"!
      Излишне напоминать, что древняя литература конкретна, она обычно не терпит ничего лишнего, не нужного по ходу действия. Но она охотно использует литературные заготовки из более ранних источников. "Синее море" - этот постоянный знак "Слова" - возвращает нас к ранним источникам малоазийского периода. Ведь именно тогда море занимало умы и сердца людей.
      Древняя Троя на берегу "синего моря" - только этот город соединяет воедино непонятное и загадочное в вышеприведенном отрывке. Как это ни парадоксально, для того, чтобы рассказать о битве у Дона, автор явно использовал литературный блок, слив в несколько строк и море, и деву-обиду, и лебединые крылья, и поражение, страшное и однозначное в своей предопределенности, а вовсе не такое, каким оно могло быть в половецкий период.
      Цикл героических сказаний о Троянской войне послужил легендарному Гомеру основой для создания поэмы из 15 700 стихов. Согласно сказаниям царевич Парис из Трои похитил у спартанского царя Менелая жену, красавицу Елену. Как только дева эта вступила на землю Трои, спартанский царь Менелай и его брат Агамемнон собрали рать для морского похода на Трою. Вот почему "обида встала в силах" и обернулась девой! Паруса греческих кораблей напоминали несметную стаю встревоженных лебедей, и весла раскропили, расплескали воду синего моря близ убежища Париса, у берега земли Трояновой. И совсем как в "Слове", создатель "Илиады" обращается к Музе - только в "Слове" Муза эта представлена Бояном, соловьем старого времени.
      Итак, сказания о Троянской войне были той общей сокровищницей, из которой почерпнули вдохновение легендарный Гомер и не менее легендарный Боян, внук Велеса. Но не только. Сам факт использования Троянского цикла в "Слове", а также характер и освещение событий свидетельствуют земля Трояна - это земли Трои и одновременно это синоним русской земли (независимо от масштабов подлинных событий история Трои - это, по крайней мере, литературный факт или факт-сообщение, говоря языком специалистов).
      Что ж, вправе спросить историк или читатель, значит, это единственное место в "Слове" и является основой гипотезы и одновременно ее доказательством? На этот вопрос необходимо сразу же ответить отрицательно: в нескольких местах короткой русской поэмы речь недвусмысленно идет о временах Трояновых. Более того, автор поэмы сам говорит об этом, как бы предупреждая читателя. Но для того чтобы в этом убедиться, недостаточно беглого чтения. Попробуем же прочесть несколько таких мест "Слова" с подобающим случаю вниманием.
      Вот, к примеру, автор вспоминает Бояна, который мог бы воспеть храбрые русские полки, "скача по мыслену древу, умом летая под облаками, свивая славу давнего и нынешнего времени, волком рыща по тропе Трояновой через поля на горы". Допустим, что тропа Троянова - это действительно дорога, проложенная императором Траяном и ведущая в Рим. Что же получается? Боян, внук самого Велеса, пустился бы по этой дороге стремглав в сторону Рима? Или, быть может, волком рыскал бы в обратном направлении? Вероятно, это обстоятельство и не заслуживало бы удивления: чего не бывает в поэтических произведениях! Но здесь все же следует удивиться. Потому что не надо забывать о цели такого экстравагантного маршрута великого русского певца. А целью является поэтическое вдохновение и ничто иное. Строкой выше автор называет древнего певца соловьем времени, и воспеть полки Боян мог бы по-соловьиному.
      Воспеть полки.. Для этого-то Боян должен почерпнуть вдохновение на тропе Трояновой - легендарной тропе, с которой только и могут быть связаны предания или воспоминания, дорогие его сердцу, понятные ему, заветные. Впрочем, точный смысл сказанного в "Слове" был уже утрачен ко времени княжения Игоря и его ратного подвига: тропа Троянова воспринималась уже как тропа, освященная поэтической традицией, тропа богов, тропа легенд.
      "Свивая славу..." Это Боян "свивал" славу времен, но свивал он ее все же на тропе Трояновой и нигде иначе. Троянский цикл был близок и понятен древнему певцу.
      "О, далече зашел сокол, птиц избивая, к морю!" Остановимся на этой строке, так странно указывающей место действия, удаленное от степняков-половцев с их табунами. Здесь опять звучит морская тема. (Вообще же море, как указывалось выше, упоминается в "Слове" гораздо чаще, чем поле - факт более чем странный с точки зрения обычной, не "поэтической" логики.)
      Но если сокол-князь "зашел к морю", то, значит, была какая-то причина тому. Какая же? Вряд ли в древнерусской истории можно отыскать много подобных случаев, когда дружина князя вместе с самим князем совершает демарш к морю, "избивая" по пути врага. Как же удалось это Игорю, второстепенному, повторяем, князю? Или опять поэтическое преувеличение? Нет, все обстоит гораздо проще: использованы литературные заготовки древних преданий. Преданий о Троянской войне. Ведь предупреждал же автор "Слова", что Боян мог бы "рыскать" по тропе Трояновой! Какие же основания не верить самому автору "Слова"?
      Каких же птиц избивал сокол? И что это за "пламенный рог" тремя-четырьмя строками ниже? Что за клик карны? И почему "жля поскочи по Русской земле"?
      Выше говорилось о греческих парусах, которые поэту могут напоминать стаю лебедей. Поэтический Илион их помнил. В шестнадцатой книге "Илиады" Ахилл передает свои доспехи Патроклу, Патрокл с дружиной отбивает натиск троянцев. Цель троянцев - поджечь корабли противника. Это один из важных героических эпизодов всей Троянской войны и, возможно, Троянского цикла. Патрокл преследует троянцев до самых стен их родного города. Здесь, у городских стен, разгорается бой. В шестнадцатой и последующих книгах "Илиады" намечен резкий перелом в событиях войны. Троянцы обречены на поражение. Этому должны были с неизбежностью соответствовать самые драматические эпизоды Троянского цикла. И если принять версию об использовании их певцом Бояном и вслед за ним автором "Слова", то именно об этих эпизодах надо вспомнить прежде всего. Они наиболее значимы, и к ним автор должен был обратиться, ища вдохновения на тропе Трояновой.
      Не станем, однако, перечислять и объяснять все эпизоды и темные места "Слова", относящиеся к тропе Трояновой и векам Трояновым. Внимательный историк или читатель сможет выделить их и понять.
      Но если тропа троян - жителей Трои, искавших место для новых поселений, начиналась у берегов Средиземного моря, то где она могла кончаться? Куда она вела? Первый рубеж - Босфор, мост между Европой и Азией, Второй - Дунай. Далее, за Дунаем, простирались степи и леса, и путь мог пролегать вдоль рек. Это естественно, что морской народ выбирал большие, судоходные многоводные реки. "Тропа Трояна" вела вовсе не в Рим, а далеко на север, к новому морю Балтийскому. От моря и до моря - таков путь многих народов.
      Народы и племена вовсе не сидели на одном месте. Даже на рубеже нашей эры, в эпоху расцвета земледелия, история, например, многих германских племен представляет собой непрерывное блуждание по огромной территории, иногда от Средиземного до Балтийского моря и от Черного моря до Атлантического океана.
      Отметим теперь важный факт.
      Во время расцвета Этрурии прах покойников помещали в так называемые антропоморфные канопы, или лицевые урны. Это керамические сосуды, которым придавалось иногда почти фотографическое сходство с умершим или умершей. А далеко от Этрурии, в Балтийском Поморье, хорошо известен тот же обычай - и в то же самое время. Вот что пишет академик Б.А.Рыбаков: "В восточнопоморской культуре, называемой новейшими учеными "вейхеровско-кротошинской" (VI-II вв. до н.э.), хорошо представлены знаменитые лицевые урны с прахом сожженных покойников. Группируясь главным образом в Гданьском Поморье, они доходят на юго-западе до среднего течения Одера, встречаясь на всем пространстве поморской культуры и тем самым внедряясь в основной праславянский массив... Лицевые урны не только снабжены схематическими личинами женщин с серьгами и бородатых мужчин, но вся урна в целом воспроизводит схематично фигуру человека".
      Точно так же воспроизводят фигуру человека и этрусские урны. И урны из Трои. (На этот факт обратил внимание автора статьи проф. А.Г.Кузьмин.) Только вот троянские урны древнее этрусских и поморских. Так и должно быть, ведь сначала была процветающая Троя, затем - война, разорение, бегство, исход из родного города. Этот исход означал, что вся область, называвшаяся Троадой, была разорена. И потому была проложена "тропа Трояна". Прошло несколько столетий - и выходцы из Трои, из Троады, из Малой Азии расселились в новых для них местах - на Балтике, по берегам рек, озер, а часть из малоазийцев перебралась на территорию нынешней Италии. Там возникла Этрурия - колыбель Рима, впоследствии уничтожившего ее, поправшего даже память о ней - в истории, увы, не воздается добром за добро, светом за свет, ее законы вовсе не повторяют идиллические умозаключения иных теоретиков.
      Древнейший слой верований и представлений живет в "Слове" параллельно с реальными событиями XII века н.э., то есть спустя два с половиной тысячелетия. Это говорит о глубине памяти. Но не только. Нет мистической "народной памяти". Сложная картина древней жизни отражается в мифах, сказаниях, в обрядах и таким путем передается потомкам.
      Дорога Юг - Север
      Во II - IV веках н.э. в Поднепровье произошли удивительные перемены. Сложилась, по существу, новая система хозяйства, резко возросла плотность населения. Археологи находят свидетельства этих перемен на территории всей так называемой Черняховской культуры (называемой по имени села Черняхов, где найден первый памятник).
      Область Черняховской культуры на севере доходит до Припяти, на востоке - до Северного Донца, на юге - до Дуная, на западе - до хребтов Южных Карпат в центральной части современной Румынии. Памятники этой культуры находят в непосредственной близости от античных городов Северною Причерноморья. Эта огромная территория во II веке н.э. оказалась вдруг вовлеченной в стремительный процесс развития. Все менялось буквально на глазах. Этот скачок по своей значимости и достижениям равен предыдущему тысячелетию, если не более того. За сто лет появились ямы-зернохранилища, ротационные жернова и мукомольни, гончарные мастерские и горны. Заметно совершеннее стала выплавка металлов.
      В двадцатых годах эту культуру назвали культурой римских влияний. Ведь зарождение ее совпадает по времени с захватом римлянами обширных областей к северу от Дуная, где была образована провинция Дакия. Некоторые историки делают упор на римское влияние на основе многочисленных находок: римских монет, стеклянных кубков, даже золотых медальонов римского императора Траяна (53-117 гг. н.э.), завоевавшего Дакию (однако медальоны найдены на славянской территории, на Волыни).
      И такое влияние отрицать трудно. Римские завоевания не прошли бесследно. Но трудно заподозрить римскую администрацию в стремлении оказать позитивное влияние. Торговля же была затруднена тем, что провинцию Дакию от славянских территорий отделяли Карпаты.
      Карпаты были неудобной зоной торговли, и торговые пути даже при наличии развитого товарного хозяйства у славян должны были бы проходить по горным перевалам, мрачным долинам, по крутым откосам и берегам быстрых шумных рек, ввиду древневулканических образований и ландшафтов, по тропам, которые сильно увлажняются летом и покрываются льдом и снегом большую часть года. Вряд ли развитая торговля могла осуществляться через Карпатский узел. Но почему же тогда на Волыни находят медальоны римских императоров, золотые монеты римской чеканки, клады с вещами римского происхождения?
      Влияние Рима налицо. Но каков конкретно механизм этого влияния?
      Ответить на этот вопрос можно, сопоставив последовательность главнейших событий на Волыни. Первое событие: появление здесь дорогой серебряной и стеклянной утвари и огромного количества римских монет. Второе событие: начало интенсивного развития региона, то есть, по существу, формирование Черняховской культуры. Первое событие отмечено уже в первом веке. Второе событие относится в своей развитой форме к веку второму. Появление римских монет предшествует формированию товарного сельского хозяйства во всем интересующем нас регионе Черняховской культуры. То, что могли дать местные поселенцы на рубеже эр, не может оправдать и объяснить россыпей монет римской чеканки, которые здесь обнаружены вплоть до Днепра и далее. Значит, торговли почти не было. Монеты же находят объяснение как факт массового переселения на эти земли фракийцев с территорий, подвластных Риму, то есть из ближайших провинций: Дакии, Фракии, Мезии.
      Таким образом, сначала - переселение, затем - развитое хозяйство (событие второе, несколько запаздывающее по времени). Это доказывает, по-видимому, факт переселения и одновременно раскрывает механизм влияния римских провинций на регион Черняховской культуры. В составе более поздних кладов монет обнаружена более ранняя чеканка. Это означает передачу римских динариев по наследству. Императорские медальоны - достояние местной знати. Это не военные трофеи.
      Это еще одно свидетельство переселения.
      Кому, как не легионерам первых веков, знать о набегах и нашествиях, волны которых захватывали огромные пространства? Кому, как не им, живо представлять себе запустение придунайских степей? Но кто они, эти легионеры, защищавшие северные и восточные пределы Рима на Дунайском лимесе?
      Это те же фракийцы. И прежде всего одрисы, самые многочисленные из них и самой своей историей как бы подготовленные к службе в императорских когортах. Они-то, конечно, хорошо знали положение на своей родине, которое сложилось в результате хозяйничания римской администрации. А грозные волны нашествий докатились вскоре и до Фракии. Двойной пресс вытеснял население на север - в лесостепи Поднепровья. Степь оставалась относительно слабозаселенной - здесь больше опасностей.
      Легионеры-фракийцы знали географию приграничных районов. Возвращаясь в свои полуразоренные деревни и селения, они и должны были возглавить группы переселенцев или, по крайней мере, принимать в этом активное участие.
      Степь была особой зоной, где сменяли друг друга орды кочевников и полукочевников в период великого переселения народов. Она реже заселялась земледельцами. Она была как бы своеобразным зеркалом, проектировавшим южные районы сразу в зону лесостепи. Альтернатива: благодатные долины Фракии или север. Ответ давала обстановка, жизнь. Судя по находкам в Черняховских кладах, бывшие легионеры-одрисы знали эту обстановку. Так была заселена вся Волынь (Голунь), затем Поднепровье. Эти легионеры, занимавшие и командные должности (фракийцам, особенно одрисам, их доверяли), и принесли с собой императорские реликвии, или же они достались по наследству их потомкам. Но есть ли письменные доказательства факта переселения? Да, есть. Обратимся к документам.
      Вот отрывок из прошения (Cagnat R. Inscriptiones graecae ad res Romanas pertinentes. P., 1927. I, 674.) жителей фракийского селения Скаптопары римскому императору Гордиану III:
      "Мы живем и владеем землей в вышеназванном районе, легко уязвимом вследствие того, что здесь имеются горячие воды, и он лежит посередине между двумя находящимися в твоей Фракии лагерями... Когда в двух милях от нашего селения совершаются празднества, прибывающие туда ради празднества не остаются пятнадцать дней на месте празднования, но, оставляя его, прибывают к нам и принуждают нас предоставлять им гостеприимство и доставлять многое другое для обслуживания их без денег. К тому же и воины, посылаемые в другое место, сворачивая с дороги, прибывают к нам и тоже принуждают нас предоставлять им гостеприимство и провиант, не давая никакой платы. Прибывают также для пользования водами правители провинции, а также твои прокураторы. И вот властей мы очень часто принимаем по необходимости, не имея же силы вынести прочих, мы многократно обращались к правителям Фракии, которые, согласно божественным предписаниям, приказали не чинить нам обид, ибо мы заявили, что не можем более оставаться здесь, но намерены покинуть даже отчие очаги из-за насилий приходящих к нам людей, ведь от прежнего большого числа домов и домохозяев осталась уже небольшая часть. И на некоторое время распоряжения правителей возымели силу, никто не отягощал нас ни под предлогом гостеприимства, ни по части доставки бесплатного провианта, но по прошествии некоторого времени очень многие опять принялись за нас, презирая наши интересы. И вот, так как мы более не можем сносить тяготы и может случиться, что мы, как и остальные, будем принуждены оставить прародительские очаги, то просим тебя, августейший и непобедимый, чтобы ты своим божественным рескриптом приказал каждому идти своей дорогой..."
      Далее в письме излагается просьба освободить селение от бесплатного предоставления провианта, помещений и услуг всем, кроме лиц, посылаемых по делам службы. Просьба обычна и понятна, хотя ей уже около двух тысяч лет; но нас интересует прежде всего указание на то, что уходили они за пределы досягаемости римских властей иными словами, покидали Фракию и территории иных римских провинций, оказываясь на новых местах поселения - за Дунаем, за Карпатскими горами, в общем направлении к северо-востоку от Фракии Это восточный регион Черняховской культуры, Поднепровье и Поднестровье, Волынь.
      Конечно, этот документ отражает общее состояние отношений местных властей с фракийцами во многих и многих селениях, жители которых постепенно должны были разувериться в указаниях фракийских областных правителей да и римских императоров тоже.
      Дело не в горячих источниках.
      Грабеж сельского населения - дело обычное. И если в селении нет горячих источников, а есть одни холодные, то и тут изобретательные власти и легионеры, надо полагать, не растеряются. Знаменитое фракийское вино, керамика, домашний скот... Все это можно взять бесплатно. Если нет соответствующих постановлений, то их можно тут же издать и провозгласить на главной улице. Всегда найдется что взять у крестьянина, пока он жив или пока он не ушел "от прародительского очага".
      Характерно обращение к правителям Фракии и ссылка на него в письме к императору. Важно указание на требование легионеров и других должностных лиц кормить их и размещать в домах бесплатно, без денег. Из этого можно сделать вывод, что нормы, действовавшие во Фракии предусматривали оплату за услуги и провиант. Ведь, помимо прочего, крестьяне платили еще и подати и выполняли распоряжения властей о чем говорится в письме. Значит, деньги должны были все же поступать к крестьянам в том или ином количестве. Вот откуда римские монеты во множестве обнаруживаемые в кладах на Волыни и в Поднепровье! Эти клады относятся к I-IV векам н.э. Уходя из Фракии, Дакии и других областей, крестьяне брали деньги с собой, брали они и инвентарь необходимый для ведения хозяйства. Конечно, правомерно и предположение о ведении ими торговли с империей.
      Но время кладов примерно соответствует времени нашествий готов. Значит жители покидали римские провинции целыми племенами целыми селениями и округами, а готское нашествие застало их в движении, они лишь осваивали новые земли, у них, вероятно было мало оружия. Черняховские захоронения бедны мечами, щитами, клинками, копьями. Хотя, быть может, оружие, как самое ценное достояние, не предавалось земле, а передавалось по наследству. Оно было нужно в то суровое время - для отражения набегов и грабительских походов.
      Приходится встречать порой историков, которые с изумлением выслушивали сообщение о том, что донские казаки - это потомки рязанцев Когда-то население рязанских деревень бежало на Дон - об этом свидетельствуют этнография и раскопки. Легко представить себе, как трудно донести до таких специалистов идею, связанную с распространением той или иной культуры. Впрочем, пока речь идет о переселении вандалов из Европы в Африку и об основании ими там королевства или о походе готов в Италию и Испанию, можно рассчитывать на понимание. Готы и вандалы в некотором роде легенда. Но славяне и балты...
      В первом веке нашей эры и позднее на долю именно фракийцев выпала защита Рима. Легионеры, бессы и одрисы, кораллы и кробизы, лаии и мезы, светловолосые, бесстрашные, защищали сам Рим и его владения на протяжении тысяч километров. Когорты отважных фракийцев вели братоубийственную войну с варварами, сами являясь варварами в глазах римлян и византийцев. И когда Рим пал, когда по Европе прокатилась гроза гуннского и тюркского нашествий, именно фракийцы держали на замке границы Византии - последнего оплота империи. Мир и Европа стали иными, и лишь Византия пережила этот период великих переселений народов и неслыханных нашествий. Гунны вторглись в Центральную Европу, авары и их союзники вошли в пределы самой Фракии. Волна переселений юг-север вовлекала фракийские племена, захватывая прежде всего славян. Нет нужды доказывать, что славяне на своей прародине, во Фракии и в Иллирии, говорили по-славянски. Однако во время грандиозного передвижения на север, взаимодействуя с другими племенами, они неизбежно утрачивали некоторые слова древнего языка и приобрели взамен другие.
      Имена предков
      Фракийский язык (или, точнее, фракийские наречия) реконструировать трудно. До наших дней дошли лишь немногие надписи. Все же исследователи (Д.Дечев, В.Георгиев и др.) смогли установить некоторые закономерности, присущие фракийскому языку. В книге "Характеристика фракийского языка" (София, 1952) Д.Дечев отметил и сходство этрусского и фракийского. В последующем речь будет часто идти о передаче доевропейских согласных и гласных во фракийском языке, о взаимных соответствиях - почти всегда в согласии с работами Д.Дечева и В.Георгиева. (Главная особенность - во фракийском звонкие согласные нередко становятся глухими; это случается и в русском.)
      Отсутствие сколько-нибудь значительных текстов, дошедших из древности, заставляет обратиться к другим источникам.
      Это прежде всего личные имена фракийцев - легионеров или крестьян, иногда рабов. Они остались на надгробиях. Латиница донесла до нас эти имена, греческие надписи тоже.
      Мне посчастливилось изучить около десяти тысяч дохристианских славянских имен в связи с фракийской проблемой. (Источники имен: Словарь древнерусских личных собственных имен Н.М.Тупикова. Спб., 1903; Словарь собственных имен людей/Под ред. С.Ф. Левченко. Киев, 1961; Летописи, берестяные грамоты. Фракийские имена названы в исследовании Fol Al "Les Thraces dans I'Empire Remain d'Occident" (а также в ежегодниках Софийского университета, 1964-1969 гг.).
      Фракийское имя Yiscar созвучно русскому слову "искра". Это имя интересно тем, что оно помогает ответить на вопрос, кому обязан своим основанием один из древнейших городов Искоростень. В названии этого города древлян искали и находили скандинавские слова, например слово "утес". Вряд ли это может иметь отношение к делу. Искар - вот наиболее вероятное имя его основателя.
      Асдула. Русская транскрипция точно передает написание этого имени одрисов. Первая часть "ас" является составной частью и других фракийских имен. Такие сложные имена - не редкость для этого региона. Но другая часть, "дула", как это бывало, выступает в качестве самостоятельного имени. И оно осталось у славян. Дула - так нарекали детей в Киевской Руси. Дулио, Дуло так нарекали своих детей фракийцы.
      Староукраинское имя Епафрас напоминает о древнем фракийском имени Ептетрас. Драгутин - тоже староукраинское имя. Его основная часть, "драг", встречается во многих славянских областях и в качестве первого и в качестве второго компонента. Одновременно это и составная часть фракийских имен - в форме "драс-драш".
      Одно из значений слова "битюг", "битюк" - здоровяк, силач. Раскрыв этимологический словарь русского языка М.Фасмера, найдем, что слово это якобы заимствовано из староузбекского и там оно звучит как "битю" и означает "верблюд". Здесь авторитет Фасмера должен отступить: незачем привлекать староузбекский, если у одрисов есть имя Битус. Оно писалось и так: Битиус, что, конечно же, обусловлено отсутствием буквы "ю" в латинском письме, Битиус это Битюс. Окончание "с" переходит в "к". Совпадение точное. На ста десяти надгробьях оставлено это самое распространенное фракийское имя. Одна из форм - Витус. Это сродни балтийским языкам.
      Мукала. Созвучия знакомы. Имя затем несколько видоизменилось, впрочем, в рамках, дозволенных лингвистикой. Микула. Так писалось позднее, через тысячу с лишним лет. Это известный герой русских былин. У него есть отчество: Селянинович. Значит, имя его отца - Селянин. У фракийцев находим имя Местус. У болгар есть слово "място", у чехов и украинцев - "мисто", в старославянском - "место". Значение хорошо известно: площадь, селение, место. Оказывается, фракиец Местус тезка славянского Селянина. Интересно сохранение смысла имени, его происхождения. У этрусков было имя Спурина от слова "спур-сбор", что означало город. Та же природа имени!
      Фракийское "е" порой звучало как "и". И поэтому нужно переосмыслить значение древнего русского имени Мстислав. Оно встречается в Киевской летописи в форме Мистислав, и первая часть его произошла от фракийского слова "мисто-место". Это подтверждается именем Мистиша, Мьстиша - уменьшительным от Мистислава в Киевской летописи.
      Раз уж мы коснулись Киевской летописи, внимательно отнесемся к именам, в ней записанным. Жирослав. Это киевское имя первой своей частью обязано фракийскому "жера-жира". Жирох, Жирята - имена из новгородских берестяных грамот. Но откуда все-таки это так часто повторяемое в славянских именах "слав"? Ростислав, Вячеслав, Ярослав, Веслав. Где искать истоки этого многократного повтора? Фракийские имена близки к иллирийским. По летописным данным "Повести временных лет", славяне вышли из Иллирии (надо полагать, не все славяне, а только часть их). И вот в списке иллирийских имен находим: Весцлев. Ввиду важности приведем и латинскую транскрипцию: Vescleves. Это и есть имя Веслав и, с позднейшими поправками, Вячеслав. Вот откуда - из Иллирии - вышло семейство славянских "славов"! (Что ж, Иллирия соседствовала с Македонией, а Македония - эллинизированная позднее часть Фракии.)
      Упоминается в Киевской летописи Дюрдев внук. Имя Дюрд хорошо знакомо фракийцам. От него пошли и другие имена - с участием суффиксов, обычных для фракийского языка. Одно из таких сложных имен - Диурданус, Дюрданус, Дюрдано.
      Русское имя Дюрги из Киевской летописи встречается у фракийцев в форме Дурже, Дюрге и Дюрис-Дюрисес. А Серослав - в форме Серрос. Жаль, что лишь некоторые из надгробий разысканы и далеко не все имена известны!
      Имя Дижапор (Dizapor). Вторая часть его повторяет известную славянскую форму "бор", она такая же, как в имени Ратибор. Нужно лишь учесть приглушенное звучание согласных в древней речи, которое непосредственно, без учета правил позднейшего происхождения, передавалось на письме. Но если "бор", "пор" означало и две тысячи лет назад борьбу, то на чьей стороне сражался Дижапор? Ратибор - ратник. это ясно. Попробуем определить место Дижапора в боевом строю символической древней дружины.
      Для этого прежде всего нужно снова и снова изучить несколько сот имен, чтобы исключить случайности: ведь надписи на надгробьях сделаны не рукой записного грамотея латинской эпохи, а рукой простого деревенского парня, попавшего на римскую службу вместе с земляком. И вот этот земляк отправился в последний свой путь. Осталась запись его имени - чаще всего с его слов.