Встреча с сестрой приснилась. Так мне казалось...
      Вечером следующего дня позвонил Валерии. Долго не отвечали, наконец услышал ее голос.
      - Нужно поговорить.
      - Говори.
      - Валерия, я не могу сказать всего по телефону.
      - Но я рано утром уезжаю.
      - Куда?
      - В Прибалтику.
      - Надолго?
      - Да. На месяц.
      - А как же дипломный проект?
      - Он почти готов.
      - Я хотел предупредить тебя... рассказать.
      - Не надо. Не маленькая. - Она бросила трубку.
      Пожалуй, это она могла предупредить меня и многое рассказать мне, со злостью подумал я, вышел на улицу, быстрым шагом направился к парку, блуждал в темноте по влажным скользким тропинкам, пока не устал от ходьбы.
      Неделю я просидел в библиотеке и среди книг запасника нашел, между прочим, репродукции бронзовых этрусских зеркал. Фигура человека на двух из них, процарапанная резцом, навела на мысль о том, что рисунки могли перерисовываться - кочевать с одного зеркала на другое. Стал читать надписи - и они тоже были одинаковы на некоторых зеркалах. Одинаковыми, да не совсем: одно и то же слово могло читаться слева направо и справа налево, сверху вниз и снизу вверх. И тогда я понял - этрусские мастера пользовались иногда готовым зеркалом как эталоном. Они помещали его вертикально, а рядом, под ним, клали на стол заготовку будущего зеркала и обводили буквы и линии отражения. Так появлялись зеркально отраженные надписи и фигуры сюжетов, такова разгадка секрета этрусских зеркал.
      Из окна я видел залитые светом стены домов, к вечеру ездил купаться в Покровское-Стрешнево.
      На восьмой день последовало удивительное предложение. Около девяти утра, когда я собрался ехать в библиотеку, позвонил знакомый журналист и сказал, что общество книголюбов может послать меня в командировку во Владивосток.
      - Когда выезжать? - спросил я.
      - Два дня на сборы. Договорились?
      - Согласен. Летим вместе?
      - Нет. Не могу. Ты летишь вместо меня. Жду. И он повесил трубку.
      Через час мы сидели в его кабинете. Я получил командировочное удостоверение и подумал: "Во Владивосток, как сказано..." Кто откажется от поездки к сорок третьему градусу широты, на море, когда вот-вот стрелка барометра дрогнет раз-другой и поползет к отметке "осадки", а календарь напомнит о том, что бабье лето давно кончилось? Во Владивостоке же в сентябре по-летнему тепло.
      Едва забрезжил рассвет, я пешком добрался до аэровокзала, сел в такси, и через полчаса последние многоэтажные дома остались позади, и лента шоссе то взбегала на пологие холмы, то опускала машину в широкие лощины. Добрались до Домодедова... Полет над Уралом, Сибирью, над протоками Амура, омывающими просторы тайги. Поворот на юг - внизу дальневосточные сопки, голубовато-серые в лунном свете. Три часа ночи. Приземляемся. Необыкновенно прохладно для сентября: двенадцать градусов. Таксист-дальневосточник гонит машину по полуострову Муравьева-Амурского так, что скрипят тормоза на поворотах. Спрашивает, куда везти. Я не знаю. За два дня до отъезда я дал телеграмму в городское общество книголюбов. Какую же гостиницу они заказали для меня? Едем наугад в гостиницу "Владивосток". Долго стою у стеклянной двери: ночь, не пускают. Наконец проникаю в холл. Угадал. Номер заказан именно здесь. Пятиминутный душ, потом одеваюсь, хочу прогуляться по ночному городу. Дежурная по этажу против моей затеи. Едва не вспылил. Вспомнил сестру, ее слова успокоился, вернулся в номер.
      В полдень просыпаюсь, умываюсь, хочу познакомиться с дежурной, хотя бы взглянуть на нее: в ночном разговоре мне почудились знакомые нотки инопланетного вмешательства, ненавязчивого, почти незаметного.
      Ее нет. Она сменилась утром. Вместо нее - восемнадцатилетняя Олечка. Спрашиваю, как зовут ночную дежурную. Не знает, начинает прикидывать, кто был на этаже до нее. Я улыбаюсь, Олечка тоже.
      - Плохая память, - говорит она. - Не помню, Валентина Ильинична или, может быть, Нина...
      Я красочно описываю портрет женщины, предупредившей меня о небезопасности ночной вылазки в одиночку. Олечка кивает головой и называет еще два имени. К этому нечего добавить. Спускаюсь на лифте в нижний холл. В кафе беру кальмары с майонезом, кофе, булку. За соседним столиком говорят о ночном происшествии. Грузовик сбил человека, мужчину средних лет в темно-сером костюме, свитере - и далее следует описание моей внешности. Искоса наблюдаю за рассказчиком. Он меня не замечает и не подозревает, как важно для меня это печальное известие. Необходима осторожность. Но я знаю: меня вовремя успевают предупредить, нужно лишь не пропустить это предупреждение мимо ушей. Думаю о пострадавшем. Нужно бы навестить его, съездить в клинику. Или, возможно, этого делать как раз не надо. Нерешительно встаю из-за столика, сбегаю вниз по лестнице, перехожу улицу. С кручи ведут к берегу двести ступенек. Спускаюсь к пляжу водной станции флота. Еще чувствуется прохладное дыхание ветра, но солнце греет так, что вмиг становится жарко. Вокруг деревянные лежаки на колесиках - особенность местного пляжа. Они расставлены на асфальте правильными рядами. Есть свободные: не все командированные в город пожаловали сегодня на пляж, кое-кого, естественно, задержали дела.
      Снова поднимаюсь к гостинице, захожу в номер, переодеваюсь, в одной рубашке с сумкой через плечо появляюсь на пляже. Три свободных лежака. Греюсь на среднем. Справа и слева кто-то занимает лежаки. В голове теплое молоко, я еще лечу над сибирскими просторами, никак не удается справиться с разницей во времени. И только когда я в третий раз проделал мысленно мое воздушное путешествие - в голове прояснилось, дремота покинула меня. Кто рядом со мной? Справа - девушка с яркими губами, наманикюренными пальцами, черноволосая, в ярком купальнике. Слева мужчина в спортивном костюме, читает газету.
      Жарко. Асфальт нагрелся, нагрелось дерево добротных лежаков. Амурский залив сверкает от солнца, розовеют лепестки вышки для ныряния. Настоящее дальневосточное лето. Бегу к вышке по лодочному причалу, взбираюсь по лесенке, прыгаю вниз, вхожу в плотную воду, светящуюся в глубине зеленоватым светом.
      Касаюсь руками дна. Коричневые голыши, кое-где обросшие мхом, мелкими мидиями, коричневыми нитками водорослей. Существо с черными трехсантиметровыми колючками, едва заметно ползущее меж камней, - морской еж. Подхватываю его рукой, плыву к берегу. На теплом асфальте еж медленно перебирает ногами-колючками и направляется к морю. Я за него спокоен: доползет.
      Асфальт причала обрывается, под ним сваи, уходящие в темно-прозрачную воду. Кажется, можно нырнуть прямо с причала. Здорово - не нужно лезть на вышку с ее раскрытыми лепестками! Верхний слой воды нагрет почти по двадцати двух градусов, ниже вода заметно холоднее. Двухсотметровый заплыв - и я возвращаюсь на свой лежак, спрашиваю у соседа:
      - Отливы здесь бывают или нет?
      - Нет ни отливов, ни приливов, - отвечает он, откладывая газету.
      Долгий час тепла и полудремы. Снова бегу к воде, ныряю с кромки асфальта, касаюсь дна, камней, судорожно отталкиваю дно, царапая ладони до крови, сдерживаю движение тела. Поздно, поздно. Вынырнув на поверхность, обнаруживаю мутную струю крови. Резкая боль пугает меня. На животе две глубоких борозды багрового цвета. Еще немного - и я остался бы на дне. Отливы здесь почти незаметны, но забывать о них нельзя. А ведь мне пора это знать, пора...
      Медленно иду на свое место, сажусь, закрывая руками глубокие кровоточащие царапины. Могло быть гораздо хуже. Соседа моего и след простыл.
      Сочувственное лицо девушки привлекает мое внимание. Можно ли ей доверять? Ответ приходит как бы со стороны. Да, она не имеет отношения к инопланетным рейдам. С ее помощью я привожу себя в порядок. Немного йода и пластыря - и я снова подставляю солнцу бока и спину. Сегодня меня едва не подвела любовь к морю. Возможно, именно этим кто-то хотел воспользоваться... Нет, нет, пора выбросить из головы хотя бы на время эту убийственную теорию неслучайных совпадений! Иначе трудно жить. Есть, есть еще на свете просто случайности, и это отрадно.
      Так, без обеда я провалялся до семи вечера. Потом оделся, взобрался по ступеням на скалистый горб, где красуется гостиница. Раньше на месте водной станции было море. Берег, как сказала девушка, взорвали, выровняли, получился пляж и лодочные причалы.
      Знобило, я зашел в аптеку, купил аскорбиновой кислоты. Утром вышел погреться на солнышке. Еще два дня - и я пришел в себя.
      Дважды в день встречался с читателями в библиотеке на Океанском проспекте. И вот день последний.
      ...Сел на трамвай, поехал к Дальзаводу, где мне предстояло сделать очерк. Но едва я появился там, как меня пригласили в заводскую библиотеку для беседы с инженерами и судоремонтниками. Был как раз обеденный перерыв, и я полчаса отвечал на вопросы. В том числе, как всегда, и на вопросы об Атлантиде.
      Я уже надеялся, что скоро смогу перебраться на север, в город моего детства, где стоит еще на берегу темно-синей бухты дом моего отца. Случилось непредвиденное.
      После обеда спустился вниз, к прибрежному бульвару, где за черными вязами открывалась гавань Золотой Рог. Постоял у вокзала местных морских линий, прикидывая, не отправиться ли мне в мое детство на быстроходной "Ракете" - с последующей пересадкой на "Метеор". И в эту минуту по какому-то наитию прислушался к отрывочным фразам на английском. Осторожно повернув голову, увидел двоих. Один из них, пожилой, коренастый, обвел рукой пространство перед собой, словно объясняя назначение причалов, за рукой его прозрачной синей лентой тянулся дым от сигары. Другой умолк, затем, дождавшись, когда спутник его энергичным движением сунул сигару в рот, произнес с расстановками:
      - ...тогда вызвали Самнера Селфриджа, по приказу которого была пущена ракета. И представь себе, Уильям, он не мог сказать ничего путного. Он вел себя как младенец, удивленный телевизионной программой... потребовали объяснений... в рапорте значилось, что это был самолет, предположительно разведывательный... маршрут, маневры над Гренландией и проливами... они снова начали искать останки посудины... история стала известна на самом верху, только проку не было. Приехали Райерсон и Сандретто, я знал обоих... что ты говоришь?
      В этот момент один из них взглянул на меня, едва заметно кивнул собеседнику, а тот, вместо того чтобы замолчать, побагровев, пророкотал так, что я услышал все до единого слова:
      - Это тайна полишинеля, Уильям. Я могу рассказать это хоть в Москве, при свидетелях. Ничего не было. Это анекдот, из которого хотели сделать байку для новобранцев.
      Однако оба неспешно двинулись прочь, а я некоторое время стоял как громом пораженный. Кто они? Откуда появились эти два призрака? Когда просвет между мной и ими заполнили троллейбусы, юркие дальневосточные такси и трамваи, я быстро перешел на другую сторону улицы и пошел в отдалении, не спуская глаз с тающих силуэтов. Они исчезли в здании морского вокзала. Когда я решился войти туда, никого из интересовавших меня там не было. Зато я увидел морской патруль. Через несколько минут выяснилось: от причала отошел в Находку небольшой теплоход с канадцами и австралийцами, участниками какой-то морской конференции.
      Я бросился было к причалам, чтобы догнать их на катере или "Ракете", но последний местный рейс в девятнадцать тридцать! На моих часах было девятнадцать сорок. Итак, они исчезли, а история о десантном боте над Гренландией осталась незаконченной. Да, непросто, совсем непросто найти останки самой незамысловатой с виду летающей посудины, похожей на обычный самолет, если только прибыла она с другой планеты. В памяти моей я отыскал строчки из письма сестры: "В последнем десанте участвовал всего один инопланетянин - из-за недомогания второго десантника. И вот этот инопланетянин остался один в районе Туле, на западном побережье Гренландии, потому что бот был сбит. Для меня остается загадкой, почему не сработала гравизащита, уводящая боевую ракету с курса. По несчастью, бот был принят за разведывательный самолет без опознавательных знаков".
      Так ли это?
      Когда я вернулся в гостиницу, горничная Олечка сказала:
      - А вас дожидался тут один товарищ, только что ушел, какая жалость!
      Я спустился в вестибюль и увидел этого товарища у киоска с газетами и почтовыми марками. Подошел, сжал его плечо. Это был Леня Абашев. Год назад он кончил в Москве литературные курсы, тогда я с ним и познакомился.
      Леня Абашев отважен, медлителен, добродушен. Он въезжает на машине по вертикальной стене, и если ее нет - по забору. Говорят, один японский менеджер приглашал его на две недели в Японию на все готовое, чтобы поделиться опытом вождения и эксплуатации автомашин. Леня оформил выездные документы, но в самый последний момент его пригласили в автопробег по новым сахалинским трассам, и он отказался от поездки в страну Хокусаи и Фудзиямы. На Сахалине же он один-одинешенек прошел трассу благополучно, успешно миновал участки, оставленные строителями незавершенными, равно как и несколько рек и речушек с мостами без настилов. В итоге он заслужил приз - двухнедельную поездку в ту же Японию, где показал класс вождения, проявил выдержку и самообладание во время автоэкспромтов. И не раз, по его словам, полицейские Страны восходящего солнца показывали ему большой палец с покрышкой и на чистом русском восклицали: "Каласо!"
      Теперь он стоял передо мной и невозмутимо рассматривал меня, как будто я так уж изменился за год.
      - Все в порядке, - сказал я, - зайдем в номер.

      Мы поднялись на пятый этаж. Я достал из чемоданчика московские консервы, заказал чай. Попытался выведать у горничной, кто дежурил той ночью, когда я приехал. Это не удалось. Леня Абашев немногословно поведал о своем житье-бытье. Таким, как он, иногда не очень везет. Мы с ним сформулировали когда-то принцип: сильным труднее. Похоже, исключений не бывает.
      - Ты мне не нравишься, Леня. Как будто тебя мучает неразрешимая проблема и ты стесняешься мне об этом сказать. Ну?
      - Да, есть проблема... - Он улыбнулся открытой чистой улыбкой профессионала. - У меня машина недавно пострадала... ехал, понимаешь, вдруг навстречу трейлер на умопомрачительной скорости, я крутанул баранку, спрямил угол, выскочил на боковую улочку и угодил колесами в открытый канализационный люк. Два раза перевернуло и шлепнуло. Вот и все.
      - Тебе повезло. Эту проблему следует отнести к разряду решенных.
      - Не совсем. Я на мели. Пошел к одному прозаику денег попросить на ремонт, он мне отвечает: "Не могу, дружище, дать тебе и трех сотен. У меня дача на берегу Амурского залива, причем двухэтажная, и на втором этаже, представь себе, я делаю ванную с кафелем, просто и элегантно. А кафель недешев, сам знаешь". Как будто он кладет этот кафель на последние свои триста рублей. На те же триста претендовал и я. На большее духу не хватило.
      - Ты тоже не лыком шит, Леня. Получи триста, которых, не хватает иногда прозаику для полного счастья.
      - Спасибо, брат. Считай теперь, что машина у нас в кармане. Через неделю. А там у меня выходит повестушка... сам понимаешь, в долгу не останусь. Еще сумеем махнуть с тобой в тайгу.
      - Зачем сразу в тайгу?
      - Это одно название - тайга. На самом деле ботанический сад. Привезем на зиму лимонника, грибов, ягод.
      - Не откладывай ремонт машины, Леня.
      - Хорошо. Скажи, зачем ему понадобилась ванная на втором этаже?
      - Странный вопрос. Нужна - вот и все.
      - Понимаешь, в прошлом году он сказал мне... при аналогичных обстоятельствах, что заказал ванную на первом этаже. И тоже с кафелем.
      - Ну и что? На каждом этаже по ванной. Не нашего ума это дело. Он же не спрашивал тебя, почему ты каждый год прыгаешь на машине через открытые канализационные люки? Так?
      - Так...
      - Скажи... ты переписываешься с тем журналистом из Плейнфилда?
      - С Генри Гри? Нет. Давно не писал ему.
      - Ты мог бы возобновить переписку?
      - Зачем это? - Леня с недоуменным выражением лица застыл в позе человека, внезапно потерявшего пенсне.
      - Видишь ли... - Я подбирал слова; нельзя упоминать о контактах и прочем, иначе Леня покрутит пальцем у виска - и баста. Кроме того, я не имел права раскрывать карты. - Видишь ли, есть одно дело. Генри Гри, судя по твоим прежним рассказам о нем, как раз тот парень, который нам нужен. А дело вот какое. Три года назад американская пресса писала об одном происшествии над Гренландским побережьем. Там сбили якобы самолет без опознавательных знаков. На поверку оказалось, что самолета вроде не было, а произошло недоразумение...
      - Брат, да ты с Луны свалился! - перебил меня Леня. - У меня полная подборка о гренландском самолете. Тогда я еще дружил с Генри. Хотел писать приключенческую повесть. Потом раздумал. Не та это тема, не берет за живое. А тебе зачем это?
      - Ну... я тоже хотел написать. Очерк или статью.
      - Не надо. Скажи правду.
      - Разве простая любознательность перестала считаться уважительной причиной?
      - Ладно. Повесть я все равно не окончу в ближайшее столетие. И даже не начну. Что тебя интересует?
      - Не что, а кто... Селфридж, Райерсон, Сандретто. Тебе знакомы эти имена?
      - Не то слово. Очень и очень знакомы. Рассказать по памяти или показать материалы?
      - Бросим монету. Если орел - покажешь бумаги. - Я метнул над столом полтинник, и он, разумеется, упал на раскрытую ладонь Лени орлом.
      - Ловко, - восхищенно пробасил Леня. - Едем ко мне.
      Приглашение было принято с благодарностью. Мы спустились к бухте Золотой Рог, где на глянце темной воды плясали огни и причалы жили своей особой, затаенной, ни на что не похожей жизнью. Леня хотел остановить такси, я отговорил его, мы пошли пешком в сторону Дальзавода, и справа от нас тянулись и тянулись причалы; акации и вязы накрывали шапками крон узкие скверы, прижавшиеся к шоссе. Слева от нас улицы взбегали на пологие горбы сопок, уходили к заасфальтированным невысоким перевалам. Там обрывалась панорама вечернего города.
      Четверть часа - и мы оказались в его квартире. Жил он в мансардной части старого дома, у него было две комнаты с разной высоты потолками, дощатыми полами, удивительной кухней, напоминавшей кунсткамеру: вдоль стен тянулись полки с раковинами, высушенными крабами, морскими звездами, акульими челюстями и черепашьими панцирями. Все это было покрыто серо-зеленой пылью. Я выразил сочувствие:
      - Нелегко, наверное, управляться одному?
      - Нелегко, брат, - сказал он. - Кофе? Чай?
      - Райерсон, Селфридж, Сандретто.
      - Помню, помню... - Он исчез в комнате с низким потолком, там что-то грохнуло, послышались шелестящие звуки рассыпавшегося вороха бумаг, и через четверть часа хозяин вернулся ко мне, на ходу развязывая шнурки синей папки.
      - Итак, Райерсон, - произнес он. - И другие.
      Он подал мне папку с закладками на нужных страницах. Я стал читать. Он ушел на кухню, оставив меня в комнате одного - знак особого доверия к коллеге. Итак, Райерсон...
      ...Родился в Бруклине. Получил степень бакалавра наук в Стентонском университете штата Флорида, степень магистра наук в Дюкском университете штата Северная Каролина. Возглавлял экспедиции по исследованию космических излучений. Организатор отделения прикладной физики на ракетно-артиллерийском заводе военно-морских сил. Работал в Мурстауне и Камдене, является автором и разработчиком программ надежности и контроля. Возглавлял консультативную службу правительства, вице-президент отделения фирмы в Хоторне, штат Калифорния. Внесен в список профессиональных инженеров. Участник многих военно-промышленных программ.