- Здесь настоящий лабиринт! - воскликнула Женя.
      - Балка так и называется - Лабиринтовая.
      И только я произнес "Лабиринтовая", как послышалось гудение шмеля. Звук все усиливался каменными стенами балки, и я понял, что это вовсе не шмель. Я тревожно озирался по сторонам, но продолжал идти. Женя шла следом и не замечала моего состояния. Наконец я увидел непрошеного гостя: это был жук со светящимися надкрыльями. Только теперь, днем, он был похож на обычную бронзовку, и если бы я впервые увидел его, то ничего не заподозрил бы. Я остановился, следил за его прихотливым полетом, спрашивал себя, почему это кого-то обуревает желание охотиться за мной? Жук сел на пластину мергеля неподалеку. Я остановился, но не стал объяснять Жене причину непредвиденной остановки. Она ни о чем не спрашивала. Молча взяла меня за руку, потянула вперед. Жук взлетел, покружился надо мной и исчез. Игла была при мне.
      Стало светло. Открылось небо. Мы поднялись на площадку с каменными перилами. Перед нами была пропасть, на дне ее шумела Хоста. По обеим сторонам пропасти высились белые уступы скал. Голубые речные струи бились о камни в ста метрах ниже нашей площадки.
      На севере виднелась возвышенность, как бы замыкающая ущелье. Там, на этой возвышенности, - руины крепости.
      Тропа свернула влево. У самой надписи, предупреждавшей, что покидать тропу нельзя, мы сошли с нее, двинулись по маршруту большого кольца. Когда-то здесь тоже была туристская тропа. Теперь она едва угадывалась. На плоских камнях, которыми она вымощена, давно отвоевала себе место под солнцем буйная кавказская флора. Это не удивительно. Много миллионов лет назад на этом самом месте плескалось теплое море Тетис, и мы замечали то тут, то там следы былой морской жизни: раковины моллюсков, отпечатки кораллов и диковинных растений. Теперь, миллионы лет спустя, на морских отложениях далеких эпох, обогащенных микроэлементами, спешила подняться вторая волна жизни - уже сухопутной.
      По карнизу ущелья мы поднялись к перевалу. С обрыва увидели гору Иегош, покрытую лесом. Там, где поднимал гребни гор Иегошский хребет, начинался Кавказский заповедник. Мы забрались так высоко, что уже не слышен был шум реки.
      Женя взяла меня за руку.
      - Здесь не слышно и не видно даже зверей, - сказала она. - А ведь они где-то есть. Ты не боишься? - Она испытующе смотрела мне в глаза.
      - Нет причины для беспокойства. До сумерек еще часа полтора. До полной темноты - часа два. На юге быстро темнеет, к сожалению. Что касается зверей, то здесь водятся шакалы, зайцы, куницы, медведи. Но увидеть их трудно именно потому, что они сами хорошо видят и слышат человека. Охотники поэтому, чтобы выследить их, вынуждены прибегать к помощи других зверей.
      - Каких? - спросила Женя.
      - Собак. Хотя, конечно, ты можешь возразить, что собака не зверь, а домашнее животное, и я с тобой должен буду согласиться.
      - Пойдем быстрее, - сказала Женя.
      И мы пошли дальше, в ущелье третьей на нашем пути балки - Глубокой. По ее неровному, выщербленному склону вели каменные ступени. Деревянные перила и поручни, некогда помогавшие туристам, теперь находились в таком жалком состоянии, что мы не рисковали прибегать к их помощи. Субтропические джунгли обступили нас, они словно соскучились по человеку и хотели заключить нас в объятия. Чащобы с лианами и папоротниками, кизилом, самшитом и лавровишней уступили место буковому лесу. Под вековыми буками зеленела мягкая хвоя тисов. На древних пнях и близ валежника белели сыроежки и грузди.
      Новый подъем - и мы оказались рядом с угловой башней крепости. Сохранились остатки стен высотой не более восьми метров, колодцы башен, уходящие в скалу, державшую некогда все сооружение. Плоские камни связаны томпотом, очень прочным известковым раствором.
      - Крепость когда-то была грозой для всей долины. Быть может, здесь шли торговые караваны к морю и обратно.
      - И это все, что известно о крепости?
      - Да, - ответил я. - Вот башни, стены, древние камни, которым почти нечего рассказать о человеке. Лично я думаю, что крепость в глубокой древности осталась недостроенной.
      - Пора, - сказала Женя. - Начинает смеркаться.
      Мы стали спускаться к ущелью. На краю рощи тысячелетних тисов мелькнуло редкое дерево хмелеграб, листья которого напоминают о грабе, а плоды-шишечки - о хмеле. Женя даже не слышала о нем. Потом миновали источник с ключевой студеной водой, чашу под скалой, где лениво плавали тритоны, где папоротник венерины кудри, омываемый брызгами, опускал прихотливые побеги в подводный мирок. Через несколько минут мы вступили на деревянное полотно из досок, нависшее над ущельем. Оно было похоже на памирские овринги, о которых я читал в книгах. Полотно это цеплялось за каменные выступы, кое-где оно опиралось на толстенные бревна, укрепленные в расщелинах скал. Оно было некогда достойным завершением маршрута большого кольца, дававшего туристам и любопытным возможность не только увидеть ущелье, но и испытать ощущение высоты, когда при взгляде вниз замирает сердце. Я шел впереди и велел Жене держаться от меня на расстоянии двадцати шагов.
      Шаткая деревянная терраса нависала над пропастью. Две сорвиголовы отважились ответить на вопрос: можно пройти над обрывом или нет? Если дойдут до конца его, значит, можно... если нет - нельзя. Боялся я за Женю. Я оглядывался, всем своим видом давая понять, что есть еще возможность повернуть назад и второй раз увидеть старую крепость, которая ей так понравилась.
      Вот открытое место, где виден темный глаз пещеры над головой. Там раньше была целая колония летучих мышей. А сейчас? Я окинул взглядом подъем...
      И тут меня качнуло, как на палубе. И еще раз, и еще. И я уже летел вниз, беспомощно раскидывая руки, сжимаясь в комок и снова вытягивая руки в надежде зацепиться за корень дерева. А вверху таял Женин вскрик... Меня подбросило на каменном карнизе, дважды перевернуло в воздухе, и я снова увидел застывшую реку, похожую на серо-зеленое стекло. Удар. Режущая боль, еще удар о камни, хруст сломанного деревца. Падение мое тормозили кусты самшита и молодые стволики, державшиеся на крутом, почти отвесном скате. Они легко пружинили и ломались, но не в силах были удержать меня хотя бы на минуту. И где-то вверху возникал темный глаз пещеры, а на светлом еще небе застыла черная птица, которую я замечал каждый раз, когда меня переворачивало. Не ощущая уже боли, я налетел на крепкое приземистое дерево, и колючие его ветви будто схватили меня и несколько секунд не отпускали. Вспыхнула надежда: ведь я погасил скорость. Сколько метров до реки?.. Мне нужно было упасть в воду, причем на самом глубоком месте.
      Дерево согнулось и стряхнуло меня вниз.
      И я упал на выступы серых камней, острых и холодных. И по скале скатился вниз, оставляя следы окровавленными ладонями, и втягивал голову в плечи - единственное, что я мог сделать по своей воле. Я готов был прекратить борьбу, бессмысленность которой стала очевидной. Еще немного и я потерял бы сознание. Почти горизонтально расположенный ствол сосенки, державшийся корнями за известняки, снова приостановил падение. И тогда я почувствовал, что мне поможет давняя встреча с сестрой. Это пришло ко мне, как всегда, в самую последнюю минуту, точно нужно прошептать про себя несколько слов, чтобы перешагнуть через невозможность, через пространство.
      Да, я свешивался вниз головой с ненадежной опоры ствола и знал, что сейчас рухну. Но одновременно я был впереди себя и отыскивал глазами точки опоры, каменистый откос и пузырящееся мутное стекло реки. Вот оно, глубокое место! Словно воочию я видел со стороны стену скалистого ущелья, галечный пляж, себя самого. Только это помогло мне сделать последнее движение. Я лишь помог себе нырнуть вниз, чуть правее, чем получилось бы само собой. Я нырнул вниз, чтобы попасть к следующему дереву, и опять попытался сдвинуть онемевшее, избитое тело в ту же сторону, к карнизу, с которого я упал бы в глубокую воду.
      И как бы со стороны я увидел эти сантиметры, последние движения рук, ног, всего тела и знал, что мне теперь удастся бросок с карниза. Удар. Последние стоны - я лечу в реку, глотаю воздух, и холодная вода горного потока принимает меня. Не ощущаю последнего удара о застывшие волны. Но нет! Река бурлит, она отнюдь не застыла, эта иллюзия - спутник высоты. И меня волочит по каменистому дну, я не сопротивляюсь. А течение несет, несет меня к перекату, на мелкое место.
      На быстром перекате я выполз на берег, раскинул руки и лежал на светлой гальке лицом вниз, потеряв счет времени. Было уже совсем темно, и в ущелье проникли струи холодных ветров, когда я встал. Медленно, поддерживая колени руками, двинулся по галечному пляжу. Когда ущелье сузилось, а берега поднялись стеной, я не решился входить в воду. Могло сбить и ударить о подводную скалу. Я выжидал, собираясь с силами. Пришла минута, когда вода перестала быть страшной. Я неуклюже нырнул, вытянул руки вперед, стараясь пальцами и предплечьем защитить голову от удара. Пальцы мои скользнули по каменному боку ущелья, у самой подошвы обрыва. У следующего переката меня подняло вверх, покатило по дну, но течение разошлось здесь по всей ширине, потому что отвесные стены отступили. Я снова выполз из воды и упал.
      Только по руслу я мог выбраться из каменной теснины. Над ней поднялась слепая луна - ее пересекали быстрые облака. Ветер усилился. Вверху, в самшитовом лабиринте, завыл шакал.
      С трудом закатав брюки, я увидел в тусклом пепельном свете кровоточащие раны и ссадины на ногах. Я приложил к ранам листья, разорвал носовой платок на узкие полоски и попытался их перевязать. Наконец это удалось. Ощупал ноги, руки, ключицы. Переломов не было. Лег навзничь и с наслаждением слушал вой ночного зверя. Я жив! И до рассвета доберусь до города.
      Женя... Где она? Сомнений не было: она видела, что случилось со мной, и повернула назад. И вышла той же дорогой, какой мы добирались к ущелью. Самую дикую, опасную часть пути она должна пройти до наступления темноты. Часа через два меня будут искать. Хорошо бы оказаться к этому времени в городе. Нужно постараться. Иначе спасателям придется нелегко.
      В путь! Ну же... Заставил себя окунуться с головой в белопенный поток, который шумел так, что заглушал другие звуки. Бил руками по камням, отталкиваясь от дна, старался держаться на стремнине, ловил широко открытыми глазами каждый проблеск, каждый лунный луч. Выбросило к замшелому камню. Я обхватил его ногами и руками, и напор потока был бессилен причинить мне зло. Кожа моя теперь улавливала толчки воды, зрение стало острым. Как раненый лосось, я продолжал пробиваться к устью реки, к морю.
      Последнее купание - и я увидел огни ночного города. Хоста. Знакомые дома.
      Теперь меня била дрожь. Во мне накопилось так много холода, что, даже собравшись в комок на сухом берегу, я не ощущал в себе ни искры тепла.
      Ну же... Бегом. Быстрее. Вот и тротуар. Сто метров. Еще сто. В отделении милиции дежурный сержант таращит на меня глаза. А чему тут, собственно, удивляться, товарищ сержант? Ведь ущелье горной реки - это не беговая дорожка стадиона в Лужниках. Знают ли обо мне? Да, знают, говорит он. Была женщина, рассказала о происшествии. Хорошо, что я пришел. Нет ли горячего чаю?.. Если нет, пойду домой. Что? Штраф за нарушение правил в общественном месте? Согласен. Пусть меня оштрафуют. Но формулировка должна быть иной. Потому что в ущелье, кроме меня, никого не было. Общество диких зверей, ящериц и форелей в речке не в счет. Отлично понимаю сержанта и приношу извинения. Все произошло не только ненамеренно, но даже неожиданно. Беспокоиться за меня не надо - дойду. Нужно лишь позвонить в дом отдыха, сообщить этой женщине, что я жив и здоров. Только я собрался набрать номер, как раздался звонок. Дежурный поднял трубку, передал мне. Женя... Сказал ей, что все в порядке.
      А через несколько минут, с трудом надев сухой свитер, спортивные брюки, шерстяные носки, грелся у электрической плитки, на которой шумел чайник...

ДОГАДКА

РАССТАВАНИЕ

Часть вторая. СТАРЫЕ ГОРОДА