Ярощук решил это выяснить.
      Вместо того, чтобы сесть в подошедший поезд, он вместе с толпой выходивших из вагона людей прошел под лестницей перехода на станцию "Чеховская" вернулся в вестибюль.
      Женщина по прежнему стояла у колонны, но тут словно бы случайно возле неё задержался проходивший мимо мужчина. Со стороны легко было подумать, что человек, не знавший как ему найти дорогу, решил спросить об этом у прохожих. Но Ярощука сразу насторожило то, что подошедший взял женщину за руку так, как позволительно хорошему знакомому, а может быть только мужу: выше локтя, крепко и властно. Они обменялись фразами и тут же разошлись. Мужчина двинулся к эскалатору; женщина пересекла платформу и села в поезд, который шел в направлении, противоположным тому, откуда она только что приехала.
      Третья их встреча снова произошла в метро, на этот раз на "Октябрьской".
      Незнакомка вышла вслед за Ярощуком из вагона, задела его плечом, и тут же обернулась, чтобы извиниться.
      - Здравствуйте, - сказал Ярощук столь буднично, словно они были невесть как давно знакомы.
      - Здравствуйте, - ответила женщина и расцвела улыбкой.
      Он заметил, как из уголков глаз к вискам разбежались тоненькие лучики, но взгляд при этом оставался настороженным и в глубине зрачков таилась тревога. - Вы меня узнали?
      Она замолчала и в голливудской улыбке открыла ровные белые зубы.
      - Да, конечно, - сразу став улыбчивым, признался Ярощук. - Рад видеть вас. - Не сдержался и по инерции отпустил стандартный для таких случаев комплимент. - А вы ещё больше похорошели... Мы встречались на улице Демьяна Бедного.
      Радостный блеск в её глазах потух.
      - Я не это имело в виду.
      - А что?
      - Ладно, не будем, - в её голосе звучала либо усталость, либо безразличие.
      - И все же?
      - Я привыкла к тому, что меня узнают как актрису.
      Ярощук смущенно улыбнулся.
      - Простите великодушно! Так вы актриса? К сожалению, я не театрал и не хожу в кино...
      - Нет, ничего, - женщина снова повеселела. - Это даже хорошо. Если честно, поклонники мне надоели своей назойливостью.
      - Разве слава надоедает?
      - Еще как! Вам это трудно представить.
      Ярощук понимал, что она лукавила. Люди, считающие себя известными, болезненно переживают, когда прохожие не узнают их на улице или в транспорте, не оборачиваются во след, не шепчут друг другу: смотри кто пошел!
      Нет способа действеннее, чтобы оскорбить и довести до белого каления человека, который претендует на всеобщую известность, чем сделать вид, будто он тебе не знаком.
      Однажды Ярощуку представилась возможность проверить это при общении с публичным политиком. Тот лично явился в милицию, чтобы попросить прекратить уголовное дело, касавшееся его нештатного помощника. Ярощук без труда узнал вошедшего. Это был известный своим нахальством и скандальным характером депутат Государственной думы. Он прошел в кабинет, не снимая фуражки, не спрашивая разрешения и не ожидая приглашения, с грохотом вытащил стул из-под стола и сел, демонстративно заложил ногу на ногу.
      - Я к тебе, полковник.
      Политик, повысив подполковника в звании на одну ступень, считал, должно быть, что уже это компенсирует его нахальство во всем остальном.
      Ярощук политика недолюбливал, а хамства не терпел вообще.
      - Будьте добры, гражданин, предъявите документы.
      Сказал и встал, показывая, что лучше ему подчиниться.
      Нервно вскочил и незваный гость.
      - Ты... ты что? Охренел?! Какие документы? Не узнаешь меня в лицо?!
      - Гражданин, - Ярощук сделал шаг вперед. - Будьте добры. Я просил документы.
      Он взял с тумбочки, стоявшей за его спиной, резиновую дубинку и постучал ею по открытой ладони левой руки.
      Политик, обычно наглый, но как часто бывает достаточно трусоватый, сбавил тон. И перешел на "вы".
      - Неужели вы меня не узнали? А ведь народных законодателей стоит знать в лицо.
      - Когда эти народные законодатели примут закон, отменяющий документы, мы будем им руководствоваться. А пока...
      - Я не беру с собой документы. Меня везде узнают и так... Что вы сделаете?
      - Задержу до выяснения личности.
      - У меня, между прочим, в коридоре вооруженная охрана...
      Ярощук нажал клавишу внутрипереговорного устройства..
      - Дежурный? Группу немедленного реагирования к моим дверям. В коридоре вооруженные люди. Брать осторожно. Проверить документы на оружие, составить акт.
      - Вот, - политика трясло от бешенства, но держался он корректно. - Вот мои документы.
      Подрагивавшей рукой он протянул удостоверение Ярощуку.
      Тот взял, просмотрел документ.
      - Прошу, Владимир Вульвович. Садитесь. Итак, что у вас?
      - У нас ничего, - политик сунул документ в карман. - Это теперь у вас. Я сейчас еду прямо к министру внутренних дел. Пусть он лично займется вами...
      Трудно сказать, ездил ли законодатель к министру или нашел какие-то другие пути, но уже к вечеру сверху прошла команда помощника депутата отпустить и расследование о его хулиганстве прекратить.
      Так что поверить в безразличие актрисы к известности Ярощук не мог. А она тем временем, вдруг так просто, словно они были век знакомы, спросила:
      - Вы меня не проводите? Здесь недалеко. Я приглашаю вас на чай.
      - Почему нет? - ответил Ярощук. Он ни мгновения не колебался. Он был готов услышать нечто подобное, хотя и не знал где, когда и в какой форме предложение будет сделано. Он слишком долго в своей жизни занимался тем, что отсеивал случайное от закономерного и старался предугадать обстоятельства, которые порождают те или иные явления. Три встречи с незнакомой женщиной, происходившие в трех разных районах города в самый короткий срок, он уже не мог квалифицировать как случайные. Скорее всего они были запланированными, неплохо организованными и срежиссированными. А коли так, значит ещё кто-то, чье присутствие рядом с собой он не замечает, водит его по городу, заранее зная, где он может оказаться. Однако этот неведомый кто-то не очень высокий профессионал, поскольку не учитывает, что случайность и закономерность в подобных обстоятельствах неплохо просчитываются. Ко всему он либо наивно верит, что Ярощук беспредельно сластолюбив, что тут же прилипнет к бумаге, намазанной медом, либо обстоятельства вынуждают его торопиться, и он во чтобы то ни стало торопится организовать сближение с красивой женщиной.
      - Тогда пошли, - она явно обрадовалась. - Я Валентина. А вы?
      - Алексей, - темнить в этом случае, чтобы не вызвать её настороженности, если она знает кто он, было неразумно. - Алексей Вадимович.
      - Можно, я буду называть вас Ал?
      - Пожалуйста, при условии если мне будет разрешено называть вас Аля...
      Они проехали две остановки на троллейбусе, прошли к кирпичному дому, которые в московском просторечии называются "сталинскими", поднялись на лифте на шестой этаж.
      Квартира, в которой они оказались, поражала размерами - просторная прихожая, три огромные комнаты, широкая светлая кухня, большой балкон.
      В гостиной был накрыт стол. Заметив, с каким интересом на него посмотрел гость, Валентина изобразила смущение.
      - Ой, не обращайте внимания, - она кокетливо улыбнулась и легким движением руки поправила и без того прекрасно лежавшую на голове прическу. - У нас вчера с подружкой был междусобойчик. Сейчас я уберу.
      Она взяла со стола фужер и тонконогую рюмку и, элегантно покачивая бедрами, вышла на кухню. Быстро вернулась, сдвинула стеклянную створку серванта, вынула чистый фужер и рюмку, поставила на столик.
      - Присаживайтесь, Алексей Вадимович. Прошу вас.
      Коньяк, кисти винограда, живописно свисавшие с краев вазы. Лососинка, аккуратно разложенная на удлиненном рыбном люде, красная икорка в икорнице, прикрытой серебряной крышкой - все это выглядело чрезвычайно заманчиво и вряд ли осталось после какого-то "междусобойчика". Здесь явно ждали гостя, но хотели создать вид, что угощение приготовлено случайно.
      - Спасибо, Аля, у меня вечером много дел. И вообще я на службе...
      - Вы меня обижаете.
      Сделав вид, что уступает просьбам, Ярощук сел за стол.
      - Поухаживайте за мной, - кокетливо предложила Аля. - Вино должен разливать мужчина. Разве не так?
      Ярощук налил коньяк в благородные хрустальные рюмки. Предложил тост:
      - За вас!
      Но Аля перебила его.
      - Сперва за наше знакомство.
      Они выпили.
      - У вас прекрасная квартира, - сказал Ярощук, которому нужно было сориентироваться в обстановке. - Куда выходит балкон?
      - На проспект, - ответила хозяйка. - Можно взглянуть, если хотите.
      Она вышла на балкон и встала у парапета. Внизу в быстро густевшей синеве лежал город. Словно разрубая его на две части вдаль тянулась прямая линия проспекта, с обеих сторон обозначенная сверканьем огней.
      Ярощук стоял позади её, и она ждала что он её обнимет. Не мог мужчина не воспользоваться таким моментом. Даже если он сомневается в своей обольщающей силе и не знает - выйдет у него что-то из это затеи или нет он должен, нет, коли следовать психологии самца, он просто обязан попытаться её облапить и проверить свои шансы на успех действием.
      Время шло, а гость ничем себя не проявлял. Он так и стоял за её спиной, совершенно не выказывая никаких желаний.
      - Здесь прохладно, - сказала она.
      После таких слов самый тупой ухажер должен был сделать что-то, чтобы женщине стало теплее.
      - Принести платок? - спросил он. - Можно?
      Его предложение заставило её обернуться. Он стоял на пороге и его мощная фигура атлета закрывала почти весь свет, падавший на балкон из комнаты.
      "Дура, - подумала она. - Вот дура!" Надо было вести себя более вызывающе. А ей показалось, что мужчина, так легко и охотно принявший приглашение зайти к ней на чашку чая, окажется человеком более зрелым и опытным, которому будет не так уж трудно понять, зачем и почему одинокая женщина зовет в гости незнакомца. Теперь приходилось быстро менять тактику.
      - Зачем платок? - сказала она с улыбкой и озорной ноткой в голосе. Обнимите меня.
      "Ну, вахлак, обними же, рискни", - собрав всю свою волю, она попыталась мысленно отдать ему тот же приказ. И сделала шаг навстречу.
      Он неожиданно отступил, не оборачиваясь перешагнул порог и вернулся в комнату.
      - Заходите, здесь теплее.
      Она подошла к нему вплотную и положила обе руки на его плечи.
      - Вы меня боитесь?
      Ярощук осторожно отстранился.
      - Аля, вы угадали. Простите, но я старый трусливый и не раз битый бабник. Как святой апостол Павел я не раз спускался из чужих окон на веревке, спасаясь от ревнивых мужей...
      Она не приняла его тона.
      - У меня нет мужа. Зря вы испугались.
      Но Ярощук видел - она нервничает. Вот прошла, взяла с серванта пачку сигарет. Руки её подрагивали. Прикурила и хотел подойти к окну, но он преградил ей путь.
      - А к окну не надо. Сядьте, пожалуйста. Я гарантирую вам безопасность, если сумею обеспечить свою. Кстати, у вас есть оружие?
      Она посмотрела на него с нескрываемым презрением.
      - Что хотите найти? Гексоген или тротил?
      - Не надо шутить. Я спросил серьезно. Чтобы вы это поняли, вот...
      Ярощук вынул из кармана удостоверение и положил перед ней на стол.
      - Прочитайте внимательно, оно подлинное. И поймете, почему встречаться даже с вашим ревнивым поклонником мне совсем не с руки.
      - У меня нет ни мужа, ни поклонника.
      Она повторила это с упрямой настойчивостью.
      - Значит, мне показалось, что за вами следят. Если это так, я признаюсь, что поддался приступу трусости, извинюсь и с позором исчезну с ваших глаз. А пока - сядьте. Мы подождем моих друзей.
      Он вынул из кармана трубку мобильного телефона, отстукал номер, приложил к уху.
      - Василий, - сказал он спокойно. - Бери двух ребят. Запомни адрес. Ленинский проспект. Да, Ленинский. Дом... корпус первый. Шестой этаж, квартира двадцать. Внизу могут быть двое. Один - обязательно. Не сочти за труд прихватить их с собой.
      Она сидела выпрямив спину и заливавшая лицо бледность стала заметна даже через слой румян. Глаза с расширившимися зрачками застыли.
      Ярощук захлопнул клапан и убрал трубку в карман.
      - Ну, не надо так, Валентина Ивановна. Не переживайте. Насколько я понимаю, вы в этой игре только маленький красный червячок на крючке-проглотушке. Мне важно выяснить, кто же держит в руках удочку. Если за вами нет ничего серьезного, обещаю, что вреда вам не причиню.
      Она опустила голову, уткнула лицо в ладони и плечи её задрожали от рыданий.
      - Вы замерзли? - спросил он участливо. - Хотите, я вас обниму?
      - Нет, - голос её, сдавленный слезами, прозвучал неприязненно и глухо.
      - Как угодно, - сказал он, взял с дивана висевшую на спинке белую пуховую шаль и накинул ей на плечи.
      - Подождем моих людей. Это недолго. Главное - не томите себя.
      Теперь её лицо выглядело совсем иным, чем совсем недавно. Бледное, увядшее, все в мелких морщинках. Широко раскрытые глаза глядели испуганно. Прическа, аккуратная и хорошо уложенная, теперь лишь подчеркивала свою бессмысленность. Она сделала шаг в сторону и отрешенным, полным страдания голосом произнесла:
      - Меня надо убить. Я так утомилась! Отдохнуть бы...отдохнуть!
      * * *
      Природа человека сохраняется неизменной многие тысячи лет подряд. Болезни, несчастья, радости, любовные страсти и сердечные разочарования во всем этом нет ничего нового, неизвестного для ушедших в небытие поколений. Новыми всякий раз оказываются только персонажи, которые проходят по жизни, считая себя первооткрывателями того, что уже давно открыто и пережито другими.
      Впервые читая откровения маркиза Де Сада или осваивая позы "Кама сутры", человек уверен, что ступает на неизведанную тропу, хотя идет по давно утоптанной миллиардами ног торной дороге. И в этом нет ничего удивительного: мир для каждого из нас не вечен. Он ограничен рамками нашей жизни и простирается от дня рождения до дня смерти. Все, что случалось до нас и случится после, нас не касалось и не коснется. Значит, человеку следует жить настоящим, поскольку жить прошлым - печальный удел обессилевших стариков, а призывы, обращенные к молодым, жить ради будущего - это лицемерная болтовня демагогов.
      Валентина Зеркалова с детства умела жить настоящим. Папа - офицер генерального штаба был женат на дочери одного из заместителей министра обороны. Две квартиры в Москве. Две дачи - собственная в Сосновке и казенная в Баковке. Служебная машина, отвозившая в спецшколу с английским и французскими языками, где учились отпрыски номенклатурных советских пап и привозившая домой, все это создавало ощущение постоянного комфорта и обещало прекрасное будущее.
      Валёк - так звали Валентину дома, окончила театральное училище и мечтала об артистической славе на подмостках известных столичных театров. Но её после выпуска распределили в областной драмтеатр. Поскольку папа-военный связей в театральных кругах не имел, Валентине пришлось смириться со своей участью. Тем более, что она верила - пребывание в провинции будет недолгим: талант не может остаться не востребованным..
      Только в оценке своих способностей Валентина сильно ошибалась. Даже в труппе областного театра она уступала многим из тех, кого считала соперницами.
      Помимо любви к искусству, Валентина испытывала постоянное влечение к мужчинам. Вопросы пола и секса стали волновать её уже с пятого класса. Однажды, забравшись из любопытства в один из шкафов, в котором стройными рядами стояли книги папиной библиотеки, Валечка обнаружила несколько прекрасно иллюстрированных томов, которые потрясли её своим содержанием.
      Наугад, без особого интереса открыв толстенную книгу - просто так, чтобы взглянуть на то, что в ней есть, Валя испытала сперва удивление, потом настоящий шок.
      На каждой страничке книги были изображены любовные игры мужчин и женщин в диковинных положениях и позах, запечатленных разными художниками китайскими, индийскими, японскими, европейскими...
      Первым инстинктивным желанием было закрыть книгу. Она даже сделала это, однако ставить в шкаф на прежнее место не стала. Ни отца, ни мамы дома не было и бояться кого-то не приходилось.
      Валечка уселась в кресло, в котором с газетой и книгой вечерами сиживал папа, положила фолиант на колени и начала листать одну за другой страницу, разглядывая картинки.
      Эти книги обладали удивительной и в то же время плохо объяснимой притягательной силой. Рассматривая их, Валя испытывала противоречивые чувства. С одной стороны ей казалось, что она подглядывает в щелку за чем-то недозволенным и постыдным и это порождало в ней ощущение вины. С другой - откровенность и предельная вольность в изображении художником поз и действий телесного общения людей возбуждали и притягивали её.
      В один из вечеров, когда родители уехали на дачу и Валечка, а стукнуло ей восемнадцать, осталась дома одна, она взяла наиболее интересовавшую её книгу, зажгла торшер, улеглась в постель и отдалась разглядыванию картинок, совершенно не боясь, что кто-то застанет её за этим занятием.
      В какой-то момент обычное возбуждение, сопровождавшее это занятие, сразу переросло в новое качество. Валя ощутила, что внутри её, где-то чуть ниже пупка сперва затеплился, потом, делаясь все горячее вспух светящийся шар. Он медленно перекатывался от низа живота к груди, возбуждая чувство сладостного томления.
      Чтобы отвлечься от всего, что мешало ощущать золотистое ласкающее свечение в самой себе, Валечка замерла, остановив взгляд на возбудившем её интерес рисунке.
      А шар все раскалялся, подкатывал к сердцу, заставлял его биться сильнее и чаще. Валя стала все теснее и теснее сжимать колени, словно старалась удержать и сохранить родившуюся внутри её медовую сладость. И вдруг раскаленный шар лопнул, опалив все её существо жарким взрывом. Багрово-золотистое пламя полыхнуло в глазах, заставило тело содрогнуться. И тут же Валечка рухнула в оглушающую тишиной пустоту. Она уронила голову на подушку, книга с тупым стуком упала на прикроватный коврик.
      Потом Валя долго полулежала в кресле, откинувшись на мягкую спинку, расслабленная, не способная шевельнуть ни рукой, ни ногой.
      Медленно приходя в себя и возвращаясь к обычному состоянию, она ощутила испуг. Шок от испытанного был настолько силен, что возникла мысль: не проявление ли это психического расстройства. Позже Валечка научилась сама вызывать приятые ощущения и уже не пугалась их.
      Вышла замуж она по любви. Однажды на выездных гастролях в подшефной театру воздушно-десантной дивизии Валентина встретилась с молодым офицером Игорем Полуяном. Они поженились. Вскоре в связи с переводом мужа на Дальний восток, Валентине пришлось оставить театр и уехать к новому месту службы супруга. Помотавшись за ним по гарнизонам, хлебнув в полной мере невзгод армейского неустроенного быта, пережив крушение надежд, которые в молодости связывала с золотыми погонами мужа, Валентина оставила Полуяна и вернулась в Центральную Россию, в Тверь. Там жила её лучшая подруга Лидочка Царапкина, которая обещала женщине, утомленной жизнью в глуши, ввести её в настоящее "светское общество" новых русских, умевших веселиться и ценить женскую красоту.
      Лидочка не обманула подругу. Круг богатых ценителей женского тела оказался обширным и разнообразным.
      Ночная жизнь - коньяк, виски, тосты за дам; музыка, оглушающая, бьющая по мозгам; певички, то разудало-развязные, то со слезливым надрывом в голосах; русский стриптиз (длинные ноги, огромные вялые титьки с обкусанными сосками) - все это поначалу казалось Валентине тем настоящим, что наполняет серое будничное существование человека смыслом, делает его интересным. Но вечера вскоре пошли конвейером, с надрывом и перебором утех: до утра шли гулянки, которые оканчивались в постели с таким же поддатыми как и сама Валентина мужчинами, пропахшими потом и табачарой. Затем долгие и утомительные до изнеможения попытки прорваться через отупевшую чувственность к вспышке удовольствия, которое все время от неё ускользало. И, наконец, тяжелый сон с последующим похмельным пробуждением.
      После полудня, разглядывая себя в зеркало, Валентина все чаще видела помятое бледное лицо, кожу, терявшую эластичность, мешки под глазами, глубокие морщинки в уголках губ и с трудом сдерживала слезы. "Меня надо убить. Я так утомилась...", - она дрожащим голосом, искренне жалея себя, произносила слова монолога Аркадиной из чеховской "Чайки".
      Меняя измятые, залитые вином, пропахшие потом и мускусом простыни; глотая таблетки пенталгина, чтобы снять тупую тяжесть в затылке, она все чаще задумывалась над тем, что бурные ночи под кайфом - это не сама жизнь, а попытки убежать от нее, стремление забить чувство гнетущего гложущего душу одиночества; желание задавить страхи, возникающие при мыслях о будущем, хотя убежать от себя нельзя.
      Потом приходил новый вечер т все начиналось с начала.
      После смерти Валентина переехала из Твери в Москву, где вступила во владение огромной отцовской квартирой. Однако она привезла в столицу старые связи и привычная жизнь продолжалась. Поначалу Валентина собиралась предложить свои таланты какому-нибудь театру, начать работу, но так ни разу никуда и не сходила и дальше пустых мечтаний дело не двинулось.
      В один из вечеров в казино "Голден палас" на Ленинградском проспекте её познакомили с высоким стройным кавказцем, который представился ей Муратом Нахаевым. Новая любовь закрутилась в тугую пружину. Вечера в казино щекотали нервы. Выигрыши и проигрыши в равной мере возбуждали приступы чувственности, обостряли желания. Казалось новому увлечению не будет конца. Но это только так казалось.
      Как-то хмурым осенним утром после ночи, проведенной в казино "Корона", где Мурат просадил свыше тысячи долларов, Валентина проснулась и открыла глаза, не совсем понимая, что с ней. Она лежала нагая в своей постели под одеялом. Тупая боль тянула затылок. Ныло левое плечо. На груди, мешая дышать, лежало нечто теплое и тяжелое. Она скосила глаза и увидела слева от себя горбоносое лицо незнакомого мужчины. Тот лежал на спине с открытой грудью, густо поросшей черными вьющимися волосами. Это его правая рука, откинутая в сторону поверх одеяла давила на нее.
      Валентина слышала его дыхание, спокойное, глубокое, ровное.
      Она провела пальцами от груди до бедер, ощутив бархатистую теплоту собственной наготы. Коснулась мягких волос под животом и вернула ладонь к груди. Она никак не могла вспомнить, когда легла в постель и почему оказалась раздетой.
      Разбуженный её движениями мужчина шевельнулся, убрал руку, скользнул ею под одеяло, положил на грудь Валентине и сжал пальцы, словно проверял упругость её тела.
      Валентина строптиво дернулась и попыталась вскочить, но мужчина перехватил её и придавил к постели.
      - Э-э, - протянул он лениво, - ещё лежи. Не скакай.
      - Вы кто? - в голосе Валентины смешалось в равной мере удивление, возмущение и непонимание.
      Мужчина приподнялся на локте, посмотрел на неё с откровенной насмешкой. Он был черноволосый, черноглазый, черноусый с двухдневной колючей щетиной на смуглых щеках. Из под мышки, которая оказалась возле её лица, на неё остро пахнуло запахом старого перебродившего пота.
      - Ты уже забыла? - спросил мужчина и широко улыбнулся, открыв ровные белые зубы. - Я Виса. Теперь помнишь?
      - Где Мурат? - Аля все ещё не могла прийти в себя и понять что происходит.
      - Зачем тебе Мурат? Я его отправил домой.
      - Как отправил? - она опять попытался вырваться, но Виса не позволил ей этого сделать.
      - Лежи спокойно. Ты теперь моя женщина. Понимаешь? Я тебя у Мурата купил.
      - Вы что с ума сошли?!
      Валентина сумела выкрутиться из под его руки и села на постели. Он тут же схватил её за плечо и сжал крепкими пальцами горло. У неё перехватило дыхание. Она захрипела.
      - Я сказал: ещё лежи. - Он придвинулся вплотную, дохнул ей в лицо винным перегаром. - Ты что, забыла? Всю ночь целовалась и говорила: ах, Виса! Ах, Виса! Теперь не помнишь?
      Он отпустил её горло, повел рукой вниз, скользнул ладонью по животу, коснулся бедер. Валентина инстинктивно их сжала.
      - Так не надо, - укоризненно заметил Виса. - Если я хочу играть, ты тоже хоти. Будешь глупая - убью.
      Она почувствовала его напрягшуюся плоть и, понимая, что бороться бесполезно, закрыла глаза и раскинулась, принимая его в себя.
      Виса согревал её постель не больше двух месяцев. За это время Валентина так и не сумела понять, чем занимается этот чеченец в Москве, откуда у него такие огромные деньги и большие связи. Он часами вел беседы по сотовой связи с депутатами Думы, с чиновниками муниципалитетов столицы, с милицейскими чинами, всем что-то обещал и одновременно от всех чего-то просил и, судя по всему, что-то регулярно получал.
      В одно из обычных похмельных полудней Виса стал складывать вещи в свой небольшой чемоданчик.
      - Ты куда? - спросила Валентина с тревогой в голосе. Возможный отъезд покровителя, который уже сумел отвадить от неё многих знакомых, всерьез беспокоил.
      - Перееду в другое место, - спокойно разъяснил Виса. - Завтра в Москву приедет большой человек. Член правительства Ичкерии. Мы приведем его сюда. Он будет твой гость.
      Было в тоне, которым Виса сообщил новость нечто, заставившее её насторожиться.
      - Будете обедать? - спросила она.
      - Все будем. Все. Обедать, гулять. Надо его хорошо встретить.
      - Прикажешь бегать по магазинам?
      - Э, глупая баба! Закажем все в ресторане. Я тебе сказал - будет большой человек и встречать его надо хорошо.
      - Что делать мне? Уйти?
      - Нет, оставайся здесь. И, если понравишься гостю, я должен подарить тебя ему. Мы уедем тогда, он останется.
      Она понимала, что спорить с Висой бесполезно и все же сказала со злой иронией:
      - Передаете меня друг другу как эстафетную палочку?
      Виса воспринял сказанное спокойно.
      - Э, женщина. Ты не палочка, а эстафетная дырочка. Во-вторых, если не нравится, я найду десять других шлюх. Таким товаром Москва богата.
      Валентина смирилась. Ей надо было жить.
      Так в её жизни появился новый человек - влиятельный кавказский делец Казбек Исрапилов. Чуть позже он уступил место своему приятелю Руслану Адугову, который, судя по всему, собирался поселиться в Москве всерьез и надолго.
      * * *
      В дверь позвонили. Звонок в прихожей от чрезмерного усердия или почтенного возраста потерял голос и старчески дребезжал.
      Валентина, сидевшая за столом, напряглась. Глаза её широко раскрылись. За все время ожидания, она не произнесла ни слова: ушла в свое прошлое, застряла там, не зная как выйти в настоящее, а ещё больше боясь неясного будущего.
      Ярощук пружинисто встал с дивана, вынул из наплечной кобуры табельный пистолет, щелкнул предохранителем и вышел в прихожую.
      Встав в простенок, чтобы не оказаться в простреливаемом с лестничной клетки пространстве, спросил:
      - Кто?
      - Алексей Вадимыч, - голос, чуть приглушенный дверью, принадлежал Карпенко. - Эт-то я.
      Ярощук, не убирая пистолета, щелкнул замком и открыл дверь.
      - Входи, - сказал Карпенко и пистолетом подтолкнул вперед себя мужчину в сером дорогом костюме и в шляпе. Руки тот держал за спиной, и Ярощук сразу понял, что стабильность их положения зафиксирована сталью наручников.
      Ярощук отступил в сторону, пропуская вошедших. Закрыл за ними дверь и посмотрел на Карпенко.
      - Этот был один?
      Карпенко отрицательно мотнул головой.
      - Их было два. Один рванул дворами. Наши его ищут.
      Он ещё раз подтолкнул задержанного пистолетом, направляя в комнату.
      Ярощук убрал оружие и всмотрелся в лицо задержанного. Чтобы лучше разглядеть его, снял шляпу и швырнул на диван. Узнал человека, который беседовал с Валентиной в метро на Пушкинской. Бросил взгляд на хозяйку дома.
      - Сдается мне, что мы знакомы. А вы, госпожа, Зеркалова, его знаете?
      Валентина опустила голову на руки, лежавшие на столе и заплакала. Прическа, ещё недавно удивлявшая своей искусной ухоженностью, сбилась и растрепалась.
      Снова обернувшись к Карпенко, Ярощук спросил:
      - Обыскали?
      - Обязательно.
      Карпенко стал вынимать из карманов найденные у задержанного вещи. Сперва положил на стол красный паспорт гражданина СССР, затем зеленый паспорт с золотым затейливым иностранным гербом на обложке, пластиковую карточку автомобильных прав, несколько разных удостоверений в разноцветных корочках. Сверху, придавив документы, положил пистолет "Вальтер", а рядом поставил на стол две зеленых наступательных гранаты РГД-5 с ввернутыми взрывателями.
      - Все, - сказал Карпенко с усмешкой. - Полный джентльменский набор.
      Ярощук снял пистолет с документов, отложил в сторону, потом взял красный паспорт. Прочитал вслух:
      - Джунид Давлатмирзаев. Гражданин России. Так, - Ярощук отложил красный паспорт. Взял зеленый. - Башир Абу Мажид. Гражданин Иордании. А кто же он по автомобильным правам? Так, Руслан Адугов. Красиво.
      Ярощук щелкнул пластиковой карточкой по ногтю. Посмотрел на хозяйку. Валентина Ивановна, как вы думаете, кто же ваш знакомый на самом деле?
      Зеркалова даже не подняла головы.
      - А ты что скажешь нам, многоликий Джунид-Башир-Руслан?
      Задержанный зло посмотрел Ярощука из под густых черных бровей.
      - Ничего не скажу. Все равно скоро отпустишь.
      - Василий, - Ярощук бросил многозначительный взгляд на Карпенко, - Мне этот деятель кого-то напоминает, но кого именно вспомнить не могу. Так что я его заберу с собой и увезу подальше, и скоро не выпущу. Пусть не надеется.
      - Что будем делать с дамой?
      - Пусть остается дома. Ей есть о чем подумать.
      * * *
      Генерал-майор Георгий Шалманов приехал на Арбатскую площадь в министерство обороны с утра и уже более часа ожидал приема у министра. Тот, как сообщили Шалманову в приемной, был срочно вызван к премьеру и должен был вернуться с ценными указаниями с минуты на минуту.