Войдя в помещение вместе с военкомом, Полуян приложил руку к груди и вежливо поздоровался. Затем, сняв кепку, обратился ко всем сразу.
      - Уважаемые, вы люди мудрые. Хочу у вас просить совета...
      Бородатые мудрецы, занявшие первый ряд, степенно закивали. Это хорошо, когда ищут их совета.
      Таран, сопровождавший командира, развернул заранее приготовленный рулон и прикрепил к классной доске карту-схему.
      Полуян взял указку, заранее вырезанную из ветки орешника, и стал водить по схеме.
      - Думаю, эти места вам знакомы. Это Веденский район Чечни.
      Старики узнавали на схеме знакомые им с детства места и одобрительно кивали. Карта, вычерченная с предельной простотой оказалась точной и легкой для понимания.
      Линия границы Веденского района, по которой бежала указка, походила на гриб с кривой шляпкой и толстой ножкой. Верхняя часть шляпки была обжитой, о чем свидетельствовало множество теснившихся рядом черных прямоугольников, изображавших аулы. Райцентр - аул Ведено лежал между гор в долине реки Хулхулау. Аул Дарго протянулся по берегам реки Аксай. Мелкие населенные пункты также выстраивались вдоль речушек, на лесистых склонах хребтов.
      Южная часть района - ножка гриба - горный массив Кашкерлам с одноименным пиком высотой в две тысячи восемьсот метров чертежник прорисовал так удачно, что даже человек, не знакомый с топографией, но знавший горы, мог понять с чем имеет дело. Самый большой аул, лежавший за Кашкерламом носил название Макажой. Здесь фактически оканчивалась единственная автомобильная дорога, по которой от Макажоя можно добраться до чеченских аулов Харачой, Дышне-Ведено и в другие места, расположенные на севере. При этом не меньше десяти километров этой трассы проходило по территории Дагестана. Если точнее, то по территории Ботлихского района. На высоте две тысячи сто семьдесят семь метров дорога преодолевала перевал Харами и вдоль реки Харач по восточному фасу хребта Заргубиль возвращалась в Чечню.
      Все передвижения на территориях южнее хребта Кашкерлам, о чем собравшимся было прекрасно известно, осуществлялись только по грунтовым дорогам и тропам.
      Западнее Веденского в горах со средними высотами около двух тысяч метров раскинулись Шатойский и Итум-Калинский районы.
      - Мне приказано совершить рейд в тыл боевиков. Вот сюда, - продолжал объяснение Полуян и указкой очертил место предстоявшей операции. - В зоне неподалеку от административной границы Чечни и Дагестана у боевиков размещены базы снабжения. Наша задача их выявить и уничтожить. Граница этой зоны на востоке со стороны Дагестана от горы Годобери до горы Заинкорт. Южная сторона уходит на запад до реки Шарааргун. В середине зоны расположены аулы Кенхи, Етмуткатлы, Кабардатлы, Бицухе. Ну, и другие. Многим из вас, как я думаю, эти места знакомы. Здесь горы, а вы горцы. У кого, кроме вас спросить совета, как лучше и спокойнее пройти в интересующие нас места.
      Тщательно вычерченная и аккуратно растушеванная чертежником разведотдела схема обращала внимание обилием темного цвета, насыщенность которого колебалась от оттенков кофе с молоком до темно-шоколадного. Выписанные крупными цифрами отметки высот пугали своей четырехзначностью 2661, 2905, 3308...
      В зале старики оживились. Подполковник Кахраманов, сидевший за столом, нахмурился. Когда его попросили собрать для совета старейшин, он не знал о чем пойдет речь, и пригласил всех, кто мог прийти. Совсем по другому он бы поступил, если бы его поставили в известность о чем пойдет речь. Тогда бы в числе приглашенных оказались только те, кому можно доверить секрет операции. Теперь ничего не оставалось как только надеяться, что утечки информации не произойдет. Но на это выпадало слишком мало шансов: слухи и звуки в горах движутся с одной скоростью.
      Более часа Полуян выслушивал советы тех, кто знал горные тропы и ходил по ним в гости к родственникам до тех пор, пока военные действия не отгородили Чечню от Дагестана стеной незримой опасности.
      Прощаясь с Полуяном, Кахраманов так и не высказал своего неудовольствия, тем что его не предупредили о чем тот собирается посоветоваться со стариками. Гости пожелали, он их пожелание выполнил. Гости оказались глупыми, от хозяина нельзя требовать, чтобы он их учил уму-разуму... Конечно, при встрече с генералом Шалмановым он свое неудовольствие выскажет. Напомнит, что в ворота благодушия враг проникает без всякого труда. Скажет, что храбрец без осторожности подобен соколу без крыльев. Значит, зачем смелость беспечным?
      * * *
      Запись радиопереговоров, сделанная разведотделением штаба генерала Шалманова:
      "3. 04. Неустановленная рация, работавшая в районе аула Дылым и высоты 971.
      - Я "Леча". "Борз", как слышишь?
      - "Леча", я "Борз", слышу отлично.
      - "Борз", совершенно точно. Завтра или послезавтра в район Кенхи отправляется диверсионная группа федералов. Состав не более десяти человек. Похоже, все контрактники. Их цель - разведка баз снабжения и боепитания и наведение на них авиации.
      - "Леча", это хорошая новость. Мы всех гостей встретим. Что у тебя еще?
      - Завтра генерал Мохнач вылетает в сторону Годобери.
      - Спасибо, будем иметь в виду.
      - У меня все, связь кончаю.
      - Аллах акбар!
      - Аллах акбар!"
      * * *
      Вертолет, ожидая пассажиров, стоял за небольшим домом, который прикрывал его своими стенами от возможных выстрелов со стороны гор. В облике винтокрыла ощущалась усталость.
      У открытого люка стоял техник-авиатор. Увидев Тарана, выделил его из всей группы, подошел, протянул руку:
      - Рад такой встрече. Думаю, прапор надолго забудет дорогу к посадочной площадке.
      Команда начала погрузку.
      Труднее всего оказалось затащить в вертолет ишаков. Длинноухие упирались всеми четырьмя ногами, не желая переставлять их по трапу. Их пугало огромное гулкое нутро машины, в которую люди старались их втолкнуть. Приходилось применять силу. Таран, стоя впереди ишака на трапе, тянул его за повод вверх, Бритвин и Столяров, упираясь руками в круп, толкали животное снизу.
      Самое смешное заключалось в том, что попав в вертолет, ишаки смирялись и вели себя достойно, если не считать, что один из них помочился внутри машины ещё до взлета.
      - Мы готовы, - сообщил Полуян командиру экипажа.
      - Немного подождем, - ответил тот. - Есть попутный груз в генеральском чине.
      Ждать пришлось недолго. К вертолету, пыля колесами, полетел и круто тормознул "Уазик". Из него вышли три офицера и направились к трапу. Лопасти несущего винта, которые до того момента безвольно свисали, стали неторопливо раскручиваться. Звук работавшего двигателя усилился, стал быстро нарастать и превратился в свирепый рев, больно бивший по барабанным перепонкам.
      Через мгновение машина зависла над землей, слегка опустила нос, приподняла хвостовую балку и двинулась вперед, будто вынюхивая дорогу.
      Продолжая набирать высоту, вертолет слегка накренился и повернул влево. Лопасти несущего винта слились с сплошной серебристый круг, сверкавший над горбатой спиной машины.
      Полуян, узнавший генерала, когда тот подходил к машине не имел никакого желания заводить разговор. Начал его Мохнач. Оглядевшись и узнав Полуяна, он удивленно спросил:
      - Ты то здесь как?
      - Служу. Наемником у Басаева.
      В это время в вертолет ворвался ветерок и сразу остро потянуло мертвечиной.
      - От тебя воняет, - генерал Мохнач недовольно поджал губы. - В дерьмо вляпался, что ли?
      - Все нормально, - возразил Полуян спокойно. - Это пахнет внутренней политикой нашего государства. И президентом. Специфический запах трупа, верно?
      Мохнач нахмурился. Сжал кулаки, хрустнув при этом костяшками пальцев.
      - Ты нисколько не поумнел, Полуян. - Подумал и постучал себя согнутым пальцем по лбу. - Неужели так и не научился думать, где и когда можно болтать, а где лучше промолчать?
      - Пошел ты, генерал!
      После того, как Мохнача высадили в точке, которая была указана на маршруте, Ярощук с интересом спросил:
      - Вы что, давно знакомы?
      - Давно, - сказал Полуян. - Но лучше бы его не знать.
      - Что он здесь делает?
      - Не знаю, но думаю ждет вакансии. Окончится война, Шалманова тут же с почетом изгонят, а место его получит Мохнач. Он свой, прирученный. И боевой опыт какой - Афганистан, Арбатский мост, теперь покантуется в Дагестане. Готовый заместитель министра обороны в любом новом правительстве президента Ельцина.
      Больше о генерале они не обмолвились ни словом.
      Вертолет летел над самой землей. Летчик напряженно следил за рельефом, то подбрасывая машину вверх, чтобы перемахнуть через очередную возвышенность, то направлял её вниз, стараясь прижаться к верхушкам деревьев.
      Все это походило бы на аттракцион, предназначенный для увеселения любителей острых ощущений, если бы не пулеметчик, сидевший у открытой двери и периодически вспыхивавшие за бортом шары тепловых ловушек. Никто не знал, где "вертушку" могла поджидать опасность и как она способна вдруг проявиться.
      Ярощук, не поднимая головы, искоса оглядел спутников. Они сидели с хмурыми сосредоточенными лицами. О чем они думали можно было только догадываться.
      По мере того как солнце нагревало землю, болтанка усилилась и временами начинало казаться, что машина летит не по воздуху, а катится по ухабистой дороге.
      Горы, над которыми пролетал винтокрыл, не выглядели высокими. И это впечатление усугубляла тень машины, которая то скатывалась по склонам очередной гряды в лощину, то тут же легко взбегала на крутой подъем.
      Мысль о том, что человеку потребуется на то же самое действие час или два, в голову как-то не приходила.
      Они приземлились в зеленой лощине, окруженной высокими грядами скал. Быстро разгрузились. Махнули вертолету рукой и тот, прошмыгнув по земле стрекозьей тенью, умчался на север.
      - Мы прибыли, - сказал Полуян, обращаясь ко всем сразу. - Будем располагаться. Места здесь глухие. Средняя высота над морем около трех тысяч метров. Крупные поселения в основном на севере на склонах хребтов Аржута и Зоногох. У нас за спиной гора Тлимкапусли - высота три семьсот. Перед нами другой пупок, чуть повыше - гора Аддала-Шухгельмеэр - четыре пятьдесят.
      Дня четыре мы потопчемся здесь. Погуляем по горкам. Если это окажется не по зубам - спускаем шины и вызываем вертолет на возврат. Идти через перевалы на Снеговом хребте не сумеем. И еще. Люди вы опытные, учить вас только портить. Поэтому прошу всех постараться понять, что ставка в деле, которое мы начинаем, не шестизначная цифра. Забудьте о деньгах. Забудьте начисто. Ставка - шесть жизней. Моя и ваши. Каждый ход - только с козырей. Иных карт у нас нет и не должно быть. Стрелять очередями категорически запрещаю. Один выстрел - один дух. Очередь в три патрона только в момент, когда кто-то прикрывает бросок товарища.
      - Командир, - сказал Столяров, - надо вынуть батарейки из телефонов. Это аппаратура хитрая. Она даже без выхода на связь позволяет нас запеленговать. Вряд ли нам нужно подставляться.
      - Добро, - поддержал Полуян. - Можно было доложить мне об этом и раньше.
      Стоянку они организовали в широкой котловине, вырытой водопадом, который в дни бурных дождей срывался с крутого отвеса вниз. С тыла их надежно прикрывала скала, перед ними вниз уходил пологий склон, поросший старыми буками.
      Водопад не просто вырыл глубокую и просторную яму, он приволок с высоты и разбросал по её краям валуны разных размеров, создав естественное укрепление, пригодное для длительной обороны. Потребовалось лишь немного усилий, чтобы придать крепости не достававшие ей качества.
      Каждый стрелок выбрал сектор обстрела, расчистил его от бурьяна и закрывавших обзор камней.
      Солнце ушло и сразу стало зябко: горы есть горы. Здесь приход сумерек сразу заявляет резким похолоданием о своей враждебности человеку. Не даром именно горцы создали бурку - накидку из шерсти, которая служила путникам, пастухам и воинам ложем, одеялом и укрытием от дождя, ветра и снега.
      В тихом уголке, образованном стенами скал, развели костер. Чтобы собрать сушняк на целую ночь, им потребовалось не так уж много времени. Лес, неухоженный, захламленный валежником и сухими ветками был полон топлива.
      Костер разгорался. Языки пламени осторожно облизывали хворост, словно проверяя его готовность к горению. Потом огонь ярко вспыхивал, набрасывался на сучья и с плотоядным треском начинал их пожирать.
      Столяров молча и сосредоточенно ломал палки и подкидывал в очаг. Огонь оранжевыми трескучими снопами вскидывался к небу. Во тьму улетали и тут же гасли сотни мелких блескучих искр.
      Огонь, морские волны, набегающие на берег, и степной ковыль, волнуемый ветром - это стихии, на которые человек может смотреть не уставая. Их игра и движение умиротворяют душу, навевают думы о красивом и вечном.
      От костра веяло теплотой и сухостью. А со стороны гор, к которым сидевшие у огня люди были обращены спинами, веяло холодом снеговых вершин. Их не было видно в этих местах: Главный кавказский хребет лежал чуть южнее, но его ледники во многом определяли здесь и погоду и климат.
      Где-то в стороне от стоянки в лесу недовольно ухала ночная птица. Но в её крике не слышалось тревоги. Она просто жаловалась на свое одиночество.
      Новая обстановка взбудоражила всех и никто не собирался спать. Говорили о пустяках, не касаясь дел завтрашнего дня. Пикировались между собой.
      - Ты долго служил погранцом? - спросил Бритвина Таран.
      - Пятнадцать, - ответил тот.
      - Суток? - спросил Таран с невинным удивлением.
      - Пошел ты в шойгу!
      - Никак не пойму, - продолжал допрос Таран. - Как ты мог оставить границу? Теперь все мы волнуемся, на замке она или нет?
      - Что за вопрос? Уходя, я лично закрыл замок.
      - Ключ в надежных руках?
      - Зачем? Я его закинул подальше. Для надежности.
      Разыграть и раззадорить Бритвина оказалось не так-то просто и Таран прекратил напрасные усилия.
      Некоторое время все молчали. Потом, лежа на спине и глядя в небо, заговорил Бритвин.
      - Неужели где-то там среди этих звезд могут быть наши братья по разуму?
      - Если во Вселенной есть настоящие разумные существа, - сказал Резванов, - то вряд ли они когда-то признают нас братьями.
      - Это почему? - голос Бритвина прозвучал с нескрываемой обидой и недоумением.
      - Потому что в поведении человечества очень мало разумного.
      - Открылась бездна, звезд полна, звездам нет счету, бездне дна, продекламировал Резванов.
      - Сам сочинил, или как? - спросил Столяров.
      - Или как, по фамилии Ломоносов.
      - А я поэзию не признаю, - сказал Таран. - Лютики-цветочки. Это не для солдата.
      - Точно, - тут же согласился Резванов. - Это ещё у гитлеровцев был такой стиш. "Если ты настоящий солдат, если ты со смертью на "ты", улыбаясь пройди через ад, сапогом растопчи цветы".
      - Зачем ты так? - обиделся Таран. - Я о том, что мне стихи не задевают душу. Вот песни - другое дело.
      - Значит ты хороших поэтов никогда не читал.
      - А ты читал, так?
      - Хочешь послушать?
      - Ну.
      - Тогда ляг на спину и смотри в небо.
      - Ну, лег.
      Таран устроился на твердом ложе, подложил руки под голову.
      Небо над ними, по южному черное, сверкало льдистым блеском множества звезд. От края до края широкой лентой его перепоясывал Млечный путь.
      - Если я заболею...
      Резванов начал задумчиво, неторопливо, с чувством произнося слова:
      - Если я заболею, к врачам обращаться не стану,
      обращусь я к друзьям (не сочтите, что это в бреду):
      постелите мне степь, занавесьте мне окна туманом
      в изголовье поставьте ночную звезду...
      Шевельнулся и приподнялся на локте Бритвин. Стал прислушиваться.
      Я ходил напролом. Я не слыл недотрогой.
      Если ранят меня в справедливых боях,
      забинтуйте мне голову горной дорогой
      и укройте меня одеялом в осенних цветах.
      Лежавший поодаль Ярощук встал, подошел к костру и присел у огня.
      Порошков или капель - не надо.
      Пусть в стакане сияют лучи.
      Жаркий ветер пустынь, серебро водопада
      вот чем надо лечить...
      Таран тоже поднялся и молча сел рядом с Ярощуком,
      От морей и от гор так и веет веками,
      Как посмотришь - почувствуешь: вечно живем.
      Не облатками желтыми путь наш усеян, а облаками.
      Не больничным уйдем коридором, а Млечным Путем...
      Резванов замолчал.
      - Слушай, - сказал Таран, скрывая смущение, - Кто это написал?
      - Поэт написал. Ярослав Смеляков.
      - Будто про нас.
      - Хорошая поэзия всегда про нас.
      - Не скажи. У каждого времени свои чувства. Когда это написано?
      - В сороковом году.
      - Брось ты! Не может быть!
      - Почему не может? В конце тридцатых годов он отмотал срок в сталинских лагерях. Умер в семьдесят втором.
      - Баб-эль-Мандеб! - сказал Бритвин с восхищением. - И много у него стихов?
      - Какая разница, - заметил Резванов, - много или мало? Можно написать одно настоящее стихотворение и считаться поэтом...
      - Вернемся с дела, - произнес Таран задумчиво, - запишу это и выучу для души.
      - Нет уж, - сказал Резванов, - коли учить, так сейчас и начинай.
      - Если я заболею, - продекламировал Таран запомнившееся, - к врачам обращаться не стану... Потрясно. Особенно про Млечный Путь. Лучше не скажешь...
      - Почему? - возразил Ярощук. - Был такой поэт Серей Орлов. Он ещё во время войны написал о солдате так:
      - Его зарыли в шар земной,
      А был он лишь солдат,
      Всего, друзья, солдат простой,
      Без званий и наград.
      Ему как мавзолей земля
      На миллион веков,
      И Млечные Пути пылят
      Вокруг него с боков...
      - Все, мужики, вы меня добили, - сказал Таран обречено. - Сколько умников заставлял умолкнуть, когда болтали о поэзии... и вдруг... Ладно, давай дальше.
      На рыжих скатах тучи спят,
      Метелицы метут,
      Грома тяжелые гремят,
      ветра разбег берут.
      Давным-давно окончен бой...
      Руками всех друзей
      Положен парень в шар земной,
      Как будто в мавзолей...
      - Это тоже выучу, - сказал Таран, прерывая общее молчание. - А теперь ложитесь. Я подежурю. Все равно теперь не засну. Его зарыли в шар земной, а был он лишь солдат! Надо же, как в душу выстрел! Все, всем спать!
      Утро обозначило свой приход появлением серой полосы за гребнями дальних гор. Но этого сигнала оказалось достаточным для пробуждения природы. Совсем рядом, но где именно, Бритвин не видел, задолбил, застучал клювом по гулкому дереву дятел. В кустах, перессорившись между собой, надрывались назойливым щебетом невидимые пичуги.
      На небе ещё догорали наиболее яркие звезды, а с востока в долину вползал рассвет. Бритвин почесал колючку волос, которые быстро превращались в рыжую бороду, зябко повел плечами и пошел собирать ишаков. Умные животные, должно быть инстинктивно предполагали, что где-то рядом в этих горах могут бродить хищники и потому не уходили далеко от места, на котором люди расположили бивак. Ишаки бродили по росистому лугу рядом с опушкой леса, нисколько не прельщаясь буйными травами, которые росли на дальних склонах.
      Бритвин, охотно принявший командование над вьючными животными, первым делом решил дать им всем клички. Долго думать не стал. Еще в вертолете он объявил о крестинах.
      - Запоминайте, называю транспортную команду по месту в строю слева направо: Дудай, Басай, Хоттаб, Радуй.
      - Отставить! - прервал его Полуян. - Ты бы этому транспорту сперва под хвосты заглянул. Сдается мне, что Хаттаб - девица.
      Все дружно грохнули.
      думать не стал
      - Не спорю, - согласился Бритвин. - Пусть она будет Хаттабочкой.
      Ишачья команда оказалась весьма своенравной. Темно-серый Радуй с большими хитрыми глазами терпеть не мог, когда его взнуздывали. Завидев в руках человека уздечку, он изо всех сил задирал башку вверх, прижимал уши, чтобы помешать накинуть налобный ремень и взбрыкивал задними ногами.
      Бритвину, чтобы вложить удила в пасть животного приходилось разжимать строптивому ослу челюсти. Возясь с упрямцем, Бритвин приговаривал:
      - Ну, Радуй! Погоди, отдам тебя контрактникам!
      Хаттабочка, большеглазая мышастой масти ишачка, была трудолюбивой и покорной, однако мучилась приступами сексуальной озабоченности. Отдохнув после перехода и пожевав травки, она начинала приставать к кастрированному Басаю, напрыгивала на него сзади, будто показывала, каких действий от него ожидает. Однако Чубайс на такие провокации не поддавался и, помахивая ушами, продолжал пощипывать травку.
      Прежде чем выйти из под полога леса Бритвин осмотрелся. Сперва оглядел местность невооруженным глазом. Не заметив ничего подозрительного, вторично осмотрел пространство в бинокль. Потом поднял с земли хворостину и пошел к пасшимся животным. На ходу повторял строки, которые прочно засели в памяти:
      Не облатками желтыми путь наш усеян, а облаками.
      Не больничным уйдем коридором, а Млечным путем...
      * * *
      Утром все поднялись чуть свет. После скорого завтрака Полуян оглядел свою команду. Крепкие люди с боевым опытом и готовностью к преодолению трудностей стояли перед ним полукругом. Но Полуян знал - все они не были людьми гор. Занятия в спортивных залах, накаченные мышцы, утренние пробежки по улицам, плаванье в бассейне - это далеко не гарантия того, что оказавшись на высоте среди скал, каждый будет чувствовать себя в своей тарелке.
      - У нас четыре дня, - сказал Полуян и задумчиво потер подбородок. - Вы можете костить меня, я не боюсь крепких слов. Но учтите, с этого момента я постараюсь вымотать вас до предела. Чтобы каждый понял сам, а я узнал кто на что способен.
      - Кто кого, - ухмыляясь сказал Бритвин. И не без гордости добавил. Как никак - десантура.
      - Отлично, - согласился Полуян. - Сколько раз ты прыгал?
      Сто двадцать?
      - Командир! - Бритвин вложил в голос обиду. - У меня пятьсот соскоков.
      - Это пока ничего не значит, - пресек попытку сопротивления Полуян. Потому как падать с высоты пяти тысяч метров, имея за плечами парашют, совсем не то, что подняться на три тысячи с вещмешком за спиной. А упасть с грузом на горбе с десяти метров ещё неприятней.
      - Я знаю, - подтвердил Столяров, стоявший рядом. - В Средней Азии говорят: упадешь с верблюда - намнешь бока. Упадешь с ишака - свернешь шею.
      - Это почему? - не понял Таран.
      - Ишак не высокий, и если упал с него, то шмякнешься башкой о землю. Пока летишь с верблюда можно собраться...
      - Все, - сказал Полуян, - Теперь, за мной!
      Сразу от тропы, на которой они стояли, начинался крутой подъем на склон горы. Издали он казался живописным и на фотографии несомненно выглядел бы удивительно красиво. Но сейчас, когда по этому склону предстояло подниматься к вершине, то каждому сразу стала ясна сложность предстоявшей задачи. Кусты кизила росли удивительно тесно, ко всему их переплели гибкие стебли лиан, делая заросли непроходимыми. Значит, чтобы подняться к водоразделу, следовало расчистить дорогу вверх.
      - Начнем рубить кусты? - спросил Бритвин.
      - И установим указатель, чтобы было видно куда мы двинулись. Так?
      Теперь Полуян уже не сомневался, что в группе только он один до конца представляет себе, что такое горы. Всем остальным это предстояло понять на собственном опыте. К человеку, который не знает гор, они не бывают доброжелательными. Крутизна склонов потребует от отряда максимальных физических усилий, поскольку по мере того, как ни станут подниматься все выше и выше разрежение воздуха будет увеличиваться и утомление может оказаться неодолимым.
      Место для подъема они нашли пройдя по тропе почти два километра. Здесь кусты расступились, открыв свободное пространство.
      Солнце уже выползло из-за дальнего хребта на востоке и тени, лежавшие в глубоких складках гор растворились в жарком свете дня.
      Полуян, не переходя на бег, ускоренным шагом двинулся вверх по склону. Под ногами зашуршала щебенка, а там, где росла трава, не просохшая от росы, подметки скользили по ней, сбивая с темпа.
      Уже через десять минут Полуян почувствовал, как между лопаток по спине скользнула первая струйка пота. Хотелось обернуться и посмотреть, как держатся его партнеры, но он не позволил себе этого сделать.
      Путь к водоразделу занял у них более часа. На гребне, откуда открывался вид во все стороны, Полуян остановился, глубоко вдохнул и вдруг ощутил, что земля под ногами качнулась, словно палуба корабля. Он инстинктивно расставил ноги. "А ведь я думал, что сохраняю отличную форму", с раздражением отметил он.
      - Отдых, - сказал он и дал отмашку рукой.
      Ярощук опустился на землю, лег на спину, но тут же снова сел. Ему было явно не по себе. Он посмотрел на Полуяна смущенно.
      - Должно быть утром съел что-то не то. - Он коснулся рукой горла. Тошнит и кружится голова. Похоже отравился.
      Таран обычно сдержанный рассмеялся.
      - А я в порядке. Завтрак был нормальный.
      Полуян положил ему руку на плечо.
      - Не надо, лучше приляг.
      - Зачем? - Таран опять засмеялся. - Да я ещё столько же отмотаю.
      - Я сказал: лечь!
      Неожиданно лицо Тарана посерело, и он стал оседать. Полуян успел подхватить его и опустил на камни. Тот, посидев немного, быстро вскочил, отошел в сторону, оперся рукой о камень, поросший сизым лишайником, опустил голову и застонал. Его тошнило. Желудок был пуст, но спазмы сотрясали человека, словно его внутренности стремились вырваться наружу.
      Через некоторое время обессиленный Таран вернулся на место, где до того сидел, опустился на землю и лег на спину.
      - Я облажался, верно?
      - Не бери в голову. Это с тобой познакомились горы, - успокоил его Полуян. - И с первого раза ты им не понравился. - Он повернулся к Бритвину. - Как ты?
      - Все хоккей.
      - Сто двадцать плюс сорок девять, сколько будет? Быстро!
      - Сколько, сколько?
      - Сто двадцать плюс сорок девять.
      - Во, Баб-эль-Мандеб! Не могу сообразить...
      - Это тоже горы...
      На отдых ушло около часа. Потом они сложили из плитняка небольшую стенку около полутора метров высотой. За ней на земле расставили пустые консервные банки, которые принес Столяров.
      - Это, - объяснил он, - типовая огневая ячейка боевиков, которые создаются в горах. Стрелять по такой из автомата - не уважать в себе профессионала. Бить из гранатомета в середину - далеко не лучшая тактика. Зато удар чуть ниже верхней кромки разбивает укрытие и сметает камнями стрелков. Показываю.
      Столяров зарядил гранатомет, положил трубу не плечо, прицелился.
      На волне оглушающего выстрела, граната, оставляя дымный след, понеслась к цели.
      Прицел был точным. После взрыва на верхней кромке каменного укрытия обозначилась большая щербина.
      - Пойдем, взглянем.
      Результат попадания оказался впечатляющим. Взрыв, сорвав верхнюю часть кладки, разбросал груду камней и осколков широким конусом.
      Все банки, расставленные в шахматном порядке за стеной, оказались разбросанными.
      - Убеждает? - спросил Полуян и пнул жестянку, оказавшуюся под ногой. Каждом по гранате. Для пробы. Дистанция сто метров.
      На другой день Полуян усложнил маршрут. Они по крутому склону поднялись на хребет. Гребень его был узкий и острый. Делая очередной шаг, каждому приходилось внимательно глядеть под ноги, чтобы не оступиться.
      Солнце светило им в спины и перед глазами открывался удивительный вид горной страны, поражавшей суровой красотой. Отвесные стены скал, огромные каменные глыбы, сорвавшиеся со склонов и загромоздившие ущелье, по дну которого струился горный поток, синева неба, пронзенная острыми гребнями далекого хребта - поражало воображение горожанина.
      Полуян прибавил шаг. Очень важно было проверить, насколько люди адаптировались на высоте. Еще не поздно было кого-то оставить в лагере и не подвергать испытаниям, которые окажутся не по плечу. Может быть несколько самонадеянно, но эталоном годности к походу Полуян взял свое собственное состояние. В команде он был самым старшим по возрасту и считал, что нагрузки, которые в состоянии перенять, оказаться по плечу другим.
      Ко второму часу безостановочного движения ноги у Полуяна стали будто ватные от усталости. Стоило лишь на минуту остановиться, и он чувствовал как подгибаются и подрагивают колени. Сердце билось учащенно и сильно, так, что толчки крови он ощущал биеньем в висках.
      Бросив взгляд через плечо, Полуян увидел, что пятеро его товарищей не отстают от него. Лица их выглядели замкнутыми и суровыми. Люди выкладывались и это не располагало к веселости и шуткам.
      Спуск по крутому склону оказался ничуть не легче подъема. Когда они достигли дна котловины и земля стала ровной, Полуян почувствовал, что ноги не держат его. Они подгибались и нестерпимо хотелось сесть.
      Однако он не поддался минутной слабости и вместо того, чтобы дать команде отдохнуть, перешел с бега на быстрый размеренный шаг.
      Они вернулись на стоянку молчаливые и сосредоточенные. Теперь все знали, что впереди их ждет не туристическая прогулка, а напряженная, требующая на каждом шагу полной затраты сил работа.
      * * *
      - Амер! - радист Салах смотрел на Хаттаба большими вытаращенными глазами. - Есть сообщение от Джохара.
      Хаттаб, полулежавший на ковре, раскинутом в развалинах дома, которому война сохранила крышу, приподнялся и сел. Он только что плотно пообедал, пища удобно расположилась в животе и командира боевиков тянуло ко сну. Однако любое сообщение, поступавшее со стороны федералов Хаттаб воспринимал с серьезностью. Только он один решал какую ценность содержит информация и как ей воспользоваться, поэтому даже желание поспать не могло преодолеть необходимости выслушать то, о чем сообщает один из лучших агентов Басаева учитель чеченского языка Рамазан, взявший себе псевдоним Джохар.