14

Бригадир шагал им навстречу.

— А, наши заблудшие овечки, — приветствовал он их. — Очень рады вновь вас видеть.

Сандра подбежала к Мэри и обняла ее.

— А мы вас высматриваем, — сказала она. — Вчера поздно вечером мы увидели ваш костер. Во всяком случае, я считала, что это вы. Пастор сомневался.

Углы рта Пастора печально опустились вниз.

— В этой варварской местности, — объяснил он, — нельзя ни в чем быть уверенным. Это страна коварных ловушек. Того и гляди окажешься в западне.

— Город кажется брошенным, — сказал Лансинг. — Мы хотели спуститься с холма еще вчера, перед тем, как стемнело, но побоялись. Решили, что войдем в город сегодня утром.

— Он не только брошен людьми, этот город, — сказал Пастор. — Он мертв. И уже давно мертв. Дома разрушаются сами по себе от ветхости.

— И тем не менее, кое-что мы отыскали, — похвастался Бригадир. — Нашли что-то вроде административного здания. Оно выходит на площадь. Там мы и устроили штаб-квартиру. А внутри мы нашли графотанк. В целом разрушенный, но есть один уголок…

— А в другой комнате, — сказала Сандра, — группа статуй. Единственные произведения искусства, которое мы видели здесь. Высеченные из белейшего мрамора. Это потрясающая работа! Статуи, высеченные из души художника!

— Но мы не нашли ничего, что бросило хотя бы луч света на проблему — почему мы здесь? — проворчал Пастор, недовольно глядя на Сандру. — А вы, — он повернулся к Бригадиру, — были уверены, что найдем. Вы были уверены, что мы найдем здесь людей…

— Нужно принимать ситуацию такой, какая она есть, — строго сообщил Бригадир. — Если ход событий вам не по вкусу, то не стоит рвать волосы, бить каблуками землю и рыдать.

— А вы уже завтракали? — спросила Сандра.

— Нет, — ответила за всех Мэри. — Когда мы вас увидели, мы сразу начали спускаться.

— И мы не успели, — сказала Сандра. — Тогда возвращаемся в наш штаб и завтракаем там.

Бригадир показывал дорогу. Лансинг шагал рядом с ним.

— Не так быстро, — попросила Мэри. — Юргенс за нами не успеет.

— Ладно, — сказал Бригадир, обернувшись. — Юргенс, как дела?

— Неплохо. Но пока медленно.

Бригадир снова двинулся вперед, но уже не таким быстрым шагом. — Если не одно нас задерживает, — пожаловался он Лансингу, — так другое сразу же появляется.

— Пока что вы один куда-то спешите, — возразил Лансинг.

— Трудно перестроиться, — сказал Бригадир. — Я всю жизнь спешил. Там, дома, нужно уметь бегать, иначе кто-нибудь подкрадется и…

— Но вам это нравилось. Вы этим наслаждались. Подкрадывались и били дубинкой по голове. В переносном смысле.

— Могу сказать, — с гордостью сообщил Бригадир, — что я побил больше, чем били меня.

Он вел их вдоль дороги, которая когда-то была улицей, но теперь потеряла право так называться. Многие из плоских каменных блоков, которыми была вымощена улица, были почему-то вытащены из гнезд. И огромные каменные обломки зданий, лежавшие по краям, только усиливали впечатление полного упадка. Трава и вьющиеся растения местами уже довольно густо оплели развалины — ветер нанес сюда почву. Сорняки и бурьян буйно росли в расщелинах между плитами покрытия мостовой.

Здания были невысокими — четыре или пять этажей, большей частью. Чернели провалы окон и дверей. Все здания были выстроены из красного или коричневого камня.

— Оксидация, — сказал Бригадир. — Сам камень гниет. А особого вреда городу не причинили — я имею в виду намеренное разрушение. Никаких следов пожара или чего-нибудь там… Только воздействие погодных условий и времени. Но его обчистили, это точно. Очевидно, грабили волнами, через промежутки времени. Практически ничего не осталось. Когда-то здесь обитало множество народу. Теперь пустота. Весь этот чертов город совершенно пуст!

— Но вы здесь что-то нашли! Какой-то графотанк. Что это такое?

— Не знаю, правильно ли я назвал его или нет. Но я его так назвал. Может, я ошибся. У нас, в моем мире, были графотанки. Вы вводите в них вопросы, проблемы…

— Военные?

— Да, большей частью. Что-то вроде военной игры. В танк вводятся факторы, и танк обрабатывает их, показывает, что может получиться. В виде картинок, схем. Так это лучше понять, нагляднее. Тот танк, что мы нашли, почти мертв. Работает один угол. Словно смотришь в окно в иной мир. Иногда на картинках появляются существа.

— Возможно, существа, которые когда-то жили здесь.

— Не думаю, что это они. Этот город построен для людей или человекоподобных существ. Двери и окна — как раз нужного размера. И лестницы — это лестницы, по которым могут взбираться люди.

Переход через пустынный город вызвал неприятное чувство озноба. Несмотря на пустоту, что-то чувствовалось в этом городе, что-то притаившееся, что-то выжидающее, следящее. Лансинг поймал себя на том, что внимательно осматривает каждое здание, к которому они приближались, ожидая появления какой-то опасности, ожидая, что заметит какой-то намек, какое-то стремительное движение — ускользающий край той таинственной силы, присутствие которой чувствовалось в этом городе.

— Ага, вы тоже почувствовали, — сказал Бригадир. — Да, хоть город на вид мертв, но кто-то здесь остался.

— Просто естественная осторожность, — сказал Лансинг. — Я немного опасаюсь теней, вот и все.

— Может, вам станет легче, если вы узнаете, что я чувствую примерно то же самое. Будучи старым профессионалом-военным, я постоянно жду появления возможного неприятеля. Держу глаза широко раскрытыми. Все указывает на то, что город пуст, и все же я продолжаю высматривать врага. Притаившегося противника. Если бы у нас было какое-то оружие, я бы чувствовал себя увереннее. Можно ли вообразить себе подобную экспедицию — как наша — совсем без оружия? Я по-прежнему думаю, что этот паршивец — Хозяин — обвел нас вокруг пальца, когда божился, что у него нет оружия.

— Возможно, — сказал Лансинг, — что оно нам не понадобится. Пока что мы спокойно обходились без него.

— Это еще не довод, — возразил Бригадир. — Можно тащить оружие тысячу миль, и воспользоваться им лишь раз.

И вскоре они вышли на площадь.

— Вот то здание, — сказал Бригадир, указывая. — Вот в нем мы и устроили наш лагерь.

Это был самый большой дом из тех, что выходили фасадом на площадь. Он казался немногим менее пострадавшим от времени, чем остальные. Площадь была обширная, с большим числом улиц, уходящих от нее во все стороны. Со всех сторон ее окружали приземистые коричнево-красные здания. Каменные квадраты и прямоугольники облицовки и стен, отвалившиеся от остовов зданий, усеяли площадь по периферии. Здание, на которое указал Бригадир, могло похвастаться уцелевшей башней и широкими каменными ступенями, ведущими ко входу.

— Пыль покрыла все. Пыль и прах, — сказал Бригадир. — На улицах, даже в центре площади, в зданиях, повсюду, куда бы вы не шли. Пыль умирающего камня, усталого камня. В здании, где мы устроили штаб, в одном месте, куда не проникает ветер, мы нашли старые следы. Следы таких же посетителей, как и мы. Наших предшественников. Я очень подозреваю, что такая группа может сейчас идти где-то впереди нас, потому что некоторые следы выглядели совсем свежими. Но такими они долго не останутся. На них ляжет новый слой пыли. Или их сметет ветром.

Лансинг оглянулся — остальная часть их отряда догоняла их. Юргенс ковылял гораздо быстрее, чем обычно — для него это было заметным достижением. По обе стороны от него шли Мэри и Сандра, а замыкал движение Пастор, напоминая гордо шагающую ворону. Его подбородок почти касался груди.

— Хочу предупредить вас, — тихо сказал Бригадир. — Нужно следить за Пастором. Он явно ненормальный. У него нет ни грана здравого смысла. Самый жуткий религиозный фанатик, какого я только встречал в своей жизни.

Лансинг ничего не ответил на это, и они бок-о-бок поднялись по широким ступеням, ведущим ко входу в здание.

Внутри было сумрачно, пахло дымом костра. В центре холла подмигивал красный глаз гаснущего огня. К стене прислонились желтые рюкзаки. Красная искра костра слабо отблескивала на металлическом боку чайника.

В тишине обширной пустоты холла оглушительным эхом прозвучали их шаги. Высоко над головами исчезали в сумраке потолка массивные арки. Казалось, что в ночной тьме наверху танцуют какие-то тени.

За ними в здание вошли остальные, и их шаги, щебетание Сандры и Мэри родили серию накладывающихся друг на друга отголосков эха, поплывшего по всему зданию дальними волнами. Словно повсюду, по всему зданию, вдруг проснулись и заговорили сотни человек.

Они все собрались у огня. Бригадир пошевелил его догорающие угли прутиком и подбросил еще хворост. Заплясали веселые языки пламени, по стенам запрыгали тени. Лансингу почудилось: орда корчащихся теней, пронесшаяся на крыльях под сводчатым потолком.

— Я займусь завтраком, — сказала Сандра. — Но на это потребуется время. Бригадир, почему бы вам не показать остальным графотанк? Это недалеко отсюда.

Бригадир повел их по коридорам, помахивая справа налево лучиком фонаря. Стук костыля Юргенса отдавался катящимся громовым эхом, преследующим их.

— Этот резервуар, танк — чистой воды колдовство, — заявил Пастор. — И смотреть на него — грех. Я бы не советовал смотреть на него, а просто разрушил бы, вот и все. Пара хороших ударов обухом топора — и дело сделано.

— Попробуйте только, — прорычал Бригадир. — И я вас самого угощу топором. Обухом. Танк — единственный след какого-то обитавшего здесь высокоразвитого народа. Что такое этот танк — это вне пределов моего понимания.

— Но вы назвали его графотанком, — напомнил Лансинг.

— Я знаю. Но это потому, что так легче всего описать это устройство. По аналогии с известной мне машиной моего мира. Я думаю, что здесь используются какие-то знания, и достижения, которые нам еще неизвестны, и о которых мы пока не догадываемся. А возможно, которых мы никогда не достигнем.

— И это будет к лучшему, — вставил Пастор. — Есть вещи, которые лучше оставить за границей познанного. Я лично убежден, что по всей вселенной существует великий моральный закон.

— В большую задницу ваш моральный закон, — сказал Бригадир. — Вы все время жужжите «моральный закон, моральный закон». Жужжите и жужжите. Скажите уж прямо, чего вам нужно?

Пастор ничего на это не ответил.

Наконец они достигли графотанка. Он помещался в комнате, расположенной в дальнем конце здания. Ничего особенного он собой не представлял, а больше в комнате, на первый взгляд, ничего не было. Это было скопление чего-то, лучше всего описываемое фразой: «куча мусора». Все это было покрыто пылью и явно давно мертво. Местами сквозь покрытие и пыль желтел изъеденный коррозией металл.

— Чего я пока не понимаю, — сказал Бригадир, — то это каким образом один сегмент танка все еще работает, в то время, как остальная его часть — мусор?

— Возможно, это — единственный рабочий выход, — сказал Лансинг. — Возможно, мы видим лишь часть того, что можно было когда-то видеть — компонент изображения. Достаточно громко чихнуть, где-то разорвется один-единственный контакт и… — и все устройство умрет окончательно.

— Об этом я не подумал, — сказал Бригадир. — Наверное, вы правы. Хотя кто знает? Я думаю, что эта куча мусора была когда-то панорамным стереоэкраном. И нам остался его кусочек.

Он обошел угол танка, выключил фонарик.

— Смотрите, — сказал он.

Перед ними было что-то вроде телеэкрана в двадцать пять дюймов по диагонали, хотя края прямоугольника были неровными, зубчатыми.

Внутри иззубренной рамки экрана тускло мерцал багровый сумрачный свет. На заднем плане громоздились беспорядочной кучей валуны, освещенные невидимым солнцем.

— Похоже на алмазы, правда? — спросил Бригадир, имея в виду граненые валуны. — Куча валунов — алмазы?

— Трудно сказать, — признался Лансинг. — Я плохо разбираюсь в алмазах.

Алмазные ребристые валуны стояли посреди песчанистой плоской местности, слабо покрытой растительностью и жесткой проволочной травой, низкими кустами, шипастыми, пыльными, напоминающими странных животных. Вдалеке, на фоне красного неба, выделялась полудюжина деревьев. Хотя, подумал Лансинг, глядя на них, кто может сказать с уверенностью, что это деревья? Корни их — если это были корни — не уходили прямо в землю, напоминая извивающихся горбящихся червей. Сами «деревья» тоже были узловатыми, какими-то сгорбленными. Они должны были быть громадных размеров, потому что детали виделись слишком четко на довольно приличном расстоянии.

— И вы всегда вот это видите? — спросил Лансинг. — Картина не меняется?

— Не меняется никогда, — сказал Бригадир.

Что-то мелькнуло на экране, слева направо, очень быстро. За долю секунды, словно сфотографировав его внезапно сработавшей в мозгу камерой, Лансинг уловил очертания. В общих чертах это был гуманоид — две руки, две ноги, голова — но это был не человек, далеко не человек. Шея была тонкая, длинная, голова маленькая, линия шеи протянулась к макушке. Голова была наклонена почти горизонтально, параллельно земле — такова была скорость отчаянного передвижения этого существа. Выпяченная челюсть была массивна, а лицо (если вообще было лицо) — крохотным. Все тело было наклонено вперед, в направлении движения, руки и ноги бешено работали, словно поршни. Руки, более длинные, чем человеческие, заканчивались вздутиями, не похожими на ладони, а одна поднятая и согнутая в колене нога — вторая была все время погружена в песок — заканчивалась двумя когтями. Существо, похоже, было тускло-серого цвета, но, понял Лансинг, это мог быть эффект скорости, с которой мчалось существо.

— Это что-то новое? — спросил Лансинг. — Вы его раньше видели?

— Один раз, — ответил Пастор. — Его или очень похожего.

— И в каждый раз он несется с такой скоростью?

— Каждый раз бежит, как бешеный, — сказал Пастор.

Лансинг повернулся к Бригадиру: — Вы говорили о каких-то существах. Значит, вы видели еще кого-то?

— Еще появляется какой-то паук, — сказал Бригадир. — Он живет среди валунов. Конечно, это не паук, но очень похож. Лучшей аналогии я не подберу. У паука, правда, восемь ног, а у этого создания больше, хотя трудно сосчитать — они всегда так перепутаны, что их не сосчитаешь. Обычно, он всегда выглядывает из-за валунов. Но как раз сейчас он спрятался. Он совершенно белого цвета, и поэтому его трудно рассматривать в отблесках этих граней. Потом, время от времени, через экран вышагивает трехногое яйцо. Тело яйцевидное, с прорезями, идущими вокруг верхнего конца. Очевидно, органы чувств. Три ноги снабжены копытами. Каждую ногу он выбрасывает вперед, не сгибая. Хладнокровный, невозмутимый тип. Хотя никакого оружия или средств защиты я не заметил.

— Страна кошмаров, — сказал Пастор. — Богобоязненный человек не должен позволять себе созерцать подобное отвратное зрелище.

15

После завтрака они сидели у костра. Спешить было некуда. Все расслабились.

— Мы обследовали этот этаж и четыре верхних, — рассказывал Бригадир.

— И нашли только графотанк и статуи. Все остальные комнаты — пустые, как карман у последнего бродяги. Ни обломка мебели, абсолютно ничего не осталось. Что произошло? Почему? Жители города, в порядке отступления куда-то переехали на другое место жительства, забрав с собой свои вещи? Или город был весь разграблен по частям? Если так, то кто его грабил? Может, банды вроде нашей разломали мебель на дрова и сожгли? Это возможно, потому что подобные группки довольно долго и часто заходили в этот город. Может, в течении тысячи лет. Они могли уничтожить всю мебель. Но остальное? Кастрюли и сковородки, тарелки, подносы, ложки, вилки, одежда, керамика, книги, картины, ковры — все остальное, что должно было здесь помещаться? Наверное, унесли с собой вместо сувениров, хотя я сильно в этом сомневаюсь. Подобное пустое убожество не только здесь, но и во всех зданиях, в какие мы только заглядывали. Даже в личных жилищах — мы предполагаем, что они личные — пусто.

— Город — это наша неудача, — мрачно бросил Пастор. — Это неудача жителей, это был безбожный город и он умер. Иначе и быть не могло.

— Думаю, что он умер, — сказала Сандра. — Потому что у него не было сердца. Кроме небольшой скульптурной группы, которую мы обнаружили, здесь нет и намека на произведения искусства. Жили здесь бессердечные, бесчувственные люди, в жизни и в домах которых не было места искусству.

— Когда они ушли из города, — сказал Бригадир, — они могли все это унести с собой. Или все произведения могли растащить те, кто приходил потом.

— Возможно, этот город никогда и не был постоянным обиталищем для его жителей, — сказала Мэри. — Возможно, это лишь своего рода гигантский лагерь. Временная стоянка. Они жили здесь некоторое время, чего-то ждали, и когда ожидаемое началось, они…

— В таком случае, — вздохнул Бригадир, — они строили чрезвычайно быстро и хорошо. С трудом представляю себе полевой лагерь, построенный из камня. Еще меня озадачивает тот факт, что город не имеет оборонительных сооружений. Можно было бы ожидать мощной защитной стены. Кое-где здесь имеются низенькие стены, но по периметру города они не сплошные и неэффективны при обороне.

— Все это какая-то галлюцинация, — сказал Пастор. — Мы до сих пор не можем найти что-нибудь, что бы нас просветило. Мы нашли куб — и ничего. Теперь город — опять ничего!

— Возможно, ни один из нас не смог всмотреться достаточно глубоко, — сказал Юргенс.

— Я сомневаюсь, что вообще было что искать, — сказал Пастор сурово. — Я думаю, что мы заброшены по безответственной прихоти…

— В это я не верю, — быстро возразил Бригадир. — На каждое следствие есть причина. Во Вселенной не может производиться бесцельных действий.

— Вы так уверены в этом? — спросил Пастор.

— Вы слишком быстро сдаетесь, Пастор. Я не собираюсь пока сдаваться. Я прочешу этот город до основания. И только тогда прекращу поиски. В этом здании есть еще подвал, и мы обязательно в него заглянем. Если там ничего не обнаружится, проведем осмотр некоторых других избранных целей.

— Но почему вы так уверены, что ответ мы должны найти именно в этом городе? — спросил Лансинг. — В этом мире должны быть другие места, не менее обещающие!

— Потому что это было бы логично. Город, любой город, — это центр цивилизации. Точка опоры рычага происходящих процессов. В городе происходит концентрация машин и людей, здесь и нужно искать ответ на любой вопрос.

— В таком случае, нам нужно не сидеть на месте, — предположил Юргенс.

— Юргенс, вы правы, — одобрил Бригадир. — Предлагаю спуститься в подвальный этаж и осмотреть его. Если мы там ничего не найдем — между прочим, я уверен, что не найдем — мы еще раз рассмотрим сложившуюся обстановку и примем решение, что делать дальше.

— Всем нужно запастись фонариками, — предостерегла Мэри. — Там темно. Здесь, в здании, вообще сумрачно, а в подвале должно быть совсем темно.

Пастор повел их вниз, по широким ступеням, ведущим в подвал. Когда они достигли конца пролета, они инстинктивно сомкнулись плотной группой, всматриваясь во тьму, взмахивая лучами фонариков, нащупывая ими коридоры и зияющие дверные проемы.

— Давайте разделимся, — предложил Бригадир, беря командование на себя. — И немного походим. Таким образом мы покроем большую площадь. Если кто-то что-то обнаружит, подайте знак. Разобьемся на двойки, Лансинг, вы с Юргенсом возьмете левый коридор. Мэри и Пастор — центральный, Сандра и я — пойдем по правому. Каждая двойка экономно использует лишь один фонарик — нужно экономить батареи. Сходимся на этом месте.

Судя по тому, как Бригадир произнес последнюю фразу, он предполагал быстро вернуться на исходное место.

Предположения Бригадира никто оспаривать не стал. Все они уже привыкли к его командирскому тону. Каждая пара двинулась в назначенный ей коридор.

В четвертой по порядку комнате, куда зашли Лансинг и Юргенс, они нашли карты. Заметить их было не просто, они вполне могли покинуть комнату, ничего в ней не обнаружив. Весь подвальный этаж был местом удручающим. Пыль покрывала все. Она поднималась облачками из-под ног, долго висела в воздухе. У нее был кислый, сухой запах. Лансинг то и дело чихал.

Они вошли в четвертую комнату, и, как и все предыдущие комнаты, она показалась совсем пустой. И когда они направлялись к двери, чтобы перейти в следующую комнату, Юргенс обвел фонариком пол.

— Подождите, — сказал он. — Там, кажется, что-то лежит.

Лансинг присмотрелся. В круге света и в самом деле был какой-то выступ на полу.

— Наверное, просто пол неровный, — сказал он, чтобы поскорее покончить с тягостной процедурой осмотра мрачного подвала.

Юргенс наклонился вперед, опираясь на костыль.

— Нужно проверить, — сказал он.

Лансинг наблюдал, как Юргенс ковыляет к непонятной припухлости в луче света, потом, балансируя на здоровой ноге, трогает пухлое вздутие на полу концом костыля. Припухлость отделилась от пола и перевернулась. Из-под пыльно-серой шерсти пыли блеснуло что-то белое.

— Мы что-то нашли, — сказал Юргенс. — Похоже на бумагу. Наверное, книга.

Лансинг быстро подошел к роботу, присел на корточки и попытался стереть пыль с находки Юргенса. Попытка получилась не совсем удачной и довольно сильно испачкала Лансинга. Пыль взлетела облаком, и Лансинг едва не задохнулся.

— Пойдем отсюда скорее, — сказал он. — Найдем место получше.

— Это еще не все, — удивился Юргенс. — Вот еще одна, в паре футов.

Лансинг протянул руку и подобрал пыльный предмет.

— Все? — спросил он.

— Кажется.

Они быстро вернулись в коридор.

— Посвети-ка, будь добр, — попросил Лансинг. — Посмотрим, что это мы нашли.

Более внимательное рассмотрение выяснило, что они обнаружили четыре сложенных листа плотной бумаги или пластика. Три листа Лансинг сунул, не разворачивая, в карман куртки, четвертый развернул. Раскладывать пришлось осторожно, поскольку складок было довольно много и все они поддавались раскладыванию с трудом. Наконец, в руках Лансинга оказался большой развернутый лист. Юргенс посветил ему фонариком.

— Карта, — сказал он.

— Наверное, карта этого города.

— Возможно. Надо рассмотреть при нормальном свете.

На карте были линии, непонятные значки, а рядом с некоторыми значками

— ряды символов, которые могли быть названиями.

— Бригадир просил подать сигнал, если мы что-нибудь найдем.

— Это подождет, — сказал Лансинг. — Покончим с остальными комнатами.

— Но вдруг это важные карты?

— Час спустя они менее важными не станут.

Они продолжали поиски. И ничего не нашли. Все комнаты были пусты, не считая толстого слоя пыли.

На полпути обратно к месту встречи они услышали далекий, но очень громкий возглас.

— Кто-то что-то нашел, — сказал Юргенс.

— Да, очевидно. Но где?

Крик, казавшийся гулким, эхом отскакивал от стен пустынного пространства подвала, доносившись сразу со всех сторон.

Лансинг и Юргенс поспешили преодолеть оставшееся расстояние, отделявшее их от начала коридора. Все еще невозможно было определить, откуда доносится крик. Иногда казалось, что он доносится из-за их спины.

В правом коридоре мелькнул свет фонарика.

— Это Бригадир и Сандра, — сказал Юргенс. — Значит, это Мэри и Пастор что-то нашли.

Прежде, чем они успели сделать несколько шагов, их догнал Бригадир.

— Это вы, — пропыхтел он. — Значит, сигнал подают Мэри и Пастор. Пастор ревет. А мы не могли понять, откуда он доносится.

Вчетвером они поспешили по центральному коридору. В дальнем его конце они нашли комнату, куда больше, чем любая из тех, где побывали Юргенс и Лансинг.

— Все, можете успокоиться, — разрешил Бригадир. — Мы уже здесь. Что это за шум вы устроили?

— Мы нашли двери, — завопил Пастор.

— Ну-ну, мы тоже нашли двери, — презрительно сказал Бригадир. — Все нашли какие-нибудь двери.

— Если вы на секунду вернете себе способность спокойно думать, — сказал Пастор, — то мы вам покажем, что нашли МЫ. Очень особые двери, необычные.

Лансинг, встав рядом с Мэри, увидел, что вдоль дальней стены комнаты идет ряд круглых освещенных отверстий. Свет не был слепящим светом фонарика, и не красным мерцанием костра — оттенок был мягким. Это был естественный дневной свет. Круглые окна располагались примерно на высоте человеческого роста.

Мэри сжала его руку.

— Эдвард, — сказала она. — Мы нашли двери в иные миры.

— Иные миры? — переспросил он тупо.

— Вот эти двери, — сказала она, — ведут в другие миры. В каждой двери есть глазок. Можешь сам посмотреть.

Она подтолкнула его вперед и, не совсем понимая, он пошел с ней, пока они не оказались перед одним из световых кружков.

— Смотри, — сказала она возбужденно. — Смотри сам. Мне этот мир больше всего нравится.

— Я его назвала миром Яблочного Цвета, — сказала Мэри. — Бело-голубой мир.

И он увидел.

Этот мир простирался перед ним, тихий, нежный. С большими травяными полянами, сверкающими ручейками, с усыпавшими траву белыми, голубыми, желтыми цветами. Желтые цветы напоминали нарциссы, они тихо покачивались на ветерке. Голубые цветы, не такие высокие, испуганно смотрели на Лансинга, полуспрятавшись в траве. На далеком холме стояла рощица розовых деревьев, покрытых поразительно розовыми цветами.

— Дикие яблони, — сказала Мэри. — На диких яблонях — розовые цветы.

Картина мира передавала ощущение свежести, словно этот мир был создан несколько минут назад. Аккуратно вымыт под весенним дождем, высушен бризом, расцвечен до яркости нежными лучами солнца.

Больше ничего не было — тихий луг с цветами, искрящийся ручей и розовость деревьев на холме. Это был очень простой мир. Очень ПРОСТОЙ. Но того, что он имел, было вполне достаточно. Да, сказал себе Лансинг, здесь есть все, что нужно этому миру.

Он повернулся к Мэри.

— Красиво, — сказал он.

— И я так думаю, — сказал Пастор. Впервые с тех пор, как он встретил Пастора, Лансинг увидел, что уголки рта служителя церкви не опущены. Его вечно озабоченное лицо стало вдруг безмятежным.

— Те, остальные, — сказал Пастор и содрогнулся. — Некоторые из них… Но этот — он прекрасен.

Лансинг принялся рассматривать саму дверь и обнаружил, что она по размерам больше обычной двери и сделана, судя по внешнему виду, из толстого листа металла. Петли были устроены таким образом, чтобы дверь открывалась наружу, в новый мир. Противоположное направление движения двери было заблокировано мощными хомутами, крепившимися не менее мощными болтами к камню стены.

— Так это лишь один из миров, — сказал он. — А остальные?

— Не такие, — вздохнула Мэри. — Смотри сам.

Лансинг заглянул во второе смотровое окошко. Перед ним открылся арктический пейзаж — огромное снежное поле, завеса яростной снежной бури, жесткий блеск ледника, уходящего вверх… Хотя холод не мог добраться в подвал, Лансинг вздрогнул, поежился. Никаких признаков жизни — полная неподвижность, не считая летящего снега.

В третьем окошке он обнаружил опустошенную, каменистую поверхность, местами покрытую наносами песка глубиной до колена. Маленькие камешки, усыпавшие песчаную поверхность, жили, казалось собственной жизнью — они перекатывались, подпрыгивали, понуждаемые к этому силой ветра, который заставлял передвигаться и сам песок. Хорошая видимость сохранилась на совсем небольшом расстоянии — заднего плана не было. Все застилала завеса летящего в потоке ветра песка, мутно-желтого.

— Видишь, — сказала Мэри, которая переходила от двери к двери вместе с ним.

За четвертой дверью были насыщенные влагой джунгли, в которых кишели летающие, ползающие, плавающие монстры-убийцы. В первые мгновения Лансинг лишь непрерывно воспринимал движение, но ничего не мог разобрать. Потом, фрагмент за фрагментом, он начал зрительно разделять тех, кто пожирал, и тех, кого пожирали — голод и стремление скрыться, удовлетворение и недовольство окружением. Ничего подобного он в живом мире до сих пор не видел — укороченные тела, огромных размеров челюсти, секущие противника клыки и когти, сверкающие глаза…

Он отвернулся, испытывая тяжесть в сердце и тошнотворные позывы в желудке. Он провел рукой по лицу, словно стараясь стереть только что окатившую его ненависть и то, что вызывает ее.

— Я на это смотреть не могла, — призналась Мэри. — Только краешком глаза посмотрела — и все…

Лансингу казалось, что он весь как-то ссохся, словно стараясь спрятаться внутри себя самого. На его коже выступили пупырышки холодной дрожи.

— Забудь, — сказала Мэри. — Выбрось из головы. Это я виновата. Нужно было тебя предупредить.

— А остальные? Еще что-нибудь в этом роде есть?

— Нет, этот — самый худший.

— Посмотрите сюда, — пригласил Бригадир. — Видели что-нибудь подобное?

Он сделал шаг в сторону, чтобы Лансинг мог заглянуть в смотровое окошко. То, что увидел перед собой Лансинг, было пейзажем из сплошных ломаных линий и плоскостей. В первую секунду он не понял, в чем дело. Потом восприятие его приспособилось, и он понял, что вся поверхность покрыта пирамидами высотой примерно в метр, основания их были плотно и точно прижаты друг к другу. Невозможно было определить, естественный ли это характер поверхности или кто-то, пытаясь занять себя посильным делом, установил их повсюду, насколько хватало глаз. Каждая пирамида венчалась острием. Неприятель, вторгшийся на это пространство, рисковал быть проткнутым.

— Должен сказать, — сказал Бригадир с завистью, — что это самое эффективное заграждение, какое мне приходилось видеть в своей жизни. Даже тяжелые машины будут задержаны на таком поле.