Современная электронная библиотека ModernLib.Net

На диете

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Сассман Сьюзен / На диете - Чтение (стр. 18)
Автор: Сассман Сьюзен
Жанры: Современные любовные романы,
Современная проза

 

 


Несколько месяцев жизни угробила я на то, чтобы жесткие, как церковный догмат, представления Фрэнклина об идеальном кабинете адвоката получили полное и совершенное воплощение. И вот все мои труды пошли прахом. Передо мной был холодный и манерный интерьер, будто выскочивший из модного журнала тридцатых годов. Мебель ломких геометрических форм с неожиданно скругленными углами и груда ярких безделушек – не кабинет, а будуар. Молодец, Эшли.

В книжном шкафу тоже произошли перемены. Все стояло не на своих местах, и я порядком попотела, пока нашла увесистый энциклопедический словарь. Наконец вытащила том и вздрогнула – в просвете между книгами самоуверенно улыбалось мое лицо, точеное и надменное. С горькой усмешкой я достала из шкафа наше семейное фото, которое прежде стояло у Фрэнклина на столе. Барбара Аверс была высокомерна и прекрасна, как голливудская звезда. Высокие, как у Одри Хёпберн, скулы, томно мерцают глаза Бетт Дэвис, а совершенству подбородка позавидовала бы сама Кэтрин Хёпберн.

Я много месяцев не видела этого лица. Ее величество Барбара Великолепная. Идеальный портрет идеального семейства. Я обнимаю Рикки и Джейсона, а Фрэнклин – да поразят его разом кариес, пульпит, пародонтоз и аллергия на новокаин! – держится особняком. Я швырнула глянцевую картинку в мусорную корзину, открыла словарь на букву “К” и завладела ключом от ящика с секретными бумагами.

Папка Кэдбери отыскалась сразу же. У фамилии стояла галочка, а следом за ней – маленький плюс. А вот и Люсинда Пэйн, и снова тот же плюс на полях. Обе папки раздувались от бесчисленных документов – нечего и думать прочитать это все за несколько оставшихся минут. Но эти два дела связывало что-то подозрительное, и я твердо решила докопаться до правды. Схватив со стола Фрэнклина блокнот, я поспешно переписала шапки обеих папок – имя клиента, адрес и телефон, официальный номер дела и сумму выплаты. Затем по уши зарылась в каталог, лихорадочно отыскивая другие дела с галочкой и плюсом.

– Что вы тут делаете? Это секретные сведения!

Едва не прикусив язык, я обернулась на крик. Клокоча от возмущения, на меня наступала мисс Мамфорд. Я улыбнулась:

– Мисс Мамфорд, рада вас видеть.

– Миссис Аверс? – недоверчиво спросила она.

Господи, ведь мисс Мамфорд знает только Барбару-худышку. Я глубоко вздохнула с деланным смущением.

– Ах, понимаю, меня теперь трудно узнать. Боюсь, я порядком располнела. Но знаете, операция, лекарства, постельный режим...

Мисс Мамфорд помешана на болезнях, может часами смаковать чужие симптомы. Больной человек сразу же делается ей симпатичен – особенно если перенес операцию. Вот и сейчас за толстыми стеклами очков промелькнула тень неподдельного интереса. Но разумеется, идеальное воспитание не позволило ей пуститься в расспросы.

– А я и не знала... Конечно, удивлялась, что вы так давно к нам не заходите, но списывала на занятость. Эти ваши заметки в “Глоб”, наверное, отнимают массу времени?

– Представляю, мисс Мамфорд, как вы были потрясены. Незнакомка пробралась в кабинет Фрэнклина и роется в его личных бумагах. – Я снова взялась за карандаш и зашуршала папками. – Но Фрэнклин такой рассеянный. Представляете, улетел в Спрингфилд без каких-то важных данных.

– Он мог позвонить мне.

– Но, мисс Мамфорд, он так и сделал. Вчера до ночи названивал вам домой, однако никто не брал трубку.

– Я была дома.

Второе имя, третье... Я строчила как пулемет, но время неслось еще быстрее.

– Помнится, Фрэнклин одновременно укладывал чемодан и пытался до вас дозвониться. Может, ошибся номером... (Быстрее!)К счастью, я все равно собиралась в редакцию, вот и согласилась заглянуть в контору.

– Позвольте вам помочь, миссис Аверс.

– Да уже почти все. Осталось несколько имен... – Спасибо, папа, заставил меня освоить скоропись! – Но я не прочь выпить чашечку кофе.

Она ушла. Седьмое имя, восьмое... На “Л” и “М” ничего...

– Ваш кофе!

– Кофе? Разве я сказала “кофе”? (Взгляд идиотки.)Что значит старая привычка. Врачи ведь запретили мне пить кофе. Чай, лучше травяной. Вас не затруднит?

Пластиковый стаканчик с желтоватой жидкостью возник передо мной с той же необъяснимой скоростью, но я все же успела покончить с буквой “П”. И тут на столе Фрэнклина зазвонил телефон.

– Приемная мистера Аверса.

На “Р” ничего, на “С” одна фамилия. Жалобно хрустнув, сломался грифель, и я судорожно схватила другой карандаш.

– Не беспокойтесь, мистер Аверс, я сейчас же все оформлю. (Фрэнклин!)Желаете поговорить с миссис Аверс?

Его крик я услышала через комнату.

– Д-да, она здесь... (Пауза. Пиши быстрее!)Делает для вас выписки из секретных папок.

Еще одна фамилия на “Т”. Быстрее! Телефонная трубка со стуком упала на стол, ящик картотеки захлопнулся, едва не отрезав мне пальцы. (У-у-ууууу – Ну и боль.)

– Миссис Аверс, я требую, чтобы вы немедленно ушли!

– Мисс Мамфорд! (Побольше гнева и недоумения. Пальцы выглядят ужасно.)

– Вы не имеете права здесь находиться. Мистер Аверс...

– Фрэнклин? Что он вам наговорил? – Я уже была у стола. – Фрэнклин?

– Какого черта ты делаешь в моем...

– Милый, нехорошо разыгрывать мисс Мамфорд.

– ... Кабинете?!

– Да, вообрази, она все приняла за чистую монету. – Я рассмеялась и взглядом призвала секретаршу примкнуть к нашему веселью. – Представляешь, она прищемила мне пальцы ящиком.

– Так ты роешься в моем архиве? Убирайся! Сию секунду!

Я подула на пальцы и помахала ими. Свежие ссадины вспухли кровью, мисс Мамфорд в изумлении уставилась на них, начисто выпав из разговора.

– Нет, спасибо. – Я снова рассмеялась и пояснила секретарше, прикрыв ладонью трубку телефона: – Фрэнклин интересуется, не нужен ли мне опытный адвокат. Чтобы подать иск о физическом ущербе.

– Я принесу аптечку.

Оставшись одна, я прижала трубку плечом и вновь взялась за карандаш. Делать выписки и одновременно слушать Фрэнклина было затруднительно, так что я не обращала внимания, что он там несет. Слава богу, на “У” и “Ф” пусто. Поднажми, Барбара, еще две папки!Фрэнклин сорвался на пронзительный фальцет. Послышались шаги. Возвращается!

– И я люблю тебя, милый! – Я звучно чмокнула трубку. – Надеюсь, тебе удастся разжиться деньгами на свою кампанию. И возвращайся поскорее. Пока.

– Мне так жаль, миссис Аверс. – Мисс Мамфорд вошла в кабинете с йодом и ватой. – Никогда не знала, что мистер Аверс любит розыгрыши. Он всегда такой серьезный... – Она покраснела.

– Фрэнклин – прирожденный актер. – Я торопливо писала, стараясь не коситься на пузырек с йодом. – Может, подождем с перевязкой? Я почти закончила.

Телефон зазвонил снова. Фрэнклин. Едва мисс Мамфорд сняла трубку, я выхватила из ящика две последние папки и бросилась к двери в ванную. Но мисс Мамфорд оказалась проворнее – пока я шаталась на своих каблуках, она одолела дистанцию, разделявшую нас.

– Стойте! Отдайте мне эти папки.

Она вцепилась в папки, но я вырвалась и привалилась к двери в ванную, свободной рукой пытаясь нашарить дверную ручку.

Глаза мисс Мамфорд налились бешенством. Мои пальцы наконец нащупали и повернули ручку. Мисс Мамфорд снова бросилась на меня, но я шагнула в сторону, и она влетела в ванную. Я захлопнула дверь.

– Откройте!

Она дергала ручку, колотила в дверь. Я всем телом навалилась на преграду, быстро водя карандашом в блокноте. Мисс Мамфорд была намного легче, и этого преимущества оказалось достаточно, чтобы я могла разобраться с двумя оставшимися папками.

Закончив писать, я осознала, что дверь больше не сотрясается под ударами. Из ванной доносилась невнятная скороговорка. Телефон в ванной! Я пересекла комнату, всунула папки в картотеку и быстро вышла из кабинета. Навстречу мне двигалась телефонистка.

Оттолкнув ее, я вырвалась из офиса и бросилась через холл. Прямо напротив лифта находился офис крупной адвокатской фирмы. Секретарша испуганно уставилась на меня.

– Простите, мне нужен туалет!

Девушка махнула рукой куда-то в сторону. Я замешкалась, демонстративно роясь в сумке. В щель чуть приоткрытой двери я могла видеть лифт. Двери одной из кабин открылись, и к офису Фрэнклина проследовали два охранника, вооруженные резиновыми дубинками. Мгновение спустя я ворвалась в лифт и выдохнула, только когда кабинка поехала вниз.

* * *

Я увидела Кэтлин сразу же, едва переступив порог ее туристического агентства.

– Какое счастье, что ты развязалась с ним! – Она смеялась сквозь слезы, тиская меня в железных объятиях. Я подумала, что она подхватит меня и закружит по комнате, сшибая клиентов с рекламными брошюрами и мисками фирменного супа.

– Как настроение?

– Все лучше и лучше.

Кто-то попытался перехватить Кэтлин, но она отмахнулась.

– Послушай. Не хочу мешать тебе. Давай поговорим завтра за ужином, ладно? А сейчас мне позарез нужен твой кабинет.

– Он к твоим услугам.

В маленькой комнатке я без сил рухнула в кресло. Неужели все это происходит наяву? И я только что совершила налет на офис Фрэнклина? Поверить не могу. Проникновение с преступными намерениями, вот как это называется! Уголовщина. С особым цинизмом и применением скорописи.

Наверняка мисс Мамфорд уже позвонила в полицию. И скоро я окажусь за решеткой на хлебе и воде... Зато похудею. Я улыбнулась. Весь срок меня будет греть воспоминание о чопорной мисс Мамфорд, вмиг растерявшей свой лоск. Как шипела, запертая в ванной! А Фрэнклин, беснующийся в телефонной трубке? Отвела душу, ничего не скажешь! Конечно, метод Кэтлин с битьем посуды выглядит эффектнее, но и у меня получилось неплохо.

В кабинет заглянула женщина в полосатом переднике, улыбнулась и внесла тарелку огуречного супа, посыпанного румяными гренками.

– От босса. Велела вам передать, что блюдо это легкое и для здоровья полезное.

– Банда комедиантов, – рассмеялась я. Женщина встала у двери, сложив руки на объемистом животе. Под ее настойчивым взглядом пришлось отправить в рот ложку свежего холодного супа. Лишь тогда она незаметно удалилась. В последний раз я ела в доме миссис Мэйз. Сейчас ее банановый кекс ссохся в отвратительную коросту на ботинках и кроссовках Фрэнклина. То ли бутылка коньяка, то ли бессонная ночь начисто отбили у меня всякую охоту к еде. Я отодвинула тарелку, достала список клиентов Фрэнклина и позвонила Маку.

– Не знал, что ты художница, – сказал он. Не сразу вспомнился прилепленный к компьютеру листок с забавной смеющейся рожицей.

– Я женщина с бездной талантов. Как ты догадался, что рисунок от меня?

– Морт сказал, что ты заходила. Дал почитать твое эссе. Меня даже зависть проняла.

– Что, я так блистательно пишу?

Мак рассмеялся, и я представила его блестящий глаз в лучиках тонких морщин, изгиб улыбающихся губ и повязку.

– Ну, пишешь ты терпимо...

– Терпимо?!

– Но твое “Чудо” – настоящая находка. Подумать только, два человека сорок лет вместе, а любят друг друга, как в первый день.

– Так ты об этом...

– Ну да, а что такое?

Вместо ответа я зевнула.

– Нагоняю на тебя скуку?

– Прости. Плохо спала ночью. Точнее, совсем не спала. Скажи, можно ли наверняка установить, что дело уже рассмотрено в суде и закрыто?

– Что за дело?

– Производственная травма.

Уточнив детали, Мак без колебаний выдал мне точные и подробные инструкции и лишь потом поинтересовался, что, собственно, стряслось.

– Есть интерес. А много времени понадобится?

– По обстоятельствам. Может, и неделя. У меня упало сердце. Нет у меня этой недели!

– Если дело старое, придется перерыть весь архив, – пояснил Мак, и я повеселела.

– Недавнее!

– Тогда его поднимут сразу же. Хотя, знаешь, эти клерки порой копаются как сонные мухи... Вот что, я как раз собирался в архив, к тому же меня там знают. Скажи, что за дело и что именно тебя интересует. Я сам все выясню.

Сейчас почти половина одиннадцатого. Похороны в два, а прежде ведь надо забежать в банк. В судебный архив мне не успеть, но я должна узнать, обворовывал Фрэнклин своих клиентов или нет. Но Мак... с его нюхом ищейки он тотчас учует криминальный душок и не успокоится, пока все не раскопает. Особенно если стану диктовать длинный список недавних дел... Может, подкинуть ему лишь одно?

– Ладно. Я хочу написать продолжение, на сей раз о мистере Пэйне. Нужны кое-какие подробности из дела его жены. Скажем, сколько им пришлось дожидаться выплаты, какого числа был вынесен вердикт и сколько они получили.

– Вряд ли там указана сумма.

А это и не нужно – цифры я списала с секретных папок Фрэнклина.

Не беда, сгодится любая фактура. Не хочется выпытывать все это у человека, который хоронит жену. Конечно, такие факты вряд ли пригодятся, разве что для полноты впечатлений и личного архива...

– Без проблем. Поеду прямо сейчас, так что к обеду управлюсь. Может, тогда и встретимся?

– Вряд ли. Я буду на похоронах миссис Пэйн. Увидимся позже, хорошо?

Я повесила трубку и бросила случайный взгляд в свой блокнот. За разговором я бессознательно выводила росчерки и завитушки. МАК – значилось в самом центре листа. Большими буквами в виде сцепленных сердечек.

* * *

Банк “Горный” находился как раз по пути на кладбище. Своим овдовевшим клиентам Фрэнклин советует первым делом заглянуть в сейф, ознакомиться с последней волей усопшего, а потом уже идти рыдать над могилой.

Ровно в половине первого я завела новый сейф на свое имя и получила на руки тот, которым мы пользовались на пару с мужем. Запершись в кабинке, выставила оба ящика на стол и начала без разбору перегружать содержимое общего ящика в собственный – акции, ценные бумаги, страховые свидетельства, оба наших завещания.

Завещания. Как юлил Фрэнклин, расписывая прелести своего замысла. Как терпеливо и вкрадчиво разъяснял его достоинства. “Мы ведь не позволим хрычам из правительства отобрать наши деньги, которые я зарабатываю тяжким трудом, правда, пупсик?” По завещанию Фрэнклина имущество попадало под контроль попечителя, а тот выдавал бы нам на карманные расходы. Даже после своей смерти Фрэнклин намеревался распоряжаться мною и детьми.

– Барбара, сколько я повидал несчастных женщин, которых обвели вокруг пальца. Сектанты, альфонсы, биржевые махинации...

– Я не из таких.

– Тогда вспомни, что учудила твоя приятельница Карен Блекстон. Заполучила деньги Мелвина и с родными детьми не поделилась.

– Знаешь, сколько лет этим, с позволения сказать, детям?Тридцать восемь и сорок два! Дочь за пять лет ни разу не позвонила Карен, а единственный источник дохода сына – судейство дворовых бейсбольных матчей. Что за чушь ты несешь, Фрэнклин? Великовозрастные дети во всем зависели от Мелвина и привыкли полагаться на отца, а Карен наконец-то выпихнула их во взрослый мир. А что до меня, разве я хоть раз поставила свои прихоти выше интересов детей?

Все впустую. Фрэнклин навязал мне свое завещание, а в попечители назначил вечно угрюмого, жесткого, как стальной рельс, партнера. К счастью, у меня тогда было утешение. Сигареты.

Правда, и от попечителя оказался кое-какой толк. Он убедил Фрэнклина составить подробный перечень всех его активов – акций, недвижимости, – буквально всего. Сейчас я в полной мере оценила эту любезность. Выглядел список впечатляюще. Не сомневаюсь, при разводе он здорово облегчит жизнь моему адвокату.

Я сунула бесценный документ на дно своего ящика. Сверху легли пять серебряных слитков и неплохая коллекция редких монет в скромных пластиковых коробочках. Спору нет, приятные пустячки, но я – то рассчитывала на наличность. Фрэнклин всегда держал в сейфе пачку купюр на черный день – когда несколько сотен, а когда и тысяч. Сумма менялась, но хоть что-то в заначке лежало обязательно. И вот неприкосновенный запас испарился.

Сбываются мои подозрения – борьба за кресло сенатора обходится мужу слишком дорого. Леди Эшли порой посещают экстравагантные замыслы. Пространные телеинтервью в самое горячее время, реклама во весь газетный разворот... А бедному Фрэнклину только и остается, что подписывать чеки, – трудно сказать “нет” женщине, которая говорит “да”.

Под конец я переложила в свой ящик изящные бархатные футляры с мамиными драгоценностями.

– Привет, мама! – Я любовно погладила нежный ворс. – У меня сейчас куча проблем. А с тобой когда-нибудь случалось такое? Бабушка и папа дружно рисовали тебя белоснежным ангелом, парящим над обычными человеческими проблемами и страстями. И я привыкла считать тебя высшим существом, непогрешимым и совершенным. Но ты ведь не была ангелом, правда?

За дверью послышались шаги – старая миссис Уиттикер, по обыкновению, гадала, с кем это я говорю. А с кемя говорю? Какой она была на самом деле, моя мама?

– Знаешь, я на них не в обиде. Они жалели бедную сиротку, вот и придумали для нее какую-то особенную маму, не такую, как все прочие люди. Им казалось, мне это нужно. А нужно-то было совсем другое – и в детстве, и теперь! Знать и верить, что ты была обычной женщиной, живой, из плоти и крови, что могла порезать палец, и запудрить прыщик, и посмеяться непристойной шутке. Что тебя порой все вокруг бесило и доставало и что у вас с папой случались ссоры, как в любой другой семье... Ты прости, мам, что я так долго не понимала таких очевидных вещей. Прости, что столько лет поклонялась тебе вместо того, чтобы просто любить...

Бережно уложив футляры, я нехотя опустила стальную крышку ящика.

– Я люблю тебя, мамочка. Приглядись к Люсинде Пэйн – она того стоит.

Поднявшись из хранилища, я задержалась у окошечка для привилегированных клиентов.

– Ума не приложу, как это случилось. Извели все чеки, а новых не заказали. – Радужная улыбка идиотки. – Теперь вот срочно понадобились – немного, штук двадцать пять, – а когда их еще дождешься.

Я назвала номер счета моего “скроенного для руководства” супермена. Служащая предложила расписаться, чтобы сравнить подпись с образцом. Но поскольку тот счет открывала я, экзамен выдержала на отлично.

Уже через десять минут я гнала машину к кладбищу. В бумажнике, надежно запрятанные под молнию, ждали своего часа двадцать пять чистых чеков. Я еще не знала, придется ли пускать их в ход. Подтвердятся мои подозрения или нет? Теперь все зависело от судебного архива.

В самом сердце старого кладбища вросла в землю маленькая часовня – по виду нечто вроде карманной триумфальной арки. От этого преддверия мира иного, как от ступицы колеса, расходились лучи дорожек, расчерчивая клиньями кладбищенскую землю. За долгие годы все клинья были разобраны разными конфессиями. Теперь любой протестант, иудей или католик – будь он бедный или богатый, черный или белый – мог рассчитывать на упокоение поближе к своему богу.

Я приехала раньше всех и долго ждала в душной машине, пока окончательно не спеклась. Где же приглашенные? Возможно, прибыли пешком или на такси и давно ждут внутри. Отругав себя за недогадливость, я поспешила в часовню.

Там было пусто. Посреди зала нелепое сооружение – нечто вроде решетчатого железного стола на колесах. На нем криво стоял закрытый гроб Люсинды Пэйн. Вряд ли похоронное бюро разорилось бы, задрапировав ржавые прутья куском черной ткани.

Я приблизилась к Люсинде. Стук каблуков, эхом отразившийся от мраморных стен и пола, оскорбил торжественную тишину. В изголовье ровно горели две массивные свечи в высоких подсвечниках. Я вгляделась в чистое пламя.

– Как жаль, что не довелось с вами познакомиться, – шепнула я, нежно коснувшись крышки гроба в голубоватых мраморных прожилках. Вместо прохлады и гладкости камня ладонь ощутила неприятно-теплую шершавую пластмассу.

Снаружи донесся шум двигателя, на цыпочках вошли четыре скромные женщины. Оказалось, соседки. Многие хотели проститься с Лю-синдой, объяснили они, да только все на работе.

В часовню влетел деловитый священник, следом появился и мистер Пэйн. Заметив меня, он посветлел лицом. Мы молча обнялись. Он поздоровался с другими женщинами, называя каждую по имени и сердечно благодаря. Священник нетерпеливо листал Библию, словно мы насильно оторвали его от важных дел, а теперь попусту тянем время. Строго покосившись на него, я взяла мистера Пэйна под руку и подвела к гробу.

– Вообще-то он не из нашего прихода, – шепнул мистер Пэйн, будто извиняясь – Наш на год уехал с миссией в Перу. Достойный человек. Ему будет жаль Люсинду. Не знаю, откуда взялся этот молодчик, но душевности в нем ни на грош.

Священник зачастил с места в карьер. Он не был знаком с миссис Пэйн и не потрудился хоть что-нибудь узнать о ней. Его надгробное слово состояло из банальностей и туманных рассуждений о добродетельных женщинах вообще. Этот выдуманный портрет не подходил ни к одной из моих знакомых и уж конечно не имел ничего общего с Люсиндой Пэйн.

Отработав повинность, святой отец уткнулся в Библию и забубнил молитвы. Явный любитель излишеств во всем, от еды до секса. Так и виделось, как он смачно ковыряется в носу в мнимом уединении своего авто, как травит в закрытом клубе похабные анекдоты о “цветных” и “бабах”, как мухлюет с налогами и дурит жену – одинаково цинично и равнодушно. Мне стало легче дышать, когда он замолчал.

– Служба окончена, все свободны.

– Хочу увидеть, как ее опустят в землю. – Голос мистера Пэйна дрогнул, и я ободряюще стиснула его руку.

– Это займет немало времени...

– У меня время есть, – жестко оборвал старик. – А ваше я оплатил.

Вот сейчас я видела того самого мистера Пейна, от которого лез на стенку Фрэнклин. Этот человек, знающий свои скромные права и готовый за них постоять, – честный и смелый трудяга, “задолбавший” выжигу-адвоката.

Не удостоив священника ни единым взглядом, он повлек меня из прохлады часовни в пекло августовского дня.

– Хочется верить, что Люсинда любила вас же сильно, как вы ее...

Он чуть заметно улыбнулся:

– У меня ни разу не было повода думать иначе.

Недовольный священник нагнал нас уж католическом секторе, срезав путь через еврейский. Похоронная команда лениво тянулась с дом. Он энергично замахал руками, требуя пошевеливаться. Мы с мистером Пэйном, оставшись у могилы, горестно молчали, думая каждый о своем.

В последний раз я была на кладбище, хоронили Сару-Джейн. На поминальную службу пришли сотни людей. Священник плакал скрывая слез, и едва мог говорить. Близкие читали ее любимые стихи и наперебой вспоминая светлые моменты ее жизни. А позже я ненароком услышала, как Стэнфорд распинается перед какой-то девчонкой не старше двадцати: “представьте, в похоронном кортеже собрал семьдесят пять машин”. И все это со слезой в лосе. Мы прощались с Сарой-Джейн, а он считал машины.

Наконец подтянулись могильщики, y6paee кусок дерна, прикрывавший свежую яму. Решетчатая железная телега все не желала как следует устанавливаться над могилой. Пока они воевали с ней, на дорожке резко затормозило такси, откуда выскочил Мак.

– Слава богу, успел, – шепнул он мне, представился мистеру Пэйну и тепло пожал ему руку. Потом вытащил из кармана газетную вырезку, аккуратно расправил и подал старику: – Вот, пробный оттиск статьи, которую Барбара посвятила вашей жене. Думаю, вам будет приятно.

Мистер Пэйн благоговейно принял листок, но читать не смог: слезы застилали глаза, мелкие буквы расплывались.

– Прочитайте вы, – робко попросил он.

Гроб дрогнул, пополз вниз. Я начала читать историю жизни и любви Люсинды Пэйн – женщины, сумевшей превратить кусочек нашего несовершенного мира в рай. Мне было мучительно тяжело писать об этом и уж совсем трудно оказалось читать. Голос срывался, душили слезы.

И все-таки я дочитала. Все почтительно молчали – даже могильщики оторвались от своих хлопот. Я не обольщалась – их зачаровал не мой литературный талант, а красота Люсинды. Они плавно опустили гроб в могилу и деликатно шагнули в сторону, пропустив вперед нас.

Пэйн принял у меня статью, бросил вниз, и страница, покружившись, легла на крышку гроба.

– Вот, Люсинда, теперь о тебе узнает весь Чикаго. Все прочитают, какой ты была, и полюбят тебя. А вы, ваше преподобие, – он устремил суровый взгляд на притихшего священника, – надеюсь, слушали внимательно. Такой и должна быть настоящая надгробная речь.

Тяжело нагнувшись, Пэйн подобрал горсть земли. Следом и мы с Маком бросили в могилу по пригоршне и проводили старика до горбатой развалюхи, отдаленно напоминавшей машину. Та неохотно завелась и уползла с оглушительным стрекотом, выплевывая клубы черного дыма.

– Не богач, – сочувственно заметил Мак и опустил руку мне на плечо. Сама не сознавая, что делаю, я порывисто стиснула его пальцы.

– Спасибо, что пришел.

– Надеялся поддержать его хоть немного. Я ведь успел пролистать их дело в архиве. Знаешь, что они только не пережили за два последних года...

– Ты читал дело?

Он похлопал по карману:

– И даже снял копию.

– Дашь посмотреть?

– На дармовщину не рассчитывай. Нужна информация – плати. Это обойдется тебе в... полчаса за рулем! Подкинешь меня домой.

– Залезай. Почитаешь по пути.

Через сорок минут я свернула с окружной дороги к парку Линкольна. Выслушав рассказ Мака, я тщетно пыталась найти хоть одно доказательство того, что Фрэнклин не вор. В архивном деле черным по белому значилось: процесс тянулся два года, исковая сумма составляла пять миллионов. Суд закончил рассмотрение дела четыре месяца назад, но о выплате до сих пор нет ни слова.

Слушая Мака, я изо всех сил пыталась удержать на лице невозмутимое выражение. Бессмыслица какая-то. Кто станет отказываться от огромной компенсации, когда она практически в кармане? Никто – кроме адвоката, который метит в сенаторы и остро нуждается в наличности. Подонок.

По улице Фуллертон машины ползли еле-еле: водители бросали педали и руль при виде юных девушек, спешащих на пляж. Одного моего платья хватило бы на сотню их бикини в комплекте с пляжными сумками.

Наконец я вырвалась на простор фешенебельной улицы – подлинного царства французских ресторанов. “Амбрия”, “Гран-кафе”... Мы с Фрэнклином исправно посещали их в те времена, когда были идеальной парой. Я тогда смолила одну за одной, а на ужин заказывала лишь легкую закуску, салат и десерт. Пых-пых... Запивая все это бокалом-двумя сухого белого с содовой – ни грамма сахара, пых-пых...

– Приехали, – сказал Мак.

Очнувшись, я резко затормозила у старинного многоквартирного дома. Импозантный фасад, весь в лепнине, выходил на романтический заросший парк, раскинувшийся от консерватории до зоопарка Линкольна. Все здесь дышало несуетностью и покоем – кроме стоянки, забитой под завязку. Я кое-как приткнулась к тротуару, перегородив полдороги, только чтобы высадить Мака. Но он не спешил вылезать из машины.

– Ты выглядишь усталой...

– Тяжелый день выдался.

Рассказывать я пока ничего не собиралась. Не время, сначала нужно хорошенько все обдумать. Пожалуй, я обязана дать Фрэнклину шанс оправдаться. Ткну ему в лицо все эти дикие факты, и пусть попробует хоть как-то объяснить их. Вдруг я что-то не понимаю. Упустила из виду нечто важное и брожу впотьмах, а разумное и абсолютно законное объяснение – вот оно, прямо подносом...

– Ну вот, снова витаешь где-то, – заметил Мак. Я встряхнулась. – Может, зайдешь? Посмотришь, как я устроился.

– Нет, не могу. Дома полно дел.

– Не смеши меня. Пять минут погоды не сделают.

– Мак, поставить машину в этом районе труднее, чем вычерпать ложкой озеро Мичиган!

Как по заказу, из парка вывалилось шумное семейство – дети с целой флотилией воздушных шаров и родители под ручку. Они споро погрузились в стоявший прямо перед нами пикап и укатили. Мак усмехнулся:

– Тебе понравится. У меня там все в зеркалах.

Трость он отставил в угол тотчас, как вошел в прихожую.

– В общем-то она мне больше ни к чему. Так, пыль в глаза пускаю, набиваюсь на сочувствие по старой привычке.

– Выходит, и мое сочувствие тебе не нужно.

– Мне много чего от тебя нужно, Барбара, но сочувствие идет в этом списке где-то за сотым пунктом.

Я спаслась бегством в гостиную. Удивительно, но полное впечатление, будто Мак живет здесь давным-давно. Глубокие кресла расставлены беспорядочно, зато удобно. Одна стена превращена в своеобразный музей – коллекция минералов, индейские глиняные кувшины, маски. Другая стена занята книжными полками. Корешки просвечивали сквозь стеклянные дверцы с зеркальным блеском. Я приблизилась, пытаясь разобрать названия книг.

– Нравится?

Я вздрогнула от неожиданности.

– А разве кому-то здесь может не понравиться?

– Пойдем, покажу остальное. Планировка оказалась типичной для Пульмана[15]. Гостиную и кухню соединял не то длинный узкий холл, не то просторный коридор. Патриархальный дощатый пол, сиявший лаком, направо и налево – гостеприимно распахнутые двери комнат.

Я заглянула в ближайшую и угодила в филиал гранильной мастерской. Тесное помещение загромождали устрашающие железные агрегаты – как выяснилось, приспособления для полировки и шлифовки минералов. В ящиках на полу – какие-то невзрачные камни. На полках вдоль стен – то, что прежде скрывалось в этих грубых глыбах. Узнала я только опал и кварц, остальные минералы видела впервые.

Но царил здесь все-таки стол, огромный и тяжелый, как утес. Он был завален изрядно обшарпанными инструментами, из которых более или менее опознавались разве что молотки и долота. Имелась и маленькая ацетиленовая горелка. Тут же выстроились коробочки с заготовками ювелирных изделий, металлическими обломками, проволокой и прочей дребеденью.

Спальня Мака манила уютом. Кровать королевских размеров стояла на небольшом возвышении. Ниша в изголовье, отведенная под книги и ночник, так и приглашала поваляться и почитать на сон грядущий. Литературные пристрастия Мака грешили пестротой. Детективы Камински и Крэйга, бульварные жизнеописания мафиози и спортивных звезд, увесистые подшивки “Спортивного обозрения”... Рядом пособия из серии “Сделай сам”, по которым любая домохозяйка может освоить все, что угодно, – от вышивания бисером до самолетостроения. И тут же солидная подборка книг по философии.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21