Мать долгие годы работала в загсе, регистрируя свадьбы, смерти, разводы и рождение граждан города Энска. Отец добросовестно трудился на заводе мастером, хорошая, благополучная семья. Тем большим ударом для них стал первый срок Геннадия, это знаменитое дело о кражах в домах почетных и уважаемых граждан города. Уже тогда судей поразил особый цинизм и точный расчет злодеяния. Нечай сумел из такого скучного дела, как шефская помощь ветеранам, извлечь нелегальную выгоду. За это он и схлопотал тогда необычно большой срок для малолетки.
      А первый раз он воровал в тринадцать. Лешка Соломин, по кличке Коржатник, первый друг и сосед Нечая, пацан, помешанный на голубях, как-то вернулся из деревни, где гостил у родственников и взахлеб начал рассказывать о каких-то особых породах голубей, что держал на селе один из местных чудаков. Турманы, чеграши, монахи - диковинные названия так и сыпались из Лешкиных уст.
      - Эх, мне бы таких! - с завистью закончил он свой рассказ.
      - А ты возьми да укради, - просто предложил Нечай.
      Лешка сначала удивился, а потом загорелся этой идеей. Они подъехали к деревне уже затемно, оставили в кустах свой мопед и, перепрыгнув через забор, подошли к голубятне. Пока Лешка гладил привыкшую к нему хозяйскую собачонку, Нечай быстро открыл несложный замок и сгрузил диковинных птиц в свою большую сумку. Что его удивило в той простой и незатейливой первой краже это поведение
      его напарника. Лешку даже за деревней еще трясло от страха, в то время как сам Геннадий испытывал только странное обострение чувств и какой-то азарт. То же самое с ним происходило и потом, но сначала была зона.
      В заведении для малолетних преступников он не проникся чувством раскаяния и вины. Как и на воле, Геннадий вскоре незаметно прибрал власть в своем отряде. Что-то в нем было такое, что привлекало к нему более сильных, более талантливых, и даже более умных парней. Не слишком словоохотливый, скупой на улыбку, Нечай отличался острым и оригинальным складом ума, своеобразным юмором, да и в драках был хорош, хладнокровен и расчетлив. Старался бить так, чтобы наверняка, с одного удара вывести противника из игры и чаще всего целился в глаз, однажды испытав на себе что это такое.
      Но с совершеннолетием в его жизни наступил совсем другой период. Во взрослой зоне Геннадий оказался уже младшеньким, Юриком, юрцом, и это ему не
      понравилось. Нечай решил, что больше он уже не сядет никогда. Лежа по
      ночам в душном, полном стонов и храпа тюремном бараке, Геннадий часами
      думал о совершенной ошибке и чем ему заняться в будущем. Но даже лежа на тюремных нарах, он ни разу не подумал о том, о так называемым "честном труде". Первое, к чему он пришел в результате этих размышлений: теперь он будет работать в одиночку, ведь сгорел он из-за подельников.
      Вернувшись домой и с недельку отдохнув под родным кровом, Геннадий
      снял отдельную квартиру. Родители не могли его понять, а все объяснялось просто. Его удивительно крепкая нервная система по ночам давала странный сбой. Он часами не мог уснуть, и мешали ему не шум или свет, а присутствие рядом другого человека, воспринимаемое с обостренным чувством злости и раздражения. Он и в зоне-то засыпал с трудом, но на воле, как ни странно, все это усилилось во много раз, словно отдача, вернувшаяся после четырех лет несвободы. Квартиру Нечай подыскал по себе: угловую, первый этаж, за стенкой жила тихая старушка. Первое время досаждали соседи сверху, устраивавшие по ночам шумные пиршества, а затем не менее шумные битвы. Разжившись деньгами, Нечай перекупил эту квартиру у хозяев, сдававших ее внаем, и заставил съехать "веселую семейку". Квартира так и стояла с тех пор запертая.
      Способ добывания средств Геннадий придумал своеобразный. Он устроился
      мастером по ремонту телефонов на местный узел связи. Денег там платили мало, да и не эти гроши его интересовали. Научившись отключать нужные ему номера, он приходил на вызов и самым внимательным образом исследовал нужную ему квартиру: достаточно ли богатая обстановка, какие замки врезаны в дверь, как бы невзначай интересовался, где и в каком режиме работают хозяева, подключена ли
      квартира к сигнализации. Затем он не спешил, позволял хозяевам забыть о визите мастера и не раньше чем через месяц молниеносно брал квартиру. Интересовали его только деньги и драгоценности, с барахлом Геннадий не связывался никогда. Все шло хорошо, но однажды он чуть не сгорел.
      Уже войдя в облюбованную квартиру и подойдя к стенке, Нечай услышал, как сзади, в прихожей, снова щелкнул замок. Среагировал он мгновенно, сделал два шага в сторону и встал за плотную портьеру в углу комнаты. Вбежавшая в квартиру молодая женщина небрежно бросила на диван небольшую сумочку и с ходу начала раздеваться, что-то напевая под нос. Нечай наблюдал за ней без особых эмоций, только вспотел немного. Девица между тем облачилась в парадное платье, повертелась перед зеркалом и принялась названивать какому-то Николаю Васильевичу, зазывая его хоть на часок.
      - Василий приедет только завтра, я ручаюсь! - ласково ворковала милая крошка.
      Геннадий чуть не взвыл, от напряженно-неподвижной позы у него стали затекать ноги, кроме того квартира была однокомнатной, а если голубки еще захотят задернуть шторы? По счастью, девица вспомнила, что любезный ее сердцу хахаль лакает коньяк только вприкуску с лимоном, и помчалась в ближайший магазин, освободив дорогу к отступлению изрядно запарившемуся Нечаю. Хотя сильно он не переволновался и даже успел прихватить лежащее в серванте золотое кольцо, но опять же ночью, лежа в зыбком унынии бессонницы, Геннадий понял, что рано или поздно
      он все-таки снова попадет в тюрьму. Все предусмотреть невозможно, рано или поздно, но удача отвернется от него. Проанализировав не только способы добычи денег, а всю стратегию и философию жизни, Нечай пришел к выводу, что надо искать что-то другое, найти менее рискованную технологию изъятия чужих ценностей.
      И нашел он его, этот свой путь, как это ни странно, в книгах. С детства он любил читать детективы, но если всех интересовали хитроумные построения сыщиков, то Геннадия больше волновали ошибки преступников. Он сразу ставил себя на их место, прикидывал, что бы он сделал в тех же условиях. Однажды в одно из редких посещений родителей, Нечай увидел у них на столе новую книгу: "Крестный отец". Она потрясла его. Это же так просто и так естественно: помогать людям и делать их зависимыми от тебя, ну а потом уже с их помощью добиваться своего. Тщательно проштудировав бестселлер, а затем и просмотрев кино с блистательным Марлоном Брандо, Нечай усвоил, что, подобно дону Карлеоне с его торговлей оливковым маслом, надо иметь весомое положение в обществе, непременное легальное прикрытие.
      Через месяц он вложил свои средства в первый ларек. В тот же день к нему подошел недавно вышедший из тюрьмы Рыдя и потребовал дань за право торговли. Нечай улыбнулся в ответ и угостил громилу сигаретой. Вечером их видели в ресторане. Через неделю с ними уже считался весь район, а через два года Нечай вышел на Спирина.
      ГЛАВА 12
      В то утро Михай, как обычно, сидел на балконе и, покуривая "Приму", наслаждался июльской жарой, поглядывая вниз на проходящих мимо людей. Увидев знакомого парня из мелких шестерок, он крикнул ему:
      - Эй, Шурик, тормозни-ка лаптей, побалакать надо. Жди меня там.
      - Михай, да я сам поднимусь, - вежливо предложил парень.
      - Стой там, говорю. Мне прогуляться пора, а то засиделся, - и старик ушел с балкона.
      Парнишка, дожидаясь его, присел на корточки у стены дома и тут же задремал, уронив голову на исколотые, все в "дорожках" от иглы руки. Ни он, ни тем более никто из торговцев или посетителей рынка не обратил внимания, что вскоре из бара неспешно вышел Рыдя и, перейдя дорогу, скрылся в подъезде дома, где жил Михай. Его самого он повстречал на лестничной площадке третьего этажа.
      - О, я к нему, а он из дома, - деланно обрадовался Рыдя.
      - Что это тебя в гости потянуло? - подозрительно вглядываясь в лицо рослого собеседника, проворчал старый уголовник.
      - Да деньжат вот принес, как ты и говорил, - и, вытащив из кармана, пачку денег подручный Нечая протянул ее старику. Глаза у того сразу заблестели, он протянул к деньгам руку, но тут Рыдя, быстро оглянувшись по сторонам, коротко и сильно ударил старого зэка в солнечное сплетение. Михай сразу захрипел, выронил палку и, хватая воздух жадно открытым ртом, опустился на колени. Не дав ему упасть
      на пол, Рыдя сжал плечи старика коленями, а потом резким рывком свернул
      ему шею. Затем он толкнул обмякшее тело вниз по лестнице, подобрал свои деньги, и легким шагом быстро сбежал вниз. В бар он вернулся, обойдя дом с другой стороны, при этом не встретив у подъезда даже бдительных бабушек, наслаждающихся в то время очередной серией мексиканской белиберды.
      Хотя все получилось удачно, Михай не раз уже падал на этой самой лестнице, и даже ломал руку, но в его естественную смерть мало кто поверил. "Свернули шею старому волчаре", - таков неофициальный вердикт вынесла в конце концов общественность района.
      Хоронили Михая пышно, с подобающими ему почестями: гроб несли на руках
      до самого кладбища, благо весил покойник чуть больше подстеленного под него ковра, а засвидетельствовать свое почтение усопшему собрался почти весь воровской народ. Засыпав тело деньгами и попросив передать приветы всем знакомым, старого уголовника закопали, выпустили напоследок с десяток белоснежных голубей и отбыли в специально снятое для поминок кафе. Нечай присутствовал от начала и до конца церемонии, посидел немного и за элитным столом, где разместилась верхушка воровского общества, но вскоре извинился и отбыл, вызвав этим
      неодобрение остальных "пастухов" города.
      - Не он ли Михая замочил? - кивнул в сторону уходящего Нечая один из местных авторитетов.
      - Может быть, - согласился его сосед, такой же, как и Михай, выжатый годами тюрем инвалид, а затем хрипло прокаркал. - Только зря он думает, что это ему так просто сойдет с рук.
      Только оказалось, что ошибался как раз он. Водка, что подали им за стол, оказалась произведенной на основе метилового спирта, из десяти человек выжил только один, да и тот ослеп. Хозяина кафе прирезали в тот же вечер, и он был не последней жертвой. Оставшись без "пастухов", уголовное стадо сразу же почувствовало излишек воли, начались разборки, а потом все переросло в открытый беспредел. За три дня убили еще семерых, в том числе женщину и подростка.
      Обеспокоенный Спирин вызвал по телефону Нечая.
      - Надо встретиться, - предложил мэр.
      - Хорошо, - согласился Геннадий. - В том же месте?
      - Да, только попозже, часов в десять, - скорректировал время Виктор. На "Волге" он приехать не мог, в эти дела он не хотел посвящать даже молчаливого Виталика, да и машина мэра сильно бросалась в глаза.
      Приехал он на своей "девятке", опустил стекло, но выходить из машины не стал: на "Аллее" был час пик, со всех сторон доносилась приглушенная музыка, а временами и звонкий женский смех. Несмотря на поздний час, было еще достаточно светло, Спирин беспокойно оглянулся по сторонам, выходить из машины ему не хотелось, но Нечай подошел сам. Подняв стекло и пожав руку гостю, Виктор начал разговор.
      - Что творится в городе? Люди боятся выходить вечером из дома. Ты понимаешь, что они обвиняют в этом меня? При Гриневе было спокойно, а Спирин не может навести в городе порядок. Так ведь скажут.
      - Скоро все успокоится, - обнадежил Нечай. - Еще неделя, может две. Сейчас все это перебродит, а потом мы наведем свой порядок. Но нам надо помочь.
      - В чем? - спросил Виктор.
      Неторопливо достав сигареты, Нечай чиркнул зажигалкой и в полутьме салона ярко высветилось его худощавое, бесстрастное лицо.
      - Многих можно упрятать за решетку, в том числе этого вольтанутого Сорова, что зарезал пацана и ту бабу в лесопосадке. Мы бы сдали их, но там есть такой майор Шавло...
      - Начальник УГРо? И что? - не понял Спирин.
      - Принципиальный дурак. Кто только догадался его с паспортного стола кинуть в УГРо. Уж очень он недоверчиво относится к нашей информации.
      - Ну что ж, это я постараюсь исправить, но и ты попробуй обойтись без трупов.
      - Хорошо, я попробую, - согласился Нечай, и на этом они расстались.
      Действительно, вскоре после волна насилия в городе пошла на убыль. Оказалось, что у Нечая в каждом районе было что-то вроде своей базы: магазинчик, забегаловка или просто ларек. Там теперь постоянно дежурили три-четыре качка, и чем все это могло обернуться, первыми на своей шкуре испытали те двое, что привлекли в свое время внимание Нечая, рыжеватый верзила по кличке Ража и его сутулый друг Порик. Как обычно, с утра они появились на своем рынке и, подгоняемые
      начинающейся "ломкой", принялись трясти торговок.
      - Нет, ты видишь, я еще только раскладываю, ничего не продала? орала на них мощного сложения краснолицая дамочка, торгующая яйцами и туалетной бумагой. - Вы что, подождать не можете?!
      - А меня не колышет, наторговала ты или нет, - по- блатному растягивая слова напирал Ража. - Я тебя сейчас посажу задом на эти яйца, и будешь торговать сразу омлетом. Гони, сука, десять рябчиков!
      - О, уже десять! - возмутилась дама и покрыла обоих трясунов широкозахватным матом. - Вчера еще семь было?
      - Еще орать будешь, пятнадцать отдашь, - вступил в разговор сутулый Порик.
      Спор грозил перейти в драку, и рослая торговка вряд ли бы сдалась без боя, но тут к Михаевским птенцам подошли трое молодых, крепких ребят, похожих друг на друга, как родные братья. Один из них, пощелкивая семечки, весело спросил:
      - Что за шум, а драки нет?
      -Чего?! - свирепо обернулся к нему рыжий. - Это кто тут сопит без спросу? На перо захотел, сучонок?!
      - Пошли-ка, дядя, отойдем, - спокойно ответил парень и, отвернувшись, двинулся за ближайший ларек. Ража переглянулся со своим напарником, но долго размышлять им не дали. Двое других веселых ребят как-то играючи проводили их толчками вслед за любителем семечек, а потом минуты за три так отделали Ражу и Порика, что появились они на рынке только через месяц и ни на что уже не претендовали.
      После экзекуции весельчак, по-прежнему грызущий семечки, заявил собравшимся вокруг него торговкам:
      - В общем так, мы этот рынок у муниципалитета выкупаем. Платить за место теперь только нам, шесть рублей в день. Если подойдет кто-то еще зовите нас, мы будем в баре.
      Собрав дань, ребята удалились в свою "пиратскую" вотчину. Торговкам
      новый порядок понравился. Михай со своими подручными мог пройтись по
      рядам раза три в день, да еще приходилось платить официальным хозяевам рынка. А тут и плата постоянная, и всех надоедливых алкашей и наркоманов качки Нечая отшили за какую-то неделю. Примерно то же самое происходило по всему городу.
      Сыграл свою роль и Спирин. На следующий день после рандеву с Нечаем он собрал совещание по вопросам правопорядка и обрушился на начальника милиции.
      - Мы работаем, - попробовал возразить Малофеев.
      - Плохо работаете, - перебил его Виктор. Все, даже знавшие его как облупленного, Макеев и Южаков, вытаращили глаза. Таким они Спирина еще ни разу не видели. - Сколько раскрыто убийств?
      - Одно, - опустил голову подполковник.
      - Из восьми?
      - Да.
      - И это в нашем-то городе, где, как я знаю, чихнуть нельзя, чтобы не услышали на другом конце. Вчера я прошелся по центральному рынку, меня еще плохо знают в лицо, послушал что говорит народ. И знаете, что он говорит?
      Виктор, до этого нервно вышагивающий вдоль стола, остановился напротив милиционера и обратился прямо к нему.
      - Народ говорит, только об этих трупах и о том, что страшно ходить по улицам даже днем.
      Чуть успокоившись, он сел на свое место во главе стола и уже ровным голосом спросил:
      - Кто такой Сорый?
      - Есть такой рецидивист, фамилия Сыроквашин, под нашим надзором, припомнил подполковник.
      - Даже под вашим надзором! - восхищенно воскликнул Спирин и взмахнул руками от возмущения. - А вот две бабки, торговавшие семечками, уверяли третью, что именно он убил ту женщину в лесопосадке и пацана! Кто у вас заведует УГРо?
      - Майор Шавло.
      - Плохо работает. Надо задействовать агентуру и участковых.
      - Хорошо, - со вздохом согласился Малофеев, - мы его заменим. У меня давно вызывал сомнение стиль его работы. Сидел бы у себя в паспортном столе, так нет...
      Закрыв совещание, Спирин остановил городского прокурора.
      - Валериан Михайлович, задержитесь на минутку.
      Сундеев, рослый, красивый мужчина с аккуратной бородкой клинышком и
      умными, спокойными глазами, уже поднявшийся с места, снова опустился на свой стул. Дождавшись пока все уйдут, Виктор обратился к нему с несколько неожидан ным вопросом:
      - Валериан Михайлович, скажите, можно что-нибудь сделать для избежания огласки по делу убийства Гринева?
      - Вы имеете в виду суд? - спросил прокурор глубоким, хорошо поставленным голосом.
      - Да. Анатолию Петровичу уже все равно, а вот семья...
      Сундеев кивнул головой в знак согласия.
      - Можно провести суд в областном центре и сделать его закрытым.
      - Такое возможно?
      - Конечно. Нам, чаще всего не доверяют такие сложные процессы.
      - Когда он примерно состоится? - как можно более безразлично спросил Виктор.
      - Пока не могу сказать даже примерно. Дело не закрыто, много неясного во всей этой истории.
      - Вот как? - удивился Спирин. - А я думал, что все и так понятно.
      - Нет, загадки есть. Неизвестно, кто звонил Ремизову, непонятно, каким образом звонили из домика, телефон находился в соседней комнате, куда девались еще два пистолета, похищенных из воинской части? Да и подозреваемый упорно отрицает свою вину.
      - Но его же застали на месте преступления, какие могут быть вопросы? - возмутился мэр. - А кто ведет следствие?
      - Шелехов.
      - Это сын директора элеватора? - припомнил Спирин.
      - Да, он.
      - Но он только в прошлом году кончил институт! У вас что никого нет поопытней?
      - Сейчас время такое, отпуска, - немного смутился прокурор.
      - Но и мэра города у нас не каждый день убивают, - резонно заметил Виктор.
      - Тоже верно, - согласился Сундеев. - Собственно, мы и отдали это дело Шелехову потому, что оно казалось таким простым. Хорошо, я поручу это дело Годованюку, он как раз вчера вышел из отпуска.
      - Кому-кому? - удивленно поднял брови Спирин.
      - Следователю Годованюку. Он у нас самый опытный на данный момент.
      При этих словах Спирину показалось, что прокурор как-то поморщился,
      но к чему относился скепсис судейского чиновника Виктор не понял.
      - Постарайтесь, Валериан Михайлович, - Спирин поднялся с места и, уже пожимая на прощание руку прокурора, попросил: - Вы уж возьмите это дело под свой контроль, для нас это вопрос чести.
      Проводив прокурора, Спирин сел за стол и подумал, что опять прийдется
      звонить Нечаеву.
      ГЛАВА 13
      В следственном изоляторе Ремизов находился вторую неделю, но порой ему казалось, что прошел целый век. За это время он пережил крайние состояния души: ненависть и апатию, боль и ярость. Но большую часть времени его душу снедала неутихающая тоска. Все-таки Ленку он по-настоящему любил. Знал, что она не ангел, но любил.
      Особенно часто Алексей вспоминал, как они познакомились. Каждую субботу в их училище устраивались танцевальные вечера. Обычно на них приходили девушки, уже потерявшие надежду выйти замуж, в народе это так и звалось: последний девичий шанс. Но Лена действительно была красивой: высокая, длинноногая, с лицом, словно выписанным излишне старательным художником. Огромные голубые глаза, небольшой, чуть вздернутый носик, красивый, чувственный рот и фарфоровая кожа лица.
      Она застыл на пороге зала, поправляя длинные белокурые волосы, завитые крупной волной, на ней было белое вечернее платье на тонких бретельках, оставляющее открытыми плечи, и казалось, что невидимый ветер чуть колышет ее изящную фигуру. Ремизов услышал за своей спиной восхищенные возгласы сразу двоих своих однокурсников.
      - Вот это да!
      - Сейчас я к ней подкачу!
      - Цыц, салаги! - бросил через плечо Алексей и на ватных ногах двинулся к незнакомке.
      - Можно вас пригласить на вальс? - спросил он, склоняя в поклоне свою круглую голову. Та окинула взглядом его мощную фигуру и, улыбнувшись, протянула руку.
      - Ну что ж, попробуйте.
      Тот вечер он провел как в угаре. Танцевал с Ленкой один танец за другим, непрерывно шутил, она постоянно смеялась. Лешка всегда считался душой компании, но в тот раз он превзошел самого себя. Пару раз и другие курсанты пробовали пригласить красавицу на танец, но Ремизов сжимал за спиной девушки свой невероятных размеров кулак, и претенденты деликатно меняли свой курс. Еще бы, Алексей считался самым мощным парнем в училище, и если бы не досадная травма головы еще в детские годы, то он бы пошел по стопам отца, в десант.
      Роман их развивался, как степной пожар. Елена кончала школу, а Ремизову уже шили офицерский мундир, так что через месяц сыграли свадьбу. Родители Елены занимали весьма видное положение в своем городе: отец главный инженер большого завода, мать - директор крупнейшего магазина. Алексея даже удивило, что они согласились выдать свое единственное чадо за простого лейтенанта. Все понял
      Ремизов уже на свадьбе, его просветил изрядно набравшийся тесть. Обняв зятя за шею и уже еле выговаривая слова, он открыл ему глаза:
      - Алешка, вся надежда на тебя. Мы с этой курвой справиться не можем.
      Эх и потаскуха, откуда я ее только не вытаскивал, лечь готова под кого угодно. Ты ее держи в кулаке!
      И, пьяненько покачиваясь, он пытался сжать свой маленький, сухопарый
      кулачок, чтобы продемонстрировать, как следует держать дочку.
      В дальнейшем эта информация подтвердилась. Алексей к этому времени
      был уже далеко не мальчик, но и он удивился страстности и изощренности своей жены. Слава Богу, что у него хватало сил и сноровки удовлетворить эту почти ненасытную женщину.
      - Лен, а почему ты все-таки вышла за меня замуж? - спросил Ремизов спустя полгода после свадьбы. Разговор этот происходил ночью, после обычного сеанса любви. Алексей лежал на спине и по плохой, но устоявшейся привычке курил, бессмысленно глядя на большой освещенный круг на потолке от стоящего на журнальном столике ночника, и прислушивался к блаженной истоме, оставшейся телу на память от прошедшей лавины любви. Ленка, лежавшая до этого на животе, ленивым
      движением перекатилась на спину и, томно потянувшись, ответила, чуть улыбаясь своими припухлыми губами:
      - А, надоело с родителями жить. То не смей, этого не делай, домой приходи вовремя.
      - И не жалеешь? - спросил Алексей и, чуть повернув голову, посмотрел на классически-правильный профиль Елены.
      - Не-а, - она улыбнулась. - Ты у меня хороший.
      И тут у ней вырвалась фраза, надолго лишившая его покоя.
      - Меня редко кто в одиночку мог удовлетворить.
      Алексей даже привстал от изумления. Несколько секунд он не мог вымолвить ни слова, потом спросил:
      - Тебя что же, только толпой удовлетворяли?
      - По-всякому бывало, - нехотя созналась Ленка и, почувствовав, что сболтнула лишнего, попыталась свернуть разговор. - Давай спать, а то тебе завтра вставать рано.
      Она даже попыталась повернуться на бок, но Ремизов ее остановил.
      - Нет, ты уж скажи! Что, и часто тебя так?..
      - Ну... бывало. Леша, но я же не виновата, что родилась такой бешеной, - Ленка приподнялась и стала ласкаться к мужу. - Леша, все это уже в прошлом, теперь мне нужен только ты.
      Она обхватила могучую шею Ремизова и припала к его губам. Горячее упругое тело и первая промелькнувшая искра ревности снова разожгли в нем костер страсти, заглушив неприятный осадок, оставшийся от неожиданного признания жены.
      Уже потом, в дремоте подступающего сна, Ремизов задал еще один вопрос.
      - Лен, а ты в каком возрасте начала гулять?
      - Да я уж и не помню. Классе в девятом, - соврала Елена, уже опасаясь говорить правду и накидывая примерно два года. - Да спи ты, время уже третий час!
      На этот раз он подчинился сердитому окрику жены и отбыл в райские кущи сна.
      Некоторое время после этого разговора Ремизов подозрительно относился
      к любым поездкам супруги в город, да и вообще, к самому образу жизни своей молодой подруги. А Лена не работала, родители ее постоянно подкидывали деньжат, хотя в этом не было необходимости. Несколько раз Алексей осторожно пробовал узнать, не ходят ли о его жене нехорошие слухи, но Елена безупречно держала себя в густом муравейнике военного городка, где так трудно что-то укрыть от пытливых соседских глаз и ушей. Своеобразная структура этих поселений, где люди знают друг друга лучше, чем в обычном городе, частенько испытывала разрушительные толчки бурных романов. После одной из таких нашумевших историй Алексей как-то спросил жену:
      - Лен, а тебе не хочется гульнуть на сторону, как этой вот жене капитана?
      Она искоса глянула на мужа, а разговор происходил на кухне, и Елена жарила что-то на сковороде.
      - Нет, не хочу. Знаешь, почему бабы на сторону бегают?
      - Почему? - с любопытством спросил Алексей.
      - А потому что рядом с собой мужика не чувствуют, - просто ответила Елена и, выложив на его тарелку хорошо прожаренную котлету, ласково чмокнула мужа в щеку.
      Со временем Ремизов успокоился, привык доверять жене, и тем больней ударила его измена Елены.
      ГЛАВА 14
      Утром Ремизова снова повели на допрос. Входя в кабинет, он ожидал увидеть спокойное, симпатичное лицо Сергея Шелихова, но вместо него за столом сидел мощного сложения мужик, с сердитым видом кричавший в телефонную трубку:
      - Да, я прождал весь день, вы понимаете это?
      Слышимость, судя по всему, была ужасной, потому что он еще крикнул в ответ на донесшийся из трубки тихий шорох.
      - Пушкина семь, квартира двадцать, и не надо мне мозги компасировать! Если завтра не пришлете слесарей, то неприятности я вам гарантирую.
      - Я вам не угрожаю, я предупреждаю, - после небольшой паузы продолжил
      взвинченный до предела следователь. - Я вам не папуас, чтобы три недели обходиться без горячей воды.
      Послушав еще немного доносящийся из трубки шелест, следователь в сердцах плюнул и положил трубку на рычаг.
      - Специально что ли они телефоны портят? - обратился он не к Ремизову и не к конвоиру, а скорее к самому себе. - В третьем жилрайоне квартира была, та же самая история! Никуда не дозвонишься. Ну, зря они думают, что это им так просто сойдет с рук.
      Переложив на столе какие-то бумажки, следователь наконец поднял на Ремизова свои маленькие заплывшие глаза. Да и само лицо у него было странное. Жирный подбородок, толстые щеки, а вот нос, губы и глаза, размещенные слишком тесно, создавали странную иллюзию небольшого, детского личика с навеки застывшей брезгливой гримаской. Вдоволь насмотревшись на Алексея, следователь представился резким, скрипучим голосом.
      - Меня зовут Александр Федорович Годованюк, и с этого дня я буду вести ваше дело. Шелехов слишком долго возился с вами, хотя, на мой взгляд, тут все ясно и понятно. Советую сразу признать свою вину, это облегчит вашу жизнь в дальнейшем.
      У Ремизова сразу засосало под ложечкой. Шелехов был не таким. Терпеливый, спокойный Сергей Дмитриевич целую неделю потратил на то, чтобы вывести Алексея из затянувшегося транса, по крупицам вытягивая из него показания. Он сумел возродить хоть какую-то надежду, и вот теперь этот бык одним своим видом перечеркивал все. Про Годованюка лейтенант вдоволь наслушался от сокамерников. Тот не гнушался никакими методами для достижения своих целей. Частенько он избивал подследственных, но это случалось лишь в тех случаях, когда судьба их
      была решена и тем не приходило в голову жаловаться на него. Насколько понял Ремизов, Годованюк был скрытым садистом. Порой он срывался на бессмысленные побои, особенно его возбуждал так называемый "голый торс". Одному из последственных он вогнал сломанные ребра в печень, и парня еле отходили. За эти "подвиги" он до сих пор не получил повышения по службе, хотя процент раскрываемости у него был самым высоким по городу. К тому же недавно от него ушла
      жена, и это не прибавило ему кротости.
      - Вот хотя бы ваше заявление по поводу золота, - перебрав в деле какие-то бумажки, начал допрос Годованюк. - Неужели вы думаете, что я поверю, что такой уважаемый человек, как Анатолий Петрович Гринев, станет покупать девочек за какие-то побрякушки? Несомненно, его с вашей женой связывало большое и сильное чувство.
      Ремизов с недоумением посмотрел на следователя. Это проклятое золото появилось в его доме примерно за месяц до случившегося. Елена млела от драгоценностей, обычно увести ее от витрин ювелирных магазинов удавалось с большим трудом, хотя папа с мамой дали ей в приданое солидный набор колец, сережек и прочей мишуры. Те золотые серьги Алексей разглядел сразу, как только они появились.
      - Это откуда у тебя? - спросил он, нахмурившись.
      - Ну как, нравятся? - Ленка покрутила головой, демонстрируя искристый
      блеск новых сережек. - Эльза дала поносить. А я ей отдала свои, те, листочками. Ты же знаешь, как ей трудно жить одной, не до золота. А так будем с ней меняться, и вроде каждую неделю в чем-то новом, да и бабы на ее работе рты пооткрывают от удивления.
      Алексей только поморщился. Ему очень не нравилась эта Эльза, новая подружка Лены из торговых работников центрального универмага. Высокая, с невероятной копной взбитых курчавых волос, кошачьими глазами и походкой, претендующей на подиум, она раздражала его бесконечными разговорами про шмотки, бабки, баксы и тачки. Ремизов чувствовал, что она не прочь ему отдаться, но он не любил жгучих брюнеток, и Эльза только злила его своими ужимками и слишком ярким, безвкусным гримом. А она так и вилась вокруг Алексея, якобы случайно демонстрируя то ножку повыше мини-юбки, то еще что-нибудь интересное. По этим косвенным признакам Ремизов понял, что Елена не делала секрета из своей интимной жизни и теперь ее подружку снедала зависть.