Глава 19

Ночь

Тьма легла на земли Хаккадора. Плотное покрывало облаков скрыло звездное небо. Огни тысяч костров стреляли искрами в черноту, вязкую, осязаемую кожей. Изредка в воздухе слышался шелест крыльев. Эдигус втягивал голову в плечи. Не от страха, машинально, после чего плевал в темноту. Он знал, что это летают пишачи. Твари никогда на живых не нападали. Но им не терпелось. Предчувствовали они. Кровь чуяли. Обычно Эдигус и его соплеменники встречали пишачей поодиночке, реже парами. Здесь же их собрались сотни. Интуитивно лесовик чувствовал присутствие других пожирателей мертвечины – ракшасов. Эти летать не могли. Жили под землей в глубоких норах. Похожи твари на человека, только с длинными когтями. Землю удобно когтями копать. До десяти не успеешь сосчитать, как ракшас под землю закопается. Эти, бывало, и на живых нападали. От когтей ракшаса погиб брат Эдигуса. Так говорили соплеменники. Ушел брат в лес и не вернулся. Не нашли его. Это ракшас его утащил под землю. Кто еще? Так говорили. Даже косточек брата не нашли. Но Эдигус не верил. Брат был сильный, большой. Справился бы он с гнусным ракшасом, да не с одним. Водяной дух Гнилой реки, что течет через болота на закате, мог утащить брата. Сильные они, водяные-то. Эдигус сам не видел. Рассказывали. Клешни у водяного, как у рака, только огромные. Обрывки водорослей висят на них. На голове тина.

Водяным пугали маленьких детей, чтобы те на речку одни не ходили. Но дети все равно ходили. Эдигус тоже ходил, когда маленький был. Однажды он в водорослях запутался ногами. Перепугался. Думал, что водяной схватил. Руками по воде зашлепал, заорал и вырвался. Долго после этого на речку не ходил, но г. этом вновь пошел. Только на глубину больше не заплывал.

Много всяких тварей водится на земле Хаккадора. Маленькие мирцаиры, что летают по ночам огоньками в темноте. Но не видно сейчас мирцаиров. Затаились. Пишачи летают, да ракшасы подбираются. Ракшасы повсюду водятся, – мертвечины везде хватает. Соплеменники Эдигуса мертвых сжигали, чтобы ракшасам не достались. Полевики же, наоборот, мертвых в землю закапывали, чтобы ракшасов умилостивить. Они верили, что ракшасы – хозяева земли. От них урожай зависит. Ракшасы только к Анвантару боялись подбираться – к обители магов. Пишачи тоже боялись приближаться к главному городу. А так нечисти поганой хватало на этой земле. Кровавики, что водились в пещерах, летали по ночам и пили кровь спящих людей. Кровавик сам красный, и глаза у него красные, а крылья черные. Он солнечного света не переносит. Сгорает на солнце за мгновения. Кровавик может сквозь стены просачиваться. Нет преград для кровавика.

Но повидал за свою жизнь Эдигус и созданий, что взору приятны. Огненную птицу один раз видел на закате небесного огня. Она сама как Небесный огонь. Сверкает, переливается. На берегу Реки Времени видел ее Эдигус, издалека. Хотел ближе подойти, получше разглядеть. Не подпустила. Взмахнула крыльями. У Эдигуса в глазах радужные круги пошли. Зажмурил он глаза невольно, а когда открыл, не было уже птицы.

Темная ночь обостряет чувства, а ночь накануне битвы более того. Воображение рисовало чудовищных тварей, прячущихся в ночи. Эдигус невольно хватался за рукоять меча, чувствуя затылком пристальные взгляды. Оборачивался. Он не владел мечом. Но с клинком на поясе было все же как-то спокойнее. Он сам удивлялся. Как же он, лесовик, осмелился пойти в эти земли? Что заставило? И не находил ответа. Он знал одно – если останется живой, ему будет что рассказать своим соплеменникам.

Сильгур палкой пошевелил угли костра, поправил вертел с куском мяса.

– Разлетались, твари, – мрачно произнес он, заслышав шелест крыльев пишача.

В Эзергуире пишачи не водились. Там нечто другое обитало, не менее гнусное. Сильгур сам видел однажды. С виду дерево с корнями, ветвями и листьями, а на самом деле чудовище, каких свет не видывал. Корнями перебирает и передвигается быстро. Не угонишься. Находит тварь мертвечину, корнями присасывается. Через день от мертвого только косточки остаются. А если живой заснет на траве, подберется тварь по-тихому, корнями опутает, и не проснется больше заснувший. Древесником эту тварь зовут. Убить просто так мечом или другим оружием древесника невозможно. Только сжечь до последнего листика. Ежели даже веточка или корешок останется от этой дряни – заново прорастет, а через один путь Небесного огня по лесам новый древесник будет бегать. Зимой, в холод, древесник спит. Но от простого дерева он не отличается. Прикинуться может любым деревом. Сильгур сам видел, как древесник по лесу бежал. Быстро, бесшумно. Погнался было Сильгур за ним, да куда там! Один только раз видел Сильгур древесника.

А вот домовика Сильгур ни разу не видел. Но рассказывали, что это существо обитает в брошенных домах. На маленького человечка похоже. Говорят, что безобидная тварь, но не верил Сильгур. Не бывает тварей безобидных. На то она и тварь, чтобы гадить.

Сильгур снял мясо с огня, попробовал на зуб – в самый раз. Достал кинжал, отрезал кусок. Проглотил жадно, не пережевывая. Мясо старое, с душком.

Свежего давно уже не видел. Охотиться негде. Все зверье поразбежалось. Не нравилась эта земля Сильгуру. Ухоженные поля, домики одинаковые. Деревья стриженые. Где же тут дичи обитать? А теперь еще спалили здесь все. Правда, на другом берегу Реки Времени глаз Сильгура примечал места дикие на крутых горах. Совсем как в родном Эзергуире, где леса полны зверья всякого, а реки от рыбы бурлят.

В ночной темноте слышались лязгающие звуки. Точили оружие. А зачем его точить-то? У Сильгура меч тупой, в зазубринах. Ежели противник в доспехах хороших, так заточка меча на исход поединка мало влияет. Главное – удар хороший. Лучше по голове. Но в голову трудно попасть. Главное – попасть куда-нибудь. Желательно раньше, чем попадут в тебя.

Сильгур зажевал уже половину куска. Чувство голода притупилось, и он почувствовал, что поедает явную тухлятину. Ничего, не впервой. Желудок крепкий, привык. Подкрепиться надо. Завтра битва будет, какой не видывали. Полки Сильгура в центре поставлены. Арануки в передовой линии стоят. Первыми удар примут. Кто пойдет на них? За первой линией фаланга стоит. Отряды конницы ее края прикрывают. Не те конники, что Ацельсиора, другие, закованные в броню. Кони под ними тоже под защитой. В панцирях кожаных. За фалангой резервы стоят. Там тоже конники есть, но немного.

Сильгур проглотил последний кусок. Сыто отрыгнул невкусной вонью. Костер догорал. Веки отяжелели. Сильгур повалился на траву и мгновенно погрузился в сон

Ацельсиор точил клинок. В конных стычках ему больше нравилась сабля – оружие хитрое, изощренное. Можно обвод клинка противника сделать, удар нанести молниеносный, с перехватом. Но от меча Ацельсиор тоже не отказывался. Всегда держал его в запасе за спиной. Противник в броне попадется, какая тут сабля, какая хитрость? Тут только грубая сила решит, удар на пробивание, так, чтобы щит надвое. Хрясь! Враг из седла вылетает. Меч в одну сторону летит, шлем – в другую. Но ежели ты сам без брони, а с мечом тяжелым, то против сабли трудно устоять. Впрочем, все решает мастерство воина. А в чем оно – мастерство? В технике? В силе? Не только. По технике Ацельсиор не уступал пришельцу. Но переиграл пришелец лучшего воина. Перехитрил. Наука тебе, Ацельсиор. Еще отец учил его: «Если силен – притворись, что слаб», – говорил отец. Нет, не обидно. Истинный воин должен извлекать уроки из поражений. Отец был его первым учителем. Когда только Ацельсиор сделал первые шаги, отец вложил ему в руку клинок, настоящий, небольшой, но видавший кровь.

Когда Ацельсиору пять путей Небесного огня исполнилось, отец его с собой в сражение взял. Брали селение. Горел частокол. Створы ворот распахнулись, и оттуда вывалилась озверевшая толпа. В отчаянном порыве кинулись они на осаждающих. Началась яростная сеча. Всех их тут и положили. А потом еще сражения были. Но это, первое, Ацельсиор запомнил более, чем другие. Все же первое.

Потом были другие учителя, а после он сам учил, когда лучшим стая.

Ацельсиор осторожно провел пальцем по острию сабли. Пожалуй, хватит. Острая. Да и поздно уже. Надо отдохнуть. Его конница в резерве за правым флангом поставлена, в отдалении от остальных сил. Только по личной команде Властителя в атаку пойдет. А на правом фланге восемь полков пехоты стоят. Все же слабоват правый фланг. Так кажется Ацельсиору. Но пришельцу виднее. Похоже, он задумал что-то. Но не говорит. Хитер этот пришелец. Сам себе на уме. Как он Анвантар взял! Как змея, ударил в самое сердце. Война, говорит, – это искусство обмана. Красиво сказано, но неблагородно. Вот и Ацельсиора, лучшего воина, обманул в поединке. Ацельсиор же предпочитал прямолинейный бой. Сила на силу. Благородно. Красиво. Хотя какое на войне может быть благородство. Прав пришелец. Как он там еще говорил? Победителей не судят. Надо запомнить. Потом своим детям рассказать, опытом поделиться. Если завтрашний день не последним будет.

Александр всматривался в темноту. Слабое зарево, едва заметное глазу, светилось на горизонте, бросая блики на низкие облака. Это были далекие костры Зерона. Александру не спалось, в отличие от Куроедова, раскинувшего руки в стороны на медвежьей шкуре. В его памяти калейдоскопом крутились события давно прошедших дней, погружая все дальше в прошлое.

Александр вспомнил тот первый день сентября так, как будто он был вчера. Вспомнил до мельчайших подробностей. В тот день вслед за учительницей в класс вошел новенький. Он остановился у двери, невысокий, щуплый, изучая большими черными глазами класс.

– Познакомьтесь, ребята, это наш новый ученик и товарищ Паша Куроедов, – заученно произнесла Мария Ивановна. – Проходи, Паша, садись на свободное место.

Новый ученик не спеша прошел под пристальными и оценивающими взглядами тридцати пар глаз к последнему столу у окна и, нисколько не смущаясь, уселся на свободное место, рядом с Александром, где по-хозяйски разложил свои тетради и учебники.

– Ты не спросил, свободно ли место, – сквозь зубы процедил Саша.

– Я могу пересесть, – новичок улыбнулся широкой обезоруживающей улыбкой.

– Ладно, сиди. Свободно, – Саша был удивлен ответом. В голосе новенького не было показной, трусливой агрессии. Не было и настороженности с его стороны. Саша скосил глаза. Новый ученик смотрел прямо перед собой, в сторону классной доски, но, почувствовав взгляд Александра, тоже скосил на него темный глаз.

– Тебя как зовут? – спросил новенький.

– Я – Александр, а тебя – Павел, да? Ты в каком районе города жил раньше? – спросил Саша

– На Старом базаре, – услышал он в ответ.

– Это на Стрелке? В центре города? А почему переехал на правый берег?

– У нас был частный дом, его снесли, а нам квартиру дали в этом районе.

– Это в том доме, что недавно заселили? В девятиэтажке? Мы там на лифте катались. Первая высотка в нашем районе.

– Сеньшов! – услышал Саша возглас Марии Ивановны. – Не отвлекай новенького. О чем я сейчас рассказывала?

Саша поднялся из-за стола. Классную он не слушал и не имел представления, о чем она только что говорила.

– Ну, я жду? – Мария Ивановна выжидающе сверлила его своими черными глазами.

– Об истории нашего города, – услышал Саша шепот со стороны новичка.

– О нашем городе, – повторил Саша.

– Куроедов, ты почему подсказываешь? Я Сеньшова спрашиваю, а не тебя. А может быть, ты сам нам расскажешь о том, как был основан наш город? Что было здесь до его основания? Ты это знаешь? Встань, Куроедов.

Паша нехотя поднялся из-за стола. Тридцать пар глаз с явным интересом смотрели на него. Им было интересно, как новенький поведет себя со строгой учительницей. Паша посмотрел в сторону окна, где светило неяркое сентябрьское солнце.

– Я не слышу тебя, Куроедов. Сколько же лет нашему городу? – повторила вопрос учительница

По классу прокатились приглушенные нервные смешки.

– Тихо! – постучала Мария Ивановна указкой по столу. – Тишина в классе! Куроедов, выйди к доске. – Видимо, учительнице хотелось сразу показать новому ученику, к го в классе хозяин.

Воцарилась напряженная тишина. Новенький явно был немного растерян. Он не ожидал, что на первом же уроке от него потребуют перед всем классом докладывать историю города. Но уже через мгновение он уверенной походкой проследовал к доске и, нисколько не смущаясь, посмотрел на Марию Ивановну.

– Итак, Куроедов, я повторяю свой вопрос: сколько лет нашему городу? – строгим голосом уже в который раз спросила учительница, глядя на него поверх очков, и в полной уверенности, что тот не знает ответа, с сарказмом в голосе произнесла: – Очень жаль. Куроедов, а я ведь только что говорила об этом.

Мария Ивановна хотела уже было усадить новенького на место, но он вдруг заговорил, да так бойко, уверенно и с каким-то интересом даже.

– Ну, в общем так! – произнес он, отставив ногу и сделав непринужденное движение рукой от себя.

Далее его речь полилась свободно и легко, словно он не в первый раз стоял перед этим классом и перед этой строгой учительницей. Она же невольно присела на стул, глядя удивленно на ученика.

– В одна тысяча шестьсот двадцать третьем году боярский сын Андрей Ануфриевич Дубенский выбрал место для нового города в четырех днях пути от Енисейска, – легко и непринужденно повествовал Паша. Взяв в руки указку, он, словно заправский лектор, показал на карте местоположение городов Енисейска и Красноярска. – Спустя пять лет, – продолжал он, – в июле одна тысяча шестьсот двадцать восьмого года, на месте слияния рек Кача и Енисей, – снова указка загуляла по карте, – был поставлен первый острог, как его тогда назвали «городок дощатый». Но, – Паша многозначительно, словно заговорщик, на миг замолчал, обведя взглядом класс, – первые люди поселились здесь еще раньше, более пятидесяти тысяч лет назад.

На лице Марии Ивановны читалось явное недоумение. Знания ученика и его умение рассказывать удивили ее.

– Спасибо за полный ответ. Я должна отметить твои хорошие знания по истории города, а также твое умение излагать материал. Ты нам поведал даже о первобытных людях, которые, действительно, селились в этих местах пятьдесят тысяч лет назад и более. Хорошо. Ты ответил правильно, – как бы нехотя признала учительница, вставая из-за стола.

– Я говорю не о первобытных людях, – возразил Куроедов.

– А о ком же? – учительница удивленно подняла брови.

– Я говорю о людях государства Хаккадор, – заявил новенький не моргнув глазом.

– Государство Хаккадор? – уже не скрывая своего удивления, переспросила Мария Ивановна. Она вновь присела на стул. – Интересно. Продолжай. Расскажи мне и всему классу, что же это за государство такое? Расскажи нам!

– Это государство существовало здесь в доледниковый период. На месте нашего города находилась столица Хаккадора.

– На месте нашего города? И как же он выглядел, тот город?

– Он был большой. Центр у него находился в месте слияния рек Кача и Енисей, а на Караульной горе стояла крепость.

– Скажи мне, – учительница улыбнулась, – ты это сам придумал или где-то услышал?

– Мне о Хаккадоре рассказывал мой дедушка, а ему рассказывал его отец.

– Дедушка рассказал! Сказку на ночь! – несдержанно загоготал двоечник Грига.

По классу прокатились смешки.

– Григорьев! Я тебя сейчас выведу из класса! – прикрикнула на весельчака Мария Ивановна, вновь вскакивая из-за стола.

– А что я сделал такого?! – возмущенно воскликнул Грига.

– В том-то и проблема, что ничего не сделал, чтобы нормально учиться. И потому остался на третий год! Позор школы! – распалилась Мария Ивановна, стукнув указкой по столу. – Тихо!

Класс замер. Мария Ивановна медленно обвела класс тяжелым взглядом опытного педагога.

– Так какую ты нам сказку пытался рассказать, Куроедов? – с иронией спросила она, убедившись, что порядок в классе восстановлен.

– Эта история похожа на сказку, но это не сказка, – снисходительно ответил новый ученик.

– Не сказка? – Мария Ивановна изобразила на лице удивление.

– Нет, не сказка, это реальная история, – убежденно заверил учительницу Паша.

– История, говоришь? Но археологические факты существования этого государства отсутствуют. Если бы Хаккадор существовал, об этом знали бы ученые, – Мария Ивановна произнесла эти фразы немного нараспев, как истину, не требующую доказательств, явно показывая свое интеллектуальное превосходство над детским умом. – И все-таки, по-моему, твой дедушка рассказывал тебе сказки.

– Мой дедушка серьезный человек и серьезный художник. Он говорил мне, что людям необходимы сказки. Но то, что он говорил о нашем городе, все-таки не сказка, а скорее легенда. У каждого города должна быть своя легенда, – спокойно глядя на учительницу, ответил новый ученик.