Из дальнейших объяснений изумленный граф понял, что семейным счастьем его верный дворецкий был обязан благосклонности аббата Святой Анны к Ардену и практической сметке Григса Оттера, который догадался пригласить в Баттеридж не любого монаха, а брата-целителя.

Оттер сообразил, что сыну старосты потребуется лекарь, и, пользуясь случаем, обратился к уже знакомому помощнику келаря, отцу Пантору, с просьбой указать ему такового. Он не преминул также изложить ему ночные происшествия, начиная с нападения баронской банды и кончая невероятным возвышением Зака Дейни, который с нынешего дня уже не простой мужик, а благородный рыцарь и вполне достоин быть пациентом монастырских лекарей.

Услышав столь замечательную историю, отец Пантор поспешил пересказать ее приору аббатства. Тот вызвал к себе Оттера и допросил подробно, невзирая на свойственное тому угрюмое косноязычие. Дело о нападении на земли графа Ардена и пленении барона Вирнесдейла касалось и церковных властей. Лорд-аббат Святой Анны — ставленник короля и архиепископа, проводящий в Северной Англии политику умиротворения воинственных феодалов. Он весьма заинтересован в таком союзнике, как лорд Арден.

Как и следовало ожидать, об отказе и речи не было. Немедленно был призван отец Клемент, один из старших по лазарету, который и послан был в Баттеридж, чтобы лечить страждущих и отпевать павших. Но он был человек пожилой, и естественно, что сопровождать его следовало брату помоложе. Для этой цели выбрали брата Томаса — во-первых, он уже побывал в той деревне и кое-что знал о ее жителях, а во-вторых, именно ему приор чаще всего поручал расследование подобных дел.

Так что Григс Оттер привез в Баттеридж не одного, а сразу двоих монахов. Первым результатом этого визита были, понятно, похороны трех рабов, достойные самых знатных покойников. Затем отец-лекарь навестил дом старосты, осмотрел Зака, подтвердил, что ушибы скоро заживут, и посоветовал кое-какие отвары и примочки. Разумеется, его приняли с полным почтением и угостили, чем бог послал. Подавала вдова Керри, погорелица, что оставалась пока с ребенком у старосты. Слово за слово, святой отец приметил близость молодой вдовы со старым солдатом и напрямик спросил: не думают ли они венчаться?

Предложение, прямо скажем, застало Каспаруса врасплох. Одно дело встречаться с милой вдовой, подкармливать ее и дарить разные мелочи, а другое — ввести ее в дом хозяйкой. Но отец Клемент самым суровым голосом заявил, что лишь венчанная жена может жить с мужем в одной избе, а нет — так идти бедной женщине прочь с двухлетним сынишкой!

Этого совесть старосты не позволила. И он объявил, что послезавтра они с Линдой устроят свадьбу, если, конечно, святой отец останется еще на денек... Ни отец Клемент, ни брат Томас не выразили желания уезжать.

Пришедший в себя Зак узнал, наконец, о своем высоком посвящении. Не отпраздновать такую удачу! Он бы не простил ни отцу, ни брату. Свадьба пришлась как раз кстати. Вдобавок одну из соседок, что была на сносях, угораздило родить раньше срока — возможно, от испуга, вызванного нападением. Добрый отец Клемент помог ей разрешиться, и вскоре предстояли крестины... У посетившего деревню священника дел оказалось куда больше, чем он ожидал. И он застрял в Баттеридже на несколько дней, к радости своего спутника, чей чувствительный нос ловил каждое изменение в воздухе. Будет что доложить приору!

Стоит ли удивляться, что череда радостных событий коснулась и замка Арден... Подействовало все: победа над Вирнесдейлом, счастье молодого рыцаря Гарета, деревенские торжества и, в особенности, активно наступающая весна.

Рослая неулыбчивая мистрис Гроув, мать двенадцатилетней дочери и двух мальчиков-близнецов трех-четырех лет от роду, попалась на глаза пожилому дворецкому на снежной зимней дороге. Ее первую он пригласил жить в графскую деревню, отыскал более или менее целую избу и помог с продуктами. Джина оказалась женщиной энергичной и не боялась никакой работы: мыла, скребла, конопатила щели невесть где добытыми старыми тряпкими, даже сплела коврики из надерганной в лесу коры. Едва сошел снег, она вскопала огород и, без стеснения выпросив у мастера Бейна кое-какие семена, принялась выращивать зелень. Первые луковые перья взошли еще на подоконнике, и нищая вдова сумела даже выручить за них пару монет. В конце марта, когда овощи давно кончились и людям угрожает цинга, зеленый лук — драгоценность!

Мастер Бейн уважал трудолюбие и предприимчивость. Какой идиот-хозяин выгнал из дома такую женщину? Ее надо ценить на вес золота! А что она чуточку сварлива и немного вспыльчива — ничего. Сам-то он как раз слишком чопорен, так все говорят, даже сама графиня не раз подшучивала...

Он решился. Пришел в неказистый, женскими руками подлатанный домик и сказал ей:

— Мистрис Гроув. Как вам известно, в деревне находится сейчас священник. Староста намерен завтра венчаться, если желаете, мы тоже могли бы.

Джина Гроув не поняла сразу, что именно «могли бы» и кто это «мы». Это ясно отразилось на ее лице, и дорогой гость и покровитель тут же поторопился уточнить:

— Мистрис Гроув, я имею честь просить вас стать моей женой.

У весьма даже языкатой вдовы не нашлось слов для ответа. Джарвис терпеливо дождался, пока ее глаза вернутся в свои орбиты, и прибавил:

— Я занимаю довольно высокое положение в замке его лордства, дети будут всегда сыты и присмотрены, а Салли сможет найти себе жениха, там служит немало молодежи, и они лучше воспитаны, чем в деревне.

Насколько предложение соответствовало мечтам Джины Гроув, не столь важно. Последний аргумент, по крайней мере, был достаточно весом. Она пришла в себя и ответила почти в том же тоне:

— Мастер Бейн, у меня и в мыслях не было вам отказать. Вы хороший человек, и конечно же, о детях надобно позаботиться!

И дело сладилось.

Кто был возмущен, так это графиня Леонсия. Не тем, что Джарвис женился — это как раз она одобряла. И что в крепости появится крепкая и трудолюбивая женщина, леди была рада. Но устроить свадьбу за один день!!! Как он мог? Почему не сообщил месяц назад?!

Оправдание, что пожилой дворецкий вовсе не намеревался жениться, а решился на это лишь под влиянием весны и строгих священников, она отмела с презрительным фырканьем и обвинила достойного слугу в неуважении к ней лично. Но дальнейшие пререкания сочла лишними и занялась практическими делами: заставила Лалли перерыть кучу материй, выбрала несколько кусков и засадила все женское население за шитье приданого для самой Джины-невесты, а также для ее дочери и двоих сыновей. Вызванная в пожарном порядке Эльфрида оседлала кобылу и отправилась снимать мерки, а леди Эстер, знакомая с модами,

поспешно начала кроить свадебное платье. По непререкаемой воле леди графини, венчание и свадебный ужин перенесли из Баттериджа в Арден-холл, о чем Родерику надлежало уведомить отца Клемента...

Джарвис Бейн, смыслом жизни которого в течение двадцати лет было поддержание порядка в доме лорда, при виде всеобщей суматохи чуть не отказался венчаться. Но сэр Конрад только посмеялся над его сожалениями и приказал выкатить одну из легких карет — для невесты, детей и святых отцов. Ввиду занятости последних в уже назначенный день, свадебное торжество Джины и Джарвиса было отложено еще на сутки. Донна Эвлалия твердо обещала, что приданое поспеет к сроку.

Все было бы хорошо, но в дело вмешался Родерик. По его мнению, для мастера Дейни и его невесты тоже нужны были подарки, особенно учитывая потерю Линдой Керри всего имущества и новое положение Зака. Последнему, с одобрения всех заинтересованных лиц, достались самые новые доспехи из числа трофейных и лучший конь — мышастый, черногривый, принадлежавший самому барону-разбойнику. Остальных лошадей решено было продать. Оружие, по твердому приказу графа, все пошло в замковую оружейную...

Нагрузившись тюком материи, двумя готовыми платьями и с серым жеребцом в поводу Родерик отправился через все тот же шаткий мост в гости к счастливому жениху и его не менее счастливому сыну. Глядя с башни, как две лошади одна за другой осторожно переходят кладку, сэр Конрад сжал губы. Придется, как видно, отложить переделки на стенах и начать весенние работы с укрепления моста через провал.

— Мастер Давид, — обратился он к почтенному иудею, скрывшись от всеобщей предсвадебной суеты в уютном подвале и по привычке раскинувшись в кресле, — вы обратили внимание на ветхое сооружение около каменной скалы, что по местным понятиям считают мостом?

— Как я мог? — вскинулся ворчливый Бен Элеазар. — Я заключен в это

подземелье, точно грабитель с большой дороги! Я солнечного света не вижу, где мне осматривать окрестные мосты! А тамошние подпоры еще год назад должны были обрушиться, как они до сих пор стоят, не имею понятия. Не иначе как по попущению Всевышнего! И вообще, на чем этот, с позволения сказать, мостик держится? Вы сами-то видели, что травянистый склон подмыт больше, чем наполовину? Несущие бревна должны были быть на полторы сажени длиннее! А когда их в последний раз смолили, вы знаете?..

— Да, ясно, как мало видно из вашего подземелья, мастер Давид... — не сдержал улыбки лорд Арден. — Уж я, так и быть, выпущу вас наружу, но при двух непременных условиях.

— Условиях, милорд? — навострил уши ученый ювелир.

— Во-первых, вы мне за завтрашний день сделаете набросок нового моста с примерным подсчетом, какие материалы нужны, и сколько.

— Ну, это я сделаю, — пренебрежительно скривился Давид, — на это и целого дня не надо. А что второе?

— А во-вторых, вы согласитесь приколоть на воротник эту ленточку, — показал ему граф лиловый лоскуток, — и не показываться без нее во дворе замка.

— Зачем? — подозрительно прищурился мастер, разглядывая ничем не примечательный кусочек шелка, очень похожий по цвету на полотно, которое он сам красил несколько дней назад.

— Пусть это будет моей тайной, друг мой, — усмехнулся сэр Конрад. — Не откажетесь же вы исполнить мою волю в таком маловажном деле? Зато сможете погулять целый день на воздухе, лично осмотреть мост и наметить в лесу подходящие стволы. Интересно, как вы сумели отсюда разглядеть подмытый склон?

— А! — Давид самодовольно приосанился. — Вы, милорд, и не думаете, что у меня тоже есть свои тайны! А между тем есть, знаете ли, способы видеть на большом расстоянии. Только для этого нужны особенные приборы, которые очень трудно сделать.

— И у вас есть такой предмет? — лорд Арден изобразил на лице самое почтительное удивление, зная, что его строптивый, но разговорчивый приятель не удержится от невинного хвастовства.

— Вот он, милорд! — жестом фокусника Давид достал из-под кучи пергаментов на столе небольшую медную трубку, на конце которой что-то блеснуло, как драгоценный камень. Взяв ее в руки, граф обнаружил, что это даже не одна трубка, а две, зачем-то вставленнные одна в другую, причем в обе вделаны очень гладко отшлифованные куски горного хрусталя. Если мастер из Кента сделал их сам, то это стоило ему не менее двух месяцев труда...

— И как этот предмет помогает видеть издалека? — повертел игрушку в руках сэр Конрад.

— А вы подойдите к окну и посмотрите одним глазом в узкий конец.

Конечно, поначалу граф вообще ничего не увидал, кроме мешанины света и тени. Но, осторожно двигая трубки, он все-таки достиг ясности и был искренне поражен.

Противоположный обрыв, отстоящий от него на четверть мили, как по волшебству, оказался прямо перед глазами (или, вернее, одним глазом). От изумления граф отшатнулся и едва не выпустил из рук драгоценный предмет. А ведь он думал, что, покровительствуя наукам двадцать лет, изучил уже все новоизобретения!

— Вы это сделали сами, мастер Давид? — искренне восхитился он. — Это настоящее чудо! Магические кристаллы!

— И ничего нет в них магического! — тут же возмутился вспыльчивый изобретатель. — Это простые кристаллы кварца, природный феномен. Я всего лишь отшлифовал их и подобрал по размеру. Всевышний создал некоторые кристаллы таким образом, чтобы взгляд, проникая сквозь них, видел мир не таким, как видит его обычный человеческий глаз. Есть цветные прозрачные кристаллы, окрашивающие все видимое в определенные оттенки. А есть и такие, что, если смотреть через них на любую вещь, она покажется меньше или больше, чем на самом деле. Чтобы видеть далеко, нужны два округлых кристалла определенной формы в строгом сочетании. А еще знаете, что я вам скажу? — он хитро прищурился. — Даже не обязательно иметь эти кристаллы! Я сам видел нечто, созданное руками человека и способное на такие же чудеса!

— И что же это такое?

— Стекло, милорд! Такое же, как то, что по вашему приказу вставили в окна осенью. Разумеется, гораздо лучшего качества и абсолютно прозрачное.

— И где же вы видели такое чудо?

— Далеко, милорд, очень далеко... Этот кусок стекла показал мне под большим секретом некий торговец то ли из Армянской земли, то ли из еще более отдаленных стран. Он называл его волшебным и опасался, что в христианской Европе его сочтут колдуном.

— Только потому, что сквозь это стекло предметы виделись не такими, как на самом деле?

— Не только, милорд... — Давид опасливо оглянулся, как будто кто-то мог его подслушать даже в крепости Арден.

— Этот человек путешествовал по диким землям, часто ночевал под открытым небом, и это чудесное стекло помогало ему в трудном пути.

— И как же оно могло помочь? — полюбопытствовал граф, который не ожидал от ученого иудея подобных волшебных сказок.

Но ответ удивил его.

— Милорд, это стекло обладало необычайной способностью зажигать огонь без всякого огнива, только с помощью солнечных лучей! Надо ли говорить, что подчас огонь — единственное средство уберечься от диких зверей и согреться в холодную ночь. А в некоторых случаях его способность разжигать огонь таким чародейским способом изумляла некие дикие племена настолько, что обеспечивала достойному купцу их гостеприимство и безопасность в дороге... Должен вам признаться, милорд, что ваш покорный слуга, обладающий кое-какими познаниями в стекловарении, также пытался изготовить подобную вещь, однако опыты мои не были долгими и прервались в силу известных причин...

— С вами очень интересно разговаривать, мастер Давид, — вздохнул сэр Конрад. — Жаль, что приходится отрываться от ученой беседы ради таких неприятных дел, как стычки с разбойниками и оборона замка. Уж вы постарайтесь, чтобы через три дня можно было начать работу по перестройке этого старого мостика. Кстати, послезавтра в крепости опять будут монахи.

— И мне, разумеется, снова придется сидеть взаперти!

— А вам это настолько неприятно? Кстати, мастер! Насколько мне помнится, вы жили последнее время в Ноттингеме? Вас там знают?

— У меня был дом и небольшая лавка, милорд. Я продал имущество перед отъездом в Лондон, однако, если вас это интересует, у меня там остались знакомые. Некоторые из них, уважаемые в торговом сословии люди, даже вели со мною дела.

— Не хотите ли прогуляться в город, мастер Давид? И встречаться с монахами не придется, и сына сможете взять на прогулку... А если там найдутся материалы, необходимые для стекловарения, я был бы весьма рад устроить в Ардене мастерскую.

— О, в самом деле? — воодушевился ученый. Идея заняться, кроме огранки камней, изготовления колец и брошей, перестройки замка, починки мостов и изучения древних свитков еще и производством стекла ему очень понравилась. Есть люди, которым целого мира мало, подумал сэр Конрад. И это прекрасно. Я и сам такой. Найти бы еще сотню таких, и построим мы новый мир... Он вздохнул и прибавил строго:

— Мастер Давид, если хотите поехать в город, придется соблюдать строжайшую тайну. Вас будут охранять вооруженные до зубов воины, и навещать друзей вы не будете. Зайдете к тем торговцам, у кого есть нужный товар, но ни в коем случае не пророните ни слова о нападении на вас банды Фиц-Борна и ее судьбе. Если вас узнают и спросят, где вы провели послединие месяцы, скажите, что в Лондоне. Имейте в виду, я отпускаю только вас с сыном, леди Эстер остается в крепости. Можете считать ее заложницей, если хотите, но держите язык за зубами, а не то лишитесь не только имущества, но и дочери. Да и самим вам грозит плен и смерть, если герцог Саймнел до вас доберется...

— Так я и знал, милорд, вы только кажетесь добрым! — со злорадным торжеством воскликнул неутомимый спорщик Давид прежде, чем до конца выслушал. — А при чем тут его светлость герцог?

— Вы с ним встречались? Знаете его? — задал граф встречный вопрос.

— Как же, как же! Имел честь быть приглашеным для показа изделий.

Однако его светлость ничего не купил, хотя и обещал рекомендовать своим друзьям.

— Он и отрекомендовал, уж будьте спокойны... — усмехнулся граф. — Поверьте моему слову, мастер Давид, что знакомство с этим человеком не доведет вас до добра. Ни при каких обстоятельствах не упоминайте в беседе с кем-либо моего имени или названия крепости. Вы тут не были, слышать не слышали об Арден-холле и вообще прожили полгода на Юге, где выдали замуж дочь, а немедленно по устройстве всех дел в этом городе возвращаетесь в Кент. Понятно?

— Нет! — замотал головой ученый ювелир. — Не понятно! Но спорить не смею — я же у вас в плену. Придется исполнить ваше требование. И когда мы с Мозесом можем ехать?

— Послезавтра рано утром. До тех пор прошу все-таки осмотреть мост вблизи и представить ваши соображения о необходимых работах для его переделки...

Леди Хайд почти не участвовала в лихорадочной подготовке свадьбы и к женитьбе старого Джарвиса отнеслась иронически: седина в бороду, бес в ребро...

Она, пользуясь первым пригревающим солнцем, скрылась от всех не на галерее в зале, как раньше, а на крыше дома. По ее просьбе Роланд притащил туда удобную скамью, на которой могли с удобством посидеть двое. Не без колебаний, он сам тоже уселся рядом с барышней.

Не то чтобы ему и ей запрещали проводить вместе время, беседовать или гулять. Наоборот, родители молодой леди, на его взгляд, слишком либерально относились к воспитанию дочери. Насколько он знал, в благородных семействах девушкам внушают более строгие правила. Им не дозволено бывать с мужчиной наедине, няньки или служанки их стерегут на прогулках, и ни одна благовоспитанная девица не посмеет прийти одна в жилище холостых рыцарей или солдат.

Все эти строгости преследуют одну цель: сохранить честь девушки в неприкосновенности. А все относящееся к понятию «честь» имело для Роланда Ардена первостепенное значение. А вот леди Хайдегерд, как казалось ему, относилась к этому легкомысленно.

— Зачем старик женится? — передернула она плечиком.

— Наверное, он любит эту... вдову, — снисходительно объяснил он.

— Ну, и что? — вопросила возмущенная девушка. — Любит — ладно, но зачем затевать всякие глупости вроде венчания, торжественного обеда и прочего? Он что — принц какой-нибудь или клоун, чтобы на публике представлять? Я понимаю, всякие торжества нужны королям, чтобы их видели и восхищались, но зачем это старому слуге? Или, к примеру, деревенскому старосте?

— Но это же так положено, — не понял ее Роланд, — венчание всегда должно быть торжественным, чтобы люди ощутили его значимость...

— А в чем его значимость? — она спрашивала совершенно серьезно.

— Ну, как же! — удивился молодой человек. — Как же иначе жених и невеста станут мужем и женой?

— Как иначе? — фыркнула Хайди. — А вы что, не знаете?

Ее легкомыслие поразило Роланда в самое сердце.

— Но, миледи! — воскликнул он. — Без венчания — это такой грех! Для молодой леди даже думать об этом непозволительно!

— В самом деле? — сощурились хорошенькие глазки.

Но Роланд Арден уже вошел в раж проповеди:

— Миледи, я понимаю, что в чужих странах вы не могли усвоить истинно христианские обычаи, но уверяю вас, в Англии только святая церковь имеет право заключать и освящать браки. Отец Клемент, что осудил старосту за пренебрежение к божьему закону, был совершенно прав! Если бы бедная вдова, чей дом сожжен разбойниками, не желала стать его законной супругой, она не имела бы никакого права жить в его доме. И ваш слуга Джарвис также поступил согласно вере и закону. Если его избранница — достойная женщина и христианка, то поступить иначе было бы тяжким грехом и для нее, и для него. Разве вас не учили, что мужчина и женщина, познав друг друга только тогда не грешны, если делают это в освященном браке?

Глаза юноши сверкали праведным возбуждением. Речь его, страстная и уверенная, совершенно не походила на обычные робкие манеры.

Леди Хайд была искренне потрясена. С ней никто еще не говорил в таком тоне и с такой страстью. Воспитание ее ограничивалось всегда ласковой похвалой или снисходительным упреком. Нареченный ее жених Торин Мак-Аллистер вообще ни разу в жизни не указал юной леди на какую-либо ошибку в поведении, чем и объяснялась ее полная свобода в обращении с ним. И родители пеклись о своей любимице в полной уверенности, что их заботами она до самой старости проживет в счастье и довольстве. А этот юноша считает, что она не знает чего-то ужасно важного!

— Значит, по-вашему, познать друг друга мы можем только после церковного венчания? — простодушно уточнила юная леди. Она и сама не заметила, как произнесла «мы». Имела ли она в виду своего жениха?

— Ах, миледи! — по-настоящему огорчился Роланд и замолчал.

Хайди стало его жалко.

— Пожалуйста, сэр, растолкуйте мне суть этого обычая, — попросила она самым послушным голоском. И он, конечно, не устоял.

— Венчание, — заявил он убежденно, — это самый важный обряд для мужа и жены. Во время венчания они клянутся друг другу в вечной верности и свидетелем этой клятвы должен быть рукоположенный священник, служитель Господа. Клятва супругов друг другу так же ненарушима, как рыцарская присяга.

— А кто же вассал, а кто — сеньор? — не удержалась от шпильки юная леди.

Роланд на мгновение затруднился с ответом.

— Ну... Если жених — благородный рыцарь, то он клянется в служении даме своего сердца. Становится ее вассалом, если хотите... Но и леди торжественно обещает любить его верно и преданно, в горе и радости, даже если он будет ранен в бою и получит увечье... Так же, как рыцарь верен своему королю. Значит, она — тоже вассал. Каждый из супругов одновременно — и тот, и другой! Это и есть верность в любви, миледи.

Объяснение это Хайди понравилось. И вообще, сидеть рядом с ним и свободно разговаривать о серьезном было приятнее, чем по-детски прижиматься к боку Торина на казарменных посиделках. Она невольно сравнила их обоих. Торин, конечно, старше, он признанный герой, но с ним всегда чувствуешь себя маленькой девочкой. Сколько бы лет ни прошло, он всегда будет намного старше. А для восемнадцатилетнего Роланда леди Хайд — это настоящая благородная дама. Он называет ее «миледи», учит христианским обычаям, обращается почтительно, как к взрослой.

Ей захотелось поделиться своими переживаниями именно с ним.

— Вы понимаете, — заговорила Хайди с глубоким вздохом. — Я ведь не совсем христианка... Но поклянитесь, что никому не расскажете! — она требовательно взглянула ему в глаза.

— Клянусь спасением своей души! — горячо пообещал он.

— Мой отец был раньше царем Египта. Мы жили в Александрии, там и сейчас стоит наш дворец, и там живет мой сводный брат султан. Его зовут Сиявуш... Вернее, звали. Сейчас его называют Зия-уль-Дин. Но это неважно.

— Когда отец решил оставить брату корону, он отказался от веры Магомета и вернулся к Христу. И нас с Родериком тогда крестили. Нам преподали Священное Писание и все такое, но я не очень запомнила. Это Родерик у нас любит книги и разные истории... Так что если я чего не знаю, то не от глупости, просто меня не учили так, как в Англии. И обычаи у нас во дворце были другие. Если двое любили друг друга и отец им разрешал, они просто жили друг с другом, без всяких обрядов и разных клятв. Потому что все одинаково принадлежали султану и он один мог решать, кому с кем спать... Если ему было не все равно.

Рассказ произвел на Роланда впечатление удара по голове.

Он и раньше догадывался, что прошлое графа Ардена отличается от историй многих бывших воителей из Святой Земли, но такое!.. Он был сарацином, этот загадочный человек! То есть, он, наверное, родился в христианской семье, потом изменил вере, а через много лет раскаялся, покинул страну неверных, где был царем (!!!) и возвратился на родину со всей семьей. Или не со всей, лишь с теми, кто принял христианство.

Бедная девушка! Она же почти не знает истинного Бога!..

И Роланд Арден ревностно принялся за христианское просвещение юной графини. Он начал с тех общеизвестных канонов Нового Завета, которые затвердил еще в раннем детстве под руководством матушки. Потом разыскал в обширной библиотеке, что размещалась против его спальни, драгоценную Библию на латыни и каждый день они с Хайди вместе читали одну страницу. Кроме того, он пересказал ей баллады и песни о рыцарях и дамах, которые помнил. Почти в каждой шла речь о доблестном служении и верной любви, а также о непорочных девицах и защите их чести. И каждая баллада, за исключением самых грустных, заканчивалась великолепным венчанием влюбленного рыцаря с дамой его сердца, чистой и невинной, как сама Дева Мария...

В Арден-холле происходили тем временем самые разные события: приглашенные самим лордом отец Клемент с братом Томасом честь по чести обвенчали дворецкого с его рослой вдовой, им выделили особый покой в донжоне; на крепостном дворе появились штабели бревен и выросли строительные леса; в подвальном этаже с утра до ночи стучал молот, отбивая куски лишней породы.

Выздоровевший Зак Дейни, теперь уже сэр Захариус, переселился из отцовского дома в крепость. Он теперь занимался не с деревенскими парнями, а с рыцарями Ардена, хотя и отставал от них в подготовке. Тем не менее, с помощью своих друзей Роланда и Гарета, он быстро улучшал свои навыки, и Торин не предъявлял ему никаких претензий.

И вот наступил май, дороги высохли, и опоясанному рыцарю Гарету Стронгу пришла пора уезжать домой.

— Как его зовут, этого твоего сеньора? — полюбопытствовала Эстер, сдвинув брови. Гарет был хорошим товарищем, лишаться его было жаль, но мать и сестра его жили на милости какого-то там сэра... Так как его имя?

— Сэр Джон Эсмот, — почти сплюнул Гарет сквозь стиснутые зубы. — Он когда-то командовал нефом в войске короля Ричарда. А мой отец был у него старшим матросом. Он, говорят, покинул королевский флот еще до конца войны и увел свой корабль со всей командой. Вернулся в свой замок, а отца назначил капитаном. И велел нападать на торговые корабли и прибрежные деревни, чтобы привозить побольше добычи...

— Вот сволочь! — не удержалась сидевшая рядом леди Эльфрида. — Сам сидит дома, а другие для него грабят. И, случись что, помирать тоже не ему!

— Уже случилось, — зло буркнул Гарет. — Никого не осталось, кроме меня. А он держит у себя матушку и мою сестру, и матросские семьи тоже. И еще неизвестно, отпустит ли он их даже за выкуп... Может и в рабство продать. Оброк-то ему не заплатили. С мертвых не получить теперь...

— Еще выкуп ему, мерзавцу! — возмутилась воительница. — Знаешь что, Гарет, я бы на твоем месте не платила ему, а лучше выбила его из этого чертова замка!

— Одному мне не справиться, — тяжело вздохнул молодой рыцарь, совершенно согласный с мнением Фриды. Сэр Джон Эсмот, виновный в гибели двух дюжин моряков и неведомого количества их жертв, был безусловно достоин сурового наказания.

— А почему одному? — послышался голос Зака, и неугомонный задира, которого и рыцарское звание не изменило, спрыгнул с лестницы. — Я с тобой пойду.

— Граф не отпустит, — усомнился Гарет. Они с Заком успели стать друзьями.

— А может, отпустит, — возразила леди Эстер. — Но и вдвоем с целым замком не совладать и людей не освободить. Там ведь наверняка есть сильная стража.

— А мы наших ребят возьмем! — загорелся сэр Захариус, имея в виду обученных мечному бою односельчан.

Гарету невольно передался энтузиазм товарища, и идея захватить замок своего ненавистного господина показалась привлекательной. На следующий день он попытался поделиться ею с Мак-Аллистером.

— Пожалуй, не так уж это и невозможно, — неожиданно согласился тот. — Только дюжины солдат для этого мало. Тебе нужен по крайней мере еще десяток наемников с хорошим оружием.

— Да на что я их найму, откуда у меня деньги, — безнадежно вздохнул Гарет.

— Граф одолжит, — как сам собой разумеющийся факт, пообещал Торин. — Хватит на аванс, они вперед больше, чем по два золотых, не берут.

— А потом чем расплачиваться?

— Потом будет добыча, дружок! — хлопнул рыцарь по плечу своего бывшего оруженосца. — Не может быть, чтобы у этого твоего Эсмота не оказалось в подвалах целой кучи награбленного. Расплатишься, не беспокойся.

Уезжали в теплый, погодный день пятнадцать человек: сам Гарет на верном Сармате, и рядом с ним сэр Захариус Дейни, не дождавшийся от графа золотых шпор, но и без них не менее великолепный на мышастом жеребце, которого он назвал Смоком. Его друзья тоже не шли пешком: захваченные в бою лошади с графского милостивого разрешения не пошли на продажу, а остались в деревне на время пахоты. Теперь они достались Гарету в качестве части займа, а он на них посадил свое маленькое войско.

И еще один рыцарь сопровождал отряд. Сэр Персиваль Шельд решил не оставлять своих питомцев без присмотра.

Когда после долгих прощаний свита Гарета Стронга выезжала через подъемный мост, сэр Конрад уже сам поверил, что дни Джона Эсмота сочтены, а деньги его будут возвращены в целости. А в Эссексе у него будет надежный союзник, верный слуга короля и доблестный рыцарь.

Роланд не просился ехать с отрядом. Во-первых, не верил, что его отпустят, а во-вторых, не мог расстаться с молодой леди Хайд.

Юношеская любовь крепко схватила его в объятия...

— Наша маленькая Хайди, кажется, очень сблизилась с Роландом, — поделилась Леонсия своими наблюдениями в одном из вечерних разговоров.

— А чего еще было ожидать, — подтвердил муж, устало откидываясь на подушки, — они по возрасту подходят друг к другу, да и с кем же еще ей дружить, кроме служанок?