Г. ГЕРМАНСКИЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС

(1200 -1215)

Речь идет о Гартмане фон Ауэ (1168 — 1210), авторе написанных по образцу Кретьена де Труа (а опосредованно — по типу валлийских преданий) эпосов «Эрек» и «Ивейн», о Вольфраме фон Эшенбахе (1170 — 1220), авторе «Парцифаля», и о Годфриде Страсбургском (1170 — 1215), авторе эпоса «Тристан и Изольда», созданного по образцу Тома, а также об Ульрихе фон Затцикхофене, продолжающем вслед за Кретьеном развивать образ Ланселота. Как и французские труверы, немцы отодвигали фигуру короля Артура и «Проблему Британии» на второй план, сосредоточиваясь на фигурах рыцарей.

Однако вклад немецких миннезингеров в Артуровскую легенду в основном состоял в попытках завершить «Персеваля» Кретьена и выяснить загадку Грааля. Наибольшая заслуга в этом принадлежит рыцарю Вольфраму фон Эшенбаху (он действительно был мастером меча, виртуозом копья, победителем множества турниров).

Немецкие версии Артуровской легенды помогли шире распропагандировать миф в Европе — как в то, так и в гораздо более позднее время, когда наступил период нового увлечения Артуром, Граалем и Круглым Столом. Именно поэзия отечественных миннезингеров послужила основой оперы Рихарда Вагнера.

Несомненно, что и в Польшу легенда об Артуре впервые пришла в немецкой языковой версии и переработке, ибо в Германии до наших дней Артура неизменно называют Артусом, а такая форма принята была раньше и у нас, в Польше, — и продержалась в названии известного «Двора Артуса» в Гданьске или в переводе Бой-Желеньского «Большого Завещания» Вийона («…Аргус, герцог Бретании храбрый…»). Лишь позже в Польше легендарного короля стали именовать «Артуран», а в Чехии он по-прежнему «Krai Artus», как и в Германии.

XIV и XV века приносят дальнейшее расширение интереса к Артуру и Круглому Столу. В Англии создается роман в стихах «Гавейн и Зеленый Рыцарь», скорее всего произведение анонимного автора знаменитой «Жемчужины» «Имеется в виду Pearl Poet (XVI век), анонимный автор четырех произведений: „Жемчужина“, „Чистота“, „Терпение“ и „Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь“.». Томас Честр добавляет к «команде» рыцарей Круглого Стола «Сэра Лаунфаля», рыцаря, созданного по образцу «Ланваля» из баллады поэтессы двенадцатого века Марии Французской. Во Франции появляются два анонимных произведения и два новых героя. Первое «Perlesvaus Le Haut Livre du Graal», с главным героем Перлесваусом, второе — «Perceforest», объединяющее артуровский миф с историей Александра Македонского и вводящее в состав рыцарей Артура вышеназванного Персефореста («Продирающегося сквозь пущу»). Миф получает популярность также в менее связанных с легендой странах — Ланселот Озерный становится героем анонимного нидерландского эпоса. В Португалии (Кастилии?) другой анонимный автор лепит очередного «нового» героя легенды Амадиса де Гауля, или валлийца, именуемого также Рыцарем Непобедимого Меча. Повесть об Амадисе завоевывает популярность, она упоминается в «Дон Кихоте» Сервантеса. Под именем «Амадиджи» Амадис Галльский попадает в итальянскую поэзию (Бернардо Тиссо).

Ну и наконец пришел час лавровых венков и короны, час самой полной и самой известной версии повествования о «Короле Альбиона» и его рыцарях. В лето Господне 1485-м рыцарь Томас Мэлори окончил работу над делом своей жизни «Le Morte d'Arthur» («Смерть Артура» — не путать с аналогичным названием одной из частей «Цикла Вульгаты») «Вообще-то 1485 год не окончание работы, а публикация. Окончена книга в 1469 году.». Это нерушимый памятник легендарному королю и прекрасным, добропорядочным минувшим рыцарским временам. Следует знать, что большая часть произведения была создана автором в темнице, в которой благородный рыцарь Мэлори отсидел несколько добрых десятков лет за.., вооруженное нападение и изнасилование женщины.

Мэлори собрал и использовал все, что создали его предшественники, поэтому неудивительно, что «Смерть Артура» так объемиста и полна, а местами даже грешит избыточностью. Меж тем за решетками узилища кипела братоубийственная, кровавая и жестокая война Двух Роз, в которой рыцарские идеалы и достоинство расползались в крови, грязи и мерзости полей битв Уокфилда, Босворта, Барнета и Тьюксбери. Поэтому нет ничего странного в том, что произведения Мэлори переполняют ностальгия, тоска и пронзительное memento mori.

«Смерть Артура» — книга, прекрасно и мастерски написанная, представляющая собой один из самых любопытных примеров английской прозы вообще. Она также побила все рекорды, которыми мало какая книга — кроме Библии — может похвалиться. С момента издания в 1485 году в известной в то время по всей Европе типографии Уильяма Кэкстона в Вестминстере и по сей день «Смерть Артура» ни на минуту не была «out of print» «ни в печати, ни в продаже (англ.).» — не было такого момента, чтобы эту книгу где-нибудь да не печатали и не продавали. Правда, от первоначальной версии Мэлори осталось немного. Достаточно сказать, что авторского текста не видел ни один человек — уже Кэкстон при первом наборе порвал рукопись и изменил последовательность разделов (книг). С той поры книгу перерабатывали многократно — редактировали, перередактировали, сокращали, переписывали наново, отрабатывали новые версии на основе якобы найденных манускриптов, заменяли на версии для детей малюсеньких, малых, средних и выросших, переделывали в оперу и фэнтези, а фэнтези в мюзиклы, и наконец, из нее сделали фильм и переработали в фабулярную игру role playing game. Таким образом, «Смерть Артура» стала классикой, а нарисованная в версии Мэлори картина закрепилась как обязательный, классический образ мифа об Артуре.

Да, именно обязательный. Литература полностью вытеснила историю и реальность — если, конечно, принять, что Артур — лицо реальное. Рассуждения «историков» и «реалистов» мы слушаем без удовольствия либо с ходу отметаем. А, пусть себе болтают, что, мол, у Камелота, если он вообще существовал, не могло быть высоких стен и стрельчатых, расцвеченных знаменами башен, а напоминал он скорее всего холм, на вершине которого за деревянным частоколом стояла крытая соломой хибара. Пусть говорят, что Артур, Ланселот и Гавейн не могли в V-VI веках носить полных пластинчатых лат и шлемов с подвижными забралами, что носили они в лучшем случае примитивные кольчуги либо римские лорики «панцирь из кожи с медными бляхами.», надетые на бараньи кожушки и шерстяные тартаны «шотландская шерстяная ткань в разноцветную клетку.»; что «рыцарский турнир» был для них понятием абсолютно неизвестным, а ни один из принимаемых нами сегодня за добрую монету рыцарских обычаев либо церемониалов (например, посвящение) не существовал даже в зародыше. Что состязания на пиках, этот столь любимый нами зрелищный вид рыцарского поединка, был во времена Артура совершенно невозможен — в Европе в те времена еще не знали стремян, без которых такая борьба неосуществима, и еще не изобрели пустотелых пик, которые можно было бы крушить. Наконец, что «сэр Ланселот» или «сэр Гавейн» не могли быть никакими «сэрами», ибо титул этот (равно как и саму идею рыцарственности, какую мы сейчас имеем в виду) принесли в Англию лишь норманны Вильгельма Завоевателя…

Пусть «реалисты» твердят, что хотят и сколько хотят, мыто знаем лучше! Литература — всегда права! Если б не Гомер, мы не только не ведали бы, как проходила осада Трои, а и вообще б не знали, что такое событие «имело место быть». Ни один историк не помог нам представить себе Рим Августа, Калигулы и Клавдия так, как это сделал Роберт Грейвс. О том, что творилось в России в 1812 году, мы знаем из романа Толстого. Образ Польши времен Мешка и Болеслава Храброго знаем из Бунша и Голубева, Первый Крестовый поход и завоевание Иерусалима — от Коссак-Щуцкой, а о польско-казацких войнах и шведском нашествии нас исчерпывающе информирует Сенкевич. И так далее.

То же самое и с артуровским мифом. Все было так, как написано в «Смерти Артура» Томаса Мэлори.., вернее, в той переработке Мэлори, которую мы читали.

Шутки в сторону. Ясное дело, именно «историки» и «реалисты» правы. Кретьен де Труа и Мэлори фантазируют и украшают факты. Артур был бриттом, кельтом. Его истинный образ и история могут содержаться только и исключительно в оригинальных кельтских преданиях. Преданиях, источники и корни которых скрываются в кельтской мифологии. Еще до того, как Мэлори начал работать над «Смертью Артура», около 1400 года свет увидел первый анонимный полный сборник основных валлийских легенд и мифов. Английского перевода — и популяризации — сборнику пришлось еще малость подождать: лишь в 1849 году леди Шарлотта Гест осуществляет перевод и дает сборнику название «Мабиногион» (или «Руководство для молодого барда») «Перевод на русский — неполный — под названием „Мабиногион — волшебные легенды Уэльса“, сделанный В.В. Эрлихманом с его же вступительной статьей и примечаниями, выпустил в 1995 году научно-издательский центр „Ладомир“.».

В вошедших в состав «Мабиногиона» многочисленных повествованиях (так называемых ветвях) король Артур видится как бы иначе. Настолько «как бы», что его трудно распознать, ибо это Артур валлийский. И как таковой, пожалуй, настоящий. Среди его спутников мы тоже увидим настоящих, носящих истинные, еще не исковерканные имена: Kei (Кэй), Bedwyr (Бедуир), Gwalchmei (Гвальхмей), Gwalchfaved (Рвальхфавед), Peredur (Передур), Owein ар Urien Rheged (Овейн, сын Передура Регедского), Trostan ар Tallwch (Тристан, сын Таллуха), Geneint ар Erbm (Герайнт, сын Эрбина). Мы знакомимся с настоящими родителями Артура, носящими имена Uthr Bendragon u Eigr ferch Amlawdd (Утер Пендрагон и Эйгр; дочь Амлаудда) «Патроним „ар“ (ап) означает сын, а „ferch“ (ферх) — дочь. — Примеч. авт.». Есть и королева, супруга Артура, — она носит имя Gwenhwyfar ferch Orgyrvran (Гвиневера — Гиневра, дочь Оргирврана). Есть и мудрый советник, друид Taliesin Pen Berydd (Taльесин Пен Беридд). А волшебный меч короля? Есть, а как же. Он зовется Caledvwlch (Каледвульх). Попробуйте это выговорить, и вам станет ясно, почему Джефри Монмаутский предпочел название «Калибурн», а Мэлори «Экскалибур».

В 1066 — 1230 годах, как я уже упоминал, были в моде песни кельтских бардов. Можно спокойно предположить, что все (либо почти все) авторы очередных версий артуровского мифа хоть мало-мальски да знали предания и валлийские триады «Триада была основной очень популярной поэтической формой в Уэльсе. Она исходила из принципа тройки: три героя, либо три события в акции, либо три утверждения или морали, либо три строки строфы. Триады дают нам самые старшие образцы валлийской поэзии, некоторые из них считаются не менее старыми, чем сам язык. Вот пример одной из триад (перевод мой, разумеется, с английского перевода):

Три изумительных победных пира видела Британия:

Пир Касваллауна после изгнания Юлия Цезаря, Пир Аврелия Амброзия после победы над саксами И пир короля Артура в Каэрлеоне на Аске. Примеч. авт.»,

так что немножко ориентировались в британских легендах. А предания и легенды кельтов уходят корнями в поверья и мифологию. Чтобы лучше понять артуровский миф, следует и нам немного разобраться в кельтской мифологии.

ПАНТЕОН ДРЕВНИХ БРИТТОВ -КОРНИ ЛЕГЕНДЫ

Пантеон британских кельтов, тех, что из Уэльса и Корнуолла, богат и — учитывая родственные связи между богами — немного сложноват. Проблему дополнительно затушевывает тот факт, что порой довольно трудно выделить богов среди полубогов либо смертных героев и наоборот. Боги и герои — равноправные персонажи преданий и эпосов, а богов (и героев) в Британии (как и в Ирландии) чтили в основном через песни бардов. Освящение и культ «через поэзию» были характерны для британских кельтов, потому-то так мало обнаруживается иконографического материала, который мог бы подкрепить наше современное представление о верованиях того народа.

Основная пара бриттских солярных божеств — это Мать Богов Дон (Дона) и ее супруг Бел (Бели). Дон, несомненно, аналог ирландской (гоидельской) Дану, а потомство Дон и Бела соответствует почитаемому в Галлии Белинусу.

Дети Дон и Бела — это Нудд Среброрукий (божество лунарное) и Гованнан (божество кузнец, Гефест), а также Арианрод («Серебряное Кольцо») и мудрый Гвидион, друид богов, представляемый так же, как валлийский Прометей, поскольку он заботился о благе людей и опекал их. Ментором и опекуном Гвидиона был божеский мудрец Мат, сын Матонви, брат Дон.

Мифология связывает Арианрод и Гвидиона любовными узами, плодом которых явился самый главный бог бриттов, валлийский Феб и Аполлон, бог света и солнца, урожая, патрон всяческих ремесел и искусств Ллеу Ллау Гифес, аналог ирландского Луга (Lugh Lamhfada).

Одним из главнейших центров культа Ллеу-Луга был Лугудунум, Каэр Лиал, то есть Замок Ллеу, теперешний Карлайл.

Однако, поскольку не бывает солнца без тени, другим сыном Арианрод и Гвидиона оказался Дилан, злой и мрачный Сын Волн (кельты неразрывно связывали силу Тьмы с силами Моря).

Сыном лунарного Нудда был Гвин (вопреки имени — Гвин значит «Белый» — сын Нудда являлся мрачным богом битв и Смерти, владыкой валлийских злых духов — Тилвит Тег). Гвин (в Корнуолле именовавшийся Мелвасом, а в Сомерсете Аваллахом) был охотником. Ловцом душ умерших, проносящимся через страну ночью на своем призрачном коне. Как таковой он явно был прототипом знакомого по более поздним легендам Эрна-Охотника.

Другая группа богов (тоже лунарных) идет от Ллира, господствующего над морями. Основным местом культа Бога Морей был Каэр Ллир, позже называвшийся Ratae Coritanorum, а еще позже Ллир-Кестре, теперь же Лейчестер. У Ллира было две жены. Одна — Пенардун, дочь Дон (символическая уния светлого Солнца и мрачного Моря), вторая, не менее символичная, Иверидд (Эриу, сиречь «Ирландия»), Пенардун родила Ллиру дочурку Греудилад и сынка Манавиддана. «Ирландия» Иверидд была матерью гиганта Брана — «Ворона» и Бранвен («Белогрудой»).

Кельтским Аидом, иным миром, Страной Ворожеек («Страной Чаровниц»), именуемой Антоном (Annwvyn), правил хтонический бог Араун, которого позже заменил. Пуйл, смежный, князь Дифеда, супруг пригожей Рианнон — «Великой Королевы». Их сыном был Придери. Божества из Аннона были враждебны детям Дон, зато дружески относились к детям Ллира. Валлийский Аннон в отличие от греческого Аида был страной прекрасной, в сказках он сохранился как Страна Волшебниц (ворожеек, чаровниц. Faerie, Fairy Land). И еще одно существенное различие между Анноном (Аннуином) и Аидом: граница между миром реальным, живым и страной чар и теней у кельтов была очень тонка, пересечь ее смертному чрезвычайно легко. Никакого Цербера, охраняющего врата, а Стиксом может оказаться любая речушка в первом же попавшемся на пути валлийском лесу. Однако легко войти не значило легко выйти — время в Faerie течет значительно медленнее, чем в реальном мире, а обитатели неохотно расстаются с гостями.

Кельтская мифология — в основном повествования о любви богов, их соперничестве и борьбе. Так что перед нами история борьбы Пуйла с владыками кельтского Аида, увенчавшаяся завоеванием прекрасной Рианнон и получением титула «Князь Бездны» (Pen Annwvyn). Перед нами история любви Гвина, сына Нудда и Кревдилад — дочери бога моря Ллира «Шекспир, следуя по стопам Джефри Монмаутского, использовал Llyr'a (Ллира) для сотворения короля Lear'a (Лира), а Кревдилад переделал в его дочь Корделию. — Примеч. авт.». Перед нами конфликт Света и Мрака в личностях двух братьев — Ллеу и Дилана. В конце концов Дилан погибает от пики своего дяди Кованнана, а морские волны стенают после его смерти (до наших дней валлийцы называют шум прибоя в устьях рек «стонами Дилана»).

Одной из любопытнейших — и невероятно важных для более позднего артуровского мифа — является история Гвидиона и Арианрод. Их любовная связь коротка и не оставляет приятных воспоминаний (в соответствии с некоторыми мифологическими версиями Гвидион овладел Арианрод силой). Родившегося у них сына, будущего бога солнца, Арианрод ненавидит до такой степени, что насылает на него три страшнейших заклятия, какие только могли пасть на кельта: мальчик не должен иметь имени, носить оружия и иметь жены из крови и костей. Хитрый Гвидион, воспользовавшись своими форгелями, делает так, что Арианрод вынуждена снять два первых заклятия — сама дает сыну имя Ллеу Ллау Гифес — «Твердая рука» и сама же вооружает его. А вот с третьим заклятием Гвидион и Мат, сын Матонви, управляются сами, создав своим могущественным искусством женщину из цветов. Женщина, названная Блодьюведд («Цветочное Лицо» или «Лицом подобная цветам»), становится женой Ллеу и чуть не причиной его гибели. Неверная и коварная, прямо-таки истинная Далила, она хитростью выманивает у мужа секрет живительной силы и подставляет супруга под коварный удар любовника. Но мудрый чародей Гвидион не дремлет, спасает Ллеу, а Блодьюведд жестоко наказывает: превращает ее в сову, птицу, обреченную на вечную ночь и вечное одиночество среди других птиц.

Есть также рассказы о яростных битвах богов. Гигант Бран, сын Ллира, гибнет во время трагического и кровавого похода на ирландцев. Его отрубленная голова становится чем-то вроде талисмана и божеской прорицательницы. Его сестра Бранвен (во время трагического приключения бывшая женой короля Ирландии) умирает, ибо сердце разрывается у нее при известии о количестве погибших из-за нее воинов. Что же до Брана, то интересно, что культ его отрубленной головы сильнее культа его самого. Лишь после декапитации Брана начинают титуловать Благословенным, а голову именуют «Достойная Голова» (Urddawwl Ben) либо «Чудесная Голова» (Uther Ben). Закопанной на месте теперешнего Лондона голове Брана предстоит обеспечивать урожаи и предостерегать от грозящих Острову нашествий и поражений «По древней валлийской легенде, король Артур выкопал голову Брана, дерзко утверждая, что обойдется без предупреждений и тревог, любого агрессора победит сам, без божеской помощи. Это действие — как доказала история — погубило и короля, и Британию. — Примеч. авт.».

Придери, сын Пуйла, унаследовавший потусторонний мир, вечно интригует (его имя означает «Хлопоты») и часто делает это совместно с Манавидданом, сыном Ллира, — в валлийских сказаниях они образуют исключительно отвратную парочку (союз Мрака и Моря). Несмотря на это, они, похоже, остаются любимыми героями валлийцев. Женой Придери становится Кигва, овдовевшую же мать Придери выдает за своего дружка Манавиддана. С той поры вся четверка

— Придери, Кигва, Манавиддан и Рианнон — неразлучны.

Другие боги точат зубы на чародейский артефакт, которым владеют Пуйл и Манавиддан, — Котел Вдохновения и Внушения. Чтобы добыть Котел, Гвидион пробирается во «Вращающийся Замок» (Caer Sidi), но его хватают и упекают в темницу. Наконец в финальном символическом поединке Света и Тьмы Гвидион побеждает и убивает Придери.

Приведенный выше (кратко и поверхностно) пантеон кельтов Альбиона не исчерпывает всего богатства верований, ибо практически не было такого уголка в Корнуолле и Уэльсе, где ни почитали бы каких-нибудь собственных «genii locorum» «местных духов (Лат).». Священными и персонифицированными были источники, реки, озера, дубравы и горные вершины, всего не перечислишь. Кроме того, множество богов привнесли и привили на британском грунте римляне, разместив здесь чуть ли не весь свой классический пантеон, со временем обогащенный культом Кибелы, Изиды и Митры. В Британии почитали галлийских божеств — Эпону, Неметону, Белиноса, Сильвана, Кернуна и Кериддвен. Вероятно, существовали и перемешивались с верованиями кельтов также какие-то остатки малознакомых верований пражителей Острова (иберов), например, культ жуткого Кромм Круаха в Ирландии.

Связным же между мирами богов и людей была характерная для кельтов каста друидов.

Мы помним из Роберта Грейвса, как друиды очаровали Клавдия во время британской кампании, как он восхищался их огромным влиянием на общество, их таинственными мистериями, тайным знанием и искусством этих «людей дуба и омелы», или «дубарей». Название «друид» (опирающееся на индоевропейский корень «dr», «drus») берет начало от кельтских слов «drui», «daur» и «derwen», означающих «дерево», «дуб», отсюда в современном английском слово «tree», а во всех славянских языках слова «дерево», «drzewo» и «drewno».

Друиды были особой кастой духовных вождей кельтских народов и племен. Друид объединял в себе функции верховного жреца, советника, законника, арбитра, оракула, медика, теолога, ученого, историка и хрониста. В древнем кельтском обществе или племенной группе власть друидов была колоссальной и непререкаемой, они совершенно не подчинялись какой-либо светской власти, и их не обязывали никакие сервитута в отношении владык. Кстати, ни один кельтский вождь не отважился бы усомниться в совете друида — он обязан был ему безусловно следовать под угрозой «экскомуники», что означало полную гражданскую смерть, поскольку выводило такового из-под защиты общества.

Друиды образовывали герметично замкнутую касту — об их внутренних проблемах в принципе не известно ничего. Значение их обрядов и мистерий (в том числе жертвоприношения людей и животных, сжигаемых живьем) до сих пор остается загадкой и полем для бесчисленных спекуляций. Зато известно, что они делились на три основные группы: друидов (или мудрецов и судей), филидов (которых Страбон называл «vates», то есть вещунов и пророков), а также бардов, в обязанность которых входило знание всех основных мифов и искусство их художественной интерпретации перед собравшимися слушателями. Иначе говоря, три эти группы поделили между собой такие сферы, как мудрость, обычай и закон (друиды), знание, в том числе тайное, и ворожба (филиды) и поэзия, соединенная с пропагандой и хроникерской работой (барды) «Некоторые источники (например, Кэмпбелл) классифицируют друидов несколько иначе — выделяют прорицателей (vates), а филидов отождествляют с бардами. Расхождение, мне кажется, проистекает из трактовки бардов либо исключительно как интерпретаторов, либо одновременно и творцов. Таким образом, друида, творящего поэтические произведения под влиянием божественного вдохновения, следовало бы считать филидом, а интерпретатора чужих произведений — бардом. — Примеч. авт.».

Самыми известными бардами Британии (филидами?) были полулегендарный Мирддин Эмрис, Талиесин Пен Беридд и Аневрин. Именно им приписывают авторство многих героических песен и валлийских повествований — в том числе древнейших памятников литературы Уэльса «Черной книги из Кермартена» (XII век), «Книги Талиесина» (XIV век) и «Книги Аневрина» (XIII век), а также неисчислимое множество триад. Разумеется, жили и творили эти барды значительно раньше, в V — VI веках.

Приведенные выше сведения, конечно же, представляют собою колоссальное сокращение, невероятно фрагментарную трактовку этой любопытной мифологии. Заинтересовавшихся я отсылаю к специальной литературе «Далее автор приводит достаточно обширный перечень работ, которыми он пользовался. Это „Mythology“ Томаса Бальфинча, „Celtic Myth and Legend, Poetry and Romance“ Чарльза Сквира и „Мабиногион“. Тем, кто захотел бы ознакомиться с литературой фэнтези, автор рекомендует цикл романов Эванжелины Уолтон, соответствующих ветвям „Мабиногион“ („Prince of Annwn“, „The Children of Llyr“, „The Song of Rhiannon“ и „The Island of the Mighty“). Несколько фрагментов ветвей „Мабиногион“ почти дословно приводит Стивен Льюхед в своем „пендрагонском“ цикле („Taliesin“, „Meriin“, „Artur“) и продолжает в очередном цикле, который составляют тома „Song of Albion“, „Paradise War“, „Silwer Hand“ u „Endless Knot“). Патриция Ko-нелли-Моррисон написала посвященную миру верований кельтов четырехтомную сагу „The Copper Crown“, „The Throne of Scone“, „The Silver Branch“ и „The Hawk's Grey Feathers“, а Алан Гарнер — роман „The Owl Service“, посвященный легенде о Блодьюведд. Гоидельские „дети Дану“ („Tuatha De Danann“) и бриттские божества появляются — закамуфлированные под инопланетян, но легкоузнаваемые, в написанной Джулиан Мэй „Саге об и янанниках“ („The Many-Coloured Land“, „The Golden Tore“, „The Nеn Born King“ и „The Adversary“). 0 кельтских верованиях и друидских ритуалах многое можно узнать из „Туманов Авалона“ Марион Зиммер Брэдли, а также из ее новой книги „The Forest House“.».

В 1100 — 1150 годах, когда рухнула плотина, эта локальная до того кельтская легенда разлилась по Европе сотнями версий и переработок. «Matiere de Bretagne» начала приобретать универсальный характер, набирать оттенки и расцветки, отражающие состояние умов, стала выражать современные беспокойства и интересы Европы. А интересами этими в те времена были три фундаментальные, хоть и яростно соперничавшие проблемы — религия, рыцарственность и любовь.

АРТУР — ХРИСТИАНИН ИЛИ ЯЗЫЧНИК?

РЕЛИГИОЗНЫЙ АСПЕКТ МИФА

Во что верил Артур?

До прибытия римлян душами бриттов управляли друиды от имени богатейшего и красочного кельтского пантеона. Потом появились римляне. Эти, как известно, были религиозно терпимы и.., адаптативны. Кельты чтут бога Бела? А почему бы и нет, ведь это тот же Юпитер. Что? Отдают почести Дон, Бригит, Морриган, Эпоне и Кериддвен? Воплощениям Великой Матери? Порядок, они ведь не что иное, как наши Юнона-Минерва-Диана-Венера, мы, римляне, их тоже почитаем. Да и о Кибеле и Изиде не забываем. Бог Ллир? Позвольте, так это же Нептун, кто еще?

В отношении друидов римляне были менее толерантны. Во-первых, друиды неустанно раздували тлеющие зародыши бунта и слишком часто им удавалось их раздуть во вполне приличное пламя. Друиды подзуживали Кимбелина, Карактака, Каттигерна, Боудикку и Катримандую, а ведомые ими воины впадали в знаменитое кельтское боевое неистовство, превращались в настоящих берсеркеров. Во-вторых, римляне были «цивилизованными», а друидам случалось изготавливать из ивы клетку-чучело, ужасного «Wicker Man'a», запирать внутри нее людей (позже — животных) и сжигать живьем, принося в жертву богам. Таких друидов, как пишет Тацит в «Анналах», «брали на меч». Из многочисленных друидских погромов наиболее известна пресловутая резня на острове Мона (Англси) в 61 году от Р.Х. Так родилась традиция, сопровождающая человечество по сей день: нецивилизованных убивцев надлежит перебить цивилизованным образом. Да здравствует цивилизация! Ура!

Резню на острове Мона и подзуживаемые друидами антиримские бунты бриттов в 61 — 78 годах от Р.Х. описывает Марион Зиммер Брэдли в своей новой книге фэнтези «The Forest House».

Римляне, как было сказано, сидели на Острове четыре столетия. За это время в Риме тоже кое-что изменилось. При Нероне христиан бросали львам на растерзание (тоже мне — религиозная терпимость!), апостола Петра-Рыбака распяли головой вниз (64 год от Р.Х.). А уже примерно через четверть тысячелетия (в 313 году) Константин Великий оглашает Миланский эдикт, запрещающий преследования христиан и гарантирующий свободу вероисповедания. А вскоре после этого, в 380 году, при правлении Феодосия (тоже, разумеется, Великого) христианство становится в Риме государственной религией. В 392 году Феодосии запрещает всяческие политеистические таинства по всей Римской империи. В римских провинциях тоже. (Стало быть, и в Британии?) Несомненно, в Британии тоже, но не тотчас, не полностью. Да и в Риме тоже не в одночасье церкви построили. Старые боги так легко не сдаются. Перед Феодосием, к слову сказать, был ведь и Юлиан Отступник. В провинции Британия, далеко от «центра» и аппарата, принуждающего принимать новую религию, этот процесс скорее всего протекал еще медленнее. Утверждать, будто все стоящие в Британии римляне и ассимилировавшаяся с ними часть местного населения в один день, как один человек приняли крещение, было бы не совсем правдоподобно.

Не следует также забывать, что оппозиция друидов и кельтских бриттов не ослабевала ни на минуту. Живущие в горах Уэльса и Корнуолла приверженцы старого порядка, почитатели Бела и Дон, Ллеу, Нудда и Ллира, не позволили навязать себе Юпитера и божественный культ кесарей, а значит, им случалось не раз изгонять на все четыре стороны миссионеров с крестом.

Но вот римляне ушли. И что? Кельтские ортодоксы и друиды, несомненно, возносили благодарственные молитвы Белу и Ллеу, как знать, может быть, на радостях распалили огонь под заполненным людьми «Уикер Меном». Но «правоверные» римляне, такие как Аврелий Амврозий, наверняка стали христианами. Кстати, покровитель Артура Эктор носит римское, а значит, христианское имя…

Что до самого Артура, то некоторые английские историки считают, что он не очень-то ладил с тогдашней Церковью, а доказательство усматривают в том, что ни уже названный выше Гильдас, основной церковный хронист того периода, ни Беда Достопочтенный (673 — 735), автор «Historia Ecclesiastica Gentis Anglonim», об Артуре вообще не упоминают. Оба пишут о победе бриттов под Бадоном, а в те времена (да и в более поздние тоже) победы всегда были «персональными» и никогда — коллективными! Так почему же церковные хронисты замалчивают имя победителя? Да потому, говорят историки, что церковным хронистам он был неудобен. Неблагонадежен. У него были — как это называют теперь — не вполне урегулированные отношения с религией.

Так с каким же кличем на устах рыцари Артура шли на саксов, почитателей Вотана? «Помоги, Иисусе Христе»? А может, «Направь мой меч, Великая Богиня»? Или, возможно, одни кричали так, а другие этак? И у Ненния, и у Уильяма Малмсберийского можно прочесть, что во время битвы у горы Бадон, когда Артур «собственноручно» укокошил больше девятисот человек, на его щите красовалось «изображение Пресвятой Девы Марии, Матери Христовой». Но и Ненний, и Уильям писали в те времена, когда потомки почитателей Вотана, теперь уже англосаксы, давным-давно (в 598 году) крестились и другую картинку просто неприлично было изображать на щите легендарного короля. В хронике, разумеется. А что, если духовными наставниками бриттов в борьбе с саксами и Вотаном были все же друиды с Мерлином (Талиесином) во главе? Не была ли, случайно, картинка, намалеванная на щите Артура, изображением Великой Богини Дон?