Она замолчала на мгновение, о чем-то задумавшись. Затем добавила:

— А добрая посудина «Свансон энд Фелтзиг» отплывает в никуда с Восточной Сорок восьмой улицы.

Гарри Теннант постучал и, пригнувшись, вошел в дверь. Элен сняла ноги со стола и выпрямилась.

— Черт возьми, — проворчала она. — Придется бороться с привычкой класть ноги на стол или заставить себя носить трусы — одно из двух.

— Да, в самом деле. — Он улыбнулся. — Как дела, Элен?

— Пока не жалуюсь. Что случилось?

— Информационные бюллетени для «Конкорда» еще не пришли. Я звонил Солли, а он сказал, что сломалась машина….

— А, конечно, — горько сказала она, протянув руку к телефону, — она всегда ломается, когда он получает срочный заказ от кого-нибудь еще, кто платит больше… Солли? Это Элен… Не пытайся вешать мне лапшу на уши… Где, черт возьми, мои бюллетени?.. Солли, клянусь, я спущусь сейчас к тебе и если увижу, что ты работаешь на кого-то другого, я позвоню твоей жене и скажу ей, что мы с тобой занимаемся этим, и попрошу ее дать тебе развод… Солли, я клянусь, я сделаю это… Хорошо… Хорошо, Солли… При условии, что они будут у меня к полудню.

Она положила трубку и подмигнула Теннанту.

— Нагнала я на него страху. Он надеется, что это шутка, но стопроцентной уверенности у него нет.

— А это шутка?

— Конечно. Я бы никогда так не поступила. Ни с одним парнем. Чертов ублюдок. За год наших заказов у него набегает тысяч на двадцать. На прошлое Рождество подарил мне зонтик от «Коррвет». Наши Лаурел и Харди note 8 получили по ящику виски каждый, а я зонт. Просто праздник души. Что у тебя еще? Возьми себе стул.

Больше часа они просматривали релизы, письма, таблицы и графики деловых приемов.

— Слушай, Гарри, у меня в половину первого встреча, но я вернусь самое позднее в два тридцать. Когда принесут бюллетени, ты начни раскладывать комплекты, ладно? Я скажу Сьюзи, чтобы она помогала тебе, если у нее не будет корреспонденции. Я тоже займусь этим, когда приду. Но боюсь, нам придется поработать допоздна. Этих чертовых комплектов должно быть почти пятьсот штук. Ты можешь сегодня задержаться?

— Конечно.

— Спасибо. Ты белый человек note 9, — пошутила она, но он не улыбнулся.

— Я позабочусь, чтобы нам прислали перекусить в шесть или около того. Ты не возражаешь против китайской кухни?

— Конечно, нет.

Она откинулась в своем кресле и внимательно посмотрела на него.

— Жалеешь, что взялся за эту работу?

— О, нет. Она мне нравится. Я многому учусь. Я теперь как бы по другую сторону. Когда я работал в газете, я был завален релизами, приглашениями и информационными комплектами. Большая часть сразу оказывалась в корзине. Теперь же я пытаюсь их навязывать… Понимаешь?

— Конечно. Слушай, может быть тебе представится шанс удержаться у нас. «Эббот и Кастелло» собираются подписать с нами долгосрочный договор, и если это произойдет, ты понадобишься нам на постоянную работу.

— Я с удовольствием.

— Ну, не торопись покупать себе плавательный бассейн. Это еще только «может быть». Есть огонек?

Он наклонился к ней со спичкой. Она наклонилась к нему с сигаретой. Их лица оказались рядом, а взгляды неожиданно встретились.

Она увидела перед собой спокойного, красивого, замкнутого в себе мужчину. Взгляд у него оказался грустный и усталый — взгляд человека, привыкшего терпеливо переносить боль.

— Элен, — сказал он мрачно, — я хотел узнать…

Потом замолчал, глубоко вздохнул и принялся изучать надпись на стене. Наконец откашлялся и громко сказал:

— Я хотел узнать, сможешь ли ты пообедать со мной как-нибудь, когда будешь не очень занята.

— Конечно. С удовольствием. Только скажи когда.

Он повернулся и внимательно посмотрел на нее.

— Ты когда-нибудь ходила с черным? — мягко спросил он. — Я имею в виду в ресторан, театр… ну, и тому подобное?

— Нет, никогда.

— Ну… знаешь ли, некоторые любят обсудить это. Я имею в виду, они увидят нас вместе и будут говорить всякое… Достаточно громко, чтобы мы слышали.

— Пошли они… — презрительно сказала она.

— В общем, Элен, подумай. И если ты решишь, что лучше не стоит, я…

— Черт возьми, Гарри, я уже все решила и сказала: да, я с удовольствием пообедаю с тобой. Почему ты делаешь из этого такую проблему?

Он собрал свои бумаги, поднялся во весь свой рост и посмотрел на нее сверху вниз, мягко улыбаясь.

— К тому же, — добавила она, — в этом мире существует только две расы

— раса мужчин и раса женщин. Верно?

На мгновение он задумался над ее тирадой, склонив голову набок.

— Знаешь, — сказал он, — может быть ты и права.

Она опаздывала: накрапывал дождик и никак не удавалось поймать такси. Как идиотка она оставила свое теплое полупальто в офисе; и к тому времени, когда она добралась до ресторана, ее банлон мокрой тряпкой прилип к телу.

— Заждался? — спросила она и одарила его вызывающей улыбкой.

Ричард Фэй вскочил, опрокинув стакан с водой на скатерть. Официант бросился к столику, чтобы застелить пятно сухой салфеткой.

— Ничего страшного… — официант улыбнулся, демонстрируя зубы.

— Привет, — сказал Фэй. — Я не знал… я не знал…. я думал…

— Сухой «Роб Рой», — решительно заявила она, придвигая свой стул поближе к нему. Она нацепила свои очки в роговой оправе и посмотрела на него.

— Боже мой, — сказала она.

Он очевидно предпринял кое-какие попытки приодеться к их встрече, и она была этим тронута. Тронута и изумлена.

Шоколадный двубортный костюм с несчетным количеством пуговиц скрывал отсутствие талии. Цветастый галстук свободно облегал ворот ярко-оранжевой рубашки. Острые углы воротника угрожающе топорщились, норовя впиться в ключицы.

— Очень мило, — кивнула она. — Тебе идет.

Он рассмеялся, они чокнулись.

— Я уже пропустил одну за твое здоровье, — сказал он.

— Одну?

— Гм… две. Я думал, ты меня продинамишь.

— Ну что ты. — Она положила руку ему на ладонь. — Как ты, милый?

— Теперь я чувствую себя великолепно. — Он отдернул руку, сбросил со стола ложку, нагнулся, чтобы поднять ее, и уронил салфетку.

Официант бросился к нему, поменял салфетку, положил чистую ложку.

— Ничего… страшного, — сказал он, глядя на Фэя с ненавистью. — Будете заказывать?

— Минутку, — сказала Элен. — Этот человек только что снял меня, и мы еще знакомимся.

Официант отошел с любезной улыбкой, которая исчезла, когда рядом возник метрдотель.

— Парочка идиотов, — пробормотал он.

— Рассказать о себе? — Спросил Фэй. — Ну… и с чего начать?

«Не так уж и плохо на самом деле», — думала она, глядя на него. Я заставлю его сбросить фунтов тридцать, поклялась она, и отучу пользоваться фруктовым одеколоном. И каждый раз, когда он щелкнет пальцами, чтобы позвать официанта, я буду бить его по руке.

— Я исследователь, — говорил он. — Не писатель. Просто исследователь. Синдикат называется «Америньюс». Я собираю факты и передаю их одному из наших штатных авторов, а он пишет очерк, который мы потом передаем нашим клиентам здесь и за рубежом. Компания небольшая, но у нас есть свои отделения в Лондоне и Риме. Сейчас мы готовим статью о кухонной утвари будущего — знаешь, об этих микроволновых печах и бытовой электронике. Поэтому-то я и оказался на вашем приеме.

— Ты знаешь, — спросила она, — что когда ты говоришь, кончик носа у тебя дергается то вверх, то вниз?

Они заказали дыню, за которой последовали крабы с салатом и маленькая бутылка белого вина. Фэй потянулся за своей сигаретой и обнаружил, что она скатилась с края пепельницы и теперь дымится, прожигая скатерть.

— О, дьявол, — нахмурился он. — Не знаю, что сегодня со мной такое.

— Ничего… — вздохнул официант, закрывая дыру очередной салфеткой.

«У него хорошие глаза», — решила она. Большие, карие, жалобные. Глаза кокер-спаниеля.

— Эй, парень… — начала она.

— Что? — спросил он.

Но в этот момент кусочек дыни соскользнул с его ложки и исчез у него между ног.

— Ч-ч-ч… — сказал он, ощупывая стул под собой и посмотрел на нее.

— Не обращай внимания, — махнула она рукой.

— Так вот, — продолжал он, обгладывая крабью клешню. — До этого я был служащим авиакомпании, продавал по телефону подписку на журналы и рекламировал ванные принадлежности.

— Да, просто перекати-поле, — сказала она, осушив рюмку одним глотком.

— Перекати-поле. Да.

— Ну а чем ты на самом-то деле хочешь заниматься?

Он отломил кусочек французского хлеба, намазал маслом, уронил на пол (разумеется, маслом вниз) и уставился на него. Официант тоже уставился на упавший бутерброд.

— Ну… — меланхолично сказал Фэй. — Я просто не знаю. Чем-нибудь.

Она откинулась на спинку стула и взяла сигарету. Он зажег спичку и поднес ее к сигарете, а потом прикурил свою, но другим концом. Фильтр начал дымиться.

— Я нервничаю, — признался он.

— Ни за что бы не подумала, — уверила она его.

— Я работал в одном агентстве новостей. Не там, где работаю сейчас. Я готовил «заполнители». Знаешь, что это такое? Заметки в одну-две строчки. Газетчики так их называют. Они используются для заполнения пустых мест. Знаешь, что-нибудь вроде: «Африканский крокодил, обычно очень свирепый зверь, становится совершенно беспомощным, если перевернуть его на спину». Или: «Каждый год на Британских островах в среднем рождается три ребенка с рудиментарными хвостами».

Она заказала маленькую рюмку коньяка, вспомнив тут же о Джоу Родсе. Фэй заказал «Гэллианос» с долькой лимона. Он попытался выдавить сок в бокал, но долька спружинила, выскользнув из его пальцев, пролетела над плечом Элен и упала на соседний столик. Официант застонал.

— Ну вот, — продолжал он свой рассказ, — я проводил каждое утро в библиотеке, выискивая материал в энциклопедиях и научных книгах. После ланча я возвращался в офис и записывал их. Я должен был представлять редактору двадцать пять «заполнителей» в день. Сначала было довольно занятно. Я узнал много интересного о жизни коал и о том, сколько стоят минералы, содержащиеся в теле человека, если их продать.

— Ну и сколько же я стою?

— Около трех долларов. Однажды утром я был с похмелья и не пошел в библиотеку. После ланча я пришел в офис и написал двадцать пять «заполнителей». Я их придумал. Они звучали вполне убедительно. «Каждое четырнадцатое яйцо содержит двойной желток. Лемур известен ненасытной любовью к луку-порею. Впервые при изготовлении женского корсета китовый ус использовался в Уолтхэме, штат Массачусетс, в 1816 году». И тому подобное. Я их просто придумывал.

— И что произошло?

— Ничего не произошло. Редактор прочитал и одобрил их, были заготовлены матрицы и разосланы по всем нашим клиентам. Газеты их напечатали. Никто не жаловался. Я приходил в офис после ланча и сочинял двадцать пять «заполнителей». Моя фантазия становилась все разнузданнее и разнузданнее.

— И никто тебя не засек?

— Никто. Однажды я написал: «Ученые изумлены полным отсутствием „атлетовой ноги“ note 10 на островах Самоа». В агентство пришло письмо от доктора, писавшего книгу о кожных заболеваниях. Он интересовался источником информации, и редактор передал мне это письмо с пометкой: «Сообщи ему свой источник».

— Что ты сделал?

— Я напился. Решил, что это конец. А потом подумал: «Какого черта!» И написал этому доктору, что эта информация взята из книги «Самоанский доктор» Дж.С.Уиттена, издание 1937 года. Больше писем мне не приходило. Примерно год спустя мне попалась книга, которую написал этот специалист по кожным болезням. В разделе о грибковых инфекциях было сказано: «Ученые изумлены полным отсутствием „атлетовой ноги“ в Самоа». В сноске была указана книга Дж.С.Уиттена «Самоанский доктор». Так я вошел в историю.

— С ума сойти. Вот ты наверное смеялся.

— Поначалу. Но затем это меня встревожило. Мои выдумки попадали в печать с такой легкостью, что я начал сомневаться во всем, что читаю. Что происходило на самом деле, а что придумано таким же как я любителем подольше поспать? Поэтому я ушел с этой работы и устроился в рыболовный журнал.

— Ты рыбак?

— Слава богу нет. Все, что я делал — это редактировал статьи и читал корректуру. Один из наших авторов жил во Флориде и писал заметки о щуках, форелях, окунях и других рыбах. Он присылал потрясающие фотографии. Его статью всегда открывала фотография выскакивающей из воды, сверкающей на солнце рыбы. Однажды я обмолвился редактору о том, какие это замечательные фотографии. Редактор рассмеялся. Он сказал, что автор покупал чучело рыбы у таксидермиста. Затем приятель автора надевал акваланг и забирался в воду на глубину шесть-семь футов. Он брал с собой чучело рыбы. Затем, стоя на дне, он подкидывал чучело рыбы вверх и в тот момент, когда она выскакивала из воды, автор ее фотографировал.

— Великолепно.

— Элен, почему я тебе все это рассказываю?

— Меня тоже интересует этот вопрос, милый.

Его лицо помрачнело, он опустил глаза.

— О, — сказал он, — я понимаю… это просто на меня так подействовало. Я имею в виду фальшивые «заполнители», которые я сочинял, и фальшивых рыб, выпрыгивающих из воды. Я стал задумываться о том, что фальшиво, а что настоящее. Это очень сильно меня беспокоило. И беспокоит до сих пор.

Она коснулась пальцами его руки. На этот раз он не отстранился.

— Я настоящая, — сказала она.

— О, боже, конечно. — Он улыбнулся. — Ты самая всамделишная из всех, кого я знал в своей жизни. Но я?

Если и был ответ на этот вопрос, она его не знала.

— Я хочу сказать, — поправился он, — чувствую ли я по-настоящему? По-настоящему ли я общаюсь с другими? Или нет? Счет, пожалуйста.

Он внимательно просмотрел поданный ему счет.

— Здесь на доллар больше, — сказал он официанту. — Вы ошиблись.

Официант взял бумагу обратно и пересчитал еще раз.

— Все правильно, — возразил, скрипнув зубами, официант и отдал счет.

— Элен, пересчитай пожалуйста.

Она пересчитала.

— Все правильно, Юк.

— Ну, раз ты так говоришь…

Он казался расстроенным, уязвленным.

Они вышли на залитую солнечным светом улицу. Мостовая была еще мокрой от дождя, но небо было таким голубым, словно его только что выстирали, отжали и повесили сушиться.

— Мы с тобой еще увидимся? — спросила она.

Но он задумался и не слышал ее. Она была вынуждена повторить свой вопрос. Он казался изумленным.

— Ты этого хочешь?

— Конечно.

— Ох, — сказал он. — Ну… на следующей неделе. Как насчет среды?

— Отлично, Юк.

— Мы пообедаем вместе. Я тебе позвоню.

— Хорошо. Спасибо за ланч.

— Я слишком много болтал, — сказал он, склонив голову. — Я вел себя как кретин.

— Ты не кретин.

— Я не кретин, правда. Думаю, я просто немного нервничал. Ты первая женщина, с которой я встречаюсь за… за последнее время. Я забыл, как себя вести.

— Ты вел себя прекрасно.

— Я исправлюсь. — Он улыбнулся, расправил плечи и выпрямил спину. Она услышала тихий хруст.

Она поцеловала его в щеку, он весь сжался. Они попрощались. Он надел коричневый котелок, который был ему явно мал, и пошел в свою сторону. Она понаблюдала за тем, как он бредет по людной мостовой в своей смешной шляпе, чуть пошатываясь, беспомощный и ненастоящий.

— Ладно, — сказала она, оглядев свой кабинет, — давайте за дело.

Гарри Теннант уже успел придвинуть чертежный столик к ее рабочему столу и разложить аккуратные пачки бюллетеней, расчетов, фотографий и биографий исполнительных директоров компании и ученых, разработавших данную рекламную продукцию — новый дезодорант для кошек.

Буклеты для прессы необходимо было подготовить к намеченной на понедельник конференции и ланчу. Элен, Сьюзи и Гарри образовали собой подобие небольшой сборочной линии. Они засовывали разложенный на столах материал в большие оранжевые конверты, украшенные изображением котенка, обнюхивающего свой хвост.

Они работали споро, почти не разговаривая между собой, и стопка готовых конвертов быстро росла. В половине шестого было решено сделать перерыв, и Сьюзи заказала по телефону в китайском ресторане порции креветок с жареным рисом, цыплят «чау-мейн» note 11, свинину в кисло-сладком соусе и фисташковое мороженое. А также двойной «Роб Рой» для Элен, два виски с содовой для Гарри и бутылочку тоника для себя.

Они съели все, включая десерт и напитки. Элен сходила в кабинет мистера Свансона и принесла из бара бутылку виски. Они разбавили виски содовой из холодильника и пили этот коктейль из бумажных стаканчиков.

Сьюзи Керрэр ушла в начале седьмого. Элен и Гарри работали еще час, делая перерывы только для того, чтобы смешать себе коктейли. И наконец все было закончено: внушительные стопки готовых конвертов высились на полу.

— Хорошо поработали, — сказала Элен удовлетворенно. — В понедельник закажем такси, чтобы отвезти их.

— Я могу взять машину, — предложил Гарри Теннант. — И могу съездить туда в понедельник утром. Так будет лучше. Может быть нам не повезет с такси.

— Значит, ты сможешь? Замечательно, Гарри. Это очень поможет делу. Боже, я просто валюсь с ног.

Она откинулась в своем вращающемся кресле. Гарри Теннант подошел к ней сзади и начал массировать ей мышцы шеи. Его длинные, ловкие пальцы гладили, щипали и мяли ее плоть.

— О-о-о… — бормотала она в экстазе, качаясь в кресле словно резиновая кукла. — Сколько ты берешь в час?

Усталость и ломоту как рукой сняло. Затем он внезапно остановился, отошел в другой конец кабинета, прикурил сигарету и встал у открытого окна.

— Пора бы домой, — его голос звучал приглушенно. — Мы все закончили.

Они выключили свет и закрыли входную дверь. В нерешительности остановились на тротуаре. Что-то мешало им расстаться….

— Я иду домой пешком, — объявила наконец она чуть громче, чем следовало бы. — Это недалеко… Пятьдесят первая рядом со Второй авеню. Проводишь меня?

— Да, конечно.

Они неторопливо зашагали по улице. Прохладный ночной воздух был бодрящим и нежным, словно поцелуй. Люди оглядывались на них.

— Не давай волю своему комплексу гетто, — посоветовала она. — У тебя рост сколько? Шесть футов семь дюймов. Мой — пять футов три. Они наверно думают, что мы из цирка.

Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:

— Точно.

Он даже положил ей руку на плечо, чтобы предупредить ее, когда из-за поворота вдруг вывернул автомобиль. Весь оставшийся путь они шли молча и не касаясь друг друга.

Они остановились перед домом Элен. Консьерж, дежуривший этой ночью (его звали Майк, он был известен своей вредностью), смотрел на них мрачно, без всякого выражения на лице.

— Зайдешь на стаканчик?

— Нет, — твердо сказал он. — Спасибо, но нет.

— Слушай, — в отчаянии сказала она, — все будет в порядке. Черт побери, я ведь здесь живу. Какое нам дело до того, что он подумает?

Теннант взглянул на нее.

— Ох, боже, — вздохнула она. — Здесь на углу Второй есть бар «Эверест». Я там часто бываю. Там меня знают. Все будет хорошо.

За стойкой бара в «Эвересте» сидели трое пожилых мужчин и смотрели по телевизору последнюю бейсбольную передачу сезона. Тэк сидел в углу и протирал стаканы. Когда они вошли, он приветственно помахал Элен полотенцем. Они выбрали кабинку, располагавшуюся в задней комнате. Вскоре к ним приковыляла Клара и показала Элен фингал под глазом.

— Боже! — воскликнула Элен. — Опять? Какой негодяй! Клара, почему ты не бросишь этого парня?

Клара пожала плечами и состроила комичную гримасу.

— Не могу, — сказала она. — Он слишком меня любит.

Они посмеялись, и Клара спросила:

— Как зовут дружка?

— Клара, это Гарри. Гарри, Клара.

Они обменялись улыбками. Клара приняла заказ и заковыляла обратно к бару.

— У нее такой парень, — пояснила Элен. — Время от времени он ставит ей фингал. Но она всегда говорит мне: «Я сама того заслужила, я сама виновата!» Каждый раз, когда я советую ей бросить этого придурка, она отвечает: «А с кем я останусь?» Я думаю, она его любит.

— Конечно, — сказал Гарри. — Они женаты?

— Не думаю. Но это, похоже, ее не беспокоит.

Клара вернулась с выпивкой и корзинкой картофельных чипсов.

— Позовите меня, когда будете уходить. — Она зевнула и вернулась за крайний столик, где лежала вечерняя газета.

Элен обернулась к ней.

— Клара, — позвала она, — что случилось с Сэндстоуном в третьем?

Клара провела пальцем по колонке с результатами скачек.

— Пришел третьим! — крикнула она. — Восемь к одному.

— Сукин сын, — сказала Элен. — Близко, но не совсем.

Гарри рассмеялся.

— Ты часто играешь?

— Случается. Так, по-мелочам. Ставлю пару долларов. Месяц назад я выиграла почти сотню. Я тут же пошла и купила себе парик, но до сих пор еще ни разу его не надевала.

— Хорошо. Мне нравятся твои волосы, как они есть.

Она ухмыльнулась от удовольствия и провела пальцами по своим коротким завиткам. Так они сидели, выпивали, улыбались и им было хорошо.

— Знаешь, — сказала она, рисуя смешные рожицы на запотевшей столешнице. — Я ведь почти ничего о тебе не знаю.

— Да нечего особо и знать.

— Я имею в виду откуда ты и где рос. Что-нибудь в этом роде.

— Ну… Я родился в Джорджии. В маленьком городке Темплтоне. Мои родители приехали в Нью-Йорк, когда мне было четыре года. Жили в Гарлеме. Мой отец был дворником, мать служанкой. У меня есть сестра на два года моложе меня и брат, который младше на четыре. Я живу вместе с ним. Наши родители помогли нам поступить в колледж. Ну… мой брат вылетел оттуда через год. Мы тоже работали, но мы не смогли бы учиться в колледже без помощи родителей.

— Они живы?

— Нет. Мой отец умер пять лет назад. Мать умерла в прошлом году.

— Мои родители тоже умерли. Значит, ты живешь со своим братом? Какая у вас квартира?

— Неплохая. В хорошем квартале. Четвертый этаж без лифта. Пять комнат. Все комнаты конечно небольшие, но у нас с братом отдельные спальни. Фиксированная плата за квартиру, это тоже хорошо. Там жила вся наша семья. Я вырос в этой квартире. Под кухонным окном есть маленькая площадка. Не балкон и не терраса, а просто крыша мансарды, которая ниже этажом. Мама выращивала там герань. Там всегда солнце.

— Чем занимается твой брат?

— Мой брат? Он активист одной общественной организации. Она финансируется из городского бюджета, но у нее есть и государственные и федеральные фонды. Они занимаются тем, что подыскивают летом работу для подростков, ведут вечерние классы и тому подобное. Мой брат преподает историю движения за освобождение негров. Он очень увлечен всем этим. Я все время предлагаю ему вернуться в колледж, чтобы закончить образование и получить степень, но он отнекивается, ссылаясь на то, что слишком занят.

— Похоже, что так и есть.

— О, он занят будь здоров. Два года назад ему разбили голову во время беспорядков. Сейчас его только что выпустили под залог.

— За что?

— Он обругал полицейского во время демонстрации.

— А твоя сестра тоже живет в Нью-Йорке?

— Нет. Она вышла замуж за врача и переехала в Лос-Анджелес. Он открыл свой офис в Уаттсе.

— В Уаттсе? Там больших денег не заработаешь.

— Ты совершенно права. Но они этого хотели. Моя сестра работает вместе с ним медсестрой. Она специально закончила курсы медсестер, чтобы помогать ему.

— У них есть дети?

— Пока нет. Но она пишет, что они собираются.

— Клара! — позвала Элен.

Теперь к выпивке были поданы соленые орешки. Гарри Теннант взял пригоршню и отправил ее в рот. Элен наблюдала за ним, улыбаясь.

— Когда тебя что-то задевает, ты это заедаешь?

— Точно, — кивнул он.

— Ты когда-нибудь был женат, Гарри?

Как будто она коснулась его курчавых волос Диснеевской волшебной палочкой со святящимися искорками на конце! Он воспрял духом, глаза его заблестели, появилась улыбка — грусть как рукой сняло.

— Боже мой, — взволнованно сказал он, наклоняясь через стол. — Нет, я никогда не был женат. Но однажды я был обручен. Айрис Кейн. Ты ее знаешь?

— Это певица?

— Верно. Теперь она знаменита. «Плаза», «Американо», Лас Вегас, клубы для белых. Ее показывали по телевизору. Я слышал, она готовит свое собственное шоу. И снимается в кино.

— Она красавица.

— Красавица? Венера! Еще чернее, чем я, но настоящая Венера. Тебе обязательно надо с ней познакомиться. Она удивительный человек. Это все говорят. О, как я ее люблю. Очень люблю.

Он отпил большой глоток из своего стакана, но не смог успокоиться.

— Элен, что с нами происходило я просто не могу описать. У нас был свой собственный мир. Я работал днем, а вечером приходил домой, где ждала она. Бог мой, как мы веселились. Всего не расскажешь. Мы были как одно целое. Знаешь, мы иногда ссорились просто для того, чтобы помириться. Это было так замечательно. Она была моею жизнью… Много всего можно вспомнить. Пикники и наши дни рождения. Она подарила мне эти часы, видишь? А я купил ей меховое манто. Мы болтали о соседях и покупали вместе продукты, ходили в «Аполло» и танцевали. Напивались вместе, и она пела для меня. Только для меня. Занимались любовью. Мы всегда…

— Вы жили вместе?

— Недолго. Совсем недолго…

Он успокоился, и лицо его вновь помрачнело. Клара принесла еще выпивку.

— За счет заведения, — сказала она.

— Я просто не знаю, что будет дальше, — проговорил он печально. — Я стараюсь не загадывать вперед больше, чем на один день. Но я продолжаю мечтать и надеяться, что она вернется ко мне. Мне ничего больше не остается, потому что без нее я — ничто.

— Она вернется, — сказала Элен, стараясь подбодрить его.

Он опять отодвинулся в самый дальний угол кабинки и улыбнулся ей. Затем стал водить своим стаканом по влажной поверхности стола. Он был похож на потерявшего нить игры шахматиста.

— Знаешь, когда чего-то очень сильно хочешь, начинаешь делать разные глупости. Я не верю в Бога. Но я дал себе обет, что не дотронусь до другой женщины, если Айрис вернется ко мне. Я пообещал, что не буду напиваться, баловаться наркотиками и курить. Не буду ходить на танцы. Не буду ругаться. И тому подобное.

Она сочувственно кивала головой, думая о множестве подобных зароков и обещаний, которые она давала в надежде получить что-нибудь очень желаемое. Но бог оставлял без внимания ее молитвы — если только это не означало, что ответ был отрицательным.

— Как вы расстались? Поссорились?

— О нет, — возразил он. — Ничего подобного. Мы просто расстались. Мы расстались.

Он замолчал и посмотрел на нее как-то странно.

— Видишь ли… Я должен кое в чем тебе признаться.

— Что такое, Гарри?

— Я чувствую себя белым человеком.

— Что?

— Да. Я думаю в этом все дело. Мои родители были очень работящие и меня воспитали таким же. Я работаю с тех пор, как себя помню. Сначала разносил продукты и продавал газеты. Я никогда не голодал, и у меня всегда была крыша над головой. Я исправно посещал школу. Я поступил в университет. Я нашел хорошую работу в бизнесе белых — маркетинг, реклама, служба информации. Конечно, случались и неудачи. Со всеми это случается. Но поступив в колледж, я стал думать, что все дело в плохих манерах. Мои родители учили меня быть вежливым. Говорить мягко. Потом, когда я начал работать, со мной вообще ничего плохого не случалось. Я был точно таким же, как любой белый парень, который посещал те же пресс-конференции, приемы и ланчи. У нас были одинаковые приколы, одинаковые заботы. Найти лучшую работу, заработать побольше денег, встретить женщину. Все одинаковое. А все эти расовые штучки — я понимаю их умом, но не могу их почувствовать. Черт, я знаю, что есть голод, репрессии и унижения. Я знаю это, но почему-то не могу почувствовать. Просто не могу. Я шоколадный мальчик Бэббит. Читала?

— «Шоколадный мальчик Бэббит»?

— Нет, просто «Бэббит». Это роман Синлера Льюиса.

— Нет, никогда не слышала.

— Ну… я хочу сказать, что я не против истэблишмента. Я просто хочу быть частью его.

— Но это совсем не так уж плохо.

— Мой брат так не думает. И моя сестра тоже. И Айрис Кейн так не думала.

— Поэтому вы и расстались?

— Да. Она была и по-прежнему остается очень активной в этих делах. Бесплатно поет на собраниях. Жертвует свои деньги. Участвует в демонстрациях и маршах. Я не мог делать всего этого. Я пытался делать это ради нее, но она это поняла. Во мне просто этого не было. И нет. Когда я смотрюсь в зеркало, я не вижу черного человека. Я вижу белого человека с темной кожей. У меня есть моя работа и кое-что я могу в ней.

— Я знаю, что можешь.

— Но я принадлежу… Я хочу сказать, что не принадлежу своему народу. Чего-то во мне не хватает. И я понял в чем дело — я просто совсем не черный.

— Здорово!

— Ну вот, — сказал он, оглядываясь вокруг, — такова печальная история моей жизни. Ты сама просила, чтобы я рассказал. Грустная история?

— Да. Грустная.

Он посмотрел на часы, которые подарила ему Айрис Кейн. Элен кивнула и быстро допила то, что оставалось в стакане.

Он проводил ее обратно до дому. Они торопливо пожелали друг другу доброй ночи и расстались. Было еще рано, но идти гулять с Рокко ей не хотелось. Она неторопливо разделась, умылась, приняла снотворное и легла в постель.

Глядя на стену, она думала о жестоком городе, где живут женщины, которые хотели, но нет мужчин, которые бы могли. Она подумала о том, не лучше ли все бросить, перебраться куда-нибудь на новое место, начать новую жизнь — все заново.

Только она… Она останется прежней.

— Что же со мной не так? — спросила она вслух.

Но снотворное подействовало прежде, чем она смогла подыскать ответ. А когда проснулась утром, то забыла и вопрос.