Своей докладной запиской Н. Н. Воронов вторгался в функции ряда главных управлений, по неопытности обойдя сложный, трудный и не всегда приятный путь предварительных согласований. Поэтому его предложения и встретили возражений больше, чем могло бы быть в других условиях.
      Сначала Н. Н. Воронову казалось, что достаточно обратиться с обоснованным заявлением о содействии, и оно получит поддержку. На практике, однако, это бывало далеко не так. Например, как мы уже сказали, в ноябре 1937 года Н. Н. Воронов поставил вопрос о создании специального артиллерийского самолета-корректировщика. В связи с этим он писал наркому обороны: "Все попытки приспособлять существующие самолеты для этой цели следует считать задачей невозможной". Затем представляет согласованный с начальником Военно-Воздушных Сил проект тактико-технических требований к специальному самолету. Но и спустя три с половиной года, в марте 1941-го, ему опять пришлось писать о том же самом начальнику Главного артиллерийского управления: "...У нас артиллерия продолжает оставаться слепой, три года с половиной идет какая-то непонятная волокита с артиллерийским самолетом... Дальше терпеть уже невозможно". И снова излагаются практические предложения. Но они опять-таки не встретили поддержки. Так и вошли мы в войну со снятыми с вооружения ВВС самолетами Р-5, переданными в отряды артиллерийских самолетов-корректировщиков. Непригодность же их для этой цели была известна еще в середине тридцатых годов.
      Это лить один из многих примеров того, что недостаточно иметь свое мнение, хотя бы и обоснованное, для решения нужного дела. Постепенно Н. Н. Воронов учится искусству убеждать необходимых для этого людей, завоевывая среди них себе "единомышленников", так как совместные выступления по какому-либо вопросу находили к реализации предложения более короткий путь.
      В общем путь начальника артиллерии к совершенствованию артиллерии не был "усыпан розами", на нем было больше "терний". Видимо, он и сам понимал, что ему надо многое уяснить и узнать глубже, чем он себе представлял до сих пор. Этим может быть объяснено и то, что он активно участвует в испытаниях образцов орудий, средств тяги и т, д., непосредственно часами, до физического переутомления, проводит время на тягаче и совершает сам испытательные пробеги, участвует в испытаниях боеприпасов и т, д. Казалось, мог бы ограничиться получением отчетных материалов по испытаниям и их изучением. Он же стремился все увидеть сам. Во время испытаний десятки и сотни раз беседовал с инженерами, конструкторами, мастерами, офицерами, младшими командирами, рядовыми красноармейцами. Всех он умел "расшевелить" и заставить искренне высказать свои впечатления и мнения об испытывавшихся образцах вооружения.
      По мере совершенствования своих знаний Воронов уже не ограничивается только вопросами боевого применения испытываемых и создаваемых образцов, он вникает в дела конструкторских бюро и артиллерийских заводов. Узнавая от них много полезного, он, в свою очередь, обогащал их своим боевым опытом и помогал лучше осмысливать тактико-технические требования к артиллерийскому вооружению.
      В связи с этим народный комиссар обороны К. Е. Ворошилов все чаще стал поручать ему участие в различных комиссиях по разрешению споров, возникавших между заказчиком и поставщиком, так как он уже убедился в беспристрастности Воронова и смелости его суждений.
      Бывший директор одного из артиллерийских заводов, а затем начальник Главного управления артиллерийской промышленности в Наркомате вооружения и член коллегии этого наркомата Н. Э. Носовский в своих воспоминаниях отмечает решительность Н. Н. Воронова в принятии на себя ответственности за рекомендации правительству. В ряде случаев он принимал сторону работников артиллерийской промышленности, предварительно на месте глубоко изучив причины тех или иных расхождений.
      С разрешения Н. Э. Носовского я позволю себе привести отрывок из его воспоминаний. Однажды, пишет он, срывалась программа производства 45-мм противотанковых пушек из-за несущественного дефекта. С таким дефектом Главное артиллерийское управление раньше принимало пушки, их живучесть и надежность проверялись опытными стрельбами. И после, во время войны, когда из таких пушек стреляли много, рекламаций на них но поступало. Тогда же, в 1939 году, стояла угроза срыва программы их производства, так как военный представитель прекратил их прием, а Главное артиллерийское управление его поддержало. Н. Н. Воронов был на заводе, на месте разбирался в сути спора и встал на сторону завода, а не своего ведомства. Комитет обороны разрешил прием таких пушек.
      И еще один момент из воспоминаний Н. Э. Носовского о Н. Н. Воронове, думается, стоит здесь привести.
      На заводе, где изготавливали новую 122-мм гаубицу конструкции Ф. Ф. Петрова, по технологическим соображениям вводились изменения в уже утвержденные чертежи. Представители ГАУ не давали согласия на эти изменения. Разрешить возникший спор было поручено Н. Н. Воронову и Н. Э. Носовскому непосредственно на заводах. Тщательно изучив суть дела и обоснования тех пли иных изменений, Н. Н. Воронов, которому принадлежало решающее слово, встал на сторону производственников. "Можно сказать, - вспоминает Носовский, - что благодаря Н. Н. Воронову решилось важное дело, которое стопорилось на двух крупнейших заводах в течение нескольких месяцев. Хорошо и по-деловому решались вопросы вместе с Н. Н. Вороновым, который подходил всегда внимательно, разумно. Он был человеком большой культуры, простым, умевшим относиться с уважением и доверием к производственникам артиллерии... Руководители артиллерийских заводов со своей стороны любили и уважали Н. Н. Воронова, который всегда был отзывчив к делам артиллерийских заводов".
      Из этого отзыва нельзя делать вывод о том, что Н. Н. Воронов легко соглашался с инженерами-производственниками и конструкторами. Известен, например, такой случай. Еще в 1936 году была постановлением Комитета обороны принята на вооружение 76-мм дивизионная пушка Ф-22. Н. Н. Воронов провел дополнительные ее испытания в зимних условиях, выявились многие конструктивные недостатки, и он опротестовал постановление. На такой шаг мог пойти человек, обладающий мужеством, смелостью и волей. Ведь он довел дело до обсуждения в верховных органах власти. Для него это выступление против ГАУ и Наркомата вооружений, а по существу, и против Комитета обороны могло иметь далеко идущие последствия.
      Во время дискуссии он оказался один против всех, и, если бы его не поддержал И. В. Сталин, пришлось бы ему туго. Как мне рассказал сам Н. Н. Воронов, И. В. Сталин сказал примерно следующее: "Производство пушек не производство мыла! Нужно прислушиваться к критике, нужно устранить у пушки все обнаруженные недостатки, чтобы она стала боеспособной..." Была создана новая правительственная комиссия с участием Н. Н. Воронова. Прошли параллельные испытания еще четырех образцов пушек, и тогда было принято решение о доработке образца. В нем удалось устранить прежние конструктивные недостатки, но пришлось отказаться от идеи универсальном пушки (стреляющей по наземным и по воздушным целям), и новая пушка пошла в массовое производство с 1940 года.
      Несмотря на то, что далеко не все удалось сделать из намеченного, сделано было многое. До начала Великой Отечественной войны (за 1938 - 1941 годы) было принято на вооружение новых образцов орудий почти втрое больше, чем за всю вторую пятилетку. Николай Николаевич Воронов внес , немалую свою лепту в это огромной важности дело. Он стал известен и уважаем в научно-технических артиллерийских кругах.
      Помимо перечисленных дел, у него были главные функции - боевая подготовка кадров артиллерии и артиллерийских частей к войне. Тут он оказался в необычных условиях: предшествующая его деятельность в качестве командира полка и начальника училища концентрировалась на весьма ограниченном пространстве казарма, военный городок, летний лагерь на артиллерийском полигоне. Теперь же подведомственные ему части располагались на территории от Баренцева до Черного моря и от Западного Буга до Тихого океана. Надо было узнавать кадры в военных округах, армиях и т.д. и строить всю работу в соответствии с реальными представлениями о командных кадрах. Наконец, надо было взять дело подготовки кадров в свои руки.
      Он дает заключение проекту Боевого устава артиллерии (часть 2-я, 1937), одобрив его и тем самым покончив с имевшимся еще к этому проекту недоверием из-за того, что руководитель проекта был репрессирован.
      Этот устав сослужил хорошую службу в подготовке артиллерии к войне. В 1940 году Н. Н. Воронов добивается введения у себя учета командных кадров и согласования с ним всех назначений и перемещений. Добивается переподчинения ему артиллерийских военно-учебных заведений. До этого они находились в ведении Главного управления вузов. И тогда еще в училищах был введен десятичасовой учебный день. Сверх него часовая ежедневная стрелково-артиллерпйская тренировка и тренировка в стрельбе из ручного оружия. Времени на самоподготовку, внешкольную политпросветработу и отдых не оставалось. Протесты не только не помогали, но и были небезопасны для служебного положения протестующего.
      Получив артиллерийские училища в свое подчинение, Н. Н. Воронов собирает совещание начальников и, несмотря на неплохой личный опыт, внимательно выслушивает наши предложения, разрешает широкое обсуждение положения в училищах, отвечает на вопросы, по некоторым обещает дать ответы позднее. По ряду вопросов сразу же обещает помочь и сдерживает свои обещания. Совещание продолжалось три дня. Николай Николаевич использовал перерывы для бесед с начальниками училищ, стал даже питаться в столовой вместе с нами, пользуясь всякой возможностью лучше познакомиться с теми, кому доверено ответственное дело обучения и воспитания командиров-артиллеристов.
      Авторитет его в наших глазах рос в эти дни буквально по часам. Приятно было сознавать, что у руля стоит не только знающий и опытный артиллерист, но весьма разумный человек, умеющий выслушать, дать толковое разъяснение, незаносчивый, с ним можно было вести беседу. Одним только поведением на этом сборе Николай Николаевич добился такого уважения к себе, какого не достигнуть посылкой директив и в несколько лет. Через нас, начальников училищ, через наши рассказы о новом начальнике артиллерии поднимался его авторитет, он распространялся на офицеров училищ, наши уважительные о нем отзывы проникали в толщу курсантов, завтрашних командиров, а с ними и во все артиллерийские части.
      За время нахождения Н. Н. Воронова у руководства советской артиллерией нашей армии еще до Великой Отечественной войны пришлось трижды вести боевые действия, масштаб которых последовательно возрастал от участия двух усиленных стрелковых дивизий до нескольких общевойсковых армий. Это боевые события в районе озера ан в 1938 году, на реке Халхин-Гол в 1939 году и 939 - 1940 годах советско-финляндская война. Боевые действия у озера Хасан были в общем-то скоротечны. Н. Н. Воронов прибыл к месту с опозданием (было приказано ехать из Москвы поездом). С разрешения наркома обороны он использовал свой приезд на Дальний Восток для ознакомления с артиллерийскими частями, проверки их боевой готовности. Ему стало понятно, что во многих частях допускается упрощенность в создаваемой обстановке на учениях и стрельбах, в ряде гарнизонов, особенно отдаленных, практикуется ведение занятий "условно" вместо того, чтобы готовить части и командиров к ведению боевых действий в полевых и сложных условиях. После его доклада народному комиссару обороны во всех артиллерийских частях стали искоренять выявленные недостатки.
      Летом 1939 года Воронов вылетает в район боевых событий на Халхин-Голе. Он проводит здесь идею централизованного управления группой артиллерии командованием армией, а затем, в последнем решительном наступлении на противника, - планирования боевых действий артиллерии всей группы войск. Вплотную занимался здесь Н. Н. Воронов решением ряда боевых задач. За эту операцию он был награжден орденом Красного Знамени.
      Осенью 1939 года Н. Н. Воронов участвует в освободительном походе с войсками Белорусского военного Округа в Западную Белоруссию. Теперь он получает реальное представление об организации и проведении марша многих артиллерийских частей в сложнейших условиях большого некомплекта средств механической тяги и использования в целом малопригодных тракторов из сельского хозяйства в качестве тягачей тяжелых орудий.
      Попытался он успеть посмотреть ход событии в походе войск Киевского военного округа в Западную Украину. Получил разрешение, но не доехал, попал в автомобильную катастрофу, в результате - сотрясение мозга и надлом четырех ребер. Можно сказать, как он писал сам в своих воспоминаниях, жизнь ему спас подарок Долорес Ибаррури, полученный от нее в Испании, - металлический карандаш. Массивный карандаш преградил путь к сердцу куску металла, ударившему в грудь. Он не написал в воспоминаниях, что от сильного удара у него произошли многочисленные травмы в желудочно-кишечном тракте. Травмы излечили, но образовалось множество спаек, и поэтому периодические боли причиняли тяжелые мучения во всю последующую жизнь, хотя сильный организм и перенес остальные травмы почти бесследно.
      После лечения он имел короткий отдых, отданный охоте, а затем был направлен в Ленинградский военный округ, где назревали события, приведшие потом к войне. Там он и пробыл от начала и до конца ее, находясь главным образом на важнейшем направлении - Карельском перешейке - в Седьмой армии.
      Артиллерия сыграла решающую роль в прорыве линии Маннергейма. А ее начальник заслуженно удостоился новой правительственной награды - ордена Ленина. На месяц раньше Н. Н. Воронову было присвоено звание командарма 2-го ранга. Это звание общевойсковое, и тогда носили его всего два артиллериста Н. Н. Воронов и В. Д. Грендаль, но последний командовал тогда Тринадцатой армией на том же Карельском перешейке и фактически являлся общевойсковым командиром. В июне 1940 года при введении генеральских званий Н. Н. Воронову было присвоено звание генерал-полковника артиллерии.
      За несколько дней до Великой Отечественной войны Н. Н. Воронов назначается начальником Главного управления ПВО. А через месяц, 19 июля 1941 года, в связи с восстановлением упраздненной за год до этого должности начальника артиллерии Красной Армии он вновь назначается на этот пост.
      Начался новый период в его жизни, самый яркий и самый продуктивный. Николай Николаевич вступил в него 42-летним, относительно для занимаемого положения молодым человеком, однако вполне зрелым и готовым к полноценному выполнению своих ответственных, сложных и разнообразных обязанностей.
      20 июля 1941 года генерал-полковник артиллерии Н. Н. Воронов получил первое приказание Верховного главнокомандующего - выехать в качестве представителя Ставки в район Ельни, где шли ожесточенные бои. Там он пробыл до 5 августа, когда на этом направлении наступило затишье.
      Вместе с начальником артиллерии Резервного фронта Л. А. Говоровым они разработали в это трудное время подробную инструкцию по борьбе артиллерии с танками. Доложенная Л. А. Говоровым в Ставке инструкция получила одобрение и пошла в войска в качестве ее директивы. По возвращении с фронта Н. Н. Воронов представил Верховному Главнокомандующему подробный доклад об основных недостатках в подготовке наших войск, в ведении ими боев и в управлении ими. Это был мужественный и нелицеприятный доклад, беспощадно вскрывавший недостатки. Вместе с тем он был глубоко оптимистичен, проникнут глубокой уверенностью в преходящем характере недостатков и содержал практические рекомендации, направленные на скорейшее их устранение. Такой доклад являлся серьезным документом, ориентирующим Верховного Главнокомандующего в действительной обстановке на поле сражения под Ельней.
      В Москве Воронову пришлось быть недолго; трижды в 1941 году его направляли в Ленинград: в конце августа в составе комиссии Государственного Комитета обороны, когда была произведена реорганизация управления войсками северо-западного направления; в середине сентября, теперь уже по просьбе Военного совета Ленинградского фронта, когда началась блокада города и надо было внимательно изучить новые условия в его обороне; наконец, с середины октября и по 5 декабря, когда в Ленинграде разрабатывался план прорыва блокады, однако для его выполнения не хватало ни сил, ни средств.
      По возвращении Н. Н. Воронов в докладе Верховному Главнокомандующему обобщил свои донесения и устные доклады. Он подробно изложил положительные факты в действиях войск и недостатки в управлении ими, объективно охарактеризовал сильные и слабые стороны противника. Особо отметил Николай Николаевич героическое поведение населения своего родного Ленинграда:
      "Население голодает, город находится под бомбежкой авиации и постоянным обстрелом тяжелой артиллерии, в городе многие семьи имеют убитых и раненых на фронте, работают все без дней отдыха, выше всяких законных норм, основная масса населения города прекрасные советские люди, подлинные патриоты Родины. Они готовы переносить все, лишь бы разбить врага... Кадры славного города блестяще выдерживают боевой экзамен". Сказанное он иллюстрировал примерами.
      Между тремя поездками в Ленинград Н. Н. Воронов в Москве вел напряженную работу, занимаясь ускорением подготовки новых формирований и отправкой на фронт артиллерийских частей. Пожалуй, только его энергии и настойчивости мы обязаны тем, что летом и осенью 1941 года, в период отступления и больших потерь, не была брошена вся или большая часть артиллерии большой и особой мощности. Частей, имевших на вооружении орудия от 203-мм до 305-мм, было мало вообще, производства таких орудий не было совсем, и потеря их могла оказаться невосполнимой. На фронтах же летом и осенью 1941 года они, по существу, были не нужны, но зато могли потребоваться в случае прорыва сильно укрепленных позиций и укрепленных районов. Н. Н. Воронов глубоко был уверен в том, что перелом в ходе войны рано или поздно наступит, а в стратегическом тылу у врага окажется много укрепленных районов, прорыв которых потребует особо мощной артиллерии. Однако не так просто было вырвать эти части с фронтов, даже при согласии на то начальника Генерального штаба. Лишь распоряжение Верховного Главнокомандующего помогло постепенно вывести эти части в глубокий тыл. Оставлены были несколько полков и отдельных дивизионов только на Ленинградском и Западном фронтах, да Южный фронт вопреки полученному распоряжению все же оставил у себя два полка 203-мм гаубиц.
      В декабре 1941 года Н. Н. Воронов поставил перед председателем Государственного Комитета обороны вопрос о создании специальных артиллерийских резервов, так как тогда формировались лишь стрелковые соединения и танковые. В связи с этим он писал: "В некоторых из них формируется положенная артиллерия. Для наступательных действий эта артиллерия будет слаба и крайне недостаточна. Верховному командованию Красной Армии необходимо иметь свой мощный резерв".
      Надо сказать, что всю войну Н. Н. Воронов проявлял особую заботу об артиллерии Резерва Верховного Главнокомандования (РВГК). Многое сделал Николай Николаевич для постепенного осознания руководителями директивных органов Наркомата обороны необходимости форсированного роста артиллерии РВГК как основного источника средств стратегического и оперативного маневра артиллерией. Поэтому и штабу легче было осуществлять в этом направлении организованные мероприятия. Надо отметить, что в росте и развитии артиллерии РВГК Н. Н. Воронову оказывал неизменную поддержку Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин, помнивший о наличии тех или иных артиллерийских соединений и последственно решавший вопросы о маневре ими в той или иной стратегической операции. Решение задачи облегчалось еще и потому, что в ходе войны сокращался объем формирований общевойсковых соединений и увеличивался приток артиллерийского вооружения из промышленности.
      Мысль об организации крупных артиллерийских соединении Н. Н. Воронов вынашивал давно, когда, казалось, и думать об этом было еще преждевременно: в первое полугодие войны у нас наблюдался просто "голод" в артиллерии. Следовательно, реальных возможностей для организации нужных артиллерийских соединений не было. А Воронов в начале февраля 1942 года просил меня высказать свои соображения о разработанной им самим схеме организации артиллерийского корпуса.
      Скрепя сердце он соглашался с нашими суждениями о том, что для реализации его идеи пока что пет у нас соответствующих условий, по все же как-то в Ставке высказал свою затаенную мечту. Надо сказать, она встретила сочувствие у Верховного Главнокомандующего.
      Однако задуманное в полной мере начало осуществляться лишь через год - в мае - июне 1943 года, когда резко увеличилось производство артиллерийского вооружения. Тогда было сформировано сразу пять артиллерийских корпусов прорыва, каждый в составе двух артиллерийских дивизий прорыва и одной дивизии реактивных минометов. Этому мероприятию предшествовало формирование в ноябре декабре 1942 года артиллерийских дивизий РВГК, вначале 8-полкового, потом 4-бригадно-го состава.
      Хорошо помню, что Николай Николаевич сначала увлекся идеей самостоятельного применения артиллерийского корпуса прорыва в полосе сражения ударной армии. Затем под давлением критических замечаний своих помощников согласился с двумя вариантами использования такого корпуса в полосе армии (второй - через артиллерийские группы, в уже попятном и практикой проверенном способе управления). В практике операций 1943 - 1944 годов получил всеобщее признание именно второй способ.
      Н. Н. Воронов еще в 1942 году под Сталинградом, где он был представителем Ставки ВГК по общевойсковым вопросам, обратился к Верховному Главнокомандующему за разрешением создать на Юго-Восточном (Сталинградском) фронте тяжелую артиллерийскую группу и "обязать командование Юго-Восточного фронта держать эту группу артиллерии на левом берегу Волги". На докладной записке с этим предложением, датированной 26 сентября 1942 года, имеется резолюция И. В. Сталина:
      "Т-щу Жукову. Предлагаемые т-щем Вороновым мероприятия нужно провести в ускоренном порядке".
      Последующие события привели к необходимости превратить фронтовую группу в войсковую организацию л форме артиллерийской дивизии. 3 ноября 1942 года Н. Н. Воронов вносит предложение Верховному Главнокомандующему сформировать тяжелую артиллерийскую дивизию в составе пяти полков и отдельного дивизиона пушек особой мощности. Названная дивизия, по номеру Девятнадцатая, сыграла большую роль в обороне войск под Сталинградом и в операции по ликвидации окруженной группировки.
      Большое внимание уделял Н. Н. Воронов проблеме защиты войск от ударов воздушного противника. В 1941 году сухопутные войска остались практически без зенитной артиллерии. Зенитных артиллерийских частей в составе артиллерии РВГК не было, а истребительная авиация не справлялась даже с задачей защиты своих бомбардировщиков. Пользуясь безнаказанностью, фашистские самолеты спокойно и методически пикировали на наши войска, срывая их маневр и движение. Мы на фронте не раз возмущались собственным бессилием в борьбе с авиацией противника, но сделать ничего не могли.
      Как мне известно, первым, еще в 1941 году, поднял вопрос перед Н. Н. Вороновым о необходимости передать в ведение начальника артиллерии Красной Армии зенитно-артиллерийское прикрытие войск полковник Г. С. Десницкий, поддержанный заместителем начальника штаба полковником И. С. Туловским. Н. Н. Воронов неоднократно поднимал вопрос перед Верховным Главнокомандующим о выделении части продукции зенитных пушек в его распоряжение для возрождения зенитной артиллерии РВГК в сухопутных войсках, поскольку войска ПВО страны загружены собственными задачами.
      Все это происходило еще до моего прибытия на работу в штаб артиллерии Красной Армии. Поэтому для меня явилось совершенно неожиданным одно событие, имевшее значительные последствия. Около 5 часов утра 2 июня 1942 года ко мне в кабинет неожиданно вошли Н. Н. Воронов и член Военного совета артиллерии И. С. Прочко. Поздоровавшись, Николай Николаевич шутливо сказал: "...Ну, принимайте новое хозяйство!.." На мой недоуменный вопрос он ответил: "Вам по совместительству с основной работой надлежит взять руководство войсковой зенитной артиллерией. Только что в Кремле принято решение о передаче нам зенитно-артпллерийского прикрытия войск. При этом обеспечивается формирование первых артиллерийских полков ПВО войск в составе артиллерии РВГК".
      Я попытался было отбиться от незнакомого мне дела шуткой. Однако дело это было весьма серьезное, и взяться за него пришлось со всей энергией. Как показали последующие события, это мероприятие в воине себя оправдало полностью и сыграло огромную роль в защите войск от нападений врага с воздуха. Уже к концу первого периода войны (19 ноября 1942 года) мы имели более 250 зенитных полков РВГК, а к началу 1945 года - более 500.
      Итак, к 1943 году в ведении командующего артиллерией Советской Армии находились почти все виды артиллерии, кроме реактивной и самоходной. С апреля 1943 года ему были подчинены и реактивные части (гвардейские минометы, или "катюши"). А вот самоходная артиллерия была передана в ведение командования бронетанковых войск. В ее лице бронетанковые войска получили необходимую им собственную войсковую артиллерию, хотя многие танковые командиры долго еще изживали пренебрежение к самоходным орудиям, нередко называя их "испорченным танком" (не вращается башня).
      Что касается Н. Н. Воронова, то он до конца пребывания на должности командующего артиллерией искал путь внедрения в боевые порядки пехоты самоходных орудий, способных идти непосредственно с передовыми подразделениями пехоты и оказывать им немедленную помощь подавлением и уничтожением ближайших вражеских огневых точек. Уже в конце войны он, после ряда консультаций с конструкторами, выдвинул идею "самодвижущихся" пушек. Впоследствии она была осуществлена постановкой на лафет миниатюрного двигателя, способного передвигать пушку на поле боя.
      В ходе войны служебные функции Н. Н. Воронова постепенно расширялись. Ему был подчинен отдел изобретений и рационализации министерства обороны. Таким образом, прежде чем инициативные предложения могли поступить на рассмотрение народного комиссара обороны и правительства, их внимательно рассматривал, а иногда и изучал Н. Н. Воронов. Он беседовал с авторами, проводил совещания со специалистами, участвовал в испытаниях моделей пли готового изделия. К нему за поддержкой обращались и те, кто делал первые шаги в науке, и известные ученые. Помню профессора, позднее академика А. И. Берга, занимавшегося проблемами радиолокации, помню академика Б. Н. Юрьева, много сделавшего для развития вертолетов. Николай Николаевич поручил мне тогда провести широкое представительное совещание. На территории, примыкающей к ВДНХ, в его присутствии был проведен показательный полет вертолета конструктора Братухина. К сожалению, дело, одобренное моряками, полярниками, рыболовами, санитарами, связистами, артиллеристами и другими представителями военных и гражданских профессий, в 1944 году не было начато: для этого не было возможностей - шла война. Внедрение вертолетов началось уже после ее окончания.
      Занимался Н. Н. Воронов и подбором для партизанских отрядов оружия, подходящего к условиям их боевой деятельности. Однажды зимой 1943/44 года он пригласил меня на испытание нового образца миномета. Н. Н. Воронов непосредственно был связан с начальником Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко. Не раз в кабинете Николая Николаевича я встречался с представителями командования партизанских отрядов.
      Как видим, круг служебных обязанностей Н. Н. Воронова был широк, охватить все и квалифицированно руководить делом мог только человек его склада, знаний и опыта. Во второй половине войны, как известно, Верховный Главнокомандующий переподчинил ему войска ПВО страны, командование которыми до этого осуществлял он сам непосредственно. Так появился у Н. Н. Воронова еще один штаб - Главный штаб ПВО страны.
      Н все же всем этим не исчерпывается деятельность Н. Н. Воронова во время Великой Отечественной войны.
      Верховный Главнокомандующий увидел, что доклады Н. Н. Воронова, посещавшего по его заданию различные участки советско-германского фронта, всегда правдивы, нелицеприятны и квалифицированны; его предложения не только по проблемам роста и развития артиллерии, но и по многим общим оперативным вопросам, как правило, были серьезно обоснованы и глубоко продуманы. Видимо, эти обстоятельства и побудили Верховного Главнокомандующего посылать Н. Н. Воронова в качестве представителя Ставки ВГК, поручая ему координацию действий фронтов, участвовавших в стратегических операциях, либо оказание помощи фронту. Объективный а внимательный взгляд Н. Н. Воронова обеспечивал Верховному Главнокомандующему и Ставке в целом материал для наиболее соответствующих обстановке крупных оперативных решений. В годы Великой Отечественной войны Н. Н. Воронов был представителем Ставки ВГК на Ленинградском и Волховском, Юго-Западном и Донском, Воронежском и Брянском, Северо-Западном, Западном и Калининском, Третьем Украинском и Первом Белорусском фронтах. И везде его пребывание оставляло заметный след.
      Исполняя поручения Ставки Верховного Главнокомандования, Н. Н. Воронов поднимается на более высокую ступень. Он уже командует не одним, хотя и могущественным по мощи огня, родом войск. Его деятельность в этом случае носит уже подлинно полководческий характер. За заслуги именно в этой области руководящей военной деятельности Николай Николаевич был награжден тремя полководческими орденами Суворова 1-й степени.
      В течение тринадцати лет, которые включают в себя и всю Великую Отечественную войну, Н. Н. Воронов стоял во главе советской артиллерии. Он любил свой род войск и его развитию отдавал всю энергию, все накопленные знания и опыт. Понимая приближение к тому рубежу количественного накопления, за которым должен последовать новый качественный скачок в развитии артиллерии, Воронов продумывал наиболее целесообразные формы организации и способы ее боевого применения. Еще на совещании высшего военного командного состава зимой 1940 года он выдвинул требование создавать плотности артиллерии в наступлении вдвое более высокие, чем рекомендовалось Боевым уставом.