Сталинградская битва

      В первой половине дня 21 ноября поступило сообщение, что советские части захватили неповрежденный мост через Дон у Калача, а некоторое время спустя в этом месте установилась связь наступавших с севера советских войск с группировкой, наносившей удар южнее Сталинграда. "Командование 6-й армии едва успело перенести свой командный пункт из Голубинской на правом берегу Дона во внезапно образовавшийся котел. 22 ноября утром сплошное, непрерывное кольцо вражеских войск замкнулось вокруг немецкой группировки. Наступавшая с юга охватывающая группировка русских после сравнительно легкого прорыва жидкого фронта 6-го румынского корпуса основными силами устремилась прямо на Калач и отрезала командование 4-й немецкой танковой армии от его немецких войск...
      Это был момент (21.XI 42 г.), когда генерал Константинеску должен был принять командование над 4-й румынской армией, соединения которой до этого времени входили в состав 4-й танковой армии, и он сделал это. Трагической стороной этого момента было то, что как раз тогда примерно половина сил этой армии была уничтожена русскими. Немного времени спустя оставшиеся войска румын были вновь подчинены командованию 4-й танковой армии и стали именоваться также армейской группой ,,Гот". С помощью этих разбитых румынских соединений и тыловых, в большинстве немецких, частей были созданы импровизированные боевые группы..."{129}
      Весьма выразительна и картина, нарисованная бывшим командиром саперного батальона 79-й немецкой пехотной дивизии Гельмутом Вельцем. В своих воспоминаниях в главе "Танковые клещи смыкаются" он пишет: "По телефону, по радио, из уст в уста проносится страшная весть о грозной опасности, нависшей над 6-й армией. Для ее штабов, частей и соединений 19 ноября-день ошеломляющий, день смятения. События принимают такой оборот, какого никто не ожидал, и требуют немедленных контрмер. Нервозность грозит перейти в панику. У многих, парализуя их волю и энергию, перед взором возникает видение всадника Апокалипсиса.
      Я стою в блиндаже начальника оперативного отдела штаба дивизии. Сегодня ночью взрывом авиационной бомбы здесь выбило окна и разнесло лестницу. С озабоченным лицом подполковник протягивает мне руку и, обменявшись кратким приветствием, объясняет обстановку.
      - После многих дней бездействия и ожидания вчера наконец были заправлены бензином разведывательные самолеты. Они сразу же вылетели на разведку. Данные оказались потрясающими. Севернее Дона обнаружен подход целой ударной армии с танками и кавалерийскими дивизиями. Несколько бомб, сброшенных разведчиками, попали в цель, но, естественно, не могли причинить большого ущерба. Штаб 6-й армии немедленно обратился к вышестоящему командованию за помощью. Но оказалось слишком поздно. Сегодня утром произошла беда. Здесь,- подполковник указал по карте,- на участке Клетская - Серафимович, противнику удалось осуществить глубокий прорыв. Именно на участке румын, у которых жалкая противотанковая оборона! В настоящий момент повсюду идут бои, так что ясной картины нет и окончательный вывод сделать нельзя. На ликвидацию прорыва уже двинуты войска. Это я знаю. Будем надеяться, что им удастся. Тогда будет видно, что дальше. Командование группы армий нам поможет, это ясно. Для нашей же дивизии все остается по-старому. Продолжать оборудование занимаемых позиций, укреплять их и удерживать любой ценой!"{130}.
      Эти данные как бы обобщаются и систематизируются в записках офицера разведотдела 8-го армейского корпуса Иоахима Видера: "Наступлению предшествовала тщательная подготовка, проведенная Советским командованием в грандиозных масштабах; наши вышестоящие штабы в общем были осведомлены о длительном процессе сосредоточения сил противника, хотя развертывание проходило в лесистой местности и под прикрытием осенних туманов. Развивая наступление, превосходящие танковые и кавалерийские соединения русских в тот же день молниеносно обошли нас с севера, а на следующий день и с востока. Вся наша армия была взята в стальные клещи. Уже три дня спустя в Калаче на берегу Дона кольцо окружения сомкнулось. Соединения русских непрерывно усиливались.
      Ошеломленные, растерянные, мы не сводили глаз с наших штабных карт нанесенные на них жирные красные линии и стрелы обозначали направления многочисленных ударов противника, его обходные маневры, участки прорывов. При всех наших предчувствиях мы и в мыслях не допускали возможности такой чудовищной катастрофы! Штабные схемы очень скоро обрели плоть и кровь в рассказах и донесениях непосредственных участников событий; с севера и с запада в Песковатку - еще недавно тихую степную балку, где размещался наш штаб, вливался захлестнувший нас поток беспорядочно отступавших с севера и с запада частей. Беглецы принесли нам недобрые вести: внезапное появление советских танков 21 ноября в сонном Калаче - нашем армейском тылу - вызвало там такую неудержимую панику, что даже важный в стратегическом отношении мост через Дон перешел в руки противника в целости и сохранности. Вскоре из расположения 11-го армейского корпуса, нашего соседа слева, чьи дивизии оказались под угрозой удара с тыла к нам в Песковатку хлынули новые толпы оборванных, грязных, вконец измотанных бессонными ночами людей.
      Прелюдией русского наступления на участке Клетская - Серафимович была многочасовая артиллерийская подготовка - уничтожающий огонь из сотен орудий перепахал окопы румын. Перейдя затем в атаку, русские опрокинули и разгромили румынские части, позиции которых примыкали к нашему левому флангу. Вся румынская армия попала в кровавую мясорубку и фактически перестала существовать. Русское командование весьма искусно избрало направление своих ударов, которые оно нанесло не только со своего донского плацдарма, но и из района южнее Сталинграда, от излучины Волги. Эти удары обрушились на самые уязвимые участки нашей обороны - северо-западный и юго-восточный, на стыки наших частей с румынскими соединениями; боеспособность последних была ограниченна, поскольку они не располагали достаточным боевым опытом. Им не хватало тяжелой артиллерии и бронебойного оружия. Сколько-нибудь значительных резервов у нас, по существу,. не было ни на одном участке; к тому же плохие метеорологические условия обрекли на бездействия нашу авиацию. Поэтому мощные танковые клинья русских продвигались вперед неудержимо, а многочисленные кавалерийские подразделения, подвижные и неуловимые, роем кружились над кровоточащей раной прорыва и, проникая в наши тылы, усиливали неразбериху и панику"{131}.
      Для полноты картины, которая рисует положение в стане противника, отметим также, что среди румынских войск росло понимание преступности и безнадежности войны, в которую завлекло их профашистское королевское правительство Румынии, действовавшее в союзе с гитлеровской Германией. В политдонесении политотдела 5-й танковой армии 20 ноября 1942 г. говорилось: "Показания пленных характеризуют упадок морального состояния румынской армии. Так, например, военнопленный 366-го пехотного полка 14-й пехотной дивизии капрал Томеско Георгий, захваченный 47-й гв. сд, заявил: ,,Солдаты по отношению ведения войны настроены отрицательно... Румыны смотрят на немцев, как на поработителей, они нас гонят в бой на верную смерть""{132}. Конечно, в то время это были лишь симптомы начинающегося процесса, реальное значение которого переоценивать было нельзя.
      Несмотря на ошеломляющее воздействие советского контрнаступления, противник сохранял достаточно высокую боеспособность. Советские войска на сталинградском направлении имели перед собой крупную и организованную силу опасного, упорно сопротивляющегося и в целом не деморализованного противника. Дальнейшее развитие операции требовало высокого уровня руководства войсками и глубокого понимания воинами - участниками исторического наступления лежащей на них огромной ответственности перед Родиной в осуществлении плана разгрома сталинградской группировки.
      Вместе с тем борьба под Сталинградом с каждым часом и днем становилась все более грозной для врага.
      20 ноября перешли в наступление войска Сталинградского фронта. В соответствии с планом его ударные группировки наносили два удара: на правом фланге силами войск 64-й и 57-й армий и на левом фланге - силами 51-й армии.
      Рано утром 20 ноября над сталинградской степью нависал легкий прозрачный туман. В межозерном пространстве в зарослях камыша и высокой болотной травы, прикрываясь неровностями местности, стояли готовые к бою советские танки, орудия, минометы, на исходных позициях приготовилась к атаке пехота. Впереди по линии Красноармейск - Тундутово поднималась гряда небольших высот, по гребню которых проходил передний край обороны противника. В 8 час. 00 мин. должна была начаться артиллерийская подготовка, но туман сгущался, видимость была не более 200 м. Начался снегопад. Командующий фронтом генерал А. II. Еременко находился на передовом наблюдательном пункте 57-й армии (высота 114,3). Перед выездом сюда его запросили по ВЧ из Москвы:
      - Ставка беспокоится, начнете ли вы вовремя? - спрашивали из оперативного управления Генерального штаба.
      А. И. Еременко ответил, что все готово и наступление начнется точно в указанное время, если туман рассеется. Но начинать было нельзя. Командующий фронтом перенес начало артиллерийской подготовки на один час, затем еще на час. Но вот туман стал постепенно рассеиваться. "В 9 часов 30 минут был дан сигнал начать артподготовку в 10 часов. Таким образом, начало контрнаступления Сталинградского фронта из-за тумана было отодвинуто на два часа. Первыми заиграли "катюши". За ними начали свою шумную работу артиллерия и минометы. Трудно передать словами те чувства, которые испытываешь, вслушиваясь в многоголосый хор артиллерийской канонады перед началом наступления, но главное в них - это гордость за мощь родной страны и вера в победу. Еще вчера мы, крепко стиснув зубы, говорили себе: "Ни шагу назад!", а сегодня Родина приказала нам идти вперед. Свершилось то, о чем так долго мечтали сталинградцы. Наступление! Казалось, нет ничего более отрадного для тех, кто познал горечь отхода и кровавый труд многих месяцев обороны"{133}.
      Артиллерийская подготовка велась по тщательно продуманному и подготовленному плану. После залпа тяжелых "эрэсов" - реактивных минометов М-30, началась общая канонада орудий и минометов, которая продолжалась от 40 до 75 минут. В 64-й армии артиллерийская подготовка, а затем и наступление начались позже{134}. Вначале мощный огневой налет был произведен по огневым точкам на переднем крае обороны противника и в ближайшей глубине. Последующий ход артиллерийской подготовки включал два периода подавления и уничтожения обнаруженных целей, два ложных переноса огня, чередующихся с налетом по переднему краю. Огневые налеты были спланированы только по конкретным пристрелянным целям, но условия погоды не позволили корректировать огонь. Для уничтожения хорошо наблюдаемых огневых точек врага были выделены орудия для стрельбы прямой наводкой.
      После заключительного 10-минутного огневого налета с привлечением всех огневых средств, стрелковые соединения, взаимодействуя с танковыми частями, устремились к переднему краю вражеской обороны. Так, на участках прорыва 51-й армии действия 126-й и 302-й стрелковых дивизий поддерживались двумя танковыми полками 4-го механизированного корпуса - 158-м и 55-м. Прикрываясь дымом и пылью от разрывов снарядов и мин, советские танки и пехота крушили оборону противника на переднем крае.
      57-я армия силами 422-й и 169-й стрелковых дивизий прорвала оборону противника на фронте между озерами Сарпа и Цаца, нанося удар на юг и юго-запад. Противник вынужден был отходить на рубеж балка Тоненькая, балка Шоша, разъезд 55-й км, балка Морозова. Выполнив ближайшую задачу, войска 57-й армии повернули в направлении колхоза им. 8 Марта и дальше на северо-запад, охватывая сталинградскую группировку противника с юго-запада.
      64-я армия{135} перешла в наступление соединениями своего левого фланга 36-й гвардейской, 204-й и 38-й стрелковыми дивизиями. Прорвав оборону противника на фронте южнее Елхи, войска этой армии к исходу дня продвинулись на 4-5 км, очистив от врага с. Андреевка.
      51-я армия главными силами наступала из межозерья Цаца, Барманцак в общем направлении на Плодовитое, Верхне-Царицынский, Советский. Обеспечивая действия главных сил с севера, 15-я гвардейская стрелковая дивизия 51-й армии наносила удар по противнику из межозерья Сарпа, Цаца в направлении совхоза "Приволжский".
      Во второй половине дня 20 ноября, когда ударные группировки Сталинградского фронта прорвали оборону противника на всех трех участках наступления, в образовавшиеся бреши были введены подвижные соединения - 13-й танковый и 4-й механизированный корпуса под командованием полковника Т. И. Танасчишина и генерал-майора танковых войск В. Т. Вольского и 4-й кавалерийский корпус под командованием генерал-лейтенанта Т. Т. Шапкина{136}. Подвижные войска фронта устремились в глубь вражеской обороны в северо-западном и юго-западном направлениях.
      13-й танковый корпус 57-й армии был введен в прорыв в 16 часов двумя эшелонами и двигался двумя колоннами в общем направлении на Нариман. К исходу дня он преодолел расстояние в 10-15 км. Темп продвижения был ниже запланированного (30-40 км). Автотранспорта не хватало, и мотопехота двигалась пешком. Враг оказывал сопротивление, выдвинув против наступающих частей немецкую 29-ю моторизованную дивизию из резерва группы армий "Б".
      4-й механизированный корпус 51-й армии вводился в прорыв в 13 часов одним эшелоном в полосах наступления 15-й гвардейской и 126-й стрелковой дивизий, 4-й кавалерийский корпус вошел в прорыв в 22 часа вслед за 4-м мехкорпусом, развивая наступление в западном направлении. Под ударами наступающих советских войск действовавший здесь 6-й армейский корпус румын с большими потерями отходил в район Аксая. Обороняющийся южнее в районе Малые Дербеты 7-й армейский корпус румын оказался с обнаженным флангом.
      Переход в наступление Сталинградского фронта произвел гнетущее впечатление на противника. Если удар с севера командование 6-й армии в какой-то мере предвидело, то удар на юге явился для него совершенно неожиданным. Вот так об этом рассказывает тот же В. Адам.
      Получив приказ немедленно прибыть в штаб 6-й армии, Адам увидел там Паулюса, генерала Шмидта и других. "Командующий армией вместе с начальником штаба, начальниками оперативного и разведывательного отделов стоял перед картой, висевшей на стене. Шел разбор новой обстановки. С напряженным вниманием следил я за тем, как наносятся последние данные на карту.
      В районе действий 4-й танковой армии была проведена жирная красная стрела, прорезавшая в центре передний край. Советская Армия вступала в бой и на южном направлении.
      Паулюс подвел итоги:
      - Сегодня рано утром после сильной артиллерийской подготовки -противник атаковал позиции 4-й танковой армии и 4-й румынской армии. В данный момент положение там еще неясно. С севера Красная Армия продолжала наступать. Ее левое крыло продвигается в юго-восточном направлении на Верхне-Бузиновку. Мы должны считаться с тем, что через несколько часов 11-му армейскому корпусу будет отрезана дорога на юг. Наиболее серьезная угроза создана для железнодорожной ветки Морозовская - станция Чир"{137}.
      Адам передает свои мысли, вызванные полученным сообщением. В штабе 6-й армии поняли, что советские войска начали замыкать клещи. Командование врага пыталось воспрепятствовать этому контрнаступлением 14-го и 48-го танковых корпусов. "Но если эта попытка не удастся? Если наши танковые соединения слишком слабы? Что тогда?
      Тогда противник стянет петлю, и 6-я армия окажется в котле"{138}.
      "Мы переживали тревожные дни,- пишет Адам.- Носились самые различные слухи. Никто не знал, откуда они взялись. Никто не знал, что в них верно. Действительно ли противник отрезал путь по шоссе по правому берегу Дона к станции Чир? Верно ли, что он достиг железнодорожной ветки от Морозовской к Дону и что 4-я танковая армия разгромлена? Какие меры приняло Главное командование сухопутных сил для того, чтобы ликвидировать угрозу армии с тыла? Где находится 48-й танковый корпус? Перешел ли он в наступление? С какими результатами?
      Наши нервы были напряжены до крайности. Наконец вечером 20 ноября мы кое-что узнали о положении у нашего левого соседа, 4-й танковой армии. Противник прорвал с юга немецкую оборону и продвинулся к Дону. Командование группы армий выделило 29-ю моторизованную дивизию, чтобы закрыть брешь, но дивизия не смогла противостоять натиску советских войск, 4-й армейский корпус и 20-я румынская пехотная дивизия отступили и теперь сражались фронтом на юг. О прочих находившихся на юге румынских дивизиях ничего не было известно. По последним донесениям, советские танки подошли непосредственно к командному пункту 4-й танковой армии.
      Какой оборот приняло дело? Зияющая брешь на нашем левом фланге, а теперь еще и на правом...
      Противник прорывался все большими силами сквозь наш фронт, взломанный в нескольких местах. Передовые части его наступающих войск быстро сближались. А у нас не было никаких резервов для того, чтобы предотвратить смертельную угрозу.
      Из штаба группы армий стало известно, что контратака слабого 48-го танкового корпуса генерал-лейтенанта Гейма была сразу же отбита. Наши воздушные силы, которым, вероятно, удалось бы облегчить положение, не могли из-за метели вести боевые действия. Советские танковые соединения, наступавшие с севера, достигнув долины реки Лиска, повернули на юго-восток, на Калач. Соседние же соединения продолжали выдвижение на юг, что поставило под прямую угрозу единственную коммуникацию снабжения - железную дорогу, идущую с запада через Морозовскую к Дону и к станции Чир. Перед противником уже был почти открыт путь на юг вплоть до устья Дона у Азовского моря. Это означает, что советские войска вот-вот выйдут в тыл группы армий "А", состоявшей из 1-й танковой и 17-й армий и действовавшей на Кавказе. Стало ясно, что нас ждет страшная катастрофа, если германское командование не будет действовать быстро и эффективно"{139}.
      Войска Юго-Западного и Сталинградского фронтов, первоначально разделенные расстоянием свыше 200 км, неудержимо двигались по своим маршрутам, чтобы осуществить окружение вражеской группировки. Соединения 65-й армии Донского фронта, действуя на заходящем фланге, также продвигались вперед, преодолевая упорное сопротивление противника.
      21 ноября танковые корпуса Юго-Западного фронта, вслед за которыми двигались стрелковые и кавалерийские соединения, продолжали развивать успешное наступление, 26-й танковый корпус, производивший дозаправку машин, пополнение боеприпасами и подтягивавший отставшие части, в 13 час. 00 мин. снова выступил для выполнения стоящих перед ним задач. Части корпуса с боем заняли населенные пункты Зотовский. Калмыков, хутор Рожки, ломая сопротивление противника и громя тылы группировок вражеских войск, ведущих бои с 21-й армией. "Дорога с рубежа Ефремовский до Добринка была сплошь усеяна обозами противника, нагруженными боеприпасами, продовольствием и обозно-вещевым имуществом, трупами противника и шествием пленных румын"{140}. Ночью 21 ноября корпус с боем вышел в район Остров, хутор Плесистовский (35 км северо-западное Калача) и продолжал развертывать наступательные действия. Задачу дня 26-й танковый корпус выполнил успешно{141}.
      1-й танковый корпус 89-й танковой бригадой к рассвету 21 ноября достиг Бол. Донщинка, где встретил сильное огневое сопротивление. "Все попытки взять с ходу Бол. Донщинка успеха не имели"{142}. Стрелковые соединения 5-й танковой армии продвигались к р. Чир. Преследуя отходящего противника, 14-я гвардейская и 159-я стрелковые дивизии совместно с 8-й гвардейской танковой бригадой к 24 час. 00 мин. заняли Горбатовский. В этот же день 47-я гвардейская стрелковая дивизия, также взаимодействуя с 8-й гвардейской танковой бригадой, очистила от врага Старый Пронин, Варламовский и продвигалась на Чернышевскую{143}. Противник всячески стремился задержать продвижение частей 5-й танковой армии к р. Чир, организуя особенно упорное сопротивление в районах Бол. Донщинка, Коротковский, Жирковский - против центра и левого фланга 5-й танковой армии.
      4-й танковый корпус, действовавший на левом фланге 21-й армии, двигался из района Манойлин, Майоровский, имея задачей в течение 21 ноября выйти к Дону в районе высоты 174,9, 178,4, совхоз "Красный скотовод", хутор Липологовский и захватить переправы через реку. В тот же день, сломив сопротивление 14-й танковой дивизии немцев, корпус достиг района Голубинский. 21-я армия продолжала сокрушать вражескую оборону на участке Верхне-Фомихинский, Распопинская. Наступавшие на правом фланге армии 96, 63-я и 333-я стрелковые дивизии вели бои по окружению и уничтожению распопинской группировки соединений 4-го и 5-го румынских армейских корпусов, 293-я стрелковая дивизия продолжала наступать в южном направлении, 76-я стрелковая дивизия к исходу дня продвинулась в район Верхне-Бузиновка{144}.
      Наступление советских войск коренным образом изменило обстановку на фронте под Сталинградом. "21 ноября,- пишет Г. Дёрр,- начался серьезный кризис на фронте 6-й армии"{145}. Советские танки находились в непосредственной близости от штаба 6-й немецкой армии. "Утром,- продолжает тот же автор,- около 40 русских танков атаковали плацдарм у Калача. Когда их атака была отражена, они повернули на северо-восток и к середине дня появились на высоком, западном берегу Дона в нескольких километрах юго-западнее Голубинский, где находился командный пункт 6-й армии"{146}. О критическом положении, в котором оказался штаб Паулюса, свидетельствует и Меллентин. "Противник теснил наши соединения,пишет он,- сражавшиеся на западном берегу Дона, в восточном направлении, и, переправившись через реку по еще исправному мосту около Вертячего, они соединились с окруженными у Сталинграда немецкими войсками. Штаб 6-й армии, располагавшийся на берегу Дона, оказался прямо на пути русских танков и был вынужден переместиться на некоторое время к реке Чир западнее Дона. Однако через несколько дней он был переброшен по воздуху в район Сталинграда и расположился около Гумрака"{14}Т.
      Подробнее описание этих событий дает В. Адам, находившийся в штабе 6-й армии в Голубинском: "Ночью генерал-майор Шмидт осведомил начальников всех отделов о последних событиях. Поступили новые угрожающие известия, подтвердилось, что 3-я румынская армия полностью разгромлена. Брешь в нашем левом фланге увеличилась, 11-й армейский корпус и 14-я танковая дивизия истекали кровью в оборонительных боях. 4-я танковая армия была рассечена, ее штаб бежал на запад. Тыловые службы всех частей бежали, преследуемые советскими танковыми клиньями. Как скоро противник может оказаться у Голубинского?
      В связи с такой проблемой, а следовательно, реальной угрозой для командного пункта армии возникла неотложная необходимость перевести его в другое место. В Голубинском командование армии больше не находилось в безопасности. Поэтому Шмидт в согласии с Паулюсом назначил перенесение командного пункта на 21 ноября.
      До рассвета связки с секретными делами и ненужными документами сжигались на кострах. Но и сейчас Красная Армия не оставляла нас в покое. Внезапно несколько штабных грузовиков примчались в деревню. Они должны были проехать по дороге по правому берегу Дона через станцию Чир к Нижне-Чирской. Однако, удалившись от Голубинского на несколько километров, они якобы натолкнулись на отряды противника.
      Мы допускали, что советские войска готовят нам всяческие сюрпризы. Но это сообщение мы сочли чистой фантазией. Начальник оперативного отдела полковник Эльхлепп заметил:
      - От страха им померещились привидения.
      Но это были не привидения. Ясность внесла тотчас же снаряженная Шмидтом моторизованная разведка под командованием офицера. Несколько легковых вездеходов и мотоциклов с погашенными огнями и приглушенными моторами медленно продвигались к югу. Не прошло и часа, как они вернулись, и командир дозора доложил, что красные танки действительно стоят на правом берегу Дона не более чем в 20 километрах южнее Голубинского. Таким образом был отрезан кратчайший путь к новому командному пункту в Нижне-Чирской. В смутном настроении мы усилили караулы. Несколько противотанковых орудий заняли позиции на дороге, идущей вдоль Дона"{148}.
      В сложившейся обстановке Паулюс решил организовать между Доном и Волгой (западнее Гумрака) передовой командный пункт армии, где должны были расположиться начальники оперативного и разведывательного отделов и квартирмейстер с офицерами связи и транспортом.
      Утром в Голубинский прибыл генерал Хубе, командир 14-го танкового корпуса со своим штабом, который доложил, что танковые части 16-й и 24-й танковых дивизий сняты с фронта и во второй половине дня или вечером выйдут к Дону. Паулюс поставил перед Хубе задачу: танковыми полками 14, 16-й и 24-й танковых дивизий атаковать с фланга продвигающиеся на юг советские войска, чтобы устранить угрозу 6-й армии с тыла. "Штаб 14-го танкового корпуса занял наш командный пункт в Голубинском. Телеграфная и телефонная сеть не была свернута, так что штаб корпуса сохранил связь со всеми корпусными и дивизионными штабами, а также с новым командным пунктом армии.
      21 ноября около полудня я проводил Паулюса и Шмидта на аэродром в Голубинском. Там стояли только два "шторха", которые должны были доставить генералов и их личных адъютантов на новый командный пункт. Все остальные самолеты из эскадрильи связи штаба армии перебазировались в Нижне-Чирскую"{149}.
      Началось движение штаба 6-й армии из Голубинского в Нижне-Чирскую, проходившее пятью колоннами. После перехода через Дон у Перепольного штаб армии должен был собраться в Песковатке у штаба 8-го армейского корпуса и оттуда двинуться вместе.
      Не лишена интереса рисуемая Адамом картина этого поспешного и вынужденного переселения штаба вражеской армии. "С трудом поднялись мы по обледенелой дороге на крутой берег. Иногда водители и команды должны были помогать друг другу. В конце концов все машины преодолели подъем. Сначала шоссе на высоком берегу Дона было почти пусто. Мы быстро двигались вперед. Но по мере приближения к мосту у Перепольного мы продвигались все медленнее. Все чаще загромождали путь опрокинутые машины или повозки. Сплошь да рядом ящики всех видов и различных размеров лежали посередине дороги, и мы были вынуждены объезжать их. Винтовки, стальные каски, а также несколько разбитых орудий и даже два-три танка с опознавательными знаками вермахта обозначили путь отступления румынских и немецких соединений. Все здесь говорило о бегстве. На шоссе въезжали машины с запада. Они старались на него выбраться всюду, где только открывался малейший просвет между машинами, шедшими по шоссе, так что было почти невозможно сохранить построение собственной колонны. Вблизи моста беспорядок угрожал перерасти в хаос"{150}.
      Ночью колонны штаба встретились с двигавшейся навстречу 16-й танковой дивизией, пересекавшей Дон с востока на запад, чтобы занять исходный район, указанный командованием армии. Адам описывает сумятицу, возникшую при этой встрече из-за образовавшейся на дороге пробки. Рано утром 22 ноября колонны штабов армии и 8-го армейского корпуса проезжали через Калач, где помещался отдел начальника снабжения 6-й армии. Поднятый с постели обер-квартирмейстер, ничего не знавший о сложившейся обстановке, забил тревогу и стал принимать лихорадочные меры для перехода в другое место. Однако для переброски складов с продовольствием и обмундированием нужны были транспортные средства. При отходе врагу пришлось многое уничтожить. "От отдела снабжения армии до моста через Дон у Нижне-Чирской было уже недалеко. Но то, что мы теперь пережили, превзошло все, что было раньше. Страшная картина! Подхлестываемые страхом перед советскими танками, мчались на запад грузовики, легковые и штабные машины, мотоциклы, всадники и гужевой транспорт, они наезжали друг на друга, застревали, опрокидывались, загромождали дорогу. Между ними пробирались, топтались, протискивались, карабкались пешеходы. Тот, кто спотыкался и падал наземь, уже не мог встать на ноги. Его затаптывали, переезжали, давили.
      В лихорадочном стремлении спасти собственную жизнь люди оставляли все, что мешало поспешному бегству. Бросали оружие и снаряжение, неподвижно стояли на дороге машины, полностью загруженные боеприпасами, полевые кухни и повозки из обоза,- ведь верхом на выпряженных лошадях можно было быстрей двигаться вперед. Дикий хаос царил в Верхне-Чирской. К беглецам из 4-й танковой армии присоединились двигавшиеся с севера солдаты и офицеры 3-й румынской армии и тыловых служб 11-го армейского корпуса. Все они, охваченные паникой и ошалевшие, были похожи друг на друга. Все бежали в Нижне-Чирскую"{151}.
      22 ноября колонны штаба армии прибыли в Нижне-Чирскую, где находились Паулюс и начальник штаба армии Шмидт. Так же был генерал-полковник Гот, командующий 4-й танковой армией. Находясь вместе, они обсуждали обстановку. В это время от Гитлера была получена радиограмма. Гот со своим штабом отзывался для выполнения других задач. Паулюсу и Шмидту приказывалось немедленно вылететь в пределы образующегося "котла" и вблизи станции Гумрак разместить командный пункт армии. Стало также известно, что 14-й танковый корпус генерала Хубе, который должен был приостановить продвижение противника, атаковав его с фланга, оттеснен к востоку от Дона, как и 11-й армейский корпус. Важный в стратегическом отношении мост через Дон у Калача отдан без боя. "Путь на юг предположительный путь отступления 6-й армии - в значительной мере находился в руках противника. Всего несколько километров отделяло его передовые отряды от Калача. Не было силы, способной его остановить. Мы должны были считаться с тем, что котел замкнется уже в течение этого дня"{152}.
      Наступление советских войск развивалось успешно. Для соединения с войсками Сталинградского фронта, двигавшимися с юго-востока, подвижные соединения Юго-Западного фронта должны были с ходу форсировать р. Дон. Единственная мостовая переправа через Дон в полосе наступления 26-го и 4-го танковых корпусов была у хутора Березовский в районе г. Калач. Противник полностью понимал важность сохранения в своих руках этой переправы, а в случае необходимости, своевременного ее уничтожения. "Для прикрытия подступов к мосту в районе Калач,- пишет Г. Дёрр,- 6-я армия заняла плацдарм на западном, высоком берегу Дона, обращенный фронтом в тыл, так как считалось, что объектом наступления восточной группировки противника{153}, прорвавшей фронт под Клетской, является Калач"{154}. Мост был подготовлен к взрыву.