Двое полицейских, взяв мешок за углы, стали вытягивать его из земли. Мешок вдруг разорвался, и из него выпала пара женских туфель.
      – Прекратите работу, – распорядился Шатори, – и немедленно вызовите криминалиста и медицинского эксперта.
      Шатори и старшина направились в дом. Когда они проходили мимо кухни, из окна на них с ненавистью посмотрела старуха.
      – Сделаем вид, будто ничего не случилось, – сказал Шатори.
      – Сейчас эта старая ведьма поднимет такой визг, что чертям тошно станет!
      – Заорет так заорет, нам теперь все равно.
 
      Сидя за письменным столом, капитан карандашом постучал по раскрытому делу. Перед Шатори сидел Клотар. Облокотившись на подоконник, стоял старшина Чупати и еще один полицейский.
      – Так когда же ваша жена выехала за границу? – спросил капитан арестованного.
      – Этот вопрос вы мне уже задавали по крайней мере раз двадцать. – Клотар метнул на капитана полный ненависти взгляд. Стиснув кулаки, инженер нервно заерзал на стуле.
      Чупати сделал несколько шагов к Клотару и остановился у него за спиной. Кантор, который до сих пор спокойно лежал под большим столом, вылез из-под него и уставился своими умными глазами на инженера.
      Шатори удивленно посмотрел на овчарку, которая, как и ее хозяин, чувствовала в Клотаре преступника.
      Кантор стоял, не двигаясь, словно древнее изваяние, призванное искоренять на земле всякое зло.
      – И все же ответьте на мой вопрос, – настаивал капитан.
      Клотар опустил на колени сжатые в кулаки руки и упрямо молчал.
      – Тогда скажите, пожалуйста, чем вы обрызгиваете деревья в саду, чтобы их не поел червь?
      Вопрос был настолько неожиданным, что инженер растерялся.
      – Чем обрызгиваю?…
      – Да. Ведь вы так любите цветы и деревья. И сад у вас ухоженный. Ухожен каждый куст, каждое деревце. Старый дуб, что растет у вас в саду, нужно обрызгивать несколько раз в году…
      – Обрызгивать?…
      – Да, да… каким-нибудь химикатом. Сильным ядом, не так ли?
      – Да… но растениям этот яд не вредит…
      – Если не нарушены нужные пропорции?
      – А почему это вас интересует? – вдруг спросил Клотар.
      – Встаньте! – приказал Шатори.
      В кабинет вошел старший лейтенант Калди.
      – Пусть господина инженера проводят в машину. Мы едем к нему домой…
      Когда арестованного увели, капитан спросил Калди:
      – Экспертиза готова?
      – Так точно, но, как вы и просили, труп мы пока оставили на месте. Фотографии уже в лаборатории…
      – Спасибо… В остальном положимся на заключения экспертов. На место приезжайте через десять минут после меня… Дадите два гудка клаксоном, но из машины не вылезайте. И захватите с собой мать Клотара.
      В этот момент в кабинет Шатори сломя голову ворвался Кути.
      – Товарищ начальник!.. – начал было он, но капитан перебил его:
      – Мой дорогой юрист! Если вы и впредь подобным образом будете врываться в кабинеты, то не исключена возможность, что споткнетесь где-нибудь на пороге и свернете себе шею.
      – Простите меня, – проговорил молодой следователь, – я только хотел доложить вам, что соседи показали неправду.
      – Ну и?…
      – Просто они насплетничали. За женой Клотара ухаживал какой-то тип. Привратник из соседнего дома не раз слышал, как жена и мать инженера ругались между собой. Видимо, инженер или знал, или не хотел знать о ссорах жены и матери… Вместе они прожили пятнадцать лет…
      – Ближе к делу, дружище.
      – Старуха якобы изобличала невестку в измене. В начале весны, убирая двор, сосед слышал, как старуха угрожала снохе и говорила такие вещи, за что и в тюрьму угодить можно… А через несколько дней после этого разговора сосед слышал женские рыдания, которые доносились из дома…
      – Так, так… – Капитан был весь внимание.
      – Соседи еще говорят, что инженер боится своей матери, будто он – маленький ребенок, а не взрослый человек. Она так держит его в руках, что диктует даже, какой галстук ему надеть.
      – Но однажды и он, видимо, возмутился?…
      – Старуха ведет себя, как ведьма. Когда ее сажали в машину, она меня укусила за руку.
      – До свадьбы заживет, – усмехнулся Шатори и по-дружески похлопал Кути по плечу: – Ну, а теперь за работу, ребята… И чтобы все было так, как договорились… Но только быстро!
      Капитан Шатори был сторонником морального воздействия на подозреваемых. Он приказал привести инженера в сад к открытой яме, чтобы сразу же ошеломить преступника.
      Когда Клотара подвели к яме, капитан приказал:
      – Снимите простыню!
      Увидев полусгнивший труп, инженер пошатнулся и упал бы, если бы Чупати не поддержал его под руку.
      – Вот что тут закопано, – ледяным тоном произнес капитан.
      Инженер тер глаза руками и твердил:
      – Этого не может быть… Этого не может быть…
      – Узнаете?
      – Нет… Не знаю…
      – А вот эти туфельки узнаете?
      – Юци! – с ужасом воскликнул инженер.
      – Как она оказалась здесь?
      – Я ничего не знаю… Я думал… Ведь она же звонила из Вены…
      – Из Вены вам за последние два года никто не звонил.
      – Но мне сказали…
      – А может, это сделал кто-то другой?… Ну, например, ваша мать?
      – Нет… Не может быть, чтобы мама…
      С улицы раздались автомобильные гудки. Шатори повернулся к одному из полицейских:
      – Скажите старшему лейтенанту Калди, чтобы они тали.
      Через несколько минут на дорожке показались двое полицейских, между которыми, пошатываясь из стороны в сторону, шла старая женщина в черном.
      – Чего вы хотите от моей матери? – упавшим голосом спросил Клотар капитана.
      – Чистосердечного признания.
      – Оставьте ее в покое.
      – Значит, вы один убили свою жену?
      – Я не убивал, я любил ее. Я полтора года не знал ни минуты покоя. С тех пор я ненавижу всех женщин… Все они кажутся мне похожими на нее…
      Старуха шла, повернув голову в сторону.
      – Мама! – со слезами в голосе воскликнул вдруг инженер.
      – Вам что-нибудь известно об убийстве вашей снохи? – спросил капитан старуху. – Ее убил ваш сын?
      При этих словах старуха еще больше согнулась.
      – Мой сын ни в чем не виноват… Это все я сделала! Я не могла смотреть, как эта тварь изменяет ему.
      – И вы решили отравить ее?
      Старуха молча кивнула.
      – Ядохимикатом?… Понятно…
      – Она сволочь!.. Переселилась в этот дом, который мы с таким трудом построили с сыном. Я себе в молодости во всем отказывала, лишь бы сын ни в чем не испытывал нужды. Ни в чем, понимаете? И тут появилась эта тварь. Она отняла у меня родного сына. Она была не способна даже родить ему ребенка!.. Она заперла меня в подвале дома… Вот ее господь и покарал за все!
      «Да она, никак, сумасшедшая», – мелькнуло в голове у Шатори.
      Пока старуха говорила все это, Клотар упал на колени и, согнувшись, прижал голову к траве, словно молился, потом вдруг вскочил на ноги и со злостью набросился на мать.
      – Убийца! – вытянув руки с растопыренными пальцами, он угрожающе пошел на мать и, если бы капитан не остановил его, видимо, вцепился бы ей в волосы или же схватил за горло. – Тогда убивала бы и меня тоже!.. – Из горла его вырвались рыдания. – До сих пор я молчал, а теперь все расскажу. И этих двух женщин задушила тоже ты! Задушила!..
      – Ложь! – запротестовала старуха.
      – Ложь? А разве не ты всегда внушала мне мысль, что женщины все – сволочи и их нужно уничтожать?
      – Сынок!..
      – Я тебе больше не сын!.. Твое место на виселице! А потом тебя сожрут черви, как и ее! – И Клотар рукой показал на труп. Опустившись на колени, он зарыдал, все время повторяя: – Юци!.. Юци!..
      – На этом пока закончим, – сказал Шатори и дал знак, чтобы старуху увели.
      – Разрешите выключить магнитофон? – спросил радиотехник у капитана.
      – Выключайте.
      Лейтенант Кути отдал необходимые распоряжения. Полицейские подняли инженера, и он, пошатываясь, как пьяный, побрел к машине.
      – Задержись-ка на минуту, – остановил Шатори старшину Чупати, когда все пошли к машинам.
      – Слушаюсь, товарищ капитан.
      Оглянувшись, Шатори только теперь заметил, что вдоль забора толпится много зевак.
      – Пойдем, – сказал капитан, беря старшину под руку, – и еще раз хорошенько обыщем дом.
      С этими словами Шатори вынул из кармана кусок шерстяной материи с пуговицей.
      – Где нашли? – спросил старшина.
      – В машине…
      – И только сейчас об этом говоришь?
      – Раньше было преждевременно.
      – А теперь?
      – Возможно, это будет единственное вещественное доказательство. – И, глядя на растерявшегося старшину, улыбнулся: – Твоего Кантора с его нюхом я, к сожалению, не могу приобщить к делу как вещественное доказательство.
      – А перчатка, которую Кантор нашел?
      – Пока она является вещественным доказательством только для нас с тобой… Если б она лежала у колодца, тогда… Но ведь нашли ее в прихожей… Что этим докажешь? Что она принадлежит инженеру? И только?
      – Что верно, то верно, – согласился Чупати.
      Капитан и старшина еще раз внимательно обыскали весь дом, но не нашли одежды, от которой был оторван кусок материи с пуговицей.
      Кантор обнюхивал каждую вещь, каждый предмет, и все безрезультатно.
      – Если б ты нам помог… – проговорил Шатори, с укоризной глядя на овчарку.
      – Он постарается…
      – Каким образом?
      – А что, если дать ему понюхать одежду Клотара?
      – Мы только зря время теряем… Если эта пуговица с пиджака инженера, то он мог спрятать его за пределами дома.
      Вошли в спальню, открыли платяной шкаф. Кантор сунул голову в шкаф, понюхал и, повернув голову, посмотрел на хозяина. Чупати снял с вешалки один из костюмов Клотара и показал его Кантору. Пес понимающе замахал хвостом, будто сказал, что он все понял.
      – Нюхай! След! – приказал Чупати.
      Кантор обежал комнату по кругу, принюхиваясь к мебели. Возле кровати пес остановился, подлез под нее и уже оттуда несколько раз тявкнул.
      Старшина лег на пол и тоже залез под кровать.
      – Черт возьми! – выругался Чупати и, приподняв матрац, вытащил из-под него шерстяные брюки.
      Старшина вылез и подал капитану брюки.
      – Ну, что ты на это скажешь?
      Шатори сравнил ткань.
      – По-моему, ткань одна и та же. А где же пиджак?
      – Подожди! – Старшина поднес к носу овчарки брюки и сказал: – Кантор, ищи! След!
      Пес тихо тявкнул и опять начал обнюхивать комнату. Через несколько минут Кантор замахал хвостом, давая хозяину понять, что больше здесь он ничего не найдет, сколько ни нюхай.
      Чупати открыл дверь в соседнюю комнату, но и там Кантор ничего не нашел. По очереди были обследованы кухня, ванная комната, холл, прихожая и кладовка.
      Шатори про себя уже взвесил: если в лаборатории установят, что брюки и кусочек с пуговицей одной и той же материи, это и будет вещественным доказательством в суде.
      – Пошли, – сказал он Чупати, – на нет, как говорится, и суда нет.
      Кантор тем временем тянул их в дровяной сарай.
      – Товарищ начальник, нужно бы и сюда заглянуть…
      – Загляни, но только быстро.
      Оказавшись в сарае, Кантор начал ковыряться в куче сена, сваленного в углу. Пес несколько раз чихнул и поднял такой столб пыли, что старшине пришлось отойти к самой двери.
      – Эй, Тютю, не пыли так сильно… Слышишь? Перепачкаешься теперь, а ведь я только вчера купал тебя…
      – Чего ты там бормочешь? – спросил со двора капитан.
      – Да Кантор тут роется в сене, как крот, – объяснил Чупати, выходя во двор.
      – Что-то слишком долго он там копается, – заметил Шатори.
      Через несколько минут из сарая выскочил Кантор с какой-то тряпкой в зубах.
      – Вот из-за этой тряпки ты столько копался?
      Кантор стряхнул с себя пыль, но тряпки изо рта не выпустил.
      – Не дури, отдай сюда… – проговорил Чупати.
      – А ведь это пиджак! – радостно воскликнул Шатори и, схватив его, стал примерять клочок с пуговицей. – Замечательно!
      – Вот видишь, товарищ начальник, никогда не нужно торопиться, когда работает овчарка, – не без гордости заметил старшина.
      Кантор подошел к хозяину и сел у его ног.
      – Молодец! Получай щелчок в лоб, – засмеялся старшина и шутливо щелкнул пса по лбу. – Ну и грязный же ты…
 
      Шатори не ошибся: на очередном допросе Клотар встал на путь отрицания своей вины. Прежде всего он заявил, что ни брюки, ни пиджак ему не принадлежат.
      Показания двух свидетелей, которых разыскал Кути и которые утверждали, что в день совершения преступления видели Клотара неподалеку от этого места, обвиняемый отвел.
      Шатори задумался. Ему хотелось представить в, суд не только свою версию и вещественные доказательства, но и признание самого инженера, хотя при наличии таких доказательств его признание было бы желательно, но отнюдь не обязательно.
      И вдруг капитану пришла в голову интересная мысль. Он вызвал к себе Калди и сказал:
      – Приведите ко мне старуху на допрос.
      – Она у меня в кабинете. Я ее только что допрашивал.
      – Тем лучше… Тогда переведите ее в четырнадцатую камеру.
      – Четырнадцатая камера занята, – заметил капитан.
      – Арестованного из четырнадцатой переведите в ее камеру, а старуху посадите туда!
      – Слушаюсь.
      – Дело в том, что разговоры оттуда можно прослушивать. В пятнадцатой кто-нибудь сидит?
      – Насколько мне известно, никто…
      – Прикажите технику установить в пятнадцатой камере потайной микрофон. Когда все будет готово, посадите в пятнадцатую Клотара, а его мать – в соседнюю. А когда будете сопровождать старуху в камеру, шепните ей, что сын, мол, сидит с нею по соседству и что с ним можно переговорить через вентиляционное отверстие.
      – Вас понял, – просиял Калди.
      Через полчаса микрофоны в камерах были уже установлены, а в кабинете Шатори их подключили к магнитофону. Капитан подсел к микрофону и с нетерпением стал ждать, когда старуха начнет переговоры с сыном.
      В кабинет вошел Чупати и спросил:
      – Товарищ начальник, а что будем делать с шофером? Пришла его жена, просит свидания…
      В этот момент в усилителе раздались какие-то звуки. Услышав их, капитан жестом приказал старшине замолчать и включил магнитофон.
      – Сынок… ты слышишь меня? – раздался осторожный голос старухи.
      Однако ей никто не ответил.
      – Сынок, Йене…
      – Это ты?
      – Я.
      – Откуда ты говоришь?
      – Из соседней камеры. Я узнала, что ты рядом…
      Затем последовала долгая пауза. Наконец старуха проговорила:
      – Перед дверью никого нет… Йене, не сердись на меня…
      – Ты – сумасшедшая!
      – Я люблю тебя больше жизни… Все это я сделала ради тебя…
      – Ты их убила!
      – Только одну.
      – И остальных тоже. Ты была причиной всего… А если любишь меня, докажи свою любовь.
      – Ты забыл, сколько бессонных ночей провела я у твоей постели, когда ты болел?
      – Оставь это. Полицейские нашли мой пиджак…
      – Боже мой! Что им нужно от тебя?
      – Если любишь меня, возьми на себя и мою вину.
      – Какая у тебя вина?
      – Ты убила мою жену. Тебе теперь все равно. Ты старая, тебе много не дадут, а меня…
      – Я все возьму на себя… Но что мне им сказать?
      – В машине на улице Табори ты увидела девушку… во время бури… и задушила ее… Поняла? Вчера ты тоже задушила женщину, потому что ревновала ее ко мне… Признайся, возьми все на себя… А я тебя не забуду. Я буду носить вкусные передачи. Каждый день ходить буду… Поняла?
      – Да.
      – Пиджак ты нашла в машине, принесла домой и спрятала в сарае.
      – Хорошо.
      – Осторожно, сюда идут. Молчи!
      Капитан выключил магнитофон и задумался. Присутствовавший при этом старшина кашлянул, напомнив о себе.
      – Что ты сказал?
      – Пришла жена шофера. Просит свидания с мужем.
      Капитан позвонил дежурному по КПЗ и приказал:
      – Арестованного из девятой камеры привести ко мне, и с вещами.
      – Ух! Ну и получит же он от своей жены! Не хотел бы я оказаться в его шкуре, – усмехнулся Чупати.
      В пятницу под вечер старшина Чупати повел Кантора покормить в бокс на горе. Старшина спешил. Начальство предоставило ему краткосрочный отпуск, и он хотел уехать к семье вечерним поездом. С самой весны Чупати работал в столице и практически бывал дома только раз в две недели.
      От тоскливого чувства одиночества старшину спасало то, что у него почти никогда не оставалось свободного времени. А иногда работы бывало столько, что даже в назначенное время не удавалось выбраться к семье. На прошлой неделе, например, съездить домой так и не удалось, и поэтому сейчас капитан Шатори отпустил старшину до вторника.
      Уезжая домой, Чупати, как правило, Кантора с собой не брал. И каждый раз старшина прощался со своим четвероногим другом так, будто уже никогда больше им не суждено было свидеться.
      На собачью площадку они пришли ровно в половине четвертого, когда звон колокола возвестил о начале кормления. Кантор хотя и редко бывал на площадке, но прекрасно знал, что означает этот звон. Пес облизал губы, предчувствуя трапезу. На работе он обычно забывал о еде и ел всегда вместе с хозяином.
      Торопись пообедать. – Чупати пропустил пса в бокс и захлопнул дверцу. – Перед отъездом немного прогуляемся, понял?
      Кантор добродушно тявкнул в ответ, словно пожелал приятного аппетита хозяину. Настроение у Кантора было отличное. День стоял спокойный, солнечный. Около него, радостно пофыркивая, закружился щенок. Кантор с родительским благодушием относился к многочисленным проказам щенка. Одного никак не мог понять Кантор: почему Тончи так плохо растет, хотя пахнуть от него стало, как от совершенно взрослой собаки. Временами этот запах был таким резким, что Кантору приходилось уходить в самый дальний угол бокса, а при приближении Тончи угрожающе рычать.
      В такие минуты Тончи вел себя несдержанно, недовольно ворчал, чем еще сильнее раздражал Кантора. Правда, приближаться к нему Тончи не отваживался и лишь громко тявкал да грыз доски клетки.
      Вот и сейчас Кантор почувствовал, что Тончи как-то агрессивно пахнет. Сделав несколько прыжков, приемный отец предупредил своего пасынка, чтобы тот не лез к нему с глупостями и убирался бы в свой угол. Однако Тончи настолько осмелел, что даже слегка укусил Кантора за ногу.
      Кантор огрызнулся, но малышу это, видимо, пришлось не по вкусу, и он решил отомстить недотроге. И случай для мести как раз представился. Кантор разлегся на чистом цементном полу спиной к кормушке, так как знал по опыту, что пищу в нее наливают слишком горячую и лучше немного обождать, пока она несколько поостынет.
      И вдруг пес услышал подозрительные звуки. Кантор повернул голову и увидел, что Тончи как ни в чем не бывало ест из его миски. До такого нахальства Тончи еще никогда не доходил. Наглец не только уплетал еду, предназначенную для Кантора, но даже поставил в его миску свои кривые ноги.
      «Наглец!» – сердито тявкнул Кантор, вскакивая на ноги. Однако Тончи успел проскользнуть в узкую щель между кормушкой и стенкой бокса.
      «Ну погоди!» – проворчал Кантор, пытаясь левой лапой достать оскорбителя, но никак не мог до него дотянуться. Покосившись на миску, пес удостоверился, что оставшейся пищей ему не утолить голода.
      – Ну что тут у вас случилось? – раздался голос хозяина, который в этот момент подошел к боксу.
      Кантор отвернулся от миски и заспешил к старшине. Пес несколько раз злобно тявкнул, высказывая свое неудовольствие поведением Тончи.
      – Тончи! – строго крикнул хозяин. – Выходи!
      Щенок, однако, не спешил выполнить приказ: услышав строгий оклик, он лишь высунул из щели черную пуговицу носа, а потом и вислоухую мордочку.
      Кантор сердито гавкнул, но Тончи даже не пошевелился.
      «Ну, что делать с наглецом? Вытащить его и основательно вздуть, да уж больно жалкая у него физиономия, сердиться и то долго нельзя», – размышлял Кантор.
      – Ага! Чего-нибудь натворил? – проговорил хозяин.
      Тончи виновато опустил голову, потом вдруг подался вперед и лизнул Кантора в морду. Кантор принял извинение и, отвернувшись от Тончи, с достоинством пошел к миске, всем своим видом показывая, что он не одобряет поведения щенка.
      – Ну и поросенок же ты, Тончи! – погрозил старшина щенку, увидев разлитую еду возле миски овчарки.
      Чупати сходил на кухню и принес в алюминиевой миске новую порцию еды для Кантора. Пес начал жадно есть.
      – И не стыдно тебе, лоботряс?! – стыдил Чупати щенка, который с виноватым видом вылез из своего убежища и поплелся в угол.
      Кантор с завидным аппетитом съел свой обед и дочиста вылизал миску языком.
      – Вот и молодец! – похвалил его хозяин. – А теперь пойдем погуляем. Ну, пошли! – И Чупати открыл перед Кантором дверку. – А ты останешься здесь! – бросил он Тончи, который пытался было выскользнуть из бокса вслед за Кантором.
 
      Прогуливались по традиционному маршруту, поднимаясь по дороге, которая петляла между виллами. Дежурный по управлению обещал Чупати ровно в шесть часов вечера прислать за ним машину, которая доставит его на Южный вокзал.
      По обе стороны дороги ступеньками поднимались две узкие пешеходные тропинки. Вверх Чупати всегда шагал прямо по дороге. Вниз же спускался по пешеходной тропинке, так как идти по ступенькам вниз было делом не столь обременительным.
      Старшине нравилось гулять по этой тихой красивой улице. Он с некоторой завистью поглядывал на небольшие виллы, окруженные густыми садами, и на многоэтажные жилые дома.
      «Вот бы в таком месте получить квартиру», – задумчиво мечтал он про себя. Углубившись в мысли, он шел, забыв о времени.
      Взглянув на часы, Чупати даже присвистнул от удивления.
      – Ого! А ну-ка, Тютю, припустимся вниз. – И старшина трусцой побежал по лестнице. Кантор мчался рядом с хозяином.
      Старшина громко стучал каблуками по бетонной лестнице. Они уже дважды пересекли серпантин дороги и опять побежали по ступенькам, как вдруг Кантор остановился.
      – Ну, пошли! Чего ты там остановился? – крикнул на бегу Чупати, опередив овчарку на несколько ступенек.
      Пес, однако, с места не трогался. Высоко задрав голову, он жадно нюхал воздух.
      – Тютю! – позвал хозяин и остановился сам. Почувствовав запах дыма, старшина огляделся. Метрах в двухстах от него между деревьев поднималось серое облако дыма. Оно росло прямо на глазах.
      – Черт возьми! – крикнул старшина. – Кантор!
      Услышав окрик хозяина, пес помчался вниз. Возле горящей виллы толпились люди. Дым над зданием стал гуще, а из окон первого этажа вырывались языки пламени.
      Из соседних домов к вилле спешили люди. Одни, подбежав к дому, застывали, как монументы, другие же сновали взад-вперед, усиливая панику.
      – В саду есть водопроводный кран? – запыхавшись от быстрого бега, спросил старшина у собравшихся.
      Толкнув калитку в сад, Чупати вбежал в него. Над головой раздался звон лопнувшего стекла, из окна выдуло горящую занавеску.
      Старшина не без труда отыскал в саду сложенный кольцом резиновый шланг и, схватив его за конец, потащил к дому. Чупати стали помогать несколько мужчин.
      Шланг был тонким, вода из него лилась тонкой струйкой, и, чтобы потушить огонь в нижнем этаже, нужно было по крайней мере три таких шланга.
      – Принесите шланги из соседних домов! – крикнул Чупати.
      И тут он увидел, как к дому сквозь толпу зевак прорывается женщина. Она громко кричала и плакала. Старшине удалось схватить женщину у самого входа в дом.
      – Вы что, с ума сошли?! – набросился он на нее.
      – Мальчик!.. Там мой сын!.. – кричала женщина, стараясь вырваться из рук Чупати.
      – Что вы говорите? Где мальчик?!
      – В маленькой комнате, рядом с кухней… Пустите меня!
      – Держите ее! – крикнул старшина, толкнув женщину в толпу.
      Двое мужчин взяли рыдающую женщину под руки.
      Вырвав шланг с водой из рук одного из мужчин, Чупати облил себя водой и бросился в дом. В коридоре было темно. Скопившийся дым ел глаза, лез в глотку.
      Старшина зажал рот мокрым платком. Не выпуская шланга из рук, он поливал лестницу, которая вела на второй этаж. Примерно на середине пролета шланг кончился. Чупати даже показалось, что он слышит детский плач.
      – Кантор! – позвал он овчарку.
      Пес мордой ткнулся в ногу хозяина.
      – Ты здесь? – облегченно сказал Чупати. – Слышишь? В доме ребенок!.. Ребенок, понимаешь? – И старшина изобразил детский плач. – Понял?
      Кантор устремился вверх по лестнице.
      «Хоть бы нашел, хоть бы нашел», – билось у Чупати в голове. Сверху действительно послышался детский плач.
      Этот крик услышал и Кантор. Путь ему преграждали языки пламени. Пес ужасно боялся огня, но сейчас в нем горело желание, которое было сильнее страха. Хозяин окатил Кантора из шланга. Чупати уже не приказывал, а просил спасти ребенка, буквально умолял Кантора.
      Пес вбежал в коридор второго этажа. Повсюду на него смотрели двери. Кантор на миг в растерянности остановился. Куда? Он вскочил в одну из дверей, и в этот момент до слуха его отчетливо донесся детский плач из другой комнаты.
      Пес бросился на крик. К счастью, дверь оказалась открытой, но она уже горела. Оставалось только одно – прыгать. И Кантор прыгнул. Ноги коснулись горящего ковра. Сбоку горел шкаф и еще что-то… Вперед, через огонь, вперед… Вот и дверь. Нужно встать на задние лапы и нажать ручку двери.
      Дверь легко открылась. Сильный сквозняк оттянул дым в сторону. Можно было вдохнуть и набрать в легкие воздух.
      В углу комнаты в маленькой низкой клетке лежало что-то в белом и орало во все горло. Сначала Кантор схватил орущий, завернутый в белое комок за ноги, но, почувствовав, что ребенок может выскользнуть, перехватил сверток посередине и понес. Прыгнул через пламя. Хозяин догадался позвать его, и Кантор побежал на голос.
      Когда пес выскочил на лестничную клетку, то почувствовал, что на спине у него в двух местах загорелась шерсть, Лестница снизу начала тлеть, а впереди – несколько горящих ступенек. Еще один лестничный март – и Кантор попал под спасительную струю воды из шланга, что и спасло его.
      Когда старшина Чупати с ребенком на руках вышел из дому, по шоссе, поднимая густой шлейф пыли, мчались пожарные машины. В саду под деревом без чувств лежала мать ребенка.
      – «Скорую помощь» тоже вызвали! – сообщил кто-то.
      Кантор отдал ребенка хозяину. На собаку никто не обращал внимапия, и Кантор, припадая на ушибленную ногу, поплелся к забору. Забрался под густой куст и начал лизать обожженные лапы.
      Однако хозяин вовсе не забыл о нем. Через несколько минут Чупати принес какую-то мазь и смазал все обожженные места на теле Кантора.
      – Ничего, дружище, ничего… – ласково приговаривал старшина. – До свадьбы заживет. Молодец ты! Молодец!
      Ласковые слова хозяина были для верного пса не менее целительны, чем мазь от ожогов.
      Разумеется, на вечерний поезд Чупати опоздал, чему Кантор весьма обрадовался, и всю ночь проспал под кроватью старшины.
      После весенней брачной ночи ритм повседневной жизни опять захватил Кантора, а Клеопатра тем временем принесла шесть крошечных щенят.
      Однажды утром хозяин Клеопатры, или, как ее ласково называли, Клео, подошел к старшине Чупати и, не говоря ни слова, взял его под руку и повел к боксу, принадлежавшему красавице.
      Увидев в боксе Клео шестерых щенят, Чупати вытаращил глаза и воскликнул:
      – Вылитые Кантор!
      И действительно, все щенки были на удивление похожи на своего знаменитого папашу: трое из них оказались по масти черными, как мать, а трое других – коричневато-рыжими, как Кантор.
      За трудовыми заботами Кантор забыл о своей подруге. Днем ему никогда не приходилось бывать на площадке, да и вечером он возвращался уже затемно, поэтому ему так и не удавалось увидеть Клеопатру, которая жила всего лишь через несколько боксов от него.
      Однажды Чупати и Кантор вернулись с задания раньше обычного. Вступив на площадку, Кантор замер на месте. Такого еще с ним никогда не было. Кантор обычно сразу же шел к своему воспитаннику Тончи, а сейчас он остановился, услышав веселое повизгивание.
      За низеньким проволочным заборчиком, которым были отгорожены «собачьи ясли», жизнь кипела ключом. Подросшие за лето щенки Клеопатры весело и беззаботно резвились на траве.
      Один из щенков, играя, подкатился под заборчик и, подбежав к Кантору, уткнулся ему в передние лапы. Кантор сначала спокойно и дружелюбно наблюдал за щенком, который копошился у его ног, а затем вдруг лег на живот и ласково лизнул щенка в нос. От такой неожиданной отеческой ласки щенок перекувырнулся через голову, ткнулся мордочкой Кантору в грудь, а потом зубами вцепился ему в шею.
      Кантор поднялся с земли, но щенок, крепко сжав зубы, продолжал, раскачиваясь, висеть у отца на шее. Пес слегка тряхнул головой, и щепок упал в траву. Кантор, играючи, ткнул его несколько раз носом. Наконец малышу удалось встать на ноги. Он несколько раз тявкнул на отца и, покачивая головой из стороны в сторону, вцепился в шерсть Кантора.
      Чупати занимался со служебными собаками больше десяти лет, но такое он видел впервые. «Два яйца не так похожи друг на друга, чем эти две собаки», – подумал старшина, любуясь игрой Кантора и его сына.
      Чупати подозвал к себе Кантора, присел возле него на корточки. Через мгновение возле них оказался и щенок, который тыкался мордочкой то в ладонь Чупати, то в нос. Кантора.
      – Смотри, – начал объяснять Кантору хозяин, – это твой сын. Ты тоже был таким маленьким. Посмотри, да у него зубки прорезались! А язычок, посмотри… Так, так, положи его, поласкай, это твой сынишка…
      Ни Кантор, ни старшина не заметили, как к ним, не спуская глаз со своего шаловливого любимца, подошла красавица Клеопатра. Сердито ворча, она спешила на защиту своего детеныша. Оскалив зубы, Клео огрызнулась на Кантора, а он, как джентльмен, отступил на несколько шагов, таща за собой и щенка.
      Клеопатра, видимо, давным-давно забыла про любовную связь с Кантором и слегка укусила его. Однако Кантор проявил благородство до конца: от чуть-чуть поворчал и, желая оградить непослушного мальца от гнева матери, повернулся к ней задом, в который она и не преминула его укусить.