Второй посетитель салона – Лайош Лади, которого Илона называет своим учителем. Этот молодой человек учился на философском факультете университета, откуда его не так давно выгнали за то, что он взломал денежный сейф своего отца, имевшего салон мод в центре города, позабыв уведомить об этом своего папашу, который заподозрил в ограблении своих подчиненных. С помощью полиции не только был найден истинный грабитель, но и обнаружены систематические злоупотребления в салоне мод… Вхож в салон Илоны и Йожеф Гажо, которого девушка называет Доктором: он учился в медицинском институте и за что-то был выгнан…
      – Более того, его даже посадили, – уточнил Шатори и сделал знак старшему лейтенанту, чтобы тот продолжал свой рассказ.
      – В салоне Илоны много постоянных посетителей и среди них художник по имени Шимон; оперный певец, потерявший голос; режиссер телевидения; какой-то матрос и бог знает кто еще. Короче говоря, как вы сами видите, товарищ капитан, общество очень пестрое, и именно поэтому я просил взять под контроль те телефонные разговоры, которые будет вести девушка.
      – Если бы вы еще узнали, когда у них будет очередное сборище, им можно бы прочитать лекцию о морали.
      – Поверьте мне, товарищ начальник, всем этим я интересовался только из-за Гажо. Завтра, например, в салоне девушки очередная встреча, на которой теолог по имени Аланд прочтет свой доклад на тему «Построение молекул».
      – Внимательно проследите за составом участников встречи.
      – Слушаюсь, – щелкнул каблуками Калди.
      – А где остался ваш коллега Ковач?
      – Выходя из квартиры Илоны, мы в дверях столкнулись с одним типом. Он уже поднимал руку, чтобы позвонить. Увидев нас, парень очень смутился. На вопрос, кто он такой, назвался Ласло Карпатом. Вел он себя как пьяный, однако, странно, алкоголем от него даже не пахло. Пробыв у Илоны несколько минут, Карпат удалился. Следом за ним и пошел Ковач.
      Шатори удовлетворенно кивнул:
      – Когда он вернется, немедленно доложите мне.
      Калди вышел из кабинета.
      Пропустив время обеда, капитан решил спуститься в буфет, чтобы перекусить там.
      Однако не успел он закрыть ящик своего стола, как к нему в кабинет вбежал лейтенант Кути.
      Лейтенанта Кути капитан Шатори взял себе в группу после окончания университета, где тот изучал право.
      – Товарищ капитан, прослушайте это! – проговорил лейтенант, положив на стол миниатюрный портативный магнитофон. Выражение лица у лейтенанта было таким, как будто он только что стал чемпионом по бегу.
      Капитан включил магнитофон. После небольшой паузы послышался чей-то хриплый голос:
      «Алло! Автобаза?»
      «Да, автобаза почты».
      «Прошу шоферскую…»
      – Кто эта женщина? – спросил Шатори.
      – Немного терпения, товарищ начальник, – сказал Кути, радостно потирая руки.
      «Прошу Йожефа Гажо», – раздался голос из магнитофона.
      «Кто его просит?»
      «Илона Сони…»
      – Вот черт! – хрустнул пальцами Шатори.
      «Его что, нет на месте?» – снова раздался из магнитофона женский голос.
      «Он здесь, сейчас позову».
      Наступила недолгая пауза.
      «Алло…»
      «Это ты, Доктор?»
      «Я. Что ты хочешь?»
      «Ты не мог бы одолжить мне четыреста форинтов? Мне нужно уплатить за телефон, сегодня последний срок. Ты когда заканчиваешь работу?»
      «В половине четвертого».
      «Мне очень нужны деньги».
      «Куда тебе их принести?»
      «Я сейчас нахожусь у моста Маргит на Будайской стороне. Встретимся где-нибудь поблизости».
      «Хорошо еще, что не на горе Яноша…»
      «Дело очень срочное, Доктор, не опаздывай, ровно в половине четвертого…»
      «Так где же?»
      «Напротив бани, где мы обычно встречались с ребятами, жду».
      «К четырем буду там. Привет…»
      Магнитофон захрипел, и Кути выключил его.
      Шатори посмотрел на часы и спросил:
      – Когда записан этот разговор?
      – Четверть четвертого.
      – Сейчас пять минут пятого, – пробормотал Шатори и повернулся лицом к большой карте Будапешта, которая висела на стене. – Значит, они встретились вот в этом районе, – ткнул он пальцем в карту.
      – Ай-яй, – почесал подбородок Кути, – в этом районе насчитывается по крайней мере двадцать пять питейных заведений.
      – Кто-нибудь следит сейчас за Гажо?
      – Этого пока никто не требовал…
      Шатори нажал клавишу перемотки магнитофонной пленки.
      – В этом районе имеются три бани: Королевские, Императорские и Лукач… – продолжал Кути.
      – Вы университет в Будапеште кончали?…
      – Но всех будайских пивнушек я не знаю…
      Шатори снова включил магнитофон.
      Кути неожиданно шлепнул себя по лбу:
      – Понял! Это может быть только «Озерная мельница»! Эта корчма как раз находится напротив бани.
      – Тогда быстро туда! Возьмите с собой еще двоих. Торопитесь, мы и так уже опаздываем на четверть часа. Если увидите Гажо, не выпускайте его из виду.
      – Слушаюсь, – произнес лейтенант и выскочил из кабинета.
      Зазвонил телефон. Вошедший в это время Калди снял трубку и протянул ее капитану со словами:
      – Товарищ начальник, у телефона Ковач, он спрашивает, что ему делать. Тип, за которым он следовал, дошел до башни Погани и снова вернулся в квартиру девушки.
      Шатори подошел к телефону:
      – Продолжайте следить за ним. Башню тоже возьмите под наблюдение.
      – Докладываю: у меня нет людей.
      – Попросите у дежурного…
      – Понял, – произнес Калди и протянул Шатори блокнот.
      – Что это? – спросил капитан.
      – Здесь краткая характеристика некоторых типов, посещающих салон Илоны.
      – Спасибо… Других следов не обнаруживали?
      – Нет.
      – Жаль.
      – Я могу идти?
      Калди вышел из кабинета. Капитан откинулся на спинку кресла, прислонился головой к стене. Его охватила усталость. Он думал о том, насколько правилен путь, по которому идет розыск, приведет ли он к цели или, напротив, заведет их в тупик.
      Немного поразмыслив, Шатори начал перелистывать блокнот Калди:
      «Бела Лази – корреспондент еженедельника, несудим.
      Иштван Шюмеги – художник, несудим.
      Лайош Коцог – артист, несудим.
      Пал Паку – истопник…
      Шандор Шимон – мебельщик…
      Ласло Карпат – солист…
      Лайош Лади…
      Петер Микулка…
      Ласло Шо…
      Марика Лонтаи…
      Камопек…
      Алагаонь…
      Все несудимы».
      – Так-так, – проговорил капитан, продолжая читать дальше.
      «Геза Хиртеленди, судим. Проживает в третьем районе, Араньхедъ, 17/34».
      – Знаете, где расположена Араньхедъ? – спросил Шатори у вошедшего в кабинет шофера.
      – Так точно, в Обуде.
      – Гоните как можно быстрее к башне Погани.
      Шатори быстро спустился к машине, в которой уже сидели Калди и старшина Чупати с собакой. Чупати слушал незнакомые ему названия улиц и с сожалением вспоминал старую погранзаставу, где ему прекрасно была знакома каждая тропка, каждый ручеек.
      Машина помчалась по набережной Дуная и, миновав кладбище, свернула к горе Араньхедь.
      По обе стороны улицы, ведущей к башне Погани, стояли утопающие в зелени садов небольшие домики. На вершине холма виднелись заброшенные, заросшие кустарником земельные участки. Колокольню башни окружали развалины каменного забора.
      Неожиданно из зарослей бурьяна показалась фигура полицейского, который жестом руки остановил машину.
      – Окружайте башню! – высунувшись из окна машины, приказал полицейскому капитан Шатори.
      Дежурная полицейская машина остановилась перед входом в башню. Первым в здание капитан впустил Кантора.
      Узкая винтовая лестница вела наверх. Слева от нее находилась дверь, ведущая в похожее на тюремную камеру помещение. У стены стояли два ящика с пустыми пивными бутылками. Напротив двери – деревянный топчан, покрытый суконным одеялом. Посреди комнаты – простой стол из неструганых досок и два табурета.
      Пока капитан осматривал нижний этаж, старшина с Кантором поднялись на второй этаж, где тоже оказалась дверь. Чупати толкнул ее плечом, но дверь была заперта.
      – Откройте! – крикнул старшина, стукнув в дверь кулаком.
      Услышав стук в дверь, на второй этаж поднялся капитан Шатори. Вытащив из кармана набор отмычек, он попытался открыть дверь, но это не удалось, так как в замочной скважине изнутри торчал ключ.
      Старшина снова забарабанил в дверь.
      – Полиция! Откройте! – крикнул Шатори. – Именем закона – откройте!
      За дверью сначала послышалось сопение, потом шорох, затем дверь открылась, и на пороге показался бородатый мужчина в ночной сорочке до пят. Он кулаками протирал заспанные глаза.
      – Что вам нужно?
      – Полиция, – строго сказал Чупати. – Впустите нас.
      – Сейчас, я только оденусь.
      – Это не имеет значения, – заметил Шатори. – Вы Виктор Аланд?
      – Да.
      – Кто живет в этом здании кроме вас?
      – Никто… вернее… На нижнем этаже живет мой приятель.
      – Его фамилия?
      – Геза Хиртеленди.
      – Вы здесь прописаны?
      – Да.
      – А помимо вас?
      Аланд явно медлил.
      – Почему молчите?! – Шатори сверлил взглядом бородатого мужчину.
      – Видите ли, Геза – мой приятель… Он иногда здесь ночует.
      – Он здесь прописан?
      – Нет…
      – А вам разве не известно, что любое лицо, находящееся в здании более двадцати четырех часов, подлежит временной прописке?
      – Известно… но я не думал, что… Он ведь здесь не всегда ночует. Этот Доктор…
      – Что за Доктор?
      – Это друг Гезы по фамилии Йоцо Гажо.
      – А где в данный момент находится сам Хиртеленди?
      – Не знаю. В полдень, когда я вернулся домой, он был еще здесь с ребятами.
      – С какими ребятами?
      – С ребятами… нашими общими знакомыми…
      – Назовите их по именам и фамилиям! – приказал Шатори.
      – Я видел только Лаци Шо… Видите ли, я работаю по двенадцать часов подряд на насосной станции в Дунакеси: с десяти вечера до десяти утра. Сегодня, например, снова в ночь заступаю.
      – А как зовут остальных?
      – Я к ним не заходил – меня позвал Патер…
      – Кто этот Патер?
      – Да тот же Хиртеленди.
      – И что он вам сказал?
      – Чтобы я им не мешал. Но по голосам я вроде бы узнал учителя Лади, еще маленького Микулку Ушастика, но это уже не точно.
      – Одевайтесь.
      «Так вот как выглядит этот теолог Аланд, который завтра вечером должен читать доклад „Построение молекул“! – подумал Шатори.
      – Пока я разговариваю с этим типом, – шепнул капитан старшине, – ты с Кантором хорошенько обыщите местность вокруг.
      Заброшенная башня и ее окрестности с запущенным садом были прекрасным местом для укрытия преступников.
 
      Шатори с большим интересом выслушал Аланда, хотя тот говорил монотонно и тихо. Капитан даже поверил, что теолог и на самом деле не знает, когда и куда удалились его друзья. Шатори поразило то, как образно и точно обрисовал каждого члена салона Илоны этот лохматый примитив, кажущийся на первый взгляд туповатым.
      Аланд начал характеристику пестрого общества салона Илоны с фигуры Хиртеленди.
      Оказалось, что друг Аланда, дожив до девятнадцати лет, вдруг понял, что без аттестата зрелости ему карьеры не сделать. Придя к такому выводу, он сразу же записался на вечернее отделение будапештской гимназии. Три недели он посещал гимназию и успел за это время зарекомендовать себя самым прилежным учеником, однако надолго его не хватило, и он с каждым днем стал отставать все больше и больше. Но этого срока было вполне достаточно для того, чтобы он узнал, где что лежит. Однажды ночью он забрался в кабинет директора гимназии и, открыв сейф, выкрал оттуда гербовую печать и чистый бланк аттестата зрелости. Заполнить этот бланк и поставить печать было делом уже нетрудным.
      В салоне Илоны его называли Патером, потому что Хиртеленди в течение полугода числился семинаристом Эстергомской духовной семинарии. И он, видимо, без труда закончил бы ее, если бы не его страсть к женщинам. Семинаристом он был способным, о чем свидетельствует хотя бы то, что курс латыни был пройден им всего за полтора месяца. В один зимний вечер Хиртеленди вдруг сбежал из семинарии в город, где прокутил всю ночь в обществе девиц. На рассвете он привел в собор, который находился на территории семинарии, какую-то легкомысленную девицу и заснул в ее объятиях на молельном коврике перед алтарем. В таком положении его и застал утром священник. Само собой разумеется, что Хиртеленди немедленно отчислили из семинарии.
      – Интересный тип, – с усмешкой заметил Шатори. – Расскажите, где вы с ним познакомились? – спросил капитан, трогая руками самодельную подзорную трубу, укрепленную на подставке у окна.
      – У Ицы познакомился.
      – У Ицы Сони?
      – Да. Хиртеленди тогда пожаловался мне, что ему негде жить, и я предложил ему пожить пока у меня.
      – И чем же занимался этот Патер?
      – Маляром работал. Одно время вместе с Доктором. Иногда и я им помогал.
      – Понятно, – кивнул Шатори и, показав пальцем на подзорную трубу, спросил: – А это вы где приобрели?
      – Сам смастерил из старого полевого бинокля. Вот взгляните-ка в нее: Венеру увидите величиной с теннисный мячик. Я уже долгое время наблюдаю в трубу звездное небо, вот только понять никак не могу, отчего на небесных телах появляются тени.
      – Так-так! – Капитан с подозрением посмотрел на Аланда: – А как вы думаете, вернутся ваши друзья?
      – Конечно вернутся, если не сегодня, так завтра обязательно. Может, они какую работу себе нашли.
      – А была у него любовница?
      – У кого?
      – У Хиртеленди… У Патера, как вы его называете.
      – Да, была. Красивая девчонка…
      – А как ее звали?
      – Точно я не знаю: то ли Лонаи, то ли Лонтаи Марика… Я ее всего лишь раз видел.
      – Все, что вы сейчас мне рассказали, нужно будет занести в протокол. Я, конечно, сожалею, но вам придется поехать с нами в полицию.
      – Мне же в полночь заступать на работу.
      – До того времени мы все закончим, а на работу вас на моей машине отвезут.
      Аланд не противился. Предложение Шатори он встретил с безразличием и даже не удивился тому, что капитан не разрешил запереть дверь башни на замок.
      – Сегодня ночью это здание будут охранять мои люди, – сказал капитан.
      – Здесь брать-то нечего, господин инспектор, разве что мою подзорную трубу. Вот ее мне жалко, – проговорил Аланд.
      Для охраны башни капитан оставил двух полицейских.
      Когда капитан Шатори вернулся в управление, его поджидали Калди и Кути. Молодые офицеры начали наперебой рассказывать о своих новостях.
      – Докладываю, товарищ капитан, – начал первым Калди, – я выследил Ласло Карпати, а Марика Лоптаи хотела что-то сообщить какому-то Патеру, который живет в башне на горе.
      – С девушкой вы не разговаривали? – поинтересовался капитан.
      – Девушка исчезла.
      – Как исчезла?!
      – По крайней мере, домой она не вернулась.
      Капитан Шатори повернулся к Кути.
      – Интересно, – задумчиво произнес молодой лейтенант. – Но она не пришла и на свидание, которое сама же назначила…
      – Это действительно интересно, – проговорил Шатори. – Тогда с кем же встречается шофер?
      – Не знаю, мы ждали девушку… Хотя… – Кути неожиданно замолчал, будто сделал для себя какое-то вжнное открытие, и через несколько секунд продолжал: – Хотя, когда мы вошли в эспрессо, с Гажо за столиком сидел какой-то парень, который тут же встал и ушел.
      – И вы мне только сейчас об этом говорите? – рассерженно произнес Шатори.
      – Мы же ждали девушку… Гажо тоже прождал ее целый час.
      – Может, это просто трюк?
      – Но после этого он пошел к себе домой… За его квартирой мы наблюдали.
      – Опередили они нас, – недовольно пробормотал капитан. – Обыщите еще раз квартиру Ицы Сони и наблюдайте, кто ее будет навещать.
      Часы показывали одиннадцать вечера. Шатори решил немного отдохнуть и прилег на диван, однако подремать ему удалось минут десять, не больше. Позвонил лейтенант Кути и сообщил, что Гажо вышел из дому, за ним следят двое.
      – Вышел? – переспросил Шатори. Сон как рукой сняло. – А где он находится в данный момент?
      – Ждет на автобусной остановке.
      – Смотрите не теряйте его из виду.
      Последнее сообщение о Гажо капитан получил три четверти двенадцатого. Шофер сошел с автобуса у церкви и пошел в сторону горы Хармашхаторхедь, видимо на конечную остановку автобуса.
      В кабинете дежурного по управлению была горячая пора. У радиотелефона работали радисты в расстегнутых рубашках с засученными рукавами. Каждую минуту из эфира поступали какие-то сведения, а в эфир уходили указания и приказы.
      Капитан Шатори подошел к ультракоротковолновому радиопередатчику и попросил вызвать «Дунай-2».
      Радист подал ему микрофон, и капитан сказал:
      – Говорит первый, сообщите, где находитесь в данный момент.
      – В конце улицы Семлери… Преследуемый нами субъект пять минут назад исчез в лесу…
      – Не нашли его?! – взорвался Шатори.
      – Просим ваших указаний…
      – Ждите меня на месте. Выезжаю к вам, – сказал капитан, подумав о том, что, видимо, шоферу Гажо удалось оторваться от нежелательных наблюдателей.
      Капитан нервными шагами заходил по аппаратной, наполненной шумом работающих раций. У двери он встретился с дежурным.
      – Ну, как дела? – спросил дежурный.
      Шатори ничего не ответил, лишь махнул рукой, заметив, что радист с третьей от края рации жестами подзывает его.
      – Товарищ начальник! Убийство… Только что доложили из третьего района.
      Шатори быстро отошел от двери.
      – Где именно?
      – В больнице Фельхевизи… в павильоне «С», улица Алакшор, дом 17… Убита Марика Лонтаи. При ней найдена крупная сумма денег.
      – Как вы сказали? – подскочил капитан к радисту. – Марика Лонтаи? Крупная сумма денег? Какими купюрами?
      – По сто форинтов.
      – Черт возьми! Хуже и не придумаешь, – невольно пробормотал дежурный. – Что же теперь делать? У меня ни одного свободного человека нет.
      – Этим делом займусь я, – хрипло произнес Шатори.
      Через несколько минут он по радио связался со своей группой и передал, чтобы Чупати вместе с овчаркой немедленно прибыл в больницу, где совершено убийство. Спустя двадцать минут две полицейские машины с рацией, врачом и техником выехали на место происшествия. Перед павильоном «С» стоял полицейский, а в палате нижнего этажа уже работали два криминалиста.
      Шатори такая спешка не понравилась, так как он считал, что излишнее скопление людей на месте происшествия ничего, кроме вреда, принести не может. Однако он и виду не подал, что чем-то недоволен.
      Увиденное потрясло его. В небольшой комнате весь пол, покрытый линолеумом, был густо забрызган кровью. В комнате стояла обычная больничная койка и стол, выкрашенный белой краской. Несколько опрокинутых табуреток свидетельствовали о том, что дело здесь не обошлось без борьбы.
      «Зачем и кому понадобилось убивать эту молодую симпатичную женщину?» Эта мысль не давала покоя Шатори. Капитан подошел поближе к кровати и увидел разбросанные по полу деньги. Недалеко от кровати валялась пестро раскрашенная женская пляжная сумка.
      Медицинский эксперт внимательно осмотрел труп.
      Казалось, сомнений нет: девушку убили из-за денег. Но тут возникал вопрос: если это действительно так, то почему убийца не забрал деньги? Может, девушка была участницей ограбления машины? Возможно, она запросила большую часть добычи и от нее решили избавиться.
      По мнению врача, смерть наступила часа полтора назад. Девушке были нанесены три ножевых удара в грудь, каждый из которых сам по себе смертелен. После того как наступила смерть, девушке еще перерезали вену на шее. Все раны нанесены острым режущим предметом, похоже скальпелем.
      – У вас все, доктор? – спросил Шатори.
      – Да, труп можно увезти, – ответил врач.
      – Пусть он пока останется здесь.
      – Пожалуйста, – произнес врач и вышел из комнаты.
      Шатори внимательно осмотрел место преступления сантиметр за сантиметром. В углу за чуть сдвинутой занавеской – раковина для умывания. Сухая. На маленькой полочке – предметы женской косметики. Мыло тоже сухое… Значит, убийца даже не пытался смыть с себя следы крови. Кровать, на которой лежала убитая, покрыта голубым байковым одеялом. Прикроватная тумбочка закрыта. Платяной шкаф тоже закрыт. Стол немного сдвинут со своего обычного места, о чем свидетельствуют царапины от ножек на линолеуме. Табуретки, по-видимому, были сбиты вместе со столом. На блестящей поверхности пола следы от обуви и пятна крови. Под окном чугунный радиатор. Занавеска на окне разорвана. Одна створка окна приоткрыта. На подоконнике едва заметные следы чьих-то ног.
      – Видимо, ему кто-то помешал, – пробормотал себе под нос Шатори, – вот он и бросил деньги.
      В этот момент на пороге появился старшина Чупати.
      – Прибыли, товарищ начальник! – Старшина остановился и, увидев убитую, воскликнул: – Эге, а крови-то, все равно что на бойне!..
      – Прекратите разговоры.
      – Слушаюсь. Ввести Кантора?
      – Можете ввести. Пришлите сюда фотографа и криминалиста.
      Старшина вышел из комнаты.
      – Только аккуратнее работайте, – проговорил Шатори.
      – Первым пусть войдет Кантор, – посоветовал Чупати, снова показавшийся в дверях.
      – Пусть войдет, – согласился криминалист. – Следы бы только не затоптал.
      Чупати бросил на криминалиста презрительный взгляд и спросил:
      – Откуда начинать?
      – От следов на подоконнике…
      Кантор подошел к подоконнику и, обнюхав его, поднялся на задние лапы, опершись передними на подоконник. Понюхав следы, пес выпрыгнул из окошка на землю. Старшина выскочил вслед за овчаркой.
      Пока криминалисты изучали следы, капитан Шатори в коридоре допрашивал свидетеля, который первым обнаружил убитую.
      Это был мужчина с рыжей шапкой всклокоченных волос и такой же рыжей бородой.
      – Кто вы такой? – спросил капитан.
      – Я здешний кочегар.
      Капитан попросил у кочегара удостоверение личности и начал листать его. Листал, а сам думал, откуда он может знать эту фамилию. «Паку, Паку… Ух, черт возьми, вспомнил!.. Да ведь этот Паку один из завсегдатаев салона Илоны».
      – Где вы были сегодня? – Капитан смерил кочегара внимательным взглядом.
      – Видите ли, я с полудня работаю в котельной.
      Шатори кивнул, не спуская глаз с дрожащих рук кочегара.
      – Ваша фамилия?
      – К вашим услугам, Пал Паку, – ответил кочегар, взгляд которого был направлен мимо капитана, в темноту коридора.
      Этот взгляд почему-то раздражал капитана. Шатори подошел ближе к Паку, чтобы взглянуть ему в глаза. Изо рта кочегара исходил неприятный запах.
      «Морфинист!» – догадался капитан.
      – Вы не левша? – как бы между прочим, спросил капитан.
      – Нет, что вы…
      – Тогда попрошу вас закатать левый рукав.
      – Зачем? На это у вас нет никакого права. Я ведь свидетель! – запротестовал Паку.
      «Да ты, дружок, отъявленный морфинист!» – подумал Шатори и произнес:
      – С какого времени работаете в больнице?
      – С первого января. Всю зиму я работал по двенадцать часов в сутки. Хотел в труде найти душевный покой…
      – Глядя на ваши руки, этого не скажешь – уж больно они у вас холеные.
      – Наша котельная работает на жидком топливе, а руки мне беречь надо.
      – Вот как! Почему же, разрешите спросить?
      – Я, видите ли, художник. Но в этом варварском мире, управляемом антихристами…
      – Ближе к делу, – перебил кочегара Шатори. – Скажите, зачем вам понадобилось в десять часов вечера появляться в комнате одинокой девушки? Вы что, ее любовник?
      – Нет, что вы, как вы могли такое подумать?! Разве могла такая красавица, как она, поцеловать такое чудовище?
      «В этом ты, пожалуй, прав», – согласился с ним Шатори.
      – Для меня Марика была как бальзам для души. Я хотел вырвать ее из лап старика. Когда у меня находилась свободная минутка, я рисовал девушку в саду. Иногда она заходила ко мне. Один портрет я подарил ей. Да вон он, лежит на шкафу. Я и в комнату-то к ней войти не решался. Господин главный врач был такой ревнивый, что пообещал мне четыреста форинтов, если я покажу ему Патера, который хотел жениться на Марике. Марика сама жаловалась мне, что она ненавидят этого негодяя… доктора…
      «Ну что за болтун», – подумал Шатори о кочегаре.
      – Так зачем же вы пришли к девушке? – повторил свой вопрос капитан и быстрым движением закатал кочегару левый рукав. Левая рука была испещрена маленькими черненькими точечками.
      Но кочегар, казалось, даже не расслышал вопроса капитана и продолжал:
      – Видите ли, товарищ следователь, если бы я не был так беден, то бросил бы главному врачу прямо в глаза его грязные четыреста форинтов.
      – Это почему же грязные? Вы что, не слышали моего вопроса?
      – Слышал… Девушка сама пригласила меня зайти к ней вечером, сказала, что у нее для меня есть какая-то работа и что мне больше не нужно будет работать в котельной. Вот я и пришел, да, как видно, напрасно. Подойдя к двери, я, как всегда, постучал, но ответа не услышал. Дверь была не заперта, в комнате горел свет, на кровати лежала красавица, а кругом кровь, кровь, кровь…
      Паку закрыл лицо руками и громко зарыдал.
      – Отведите его к машине, – сказал Шатори одному из криминалистов, – и дайте успокоительного.
      В конце коридора в этот момент появился Чупати с собакой. Паку и сопровождающий его полицейский прижались к стене, чтобы пропустить старшину с овчаркой. Кантор так неожиданно остановился перед Паку, что старшина чуть не наступил на пса. Овчарка начала тщательно обнюхивать неопрятно одетого, грязного кочегара. Оиа вдруг угрожающе зарычала.
      При виде огромной рычащей овчарки Паку прижался к стене и воскликнул:
      – Помогите!
      – Ну, что скажете, молодой человек? – спросил старшина у Паку.
      – Оставьте его в покое, – заметил Шатори, – он первым вошел в комнату убитой.
      – Кантор, оставь! – приказал Чупати собаке.
      Повинуясь приказу хозяина, Кантор отвернул голову от неприятно пахнущего человека и неохотно пошел к выходу. Весь вид овчарки свидетельствовал о том, что пес подчинился приказу хозяина, однако об этом плохо пахнущем человеке он составил свое, особое мнение.
      Паку, казалось, тоже не почувствовал к овчарке никакой симпатии. Быстрыми шагами он направился к выходу.
      – Товарищ начальник, у забора, выходящего к Дунаю, Кантор обнаружил след автомобильной шины. Преступник, видимо, очень спешил.
      – Санто, вы закончили? – спросил Шатори у криминалиста.
      – Так точно.
      – Тогда идите изучите следы шин.
      Другой криминалист, уложив в сумку инструменты, тоже направился к забору, сказав на ходу:
      – Здесь мы все сделали. Отпечатки следов сняли. К рассвету получим заключение экспертизы.
      – Теперь я могу забрать труп убитой? – спросил доктор.
 
      Шатори бросил взгляд на часы.
      «Всего лишь половина двенадцатого, – подумал он, – а мне казалось, что уже рассветает».
      В голове его мелькала пестрая мозаика лиц и событий: неопрятный бородатый мужчина, кровь на полу, эта убитая девушка, деньги, около миллиона форинтов, которые никто почему-то не забрал… Интересно, кто эта девушка и какую роль она играла в этом деле?
      С нетерпением капитан ждал возвращения Калди. А Калди в это время пытался получить ответ на тот же самый вопрос, беседуя с сотрудниками больницы.
      Старший лейтенант Калди за какой-то час проделал большую работу и установил следующее.
      Марика Лонтаи поступила на работу в больницу сестрой-ассистенткой, когда ей был двадцать один год. На красивую девушку сразу же обратил внимание Вархеи – главный врач гинекологического отделения больницы.
      Марика окончила с отличием курсы сестер и могла бы остаться ассистенткой в университетской клинике, однако не сделала этого из-за старшей сестры Терезы, которая обращалась с подчиненными с пуританской строгостью и следила за каждым шагом молодых сестер.
      До поступления в клинику Тереза была настоятельницей женского монастыря, и оттуда она перенесла монастырские порядки в клинику, что вполне устраивало профессора, руководившего клиникой.
      В первый же день прохождения практики молодыми курсистками старшая сестра увидела Марику в обществе молодого врача. С этого дня красивая девушка с монгольским разрезом глаз стала для Терезы аморальной. А Марика действительно была красива: высокая, стройная, спортивная фигура, гордая посадка царственной головки. Чувственная красота Марики привлекала к ней мужчин. Глядя на эту девушку с восточными чертами лица, нельзя было не заметить, что ее предки смешали свою кровь с кровью турецких завоевателей XIII века. Лицо у нее было чуть смуглое, а миндалевидные глаза опушены длинными ресницами. Марика родилась в бедной семье, и редкая красота девушки была ее единственным приданым.
      В деревне, где она родилась, Марика на собственном горьком опыте убедилась, как тяжело жить бедным. Ее дальние родственники здоровались с ней только до тех пор, пока сами были бедны. Обзаведясь хозяйством, купив домик и небольшой участок виноградника, они сразу же переставали с ней знаться. Как известно, за девушкой в селе плохая слава ходит до тех пор, пока она бедна.
      Марике очень хотелось стать учительницей и выйти замуж за врача. Достигнув четырнадцатилетнего возраста, она поняла, что претворить свою мечту в жизнь сможет только тогда, когда попадет в среду врачей. Но в деревне, где она жила, многие девушки мечтали выйти замуж за сельского врача. Марика понимала, что в городе, тем более в столице, положение иное. Вот почему девушка, переехав в Будапешт, поступила на курсы медсестер, училась, не жалея ни сил, ни стараний.
      – В этой больнице Марика сразу попала ассистенткой к главному врачу гинекологического отделения, а спустя несколько недель стала его любовницей, – продолжал свой рассказ старший лейтенант Калди.
      – А это вам откуда известно? – поинтересовался Шатори.
      Калди обиженно повел плечами: