Кантору надоело слоняться без цели, и он дернул поводок. Хозяин это понял, и они направились в полицию. Конец недели обещал быть радостным: в субботу праздник – День конституции, пятница – предпраздничный день. Чупати вспомнил, что он уже две недели не был дома и не видел жену и сына.
      Перед зданием полиции Чупати неожиданно увидел Шатори.
      – Ты здесь? – удивился сержант.
      – Да, а ты как здесь оказался?
      – Да так, – ответил Чупати.
      – А я как раз шел к тебе. Есть у тебя местечко для меня в своей радиомашине? А то мне что-то не хочется спать в казарме.
      – Аж целых два. Скажи, а домой мы скоро поедем?
      Шатори покачал головой.
      – Что-нибудь случилось? – поинтересовался Чупати.
      – Ничего особенного, дружище, если не считать того, что из местного музея стащили две картины Боттичелли.
      – А где этот музей находится?
      – В Эстергоме.
      – И поэтому ты здесь? – спросил Чупати, а потом шепотом добавил: – Уж не подозреваете ли здесь кого?
      Шатори улыбнулся наивности сержанта.
      Они прошли мимо стоявших в ряд машин. Шатори был очень доволен тем, что его включили в оперативную группу, которая занималась расследованием дела о похищении этих картин.
      – И вся суматоха из-за каких-то двух картин! – удивился Чупати, выслушав объяснение Шатори.
      – Представь себе. Между прочим, каждая из этих картин стоит не меньше миллиона.
      – Ух ты черт! – Чупати прищелкнул языком.
      Откровенно говоря, Шатори точно и сам не знал, зачем руководитель опергруппы послал его в этот городок. Сказал просто: «Поезжайте, присмотритесь. Вы можете понадобиться в любой день».
      – Хочешь, пройдемся вместе до станции и обратно, – предложил офицер.
      Чупати ничем не был занят и с радостью согласился:
      – До вечера я свободен, только предупрежу радиста, на случай если меня будут искать.
      По дороге Шатори рассказал Чупати про свои домашние дела: в этом году сын должен идти в школу, и жена сейчас готовила его к школе.
      На вокзале было очень оживленно, поезда прибывали чуть ли не каждые десять минут.
      С перрона оба полицейских и с ними Кантор прошли в зал ожидания, где работал единственный при вокзале буфет. В нем было грязно, накурено, всюду валялись пробки от пивных бутылок.
      – Выпьем чего-нибудь? – предложил Чупати.
      Шатори отказался.
      – А я выпью. Жажда мучает. – И сержант пошел к буфетной стойке.
      Шатори от нечего делать посмотрел в зал. За годы службы в полиции он научился чуть ли не одним взглядом окидывать все, что умещалось в поле зрения, и сразу же запоминать самое главное. Вот и сейчас его внимание привлекли трое мужчин с одинаковыми черными лакированными чемоданами.
      – Ну слава богу, утолил жажду, – сказал подошедший к офицеру Чупати.
      – Ну и хорошо. А взгляни-ка вон на тех трех типов, – Офицер глазами показал в зал.
      И тут, как ни странно, трое мужчин, словно по команде, встали и пошли к выходу.
      – Хлыщи, – насмешливо заметил сержант.
      – Да, но эти чемоданы у них…
      – Серийное производство, ничего не поделаешь…
      Шатори задумчиво смотрел мужчинам вслед.
 
      Пожар начался в цехе завода ровно в полночь. В цехе работало сто пятьдесят рабочих. Почти в одно время раздался взрыв в заводской трансформаторной будке. Огонь быстро подползал к транспортерным лентам. В темноте началась паника. Рабочие бросились к выходу.
      Начальник цеха бросился к пожарному сигналу, разбил предохранительное стекло, но кнопка вызова пожарных не действовала. Пламя тем временем подкрадывалось к машинам.
      – Позвоните в пожарную! – крикнул рабочим начальник цеха.
      Оправившись от страха, несколько рабочих с огнетушителями в руках бежали к горящему цеху.
      Мюллер наблюдал за пожаром из-за угла заводского двора. Затем он подпрыгнул вверх и ухватился руками за край каменного забора. Подтянулся на руках и перепрыгнул через стену. Что было сил побежал к кукурузному полю. Сердце билось где-то в горле. Возле шоссе он споткнулся и упал. Из-за поворота выскочила машина с зажженными фарами, и Мюллер быстро сполз в кювет, чтобы его не заметили. Где-то вдали завывала сирена. Когда машина проехала, он перебежал через шоссе к реке.
 
      Наговорившись вдоволь с другом, вместе с которым учился в академии четыре года назад, Шатори попрощался и вышел из полиции.
      Ночь обещала быть тихой, но спать Шатори почему-то не хотелось. В голове все мысли кружились вокруг украденных картин. Из Эстергома нити преступления вели, как выяснилось, в Будапешт, а начальство, неизвестно почему, посылает его за двести километров от места, где была совершена кража, в этот небольшой пограничный городок. Но приказ есть приказ.
      Дойдя до ворот, он решил немного пройтись перед сном. Часовой у ворот, как положено, отдал честь. Шатори слегка дотронулся кончиками пальцев до козырька фуражки.
      Вышел на улицу и вдруг увидел в самом ее конце, где-то на горизонте, багровое зарево.
      – Вы видите, что там? – спросил Шатори у часового. Несколько секунд оба молча смотрели на зарево, которое постепенно разрасталось.
      – Да ведь это пожар!
      «Где горит?» – хотел было спросить Шатори у часового, но тот уже побежал к телефону.
      – Товарищ дежурный, в районе машиностроительного завода пожар! Нет, нет, я не ошибаюсь! – кричал часовой в трубку. – Здесь рядом старший лейтенант… Вас просят к телефону… – часовой передал трубку Шатори.
      – Да… Я тоже вижу огонь… Возможно, нарушена пожарная сигнализация…
      Минуты через три по спящему городу пронеслись две пожарные машины.
      Старший лейтенант разбудил Чупати. Он долго тряс сержанта за плечо:
      – Да проснись же ты наконец!
      – Сейчас, сейчас, – отозвался Чупати.
      – Где шофер?
      – Спит в третьей машине.
      – Быстро разбуди его и – поехали!
      – Куда?
      – Поворачивайся поживее, спрашивать потом будешь…
      – Слушаюсь! – дошло наконец до сержанта, и он мигом выскочил из машины.
      Кантор давно уже поджидал хозяина.
      – Видишь? – спросил Шатори, показывая в сторону пожара.
      – Ого! Уже рассветает!
      – Это пожар, а не рассвет! Буди шофера!
      Через четверть часа они уже были возле завода. Одновременно с ними прибыл туда и сотрудник госбезопасности с солдатами, которые оцепили всю территорию завода.
      – Пожалуй, мы опоздали, – шепнул Шатори на ухо сержанту.
      Пожарники уже сражались с огнем. Шатори пошел искать начальника пожарной команды.
      – Какова, по вашему мнению, причина пожара? – спросил у него Шатори.
      – Вот погасим его, тогда будем думать, – ответил пожарник.
      – Шеф, – крикнул один из пожарников, – падает напор воды!
      – Немедленно подключите насос!
      Шатори подошел к ближайшему водопроводному крану и отвернул его: послышался свист воздуха, но воды почти не было.
      – Что же это такое, неужели на водокачке нет воды? – удивился сторож. – В городе свет есть, тогда почему we не работает водокачка?
      – А где она находится?
      – Вот там! – показал сторож в сторону реки. – Подождите, я им сейчас позвоню…
      Номер водокачки был почему-то занят.
      Шатори выскочил во двор, освещенный зловещими языками огня. Возле машины его ожидал Чупати с собакой.
      – Все в машину! – крикнул старший лейтенант на бегу.
      Через несколько минут они уже были возле водокачки, территория которой была обнесена колючей проволокой.
      – Пошли! – крикнул Шатори, первым выпрыгнув из машины.
      Ворота оказались на запоре. Офицер ловко перелез через проволоку. Ключ от ворот висел на гвозде. Пока офицер открывал ворота, Чупати пристегнул поводок к ошейнику Кантора.
      – Пусти первой собаку, – посоветовал Шатори.
      – Кантор, вперед! – приказал сержант, и пес бегом ринулся в компрессорную, где горело электричество. Ворвавшись туда, он замер над техником, который валялся на полу перед распределительным щитом…
      Скинув с себя промасленный комбинезон и маску, Мюллер сунул их в мешок, который положил под кормушку козе.
      – Вот тебе на сохранение!
      Он посмотрел на часы. Было четверть третьего. Пока все шло, как было задумано: весь город был взбудоражен. Мать и та помчалась на пожар. Мюллер и не предполагал, что все пойдет так гладко. Через какой-нибудь час он сядет на скорый поезд, отправляющийся в Будапешт, – иконец! Сейчас это было главное.
      Мюллер прошел в сени, перед дверью остановился, подумал о том, что нужно будет как-то известить мать, чтобы она его не разыскивала. Но тут же раздумал.
      Забрав свой сверток, он быстро вышел на ночную улицу и зашагал к вокзалу.
      «Не надо зря волноваться», – внушал он себе, то и дело поглядывая на часы.
      Идти прямо на станцию было еще рано. Он с полчаса постоял около одного дома с темными окнами.
      Чупати вдруг хлопнул себя по лбу:
      – Знаешь, начальник, а мы однажды уже заходили сюда! Вон там в углу сарай, а в сарае коза!
      Подойдя к сараю, сержант открыл дверь. Из глубины послышалось блеяние. Чупати зажег фонарик.
      – И как это я тогда сплоховал? – посетовал сержант, – Чего это ты там? – спросил Шатори.
      – Я знал, что Кантор зря не поведет. Но я не понял его тогда…
      – А сейчас понял? – засмеялся офицер.
      Кантор рвался к кормушке, но коза никак не хотела подпускать туда собаку. Она даже толкнула Кантора, и тот от неожиданности присел на задние лапы. Но тут же вскочил и так оскалился на козу, что та испуганно отскочила в сторону.
      Тем временем двое полицейских по приказу офицера пошли осматривать дом.
      Кантор с трудом вытащил из-под кормушки мешок со спрятанными в нем вещами.
      – Ого! – воскликнул Шатори, вытаскивая из мешка ботинки на каучуке. – Вот кто был на водокачке! А это что еще за штука? – У Кантора в зубах была резиновая маска с париком.
      – Ну и дела! – вскрикнул Чупати. – Маскарад!
      Больше ничего подозрительного в сарае найдено не было.
      Осмотрев дом, полицейские заявили, что там никого нет, но по всем признакам на кровати еще совсем недавно кто-то лежал.
      Кантор направился на веранду, но ничего там не нашел.
      Много времени группа Шатори потеряла в пути: сначала Кантор повел их на водокачку, потом к забору завода и обратно.
      Было три четверти четвертого. Пожар на машиностроительном был потушен, но ущерб оказался огромным. Крыша главного цеха обвалилась и погребла под обломками пятерых рабочих.
      …Кантор побежал быстрее, однако возле одного дома он остановился и долго нюхал землю.
      – Что это значит? – спросил Шатори.
      – Это значит, что здесь кто-то стоял, – пояснил Чупати.
      – Поторопи его, – попросил офицер.
      Но Кантора не нужно было торопить, он перебежал через парк и вышел на центральную площадь.
      – Идем к станции, – заметил офицер.
      – Да, по-видимому, – согласился Чупати.
      Шатори не сомневался в том, что человек, по следам которого они шли, имел прямое отношение к последним событиям. Не его ли рук дело пожар на заводе и отключение воды на водокачке?…
      Недалеко от железнодорожной станции они встретили полицейского.
      – Не заметили ничего подозрительного? – спросил его Шатори.
      – Ничего… ничего особенного… Разве что… Четверть часа назад проверил документы у одного… Но он оказался местным, рабочий с завода… электрик… Едет в область…
      – Электрик?
      – Да… Молодой парень… с веснушками. Но он местный, – повторил полицейский.
      – Быстро на вокзал! – скомандовал Шатори.
      Полицейские едва поспевали за Кантором, который несся сломя голову. К вокзалу они подбежали в тот момент, когда к перрону подошел скорый поезд.
      Кантор на секунду задержался у одной из касс, но по знаку хозяина быстро побежал по коридору.
      В этот момент из зала ожидания второго класса на перрон как раз выходил молодой парень, блондин. Шатори тоже заметил парня и быстро направился к нему. Но тут парня заслонили пассажиры, только что сошедшие с поезда.
      На минуту Шатори потерял его из виду. Когда же пассажиры прошли, он снова увидел его: тот стоял у стены, прислонившись к ней спиной. И тут Шатори обратил внимание на двух мужчин с большими чемоданами в руках. Увидев блондина, один из мужчин подошел к нему и поставил чемодан на землю. Сунув в рот сигарету, начал искать в кармане спички. Блондин повернулся к нему и, щелкнув зажигалкой, дал прикурить.
      В этот миг Кантор прыжком вскочил блондину на плечи и повалил его на землю. Шатори схватил стоявший на земле чемодан.
      – Кантор, отпусти! – приказал Чупати собаке, которая неохотно выпустила из пасти воротник блондина.
      – Браво!.. – послышался за спиной Шатори чуть хрипловатый голос. – Я же вам говорил, что мы с вами скоро встретимся…
      Шатори быстро повернулся кругом.
      – Товарищ подполковник, разрешите доложить…
      – Потом, не здесь…
      – Прошу прощения, как вы здесь оказались, товарищ подполковник?…
      – Не называйте меня по званию… Я шел вот за этими двумя господами. Особенно я беспокоился за безопасность господина секретаря. – Подполковник кивнул головой в сторону двух мужчин, которые стояли, подняв руки вверх.
      – Вы все знали? – с удивлением спросил Шатори.
      – Знал? Такие вещи знать заранее никогда нельзя, Можно чувствовать, предполагать, подозревать, но знать?… – И, повернувшись к этим людям, добавил: – Ребята, этих господ я доверяю вам. А картины, раз уж они попали в руки именно к вам, старший лейтенант, вы и несите.
      – Они здесь? – удивленный Шатори приподнял чемодан.
      – Да, две картины Ботичелли. Правда, это всего лишь копии, но очень хорошие, не так ли, господин секретарь? Превосходные копии!
      Шатори только сейчас посмотрел на мужчину, которого подполковник величал секретарем.
      – Да, да, это художественный секретарь… который так тщательно обследовал и музей и собор, только ему не было известно, что оригиналы этих картин находятся в другом месте, в Будапеште. – Подполковник посмотрел на Шатори. – Так что совсем неплохо, когда человек часто посещает художественные выставки и может отличить копию от оригинала… А сейчас, я надеюсь, старший лейтенант, вы меня пригласите на чашку кофе.
      – Разумеется, только разрешите представить вам старшего сержанта Чупати и его служебную собаку по кличке Кантор. Благодаря им я здесь с вами и встретился…
      – Я видел, как вы работаете. Поздравляю. Надеюсь, этот парень, – подполковник ткнул трубкой в сторону Мюллера, – не успел наделать слишком много…
      – Боюсь, слишком много, – заметил Шатори. – Более чем достаточно, чтобы заслужить по Уголовному кодексу петлю на шею.
      – Простите, я ничего такого не сделал… – дрожащим голосом произнес Мюллер. – Я просто дал прикурить этому мужчине. Я его даже не знаю вовсе…
      – Ничего, разберемся, – ответил Шатори, листая удостоверение личности Мюллера. – Коза поможет…
      – Я протестую, я ничего не сделал…
      Кантор несколько раз громко протявкал.
      – Слышали? – Подполковник кивнул в сторону собаки. – У Кантора на этот счет свое мнение…
      – …Янош Мюллер, – закончил вместо подполковника Шатори.
 
      Кантор, встав на задние лапы, передние положил Чупати на плечи и терся мордой о голову сержанта. Они не заметили, как в коридоре появились начальник областной полиции и начальник районной полиции.
      – А вы тут чем занимаетесь? – спросил один из офицеров.
      – Развлекаемся, – ответил Чупати, отведя в сторону голову Кантора.
      – Гм… – Полковник смерил старшего сержанта взглядом с ног до головы.
      – Товарищ полковник, разрешите спросить: вы свое обещание выполните? – шутливым тоном проговорил Чупати.
      – Какое обещание?
      – Вы же обещали представить нас к награде…
      – Пока вы заслуживаете гауптвахты, а не награды. Какое вы имели право, находясь в моем распоряжении, самовольно уйти из радиомашины и отсутствовать с полуночи до половины восьмого утра? Где ваша дисциплина? У нас такого еще никогда не было!
      По тону полковника Чупати мгновенно понял, что с ним шутки плохи, когда дело касается вопросов дисциплины. Сержант быстро освободился от объятий Кантора и, щелкнув каблуками, доложил по всем правилам:
      – Товарищ полковник, докладываю: мной и Кантором был задержан опасный преступник.
      – Что вы говорите? – Полковник с изумлением смотрел то на старшего сержанта, то на Кантора, который, усевшись на задние лапы, передней правой «отдавал честь».
      – На рассвете на станции нами задержан и передан группе госбезопасности важный преступник, – повторил Чупати.
      – И вы только сейчас мне об этом говорите?! – воскликнул полковник.
      Начальник областной полиции улыбнулся и по-дружески похлопал Чупати по плечу:
      – Молодец старшина.
      – Старший сержант, – поправил Чупати.
      – Был им, а теперь старшина… Это я вам точно обещаю. И его не забудем. – Офицер показал на Кантора.
      В обод Кантор удостоился того, что начальник полиции сам положил ему миску густого гуляша, однако Кантор даже не притронулся к вкусно пахнувшему блюду, чем вызвал всеобщее удивление.
      Чупати тоже недоумевал, почему Кантор отказывается от столь вкусной еды. Может, у него пропал аппетит от волнения?
      После обеда в честь Дня конституции на плацу выстроился весь личный состав полиции. Начальник районной полиции сказал короткую речь, в которой упомянул о том, как отличились Чупати и его четвероногий друг Кантор. А затем Чупати в торжественной обстановке был вручен нагрудный знак «Отличный пограничник». Точно таким же значком был награжден и Кантор. Каждый раз, когда упоминалось имя Кантора, пес, словно понимая, что говорят именно о нем, замирал и не двигался. Он торжествовал.
      Чупати была вручена также денежная премия в размере тысячи форинтов. После того как закончилась торжественная часть, Чупати, надеясь, что у Кантора теперь появился аппетит, повел его кормить. Повар вымыл миску и положил в нее самые лучшие куски мяса. Однако Кантор, поглядывая то на хозяина, то на соблазнительно пахнувшую еду, так и не притронулся к ней.
      – Что с тобой, дружище? – спросил Чупати собаку. – Почему ты ничего не ешь?
      Кантор тоже с недоумением смотрел на своего хозяина, не понимая, почему ему дают еду в новой миске. Ведь сам хозяин приучил его к тому, чтобы он никогда не брал еду из чужих рук и новой посуды.
      – Ах ты черт подери! – вдруг радостно воскликнул Чупати. – Миска! Ты не хочешь есть из новой, незнакомой тебе миски! Все ясно! – Сержант, не задумываясь, стащил с головы фуражку и все содержимое новой миски опрокинул в нее.
      – Ешь! – Чупати поднес фуражку с едой под нос Кантору.
      Пес с жадностью набросился на еду.
      – Ну наконец-то! – с облегчением вздохнул Чупати. – Как же я мог забыть! А где мне теперь достать новую фуражку? Вот вопрос.
      После праздника Чупати купил себе облюбованные раньше ботинки на каучуковой подошве – благо премия лежала в кармане. Теперь он вместе с Кантором спал в казарме, в комнате, специально отведенной для гостей. Спал сном праведника.
      Проснувшись, Чупати надел новые ботинки и довольным тоном сказал:
      – Ну, Кантор, если бы не ты, то не видать бы мне этих ботинок… А ты не завидуешь, а?
      Кантор внимательно оглядел ботинки, но нет же, он нисколько не завидовал своему хозяину.
      Стояло прекрасное августовское утро. Чупати привел в порядок свое обмундирование: почистил, выгладил. Согласно приказу он временно оставался в распоряжении местного начальства. Ему даже дали несколько выходных дней, которые он мог использовать по собственному усмотрению.
      – Ну, Кантор, что мы с тобой будем делать? – спросил он, обращаясь к собаке, и сам же ответил: – Сначала осмотрим город, так? А потом пойдем купаться на Дунай, согласен?
      Сержант так тщательно причесал Кантора, что шерсть на нем заблестела как намасленная.
      – Ну, теперь пошли, пижон! Когда сержант подошел к проходной, часовой встретил его дружеской улыбкой и спросил:
      – Товарищ старший сержант, вы не находите, что у вас… не все в порядке?
      Чупати инстинктивно схватился за голову, на которой не было фуражки.
      – Вот олух! – выругался он. – В форме и без головного убора. Что же делать?
      – Попросите в казарме у ребят. Они вам дадут пилотку, – посоветовал часовой.
      Через несколько минут Чупати уже шел в казарму.
      – Как хорошо, что я вас встретил, – увидев Чупати, сказал ему молоденький лейтенант. – Я уже был у вас…
      – Ну вот и погуляли… – недовольно проворчал сержант, предчувствуя, что не зря его искали. – Что случилось?
      – Ничего особенного не случилось, – продолжал лейтенант. – Звонили из Тохомока, передали, что у них произошло нарушение госграницы…
      – Вот так «ничего особенного»!..
      – Передали, что дело несложное. Двое каких-то заблудились в камышах, и только…
      – Ну, Кантор, конец нашей свободе, пошли!
 
      Небольшая пограничная застава размещалась у черта на куличках, там, где тянулись сплошные болота.
      Шофер-пограничник довез Чупати до заставы и тут же укатил обратно.
      – Сколько сопровождающих вы мне дадите? – спросил Чупати начальника заставы – молоденького старшего лейтенанта.
      – Сопровождающих? – удивился лейтенант. – Я думал, вам их в городе дадут. У меня ни одного человека свободного нет.
      – Жаль, но тогда я не смогу начать работу. По инструкции мне положено не менее двух сопровождающих. А вы мне их не даете.
      – Один-единственный солдат сейчас не занят, он конюх… ухаживает за лошадьми. Его могу дать, а смена сама посмотрит за животными, хотя ругаться сильно будет…
      Чупати выглянул в окошко: кругом расстилалась однообразная, ровная зеленая равнина с серыми пятнами зарослей тростника где-то на горизонте.
      – Далеко вам не придется идти, – попытался успокоить Чупати начальник заставы. – Каналы и озеро мы постоянно контролируем на моторной лодке. А в болото ни одна живая душа не осмелится сунуться, суши же у нас кот наплакал…
      – Хорошенькое утешение. – Чупати отошел от окна и, махнув рукой, сказал: – Давайте вашего конюха…
      Конюхом оказался высокий молодой парень с обвислыми, как у сома, усами, флегматик с очень покладистым характером.
      Через несколько минут конюх, повесив себе на шею карабин, был уже готов выйти в путь. До места нарушения границы Чупати довел сам начальник заставы. На мокрой земле явственно отпечатались два следа: мужской и женский. Договорились с начальником заставы, что, если что-нибудь случится, Чупати даст длинную очередь из автомата в воздух.
      Далее пошли по лугу, через полкилометра начались заросли тростника. Идти было трудно: заросли были густыми и высокими.
      Только тут Чупати спохватился, что ему следовало бы попросить у старшего лейтенанта болотные сапоги.
      После часа блуждания по зарослям Чупати спросил конюха:
      – Где мы находимся?
      – А черт его знает, – спокойно ответил тот.
      – Разве ты не знаешь этих мест?
      – Нет. Меня никогда сюда не брали.
      – Так чего ты мне об этом раньше не сказал?
      Отдохнув, пошли дальше на север. Под ногами хлюпала вода.
      – Хоть компас у тебя есть? – спросил Чупати конюха. Тот покачал головой.
      Через некоторое время вода дошла до колен, а потом и выше, Кантор уже не шел, а плыл.
      Наткнувшись на крохотный сухой островок, остановились передохнуть. И вдруг Кантор, подняв уши, начал настороженно слушать. Чупати тоже прислушался. Где-то недалеко кричал ребенок, кричал взахлеб, как обычно грудные младенцы.
      – Ты слышишь? – спросил сержант конюха.
      – Слышу, младенец плачет…
      Встали и пошли на крик. И снова пришлось идти по колено в воде, пока не выбрались на небольшой островок, на котором лежал завернутый в пеленки младенец.
      – Черт возьми! – выругался Чупати. – Что же нам теперь с ним делать?… Нужно возвращаться обратно, но только прямым путем…
      – Я совсем не умею плавать, – заявил конюх.
      Чупати остолбенел: он и сам-то, по правде сказать, плавал неважно.
      Повернули в сторону заставы. Вода местами доходила до подмышек. Конюх, бывший на голову выше Чупати, нес ребенка на поднятых вверх руках. Кантор пробирался вплавь.
      Через час все выбились из сил. Чупати потерял один башмак, который засосало болотной грязью.
      Солнце еще стояло высоко в небе, они все шли и шли, а камыши не кончались.
      – Помогите! Помогите! – Тишину разорвал истеричный женский крик.
      – Скорее туда! – скомандовал Чупати и побежал на крик.
      Через несколько метров тростниковые заросли неожиданно кончились. Взору открылось ровное место, на котором синела гладь озера, а в самом центре этой равнины две черные головы: мужская и женская.
      Чупати несколько мгновений смотрел на двух человек, которых засасывала трясина.
      В это время со стороны озера послышалось слабое тарахтение моторки.
      – Стреляй в воздух! – крикнул Чупати конюху, чувствуя, как почва уходит из-под ног. – Кантор, возьми его! Это бандит! – успел крикнуть сержант псу, ткнув рукой в сторону мужчины, и энергично заработал руками и ногами, чтобы как-то удержаться на поверхности, не уйти под воду.
      Когда Кантор подплыл к мужчине, тот вытащил пистолет и, хотя Кантор успел повиснуть у него на руке, выстрелил. Пламя обожгло Кантору шерсть. Пуля прошла в нескольких метрах от Чупати, никого не задев.
      Через несколько секунд вдали показалась моторка пограничников. Чупати чувствовал, как его все глубже и глубже засасывает трясина и он не в состоянии был пошевелить ни рукой, ни ногой…
      Подоспевшие на моторке пограничники успели вытащить Чупати, конюха с младенцем, Кантора и мужчину с пистолетом.
 
      В сознание Чупати пришел только в больнице. Открыв глаза, он увидел белый потолок и белые стены. Был еще день. В окно падали солнечные лучи. Чупати сел на койке, и его первыми словами были:
      – А где женщина?
      – Спокойно, товарищ Чупати, спокойно! – К нему подошел врач в белом халате. – Не нужно волноваться.
      Кантор, который все время лежал возле кровати хозяина и не сводил с него глаз, сразу же вскочил на ноги, как только сержант открыл глаза, и бросился лизать ему шею от радости.
      – Так где же женщина? – еще раз спросил Чупати.
      – К сожалению, ее спасти не удалось. Когда пограничники вытащили ее из болота, она была мертва, – ответил наконец врач, готовя шприц для очередного укола.
      Когда с процедурами было покончено, в палату впустили конюха-пограничника.
      – Что с ребенком? – спросил у него Чупати.
      – Все в порядке, отдали в детский дом. Доктор говорит, что жизнь малыша вне опасности.
      – Известно, чей это ребенок? – поинтересовался сержант.
      – Отец ребенка, если такого мерзавца можно еще называть отцом, Иштван Ласло…
      Подробности Чупати узнал несколько позже, когда уже переодевался в свою одежду.
      Оказалось, что мужчина работал главным бухгалтером одного будапештского предприятия и совершил крупную растрату, за которую его должны были привлечь к уголовной ответственности. Чтобы избежать наказания, он решил бежать в Австрию вместе с женой и пятимесячным ребенком. Один из местных жителей за тысячу форинтов обещал перевести их через границу. Однако довел их только до болота, ткнул рукой, куда нужно идти дальше. Вот они и пошли…
      – Бывают же такие мерзавцы! – воскликнул возмущенно Чупати.
      – Проводника уже арестовали, – сообщил пограничник.
      Одевшись и подозвав к себе верного Кантора, старший сержант сказал:
      – Ну что, дружище, в этом болоте и тебе небось не сладко пришлось?
      Насколько Кантору везло в работе, настолько он был невезуч в любви. За последние годы у него, правда, было несколько легких любовных похождений в дни, свободные от заданий, родилось несколько щенков, которые были похожи на Кантора и унаследовали от него ряд положительных качеств.
      Однако для настоящей любви у Кантора не было ни времени, ни возможности. Внутренняя дисциплина и собранность, к которым пес привык во время работы, не позволяли ему тратить время на такие вещи.
      С появлением же Лохмушки все изменилось: Кантор по-настоящему влюбился. Каждый раз, возвращаясь с задания, как бы поздно ни было, пес в первую очередь направлялся не к своей конуре, а к домику, в котором жила молодая собака. Кантору доставляло удовольствие хотя бы увидеть ее мельком, взглянуть, как она дремала, растянувшись в конуре. По утрам Кантору было особенно приятно слушать, как Лохмушка призывно лаяла, повернув голову в его сторону. Пес старался научить Лохмушку всему тому, что хорошо знал и умел сам, за что та платила ему подобострастным обожанием.
      Султану тоже нравилась Лохмушка, однако каждый раз, когда он пытался приблизиться к ней, собака встречала его злобным рычанием, что наводило его на невеселые мысли о том, что у него есть более счастливый соперник.
      В начале сентября старшему сержанту Чупати было досрочно присвоено воинское звание «старшина».
      Наблюдая за заигрыванием Кантора с Лохмушкой, вновь испеченный старшина радовался их дружбе. В мечтах старшина уже видел щенков от Кантора с Лохмушкой, которые бегали по двору, умножая собачье потомство части. Это были бы такие щенки, каких не сыщешь на всем свете, каких не стыдно показать на любой международной выставке служебных собак. Более того, старшина был уверен, что все призовые места заняли бы именно его собаки.
 
      Однажды после обеда Чупати незаметно удалился домой, оставив Кантора в будке Лохмушки. Когда же часов в десять вечера Чупати был вызван на происшествие и пошел за Кантором, тот, как разъяренный тигр, бродил взад и вперед по конуре Лохмушки, которая безмятежно дремала в углу.
      – Кантор, дорогой, не сердись на меня, что я помешал тебе, – сказал Чупати, – но нас вызывают на задание.
      Как только старшина открыл дверь, Кантор выскочил из конуры и, потянувшись, бросился хозяину на шею.