Пролог

Худые пальцы декана Тобикуса барабанили по твердой деревянной столешнице. Он развернул кресло так, чтобы сидеть лицом к окну, а не к двери, – специально, чтобы не глядеть на нервного сухощавого человечка, вошедшего в его кабинет на втором этаже Библиотеки.

– Ты… ты просил… – заикнулся Вайсеро Билаго, но Тобикус приподнял дрожащую – кожа да кости – руку, остановив его.

Билаго, глядящего в лысый затылок старого декана, пробил холодный пот. Он посмотрел на стоящего в стороне Брона Турмана, одного из наставников Библиотеки, жреца высшего ранга, принадлежащего к ордену Огма, но высокий мускулистый мужчина лишь слегка пожал плечами: ему нечего было ответить.

– Я не просил, – обстоятельно поправил декан Тобикус Билаго. – Я велел тебе явиться. – Тобикус развернулся в своем кресле, и нервный Билаго, кажущийся сейчас как никогда маленьким и ничтожным, отпрянул к дверям. – Ты все еще внимаешь моим приказам или уже нет, дорогой Вайсеро?

– Ну конечно, декан Тобикус, – отозвался тот. Он осмелился приблизиться на шаг, выйдя из тени. Билаго был алхимиком, постоянно проживающим в Библиотеке Назиданий, открытым последователем и Огма, и Денира, хотя формально не принадлежал ни к одному из орденов. Он был предан декану Тобикусу, как служащий хозяину и как овца пастуху разом. – Ты декан, – почтительно проговорил он. – Я всего лишь слуга.

– Точно! – прошипел Тобикус, словно предупреждающая о нападении рассерженная змея, и Брон Турман с подозрением уставился на иссохшего старика.

Никогда прежде декан не был столь возбужден и взволнован.

– Я декан, – подчеркнул Тобикус последнее слово. – Я распределяю в Библиотеке обязанности, а не Кэ…

Тобикус проглотил конец фразы, но и Билаго, и Турман уловили выпущенную часть и поняли смысл.

Декан говорил о Кэддерли.

– Ну конечно, декан Тобикус, – покорно повторил Билаго, не скрывая подавленности.

Внезапно до алхимика дошло, что он оказался в центре битвы между могущественными силами, и это, возможно, ему дорого обойдется. Дружба Билаго и Кэддерли не была тайной. Также не делалось секрета и из того факта, что алхимик частенько работает над несанкционированными и финансируемыми частным образом проектами молодого жреца, беря плату лишь за используемые вещества.

– В твоей лавчонке имеется какой-нибудь каталог? – поинтересовался Тобикус.

Билаго кивнул. Естественно, у него был каталог, и Тобикус знал это. Лаборатория Билаго подверглась разрушению меньше года назад, когда Библиотека попала под смертоносное воздействие Проклятия Хаоса. Глубокие сундуки требовали починки и замещения ингредиентов, и Билаго сразу же составил полный реестр.

– У меня тоже кое-что есть, – заметил Тобикус. Брон Турман все еще взирал на декана с любопытством, не понимая, к чему тот ведет. – Я знаю все, что должно быть там, – начальственно продолжил старик. – Все, улавливаешь?

Билаго, которому чувство чести придало силы, выпрямился впервые с тех пор, как вошел в комнату.

– Ты обвиняешь меня в воровстве? – прямо спросил он.

Поза, которую принял худощавый человечек, вызвала у декана насмешливую ухмылку.

– Пока нет, – словно ненароком ответил он, – поскольку ты все еще здесь, а значит, все, что ты захотел бы взять, тоже должно быть тут.

Билаго попятился; его кустистые брови нахмурились, между ними пролегла глубокая складка.

– Твои услуги больше не требуются, – объяснил Тобикус по-прежнему внушающим трепет холодным тоном.

– Но… но декан, – пробормотал Билаго. – Я же…

– Убирайся!

Брон Турман выпрямился, расслышав в голосе Тобикуса интонации, которые указывали на использование магии. И бородатый жрец Огма не удивился, когда Билаго внезапно оцепенел и буквально выпал из комнаты. Взглянув на Тобикуса, Турман поспешил закрыть двери.

– Он был хорошим алхимиком, – негромко произнес Турман, возвращаясь к огромному письменному столу.

Тобикус вновь смотрел в окно.

– У меня есть причины сомневаться в его верности, – объяснил декан.

Брон Турман, прагматик, никогда не питавший особого пристрастия к Кэддерли, не стал настаивать. Тобикус был деканом, а значит, имел право нанять или уволить любого, не принадлежащего к клиру служителя по своему выбору.

– Бэкио был тут целый день, даже больше, – сказал Брон Турман, меняя тему. Человек, о котором он упомянул, был командиром гарнизона Кэррадуна, прибывшим обсудить оборону города и Библиотеки на случай нападения Замка Тринити. – Ты говорил с ним?

– Мы не нуждаемся в Бэкио и в его крохотной армии, – самоуверенно заявил Тобикус. – Я вскоре отпущу его отряд.

– От Кэддерли нет вестей?

– Нет, – ответил Тобикус, не кривя душой.

Действительно, декан ничего не слышал о юноше с тех пор, как Кэддерли и его спутники ранней зимой удалились в горы. Но Тобикус верил, что армия не потребуется, верил, что Кэддерли добьется успеха и сокрушит Замок Тринити. Ибо сила молодого жреца росла, и декан чувствовал себя отделённым от света Денира. Когда-то Тобикусу была под силу самая могущественная священная магия, но теперь даже простейшее заклинание, вроде того, которым он воспользовался, чтобы отослать беднягу Билаго, с трудом срывалось с его узких губ.

Он отвернулся от окна и встретился с полным сарказма взглядом Брона Турмана.

– Ладно, – уступил старик. – Скажи Бэкио, что я встречусь с ним сегодня вечером. Но я настаиваю, что его армия должна занять оборонительную позицию и не предпринимать долгого и утомительного путешествия в горы!

Брон Турман удовлетворился этим.

– Но ты уверен, что Кэддерли и его друзья победили, – ехидно заметил он.

Тобикус не ответил.

– Ты веришь, что Библиотеке больше ничто не угрожает, – настаивал Брон Турман. Бородатый жрец Огма улыбнулся, в его больших серых глазах мелькнула задумчивость. – По крайней мере, ты веришь, что одной угрозой стало меньше, – добавил он.

Взгляд Тобикуса посуровел, морщины, похожие на вороньи лапки, сбежались к переносице и окружили глазницы кольцом складок.

– Это тебя не касается, – тихо предостерег он.

Брон Турман уважительно поклонился.

– Это не означает, что я ничего не понимаю, – сказал он. – Вайсеро Билаго был отличным алхимиком.

– Брон Турман…

Жрец смиренно поднял руку.

– Я не друг Кэддерли, – проговорил он. – Но я и не юнец какой-нибудь. Я заметил, что в обоих наших орденах идет борьба противоположных сил и процветают интриги.

Тонкие губы Тобикуса сморщились, старик, казалось, сейчас взорвется, и Брон Турман решил, что это знак того, что ему надо немедленно удалиться. Он еще раз быстро поклонился и вышел из комнаты.

Декан Тобикус откинулся на спинку кресла и вновь повернулся к окну. Несмотря на кажущуюся крамолу, прозвучавшую в словах Турмана, он не мог ни возразить, ни наказать жреца Огма, поскольку служитель был совершенно прав. Жизнь Тобикуса насчитывала уже больше семи десятилетий; возраст Кэддерли едва перевалил за второй десяток, хотя по какой-то причине, которой старый клирик не мог понять, Кэддерли пользовался особой милостью Денира. Но декан пришел к власти путем усердия, стараний и великих личных жертв, его пост стоил ему многих лет почти отшельнического учения, и он не собирался сдавать позиции. Он очистит Библиотеку от явных сторонников Кэддерли и укрепит этим свое положение в ордене. Жрец Эйвери Скелл, наставник и приемный отец Кэддерли, и Пертилопа, бывшая мальчику почти что матерью, оба уже мертвы, а Билаго вскоре покинет эти стены.

Нет, Тобикус не сдаст свои позиции.

Не сдаст без борьбы.

Обещание спасения

Кьеркан Руфо стряхивал упорно липнущую грязь со своих сапог и штанов, как всегда безмолвно проклиная себя. Он был изгоем, отмеченным красно-синим клеймом, изображающим незажженную свечу над закрытым оком, отпечатанным прямо посреди лба.

– Вепеtellemara, – прошептал Друзил.

Чешуйчатое создание едва ли двух футов росточком, с крыльями летучей мыши и песьей мордочкой, крошка-бесенок заключал в себе куда больше зла, чем худший из людей-тиранов.

– Что ты сказал? – фыркнул Руфо.

Он опустил взгляд на своего потустороннего компаньона. Они были вместе вот уже ползимы, и ни один из них особо не нравился другому. Эта неприязнь вспыхнула в Шилмисте, в лесу к западу от гор Снежных Хлопьев, когда Друзил пригрозил Руфо и заставил его служить своим нечестивым хозяевам, правителям Замка Тринити: способствовал падению Кьеркана Руфо и изгнанию его из ордена Денира.

Друзил с любопытством взглянул на человека и скосил глаза, избегая мерцающего света факела, который тот нес. Рост Руфо превышал шесть футов, но сам он был – кожа да кости. Бывший жрец всегда стоял как-то под углом, накренившись в сторону, что делало его – или мир за ним – странноватым и ни с чем не сравнимым. Друзил, который последние несколько месяцев провел бродя по Снежным Хлопьям, сравнивал Руфо с выросшим на крутом склоне деревом. Метнув еще один взгляд на своего постоянно угрюмого спутника, бесенок усмехнулся.

Бесу хотелось бы увидеть этого мужчину в новом свете – он очень старался. Эта копна тонких спутанных черных волос, эти пронзительные глаза – черные ямы на бледном лице, эта необычная осанка – нет, Руфо явно мог бы быть весьма импозантным. Теперь пробор бежал по его голове точно посредине, Руфо не зачесывал волосы набок, поскольку под страхом смерти не смел скрывать ужасное клеймо, отметину, приговорившую его к отшельничеству, знак, предостерегающий каждого, кто встретится ему на пути, остерегаться его.

– На что это ты уставился? – требовательно спросил Руфо.

– Веnе tellemara, – вновь проскрежетал Друзил на языке нижних уровней, нанеся смертельное оскорбление интеллекту Руфо.

Друзилу, воспитанному Хаосом и злом, все люди казались несказанными тупицами, слишком обуреваемыми эмоциями, чтобы быть годными хоть на что-то. А этот, Руфо, оказался еще неповоротливее, чем большинство из его породы. Однако Абаллистер, колдун, хозяин Друзила, теперь мертв, убит Кэддерли, собственным сыном, тем самым жрецом, который заклеймил Руфо. А Дориген, занявшая место Абаллистера, то ли захвачена в плен, то ли перешла на сторону Кэддерли. Вот и остался Друзил скитаться в одиночестве на мерзком материальном уровне. С его врожденными способностями и без колдуна, с которым его связывала бы служба, бес мог бы найти дорогу обратно на нижние уровни, но Друзил не хотел этого – пока не хотел. Потому что именно здесь, на этом уровне, в подземелье этого самого здания, покоилось TuantaQroMiancay, Проклятие Хаоса, одно из самых могучих и зловещих снадобий, которые только можно состряпать. Друзил желал вернуть его и намеревался сделать это с помощью Руфо, своего партнера и – заодно – марионетки в бесовских лапках.

– Я знаю, что ты сказал, – соврал Руфо и передразнил "Bene tellemara" Друзила.

Бесенок ухмыльнулся, ясно показывая, что ему совершенно безразлично, догадывается Руфо о значении фразы или нет.

Руфо оглянулся на грязный туннель, который должен был привести их под винный погреб Библиотеки Назиданий.

– Итак, – нетерпеливо бросил он, – нам сюда. Веди и вытащи нас из этого отвратительного места.

Друзил метнул на него скептический взгляд. Из всего, что твердил бес последние пару недель.

Руфо так ничего и не понял. Но уйти отсюда? Друзил задумался. Руфо абсолютно все пропустил мимо ушей. Вскоре они заполучат Проклятие Хаоса; зачем же уходить?

Затем Друзил кивнул и полетел вперед, посчитав, что он мало что может прояснить глупому человеку. Руфо просто не осознает мощи Tuanta Quiro Miancay. Один раз он уже подвергся его разрушительному влиянию – как и вся Библиотека, едва не поверженная тогда, – и все же этот невежда по-прежнему ничего не понимает.

Вот так всегда с людьми, решил Друзил. Надо взять этого Руфо за ручку и подвести его к силе, как он провел Руфо по полям к западу от Кэррадуна и по этим горам. Друзил завлек Руфо обратно в Библиотеку, куда заклейменный отшельник не хотел идти, ложными обещаниями, что снадобье, запертое в этих подземельях, смоет с его лба символ позора.

Они миновали несколько длинных сырых покоев, пройдя мимо сгнивших бочонков и трухлявых ящиков, стоящих тут с тех дней, когда Библиотека была гораздо меньше, располагаясь в основном под землей, и эти участки использовались в качестве кладовых. Друзил давно не заглядывал сюда, это было еще до битвы за Замок Тринити, до войны в Шилмисте. До того как Барджин, черный маг, был убит… убит Кэддерли.

– Bene tellemara! – рявкнул бесенок, расстроенный мыслью о могущественном юном служителе Денира.

– Я устал от твоих оскорблений, – запротестовал Руфо.

– Заткнись! – фыркнул Друзил, слишком поглощенный размышлениями о молодом жреце, чтобы беспокоиться о Руфо.

Кэддерли, молодой и везучий Кэддерли: разрушитель амбиций Друзила, тот, кто, кажется, всегда становится бесу поперек дороги.

Друзил продолжил выражать недовольство, царапая каменный пол и шумно шлепая по нему своими широкими когтистыми лапами. Он толчком распахнул одну дверь, промчался по длинному коридору и рванулся в другую.

Затем бес остановился, а заодно и закончил бормотать. Они добрались до маленькой комнаты, в которой погиб Барджин.

Руфо зажал двумя пальцами нос и попятился – в комнате пахло смертью и тленом. А Друзил вдохнул поглубже и с радостью почувствовал себя совсем как дома.

Не могло быть никаких сомнений, что здесь произошла лютая схватка. У стены, справа от Руфо и Друзила, валялась опрокинутая жаровня, среди золы виднелись разбросанные куски угля и остатки благовоний. Здесь же лежали полусгоревшие покровы монстра-нежити, восставшей из праха мумии. Тело чудовища поглотило пламя, но череп остался – сквозь изодранные лохмотья бинтов виднелась почерневшая кость.

За жаровней, у основания стены, по полу запеклось темно-красное пятно, последнее свидетельство смерти Барджина. На этот самом месте маг рухнул, когда Кэддерли случайно попал в него взрывающимся дротиком, проделавшим дыру в его груди и спине.

Остальная часть комнаты тоже говорила о свирепом побоище. Рядом с кровавым пятном кирпичная стена была расколота разъяренным дворфом, и балка, задача которой – поддерживать потолок, висела практически на одном– гвозде перпендикулярно полу. Посреди комнаты, покрытая дюжинами ожогов, лежала рукоять черного колдовского оружия – все, что осталось от Кричащей Мэйден, заговоренной булавы Барджина, а позади возвышались остатки нечестивого алтаря Барджина.

А дальше…

И без того выпученные черные глазки Друзила расширились, когда взгляд его, миновав алтарь, наткнулся на маленький ларец, обернутый белой тканью, украшенной рунами и символами Денира и Огма, братских богов Библиотеки. Само присутствие этой материи подсказало Друзилу: поиски его подошли к концу.

Захлопав кожистыми крылышками, бесенок взлетел на алтарь, услышав позади шарканье ног последовавшего за ним Руфо. Однако Друзил не дерзнул подступиться к самому ящичку, зная, что жрецы обезопасили ларец, наложив на него могущественные заклятия.

– Священные знаки, – подтвердил Руфо, поняв замешательство Друзила. – Если подступимся слишком близко, нас сожжет заживо!

– Нет, – возразил Друзил, говоря быстро и неистово. Tuanta Quito Miancay был почти у него в руках, доведенный до отчаяния бес чуял его запах, и теперь ему уже никто не мог помешать. – Только не тебя, – продолжил он. – Ты не из моей породы. Ты был жрецом этого ордена. Наверняка ты способен подобраться…

– Дурак! – выпалил Руфо. Это был самый резкий ответ, какой только бес слышал от сломленного человека. – На мне клеймо Денира! То, что охраняет эту ткань и ларец, жаждет моей плоти!

Друзил, пытаясь заговорить, подпрыгивал на алтаре, но его скрежещущий голосок вырывался наружу неразборчивым лепетом. Потом бесенок успокоился и воззвал к первозданной магии. Бес мог видеть и измерить любые чары, наложенные колдуном или жрецом. Если бы эти символы не были столь могущественны, Друзил направился бы к ларцу сам. Нанесенные ему раны исцелились бы быстро, – тем более окажись в его жадных лапках драгоценный Tuanta Quiro Miancay. Название переводилось как «Всесмертельный Ужас», титул, звучащий восхитительно для бесовского слуха.

Аура излучения ларца едва не сокрушила его, и сердце Друзила сперва упало от отчаяния. Но, продолжив исследования, бес обнаружил истину, и из-за острых зубов вырвался вместе с брызгами слюны злобный хулиганский смешок.

Изумленный Руфо взглянул на бесенка.

– Иди к ларцу, – велел Друзил.

Руфо продолжал смотреть, не двигаясь.

– Иди, – поторопил он. – Скудная охрана, воздвигнутая идиотами-жрецами, повержена Проклятием Хаоса! Их магия рассеяна!

Это было правдой лишь частично. Tuanta Quiro Miancay – не просто яд; это магия, предназначенная разрушать. Tuanta Quiro Miancay желал, чтобы его отыскали, желал, чтобы его выпустили из тюрьмы, в которую его заключили жрецы. И, в конце концов, сгущенная магия напала на божественные символы и многие месяцы работала над ними, ослабляя их цельность.

Руфо не доверял Друзилу (и правильно делал), но он не мог сопротивляться влечению сердца. В этом месте бывший жрец особенно остро чувствовал клеймо на своем лбу и испытывал жестокую головную боль от одного лишь присутствия в сооружении, посвященном Дениру. Он обнаружил, что ему хочется поверить словам бесенка. Руфо направился к ларцу, будто в этом не было ничего особенного, и потянулся к материи.

Сверкнула слепящая голубая вспышка, затем вторая, а потом запылал огромный костер. К счастью для Руфо, первый взрыв отбросил его через всю комнату так, что он перелетел через алтарь и грохнулся на перевернутый книжный шкаф около двери.

Друзил взвизгнул, когда пламя охватило ларец. Он ярко засиял – очевидно, дерево было пропитано маслом или заговорено какой-то зажигательной магией. Друзил не боялся за Tuanta Quiro Miancay, ибо это варево было вечно, но если содержащая его бутыль расплавится, жидкость будет потеряна!

Пламя не тревожило Друзила, создание огненных нижних уровней. Крылья летучей мыши подняли его и метнули прямо в пожар, а стремительные жаждущие лапки рывком освободили то, что хранил ларец. Друзил заверещал от внезапной обжигающей боли и чуть не швырнул дурацкую лохань через всю комнату. Однако он сдержался и осторожно поставил драгоценный предмет на алтарь, и только потом попятился, потирая вздувающиеся на ладошках пузыри.

Бутыль с Проклятием Хаоса стояла в чаше, погруженная в чистейшую воду, ставшую святой благодаря призыву погибшего друида и символу Сильвэнуса, бога природы. Возможно, ни один бог в Королевствах не пробуждал в капризном бесенке больше гнева, чем Сильвэнус.

Друзил осмотрел чашу, размышляя, как поступить. Секунду спустя он облегченно вздохнул, заметив, что святая вода не такая уж и чистая, как ей положено быть, – влияние Всесмертельного Ужаса сказалось и на ней.

Друзил подобрался поближе и затянул негромкий напев, проколов при этом одним из когтей средний палец на своей левой лапке. Закончив проклятие (ибо то, что срывается с губ беса, нельзя назвать молитвой), он позволил упасть в воду только одной капле крови. Раздалось шипение, и чашу заволокло паром. Затем он исчез, а вместе с ним и чистая вода, сменившись черным болотом зловонной гнилой жижи.

Друзил снова вспрыгнул на алтарь и погрузил лапы в лохань. Секунду спустя он уже всхлипывал от радости, баюкая бесценную, расписанную рунами, заговоренную бутыль, словно она была его младенцем. Бес взглянул на Руфо, на самом деле совершенно не заботясь о том, жив человек или мертв, и опять рассмеялся.

Руфо тяжело приподнялся на локтях. Его черные волосы стояли дыбом и при этом покачивались, тихо потрескивая; глаза моргали и перекатывались безо всякого согласия между собой. Чуть погодя он неуверенно поднялся на ноги и, пошатываясь, шагнул к бесу, намереваясь задушить пройдоху раз и навсегда.

Друзил махнул хвостом, и воспоминание об его колючем кончике, сочащемся смертельным ядом, привело Руфо в чувство, но едва ли охладило его пыл.

– Ты сказал… – заорал он.

– Bene tellemara! – выплюнул ему в лицо Друзил, и горячность беса обуздала ярость Руфо, заткнув ему рот. – Разве ты не сообразил, что мы заполучили?

Оскалив в улыбке острые зубы, Друзил протянул бутыль Руфо, и глубоко посаженные бусинки глаз человека расширились, когда он, взяв флакон, ощутил пульсацию заключенной внутри силы.

Едва ли Руфо слышал верещание бесенка о том, как они смогут применить Проклятие Хаоса. Верзила вглядывался в плещущуюся в бутыли красную жидкость и мечтал, но не о силе и власти, о которых разглагольствовал Друзил, а о свободе от своего клейма. Руфо заслужил позорную отметину, но для его искаженного восприятия это вряд ли имело значение. Все, что понимал и мог принять Руфо, это то, что Кэддерли заклеймил его и вынудил этим превратиться в изгнанника.

И теперь весь мир стал ему врагом.

Друзил продолжал свою возбужденную и сбивчивую болтовню. Бес говорил о том, чтобы вновь взять контроль над жрецами, о том, чтобы нанести удар по всем землям, о том, чтобы откупорить бутыль и…

Из всех предложений бесенка, из дюжин его идей Руфо услышал только последнее. Услышал и поверил всем сердцем. Его словно позвал сам Всесмертельный Ужас, Проклятие Хаоса, творение нечистого, дьявольского разума. Вот в чем спасение Руфо, куда большее, чем когда-либо обещал Денир. Вот как он освободится от треклятого Кэддерли.

Зелье предназначено ему. Ему одному.

Друзил прекратил говорить в тот момент, когда заметил, что Руфо откупорил бутыль, в тот миг, когда вдохнул запах красного пара, поднявшегося вверх из горлышка.

Бес хотел спросить человека, что тот делает, но слова встали у Друзила поперек горла, когда Руфо внезапно поднял сосуд к своим тонким губам и сделал большой глоток.

Друзил задохнулся, пытаясь найти слова протеста. Руфо повернулся к нему, лицо человека как-то странно сморщилось.

– Что ты натворил? – выдавил бесенок.

Руфо начал отвечать, но вместо этого рыгнул и схватился за горло.

– Что ты наделал?! – повторил Друзил, уже срываясь на крик. – Bene tellemara! Идиот!

Руфо опять рыгнул, прижимая одну руку к горлу, а другую к животу, и его жестоко вырвало. Он побрел прочь, кашляя, хрипя, пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, которому было никак не пробиться сквозь подступившую к гортани желчь.

– Что ты наделал?! – завопил ему вслед Друзил и скатился на пол, спеша нагнать человека.

Хвост беса зловеще мотался из стороны в сторону; если мучения Руфо закончились, Друзил намеревался ужалить его, продырявить насквозь, дабы покарать за похищение бесценного и невозместимого зелья.

Руфо, шатаясь и шаркая, добрался до дверного косяка, стремясь выйти из комнаты. По коридору он шел, переваливаясь от стены к стене. Его вырвало еще раз, а потом еще, желудок человека горел в агонии, его скручивала тошнота. Кое-как он миновал комнаты и коридоры и уже почти выполз из грязного туннеля обратно к солнечному свету, полоснувшему, как ножом, по глазам и коже.

Он горел – и тут почувствовал холод, смертельный холод.

Друзил, мудро став невидимым, выйдя на обличительный дневной свет, был тут как тут. Руфо остановился и вновь захлебнулся в рвоте, перевесившись через остатки залежавшегося сугроба; в рвотной массе оказалось больше крови, чем желчи. Костлявый неуклюжий человек побрел за угол, не раз оскальзываясь и падая в грязь и слякоть. Он хотел добраться до двери, до жрецов с их исцеляющими руками.

Два юных служки в черно-золотистых облачениях, означающих, что они жрецы Огма, стояли у дверей, наслаждаясь теплым деньком конца зимы, широко распахнув коричневые плащи. Они сперва даже не заметили Руфо, пока тот не рухнул в снежную кашу всего в паре шагов от них.

Юноши рванулись к упавшему, перевернули его, но тут же охнули и отпрянули, увидев клеймо. Ни один из них не прожил в Библиотеке достаточно долго, чтобы знать Кьеркана Руфо лично, но они слышали историю о заклейменном жреце. Служки переглянулись и пожали плечами, затем один кинулся обратно в Библиотеку, а другой принялся оказывать помощь больному.

Друзил следил за происходящим из-за угла, снова и снова бормоча про себя «Bene tellemara», сокрушаясь о том, что Проклятие Хаоса и Кьеркан Руфо сыграли с ним грязную шутку.

Сидя на высоком суку дерева, растущего рядом с дверью, Персиваль, белая белка, наблюдал за творящимся внизу с весьма поверхностным интересом. На этой неделе Персиваль только-только вышел из зимней спячки. И очень удивился, обнаружив, что Кэддерли, его главного источника вкуснейших орешков, тут нет, а еще больше – встретив здесь Кьеркана Руфо, человека, который Персивалю совершенно не нравился.

Даже с этого расстояния зверек видел, что Руфо сильно недомогает, чуял смрад его болезни.

Персиваль перепрыгнул к своему гнезду из переплетенных прутиков, притулившемуся у высокой развилки, и продолжил наблюдать.

Дороги расходятся

Три бородача – дворфы Пайкел и Айвэн Валуноплечие и рыжий дуплосед Вандер – сидели сбоку от входа в пещеру, играя в кости, делая ставки и смеясь над чем-то. Айвэн выиграл пятнадцатый раз подряд, и Пайкел сдернул широкополую голубую шляпу с заткнутым за ленту оранжевым пером и священным символом Денира: открытым оком над горящей свечой спереди, сильно хлопнув ею гогочущего Айвэна по башке.

Кэддерли, ставший свидетелем порыва дворфа, хотел было запротестовать. В конце концов, это была его шляпа, просто одолженная Пайкелу, а шлем Айвэна украшали раскидистые рога матерого оленя. Однако юный жрец изменил свое намерение и промолчал, увидев что головной убор не поврежден, и осознав, что Айвэн заслужил подзатыльник.

Дружба Айвэна, Пайкела и Вандера расцвела после падения Замка Тринити. Великан Вандер, с его двенадцатью футами роста и восемью сотнями фунтов веса, даже помогал мечтающему стать друидом Пайкелу красить его волосы и бороду в зеленый цвет и заплетать эти буйные заросли в косу. Единственное напряжение между ними возникло, когда Вандер попытался перенести травянистые оттенки Пайкела на рыжие волосы Айвэна, что широкоплечему, более серьезному брату Валуноплечему совершенно не понравилось.

Но в основном все обстояло благополучно; да и последние несколько недель выдались спокойными, за исключением разве что свирепствующей погоды. Семеро спутников, включая Кэддерли, Данику, Дориген и эльфийку Шейли, планировали после победы над Замком Тринити направиться прямиком в Библиотеку Назиданий. Однако уже через пару дней пешего путешествия по горам зима грянула в полную силу, перекрыв пути так, что даже Кэддерли с его жреческой магией не рискнул предпринять что-то наперекор силам природы. Хуже того, Кэддерли серьезно заболел, хотя и настаивал, что это всего лишь усталость. Будучи жрецом, юноша служил проводником сил своего бога, а во время боя с Замком Тринити (да и за предыдущие недели неустанных сражений) слишком много подобной энергии протекло через молодого жреца.

Даника, знающая Кэддерли лучше, чем кто-либо, не сомневалась, что он вымотался, но она понимала также и то, что юному жрецу нанесен сильнейший эмоциональный удар. В Замке Тринити Кэддерли встретился со своим прошлым и правдой о своем наследии. Он был вынужден взглянуть в лицо истине и увидеть, кем стал Абаллистер, его отец.

В Замке Тринити Кэддерли убил собственного отца.

Даника верила, что Кэддерли справится с моральной травмой, не сомневаясь в силе характера молодого человека. Он был предан своему богу и своим друзьям, а они все остались с ним рядом. Итак, переходы завалил снег, Кэддерли заболел, и компании пришлось свернуть на восток, подальше от гор и даже от их подножий, к пашням к северу от Кэррадуна. Но даже в этих долинах залегли глубокие снега – таких Сияющие Долины не видели уже долгие годы. Друзья разыскали просторную пещеру с множеством отдельных помещений и превратили ее в прелестный чистенький дом при помощи искусства выживания Даники, Вандера и дворфов, а также магии Дориген. Кэддерли тоже делал, что мог, но главной его задачей было отдыхать и набираться сил. И он, и Даника знали, что по возвращении в Библиотеку Назиданий молодого жреца может ожидать нелегкое испытание.

Через несколько недель снега начали таять. Какой бы лютой ни выдалась эта зима, заканчивалась она рано, и спутники уже начали обдумывать дальнейший маршрут. Это вызвало в юном Кэддерли, жреце, столь быстро взобравшемся вверх по иерархической лестнице своего ордена, смешанные чувства. Он стоял у входа в пещеру, глядя на белые поля, сверкание которых под утренними солнечными лучами кололо глаза. Юноша чувствовал вину за свою слабость, поскольку в нем жила уверенность, что он должен был вернуться в Библиотеку, несмотря на снег, несмотря на все злоключения, выпавшие на его долю, еще тогда, месяцы назад, даже если это и означало оставить друзей позади. В Библиотеке Кэддерли ожидала встреча с судьбой, но даже сейчас, чувствуя себя окрепшим и слыша Песнь Денира, он не был уверен, что у готов к новым испытаниям.

– Пора, – раздался оклик из глубины пещеры, перекрыв нескончаемый гвалт Вандера и дворфов.

Кэддерли повернулся и прошел мимо игроков, и Пайкел, знающий, что сейчас последует, тихонько хихикнул. Зеленобородый дворф помахал голубой шляпой вслед Кэддерли, словно салютуя идущему на битву воину.

Кэддерли бросил на дворфа сердитый взгляд и прошествовал дальше, направляясь к небольшому камню, который умелый Айвэн превратил в стул. За сиденьем, дожидаясь Кэддерли, стояла Даника со своими великолепными кинжалами – один с золотой рукоятью в форме головы тигра, другой с серебряным черенком в виде дракона – в руках. Для всякого, не знакомого близко с Даникой, эти клинки, да и любое другое оружие – никак не вязалось с ее обманчиво хрупкими пальчиками. Росту в ней было едва ли пять футов; если бы она пару дней прошагала без еды, то не дотянула бы и до сотни фунтов; светлые, цвета соломы локоны каскадом сбегали на плечи, необычные миндалевидные карие глаза всегда сияли. На первый взгляд Даника казалась прекрасным нежным цветком, место которого в каком-нибудь южном гареме.