Забытые королевства: Клерикальный квинтет (№5) - Проклятье хаоса

Даника обернулась и увидела другого подкравшегося вампира, оскалившего клыки в широкой ухмылке и сверлящего Данику взглядом.

– Оставь ее в покое! – крикнула старуха, извлекла откуда-то дубинку – кажется, это был пест для взбивания масла – и хватила ею вампира по голове.

Чудовище с любопытством взглянуло на старую каргу, а та занесла дубинку во второй раз.

Его рука метнулась и схватила женщину за горло. Даника отвела взгляд, но не могла не услышать хруст ломающейся кости.

Затем вампир вновь повернулся к ней с выражением похоти на морде.

Даника стукнула его по губам, и он удивился: это не могло повредить ему.

Он вроде удивился, но ни о каких повреждениях речь не шла.

Даника ударила снова, сила вернулась к ней вместе с яростью. Она взглянула на старую женщину, которая оказала ей помощь, лежащую мертвой на земле, и ее руки сами собой взлетели – раз-два, – угодив вампиру по горлу, разорвав его так, что воздух уже не мог бы проникнуть в его легкие.

Но вампиры и так не дышат.

Даника нанесла еще дюжину ударов, прежде чем монстр поймал ее руки, смиряя девушку. Он поймал ее, а Руфо все еще дрался, и молодая женщина ничего не могла сделать.

Белая вспышка полыхнула перед ее лицом, и вампир резко отпрянул от неожиданности. Данике потребовалась пара секунд, чтобы понять: в него вцепилась когтистая и кусачая белка.

Даника оттолкнулась от повозки, думая лишь о том, чтобы помочь Персивалю.

Вампир оторвал от себя грызуна и отшвырнул его в сторону, как раз когда прыгнувшая Даника врезалась в него, сбивая чудовище с ног. Они почти перекувырнулись, и Даника изо всех сил всадила здоровую ногу в живот вампира.

Она услышала треск – толстая ветка дерева сломалась, когда отлетевший вверх тормашками вампир наткнулся на нее.

Когда мир, наконец, перестал вращаться перед глазами несчастной Даники, она возблагодарила счастливое мгновение, спасшее ее, поскольку расщепленный сук пронзил насквозь грудь вампира, как вертел цыпленка, и он брыкался и дергался, однако без всякой пользы.

У Даники отлегло от сердца, когда она увидела резво скачущего по тому же самому дереву Персиваля, несомненно живого и здорового.

Внезапно Данику вздернули за шиворот вверх, поставив на здоровую ногу, – ее держали цепкие пальцы разгневанного Кьеркана Руфо. Девушка взглянула на его обнаженное предплечье и поняла, что раны его исцелились, все, кроме красной отметины на коже, оставленной солнечным лучом перед выбитой дверью.

– Бегать тебе больше не придется, – пообещал Руфо, и Даника содрогнулась.

Она была без сил и не могла дышать. Битва закончилась. Оставшийся вампир подошел к Руфо. Он взглянул на дерево, на своего барахтающегося друга, и злость исказила его черты.

Вампир зарычал на Данику и решительно двинулся к ней.

Данику поразила странная легкость, с которой Кьеркан Руфо остановил разъяренного вампира. Руфо просто поднял руку, и его спутник отшатнулся назад, ворчащий, скулящий и беспомощный.

– Она для меня, – напомнил Руфо.

Вампир вновь взглянул на своего товарища.

– Если я стащу его с сука, он вернется к нам, – внезапно предложил он, и, если верить легендам, это утверждение было правдой.

– Брось его! – приказал Руфо, когда вампир направился к проткнутому. Тот оглянулся на своего хозяина. – Он пошел против моей воли, – объяснил Руфо. – Он хотел убить Данику или взять ее себе. Оставь его той судьбе, которую он заслужил.

Даника отметила прозвучавшую в голосе иронию, а потом уловила тень, омрачившую бледное лицо низшего вампира. В эту секунду павший жрец Огма ненавидел Руфо всем сердцем и душой и не желал ничего, кроме как перегрызть ему глотку. Но ненависть быстро растворилась в покорности, и младший вампир отошел.

– У нас большие потери, – заметил он, и Данике показалось странным, что он стал одним из тех, кто сменил веру.

Руфо усмехнулся.

– Они всего лишь зомби, – отозвался он. – Завтра ночью я вернусь и оживлю их снова, а заодно и тех, кто перебил их.

Он грубо встряхнул Данику, и по ее лодыжке разлилась боль.

– А Диатин? – поинтересовался вампир, глядя на дерево.

Руфо довольно долго молчал.

– Ему конец, – вынес приговор Руфо. – Его плоть достанется солнцу.

Бывшему жрецу Огма это казалось пустым транжирством. Но таков уж их путь, решил он, такова дорога, которую он избрал. Да будет так.

Руфо посмотрел на Данику, на этот раз лицо его было безмятежным.

– Тебе надо поспать, – прошептал он.

Даника не просто услышала, она почувствовала его слова, почувствовала, что провалиться сейчас в сладкую дрему будет действительно очень здорово.

Она энергично тряхнула головой, понимая, что должна бороться с Руфо до последнего, во всем.

Руфо глядел на нее, удивляясь, откуда исходит эта внутренняя сила.

Даника плюнула ему в лицо.

Руфо сильно ударил ее прежде, чем сообразил, что делает, и Даника, измотанная и слабая от потери крови, неуклюже рухнула на землю. Рассерженный вампир схватил ее за волосы и потащил, велев низшему созданию тьмы собрать оставшихся зомби и следовать за ним обратно в Библиотеку.

Однако Руфо не покинул лагерь; то, что осталось от его сердца, взывало к нему, напоминая о чувствах, которые он питал к Данике. Он наклонился и бережно подхватил ее на руки, будто убаюкивая, хотя в его теле не было тепла, которое он мог бы отдать другому. В лунном свете призывно белела ее беззащитная шея, соблазняя полакомиться, маня выпить кровь этой девушки, и лишь сильнейшим напряжением воли Кьеркан Руфо заставил себя отказаться от удовольствия, поскольку знал, что Даника не поддастся и наверняка умрет, то есть будет потеряна для него навсегда, если он опустошит ее сейчас.

Высоко на деревьях, сидя над местом бойни, Персиваль наблюдал, как богомерзкая процессия побрела прочь. Зверек определил, куда они направились, и, поскакав с ветки на ветку, погрузился в ночь, ища кого-нибудь не из команды Кьеркана Руфо.

Что значит «любить»

Вампир пристально разглядывал ее, и в первый раз за все годы, которые он знал Данику, она казалась такой хрупкой. Нежный цветок, вот она кто, и сильный ветер может унести ее прочь.

Кьеркану Руфо хотелось подойти к ней, нежно погладить ее прелестную шейку, поцеловать ее, сперва мягко, пока желание не вырастет до небес и он сможет погрузить свои клыки, материальную прибавку к тому, кем он стал, в это горло и пить кровь Даники, чувствуя тепло женщины, которую он захотел с той секунды, когда впервые увидел.

Но Кьеркан Руфо не мог, несмотря на бурлящую в нем жажду Проклятия Хаоса. Насытиться… нет, воссоединиться с Даникой сейчас означает преждевременно убить ее. Руфо не хотел, чтобы Даника умерла, нет, пока нет, не раньше, чем он отдаст ей достаточно себя, того, чем он стал, чтобы она могла пойти с ним рука об руку по пути вампиров. Какое имеют значение требования голода и Проклятия Хаоса, когда злодей просто не мог смириться со смертью Даники.

Она будет его королевой, решил Руфо. Выбранное им существование станет куда полнее, когда Даника перейдет на его сторону.

Образ королевы показался Руфо еще слаще, когда он представил, какую боль это причинит Кэддерли.

Как ни страстно вожделел Руфо Данику, еще сильнее он желал причинить вред Кэддерли. Он представит Данику, свою Данику, молодому жрецу, и невыносимой пыткой обернется для юноши знание того, что в итоге жизнь Кэддерли была лжива.

Ниточка слюны побежала из полуоткрытого рта вампира, так он погрузился в свои фантазии. Нижняя губа задрожала, когда он сделал скользящий шаг вперед. Руфо почти забыл собственные рассуждения и готов был прямо здесь и сейчас взять бесчувственную Данику.

Но он очнулся, одернул себя и, оборачиваясь к Хистре, жалкому израненному существу, стоящей рядом с ним в комнате, выглядел неуверенным.

– Ты присмотришь за ней, – велел он.

– Я голодна, – заметила Хистра, косясь на Данику.

– Нет! – прорычал Руфо, и один лишь звук его голоса отбросил низшую вампиршу на шаг назад. – Ее ты есть не станешь! И если придет кто-нибудь еще и выскажет подобные желания, хорошенько предупреди, что я его уничтожу!

Недоверчивое шипение сорвалось с ярко-красных губ Хистры, она яростно, как затравленный зверь, переводила взгляд с Руфо на Данику.

– Ты позаботишься о ее ранах, – продолжил Руфо. – И если она умрет, муки твои будут вечны!

С этими словами полный уверенности хозяин выскользнул из комнаты, направляясь к винному погребу, чтобы провести там дневные часы, собираясь с силами.

Он заметил тусклый силуэт невидимого бесенка, сидящего на своем шестке в углу, и мимоходом кивнул. Если что-то вдруг пойдет не так, Друзил предупредит его телепатически.

Сознание возвращалось к Данике медленно и болезненно. А когда разум девушки наконец пробудился, пришли не менее мучительные мысли о резне в лагере, о бедной Дориген и о том, что Библиотека Назиданий пала. Кошмарные сны сопровождали Данику до самого пробуждения, и глаза она открыла резко, как от толчка.

В комнате стоял полумрак, но не непроглядная тьма, и через секунду Даника вспомнила, что ее захватили в плен глубокой ночью, и догадалась, что следующий рассвет уже близок. Она задышала ровнее и попробовала отделить реальность от жутких ночных образов.

И поняла, что сама реальность стала кошмаром.

Руки Даники внезапно взвились вверх – от движения по ноге пробежали болезненные судороги – и схватились на горло, нащупывая точечки ран. Убедившись, что кожа осталась гладкой, девушка немного расслабилась.

Но где она? Даника попыталась приподняться на локте и снова упала на спину, как только Хистра, «благоухающая» вонью паленой кожи, подскочила к ней и взглянула на добычу сверху вниз.

Оставшаяся на затылке кожа Хистры, изодранная до предела, не способна уже была поддерживать мышцы лица, так что оно провисло, словно вампирша надела мягкую маску, которая слишком велика ей. А эти жуткие глаза! Казалось, они сейчас вывалятся из обожженных глазниц, упадут на грудь Даники и покатятся по ней, точно следуя контурам ее тела.

Даника постаралась не показать своего облегчения, когда отвратительное чудовище попятилось. Девушка увидела, что лежит в одной из библиотечных комнат, возможно, в личных покоях самого декана Тобикуса, поскольку все стены тут были отделаны великолепным черным деревом. У противоположной стены стоял огромный круглый стол, покрытый богатой гобеленовой скатертью, у другой расположился кожаный диван. Даже кровать отличалась несказанной роскошью – по ощущениям. Это была пышная постель с расшитым пологом на четырех столбиках, мягкая, как пуховая подушка.

– Значит, ты жива, – полным яда голосом прошипела Хистра.

Даника понимала, в чем причина ее ярости: они с Хистрой еще при жизни вампирши стали соперницами. Хистра как-то попыталась – безрезультатно – очаровать Кэддерли, Даника с ее необычными, миндалевидными глазами цвета корицы и растрепанной копной светлых волос, по всем меркам, была прелестна. Хистра же, несмотря на догматы своей религии, не любила красивых женщин, особенно когда они были соперницами – а соперницами они были всегда.

Теперь Хистра превратилась в безобразное чудовище, карикатуру на свою прежнюю красоту. И хотя в данном противостоянии она, несомненно, пользовалась своим преимуществом, подпитываемым слабостью избитой Даники, факт уродства ставил ее в оборонительную позицию и делал ситуацию взрывоопасной.

Осознание этого помогло Данике побороть отвращение и страх. Она чувствовала в Хистре опасность: если Хистра решит убить ее, Даника практически ничего не сможет сделать, чтобы предотвратить это. Но девушка верила, что Хистра не убьет ее. Здесь командовал Руфо, Даника поняла это еще во время их стычки в холле, и если бы Руфо хотел смерти Даники, он убил бы ее сам там, в лесу.

– Какая же ты сладкая, – заметила Хистра, говоря это скорее себе, чем Данике.

Резкая смена тембра ее голоса подтвердила подозрения Даники о том, что вампирша едва сдерживается. Хистра опустила руку на лицо Даники и ласково погладила ее по щеке, пробежав пальцами вниз, до горла.

Вдруг уродливая образина с широко разинутым ртом метнулась вперед, обдав лицо Даники каплями слюны и горячим дыханием.

Даника чуть не потеряла сознание, подумав в это мгновение, что жизнь ее подошла к столь внезапному концу. Однако она быстро вернула контроль над собой и увидела, что Хистра попятилась.

– Я могу уничтожить тебя, – сухо бросила вампирша. – Я могу вырвать твое сердце и съесть его. Я могу проткнуть пальцами твои прелестные глаза-миндалины и выцарапать твой мозг.

Даника не знала, как реагировать на эти угрозы. Должна ли она симулировать ужас от обещаний Хистры или отнестись к ним равнодушно, разоблачив блеф вампирши?

Она решила, что второй вариант лучше, и сделала первый шаг, холодно возразив:

– Кьеркан Руфо этого не одобрит.

Открытая пасть Хистры вновь подалась к девушке, но на этот раз Даника не дрогнула.

– Он хочет меня, – сказала Даника, когда Хистра снова отпрянула.

– Я его королева, – возразила вампирша. – Ты не нужна хозяину!

– Хозяину? – выдохнула Даника. Ей было трудно соотнести это слово с Руфо. При жизни этот человек не был хозяином даже своих эмоций. – Он тебя любит? – невинно спросила она.

– Он меня любит! – решительно подтвердила Хистра.

Даника захихикала и сделала вид, будто с трудом сдерживается, чтобы не проговориться.

– Что? – потребовала ответа Хистра, заметно затрепетав.

Даника поняла, что это ее шанс, и другого пути она не видела.

– Ты смотрелась в зеркало? – спросила девушка, но запнулась, заканчивая вопрос, словно ей только сейчас кое-что открылось. – Ну конечно, – мягко и снисходительно добавила она, – ты же больше не можешь смотреть в зеркала, да? – Даника чуть было не ляпнула: «Руфо любит меня», но решила, что это будет слишком. – Руфо никого не любит, – поправила она Хистру. – Он этого не умеет.

– Ты лжешь.

– И тебя не любит, – продолжила Даника. – В своем торопливом ублажении богини Сьюн ты никогда не отличала похоть от любви.

Упоминание Сьюн причинило Хистре заметную боль, исказив ее черты. Ее рука с просвечивающими между обугленных лохмотьев кожи костями высоко взлетела, словно намереваясь отвесить Данике пощечину, но дверь комнаты, лязгнув, открылась за миг до удара.

– Довольно, – донесся невозмутимый голос Кьеркана Руфо.

Хистра оглянулась через плечо и медленно опустила руку.

Руфо мотнул головой в сторону, поводя рукой, и Хистра смиренно отошла к стене, склонив голову. Отстающая кожа лица свесилась аж до обширного бюста вампирши.

– Даже столь очевидно измотанная, ты находишь в себе силы играть в свои игры, – обратился Руфо к Данике поздравительным тоном. Он подошел к постели и натянул на лицо мирную улыбку. – Береги их, – прошептал он. – Пусть твои раны излечатся, и тогда…

Даника рассмеялась, рассеивая фантазии вампира, стирая его самодовольную улыбку и спокойствие.

– И что тогда? – резко спросила она. – Мы с тобой будем любить друг друга вечно? – Ее насмешливый тон безмерно ранил вампира. – Я только что объясняла Хистре, что ты не знаешь, что значит любить.

– Ну да, вы с Кэддерли забрали все это чувство себе, – ответил Руфо с сарказмом, – словно это какой-то товар, который может кончиться.

– Нет, – парировала Даника. – Но мы с Кэддерли научились разделять это чувство. Мы узнали, что означает это слово.

– Я любил тебя… – начал Руфо, но замолчал.

– Невозможно, – отрезала Даника, прежде чем Руфо успел привести свои доводы. – Невозможно. Ты любил и Хистру. Я знаю, это так, а потом ты перетянул ее на свою сторону. – Даника взглянула на Хистру, надеясь отыскать в выражении того, что осталось от лица вампирши, подсказку, которая помогла бы ее импровизации.

– Нет, – начал спорить Руфо, намереваясь объяснить, что это даже не он обратил Хистру в вампира.

Но Даника перебила его, и повисшее в воздухе слово приобрело для Хистры совсем иное значение: оно показалось ей подтверждением того, что Руфо никогда не любил ее.

– Да! – выкрикнула Даника изо всех сил и замолчала на миг, чтобы перевести дыхание и загнать поглубже накатившие волны боли. – Ты любил ее, – продолжила она, откидываясь на подушку, – когда она была красива.

Хистру проняло, Даника отлично поняла это. Вампирша подняла голову, и ее и без того уродливые черты исказились еще сильнее от нарастающего гнева.

– Но теперь она безобразна, – сказала Даника, позаботившись о том, чтобы ее слова выражали отвращение к Руфо и не заключали ничего против Хистры. – И больше не привлекательна.

Даника увидела, как Хистра сделала короткий шажок вперед.

«Bene tellemara». Невидимый Друзил, примостившийся на столе, зарычал и покачал своей песьей головой.

Руфо тоже тряхнул головой, удивляясь, как это их беседе удалось выйти из-под его контроля. Ему было трудно вновь взять все в свои руки и в то же время не обращать внимания на боль, которую принесли ему слова Даники.

– Если бы я была так изранена, – продолжала нажимать Даника, – если бы я превратилась в урода, как Хистра, Кэддерли все равно любил бы меня. Он не стал бы искать новую королеву.

Губы Руфо безмолвно двигались, пережевывая слова, которые не казались ему достаточно обоснованными. Но он одернул себя, собрался и вновь обрел чувство собственного достоинства.

Но тут Хистра кинулась на него, и они оба полетели кувырком, врезаясь в стены. Они кусали и царапали друг друга, толкались, пинались, лягались, наносили удары – что угодно, лишь бы причинить другому боль.

Даника знала, что удобный момент будет короток. Она рывком села и осторожно, но так быстро, как только смогла, свесила сломанную ногу с кровати. Вдруг девушка остановилась и замерла, пытаясь сосредоточиться на чем-то мимолетном, что привлекло ее внимание, стараясь отстраниться от непрекращающихся звуков драки Руфо и Хистры.

Рука Даники метнулась в сторону, как атакующая змея, пальцы вцепились во что-то, что невозможно было увидеть, но вполне возможно почувствовать, за миг до того, как отравленный коготь на хвосте бесенка успел впиться в нее.

Друзил немедленно забарахтался, вырываясь из сильно сжатого кулака Даники. Он снова обрел видимость, поскольку тратить сейчас магическую энергию казалось ему дуростью: Даника все равно прекрасно знала, где он.

– Ты все еще недостаточно проворен, – холодно сказала Даника.

Друзил хотел ответить, но другая рука Даники мгновенно взлетела, нанося удар прямо между выкаченных черных глазок беса, и внезапно комната завертелась у него перед глазами.

Друзил сильно ударился о стену с громким шлепком, опять и опять бормоча: «Bene tellemara». Он понимал, что Руфо сделал бы с ним, или, по крайней мере, попытался бы сделать, если бы его нападение на Данику завершилось успехом. Некоторым образом Даника, вероятно, спасла его от изгнания на низший уровень. Но Друзил посвятил себя Проклятию Хаоса, воплощением которого был сейчас Кьеркан Руфо, и, хотя Руфо никак не мог разглядеть этого, оставлять женщину в живых было опасно, очень опасно.

А Даника уже слезла с кровати и прыгала к двери на одной ноге.

– Ты не можешь навредить мне! – рявкнул на нее Друзил и взмыл в воздух, хлопая крыльями и размахивая хвостом.

Даника отлично удерживала равновесие, опираясь на здоровую ногу, и, защищаясь, размахивала руками. Друзил снова и снова наносил удары хвостом, но Даника парировала их, а затем снова поймала бесенка. Друзил зарычал и зашевелил когтистыми пальцами. Зеленоватые стрелы магической энергии сорвались с их кончиков и принялись жалить Данику.

– Ты не можешь навредить мне, – дразнил Друзил.

Но бесенок не мог равняться в скорости с Даникой. Она резко дернула его за хвост, раскручивая его, а потом схватила по крылу в каждую руку, не выпуская и хвоста. Вертя и поворачивая, Даника связала эти три конца – крыло, крыло и хвост – в тугой узел за спиной Друзила и запустила обескураженным бесом, как мячиком, прямо в ближайшую стену.

– Надежный узел, – заверила она.

Друзил покатился по полу. Он изрыгал проклятия, не признавая своего поражения, а Даника тем временем повернула к двери.

Перед ней стоял Кьеркан Руфо, кажется, позабавленный расправой с бесенком. В дальнем углу застыла на четвереньках, опустив глаза, жестоко избитая Хистра; почти вся ее кожа уже валялась на полу.

– Отлично, – поздравил Руфо, снова переводя взгляд на Данику.

Та ударила его кулаком в лицо.

Руфо, не торопясь, даже с ленцой повернулся к ней, ожидая и принимая второй удар, и третий, и четвертый, и все последующие. Наконец вампир решил, что с него хватит, и с нечеловеческим ревом, от которого мурашки побежали по спине Даники, вскинул руку, мгновенно лишив девушку равновесия, и перехватил очередной удар.

Даника знала, как легко разорвать подобную ненадежную хватку, только вот все, кто проводил такой прием прежде, не обладали силой вампира! Да, она была поймана и боялась, что локоть ее сейчас раскрошится в этих тисках.

Она ухитрилась прикрыться свободной рукой от затрещины Руфо, но его мощь пробила защиту девушки и жесткая ладонь крепко ударила ее по голове. Оглушенная Даника не могла оказать сопротивления Руфо, когда он поволок ее обратно в постель и взгромоздился сверху, вцепившись сильными пальцами в беззащитное горло. Даника схватила Руфо за кисть и крутанула, но вновь без всякого толка.

Потом Даника прекратила бороться, преодолев свой инстинкт самосохранения и не делая ничего, чтобы оторвать руки Руфо от своей шеи, ничего, чтобы втянуть воздух в опустевшие легкие. В этот момент Даника надеялась, что вампир убьет ее, предпочитая смерть любой другой возможности.

А потом наступила тьма.

Тропинка была настолько извилиста, что иногда перекрещивалась сама с собой; петляя между окружающих ее каменных склонов. Временами отсюда открывался величественный и волшебный вид, а временами трое путников чувствовали себя так, словно шагают по узким подземным коридорам.

По воле рока Кэддерли не видел столба черного дыма, поднимающегося над южным крылом Библиотеки Назиданий, поскольку обзор ему преградила последняя на дороге высокая гора. Если бы молодой жрец заметил этот дым, он обратился бы к Песни своего бога, своей магии, и остаток пути пролетел вместе с ветром. Но так или иначе, а Кэддерли все равно торопился, стремясь помочь бою, который, как он думал, ведет сейчас Дори-ген, но не слушал Песнь Денира, не желая использовать энергию, крайне истощившуюся в его сражении с Абаллистером и Замком Тринити.

Пайкел и Айвэн вприпрыжку поспешали за Кэддерли, забыв вообще обо всех неприятностях, – разве что Айвэн вконец устал от путешествия и страшно хотел опять попасть домой, на свою знакомую до мелочей кухню. Пайкел все еще наслаждался ношением широкополой голубой шляпы Кэддерли, думая, что она весьма идет к его ярко-зеленой косе из волос и бороды:

Айвэн, однако, считал, что брат выглядит просто глупо.

Некоторое время они двигались в тишине, и в одном месте Кэддерли остановился: ему показалось, что где-то слышна песня. Он обратился ухом к ветру: похоже на полуденный гимн брата Чонтиклира. Кэддерли оглянулся, оценивая расстояние, которое еще надо пройти, и понял, что даже при очень сильном ветре он ни за что не услышал бы пения Чонтиклира – до Библиотеки оставалось еще добрых пять миль.

Нагоняя оживленных дворфов, Кэддерли догадался, что музыка звучит у него не в ушах, а в мозгу.

Чонтиклир пел – а это был определенно голос Чонтиклира, – и Кэддерли слышал его так же, как он слышал Денира.

Что бы это значило?

Кэддерли не пришло в голову, что сладостное пение Чонтиклира может служить защитой против ужасного зла. Он решил, что его разум настроен на Денира, как и песнопение Чонтиклира, вот они и встретились в гармонии с богом.

Кэддерли полагал, что песня – вещь хорошая. Он не слышал мелодию постоянно, но она возникала в его сознании достаточно часто, чтобы молодой жрец сообразил, что брат Чонтиклир продолжает возносить хвалы куда дольше, чем обычно. И все же юноша не придал этому зловещего скрытого смысла, предположив, что жреца, должно быть, сегодня охватило особое благочестие – или, может, Чонтиклир вообще и не поет, и Кэддерли слышит лишь мысленное отражение напевного восхваления богов.

– Ты хочешь устроить еще один привал? – спросил немного позже мрачнеющий не по дням и даже не по часам рыжебородый Айвэн, отвлекая Кэддерли от музыки и ее непостижимого смысла.

Кэддерли взглянул на каменистую тропу впереди и попытался припомнить поточнее, где они находятся.

– Осталось еще, по крайней мере, миль пять, – отозвался он, – и дорога будет нелегкой.

Айвэн фыркнул. Снежные Хлопья, по его мнению, были не так уж труднопроходимы, даже когда зима еще цеплялась за эти горы. Айвэн был родом из места куда севернее, из дикой Ваасы и зазубренных Гэйлинских Гор, где гоблинов было больше, чем булыжников, а зимний ветер с Великого Ледника мог за минуту превратить человека в звонкую ледышку.

Дворф еще раз с отвращением взглянул на Пайкела, хихикнувшего в ответ, затем протопал мимо Кэддерли и возглавил шествие.

– Вечером, – объяснил Айвэн. – Мы пройдем через парадные двери прежде, чем звезды покажутся на небе!

Кэддерли вздохнул и приноровился к быстрому шагу Айвэна. Все еще хихикающий Пайкел запрыгал следом.

– Дай мне это, – бросил Кэддерли, видя источник раздражения Айвэна.

Он сдернул шляпу с головы Пайкела, отряхнул ее и водрузил на собственную макушку. Затем извлек из своего мешка кухонный котелок, который зеленобородый дворф приспособил в качестве импровизированного шлема, и нахлобучил его на Пайкела.

Хихиканье Пайкела сменилось горестным: «О-о».

В нескольких милях к северо-западу, среди деревьев, скребущийся звук в ветвях над головой вывел Шейли из Дремления. Поза сидящей в развилке меж толстых сучьев старого вяза эльфийки неосведомленному наблюдателю показалась бы неуклюжей и опасной. Но проворная эльфийка, одним легким движением почти перекувырнулась, плотно прижалась спиной к ветке и вскинула свой длинный лук, кое-как найдя просвет в спутанном клубке ветвей и листьев, изготовившись стрелять.

Фиолетовые глаза эльфийки прищурились, она вглядывалась в раскидистый полог, разыскивая источник шума. Шейли не слишком встревожилась – солнце еще стояло высоко на западе, – но она прекрасно знала, какие звуки производят здешние животные, и понимала, что тот, кто передвигается по ветвям деревьев с таким шумом, наверняка несется сломя голову не просто так.

Листья не слишком высоко над ней внезапно заплясали. Лук изогнулся.

Потом листва разошлась, и Шейли ослабила тетиву, улыбнувшись, когда увидела глядящую на нее знакомую белую белку.

Персиваль бешено рванулся к ней, и улыбка на лице Шейли сменилась замешательством; Почему Персиваль, с которым они встретились довольно давно, оказался так далеко от Библиотеки? И что столь очевидно расстроило зверька?

В отличие от Кэддерли и дворфов, Шейли видела столб дыма и даже подумывала, не стоит ли вернуться и разведать, что случилось. Но она посчитала, что это всего лишь церемониальный огонь, возможно, общий погребальный костер жрецам, умершим за зимние месяцы и еще не нашедшим упокоения. Так что эльфийка решила, что это не ее дело, а ей пора, в конце концов, вернуться в Шилмисту, и как можно быстрее, ведь король Элберет уже наверняка заждался ее информации.

Она вошла в Дремление рано, когда солнце стояло еще высоко, намереваясь путешествовать ночью.

А теперь, увидев здесь Персиваля, неистово скачущего и яростно верещащего, Шейли отказалась от своего плана, раскаиваясь, что не. вернулась сразу. Надо было идти прямо к Библиотеке, к Данике, подруге, которая могла нуждаться в помощи… и, возможно, все еще нуждается.

Шейли, держась руками, закачалась на ветке, ее ноги коснулись нижнего сука. Она разжала пальцы и сорвалась, повиснув на следующей опоре, согнув колени, и потянулась вниз, уцепившись за ветку одной рукой. Так она плавно спустилась и легко приземлилась на землю. Персивалю не так-то просто оказалось угнаться за эльфийкой.

Шейли похлопала себя по плечу, издала негромкое цоканье, и зверек спрыгнул с нижнего сука к ней, согласившись проделать обратный путь верхом, ибо эльфийка со всех ног кинулась на восток, к своей подруге.

Сумерки

– Я боялся, что убил тебя.

Голос Руфо раздавался как будто издалека, но стремительно приближался.

Даника открыла глаза. Она лежала на кровати, в той же самой комнате, что и прежде, но теперь ее кисти и щиколотки были крепко привязаны к четырем крепким столбам, поддерживающим балдахин. Пульсирующая жгучая боль в раненой ноге не утихла, и воительница с ужасом подумала, что веревки разрежут ей кожу и отсекут уже надломленную лодыжку.

Но хуже всего был Руфо, склонившийся над ней; его бледное лицо смягчилось заботой.

– Моя дорогая Даника, – прошептал он.

Вампир подвинулся ближе, пытаясь, сгладив резкие черты, казаться нежным.

На этот раз Даника не плюнула в него; символические, но бесполезные протесты больше ее не волновали – она была выше этого.

Однако Руфо заметил ее отвращение.

– Ты не веришь, что я могу любить? – тихо спросил он, и подергивание его щеки сказало Данике, что он изо всех сил старается сохранять спокойствие.

И снова Даника не ответила.

– Я полюбил тебя с тех пор, как впервые увидел в Библиотеке, – драматически продолжил Руфо. – Я наблюдал за тобой издалека, наслаждаясь простой грацией каждого твоего движения.

Даника не отрывала от него холодного и твердого как сталь немигающего взгляда.

– Но я не красавец, – исповедовался Руфо. – Я никогда им и не был, так что Кэддерли, – яд злобы булькнул в голосе вампира при упоминании ненавистного имени, – а не я привлек внимание твоих прекраснейших глаз.