Глава 23

ВТОРАЯ НЕУДАЧА ПРАВОСУДИЯ

— Вот твоя последняя еда, пес, — сказал один из двух стражников, стоявших за дверью камеры Вульфгара, плюнул в тарелку и сунул поднос в щель.

Вульфгар как будто не слышал его и не обратил никакого внимания на еду. У него в голове не укладывалось, что он чудом избежал казни в Лускане только ради того, чтобы окончить свои дни в каком-то богом забытом поместье. Возможно, он это и заслужил. Конечно, женщине он не причинил вреда, но Жизнь, Которую он вел на протяжении последних месяцев — после того, как покинул Дзирта и остальных своих друзей в Долине Ледяного Ветра, после того, как ударил Кэтти-бри по лицу, — была жизнью человека, достойного такой мрачной участи. Разве сам Вульфгар вместе с Дзиртом не уничтожал разных чудищ за те же самые преступления? Разве он не преследовал великанов, рыскавших в поисках наживы за счет проезжавших торговцев? Разве он или Дзирт проявлял к ним милосердие? Тогда какого же милосердия может ждать он сам?

Но беспокоило его другое. Он утратил веру в правосудие, поскольку и в Лускане, и в Аукни его приговорили за преступление, которого он не совершал. Варвар никак не мог взять этого в толк. Если уж им так хотелось его прикончить, то почему нельзя казнить за те проступки, что действительно лежат на его совести? Их столько, что вполне можно выбирать.

Он вдруг уловил последние слова в разговоре удалявшихся по коридору стражников.

— Что ж за ребенок может родиться от такого соития?

— Да, при таком громадном папаше дитя может просто разорвать леди Меральду на части.

Вульфгар замер. Потом он долго сидел в темноте, открыв рот. Теперь кусочки разрозненной мозаики начинали складываться в понятную картинку. Из обрывков разговора охранников он знал, что лорд Ферингал и леди Меральда поженились совсем недавно, а теперь услышал, что она уже ждет ребенка, но не от мужа.

Вульфгар едва не рассмеялся вслух. Он просто подвернулся весьма кстати, чтобы скрыть грешок знатной дамы и спасти репутацию лорда-рогоносца.

— М-да, ничего не скажешь — повезло, — пробормотал Вульфгар, хотя и понимал, что это не просто злосчастное совпадение. Он оказался здесь, в темноте и зловонии, где кишели пауки и являлся его демон-мучитель, не случайно, его привела сюда целая последовательность неверных шагов.

Да, он заслуживал казни. Пусть не за то, в чем обвинялся, но за то, что совершил.

Она не могла не только заснуть, но даже смежить веки. Ферингал рано ушел от нее и вернулся в свою комнату, поскольку она заявила, что неважно себя чувствует, и попросила дать ей немного отдохнуть от неустанных любовных поползновений с его стороны. Нельзя сказать, что его внимание было ей неприятно. На самом деле находиться в объятиях Ферингала было сладко, и если бы не ребенок и мысли о том человеке в подвале замка, она испытывала бы подлинное наслаждение.

Меральда теперь твердо знала, что перемена в отношении к Ферингалу не была безосновательной — он действительно добрый и благородный человек. Сейчас она смотрела на него другими глазами и замечала и его красоту, и обаяние. Меральда чувствовала, что в силах помочь мужу проявить все прекрасные свойства его натуры и счастливо прожить оставшуюся жизнь с чудесным человеком.

Но зато она была отвратительна сама себе. Ее безрассудство обернулось ребенком во чреве и безысходной яростью мужа. Но самым мучительным для Меральды было сознание того, что невинный человек, который спас ее как раз от того, в чем его обвиняли, должен будет принять мучительную смерть.

После того как варвара увели, девушка пыталась убедить себя, что он, в конце концов, действительно разбойник, он нападал на других людей и, возможно, даже насиловал других женщин.

Но все эти увещевания оказывались бесполезны, поскольку она составила себе совсем другое представление о нем, хоть он и ограбил ее карету. Это ее ложь стала всему виной. Из-за ее обмана теперь казнят невиновного человека.

Меральда долго лежала без сна, повторяя себе, что нет на земле человека хуже ее. Но чуть позже, не вполне сознавая, что делает, она отправилась по коридорам замка с единственной свечой в руке, ступая босыми ногами по холодному каменному полу.

Подойдя к двери в комнату Темигаста, она прислушалась к доносившемуся изнутри похрапыванию и тихонько отворила. У управляющего находились ключи от всех дверей замка, и он держал их на большом железном кольце.

Кольцо висело на крюке над ночным столиком. Меральда осторожно его сняла, при каждом шорохе боязливо оглядываясь на спящего управляющего. Ей удалось выбраться из комнаты, не разбудив его, и даже проскользнуть через приемный зал мимо комнат слуг в кухню. Здесь была дверь в подвал, но на ней стояли такие крепкие запоры и засовы, что открыть ее не смог бы даже великан. Если только у него не было ключа.

Меральда повозилась с ключами, пробуя каждый, пока, наконец, не открыла все замки и не сдвинула все засовы. Она помедлила, собираясь с мыслями и пытаясь продумать все до конца. Услыхав смех стражников, донесшийся из боковой комнатенки, она подошла к ней и заглянула за приоткрытую дверь. Солдаты играли в кости.

Девушка подошла к двери в кладовую, через которую можно было попасть на внешнюю стену замка. Свободное пространство каменистого пляжа было совсем небольшим, особенно во время прилива, как сейчас, но все должно было получиться. Открыв и эту дверь, девушка возвратилась в кухню и осторожно открыла крышку погреба. Она скользнула в грязный коридор и пошла босиком по сырому земляному полу, подобрав ночную рубашку, чтобы не запачкать.

Вульфгара разбудили скрежет ключа в замке и слабый проблеск света из-за двери. В темноте он совсем утратил чувство времени, поэтому решил, что уже настало утро его мучений. Поэтому он безмерно удивился, увидев, что через прутья решетки на него смотрит леди Меральда.

— Сможешь ли ты меня простить? — прошептала она, беспокойно оглядываясь через плечо.

Вульфгар молча смотрел на нее.

— Я не думала, что он станет разыскивать тебя, — продолжала женщина. — Я надеялась, что он оставит все как есть, и я буду…

— В безопасности, — докончил за нее варвар. — Ты думала, что ребенок будет в безопасности. — Настала очередь Меральды изумленно уставиться на него. — Зачем ты пришла? — спросил Вульфгар.

— Ты мог бы нас убить, — ответила она, — Я имею в виду себя и Лайама, тогда, на дороге. Или сделать то, во что все верят.

— Потому что ты их в этом убедила, — не преминул напомнить Вульфгар.

— Ты мог бы не удерживать своего товарища, мог бы дать Лайаму умереть, — продолжала Меральда. — Так что я кое-чем тебе обязана. — К крайнему изумлению Вульфгара, она повернула ключ в замке. — Поднимешь крышку и сразу налево, а потом через кладовую, — сказала она, — Никто тебе не помешает. — Она зажгла еще одну свечу и оставила ему, потом повернулась и побежала прочь.

Вульфгар дал ей время скрыться, поскольку не хотел, чтобы ее заподозрили, если его поймают. В коридоре он оторвал от стены металлическую скобу для факела и постарался, орудуя как можно тише, придать замку такой вид, как если бы он сам взломал его. Потом он помчался по коридору и вылез в кухню.

Он тоже услышал, как спорят и бросают кости стражники в комнате рядом, поэтому не смог покорежить запоры и замки на крышке. Он просто прикрыл ее и задвинул засовы — пусть думают, что ему помогло чье-то волшебство. Пройдя через кладовую, как велела Меральда, Вульфгар протиснулся сквозь маленькую дверку и оказался на крошечном выступе у самого подножия стены замка. Камни кладки были выглажены ветром до блеска. Взобраться по ним вверх не представлялось возможным, а другого способа обогнуть угол не было, потому что начался прилив.

И Вульфгар бросился в холодную воду.

Спрятавшись в кухне, Меральда довольно кивнула, увидев, что варвар подыграл ей, снова заперев крышку. Она таким же образом заперла кладовую, помыла ноги, чтобы скрыть следы ночного приключения, и тихонько прокралась обратно в комнату Темигаста, где без всяких происшествий вернула ключи на место.

Вскоре она вернулась в постель, и жуткие демоны вины отступили — по крайней мере, некоторые из них.

С моря дул холодный бриз, но Морик все равно взмок, поскольку теперь он выглядел как старая женщина, и наряд его был очень тяжелым и теплым. Бродяга стоял за каменной стеной у въезда на мост к замку Аук.

— С чего это они возвели его на острове? — недовольно бубнил он, хотя затруднение, в котором он сейчас находился, прекрасно все объясняло. Один-единственный стражник стоял на стене над громадными замковыми воротами. Наверняка он дремал, но при этом Морик не мог придумать, как бы проскочить мимо него незамеченным. Мост был хорошо освещен факелами, которые горели всю ночь, и спрятаться было негде. Похоже, придется плыть.

Моряк брезгливо посмотрел на черную воду. Если даже ему удастся это сделать, то от его маскарада вряд ли что останется. Вор был неважным пловцом, к тому же совершенно не знал особенностей здешних вод и тех тварей, которыми, вполне вероятно, эти воды кишели.

И тогда он окончательно понял, что пришло время расстаться с Вульфгаром. Бродяга решил, что утром отправится на место казни, но лишь затем, чтобы проститься, поскольку вытащить варвара с эшафота и не оказаться там самому было невозможно.

Потом он еще немного подумал и решил, что даже не пойдет туда.

«К чему? — пробормотал он. — А если там будет чародей, поймавший Вульфгара, и узнает меня, то все может кончиться еще хуже. Лучше я запомню Вульфгара таким, каким он был на воле».

— Прощай, мой большой друг, — с горечью произнес Бродяга. — Я возвращаюсь в Лускан…

Морик умолк на полуслове, потому что вода вдруг забурлила у самой стены, и из нее стало вылезать нечто большое и темное. Рука Бродяга невольно потянулась к мечу.

— Морик? — спросил Вульфгар, стуча зубами от холода. — Ты что здесь делаешь?

— То же самое я мог бы спросить у тебя! — воскликнул Морик, пораженный и обрадованный одновременно. — Я-то пришел, чтобы вызволить тебя, — добавил он, наклоняясь и протягивая варвару руку, чтобы помочь выбраться. — Объяснять будешь потом, сейчас надо спешить.

Вульфгар не стал спорить.

— Да я казню здесь всех стражников до единого! — рвал и метал лорд Ферингал, когда в утро назначенной казни варвара узнал о его побеге.

Стражник вжал голову в плечи, когда лорд Ферингал вскочил с кресла. Меральда удержала его за руку:

— Успокойся, мой господин.

— Успокоиться?! — бушевал Ферингал. — Кто меня предал?! Кто заплатит за это преступление?

— Никто, — ответила Меральда вместо онемевшего от страха стражника. Ферингал недоуменно взглянул на нее. — Если ты кого-то накажешь, это будет из-за меня. А я не хочу крови на своих руках. Ты сделаешь только хуже.

Молодой лорд немного остыл и снова сел в кресло, глядя на женщину, которую хотел беречь и защищать как величайшую в мире драгоценность — свою жену. Он немного подумал, глядя на ее прекрасное, невинное лицо, и после согласно кивнул.

— Обыщите все земли, — приказал он, — и весь замок от подвала до флюгера. Доставьте мне его живым.

Стражник, на лбу которого поблескивали капельки пота, кивнул и пулей вылетел из зала.

— Не бойся, любовь моя, — обратился Ферингал к жене. — Я снова вызову чародея и возобновлю поиски. Этот варвар не скроется.

— Молю тебя, мой господин, — попросила Меральда. — Не вызывай ни этого чародея, ни какого-либо другого. — Ферингал удивленно уставился на нее. — Я хотела бы покончить с этим. Что было, то было, — пояснила она, — пусть все это останется на той дороге. Я больше никогда не хочу вспоминать об этом. Пусть он погибнет в горах, а мы будем думать о себе и нашей жизни, о том времени, когда будем растить наших собственных детей.

Ферингал смотрел на нее не мигая. Потом неохотно кивнул, и Меральда облегченно откинулась да спинку своего кресла.

Управляющий Темигаст наблюдал за ними, и его подозрения перерастали в уверенность. Он теперь не сомневался, что это Меральда освободила варвара. Однако мудрый старик, питавший определенные сомнения с того самого момента, как варвара поставили перед юной госпожой, без труда догадался, в чем тут дело. Только он решил молчать, поскольку в его намерения вовсе не входило причинять боль своему господину. В любом случае от этого ребенка откажутся, и он никак не сможет претендовать на наследство.

Но Темигасту все равно было не по себе, особенно после того, как он увидел на лице Присциллы выражение, какое, вероятно, было и на его собственном. Она давно сомневалась, и Темигаст опасался, что сейчас в ее голове сверкнет догадка относительно происхождения ребенка. Темигаст избегал причинять ненужную боль, а вот Присцилла Аук в этом как раз преуспела.

Глава 24

ЗИМНЕЕ ЗАТИШЬЕ

— Это наш шанс, — сказал Вульфгар Морику. Они прятались за каменным выступом на склоне горы, у подножия которой лежала небольшая деревенька.

Морик взглянул на товарища и покачал головой, удрученно вздохнув. За те три недели, что минули после побега из Аукни, Вульфгар не только не притронулся к бутылке, но и наложил запрет на новые разбойные нападения. Осень заканчивалась, надвигалась зима, а это означало, что караваны, возвращающиеся из Долины Ледяного Ветра, пойдут почти непрерывной чередой. Люди, рыбачившие в летнее время в окрестностях Десяти Городов, тоже ехали в Лускан, поскольку сезон завершился.

Однако Вульфгар твердо заявил Морику, что с грабежами покончено. Вот они и оказались здесь, возле какой-то маленькой, богом забытой деревушки, на которую, как им стало известно, собираются напасть то ли гоблины, то ли орки,

— Снизу они нападать не станут, — сказал Вульфгар и показал на обширную поляну восточное деревни. — Нападут отсюда, — пояснил он, ведь именно там они возвели защитные сооружения, — возразил Морик. Приятели полагали, что в отряде нападающих будет около двух десятков тварей, но мужчин в деревне было не меньше, так что Морику казалось, что их помощь не потребуется.

— Сверху может прийти подкрепление, — предположил Вульфгар. — Жителям придется туго, если их начнут теснить сразу с двух сторон.

— Тебе просто нужен повод, — упрекнул его Морик. Вульфгар бросил на него удивленный взгляд. — Повод влезть в драку, — пояснил Морик, и варвар усмехнулся. — Только почему-то это не распространяется на торговцев, — хмуро добавил Бродяга.

Вульфгар серьезно поглядел на него:

— Я хочу драться с теми, кто этого заслуживает.

— Я знаю многих крестьян, которые усомнились бы в том, что торговцы заслуживают драки меньше, чем гоблины, — ответил Морик.

Вульфгар покачал головой; те имей ни времени, ни желания обсуждать отвлеченные вопросы. Они заметили за деревней какое-то движение — это приближались уроды, которых Вульфгар мог разить без жалости и раздумий. Десятка два орков во весь опор неслись через поле, не обращая внимания на стрелы обороняющихся селян.

— Пошли и покончим с этим, — решительно промолвил Морик, вставая.

Но Вульфгар, в свое время поднаторевший в таких схватках, удержал его и взглядом показал на место выше по склону. В тот же миг оттуда в стену одного из домов полетел громадный валун.

— Там горный великан, — шепнул Вульфгар и стал пробираться в ту сторону. — А может, и не один.

— Ну, правильно, значит, именно туда нам и нужно, — покорно проворчал Морик, всем своим видом давая понять, что сомневается в разумности этого шага.

Полетел новый камень, за ним еще один. Когда Вульфгар и Морик подобрались к великану с тыла, тот поднимал уже четвертый камень.

Варвар всадил топор ему в руку, и гигант уронил камень себе на голову. Взревев, он развернулся к Морику, стоявшему с мечом в руке. Чудовище одним прыжком оказалось рядом с ним. Морик вскрикнул и метнулся в щель между камнями. Великан бросился за ним, но едва достиг узкого прохода, как Вульфгар вскочил на высокий валун и ударил великана по голове молотом. Тот, шатаясь, отступил назад. Когда он снова обрел способность различать предметы, варвара на камне уже не было. Соскочив на землю, Вульфгар с силой треснул великана по коленной чашечке, после чего снова скрылся среди валунов.

Чудовище, держась за разбитую голову и приволакивая раненую ногу, двинуло за ним, но потом взглянуло на засевший в руке топор. Тогда оно повернуло в другую сторону, решив, видимо, что сражений с него хватит, и побежало обратно в скалы Хребта Мира.

Морик вышел из укрытия и протянул руку Вульфгару.

— Отлично сработано, — поздравил он.

Вульфгар даже не взглянул на протянутую ладонь.

— Все только начинается, — возразил он и припустил вниз по склону к деревне, где на оборонительном валу разыгралась настоящая битва.

— До чего же ты любишь драки, — сухо бросил ему в спину Морик. И со вздохом двинулся следом.

Битва внизу ненадолго замерла, поскольку орки не решались теперь проникнуть за преграду, но при этом никто из них не был серьезно ранен. Однако все изменилось, когда сверху на них с воинственным кличем обрушился варвар. Он на бегу сбил четырех орков, и сразу образовалась куча мала. Твари пинались и брыкались, к свалке присоединялись все новые орки, но, в конце концов, окровавленный и израненный, но широко улыбающийся, живым поднялся один Вульфгар.

Приободренные такой результативной атакой и видом Морика, спустившегося следом и зарубившего на ходу еще одного орка, жители деревни разом накинулись на оставшихся. Уцелевшие орки, которые еще могли бежать, бросились наутек.

Когда Морик добрался до Вульфгара, того уже окружили кольцом крестьяне. Они хлопали его по спине, благодарили, обещали вечную дружбу, предлагали жилье на зиму.

— Вот видишь, — с радостной улыбкой обернулся варвар к товарищу. — Это легче, чем на перевале.

Морик скептически поглядел на него, обтирая лезвие клинка. Сражение оказалось легким, даже легче, чем предсказывал варвар. Бродягу тоже быстро окружили благодарные жители, и среди них несколько весьма привлекательных девушек. Не так уж плохо — спокойно провести зиму у жаркого камина. Наверное, можно и не спешить с возвращением в Лускан.

Первые три месяца семейной жизни Меральды были бы почти сказочными, если бы кое-что не мешало полному блаженству. Сказочными потому, что мама впервые за много лет чувствовала себя здоровой и крепкой. Да и жизнь в замке оказалась куда лучше, чем девушка воображала. Правда, рядом всегда была Присцилла, не так уж часто настроенная дружелюбно и порой кидавшая на Меральду сердитые взгляды, но все же никаких козней ей не строившая. Да и что она могла сделать, когда ее брат был совершенно без ума от своей жены?

Меральда тоже чувствовала, как растет ее любовь к мужу. Благодаря зародившемуся в ней чувству и радости за мать осень для нее прошла просто чудесно. Это было время новизны, радости, надежды.

Но едва зима начала подбираться ближе к замку Аук, стали подкрадываться и призраки прошлого.

Ребенок Яки рос и пинался, все чаще напоминая Меральде о ее бессовестной лжи. Она снова и снова вспоминала о Яке Скули, о своем легкомысленном поступке и о том, что это была не единственная глупость. Она размышляла о последних мгновениях жизни юноши, когда он выкрикнул ее имя. Тогда Меральда смогла убедить себя, что он так поступил, ревнуя ее к лорду Ферингалу, а не из-за любви. Но теперь, когда в ее чреве шевелился ребенок Яки, а время успело накинуть вуаль на прошлые события, она уже не была в этом так уверена. Может, Яка все же любил ее по-настоящему. Возможно, то безудержное влечение, что они испытывали друг к другу, заронило в его душу зерно более глубокого чувства, которому только требовалось прорасти.

Но возможно, это зимнее уныние пробуждало в ней такие мысли, как, впрочем, и в ее молодом муже. Они все реже проводили ночи вместе, поскольку живот Меральды непомерно вырос. Однажды утром, когда вокруг замка толстым ковром лежал снег, а ветер завывал в щелях между камнями, Ферингал пришел к ней. Целуя жену, он вдруг замер, пристально посмотрел на нее, а потом задал мучащий его вопрос.

Что она чувствовала, когда была с варваром?

Если бы он ударил ее, вряд ли Меральде было бы больнее, но все же она не рассердилась, поскольку вполне понимала, какие страхи и сомнения терзают его. Она была такой отстраненной в последнее время, а свидетельство того, что она была с другим мужчиной, становилось все более явственным.

Она без конца твердила себе, что, как только ребенок родится и его заберут, у них начнется нормальная жизнь. Когда это напряжение пропадет, они полюбят друг друга еще сильнее. Оставалось только надеяться, что любовь не остынет за те несколько месяцев, что ей оставались до родов.

Само собой, по мере того, как возрастало напряжение между Меральдой и Ферингалом. Присцилла все чаще кидала в ее сторону недовольные взгляды. Ферингал был послушен малейшей прихоти своей жены, и это давало Меральде огромное преимущество в той безмолвной войне, что вели женщины. Однако с увеличением живота могущество Меральды уменьшалось.

Правда, она этого не сознавала, помня, как отнеслась Присцилла к ее заявлению об изнасиловании. Женщина даже сказала как-то, что забрала бы младенца себе и воспитала бы его вдали от замка, как нередко и делалось в подобных случаях.

— У тебя чересчур большой живот для твоего срока, — заметила ей Присцилла в тот самый зимний день, когда Ферингал спросил ее о Вульфгаре.

Меральда поняла, что въедливая золовка прекрасно чувствовала нелады в их с Ферингалом отношениях. В голосе Присциллы ясно слышались подозрительность и недоброжелательство, и Меральда понимала, что она очень тщательно высчитывала срок. И когда Меральда, наконец, родит здорового доношенного ребенка всего семь месяцев спустя после вымышленного изнасилования, начнутся сложности.

Меральда пресекла дальнейшие расспросы, поделившись своими страхами: ведь отец ребенка такой великан, может, и младенец будет настолько большим, что она не сможет его родить. Присцилла на время умолкла, но Меральда понимала, что мир долго не продлится.

И в самом деле, зима шла к концу, живот Меральды рос, и в Аукни начали судачить о действительном сроке беременности, возобновились разговоры о нападении на дороге, перешептывания о трагической судьбе Яки Скули. Меральда была отнюдь не глупа, она замечала, как люди считают, загибая пальцы, видела, каким напряженным стало лицо матери, хотя та ни о чем прямо не спрашивала.

Но неизбежное все же случилось, и начала все Присцилла.

— Ты родишь ребенка в месяце Чес, — отрывисто заявила золовка, когда однажды, в довольно холодный день она, Меральда и Темигаст обедали вместе. Приближался день весеннего равноденствия, но зима еще не думала отступать, метель выла за стенами замка, наметая высокие сугробы. Меральда поглядела на нее, как будто не понимая.