– Тебе нравится мой наряд? – продолжал Каддерли. – Я должен был выглядеть внушительно, чтобы пробраться мимо шпионов Авери. Они повсюду, а Руфо теперь, когда нам обоим хорошенько досталось, еще пристальнее следит за мной.
      – Поделом вам обоим! – бросила Даника. – После того, что вы натворили в большом зале.
      – Ну, теперь мы моем полы, – согласился Каддерли, смиренно пожав плечами. – Везде, каждый день. Прошло уже две очень долгих недели, а впереди еще две.
      – Даже больше, если учитель Авери поймает тебя здесь, – предупредила Даника. – Каддерли помотал головой и воздел руки.
      – Я мыл кухню, – объяснил он. – Иван и Пикел выкинули меня оттуда. “Эт’ моя кухня, парень!” – сказал Каддерли, имитируя голос дварфа, упершись руками в бедра и раздувая грудь. – Если что надо почистить, справлюсь и без тебя. Мне не нужен какой-то…
      Даника напомнила ему вести себя потише и увлекла его в сторону, под прикрытие книжных шкафов.
      – Это был Иван, – сказал Каддерли. – Пикел все больше молчал. Так что если кухню когда-нибудь и почистят, то это сделают дварфы. И это есть хорошо. Час работы там отобьет аппетит у меня очень надолго.
      – Это вовсе не освобождает тебя от работы, – возразила Даника.
      – А я работаю, – притворно возмутился Каддерли. Он отогнул полу своего тяжелого шерстяного плаща и предъявил некий гибрид сандалия и половой щетки. – Каждый сделанный мною шаг делает библиотеку чуточку чище.
      Данике нечего было возразить на такое. На самом деле она была рада, что Каддерли пришел навестить ее. Она его редко видела последние две недели и обнаружила, что очень по нему скучает. А также, если подходить с практической стороны, она никак не могла разобрать некоторые пергаменты, а Каддерли был как раз тем человеком, который мог ей помочь.
      – Не поможешь мне с этим? – спросила она, поднимая упавшие свитки.
      – Мастер Пенпанг Д’Ан? – спросил ничуть не удивленный Каддерли. Он знал, что Даника пришла в библиотеку изучить собрание работ Пенпанга Д’Ана из Аманата, монаха, достигшего вершин мастерства и умершего пятьсот лет назад. Орден Даники был маленьким и скрытным, и немногие в этой части Королевств знали о Пенпанге Д’Ане, но те, кто изучал методики борьбы и концентрации, были всецело захвачены его философией. Каддерли видел лишь небольшую часть заметок Даники, но они заинтриговали его, и уж тем более ему не приходилось сомневаться в боевых умениях Даники. Более половины гордых жрецов Огмы расхаживали, потирая свежие синяки, с тех пор, как горячая молодая женщина приехала в библиотеку.
      – Я вот не очень уверена в этом месте, – объяснила Даника, расстилая пергамент по столу.
      Каддерли подошел к ней и осмотрел свиток. Он начинался изображением скрещенных кулаков, указывающих на то, что речь пойдет о боевых искусствах. Каддерли прочел:
      – Гигель Нугель, – он задумался на секунду. – Железный череп. Прием называется Железный Череп. – Даника с размаху треснула кулаком по столу.
      – Так и думала! – сказала она. – Каддерли почти боялся спросить.
      – Это что?
      Даника поднесла пергамент поближе к лампе, указывая на маленький, почти стершийся рисунок в нижнем углу. Каддерли рассмотрел его поближе. На нем был изображен большой камень, покоящийся на голове человека.
      – Это должно быть изображение Пенпанга Д’Ана? – спросил он.
      Даника кивнула.
      – Ну, теперь мы знаем, как он умер, – хохотнул Каддерли.
      Даника забрала у него пергамент, считая юмор здесь неуместным. Иногда непосредственность Каддерли переходила границы ее терпения.
      – Прости меня, – сказал Каддерли, низко поклонившись. – Пенпанг Д’Ан действительно был удивительным человеком, но не мог же он разбить камень головой?
      – Это проверка на самодисциплину, – ответила Даника голосом, в котором все яснее очерчивались нотки возбуждения. – Как и все его учение. Пенпанг Д’Ан мог контролировать свое тело, само свое естество.
      – Я уверен, ты даже имя мое забудешь, если вдруг Пенпанг Д’Ан воскреснет из мертвых, – печально ответил Каддерли.
      – Чье имя я забуду? – спокойно ответила Даника, не желая играть в эти игры. Каддерли тяжело взглянул на нее, но улыбнулся вслед за ней, не в состоянии противостоять ее чарам. Внезапно молодой ученый перевел взгляд на пергамент и стал очень серьезным.
      – Пообещай мне, что ты не собираешься разбить свое лицо о камень, – сказал он.
      Даника скрестила руки на груди и упрямо наклонила голову, как бы желая сказать ему, чтобы он занимался своими делами.
      Вместо ответа Даника вытянула палец и положила его на стол. Все ее мысли обратились внутрь; ее концентрация должна быть полной. Затем она оттолкнулась от пола, держась только этим пальцем, и подняла ноги на уровень стола. Она простояла так некоторое время, наслаждаясь изумлением Каддерли.
      – Возможности нашего тела выходят за пределы нашего понимания и ожиданий, – отметила Даника, садясь на стол и предъявляя свой палец Каддерли, дабы он убедился, что палец не пострадал. – Учитель Пенпанг Д’Ан понял их и научился использовать их для своих целей. Я не буду пытаться выполнить Железный Череп этой ночью, да и вообще в ближайшее время. Вот это я могу тебе пообещать. Но ты должен понять, что Железный череп – ничто по сравнению с тем, что я пришла сюда изучать.
      – Физическая задержка, – пробормотал Каддерли с явным неодобрением. Лицо Даники просветлело.
      – Только подумай об этом! – сказала она. – Великий мастер мог остановить сердце, даже прекратить дыхание.
      – Есть священники, которые могут сделать то же самое, – напомнил ей Каддерли, – И волшебники тоже. Я видел заклинание в книге, которую…
      – Это не заклинание, – возразила Даника. – Священники и маги используют силы, которые превыше их разума и тела. Подумай, однако, о самоконтроле, необходимом, чтобы сделать так, как делал Пенпанг Д’Ан. Он мог остановить свое сердце в любой момент, пользуясь только пониманием своего естества. Прежде всего, стоит оценить именно это.
      – Я ценю, – искренне ответил Каддерли. Его лицо стало мягче, и он нежно провел тыльной частью ладони по ее щеке. – Но ты пугаешь меня, Даника. Ты полагаешься на книги, которым уже пятьсот лет, и вполне можешь погибнуть. Я плохо помню, какой была моя жизнь до того, как появилась ты, и я не хочу думать о том, какой она будет без тебя.
      – Я не могу идти против своего естества, – сказала Даника тихим, но не допускающим возражений голосом, – И я не предам то, чему решила посвятить свою жизнь.
      Каддерли некоторое время обдумывал ее слова, сопоставляя их со своими чувствами. Он многое ценил в Данике, но больше всего его привлекал ее внутренний огонь, ее готовность принять и побороть все трудности. Каддерли знал, что приручить ее, погасить этот огонь, будет значить убить ту Данику, которую он знал, убить более верно, чем любой из кажущихся невозможными приемов Пенпанга Д’Ана.
      – Я не могу измениться, – снова сказала Даника. Ответ Каддерли пришел прямо от сердца:
      – Я и не хочу, чтобы ты менялась.
 

* * * * *

 
      Барджин знал, что не сможет попасть в увитое плющом здание через окна или двери. В то время как Библиотека Наставников была открыта для последователей всех незлых религий, защитные глифы прикрывали все известные входы, дабы защитить библиотеку от людей, вроде Барджина, посвятивших себя делу хаоса и страданий.
      Библиотека Наставников была древним строением, а Барджин знал, что таковые имеют множество секретов, в том числе и от своих нынешних обитателей.
      Священник держал Отсвечивающую красным Бутылку перед глазами.
      – Вот мы и пришли, – сказал он, как будто бутылка могла его услышать. – Здесь я укреплю свою власть над Замком Троицы, и над всем краем, после того, как закончатся наши завоевания. – Барджину не терпелось попасть внутрь, найти катализатор и начать предприятие. Он на самом деле не верил, что зелье является посланником Талоны, но, нужно отметить, себя он таковым тоже не считал, хоть и присоединился к ордену жрецов Талоны. Он принял эту веру по расчету, для выгоды обеих сторон, и знал, что пока его действия способствуют исполнению планов Госпожи Ядов, она будет довольна.
      Барджин провел остальную половину не по-весеннему мрачного и унылого дня в тени придорожных деревьев. Он слышал полуденную песнь и видел, как из здания группами и по одному выходят священники и другие ученые на полуденную прогулку.
      Темный священник принял меры предосторожности, произнес несколько несложных заклинаний, которые помогли бы ему слиться с местностью и остаться незамеченным. Он слушал непринужденную болтовню проходящих групп, развлекая себя мыслями о том, как изменятся их слова, когда он обрушит на них Проклятие Хаоса.
      Однако, фигура, привлекшая внимание Барджина, по всей видимости, никакого духовного сана не имела. Седоволосый, взъерошенный, с немытым лицом, морщинистой, загоревшей кожей садовник Мулливи шел по своим делам, как он делал вот уже четыре десятка лет: подметал дорожку и ступени главного входа, не догадываясь об опасности.
      Злая ухмылка Барджина стала еще шире. Если в библиотеку и был какой-то секретный вход, то старик должен знать об этом.
 

* * * * *

 
      К вечеру облака разошлись, и кромка гор вспыхнула удивительной алой каймой. Мулливи не обращал на это внимания: за свою жизнь он повидал слишком много закатов, и они больше не тревожили его сердце. Он потянулся, хрустнув старыми суставами, и поплелся к своему сараю, который ютился у боковой стены огромного строения библиотеки.
      – Ты тоже стареешь, – сказал садовник своей лачуге, открыв скрипучую дверь. Он зашел внутрь, намереваясь поставить на место свою метлу, но внезапно остановился, парализованный силой, которую он не понимал.
      Из темноты к нему потянулась рука, выхватив метлу из его непокорных пальцев. Разум Мулливи призывал действовать, но он не мог заставить повиноваться свое тело. Не мог закричать, или повернуться лицом к хозяину руки. Затем его втолкнули в сарай – он упал лицом вниз, не в состоянии поднять руку и предотвратить падение, – и дверь закрылась за ним. Мулливи знал, что он не один.
 

* * * * *

 
      – Ты мне все расскажешь, – пообещал из темноты зловещий голос.
      Мулливи висел привязанный за запястья уже несколько часов. В комнате царила кромешная тьма, но садовник чувствовал, что его мучитель стоял очень близко.
      – Я мог бы убить тебя и расспросить обо всем твой труп, – с усмешкой сказал Барджин. – Уверяю тебя, мертвецы очень разговорчивы, и они никогда не лгут.
      – Другого пути внутрь нет, – уже, наверное в сотый раз, сказал Мулливи.
      Барджин знал, что старик лжет. В начале допроса он произнес несколько заклинаний, отделяющих правду ото лжи, и Мулливи полностью провалил это испытание. Барджин аккуратно ухватил живот садовника одной рукой.
      – Нет, нет! – умолял тот, мечась и стараясь освободиться от этого захвата. Но Барджин держал крепко и начал нашептывать слова. Вскоре внутренности Мулливи наполнились жидким огнем, а желудок свела невыносимая боль. Его беспомощные крики сами собой вырывались оттуда.
      – Кричи, кричи, – проворчал Барджин. – Все вокруг защищено заклинанием тишины, старый дурак. Ты не потревожишь безмятежного сна тех, что в библиотеке. Но зачем тебе тогда так заботиться об их безмятежном сне? – тихо спросил Барджин голосом, полным притворного сочувствия. Он убрал руку и мягко провел рукой по изуродованному месту.
      Мулливи прекратил биться и орать, хотя боль от жуткого заклинания и не совсем прошла.
      – Ты для них ничто, – мурлыкал Барджин, но его рассуждения имели силу внушения. – Священники думают, что они лучше тебя. Они разрешают тебе подметать дорожки и чистить канавы, но разве им не наплевать на твою боль? Ты здесь, и ты страшно страдаешь, но неужели хоть один из них пришел к тебе на помощь?
      Тяжелое дыхание Мулливи стало понемногу успокаиваться.
      – И все-таки ты так упрямо их защищаешь, – продолжал Барджин, зная, что пытка уже почти сломила садовника. – Они не защитят тебя, а ты все не желаешь рассказать мне свой секрет, даже ценой собственной жизни.
      Даже при более ясном состоянии рассудка, Мулливи не отличался исключительными умственными способностями. Как правило, его лучшим другом была бутылка краденого вина, и сейчас, когда его разум был затуманен болью, слова тюремщика казались истиной в последней инстанции. Почему бы ему не показать этому человеку свой секрет, ту мокрую, заросшую мхом и кишащую пауками дыру, которая вела на самый нижний уровень библиотечного комплекса – древние и неиспользуемые катакомбы под винным погребом и верхними подземельями? Внезапно, как и планировал Барджин, Мулливи представил себе, как смягчится выражение лица его тюремщика. В своем отчаянии садовник очень хотел верить, что палач может стать союзником.
      – Ты не расскажешь им? – спросил Мулливи.
      – Они будут последними, кто об этом узнает, – пообещал Барджин.
      – Ты не будешь мешать мне брать вино?
      Удивленный Барджин отошел чуть назад. Теперь он понимал, почему упрямился Мулливи. Тайный путь садовника вел в винный погреб, и эта старая развалина не хотела так запросто расставаться с дармовым вином.
      – Дорогой мой, – промурлыкал Барджин, – Ты можешь взять все вино, какое пожелаешь и даже более того, гораздо более.
 

* * * * *

 
      Они только вошли в туннель, когда Мулливи, несущий факел, повернулся и угрожающе направил его на Барджина. Несмотря на издевательский смех Барджина, голос Мулливи оставался твердым.
      – Я показал тебе дорогу, – заявил садовник. – Теперь я ухожу.
      – Нет, – ровно ответил Барджин. Он повел плечами, и дорожный плащ упал на пол, открывая Барджина во всем великолепии. На нем были его новые одеяния – пурпурная мантия с вышитым на ней трезубцем, увенчанным тремя каплевидными флаконами. На его поясе висела странная булава с навершием в виде хорошенькой девичьей головки. – Теперь, когда ты присоединился ко мне, – объяснил Барджин. – Ты никогда не уйдешь.
      Ужас заставил Мулливи двигаться. Он хлопнул Барджина по плечу горящим факелом и постарался протиснуться мимо него. Но священник как следует приготовился, прежде чем дать факел садовнику. Огонь не повредил Барджину, даже не опалил его роскошные, защищенные заклятьем одежды.
      Мулливи стал действовать иначе и ударил факелом как дубинкой. Но на Барджине была магическая броня, такая же крепкая, как металлический панцирь и факел отскочил от ее поверхности, не причинив никакого урона.
      – Ну, пойдем же, милый Мулливи, – льстиво сказал Барджин, вовсе не обижаясь. – Ты ведь не хочешь, чтобы я стал твоим врагом.
      Мулливи отступил назад, чуть не уронив факел. Он долго не мог справиться с ужасом, не мог заставить себя хотя бы дышать.
      – Ну, веди же, – попросил Барджин. – Ты знаешь все туннели и проходы внизу. Покажи их мне.
      Барджину положительно нравились катакомбы: пыльные и уединенные и заполненные останками давно умерших священников, некоторые были забальзамированы, а некоторые всего лишь увитыми паутиной скелетами. Он найдет им применение.
      Мулливи показал ему весь уровень, включая шаткую лестницу, ведущую в винный погреб и комнату средних размеров, которая когда-то была кабинетом в старой библиотеке. Барджин приметил эту комнату как прекрасное место, чтобы установить свой нечистый алтарь, но сначала ему нужно было получить как можно больше пользы от этого садовника.
      Они зажгли несколько факелов и укрепили их в кольцах на стенах, затем он подвел мулливи к древнему столу посреди комнаты и вытащил свой драгоценный груз. Бутылка была заколдована еще в Замке Троицы; только последователи Талоны и люди чистые сердцем могли к ней хотя бы прикоснуться, и лишь последние могли открыть ее. Как и Абалистер, Барджин знал, что это будет препятствием, но священник полагал его вполне подходящим. Что может быть забавней, чем позволить чистому сердцем человеку освободить Проклятие Хаоса?
      – Прошу тебя, открой это, – сказал Барджин.
      Садовник с любопытством посмотрел на флакон, а затем перевел взгляд на священника. Но Барджин знал слабое место садовника.
      – Это амброзия, – соврал священник. – Всего один глоток, и во все последующие годы любые вина будут казаться тебе в десять раз чудесней, ибо действие напитка не ослабнет. Прошу тебя, пей. Ты заслужил свою награду.
      Мулливи с готовностью облизал губы, последний раз взглянул на Барджина и потянулся к бутылке. Разряд электричества прошел сквозь него, обжег пальцы и бросил садовника через всю комнату к противоположной стене. Барджин подошел и протянул руку, чтобы помочь ему подняться.
      – Так и думал, – пробормотал священник себе под нос.
      Все еще трясущийся от удара, с поднятыми электричеством волосами Мулливи не мог вымолвить ни слова.
      – Не бойся, – заверил его Барджин. – Ты послужишь мне иначе. – Только теперь садовник заметил, что Барджин держит в руке свою булаву с девичьей головой.
      Мулливи наклонился к стене, и выставил вперед руки, но они едва ли смогли бы защитить от ужасного оружия Барджина. Головка с невинным выражением на лице взлетела над Мулливи, изменяясь по пути. Лицо стало угловатым, злобным, той самой Кричащей Девой, из ее неестественно широко открытого рта торчали ядовитые клыки.
      Она с жадностью вгрызлась в плоть предплечья Мулливи и прошла дальше, разрывая его грудь. Садовник несколько раз дернулся в агонии, а затем бессильно сполз по стене.
      Барджин, у которого было много дел, перестал обращать на него внимание.
 

* * * * *

 
      Абалистер откинулся на спинку кресла, отведя глаза от волшебного зеркала, но не прервав установленную им связь. Он нашел Барджина и узнал место, в котором тот находился: Библиотека Наставников. Абалистер провел рукой по своей редеющей шевелюре и глубоко задумался: новости были более чем тревожные.
      Волшебник испытывал различные чувства касательно библиотеки. Когда-то, много лет назад, он там учился, но интерес, проявленный им к нижним планам, прервал эту связь Священникам было очень жаль прогонять человека таких способностей, но они были озабочены тем, как этот молодой человек понимал разницу между добром и злом, между учебой и опасными деяниями.
      Но на этом дела волшебника с библиотекой небыли окончены. Некоторые события последовавших лет лишь разбередили затаенную им злобу. Теперь, планируя завоевания всего региона, Абалистер предпочел бы оставить библиотеку на сладкое, и самому повести последнюю атаку. Ему и в голову не приходило, что Барджин отважится нанести первый удар именно по этому месту; он полагал, что священник начнет с Шимисты, или с какого жизненно важного места Карадона.
      – Ну? – послышался вопрос из другого конца комнаты.
      – Он в библиотеке наставников, – мрачно ответил Абалистер. – Этому святоше взбрело в голову начать с самых могущественных из наших врагов.
      Абалистер догадывался, что скажет имп, и прошептал “бене теллемара” вместе с ним.
      – Найди его, – потребовал имп. – О чем он думает?
      Абалистер подозрительно взглянул на Друзила, но если ему и было что сказать, то он промолчал, соглашаясь с импом. Он ближе наклонился к зеркалу, прорываясь на нижние уровни библиотеки: через затянутые паутиной туннели к комнате, где Барджин установил свой алтарь. Барджин некоторое время нервно оглядывался по сторонам, но затем, по-видимому, узнал источник мысленной связи.
      – Ну, здравствуй, Абалистер, – самодовольно сказал священник.
      – Ты сильно рискуешь, – заметил волшебник.
      – Ты сомневаешься в силе Туанта Квиро Минакай? – спросил Барджин. – В посланнике Талоны?
      У Абалистера не было ни малейшего желания возвращаться к этим бесконечным препирательствам. Прежде чем он смог ответить, еще одна бледная фигура с мутными глазами и неестественно обвисшей рукой попала в поле зрения.
      – Мой первый солдат, – пояснил Барджин, подталкивая тело Мулливи поближе к себе. – И еще более сотни ожидает моего зова.
      Абалистер сразу понял, что этот “солдат” – ничто иное, как оживленный труп, зомби, и, зная, что катакомбы под библиотекой полны древними захоронениями, ему не нужно было спрашивать, где Барджин возьмет остальных. Теперь решение Барджина напасть сначала на Библиотеку Наставников не казалось таким безрассудным; Абалистеру оставалось лишь догадываться, насколько могущественен был его соперник, и насколько могущественным он станет. Снова неясные, смешавшиеся чувства о библиотеке нахлынули на него. Абалистеру хотелось приказать Барджину немедленно покинуть библиотеку, но, конечно же, подкрепить свой приказ он ничем не мог.
      – Не недооценивай меня, – сказал Барджин, как будто прочитав мысли волшебника. – Когда падет библиотека, весь регион останется беззащитным. А теперь убирайся отсюда, у меня есть дела, которые не понять обычному волшебнику.
      Абалистеру снова захотелось воспротивиться наглым словам священника, но, как и в прошлый раз, он понимал, что слова здесь ничего не значили. Он немедленно разорвал связь, и откинулся на спинку кресла, предавшись воспоминаниям.
      – Бене теллемара, – снова сказал Друзил. Абалистер взглянул на импа.
      – Барджин может привести нас к победе, гораздо раньше, чем мы ожидали, – сказал волшебник, но в его голосе было мало радости.
      – Это ненужный риск, – сплюнул Друзил. – С готовыми к выступлению солдатами Рэгнара, Барджин мог бы подыскать и другую цель. Он мог бы пойти к эльфам и обрушить проклятие на них – вот уж кого ненавидит Рэгнар и собирается раздавить в первую очередь. Если мы захватим лес Шимисты, то сможем двинуться на юг в обход гор и изолировать священников в их библиотеке, прежде, чем они поймут какая беда приключилась.
      Абалистер не спорил, ему было лишь интересно, почему он так легко расстался со своим творением. Он рассматривал каждое свое действие, каждую ошибку, но в глубине души понимал, что его подвела его собственная трусость.
      – Я должен пойти к нему, – неожиданно сказал Друзил.
      Поразмыслив над этим предложением, Абалистер решил не спорить. Посылать импа было очень рискованно, но магу так же пришло в голову, что принимай он побольше рискованных решений в прошлом, сейчас он мог бы и не оказаться в таком дурацком положении.
      – Дориген сказала, что при Барджине была зачарованная жаровня, – сказал волшебник, поднимаясь и беря в руку посох. – Она лучше всех нас разбирается в колдовстве, и будет знать, если Барджин откроет ворота на нижние планы в поисках союзников. Когда Дориген подтвердит это, я открою другие ворота здесь. Далеко тебе идти не придется. Барджин не догадается, что тебя подослал я. Полагая, что сам вызвал тебя, он не усомнится в твоей преданности.
      Друзил обернул свои кожистые крылья вокруг себя и мудро придержал язык, пока волшебник не вышел из комнаты.
      – Подослал ТЫ? – огрызнулся имп.
      Абалистеру еще многому нужно было научиться.

Глава 7. Свет и тьма