Как назло, день выдался жаркий, будто специально для того, чтобы помучить бедного Дыболя. Город тонул в мареве, и привычные очертания предметов струились, словно в текучей воде.
      Нести картину было чрезвычайно трудно. Она все время заваливалась то на один бок, то на другой или вдруг клевала вперед, заставляя Сашу выписывать ногами сложные фигуры. Розалия шла позади и покрикивала на своего помощника. Раза два она даже назвала его недотепой и остолопом и, если бы ноша не была такой тяжелой и громоздкой и не требовала столько сил для опускания её на асфальт, Дыболь, пожалуй поставил бы её и ответил Розалии тем же.
      Наконец они свернули в переулок и оказались у входа на городскую барахолку. С трудом миновав широкие ворота, Саша попытался поставить картину, но не удержав, грохнул её о землю. С багета во все стороны брызнула позолоченная лепнина, а рама, заскрипев, перекосилась так, что сразу потеряла всю свою музейную чопорность и сделалась похожей на рухлядь.
      Подоспевшая Розалия с ужасом посмотрела на свой портрет, и затем на Дыболя.
      - Если мы не обменяем его на телескоп, я вас убью, Александр, жалобно сказала она и пальцем потрогала на раме оголившееся дерево. - Какая была рама! Теперь, наверное, за неё не дадут и одного стеклышка от телескопа.
      Прячась за холстом, Саша делал вид, будто пристраивает картину к забору, хотя та давно и крепко стояла на земле.
      - Вылезайте же оттуда, растяпа! - крикнула Розалия. - И ждите меня. Я сейчас вернусь.
      Мокрый от пота, в дорожной и гипсовой пыли, Дыболь выбрался из-за портрета и зачем-то принялся собирать осколки лепнины. Руки и ноги у него дрожали от жары и усталости. Во рту пересохло так, что вспухший язык отказывался воспроизводить какие бы то ни было слова. При этом, ему самому было страшно жаль рамы, и обидно за Розалию - изображение этой красивой женщины разом превратилось в мазню.
      У картины постепенно собирался народ. Люди подходили, уважительно здоровались с Сашей и разглядывали живопись. При этом, одни теребили себя за подбородки, другие приседали или переходили с места на место, чтобы увидеть портрет в разных ракурсах, третьи подходили вплотную и разглядывали ширину и форму мазка. Вскоре у портрета собралось человек сорок. Дыболь уже вошел во вкус и почти почувствовал себя автором. Он по-хозяйски поглядывал на ценителей живописи и иногда небрежно смахивал с холста невидимые пылинки.
      - Ерунда, - неожиданно высказался кто-то из рыночных критиков.
      - Конечно ерунда, - поддержал его второй, и толпа начала быстро рассасываться. Уже через минуту рядом с Сашей не осталось ни одного человека и непонятно почему, Дыболь воспринял это как собственное поражение. Если бы не подошедшая хозяйка картины, он, пожалуй, сказал бы вслед барахольщикам несколько неласковых слов, но Розалия сразу начала вводить его в курс дела.
      ЧЕСТЬ
      Сашина опекунша приблизилась к нему вплотную, чем очень смутила Дыболя.
      - Есть труба, - не обращая внимания на Сашины муки, заговорщицки прошептала она. - Это то, что нам нужно. Сейчас мы подойдем к хозяину телескопа, я поведу его смотреть картину, а если он не согласится на обмен, вы, Алек, возьмете трубу и убежите. Хозяин будет со мной, так что вам бояться нечего. Если он откажется меняться, я дам вам знак. Пока этот боров добежит до своего места, вы успеете скрыться. Меня не ждите и обо мне не беспокойтесь. Встречаемся дома. Надеюсь, вам все ясно, Александр?
      - Ага, - ошалело ответил Дыболь.
      - Не трусьте, Алек, будьте мужчиной. Надо же вам когда-нибудь становиться мужчиной.
      Чего-чего, а такого Саша от своей опекунши не ожидал. Если бы Дыболь не знал эту женщину целых два дня, он подумал бы, что она его разыгрывает. Но внешний вид Розалии говорил об обратном - выражение её лица, напор, с которым она убеждала его украсть телескоп, и то, что в запале она прижималась к нему всем телом, начисто исключали какую-либо несерьезность.
      К владельцу телескопа они подошли врозь. Саша изображал праздного горожанина, который забрел на барахолку лишь для того, чтобы как-то скрасить время. Розалия обрела вид богатой дуры и надменно обратилась к продавцу:
      - Я хочу предложить вам за эту трубу вон ту картину. Вон, видите у входа?
      - А на что мне картина? - равнодушно ответил продавец.
      - А на что вам телескоп? - раздраженно спросила Розалия. - Это же искусство. Неужели вы не понимаете? Вы подойдите, посмотрите.
      - А чего мне ходить? Я и отсюда вижу - дребедень.
      - Дребедень?! - оскорбилась Розалия. По её лицу было видно, что она готова врезать этому барахольщику зонтом по физиономии. И все же она взяла себя в руки и проговорила: - А рама? Рама тоже дребедень? Вы только взгляните. На ней же одной позолоты килограммов пять.
      Дыболь стоял в стороне и делал вид, что рассматривает бронзовый подсвечник. Ему очень не хотелось красть телескоп и он надеялся на то, что толстяк окажется благоразумным и не уйдет от своего товара. Но владелец трубы, после недолгого колебания, все же заинтересовался гигантской позолоченой рамой.
      Помня, как быстры на расправу жители этого города, Саша с тоской поглядывал на свою опекуншу и толстяка, которые медленно удалялись к выходу. "Ну дура! - мысленно ругался он. - Связался же с дурой!" При этом отказаться от задуманного или сбежать от Розалии и покрыть себя позором, Дыболю не приходило в голову. Саша знал, что такое чувство собственного достоинства и честь.
      Как показывает жизнь, людей без чести не бывает. В каждом, даже самом, на первый взгляд, опустившемся человеке все же живет одна из разновидностей чести: мужская или женская, девичья или офицерская, рабочая, а значит и интеллегентская, общечеловеческая или воровская - нет им числа. Бывает, правда, честь на некоторое время теряют, но сменив место жительства или место работы, она естественным образом восстанавливается.
      Случается, что честь отдают или её лишают, как это часто бывает с женщинами, у которых, видимо, она находится где-то на поверхности. Сколько угодно примеров, когда человек добровольно жертвует своей честью ради кого-то или чего-то, а бывает от неё избавляются, если честь много задолжала. Долг чести - вещь довольно обременительная.
      Известно, что честью можно торговать, а следовательно и покупать её. Честь можно запятнать, легко обидеть, и нередко это капризное существо заставляет человека совершать поступки во вред себе и своим близким.
      Непрочная, маркая, обидчивая, продажная, вечная должница, но в то же время требовательная - честь удивительно неудобная штука.., но греет. Всех греет. И каждый в меру своих сил бережет её, а если не уберег, старается приобрести, не жалея ни сил, ни денег, а иногда и жизни. Желая сохранить честь, человек иногда рискует самым дорогим, что у него есть - жизнью, как, например, Дыболь.
      Саша очень огорчился, когда увидел, что Розалия подает ему знак. Это означало одно: хватай телескоп и беги. Что он и сделал.
      ФАНТАСТИКА
      Сердце у Дыболя бухало так громко, что он не слышал позади себя ни выстрелов, ни криков. Перемахнув через высокую металлическую ограду, он интуитивно выбрал самый правильный путь - напрямик через кусты, прямо по нехоженному ворсу травы, по которой не ступала нога человека. Оставляя позади себя едва заметные следы, Саша бежал без оглядки столько времени, сколько ему позволили силы, ну а сил у него было немало. Дыболь несся мимо магазинов и ресторанов, юридических контор и спортивных залов. Затем он обогнул велодром и выскочил на совершенно прямую, но плохо асфальтированную улицу.
      Наконец остановившись, Дыболь обнаружил, что находится на окраине города. Как это часто бывает, окраина была похоже на деревню. В лужах огромными валунами дремали свиньи. Вдоль добротных заборов озабоченно бродили куры, утки и гуси, такие крупные и жирные, что Саша испугался - не уменьшился ли он сам в размерах. Дома были такими же, как и под Москвой, с той лишь разницей, что в каждом дворе стояло по трактору и грузовику. А рядом с автотехникой, словно на международной выставке сияли на солнце никелированными ручками умопомрачительные музыкальные центры самых экзотических фирм. Они пели и играли на разные голоса, и эта музыкальная каша делала горячий воздух плотным, как облако вулканической пыли.
      Облокотившись о забор ближайшего дома, Дыболь минут пятнадцать с хрипом выдыхал из себя горячий отработанный воздух, а когда мокрое от пота, разгоряченное тело остыло до нормальной температуры, он вконец обессиленный поплелся вдоль изгороди.
      Злополучная труба болталась на ремешке у самого бедра и тем самым напоминала Саше о только что содеянном преступлении. Совесть почти не трогала его. Он только жалел, что согласился пожить у Розалии. "Лучше бы остался у профессора, - раздосадованно думал он. - Тот все-таки не посылал воровать. Хотя, кто его знает? Может у Розалии тоже скоро день рождения."
      Неожиданно кто-то окликнул Дыболя. Он поднял глаза и увидел перед собой Луизу, ту самую кроткую ночную красавицу, которую вечером он до беспамятства полюбил, а утром с такой же силой возненавидел. Ту самую утреннюю дурнушку, которой он так безбожно врал всю ночь, а потом так позорно сбежал.
      Луиза стояла с большой хозяйственной сумкой в двух метрах от Саши и улыбалась ему так, будто не было ничего того, что Дыболь желал если и не исправить, то хотя бы забыть.
      - Здравствуйте, Александр, - трепетно произнесла Луиза.
      Появление девушки лишило Дыболя последних сил. Он вяло забормотал что-то о невыносимой жаре и вонючих лужах со свиньями. Затем, ляпнул, что решил прогуляться и машинально убрал телескоп за спину.
      - А я тоже гуляю. Вот вас встретила, - скромно улыбаясь, сказала девушка. - Хотите, погуляем вместе? А можем и здесь постоять. Мне все равно. А хотите пирожок? Я сама испекла. Какой вы будете: с капустой, с мясом, с рисом, с маком, с картошкой или с вишней? У меня и чаек есть в термосе. - Луиза достала из сумки полуторалитровый китайский термос и, несмотря на свою субтильность, легко помахала им в воздухе.
      Немного опомнившись, Саша провел рукой по мокрым от пота волосам, сипло прокашлялся и наконец поздоровался:
      - Здравствуй...те. В городе такая жара. Я тогда... Луиза, спешил. Извини.
      - А вот скамеечка, - радостно воскликнула девушка. - Стоя вредно есть. Садитесь-садитесь. - Луиза присела, выложила на деревенскую скамью большой сверток с пирожками и, отвинтив стаканчику термоса, налила Дыболю чаю.
      Саша сел на самый край скамьи и тут же получил в руки ещё теплый пирожок и стакан с чаем. Дух от пирогов шел такой волнующе-домашний, что Дыболь сразу раскис и малодушно подумал, не навестить ли ему ещё раз заботливое семейство Луизы.
      - Спасибо, - растроганно проговорил он и откусил кусочек пирожка. Затем Саша мечтательно посмотрел вдаль и тут же едва не поперхнулся от удивления. В полукилометре от города на картофельном поле высился космический корабль.
      - Ух ты! - воскликнул Дыболь, сразу забыв об угощении. - Ракета! Настоящая ракета!
      - Где? - встревоженно озираясь, спросила Луиза.
      - Да вон, впереди! - указал Саша пирогом на корабль.
      - Это? - на этот раз удивилась девушка. - Это водонапорная башня. Кушайте, Александр. Кушайте. Пирожки остынут.
      - Какая же это башня?! Это космический корабль! - возбужденно возразил Дыболь.
      - Я здесь прожила всю жизнь, - с улыбкой проговорила Луиза. - Это водонапорная башня стоит здесь, сколько я себя помню, лет пятнадцать-двадцать. А вы просто фантазер, Александр.
      Луиза ошиблась, фантазером Саша никогда не был, а потому назвал предмет, который увидел, своим именем.
      КИРПИЧ ДЛЯ ИВАНА ИВАНОВИЧА
      До гигантского блестящего огурца оставалось всего метров сто. Не отрывая безумного взгляда от космического корабля, Дыболь торопливо шел впереди Луизы и не переставая говорил:
      - Ты что, не видишь? Это же межпланетный корабль! Какая же это башня?! Скажет же такое!
      - Вижу, - едва поспевая за ним с тяжелой ношей, тихо произнесла девушка.
      Добравшись до корабля, Саша с Луизой несколько раз обошли вокруг него и остановились у раскрытой двери лифта. Задрав голову, Дыболь с восторгом продолжал повторять, что никакая это не башня, а девушка послушно кивала головой и украдкой вытирала слезы.
      - Пойдем посмотрим, - сверкая глазами, предложил Саша. - Такое же бывает раз в жизни.
      - Мне нельзя, - испугано ответила Луиза и тут же с чувством добавила: - Не ходите, Александр. Пойдемте к нам. Мама с папой ждут нас к обеду. Они сказали, что я обязательно должна привести вас.
      - Интересно, где бы ты меня искала? Мы же встретились случайно.
      - У космического корабля, - едва слышно пролепетала девушка.
      - Ага! Все-таки это космический корабль! - воскликнул Дыболь. - А то водонапорная башня! Придумает же такое! Ты бы его ещё погребом назвала.
      Саша снова ощущал себя почти счастливым. Ему было хорошо от того, что он благополучно избежал расправы за воровство и снова встретился со скромной и ласковой Луизой. От того, что он был молод и наткнулся на настоящий космический корабль. Было в этом букете и нечто такое, что он ещё не успел осмыслить, а потому не имеющего ни названия, ни определения.
      "Стучите и отворится", - справедливо сказано в Евангелии.
      Так и не уговорив Луизу, Дыболь попросил её подержать телескоп, вошел в лифт, крикнул: "Я не на долго", и кабина лифта пулей унесла его наверх. Посмотрев вниз, Саша увидел крошечную Луизу. Она махала ему рукой и что-то кричала.
      Осторожно войдя в корабль, Дыболь осмотрелся, на всякий случай эгекнул и только потом медленно двинулся вперед. Коридор закончился тесным лифтом, на котором Саша в одну секунду поднялся в просторную капитанскую рубку. Затем, дверь бесшумно закрылась за ним, и Дыболь ощутил какое-то странное дрожание, а затем и гул.
      "Садись, дурень! Улетаем!" - слева загорелась надпись на широком экране монитора.
      - Куда?! - закричал Саша, и какая-то сила повалила его на пол. Падая, он успел прочитать и вторую надпись: "Садись, говорю!"
      - Куда?! - снова истошно заорал Дыболь, и было непонятно, что означает его вопрос: куда садиться или куда они улетают? После этого перед Сашей загорелись сразу два ответа. На левом мониторе появилась надпись: "Садись в кресло", а на правом: "К инопланетянам".
      Вот и пригодился космический корабль, бесцельно простоявший на картофельном поле столько лет. Мечтал ли Дыболь, что когда-нибудь станет космонавтом? Может, в детском саду или первом классе. Так кирпич, положенный двести лет назад неизвестным строителем, срывается вдруг со своего места и летит на голову не кому-нибудь, а именно Ивану Ивановичу.
      Выезжая на природу, осмотрись, читатель. Может, и твой корабль торчит из каких-нибудь кустов и ждет, чтобы захлопнуть за тобой дверь.
      О том, что стало с Луизой: она не сгорела в стартовом пламени. Ее просто не стало, как и города, подаренного Саше джином. Едва Дыболь вошел в капитанскую рубку, как все это стало прошлым, а прошлое, как известно, не горит.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      ПРОШЛОЕ
      Неуклюже перебирая руками, Саша подплыл к иллюминатору. Мимо корабля со свистом проносились мелкие метеориты и темные загадочные астероиды, а чуть дальше лениво крутились, похожие на разноцветные глобусы, планеты.
      - Эй! - крикнул Дыболь.
      - Эй! - эхом отозвался корабль.
      - Эй, Джин! - позвал Саша.
      - Эй, Джин! - бесстрастно повторил корабль.
      - Джин, я больше не хочу! Джин! - Дыболь несколько раз облетел капитанскую рубку по периметру и, никого не обнаружив, разъярился: - Джин! Поймаю, кости переломаю! Джин, сволочь! Отпусти меня!
      Корабль в точности воспроизвел просьбу, но ничего не произошло. Панель управления подмигивала десятками лампочек, поставленное на автопилот, огромное рулевое колесо ворочалось и скрипело, и только за бортом корабля происходило что-то похожее на жизнь. Но, во-первых, корабль был закупорен на совесть, а во-вторых, космос не подходящая среда обитания для человека.
      Сорвав зло на стенах и набив себе несколько шишек, Дыболь наконец научился сносно передвигаться в условиях невесомости. Теперь, когда он имел возможность попасть в любую точку отсека управления, ему это даже понравилось. Покрутив рулевое колесо, Саша принялся осторожно нажимать кнопки на пульте, но прямо перед ним на экране монитора тут же загорелась надпись: "Перестань, грохнемся!"
      Еще раз обругав джина, Дыболь все же оставил пульт управления в покое, а затем прочитал на экране: "Джина здесь нет, дурень. Я робот-компьютер, развожу таких, как ты, по планетам."
      - Послушай, - проникновенно начал Саша. - Отпусти меня домой. Ну пожалуйста, будь другом. Этот джин, сволочь, нагородил черт знает чего. Не собирался я к инопланетянам. Это он чего-то там напутал или крыша у него поехала.
      Так и не дождавшись ответа, Дыболь в сердцах плюнул в компьютер. Шарик слюны отскочил от экрана и вернулся к нему.
      - Тоже сволочь! - проговорил Саша. - Как и джин! Сейчас бы ломик или монтировку, я бы тебя расковырял!
      - Дурень ты, дурень! Кто бы тебя тогда до места доставил? - загорелось на экране.
      Обидевшись на "дурня", Дыболь оттолкнулся от кресла и отправился осматривать внутренность отсека. Здесь было много чего интересного. В витринах, как в музее, лежало немало необычных вещиц, которые были знакомы Саше. Как и всякий нормальный человек Дыболь любил иногда почитать фантастику. Кроме того, он пересмотрел все фантастические сериалы и фильмы. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Саша сразу узнал в одном из экспонатов лучевой пистолет, именуемый в космической литературе бластером.
      Попытки достать роскошный никелерованный бластер ничего не дали, и Дыболь в раздражении пнул стеклянную витрину ногой. "Потерпи, ещё успеешь", - прочитал он на экране.
      - Жаль, не могу достать, - ответил Саша. - Повезло тебе.
      "Это тебе повезло, - ответил компьютер. - Достал бы - каюк и тебе, и мне".
      Поплавав немного за плевком, Дыболь вернулся в кресло, устроился поудобнее и задумался. Саша вспомнил кое-что из своего недалекого прошлого, поморщился и задремал.
      Как справедливо утверждал психолог и философ Франкл, прошлое не исчезает бесследно, а становится вечностью. Правда, нередко эта часть индивидуальной вечности скрыта от нас розовой дымкой очарования, поскольку в прошлом все мы были моложе, привлекательней и удачливей. В прошлом нас не ожидает ничего плохого, оно не требует от нас никаких жертв, кроме, разве что, времени на воспоминания. Ну а этого добра у людей хватает. Иначе зачем бы они так бездарно превращали каждое мгновение настоящего в прошлое? Может быть прошлое лучше настоящего? Возможно, кто-то так и считает. Для Дыболя прошлое не имело никакой ценности, как ничего не стоит потраченные месяц назад деньги. Саша жил в настоящем и только в настоящем.
      НАСТОЯЩЕЕ
      В космическом корабле утро от вечера ничем не отличается, поэтому оставим на время описания различных времен суток. Упомянем лишь, что температура в отсеке управления была нормальной - двадцать градусов по Цельсию.
      Пообедав содержимым трех тюбиков, Дыболь плавно похлопал себя по животу и отправился к иллюминатору, посмотреть на звезды. За круглым толстым стеклом было темно и скучно как в дровяном сарае. Исчезли даже метеориты, астероиды и неизвестные планеты. И лишь далеко-далеко бессмысленно сияли крупные, с кулак, звезды.
      - Долго нам лететь? - спросил Саша в пространство и посмотрел на экран. "Потерпи, скоро будем", - прочитал он и, оттолкнувшись от стекла, несколько раз перевернулся в воздухе.
      - Расскажи чего-нибудь, - попросил Дыболь. - Скучно. Анекдотов не знаешь?
      "Нет, - загорелось на мониторе. - Могу инструкцию почитать".
      - Инструкцию не надо, - отказался Саша. - Давай лучше поговорим. Жаль, у тебя нет голоса.
      "Жаль", - согласился компьютер.
      - Чей это корабль, джина что ли? - спросил Дыболь.
      "Не знаю", - ответил экран.
      - А чего ты знаешь? Куда летим, знаешь?
      "К инопланетянам, - загорелось на мониторе. - Я вообще-то уже раз был на этой планете. Бластер там тебе пригодится."
      - А ты-то откуда знаешь? - спросил Саша. - Ты что, выходишь из корабля?
      "Нет, - ответил компьютер. - Я вижу все, что происходит вокруг до самого горизонта. В случае опасности включаю сирену. Услышишь - беги назад."
      - А на долго мы туда летим? - поинтересовался Дыболь.
      "Этого я не знаю", - появилось на мониторе.
      - А кто знает? Я что ли? - раздраженно проговорил Саша.
      "Как только я перестану быть нужным, корабль вернется на Землю."
      - Это как же? - удивился Дыболь. - Ты мне будешь нужен до самой Земли. Ты хочешь сказать, что меня могут убить?
      "Этого я не знаю", - ответил компьютер.
      - Порядочки! - возмутился Саша. - Слушай, пока не поздно, давай повернем назад. И ты целее будешь.
      Экран монитора погас, а Дыболь ворча уселся в кресло и довольно быстро уснул.
      Снилось Саше не прошлое и не будущее, а бесцветное настоящее, границы которого так никто определить и не сумел. Может, потому, что настоящее не имеет никакого отношения ко времени и является всего лишь взглядом на вещи.
      ВРЕМЯ
      Утомительно медленно тянется время в космическом безвременьи. Тяжело переносить перегрузки вынужденного безделья и особенно в пространстве, ограниченном шестью стенами. Неинтересен и скучен был Дыболю космос, как неинтересен и скучен человеку, не имеющему отношения к медицине, атлас по гистологии. Часами Саша всматривался в бездонную темень вселенной и радовался каждому камешку, пролетающему мимо корабля. Заметив очередной булыжник, Дыболь сравнивал его с предыдущим и с нетерпением ожидал следующего. Это создавало ощущение хотя бы какой-то занятости. Когда мимо иллюминатора пролетал особо крупный метеорит или астероид необычной формы, Саша стучал по стеклу и улюлюкал, наверное, пытаясь привлечь внимание камня к собственной персоне. Он даже зачем-то поворачивался к компьютеру и приглашал его порадоваться вместе с ним, но экран в такие минуты молчал. Очевидно бортовой компьютер и пролетающие мимо небесные тела не испытывали друг к другу никакого любопытства, и Дыболь здесь напоминал пьяницу, обсуждающего с бутылкой поведение упавшего на пол стакана. Но все же беседа между компьютером и человеком не прерывалась, хотя протекала крайне вяло и была бессвязна, как обрывки разговоров, услышанных на ходу. На конкретные вопросы робот-компьютер отвечал охотно, но не всегда конкретно. Саше казалось, что машина чего-то не договаривает, темнит. А компьютеру ничего не казалось. Он сообщал то, что знал или то, что ему положено было сообщать. Речь компьютера была несколько развязной, а иногда и грубой, но так для Дыболя было даже лучше. Это оживляло их диалог, тем более, что некоторые обороты Саша принимал за вполне приличные шутки.
      Дыболь и сам частенько пытался острить, и если электронные мозги никак не реагировали, то в глубине души Саша все же надеялся на то, что компьютер оценил его юмор и пусть молча, но смеется.
      Иногда Дыболь вдруг принимался рассказывать о своей жизни. Здесь на космическом корабле, в компании с компьютером у него это выходило куда лучше, чем за столом в квартире профессора. Поведал Саша и о своих приключениях в городе Джина, который он так неожиданно для себя оставил. Дыболь врал, конечно, безбожно, но с таким собеседником грех было не приукрашивать. Хотя, возможно, Саша просто оттачивал историю перед возвращением домой, ведь впечатления наши часто многое теряют наложившись одно на другое.
      Устав болтать, Дыболь в который раз облетал отсек управления, но без прежнего удовольствия. Плавание по воздуху давно уже стало для него таким же малопривлекательным занятием, как и ходьба по камере из угла в угол. Чаще всего Саша забирался в кресло и пытался уснуть, но и это ему уже удавалось с большим трудом. За время пути он отоспался на десять лет вперед. А если Дыболь и засыпал, то сны ему снились неинтересные, похожие друг на друга, как и проведенные на корабле дни.
      МЫСЛЬ
      Саша скучал и скучал отчаянно. Только за последние три дня он не менее десяти раз заставлял бортовой компьютер читать ему инструкции. Дыболь давно выучил наизусть правила поведения на корабле и технику безопасности при взлете и посадке, он теоретически умел пользоваться бластером и при поломке мог даже отремонтировать его. Единственное, чего Саша до сих пор не знал, это куда и зачем он летит. На все его вопросы компьютер в последнее время отвечал всего двумя фразами: "Я не гадалка, что тебя ожидает не знаю" и "Одни похожи на тебя, другие - нет".
      Иногда Дыболь позволял себе невинно развлечься. Выписывая под потолком фигуры высшего пилотажа, он задавал компьюьеру все те же вопросы и тут же сам себе отвечал на них: "Я не гадалка, что тебя ждет не знаю". Компьютер отказывался понимать Сашину шутку, повторял те же слова на экране, и Дыболя это немного веселило. Кроме этого, Саша забавлялся тем, что оскорблял своего электроного спутника. Он подплывал к экрану монитора и внятно, по слогам произносил разные слова, обидные для человека, но совершенно непонятные для машины. Но и это глумление над компьютером быстро надоело ему, и Дыболь впал в черную меланхолию. У него в голове появились странные мысли. Саша вдруг задумался о себе. Но не так, как он это делал раньше, не о собственном благополучии, удовольствии или выгоде, и даже не о своей внешности. Дыболь задумался о жизни в целом.
      Как известно, мысль проникает в сознание не извне. Она рождается там, в мозгу, оплодотворенном обстоятельствами, и зависит от них как брошенное в землю зерно от дождя. Не сразу и не постепенно, а как-то туманно, намеками, то появляясь, то исчезая нарождались в голове у Саши сомнения относительно его прошлого существования. Что это были за сомнения он пока не понимал, но благодаря воспоминаниям жизнь его сама по себе выстроилась в ряд ничем не заполненных, лишенных смысла дней. Все, что происходило с ним когда-то, сейчас не вызывало у него ни радости, ни сожаления, ни хотя бы малейшего удовлетворения. Не за что было зацепиться, не на что опереться, нечего взять за основу, чтобы прожитые дни, как шерстяную нитку, виток за витком уложить в плотный клубок. Возможно, виной тому была невесомость или избыток свободного времени, но мозги у Дыболя заработали. "Бог не требует невозможного", - написал когда-то святой Августин, хотя и несколько по иному поводу.
      БУДУЩЕЕ
      Наверное у каждого нормального человека случались в жизни такие моменты, когда он сознательно собирался совершить нечто идущее вразрез со своей совестью. Понимая это и заранее раскаиваясь в ещё не совершенном поступке, мы даем себе слово или хотя бы надеемся на то, что завтра или на следующей неделе, или в следующем месяце, а может и в будущем году мы станем лучше. И действительно, многие со временем становятся лучше и добрее, умнее и терпимее, а будущее так и остается будущим. И мы снова клятвенно убеждаем самих себя, прихорашиваемся перед вступлением в грядущее, а оно по-прежнему ускользает от нас и постоянно требует, требует, требует. Но не надо думать, что только требует. Всякий человек может смело расчитывать получить в будущем все, что угодно: деньги, дружбу, спутника жизни, здоровье, свободное время. И даже те, кого впереди уже ничего существенного не ждет, все равно надеятся на него и относятся с любовью. А вдруг?
      Хронометр на пульте управления показывал одинадцать, и поскольку Саша чувствовал сонливость, он решил, что наступил вечер. Забравшись в кресло, Дыболь людоедски зевнул и случайно взглянул экран монитора. Там появилась надпись: "Утром проснешься на месте."
      Желание спать мгновенно улетучилось. Подскочив вверх, Саша резво подплыл к иллюминатору, но там ничего, кроме давно надоевших звезд не было.
      - Ни черта не видно! Где планета? Мы что, не долетели? - прильнув к стеклу, спросил он. - Или отсюда не видать?
      "Не видать, - подтвердил компьютер. - Планета прямо по курсу. Из бокового иллюминатора её не видно."
      - Повернись как-нибудь боком, дай посмотреть, - попросил Дыболь. - Сам понимаешь, мне на неё спускаться. Интересно же.
      "Не могу, - ответил бортовой компьютер. - Интересного там ничего нет. Большой каменный шар. Ложись спать.
      - Ну пожалуйста, одна минута, - продолжал канючить Саша. - Ты кому подчинаешься, джину?
      "Никому. Я сам по себе", - ответил компьютер.
      - Тем более, - обрадовался Дыболь.
      "Программа не позволяет, - появилось на мониторе. - Корабль ведет автопилот."
      - Так его же можно выключить, - сказал Саша и подлетел к рулевому колесу. Он принялся его крутить, но толку от этого не было никакого.
      "Я же сказал, корабль ведет автопилот, - с ощутительной укоризной написал компьютер. - Так что, сиди и не рыпайся. И благодари бога, что автопилот. Ты бы нарулил."
      Сообразив, что он не сможет уговорить своего электронного друга, Дыболь вздохнул и вернулся в кресло. Спать совсем расхотелось. Саше не терпелось поскорее приземлиться. Его почти не волновало, где он окажется. Главным было наконец выбраться из этой осточертвшей банки.
      Уже задремывая, он попытался представить, как могут выглядеть жители этой планеты. Некоторое знакомство с фантастикой подсказывало, что встреча с ними вряд ли доставит ему удовольствие. Перед глазами у Дыболя мелькали какие-то неясные образы инопланетян, больше похожих на чудовищных тиранозавров. А вскоре ему приснился отвратительный сон, где он как заяц несется по бескрайнему перепаханному полю от огромного кровожадного инопланетянина. Но, как красиво и точно сформулировал изобретатель коллективного бессознательного - Юнг, во сне человеку бывает страшно не потому, что он видит тигра, а ему снится тигр потому, что он в этот момент испытывает страх.
      В общем, Саша немного нервничал.
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      ВОЗВРАЩЕНИЕ
      Открыв глаза, Дыболь увидел на мониторе надпись: "Приехали" и с трудом сполз с кресла. Немного отвыкнув от тяжести собственного тела, он, пошатываясь, добрался до иллюминатора. Корабль стоял посреди поля очень похожего на то, с которого он улетал.