Но следующая мысль была уже вполне в его, 1-с, стиле — циничная и злобная: «Ага, так это, значит, Всевидящие решили из меня психа сделать!» Теперь он не сомневался, что такой состав Игроков — верный расчет Выбирающих и Богов. Ну, конечно! Они специально засунули его к этим (биип!), чтобы посмотреть, как у него случится припадок бешенства на третий (максимум — на четвертый) день. «Им же только этого и надо! — он усмехнулся вкривь и вкось. — Вот сволочи!» И загорланил, улыбаясь, слова, набитые выцветшей за много лет тушью на его руке: «Йо-хо-хо! И! Бутылка! Рома!».
Ритм повторяющихся слов песни оказался очень кстати — мужчины на веслах, сидящие по углам плота (4-с, 3-а, 8-а и он, 1-с), стали работать слаженнее, весла погружались в воду синхронно. Берег (их! Берег!), узкая полоска зелени с еще более узкой полоской белого песка, сразу перестал казаться недосягаемым миражом. Они двигались, они плыли. 1-с, продолжая горлопанить, почувствовал на себе сразу несколько взглядов. Спокойно одобрительный от 4-с, скрытое недовольство от 3-а («…ишь, уставился, четырехглазый!»). Девушки, плывущие рядом с плотом, смотрели на него с доверием, как на человека (вождя), контролирующего ситуацию, как на сильнейшего. Так, во всяком случае расшифровал их взгляды 1-с. 8-а просто работал веслом, подчиняясь общему ритму, и не торопился вступать в какие-то контакты с соплеменниками. «Вот, блин, чудак на букву „эм“, рогуль! Придавим тебя, как лягушку. И тебя тоже, борода 3-а». — 1-с сам не заметил, как записал всех присутствующих в союзники.
Через некоторое время 1-с с ужасом понял, что начинает уставать. Что тому было причиной — сверхдолгий перелет и джет-лэг*, после которого Боги не дали прийти в себя (а 1-с очень тяжело переносил самолеты), или его московская замотанность, или то, что он выкрикивал ритм, сбивая себе дыхалку, — неясно, скорее всего, все сразу. 1-с приказал себе (вообще-то он не надеялся на действенность таких приказов) не копаться бесполезно в причинах, а просто не обращать на это внимания. Хотя не обращать внимания на то, что в горле становилось все суше и суше, а весло все тяжелее и тяжелее, было невозможно. Еще несколько гребков, и 1-с, матерясь про себя в свой собственный адрес, замолчал.
Тогда ритм подхватил 3-а. Он ничего не стал петь, просто мерно повторял: «И раз, и два». 1-с почувствовал знакомое раздражение, почти бешенство. Неожиданно он увидел взгляд 4-с. Тот смотрел на спину 3-а и усмехался с откровенным презрением. За что 4-с невзлюбил 3-а, 1-с не знал, но думать над этим не стал. Просто он почувствовал облегчение и даже прилив сил. «Отлично, просто отлично. Вот пускай эти двое дебилов друг друга перегрызут, а я буду смотреть и радоваться». 1-с обнаружил, что опять голосит очередную песню, задавая темп. 3-а быстро выдохся. И для 1-с это стало поводом для очередного прилива бодрости, он сам начал петь.
Улыбаясь, 1-с по очереди стал разглядывать соплеменников. Мужская половина Племени вызывала у него только раздражение, и сейчас он смотрел назад. К корме плота («хм, интересно, может ли у плота быть корма?») прилепились четыре девушки. Они, также подчиняясь общему ритму, работали ногами, руками подталкивая плот. 1-с подумал только о том, какой толк от этих плесканий, и опять обозлился: «…Козы, блин, бесполезные!…» Особенно его раздражали 7-и и 6-л.
6-е хотя выкладывалась, во всяком случае с виду, так же, как и все остальные, но при этом выражение лица у нее было приблизительно такое, как на главном монументе памятника ансамбля Родине в Волгограде. 1-с увидел в ее глазах раздражение и понял, что больше всего ей сейчас хочется залезть на плот и отдохнуть, но она боится это сделать. В качестве компенсации самой себе она разлила по своему лицу целый океан страдания. «Овца!» — еще раз подумал 1-с. Мысль о том, что у 6-е могут болеть глаза от соленой воды, ему в голову не пришла.
7-и же, наоборот, держалась лучше всех, лицо ее, хоть и напряженное, не выражало ничего, кроме отпечатка физических усилий. 7-и ровно дышала, выглядела совершенно не уставшей. Эта спокойная уверенность разозлила 1-с еще больше, чем показной страдальческий героизм барышни 6-е.
Сплюнув горькую слюну, 1-с отвернулся и продолжал грести. Через несколько минут он целиком сосредоточился на том, чтобы не терять ритм «кричалки». Он твердо решил держать себя в руках и ни за что не показывать членам Племени своих эмоций. «Буду ровным и посмотрю, как они грызться будут».
Не переставая грести, 4-с поднял голову и по солнцу определил, что с момента начала Игры прошло уже около двух часов. Его привыкшие к нагрузкам мышцы не чувствовали усталости, и ему оставалось только догадываться, насколько тяжело сейчас остальным Игрокам, тем, с кем ему предстоит жить бок о бок. Он уже давно решил, что не позволит себе ни с кем ссориться, но несколько часов назад, обнаружив на своем рюкзаке синюю загогулину — знак Племени, испытал секундное раздражение. Только секундное — 4-с было хорошо известно, как выматывают человека любые эмоции, и он умел их контролировать, сберегая силы. «Да, в общем-то, не все так плохо. Вот с 6-е повезло, девчонка красивая, жалко ее сейчас, бедную. И 7-и тоже с нами. Хотя они, наверно, поодиночке будут, бабы красивые всегда друг на друга бесятся… К ней, наверно, 1-с подкатит. Москвичи всегда общий язык найдут. Странный он какой-то, этот 1-с. Не пойму я его. Надо с ним поосторожней, прощупаем, что к чему, там видно будет. 8-а — козел, „съесть“ бы его поскорее…»
Посмотрев на солнце, 4-с опять опустил голову, пряча глаза от жгучих лучей. Время от времени он бросал исподлобья взгляды на своих соплеменников и все больше наполнялся спокойной уверенностью, что он выживет. «Надо только союзника, хотя бы одного — обязательно. Вот 6-е, наверно, и возьму. Классная она и красивая. А 3-а и 8-а — ни хрена они против нас не сделают, поодиночке-то…»
«Боже мой, когда же это закончится?.. — 6-е чувствовала, что ее начинают оставлять силы. — Что же они гребут так медленно, слабаки!..» Ей казалось, что они плывут уже много часов, и с каждым часом она все больше и сильней начинала чувствовать себя обманутой. Море, ласковое море, которое 6-е так любила, теперь выедало ее глаза, кожа неимоверно зудела. Берег, к которому они плыли, был не виден — в измученных солью глазах все вокруг выглядело размытым, теряющим очертания. Да если бы она его и увидела, вряд ли бы ее это обрадовало. Только сейчас 6-е начинала понимать, во что ввязалась. «Боже, мне надо только одно — душ с пресной водой. И темные очки. И еще сока». — Она представила стакан апельсинового сока, большой, с мякотью, с кубиками льда — и едва удержалась от того, чтобы не застонать. Но под пальмами, на отдельные силуэты которых уже начала распадаться неопределенная зеленая полоса берега, не будет ни того, ни другого, ни третьего. И это вызывало в 6-е новые и новые волны отчаяния.
Она посмотрела вверх — в задней части плота сидели на веслах двое мужчин, 4-с и 1-с. При взгляде на их спины была особенно заметна разница телосложений. 4-с казался чуть не вдвое шире своего тезки. И 6-е улыбнулась впервые с момента погружения в теплую карибскую воду. Ее расчет оказался верен, не зря она так старалась на протяжении всего пути сюда, через четыре полушария. 4-с не даст ей пропасть. «Он такой.. сильный! Только, кажется, глупый. Глупый, как ребенок». Но 6-е тут же поняла, что ошибается. 4-с действительно походил на мальчишку своей открытостью, однако 6-е видела, что этот парень не так прост. Сила была не только в его широких плечах, но и внутри его, в глазах… И еще что-то. Что-то таинственное, что 6-е заинтриговало, и ей очень хотелось, чтобы 4-с ей доверился и рассказал все-все. «Да так и будет, уж его-то я точно сделаю послушным». 6-е увлеклась и почти забыла о зуде и боли, истязаю-щих ее нежное лицо и тело. Вдруг она отчетливо почувствовала, что нога уперлась во что-то твердое. Раз, другой. «Ребята, ребята! Все! Дно! Я стою, мы доплыли!» Все лица разом повернулись к ней, радостные, излучающие симпатию. Другие девушки Племени, которые были ниже ее ростом, еще держались за края плота. Мужчины попрыгали в воду и стали дружно толкать плот к еще довольно далекому берегу.
…Через 3,5 часа после начала Игры племя Синих объединилось. Каждый понимал, что этому чуду, этому прекрасному чувству твердой земли под ногами они обязаны друг другу…
Несколько Смотрящих стояли на берегу и наблюдали за приближающимся квадратом плота, облепленного по периметру черными точками голов. Смотрящие переговаривались, напоминая себе Правила Игры: не показывать эмоций, не вступать в диалоги и любые контакты с Игроками. Честно говоря, они не очень хорошо представляли, как можно жить рядом с людьми круглые сутки и при этом делать вид, что тебя нет.
Игроки, толкая плот, подошли к самому берегу, и Смотрящий-камермен включил аппаратуру. Они читали психологические портреты Игроков, знали о том, что Боги специально собрали в Племена людей не просто разных, а по-настоящему антиподов, которые никогда не смогли бы встретиться «там», вне Игры. И Смотрящие логично полагали, что сейчас и вообще на первых порах Игроки будут держаться поодиночке, максимум — попарно. Слишком уж они разные.
Но… выходящие из воды люди имели вид законченного сообщества, одной компании. Они смеялись, девушки улыбались мужчинам и те улыбались им в ответ. Восьмерка Игроков дружно подхватила плот, продолжая свое движение, и вынесла его на берег вместе со всем грузом.
Они остановились в нескольких метрах от воды и стояли, тяжело дыша, плечом к плечу. «Племя!» — их вид сейчас внушал уважение. Они были очень красивы, эти восемь Игроков. Конечно, их измотал многочасовой путь до берега, они чуть пошатывались, с тяжелой мокрой одежды текли маленькие водопады, лица и открытая кожа почти у всех были обожжены, но они осматривались вокруг с живым интересом. В их глазах светилась непередаваемая смесь детского любопытства и уверенности конкистадоров. Они прошли первое испытание. «Интересно, будет ли это выражение видно на пленке?» — подумал Смотрящий.
Отдышавшись, они веером (Смотрящему пришло на ум сравнение с пальцами руки, ищущей что-то на ощупь) стали расходиться по Острову, обмениваясь репликами. На берегу остались двое. То, что еще минуту назад казалось (было) Племенем, теперь снова стало группой малоприятных друг другу людей. Одна из девушек тяжело опустилась на песок и устало закрыла глаза. При этом Смотрящего охватило противоестественное чувство, что девушка продолжает смотреть по сторонам даже с закрытыми глазами, готовая в любой момент их открыть и осчастливить улыбкой подошедшего к ней. Конечно, если это будет мужчина, желающий выказать… какой-нибудь знак внимания. Смотрящий мысленно укорил себя — им запрещалось иметь антипатии и симпатии.
Второй из оставшихся (Смотрящий помнил, что он — самый молодой в этом Племени) на берегу, худой парень в камуфляжных штанах и майке с надписью «ХулигаН», непочтительно стоял спиной к Острову. Сложив ладони козырьком, он смотрел в море, пытаясь что-то разыскать среди множества солнечных искр. Наконец ему это удалось, и он застыл, не мигая глядя в одну точку.
Хотя парень был неприятен Смотрящему («нельзя!» — одернул он сам себя), но 1-с заслуживал сочувствия. В полутора километрах от него среди семи незнакомых людей плескалась его любимая девушка. Из сообщений по рации Смотрящий знал, что соседнее Племя попало в течение и, хотя все они выбивались из сил, их плот не приближался к берегу ни на йоту. «Хорошо, ему хоть с этой точки беды не видно», — подумал Смотрящий.
«Держись, держись, давай, раз, еще, еще!» — 2-а подгоняла себя словами, звучащими в ее голове параллельно со счетом, который задавал 12-б. За несколько часов, прошедших с момента выброски, он успел получить право командовать Племенем. Она давно уже не смотрела по сторонам, не видела, как работают веслами (или плывут рядом) ее соплеменники. 2-а смотрела не отрываясь, вниз, в толщу воды. Под карибской прозрачностью виднелось большое темное пятно, поле донных водорослей. Прошел уже час (может быть, два или три — она старалась не думать об этом), а граница между чистым песчаным дном и водорослями все так же оставалась прямо под их плотом, не желая уползать назад, за спину. «Работай, работай, еще, еще, а то что он про меня будет думать!» — 2-а пустила в ход свой последний запас. С момента десантирования, нет, чуть раньше — они еще были на одной палубе, но уже принадлежали разным Племенам, — уже выросла (или обрушилась сверху ножом гильотины) стена, которую двадцать три дня не удастся пробить ничем. Тогда он обернулся, и она последний раз увидела его большие глаза — глаза, которые любила больше всего в этом мире. 2-а запретила себе эту мысль — мысль о том, что она теперь одна.
Но сейчас, чувствуя, как из зудящего от соли и солнца тела уходят силы, она опять вспомнила о нем, и мысль о любимом стала разрядом электрошока. Там, в другом мире, до Игры, она бы горько заплакала, но сейчас лишь сильнее налегла на весло.
«И раз, и два, и три — Игрок 11-и вел свой ритм, не слыша слов 12-б. Он уже давно (точнее, почти сразу) отключился от этих „человеческих“ раздражителей, рассуждая, что сейчас не до установления контактов и прочей политики. Просто надо грести. Просто надо забрасывать эту грубо обработанную под весло доску вперед, а потом подтягивать ее к себе. Игрок 11-и решил для себя еще до начала Игры, еще на отборе (в том, что он попадет в Игру, 11-и не сомневался), что он будет играть только так. Только изо всех сил и только по-честному. Вот сейчас надо работать веслом.
И он выбрасывал вперед свои костляво-жилистые руки и нагибался всем корпусом, потом тянул на себя. 11-и не слышал и почти не видел ничего вокруг. Не от усталости (он знал, что еще может проработать в таком ритме много часов), просто он целиком сконцентрировался на весле, на море и на своих руках. «…И раз, два, и три — так и прорвемся», — думал он.
Племя оранжевых добралось до своего Острова к закату…
4
…В смотровой, которую они называли «Третьим глазом», набилось больше человек, чем, казалось, вообще есть на Острове. Скрытые камеры ночного наблюдения начали беспристрастный рассказ о том, КАК на необитаемых островах архипелага «Дыхание Быка» родилась жизнь. Шла первая ночь Игры, и у мониторов собрались все Смотрящие, Хранители и Боги. Каждое действие Игроков вызывало в «Третьем глазе» всплеск шуток и комментариев. Хотя Смотрящие говорили, что им необходимо как можно больше наблюдать за Игроками (чтобы понять суть каждого сейчас и соль изменений, накладываемых на эго каждого человека Игрой), было очевидно, что большинство присутствующих привело в эту комнату чистое любопытство.
Черно-белые картинки на мониторах были нерезкими, четкости изображения мешала вода. Это был первый из сюрпризов, преподнесенных Игрокам, — несмотря на то что весь день шпарило солнце, ночью стеной разразился ливень и небо зашлось вспышками. Так обычно ведет себя природа в этих краях в это время года, но Игроки, понятно, об этом не знали.
Изнуренное долгой дорогой до твердой земли Племя оранжевых было не в состоянии сотворить хоть что-нибудь для защиты от стихии за те полчаса, которые оставались у них до заката солнца. И сейчас восемь человек метались под пальмами, пытаясь прикрыться то кусками полиэтилена, то собственной скудной одеждой, в общем, у них не было ничего, чем можно было хотя бы сдержать тяжелую картечь тропического ливня. Наблюдатели, толпящиеся в операторской, мыслей о том, что сейчас чувствуют Игроки, старались не допускать. С начала Игры прошли сутки, но Смотрящие уже поняли, чем был продиктован наложенный Богами запрет на эмоции. Все сильнее и сильнее замерзающие под дождем в выколи-глаз-темноте люди вызывали естественное человеческое желание помочь. (А помощь Игрокам была самым страшным преступлением, которое могли совершить Смотрящие или Хранители.)
На другом Острове положение было если и лучше, то лишь символически. Синие успели растянуть кусок полиэтилена над принесенным с берега плотом, но места под этим навесом на всех не хватало, кроме того, чтобы пленка не порвалась и ее не сорвало ветром, ее приходилось постоянно придерживать руками.
Смотрящие расхохотались — на одном из Игроков синих, 4-с, были только плавки (полагая, наверно, что одеваться при таком ливне все равно незачем), и после двухчасовой смены «удерживания крыши» он замерз так сильно, что это было видно даже на мониторах. Его гроздью облепили Игроки-девушки, согревая парня со всех сторон. «Хочу в Игру, держать домик!» — сказал один из Богов.
Тропический ливень, кажется, начал стихать. В сплошном трехмерном потоке (Игрок 7-и сказала: «Как в аквариуме». Но шутке никто не улыбнулся — это было слишком точно) стали прорезаться отдельные струи, в вспышках молний они казались лохматыми веревками, которыми тучи были привязаны к земле и морю. Еще через час (время названо условно, никто из Игроков не взялся бы определить, сколько времени прошло после заката, сколько продолжается ливень) ливень прекратился. Вместо него пошел обычный дождь.
Хотя ветер дул с прежней силой и молнии все так же ярко выхватывали своим белым светом лица Игроков, сидящих, лежащих и стоящих, все почувствовали облегчение. Даже дышать этим тяжелым воздухом, наполненным духотой испарений, стало легче. Заворачиваясь в промокшие спальники, Игроки один за другим замирали, проваливаясь в неподвижный сон очень уставших людей.
Ветер, не стихавший всю ночь, слизал своим упругим языком всю тучную темень. Дождь прекратился, и синее небо начало стремительно светлеть, насыщаясь безо всяких оттенков оранжевым. Раздавались скрипучие голоса черных небольших птиц, походивших на галок. Приближалось утро. Прошли первые сутки Игры, прошла первая ночь на Островах.
К рассвету (никто еще не успел после перелета перестроиться на местное время) Смотрящие и Хранители разошлись, оставив после себя в «третьем глазе» плотные слои сигаретного дыма и пару пустых бутылок. СК поднялся из кресла, стоящего перед экранами, и открыл окно. В комнату ворвался свежий рассветный воздух. Изображения на экранах стали совсем тусклыми, но СК продолжал смотреть на них. Он знал, что сегодня ему так и не удастся заснуть. На экранах транслировалась Жизнь. Жизнь, которую они сами вдохнули (поселили?) на этих мертво-не-обитаемых Островах. Он привыкал чувствовать себя демиургом.
Когда небо начало светлеть, а его восточная сторона стала все больше походить на апельсин, 7-и проснулась. В молодости она часто ходила в горы, ей нравилась эта единственная доступная в СССР романтика, наверно, поэтому мокрый спальник и горбыли плота под спиной не вызывали у нее такого органического ужасного неприятия (которое она увидела на лице одной из девушек). 7-и спокойно проспала несколько часов и сейчас, на рассвете, чувствовала себя вполне сносно. Только в животе заурчало — первый сигнал будущего голода.
Она открыла глаза и увидела над собой широкие пятерни пальмовых листьев, сквозь эти пальцы были видны быстро-быстро бегущие облака с просветами аквамарина между ними. Пальмы раскачивал ветер, но 7-и казалось, что это земля под ней зыбко качается, что Остров несет по волнам. Она проснулась с улыбкой и с улыбкой начала жизнь на Острове.
Один за другим выползали из-под пленки Игроки, теперь ей предстоит жить с ними вместе, они — ее родственники. Мужчины Племени имели пасмурный вид, двигались неуклюже, оказавшись на открытом пляже, потягивались и пытались делать какие-то гимнастические упражнения. 7-и догадалась, что у них у всех болят мышцы от вчерашней весельной работы. Девушки выглядели посвежее.
Потом все подошли к кромке волн умываться и чистить зубы, купаться. 7-и опять почувствовала восторженное удивление от того, какой теплой и прозрачной оказалась вода. Она ласкала и освежала, дарила чистую, ясную бодрость. 7-и еще раз обвела глазами свое Племя и увидела, что море подействовало так не только на нее — лица Игроков разгладились, исчезла оставшаяся после мрачной ночи сумрачность. На востоке идиллически показалось солнце, и воздух сразу стал горячим, прошло ощущение сырого холода. 7-и зашла в воду и, сев на бархатно-мягкий песок, повернулась к Острову. Она объездила множество стран, видела самые разные уголки природы, но этот клочок суши показался ей маленьким кусочком рая. Она удивилась сама себе: среди незнакомых людей, еды-воды нет и неизвестно когда будет, она чувствовала, как в такт мягким карибским волнам ее качают другие, невидимые волны — волны радости. Она чуть нахмурилась — ей вспомнилось то, что случилось с ней ДО Игры, то, от чего она так хотела убежать, спрятаться. И через несколько секунд 7-и снова улыбалась. «Удалось, получилось! — думала она. Ей удалось скрыться. — Да, вот поэтому мне и чудится рай на этом островке — здесь нет, здесь не может быть ничего, что… — она прогнала эту мысль. Поднялась и пошла к берегу — из лагеря, подзывая ее, махал рукой 4-с. — …Симпатичный он парень… Хорошо бы еще и человеком таким же оказался…»
СБ устроился поудобнее и увеличил громкость динамиков до максимума. Племя синих собралось на краю пляжа, на границе песка и сельвы. Камеры на деревьях удачно снимали этот первый Совет, но ближайший микрофон-жучок находился далеко, и чтобы разобрать, о чем они говорят, приходилось напрягать слух.
Впрочем, через несколько минут СБ уменьшил звук — все равно речь с трудом различалась между посторонними шумами и потрескиваниями, а для него сейчас вполне хватало выражений лиц и жестов Игроков. СБ хотел посмотреть, кто будет больше всех говорить и будут ли его слова значить хоть что-то для остальных, кто будет молчать и кто осмелится первым пойти на конфликт. В том, что это все произойдет в ближайший час, он не сомневался.
Восемь Игроков стояли и сидели в круг. Лица некоторых были улыбчиво открытые, кто-то (как 1-с), наоборот, смотрел на всех мрачно, явно не симпатизируя никому и не рассчитывая ни на чью симпатию. Первым заговорил Игрок 3-а. Его лицо светилось значительностью мудрости, сквозь очки он смотрел на всех чуть снисходительно. Жесты его были лаконичные и уверенные. Он говорил довольно долго, и реакция слушавших была разная. Девушки согласно кивали, Игрок 8-а улыбался явно недоверчиво, 4-с отошел чуть в сторону, и СБ увидел на его лице презрительную ухмылку (уже знакомую Игроку 1-с), а 1-с начал что-то горячо доказывать в ответ. 3-а слушал его со все тем же снисхождением, и было видно, как бесится, заводясь все больше, 1-с.
Потом все, видимо, замолкли, разом повернувшись к 6-е. Она коротко что-то сказала (выражение ее лица при этом состояло из странной смеси высокомерия и детской обиды) и, резко развернувшись, пошла прочь. Оставшиеся Игроки посмотрели ей вслед с удивлением, презрением, насмешкой. Только у 4-с мелькнуло что-то вроде понимающего сочувствия. Потом они продолжили беседу и проговорили еще около получаса, периодически махая руками в разные стороны, и наконец разошлись. Каждый двигался поодиночке, в своем направлении. СБ переключил мониторы, теперь на каждом экране было по одному Игроку. Они рубили и несли в лагерь толстый бамбук, молодые крепкие деревья — все то, из чего можно было построить дом. Видимо, они пришли к согласию и создали некий план. Когда началось строительство, СБ переключился на соседний Остров, отметив только, что и постройкой руководит не 3-а, а 4-с. У него действительно это получалось здорово, казалось, он целую жизнь только и занимался сооружением бамбуковых домиков.
«Боже, вот идиоты! Какие они все идиоты! Пионерское собрание устроили… 3-а еще бы предложил линейки по утрам проводить! Видеть их всех не могу! Хотя… хотя если они правда дом построят, то хорошо. Я так замерзла этой ночью! Они ведь не представляют себе, что это такое — мокрый спальный мешок!..» 6-е зашла подальше в воду и выговаривалась всласть, чувствуя, как ей становится легче, как проходят раздражение и озлобленность.
«Хотя… блин, а им не жирно будет, я еще с ними ласкаться должна! Нет уж, пускай знают, что я про них думаю!..» С самого утра 6-е ловила на себе взгляды, в которых она видела насмешливое непонимание, и это злило ее все сильней. «Они даже не представляют, как мне тяжело, как трудно, а я с этим всем справляюсь!»
6-е опять вспомнила прошедшую ночь и действительно почувствовала себя настоящим героем. Какая еще девушка сможет выжить в таких условиях! И с такими ослами мужчинами, совсем, ну абсолютно не обратившими на нее никакого внимания! Она посмотрела на Остров. Ей было видно, что на краю пляжа, под первыми деревьями, ее Племя решило ставить дом. 6-е имела замечательную способность, которая помогала ей в жизни оставаться уверенной в себе, в своей красоте, уме, силе, таланте. Она умела не замечать тех, кто был в чем-то сильнее ее, и не обращать внимания на тех, кому она была несимпатична. (А если уметь видеть людей так, то всегда будешь жить в ласковом гармоничном мирке, созданном для того, чтобы поклоняться тебе лично.) Сейчас остальные девушки Племени также таскали материалы, суетились вокруг мужчин — 6-е до этого дела не было.
«4-с только умница, но он что-то молчит все время рядом с ними. Надо пойти пообщаться с ним. А то еще забудет про меня. Вон, та корова, 13-с, своим выменем ходит трясет. И 7-и — тоже мне, труженица-красотка».
6-е понимала, что без 4-с ее положение в Игре будет крайне шатким, и не собиралась ослаблять свои чары. Она вылезла из воды, подошла к 4-с, предложила помочь. Хотя вокруг было еще шесть помощников, 4-с, улыбнувшись, тут же согласился.
«Вот так-то лучше. Хорошо бы еще дать ему понять, чего мне эта ночка стоила». 6-е совсем по-детски захотелось, чтобы хоть одна живая душа оценила то, как она выдержала. Она выдержала.
День второй Игры… Действия обоих Племен напоминали зеркальных близнецов. Они так же строили дом, и так же командовавший до этого 10-и чуть подался назад — он освободил капитанский мостик для 12-б. Всем Игрокам было очевидно, что 12-б, оказавшийся днем раньше умелым гребцом, так же уверенно сможет построить и дом. 12-б взялся за работу, отдавая остальным краткие команды, он выглядел спокойным, даже чуть апатичным. Казалось, место вождя (и власть — раньше или позже так должно произойти) ему совсем не улыбается. Только 2-а, помогавшая 10-и собирать и таскать длинные жерди, вернувшись в очередной раз в лагерь, вздрогнула, увидев лицо 12-б. В этот момент он делал что-то, низко нагнувшись, и никто из Племени не мог видеть его глаз. И тогда, в его глазах, особенно ярких на морщинистом, уже начавшем загорать лице, светилось горделивое, чуть жестокое торжество победителя.
«— Хорошо, хорошо… Отлично, все идет по плану. В этой сволочной Игре надо обязательно иметь план, и по нему действовать. Никаких эмоций, главное — план! — 12-б, продолжая руководить постройкой, обдумывал свои дальнейшие действия. По его расчетам, перспектива через сорок дней уехать отсюда победителем была более чем реальной. — Сейчас надо на свет не лезть, вести себя тихо. Вон 10-и хочет командовать — пускай командует. Его и съедят сразу, кому командиры тут нужны? А я по-тихому, по-тихому — и выживу. Вот 9-н за меня. Уже неплохо. Балаболка она бестолковая, все время верещит — тоже скоро всех достанет. А пока пускай со мной будет, раз ей так хочется. Даже оно и к лучшему — на себя внимание переключать будет. А я — я по-тихому». Вокруг работало племя, его тихие советы постоянно перекрывались громким голосом 10-и. «Он же вроде бы командир? Ну вот и тянет его командовать». Несмотря на громкий убедительный тон, 12-б замечал, что Племя этими командирскими замашками недовольно. 12-б заметил, как 5-с саботировал очередной приказ 10-и, тихо выругавшись. 12-б понял, что рассчитал все верно. Сознание того, что он рассчитал все верно, наполнило радостью не только сердце, по мышцам пробегали бодрые иголочки. 12-б улыбнулся, но тут же нагнулся, пряча улыбку. Нельзя показывать это Племени. Пока надо — по-тихому.
«Вот, черт старый! И ведь слушаются его, слушаются! Ох и хитрый же он! — 10-и испытал такой острый приступ раздражения, что удивился (испугался?) даже сам. — И ведь что самое-то оно — он же не говорит ничего важного, все это и так очевидно! „Надо строить дом, чтобы крыша обязательно не протекала!“ Ох, старый черт, достукаешься ты!» Они были самыми старыми Игроками в Племени, и, может, поэтому 10-и видел, как ему казалось, все ухищрения 12-б. Он раздражался все больше и больше, уже почти злился. Они говорили и делали одно и то же. Но симпатии Племени были очевидно на стороне старика 12-б.
Служба морского офицера приучила 10-и контролировать все свои эмоции, и он быстро успокоился. И даже обиду за такой идиотизм ситуации, в которой сейчас оказался, отдавая команды в пустой воздух, он проглотил молча. «Ладно, еще посмотрим, кто кого!» — подумал он. У него был тайный козырь, и, успокоившись, он почувствовал себя Гулливером среди лилипутов — настолько слабы были попытки 12-б завоевать симпатии и власть по сравнению с тем, что придумали ОНИ. Про остальных Игроков и говорить не стоило. Все они зависели только от Его («от нашей» — поправил он себя) симпатии. Вот, например, 10-и или 2-а — славные ребята, пусть играют, пусть живут. «Кишка у них тонка», — улыбнулся 10-и, окончательно успокаиваясь.
…Солнце уже опускалось к линии слияния воды и неба и меняло свой цвет на тревожно-красный. «Быть дождю ночью, опять намокнем», — решил 10-и. Постройка, созданная 12-б, не годилась ни к черту, 10-и это отлично видел и испытал мстительное удовлетворение. Он представил себе, какие будут лица у Племени, когда они проснутся в мокрых одеялах, и даже то обстоятельство, что он будет среди них, его не расстроило. Главное — все поймут, чего стоит этот 12-б.
«Будет дождь», — повторил он вслух, повернувшись к 13-н. Они вдвоем вышли из лагеря (это небольшое пространство ровной земли между пальмами уже стало именоваться лагерем). Вдвоем — не совсем точно. Они вышли порознь, один за другим, и почти случайно встретились на тихой полосе мягкого песка, которая растянулась по западному берегу Острова. Они не спеша прогуливались, радуясь тому, что окружающее их спокойствие природы проникало и внутрь и что естественная подавленность людей, не евших вторые сутки, почти исчезла.
Они шли, и если бы кто-то сейчас услышал их разговор, то вряд ли их слова взволновали бы даже самого подозрительного человека. Разговор шел о том, как скоро надоедят кокосы, единственная доступная сейчас пища, и чем еще можно разнообразить это убожество. Еще по дороге сюда, до начала Игры 10-и говорил, что там, где есть море и есть берег, он сможет устроить деликатесный стол на любое количество персон. Сейчас он почему-то не вспоминал о своих словах, и 13-н, хотя и отлично помнила эту фразу, тоже предпочитала не напоминать о ней.