Фред Сейберхэген

Берсеркер #4

ПРОЛОГ

— Ну, — нахмурившись, подумала Элли Темесвар, — мы хорошо сражались, даже лучше, чем ожидали, если учесть, какой у нас маленький корабль для подобных сражений.

По прямой линии от поверхности неведомой звезды к кораблю вырисовывалось нечто похожее на копье из плазмы, сверкающее, как сама звезда, густое, как крупная планета, тонкое и длинное, как игла. На блестящей, почти иллюзорной поверхности реактивной плазмы маленький космический корабль, с которым столкнулись Элли и ее партнер, цеплялся, как микроб за сверкающий древесный ствол в тщетной попытке найти убежище. И где-то на другом конце светящейся плазмы, за сотню тысяч километров или более, обезумевший берсеркер целился в них.

Берсеркеры были чистыми механизмами, конечно, но все же Элли сердцем и умом считала, что все они безумцы — она ощущала в них безумие самоубийц от их древних и безвестный создателей.

Инородная звезда, которая вторглась в плазму, приблизилась настолько, что могла бы ослепить, но все космические порты обладали светонепроницаемым полем, которое и было включено. Невзирая на близость Галактического Ядра, несколько звезд осталось в зоне невидимости. Сгустки созвездий наполняли один кубический парсек за другим на этом участке, пробуждая старинные легенды о световом пространстве, в котором звезды были только точками на фоне черной мглы.

— Подключи смотровые узлы, кнопки возле тебя, Элли, — голос Фрэнка донесся из ее наушников и как всегда прозвучал почти невозмутимо.

Он находился на другой стороне плотной стальной переборки, которая полностью разделяла помещение экипажа, когда люки были закрыты для сражения.

Предполагалось, что в случае повреждения одного из отсеков, люди, находящиеся в другом, могли продолжать бой. На практике же все члены экипажа общались, и Элли во время, свободное от умственной работы, была бы рада видеть других людей как можно чаще.

Но она не высказала свое пожелание. Вместо этого ответила:

— Узлы включены.

Элли действовала почти автоматически, сказывались долгие тренировки. Пальцы какое-то время лежали неподвижно на десяти клавишах дополнительной панели контроля. Электронные волны, излучаемые ее мозгом даже сквозь шлем, управляли оборудованием, за которое она несла ответственность, ее мозг становился своего рода контролирующей системой, регулируя обширный участок, и мог выполнять эту работу на секунду быстрее, чем нервные окончания.

— Сейчас повторится..., — раздался голос Фрэнка в наушниках, но он не договорил.

Эти берсеркеры подобны волкам, готовым выскочить из-за любого дерева.

Основной контроль корабля зависел от сигналов мозга ее партнера. Элли так и не удалось понять, что же именно хотел сказать Фрэнк. Одна из причин, почему Фрэнк Маркус занимал командирское кресло, определялась тем, что его ум был исключительно быстр. Быстрее разума Элли, быстрее кого-либо. Фрэнк Легендарный. Даже спустя две минуты Элли в глубине души продолжала надеяться, что с его помощью они выберутся из этой переделки живыми.

Неуловимо маневрируя, берсеркер теперь преследовал их, а в то же время корпус грохотал как гонг, и вспышки от вражеского оружия отражались в одновременной перегрузке приборов. Снова вспышка и грохот, слепящий удар врага и сливающийся с ним ответный звук их собственных защитных орудий без надежды сокрушить Голиафа. Берсеркер, который неожиданно напал на них, был слишком огромен для борьбы, слишком быстр, чтобы уйти в этом относительно открытом пространстве. Оставалось только уклоняться.

— Маленький корабль... — сквозь взрывные волны донесся голос берсеркера. Он пытался говорить, чтобы, возможно, отвлечь их внимание, предложить жизнь или нечто в этом роде. Были формы жизни, требующие обслуживания, и встречались иногда особи, которых враги интересовали настолько, чтобы оставлять им жизнь и наблюдать за ними. Уничтожение, когда все заканчивалось, могло показаться бессмысленной тратой тактического мастерства, а тактика противника варьировалась в зависимости от многочисленных целей и должна была быть непредсказуемой.

— Маленький корабль, новое оружие вас не спасет!

Голос дрожал... Ни мужской, ни женский, ни молодой, ни старческий. Он был озвучен от записанных слов пленников, из иной жизни, от обслуживающего персонала, от поверженных людей, которые проклинали их перед смертью и чьи проклятия тоже использовались.

— Новое оружие? Что, клянусь адом, это значит?

Подобно многим, сражавшимся с берсеркерами, Фрэнк Маркус, казалось, верил в Ад, по крайней мере, настолько, чтобы им поклясться.

— То, что сказано.

— Беспомощные... существа..., — раздался сильный грохот.

— Вы слишком мелки... — вражеское обращение или угроза уничтожения полностью потонула в шуме. Никакая волна связи не смогла бы больше выдержать яростную радиацию плазмы реактивного корабля.

Бормоча что-то про себя, Фрэнк запустил свой корабль вокруг плазменного сгустка. Он вывел корабль из нормального космоса. Теперь физическая оболочка корабля стала своего рода системой, символом, а вокруг воцарилось пространство, где был возможен полет только со скоростью, превышающей скорость света. Он сделал бросок назад снова в нормальный космос, — полный опасности маневр возле тяжелой массы звезды. У него был свой путь, своя удача, у него было нечто непостижимое для других, что, в дополнении к скорости, давало ему преимущество перед берсеркером.

Элли слышала утверждение, что, если бы у людей была тысяча пилотов с такими потенциальными возможностями, человечество выиграло бы эту затянувшуюся войну несколько столетий тому назад. Пытались даже вывести “породу Фрэнков”, но результаты оказались разочаровывающими.

Сразу же за ними — Элли поняла это по вспышкам на

экранах солнечный ветер от космической звезды взрывался как поверхность волн в пруде от брошенной в него острой гальки. Цепь порывов ветра распространялась с силой в сферу, как газ. Позади них, замедлив ход, неотвратимо двигался чудовищный преследователь, снова настигая свою добычу Берсеркер виднелся темным неровным пятном на фоне гигантских водоворотов светлого облака, которое было слишком далеко, чтобы стать укрытием, — вещество, составлявшее его, образовалось от давнего взрыва в самом сердце Галактики. Враг казался игрушечным пятном на расстоянии сотни километров.

Фрэнк не отступится. За сто сорок секунд он заставил свой корабль проскочить расстояние, равное диаметру орбиты Земли, снова скользнуть в стандартный космос и обратно неповрежденным как слепец-фокусник, орудующий лезвиями бритв.

На этот раз, когда они вернулись, космос выглядел иначе. Белизна на экране монитора перед Элли. Странные знаки повсюду — но в то же самое время тишина и стабильность. Фрэнк?

— Да! Мы внутри струи, Элли! Как я и рассчитывал, она оказалась пустотной трубой. Мы движемся от звезды со скоростью двухсот километров в секунду Этот негодяй все еще снаружи.

— Ты... он... Как ты можешь, Фрэнк, так говорить?

В деловом голосе Фрэнка появились насмешливые нотки:

— Если он попал сюда вместе с нами, он все еще будет пытаться нас сожрать, верно?!

— О, Фрэнк!

Элли годами не слышала подобную робость в своем собственном голосе, которым она привыкла только давать команды экипажу корабля. Наверное, так щебечут робкие первокурсницы — она не раз слышала их чириканье, когда в качестве инструктора Космической Боевой Школы посещала тренировочные пункты.

Фрэнк заговорил:

— Итак, мы знаем, что находимся внутри трубы, а ни где-либо еще. Он будет пытаться определить, где мы и, возможно, не сумеет этого сделать. Затем он войдет внутрь следом за нами. Он будет двигаться довольно медленно. Берсеркер рассчитывает нас догнать, но у него не хватит ума предпринять то, что сделали мы. Как только он войдет внутрь, мы убежим. Куда? Вот в чем вопрос...

Снова в голосе Фрэнка появился юмор, но на этот раз с оттенком горечи. А затем новая внезапная мысль:

Элли! Взгляни на облако внизу в конце этой трубы. Ты видела раньше что-либо подобное?

Элли наладила инструменты и сразу поняла, что внутренняя поверхность огромной плазмы, несущей их вдаль, была длиной в пять тысяч километров, а они находились почти посредине, в ее центре. Сразу же за ними солнце выбрасывало неимоверный поток радиационного излучения, которое они могли достичь при теперешней скорости меньше, чем за час. Элли внимательно изучала показания приборов, но ничего не могла понять. Облако, казалось, с силой излучало волны одной длины, жадно поглощая другие... На мгновение она подумала, что сможет в этом разобраться, но показатели начали скользить, и вскоре все потонуло в хаосе. — Войти в это на космической скорости? подумала Элли. — Оно слишком твердое. Мы ударимся, как о твердую стену...

— Эй, Элли! — голос в наушниках внезапно изменился, хотя различие она сразу и не уловила.

— Что? — ответила Элли невнятно.

— Приходи! Хорошо? У нас еще есть четверть часа до того, как надо будет действовать.

Элли могла бы ответить, что они ничего не смогут сделать ни сейчас, ни через пятнадцать минут. Но она отстегнулась от своего кресла и освободилась от него, — светловолосая молодая женщина, высокая и сильная. Искусственная гравитация была переведена на боевой режим и использовалась лишь в противовес непереносимому ускорению.

Элли открыла один из люков, соединяющий с другой частью корабля; в ее сознании пронеслась мысль о прощании перед гибелью. Она подумала еще, что лучше самоубийство, чем плен у берсеркера.

Почти все пространство командного пункта было занято креслом Фрэнка и его телом. Они сливались друг с другом. На фотографиях Фрэнка, которые Элли видела девять лет назад, был стройный молодой мужчина. Казалось, весь он излучал поразительную энергию.

Схватка с берсеркером едва не стоила ему жизни. А теперь то, что осталось от Фрэнка после берсеркера и хирургов, было закрыто аппаратурой и вооружением.

Три соединенных кабелем системы, в которых жил Фрэнк, поражали воображение Элли. Виднелась голова, грудная клетка, брюшная полость, но лицо не было обращено к Элли, когда она вошла. Она знала, что Фрэнк видит ее с помощью приборов, оставаясь соединенным проводами с мозгом корабля, находясь в состоянии готовности. Одна рука, закованная в пластик и металл, поднялась с центрального пульта, и Фрэнк взмахом приветствовал Элли.

В глазах, ушах и в сознании Элли еще гремела битва; она вся дрожала.

— Что случилось? — спросила Элли, прервав молчание.

— Хотел насладиться твоим обществом. — Голос Фрэнка звучал естественно, он исходил от человека, а не от техники.

Рука, слишком худощавая, лишенная пальцев, чтобы походить на руку человека, тем не менее, протянулась к ней и похлопала по плечу. Эта рука скользнула к ее талии. Элли это не было неприятным... Движение руки было нежным и мягким, подобным теплой коже. Но под этим была твердая структура, что всегда давало Элли ощущение сильных мускулов.

Рука начала притягивать Элли к креслу, и только теперь она поняла его намерения.

— Ты с ума сошел!

Слова вырвались у Элли со смехом в голосе, но в них звучало определенное осуждение.

— Почему же? Я сказал тебе, что у нас есть пятнадцать минут.

Фрэнк не мог ошибаться в таких вещах, как время. Когда он оставлял свою работу, можно было не беспокоиться.

— Сожалею, что ты не в настроении. Один долгий поцелуй, прямо здесь!

Голос его прозвучал бодро. Другая рука, столь же сильная и уверенная мужская рука, начала точными движениями расстегивать застежки на комбинезоне Элли.

Она закрыла глаза, пытаясь забыться, не думать о самоубийстве и последнем прощании. Когда Фрэнк обнял и привлек ее к себе, она почувствовала под всем его снаряжением тепло его тела, которое совсем не было холодным как металл. А теперь, еще и еще раз прикосновение человеческой плоти...

Фрэнк сказал “пятнадцать минут”. Через двенадцать минут Элли благополучно и уютно расположилась в своем боевом кресле-кушетке, настроила все свои инструменты и была готова к работе. Главный Командир Фрэнк всегда заботился о том, чтобы все было в порядке. Все люки были закрыты и проверены.

На двенадцатой минуте нависла угроза битвы.

Много лет тому назад Элли Темесвар избегали некоторые мужчины, поскольку она их во многом превосходила. Она не поддерживала близких личных отношений и с командиром экипажа. Он не часто ее хвалил или осуждал, нравилась ли она ему или нет, любил ли он ее или просто симпатизировал — она не знала. Что же касается ее мыслей и чувств по отношению к Фрэнку — у Элли не было возможности в этом разобраться. Может быть, то чувство, которое иногда пробуждалось, хорошее или не очень, уносилось прочь сразу, как только оно начинало давать о себе знать. Фрэнк слишком много работал, слишком много знал и был сам значительной фигурой. В свободное время Элли избегала Фрэнка Маркуса и даже старалась не говорить о нем в тех случаях, когда ее сжигало любопытство узнать о нем побольше.

Прошло тринадцать минут из пятнадцати, и Фрэнк начал раскрывать план их последующей тактики. Если даже он окажется самоубийственным, — думалось Элли, — по крайней мере, он великолепен.

Тем временем странное облако у конца огромного сверкающего тоннеля продолжало приближаться. Были на исходе названные Фрэнком пятнадцать минут. К этому моменту усилились сверкание и разрывы в плазменной оболочке тоннеля, оболочка начала вспениваться, словно водопад. Реактивная масса начала разрушаться, быстро возрастала скорость, очевидно, расстояние от звезды, от которой она отделилась, высвобождало ее от огромной гравитации.

ГЛАВА I

— Начинается! — прозвучало в наушниках Элли. — Он появится в любой момент.

Маленький корабль подпрыгивал на волнах рушимых стен плазмы, которые какое-то время их скрывали. Элли была на посту, хотя все, что она смогла сделать для корабля, было тривиальным. Сквозь разрушенную стену из вещества, которое стремительно неслось от звезды, появился огромный берсеркер...

Резная работа, в соответствии с этикеткой, была из дерева Леши, по описаниям растущего на планете Элиайн, а с ним было трудно работать, хотя оно было прочным и красивым. Анджело Ломбок, незнакомый и с этим материалом, и вообще чужак в этом мире, в задумчивости вертел это произведение декоративного искусства. Оно квалифицировалось как оригинальная ручная работа художника. По стилю это напоминало резьбу Джеулинкс, которую Ломбоку показывали еще на Земле, но тема была более драматичной. Изображены были мужчина и женщина, беглецы, их тела с длинными ногами были в стремительном беге наклонены вперед, в то время как взволнованные лица обращены назад. Вихрь из деревянных одежд был даже несколько мелодраматичен, но что можно было ожидать от десятилетнего художника?

Иногда Ломбок, тем или иным образом, хотел бы глубже заняться искусством. Живешь только раз, пусть даже четыре или пять сотен лет, а он уже многое отдал другому делу, чтобы начинать сызнова.

С легким вздохом он поднялся на носки, чтобы положить резную работу обратно на полку для подарков, которая, несомненно, молча зафиксировала это возвращение. Единственная сумка, которую он с собой взял, была маленькой и легкой, и ее не надо было помогать нести через все процедуры оформления пассажиров.

Ломбок и сам выглядел как маленькое коричневое изображение на деревянной доске. Он уселся на комфортабельное сиденье на борту транспорта, скользящего к доку, и скомандовал:

— Я хочу нанести визит семье Джеулинкс.

На самом деле, на местном наречии это звучало Джеулинкс. Он подозревал, что подобно другим известным и полуизвестным людям, клан Джеулинксов запрограммировал неувязки в их местную транспортную контрольную систему, чтобы выявлять неизвестных визитеров; и эти неувязки он сейчас пытался преодолеть.

— Меня не ждут, но они пожелают меня видеть. Я представляю Академию на Земле, и я здесь затем, чтобы предложить их сыну Микелю стипендию.

У него были координаты места, в случае необходимости, но машине очевидно, это было не нужно. Через мгновение он был уже в пути. Ломбок огляделся. Все на планете было для него новое и интересное. Герметическое поле космического порта медленно смыкалось за устремившимся вверх кораблем. Впереди показалась покрытая лесом гора. Часть флоры здесь, как ему объяснили, была земного происхождения. Ее высадили колонисты, прибывшие с Земли. На скале, мимо которой они теперь скользили, он узнал щетинистые сосны. Ветер гнул к земле их тонкие стволы.

Путь оказался неблизким. Пока продолжался его полет через норы, почти необитаемые, наступил вечер. Как только безоблачное небо начало темнеть, высоко вверху появились части оборонительной системы планеты — защитные спутники, небесные часовые механизмы, движущиеся в медленном ритме. Не было настоящих звезд, но на фоне усыпанного бриллиантового бархата этого почти изолированного пространства были видны вспышки трех естественных планет и две маленькие луны. Это было красиво и таинственно, как бесконечность вечной ночи. Этой Всепоглощающей тьмой был мрак от облака, называемого местными жителями Блэквул. Облако было достаточно твердым, чтобы затемнять все вокруг, и, поняв это, Ломбок почувствовал страх, хотя ему в действительности ничего не грозило при мерцании знакомых, несметных звезд.

Военное положение в системе Элиайн еще не ухудшилось до такой степени, чтобы произошло что-нибудь непредвиденное. Дом Джеулинксов на другом склоне горы был ярко освещен. Это было красивое здание, наполовину деревянное, в стиле давнего прошлого Земли. Он видел это здание, изображенным в семейных объявлениях в журналах по искусству. Удостоверившись, что он почти достиг цели, Ломбок открыл свою небольшую дорожную сумку и еще раз пересмотрел лежащие в ней бумаги. Все, казалось, было в порядке, достаточно убедительно.

Дорога была свободна от транспорта, за исключением одного тяжелого буксировщика, чьи фары освещали узкий тротуар. Здания в этом районе, если судить по огням, встречались реже, чем возле космодрома. Посадочная площадка у дома была ярко освещена, на ней находился пустой воздушный перевозчик, припаркованный в стороне. Транспортировщик Ломбока мягко опустился в потоке света в тот момент, когда мужчина и женщина, несомненно предупрежденные системой обнаружения, вышли из главного здания и остановились в нескольких метрах, наблюдая. Минутой позже Ломбок уже стоял на палубе с сумкой в руке, в то время как его транспортировщик с жужжанием улетал прочь.

Мужчина, высокий и седой, наблюдал за полетом, как если бы он надеялся, что транспортировщик подождет визитера или самозванца, чье пребывание окажется коротким. Женщина вышла вперед с протянутой рукой и с нетерпением спросила:

— Мистер Ломбок? Надеюсь, я правильно поняла запись вашего полета. Что-то относительно академии и стипендии?

— Совершенно верно.

Она пожала его руку. Женщина выглядела ширококостной и мускулистой, и, судя по имеющимся на Земле данным, была известной спортсменкой в годы юности.

— Я Кармен Джеулинкс, а это Сикстус. Давайте ваш багаж.

Ломбок вспомнил, как ему говорили, что на Элиайн женщина обычно принимала фамилию мужа. Сикстус, более седой, пожилой и высокий по сравнению с женой, теперь тоже вышел вперед, спокойно и сердечно приветствуя Ломбока. Ничего другого ему не оставалось делать. Несколько минут они все постояли, наслаждаясь прекрасным вечером. Гостю показалось, что дневное время должно быть жарким. Они обменялись любезностями, перекинулись парой фраз о путешествии Ломбока, создавая видимость, что гость был званым, поговорили о местных красотах, которые Ломбок должен будет оценить после рассвета.

— А теперь, что вы скажете, мистер Ломбок, о стипендии?

Он ободряюще поморгал и, протянув вперед свою маленькую руку, сказал:

— Может быть, мы войдем и там вы сможете отдохнуть, доставить себе огромное удовольствие. Я бы хотел видеть Микеля..., кстати, как он?

— О, прекрасно, — пробормотала женщина, охваченная нетерпением, и быстро взглянула на дом. — Что вы хотите?

— Мы готовы платить за него — и, по крайней мере, один из родителей или опекунов могут сопровождать его на Землю, пока он будет учиться в Академии. В течение четырех лет.

Женщина явно замешкалась. Через пять минут они были уже дома, но никто из них еще не присел. Кармен в волнении ходила взад и вперед, заставляя гостя при ее приближении вскакивать с дивана из вежливости и при этом его упрашивали садиться. Она готовила какую-то еду или закуску, чтобы поужинать вместе с гостем.

Тем временем Сикстус стоял, опираясь на проем двери, с видом человека, поглощенного в свои мысли. В самом начале обсуждения он дал понять, что хотел бы увидеть верительные грамоты Ломбока, которые были немедленно ему представлены и оказались безупречными.

— Дело в том... — пробормотал Ломбок, как только воцарилось относительное спокойствие.

Сикстус бросил взгляд, который говорил: я знаю, что это ловушка. Его жена не заметила этого, странно остановив свой взгляд на госте.

— Что-нибудь не так? — пробормотала она.

— Дело в том, что очень мало времени для того, чтобы заполнить открывшуюся вакансию. Вы понимаете, что наши самые щедрые спонсоры и дарители наследства выдвигают условия, которые нам могут и не понравиться, но мы должны будем их выполнить. Эта вакансия, как я говорю, должна быть быстро занята. Микелю необходимо будет отправиться на Землю.

— Но нет корабля... туда?

— К счастью, конвой, с которым я прилетел, отправится через день-два. Решение предложить Микелю стипендию было принято только шесть месяцев назад, на Земле, и я был сразу же отправлен. Конвой был наготове. Не было времени послать вам предварительное сообщение или испросить вашего согласия.

— О, мы это понимаем. И естественно, что каждый, связанный с Искусством..., должен... Конечно, мы принимаем без испытаний. Но так мало времени, всего два дня?

— Ничего не поделаешь. — Где-то внизу раздался шум, возможно, это разгружались бревна из тяжелого тягача. — Я понимаю, что это очень короткий срок для вас. Но в то же время, это очень редкая возможность. Все мы в Академии были глубоко потрясены работой Микеля, вести об этом дошли до нас.

— Агент сказал, что его экипаж собирается на Землю. Но я никогда... О! Только два дня. Сикстус, что будем делать?

Сикстус улыбнулся и покачал головой. Снизу раздался еще более громкий шум.

— Что это там за звуки? — спросил Ломбок.

— Да подмастерья разгружают прибывший транспорт с бревнами, — последовал ответ Сикстуса.

В наступившей напряженной тишине Ломбок сказал:

— Я заметил несколько резных изделий Микеля, выставленных на продажу в магазине подарков еще в космодроме. Я надеялся увидеть его. А разве он...?

— О, конечно! Он будет с нетерпением ждать встречи с вами. Я думаю, он сейчас работает, — Кармен закатила глаза.

Они поднялись с Ломбоком по ступенькам, а затем прошли в холл. Сикстус, который нес сумку Ломбока, опустил ее, проходя мимо открытой двери в сумрачную, пахнущую сосной спальню. Интерьер дома был столь же роскошным и сельским по виду, как и его фасад.

В конце холла было несколько дверей, одна из них была чуть приоткрыта. Кармен легко толкнула дверь, заглянула вовнутрь, опередив обоих мужчин.

— Микель? У нас неожиданный гость, и он хотел бы тебя повидать.

Комната была большой, в ней соединялись спальня и мастерская, и она была освещена как ювелирная витрина. В дальнем конце была видна неприбранная постель с большими подушками. Кармен подошла к окну и задернула портьеру.

— Уже ночь, — сказала она как-то задумчиво.

Возле двери у стены стояла длинная скамья, заваленная инструментами для резьбы по дереву и неоконченными работами. Возле скамьи на стуле сидел мальчик. На вид ему было лет десять. Бросались в глаза его длинные волосы пепельного цвета. Мальчик взглянул на Ломбока вопросительным взглядом.

— Здравствуй, Микель!

— Здравствуйте.

Голос мальчика был слабым, незапоминающимся. Спутанные, взлохмаченные волосы Микеля казались темнее, чем на фотографии, которую видел Ломбок. На ней мальчик выглядел просто блондином. Узкое худое лицо с большими бесцветными глазами подчеркивали хрупкость и беззащитность. Сейчас же Микель твердо пожал руку Ломбока, смело глядя в глаза.

Ломбок обратил внимание, что ноги мальчика были босыми. Нечто вроде пижамы, густо усыпанное древесными опилками и стружками так, что было трудно даже понять, какого оно цвета, прикрывало его детскую фигурку.

— О, Микель! сказала Кармен. — Почему же ты до сих пор не переоделся? Мистер Ломбок еще подумает, что ты болеешь, слишком слаб для... Скажи, захочешь ли ты отправиться в далекое путешествие? А, дорогой?

Микель тут же соскользнул со стула.

— Но куда?

— На Землю, — сказал ему Ломбок. — Вы уже взрослый, и я уполномочен предложить вам стипендию в Академии.

У Микеля от удивления поднялись брови, а затем умное детское лицо озарила озорная мальчишеская улыбка.

Через десять минут взрослые перешли на террасу, где мягкое тепло скрытого источника предохраняло от наступающего холода ночи. Приятные напитки были доставлены бесшумным роботом, который двигался — “шел” на неслышных колесиках.

— Вы должны им гордиться, — заметил Ломбок, сделав глоток и при этом внимательно разглядывая остальных присутствующих.

— Могли бы, конечно, и больше гордиться, если бы мы являлись его биородителями, — сказал свое слово Сикстус. — Мы оба граверы и проделали огромную работу по воспитанию мальчика, после того, как он попал к нам из центра усыновления.

Ломбок как-то осторожно сделал еще один глоток, словно чего-то опасаясь.

— Я не знал, что он был усыновлен, — солгал Ломбок, показывая при этом свой интерес.

— О, да. И Микель об этом знает, конечно...

— Мне пришло в голову..., впрочем, могу я задать личный вопрос?

— Пожалуйста!

— Все очень интересно. И я подумал о том, делали ли вы когда-нибудь попытку узнать, кто же были, или еще есть, его биородители?

Хозяева покачали головами, несколько ошарашенные вопросом. Сикстус не преминул пояснить:

— Сам премьер Элиайна не мог получить информацию из этого места. Медицинские справки о здоровье биородителей доступны. Но это все, что можно узнать. Ничего другого, так как биородители не хотят огласки. Мы не знаем, кто они.

— Я понимаю, — Ломбок задумался. — Даже при всем этом я попытаюсь разузнать хоть что-то. И сделаю это завтра. У помощника директора есть любимый им проект, корректирующий поведение биородителей и стиль жизни в связи с художественными достижениями детей. Этот центр по усыновлению в Элиайн?

— В Гласиер Сити. Но я уверен, приезд туда не даст вам ничего хорошего.

— Я тоже думаю, что поездка может оказаться бесполезной. Но я должен буду доложить, что я делал такую попытку. Утром я отправляюсь туда. А затем — могу ли я надеяться, что мое предложение принято?

Прежде, чем он дождался ответа, Микель, теперь одетый как положено, быстро вышел на террасу и опустился на стул.

— Микель, наконец-то ты появился, — сказала Кар-мен.

Мальчик бросил острый взгляд на гостя.

— А вы видели берсеркера? — спросил он напрямую с юношескою непосредственностью и неподдельным интересом.

Сикстус кашлянул, а Ломбок попытался все это обратить в милую шутку.

— Нет, не видел. Я никогда не был на планете, подвергающейся прямой атаке. Я не так уж много путешествовал в космосе. Моя поездка сюда, как я и говорил, не связана с военной акцией.

— Никакой тревоги в Боттлнек? — спросил Сикстус. — Вы ведь должны были продвигаться этим путем? Другого пути не было для достижения системы Элиайн, окруженной парсек за парсеком пылью и газом, слишком плотными для практической астронавтики.

— Никакой тревоги, — повторил Ломбок. Он взглянул в лица взрослых. — Я знаю, многие теперь опасаются далеких космических путешествий. Но давайте посмотрим фактам в лицо. Элиайн — не самое безопасное место в населенной галактике. Даже когда Боттлнек потерпит поражение в результате движения облаков или из-за действий берсеркера, каждый в Элиайн, в лучшем случае, будет в осадном положении.

Ломбок не сказал Джелинксам ничего нового. Он обсуждал варианты их будущего, и они все трое глядели на него и внимательно слушали. Он продолжал:

— Что же касается меня, я бы чувствовал себя в большей безопасности на обратном пути, чем находясь здесь.

Сикстус смотрел в ночное небо, подобно фермеру, ожидающему, когда гроза погубит нежные ростки его урожая...

— Я должен остаться здесь ради своего дела, — заявил он. — Другие члены моей семьи пусть поступают по-своему. У меня сестра, у нее дети. Есть еще рабочие, арендаторы. Я не могу отлучиться даже на пару дней.

— Очень важное дело, — согласилась Кармен. Она и ее муж взглянули друг на друга, как будто они оба пришли к единому решению одновременно.

— Ну и, конечно, очень важно будущее Микеля, — ее губы дрогнули, произнося эти слова. — Академия!

— Конвой отправляется через два дня, — объявил Ломбок. — Два дня. Они обещали мне еще два часа.

В действительности же флотилия отправится только тогда, когда Ломбок скажет о своей готовности адмиралу, но никто в Элиайн, как надеялся Ломбок, этого не знал.

— Наш мальчик должен ехать, — сказала Кармен и нежно погладила длинные волосы сына. Его глаза сияли. — Но Мигель слишком юн, чтобы ехать без взрослых. Сикстус, сколько тебе понадобится времени, чтобы привести все в порядок и присоединиться к нам?

Ломбок затянулся сигаретой, которую только что закурил, задумчиво глядя на присутствующих. Леди была более встревожена, чем ее сын. Ее давняя мечта осуществляется, она видит себя в Академии, где будет столько знаменитых художников, а с ее энергией, умом и таким одаренным сыном они многого добьются, и перед ними распахнутся двери целого мира... Человек из Мунбейз, который Послал Ломбока, все хорошо рассчитал... Ломбок живо представил себе Кармен на Мунбейз — ошеломленную, отчаявшуюся, когда она наконец узнает правду.

Правду... Ее следует подавать осторожно, когда для того придет время.