Долго ехал юный витязь.

Лишь на день семидесятый

Он корабль заметил в море, —

Странник, горестью объятый.

Моряки пристали к суше,

И спросил у них герой:

«Чье, скажите, это царство?

Есть ли город тут какой?»

И сказали мореходы:

«Здесь турецкая граница,

Там — сады Мульгазанзара.

Недалеко и столица.

Правит этим славным царством

Витязь доблестный Фридон.

Муж воинственный и щедрый,

Нам сердца пленяет он».

Автандил коня пришпорил

И помчался по дороге.

В отдаленье показались

Белоснежные чертоги.

Сотни воинов отважных

Окружали цепью луг

Стрелы в воздухе носились

Звери падали вокруг.

Вдруг над самою охотой

Молодой орел поднялся.

Автандил за лук схватился

И за птицею погнался.

Метким выстрелом сраженный

Пал орел. И Автандил,

Летуну подрезав крылья,

Прямо к ловчим поспешил.

Расступился круг широкий,

И Фридон с холма крутого

Увидал перед собою

Чужестранца молодого.

Вот раба послал он к гостю

И велел ему узнать,

Кто осмелился без спросу

Цепь облавы разорвать.

Раб подъехал к Автандилу,

Но, взглянув на лик прекрасный,

Словно столб остановился,

Восхищенный и безгласный.

Витязь молвил: «Возвращайся

К господину твоему.

Брат названый Тариэла

Прибыл, посланный к нему».

И когда Фридон услышал

Имя друга Тариэла,

Сердце громко в нем забилось

И душа повеселела.

Быстро он с холма спустился

И воскликнул, поражен:

«Этот витязь равен солнцу!

Коль не солнце, кто же он?»

Слезли витязи на землю,

Крепко обняли друг друга.

Сотни воинов сбежались

Из охотничьего круга.

Все смотрели на пришельца,

Все дивились. Наконец

На коней друзья вскочили

И помчались во дворец.

И сказал Фридону витязь:

«Чтоб мое узнал ты дело —

Кто я, еду я откуда,

Где узнал я Тариэла, —

Расскажу тебе всю повесть,

Весь печальный мой рассказ.

Тариэл, мой брат названый,

Вспоминает нынче нас».

И поведал он Фридону

Все от самого начала:

Как любимая царица

В дальний путь его послала,

Как увидел он героя,

Побратался как он с ним,

Как живет в пещере витязь,

Одиночеством томим.

Услыхав рассказ печальный,

Царь заплакал с Автандилом.

Вся окрестность огласилась

Причитанием унылым.

Слез поток неудержимый

Был ресницами запружен,

И струились по ланитам

Нити длинные жемчужин.

И вослед царю Фридону

Стража громко зарыдала —

Те себя по лицам били,

Те швыряли покрывала.

Автандил небесноликий

Был отрадою для взора.

Под шатром ресниц тяжелых

Он таил зениц озера.

Так вошли герои в город.

Посреди высоких башен

Там стоял дворец Фридона,

И велик и разукрашен.

Слуги в платьях драгоценных

Красовались длинным строем,

И вельможи шли навстречу,

Восхищенные героем.

Вот за стол друзья уселись.

Время трапезы приспело.

Сто вельмож в одеждах пышных

По бокам от них сидело.

Утварь чудная явилась,

Все вокруг засуетилось,

И вино в высоких кубках

Зашипело, заклубилось.

Так, в веселье и забавах,

Дни за днями проходили.

Царь Фридон души не чаял

В благородном Автандиле.

Наконец взмолился витязь:

«О Фридон, не обессудь,

Должен я тебя покинуть

И пуститься в дальний путь».

Царь Фридон ответил: «Знаю,

Спорить мне не подобает —

Ты спешишь, огнем, великим

Сердце витязя пылает.

Но чтоб в горестных скитаньях

Не забыл ты про меня,

Дам тебе рабов я верных

И послушного коня».

Четырех рабов он кликнул

И для будущих сражений

Дал им панцири стальные

И прислал вооруженье,

Меру золота отвесил,

Иноходца подарил —

Статный конь в богатой сбруе

Всех коней прекрасней был.

Вышли витязи за город,

Поднялись на холм высокий.

«Здесь, — сказал Фридон, — пристала

Лодка девы черноокой.

Два раба везли царевну,

Я хотел ее отнять,

Но рабы, заслышав топот,

В море бросились опять».

Автандил с царем Фридоном

Крепко обняли друг друга.

Войско выстроилось цепью

Посреди большого луга.

Автандил простился с войском,

Шлем надвинул боевой

И помчался по дороге

В край неведомо какой.

День за днем сто дней проходят.

Солнце всходит и садится.

Вдоль по берегу морскому

Автандил с рабами мчится.

Вот блеснул в заливе парус.

Показалися верблюды.

На песке лежали кучей

Дорогих товаров груды.

Караванщики стояли,

Призадумавшись, над морем.

Лица были их печальны

И сердца объяты горем.

Автандил подъехал ближе,

Произнес слова привета

И спросил их: «Кто вы, люди?

Из какой вы части света?»

И сказал Усам премудрый,

Предводитель каравана:

«Мы торговцы из Багдада,

Исповедники Корана.

Люди веры Магомета,

Не берем мы в рот хмельного.

Ныне едем мы с товаром

В славный град царя морского.

Здесь какого-то беднягу

Полумертвого нашли мы.

Вел корабль он из Египта,

Но, к купцам неумолимы,

Кровожадные пираты

На него в пути напали,

Все разграбили товары

И людей поубивали.

Лишь один бедняга этот

Избежал огня и пыток…

Как нам быть? Обратно ехать —

Понесем в делах убыток.

Выйти в море тоже страшно —

Может больше быть потеря:

Трудно справиться с врагами,

Силам собственным не веря».

«Не горюйте, — молвил витязь, —

Что напрасно вам томиться!

Предназначенное Богом

Пусть над нами совершится.

Буду вашей я защитой

И залогом вашей крови.

Пусть приблизятся пираты —

Меч держу я наготове».

«Этот витязь крепок сердцем, —

Так Усам промолвил людям. —

Под его защитой храброй

В безопасности мы будем».

Все со старцем согласились

И, товары погрузив,

На корабль спокойно сели

И покинули залив.

Солнце яркое светило,

Ветер выдался попутный —

Путешественникам выпал

Путь приятный и нетрудный.

Вдруг вдали корабль пиратов

Показался с длинным флагом;

Был таран на нем поставлен,

Приготовленный к атакам.

Завывая громко в трубы,

Шли грабители навстречу,

Грозным голосом кричали,

Вызывая всех на сечу.

Корабельщики в испуге

Побелели, точно мел.

Только витязь был спокоен,

Только он не оробел.

«Вы, купцы, — сказал он, — трусы,

На войну вы не ходили.

Чтобы стрелами пираты

В битве вас не перебили,

Уходите все отсюда,

Дверь прикройте за собой —

Я один злодеев встречу

И приму смертельный бой».

И когда, крича и воя,

К ним приблизились пираты,

Взял он палицу большую,

Не спеша оделся в латы,

Шлем на голову надвинул

И поднялся на корму.

И корабль, грозя тараном,

Повернул свой нос к нему.

Вот таран взметнул навстречу

Наконечник свой лемешный.

Автандил, вооруженный

Крепкой палицей железной,

Вдруг ударил по тарану:

И, заломлен пополам,

Полетел таран в пучину

И понесся по волнам.

Образумились пираты,

Но бежать уж было поздно —

Прыгнул к ним бесстрашный витязь

И оружье поднял грозно.

Он иных кидал в пучину,

Друг о друга бил других;

Восьмерых схватил в охапку;

Ударял в девятерых.

И в ужасной этой битве

Нелегко пришлось пиратам…

Одержав победу, витязь

Корабли связал канатом

И позвал купцов трусливых…

Увидав, что кончен бой,

Те пришли в себя и мигом

Появились всей толпой.

И когда корабль пиратов

Мореходы осмотрели,

Столько там нашли сокровищ,

Сколь не видели доселе.

Перечли они добычу

И к себе перенесли;

И корабль, разбитый в щепки,

Покидая, подожгли.

И сказал Усам герою,

Мореходов предводитель:

«Витязь, ты защита наша,

Ты наш храбрый избавитель,

Спас ты нас от верной смерти,

Не щадил себя в борьбе, —

Ныне все товары наши

Мы приносим в дар тебе».

Автандил ответил: «Братья,

Если б я искал наживы,

Все, что лучшего есть в мире,

Все в казне б моей нашли вы.

Что сокровища мне ваши?

Не обидел Бог меня —

Самого себя имею

И отважного коня.

Об одном прошу вас, братья:

Собираясь у амбаров,

Про меня вы говорите:

«Вот хозяин всех товаров».

Я купцом переоденусь

И, пока не минул срок,

Буду жить среди торговцев,

Отдыхая от тревог».

Услыхав такое слово,

Корабельщики сказали:

«Видим мы, отважный витязь,

Ты в заботе и печали.

Все, о чем ты ни попросишь,

Каждый сделает из нас,

Жизнь свою не пожалеет

И сокровища отдаст».

День кончался беспокойный,

Солнце тихо заходило.

Моряки втащили якорь

И поставили ветрило.

Море вдруг заволновалось,

Ветер в мачтах зашумел,

И корабль к царю морскому,

Словно птица, полетел.

Славен город Гуланшаро!

Царь морей — его владыка.

Красотою он пленяет

Всех, от мала до велика.

Пышным садом окруженный,

Тонет в зелени он весь,

И цветы оттенков разных

Никогда не вянут здесь.

Автандил причалил к суше

И, тяжелыми цепями

Привязав корабль к причалам,

Сел на стул под деревами.

И пришел к нему садовник,

И спросил его герой:

«Хороша ль у вас торговля

И в цене товар какой?»

«О купец, — сказал садовник, —

Славный город Гуланшаро,

Расположенный на море,

Полон всякого товара.

Много здесь купцов богатых,

И со всех концов земли

Дивных редкостей немало

К нам привозят корабли.

Царь морей Мелик-Сурхави

Этим городом владеет.

Всякий, кто сюда приедет,

Будь хоть стар, — помолодеет.

Ежедневно здесь пирушки,

Веселится весь народ,

И цветы в садах чудесных

Здесь не вянут круглый год.

Я — смотритель за садами

Именитого Усена.

Он — глава торговцев здешних,

Вся ему подвластна мена.

Этот сад, где вы пристали,

Служит отдыхом ему.

Ныне вам явиться должно

К господину моему.

Но приехали вы поздно,

Сам Усен теперь в отъезде,

Лишь Фатьма, его супруга,

Может встретить вас на месте.

О прибытье каравана

Доложу я ей сейчас,

Слуг она пошлет навстречу

И принять прикажет вас».

Скоро слуги появились,

Судно быстро разгрузили

И товары на храпенье

В караван-сарай сложили.

И Фатьма, встречая гостя,

Появилась у дверей.

Поклонился низко витязь

И вошел в покои к ней.

Именитая хозяйка

Хороша была собою;

По годам немолодая,

Всем казалась молодою:

Станом стройная, как дева,

И прекрасная лицом,

Много слуг она имела

И нарядов полон дом.

Витязь ей поднес подарки,

И она, сияя взглядом,

Угощала Автандила

И сама сидела рядом.

Поздно кончилась пирушка.

На рассвете Автандил

Развязал свои товары

И на части разделил.

Драгоценные каменья,

Без оправы и в оправе,

Были посланы на выбор

Во дворец Мелик-Сурхави.

Все сокровища другие

Были отданы купцам,

И купцы их продавали,

Как назначил им Усам.

Автандил, купцом одетый,

Жил под кровлею Усена.

Между тем с Фатьмой внезапно

Приключилась перемена:

Стала мрачною хозяйка

И, как раньше, за столом

Не беседовала больше

С рассудительным купцом.

Так летели дни за днями.

Как-то раз, в часы досуга,

«Госпожа моя, — воскликнул

Автандил, — ты ждешь супруга!

Почему же ты тоскуешь

И зачем не весела?

Отчего печаль немая

На чело твое легла?»

«Ах, купец, — Фатьма сказала, —

Все мне в тягость, жизнь постыла.

Как мои ни льются слезы,

Не вернуть того, что было.

Деву, лучшую на свете

И подругу из подруг,

Предал участи печальной

Ненавистный мой супруг.

Ах, купец, к тебе я ныне

Преисполнена доверья!

Не могу молчать я больше,

Все скажу тебе теперь я.

Может быть, Фатьме несчастной

Ты полезный дашь совет,

Как ей пленницу избавить

От ее великих бед.

Слушай, путник. Существует

Здесь обычай новогодний:

Закрываем мы торговлю,

И купцы поблагородней

Во дворец идут обедать

И несут царю дары —

Кто каменья дорогие,

Кто роскошные ковры.

Царь гостей обедом кормит

И дарами наделяет.

Десять дней гремят кимвалы,

Арфы звонкие бряцают,

На арене мечут копья,

На лугу играют в мяч,

На ристалищах огромных

Лошадей пускают вскачь.

Раз, обычай соблюдая,

Позвала меня царица

Вместе с женами торговцев

Во дворец повеселиться.

Поздно вечером вернулись

Мы веселые домой,

И подруг своих любимых

Привела я в дом с собой.

В сад мы весело спустились

И певцов с собою взяли.

Забавляясь, я меняла

И прически и вуали.

Наконец пришли мы в домик,

Что висит над самым морем,

И затихла я внезапно,

Вся охваченная горем.

Что тогда со мной случилось,

Рассказать я не умею.

Увидав, что я печальна,

Все ушли гулять в аллею.

В доме я одна осталась,

И окно приотворила,

И смотреть на море стала

Безнадежно и уныло.

Море тихо волновалось,

Гасло солнце золотое.

Вдруг мелькнуло в отдаленье

То ль животное какое,

То ли маленькая птица…

Но приблизилось виденье,

И признала в нем я лодку,

Что скользила по теченью.

Лодка к берегу пристала.

Озираясь боязливо,

Два раба чернее сажи

Вышли на берег залива.

Все вокруг спокойно было,

Не следил никто за ними;

Только я вверху сидела,

Не замеченная ими.

Осмотрев пустынный берег,

Вновь они спустились в лодку,

И ковчег внесли на берег

И открыли в нем решетку.

Из ковчега вышла дева

В черной редкостной вуали.

Солнце, полное сиянья,

С ней сравнялось бы едва ли.

Дева грустно оглянулась,

И лучи очей прелестных,

Озарив ночные скалы,

До высот дошли небесных.

Опустила я ресницы

И окно скорей закрыла.

И смотреть была не в силах

На чудесное светило.

Четырех рабов отважных

Позвала к себе тогда я

И сказала им: «Смотрите,

Гибнет дева молодая!

Подойдите незаметно,

Чернокожих окружите.

Что запросят, то и дайте,

Только пленницу купите.

Если ж эти два злодея

Не уступят вам девицу,

Вы убейте их без страха

Или бросьте их в темницу».

Вот рабы подкрались к лодке,

Окружили незнакомцев,

И к торговле приступили,

Развязав мешок червонцев.

У окошка я стояла.

Вижу — те не уступают,

Гонят прочь моих посланцев

И клинками угрожают.

«Смерть злодеям!» — я вскричала.

Тут рабы их повалили,

Обезглавили и в море

Вражьи трупы потопили.

Я пошла навстречу к деве

И склонилась перед нею.

Как была она прекрасна —

Рассказать я не умею.

Перед нею меркло солнце,

И лучи ее ланит

Ослепляли бедных смертных

Так, как солнце не слепит».

И Фатьма, рыдая горько,

В грудь ударила рукою.

Автандил заплакал тоже

И поникнул головою.

«Продолжай, — Фатьме сказал он,

Не томи слезами глаз».

И Фатьма, сдержав рыданья,

Продолжала свой рассказ:

«Эту деву молодую

Всем я сердцем полюбила.

Привела ее к себе я,

На подушки посадила

И сказала ей: «О солнце!

Ты дитя какой земли?

Где тебя злодеи эти,

Милый друг, подстерегли?»

И в ответ на эти речи

Дева вся затрепетала,

Истомленная неволей,

Безутешно зарыдала.

Затуманились нарциссы

Ослепительных очей,

Сквозь агатовые стрелы

Слез низринулся ручей.

Наконец она сказала:

«Ты мне матери дороже,

Но мое существованье

Лишь на вымысел похоже.

Кто я? Странница простая

С несчастливою судьбой.

Не хочу хулить я Бога,

Не откроюсь пред тобой».

И решила про себя я:

«Понуждать ее не время,

Пусть рассеется сначала

Молодых печалей бремя.

Успокоится девица

И расскажет все сама, —

Кто торопится без толку,

Сам лишается ума».

Эту деву молодую,

Станом сходную с алоэ,

От свидетелей нескромных

В тайном скрыла я покое.

Никому не говорила

Я о пленнице моей,

Только негр, слуга мой верный,

Мог входить в покои к ней.

День и ночь струились слезы

У неведомой девицы,

Над пучиной глаз чернильных

Висли копьями ресницы,

Чаши слез точили очи,

И чудесных губ коралл

Белизну зубов жемчужных,

Открываясь, оттенял.

Не нуждалась эта дева

Ни в шелках, ни в одеяле,

Только шалью покрывалась

И была всегда в вуали.

Руку под голову клала

И спала на ней всю ночь;

И, едва коснувшись пищи,

Отсылала блюдо прочь.

Этой редкостной вуали

Удивлялась я немало.

Ткань ее была, бесспорно,

Крепче всякого металла,

Но была она прозрачна,

И нежна, и не тверда.

Я нигде подобной ткани

Не встречала никогда.

Так со мной вдали от мира

И жила моя бедняжка…

Дни за днями проходили,

Но она страдала тяжко.

Много дней я размышляла,

Как мне бедной пособить.

Наконец решила мужу

Тайну я свою открыть.

Как-то раз пришла я к мужу

И, обняв его, сказала:

«Расскажу тебе, мой милый,

То, что раньше я скрывала.

Поклянись мне страшной клятвой,

Что не скажешь никому,

О моей великой тайне,

Даже другу своему».

Муж сказал: «Пускай о скалы

Я ударюсь головою,

Если недругу иль другу

Эту тайну я открою!»

Рассказала я Усену

Об отшельнице моей,

И взяла его за руку

И свела в покои к ней.

Увидав мое светило,

Муж воскликнул в изумленье:

«Неужели это солнце —

Нам подобное творенье?»

Пали мы перед девицей

И сказали: «О луна!

Что, скажи, тебя сжигает?

Чем душа твоя больна?

Где, скажи, найти лекарство,

Чтоб помочь великим ранам?

Отчего рубин прекрасный

Ныне сделался шафраном?»

Я не знаю — услыхала

Нас девица или нет,

Но свои сомкнула розы

И ни слова нам в ответ.

И когда она, бедняжка,

Поднялась с унылым стоном,

Показалось нам, что солнце

Скрыто огненным драконом, —

Тусклый взор ее светился,

Полон гневного огня.

«Тяжко мне, — сказала дева.

Уходите от меня!»

Плача, дева походила

На угрюмую тигрицу.

Мы заплакали с ней вместе

И покинули девицу.

С этих пор, дела покончив,

Навещали мы ее,

И томилось вместе с нею

Сердце бедное мое».

Как-то раз случилось мужу

Во дворец прийти с дарами.

Царь морей сидел за пиром,

Окруженный моряками.

Принял с честью он Усена,

Посадил перед собою

И поднес большую чашу

С крепкой влагою хмельною.

Выпил муж мой эту чашу,

Глядь — другая появилась,

Из серебряных кувшинов

Влага снова заструилась.

И забыл свою он клятву.

Что ему Коран и Мекка!

Не идут рога ослице,

Хмель не красит человека.

И сказал тогда владыка

Безрассудному Усену:

«Чтоб купить дары такие,

Нужно дать большую цену.

Удивляюсь, где берешь ты

Эти крупные рубины!

Я за них тебе не в силах

Заплатить и половины».

Услыхав хвалу подаркам,

Возгордился безрассудный.

«О, — воскликнул он, — владыка!

Не хвали подарок скудный!

Твоему готовлю сыну

Я сокровище иное —

Солнцеликую невесту,

Станом сходную с алоэ».

И владыке рассказал он

О девице неизвестной,

О слезах ее поведал

И красе ее небесной.

Царь возрадовался сердцем

И велел дворцовой страже

Привести на пир веселый

Ту, которой нету краше.

В доме я одна сидела.

Вдруг явился на пороге

Молодой начальник стражи.

Поднялася я в тревоге.

Он сказал мне: «В этом доме

Скрыта юная луна.

Повелитель мой желает,

Чтоб к нему пришла она».

«Где ж она, девица эта?» —

В удивленье я спросила.

И ответил мне начальник:

«Это дивное светило

В дар принес царю сегодня

Именитый твой супруг.

Приведи скорее деву,

Ждать мне боле недосуг».

Что могла я с ним поделать?

Обнял душу смертный холод,

Свод небесный содрогнулся,

Гневом Божиим расколот.

К бедной пленнице пошла я,

Низко голову склоня,

Но она, рыдая горько,

Не взглянула на меня.

И сказала я: «О солнце,

Изменила, знать, судьба нам,

Небо в гневе потемнело

И завесилось туманом.

Вот пришел начальник стражи,

Чтоб свести тебя к царю.

Горе мне! Разбито сердце,

Как в огне я вся горю».

Отвечала мне девица:

«Что крушишься ты, сестрица?

То, что раз со мной случилось,

Вновь не может совершиться.

Зло не стоит удивленья,

Уж привыкла к горю я:

Такова на свете белом

Участь горькая моя».

И, без гнева и без жалоб,

Истомленная печалью,

Встала девушка с подушек

И закуталась вуалью.

И надела я на деву

Чудный пояс из жемчужин —

Чтоб купить такое диво,

Целый город был бы нужен.

«Вот, — сказала я девице, —

Может быть, каменья эти

Разорвать тебе помогут

Плена горестные сети».

И взяла бедняжку стража,