Рядом с носилками, на которых лежал Володя, шел крепкий чернобородый австралиец с умными темно-карими глазами. В руках австралийца поблескивали два деревянных копья, похожих на гигантские иголки. За поясом, который свисал до колен и был единственной его одеждой, торчал бумеранг. На груди, испещренной рубцами, покачивалось ожерелье из перламутровых ракушек.
      Наблюдая за тем, с каким достоинством держался этот меднокожий австралиец и как обращались к нему воины, Коля понял, что это их вождь
      Какая страшная вещь немота! А Коля был сейчас словно бы немым, так как ничего не мог сказать этим людям. Он дергал то за пояс, то за руку кого-нибудь из воинов и показывал туда, где, по его мнению, стоял фрегат «Отважный», но в ответ слышал только одно слово:
      — Ечука…
      Что это значит? Наконец один из воинов подвел его к чернобородому вождю и, тыча пальцем в грудь шоколадного великана, повторил:
      — Ечука!..
      Коля не понял, было ли это собственное имя или название рода, но ему стало ясно, что власть в племени принадлежала этому сильному человеку с добрым лицом и сердитыми глазами. Коля попытался объяснить, что Володю не следует нести в джунгли, что его давно ждут на корабле. Это был язык жестов, но Ечука, кажется, понял. Его рука опустилась на голову юнги.
      Потом он подвел к Коле юношу с темно-синими глазами. Взяв Колину руку и руку этого юноши, Ечука соединил их ладонь в ладонь. Юноша белозубо улыбался и что-то быстро говорил, но из его веселой скороговорки можно было понять только одно — что его зовут Акачи.
      Глядя на Ечуку и его воинов, Коля удивлялся тому, что на их лицах не было заметно и тени печали. Они шли так спокойно, как идут косари, возвращаясь домой после работы. Сзади несли убитых мужчин, женщин, детей. Никого из мертвых и раненых они не оставили на окровавленной поляне. А чуть поодаль вели связанных колонистов. Их было трое. Среди них Коля узнал и «народоведа» в охотничьих сапогах. Его шляпа красовалась на голове туземца, который шел впереди этой троицы, крепко держа в руках ремень из кожи кенгуру. Так погонщик ведет ленивых волов на веревке.
      Курбского не было. Видимо, он остался там, на поляне. Во время боя Коле некогда было смотреть по сторонам. А сейчас словно кто-то осветил лучом тайные уголки его памяти. Да, да, князь присоединился к колонистам. Значит, ему не помогло и то, что Владимир отказался от выстрела. Если его не настигла пуля, значит бумеранг…
      Акачи не отходил от Коли. Показывая то на дерево, то на копье, то на солнце, изредка выглядывавшее из густой листвы, — на все, что попадалось на глаза, юноша объяснял, как это звучит на языке его племени. В этом языке было много шипящих звуков. Коля знал уже, как называются волосы, нос, губы. Взяв в руки два кремня, Акачи приложил к одному из них травяной фителек и почти незаметным движением высек огонь. Размахивая искристым фитильком перед лицом мальчика, Акачи повторял, нажимая на каждый слог:
      — Ша-чу-ши, ша-чу-ши, ша-чу-ши…
      Этого было достаточно, чтобы Коля запомнил: шачуши — значит огонь. В полночь они подошли к каким-то шалашам, которые и были, вероятно, стоянкой племени Ечуки. Володю положили в небольшой шалаш, куда воины вместе с Акачи тотчас же принесли свежей, пахучей травы.
      Поляну окружали непроходимые леса. Воины сразу заснули, а их жены и матери при свете костров свежевали убитых по дороге кенгуру. За спинами туземок в травяных сумочках спали малыши. Женщины ни на минуту не расставались с этой драгоценной ношей.
      Владимир начал бредить. Коля нащупал панцирь небольшой черепахи, куда Акачи налил прохладной воды. Оторвав от рукава собственной матроски кусочек ткани, он намочил его и приложил к пересохшим губам мичмана. Потом влажной тряпочкой вытер ему лицо. Свет костра, проникающий в шалаш, окрасил щеки Володи румянцем. Вскоре Коле показалось, что мичман раскрыл глаза. Нет, не показалось — в самом деле, его губы шевельнулись, и Володя тихо спросил:
      — Где мы? Капитан знает о дуэли?
      — Молчи, тебе нельзя разговаривать. Федор Иванович ничего не знает.
      Скрябин повернул голову. Видимо, это движение причинило ему боль. Глаза его остановились на костре и на женщинах, готовящих ужин.
      — Да-а, понимаю…
      И вдруг из другого угла Коля услышал шепот Вольфа:
      — Мальчик, я имел визит Петербург. Я ист грос ученый. Меня принималь руссише император. Я буду писать императору. Он сделает тебя маленький умный паж…
      Коля не счел нужным объяснять «великому ученому», что его никак не прельщает эта неожиданная возможность.
      Вечером начался большой праздник: Акачи вступал в круг молодых людей. К этому событию мальчики старшего возраста готовятся по нескольку лет. Им наносят глубокие раны, заставляют прыгать с высоких эвкалиптов, бросаться с гранитных скал в пену сумасшедших водопадов. О тех, кто не выдерживает этих испытаний и гибнет, не жалеют даже собственные родители: все равно из такого не вышло бы настоящего воина. А тот, кто остался в живых, получает право носить на своем теле самые почетные украшения — багряные рубцы поперек груди.
      Такие рубцы уже украшали грудь Акачи. Они были еще свежими, видно, совсем недавно зажили. Коля, притронувшись пальцами к шрамам Акачи, спросил:
      — Очень было больно? Правда?…
      Акачи улыбнулся, показав крепкие белые зубы.
      — Воину Благородного Какаду не может быть больно.
      Коля сообразил: какаду, яркая красногрудая птица — тотем племени Ечуки.
      Его уже не удивляло то, что он понимает язык Акачи: действовали чары дедушкиного бумеранга…
      Праздник должен был длиться четырнадцать дней. Потом Акачи получит право выбрать себе жену. А если она родит ему сына и сын тоже станет взрослым воином, тогда Акачи сможет войти в почетный круг старых людей.
      Коле очень хотелось побывать на этом празднике, но мичману стало хуже, и он вернулся в шалаш. Кроме них, в таборе остались только женщины и дети — им запрещалось принимать участие в празднике. И еще караульный, стоявший у их шалаша.
      На вершине крутого холма уже пылали костры. Вскоре оттуда стали раздаваться песни и воинственные крики. Володя уснул. Коля хотел было вылезти из шалаша, но услышал голос Вольфа:
      — Мальчик, завтра черный брюх меня съедал. Я имел грос тайна. Ты должен меня спасай.
      Вольф лежал в углу, туго перевязанный веревкой. Часовой время от времени подходил к нему. Именно ради Вольфа его и поставили у шалаша.
      — Тайна? — переспросил Коля. — Какая у вас тайна?
      — Это нужен всем люди. Это есть большой наука.
      Когда часовой вышел, Коля расстегнул воротник Вольфа и, нащупав под рубашкой твердую, в несколько раз свернутую бумагу, достал ее. Он вышел из шалаша и при свете костра удивленно разглядывал рисунок, сделанный угольным карандашом. Хитрая бестия этот Вольф! И зачем только голову морочит? Подумаешь, какая невидаль!
      Но когда Коля вернул рисунок Вольфу, тот, мешая немецкие и русские слова, что-то быстро залопотал. Но Коля понял только одно:
      — Мальчик не есть понимайт. Мальчик есть глупый…
      Вольф принялся объяснять, что это не его рисунок — он, Вольф, сделал лишь точную копию с рисунка, найденного в пещере. Этой находке может позавидовать любой антрополог. Найденное Джемсом Куком в пещерах острова Танны изображение первобытного туземца нельзя и сравнить с этим, австралийским. Герр Вольф убежден, что в австралийском рисунке заключена одна из самых великих тайн человечества. Пусть мальчик только присмотрится к глазам этого человека, изображенного на рисунке, к чертам его лица. Разве этот человек хоть немного похож на кого-нибудь из австралийских дикарей! О нет! Это тип человека, умственное развитие которого давно превалирует над развитием плоти. Даже среди культурных народов редко встречаются люди с такими ярко выраженными чертами высокого интеллекта. На рисунке, найденном Куком, тоже были заметны такие черты, но в значительно меньшей степени. Европейские этнографы были поражены находкой Кука, но о ней быстро забыли. А то, что нашел он, герр Вольф, взбудоражит весь мир. Пусть мальчик обратит внимание на глаза. Разве можно теперь где-нибудь увидеть такие огромные глаза? Но ведь этот человек не коренной австралиец? Кто же тогда он? Откуда он сюда пришел? Австралия всегда была отрезана от других материков. Об этом свидетельствуют ее фауна и флора. И вообще откуда взялись в Австралии люди? Переселились с севера? Но ведь австралийцы и доныне не знают мореплавания! Кроме того, австралоидный тип человека не похож ни на какие другие расы. Герр Вольф исследовал это на сотнях черепов.
      Думать, что доисторический художник создал образ фантастического человека нет никаких оснований. Рисунок выполнен в реалистической манере, с огромным мастерством. Качество краски свидетельствует о том, что художник знал тайны красок, которые потом будут утрачены человечеством. По наслоениям позднейших эпох герр Вольф установил, что рисунок этот сделан много тысяч лет назад. Пещера была завалена, герр Вольф разыскал ее случайно…
      Как же они возникли — австралийские племена? Это ведь загадка! Необычайно интересная загадка!..
      Но Коля не поверил Вольфу. Ему хотелось туда — на праздник…
      На вершине холма горело несколько костров. Полуголые тела воинов, озаренные пламенем, казались вычеканенными из красной меди.
      Танец кончился, и начались боевые соревнования. Юноши разделились на два лагеря и разошлись в противоположные стороны широкой долины. Наступление начали стоявшие справа. Они бежали, падали в траву, снова поднимались, бросая копья и бумеранги.
      Никто не обращал никакого внимания на царапины. Но вот воины дружно поднялись и пошли на сближение. Впереди, ловко уклоняясь от копий и бумерангов, бежал стройный быстроногий воин. Костры вспыхнули ярче, и Коля узнал Акачи. Да, это он возглавлял отряд, который с воинственным воодушевлением перешел теперь в наступление.
      И хотя копья были не слишком остры, метали их в полную силу. И столько их проносилось над головой Акачи, что сердце Коли бешено забилось.
      На вершине холма, в центре широкой площадки — каварры, Коля увидел могучую фигуру Ечуки Он стоял, скрестив на груди руки, и внимательно следил за каждым движением сына. Рядом с ним так же спокойно стояли и другие старые воины/ Коля понимал теперь их язык. Понимал лучше, чем Вольфа.
      — О отважный воин Благородного Какаду, — обратился один из старых воинов к Ечуке, — твой третий сын также доказал, что имеет право носить восемь рубцов на груди.
      — Я бы хотел, чтобы он завоевал право носить десять, — сильным голосом ответил Ечука. — Если сыновья племени Благородного Какаду будут неуклюжи, как утконос, и доверчивы, как длинноногий эму, через несколько оборотов от нас не останется ни следа. Всех нас погубят молнии белых динго, а кости догрызут их овчарки. Так пусть лучше погибнет с десяток наших сыновей в таких боях, чем случится то, что случилось на Холодном острове.
      Вскоре военные упражнения окончились, и воины начали сходиться на торжественный ужин. Пришел Акачи, окруженный молодыми воинами. На правом плече юноши кровоточила глубокая рана, но лицо его было праздничным и торжественным. Смеясь и шутя, он время от времени набирал горсть земли и закладывал ее в рану, чтобы остановить кровь. Заметив Колю, Акачи подошел к нему.
      — О мой Белый Брат! Как хорошо, что ты пришел. Будешь ужинать со мной.
      Сегодня Акачи имел право ужинать вместе со старыми воинами. Так будет продолжаться четырнадцать дней. Потом он утратит это право на много лет и обретет его снова лишь тогда, когда его примут в почетный круг старых людей. Женщинам, детям и юношам запрещается есть пищу, которую готовят для себя старые воины.
      Акачи взял Колю за руку, подвел к Ечуке и посадил рядом с собой. Запеченное мясо лежало в лукошках из прутьев. В таких, с которыми женщины ходят за съедобными кореньями.
      — Сегодня, сын, ты стал настоящим воином, — торжественно обратился Ечука к Акачи. — Ты должен вместить в себя весь ум и хитрость врага. Ты должен знать все его тайные мысли. Для этого Благородный Какаду приказал преподнести тебе на ужин вот это…
      Ечука неторопливо полез рукой в корзину и достал оттуда… О нет! Об этом даже страшно подумать! Коля, задрожав от страха, начал отодвигаться дальше и дальше, пока не скатился с холма вниз, где его уже никто не видел, — туда не достигал свет костров.
      Потом он заметил, что лежит на груде какого-то хлама. Всмотревшись, он понял, что это охотничьи сапоги колонистов…
      Сорвавшись с места, Коля во весь дух помчался к шалашу и, упав на привядшую траву рядом с мичманом, долго еще дрожал и стучал зубами. А когда к нему вернулась речь, он, не помня себя от страха, выкрикнул:
      — Они их съели!..
      Володя провел ладонью по горячим щекам Коли. Новость не удивила и не поразила его — он словно был готов к ней.
      — Успокойся. Их нужно принимать такими, какие они есть. И что бы там ни было, они все-таки значительно благородней, чем те, кто на них охотится. Это такой обряд, связанный с верой в то, что сила и ум врага переходят в них.
      — Володя, а что, если и нас съедят? — дрожащим голосом прошептал Коля.
      — Нет, Максимка, нам это не угрожает. Туземцы никогда не нападают первыми. Мирные колонисты, обрабатывающие землю, их не боятся. Земледельцев туземцы не трогают. Они убивают лишь тех, кто убивает их. А что же им делать, как ты думаешь?
      — Но это же ужасно!..
      — Ужасно, говоришь?… Вот дослушай, что случилось в Тасмании. Этот остров некоторые из австралийских племен называют Холодным. Вообще там достаточно тепло, но люди, привыкшие к тропической жаре, считают его холодным. Так вот, Максимка… В Тасмании истребляли туземцев для того, чтобы кормить собак. Да, да! Это делали наши цивилизованные европейцы. Спокойненько рубили их тела так, как мясник рубит барана, и бросали собакам — голову, руки, ноги… Или зарывали трупы под плодовые деревья. Под каждый персик, под каждую яблоню — по тасманцу. Ну вот, Максимка… А ты говоришь: жестоко. Последний тасманец был уничтожен лет двадцать тому назад. Я уже забыл, как его звали… Он сошел с ума от страшного одиночества. Гонялся за собаками, отбирал у них кости своих братьев и обвешивал себя черепами. Колонисты поили его водкой, а потом науськивали на него собак. Вот такие, Провидец, были развлечения! Погиб он в каком-то кабаке, где развлекались английские моряки. Какой-то «остряк» придумал для него веселую смерть. Пощелкав у виска разряженным пистолетом, он дал его потом тасманцу, чтобы тот повторил эти упражнения. Но теперь пистолет оказался заряженным. — Володя зашевелился, укладываясь на спину. Ему еще тяжело было говорить. — И вот представь себе: есть Тасманово море, есть большой благодатный остров Тасмания, но на нем нет уже давно ни одного тасманца!
      У шалаша что-то зашелестело, послышались быстрые шаги. Это был Акачи.
      — Белый Брат, ты здесь?…
      Но Коля молчал. Он не мог преодолеть отвращения. Рука Акачи нащупала в темноте его плечо.
      — Белый Брат!..
      Коле стало жутко от этого прикосновения.
      — Не трогай меня, людоед!
      — Акачи понимает Белого Брата. — Голос юноши звучал растроганно и виновато. — Белому Брату стало нехорошо. Но это ведь был бешеный динго. Благородный Какаду приговорил бешеного динго к смерти…

      Владимир выздоравливал. Иногда он выходил из шалаша и садился в тени низкорослых желтосмолок с дугоподобными листьями. Ечука никому не доверял перевязок и всегда делал их сам.
      Вождь племени отдал Вольфа в полное распоряжение мичману. И Скрябин сразу же приказал освободить немца от веревок.
      Говорили они с Вольфом по-французски. Коля их не понимал, так как в школе изучал английский. Но время от времени мичман переводил Коле суть разговора.
      — Господин Скрябин, вы спасли меня от позорной смерти. Я не забуду этого вовек.
      — Хватит об этом, — ответил Володя, — покажите-ка лучше ваш рисунок.
      Вольф прочитал целую лекцию о типах человеческих черепов и глаз.
      — Мы уже слышали об этом, — сказал Скрябин, кивнув в сторону Коли. — Нам бы хотелось увидеть рисунок, не копию, а оригинал.
      — Оригинал?! — гневно выкрикнул Вольф. — Это моя тайна! Сначала я должен опубликовать рисунок.
      Наконец Вольф, потребовав от Владимира слова чести русского офицера, что тайна не будет разглашена, согласился показать пещеру. Коля заметил, как в эту минуту зловеще вспыхнули глаза Вольфа.
      Идти далеко мичман пока еще не мог, и Ечука приказал своим воинам нести его на носилках, сплетенных из травы. Сначала Володя отказался, но потом все же согласился.
      Вольф время от времени садился передохнуть, тяжело сопел и украдкой озирался, словно ждал кого-то.
      Идти пришлось довольно долго. Но вот на опушке они увидели высокую ограду. За оградой, окруженный эвкалиптами, стоял крепкий деревянный дом с хозяйственными пристройками. Но что здесь произошло с Вольфом! Он оказался таким же быстроногим, как страус эму. Подбежав к ограде и спрятавшись за ствол эвкалипта, он громко крикнул:
      — Герр Мильке! Герр Мильке! Давайте ружье! Здесь чернопузые.
      Калитка отворилась, и оттуда выглянул высокий человечище с ружьем. И тут же над головой Коли что-то с шумом пронеслось, словно пролетел степной орел. В следующую же минуту он увидел, как зашатался Вольф, как оторвался от дерева и упал в траву. В груди у него торчал бумеранг.
      Один за другим прогремело несколько выстрелов. Кто-то схватил Колю за руку и потянул в кусты. И тут только он узнал своего спасителя. Это был Акачи! А рядом с ним стоял чернобородый великан Ечука.
      Когда воины, теперь уже во главе с Ечукой, перенесли Володю в безопасное место, старый вождь обратился к мичману:
      — Тому, кто хоть раз бросил смертельную молнию в наших людей, никогда нельзя верить. Это неизвестно только нашим белым гостям.
      Выяснилось, что Ечука хорошо знает пещеру, о которой рассказывал Володя. Ее знал также отец Ечуки. И дед, и прадед. Она известна людям его племени с древних времен.
      Раньше в эту пещеру ходили темными лабиринтами, с факелами в руках. Теперь белые люди, вооруженные молниями, сделали к ней другой вход. Они привезли большую бочку, замуровали ее в скалу и разбежались в разные стороны. Потом случилось что-то страшное. Ударил подземный гром, взметнулись вверх камни, упала высокая скала, образовав вход в заветную пещеру.
      Все это делал тот самый динго, который так коварно обманул белых людей. О-о, старый Ечука знает его очень давно! Не раз чернобородый вождь вместе со своими воинами подкрадывался к высокой ограде, за которой только что хотел укрыться динго. Они видели, какое кровавое колдовство творится за стенами деревянной крепости. Тот самый бешеный динго и его помощники в большом котле вываривали головы мертвых туземцев, нанизывали их черепа на бечевки и высушивали на солнце. А чтобы добывать эти черепа, бешеный динго нанимал в гавани белых головорезов. Потом выдавал им за это тяжелые блестящие кружочки.
      Да, да! Ечука давно знает его. Если бы не запрещение Благородного Какаду, эту деревянную крепость сожрал бы огромный костер. Но Благородный Какаду говорит: кто разжигает в лесу огромный костер, тот сам, в нем сгорит. Поэтому люди Ечуки всегда выбирают открытые поляны и никогда не разжигают больших костров.
      Но гостям ни в чем нельзя отказывать. Только поэтому Ечука согласился оставить белого динго в живых. Он хорошо знал, что коварный динго не поведет их к пещере, — он поведет их к крепости, под удары смертельных молний В пещеру он входил один, а люди с молниями караулили у входа. В пещере его можно было взять даже голыми руками. Но Благородный Какаду запрещает творить насилие над человеком, попавшим в пещеру, каким бы ни был этот человек…
      Теперь коварный динго не будет варить в огромном котле головы отважных воинов. Благородный Какаду покарал его рукой Акачи, которая не знает промахов.
      Нет, они не пойдут в пещеру через тот вход, сделанный в скалах белым динго. Тот вход для людей, у которых сердце похоже на мертвый камень. Они пойдут дорогой их предков.
      Чистым огнем пылают травяные факелы в каменных лабиринтах. Они не чадят. Люди Ечуки знают такие смолы, которые дают чистый бездымный огонь. С чадящими факелами сюда нельзя входить под страхом смерти.
      На плечах воинов плывут носилки мичмана. Впереди в свете факелов отливают темной медью плечи чернобородого Ечуки. Рядом с ним идет сильный и упругий Акачи. Иногда он оглядывается, легонько прикасается к плечу Коли:
      — Поторопись, мой Белый Брат! Отставать нельзя. Кто не знает дороги, тот навсегда остается под землей. — Потом он показывает на мичмана Скрябина. — Белый Друг скоро выздоровеет. Так хочет Благородный Какаду.
      Коля долго не мог преодолеть своего отвращения и вздрагивал от каждого прикосновения Акачи. Но постепенно их дружба восстановилась.
      Наконец высокие каменные стены расступились и взгляду пришельцев открылся подземный зал. В выступах стен искрятся загадочные кристаллики. Они усиливают свет факелов, делая его легким, чуть голубоватым.
      Ечука останавливается. Останавливаются и воины, опустив носилки на каменный пол подземелья. Скрябин, преодолевая боль, поднимается на ноги. Все стоят молча, благоговейно склонив головы. Перед их глазами на ровной стене проступает из темноты прекрасное человеческое лицо.
      Сначала видны большие, и в самом деле очень большие глаза. Таких глаз Коля не видел ни разу. В них светятся острый ум и человечность. Часами можно всматриваться в эти неземные глаза. Кажется, что они излучают добрые, светлые мысли…
      Нос ровный, прямой, с небольшой горбинкой. Губы мягко очерчены, они чуть-чуть похожи на красные, с синеватым отливом губы Акачи. Небольшие усы начинаются у ямочки под носом и теряются во вьющейся бороде. Волосы свободно спадают на плечи. Они значительно светлей, чем лицо, и концы их завиваются в легонькие спиральки. Плечи широкие — такие же, как у Ечуки. А на плече сидит какаду с большим клювом.
      Так вот откуда происходит священный тотем Ечуки! Почему же Вольф не изобразил эту птицу на своей копии?
      Зажгли еще несколько факелов и поднесли их к рисунку. И тут Коля заметил, что мичман крестится и растерянно шепчет:
      — Великий Иисус, ты вездесущ еси…
      — Володя! — вырвалось у Коли. — Ты с ума сошел! Это же Австралия! Какой тут может быть Христос?…
      — Нимб! — прошептал Скрябин. — Видишь, Максимка? Нимб!..
      Подойдя к рисунку, Коля внимательно всматривается в него. Теперь он замечает, что голова таинственного человека окружена едва заметным кольцом, похожим на те, что обрамляют головы святых в наших церквах. Вольф или в самом деле не видел нимба, или не захотел увидеть. Так же, как сознательно не заметил на плече человека большеклювого какаду. А может, он намеревался показать эти детали только в публикации?
      Под рисунком было написано по-немецки: «Год 1860, Ганс Вольф. Срисовывать и публиковать запрещено».
      На широкой каварре пылают костры. Акачи подбрасывает в них корявые стволы желтосмолки. Коля лежит, подперев подбородок руками. Он боится пропустить хотя бы слово из рассказа Ечуки. Всматриваясь в лицо темно-медного вождя, Коля замечает, что оно чем-то напоминает лицо Беловолосого бога. Только у Ечуки глаза меньше и волосы черные, как воронье крыло. Мичман тоже слушает внимательно. Он уже не переспрашивает у Коли, что значит то или иное слово — Володя начал понимать язык племени Благородного Какаду.
      А Ечука говорит, говорит. И слова его напоминают шелест листьев на высоких папоротниках…
      Беловолосый бог появился в наших лесах тогда, когда не было еще на земле ни одного воина Благородного Какаду. Беловолосый бог прилетел с неба на большой огненной птице. Он был одет во все белое, а на плече у него сидел его дух — Красногрудый Какаду.
      Беловолосый бог не захотел жить один. И он сказал своему духу:
      — Мне нужны отважные воины.
      Благородный Какаду, выслушав своего господина, полетел в леса. Там он вил гнезда и клал в них яйца. Из яиц родились первые воины. Они пришли к Беловолосому богу и сказали:
      — Мы будем верно служить тебе и твоему духу — Благородному Какаду. Дай нам оружие!..
      Беловолосый бог роздал им копья и бумеранги. Воины ходили в леса, охотились на птиц и зверей и выискивали съедобные коренья.
      Беловолосый бог научил их добывать огонь. Но отважному воину не пристало самому свежевать кенгуру и готовить ужин. Тогда Беловолосый бог сказал:
      — Отважные воины! Пусть каждый из вас вырвет у себя по волосу и отдаст моему духу.
      Каждый воин вырвал по волосу и отдал Благородному Какаду, который в своем священном клюве отнес их своему властелину. Бог положил эти волосы себе на ладонь и легонько дунул на них. Волосы воинов разлетелись по нашим лесам. И всюду, где они падали, сразу же появлялись молодые женщины. Каждая женщина, разыскав своего воина и склонив перед ним голову, говорила:
      — Отважный воин, я — твой волосок! Я должна тебе служить, как ты служишь Благородному Какаду и как он сам служит своему властелину…
      Коля и Володя заснули уже на рассвете. Но спать им пришлось недолго. Их разбудил крик, доносившийся из кустов:
      — Терехин! Не смей стрелять. Мы должны столковаться миром.
      Коле показалось, что это крикнул капитан «Отважного» Миронов. Но поверить в это было трудно, и поэтому парень решил, что это ему приснилось.
      Однако мичман, теребя Колю, восклицал:
      — Наши!.. Максимка, наши!..
      К ним быстро вбежал Акачи.
      — Пришли белые люди. У них такие же молнии, как у бешеного динго. Только они держат их за плечами…
      Через минуту Федор Иванович был уже в шалаше. Он поднял Колю и поцеловал его, словно родного сына.
      — А где же лейтенант Курбский?
      — Об этом потом, — ответил Скрябин. Матросы радостно трясли юнгу.
      — А мы думали, что тебя акулы сожрали, — показывая белые зубы, хохотал рыжий боцман. — А он, смотри-ка, отъелся, словно кот в камбузе.
      Ечука проявил незаурядное гостеприимство. Он сам жарил на костре мясо кенгуру, сам подавал его морякам «Отважного».
      Но Коля был сегодня печален. Он знал, что скоро, очень скоро им придется расстаться навсегда. И с капитаном Мироновым, и с медногрудым Акачи, и с Володей…
      Ечука раздает морякам бумеранги — на память о воинах Благородного Какаду. Акачи дарит свой бумеранг Коле. Правда, в эту минуту он был не Колей, а Максимкой — юнгой «Отважного». Теперь-то он хорошо знает, откуда взялся у деда Максима волшебный бумеранг. Его подарил Акачи!

(Из дневника Оксаны)

       3 апреля.Ей-богу, я поверила в твой бумеранг. Наверно, дед Максим был удивительным рассказчиком, как и большинство моряков. Мне полюбился твой меднокожий Акачи, чернобородый Ечука и благородный Скрябин. Жаль, что волшебный бумеранг закончил свой полет…
      Когда мы возвращались с Аскольдовой могилы, я попросила Колю продолжить рассказ, но он улыбнулся и сказал: