- А правда, что у китайских поваров есть такая поговорка, что можно есть все, что на четырех ногах, кроме стола?
      - Правда, правда, - охотно закивал он, - А ессе говорят, что мозно кусать все, что летает, кроме самолет и все, что плавает, кроме подводный лодка!
      - Мо, а научишь меня палочками есть? - спросил я, - Веришь, всю жизнь хотел научиться. Как они правильно называются?
      - Куайцзы, - легко улыбнулся Мося, - Наусю, это совсем нетэрудына.
      За обедом все в один голос хвалили Мосин салат (а нам с Серегой влетело за переваренную картошку), выпили за мой первый прыжок по глотку рябиновой наливки (Серега прихватил - я, конечно же, не догадался, шляпа), а потом Витька, поддавшись общим уговорам, сбегал к машине за гитарой и замечательно спел старую Киплинговскую песню о морском пехотинце, "матросолдате".
      - Мой коронный номер был на всех армейских смотрах самодеятельности, похвастался он, - По два раза на "бис" вызывали!
      - А ты где служил, Вить? - спросил я.
      - В морпехе, на Тихоокеанском. Славянка - слышал такой город?
      - Не...
      - На са-амом краешке, аж за Владиком.
      Я представил Витьку на сцене армейского клуба - в форме морского пехотинца, с гитарой. Да, это впечатляло.
      - Расскажи про службу, Вить, - попросила его Люда, - Трудно было?
      - Да чего там трудного? - пожал Витек плечами, - Замполиты вот задолбали - это да. Какой-то расизм наоборот устроили, представляешь? Как какой-то корреспондент приедет, его сразу ко мне тащат - во, наш правофланговый, знаменосец, отличник боевой и политической! Как какой-то слет идиотский, обязательно меня делегатом посылают. А я больше всего хотел хлеборезом устроиться. Фиг...
      - Ты? Хлеборезом?!
      - А че? Кто сказал, что по сопкам с гранатометом приятнее бегать, чем пайки шлепать?
      - Какие пайки?
      - Ну, из масла. Кругленькие такие, - показал Витька пальцами. - Все мечтал: вот дембельнусь, приеду в свое Бирюлево, как куплю на рынке масла вологодского пару кило, да батонов подмосковных, да как сяду, да как начну прикалываться! А приехал - даже и не тянет... Ну, чего ржете? В армии хлеборез - самая классная должность - скажи, Сань? - кивнул он мне.
      - Да я в армии только на сборах был, в институте, - смутился я.
      - А какая разница? Все равно ведь знаешь, подтверди им...
      Удивительно, но ребята словно и не чувствовали почти двух десятков лет разницы между мной и ими. Обращались совершенно на равных: Саня и Саня, свой парень. Более того, в чем-то их отношение ко мне было покровительственным, словно к младшему братишке. Совершенно искренне радовались за меня. Витька торжественно вручил мне "разника" (или "тошнотика", так они его еще называли) - тяжеленький сине-белый значок парашютиста на армейской "закрутке". Вадик одарил меня поляроидными снимками - я в шеренге с ребятами во время осмотра, в кабине, у двери перед прыжком с перекошенной физиономией... Когда только успел снять, я и не заметил даже - похоже, я тогда вообще мало чего вокруг себя замечал.
      А хозяйственная Зина без лишних разговоров отобрала мою куртку и аккуратно подштопала надорванный рукав: "Давай, без разговоров! За вами не посмотришь, так штаны потеряете, как дети малые, ей-богу... ". Наверное, у парашютистов по-другому и не бывает, перед небом все равны - что старый, что малый. Фу, какие высокопарные банальности лезут в голову...
      Просто удивительно, сколько вместил в себя тот короткий осенний день. Не знаю, был ли он лучшим в моей жизни, но... Шуршат шины по асфальту, расстилается навстречу золотое чудо осени, рядом товарищ (и даже не верится, что всего неделю назад не знал его); сладко побаливают мышцы и обветренные губы и свежи еще в памяти запахи керосинного выхлопа самолетного двигателя, сухого перкаля, аэродромной полыни. И за плечами - п о с т у п о к, который совершил ты. Сам. И молодо бродит кровь, и чувствуешь, что - живешь. Как же давно я не чувствовал этого! Что хотите, а такое не забывается.
      И главная награда за этот день меня ждала дома: нежданно-негаданно приехала Ленка. У меня аж в глазах защипало, когда увидел ее - тощенькую, успевшую загореть за две недели до кофейного цвета, с выгоревшими волосами, глазастую.
      Бестолковые, сумбурно-радостные слова. Что? Как? Почему так рано? Почему не позвонила? Ленка, я соскучился! А вот специально нагрянула к вам, как снег на голову, на всех грешках вас прижучить! Ты где весь день шлялся, признавайся, папаша! А чего хромаешь? Где-где?! На каком аэродроме? Чего это ты там делал?!
      - Так, стоп! - вскинул я руки, - Девчата, я вам должен кое в чем признаться. Светланка, в первую очередь - тебе. Только не перебивайте, я и сам сто раз собьюсь.
      Притихли мои девчата, смотрят выжидающе. Что за сюрпризик им папаша приготовил? Ох, как не хочется во всем признаваться-то... А надо, куда деваться. Ну, давай, Саня.
      В общем, выложил я им все. Про кассету с "Шинелью", про Серегину программу, про мое глупое вранье и про сегодняшний день. Пока рассказывал взмок еще хуже, чем во время прыжка. Барышни слушали меня с раскрытыми ртами - давно я их такими не видел. Наверное, решили, что спятил почтенный папик.
      - Вот и все, - вытер я лоб, - Теперь можете меня презирать.
      x x x
      Когда у человека славное настроение, то и все вокруг кажется славным, даже если небо затянуло унылой пеленой, готовой расплакаться бесконечной осенней моросью. И пусть березы не горят жидким огнем в стылой синеве, а тускло светятся благородным старым золотом сквозь прохладный туман - все равно они замечательные. И до чего же упоительно пахнет грибной сыростью палая листва! Почему в городе этот запах бывает только ранним утром и поздним вечером? Заглушает его бензиновая вонь или мы сами его не замечаем на бегу?
      В таком вот чудесном настроении я вышел из подъезда и чуть ли не вприпрыжку (нога совсем уже почти не болела) направился к остановке автобуса. Навстречу мне громыхал тележкой, сооруженной из старого корыта и колес от детской коляски наш дворовый бард-алканавт Семеныч. Личность неопределенного возраста, в черном бушлате на голое тело, отвислых трениках и могучих прохорях-говнодавах. Трехдневная щетина и седоватые патлы до плеч, схваченные на лбу черно-белым "хайратником". И конечно же, в сопровождении верной свиты - рыжей Дамки и пегого Тузика, преданных ему до последнего лишая.
      Семеныч, как и подобает разносторонне развитому джентльмену, делал сразу несколько дел: выуживал из кустов вчерашние бутылки, складывал их в тележку, сочинял стихи, подбирал к ним музыку и являл свое творение миру. Ему было хорошо.
      - Здоров, Семеныч! - поприветствовал я его, - С утра пораньше- за работу?
      - Приветствую! - с достоинством отозвался бард, - Трудимся! Сбор урожая хрусталя не терпит промедления - конкуренты не дремлют, ети их... Закурить есть?
      - Угощайся, - вытащил я пачку "Явы", - Чего небритый-то? - ну очень умный вопрос, ничего не скажешь.
      - Я не небритый, - Семеныч прикурил, кивнул благодарно, - Я сексуальный! Да иду я, иду!... - это уже - Дамке и Тузику, которые умчались вперед, решительно прогоняя с заповедной хозяйской территории какую-то заблудшую бабульку-браконьера.
      Народу на остановке набралось порядочно. Сердитый народ, невыспавшийся. Как всегда, автобусом и не пахнет. А появится наконец - так забит будет под завязку. Не хочется, чтобы прекрасное настроение выдавили из меня в этом автобусе. И я зашагал к метро пешком. Шел и удивлялся, почему не делал этого раньше. Всего-то двадцать минут ходьбы - да половину этого времени на остановке топчешься. А вторую половину будешь задыхаться от убойного парфюма, ядреного перегара (а то и еще чего покруче), да кряхтеть от тычков под ребра под визгливые призывы: "За проезд, мущщина! Вам говорю, за проезд чего у вас? "
      Вот и пусть давятся там, кто хочет. А я буду шагать по влажным листьям, вдыхать утренний туман, еще не успевший провонять бензином и любоваться луковками церкви, бронзово темнеющимися над старыми ивами. И с тихой радостью вспоминать прошедшую ночь. И не только с тихой радостью, но и с самодовольной гордостью, неизвестной до поры молодым плейбоям. А ведь ты еще - вполне, а, парень? Откуда что взялось. Или мы с Ленкой и в самом деле так друг по другу соскучились? Сладким воспоминанием прошелестел у меня в ушах ее счастливый смеющийся шепот: "Саньчик, это на всех мужиков так прыжки влияют?! "
      Это мое безмятежное настроение вмиг разметал истошный визг тормозов за моей спиной. Дернувшись, я резко обернулся. У перекрестка, который я только что пересек, застыл аспидно-черный гробоподобный "Мерседесовский" джип "Брабус". В "кенгурятник" джипа уперлась клюкой древняя бабулька с сумкой на колесиках, заслуженный член бесчисленной команды московских "Анок-пулеметчиц", гроза наглаженных брюк и начищенных штиблет.
      - Ты чо, коза старая! - распахнул дверцу джипа дядечка с могучим выбритым затылком, - Ваще охерела?! Куда прешься?!
      - Сам охерел, каз-зел! - неожиданно агрессивно откликнулась бабка, Чуть меня на "зебре" не сбил и еще орать тут будет! Щас гаишники приедут быстро мозги тебе вправят, буржуй недорезанный!
      - От кошелка старая, - дядька возмущенно хлопнул себя по ляжкам и оглянулся, словно ища сочувствия. И увидел меня.
      - О! Санек, здорово! - расцвел он вдруг.
      Господи, да это же Генка. Вот что значит три года только по телефону общаться раз в полгода - не узнал. Привет - привет - как жизнь - тебе куда да ладно, садись - до Кропоткинской? - ну и мне в ту сторону - подкину, садись.
      Интересно, как немцы умудряются делать такие совершенно подхалимские сиденья? Оно, словно услужливая гейша, мгновенно принимает самую удобную мне позу, лаская меня в своих объятьях. А запахи, наверное, придаются к такой машине в виде обязательного комплекта, как набор инструментов. Хорошая кожа, дорогой табак, изысканный одеколон - вот как пахнет небедная жизнь, ребята.
      - А я тебя сразу узнал! - весело сообщил Генка, - Ты не меняешься совсем, что ль?
      - А я тебя - нет. Богатый будешь. Или ты - уже?
      - Спасибо на добром слове, - хохотнул Геннадий, - До богатства еще...
      - Ну на жизнь-то хватает?
      - Э. Бабки - такая сволочь, что их всегда не хватает. Все - в деле, в долгах, еще черт-те где... Ты это - кассету-то нашел?
      Во память у мужика. Минутный разговор недельной давности помнит. И - по привычке, что ли - проверяет, решился ли вопрос. Наверное, в бизнесе по-другому и нельзя.
      - Нашел, спасибо тебе. Слушай, ты не поверишь, тут такая история с этой кассетой накрутилась! - и я, увлеченно поведал Генке про все. Кто меня за язык тянул, спрашивается? Правильно Ленка говорит - как был я простодырой, так и остался, и ничему меня все эти годы после перестройки не научили.
      - Обожди, обожди... - заинтересовался Генка, - Так что это за программа была, говоришь? Как называется?
      - Да по-моему, никак еще не называется, Сергей ее сам написал. Я пока ее принцип понял - чуть с ума не съехал. Во мозги у мужика, представляешь? Другой бы давно в Силиконовой долине деньгу лопатой греб, а он - здесь, маму оставлять не хочет, а мама никуда из Москвы не хочет.
      - Так-так-так... - Генка что-то торопливо соображал, - Слушай, это интересно... Ну что, вот твоя Кропоткинская - где высадить? - спохватился он.
      - Да здесь и сойду, спасибо.
      - Да не за что. Ты это - давай, звони... - Генка уже явно думал о чем-то своем.
      Генкин джип свернул на Пречистенку, я посмотрел ему вслед и зашевелилось у меня в душе нехорошее такое предчувствие и ощущение, что сморозил я какую-то капитальную глупость. На третий день, сидя в плену у бледнолицых, Зоркий Сокол увидел, что в камере нет одной стены. А на четвертый день Мудрая Змея догадался, что можно убежать.
      - Пап, тебе товарищ звонил, - сообщила мне Светка, когда я вернулся домой.
      - Какой товарищ? Сергей?
      - Нет, он говорил - его Геннадий зовут. Сказал, перезвонит. Или чтоб ты ему позвонил, как придешь, - в глазах у дочери чертиками скакало любопытство: что-то такое интересное с папиком происходит.
      Трубку Генка снял почти сразу.
      - Санек, здорово еще раз! - голос был напорист и азартен, - Слушай, у меня дело к тебе есть.
      - Что за дело? - я старался говорить по возможности спокойно и независимо.
      - Да в двух словах не скажешь, надо бы встретиться. Сможешь ко мне в офис завтра подъехать?
      - Смогу. А что за дело-то? Хоть в двух словах.
      - Извини, нескромный вопрос: ты сколько получаешь?
      - Не понял. Тебе что - в долг, что ли, надо? - простодушно удивился я.
      - Да нет, нет! Ну сколько, Сань?
      - Ну, мало. Чистыми - около трех штук выходит.
      - Рублей? - уточнил-утвердил Генка.
      - Нет, тугриков. Вопросики, блин.
      - Короче, я понял. Слушай, ты ко мне в фирму не согласился бы перейти? Три - не три, но полторы штуки я тебе для начала положу. Баксов, - уточнил он.
      Оба-на. Сердце заухало где-то в глотке, лоб мигом вспотел.
      - Кха... А это... должность-то какая? - чего спрашиваешь, идиот, тебе не все равно?!
      - Да все по специальности, Сань, - легко отозвался Генка, - приезжай, потолкуем. Лады?
      - Н-ну давай...
      - Тогда завтра, прямо с утра - сможешь?
      - С самого утра - вряд ли, на работе-то я не предупредил. Но в первой половине дня - запросто.
      - Давай тогда к часу. - Голос Генки неуловимо потвердел, обрел более привычные командные нотки, - я охрану предупрежу, проводят.
      Нетвердой походкой я прошел в комнату. Голова слегка кружилась, не в состоянии вот так, сразу переварить услышанное.
      - Генке звонил? - оторвалась жена от штопки Светкиной толстовки.
      - Угу. Слушай, Лен, он меня к себе на работу приглашает.
      - Да ну? Что это он вдруг? - искренне удивилась Ленка. Раньше, когда я пытался обращаться к нему насчет работы, он отвечал нехотя, ссылался на трудности и старался поскорее закончить разговор.
      - Да сам не пойму. Но - зовет.
      - И сколько платить обещает?
      - Полторы тысячи. Этих... баксов.
      - Ох... - Ленка схватилась за отворот халата, - Сань, ты что серьезно?
      - Ну...
      И мы целую долгую минуту не могли ничего сказать, только обалдело глядели друг на друга. Наконец, Ленка отложила штопку, ухватила меня за свитер и ткнулась носом мне в грудь.
      - Боже мой, Саньчик, неужели... - запинаясь, проговорила она.
      Я молчал, осторожно гладя ее острые лопатки. Больше всего мне не хотелось сейчас вдруг проснуться.
      - А я всегда знала, что ты у меня молодец, - оторвалась от меня Ленка. - Вот знала, и все. Ох, Саньчик, я прямо даже не знаю... Я сейчас орать начну!
      Эх, Ленка ты моя, Ленка... Сколько же ты натерпелась, бедная? Лишние колготки себе не могла позволить купить, о театре своем любимом и не вспоминала. И за все время - хоть бы раз упрекнула. Вслух, по крайней мере. В долгу я перед тобой - за всю жизнь не расплатиться. Ну ничего, совсем скоро все у нас по-другому будет...
      На радостях мы достали заначенную на случай внезапного приходагостей бутылку шампанского. Я изо всех сил старался быть сдержанно-скромным: ну позвали на работу и позвали, что такого. Ленка же сияла не таясь. Не знаю, был ли у нас еще когда такой вечер со времен медового месяца. А засыпая, я подумал о том, что с первой этой немыслимой получки я обязательно куплю Ленке тот самый шикарнейший букет из роз сорта "Конфетти", который я видел в цветочном магазине у метро. Стоил он половину моей нынешней зарплаты. Ехать с таким букетом в метро - все равно, что пробираться сквозь заросли кактусов со связкой воздушных шаров. Подумаешь... Такси возьму...
      x x x
      Создавая Генкину секретаршу, природа не поскупилась на все длинное точеные ноги, тяжелые антрацитовые волосы Египетской царицы, зеленющие глаза с азиатской раскосинкой, полированные ногти, игольчатые ресницы, не хуже, чем у молодой коровы. Услышав мою фамилию, мадемуазель Савская расцвела, словно к ней пожаловал, по меньшей мере, директор Центробанка или Ален Делон в возрасте, когда тот служил в Иностранном легионе.
      - Да-да, Александр Петрович, Вас ждут. Пожалуйста, проходите.
      Да что вы говорите? Кто бы мог подумать...
      Генка поднялся мне навстречу, сияя не хуже своей секретарши.
      - Здорово, Санек! - Крепкое, прямо-таки сердечное рукопожатие, нежное похлопывание по спине, чуть ли не объятия. Гм, все ли у моего старого однокашника в порядке с ориентацией? Говорят, сегодня у богатых жутко модна голубизна...
      - Здравствуй Гена.
      - Присаживайся, - Генка сам подвел меня к лайковому раздутому креслу, Чай, кофе? Или давай лучше коньячку, а? Из Еревана, настоящий! Помнишь, как на практике там были?...
      - Да нет, спасибо...
      - Марина, свари кофейку! - выглянул Генка в приемную и достал из бара пузатые бокалы, - Чего там "нет", садись...
      Из похожего на поросенка дубового бочоночка он нацедил в бокалы янтарной влаги, от которой в кабинете мгновенно запахло солнцем и летом.
      - Чуешь букет, а?! Сказка!
      Осторожно постукивая каблучками, вошла секретарша с серебряным подносиком. Низко наклонившись (и ослепительно сверкнув при этом убийственным декольте), поставила поднос на столик, при этом ее волосы щекотнули мою щеку. Одарила меня интимной улыбкой и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Я невольно проводил ее долгим взглядом.
      - От секретарши требуется уметь что? - хохотнул Генка, - Варить хороший кофе - раз, носить короткие юбки - два, долго поднимать упавшие предметы три! Ну - будем!
      Я вежливо посмеялся, пригубил бокал, взял с подноса крохотную чашечку. Кофе у Генки тоже был - уж не знаю откуда, но настоящий. Не помню, когда в последний раз такой пробовал.
      - Так что по поводу работы, Ген? - неловко проговорил я. Наверное, не стоило вот так показывать нетерпение, пусть бы сам заговорил об этом, а я бы изображал знающего себе цену человека. Да чего уж там...
      - Насчет работы. - Генка легко подобрался, посерьезнел, - Я тебе предлагаю должность руководителя проекта.
      Это слово он произнес по-дамски: "проэкта". Очень оно модное сейчас, это слово. Причем не в среде конструкторов или архитекторов, а у кого угодно. Певец в ажурных колготках, томно хлопая накрашенными ресницами, жеманно делится с журналистами: "Мы с продюсером сейчас работаем над новым проэктом "Пасхальные вечера"... Модный фотограф обряжает безголосую певицу во всевозможные одежки, изображая из нее то русалку, то гейшу и гордо именует сие творение "проэкт "Метаморфозы"". Жены олигархов демонстрируют драгоценности, подаренные им супругами - тоже "проэкт". Иногда кажется, что берясь за дело, они сами толком не знают, что у них получится и как это обозвать. Что это у вас - песня? Фотография? Концерт? А это у нас проэкт. Что-то такое, заранее обреченное на успех.
      - Что за проект?
      - Да как раз для тебя работа, только ты и справишься. Помнишь, ты мне про ту программу говорил, что Серега написал?
      - Ну.
      - Хочу попробовать такую штуку у себя сделать. Потянешь?
      - Не понял, - опешил я, - А не проще у Сергея готовую взять? Ты с ним говорил вообще на эту тему?
      - Да говорил... - Генка сделал скучное лицо и отмахнулся. - Он чего-то там заменджевался: да я не знаю, да я подумаю, да на фига оно мне надо, да мне некогда... Э. Такой чувак мешок с бабками найдет и до дома дотащить его поленится. А потом ноют: мол, умных людей у нас не ценят. А предлагаешь такому и работу, и бабки хорошие, а он еще носом крутит: да не, мне свободный график подавай и вообще я напрягаться не люблю... Ну так как? Возьмешься? Что нужно для работы - говори, сделаем. Аппаратура, штат, средства - без проблем. Сколько чего надо - к концу недели мне список составь, добро? - Генка говорил мягко, но напористо, конкретно, по делу.
      - Погоди, Ген, - попытался я нерешительно сопротивляться, - Ты прямо так сразу...
      - А чего? Дело интересное, надо делать.
      - Да я не уверен, смогу ли вообще это сделать, понимаешь?
      - Ну... Ты же говорил, что он тебе объяснил? Ты же понял?
      - Основные принципы понял, алгоритм он мне растолковал, а все равно. Это ж для целой команды работа.
      - Так я тебе про что и говорю! - с энтузиазмом откликнулся Генка. Подбирай команду, определяй штат. Двадцати человек тебе хватит? Надо будет еще - решим, не проблема. Ты только руководить всей работой будешь. У тебя ж не голова - чистое золото. Тебя же в аспирантуру как тащили - что я, не помню? Чего отказался?
      - Женился, Светка родилась, - вздохнул я, - У аспирантов какие заработки? А в "ящике" платили нормально и квартиру почти сразу дали.
      - Ну вот видишь. А сейчас сколько мужиков толковых без дела маются, сокрушенно вздохнул Генка, - Давай, поищи ребят грамотных. Для простого программера зарплату установим баксов семьсот - как думаешь, нормально будет? И - премии, за каждый выполненный этап, в размере оклада - пойдет? Ну и там по мелочи - жрачка, проезд, чай-кофе, выезды на уикенды куда-нибудь. Если кто иногородние будут - снимем хату, тоже не вопрос. Визы, регистрация, если кто из ближнего забугорья - это мои проблемы, я решу. Ну? По рукам? широко отвел он свою пухлую ладошку.
      Мне чуть не пришлось в свою руку вцепиться. Она, предательница, сама так и дернулась навстречу Генкиной ладони.
      - Ген, погоди. - Я с усилием глянул в его быстрые глазки, - Знаешь, я все-таки должен сначала с Сергеем поговорить. Нечестно это как-то получается, понимаешь...
      - Да чего нечестного-то? - искренне удивился Генка, - Я ж не стырить программу прошу! Ну ладно, написал он ее, так что? Если Попов раньше радио изобрел, так Маркони что - не должен был его делать, что ли? Да у тебя эта программа еще круче выйдет!
      - Все равно, Ген. Не обижайся, но я сначала у него спрошу. Хорошо?
      - Ну ладно, ладно... Принципиально - то ты как? Согласен?
      - Ну, принципиально... Ладно, давай попробуем. Только если не получится, ты уж не взыщи. Не стреляйте в нашего пианиста, он играет, как умеет.
      - Да все получится! - Генка просиял. - Ну что - за успех?
      Коньяк тепло щекотнул небо и словно растаял на языке, незаметно растворяя без остатка и смутные мысли, и сомнения. Все будет нормально! Да что я - не справлюсь, в самом деле? А если еще ребят нормальных подтащу вон, хоть бы Рафика Насретдинова, он в своем Душанбе который год загибается, а мозги у него - Билл Гейтс отдыхает. Или Валерка Павлюченко в Полтаве... Что мы - нормальной жизни не заслужили?
      - Ты, Сань, на выходные что планируешь? - легко проворковал Генка.
      - Да неделя вроде только началась, рано еще планировать.
      - Ничего не рано. Давай ко мне на дачу закатимся, а? У меня она в Николиной Горе, ты ж еще у меня там не был?
      - Не был.
      - А чего? - сделал Генка обиженный вид.
      - Да так все как-то... - Не скажешь ведь, что не был там по той же причине, что и не был на приеме у президента - не приглашали.
      - Во, и посмотришь! В пятницу я за тобой заеду, заберем дамочек своих и - вперед, на все выходные. Шашлычок заварганим, в баньке попаримся - она у самого озера стоит! А воздух какой там сейчас - м-м, закачаешься!
      x x x
      Выйдя из офиса, я блаженно подставил лицо нежаркому осеннему солнцу и улыбнулся. Еще один солнечный денек, здорово-то как. Нет, хорошая в этом году осень, просто замечательная. Хотя... Солнышко солнышком, а ветерок поднимается довольно прохладный, ощутимо попахивающий близкими заморозками. Так что воротник плаща мы все же поднимем, так оно лучше будет...
      Этот студеный ветерок подталкивал меня в спину и незаметно, нобыстро выдувал из головы коньячную легкость мыслей. И, конечно же, освободившееся в мыслях место незаметно начали занимать сомнения и терзания - словно злые и голодные бомжи, которые поселяются на дачах, из которых уехали веселые и беспечные хозяева.
      Черт. Вот черт. Как с Сергеем-то говорить, а? Как скажу, что скажу? Можно, я твою программу напишу, а? Или дай переписать, тебе же она все равно особо не нужна, как я понял? Как та тупенькая переводчица в "Осеннем марафоне", бллин! А что Сергей ответит? Скорее всего, бросит презрительно: "Валяй, жалко, что ли... " Можно будет утереться и начать "валять". Только надо будет оч-чень постараться о совести думать поменьше, иначе сам себя изгрызешь. Лучше думать о чем-нибудь полезном. Хотя бы о том, что девчонкам давно пора уже гардероб обновить.
      А если откажет? Вот скажет: нет, и все. Тогда что? Извиниться перед Генкой - дескать, не могу без согласия автора, совесть не позволяет? Это, конечно, очень бла-ародно, сказал дон Тамэо, а вот как насчет баб? Насчет семьи-то как, а, Саня? Устроишь ты им когда-нибудь нормальную жизнь, черт тебя подери?! Ну что за гадство такое. Если уж посылает тебе судьба подарок, так обязательно - с таким довеском, что и не знаешь, то ли радоваться, то ли плеваться.
      Когда я снимал телефонную трубку, чтобы позвонить Сергею, она показалась мне залитой свинцом. Сергей подошел к телефону только через полминуты - для меня эти секунды растянулись в ледниковый период.
      - Алло? - глухо откликнулся он.
      - Это я, Саня. Привет, Сергей.
      - А-а, здорово, Сань. Как оно?
      - Да так... Сергей, тут такое дело... - все мои заготовленные фразы вместе с тщательно настроенным бодряческим тоном безнадежно улетучивались, В общем, я у Генки сегодня был, он меня к себе на работу зовет...
      - Угу. Врубаюсь... - хмыкнул Сергей, - Предложил программу написать?
      - Ну да, - терзаясь, выдавил я. - Сергей, а почему ты-то отказался? Он же все условия создает, так чего?
      - "Условия", - зло усмехнулся Сергей, - А он тебе не говорил, для чего ему эта программа нужна?
      - Да знаешь - нет, - растерялся я, - Говорит просто: "проэкт", невольно воспроизвел я Генкину интонацию.
      - Угу, "проэкт". Проэктировщик. Порнуху он собрался делать, Геночка твой.
      Оба-на... Я аж икнул. Но машинально возмутился:
      - Он такой же мой, как и твой! Ты с ним, по-моему, даже больше моего общался.
      - Ну, общался. Я в старых фильмах разбираюсь, так он ко мне за консультациями обращался иногда. А тут вдруг позвонил, пригласил, да любезный такой - куда тебе. Небось, и секретаршу свою заинструктировал, чтобы передо мной поизгибалась...
      М-да. Вот тебе и многообещающая улыбка, вот тебе и кофеек с глубоким наклоном. А не развешивай губы, козел старый - ты что, всерьез себя Ричардом Гиром вообразил?
      - Сергей, это я ему про твою программу сболтнул, - потерянно пробормотал я, - хотел, как лучше...
      - Да ладно, я же не скрывал ничего.
      - По-дурацки все так вышло...
      - Все условия обещал, верно, - продолжал, усмехаясь, Сергей, - Полный карт-бланш. А потом как-то так осторожно удочку закинул: как, мол, я к эротике отношусь? Да никак, отвечаю. Из юношеского возраста уже вышел, до старческого маразма еще далековато... А что? А он знаешь, чего?
      - Чего? - выдохнул я.
      - А он так, словно вслух размышляет: интересный мог бы проэкт получиться, ретро-эротика... Марлен Дитрих... Вивьен Ли... Мэри Пикфорд... Любочка Орлова... Это ж золотое дно!
      - Ни-че-го себе...
      - Вот так вот... Потом до меня дошло: а он ведь на этом не остановится. Он и детскую порнуху гнать будет и прочее - а что? Даже если и возьмут за вымя, так отделается легким испугом: а у меня все нормально, никакого растления малолетних, это спецэффекты! А на пиарщиках он какую деньгу срубать сможет - прикидываешь?
      - Как это?
      - Уф-ф, Сань, ну ты чего - в самом деле не врубаешься?
      - М-м, не до конца еще...
      - Вот именно до него и врубись, - язвительно поддел Сергей, - С этой штукой на кого угодно любой компромат состряпать можно. Хоть на человека, похожего на президента. Например, в постели с кем угодно. Хоть с животным, похожим на кобылу. В общем, я ответил уклончиво.
      - Это как?
      - Да я его на... послал, - безмятежно ответствовал гвардии сержант запаса Серега - старый солдат, не знающий слов любви. - Слушай, мы в субботу на аэродром собираемся, за тобой заехать?
      - Ох... Да и не знаю пока. До субботы далеко. Да и получка у меня еще не скоро...
      - Давай-давай. Лаэрт спонсирует, за право выпуска. Второй раз обязательно прыгнуть надо. Первый раз любой дурак прыгнет, а вот если второй раз прыгнул, тогда - мужчина! Давай, ребята про тебя тоже спрашивали. Мося обещал научить палочками рубать - говорит, он тебе их в подарок приготовил настоящие, из Пекина.
      - Н-ну давай... Я перезвоню, ладно?
      - Давай, жду.
      Ну и змей же ты, Серега! Так ни черта и не сказал - ни да, ни нет. Думай сам, решай сам. Как тогда, в самолете - мог бы милосердно пинком за борт отправить, так нет же, заставил самого холодным потом обливаться...
      Я вышел на балкон и полез в карман за сигаретами. Навалилась вдруг свинцовая усталость - тяжкая, тускло-серая. Вот спрашивается, почему судьба не всем одинаково везенье раздает? Моя доля явно кому-то другому досталась. Про таких, как я, у турков есть поговорка: "Если он решит торговать фесками, люди будут рождаться безголовыми, а если решит торговать гробами - люди вообще перестанут умирать". Даже в самой фамилии уже готовая запрограммированность на облом. Вот глупость, а все же интересно: почему за всю жизнь в переполненном транспорте толпа ни разу не притискивала меня к молодым девчонкам? Только к старухам, либо к мужикам с густым перегаром пополам с ароматом недельного пота.
      Помнится, в детстве была у ребятни коронная фраза: "Много хочешь - мало получишь! ". Это был достойный ответ тем, кто пытался нагло стяжать ему не принадлежащее. Может и я - много хочу? Да ведь в том-то и дело, что - нет, немногого... Чтоб нужды этой проклятой не было, чтоб копейки перестать считать, чтоб не злиться, прочитав про очередное повышение цен за квартплату, ведь из месяца в месяц, из года в год так унижаться - да никакого сердца ведь не хватит! Черт меня побери со всеми потрохами, да что же это за жизнь такая, если человек не может достойно жить, если в дерьме не изваляется?!
      Затренькал звонок в прихожей. Ленка пришла, наверное. Пойду встречать... Наверное, ничего говорить пока не стоит.
      Ленка пришла вместе со Светкой - ввалились в прихожую веселые, хохочущие, как две подружки. Привет-привет, чмок-чмок. И, конечно же, сразу: