- Здорово, разбойник! - облапил его "Портос", - Куда пропал-то?
      - Да дела все.... Вот, знакомься, это Саша, мой подшефный. Я тебе говорил, помнишь?
      Пожатие "Портоса" было мощным и цепким - я аж крякнул.
      - Решил прыгнуть, значит? Это хорошо. Раньше-то прыгал?
      - Не доводилось, - ответил я, втайне надеясь, что инструктор даст мне от ворот поворот.
      - Ну что ж, когда-то же начинать надо, верно? - развеял он в пыль мои тайные надежды, - Заполнишь бумагу и - вперед. Какой ему купол-то дать? Дэ-один-пять-У пойдет? Или с тандемером прыгнет?
      - Не, сам. Дуб в самый раз будет.
      - И правильно. Дешево и сердито. А то на прошлой неделе приехал один новый русский - на джипаре, весь из себя такой навороченный - мы рты разинули. Снаряжение! Экипировка! Наш весь аэроклуб, наверное, как один его комбез, стоит. Купол свой притащил - "Пэсьют", новейший. Во, думаю, мастер как это я его раньше не видел? Оказывается, перворазник. Я говорю, бери, мол, парашют попроще - для начала-то в самый раз будет, а он такую рожу скорчил, что ты! Западло, мол, с каким-то барахлом совковым прыгать, когда фирменный имеется. Ну, мне что? Деньги платит - пусть прыгает. Бумагу только подпиши, и хоть вообще с одной переносной сумкой сигай, жалко, что ли. Ну, что. Прыгнул, раскрылся, вроде, нормально, а как управлять - фиг его знает. Дав-вай рулить! Хрен знает куда улетел, весь в коровьих лепехах извозился где нашел? Ладно, ноги не переломал.
      - Понравилось хоть? - поинтересовался я.
      - Говорит: "Круто! ". Обещался еще приехать и девку свою привезти. Ну, так пойдем на склад, что ли?
      Мой парашют Сергей переукладывал сам (а то ты до обеда с непривычки провозишься). Я же выполнял обязанности "помогающего", то есть старался не очень мешать Сергею, укладывать ровной стопкой полотнища желтоватого цвета. Раньше я думал, что парашюты исключительно белые.
      Черт, все же что за абсурд - как можно доверять свою жизнь вот этому довольно старенькому клочку ткани с тремя десятками шнуров? Взгляд болезненно цеплялся за мелочи: крохотная дырочка у кромки купола, разлохмаченные концы строп, похожих на бельевые веревки, выгоревший, словно рыбацкий дождевик, зеленый брезент ранца. Каждая такая мелочь мгновенно разрасталась в моем воображении до катастрофических размеров.
      - Сергей, - Нерешительно задал я идиотский вопрос, - А этот парашют, вообще как - надежный хоть?
      - Э. Машина - звэр, слющай! - бодро откликнулся Серега, - Бывает, что и раскрывается!
      - Да ну тебя! Я серьезно!
      - Надежный, надежный, - успокоил меня Сергей, - Как ложка, надежный, можно сказать. Его еще сокращенно называют "ПП" - парашют пенсионера. О! Кажется, наши катят.
      Вынырнув из-за деревьев, прямо к нам подкатил "Газелевский" фургончик. Лязгнув, отъехала назад боковая дверь и в открывшемся полумраке проема ослепительно сверкнула Задница. Нет, это было не совсем то, что вы подумали. Она не была какой-то необъемной, арбузообразной, - напротив, была она сухой и поджарой, обтянутой белоснежными спортивными брюками. Но так как располагалась она аж у самого верхнего обреза двери, и подпирали ее ноги ТАКОЙ длины, да обутые в кроссовки ТАКОГО размера, что производила она впечатление исключительно самостоятельной персоны. Впрочем, впечатление было недолгим.
      Пятясь, выбрался из фургона хозяин данной персоны - высоченный негр с окурком за ухом. Легко, словно пустую авоську, выхватил из чрева фургона пузатую синюю сумку и направился к нам.
      - Только не вздумай его Джорданом называть или Тайсоном, - торопливым шепотом предупредил меня Сергей, - Он этого терпеть не может.
      - Здорово, Серый! - облапил его парень, - Куда пропал?
      - Здорово, здорово. Это мой товарищ, знакомься.
      - Александр, - торопливо протянул я руку.
      - А я Витек! - и моя ладонь потонула в его лапище, словно в перчатке хоккейного вратаря.
      - Витька, ты со своим бычком все расстаться не можешь! - напустилась вдруг на него появившаяся следом рыжая Зинка, - Как маленький. Выкинь сейчас же!
      - Зин, да ты че - такой королевский бычок выкидывать! - возмутился Витек и торопливо спрятал свое сокровище в карман, словно боялся, что сердитая Зина его отнимет.
      - Что за привычка, я не знаю....
      - Да с детства, Зин, - охотно пояснил Витек, - Когда я начинал курить, я был вот такой, - приподнял он кроссовку над травой, показывая, какого он был роста в то время, - И все, кому не лень, меня дразнили: "Витя, ты такой маленький, а такие большие сигареты куришь". Меня это достало и я стал курить пропорциональные бычки. Потом я немножко подрос, а привычка все равно осталась. Только я их не подбираю, а делаю сам из целых сигарет.
      Говорил он без малейшего акцента. Казалось бы, откуда взяться акценту у парня, который родился и вырос в России? А ведь все равно, как-то невольно стараешься его уловить, что совершенно глупо и, наверное, не совсем порядочно.
      Пока я, слушал обстоятельные Витькины разъяснения, вылезли из фургона и обступили нас шестеро остальных ребят. Маленький носатый черноглазый парень с синими от жесткой кавказской щетины щеками и дивным именем Лаэрт Наполеонович. Чистенький, до безобразия аккуратненький - от прически с идеальным пробором и очков в тонкой интеллигентной оправе до новеньких желтых кроссовок, похожий на изящную девушку китаец Мо Ася. С ударением на "Я", как деликатно уточнил он, знакомясь. Все звали его просто Мося. С ударением на "О". Далее, по росту, в порядке возрастания: румяный кругловатый златокудрый Вадик - ни дать, ни взять - молодой Нижегородский купец; застенчивый, молчаливый Толяныч; деловитые улыбчивые близнецы Юра и Гера; и, наконец, рыжеусый Паша с добрым лошадиным лицом. Роста он был гренадерского, но рядом с ценителем бычков Витьком смотрелся он вполне скромно.
      Познакомились со мной деловито, без церемоний, но вполне доброжелательно, по-свойски. Узнали, что я - "перворазник" и тут же принялись оспаривать право "выпустить" меня. Я думал, они подерутся.
      Их спор я слушал слегка ошалело. Самое интересное было то, что меня никто и не спрашивал. Посмеиваясь, Сергей помог мне надеть парашют (вначале он показался мне легким, потом стал незаметно набирать вес), показал, как застегиваются карабины подвесной системы и лениво посоветовал спорщикам отдыхать, так как Саня - его подшефный и выпускать его будет он сам.
      - У-у, жадина! - фыркнула хорошенькая Зина, - Вот вечно ты так! - И мстительно добавила:
      - Подвесную лучше бы помог подшефному подогнать, ножные обхваты вон - у колен болтаются....
      - Ох, Зинуль, ты права! - мгновенно переменил свой снисходительный тон Сергей, - Помоги ему, будь ласкова, а? А то я свой еще не уложил... - голос Сергея стал совершенно сиропным.
      - Ага, как что, так сразу: "Зинуль"! Лодырь.... - она махнула рукой, встала передо мной на колени, ловко расстегнула карабины широких лямок и сосредоточенно засопела, что-то там передвигая и подтягивая. Я попытался заглянуть вниз, себе между ног, но Зина сердито дернула меня за лямку.
      - Не вертись! И так неудобно....
      Я полыхнул ушами. Нет, ну в самом деле.... Молоденькая девушка вот так запросто стоит передо мной на коленях и своими ручками елозит у меня между ног - как оно вам?! Я затравленно оглянулся и с облегчением заметил, что никто не обращает на это внимания - обычное дело, ничего особенного.
      - Так, ну, вроде бы, нормально должно быть, оценивающе пробормотала снизу Зина, - Пригнись маленько.
      Я послушно наклонился, Зина сдвинула заднюю лямку (главный круговой обхват! ) пониже и глухо клацнула карабинами ножных обхватов.
      - Все, выпрямляйся, скомандовала она, - Нормально, - и, напевая, принялась распаковывать свою сумку.
      А я глянул на себя и уши мои заполыхали совсем уже нестерпимо. Широкие лямки плотно обхватили мои ноги в паху, вызывающе обтянув тканью все то, что между ними находится. Руки сомкнулись сами собой, словно у футболистов, выстраивающих "стенку", а в голове издевательски заскакала строчка из наставления для парадов, которое, якобы, написал сам Петр Первый для гренадеров Преображенского полка: "... Усы всем сажею с салом чернить, а под срамное место - брюкву подкладывать, дабы вид иметь грозный! ".
      И опять никто не посмотрел в мою сторону - то ли каждый был увлечен своим делом, то ли на такие вещи здесь вообще внимания не обращают, как на голые ноги в бассейне. Лишь Сергей мельком глянул на меня, подергал за лямки подвесной системы, остался доволен. Помог пристегнуть запасной парашют, еще раз осмотрел меня, повертев, как потрошенную курицу и коротко скомандовал:
      - Нормально. Раздевайся пока.
      - В смысле?! - вытаращил я глаза.
      - В смысле - снимай парашют и ставь в козлы.
      - Куда ставить?
      - Снимай, короче. Замаешься стоять так.
      Аккуратно поставив мой парашют на край брезентового полотнища (которое называлось "стол"), Сергей принялся споро укладывать свой парашют - только локти сновали, как у ловкой хозяйки, месящей тесто. Кажется, он все делал так - ловко и деловито. И от этого вокруг него распространялось какое-то поле надежности и уверенности. Когда, закончив укладку, он поставил свой парашют рядом с моим, я не мог не отметить, что парашют Сергея выглядит куда более "продвинуто". Нарядно голубела синтетика ранца, зеркально блестели хромированные пряжки, ленты подвесной системы были тоньше и даже на вид мягче моих. Рядом с ним мой парашют с выгоревшим брезентовым ранцем и кондовыми лямками чуть не в ладонь шириной смотрелся как мотоцикл "Урал" сельского участкового рядом с "Харлеем" столичного байкера. Но - странно от этого я только проникся уважением и уверенностью к выгоревшему ветерану. Он, и в самом деле, казался "надежным как ложка".
      - Айда, потренируемся маленько, пока время есть, - хлопнул меня Сергей по плечу, - Люди, если что - мы на ВДК! - и мы направились к каким-то конструкциям, напоминавшим одновременно детскую площадку и тренажерный зал.
      Там в течение часа Сергей добросовестно учил меня, как отделяться от самолета, управлять куполом и приземляться на плотно сдвинутые ступни. К концу занятия я взмок, а ноги начали гудеть.
      - Сергей, а что людей так мало? - попытался я отвлечь его от муштры, выгадывая себе передышку.
      - Да не сезон, понимаешь. У кого - сессия, у кого - дачный сезон заканчивается, у кого-то наоборот, на Канарах бархатный сезон.
      - А эти все ребята - кто?
      - Ну, эти-то - фанаты. Они даже в непогоду сюда приезжают - не попрыгать, так хоть пообщаться. У них Лаэрт - главный спонсор. Вообще, прикольный парень такой! Его дядя из Карабаха сюда вытащил, думал, помощника себе сделает, бизнесмена воспитает. А Лаэрт все деньги, что на рынке заработает, на прыги спускает - и за себя, иза компанию платит.
      - Стоп, стоп! - не понял я, - Так это что, платное дело? Слушай, я не знал.... Ты бы хоть предупредил!
      - Э, не бери в голову, я сегодня тебя угощаю. Фирма проводит рекламную кампанию, - улыбнулся Сергей.
      - Нет, а все-таки? - не отставал я. Все же интересно, сколько дерут с тех психов, которые согласны за собственные деньги ноги ломать.
      - Ну, это смотря, с каким парашютом прыгаешь, с обучением, или без, со съемкой, или без... В-общем, от сотни и выше.
      - Ого!
      - А что делать? - словно оправдывался Сергей, - Это раньше в ДОСААФе было - халява, плиз, только заплати взносов двадцать копеек, да на газету "Советский патриот" подпишись. А сейчас что? Керосин денег стоит, техника стоит, инструкторам тоже хавать надо. Как вообще еще клубы живут непонятно. Хотя сейчас вроде оживают - буржуям это дело в кайф, деньги тратят охотно. В хороший день тут - "Мерс" на "Мерсе", что ты.
      - Это сколько же Лаэрт выкладывает за всю компанию-то?
      - Ну, не совсем за всю - ребята и сами платят, кто может. Да он еще дядюшку приноровился обдирать.
      - Это как?
      - Д а в нарды! Он, понимаешь, игрок. Ну, и Лаэрт - не промах. Дядька уже себя сколько раз проклинал, а ничего с собой поделать не может - азарт, что ты хочешь! А Лаэрт его общелкивает, как лоха - он же чемпион Степанакерта, не хала-бала.
      - Там что - соревнования по нардам проводятся?
      - А ты думал! На Кавказе шеш-беш, как бейсбол в Америке. Вот и сейчас посидел он с дядькой вечерок - и наиграл на пару прыжков для всей компании. Да плюс себе выходной выиграл в базарный день, да плюс дядькину "Газель" на весь день. Не прыгал бы - давно бы квартиру на Кутузовском купил. А он - как новый купол появится или из снаряжения что-то навороченное - сразу берет, а свое ребятам дарит. Ты не смотри, что у него джинсы драные - "Джигит может бит абарванэц, но оружие должен бит в сэрэбрэ! " С ним по соседству, кстати, Мося тоже подрабатывает.
      - Тоже на рынке?
      - Ну. Но он - только в свободное время, а так он студент. Филолог. Ну, кто еще. Витька весной из армии вернулся, сейчас в метро работает, помощником машиниста. Вадька - менеджер в какой-то парфюмерной конторе. Паша - учитель, труды преподает. Зинка - барменша. А Юрка с Геркой - строители. Бетонщики. Такая вот компания. Как возможность прыгнуть появляется, созваниваются - и сюда.
      - Как их жены-то отпускают?
      - А что - жены? Тебя же отпустила?
      - Моя сейчас в отпуске, в доме отдыха, - беспечно отозвался я. И тут же вдруг почему-то вспомнил, как Ленка весной мыла окна. В старенькой футболке и Светкиных джинсовых шортах она была совсем как девчонка, а солнце ломилось в распахнутые окна и зажигало ее пушистые волосы. И я вдруг понял, что здорово по ней соскучился.
      - А Паша с Юркой часто и жен сюда привозят, и детвору, - продолжал Сергей, - Остальные пока свободные, у них этот вопрос пока не стоит....
      - И ты свободный?
      - И я...
      - Что так?
      - Да так, - пожал Сергей плечами и чуть заметно погрустнел, - Не получается пока. Ну что, пошли?
      - Идем.
      Сергей закинул на плечо макет парашюта и мы зашагали к складу.
      - Тут ведь понимаешь, какой парадокс получается, - задумчиво говорил Сергей, - Жениться надо как можно позже, когда уже на ноги встал как следует, так? А детей заводить - как можно раньше, чтоб понимать друг друга могли, пока дистанция возрастная не слишком велика, я так думаю. А вот где эта золотая середина? И как встретить кого надо, вовремя?
      - Что, и не пробовал ни разу? - неловко попытался пошутить я.
      - Э. Мама правильно говорит - все у меня не как у людей. Раз в жизни влюбился - и то в замужнюю. Я в Новосибе тогда работал, после Бауманки.
      - И что?...
      - А что - что? Она мужа любит и все у них путем. Чего соваться-то? Пошел к военкому, попросил в армию призвать. Просто так-то из той конторы не уедешь. Тот удивился, но сделал - нормальный мужик оказался. А после армии уже здесь вот.... Давай поторопимся, еще к Пилюлькину зайти надо.
      - Куда надо?
      - Ну, к врачу, на осмотр. Положено так, не волнуйся.
      Молоденькая кругловатая врачиха Люда была похожа на какого-то глупенького, испуганно-удивленного совенка. Маленький полуоткрытый ротик, широко распахнутые, постоянно мигающие глазки, крошечные пальчики, нервно сжимающие грушу тонометра. Измерив мой пульс, она очередной раз хлопнула короткими ресничками и вдруг хихикнула:
      - Как у зайчика....
      - А ты не дразнись, деловая колбаса, - вступился за меня Сергей, - У всех так вначале, подумаешь.
      - Прыгнуть-то можно? - хмуро спросил я, остатками самолюбия прогоняя трусливенькую надежду на строгость медицины.
      - Можно, можно... - безжалостно шмякнула она синим штампом по моей анкете. Все. Придавила она эту надежду своим штампом, как паршивого клопа. Доктор Менгеле, блин.
      Предполетный осмотр. "Портос" ощупывает меня и осматривает, словно породистого кобеля на собачей выставке. А у меня вдруг совсем пропал страх перед прыжком. Его напрочь вытеснил другой страх - при всем честном народе обмочить штаны. Нет, ну вот ведь приспичило - словно ведро пива выдул и арбузом закусил! Ч-черт, не утерплю ведь!...
      - Серега, - затравленно шепнул я, - отойти можно?
      - Что такое? - заботливо склонил он кудлатую башку.
      - Ну, надо... - чуть не плача, стиснул я колени.
      - А-а, ясно. Михалыч, мы сейчас, ладно? - Сергей выразительно повел бровью.
      - Э-э, салаги... - проворчал Портос, - Валяйте, в темпе только. Потом опять мне покажетесь.
      И я торопливо засеменил в сторону, слыша за спиной ворчанье инструктора в том смысле, что наберут, дескать, детей в армию, а ты с ними мудохайся.... Черт, да куда же приткнуться-то?! Хоть бы один разнесчастный кустик! Чувствуешь себя на этом поле, как муха на столе, бл-лин!!
      - Саня, стой! - догнал меня Сергей, - Куда ты почесал-то? Еле догнал.
      - Ну как куда?! - взвыл я, - Хоть бы будку какую поставили!...
      - Да брось ты, какая будка? - Сергей стремительно расстегивал мои карабины - Валяй, чего там... Все свои.
      Оххх.... Боже ж ты мой, сколько определений счастья придумали за две тысячи лет философы и поэты, но вот хоть бы один из них сказал, что счастье - это УСПЕТЬ! Отдуваясь, я вытер выступившие сладкие слезы и застегнулся. Сергей заботливо застегнул опять мои карабины и мы резво поспешили к ребятам, которые уже направлялись к темно-зеленому "Антону".
      С трудом закидывая непослушные ноги на ступени красного трапа (мешал запасной парашют), я вскарабкался на борт. Озираясь, присел на вогнутое дюралевое сиденье у двери и через штаны ощутил его металлический холод, от которого сами собой ознобно передернулись плечи. И вместе с холодом опять вполз в меня тягучий тошнотный страх. Начал мелко колотить противный озноб, я стиснул зубы, чтобы они перестали подло постукивать.
      - Саня! - удивленно окликнул меня Лаэрт, - У тебя чо такой нос белий?!
      Все как по команде уставились на меня. Дети, все посмотрели на Сашу Волобуева! Волобуев, тебе стыдно?
      - А у тебя он чего такой длинный? - огрызнулся я и мне сразу же стало неловко.
      - А ты не знаишь? - радостно откликнулся Лаэрт, не обратив внимания на мое хамство, - Ко мне вчера на ринке один дамочка такой подходит и спрашиваит: "Молодой человек, а это правда, что у кого нос балшой, у того и там, - кивнул он себе на штаны, - тоже балшой? " Я говору: "Канэшна! " Гордо так гавару! А потом ее спрашиваю: "А правда, что если у женшины рот балшой, то и там тоже балшой? " Она сразу губы вот так сделал, - (он втянул щеки и изобразил губами куриную гузку) и говорит: "Eй, е не знею! "
      Заржали так, что заглушили рокот ожившего двигателя. Зинка, не переставая давиться смехом, дотянулась до Лаэрта и ловко, по-кошачьи, съездила ему кулачком по шлему. Тот вскинул ладони: дескать, а чего такого? Я то-тут при чем? Потом вытащил из нарукавного кармана пачку "Орбита" и принялся всех угощать. Всучил пару подушечек и мне: "Бери-бери, уши меньше закладывать будет".
      Момент взлета я пропустил, хоть и поглядывал поминутно в окошко, наполовину задернутое капроновой шторкой. Разбег "Антона" мне показался очень долгим, потом вдруг начало мягко, но ощутимо закладывать уши и я понял - летим.
      Не знаю, то ли мозги в разреженной атмосфере начинают по-другому работать, то ли перепсиховал я в тот день, но у меня началось какое-то раздвоение сознания. Один я понимал, что такого со мной просто быть не может. Я - нормальный, рядовой обыватель, который аккуратно ходит на работу и не путешествует никуда дальше тещиного огорода. И такой человек не должен и не может находиться здесь, в тесной дюралевой каморке с двумя рядами круглых окошек, в компании молодых психов. А второй я меж тем остановившимся взглядом следил, как Сергей прицепил карабин моего вытяжного фала к тросу, как ребята неторопливо и обстоятельно готовились к прыжку. И невольно, как под гипнозом, я повторял все их действия. Вот Зинка тронула лямки, двинула подбородком вправо-влево, внимательно осматривая поблескивающие у нее на плечах замки отцепки. И я вслед за ней проделал то же самое, хоть на моем парашюте и замков-то таких не было. Витька подергал пряжку грудной перемычки - я машинально продублировал.
      Мо Ася снял шлем и внимательно заглянул внутрь. Убедившись, что и это я добросовестно собезьянничал, китаец с совершенно серьезным видом постучал шлемом себя по лбу. Разумеется, стукнул себя по лбу и я - черт его знает, традиция у них такая, или что... Короче, стукнул. И чуть не подавился жвачкой от взрыва хохота - купили, сволочи!
      Но мозги от этого почти встали на место. Внезапно дважды тявкнула сирена и загорелся желтый плафон над дверью. Сергей деловито открыл дверь, ухватившись за трос, высунулся наружу, глянул вниз - борода его бешено затрепетала. Глянул на меня, улыбнулся, показал знаком: поднимайся, мол. Что, у ж е?! Вмиг вспотели ладони, я судорожно вытер их о штаны и прерывисто вздохнул. До сих пор не могу понять, как мои ватные ноги умудрились распрямиться и донести меня до двери. А тут еще одна беда подоспела - ни с того, ни с сего взбунтовался кишечник, распираемый газами. Чертова физиология! Не хватало еще опозориться. Ведь бабахну сейчас так, что все окошки тут повышибает! Последними остатками самолюбия стискивая зубы и все остальное, я шагнул к двери.
      Сергей ободряюще подмигнул мне и положил руку на плечо. Я попытался улыбнуться в ответ - только криво оскалился. Вот она, дверь. Приподнятый порожек в заклепках. А голова, как ни странно, вовсе не кружится. Высота совсем не такая, что из окна десятиэтажки. Спокойная и даже не очень-то и пугающая. Словно карта внизу расстелена. Даже притягивающая...
      Елки зеленые, а ведь внизу, на земле людей мучает куча разных проблем нелады с любимыми, маленькая зарплата, грызня начальства. Там эти проблемы кажутся огромными, закрывающими собой весь белый свет. А отсюда, с высоты, перед открытой дверью, все эти невзгоды кажутся такими крошечными, что их просто не разглядеть... Я невольно приободрился и лихо выплюнул жвачку в дверь. Белый комочек долетел до обреза двери и исчез. Не упал вниз, не отлетел в сторону - просто исчез. И в тот же миг исчезла вся иллюзорная безмятежность там, за бортом - я просто физически ощутил и бешеный ветер, и сумасшедшую бездну, от которых меня отделял только тонкий слой дюраля.
      И тут же неумолимо рявкнула сирена, зеленый плафон вспыхнул, словно глаз киношного Вия.
      - Паш-шел! - гаркнул мне в ухо Сергей и хлопнул по плечу.
      Нет!!! Словно могучая рука уперлась мне в грудь, отталкивая от двери. Сердце ломилось сквозь ребра. Я задыхался. Не мо-гу!!
      - Ну! - бешеным весельем сверкнули глаза Сергея, - Давай, Саня!
      Почти точно так же крикнул мне тогда Ленька... И, как в тот далекий день, не успел я уже ни подумать, ни зажмуриться - просто рванулся вперед. Налетевший ледяной поток ударил по ногам, подбросил их вверх, выбил слезы из глаз и слюну изо рта, размазал по лицу. Крутнулся горизонт, дыхание остановилось. И в тот момент, когда я понял, что мне пришел конец, все кончилось.
      Оглушила тишина. Ветерок легко касался пылающих щек. Туго натянутые стропы контрабасными струнами тянулись вверх, к такому надежному, к такому красивому круглому куполу с тремя ровными щелями (в первый момент я обмер порвался?! И тут же вспомнил - нет, так и должно быть. ) Далеко внизу золотой сказкой сияла земля. И я был совсем один в пронзительно синем океане неба!
      Внутри меня сорвался какой-то предохранитель и я заорал на все небо " О sole mio", которую не мог толком выучить тридцать лет назад в школьном хоре. А сейчас - откуда что и взялось, даже ни разу не сбился! Упоенный и обалдевший, я бездарно прошляпил момент приземления - земля налетела откуда-то сбоку, грубыми мазками мелькнули перед глазами поздние ромашки, ощутимо садануло по ступням, по боку, ударил в нос тревожный запах полыни. Купол протащил меня пару шагов и погас.
      Нервно похохатывая, я поднялся (коленом раздавил сухую коровью лепешку - плевать! ) и дрожащими пальцами расстегнул карабины. Кое-как собрал парашют, запихал его в переносную сумку и сел на нее, мягко-пузатую, теплую. Смог. Сумел ведь, а? Сумел.
      Особенно вкусно курилась сигарета, возбуждение потихоньку спадало, и все равно было здорово. По какой-то странной ассоциации все это напомнило мне первый любовный акт. Боишься, трясешься, ждешь чего-то невероятного, а вот случилось - и вроде ничего такого особенного. Хотя и приятно, и здорово, но ничего такого сверхъестественного, любой сможет. И в то же время сладкое чувство приобщенности к п о з н а в ш и м.
      Так я сидел на мягкой сумке, со вкусом покуривал, осеннее солнышко пригревало мою лысинку, а надо мной плавали в синеве разноцветные "матрасы" спортивных куполов. И я с тихой гордостью думал, что потом в жизни будет много всякого. Скорее всего, плохого будет больше, чем хорошего. Но все равно, эти вот минуты у меня никто не отнимет.
      На пункте сбора ребята встретили меня одобрительными воплями и хлопаньем по спине. Это я телепался с парашютом на горбу через все поле, а они на своих "матрасах" подлетели сюда, как ласточки. Ну и пусть. Мой "дуб" - тоже парашют классный.
      - Ну что? - окинул взглядом компанию Витек, - Поздравлять будем?
      - Да уж поздравили, вроде, - улыбнулся я, - Спасибо...
      - Э. По-настоящему-то еще не поздравляли. Давай, Санек. Становись, оскалил он свои зубы в каннибальской ухмылке. Блендаметовские рекламщики при виде такой ухмылки обрыдались бы.
      - Как становиться? - встревожился я, - Вы чего, люди?!
      - Серый, ну ты че - человека в курс не ввел, что ли? - искренне удивился Витек, - Всю службу завалил, инструктор, называется...
      Серей со смехом подхватил мою пузатую сумку с парашютом, подал Витьке одну длинную матерчатую ручку, за вторую ухватился сам.
      - Традиция такая, Сань, - вроде как боевое крещение, не боись...
      - Так что делать-то? - со смехом принял я правила игры.
      - Ну это... - ухмыльнулся он, - Рачком становись, короче - как перед отделением. Приготовиться!!! - вдруг сотряс он окрестности сержантским рыком.
      И я послушно принял заданную позу, с опаской косясь в тыл.
      - И-и!... - подал команду Витек, и вся компания хором начала скандировать: - Пятьсот один!... Пятьсот два!... - а Витек с Сергеем начали раскачивать мою парашютную сумку.
      На счет "пятьсот три" они со всей дури влепили сумкой по тому самому месту, о котором вы сейчас подумали. Сумка была хоть и мягкой, но увесистой - почти пуд, между прочим. А когда ее раскачивают две такие вот лошади... В общем, отлетел я, как ядро, метра на три и плюхнулся, под общий хохот, в какую-то свежевырытую яму. Какого черта она тут делает?!! - это я уже вопил про себя, отплевываясь от рыхлой земли и вцепившись в ногу обеими руками. Лодыжку словно огнем обожгло. Черт, неужели сломал? Глупо-то как, а.
      - Сань, ты чего? - склонились все над ямой, - Вылезай!
      - Ага, сейчас, - попытался я встать. Черт, больно-то как...
      - Ох, блин! - Витька спрыгнул в яму, помог мне выпрямиться, - Сань, мы не нарочно!
      - Да ничего, ничего... - подсаживаемый снизу и подтягиваемый сверху, я выбрался из ямы. Меня усадили и принялись дружно жалеть и извиняться.
      Толстушка Люда ловко разула меня (мысленно я порадовался, что надел новые носки), мягкими но сильными пальцами ощупала ступню.
      - Вывиха нет, растяжение, - успокаивающе ворковала она, бинтуя мою ногу, которая начала понемногу опухать, - Дома троксевазином помажьте и рентген сделайте на всякий случай.
      - Люд, - тронул ее за рукав Лаэрт, - Пашу тоже посмотри, а?
      - Что у него? - забеспокоилась Люда, - Тоже нога?
      - Нэт, глаза, - испуганно прошептал Лаэрт.
      - Что с глазами? - совсем встревожилась докторша, - Где он?
      - Вон, укладывает. Они у него после прижка совсем разный стал, слушай!
      - Че-го?! - распахнула Люда совиные глазки, - Что ты мне голову морочишь!
      - Нэ веришь - сама посмотри! - оскорбился джигит, - Я тебе сказал, ты врач, сам думай! - и он гордо отвернулся.
      Торопливо закончив перевязывать меня, Люда заспешила к Паше, флегматично "листающему" свой купол. Глядя ей вслед, компания повалилась кто куда и принялась беззвучно давиться хохотом.
      - Чего это они? - обалдело спросил я Витьку.
      - Да они у Пашки с рожденья разные, - плача, кое-как объяснил он, Один зеленый, второй карий. Щас бедная Люда офигеет... Айда, приколемся.
      Бедная Люда суетилась вокруг Пашки, словно испуганная курица перед цыпленком. Правда, "цыпленок" был супербройлерным.
      - Паша, - испуганно просила она его, - Дай-ка я тебе пульс померяю...
      - На, меряй, - протянул ей Паша лапу, - Жалко, что ли?
      - Паша, - врачиха терялась все больше, - А как ты себя чувствуешь?
      - Нормально чувствую, - пожал тот плечами, - Чего это ты на меня так смотришь?
      - Пашенька, - Люда растерялась совсем уже окончательно, - Ты прости, а... У тебя глаза вообще какого цвета? - еле пролепетала она.
      Паша внимательно посмотрел на нее.
      - Ну, голубые - ты что, сама не видишь? Э-э, Люд, ты чего?! - еле успел он подхватить докторшу, побелевшую, как ее халат.
      - Мальчишки, да ну вас в баню с вашими шутками, идиоты! - налетела Зина, - Заикой же человека сделаете! Люда, Люда... - нежно захлопала она ее по пухлым щекам, - Ну-ка, давай, приходи в себя... Чего смотрите, балбесы, нашатырь достаньте! Вон, в сумке у нее!
      - Не нада насатыля, - подскочил аккуратный ловкий Мося, - Ссяс все холосо будет.
      Поддерживая смуглой ладошкой голову сомлевшей докторши, он быстро, но бережно уперся ногтем большого пальца в основание ее носа и начал быстро его массировать. Буквально через пару секунд Люда очнулась, выслушала молящего о прощении Лаэрта и разревелась.
      Потом мы наперебой успокаивали ее, и Лаэрт во искупление грехов добровольно отправился мыть полы в медпункте (для гордого джигита это был поступок, согласитесь). Потом мы с Сергеем в четыре руки чистили картошку, а Мося, напевая себе под нос, готовил какой-то диковинный салат. Уж чего только он туда не накидал - не ведаю, помню только, как он вдруг стремительно сорвался, метнулся во двор (оттуда донеслось возмущенное куриное кудахтанье) и вернулся с пучком какого-то чертополоха.
      - Мось, - окликнул его Сергей, - Ты чего там у кур отобрал?
      - Нисего не отобрал. Они глюпый, не знают, что это кусать мозно.