Глава 23

О-Хисе не хотелось сидеть в имении Ниу. Не хотелось шить одежду для кукол дочерей даймё под надзором Ясуэ, старшей швеи. Когда время встречи с Сано прошло, душа о-Хисы стала изо всей мочи рваться к мастерской мечника, но...

— Когда закончишь это, — Ясуэ указала на крошечное кимоно, которое подшивала о-Хиса, — возьми вон то. — Оглядела яркие отрезы ткани, лежащие на полу. — До праздника кукол всего месяц, а нам нужно приодеть две сотни игрушек. Иначе накликаем беду на дом.

О-Хиса вздохнула:

— Хорошо, Ясуэ-сан.

Когда-то о-Хисе нравилась эта работа, она навевала воспоминания о счастливом детстве. Мать и бабка, обе вдовы, обшивали за гроши окрестную голь. Но они всегда раз в год устраивали праздник кукол — традиционную радость для девочек. Поздно вечером они садились вокруг плиты и принимались шить кукольные наряды. Мать непослушными от усталости руками ласково и терпеливо показывала маленькой дочери, как кроить и метать. Слепая бабушка, улыбаясь, на ощупь стачивала детали одежды. Десятый и последний праздник, накануне отбытия из Нихонбаси к месту первой работы, особенно запомнился о-Хисе.

— Не плачь, деточка, — сказала бабушка. — Ты будешь приезжать к нам на Новый год, когда слуг распускают по домам.

— Будь храброй и старательной, — наставляла мама, моргая, чтобы слезы не потекли ручьем.

О-Хиса вздохнула, опечаленная сравнением прошлого и настоящего. Кимоно будет из шелка, а не из хлопчатобумажного лоскутка. И куклы будут из качественного фарфора, а не из дерева или соломы. И праздник будет для дочерей даймё, а не для нее.

Были у о-Хисы и другие причины для печали. Пораженные артритом пальцы старшей швеи больше не держат иглу. Ясуэ сохраняет должность только потому, что некогда служила в семье госпожи Ниу. Теперь ее основной работой является наушничество. Через старшую швею госпожа Ниу узнает обо всем, что творится на женской половине.

Рядом с Ясуэ сидит служанка о-Аки, грузная, хмурая — ей бы подковы гнуть, а не иголкой искусничать. Тоже доносчица. Ее специализация — слуги. Докладывает госпоже Ниу об их ошибках, разговорах, мелких кражах, проказах. Однажды застукала помощника повара. Сломала мужчине руку и отвела к хозяйке.

— О-Хиса, ты делаешь слишком крупные стежки. — Старшая швея сердито насупилась. — Укороти. Что за неумеха! Неужто мать тебя ничему не научила?

— Простите, Ясуэ-сан.

Пошивочные, где они сидят, — островок тишины в бурлящем доме. Хотя смерть барышни Юкико и траур определенным образом влияют на обстановку, тем не менее приготовления к Новому году кипят. Слуги заканчивают генеральную уборку. Дочери даймё, наложницы и их фрейлины выбирают кимоно, в которых отправятся на вечеринки. Служанки греют воду для мытья, укладывают волосы, приносят и уносят одежду, делают массаж, подают чай и закуски. Повара варят, парят, пекут, шинкуют. Ошалелые от суматохи дети с воплями гоняются друг за другом по коридорам. О-Хиса рассчитывала, что под шумок удастся улизнуть, чтобы встретиться с Сано, но ее приобщили к праздничным хлопотам и выйти из дома нет никакой возможности. Как теперь найти Сано?

Хотя молодой господин ни словом, ни делом не намекнул — дескать, знаю, что ты подглядывала за мной на вилле, — однако после смерти барышни о-Хиса почувствовала слежку. Много раз она проходила по коридорам имения и слышала, как за ней открываются и закрываются двери, как незримые наблюдатели фиксируют ее перемещения. Когда она выходила с поручением за ворота, какая-нибудь служанка обязательно невзначай попадалась на пути, и они шагали вместе. О-Аки перебралась в комнату о-Хисы в качестве четвертой соседки. А по возвращении с виллы совсем стало невмоготу. Ясуэ и о-Аки встретили о-Хису на пороге дома и с тех пор держат под постоянным контролем. О-Хиса бросила на церберш внимательный взгляд. А что, если взять и убежать? О-Аки догонит и сломает руку? Ясуэ донесет господину Масахито? Он убьет о-Хису. Ну и пусть! По чести говоря, она заслуживает смерти. Но прошлой ночью ей снова приснилась барышня Юкико. Черные умоляющие глаза на голубом лице. Тонкие пальцы, уже обглоданные рыбами, просяще тянутся к ней. Волосы — будто черное облако на воде. Сано полагает, что о-Хиса может упокоить несчастный дух, если все расскажет Совету старейшин. Хорошо, она согласна. Однако защитят ли старейшины ее семью от гнева Ниу? Очень хочется верить. Только как ускользнуть от тюремщиц?

— О-Хиса! — Хриплый голос Ясуэ нагло вмешался в мысли девушки. — Ты неровно подгибаешь, исправь.

— Да, Ясуэ-сан. Простите. — О-Хиса принялась распарывать стежки и уколола палец. От боли, а вернее, от тоски слезы потекли ручьями. Высасывая кровь из ранки, о-Хиса представляла, как Сано, не дождавшись, уходит в неизвестность.

Из коридора донеслись голоса служанок:

— Ты подмела павильон в северном саду?

— Нет. Я думала, ты подметешь.

— А я думала, ты.

Северный сад находился вблизи ворот.

— Может, мне подмести? — робко предложила о-Хиса.

Ясуэ насупилась.

— Сиди.

Заметив одобрительный кивок о-Аки, о-Хиса почувствовала, как все внутри оборвалось. Тут ей пришла замечательная идея. Она изобразила конфузливую улыбку.

— Можно выйти?

— Куда это? — спросила Ясуэ.

— В место для облегчения, если вы не против. — Так в доме величали уборную.

Ясуэ в досаде поджала губы, она явно боялась нарушить приказание.

— Ладно уж, раз приспичило. Но дольше времени не задерживайся! О-Аки, иди с ней.

Поеживаясь от пронзительного взгляда, о-Хиса прошла в уборную для слуг — крошечный домик, по понятным причинам стоящий на отшибе. Заперевшись, она произнесла в уме короткую молитву. Затем, поборов отвращение перед тем, что предстояло, задрала и подвязала на талии полы кимоно, чтобы не мешали, и встала на колени у отверстия выгребной ямы.

Хотя бадью часто опорожняли и ополаскивали настоем из душистых трав, широкое очко чудовищно воняло. О-Хиса заглянула в очко. Бадья была заполнена наполовину. Сдержав тошноту, девушка села, осторожно опустила ноги в отверстие, нащупала края бадьи, выгнулась и сползла в промежуток между бадьей и полом уборной. Люк, который слуги использовали для выноса нечистот, находился справа. Она протиснулась к маленькой двери и открыла ее. Отвращение и страх взяли верх над осторожностью. О-Хиса и не подумала убедиться, нет ли кого за дверью. Свобода! Девушка вывалилась из люка, немного полежала на холодной земле, судорожно вдыхая свежий воздух, вскочила на ноги и помчалась вон из усадьбы, на бегу расправляя кимоно. Силу и смелость ей придавала мысль о родных. После Совета старейшин она навсегда вернется к маме и бабушке. Она больше не увидит семью Ниу.

О-Хиса обогнула женские апартаменты и устремилась к мужским. Они предназначались для даймё, его старшего сына и их ближайших советников, поэтому сейчас пустовали. Масахито жил в отдельном флигеле, он тоже не мог здесь угрожать о-Хисе.

Она остановилась, чтобы сориентироваться. Прежде ей не доводилось бывать в этой части имения. Безлюдные дома, закрытые ставнями окна, притихшие сады... Как попасть к воротам?

О-Хиса припустила наугад. Нельзя мешкать. О-Аки может в любой момент обнаружить, что пленница сбежала, и сообщить старшей доносчице. Имение начнут обыскивать, и не сносить девушке головы.

О-Хиса углубилась в узкий проход между зданиями. Раздался скрип. Дверь? Девушка инстинктивно взвизгнула и обернулась. На крыше сидела ворона. «Нашла время каркать!» — поперхнулась о-Хиса. Она почти жаждала, чтобы ее нашли, избавив тем самым от страха и неопределенности. Только мысль о семье придавала ей отвагу. Всего через несколько часов она будет дома. Как приятно удивятся мама и бабушка, когда увидят ее на день раньше праздника! О-Хиса прильнет к материнской груди и забудет обо всем, что пережила у Ниу. Ей не приходило на ум, что родные расстроятся, узнав, почему она бросила выгодное место работы.

О-Хиса выбежала в сад, увидела ворота и ринулась к ним. На белом гравии между бесформенных валунов зачернели следы.

Она почти достигла ворот, когда позади послышались хрустящие шаги. Не останавливаясь, она метнула взгляд через плечо, открыла рот — и не успела крикнуть.

Шнур оборвал дыхание. Она рухнула, скорчившись, наземь. Перед глазами возник родной дом, осиянный золотым нимбом. Мама и бабушка сидят у плиты. Любящие улыбки манят о-Хису. Она потянулась к дорогим лицам, но видение исчезло. Вместо него появилось другое.

Барышня Юкико. Воплощение бесконечного сострадания. Барышня простерла вперед руку, приветствуя о-Хису в мире мертвых.

Глава 24

Замок стоял на вершине холма, поросшего лесом. Это был огромный, хорошо укрепленный город в городе. За толстыми стенами пребывали сёгун Токугава Цунаёси, его семья, ближайшие союзники и целая армия солдат, чиновников и слуг.

Символ могущества Токугава, как всегда, вызвал у Сано благоговейный трепет. Исиро уверовал в безумие младшего Ниу. Кто, находясь в здравом уме, посмеет бросить вызов нынешнему сегуну? Замку почти сто лет, наверняка он продержится намного дольше. Несметное количество самураев находится в караульных помещениях, расположенных по верху стен и на смотровых площадках. За стенами поднимается на пять этажей главная цитадель, состоящая из соединенных между собой башен. Выступы и бойницы обеспечивают зону обстрела для ружей и пушек. Каменная кладка и черепичные крыши неуязвимы для пуль и ядер. Батальон стражников, вооруженных мушкетами и мечами, охраняет обитые железом главные ворота.

Наблюдая за потоком посетителей, самозваный сыщик оробел. Он никогда не бывал в замке: семья Сано слишком незнатна, прежний ранг Исиро слишком низок. Тем не менее нужно попасть в центр шпионской сети Токугава. Там сортируют и обрабатывают информацию, собранную агентами по всей стране. Там, бесспорно, заинтересуются сообщением о заговоре двадцати одного.

Однако Сано не решался пересечь мост. Кроме собственных наблюдений и слов Любителя Клубнички, у него нет доказательств, что готовится покушение на сегуна. Ему неизвестно, как, когда и где выступят заговорщики. Значит, придется рассказать все с самого начала в надежде, что мэцукэ придут к единственно правильному выводу. Сано расправил плечи и твердой походкой подошел к стражникам.

— Я бы хотел встретиться с мэцукэ.

Стражники смерили его скучными взглядами.

— Покажите ваше приглашение.

— У меня нет приглашения. У меня есть сведения чрезвычайной важности для сегуна.

Стражник оперся на копье.

— "Чрезвычайной важности", говорите? Думаю, вам стоит рассказать мне. Если это не пустая болтовня, я прослежу, чтобы сообщение попало к нужным людям.

Представив, как сообщение будет искажено при прохождении через бюрократические инстанции — да и вообще получат ли его мэцукэ, — Сано покачал головой.

— Я должен лично доложить.

— Ничего ты не должен. — Стражник стряхнул налет вежливости, голос стал грубым. Это был пехотинец Токугава, один из тех, кто прославился заносчивостью и хамством. — Или оставляй сообщение, или катись отсюда. Некогда нам трепаться. — Он отошел к группе прибывших самураев.

Прежде чем отпустить восвояси мокрого и возмущенного Любителя Клубнички, Сано вытряс из него имя мэцукэ, на которого работал Нориёси. Однако галерейщик не помнил фамилию: то ли Дзодо Иккю, то ли Тода Иккю.

Решив попытать счастья, Сано сказал:

— Тода Иккю снимет вам головы, если вы не отведете меня к нему.

Стражник немедленно повернулся к Сано.

— Вы человек Тоды? — Лицо расплылось в понимающей ухмылке. — Что же вы сразу не сказали?

Он постучал копьем по воротам. Вышел новый стражник.

— Отведи этого человека к Тоде Иккю.

Сано понял основной принцип работы правительственной бюрократии: манипулирование людьми через их страх перед начальством.

За главными воротами оказались дополнительные. Ограниченное стенами квадратное пространство между двух ворот служило ловушкой для пронырливого противника. Сано насчитал по крайней мере двадцать стражников, внимательных, суровых, готовых действовать. Они забрали у Сано мечи и обшарили в поисках спрятанного оружия.

Боковые ворота вывели Сано и сопровождающего на просторный двор, по сторонам тянулись длинные деревянные навесы с красными шторами. Арсенал. Сотни вооруженных самураев, пеших и конных. Резкий запах конского пота; непрерывный гул голосов. И топот.

И снова ров и мост, контрольный пункт, стена с воротами, двор, самураи... Сано почувствовал себя крошечной букашкой, которую и муха в состоянии раздавить. Наверное, безумие придает Ниу Масахито нечеловеческую храбрость.

Миновав очередные ворота, Сано с охранником поднялись в извилистую крытую галерею. Бойницы и стрельни прорезали белые оштукатуренные стены и смотрели на каменный забор. Через равные промежутки галерея обрывалась просторными квадратными площадками, с них защитники могли забросать камнями любых злоумышленников. Крепость Токугавы гарантировала его потомкам спасение от внешних врагов, но кто спасет их от внутренних? Сано решил, что засада на сегуна будет устроена за пределами замка, подальше от его гарнизона.

Последние ворота распахнулись, и Сано с охранником очутились в классическом саду с подстриженными кустами, соснами и валунами. И патрулями, разумеется. Широкая гравийная дорожка привела ко дворцу.

Невысокий просторный дом, алебастровые стены, кипарисовые балки, ставни и двери. Черепичная крыша с башенками, увенчанными изображениями золотого дракона. Отдаленная музыка... Сано подумал о речи Масахито. Кланы даймё и впрямь обеспечили роду Токугава прекрасное житье.

У резных дверей стояла охрана. Получив разрешение войти, Сано с сопровождающим разулись в гулкой прихожей и углубились в лабиринт коридоров.

В этом крыле дворца располагались правительственные чиновники. Солнечный свет из забранных решетками окон падал яркими полосами на полированные кипарисовые полы. Обширные залы. Расписанные великолепными пейзажами приемные с помостами, выложенными подушками. Запертые кабинеты. Дважды сопровождающий отсалютовал патрулю; один раз и Сано и охранник поклонились чиновнику в широком кимоно. Неестественная тишина царила вокруг. Скрип половиц эхом разносился по коридорам.

— Новый год, — проворчал охранник. — Эти бездельники уже поразъехались на каникулы.

Единственная открытая дверь оказалась в очень узком темном проходе. Сано вслед за охранником вошел в кабинет. Так вот он каков, центр сёгуновой разведки!

Деревянные рамы, затянутые бумагой, делят прямоугольное помещение на закутки из расчета по окну на каждый. Столы и полки завалены книгами, свитками, футлярами для писем, письменными принадлежностями. На стенах развешаны карты, некоторые утыканы цветными булавками.

Застарелый запах табака пробивался сквозь аромат трав, которыми пытались освежить воздух к Новому году. Солнечный свет заслоняли ставни. Было холодно и тихо. В последней каморке горела лампа.

Человек в черном ровнял книги на стенной полке. Охранник вежливо кашлянул.

— В чем дело? — Человек обернулся и указал на Сано. — Кто он?

— Ваш информатор, Тода-сан, — несколько удивленно ответил охранник.

Прежде Сано не доводилось встречать мэцукэ. Он внимательно оглядел того, от кого зависела не только его судьба, но и существование режима. Тода был ни высок, ни мал, ни толст, ни худ. Возраст неопределенный. Внешность на редкость обыкновенная. Сано усомнился, что, покинув замок, сумеет узнать нового знакомого на улице. Похоже, безликость является обязательным атрибутом для профессионального контрразведчика.

— Это не мой информатор, — сказал Тода усталым голосом. — Я никогда в жизни не видел его.

— Но... но он сказал...

Тода перебил охранника.

— Меня не волнует, что он сказал. Уведите его. И позаботьтесь, чтобы сегодня посетителей больше не было. Вы сможете это сделать или мне поговорить с вашим начальником?

Охранник помрачнел.

— Ну ты, давай иди! — рявкнул он, подтолкнув Сано к двери. — Я поговорю с тобой за воротами.

— Подождите, — поспешно проговорил Сано. — Тода-сан. — Он поклонился. — Прошу вас, уделите мне минуту. У меня важная информация. Это касается заговора против сегуна. — На лице мэцукэ отразилось недоверие. — Это имеет отношение к вашему информатору Нориёси.

Проблеск интереса оживил глаза Тоды.

— Хорошо. Но только минуту. — Он кивнул охраннику. — Подождите за дверью.

Охранник вышел.

Тода сел на колени и жестом предложил Сано поступить так же.

— Представьтесь и кратко расскажите о себе. Я хочу знать, с кем имею дело.

«И стоит ли мне верить», — подумал Сано.

Выслушав его рассказ, Тода спросил:

— Вы не тот ёрики, которого недавно выгнал судья Огю?

«Плохие новости распространяются быстро. Не поверил», — вздохнул Сано.

— Да, это я. Но прошу вас, воздержитесь от предвзятости. Сначала выслушайте меня, а потом выносите приговор.

У Тода, как ни странно, обнаружилась характерная манера. На протяжении всего рассказа Сано он непроизвольно кончиком указательного пальца правой руки поглаживал один за другим ногти на левой руке.

Сано замолчал. Откуда-то донеслись трескотня хлопушек и дробь барабана. Тода не мигая смотрел на Сано. Исиро внутренне сжался.

— Так. Вы говорите, что Ниу Масахито, а не казненный борец Райдэн, убил Нориёси, чтобы не допустить раскрытия заговора двадцати одного? — вымолвил Тода.

— Именно так. — Сано выложил на полу перед мэцукэ сандалию и веревку. — Вот мои вещественные доказательства.

Он объяснил значение предметов.

— Вы полагаете, господин Ниу убил свою сестру либо потому, что и она узнала о заговоре, либо потому, что стала свидетельницей убийства. И гибель вашего секретаря тоже организована господином Ниу, так по-вашему?

— Да.

Тода кивнул и снова принялся гладить ногти.

— Гениально придумано, — промурлыкал он.

У Сано упало сердце.

— Вы не верите мне.

Этого и следовало ожидать. Чиновники достигают высоких постов, плывя по течению, а не против него.

— Я не сомневаюсь в вашей искренности, Сано-сан, — возразил Тода. — Я вижу, вы убеждены в своей правоте. Однако ваши мотивы мне, да, думаю, и вам тоже, ясны. Первое. Вы хотите отплатить Ниу за их, как вам кажется, роль в ваших бедах. Второе. Вы хотите доказать, что лучше вашего бывшего начальника знаете, как раскрыть преступление. Третье. Вы хотите искупить вину за смерть Цунэхико. Неужели вы рассчитывали, что вам поверят?

Протест непроизвольно сорвался с губ Сано.

— Я ничего не придумал, вы ошибаетесь!

Он запнулся, сообразив, что перестал существовать для Тоды, как только назвал свое имя. Такая несправедливость привела его в ярость. Но он взял себя в руки, понимая, что сейчас есть вещи поважнее задетой гордости.

— Прежде чем вы забудете обо всем, что я рассказал, проверьте господина Ниу и его друзей, — взмолился Сано. — Ради сегуна.

— Сёгун и так хорошо защищен... против реальных опасностей. — Тода сделал акцент на слове «реальных». — Его военная мощь огромна, группка заговорщиков — даже если она существует — может не надеяться на успех. Времена мятежей вроде Великого заговора ронинов давно прошли. Уверяю вас, кланы даймё, включая Ниу, весьма заинтересованы в нынешнем режиме. Они распоряжаются провинциями и значительной частью богатств страны. В войне против Токугава они потеряют все.

Несмотря на драматичность ситуации, Сано едва не рассмеялся: он вспомнил свои аргументы в споре с Кацурагавой.

— Заговорщики — безрассудные, амбициозные молодые люди, у них отсутствует присущий старшим членам их семей инстинкт самосохранения, — сказал Сано. — А судя по тому, что я узнал о господине Ниу, он не из тех, кто подчиняется логике. Возможно, из-за безумия, которое распространено в его семье.

— Нам известно о пристрастиях молодого господина Ниу. Вы не в состоянии сообщить нам ничего нового. Масахито не представляет угрозы для сегуна.

Судя по тону речи мэцукэ, Сано сумел пробить брешь в обороне противника.

— Похоже, вы недооцениваете господина Ниу из-за того, что он инвалид.

Тода, обретя бесстрастность, встал и снял с полки записную книжку. Сел, заводил пальцем по иероглифам.

— Господин Ниу Масахито. Родился с деформированной правой ногой из-за... — Он изложил мнения врачей и астрологов, присутствовавших при рождении сына даймё. — Живет с матерью в Эдо, так как отец его на дух не переносит. — Тода перевернул несколько страниц. — В возрасте пятнадцати лет убил ронина на дуэли, которую сам и затеял. Летом того же года во главе банды напал на поселение эта, убил десять человек. В возрасте шестнадцати лет забил насмерть мальчика, оказывавшего интимные услуги, и с тех пор не имеет доступа в Ёсивару. Мальчиков ему поставляют на семейную летнюю виллу в Уэно. Совокуплению предпочитает самоудовлетворение и нанесение поверхностных ран усыпленному партнеру. В возрасте семнадцати лет...

Перечень был длинный. Ужасаясь крайностям поведения Масахито, Сано одновременно восхищался богатством информации, собранной мэцукэ: «Неужели им удалось внедрить шпионов даже среди слуг и вассалов Ниу? Может, они и впрямь знают все, что стоит знать о Ниу? Может, заговор всего лишь игра в „верю — не верю“, которой забавляется группа молодых богатых бездельников?»