Конечно, не тем, которые, повесив на шею Евангелие или медный крест, думают, что они защищены от всякого зла, и видят в этом совершенное благочестие, но тем, кому он открыл высшую тайну приятия Своего тела. Если столь важная вещь ничто, более того, если она пагубна, то почему мы доверяем другим плотским вещам, если в них нет духа? Может быть, ты каждый день участвуешь в богослужении, живешь для себя и тяготы твоего ближнего тебя не касаются. Значит, ты пока еще во плоти таинства. Но если ты, участвуя в богослужении, озабочен, чтобы оно действительно было тем, что оно обозначает, т.е. духом, единым с духом Христовым, телом, единым с телом Христовым, — тогда ты живой член церкви. Если ты ничего не любишь, кроме Христа, если ты думаешь, что твое имущество принадлежит всем, если тяготы всех людей печалят тебя, как свои собственные, — тогда ты участвуешь в богослужении с большой пользой и действительно духовно. Если ты чувствуешь, что в какой-то мере превращаешься в Христа и все меньше и меньше живешь в самом себе, благодари дух, который один животворит. Многие имеют обыкновение считать, сколько раз и когда они были на богослужении, и так кичатся этим великим делом, будто они ничего, кроме этого, не должны Христу — выходя из храмов, они возвращаются к своим прежним привычкам. Я хвалю, что они посвящают себя плоти благочестия, но не хвалю, что они на этом останавливаются. Ты можешь сам дополнять тем, что при этом происходит на твоих глазах. Происходит смерть Главы. Испытай себя, как говорят, в глубине сердца, сколь похож ты на человека, умершего для мира. Потому что, если тобой до сих пор владеет гнев, честолюбие, страсть, удовольствие, зависть, то даже, если ты стоишь у алтаря, ты далек от жертвы. Христос распят за тебя, и ты принеси на заклание своих овец. Пожертвуй себя Тому, Кто за тебя принес себя в жертву Отцу. Если ты этого не поймешь и не поверишь в это, возненавидит Бог твою тучную и жирную набожность. Ты крещен не для того. Чтобы сразу считать себя христианином. Никакой разум (mens) ничего, кроме мира, не понимает: с виду ты христианин, а втайне язычник из язычников. Почему так? У тебя только тело таинства, духа у тебя нет. Какое значение имеет, что тело омыто, если душа остается в пятнах? Плоть посолена; что из того, если душа остается без соли? Тело помазано, а душа не помазана.

Я признаю тебя христианином, если только ты внутренне сопогребешь себя со Христом, если решишь идти с Ним в новой жизни. Для чего тебя окропляться святой водицей, если ты не стираешь с души внутреннюю грязь? Ты почитаешь святых, радуешься, что прикасаешься к их останкам. Однако ты пренебрегаешь тем лучшим, что они оставили, — примерами чистой жизни. Никакое почитание не угоднее Марии, чем твое подражание Ее смирению. Для святых нет благочестия, желаннее и лучше твоих стараний следовать их добродетели. Ты хочешь расположить к себе Петра или Павла? Подражай вере одного и любви другого — сделаешь больше, чем если десять раз сбегаешь в Рим и обратно. Ты хочешь удостоить высшей почести Франциска? Но ты спесив. Любишь деньги, ты спорщик. Принеси жертву этому святому: уйми себя, по примеру Франциска стань сдержаннее, относись с презрением к грязной роскоши, пожелай овладеть благами души. Оставь споры, победи зло добром! Святой оценит эту почесть гораздо больше, чем если ты зажжешь ему сто свечек. Ты считаешь очень важным, если тебя похоронят в облачении францисканца? Сходный наряд у мертвого не поможет тебе, если у живого нравы не были сходными. И хотя лучше всего брать пример полного благочестия с Христа, если тебя сильно радует почитание Христа в Его святых, подражай Христу в святых и, почитая отдельных святых, стремись изменить отдельные пороки или же взлелеять отдельные добродетели. Если это получится, то я не отвергну и того, как это проявляется. Я не осуждаю того, что ты с величайшим благоговением созерцаешь прах Павла, если это не противоречит твоей религии. Если ты почитаешь немой и мертвый прах, а не пренебрегаешь живым подобием Павла, до сих пор говорящим и дышащим, сохранившимся в его посланиях, разве это не опрокидывает твоей религии? Ты почитаешь кости Павла, запрятанные в ящичках, а не почитаешь его дух (mens), скрытый в сочинениях? Придаешь большое значение куску тела, видному сквозь стекло, и не удивляешься всей душе Павла, сияющей в его посланиях? Чтишь прах, который иногда устраняет телесные пороки, но почему не чтишь ты еще больше сочинения, которые исцеляют пороки душевные? Пусть восхищаются этими знаками неверующие, которым они были даны, а ты обратись с верой к его книгам, дабы с верой, что Бог может все, ты научился любить Его больше всего. Ты почитаешь изображение лика Христова, вытесанное из камня, из дерева или расцвеченное красками. Гораздо благочестивее почитать образ его ума (mens), который искусством Святого Духа явлен для нас в словах евангельских. Никакой Апеллес не передает так кистью черты и обличье тела, как отражается в речи образ всякого ума, а особенно у Христа. Так как Он — высшая простота и Истина, то не могло быть никакой разницы между архетипом божественной души (pectus) и извлеченным из нее образом речи. Как нет ничего более похожего на Отца, чем Сын — Слово Отца, исходящее из глубины Его сердца, так нет ничего более похожего на Христа, чем слово Христово, вышедшее из сокровенного святилища его сердца. И ты не восхищаешься этим образом, не почитаешь Его, не созерцаешь благочестивыми очами, не отдаешься Ему душой? У тебя есть столь святые. Столь действенные напоминания (reliquae) о Боге, а ты, пренебрегая ими, ищешь гораздо более чуждое? Ты пораженно смотришь на тунику или платок для вытирания пота, которые приписывают Христу, и сонно читаешь предсказания Христа? Самым важным ты считаешь, что у тебя дома есть кусочек креста. Но это ничто по сравнению с тем, что ты носишь скрытую в груди тайну креста. В противном случае если это делает набожным, то есть ли кто набожнее иудеев, нечестивейшие из которых видели, однако, глазами живого Иисуса во плоти, слушали Его ушами, трогали руками? Что же, Иуда был более счастлив? Он прижимался своими устами к божественным устам. Плоть без духа до такой степени не помогает. Что не было бы помощи и Деве-Матери, — ведь она родила Его от плоти своей, — если бы дух Его она не приняла от Духа. Это очень важно. Но выслушай еще более важное. Разве ты не читаешь о том, как немощны были апостолы до тех пор, пока они наслаждались телесным общением с Христом в телесном обличье, как грубо они тогда все понимали? Кто предпочел бы для полного спасения что-нибудь иное взамен долгой совместной жизни Бога и человека? Однако после стольких чудес, после того как он столько лет излагал свое учение божественными устами, после стольких доказательств Воскресшего, в последний час уже возносимый на небо. Разве не упрекает Он их за их неверие? В чем же причина? Конечно. Мешала плоть Христова, поэтому Он и говорил: «Если Я не уйду, Утешитель не придет. Вам лучше, чтобы Я пошел». Если телесное присутствие Христа для спасения бесполезно, то как посмеем мы установить совершенное благочестие в чем-либо. кроме вещей телесных? Павел видел Христа во плоти. Ты думаешь, что может быть важнее? А он пренебрегает этим, говоря: «Хотя мы, — сказал он, — и знали Христа во плоти, теперь уже не знаем».

Почему он не знал? Потому что он направился к лучшим дарам Духа. Возможно, я рассуждаю об этом многословнее, чем подобает тому, кто излагает правила. Однако я делаю это еще тщательнее, и не без важной причины. Потому что я знаю по опыту. Что в этом заблуждении — для всего христианства чума, которая несет еще более тяжкую погибель, так как внешне она очень близка к благочестию. Ведь нет пороков опаснее. Чем те. Которые подражают добродетели. Ведь кроме того, что и для добрых людей здесь скользкое место, это очень трудно исправить, так как когда опровергают вещи такого рода, невежественный народ думает, что над религией совершается насилие. Мир здесь примется громко возражать, залают крикливые спорщики, которые охотно поют об этом дома, потому что пекутся, разумеется, не о Христе, а о собственной выгоде. Относительно их невежественного суеверия или притворного благочестия мне надо чаще свидетельствовать, что я ни в коем случае не порицаю христианские обряды, касающиеся телесного (corporales caerimoniae), и старания простых людей, в особенности те, которые одобрил авторитет церкви. В них иногда — знаки и поддержка благочестия. Они почти необходимы детям Христовым, пока те не вырастут и не станут зрелыми мужами (vir perfectus); однако и зрелым не подобает презирать других, чтобы своим примером не повредить слабым. Я одобряю то, что ты делаешь, если только цель не порочна и если ты не назначаешь себе предел там, откуда тебе надлежало сделать шаг к тому, что ближе к спасению. Однако почитать Христа вещами видимыми ради видимого и считать это вершиной благочестия, нравиться себе за это, осуждать за это других, из-за этого приходить в исступление, даже умирать, — одним словом, отвращать от Христа всем тем, что только для этого и существует, чтобы приводить к нему, — это, конечно, и значит отпадать от евангельского закона, который духовен, и возвращаться в иудаизм. Это, может быть, не менее опасно, чем и без таких суеверий страдать большими явными душевными пороками! Это еще более тяжкая болезнь. Пусть так, но та неизлечимее. Как попотел этот замечательный ревнитель духа, чтобы отвадить иудеев от веры в дела и приблизить их к тому, что духовно! А здесь, я снова вижу, что христианский люд возвращается назад. Почему я сказал «люд»? Это следовало бы стерпеть, если бы такое заблуждение не распространилось и на добрую част священников, ученых и тех из их круга, которые признают духовную жизнь на словах и по одежде. Если соль утратила вкус, то чем солить остальных? Мне стыдно сказать, с каким суеверием большинство людей соблюдают несчастные обряды, которые установлены человеками вовсе не с тем намерением! С какой ненавистью они требуют их выполнения от других, с каким упорством в них верят, с каким легкомыслием судят других, с каким напряжением их защищают. Они думают, что за это должны попасть на небо. И если они в этом затвердели, то мнят себя Павлами или Антониями. Полные высокомерия, они начинают заниматься проверкой людей (как говорит комик), считая только то правильным, что они сами делают. Впрочем. Ты увидишь, что те, которые состарились в своем намерении, ничего не понимают в Христе, но животным образом пропитаны прискорбными пороками; в обществе раздражительные и едва переносимые для самих себя, в любви холодные, в гневе кипучие, в ненависти упорные, в речах ядовитые, во вражде неуступчивые, готовые бороться за любую мелочь; они настолько чужды Христову совершенству, что у них нет и обычных добродетелей, которые даже язычникам дали природа, жизненный опыт или наставления философов. Невежественные, неуживчивые, сварливые. Жадные до наслаждений, их тошнит от слов Божьих, всем бесполезные, подозревающие всех в плохом, льстящие себе! Неужели после стольких лет дело дошло до того, что ты хуже всех, а кажешься себе самым лучшим, что ты стал иудеем, а не христианином, служа только немым стихиям, видя славу свою не в тайном перед Богом, а в явном перед людьми? Но если ты жил в духе, а не во плоти, то где плод духа? Где любовь, где радость сердечная? Где мир со всеми? Где смирение, долготерпение, доброта, доброжелательность, обходительность, вера, скромность, воздержанность, чистота? Где в твоих нравах образ Христов? Ты говоришь: «Я не распутник, не вор, не святотатец и соблюдаю то, что исповедую». Разве это отличается от слов: «Я не такой, как прочие люди — грабители, прелюбодеи, и пощусь два раза в неделю». Я же весьма предпочитаю низкого мытаря, который умоляет о милосердии, таким людям, которые помнят свои благодеяния. О чем ты вещаешь? Разве ты исполнил то, в чем поклялся когда-то при крещении — что будешь христианином, т.е. духовным, а не иудеем? Из-за жалких человеческих установлений ты преступил божьи заповеди. Разве христианство — это не духовная жизнь? Слушай Павла, который говорит римлянам: «Итак, нет никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе, которые живут не по плоти. Ведь закон жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти. Так как по закону, ослабленному плотью, было это невозможно, то Бог, посылая своего сына в подобии греховной плоти и за грех, осудил грех во плоти, чтобы оправдание закона исполнилось в нас, которые живут не по плоти, а по духу. Ибо живущие по плоти помышляют о плоти, а живущие по духу думают о духе. Ибо плотские знания — это смерть, знания же духовные — жизнь и мир. Потому что плотская мудрость враждебна Богу; ибо закону Божьему не покоряются, да и не могут. Те же, которые живут по плоти, не могут угодить Богу». Что можно было сказать полнее? Что яснее? Однако люди изворотливо льстящие своим порокам и поспешающие порицать чужие, полагают, что это нисколько их не касается, и слова Павла о жизни по плоти они относят только к прелюбодеям и распутникам; то, что он сказал о мудрости плоти, которая враждебна Бога, они обращают против тех, которые изучали светскую науку (они это так называют).Они рукоплещут себе в обоих случаях: и за то, что они не прелюбодеи, и за то, что никаким наукам совершенно не обучены. Впрочем, они бредят, что жить в духе, это значит делать то, что сами они делают. Если бы язык Павла они рассматривали столь же тщательно, сколь сильно они пренебрегают языком Цицерона, они поняли бы, что апостол называет плотью, конечно, то, что видимо, а духом то, что невидимо. И он везде учит, что видимое следует подчинять невидимому, а не наоборот — невидимое видимому. Ты же, напротив, приспосабливаешь Христа к тому, чему подобало бы стремиться ко Христу. Ты требуешь подтверждения того, что слово «плоть» имеет отношение не только к похоти и роскоши? Слушай, что пишет тот же апостол колоссянам, обсуждая (как всегда) как раз это: «Никто да не обольстит вас самовольным смиренномудрием и служением ангелов, входя в то, чего не видел, безрассудно надсмехаясь плотским своим умом и не держась главы, т.е. Христа, от Которого все тело, соединяемое и связанное сплетениями и сопряжениями, растет приращением Божьим». Дабы ты не сомневался. Что он говорит о тех, которые, кичась какими-то плотскими обрядами, мешают духовным устремлениям других, смотри, что за этим следует: «Итак, если вы умерли со Христом для стихий мира, то для чего вы решаете как живущие в мире?» Поэтому, отвлекая нас от них, немного погодя он говорит: «Итак, если вы воскресли со Христом, то ищете горнего. Где Христос сидит одесную Бога. О горнем помышляйте, а не о земном». О чем напоминает он наконец, давая наставления духовной жизни? Неужели о том, как отправлять такие-то или такие-то обряды? Неужели о том. Чтобы мы так и так одевались? Чтобы питались такой-то и такой-то пищей? Чтобы одолели столько-то псалмов? Ничего подобного. А о чем? Он говорит: «Умертвите ваши земные члены, блуд, нечистоту, похоть, злую страсть и любостяжание, которое есть служение идолам». И немного погодя: «Теперь же отложите и вы все отложите: гнев, ярость, злобу». И немного ниже: «Совлекши с себя ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании Бога по образу Того, Который создал его». Кто же ветхий человек? Очевидно, тот самый Адам из земли земной, который на земле, а не на небесах. Под землей понимай все видимое и поэтому временное. Кто новый человек? Очевидно, небесный, с неба. Под небом понимай все невидимое и потому духовное. Наконец, чтобы мы по иудейскому обычаю не желали заслужить милость Бога соблюдением определенных правил и магическими обрядами, он учит, что наши дела настолько угодны Богу, насколько они связаны с любовью и ею же вызваны. Он говорит: «Более же всего имейте любовь, которая — связь совершенства, и да возликует в сердцах ваших мир Бога Христа, к Которому вы призваны в одном теле». Я дам более ясное доказательство: в Послании к галатам он часто называет плоть, часто дух. Он не только зовет их от похоти к чистоте, но пытается вырвать их из иудаизма и веры в дела, куда ввели их псевдоапостолы. Смотри, какие пороки он упоминает, перечисляя здесь дела плоти: «Дела плоти известны; это блуд, нечистота, бесстыдство, роскошь, служение идолам, волшба, вражда, распри, соперничество, гнев, ссоры, разногласия, ереси, зависть, убийства, пьянство, разгул и тому подобное». Немного дальше: «если мы живем духом, то должны поступать по духу». Затем, указывая как на чуму, враждебную духу, он добавляет: «Не будем жадны до пустой славы, раздражать друг друга, завидовать друг другу». Дерево узнается по плодам. Я не имею ничего против того, что ты бодрствуешь, постишься, молчишь, молишься и не избегаешь других правил такого рода. Я не поверю, что ты в духе, если не увижу плод духа. Почему мне нельзя утверждать, что ты во плоти, если ты почти всю жизнь занимался этими вещами и я до сих пор нахожу в тебе дела плоти? Зависть — больше чем женскую, гнев и военную ярость, никогда ненасытную страсть к ссорам, неистовое злоязычие, змеиный яд поношения, чванливость, грубое поведение, нестойкую веру, суетность, лживость, угодливость. Ты судишь брата за еду, питье, за одежду. А Павел судит тебя по делам твоим. Неужели тебя отделяет от плотских детей этого мира сего то, что ты пусть и в более легких вещах, но страдаешь теми же пороками? Разве не хуже тот, кто из-за перехваченного наследства, из-за обесчещенной дочери, из-за обиды родителей, из-за должности или из-за милости князя допускает гнев, вражду, соперничество, как поступаешь ты — стыдно сказать, — делая не только все это, но еще худшее? Более легкая причина греха не уменьшает проступок, но увеличивает его. Не важно, сколь сильно ты грешишь, но важно, с какой страстью. Еще важнее другое: ведь человек тем преступнее, чем легче отвращается от честного. Я теперь говорю не о тех, которым простой народ восхищается, будто они не люди, но ангелы. Однако не следует, чтобы их ранила моя речь, которая порицает пороки. А не людей. Если они хорошие люди, то радовались бы, что кто-то напоминает о том, что имеет отношение к спасению. Для меня не секрет, что среди них много таких, которые с помощью наук и дарования приобщились к таинствам духа. Но, как сказал Ливий, иногда случается, что большая часть побеждает лучшую. Впрочем, если говорить правду, то разве мы не видим, что даже самый строгий монашеский орден считает целью благочестия обряды, определенный порядок молитвословия или труд телесный? Если кто-нибудь проверит их и порасспросит о духовном, то едва ли найдет нескольких, которые живут не по плоти. И отсюда такая немощь душ, трепещущих от того, в чем нет страха, и зевающих при том, в чем высшая опасность. Отсюда это постоянное младенчество во Христе, чтобы не сказать хуже, потому что мы переоцениваем вещи, высоко ставим то, в чем одном нет ничего хорошего, и пренебрегаем тем, чего одного и достаточно. Мы всегда руководствуемся детоводителем, всегда под игом, никогда не стремимся к свободе духа, никогда не дорастаем до вершины любви. Как кричит Павел галатам: «Стойте и не подвергайтесь опять игу рабства», а в другом месте: «Итак, закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верой. А когда пришла вера, мы уже не под детоводителем, потому что все мы — сыны Божьи по вере во Иисуса Христа». И немного ниже: «так и мы, когда были маленькими, были порабощены началами мира. Но когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего, Который родился от женщины, подчинился закону, чтобы искупить тех, которые были под законом, дабы нам получить усыновление. Так как вы — сыны Божьи, то послал Бог в сердца наши Духа Сына Своего, вопиющего: „Авва, Отче!“ Поэтому уже не раб, но сын». И снова в другом месте: «Потому что вы и Тимофею: „Упражняй себя в благочестии. Ибо в телесном упражнении мало пользы, благочестие же для всего полезно“. И в Послании к коринфянам: „Господь есть Дух. А где Дух, там свобода“.

Но зачем мы приводим то одно, то другое место? Весь Павел состоит в том, что неуступчивая плоть презирается и что творец любви и свободы утверждает нас в духе. Ибо плоть, рабство, беспокойство, ссоры — неразлучные спутники, как и дух, мир, любовь и свобода. Апостол повсюду это вдалбливает. Неужели мы станем искать лучшего наставника благочестия, особенно если все Божественное Писание с ним согласно? Это была высшая заповедь в Моисеевом законе, это повторяет и завершает в Евангелии Христос. Главным образом из-за того, что Он родился и умер, чтобы научить нас не иудействовать, но любить. Как встревоженно, с какой страстью говорит Он после той тайной вечери своим апостолам, что надо заботиться не о еде и питье, а о взаимной любви! О чем еще учит, более того — просит участник его таинств Иоанн, как не о том, чтобы любили друг друга? И Павел повсюду, как я сказал. Славит любовь. В Послании к коринфянам он даже предпочитает любовь чудесам, пророчествам и ангельским речам. Не говори мне здесь, что любовь в том, чтобы часто ходить в церковь, припадать к статуям святых, зажигать свечи, повторять отсчитанные молитвы. Ничего этого Богу не нужно. Любовью Павел называет сотворять ближнего, считать всех членами одного и того же тела, полагать, что все едины во Христе, радоваться удачам братьев во господе, как своим, помогать их бедам, как собственным. Привыкните направлять заблуждающегося, научать незнающего, поднимать падшего, утешать удрученного, помогать страждущему, пособлять нуждающемуся; в общем все богатство свое, все старание, все заботы направлять на то, чтобы возможно более быть полезным во Христе, чтобы и мы, подобно Ему, Который и родился, и жил, и умер не для себя, а всего себя отдал за нас, так и мы имели бы попечение о пользе братьев наших, а не о своей собственной. Если бы это произошло, то не было бы ничего счастливее и легче жизни благочестивых людей; ныне мы видим, что она, напротив, почти печальна, трудна и полна иудейских суеверий, не свободна ни от каких светских пороков, а в некотором отношении даже еще хуже их. Если бы ныне ожил Августин, которого большинство славит как жизненный образец, он, конечно, не узнал бы этих людей и воскликнул бы, что он ничего не похвалит менее, чем этот вид жизни, и что он установил (монашескую) жизнь не по иудейским суевериям, а по наказу апостолов. Но я уже давно слышу, что мне хотели бы ответить люди немного более умные. «Чтобы не скатиться понемногу к более крупным порокам, надо быть бдительным по отношению к самому малому». Я слушаю это и одобряю. Но тебе не меньше надо следить не за тем, чтобы не погрязнуть в самых малых, а за тем, чтобы полностью избавиться от крупных. Там опасность виднее, а здесь она значительнее. Поэтому избегай Сциллы, но не попадай к Харибде. Делать те вещи — спасительно, но ограничивать себя ими — пагубно. Павел не запрещает пользоваться началами, но он не хочет, чтобы началами служил тот, кто свободен во Христе. Он не осуждает закон дел, но при условии, что им пользуются по закону. Без них ты, может быть не станешь благочестивым, но они не делают тебя благочестивым. Они приведут тебя к благочестию, если ты их для этого и употребишь. Если же ты начнешь наслаждаться ими, они тут же погасят всякое благочестие. Апостол пренебрегает делами Авраама, о которых все знают, что они чрезвычайно велики, а ты доверяешь своим делам? Бог отвергает жертвоприношения, субботу и праздники новолуний у народа своего, а все это Он сам и сотворил. Посмеешь ли ты сравнивать свои несчастные правила с заповедями закона божьего?

Послушай, однако, что говорит об этом Бог в отвращении и негодовании:

Когда Он упоминает соблюдения и правила священнодействий, умножение молений, разве не указывает Он, словно пальцем, на тех, которые измеряют набожность числом псалмов или молитв? Обрати внимание и на то. Как красноречиво усиливает пророк это божественное отвращение, когда говорит, что уже ни уши, ни глаза Его не могут вынести. Но почему, скажи, пожалуйста! Разумеется, он сам говорил. Что этого надо придерживаться с большим благочестием, с большим уважением, что в течение стольких веков это соблюдали святые цари и пророки. Он проклинает то, что до сих пор пребывает в законе плотском, а ты в законе духовном доверяешь своим несчастным правилам, появившимся у тебя дома? Поэтому в другом месте Он повелевает, чтобы этот пророк постоянно кричал и возвышал голос наподобие трубы; конечно, в серьезном деле, достойном сурового порицания, и таком, которого можно достигнуть только при большом напряжении. Он говорит: «Каждый день они ищут Меня и хотят знать пути Мои, как народ, который поступает праведно и который не оставляет законов Бога своего. Они вопрошают меня о судах праведности и хотят приблизиться к Богу. „Почему мы постились, а ты не видел. Смиряли души свои, а ты не знал?“ Вот в день поста вашего исполнится воля ваша, и требуете от всех должников ваших. Вот вы поститесь для ссор и распрей и нечестиво бьете кулаком. Не поститесь так до тех пор, пока не услышат ваш крик в высоте. Таков ли пост, который Я избрал, день, в который человек сокрушает свою душу? Когда склоняет свою голову, как тростник, и подстилает рубище и пепел? Разве это назовешь постом и днем, угодным Господу?» Но что на это сказать? Бог осуждает то, что Он сам заповедал? Нисколько. Что же? Однако оставаться во плоти закона и верить в вещь ничтожную — это Он, действительно, осуждает. Поэтому и в том и в другом месте Он показывает, что Он хочет, чтобы произошло. Он говорит: «Будьте чистыми, удалите зло помышлений ваших от очей Моих». Когда ты слышишь о зле помышлений ваших, разве Он не обозначает так дух и внутреннего человека? Очи Господа видят не в явном, а в сокрытом, и Он судит не по тому, что видят очи, и порицает не за то, что слышат уши. Он не замечает глупых девиц, снаружи красивых, а внутри пустых. И не знает Он тех, которые устами говорят: «Господи! Господи!» Затем Он напоминает, что опыт жизни духовной заключается не столько в обрядах, сколько в любви к ближнему. «Ищите правды, приходите на помощь угнетенному, защищайте сироту, вступайтесь за вдову».

Подобное добавляет Он в другом месте о постах. «Разве это не больше пост, чем который Я избрал? Развяжи оковы неправды, распусти узлы сжимающие, отпусти тех, которые сокрушены, освободись от всякого груза. Раздели с голодным хлеб твой и скитающихся бедных введи в дом твой. Когда увидишь нагого, одень его, и от плоти твоей не укрывайся». Что же должен делать Христианин? Будет он пренебрегать церковными заповедями? Станет презирать благородные традиции предков? Осуждать благочестивые обычаи? Тем более если он немощен, то сохранит их как необходимые, если силен и совершенен, тогда тем более станет следить, чтобы своим знанием не повредить брату немощному, не сразить того, за которого умер Христос. Этого не следует упускать из внимания, это необходимо делать. Дела телесные не осуждаются, но предпочитаются невидимые. Видимое служение не осуждается, но Бог умилостивляется только невидимым благочестием. Бог есть Дух, и смягчается жертвами духовными. Пусть будет стыдно христианам не знать того, что было известно языческому поэту. Он учил благочестию:

Нам не надо относиться с пренебрежением ни к языческому, ни к малозначительному автору. Изречение достойно великого теолога, и — как я понял — некоторые его почитают, но никто не читает. Так же как это: «подобное познается подобными». Ты веришь, что Бога можно более всего тронуть заколотым быком или пламенем воскурений, как если бы Он был телом. Он — дух (mens), и притом наичистейший, наипростейший. Поэтому почитать его надлежит более всего чистым духом. Ты полагаешь, что зажженная свеча — это жертва. А Давид говорил: «Жертва Богу — дух сокрушенный». И если Он отвергает кровь козлов и телят, то Он не отвергнет сокрушенное и смиренное сердце. Если ты делаешь, что подобает, пред глазами людей, то гораздо более старайся делать то, чего ищут глаза Божьи. Тело покрывается благочестивым облачением; зачем это. Если душа носит мирскую одежду? Если на внешнем человеке белоснежная туника, то пусть и одеяния внутреннего человека блестят, как снег. Внешне ты молчалив, пекись гораздо больше о том, чтобы дух (mens) твой внутри был свободен. В видимом храме ты преклоняешь колени — это ничего не значит, если в храме сердца своего ты восстаешь против бога. Ты чтишь древо креста; больше следуй таинству креста. Ты постишься и воздерживаешься от того, что позорит человека, и не воздерживаешься от грязных речей, которые пятнают и твою и чужую совесть. У тела пища отбирается, а душа наедается до отвала свиным горохом? Украшая каменный храм, получаешь священное место для молитвы. Какое это имеет значение, если храм сердца, стену которого проломил Иезекииль, осквернен мерзостями египетскими? Внешне ты соблюдаешь субботу. А внутри все грохочет от смятения пороков. Тело не распутничает, но ты жаден, и уже дух (animus) твой распутник. Телесным голосом ты поешь псалмы, но послушай, что говорит внутри дух. Устами ты благословляешь, а сердцем злословишь. Тело твое заключено в тесной маленькой келье, а в помышлениях ты бродишь по всему свету. Ты слушаешь слово Божье телесными ушами. Ты должен больше слушать внутренними. Ведь что говорит пророк? «Если вы не станете слушать внутри, то душа ваша будет плакать». Что же ты читаешь в Евангелии? «Так что они видя не видят и слыша не слышат». И снова пророк: «Слухом услышите и не уразумеете». Поэтому блаженны те, которые изнутри слышат слово Божье. Счастливы те, кому Господь внутри говорит слово, их души спасутся. Давид приказал, чтобы дочь царя, вся слава которой была внутри в бахроме золотой, приклонила такое ухо. Наконец, какая польза внешне делать добро, когда внутри свершается противоположное ему? Разве важно то, что телесно ты идешь в Иерусалим, когда в самом тебе Содом, Египет, Вавилон? Невелико дело идти плотскими ногами по стопам Христа, но очень велико — следовать за ним в любви. Если очень важно коснуться гроба Господня, то разве не более важно будет понять тайну Его погребения?