ОЗЕРО БЕЛЫХ ЛИЛИЙ

На много миль тянулось озеро, усеянное островами, чарующее своей красотой — повсюду в заводях, окаймленных травами, цветами, кустарником и высокими деревьями, росли крупные белые лилии. Мы направились к одному из островов. Наша недоверчивость рассеялась вместе с тяжелыми, дурманящими болотными испарениями. Мы полной грудью вдыхали свежий воздух, наслаждаясь красотой озера, в душе проснулась надежда.

Плот остановился у мыса. Водяной Человек вылез из воды и сделал знак следовать за ним. И вдруг нам открылось необыкновенное зрелище. На берегу собралось около тридцати человек: молодежь и старики, мужчины и женщины, девушки и дети. Все — с гладкой зеленоватой кожей, с глазами, блестящими, как карбункулы, и большими плоскими зрачками. Их волосы напоминали волнистые водоросли, а губы были сиреневыми.

При нашем появлении сбежались дети, подростки, подошел высокий старик. С радостным оживлением они столпились вокруг нас, издавая восклицания, похожие на гортанные звуки земноводных.

Так мы стояли, окруженные плотным кольцом, а из воды появились другие Люди Вод и тоже вышли на берег. Скоро вокруг нас собралась целая толпа озерных жителей, которые, несомненно, были людьми, причем из всех земных рас стояли ближе всего к белой. Их блестящая, чуть маслянистая кожа зеленого цвета не выглядела отталкивающей. У молодых она была бледно-зеленой, словно свежая весенняя поросль, у стариков — темно-зеленой, как мох или листья лотоса. Стройные, длинноногие девушки с тонкими чертами лица были по-настоящему очаровательны.

Трудно передать словами наш восторг. То, что мы испытали тогда, может привидеться разве что в мечтах. Перед нами словно приоткрылась завеса, отделяющая нас от времен юности человечества, от прекрасного времени появления жизни на Земле. Что касается капитана и меня, то к нашему восторгу примешивалась еще и гордость исследователей: какое открытие может сравниться с нашим? Разве не воплотилась в жизнь одна из самых волнующих легенд всех народов, разве перед нами не предстали наяву люди, словно вышедшие из древних преданий, но только в их внешности не было ничего сказочного и уродливого, присущего полулюдям-полузверям или полурыбам из сказок и мифов. И лишний раз мы смогли убедиться, что каждая легенда таит в себе долю истины. Ведь повествования о Сатирах и Фавнах, заметки Ктезиаса [4] о калистрианах, рассказ Ганнона [5] о встрече во время его путешествия с волосатыми людьми, жившими по берегам Гвинейского залива, подтверждаются реальным существованием горилл, орангутангов, шимпанзе. Может быть то, что мы увидели — воплощение огромного цикла легенд о Людях Вод? И открытие наше тем более замечательно, что перед нами были настоящие люди, а не антропоиды.

Первое удивление сменилось сильным возбуждением, я дрожал, словно в лихорадке, Деврез и Сабина испытывали то же самое.

Наш друг повел нас к зарослям ясеня. Там мы обнаружили хижину.

Вокруг бродили утки, лебеди, кулики — очевидно, прирученные. Нам принесли зажаренного окуня и свежие яйца. После еды мы вернулись на берег. Было тепло. Весь остаток дня мы наблюдали за передвижениями Людей Вод. Словно гигантские земноводные, они ныряли, исчезали под водой. Потом внезапно появлялась голова, и человек выпрыгивал на берег.

Меня восхищала их способность существовать в двух стихиях, и я продолжал рассматривать их с огромным любопытством, пытаясь обнаружить какой-то особый орган, позволяющий им так долго находиться под водой. Но кроме сильно развитой грудной клетки, не заметил ничего, что могло бы объяснить этот феномен.

В тот день нас ни на минуту не оставляли одних. Мы постоянно были окружены кольцом Людей Вод, которые пытались нам что-то сказать и выказывали удивительную дружелюбность.

Несмотря на очарование и загадочность этих странных существ, мы предполагали уже послезавтра отправиться в путь, рассчитывая, впрочем, как можно быстрее вернуться обратно, после того как будут отданы необходимые распоряжения. Из-за научной ценности нашего открытия капитан отказался от своего прежнего намерения двигаться на юго-запад.

Судьба изменила наши планы. Посреди ночи меня разбудил Деврез:

— Сабина заболела!

Я рывком вскочил на ноги. При тусклом свете факела из ясеневого дерева увидел, что она мечется в лихорадке. В волнении осмотрел и выслушал ее и только тогда слегка успокоился.

— Что-то серьезное? — спросил отец.

— Несколько дней полного покоя, и она выздоровеет.

— А сколько дней?

— Дней десять.

— Это самое меньшее?

— Да.

На его лице промелькнуло выражение досады от собственного бессилия, и он перевел на меня взгляд:

— Робер, я доверяю вам вашу невесту. Мне необходимо предупредить наших людей, чтобы они оставались в лагере еще несколько месяцев… К концу недели я вернусь.

Он взволнованно продолжал, шагая взад и вперед:

— Впрочем, если того срока, который я рассчитываю провести среди этих необычных существ, окажется недостаточно, мы непременно организуем новую экспедицию… У нас еще есть время. Если будет нужно, я выйду в отставку, чтобы иметь возможность пробыть здесь несколько лет… Именно поэтому мне нельзя бросить на произвол судьбы остальных членов экспедиции!

— Но лучше я сам отправлюсь их предупредить, — возразил я.

— Нет, вам нужно позаботиться о Сабине. А от меня что ей за польза, не больше, чем от пня.

Он обнял меня за плечи:

— Ведь я прав, Робер?

— Хорошо, пусть будет по-вашему, — ответил я.

Хотя Сабина слегка бредила, она поняла, о чем идет речь, и приподнялась на локте:

— Я достаточно здорова, отец, чтобы идти с тобой!

— Дочь моя, — с уверенностью сказал Деврез, — нужно слушаться врача. Я вернусь через неделю, выполнив свои обязательства. Неужели ты собираешься мне помешать?

Сабина промолчала, не пытаясь возражать отцу. Некоторое время мы сидели молча. Вскоре у девушки снова начался жар, она впала в забытье. Я смотрел на нее при тусклом свете факела, охваченный неясными предчувствиями. Голос капитана вывел меня из задумчивости:

— Вы уверены, что это не опасно?

— В медицине ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным.

— И все же, как вы полагаете?

— Насколько я могу судить, недели через две мадемуазель Сабина будет на ногах.

— Тогда я отправлюсь сегодня же…

Я понял, что решение Девреза твердо и не пытался его переубедить. Он ушел утром, как и обещал.

Болезнь оказалась гораздо менее серьезной, чем я предполагал. Через три дня Сабина начала поправляться и даже на несколько часов в день вставала с постели. Стояла чудесная погода. От острова и всего озера веяло какой-то неизъяснимой красотой. Наши хозяева были доброжелательны, любезны и по-прежнему полны к нам симпатии.

Прошла неделя. Сабина почти совсем поправилась; но мы начинали не на шутку беспокоиться: капитан все еще не вернулся. Как-то днем, сидя на берегу озера, я утешал Сабину, пытаясь, насколько это возможно, рассеять ее тревогу.

— Мне страшно, — повторяла она.

Я не знал, что ей и сказать, как вдруг возле нас выросла чья-то тень. Обернувшись, я увидел Водяного Человека, который нас спас и с которым у нас установились особенно дружеские отношения. Улыбаясь, он показывал нам большую сизую ласточку, из тех, что водились в этих краях, совсем ручную.

Человек приблизился и протянул мне птицу.

Я сразу же заметил, что у нее под брюшком прикреплена короткая трубочка из птичьего пера и отцепил ее. В ней находился свернутый тоненький листочек папиросной бумаги.

— Что это значит? — удивилась Сабина.

— Письмо от вашего отца!

Вот что там было написано: «Добрался до лагеря. При падении вывихнул ногу. Ничего серьезного. Однако вынужден задержаться. Не беспокойтесь, а главное — ждите меня. Не покидайте остров».

Сабина расплакалась. Я же, признаться, недоумевал, как это капитан позаботился написать нам это послание. Увидев улыбку на лице Водяного Человека, я догадался, что эта идея исходила не от Девреза. Между тем девушка продолжала отчаиваться.

— Сабина, — нежно прошептал я, — вывих ноги вовсе не опасен, через несколько недель он об этой неприятности даже не вспомнит.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

Водяной Человек исчез. Сабина больше не плакала. Вокруг царило безмолвие. Я обнял девушку. Ее белокурая головка склонилась ко мне на плечо, наши взгляды встретились. Ни в радостях, ни в невзгодах никогда еще я не был так счастлив. Сабина была усталая, ослабевшая. Ей так хотелось мне верить. Ясное небо, дрожащие тени придавали ее облику что-то божественное. О, таинственная сила Любви, побеждающей Смерть!

ОБИТАТЕЛИ ОЗЕРА

Шли дни. Мы все больше привыкали к чудесному озеру, гуляли по островам в сопровождении наших новых друзей. Юноши и девушки, резвясь, толкали наш плот, плавали вокруг него в прозрачной воде. На берегах, поросших свежей травой, мы отдыхали в тени трепетных ив и высоких тополей.

Но главным очарованием этой необыкновенной жизни были сами Люди Вод, которых мы узнавали все лучше и уже могли обмениваться с ними несколькими словами. Но не мы, а они учились нашему языку, так как наши уши оказались неспособными различать произносимые ими звуки.

Их нравы были просты и незатейливы. Понятие семьи для них вообще не существовало. Полагаю, что всего на озере жило около тысячи двухсот человек. Мужчины и женщины воспитывали сообща всех без исключения детей. Мы ни разу не видели, чтобы какой-нибудь ребенок остался без внимания.

Их жилища построены из бревен, покрыты мхом и ветками, в стенах проделаны окна. В теплую погоду жилища пустовали и использовались только зимой. Еду готовили под открытым небом, ели вареную рыбу, яйца, грибы и некоторые дикорастущие овощи. Они не употребляли в пищу ни мясо домашней птицы, ни других теплокровных животных. Мы сообразили, что они будут испытывать к нам отвращение, если увидят, что мы едим мясо, и потому ели то же, что и они. Чувствовали мы себя от этого прекрасно.

Их оружие представляло собой нечто вроде гарпуна, закрученного по спирали, который при броске летел по прямой, а также, описывая ряд последовательных кривых, мог возвращаться назад, подобно бумерангу австралийских аборигенов. Люди Вод им пользовались для добычи крупной рыбы. Кстати, рыбы в этом озере были самыми хитрыми из всех, что я когда-либо видел. Наверное, присутствие человека под водой заставило их на протяжении многих поколений выискивать более изощренные средства защиты. Наши хозяева очень ловко, охотились лишь на щук и окуней, а многих рыб приручили: они их не трогали, а ели только икру.

Люди Вод владели простыми ремеслами. Так, они знали гончарное дело, немного столярничали и плотничали. Вместо металлов они использовали очень твердую разновидность нефрита, из которого изготовляли наконечники гарпунов, пилы, ножи и топоры.

В целом их простые потребности не способствовали развитию ремесел.

Их жизнь была исполнена скорее поэтического начала, нежели практического смысла. Никогда прежде я не встречал людей, настолько лишенных чувства собственности, как Люди Вод. Казалось, они брали от жизни только то, что могло принести радость, счастье и отвергали то, что несет напрасные страдания. Нельзя сказать, чтобы они были бездеятельными. Люди Вод любили физические упражнения, подводные путешествия, плавали до изнеможения — подобно китам, они никогда не стояли на месте. В отличие от диких племен, у которых дни непрерывной охоты чередуются с днями полного отдыха, Люди Вод постоянно находились в движении.

Но эта невероятная активность не приносила никакой реальной пользы.

То был всего лишь отдых. Они плавали и ныряли так, как другие отдыхают. Кроме охоты, причем только на хищных рыб, они двигались ради того, чтобы двигаться.

Я не раз видел, как они показывали чудеса ловкости, выполняя такие замысловатые движения и принимая такие сложные позы, словно для них не существовало никаких трудностей; они вычерчивали такие линии, по сравнению с которыми изящество ласточки или форели кажется просто неуклюжестью. Их плавание отличалось такой виртуозностью и продуманностью движений, что казалось танцем, настоящим балетом, который они исполняли с замечательным искусством. Видя, как они плывут навстречу друг другу, разворачиваются, описывают круги вокруг партнеров, группами по двадцать-тридцать человек проносятся вихрем, я почувствовал в них несвойственную обычному человеку способность мыслить динамически или мускульно.

Особенно очаровательны были они при лунном свете. Я присутствовал на их водных празднествах, таких прекрасных, исполненных мечтой и негой, таких разнообразных по движениям, что ничто в мире не могло с ними сравниться.

Во время этих праздников, особенно когда они были массовыми, я наблюдал странный и восхитительный феномен. Из-за ритмических движений пловцов от воды исходило все нарастающее мелодичное звучание. Вначале едва различимый монотонный звук, словно доверительный шепот, чудесным образом ширился, гармония звуков слышалась все отчетливее. Вода дрожала и пела торжественную Песню Вод. От этого проникновенного, дивного, невыразимо нежного голоса у нас на глазах наворачивались слезы.

Тогда я вспоминал легенду о всепобеждающем пении Сирен, которое, как казалось древним мореплавателям, они слышали в море. Не их ли пение слышали и мы лунными ночами, но только песня эта была доброй и дружественной! И насколько явь превосходила миф, потому что пела сама Вода, само Озеро — то был шум волн, который Люди Вод настолько подчинили своему ритму, насколько подчиняется ему шум лесного ветра.

Мысль, сказанная движением, была у наших хозяев не только поэтической и обобщенной. Часто она могла выражать и что-то особенное, индивидуальное: то есть, я хочу сказать, что движения служили для передачи конкретных понятий. Например, я мог наблюдать несколько раз настоящие диалоги в движениях, общий смысл которых я в конце концов уловил. Мысли пловцов мне проследить не удалось, но в целом было ясно, что я наблюдал именно разговор. Я еще более утвердился в своем мнении, когда стал свидетелем занятий в воде с детьми: те, кто обучал детей, выражали свое одобрение или неодобрение особыми движениями; в конце концов я научился различать два из них: одно движение означало, что нужно закончить урок, другое —что нужно перейти к следующему заданию.

Разумеется, и чувство любви среди Людей Вод также передавалось движениями. Они умели выказать свою нежность, гордость, мольбу, причем у разных людей это выражалось по-своему, непредсказуемо, и в целом это было более тонкое, изысканное и куда более возвышенное искусство, чем наши словесные объяснения в любви.

Казалось, Люди Вод не имеют склонности к размышлениям, к абстрактным идеям. Я не заметил, чтобы у них существовала какая-то религия или вера в сверхъестественное, была только горячая любовь к природе. Я уже рассказывал об их любви к птицам и млекопитающим, а также к прирученным рыбам.

Эта привязанность рождала между людьми и животными самое тесное общение. Меня восхищало, как прекрасно они понимали друг друга. Я видел, как Люди Вод отдавали приказания саламандрам, летучим мышам, птицам, карпам — приказания, сама мысль о которых показалась бы нам фантастической. Например, отправиться в указанное место на такой-то остров, в такой-то уголок озера. Лебеди, послушные приказаниям, плавали за десятки миль. Летучие мыши на несколько дней прекращали охоту, карпы на время покидали свои привычные места.

Сцена, которую мы наблюдали во время нашей первой встречи с Водяным Человеком, с тех пор часто повторялась у нас на глазах. С помощью тростниковой трубочки с вырезанными в ней желобками разной величины и маленького каменного крючка музыкант извлекал звуки, размер которых мы едва могли различить. На эти звуки собирались животные и застывали, словно очарованные: пресмыкающиеся, птицы, рыбы внимали им, хищные звери на время прекращали охоту [6].

Сколько раз это зрелище очаровывало нас, сколько дивных часов мы провели, наблюдая, как с помощью столь примитивного музыкального инструмента эти музыканты возрождали древние легенды. Каким неизъяснимым блаженством веяло от игр, от всего образа жизни племени амфибий!

Я говорил уже об исключительной свободе их нравов. Обычно браки между ними длятся в течение лунного месяца. Время выбора совпадает с новолунием. Тогда юноши и девушки находят себе пару до следующего новолуния. Подобные нравы не вызывали никаких беспорядков, ибо сочетались с удивительной честностью. Мы не заметили ни ссор, ни драк между нашими хозяевами-мужчинами. Сделав выбор, каждый оставался ему верен до истечения лунного месяца, а затем — выбирал заново, на следующий период. Не запрещалось продлить свой союз, но такое встречалось редко. Чаще партнеры возвращались друг к другу несколько месяцев спустя. Дети некоторое время жили с матерью, но об их благополучии заботилась вся община.

Что же касается особого органа [7], благодаря которому люди-амфибии приспособились так долго оставаться под водой, то решительно я не мог найти ни малейшего его следа. Водяной Человек в состоянии нырнуть и не появляться на поверхности в течение более получаса. Если добавить, что скорость его передвижения под водой — тридцать-сорок пять километров в час, то, очевидно, он может соперничать даже с китами. В действительности он превосходит последних благодаря своему зрению, которое замечательно приспособлено к тому, чтобы видеть под водой. Об этом можно было догадаться уже при беглом осмотре его глаз: огромные, лишенные выпуклости зрачки так же хорошо приспособлены видеть под водой, как глаза сокола— видеть в воздухе. Невероятная ловкость движений также свидетельствовала о превосходно развитом у них органе зрения: они демонстрировали чудеса ловкости, выполняя совместные движения, рассчитывали с точностью до дюйма свои прыжки, которые в противном случае могли бы закончиться ужасным падением. Во время подводной охоты они могли различать мелких рыб на расстоянии в несколько сотен метров.

На суше Водяной Человек видит окружающее неотчетливо, как все дальнозоркие: плохо различает предметы вблизи, и наоборот, прекрасно видит вдаль.

Его слух тоже заметно отличается от нашего. Я говорил о музыке Людей Вод, прерываемой коммами [8], и об их странном произношении. Все это происходит потому, что, как мне кажется, их слух, зрение, да и весь организм приспособлены скорее к подводной, нежели наземной жизни. Известно, что под водой звук проходит в четыре раза быстрее, и в этом, по-видимому, главная причина отличия между высокоразвитым слухом амфибий в водной среде и обычным «земным» слухом. Мне могут возразить, что подлинное отличие состоит уже в том, что подводные существа, как правило, немы, и что слух стал развиваться лишь в разреженном воздухе. Я не стану здесь обсуждать эту проблему. Что же касается феномена Людей Вод, то на моей стороне научные опыты, которые выше любой теории. Замечу лишь следующее: однажды возникнув, слух мог измениться под влиянием среды, которая прежде препятствовала его возникновению. Таким образом, если чересчур плотная среда и могла бы противодействовать зарождению органа слуха, то это отнюдь не доказывает, что уже существующий орган не сможет развиваться, если животное снова будет вынуждено жить в плотной атмосфере. Да и сам факт, что слух зародился на земле в разреженной атмосфере, совсем не опровергает то, что он мог зародиться по-иному: просто для этого понадобилось бы еще несколько миллионов лет. И, наконец, самое главное — современные научные гипотезы, в том числе объясняющие феномен происхождения слуха, к сожалению, не более убедительны, чем прежние. Так, например, гипотеза (кстати, весьма ценная), авторы которой считали широкое распространение рептилий в палеозойскую эру следствием наличия большого количества углекислоты; известно, что в настоящее время этот факт объясняется иначе — повышением давления и избытком кислорода в воздухе.

НАПАДЕНИЕ

Однажды утром мы с Сабиной беззаботно плыли по озеру. Как и прежде, в этой неторопливой прогулке нас сопровождал наш друг. Он то уплывал вперед, то неожиданно прыжками возвращался обратно и какое-то время снова толкал наш плот. Мы сделали привал на чудесном островке в тени густых ясеней. Белые лилии нежились в темных листьях. Между тонкими стеблями водорослей поднимали свои головки скромные лютики. Отливающий легкой белизной стрелолист тянулся навстречу своему едва заметному отражению — так ранним утром отражаются в воде облака. Целые стаи рыб внезапно всплывали на поверхность, неудержимые в своем движении. Все живое прославляло наступление дня. В дрожании теней, в складках ряби, в покачивании тростника чудился звон колоколов, отсчитывающих мгновения.

Теплая, нежная ласка ощущалась в невесомой обнаженности пыльцы, в цветке, пробившемся из недр земли ради встречи с другим цветком. Водная стихия, плодовитая прародительница жизни на земле, являла все новые чудеса своего неиссякаемого могущества.

Взгляд Сабины был пронизан озерной свежестью, полон трепетного сияния. Взволнованный, я не сводил с нее глаз. Влюбленным всегда кажется, будто они в райских кущах!

Помню, как солнечный луч, пробившись сквозь листву, заиграл у нее в волосах. Сабина стояла, опустив глаза. Возле нее упал сучок, блестящая букашка ползла по воротнику ее платья. Казалось, все озеро, каждый лист, каждый лепесток дышали счастьем. Я обнял Сабину, мы были во власти нежного, пугавшего нас чувства.

— Навеки! — прошептал я.

Но тут же в смущении отстранился. Мы не решались оказать друг другу ни слова. Сладостное искушение витало в воздухе. Чуть слышно шелестела листва, щебетал неподалеку воробей, шуршали под ногами жуки — во всех этих звуках мне чудилось что-то потустороннее… Какой-то шум вывел нас из оцепенения. Он раздался слева, у острова, поросшего тополями: там появилось около тридцати человек. Вскоре, выйдя из озера, к ним еще присоединились и другие.

— Люди Вод, — сказал я.

— Но посмотри, они не такие, как наши друзья! Действительно, пришельцы выглядели гораздо темнее, их кожа была темно-синего цвета. Сабина в испуге прижалась ко мне:

— Давай лучше вернемся!

— Я тоже так думаю.

Только я собрался отвязать плот, как вдруг вода вокруг сильно забурлила, плот закачался на волнах, и рядом с островком из воды показалось человек шесть. Как и у наших друзей, у них были непривычно круглые глаза, почти лишенные склеры, со слегка вдавленными внутрь зрачками. Но цветом кожи и волосами они сильно отличались от первых, к тому же их поведение было совсем непонятным.

Они разглядывали нас на расстоянии; один из них, молодой человек атлетического сложения, не сводил глаз с Сабины. Вооруженные гарпунами, они выглядели очень воинственно. Когда они приблизились, мне стало не по себе, а Сабина заметно побледнела.

Внезапно тот, кто смотрел на Сабину, сказал что-то на булькающем языке Людей Вод. Я развел руками, показывая, что ничего не понимаю. В моем жесте им почудилось что-то враждебное, и они замахали оружием. Положение становилось критическим: я держал наготове карабин, заряженный двумя патронами, но если я начну стрелять, то как я смогу защищаться дальше, ведь эти существа в любую минуту могут спрятаться в своей родной стихии. Впрочем, даже если предположить, что я смог бы дать отпор, где гарантия, что в сотне метров отсюда не прячутся .полчища их соплеменников, готовых прийти им на помощь?

Пока я раздумывал, насколько велика опасность, молодой атлет снова заговорил. Казалось, жестами он требовал ответа. Тогда я подал голос. Тот буквально застыл от изумления. Было похоже, что минуту пришельцы совещались, потом они вновь стали потрясать оружием, их крики сделались более угрожающими. Было ясно, что вот-вот они набросятся на меня. Я взвел курки: на минуту воцарилась ужасная тишина… Я решил, что мы погибли, и готовился достойно встретить смерть.

Неожиданно над озером раздались возгласы. Мои противники обернулись, — а я не смог сдержать радости. К островку плыли наши друзья, впереди — наш спаситель, он подавал какие-то знаки пришельцам. Те опустили свои гарпуны. И скоро мы с Сабиной очутились в кругу друзей, избежав смерти, а Сабина, быть может, и худшей участи.

Потом мы стали свидетелями особой церемонии приема гостей зеленокожими Людьми Вод. С тополиного острова приплыла целая толпа синекожих.

Состоялся обмен подарками, руки переплелись в странном пожатии; однако, в этих проявлениях вежливости мне почудилось что-то неискреннее, особенно со стороны синекожих.

Молодой атлет неотрывно смотрел на Сабину, и это меня очень сердило.

Друзья проводили нас на остров. Мы с облегчением вздохнули, почувствовав себя в безопасности. И все же нас не покидала смутная тревога. Я заметил, что ее разделяли и наши друзья. Особенно был обеспокоен наш спаситель. Он больше не отходил от нас ни на шаг, выказывая удивительную сердечность, и помимо, признательности я начинал испытывать к нему самые братские чувства.

Остаток дня прошел без происшествий. Когда стало смеркаться, на остров прибыла делегация синекожих, среди которых я узнал молодого атлета. Он вел себя среди них как вождь. Хозяева встретили гостей с почестями, преподнесли подарки. Светлокожие и темнокожие закружились в танце, пытаясь превзойти друг друга.

Мы с Сабиной и нашим спасителем держались в стороне. Скрытые низко нависшими ветвями ясеня, мы тем не менее могли наблюдать за происходящим. Несмотря на тревогу, мы не потеряли интереса к празднику. В самый разгар танцев неподалеку от нашего укрытия внезапно показались двое мужчин. Заметили ли они нас? Возможно, они уже давно за нами следили. Вот они подошли ближе. Это снова был молодой вождь! Только на сей раз он дружелюбно улыбался, и его движения были мягкими.

Он сказал несколько слов нашему другу, а уходя, вновь посмотрел на Сабину. Я содрогнулся, увидев выражение его глаз, — жадных, двусмысленных.

Они вернулись к озеру. Тогда наш друг указал в их сторону, как бы давая понять, что от них можно ждать беды. Он знаком велел мне сторожить Сабину и дал понять, что сам тоже будет начеку.

Ночь оказалась беспокойной. На озере и на островах сквозь листву деревьев виднелись огни. Слышалась странная музыка, в воде видны были люди.

Лунный месяц был на исходе. Часам к одиннадцати на небе взошла ущербная луна, за ней вереницей плыли облака, их светлая процессия растянулась по всему небу. Временами луна появлялась в просветах между облаками, и тогда было видно, как в воде быстро движутся темные тела.

Около часу ночи толпа синекожих подплыла и остановилась в каких-нибудь ста метрах от нашего острова. Луна побледнела, она покоилась теперь на гряде облаков, и от нее по воде стелилась светлая дорожка. Тополя нежно серебрились. Туман вдали рассеялся, сквозь жемчужно-белые полосы просачивался изменчивый свет, делая их похожими на горы со срезанными вершинами.

Люди Вод продолжали свой танец. От воды начало исходить тихое хрустальное пение. Призывно зазвучали голоса, и юноши с нашего острова присоединились к ночному празднеству.

Я наслаждался бы этим очаровательным и волнующим зрелищем, если бы не тревога за Сабину. Какая радость — изучать нравы существ, ведущих свой род от древней под водной цивилизации, которая некогда, возможно, господствовала над целыми континентами.

Иногда я забывался, упиваясь красотой происходящего. Но затем меня снова начинала мучить неясная тревога. Безусловно, между этими двумя племенами существовало какое-то недоверие, возникшее, вероятно, в результате давней вражды. Их союз был заключен скорее из тактических соображений.

Внезапно луна скрылась за плотными облаками. Стало совсем темно. Я забеспокоился, подошел к хижине Сабины и лег у самого входа.

Там, вдали, праздник уже завершился. Вернулись юноши нашего племени. Над водой нависла глубокая тишина.

Я не спал. Раза два-три мне послышались как будто шаги по траве. Заснул я только под утро.

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

До конца недели все шло без происшествий. Ежедневно синекожие Люди Вод посылали группу своих соплеменников на наш остров, а наши друзья наносили ответные визиты на ближайший большой остров, где синекожие раскинули свой лагерь. Молодежь обоих племен устраивала праздники. Воодушевление все нарастало; ночи проходили в чудных танцах, пышных балетах при свете месяца. Погода стояла теплая. Эти редкие ощущения примешивались к чувству тревоги, которое неотступно меня мучило. Я плохо спал, часто просыпался от кошмаров, на лбу выступал пот, меня лихорадило.

Казалось бы, можно успокоиться. Во-первых, мы находились под надежной защитой, во-вторых, пришельцы словно вообще забыли о нашем существовании. Вполне возможно, что молодой вождь, даже если у него и были поначалу какие-то нехорошие намерения, забыл о них с непостоянством, присущим людям его племени.

Безуспешно я убеждал себя в этом, спокойнее мне не становилось.

Меня преследовало предчувствие, более сильное, чем любые доводы. К тому же наши друзья по-прежнему выказывали недоверие к синекожим, и это немало способствовало тому, что мое беспокойство не утихало: у них-то наверняка есть веские причины не доверять пришельцам!

Однажды вечером, когда взошла луна, синекожие явились целой толпой, в сопровождении своих старейшин. Вновь совершили торжественную церемонию, обменялись еще более многочисленными подарками. Я догадывался, что речь шла об отъезде: незаметно для самого себя, я стал разбираться в их обычаях.

Небо было на три четверти чистым, особенно на востоке. Желтый свет скользил по воде. Водяные твари издавали какие-то звуки, сидя на листьях лилий, на длинных стеблях ириса. Все водное пространство излучало волнующую поэзию. Во всем угадывалась безмерная плодовитость, мягкие радостные порывы пробегали по верхушкам тростника, касались крыльев ночных бабочек и летучих мышей, листвы задумчивых ив. То был один из дней, когда природа-созидательница поет гимн вечному обновлению жизни.