Верзила торопливо заталкивал обойму в магазинную часть. Я никак не мог понять, что заставляет его так спешить. Глаза Верзилы напоминали оловянные шарики.

Справившись наконец с обоймой, он слишком уж медленно поднимал ствол. Что-то в его движениях было не так, но это я понял только через секунду. Отвлекая внимание, Верзила быстро уперся стволом себе в горло и нажал гашетку. Да, он в конце концов меня перехитрил. Если-бы удалось захватить его живым ! Он мог бы многое рассказать. Может быть, в зарослях есть кто-то еще? Вообще — почему он стрелял? Просто что-бы дать себя засечь? Несколько минут я шарил в папоротниках, раздвигая стебли. Нет, больше здесь никого не было. Спросил громко:

— Есть кто-нибудь?

Послышался шум. Я принял голову — со стоящей рядом сосны спрыгнул человек.

Сказал, виновато щурясь:

— Он был один.

Человек одет в старый залатанный черный комбинезон. Лицо закрывает густая борода, из-за нее трудно понять, сколько ему лет. Скорее всего тридцать пять — тридцать семь. Карие глаза смотрят настороженно, но без вражды. Изучив меня, человек усмехнулся так, что мне показалось, он знает, кто я и почему здесь. Не понимая, что все это значит, я спросил:

— Кто вы такой?

Человек почесал бороду.

— Видите ли… Мы давно заметили ваш облет, а потом… Потом выследили его. — Он кивнул на Верзилу. — Нас хоть и четверо, но совладать с ним было трудно. У него автомат. Вот и пришлось вызвать огонь на себя.

— Огонь на себя?

— Да. Чтобы вы его заметили. Это был для нас единственный выход.

— Но кто вы такие?

— «Мстители». Поэтому называйте нас именно так, хотя, может быть, это название звучит старомодно. Если оно вам не нравится, считайте нас просто не смирившимися. Нас немного, но мы боремся.

Я огляделся. Кругом тихо, если не считать криков птиц.

— Не смирились с чем?

— С режимом угнетения. С жестокостью. С несправедливостью.

— Вы сказали, у него автомат. А у вас?

Бородач вытащил из-за пояса длинный, остро отточенный нож.

— У нас негусто.

Коротко взмахнув рукой, метнул нож. Клинок, пролетев метров двенадцать, вонзился в ствол пальмы.

— Что, у вас только это?

Бородач подошел к пальме, выдернул нож, сунул за пояс.

— Главное наше оружие — убежденность. Вера в то, что рано или поздно наша борьба завершится успехом. А теперь, надеюсь, у нас будет и автомат. Вы разрешите?

Я кивнул. Бородач поднял автомат, присел над Верзилой, снял с пояса патронташ, рассовал обоймы по карманам.

— Теперь намного легче. Мы теперь знаем, что и вы выступили вместе с нами.

Он перекинул автомат через плечо, протянул руку:

— Матт Лайтис.

— Влад Стин. — Я пожал жесткую, в рубцах и буграх, ладонь. — Давно вы боретесь?

— Борьбой это можно назвать условно. Их намного больше, они вооружены до зубов, натасканы в драках. Пока мы могли только висеть у них на плечах, давать им понять, что мы есть, что они небезнаказанны — Лайтис тронул автомат. — Ну а теперь, с оружием, мы горы перевернем.

— Вы знаете, что произошло в их лагере?

— В общих чертах. У нас есть свой человек, пока я не имею права выдавать его имя. Мы были около лагеря… Уже после событий.

С деревьев спрыгнули три человека, подошли. Все они так же, как Лайтис, обросли бородами, все были в черных комбинезонах. В остальном они были разными: один — курчавый невысокий блондин, второй, грузный и темноволосый, напоминал медведя, третий был гигантом с негроидными признаками. Блондин представился как Вэн, «медведя» звали Грайром, гигант носил редкое имя Кру.

Лайтис сказал тихо:

— Вы захотите спросить, чего мы добились за это время? За целых двенадцать лет?

Вам, наверное, трудно это понять… Вообще сделать что-то здесь, в условиях необжитой планеты, не так просто. Помимо вооруженной борьбы, приходится постоянно вести борьбу за выживание. Из того, что сбрасывало Сообщество, мы не получали ничего — все забирал Сигэцу. И все-таки мы боролись.

— Эти четверо могут нам помочь в поисках Сигэцу, — сказал я в датчик.

— Я все слышал, — ответил Щербаков.

Мы летим над джунглями, оставив там Вэна, Грайра и Кру с микрорацией. Лайтис, сидя рядом с Щербаковым, неторопливо отвечает на его вопросы. Почему Сигэцу выбрал для обитания именно это место? Потому что здесь ракетолеты Сообщества чаще всего сбрасывают основные грузы. Да, ему известно, что Сообщество исходит при этом из климатических условий, а также из того, что здесь наиболее крупные залежи, ксилла.

Как здесь добывают «голубой минерал»? Он, Лайтис, уверен, что во многих местах ксилл залегает мощными пластами, но слишком глубоко. Хотя порой встречается буквально на поверхности. Без современной техники добраться до этих пластов невозможно. Однако живущие на Иммете знают: в некоторых местах излучение ксилла очень мощное. Например, в этом месте, на побережье. Человек порой может определить это излучение без всяких приборов, просто телом. Если к этому излучению привыкнуть… Правда, тот, кто впервые попадает в места залегания ксилла, сначала чувствует сонливость, вялость, апатию. Но если постоянно жить в районе ксилловых залежей, то практически можно избавиться от всех болезней.

Видел ли он появившуюся на Иммете амфибию-вездеход? Нет, не видел. Ракетолет Сигэцу — единственное транспортное средство на Иммете. К сожалению, выяснить, где находятся люди, собирающие для Сигэцу ксилл, невозможно без него самого.

«Президент» не сообщает координаты их рассредоточения никому, даже ближайшим помощникам.

Что может он, Лайтис, сказать о Филиппе Мооне и его дочери? Филипп Моон серьезный ученый, но с очень большими странностями. Позиция Моона в конфликте на Иммете — нейтралитет. Моон дает Сигэцу что-то вроде откупа, до тридцати кристалликов ксилла в год. Однако помогает косвенно и им, «мстителям», и эта помощь серьезней, чем дань, которую ученый выплачивает Сигэцу. Нет, он, Лайтис, пока не может объяснить, что означает слово «косвенно». Он дал слово чести не выдавать это. Откуда у Моона дочь? Ей девятнадцать лет, она родилась здесь, воспитал ее отец. Мать Уны, жена Моона, умерла, когда девочке было три года.

Во время разговора я продолжал внимательно следить за приборами. Нет поле излучателя так и не прощупывалось. Поймал импульс Иана — только для того, чтобы убедиться, что его результаты те же. Потом долгое время мы летели молча. Наконец Щербаков сказал:

— Нам надо как можно скорее связаться с Мооном.

Лайтис следил, как я разворачиваюсь, направляя ракетолет к побережью. Спросил:

— Интересно, как вы найдете Моона? На Иммете никто не знает точно, где он живет.

Высадите меня. пожалуйста.

Щербаков протянул стоящий у переборки аварийный мешок:

— Вот, Матт. Здесь все необходимое. Микрорация, портативный излучатель, запасы энергопитания, надувная лодка, одежда.

— Спасибо. — Лайтис подтянул к себе мешок. Я опустил ракетолет. Щербаков открыл люк, помог Лайтису спрыгнуть. Матт, уже стоя на земле, сказал вдруг:

— Не передавайте Моону и его дочери о нашем… разговоре. Вы обещаете?

Над прибрежными скалами управление ракетолетом взял Щербаков. Вглядываясь вниз, сказал задумчиво:

— Запомни, Моон — человек, проживший здесь, на Иммете, полжизни.К тому же серьезный, талантливый ученый. Не буду объяснять азы психологии творчества, но характер таких людей всегда состоит из парадоксов. И еще, Влад. Мы с тобой в критической ситуации. Пока в силу некоторых причин я не хочу раскрывать ход своих мыслей. Просто предупреждаю: ситуация может оказаться самой неожиданной.

Щербаков снизил скорость до минимума. Я смотрел вниз: там давно уже тянулось знакомое нагорье. И неожиданно увидел фигурку. Уна стоит на еле заметной кромке песка и машет рукой.На ней подвернутые до колен брюки, рубашка с распахнутым воротом, козырек от солнца. Увидев за стеклом меня, сжала над головой руки.

Щербаков осторожно опустил аппарат, я открыл люк, спрыгнул, и ракетолет сразу же ушел вверх, скрылся за скалами. Уна подошла ко мне и, улыбаясь, сморщила нос:

— Ну? Все в порядке?

Она говорила спокойно, будто мы не разлучались, будто мне только что не грозила смерть. Здесь, в бухте, со мной остались только крики птиц, плеск воды и Уна. Я вглядывался в ее лицо. Мне вдруг показалось, что я вижу его впервые.

— Что ты молчишь?

— Я не молчу.

— Если бы только видел себя. Живого места нет. — Она тронула ладонью мою губу. — Подожди, принесу порошок.

— Какой порошок?

— Ксилловый. — Повернувшись, она побежала к скалам. Я крикнул:

— Уна, стой! Куда ты?

Она махнула рукой, скрылась и минуты через три вернулась. Порошок, мелкий, серый, напоминавший обычную пыль, был насыпан прямо в ладонь.

Осторожно притрагиваясь к порошку указательным пальцем, Уна стала протирать мои ссадины, нашептывая:

— Быстрее, сейчас может выйти отец… Он не любит, когда я беру ксилл. Больно?

Потерпи. Ты не пугайся, отец на первый взгляд странный, но вообще он ничего.

Главное, ты с ним не спорь, что бы он ни говорил… Хорошо? Если уж будет особенно наседать, молчи, я сама с ним справлюсь. Ну как, легче ?

Она вдруг сделала круглые глаза: человек, неожиданно вышедший к нам из расщелины, быстро приближался к нам. Он казался слишком располневшим. Моон был в рваной майке-безрукавке, в поношенных брюках. Еще не доходя до нас, он крикнул каким-то капризным, резким голосом:

— Уна, ты зачем взяла порошок ? Я терпеть не могу, когда что-то берется без спросу, ты же знаешь!

Филипп Моон неожиданно резко остановился в двух шагах за спиной Уны, всматриваясь в меня и близоруко щуря глаза. Лицо Моона одуловатое, нос загнут книзу. Под носом топорщились неровно подстриженные рыжие усы, щеки же обсыпала грязно-седая щетина. По цвету глаза Моона такие же, как у Уны, зеленовато-серые, но маленькие и близко посаженные.

Уна улыбнулась:

— Влад, познакомься, это мой отец. Пап, это Влад.

Моон сердито моргнул, уставившись на меня:

— Кто это такой, Влад?

— Папа, не сердись. Влад попал в неприятную историю.

Лицо Моона передернулось. Он повторил так, будто ничего не слышал:

— Уна, я спрашиваю: кто это такой?

Я поклонился Моону и, стараясь отчетливо произнести каждую букву сказал:

— Меня зовут Влад Стин. Астронавт Влад Стин.

Некоторое время Моон смотрел на меня в упор; наконец, глядя в пространство, хрипло произнес:

— Некоторые думают, что у них очень красивые имена.

Моон оглянулся с видом победителя, будто сделал удачный удар.

— Па, зачем ты так? — Уна растерянно перевела взгляд с отца на меня. — Я Влада хорошо знаю. Посмотри, у него же все лицо разбито….

Моон, будто только и ждал этих слов, злорадно заметил:

— Ну и что? Кого это волнует? — Он уперся в меня серо-зелеными глазами, явно надеясь вывести меня из равновесия. Я молчал.

Моон отошел к воде, остановился, будто разглядывал море. Долго молчал, наконец вздохнул:

— Хорошая погода, а?

— Хорошая, — быстро ответила Уна.

— То-то я смотрю, ветра нет и давление нормальное. — Моон снова подошел ко мне.

— Вы из Сообщества?

— Из Сообщества. — Я хорошо помнил наставления Щербакова, но сейчас совершенно не знал, как говорить с Мооном.

— Недавно прилетели?

— Недавно.

— Чем вы занимаетесь? Я имею в виду вообще, что вы делаете? Ваше образование?

— Высшая школа и академия.

— Ай-яй-яй! Высшая школа! Академия… Быстро — структуру альфаспирали ДНК?

— Альфа-спирали ДНК? — Я помедлил. Требовать структуру ДНК в этой обстановке все равно что ударить обухом по голове. — Полностью?

— Да, полностью! И не медлить! — Моон смотрел в упор, не давая думать.

Собравшись, я все-таки выпалил тридцатидвухступенчатую формулу. Некоторое время Моон смотрел под ноги, будто проверял, нет ли в моем ответе ошибки. Прищурился:

— Терпимо. Ладно, самый ценный вывод «Лао-цзы».(«Лао-цзы» — древнекитайский философский трактат.)

Это был совсем уже запрещенный прием. Как можно спрашивать вообще что-то о «Лао-цзы» здесь, на Иммете? Да еще требовать самый ценный вывод? Да этого вывода наверняка не знал и сам Лао-цзы, если он и в самом деле существовал. Я посмотрел на Уну — она умоляюще прищурилась. Это, видимо, означало: ответь, пожалуйста, ответь. Глубоко вздохнув, я выдавил:

— Наиболее ценный вывод «Лао-цзы»: при истинном странствии не ведают, куда направляются; при истинном наблюдении не ведают, на что смотрят.

Уна улыбнулась. Моон прошелся по песку, повернулся; — Забавно, забавно, молодой человек. Я бы даже сказал — более чем забавно, — Кивнул Уне: — Помажь, помажь ему раны, а то действительно не заживут. — Он как-то странно посмотрел на меня, шагнул в сторону и исчез в расщелине.

Некоторое время мы с Уной молча смотрели друг на друга. Уна с улыбкой, я раздосадованно. Допускаю, что она лучше меня понимает и ДНК и «Лао-цзы», но все-таки не очень приятно, когда над тобой подсмеиваются. Вдруг вспомнил — Щербаков. Ведь он ждет наверху, в ракетолете. Задрал голову : сверху, со скал, медленно сполз ракетолет , мягко опустился на песок. Люк открылся, и Щербаков, выглянув, протянул Уне руку:

— Поднимайтесь. Меня зовут Павел Петрович.

Помедлив, девушка улыбнулась:

— Вы — товарищ Влада?

— Товарищ. Поднимайтесь.

Уна легко поднялась в машину. Забравшись следом за ней, я задраил люк и поднял ракетолет в воздух. Уна сидела рядом со мной, с интересом наблюдая в иллюминатор. Ракетолет постепенно набирал высоту, уходя к джунглям. Уна вдруг вздохнула, взявшись за щеки ладонями. Покачала головой, разглядывая море.

— Здорово. Это же ни с чем нельзя сравнить.

Я улыбнулся:

— Ты первый раз в воздухе?

Она кивнула:

— Выгляжу смешно, да?

— Что ты! Ты не представляешь,что было со мной, когда я первый раз поднялся в воздух. Павел Петрович подошел к Уне:

— Уна, если вам не трудно, расскажите об отце. Я ведь много о нем слышал. Еще в дни молодости.

— Об отце? — Уна замолчала. Вдруг улыбнулась чему-то. — Ну если вы хотите знать правду, отец — хозяин Имметы.

— Как это понять?

— Считайте, я сказала это в переносном смысле. Просто… отец отличный психолог, он раскусил Сигэцу с самого начала. Хозяином Имметы отец считает себя потому, что, оставшись здесь, он бросил все и начал заниматься ксиллом. Только ксиллом.

Собственно, он из-за этого здесь и остался. Вместе с мамой. От Сигэцу же он откупался камешками.Для него, серьезно изучавшего ксилл, это ничего не значит.

— То есть как?

— Ну, эа это время, за двадцать лет, отец узнал о ксилле практически все.

Впрочем, все о ксилле, конечно же, узнать еще предстоит.

— И все-таки, как нам показалось, настоящий хозяин Имметы скорее Сигэцу, чем Моон.

— Сигэцу? — Уна хотела сказать что-то обидное, но сдержалась. — Сигэцу — временщик, он все равно долго не продержится. И потом… Что мог с ним сделать отец один? Он растил меня. Занимался ксиллом. Ну и ему нужно было покупать у Сигэцу различные вещи. Для меня. А отец — ученый, и борьба с бандитами не его дело. Этим пусть занимаются другие жители Имметы.

— «Мстители»? — спросил Щербаков.

— Вы… знаете о них?

— Только Лайтиса, Вэна, Грайра,Кру.

Уна нахмурилась, Щербаков улыбнулся:

— Уна, Лайтис не назвал вашего имени. Но нам и так ясно, что вы действуете заодно.

Уна возмущенно повернулась. Щербаков спросил:

— Мне просто любопытно, Уна, почему вы не хотите об этом говорить? Некоторое время Уна бесстрастно разглядывала облака. Так как Щербаков ждал ответа, она проговорила:

— Из-за отца, конечно. Если отец узнает об этом, он умрет. Он боится за меня и к тому же убежден, что я создана исключительно для науки.

— А вы сами? В чем вы убеждены?

Уна вздохнула:

— Извините, Павел Петрович, но это уже к делу не относится.

— Пожалуй, — согласился Щербаков, — А давно вы у «мстителей»?

— Три года, — нехотя ответила Уна.

— Значит, вас всего пятеро?

— Да. Сейчас пятеро.

— Вы пробовали затронуть эту тему с отцом?

— Когда мне было шестнадцать лет, об этом и говорить было нечего, отца бы сразу хватил удар. А недавно, когда я затронула эту тему, он так накричал на меня…

После этого мы разошлись. Целый месяц он жил без меня. Он же обидчивый, как…— Уна не договорила.

Трещит костер. Обугленные сучья изредка вздрагивают, догорая, выбрасывают искры, стреляют. После этого в темноте, в струе теплого воздуха возникают, плывут, кружатся оранжево-лиловые блестки. Они быстро тают, но после короткого перерыва вслед за ними летят новые. Несмотря на все уговоры и предупреждения, что где-то рядом могут быть и резидент и Сигэцу, ночевать в ракетолете Уна категорически отказалась. Сказала, что привыкла спать на открытом воздухе и изменять своей привычке не собирается. Мы договорились дежурить по очереди: Щербаков остался в ракетолете, я вытащил надувные матрасы и лег здесь. Джунгли, как и в ту страшную ночь, хохотали, выли, кричали.

И все-таки теперь я воспринимаю звуки джунглей Имметы по-другому. Уна покосилась на меня и заговорила:

— Хороший он у тебя, Щербаков. Какой-то открытый, доверчивый.

— Понимаю. — Некоторое время мы молчали. — Неужели на тебя не действуют эти звуки?

— Какие звуки?

Я кивнул на джунгли. Уна откинула волосы:

— Я ведь тут родилась. — Она усмехнулась, удивившись моей мысли. — Для меня это…

Ну все равно что шум ветра. Плеск воды.

Уна некоторое время разглядывала тлеющий пепел костра. Я помедлил и вдруг сказал:

— Понимаешь, я не смогу оставить Иммету без тебя. И вообще, Уна, я не смогу без тебя.

Она посмотрела мне в глаза очень серьезно. В зрачках мелькнули искры:

— Знаешь, Влад, и я ведь не смогу без тебя.

Она не договорила что-то, а я ждал. Уна тронула палочкой пепел:

— Пойми, я не знаю, что делать.

— В чем дело, Уна?

— Ведь ты же не можешь остаться здесь, на Иммете? Вижу, не можешь. А я не могу улететь.

— Почему?

— Из-за отца. Он никогда не оставит Иммету. Из-за ксилла.

— Но ведь твой отец сможет заниматься ксиллом и в Сообществе? Причем именно там ему и нужно этим заниматься. Я уверен, ему, как минимум, дадут институт. Если не целый комплекс. Ты знаешь, что такое комплекс?

— Знаю. Но… Ну, во-первых, отец отвык от людей.

— Отвык — привыкнет. Потом его никто не будет заставлять жить в городе. Дадут коттедж, он и видеть никого не будет.

— Может быть, ты и прав, Влад. Только ты все это сам ему и объясни.

— И объясню — мне важно знать другое…— Я понимал: сейчас решалась моя судьба, и поэтому повторил: — Хочешь или нет?

Она вдруг разозлилась.

— Неужели ты еще не понял? И вот что, хватит лезть с расспросами.

Я хотел возразить что-то еще, но она отвернулась.

Разбудил меня писк. Сквозь сон я почувствовал: еще очень рано. Попытался отмахнуться от писка, заглушить его. Нет — зуммер пищал прямо под ухом, тонко, настойчиво, по-комариному. Вдруг я понял — это же авральный вызов, доносящийся из открытого люка ракетолета. Что-то случилось у Иана. Я вскочил, огляделся, пытаясь как можно скорее прийти в себя. Рассвело, костер погас; рядом, прижавшись щекой к матрасу, спит Уна. Тут же услышал голос Щербакова:

— Влад, Иан обнаружил Сигэцу. Немедленно вместе с Уной в ракетолет.

Я повернулся, увидел: Щербаков стоит в люке.

Когда аппарат уже плыл над джунглями, Щербаков взглядом показал на кресло, я сел рядом:

— Где Сигэцу?

— Иан сообщил, где-то рядом с ним. Он только что засек поле твоего излучателя.

— Интересно. Где же это поле было раньше?

— Вот и я об этом думаю. Включи бортовую.

Я повернул тумблер и тут же услышал голос Иана:

— Алло? Борт? Вы меня слышите?

Я отозвался:

— Слышим. Какие новости?

— Держу поле. Оно близко, километрах в трех, — Почему не под тобой?

— А зачем? Так мы его спугнем. Пусть думает, что мы не знаем, где он.

— Твои предложения? — спросил Щербаков.

— Мои? — Иан помедлил. — А какие могут быть предложения? Высадиться с двух сторон и окружить его. Только осторожно. Там какие-то странные вещи происходят.

— Какие странные вещи?

— Что-то очень быстро он перемещается. Будто кто-то его переносит. Мои приборы никаких транспортных средств не фиксируют. А у него точки меняются, сами увидите.

— Хорошо. Подлетим — разберемся.

Я посмотрел на приборы: счетчики инерции показывают, как неуклонно сближаются аппарат Иана и наш ракетолет. Щербаков снизил высоту и скорость; теперь мы почти ползем метрах в двух над деревьями. Я подумал: что могут означать «странные вещи»?

Щербаков кивнул, я тут же увидел: на поисковом дисплее пляшет синусоида. Мой излучатель? Да, это его поле. Пока перемещений Сигэцу не видно, он с излучателем или излучатель без него на одном месте, километрах в пяти от нас. Я посмотрел на Щербакова:

— Павел Петрович? Начинаем?

— Вот что, Влад. И ты, Иан, слышишь меня?

— Слышу, — отозвался Иан.

— Не мне вам объяснять, какую опасность представляет излучатель в руках такого человека, как Сигэцу. Сейчас делим секторы: Иан начинает поиск с отметки десяти градусов, мы — здесь. Нам с Владом придется оставить машину: таким образом, подстраховываем возможный уход Сигэцу. Иан же на своем ракетолете действует мобильно, накрывая объект по нашему пеленгу. Сходимся синхронно, условно держа Сигэцу в центре. Связь сводим до минимума. Уна остается в ракетолете под нейтронной защитой. Всем помнить, что боевое излучение запрещено. Крайне важно захватить Сигэцу живым: в его руках жизни десятков людей. Все ясно? — Щербаков опустил машину. Я повернулся к Уне:

— Мы оставляем тебя здесь и включим нейтронную защиту.

Щербаков отдраил люк, улыбнулся Уне, спрыгнул.

Я показал Уне на пульт. Спрыгнув, увидел, что Уна закрыла люк. Щербаков ждал чуть В стороне, на свободном пространстве. Показал направление: «Расходимся, тебе, туда». Войдя в джунгли, некоторое время я шел, протискиваясь между стволами, потом начал прорубаться тесаком. Пеленгатор показывает, что до Сигэцу два с половиной километра, так что не услышит. И все же, пройдя метров пятьсот, я вдруг услышал взволнованный голос Щербакова:

— Влад, сколько у тебя до объекта?

— Около двух километров.

— Приборы исправны?

— А в чем дело?

— Только что мы связывались с Ианом. Его приборы показывают, что объект прямо около меня. Совсем близко, метрах в сорока.

— А ваши приборы?

— По моим объект в полутора километрах.

— Что это значит?

— Если бы я мог объяснить.

— Тогда… Может быть, у Иана барахлят приборы?

— Один прибор может барахлить. Но все?

Эфир некоторое время молчал. Потом я услышал вздох!

— Вот что, Влад. Думаю, дело здесь не в приборах. Это тот самый парадокс. Ты ближе к ракетолету, поэтому немедленно возвращайся.

— Но…

— Пререкаться не время. Возвращайся к ракетолету и сразу же поднимайся в машину.

Включи ближний пеленг и накрывай объект. Парализующим. Ты понял?

— Связь с вами держать?

— Обязательно. Особенно когда поднимешься на борт. И с Ианом тоже, непрерывно.

Понял?

Я еще не знал, что слышу голос Щербакова в последний раз.

Я быстро пошел назад по собственным следам. Теперь прорубаться не приходилось, можно было говорить на ходу. Я вызвал Иана и сразу же спросил:

— Иан, что происходит? У тебя приборы барахлят?

— Показывают: объект около Щербакова. А что у тебя?

— Возвращаюсь к ракетолету. Павел Петрович велел ждать его там.

— Черт…

Иан вдруг замолчал. Я тут же снова вызвал его:

— Иан, ты слышишь меня? Иан? Что случилось?

— Чертовщина какая-то…По приборам объект уже рядом со мной, но я его не вижу.

Ладно, Влад, обо мне не думай. Давай в машину, я сам свяжусь со Щербаковым.

— Хорошо. — Я прошел около сорока метров и увидел ракетолет. Предупредил Уну.

Люк открылся тут же, как только я подошел. Вывалилась лестница. Поднявшись, я прежде всего задраил люк, сел к управлению. Взял небольшую высоту. Сверился — поле излучателя там же, где и было, в трех километрах. Нажал кнопку связи:

— Павел Петрович? Алло? Павел Петрович, это борт.

Щербаков не отвечал. Я снова нажал вызов:

— Павел Петрович, вы меня слышите? Павел Петрович? Алло, борт вызывает Щербакова! Борт вызывает Щербакова!

Эфир молчал. Я взглянул на пеленгатор: по импульсам Щербаков оставался там же, где был. В полутора километрах от поля излучателя. Вызвал Иана:

— Иан? Иан, это борт, ты слышишь меня? Иан? Ты где, Иан? Алло? Борт вызывает Сайко! Борт вызывает Сайко!

Иан тоже не отзывается. Я поймал растерянный взгляд Уны. Ждать помощи больше неоткуда, но мне сейчас так нужна подсказка, именно подсказка. Я совершенно не представляю, что могло случиться. Кто-то блокировал эфир, но кто? Я закрыл глаза. Надо собраться, собраться и… оставаться спокойным. И прежде всего выполнить приказ Щербакова. Я взглянул на прибор: до излучателя пятьдесят метров. Хорошо: для верности включу рассеивающий луч. Развернул правое орудие, довел шкалу радиуса до ста и дал парализующий. Теперь все живое в радиусе ста метров от точки должно быть обездвижено. Включил аварийный вызов:

— Борт — Щербакову и Сайко. Борт — Щербакову и Сайко. Приказ выполнен, спускаюсь к объекту. Потом лечу к Щербакову.

Подождал. Никто не отзывается. По прибору излучатель прямо подо мной. Я проверил защиту.

— Уна, спущусь ненадолго, оставайся на месте. Экран включен.

Выбросил лестницу, спустился и почти тут же увидел собственный излучатель. Рядом никого не было, но на всякий случай я осмотрел заросли. Везде застыла парализованная живность: неподвижные насекомые, ящерицы, раскрывшие крылья птицы. У излучателя присел: никаких следов. Ощущение, будто оружие просто бросили. Вдруг я услышал голос Иана:

— Влад? Влад, ты где?

— Иан? Я здесь, в точке, а ты где?

— Преследую Сигэцу. Подожди, я не успею сказать, С трудом тебя нашел, кто-то, закрыл эфир. Почему не отвечает Щербаков? Лети к нему. Сейчас я его возьму.

— Кого? — Сигэцу. Меня выбросило.

— Как — выбросило?

— Я…— И тут связь оборвалась.

— Алло, Иан! — крикнул я. — Иан! Сайко! Иан, где ты?

Никто не отзывался. Я подхватил излучатель и бросился к ракетолету. Судя по последним словам Иана, Сигэцу обнаружен. Если Иан сказал, что накроет его, значит, так оно и будет. Но происходит что-то непонятное… Иан прав: мне нужно срочно лететь к Щербакову. Забравшись в ракетолет, я взглянул на Уну. Она покачала головой: все так же, здесь ничего не произошло. Я сел, нажал кнопку, поднял аппарат. До Щербакова лететь несколько секунд; мелькнули, сливаясь, верхушки деревьев. Ракетолет завис над точкой. Я включил громкоговоритель.

— Павел Петрович, я над вами. Вы слышите меня? Спускаюсь.

На земле я оказался почти мгновенно. Спрыгнул вниз прямо из люка и тут же увидел Щербакова. Он лежал метрах в десяти, в кустах. Лицом к земле. Поза его мне сразу же не понравилась. Я вгляделся: ожогов как будто нет. Ранен? Нет, следов пуль не было. Парализован? Кинулся к нему, присел. Вдруг понял: я не решаюсь переворачивать тело. Щербаков лежит не шевелясь, правая рука вытянута вперед, левая подогнута. Дотронулся до щеки — холодная. Услышал стук собственного сердца. Щербаков умер? Этого не может быть, этого просто не может быть, чтобы он был мертв. Я пригнулся. Было похоже, что Щербаков спит, только с открытыми глазами. И вдруг я увидел на его шее, слева, толстый синий рубец. Сразу вспомнилось: «орэй» — поклон. Прием японской борьбы. Точно такой же след оставил Сигэцу на шеях Щуплого и Куцего. Выходит, Иан был прав: Сигэцу действительно находился рядом со Щербаковым. Но Щербаков его не заметил, почему не заметил — это уже другой вопрос.

— Влад? Что случилось? Что с тобой?

Это спустилась Уна. Осторожно подошла, покосилась на тело. Вернулась и принесла мешок. Мы спрятали в него тело, перенесли в ракетолет. Я поднялся в воздухи включил аварийный вызов. Нет, эфир по-прежнему молчал. Развернул машину по пеленгу, и в это время Уна тронула мое плечо:

— Смотри.

Я взглянул вниз. Чуть поодаль, километрах в пяти, горел лес. Над джунглями стелились клубы серо-черного дыма, изредка прорывалось пламя. Пока участок пожара небольшой, но наверняка он расширится. Я сверился: точно, это то место, где стоит аппарат Иана. Через несколько секунд мы зависли над пожаром и увидели старый ракетолет. Он внизу, по виду с ним все в порядке. Стволы вокруг повалены так, будто их снесло ураганом. Вдруг я понял, что здесь совсем недавно произошла схватка. Именно схватка. На боевых излучателях, Поэтому и повалены стволы, ведь боевой луч срезает, как спички, самые толстые деревья.

Я влез в скафандр, выбросил трап, спустился. Подошел к ракетолету Сигэцу. Люк открыт, трап спущен. Забравшись в машину, осмотрел отсеки — пусто. Спустился вниз, пошел по пожару, разгребая носками вспыхивающие головни. Мертвое тело.

Рядом блеснули металлические шарики. Кажется, остатки приборов; так расплавить металл может только боевой разряд. Человек поражен боевым излучением, вот только кто это? Иан? Сигэцу? Огляделся. Вдали, у груды сваленных стволов, еще одно тело. Подошел. Лицо осталось нетронутым. Сигэцу. Он смеется, обнажив зубы. Да, я хорошо помню его резцы: крупные и у десен пожелтели. Рядом, у правой руки, короткая трубка с рукояткой, похоже, излучатель Иана. Непонятно только, как он оказался у «президента»? Значит, там лежит Иан?

Все-таки нужно взглянуть правде в глаза. Сайко убит. Погиб второй мой товарищ, лучший патрульный Орбитальной, весельчак, никогда не унывающий шутник. Как и обещал, он все-таки настиг Сигэцу, но и сам сражен.

И все же кто сжег Иана? «Президент»? Но ожоги на его теле очень похожи на следы работы излучателя. Значит, излучатели были пущены в ход одновременно? Такое вполне могло случиться. Могло, но все-таки это маловероятно. Скорее сначала Сигэцу поразил Иана. Он опередил его, каким-то образом захватив излучатель. А потом? Потом сам получил заряд. Но, может быть, первое тело — не Иан? Тогда кто?