Ховард и Дорис насладились видами, выпили вина за обедом, и возвратились в номер отеля. Произошло соитие, после чего Дорис, уставшая, уснула, а Ховард, неутомимый как и положено быть деятельному менеджеру, оделся и доехал на лифте до игорного этажа.
      Оказалось, что сегодня ему сопутствует удача. Он быстро выиграл пятнадцать сотен долларов в очко, принял предложенный ему администрацией тумблер виски, и погладил легкомысленно одетую официантку по оттопыренным ягодицам. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким удовлетворенным. Наконец-то двадцатилетняя борьба за организационную безупречность начала оправдывать себя, принося дивиденды. Он поздравил себя мысленно. Все эти годы он дружил с нужными людьми и не давал повода опасным конкурентам себя ненавидеть. Несколько заметных корпорационных решений, которые он принял за свою карьеру, оказались в конечном счете удачными. В компании он был пятым по важности менеджером, с жалованием, приближающимся к миллиону долларов в год. У него была любовница, которая его боготворила. Подчиненные смотрели на него с трепетом, завистью, тайно ненавидя, когда он появлялся на их этажах. Делал он это не часто, предпочитая эксклюзивные этажи, только для менеджеров.
      Он был наконец-то свободен. Его предыдущая любовница, опасная истеричка по имени Гейл Камински, перестала ему досаждать после того, как он заплатил часть ее долга за дом банку и купил ей внедорожник. Она ему уже год не звонила. Наверное, нашла нового любовника.
      Он положил выигранные жетоны в карман и выпил еще виски. Прогулявшись по тротуару у входа, подышав свежим воздухом, он выкурил сигару, после чего вернулся в номер, намереваясь заняться снова сексом вне зависимости от того, что об этом думает Дорис. Да, она спала. Да, он ее сейчас разбудит. Дело не в том, понравится ей это или нет. Он — Ховард Викс, избранник судьбы, или что-то около того, и у людей нет выбора как только потакать ему и соглашаться принимать участие в его действиях, если таковое требуется. Не для того он так тяжело работал всю жизнь, чтобы разбираться теперь в сложностях психологии себе подобных и подстраиваться под их планы и желания.
      Повозившись с электронным ключом, Ховард открыл дверь в номер. В гостиной было темно, и его это удивило. Вроде бы он оставил свет гореть? Может, Дорис проснулась, выпила воды, и выключила свет. Не важно.
      Он вошел в спальню, освещенную луной, проглядывающей виновато сквозь герметически закрытое окно. Как многие люди, Ховард не любил такие окна, и, также как многие, считал, что они — необходимое зло. Слишком много народу, особенно в таком вот заведении, может соблазниться идеей эффектного ласвегасского суицида.
      Скользнув в постель, Ховард с удивлением обнаружил, что Дорис отсутствует. Почему? Куда она делась?
      — Дорис, — позвал он. — Эй, Дорис.
      Ответа нет. Ховард ничего не имел бы против ее отсутствия, если бы не предвкушение соития. Он твердо решил заняться сексом. Дорис своим необъяснимым отсутствием нарушала таким образом его планы. Что ж. Она будет наказана.
      — Дорис! — строго позвал он.
      — Шшш, — сказал голос сбоку. С другого боку. — Рекомендую не кричать.
      Ховард застыл. Чтобы сохранить лицо, он сказал твердым голосом, — Кто вы и что вам нужно?
      — Скажу, но не вдруг, — сказал голос. — Не оборачивайся. Сядь. Сядь и смотри на окно.
      Ховард подчинился.
      — Убери покрывало.
      Ховард снова подчинился.
      — Теперь правую руку за спину. Желаю видеть правую руку. Вот, правильно. Нет, не двигайся, у меня палец на спусковом крючке. Другую руку, пожалуйста.
      Щелкнули наручники.
      — Поворачивайся, но только медленно, — сказал голос. — Медленнее. Так. Спасибо.
      — Кто вы? — тихо спросил Ховард.
      — Десница Высшей Справедливости, — отрекомендовался учтиво Ладлоу. — Выпьем для начала. Жаль, что нет приличного вина. Что ж, есть мерло — сойдет.
      Он налил в рюмку и пригубил.
      — А где Дорис? — спросил Ховард.
      — Не волнуйся, — ответил Ладлоу. — Она выведена из строя. У тебя сейчас заботы поважнее. Вернее, одна забота. Большая. — Он снова пригубил. — Ты удивительный человек, Ховард. Но — оторвался ты от жизни. Это не преступление. Серьезно. В конце концов, о том, что ты гений, знали, как только ты родился. Посмотрели на тебя разок, на запавшие глубоко, слегка косящие глаза, густые брови и большие уши, и сказали, ну и ну, он так абсурдно уродлив, что конечно же он гений, иначе просто невозможно. Тебя послали в школу с математическим уклоном. У тебя не было друзей. Одноклассники считали, что ты нерд, что было правдой. Тебе об этом известно?
      Ховард отчаянно соображал. Что этому гаду от меня нужно? Где Дорис — мертва? Этот сумасшедший хочет свалить ее убийство на меня? Тогда дела плохи. Или же он планирует меня покалечить? Или убить?
      — Что вам нужно? — спросил он. — Не затруднит ответить?
      — Нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал, Ховард.
      — Что же именно?
      — Хочу, чтобы ты подумал о своем положении. И, подумав, принял меры.
      — Меры?
      — Да, Ховард. Ты знаешь, что это такое — принимать меры. Ты собирался принять меры два дня назад, перед тем, как покинуть свое уютное лонгайлендское жилище. Но ты отложил принятие мер до своего возвращения. Многих людей предстояло уволить. Тебя попросили составить список. Ты составил. Но ты перестарался. Тебе нужно было уволить две дюжины человек. А ты собрал почти сто имен. Людей с таким рвением любит начальство, но не любят подчиненные. Знаешь, делая кому-то приятно, люди всегда кого-то расстраивают. Тебе следовало об этом помнить. Всегда получается так-на-так, Ховард. Возможно, тебе об этом известно.
      — Конечно, — храбро ответил Ховард. — По другому не бывает.
      — Правильно. В ходе своей ограниченно удачной карьеры ты пользовался тем, что люди, которых ты раздражал, были овечки трусливые. Большинство людей овечки, и возражают только тогда, когда им гарантированна личная безопасность. Согласен?
      — Э… Да, в общем, — сказал Ховард, — это так.
      — Это хорошо. Мне приятно, что ты так думаешь.
      — Да. И что же?
      — В инвеститионно-банковской индустрии нет сорвиголов, это понятно, — продолжал Ладлоу. — Их отсеивают на интервью.
      Ховард поерзал на кровати — голый, с руками в наручниках за спиной. Что нужно этому негодяю? Вроде бы он говорит, как человек… э… разумный. Может, можно выпутаться с помощью рассуждений? Уговорить?
      — Сорвиголовы непредсказуемы, — сказал он.
      — Это правда, — подтвердил Ладлоу, кивая.
      — И нерациональны.
      — Я бы на твоем месте не торопился с выводами, Ховард. Я-то как раз — не сорвиголова. Я никогда не теряю самообладания. Мне нравится контролировать собственные эмоции. Когда я понял, что мое имя — в твоем списке, я рассудил…
      — Ваше имя!
      — Да. Мое имя, Ховард. Не бойся, списка больше нет. Я его уничтожил, чтобы облегчить тебе совесть. Тот, кто займет твое место, составит новый список, конечно же, но это к делу отношения не имеет. Твоего списка больше нет.
      — Как же вам это удалось? — спросил Ховард.
      На самом деле ему было неинтересно, но он решил, что проявление участия сделает парня дружелюбнее по отношению к нему.
      — Я иногда остаюсь в конторе после работы. Просто чтобы знать, что происходит. Такое у меня хобби. Люблю просвещение. Захожу в разные кабинеты, читаю чужие письма, включая электронные, слушаю телефонные сообщения. Это гораздо практичнее, чем курс предпринимательского руководства. На таких курсах тебя учат, как должно быть. В кабинете начальника, копаясь в документах, узнаешь, что происходит на самом деле. Просто уничтожение списка ничего бы мне не дало. Ты бы написал другой. Так что мне пришлось составить что-то вроде досье на тебя. Хороший инспектор был бы мне благодарен. Финансовые приключения Ховарда, анализ фондового мошенничества.
      — Вы здесь, чтобы меня шантажировать?
      — Нет, Ховард. Для шантажа у меня слишком много материала… глупо. Жена твоя знает, что ты здесь с Дорис.
      — Моя жена?
      Ховарду было сейчас не до пустяков. Нужно было выжить.
      — Да. Я ей позвонил. Я не назвал себя, как ты понимаешь. Но ей-то как раз, в отличие от инспекторов и прокуроров, доказательства не нужны, а только лишь информация. Возможно тебя ожидает скандальный развод, Ховард. Ты потеряешь все — дом, деньги, детей — словом, все. И работу свою тоже.
      — О… — Ховард нарушил Третью Заповедь, в тайне чувствуя облегчение. Он не умрет. Остальное несущественно.
      — Ничего не могу с этим сделать, поздно, — сказал Ладлоу, — и именно поэтому шантажировать тебя было бы глупо. Слишком много грязи накопал. Но подожди, дальше — хуже.
      — Как может быть хуже? — спросил Ховард, отчаянно надеясь, что ничего хуже огласки и позора этот гад не имеет в виду. Тюрьма — ничего, пройдем и тюрьму, но если тюремный срок не грозит — он просто остался бы в Вегасе, и пошел бы на курсы крупье.
      — Завтра тебя начнет искать полиция. За изнасилование.
      — Меня? За изнасилование? Позвольте. Это смешно. Кто вы такой?
      — Зовут меня Ладлоу. Слушай. Копы приедут и тебя арестуют. И посадят. Под залог не отпустят — да никто и не заплатил бы за тебя.
      — Не понимаю! Я никого не насиловал!
      — Неправда, Ховард. И, будто насилия тебе было мало, ты еще и убил потом свою жертву. Осудят и за убийство тоже. Ты жесток, Ховард. Ты просто дикарь. Тебе дадут пожизненное, и правильно сделают. Сожалею. Посмотреть не желаешь ли?
      — На что посмотреть? — спросил Ховард. Холодный пот тек у него по спине.
      — Иди смотреть, — сказал Ладлоу. — Вставай, вставай. Иди к ванной. Ну же.
      И Ховард пошел к ванной. На дрожащих ногах он дошел до двери. Ладлоу открыл ее и включил свет. С истерическим приливом мужественности, характерным в случае трусов, Ховард заглянул в ванную. То, что он увидел, было чудовищно.
      — Это вы ее так… — сказал он.
      — Нет, Ховард. Это сделал ты. Меня здесь нет. Я в Нью-Йорке, смотрю телевизор в моей скромной квартире на Верхнем Вест Сайде. С работой нынче плохо, мне нельзя потерять работу. Знаешь, сколько я плачу за квартиру? Две с половиной тысячи в месяц. Половину зарплаты. Тебе не понять. У меня такая милая квартира на Семьдесят Четвертой. В районе Верди Сквера. Дом раньше был особняк… снаружи портик… Моя квартира — бывшая библиотека. Овальная гостиная, и настоящий, работающий камин. Очень высокие потолки. Люблю свою квартиру. И место очень людное. Выходишь — а кругом люди. Это мне тоже нравится. Тебе не понять.
      Ховард доплелся до середины комнаты.
      — Что вы… Что я должен…
      — Говори, не стесняйся.
      — Что вам нужно?
      — А вот.
      Рука в перчатке поставила пузырек на прикроватный столик.
      — Что это?
      — Таблетки, — сказал Ладлоу. — Прими весь пузырек, Ховард. Это лучше, чем то, что тебя ждет.
      — Э! Так вы для этого… Я…
      — Я мог бы тебя потрепать слегка. Мне известно кое-что о боли. О том, как причинить боль. Гарантирую, что ты никогда такого не чувствовал. Не советую. И результат все равно тот же самый. Ты все равно примешь эти таблетки.
      — Но…
      — Прямо сейчас, Ховард.
      — Что значит — сейчас?
      — А ты что, думал, что я тебя отправлю на вечеринку, поразвлечься в последний раз? Не желаешь ли по городу пройтись? В автоматы поиграть? А может, покупки сделать какие-то? Приди в себя, мужик.
      — А если я сейчас закричу? Я очень громко кричу. Честно.
      — Кричи.
      — Кто-нибудь услышит.
      — Не волнуйся. Услышит так услышит. Кричи.
      — И все-таки…
      — Я бы мог просто выйти из номера. Придут копы и арестуют тебя. Пожизненное заключение, помнишь?
      — Тогда я не вижу смысла в приеме таблеток.
      — Не забывай про боль, Ховард. Впрочем, я мог бы затолкать тебе таблетки в глотку насильно. Ну, потерял бы ты пару зубов, но это списали бы на сопротивление Дорис. Но я был бы тебе очень благодарен, если бы ты принял таблетки по собственному почину. Согласен? Снимать наручники?
      — Нет. Не нужно. Не буду.
      Ховард не понял, что произошло. Только что он стоял посреди комнаты, испуганный, дрожащий, и яростный. В следующий момент он сидел в кресле, руки в наручниках за спиной, а в горле был огромный ком. Он сглотнул, не сообразив вовремя, что глотать нельзя.
      — Боюсь, что это все, — сказал Ладлоу. — Дай-ка я с тебя наручники сниму.
      Ховард чувствовал, что тело онемело — не от таблеток еще, но, возможно, к нему применили особое воздействие.
      — Минуту или две это займет, — сказал Ладлоу. — Веришь ли ты в Бога, Ховард?
      — Я умираю, — сказал Ховард.
      — Да. Именно поэтому я и задал тебе этот вопрос.
      — Вы — убийца.
      — Да. Кстати, я приврал, когда сказал, что составил на тебя досье. Коррупция — такое утомительное дело в наше время. Ну ее. Зато я вставил имя Дорис в твой список. Список напечатал на принтере и привез сюда. И показал Дорис перед тем, как приступить к действию. Она была очень расстроена твоим поведением, Ховард. Ладно, спрошу еще раз. Веришь ли ты в Бога, Ховард? Мне просто любопытно.
      Ховард попытался что-то сказать, но голосовые связки отказывались подчиняться. Несколько бессвязных, непонятных звуков — и все.
      Десять минут спустя сознание отключилось. Ладлоу в последний раз тщательно осмотрел номер. Ни отпечатков, ни материала для сбора ДНК. Полиция естественным образом должна заключить, что, убив в перебранке Дорис после того, как она показала ему список, в котором наличествовало ее имя, Ховард принял целый пузырек снотворного, дабы убежать от человеческого правосудия.
      Спокойно, не спеша Ладлоу вышел из номера. Коридор был пуст. На лифте он спустился в казино и подумал — не сыграть ли перед отъездом? Решил, что лучше не надо. До станции он доехал на такси. В аэропорту много камер, которые в экстремальных случаях могут дать слишком много зацепок слишком многим людям. (Данный случай экстремальным не являлся. Ховард не был связан ни с какими крупными политическими группировками, мафией, или разведкой. У властей не было причин применять какие-либо специальные усилия — мотив ясен, преступник покончил с собой. И тем не менее Ладлоу заранее решил не появляться в аэропорту. Во всяком случае в аэропорту Лас Вегаса).
      Он пересел с поезда на автобус в Болдер Сити с тем, чтобы прибыть в Финикс несколько часов спустя. Не удалось — отъехав семьдесят миль от Викенбурга, автобус сломался. Пассажиры вышли на дорогу. Кругом пустынно.
      — Нет ли здесь поблизости городка какого-нибудь? — спросил водителя Ладлоу.
      — Частити в семи милях в этом направлении, — водитель показал рукой, — и Маггиз Нипплз три мили в обратную сторону.
      — Любопытное название, — сказал Ладлоу, смеясь.
      — Ага, — согласился водитель, ухмыляясь.
      Ладлоу проверил расписание еще до отбытия и знал, что следующий автобус пройдет по этой дороге только через пять часов. Плюс еще пять часов пути, плюс поездка в Глендейл, к аэропорту — он не успевал на самолет. Нужно было идти в Маггиз Нипплз, или пытаться ловить попутную машину. Он перекинул рюкзак через плечо и зашагал по дороге.
      Далеко идти не пришлось. Солидных размеров седан стоял, припаркованный к обочине. Толстый мужчина в джинсах менял колесо. Ладлоу приблизился. Кругом не было ни души, только в самой машине сидела девочка лет девяти, глядевшая на Ладлоу с переднего сиденья. Когда он подошел почти вплотную, она отвела глаза.
      — Эй, — сказал Ладлоу мужчине в джинсах. — Не подбросишь ли меня, как закончишь?
      Мужик поднял голову. Что-то отталкивающее было в его лице. Болезненно одутловатые щеки. Свинячьи глазки — маленькие и, подумалось Ладлоу, красные от старой, глубоко засевшей злобы. Тонкие губы плотно сжаты. У мужика была дурная привычка не отвечать на вопросы сразу, а медлить.
      — А далеко? — спросил он наконец.
      — В Финикс. В аэропорт. Автобус сломался. Я, честно сказать, спешу. Поможем друг другу. Триста долларов сойдет?
      Мужик посмотрел злобно на Ладлоу, а затем оглядел окрестности. Ладлоу это не понравилось.
      — Отвали, — сказал мужик.
      Ладлоу глянул на девочку. Она снова на него таращилась, явно против собственной воли. Что-то у нее было такое в глазах — умоляющее?
      — Это твоя дочь? — спросил Ладлоу.
      — Я сказал — отвали, — рыкнул мужик.
      Его сотовый телефон вдруг заиграл бравурный марш из второго акта «Аиды». Мужик вытащил телефон и распрямился.
      — Да? — Пауза. — Да, я опаздываю. Понимаю. Сперва была задержка, а теперь вот еще и в колесе дыра. Меняю колесо. Буду примерно через час. Пока.
      Ладлоу не было до всего этого никакого дела, и он не хотел ни во что впутываться. Если бы мужик просто и вежливо ему отказал, Ладлоу просто пошел бы себе дальше в Маггиз Нипплз. Контакты в пути опасны, не следует оставлять по дороге следы. Но что-то было в этой девочке в машине, что вдруг заставило Ладлоу подумать — а чего это мужик мне хамит, собственно? И пистолет этот, засунутый за ремень. Прикрыт курткой от посторонних взглядов… но это еще не повод хамить…
      Мужик нагнулся, чтобы поднять разводной ключ — возможно с целью пугнуть им Ладлоу. Именно этот момент Ладлоу выбрал, чтобы ударить мужика ногой в лицо. Пистолет он вытащил из-за пояса мужика до того, как тот успел упасть. Осмотрев пистолет, Ладлоу пожал плечами и загнал патрон в ствол.
      — Слушай, — сказал он, наставив пистолет на окровавленное лицо. — Дай-ка я тебя еще раз спрошу. Ты — ее отец?
      — Сэр, — сказала девочка тоненьким голосом. Она опустила стекло и высунулась наружу.
      — Да?
      — Он похититель.
      Такое взрослое слово от такой малявки умилило Ладлоу.
      — Он — не твой отец?
      — Нет.
      — Ты его знаешь?
      — Да. Нет. Он схватил меня за руку и посадил в машину.
      — Где это все… хмм… произошло?
      — У школы.
      — Когда?
      — Сегодня.
      — Откуда ты? Где живешь?
      — В Тонопе.
      — Вы приехали сюда из Тонопы?
      — Да.
      — А куда он тебя должен был отвезти?
      — В мороженицу.
      — Нет. Вот сейчас — куда он тебя вез?
      — Он сказал, что мы едем в парк аттракционов.
      Ладлоу присел рядом с павшим похитителем.
      — Слушай, — сказал он. — Скажи мне, куда ты ее вез, а? Может, дольше проживешь, если скажешь.
      — Меня убьют, если я тебе скажу…
      — Кто? Позволь, ты намеревался ее кому-то передать?
      — Да.
      — Я очень неловкий, могу по ошибке на крючок надавить. И у меня свидетель — вон, в машине сидит. Вгоню тебе в башку пулю, и ничего мне за это не будет. Самозащита. Сколько тебе платят?
      Мужик видел, что Ладлоу не шутит.
      — Это одноразовая работа была.
      — Сколько?
      — Пятнадцать сотен.
      — Не много. А куда ее после повезли бы потом? В Бразилию?
      — Не знаю, мужик. Эй, ты чего!
      Ладлоу еще раз огляделся на всякий случай. Никого кругом на многие мили. Степная плоская местность. Он обошел машину и открыл багажник.
      — Я отвезу тебя домой, — сказал он девочке. — Он снова обошел машину. — Забирайся в багажник, — сказал он мужику.
      — Эй, — запротестовал мужик.
      Он неуверенно поднялся, растирая кровь по лицу тыльной стороной руки. Осторожно вдохнул. Ладлоу улыбнулся, направив пистолет мужику в пах.
      — Хорошо, ладно, — сказал мужик и, охая, полез в багажник.
      — Если нам нужно будет остановиться, — сказал Ладлоу, — в твоих интересах затаиться и молчать все время. Надеюсь, ты это понимаешь. Побереги голову.
      Он захлопнул багажник. Вытащив из рюкзака карту Аризоны, он сел за руль.
      — Значит, так, — сказал он девочке. — Тонопа вот где, — он указал точку на карте. — Это где-то часа два езды. Я отвезу тебя туда с одним условием. Если кто-нибудь нас остановит, например полиция, или продавец цветов, ты будешь улыбаться и выглядеть счастливой и довольной. Если будут что-то спрашивать — я твой папа. Я понимаю, что я вовсе не твой папа, но ты все равно скажешь им, что я твой папа, если спросят. Идет?
      Она некоторое время молчала.
      — Да…
      Она покивала головой, открыв широко глаза.
      — Адрес свой знаешь?
      — Да. Пятьсот семь, Уиллоу Драйв.
      — Нет ли там неподалеку большой церкви со шпилем? Там, где ты живешь?
      — Есть.
      — Вот и хорошо.
      По дороге в Тонопу они слушали музыку и играли в двадцать вопросов. Ладлоу поведал ей, как помнил, сюжет «Звездного Младенца». Понемногу девочка отошла от испуга, и Ладлоу начал ей нравится. Она не понимала, конечно же, до конца, что он для нее сейчас делает, но что-то сообразила. Не важно. У Ладлоу к детям была слабость. Инстинкт наверное, подумал он. Все животные защищают молодняк. Ну, хорошо, данный, в машине сидящий, молодняк — не его молодняк, но все равно ведь беззащитное существо, и симпатичное. Вон глазищи какие. Каким бессердечным нужно быть, чтобы похитить невинное дитя в зеленом в горошек платье? Только посмотрите на эти русые пряди, блестящие глаза, тоненькие руки и ноги. Вот же звери.
      — Держи окно открытым, — сказал он. — Не усни, пожалуйста. Ты мне нужна. Ты ведь — главный навигатор здесь, не так ли. Ты — капитан этого космического корабля. Скоро мы приземлимся у твоего дома, и мне нужно, чтобы ты следила за системами и указывала мне, где нужно приземляться. А я просто твой штурман. А ты капитан. Поняла?
      — Ага. — Она улыбнулась.
      — Ну, давай мне приказ.
      — Что?
      — Просто скажи — полный вперед!
      — Полный вперед!
      — Слушаюсь, капитан!
      Звали ее Пейдж.
      До Тонопы они доехали за два с половиной часа. Нельзя было превышать лимит скорости. Шпиль церкви показался прямо по ходу, как только они въехали в городок.
      — Капитан! Это и есть та церковь, о которой мы давеча говорили?
      — Нет.
      Ладлоу снизил скорость.
      — Узнаешь что нибудь? Посмотри вокруг.
      — Да, — сказала она. — Вот в том магазине мама покупает папе бухло.
      — Ты знаешь, как отсюда добраться до твоего дома?
      — Да.
      — Капитан, вам следует наметить маршрут в данной звездной системе. Это тоже самое, что сказать мне, куда нужно ехать. Я вас слушаю, капитан.
      — Здесь нужно направо. Потом прямо, и вон там дальше налево.
      — Слушаюсь, капитан. Мы в пути. Разрешите доложить?
      — Да? — сказала она восторженно.
      — Я весь задеревенел, капитан. Эти межгалактические перелеты очень утомительны. Если я не разогнусь и не расслаблюсь прямо сейчас, я просто лопну. А лопнувший штурман корабль вести не сможет.
      Он выпрямил спину, раздвинул локти, напряг шею, и округлил глаза. Пейдж засмеялась.
      — Да, капитан? Я слушаю.
      — А что?
      — Как — что? Нужно что-то, наверное, сказать, если не хотите, чтобы я взял и умер вот в таком вот положении.
      — А что нужно сказать?
      — Нужно приказать мне расслабиться.
      — Хорошо. Расслабляйтесь.
      — Нет. Нужно сказать «Вольно!».
      — Вольно!
      — Слушаюсь, капитан.
      Он расслабился. Она опять засмеялась.
      Следуя ее инструкциям, он нашел Уиллоу Драйв — пустынную в данный момент улицу. Удачно. Было семь часов вечера. Полиции нет. На всякий случай Ладлоу остановился ярдов за сто до дома номер пятьсот семь.
      — Пейдж, — сказал он. — Дальше тебе нужно идти пешком. Сожалею, но так надо. Я за тобой поеду, медленно, на расстоянии, прослежу, чтобы тебя никто не тронул и не обидел. Хорошо?
      — Хорошо.
      — Ну вот, — он выставил нейтральную скорость. — Теперь нужно прощаться. Я бы, конечно, хотел, чтобы ты ничего не рассказывала родителям, но я знаю, что это невозможно. Поэтому просто расскажи им все так, как помнишь, ничего не утаивая. Также, мне было бы очень, очень приятно, если бы ты передала им то, что я тебе сейчас скажу, слово в слово. Передашь?
      Она кивнула.
      — Скажи им так. Дорогие родители. Человек, который привез меня сюда, сказал, чтобы вы ничего не боялись. Вы никому ничего не должны. Запомнишь?
      — Да.
      — Когда вылезешь, не беги, а просто иди. Я знаю, что тебе хочется побежать. Но ты не беги, а иди. Ты все-таки — капитан межгалактического корабля. Тебе следует помнить о своем достоинстве. Иди домой обычным шагом. Ты в полной безопасности. Капитан, считаю великой честью, что мне привелось работать с вами. Мы может быть еще увидимся, лет через двадцать или тридцать. Если ты не выйдешь сейчас же, я заплачу, а я не хочу, чтобы ты видела, как я плачу.
      Она обняла его и поцеловала в щеку. Выйдя из машины, она зашагала к дому. Ладлоу ехал за ней на медленной скорости. Вскоре она повернула на въезд, пересекла диагонально газон дома номер пятьсот семь, и обернулась, прежде чем нажать кнопку звонка. Ладлоу захотелось ей посигналить, но он не решился. Как только входная дверь открылась, он вдавил акселератор в пол и свернул в ближайшую поперечную улицу. Сорок миль в час, на десять миль превышая лимит, он доехал до следующего перекрестка и снова повернул. Вскоре он оказался на главной магистрали города и направился к междугородному шоссе. Машин вокруг было мало. Ладлоу проехал пандус и остановился под шоссейным мостом. Открыв перчаточное отделение, он порылся в нем и не нашел ничего полезного. Посмотрев через плечо, он увидел грязную футболку на заднем сидении. Можно использовать. Сунув руку под сидение, он достал пистолет и обмотал футболкой руку и пистолет в руке, так что дуло скрылось полностью. Дернув рычаг, открывающий багажник, он вылез из машины.
      Неспешным шагом подойдя к багажнику, он посмотрел на пленника иронически. На всякий случай оглядев окрестности, придерживая футболку, он направил пистолет на голову похитителя.
      — Эй, партнер, — сказал мужик.
      — Так безопаснее, — объяснил Ладлоу. — А если я оставлю тебя в живых, ты ведь попадешь опять в беду, не так ли?
      — Нет. Эй, партнер, не надо. Никаких бед. Я буду хороший с этого дня, клянусь.
      — Приятно слышать. Нет ли при тебе наличных?
      — Есть. Возьми все, партнер. Две тысячи.
      — Ты не пытаешься ли меня купить? За две тысячи?
      — Нет, нет, ты что. Шутишь! Тебе деньги нужны больше, чем мне. У меня еще дома есть. А ты в пути. В пути, сколько бы не было денег, все равно рано или поздно оказывается мало.
      — Ты мудр. Где наличные?
      — Вот здесь, у меня в кармане, партнер.
      — Хорошо. Ну, так ты стало быть будешь отныне хороший?
      — Да. Очень хороший. Честно.
      — Правильно. Ну, на всякий случай, чтобы быть уверенным…
      Он выстрелил дважды в упор. Выстрелы были слышны несмотря на импровизированный глушитель. К счастью, ни машин, ни пешеходов вокруг не было. Ладлоу пощупал нагрудные карманы мужика и обнаружил две тысячи в одном и еще полторы в другом. Пистолет и футболку он бросил в багажник. Захлопнул. Сел за руль, развернулся, и въехал по пандусу на шоссе.
      До аэропорта в Финиксе он добрался без приключений. Запарковав машину на долгосрочной стоянке, он вошел в терминал и внимательно изучил висящее возле входа табло прилетов и отлетов. Последний самолет в Нью-Йорк уже взлетел. Тем лучше — Ладлоу не нужны были лишние соблазны. Самолет на Филадельфию улетал через сорок минут, на Бостон через пятьдесят минут. Ладлоу выбрал Филадельфию. Зайдя в туалет, он заперся в кабинке и в первый раз за время пути из Лас Вегаса снял перчатки, шляпу, и тонкую резиновую шапочку, игравшую роль лысого парика. Показав фальшивые водительские права, он получил билет в туристский класс и, когда самолет взлетел, подружился со стюардессой. После трех коньяков он попытался сосредоточиться на фильме, который показывали в салоне. Фильм был сладко-приторный, про священника и раввина, которые дружили. Анализируя фильм, Ладлоу пришел к заключению, что ни тот, ни другой герой не верят в Бога, а просто следуют ритуалистической традиции. Ему стало скучно, и он заговорил с женщиной, сидящей рядом. Она была симпатичная, но недостаточно молода и не умна. Он отрекомендовался ей как кинопродюсер из Лос Анжелеса, и это ее очень возбудило. Она работала ассистентом кого-то в какой-то дурной страховой фирме. Ладлоу ненавидел страховые компании. Она дала ему свою карточку, на обратной стороне которой она написала номер домашнего телефона, номер сотового телефона, адрес электронной почты, название и адрес кафе в центре Филадельфии, где она часто бывает, практически каждый вечер, и куда она точно придет завтра на ланч. Она обожает актерское дело. Она много играла в школе, а потом в районном благотворительном театре, в пригороде. Она была бы счастлива получить от него весточку. Она очень страстная, романтическая (сказала она), и ее мало кто понимает и может оценить по достоинству. Она знает, как сделать мужчину счастливым. Пусть он завтра придет в кафе на ланч, она ему это докажет. У нее есть бойфренд, но она в любом случае уже собралась его бросить. Он сволочь и совершенно ее не понимает.
      В аэропорту Ладлоу взял такси, доехал до центра и успел на последний нью-йоркский экспресс из Вашингтона, делающий в Филадельфии остановку. Поезд был скоростной, но между Филадельфией и Нью-Йорком шел с обычной скоростью, поскольку пути на этом отрезке не были рассчитаны на сверхскоростные поезда. У Пенн Стейшн ждала пассажиров вереница такси, но Ладлоу решил пройтись, и домой прибыл как раз к началу послеполуночной программы новостей. Новости передавали в записи. Ни слова о Лас Вегасе. Может, завтра что-нибудь будет. А может и нет. Не важно.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ЛЕРОЙ И ГВЕН СЛЕДУЮТ В ПАРИЖ