Просто удивительно, до чего ж много развелось в последнее время магических школ, свободных колдовских лицеев, волшебных гимназий, чародейных училищ и колледжей волхвования! Пятый час я сидел над длиннющим свитком пергамента, на котором были начертаны гербы и девизы всех учебных заведений мира, внимательно перечитывая объявления и рекламные проспекты. Пергамент был такой длины, что я мог бы оклеить им все стены и потолок своей маленькой квартирки и еще остался бы приличный рулон. Вся комната была заполнена его волнами, я чудом не потерял, где начало и где конец, и устал упрекать себя за то, что отважился на поиски столь традиционным путем.
      Дело в том, что мне была нужна работа, и желательно по специальности. Многие школы, колледжи и гимназии предлагали вакансии, но в начале учебного года все выгодные места успели занять счастливчики, а на мою долю остался лишь обслуживающий персонал.
      Когда глаза у меня уже заболели от мелькающих строк объявлений, я сказал себе: «На сегодня хватит!» Было уже за полночь, и мне не помогали ни кофе, ни аутотренинг. Оторвавшись от пергамента, я тоскливо окинул взглядом его развалы. В конце концов у меня оставались непрочитанными еще восемнадцать метров рулона – и соответственно около девяноста объявлений. Я встал, стряхнув с колен несколько завитков пергамента, и, высоко поднимая ноги, чтобы не затоптать объявления, направился к еле видневшейся в углу кровати.
      И вдруг – такие вещи всегда происходят вдруг! – внимание мое привлек блеснувший герб.
      Многие объявления магических школ светятся. Они то горят призрачным светом, как посадочные костры на Лысой горе, то мерцают, словно блуждающие огоньки, то переливаются, уподобившись драконьим глазам в глубине пещеры, то вспыхивают и мигают, будто китайские гирлянды на празднике Йоль. У меня рябило в глазах от их огня, но тут я наклонился и потянул на себя пергамент.
      Герб был красив – Мировое Древо, держащее на своих ветвях замок, окруженный семью радугами. Когда я провел над ним ладонью, снимая кодировку, Древо вспыхнуло и рассыпалось, превратившись в вязь крупных букв:
      «Средней общеобразовательной Школе Магии МИФ срочно требуется преподаватель по звериной магии и нежитиведению. Все социальные гарантии. Достойная заработная плата. Иногородние обеспечиваются жильем. Рассмотрим все предложения. Возможно совместительство. Если вы заинтересовались, настройте вашу чашу на частоту 140 для получения дополнительной информации».
      Конечно, я заинтересовался. Звериная магия – это и была моя специализация! Напрягало другое – моя чаша имела максимальную частоту 100.
      Однако голь на выдумки хитра. Сбегав в душевую – безжалостно топча остальные объявления, – я принес оттуда таз, утвердил на его дно мою чашу-приемник, на глазок разметил стенки таза до отметки 140 и стал осторожно заливать внутрь воду.
      Чаши-приемники, миски и котлы служат не только для волшебства и чародейства. Чаши давно уже заменили нам телевизоры, принятые у простых смертных, как мы называем людей, лишенных магии. Чаша даже в какой-то мере круче – в зависимости от того, какая жидкость в нее налита, ее можно использовать как телевизор, радиоприемник, магнитофон и диктофон. Надо лишь налить воду, молоко, вино или кровь – кровь используют исключительно консервированную – до определенной отметки и произнести необходимое заклинание.
      Мое изобретение оказалось удачным. Едва поверхность воды успокоилась и я провел над нею рукой с зажатым в ней амулетом, в глубине заклубился туман, сквозь который проступил средневековый замок. Судя по дикому пейзажу, он находился где-то в северных горах.
      – Приветствуем вас в Школе Магии и Волшебства МИФ, одной из старейших школ магии, основанных еще Семерыми Великими, – зазвучал голос гида. – Школа МИФ дает всестороннее образование, что позволяет ее выпускникам полнее ощутить возможности магии и проверить собственные силы. Ежегодно МИФ выпускает до ста пятидесяти студентов, которые могут найти применение своим знаниям в любой отрасли деятельности. В учебном процессе изучаются тринадцать предметов – больше, чем во многих школах Старой Европы, за исключением Трансильванского Колледжа Вампиров и Школы Олимпийского Резерва в Греции. Преподавание ведется на стандартном северном наречии, общем для всей Европы в седьмом-восьмом веке нашей эры, с использованием славянских речевых оборотов, так что обучаться в нашей школе могут дети всех европейских государств. Все преподаватели высококвалифицированные специалисты...
      – Дальше, – прервал я. Подобные хвалебные речи может часами произносить о себе каждая школа. С тех пор как их число перевалило за тысячу, жесткая конкуренция заставляет директоров пускаться во все тяжкие.
      Картинка сменилась. Теперь из глубины чаши на меня глядела человеческими глазами рогатая морда козла.
      – Директор средней Школы МИФ мессир Леонард, – отрекомендовал его голос за кадром, – рассмотрит вашу кандидатуру. Если вы решили принять наше предложение, коснитесь амулетом воды и назовите свое имя, предыдущее место работы и заведение, где вы обучались.
      Моя протянутая рука с зажатым в кулаке амулетом замерла в воздухе. Назвать свое имя? Какое?
      Дело в том, что у меня было два имени. Будучи назван родителями, в соответствии с их вкусами, всю свою сознательную жизнь я откликался совсем на другое имя, ничего не зная о своем происхождении.
      Детство и юность мои прошли в самой обыкновенной семье Графов, потомственных волшебников, в частном доме одного из пригородов Ключ-Города на побережье Балтики. У меня были брат и младшая сестра. С братом, Эрастом, мы были двойняшками, то есть появились на свет почти одновременно – он вечером 31 мая, а я утром 1 июня. И тем не менее мы не были друг на друга похожи. Высокий плечистый спортсмен Эраст, своими черными кудрями и синими глазами сводивший девушек с ума, – и я, среднего роста тощий блондин, Эмиль Граф, прошу любить и жаловать. Мама утешала меня тем, что наша сестра Эмма тоже мало походила на нас с братом.
      С Эрастом мы учились на разных курсах – его магические способности проснулись в десять лет, как положено, а мои дали о себе знать лишь через месяц после того, как мне исполнилось одиннадцать. Впрочем, это было не так уж плохо – Эраст на первых порах помогал мне с домашними заданиями и даже давал попользоваться шпаргалками на экзаменах. Он же был моим защитником от однокашников, потому что щуплого меня частенько поколачивали ровесники.
      Только после окончания Неврской Школы Колдовских Искусств наши дороги разошлись. Эраст продолжил обучение в аспирантуре, а мне при поступлении в ветеринарный колледж не хватило одного балла и пришлось посвятить себя педагогике.
      Эраст окончил аспирантуру три года спустя, как раз накануне праздника Луггнаса, как принято у кельтов, или Перунова дня, как называют его славяне. На вечеринку в честь окончания учебы пригласили и меня – я и брат уже два месяца как были совершеннолетними, нам исполнилось по 21 году, и мы могли делать, что хотели.
      Домой я вернулся под утро с тяжелой головой и проспал до обеда – по причине слабого здоровья я плохо переношу алкоголь. Встал только после полудня, сходил в душ, кое-как оделся – и только тут заметил, что на подоконнике смирно сидит почтовый ворон.
      Мне никто никогда не писал, кроме родных. Даже Анастасия, та русская ведьмочка, в которую я был влюблен в Школе Искусств, и то никогда не отвечала на мои письма. А тут...
      Руки мои дрожали, когда я вскрывал конверт, украшенный литерой "М". От волнения и последствий похмелья я не сразу смог понять смысл написанного, а когда понял, молча опустился на кровать.
      "С днем рождения, Максимилиан Мортон! – было написано четким крупным почерком. – Я не ошибся. Сегодня, 1 августа, действительно твой день рождения, и тебя действительно зовут Максимилиан Мортон. Сегодня тебе исполнился 21 год, и я счел, что пора открыть тебе правду.
      Ты родился в другой семье, но твои родители умерли, и семейство Графов взяло тебя на воспитание. Судя по тем сведениям, которые мне поступали, они прекрасно справились со своей задачей и сделали из тебя достойного члена общества. Я бы мог молчать и дальше, но твои родители оставили тебе кое-какую собственность, которой ты отныне можешь распоряжаться. В этом конверте чек на предъявителя. Он сработает, если ты назовешься своим настоящим именем – Максимилиан Иероним лорд Мортон Девятый. Гордись своим родом, ибо Мортоны насчитывают уже тридцать шесть поколений, и тебе выпала честь стать тридцать седьмым лордом Мортоном. С днем рождения, Максимилиан!"
      Подписи не было – только та же литера "М".
      Не помню, сколько я просидел, тупо уставившись перед собой. Очнулся, когда в дверь моей комнаты постучали, зовя к обеду. На деревянных ногах я спустился в гостиную и молча положил перед матерью конверт.
      – Что это такое? – промолвил я и не узнал своего голоса.
      Мать побледнела и оглянулась на отца. Тот сдвинул брови.
      – Эмиль, – мама всхлипнула, – мы... мы не хотели тебе говорить...
      – Так это правда?
      – Эмиль, мы все делали с разрешения попечительского комитета. Мы выдержали настоящий конкурс на право стать твоими родителями и... Сынок, разве тебе было у нас плохо?
      – Но почему?! – воскликнул я. – Почему вы скрывали от меня правду? Почему я узнаю это от чужих людей?
      – Он не чужой тебе! – вскрикнула было мать, но отец остановил ее взмахом руки:
      – Молчи, Алиса. Эмиль... то есть Максимилиан уже совершеннолетний и имеет право знать, почему его отдали на воспитание именно нам и почему назвали другим именем. Если ОН решил открыть правду, нам тем более негоже ее скрывать...
      Отец сам усадил меня на стул и под всхлипывания матери поведал мне самую странную историю.
      Это началось задолго до моего рождения. Трансильванский Колледж Вампиров окончил с отличием некто, принявший после посвящения имя Мигун и вошедший под этим именем в историю. Он продолжил обучение в аспирантуре за границей и вскоре защитил диссертацию по теме «Проблемы эволюции магии». По его теории выходило, что маги вырождаются и через два-три поколения людей, владеющих истинными Силами, можно будет пересчитать по пальцам. Дескать, уже сейчас рождается много магов с ослабленными способностями и, пока не поздно, надо исправлять положение. Кое-кто из высших чинов заинтересовался его разработками, и Мигуну позволили заниматься исследованиями. Прошло восемь лет, прежде чем поняли, ЧЕМ на самом деле занимается Мигун.
      Был скандал, его лабораторию закрыли, а за опыты над людьми Мигуна лишили всех степеней. Он ушел в подполье и организовал секту Светлого Пути. Приняв имя Белого Мигуна, новоявленный гуру утверждал, что магов можно спасти, если все силы бросить на черную магию вуду и зачинать детей только в соответствии с ее канонами. Рожденные при благословении духов вуду, эти дети станут гениями и спасут магию от вырождения. Со всех стран к Мигуну в секту бежали подростки от тринадцати до восемнадцати лет. Бежали, чтобы стать сверхлюдьми и построить новый мир. Власти опомнились слишком поздно.
      Мои родители были сектантами. Моя мать сбежала в секту в четырнадцать лет. У нее были выдающиеся способности в магии, она могла достичь гениальности. За полгода девчонка сделала такую карьеру, что Белый Мигун назвал ее своей духовной дочерью и решил, что первого чудо-младенца она родит именно от него.
      И тут появился мой отец, Иероним Мортон. Он был уже студентом, ему было двадцать лет. Непонятно, почему, но гуру Мигун стремительно изменил свое решение и свел Женевьеву фон Ньерд и Иеронима лорда Мортона. Под пение мантр на алтаре они зачали сына, названного Максимилианом.
      К тому времени дела секты пошли плохо. Могущественные покровители подали в отставку, и власти всерьез взялись за Светлый Путь. Белый Мигун принял решение о восстании.
      Это был страшный год. Люди боялись выходить из дома и собираться в толпы. Прямо на улицах вспыхивали магические поединки, и каждый из них заканчивался жертвами. Только карт-бланш, выданный инквизиторам, позволил подавить восстание. Арестовали двенадцать тысяч боевиков – большинству не было и восемнадцати – еще тысяч семь погибли, спастись удалось единицам. Секта перестала существовать.
      Мои родители тоже были арестованы. Иеронима Мортона должны были помиловать потому, что он был из рода Мортонов. Его жена ждала второго ребенка. И наказание им грозило предельно легкое – у них только стерли бы магические способности и гипнозом слегка подкорректировали поведение, не затронув ни память, ни чувства. Но накануне суда Иероним Мортон и Женевьева фон Ньерд были найдены в камере мертвыми. Все были уверены, что это самоубийство, и даже специальное расследование не прояснило ситуацию.
      Белый Мигун ушел от возмездия. Его искали шесть лет. Было арестовано девятнадцать самозванцев, пока наконец его не вычислили по телепатическому следу. Гуру схватили и приговорили к пожизненному заключению в Диких Горах. А сирот раздали в чужие семьи. Одним из них был я, Максимилиан Мортон, названный новыми родителями Эмилем Графом.
      Сказать, что я, узнав все это, был оглушен и раздавлен, значит, ничего не сказать. Мать плакала весь день, брат и сестра смотрели на меня, как на чудовище, и даже домработница, казалось, что-то подозревала.
      Обуреваемый самыми черными мыслями, я отправился в Национальный банк, но не в тот, которым пользовались простые смертные. Никто из них не догадывался, что в одном здании помещались сразу два банка – вход во второй скрывался за панелью в кабинке для обмена валюты.
      Задумавшись, я едва не совершил ошибку, особым способом открывая проход, и, оказавшись в НАШЕМ банке, некоторое время стоял, озираясь по сторонам. Здесь все происходило так же, как в Национальном банке – разве что пол, стены, потолок и конторки служащих были из малахита и других камней всех оттенков зеленого, а заправляли делами гномы. В банке рано утром было еще мало клиентов, и сразу же почти все они повернули ко мне головы.
      – Прошу пройти, – пропищал ближайший клерк. – Вы что-то хотели?
      – Вот. Обналичить чек и...
      – Понятно. – Гном внимательно изучил пергамент, проведя по нему хрустальным шаром. – Чек на предъявителя. Пожалуйста, распишитесь вот здесь.
      Я послушно взял перо, отметив про себя, что его явно выдернули из крыла грифона, и вывел в углу пергамента, там, где указал гном, свои имя и фамилию. Потом положил сверху свой амулет – большой кусок необработанного янтаря.
      Тонкий луч из хрустального шара упал на амулет – и ничего не произошло. Но гном напрягся.
      – Простите, – проскрипел он совсем нелюбезным тоном, – но вы, кажется, ошиблись. Такого имени не существует. Мы не можем выдать вам требуемую сумму. И советую объяснить, почему вы решили воспользоваться другим именем.
      – Но я написал правду, – попытался возразить я.
      – Если бы вы написали правду, шар бы отозвался. Это не ваше имя. Может быть, объяснитесь, почему вы пользуетесь чужим, Эмиль Граф, или кто вы есть на самом деле?
      Я почувствовал себя сбитым с толку. Мне не раз приходилось видеть, как мать снимает со счета в банке определенную сумму – всякий раз, когда она подписывалась пером грифона «Алиса Граф», в хрустальном шаре вспыхивал ее портрет. Я тоже написал свое имя... Свое?
      – Подождите! – воскликнул я, заметив, что гном уже тянется к звонку, чтобы вызвать охрану, – я ошибся. Позвольте мне еще раз!
      Дрожащей рукой под нелюбезным взглядом гнома я вывел на пергаменте «Максимилиан Мортон»...
      И сразу увидел в хрустальном шаре свою перекошенную от напряжения физиономию.
      – Вот так-то лучше. – Клерк мгновенно подобрел. – Хотели немного пошутить, а, молодой человек? Хрустальный шар никогда не ошибается. Имя дается человеку один раз, и изменить его нельзя, даже если очень захотеть. Советую вам хорошенько запомнить это на будущее, Максимилиан Мор...
      Тут с гномом произошло нечто странное. Он осекся, подался вперед, внимательно изучая мою подпись, потом перевел взгляд на хрустальный шар, подул на него, покрутил, усиливая четкость изображения и глядя то на меня, то на мой портрет.
      – С ума сойти, – прохрипел он. – Максимилиан лорд Мортон? Лорд Мортон!
      Последние слова он выкрикнул громче, чем следовало, и банк мгновенно наполнился изумленными голосами: «Мортон!.. Лорд Мортон!.. Тот самый? Не может быть!» – раздавалось со всех сторон. Я затравленно оглянулся. Клиенты банка показывали на меня пальцами, клерки едва не вскакивали на стойки, чтобы лучше видеть. Несколько гномов выбежали из подсобки. Высунула нос даже охрана – четверо кобольдов.
      – Не понимаю, в чем дело?! – воскликнул я. – Что происходит?
      – Молодой лорд Мортон, – мечтательно протянул гном, – а я все думал, увижу ли вас когда-нибудь или нет? Это такая честь... И такая ответственность. Разрешите вас поздравить и выразить вам свою признательность и соболезнования.
      Это уже было слишком. Повернувшись, я со всех ног бросился вон.
      – Погодите! – заверещал гном. – А ваши слитки? Неимоверным усилием воли я заставил себя вернуться назад.
      После того случая я не мог больше оставаться со своей семьей. Мне казалось, что меня предали дважды – сперва настоящие родители, решившие покончить с собой и бросившие меня на произвол судьбы, а потом приемные, столько лет скрывавшие от меня настоящее имя. Наследство, полученное от родителей, правда, оказалось небольшим – всего-навсего двести слитков в золоте и серебре. Оно позволило мне снять квартиру и некоторое время существовать вполне безбедно. Однако прожив столько лет в обеспеченной семье, я вскоре спустил все состояние и теперь отчаянно искал работу...
      – Максимилиан Мортон, – помедлив, назвался я, коснувшись амулетом поверхности воды в чаше. – Педагогический колледж в Похиоле, факультет зверомагии. Ветеринарный колледж в Беловежской Пуще заочно.
      По воде пробежала рябь, а потом дребезжащий голос за кадром возвестил:
      – Поздравляю вас, Максимилиан Мортон. Вы приняты. На рабочее место вы должны прибыть как можно скорее. Йотунский экспресс отходит из Уппсалы ежедневно дважды в сутки кроме субботы. Дальше доберетесь дилижансом. Ждем вас в Школе МИФ!
      Последний раз вспыхнул бегущими огнями герб школы. Я с улыбкой смотрел на корявый ствол Мирового Древа и старинный замок. Мне казалось, что радуги подмигивают мне.
      Спал я в ту ночь, словно убитый, и мне снилась радуга.
      Наступивший день как раз был субботой, и с утра я снял со счета остатки слитков и ринулся по магазинам. Я тратил деньги, не жалея – совсем скоро у меня будет зарплата, так что напоследок можно и шикануть. Я даже заехал к Графам, чтобы обрадовать их и сказать, что уезжаю завтра утренним эскпрессом.
      Домой я вернулся вечером, чтобы собрать вещи, но еще с порога услышал требовательный стук в окно. Распахнув ставни, я впустил почтового ворона.
      Сердце мое сжалось, когда я увидел белый конверт с единственной литерой "М". Опять! Что там на сей раз? Какие еще тайны мне предстоит узнать?
      «Максимилиан! – прочел я. – Я целый год наблюдал за тобой и до сих пор был доволен. Но сейчас ты совершаешь ошибку. Если хочешь быть счастлив, не смей никуда уезжать из города!»
      Подписи опять не было – только литера "М".
      Я разозлился и сжег письмо. Кто бы ни был этот тип, он явно просчитался. Если бы он действительно хотел мне счастья, то не стал бы скрывать правду еще в детстве или, по крайней мере, не допустил, чтобы я когда-либо узнал свое настоящее имя. Он разрушил мой мир, и я испытывал настоятельную необходимость нарушить его планы.
      На другой день семейство Граф провожало меня на вокзале.
      Билет на утренний экспресс мне достать не удалось. Правда, оставался еще дневной поезд, но до него надо было ждать шесть часов.
      – Может быть, полетишь на дракоморане? – спросила меня приемная мать, дама Алиса Граф. – Два часа – и ты в Йотунхейме. Они отходят каждые четверть часа.
      – Нет, – сказал я. – Ты же знаешь, я не переношу высоты. Хочешь, чтобы мне стало плохо в полете?
      – Но ждать еще шесть часов и следующие шесть трястись в поезде? На месте будешь в десять часов вечера, а тебе еще ловить дилижанс.
      – Ерунда. Дилижансы ходят до одиннадцати. У меня останется куча времени.
      Дама Алиса пыталась меня отговорить, но я был как кремень. Прошедший год научил меня многому. Если раньше я был готов ответить «да» на любое предложение, то сейчас с тем же пылом на все отвечал «нет». И настоял на своем.
      В Йотунхеймском экспрессе народа набилось, как в пригородной электричке в начале дачного сезона. Мне еле удалось отыскать себе местечко в последнем вагоне. Большинство пассажиров были йотуны и цверги в своих неизменных комбинезонах и черных очках вполлица. В спертом воздухе вагона специфический запах йотунов был еще сильнее, так что к концу третьего часа я уже жалел, что не полетел на дракоморане. Там хотя и прохладно – кабины, болтающиеся под брюхом драконов, с открытым верхом, и их обдувает ветром, но по крайней мере, там нет такой вони.
      Йотунский экспресс, вопреки своему названию, еле тащился и то и дело приостанавливался, словно впереди по рельсам брела корова. Когда мы проезжали берегом моря, кто-то додумался сорвать стоп-кран, заметив в воде касатку. Пока восстанавливали порядок и отлавливали хулигана, прошло некоторое время, так что на конечную станцию «У Черных Скал» мы прибыли без десяти одиннадцать вечера.
      К тому времени я остался в вагоне в единственном числе. Большая часть йотунов вывалилась на предыдущей остановке. Следуя укоренившейся традиции, единственной, которой йотуны следовали в цивилизованном обществе, «Уходя, гасите свет!» – едва последний из них покинул вагон, как поезд погрузился во тьму. Только в первом вагоне мерцал огонек.
      Наконец экспресс остановился и ощутимо вздохнул.
      – Поезд дальше не пойдет. Просьба освободить вагон, – произнес усталый голос у меня над ухом. – Это ваша остановка, если вы еще не поняли.
      Я нисколько не удивился и, ощупью пробираясь между сиденьями, выбрался на узкий мокрый после дождя перрон.
      – Надеюсь, путешествие было приятным, – сказал мне в спину тот же голос.
      – Да, благодарю тебя и обещаю, что теперь всегда буду ездить Йотунским экспрессом, – ответил я.
      – Все так говорят, – вздохнул голос, – а потом берут билеты другой компании.
      Я не стал вступать в полемику. Этот голос принадлежал самому поезду – отличительная черта всех экспрессов состоит в том, что в случае, если вы купили билет, вам полагается невидимый личный проводник. Он подсказывает, где ваше место в вагоне, вместо вас спорит с тем, кто его занял без спроса, объявляет остановки и вызывает проводницу, чтобы вам принесли чаю. Невидимый проводник самоликвидировался, стоило вам покинуть вагон, но проявлялся снова, едва вы покупали новый билет.
      Перрон, на который я вышел, был погружен во тьму. Кроме двух сигнальных огней в головах поезда и звезд на небе, вокруг царил полный мрак. Я сделал несколько шагов – и полетел вниз со ступенек, не заметив лестницы.
      Единственной из встречающих меня была огромная лужа. Некоторое время пришлось потратить на общение с нею и попытку избавиться от ее приставаний. Выбравшись наконец на сухое место, я огляделся, ощущая растущее чувство отчаяния.
      Я стоял на пустой площадке. Свет звезд озарял холмы, окружившие ее со всех сторон. Экспресс упирался носом в круто срезанный бок одного холма и явно готовился отправиться в обратный путь. Сбоку возвышалось приземистое здание вокзала. И – ни единой живой души вокруг.
      Подхватив свои вещи, я направился к вокзалу, чтобы спросить у дежурного, когда отходит последний дилижанс к Школе МИФ, но не прошел и десяти шагов, как его увидел. Темная громада дилижанса, подсвеченная двумя фонарями, высилась невдалеке, и как раз в этот миг возница щелкнул кнутом и протяжно крикнул:
      – Тронулись!
      Набирая ход, дилижанс поехал по направлению ко мне. Это наверняка был последний транспорт на сегодня, и я не раздумывая ринулся ему наперерез.
      Крупные рогатые твари, напоминавшие знаменитых козлов Тора, вытаращили на меня глаза и встали на дыбы, а возница замахал над головой кнутом, витиевато перебирая по матери всех моих родственников, как настоящих, так и приемных, из чего я сделал вывод, что он родился в России. Я увернулся от машущих в воздухе раздвоенных копыт, вторично встретился коленкой с лужей и встал, отдуваясь.
      – Что за нежить тут бродит?! – рявкнул возница. – А ну как заговором кину?
      – А давайте мы! – послышались из дилижанса молодые голоса. – Чур-чур-чур! Свят-свят-свят! Коль нечистый, будь проклят! Коль...
      – Стойте! – закричал я. – Мне надо попасть в МИФ, Школу магии. Я спешу.
      – А чего ты там забыл? – возница, лохматый, как снежный человек, наклонился ко мне.
      – Я новый учитель.
      – Упс! – раздалось из дилижанса. – Пацаны, приехали!
      – У мессира Леонарда все на месте, – огорошил меня возница, но тут же смягчился. – А, ладно, ради праздника подброшу бесплатно. Не ночевать же тебе посередь поля.
      Подхватив чемодан и сумку с книгами, я залез внутрь дилижанса, где нос к носу столкнулся с тремя подростками лет по шестнадцати. Мы воззрились друг на друга с одинаково настороженными лицами, а потом дилижанс тряхнуло, и мы, словно кегли, попадали на сиденья. Я кому-то отдавил ногу, зато мне ощутимо въехали локтем в живот. Дорога была тряской, возница спешил, дилижанс мотало из стороны в сторону, а кромешная тьма не позволяла сориентироваться в пространстве... В общем, ехали мы весело.
      Наконец, дилижанс остановился, и мы с облегчением выгрузились на прохладный осенний воздух. Дилижанс стоял посреди просторного внутреннего двора громадного средневекового замка. Мои попутчики подхватили свои пожитки и быстро затопали к высокому крыльцу. Я поспешил за ними, решив, что парни могут указать мне дорогу.
      Навстречу мне выступил озаренный неугасимыми огнями постамент, где в вечном покое замерли семь статуй. Подростки прошли мимо, а я остановился, забыв обо всем на свете.
      Это были они, Семеро Великих Магов всех времен и народов, которые в давние времена создали современную школу магии. Они первыми основали семь школ, где обучали своим искусствам будущих магов, и им до сих пор молились многие из нас.
      Впереди стоял – сперва мне показалось, что это Гэндальф из «Властелина Колец» – тот же длинный плащ, та же надвинутая на глаза широкополая шляпа, тот же посох и белая борода, спускавшаяся на грудь. Справа на боку висела странническая сума, слева – меч. Он так же часто бродил по земле и тоже имел много имен: Один, Отец Битв, Создатель Рун, Похититель Меда Поэзии, покровитель гадательной магии и рун.
      Справа от него стоял другой старец, уже в римской тоге – Аполлоний Тионский, современник Иисуса Христа, урожденный полубог, прославившийся созданием иллюзий и покровительствующий всем, кто занимается чувствами. Случайность помешала ему стать верховным богом для трети простых смертных людей.
      Место слева досталось Веланду, покровителю предметной магии. Он был изваян полуобнаженным, с кузнечным молотом и клещами в опущенных руках. Вместо левой ноги у него была деревяшка. Говорят, он единственный из Семерки до сих пор жив, ибо в его жилах течет кровь эльфов.
      Рядом с Веландом, если обходить постамент слева, стоял единственный человек, кельтский бард Талейсин, простой смертный, причисленный к лику богов за непревзойденный дар песенного слова, покровитель магии слов. Он был изваян с лютней в обнимку. Возле него в одной из своих бесчисленных поз замер Шива, бог-танцор и покровитель магии жеста. Талейсин и Шива редко оказывались порознь, ибо слово и жест объединяла музыка, превращая в песню и танец.
      За их спинами нашлось место еще двоим, и этим великим магам я поклонился особо, ибо это были мои покровители.
      Первым был Волх Змеевич, сын смертной женщины и зверя, бог превращений и покровитель зверей. Кольчуга сидела на нем, как вторая кожа, славянское лицо было холодно и красиво. Он был похож на зверя, ставшего человеком. У его ног сидел Цернуннос, бог-полузверь, человек со звериной головой и ветвистыми рогами. Он замер в главной своей позе – скрестив ноги и уперев руки в колени. Маг стихий – и этим все сказано. В Беловежской Пуще и Неврской Школе Колдовских Искусств мы почитали его славянского двойника, Белеса.
      Неугасимые огни горели у подножия каждой статуи, и казалось, что Семеро Великих не просто так сомкнули свой строй – они ждут нападения неведомого врага и готовы дать отпор всякому, кто дерзнет нарушить их единство.
      Пока я глазел на тех, чьи деяния мы, маги, почитали больше, чем простые смертные всех своих святых и пророков, вместе взятых, подростки куда-то исчезли, и я остался один. Хорошо еще, что главные двери замка были приотворены, и к ним вела широкая лестница, озаренная такими же огнями. Залит огнями был и замок, напоминая «Титаник» сразу после отплытия. Светился весь первый этаж и последний, шестой. На остальных четырех горели отдельные огоньки, да и главные башни были полны света. Вспомнив, какой сегодня день – 22 сентября, начало осени и седьмого месяца годоворота магов, – я направился в замок. Понедельник – праздник, значит, все в замке еще не спят.
      Но едва я переступил порог, как меня постигло разочарование. Просторный холл был пуст. Только колонны, многочисленные статуи, украшенные гирляндами стены и несколько лестниц и плотно закрытых дверей.
      Я крикнул, зовя кого-нибудь. Тишина. Где-то смеялись, танцевали и пили брагу и пунш, но холл казался вымершим. Понимая, что торчать на одном месте глупо, я со вздохом поднял свои вещи и затопал вверх по первой попавшейся лестнице.
      На сто сороковой ступеньке я был готов впасть в отчаяние. Я слышал звуки музыки, иногда до меня доносились смех и голоса и даже топот ног, но никого не видел. Лестница, извиваясь, как змея среди лиан, вела меня сквозь этажи. Я был уверен, что не сходил с нее, но она шла то вверх, то вниз, а то закручивалась, как спираль. Она меня просто дурила!
      – Выход в свет! – не выдержав, громко произнес я, нашарив под рубашкой амулет.
      Короткая вспышка – и лестница, сразу став послушной, завершилась в начале длинного темного коридора, в дальнем конце которого горел огонь. Я с новыми силами устремился вперед, но не прошел и пяти шагов, как послышался протестующий визг и в воздух взвилось что-то белое.
      – Ну это просто уму не растяжимо! – завизжало привидение, зависая над моей головой. – Нельзя уже прикорнуть в уголке и помечтать о смерти! Совсем наглость потеряли! Грязными ногами по народному достоянию! Эх, видел бы тебя дядя Федор!
      – Какой дядя Федор? – машинально спросил я.
      – Ну, Федор Иоаннович Рюрикович, сын Ивана Грозного! – Привидение обрело вид огромной летучей мыши с уродливой мордочкой.
      Собразив наконец, кто передо мной, я отступил на шаг и вытащил из-за пазухи амулет, стиснув его в кулаке.
      – Вот только этого не надо! – вскрикнуло привидение, закрываясь крыльями. – Ну что за нервный народ пошел – чуть что, сразу заклятие кидают, да поубийственнее! Помереть тебе надо, вот что! Сразу выздоровеешь! А то ходят тут всякие...
      – Вот я тебе покажу – «помереть»! – рассердился я и сделал пасс свободной рукой.
      – О-ой! – Привидение кувыркнулось в воздухе, бледнея на глазах. – Ой, какие мы сердитые!.. Давай так! Ты снимаешь свое заклятие, а я не говорю преподам, кто тут шатается по этажам после отбоя. Идет?
      – Не идет, – я все еще не отпускал амулета. – Я – новый учитель.
      – Да ну? – Привидение всплеснуло крыльями, причем с такой силой, что они слились в одно, и, пытаясь разъединить их, летучая мышь рухнула на пол и некоторое время возилась у моих ног белесым клубком. Наконец из него вынырнула мордочка со вздернутым носом.
      – Правда? А по какому предмету?
      – Звериная магия.
      – Ух ты. – Привидение подпрыгнуло, вытягиваясь в струнку, как перепуганный новобранец перед старшиной. – Виноват, гражданин начальник, не признал! Ей-магги, не признал! Разрешите представиться – Малюта Скуратов!
      – Он же – Маленький Кожан, – перевел я.
      – Для друзей – просто Кожан, – закивало привидение так яростно, что на сей раз пострадали его большие уши. Они отвалились и спланировали на пол. Малюте пришлось спускаться за ними на пол и прилаживать к голове. – Но близкие зовут меня еще короче – Нетопырь.
      Взлетев, он сделал надо мной круг почета. Хотелось думать, что почета, потому что неприятных сюрпризов вроде кусочков бумаги, перьев из подушки и прочего мусора при этом на мою голову не посыпалось.
      – Что угодно магу-ветеринару? – заложив третий вираж, поинтересовался Нетопырь.
      – Я только что приехал и хотел бы...
      – Счас-счас, все организуем в лучшем виде, – засуетилось привидение. – Извольте следовать за мной.
      Взлетев, – что далось ему с большим трудом, – Малюта Скуратов устремился вдаль по коридору, не забывая жизнерадостно покрикивать: «Но, залетные! Счас в лучшем виде доставим! Пристегнуть ремни!» – и даже: «Эй, на барже! Не отставать!» А поскольку привидение в любом случае передвигается быстрее человека, мне приходилось прилагать усилия, чтобы не отстать.
      Наконец сумасшедший бег по ступеням, галереям и, коридорам закончился перед высокими створчатыми дверями, из-под которых пробивался луч света. Два монстра, похожие на грифонов, зарычали на меня.
      – Ну, я пошел. – Нетопырь с беспокойством воззрился на придверных зверей. – У меня еще дел полно...
      И исчез прежде, чем я успел раскрыть рот.
      За дверью слышались негромкие голоса. Решив, что терять все равно нечего, я постучал и, чуточку выждав, толкнул дверь.
      Она открылась неожиданно легко, явив мне просторную комнату. Несколько кресел стояли вдоль стен. В центре на возвышении на треноге покачивался котел для гаданий. По стенам были развешаны картины и схемы пентаграмм, по углам притулились два шкафа и полки с книгами и пергаментными свитками.
      Половина кресел была сдвинута к середине комнаты, где стоял накрытый стол с остатками праздничного ужина. При взгляде на тарталетки, полупустые салатницы и бокалы я вспомнил, что последний раз ел часов двенадцать назад.
      Четыре женщины повернули головы в мою сторону. Пятым за столом был крупный угольно-черный козел с пышной гривой на шее и развесистыми рогами.
      – Мессир Леонард? – Я решил не терять времени. – Я Максимилиан Мортон, тот самый, который...
      – Позвольте ваш амулет.
      Это произнесла немолодая женщина с холодным высокомерным лицом. Она выглядела так безупречно, что я не просто протянул ей амулет на цепочке, но и раскланялся:
      – Прошу вас, леди.
      – Леди Ульфрида, – сухо молвила она, сделала пасс над моим амулетом холеной рукой знатной дамы и кивнула присутствующим: – Да, это он.
      Дамы сразу заахали, сгрудились вокруг меня. Мой чемодан и сумку с книгами оставили у порога, а меня затормошили, подтаскивая к столу.
      – Где же вы были, молодой человек?! – дребезжащим голосом воскликнул мессир Леонард. – Признаться, мы ждали вас с дневным экспрессом и даже выслали специальный дилижанс!
      – Я опоздал к продаже билетов на этот поезд.
      – Опоздали? – В разговор вступила еще одна женщина, средних лет, плотная с миловидным лицом и неприятным пронзительным голосом. – Постарайтесь впредь больше не опаздывать, молодой человек. Дисциплина – вот самое главное. Без дисциплины нет педагогики, и то, что вы – Мортон, вас нисколько не извиняет. Более того, на вашем месте я бы серьезно задумалась над своим поведением, ибо столь высокое имя налагает определенную ответственность. Все беды от недисциплинированности...
      – И все мировые открытия тоже, – промолвил негромкий шелестящий голос из глубины одного из кресел. Сидевшая там женщина почти полностью сливалась с ним. – Если рассудить здраво, то лишь те, кто нарушает существующие догмы, кому тесны рамки закона, кто плюет на дисциплину – только те и способны достичь чего-либо в этой жизни. Ибо они суть те, кто раздвигает горизонты для других людей, улучшая их жизнь. И пускай они ступают по терниям и непризнаны при жизни, но после смерти им воздвигают памятники. Во все века и времена были такие – бунтари, мечтатели, талантливые одиночки... маги, в конце концов!.. Мы воспитываем магов, а у мага главное качество – фантазия и вера в чудо, в то, что однажды свершится нечто, разрушающее привычный круг, и тогда...
      – Ваша теория интересна, коллега Маска, но молодой человек устал, – притопнул ногой мессир Леонард. – Я весьма сожалею, что вы не прибыли раньше. В таком случае вы бы посетили наш Осенний бал и вчерне познакомились со школой, детьми и преподавателями. Впрочем, у вас будет время завтра...
      – Занятия начинаются в восемь утра, – перебила директора та самая дама, что говорила о дисциплине. – У вас занятие с шестым курсом. Потом еще три пары – и после половины четвертого можете знакомиться со школой сколько влезет. Только не забудьте к следующему понедельнику предоставить мне вашу программу и план занятий.
      – Морана Геррейд, – мессир Леонард качнул рогами, – юноша только что приехал. Может быть, вы повремените с подобными нагрузками?
      – Пустяки, – отмахнулась дама Морана. – Наши дети и так потеряли десять дней. Будет просто преступлением, если мы позволим пропасть хотя бы еще одному дню.
      – Я вас провожу. – Леди, проверявшая мою личность по амулету, взяла со стола два бутерброда и бокал и вышла, кивком головы поманив меня за собой. – Наши комнаты в одном крыле.
      – Не забудьте, что на вашем попечении еще и живой уголок! – крикнула мне вслед Морана Геррейд.

      Не помню, как я добрался до своей комнаты. Леди, представившаяся как Ульфрида ап-Элль, оставила мне бокал вина и бутерброды, поздравила с Осенним Равноденствием и удалилась, а я провалился в сон, едва бутерброды оказались в моем желудке. Собственно, я уснул за едой, и они провалились туда очень быстро – добавочное ускорение придало им мое падение в кровать.
      Шесть часов спустя я стоял в огромной школьной столовой на помосте, на котором располагались учительские столики. Мессир Леонард запрыгнул на свое персональное кресло и, пока ученики торопливо поглощали завтрак, представил меня коллегам. Едва услышав мое имя, они окружили меня, и на сей раз церемония знакомства затянулась, потому что каждой учительнице захотелось пожать мне руку и лично спросить, тот ли я самый лорд Мортон.
      Вчера в учительской я видел далеко не всех – большая часть педагогов в первом часу ночи уже спала. Остались лишь те, кто дежурил на Осеннем балу. Морана Геррейд оказалась завучем и преподавателем магии рун. Леди Ульфрида – магии стихий. Дама Маска, которая рассуждала о запретах и фантазии, – магии иллюзий. Она меняла наряды иногда по нескольку раз в день, и уже через неделю я пришел к выводу, что вся высокая мода не только мира магов, но и простых смертных работает лишь для того, чтобы обеспечить Маску нарядами.
      Остальные учителя тоже были весьма своеобразны, но сейчас я ограничусь лишь краткими характеристиками.
      Маленькая старушка с седым пучком волос и очками на носу, дама Труда, была преподавателем по предметной магии. Она вечно что-то вязала и смотрела навсех ласково и снисходительно. Магию слова преподавала Сирена – ее мягкий журчащий голос до сих пор стоит у меня в ушах. Стоило ей заговорить, как слушатели забывали обо всем – и это при том, что она вечно одевалась нарочито небрежно, в какие-то балахоны и накидки.
      Магия жеста и танца была представлена Лыбедью – шикарной блондинкой в столь декольтированном платье, что я побагровел, когда она представилась мне, а дама Морана сделала коллеге замечание «за растление малолетних». Это я-то малолетний? Впрочем, строгая завуч наверняка имела в виду школьников.
      Вторым завучем была Берегиня – мускулистая старуха в кожанке с длинной седой косой на груди. Она вечно курила, и даже здороваясь со мной в первый раз, не выпускала изо рта трубки. Она преподавала в школе боевую магию.
      Смуглая худощавая Лилита была специалистом по начальной магии – предмету, с которого начиналось обучение в любой школе, независимо от последующей специализации. Приветствуя меня, задержала мою руку в своей ладони и улыбнулась:
      – Скажите, а это трудно – быть Мортоном?
      – Невероятно трудно, – сознался я. – Тем более что я до сих пор не подозреваю, чего от меня все ждут.
      Лилита подмигнула мне и понимающе кивнула головой. Это добило меня окончательно – она, должно быть, уверена, что я скрываю какую-то тайну.
      Кроме женщин, были здесь и мужчины, чему я обрадовался. Магию превращений преподавал плотного сложения тип средних лет, Спурий Волчий Хвост, всем своим видом наводивший на мысль об огромном звере. Когда нас познакомили, он от полноты чувств едва не сломал мне кисть и жизнерадостно воскликнул на весь зал:
      – Рад знакомству, Мортон! Теперь нас будет трое в этом курятнике, а?!
      Третьим оказался преподаватель зелий и ядов, Черный Вэл, упорно требовавший, чтобы его именовали лордом. Он мне ничего не сказал, даже не подошел знакомиться, только смерил придирчивым взглядом с ног до головы. Мне же его худое бледное лицо, глубоко посаженные черные глаза, презрительный рот и горбатый нос не понравились сразу. Хотя, с другой стороны, делить нам было нечего.
      Ну и наконец, двое не совсем людей. Мессира Леонарда, директора Школы МИФ и преподавателя по потустороннему миру, я уже представлял. Тринадцатой была Невея Виевна, нежить из рода лихорадок. В ее ведении находилась, как ни странно, целительная магия и школьный медпункт. Невея Виевна материализовалась перед моим носом, холодно улыбнулась, но прикасаться ко мне не стала, погрозив костлявым пальцем:
      – Уже мечтаешь попасть в больницу?
      – Надеюсь, вы со всеми познакомились? – Дама Морана тут же вклинилась со своими замечаниями и взяла меня под руку. – Занятия начнутся через полчаса. Вы как раз успеете дойти до кабинета. Советую не опаздывать на первый урок. Вы должны сразу дать понять детям, что такое дисциплина.
      Аудитория для занятий звериной магией находилась в непосредственной близости от моей комнаты – надо было лишь пройти дальше по коридору к соседней двери. Помещение состояло из двух частей – лекционной и небольшого кабинета. К аудитории примыкал живой уголок, соединявшийся с моей комнатой тамбуром.
      По первости я все-таки немного замешкался и переступил порог класса, когда урок уже начался. Тридцать мальчишек и девчонок пятнадцати-шестнадцати лет сидели за расположенными полукругом столами и во все глаза смотрели на меня. Лекция была спаренной – обычно обучение в школах магии раздельное, – поэтому все места были заняты. Во взглядах детей было столько недоверчивого внимания, что я почувствовал себя неуютно, словно первоклашка, нарвавшийся " темном коридоре на банду старшеклассников.
      – Здравствуйте, – сказал я, кашлянув и открыл классный журнал, пробегая взглядом череду имен и фамилий. – Я ваш новый учитель по звериной магии...
      – Значит, это правда?! – ахнул какой-то мальчишка.
      – Что – правда?
      – Ну... что вы... то есть... – Он засмущался. – Дэвид говорил, что в школу приехал новый препод... то есть вы.
      – А что, вы ждали кого-то другого?
      – Да, то есть нет, – ребята заговорили все разом. – Мы думали, опять дама Морана придет.
      – А разве у вас сейчас по расписанию не звериная магия?
      – А ей плев... то есть она всегда замещает заболевших учителей и проводит с нами дополнительные занятия.
      – Магия рун – очень важная магия. Собственно, магия потустороннего мира и магия начал многое взяли от нее, – сказал я.
      – Да ну ее! Задолбала со своими рунами! А у нас уже специализация началась! – возмущенно загомонили мальчишки и девчонки. Похоже, ребята не видели во мне учителя – я, скорее, был новым человеком, с которым можно было поделиться наболевшим. Что ж, в свое время я и сам недолюбливал некоторых преподавателей, не сумевших привить мне любовь к их предмету, поэтому некоторое время слушал учеников.
      – Хорошо, а теперь давайте вернемся к уроку. Наша тема...
      – Успеется. – Тот же парень, что первым задал вопрос, развалился на сиденье поудобнее. – Лучше расскажите о себе.
      – Что?
      – Ну, кто вы и откуда. Должны же мы знать, кто нас будет учить.
      – Хорошо, – вздохнул я. Правду сказать, мне не хотелось вот так, с ходу окунаться в учебный процесс. – Меня зовут Максимилиан лорд Мортон. Я сирота – мои родители погибли, когда я был маленьким. Воспитывали меня... очень хорошие люди.
      – Если они хорошие, чего ж вы от них уехали? послышался ехидный голос с задней парты.
      – Это к делу не относится. Захотел – и уехал, – рассердился я. – Немного работал в зоопарке...
      – Ух ты! – Класс оживился. – А вы там за кем ухаживали? А вы василиска видели? А на что он похож на самом деле – на змею или петуха? А на драконах вы летали? Чтобы верхом, а не на дракоморане? А Алконоста слушали? А...
      Они буквально закидали меня вопросами.
      – Тихо-тихо! – еле остановил их я. – Давайте так – вы сперва записываете лекцию, а потом мы поговорим. Идет?
      Восторги утихли, как по волшебству.
      – А лекция долгая? – робко поинтересовалась какая-то девочка.
      – Как будете записывать. Ну что, начнем?
      Ребята завздыхали, но полезли за перьями и тетрадями.
      – Итак, тема «Классификация мифических животных. Причины и последствия проявления магические свойств». Записали? Слушайте.
      Мифические животные – далее МЖ – делятся на хтонических чудовищ, как-то: Мировой Змей Йормунгард, Мамонт, Черепаха, на которой стоит мир, и так далее, антропоморфных – сирены, русалки-фараонки, богинки, лебединые девы, дивьи люди...
      – А у нас есть одна такая! – встряли с задней парты. – Дама Сирена знаете, что скрывает под своим балахоном...
      – Это к теме не относится, – возразил я.
      – Еще как относится! – Парень даже отбросил перо. – Сами посудите – она Сирена и они – сирены.
      – Встань, – распорядился я. – Как зовут?
      – Да ну! Да чего? – заныл он. – А чего я сказал?
      – Ладно тебе, Крис, – буркнул его сосед. – Засыпался, ничего не попишешь.
      – Итак, Кристиан, – я внимательно посмотрел на мальчишку, – может быть, ты нам объяснишь, как выглядят сирены? Чтобы мы не перепутали их с дамой Сиреной?
      – Ну, они это... не люди, вот. И поют.
      – Очень полная зоологическая характеристика. Ладно, Кристиан, садись. Сирены относятся к антропоморфным птицедевам и входят в тот же отряд пернатых, что и Гамаюн, Алконост и богинки. Нижняя часть их тела – птичья, а верхняя – человеческая. Причем богинки выделены в отдельную подгруппу, так как у них кроме женских особей встречаются и мужские. Сирены размножаются партеногенезом. Это амазонки среди антропоморфных зверей.
      – А русалки? – подал голос кто-то.
      – Русалки относятся к другому отряду. Кроме того, не путайте водяниц и мавок – настоящую нежить, – с албасты и фараонками. У последних существуют самцы и самки, а нежить к воспроизводству себе подобных практически неспособна... Итак, продолжим. Кроме этих существ, есть животные собственно мифические – Единорог, Василиск, Гиппогриф, Скарапея, Семаргл-Переплут и другие. Их количество ограниченно, многие находятся на грани исчезновения, а другие и вовсе истреблены человеком. Еще одна группа – криптозвери. Многие из них известны и простым смертным. Это снежный человек, морские змеи...
      – Несси, Кракен, мамламбо, – опять донесся голос с задней парты.
       – Именно они, – кивнул я. – А также те самые албасты и фараонки. Эти две последние формы жизни очень древние, и есть мнение среди ученых авторитетов, что большинство криптозверей и антропоморфы имели общих предков. Ну и наконец, самая большая группа мифических животных – это звери, наделенные Силой, звери-символы. Например – собака. Это и Груманский Пес, и Собака Баскервилей, и воплощение Семаргла. Кошка – это и кошки богини Фрейи, и Сфинкс. Волки – Гери и Фреки великого Одина, а также знаменитый Фенрир сын Локи и Белый Князь Волков. Конь, корова, петух – список можно продолжать. У большинства этих зверей есть мифические прототипы, но и самые обычные собаки, кошки и лошади при определенных условиях тоже способны на проявление волшебных свойств...
      Здесь я оборвал сам себя, потому что, обводя взглядом класс, заметил, что в аудитории добавился новый человек. Худой, болезненно-бледный подросток в старомодном одеянии – батистовая рубашка с кружевами, широкий пояс, бриджи, чулки и башмаки с пряжками – сидел на краю передней парты и торопливо что-то строчил на длинном пергаменте, кажущемся бесконечным, как лента Мёбиуса.
      – Ты кто такой? – спросил я.
      Юноша перестал писать и сделал нетерпеливый жест рукой – мол, потом, сперва лекция.
      – А это Прилежный Ученик, – просветил меня Кристиан. – Он привидение.
      Незнакомый юноша оторвался от своих пергаментов и помахал ладошкой. Вглядевшись, я заметил, что он слегка прозрачен. Но еще больше, чем наличие в классе привидения, меня поразило то, что одно из них явилось при дневном свете!
      – Да он безобидный. Просто пришел с вами познакомиться, – объяснили мне ребята. – Таскается на все лекции с утра до ночи, а ночами сидит в библиотеке.
      Прилежный Ученик был действительно одним из привидений Школы МИФ. Когда-то давно он был настоящим человеком, но, одержимый идеей познать все на свете, дошел до того, что сам не заметил, как стал призраком и наконец-то мог не тратить время на сон, еду и отдых.
      – Вот классический пример того, что много учиться вредно – можно заучиться до смерти, – назидательно промолвил второй мой главный собеседник, Дэвид, и прикоснулся к своему амулету: – Развеять?
      – Зачем? – улыбнулся я. – Пусть сидит. Мне он не мешает, а знания не бывают лишними.
      Постепенно я снова увлекся лекцией. Сделать это было просто – мифические животные мне всегда нравились, и я готов был рассуждать о них часами. Опомнился я только когда прозвенел звонок, знаменуя окончание занятия. Но на самом деле это было только начало – меня ждали еще четыре урока – трех третьих классов и одного седьмого.
      Выжатый, как лимон, чувствуя, что посадил с непривычки голос и завтра буду читать лекции шепотом, я поплелся в учительскую. Каждый педагог был обязан в конце своего рабочего дня посетить ее – вдруг завучу придет в голову что-то сообщить.
      Переступив порог, я сперва решил, что у меня дежа-вю. В центре стоял накрытый стол, вокруг него были расставлены кресла и теснились женщины. Все, как вчера вечером – за исключением того, что тут был весь педколлектив, а блюда и напитки на столе стояли нетронутыми. Когда я закрыл за собой дверь, учителя громко, но недружно прокричали:
      – Поздравляем с боевым крещением!
      – Мы рады тому, что вы среди нас! – прожурчал голос Сирены, и она, колыхаясь многочисленными юбками и оборками, подошла и взяла меня за руку. – Вы – сама юность и свежесть. И надежда на то, что наша трудная стезя не зарастет терниями и волчцами, ибо вниз каждый катится сам, а вверх, к свету и знаниям, идти нелегко. Для нас это счастье, для нас это – жизнь во всех проявлениях ее.
      Сирена подвела меня, слегка оглушенного звуками ее голоса, к столу. В руки мне сунули бокал и протянули на тарелочке тартинку.
      – За нового члена нашего коллектива! – воскликнул мессир Леонард. Сам он, как я заметил, бокала не поднимал. Перед ним на столе стояли две плошки – в одну был налит пунш, а в другой покрошен салат.
      Здесь было принято самообслуживание, но все учительницы почему-то сразу кинулись ухаживать за мной. Они наперебой предлагали мне то тартинку, то бутерброд, то салатику, то еще пунша, то угощали сладостями. Из-за своей застенчивости неискушенный в общении с дамами – рядом с красавцем Эрастом я всегда проигрывал в глазах девушек – я стеснялся, и был едва ли не благодарен даме Моране, когда она вдруг сказала:
      – Может быть, хватит? Максимилиан, как вы нашли живой уголок? Пожалуйста, подумайте, кого из опасных тварей надо в нем ликвидировать?
      – Ликви... что? – не понял я.
      – Вы не знали? Я думала, что леди Ульфрида вам все объяснила вчера вечером, когда провожала в вашу комнату. – Завуч бросила на преподавательницу магии стихий убийственный взгляд. – Вашу предшественницу покусали бешеные шуликуны! В школе развели неоправданно много животных. Их притаскивали даже сами дети, что недопустимо. В конце концов от скученности и при отсутствии квалифицированной ветеринарной помощи там стали возникать болезни. Раз вы специалист, вы должны вылечить больных и подать список тварей, которых следует отправить на ликвидацию. Мы не можем держать в школе опасных зверей!
      – Простите, – моргнул я, – но я еще не был в живом уголке.
      – То есть как?
      – Вчера было уже поздно, а сегодня с утра...
      – Можно было хотя бы заглянуть! Отправляйтесь немедленно!
      – Но...
      – И не забывайте – вы еще должны написать мне четыре программы – отдельно для третьего курса, отдельно для четвертого, шестого и седьмого, где у вас занятия. И подать список расписания факультативов.
      У стола воцарилось неловкое молчание. Корпоративный междусобойчик был забыт. Но самое главное – меня поразило то, что директор и большинство женщин спокойно отнеслись к устроенной мне выволочке. Я поставил бокал на стол, положил недоеденный бутерброд.
      – Хорошо, – промолвил я в наступившей тишине. – Я могу идти?
      – Идите, – с видом победительницы кивнула дама Морана.
      Я вышел, но не успел пройти и пяти шагов, как меня осторожно потянули за рукав. Я обернулся – маленькая дама Труда смотрела на меня сквозь толстые стекла очков.
      – Не пугайтесь, деточка, – мягко проговорила она. – Программы уже есть – ваша предшественница все написала. Вам надо только изменить кое-что, подправив их для себя лично. И с животными вы справитесь. А на даму Морану не сердитесь. Она все делает правильно.
      Впоследствии я узнал, что строгая завуч повышает голос на всех и каждого, и единственный, кто избежал подобной участи – сам директор, да и то потому, что он был в ладу с потусторонним миром и запросто мог ответить магией на интриги своей подчиненной. Даже сын дамы Мораны, и тот предпочитал встречаться с матерью лишь трижды в год – на празднике Йоль, на празднике Бельтан и в день своего рождения. А дама Труда находила оправдание всему – даже банальным кнопкам, которые с завидным постоянством подкладывали ей ученики. Но в тот момент мне было обидно.
      Однако стоило мне переступить порог живого уголка, обида куда-то исчезла. Живой уголок находился в большом полутемном зале, где два окна заросли пылью и паутиной, на полу и стенах виднелись потеки грязи, в углах скопился мусор, а клетки, лохани с водой и вольеры теснились в беспорядке. И запах... Вонь стояла ужасная. Даже так – УЖАСНАЯ! Похоже, сюда никто не заходил с начала учебного года, а если и заглядывали, то только чтобы вывалить в кормушки объедки из школьной столовой.
      Оставив дверь открытой, чтобы хоть немного проветрить помещение и поскольку боялся, что потеряю сознание от вони, пока буду возиться с замком, – я осторожно пошел между клеток, разглядывая их обитателей. Одни встречали меня громкими криками, другие молчали, но это молчание было весьма выразительно!
      Все было плохо. Клетки заросли грязью. В аквариумах вода приобрела буро-зеленый цвет с бензиновыми разводами. Кажется, единственным, кто хорошо себя чувствовал, был гриф. Он разорвал на клочки собрата и наслаждался кровавым пиршеством. Да еще аспиды. Эти впали в спячку и не замечали ничего.
      Хуже всего дело обстояло с албастами. Из шести трое не подавали признаков жизни и всплыли брюхом кверху. Темные пятна на боках и едкий запах свидетельствовали, что для них все было кончено.
      И еще плохо пришлось шуликунам – тем самым, которые покусали учительницу. Их клетка была окутана тройным слоем магической защиты и прямо искрила, а маленькие козлоногие человечки бегали, визжали и скакали, бросались на прутья и, обжигаясь, бились на грязном полу в судорогах.
      Я присел перед клеткой на корточки. Шуликуны мигом перестали метаться и сгрудились в кучку, прожигая меня злобными взглядами. Я сжал в кулаке амулет, проговаривая заговор на нечистую силу – и шуликуны отпрянули, визжа от злости.
      Мальчишкой я часто ходил в живой уголок в родной школе. Там тоже были шуликуны, но совершенно ручные – их можно было даже выпускать побегать, они отзывались на клички и могли выполнять простейшие команды. А все потому, что мой учитель сумел подобрать к ним ключик и научил этому и меня.
      Оставив клетку, я порылся по углам и нашел то единственное, что могло отвлечь шуликунов, – старый халат, фартук с рваными завязками, две алюминиевые миски и гнутую ложку. Шуликуны завизжали от удивления, когда я распахнул дверцу и швырнул все это на пол клетки, а потом скопом ринулись разбирать игрушки. Не прошло и минуты, как двое уже играли в прятки, ползая в складках халата, еще один нацепил на себя фартук и разгуливал по клетке, волоча его за собой наподобие мантии, а трое других колотили мисками и ложкой друг друга. Под их счастливые вопли я совершенно спокойно убрал из клетки толстый слой грязи и заменил заклинания, сняв все лишние блокировки и перенацелив оставшиеся. Клетка перестала искрить, и шуликуны немедленно отреагировали на это – троица перестала тузить друг друга и принялась бить по прутьям ложкой и мисками, наслаждаясь звоном и скрежетом. Порывшись в карманах, я нашел обрывок веревочки и старую пуговицу и отправил туда же – пусть играют, – и под аккомпанемент радостного визга занялся уборкой остальных клеток.
      Живой уголок Школы МИФ заслуживал скорее названия зоопарка. Кроме грифов, албастов и шуликунов, там были аспиды – целых шесть штук, два грифона, пораженных пухоедом, пара волков, худых, как стиральные доски, две Жаравь-птицы, пара молодых драконов с потускневшей чешуей, восемь змей, грязный, с клочьями летней шерсти единорог, которому было слишком тесно в крошечном вольере, козлерог, выглядевший немногим лучше, змея Скарапея, голодная и потому злая, небольшая стайка фараонок, у которых от гнилой воды началась экзема и чешуя отваливалась с хвостов клочьями, два дива в отвратительном состоянии и мавка, прозрачная, как туман. Еще немного – и она бы исчезла совсем, настолько была плоха. Больше половины зверей нуждались в ветеринарной помощи, с момента болезни учительницы их никто не кормил, сама комната тоже заросла грязью, и я потратил остаток дня только на то, чтобы вычистить эту помойку. К вечеру прутья клеток и стенки вольер и аквариумов были отчищены, я залил новую воду албастам и фараонкам и переставил террариум с аспидами поближе к окну, а Жаравь-птиц выпустил полетать. Но работы все равно остался непочатый край. Нужно было почистить чешую драконов, змей и фараонок, обработать оперение грифонов и Жаравь-птиц, вымыть волков и единорога – подозреваю, что звери не будут от этой процедуры в восторге, а еще... В общем, к тому времени, как я закончил оказывать всем обитателям зоопарка первую помощь и накормил их, время неуклонно приближалось к полуночи.
      Наконец я запер за последним обитателем зоопарка клетку и перевел дух, озираясь по сторонам. Шуликуны притихли, свив себе гнездо из старого халата и фартука. Жаравь-птицы и дивы отчаянно чистили перья, а фараонки сердито шлепали хвостами, недовольные тем, что их вымазали едкой мазью. Волки и Скарапея прижались к прутьям клеток, следя за мной пристальными взглядами – надеюсь, не с гастрономическим интересом.
      – До завтра, – сказал я прежде, чем погасить свет.
      В террариуме, где жила мавка, что-то шевельнулось. Полупрозрачное лицо с полными страдания глазами оборотилось в мою сторону.
      – Мы будем ждать, – прошелестела она.
      Так началась моя жизнь в Школе МИФ. Я вскакивал в половине седьмого утра, чтобы успеть заглянуть в живой уголок – хвосты фараонкам требовалось смазывать четыре раза в день, – и бежал на занятия. – восьми до четырех с часовым перерывом на обед я читал лекции, а потом до вечера чистил клетки, ухаживал за драконами, выгуливал единорога и козлерога, кормил зверей.
      Завтракали и обедали учителя вместе со школьниками, а ужинали кто как. Я, занимаясь живым уголком, Всегда опаздывал к общему для учителей ужину и приспособился ужинать в одиночестве.
      Впрочем, не один я игнорировал общий стол. Невея Виевна, будучи лихоманкой, почти не появлялась среди нас. Как и специалист по зельям и ядам, наш «господин отравитель» Черный Вэл. Хотя я бы предпочел, чтобы вместо него тягой к уединению страдала наша завуч дама Морана Геррейд. Вот от кого мне всегда хотелось держаться подальше! Да и не только мне. По-моему, ее не боялся только наш директор мессир Леонард.
      Первый же выходной я потратил на то, чтобы познакомиться со школой поближе. Официально замок имел шесть этажей и три крыла, но на самом деле, как и любая школа магии, внутри был сложнее, чем снаружи. Вскоре я убедился, что по нему можно блуждать часами и все время оказываться на одном и том же месте.
      На первом этаже замка кроме парадного холла находилась библиотека, школьная столовая, танцзал, зал спортивных занятий и кабинет зельеварения. Второй и третий этажи были жилыми. Кроме большой спиральной лестницы, их соединяли между собой и с четырьмя башнями более полутора десятков малых лестниц и запасных ходов, открывавшихся с помощью магии. Кстати, учителя жили рядом с учениками.
      Четвертый и пятый этажи были заняты кабинетами и аудиториями, на пятом этаже помещался кабинет директора, а на четвертом находились учительская, живой уголок и апартаменты вашего покорного слуги. Большая же часть шестого этажа была отведена под вместительный зал, использующийся для проведения торжественных приемов и балов, тут же были расположены больничное крыло и аудитории для занятия потусторонней магией.
      Что касается башен, то в них можно было попасть практически с любого этажа – надо было только знать, какая лестница куда ведет. Ибо лишь большая спиральная соединяла все этажи между собой, остальные были куда хитрее. Ближайшая к моей двери лестница, например, вела из моего правого крыла четвертого этажа в левое крыло шестого, а если бы вы стали по ней спускаться, то очутились бы сразу возле библиотеки, минуя третий и второй этаж. Запомнить, куда и по какой лестнице надо идти, было очень сложно. В начале семестра путался не только я, но и многие первокурсники.
      Внутри школа здорово напоминала средневековый замок – каменные колонны, сводчатые потолки, нарочито грубая мозаика на полу, стрельчатые окна со старинными витражами, светильники в виде факелов и каменные горгульи. Мебель и состояние канализации тоже были выдержаны в духе времени. Не то, что Неврская Школа Колдовских Искусств – она только снаружи напоминала деревянный храм. За порогом все было оборудовано по последнему слову магического дизайна – все блестящее, новенькое, стильное. Впрочем, здесь мне тоже понравилось.
      В то утро – заканчивалась вторая неделя моей работы в школе – меня разбудил колокольный трезвон, раздавшийся в шесть утра. Подобные звуки означали, что вас призывает директор. Ломая себе голову над тем, что мессир Леонард хочет от меня в такую рань, я кое-как оделся и бегом бросился по сонным коридорам в его просторный кабинет, совмещенный с учительской. Из-за необычайной внешности – в любое другое время я бы и о нем читал лекции как о мифическом животном – мессир Леонард жил прямо на рабочем месте. Впрочем, не стоит забывать, что и моя комната отделялась от живого уголка только тамбуром.
      Когда я примчался в учительскую, выяснилось, что директору понадобился не я один. В сборе были все педагоги. Даже Невея Виевна, бледная до зелени, маячила где-то под потолком, как привидение, страдающее бессонницей. Я прибыл предпоследним – уже после меня в помещение вплыла, томно закатив глаза и зябко кутаясь в шелковую шаль, Сирена – она по полночи проводила за сочинением стихов и сейчас явно еще не отошла от творческого экстаза.
      Когда мы собрались, мессир Леонард пристукнул копытом – я заметил, что он стоял в центре наспех нарисованной пентаграммы, – и стены на миг вспыхнув ли зеленоватым светом. Невея Виевна спустилась с потолка на пол.
      – Уважаемые коллеги, – дребезжащий голос мессира Леонарда дрогнул, – я призвал вас сюда, чтобы сообщить... м-м... В общем, прошлым вечером произошло важное событие, и я хочу, чтобы вы это знали. Комната защищена тройным кольцом временной хронопетли, поэтому ни одно слово не выйдет из этих стен – и, надеюсь, из ваших уст. Советую всем поставить уже сейчас мысленный блок, чтобы никто, даже ненароком...
      Нахмурившись, директор грозно обвел нас взглядом. Дождавшись, пока все выполнят его требование, он продолжил:
      – Каждый вечер я настраиваю свой котел, дабы узнать, что происходит в мире. Вы знаете, что МИФ расположена в глуши и новости доходят до нас с опозданием. Поэтому я и слежу за выпусками эфира. Об этом событии я узнал еще вчера вечером, но дал вам выспаться. Кроме того, я надеялся, что за ночь в этом деле появятся новые подробности... Итак, очередной выпуск через полторы минуты. – Мессир Леонард взглянул на большие песочные часы. – Прошу вас, коллеги!
      На небольшом возвышении на треноге стоял плоский котел, бока которого были испещрены рунами. Он использовался и для гаданий, и для приема эфирных видео– и звукопередач – совсем, как моя личная чаша. Но если я мог принимать максимально частоту «100», то у директорского котла разрешение было в 760 единиц, и он мог запросто ловить телевидение простых смертных – роскошь, о которой мне оставалось только мечтать.
      Судя по уровню воды в котле, частота была «111» – для важных общественных новостей и правительственных сообщений. От воды исходил сильный травяной дух.
      Мы сгрудились около котла. С наибольшим комфортом расположились только Невея, опять взмывшая к потолку, и сам директор. Он встал на задние ноги и сделал передними несколько пассов. Мессир Леонард всегда колдовал, не прибегая к амулету. Поверхность воды пошла рябью, в глубине возникла стандартная заставка – передача предполагалась звуковая, без картинки.
      – Немного раньше начали, – пробормотал директор, услышав постепенно усиливающийся голос.
      – ...беспрецедентный случай, – произнес диктор. – Вчера, за четверть часа до заката, стало известно о побеге из района Диких Гор известного колдуна вуду, бывшего лидера печально известной в прошлом секты Светлый Путь Белого Мигуна. Мигун содержался в пещерах особого уровня, запечатанных еще при Александре Македонском. За две тысячи четыреста лет это первый случай, когда преступнику удалось преодолеть подобную защиту. К расследованию дела подключены лучшие следователи. По следу пущено шесть Искателей, но пока ни один не взял след. Несмотря на принятые усилия, способ побега остался неизвестен. Есть ли у Мигуна сообщники на воле – также неизвестно. Каковы его цели и где он сейчас находится – неизвестно. Власти уверяют, что повода для беспокойства нет, однако элитные части Спецназа Инквизиторов на всякий случай приведены в полную боевую готовность. Слушайте программу «На гребне эфира» – мы всегда в центре событий! Только у нас – самая свежая информация.
      Мессир Леонард тронул копытом поверхность воды – и голос пропал.
      – Почти то же самое, что я услышал вчера вечером, – сказал он. – Разница в том, что вчера было сказано всего о двух Искателях. Ничего не изменилось.
      – Хм, как сказать, – скривилась Берегиня. – За ночь изменилось количество Искателей. Это уже немало. Держу пари – к будущей полуночи их число возрастет до тринадцати.
      – Ваша шутка неуместна, – отозвалась дама Морана. – Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
      – Тоже мне, проблема, – скривилась преподавательница боевой магии. – Я еще двадцать лет назад высказывалась за то, что этого маньяка надо казнить. Нет, правительство хотело подлизаться к Сообществу Стран Старого Света и решило быть гуманным! Вот и получило головную боль. Убийц надо убивать – вне зависимости от того, что там лепечут о правах человека.
      – Кажется, вы тоже убивали? – парировала дама Морана.
      – Это была война. – Старуха вытащила трубку.
      – Я приказываю немедленно прекратить спор! – Мессир Леонард пристукнул копытом по полу. – Не время ворошить прошлое, надо думать, как справиться с настоящим. Опасный преступник вернул себе свободу. Вы понимаете, чем это грозит нам? Нашей школе? В опасности все дети – от новорожденных младенцев до подростков. Подростки в большей мере – ибо двадцать лет назад Белый Мигун делал ставку именно на них. Сейчас они уже выросли, но у тех, кто когда-то был в секте, успели родиться свои дети. И кто знает...
      – Я немедленно просмотрю списки школьников, – отрапортовала дама Морана. – Если среди наших учеников есть дети бывших сектантов, придется принимать меры.
      – Меры придется принимать в любом случае. Пока не будет выяснено что-либо определенное, школа переводится на осадное положение. Все письма просматривать, дама Маска, это по вашей части. Берегиня, вам стоит еще раз проверить внешний круг защиты. Дама Морана...
      – Я раскину руны – вдруг там будет найден совет.
      – Хорошо. Ну и всем остальным педагогам следует посвятить учебные часы защите – каждому по своей специальности. Начиная от элементарной самообороны и заканчивая противоядиями и контрзаклинаниями от темных сил.
      – И не забудьте, коллеги, – встряла дама Морана, – что недостающие часы вам придется потом отрабатывать. Школьная программа должна быть освоена детьми в полном объеме, несмотря ни на какие чрезвычайные ситуации. Идите, готовьтесь.
      Невея Виевна что-то прошипела сквозь зубы и растворилась в воздухе. Вслед за нею один за другим покинули учительскую все остальные.
      Я немного задержался в дверях, пропуская вперед наших дам. Спурий Волчий Хвост улизнул вместе с ними, а Черный Вэл приостановился, изучающе взглянул мне в лицо, но ничего не сказал.
      – Мессир Леонард, – позвал я, плотно прикрывая дверь.
      – М-м? – Директор уже просматривал толстый свиток, ловко удерживая его передними копытами.
      – Простите, но... Вы ничего не хотите мне сказать?
      – Вы о чем, Максимилиан? Что я должен вам сказать?
      – Не знаю, но, мне кажется... Белый Мигун... Вы, наверное, не знаете, кем были мои родители.
      – Знаю. Что дальше?
      – Вы знали? – воскликнул я. – Вы знали, кем были мои родители, и все-таки взяли меня на работу?
      – А что в этом такого? Я не заглядываю в будущее – это дело дамы Мораны. Впрочем, она раскидывала на вашу кандидатуру руны. Выпали три комбинации, во всех трех повторялась руна Кано. О подробностях вам лучше спросить саму даму Морану.
      – Я так и поступлю, – машинально пообещал я, но не сделал к двери и шага. – И все-таки, мессир... Я не понимаю. Мои родители были сектантами. Неужели это вам ни о чем не говорит? Неужели вы ничего не думаете? Не подозреваете? Неужели вам духи потустороннего мира ничего не открыли... обо мне?
      – А кто вы такой, что духи должны знать вас? Что вы совершили? – отмахнулся от меня мессир Леонард, но я кожей чувствовал, что он уходит от ответа. Директор явно что-то знал.
      – Скажите мне все! – потребовал я. – Я обязан знать правду! Мне уже несколько раз намекали на то, что я Мортон!
      – Ну и что?
      – Как – «что»? У всех, с кем я сталкивался, весьма странная реакция на это имя. Как будто мой отец совершил нечто ужасное!
      – Ну, почему сразу отец? Может быть, дело в вашем семействе, к которому вы имеете честь принадлежать?
      Я был ошарашен таким поворотом дела. Вспомнилось странное письмо – там говорилось, что я девятый Максимилиан в роду Мортонов и представитель тридцать седьмого поколения этого рода. Вообще-то я слышал, что Мортоны кое-чем знамениты, но в семействе Графов, где я воспитывался, это было запретной темой, и сейчас я, как ни старался, не мог вызвать из памяти ничего путного.
      Мессир Леонард тем временем отвернулся и скользнул взглядом по рядам высоких, до потолка, книжных полок, заставленных книгами и заваленных манускриптами. Повинуясь мысленной команде, стандартная красная папка спланировала на пюпитр перед его мордой и раскрылась.
      – Сам не понимаю, почему не уничтожил эту папку раньше, – пробормотал он. – Из всего выпуска никто не достиг особенных высот, и хранить ее не было смысла. А вот поди-ка! Как живые...
      Я подошел, заглянул через мохнатое плечо. Сто сорок юношей и девушек – молодые маги, каждый под своим колдовским именем, которое маг принимает, пройдя посвящение. Рядом портреты преподавателей – обычный памятный адрес. У меня хранился такой же в память о Школе Искусств – там до сих пор портрет Анастасии Мельник из Дедославля обведен алым в знак любви. Я пробежал глазами череду незнакомых имен и лиц и вдруг заметил сбоку еще одно.
      Девочка лет четырнадцати, с длинными светлыми, почти белыми косами. Глаза ее горели огнем. В них светились воля, ум, сила и жизнелюбие. Она была явно моложе остальных выпускников, да и портрет ее был другим – любительский снимок, наклеенный косо и наспех.
      – Женевьева фон Ньерд, – прочел я вслух.
      – Она была удивительно талантлива. Самородок. Неограненный алмаз, – мечтательно промолвил мессир Леонард. – И к тому же красавица. Но – с тяжелым характером. Школа стонала от ее проказ. Малютка Женни верховодила целой бандой мальчишек – все были на год-два старше ее, но слушались эту пигалицу, как родную мать... Кстати, «фон Ньерд» не описка. Она действительно праправнучка того самого вана Ньерда из Асгарда. Кроме старших детей, Фрейра и Фрейи, от второй жены, Скади, у него было трое детей. Женевьева внучка младшего из его сыновей... Женни сбежала в секту, уведя с собой всю свою банду. Каюсь, я вздохнул свободно, когда ее не стало в этих стенах. Дисциплина сразу поднялась на недосягаемую высоту. Правда, мы перестали брать первые места на олимпиадах по стихийной и словесной магии... Что уставился? – совсем другим, резким тоном промолвил директор. – Да, я действительно знал твою мать. Она училась в нашей школе. Ее бывшие однокашники закончили МИФ как раз в тот год, когда ты родился. Половины из них нет в живых – погибли, когда боевики Белого Мигуна вышли из подполья.
      Я тупо уставился на памятный адрес. Раз за разом возвращаясь взглядом к снимку матери, я с опозданием заметил, что имена почти всех юношей заключены в темные рамки.
      – Они специализировались на боевой магии и магии жеста, – объяснил мессир Леонард. – И пошли добровольцами.
      – А мой отец? – спросил я. – Вы знали моего отца?
      – Нет, – качнул головой директор. – Твой отец учился в особой спецшколе, куда не принимали всех подряд. Детей туда к воротам подвозили личные шоферы, а преподаватели дрожали над каждым учеником. Элитный Колледж Чародейства для детей богатых и знатных магов! Твой отец был лордом – тебе это о чем-нибудь говорит? Да если бы не секта, твои родители вообще не должны были встретиться! Я и видел его только один раз – когда по всем каналам передавали запись ареста четы Мортон. Женевьева несла тебя на руках. Я сразу ее узнал – она нисколько не изменилась. Ты похож на нее, но слишком высок ростом, наверное, в отца.
      Я посмотрел на снимок девушки с горящими глазами. Несмотря на прошедшие годы, он не потускнел. Казалось, приложи усилие – и мать оживет. К сожалению, у меня не было ни одной фотографии настоящих родителей, и я просто не знал, какими словами обратился бы к ней.
      Мессир Леонард качнул рогами.
      – Через полчаса начнутся занятия, – сказал он. – Вам следует успеть приготовиться... Это можете взять с собой. Если пожелаете.
      Он опять стал неприступно-официальным, но сейчас я был ему за это благодарен. Я молча взял красную папку со снимками класса и пошел к себе, не отрывая взгляда от лица Женевьевы фон Ньерд.
      С того дня мы вскакивали в шесть утра, чтобы собраться над вещательным котлом и с замиранием сердца слушать последние новости. Чаще всего они слово в слово повторяли то, что передавалось вечером. Но однажды, как сейчас помню, в воскресенье, вместо обычных заученно-бессмысленных фраз о том, что «предпринимается все возможное и невозможное», диктор, у которого, судя по оттенку кожи, в роду были водяные, взволнованным голосом произнес:
      – Начнем наш выпуск срочным сообщением из Ирландии. Нынешней ночью в местечке Лох-Лэнд произошел террористический акт. На воздух взлетел и, рухнув, раздавил транспортную стоянку, кемпинг, кафетерий и половину парка аттракционов гостиничный комплекс «Тара», только-только отстроенный и готовый принять первых посетителей в предстоящий Самхейн. Зданию нанесен непоправимый ущерб, пострадали также все заведения, на которые упали его обломки. Имеются жертвы, в основном среди посетителей кафетерия, кемпинга и дежурной смены обслуживающего персонала комплекса, которые в ту ночь находились на работе. Всего погибло не менее ста двадцати человек, еще двести получили ранения. При проведениитеррористического акта был использован минимум магии, поэтому спецслужбы не смогли поднять тревогу. Ответственность за взрыв взял на себя один из бывших членов секты Белого Мигуна. При аресте он сознался, что таким образом хотел приветствовать возвращение своего гуру. На основе заявления арестованного, чье имя не разглашается в интересах следствия, власти сделали вывод, что беглый преступник Белый Мигун находится где-то на Британских островах.
      Признаюсь, когда я услышал это сообщение, у меня возникло желание захлопать в ладоши. Но, похоже, никто не разделял моих чувств. Мои коллеги переглядывались и сочувственно качали головами.
      – Итак, появились сведения, что Белый Мигун в Ирландии, – нарушил молчание мессир Леонард. – Отсюда можно сделать вывод, что...
      – Можно расслабиться, – ляпнул я.
      – Что он сумел пересечь незамеченным несколько границ, добираясь от Тибета до Ирландии. А, следовательно, либо у него есть могущественные покровители, либо Белый Мигун знаком с высшей магией.
      – Если не ошибаюсь, одним из его дипломов был диплом по иллюзиям, а второй – по потустороннему миру, – встряла дама Морана. – Жаль, что он не учился в МИФ. Мы бы тогда...
      – Мы бы тогда мгновенно оказались в осаде, – повысил голос директор и притопнул копытом. – Ибо я не намерен допускать в школу кого бы то ни было, связанного с сектой.
      – А я бы точно постаралась его убить, едва он появится на пороге, – категорично заявила Берегиня.
      Хлопнула дверь. Я обернулся – из учительской выскочил Черный Вэл.
      Прошло несколько дней, и из Ирландии стали поступать новые сообщения. В двух местечках неподалеку от Лох-Лэнда видели загадочное привидение. Его сумели сфотографировать, и по снимкам опознали Белого Мигуна. Неизвестно, были ли снимки поддельными – эскпертиза ничего не выявила, – но людей все это взволновало. В Ирландию ввели отборные спецчасти инквизиторов. Британские острова лихорадило. Королева-бабушка выступила с заявлением, что волноваться рано и в крайнем случае можно просто изолировать Ирландию, как было шестьсот лет назад, во время последнего восстания фирболгов.
      Пока власти пытались отловить Белого Мигуна, обычные маги принимали свои меры. Британские острова захлестнула волна Мигунофобии. Несколько частных школ магии закрыли, другие перешли на особый режим работы. Все родители, кто мог, забрали детей домой на бессрочные каникулы или вовсе перевели их в школы Старого и Нового Света.
      Досталось и нашей МИФ. В среду на следующей неделе нас опять созвали в учительскую.
      – У нас новый ученик, – с порога объявил всем мессир Леонард. – Обучался в Уэльской школе Полых Холмов.
      – Полых Холмов? Но это же черная магия! – возмутилась дама Морана. – Допускать черного мага к нам?
      – Мальчик хронически не успевал. Особенно плохие отметки у него в наведении порчи и, как ни странно, в теории магии мертвых. Родители его были бывшими сектантами, приговоренными к стиранию магических способностей, и они настояли, чтобы сын пошел по их стопам. Однако он недавно потерял мать, а затем и отца, и его дядя, ставший опекуном мальчика, воспользовался ситуацией, чтобы перевести племянника. к нам. В свое время он окончил МИФ. Это Клад Мельхиор. Его племянника зовут Даниил Мельхиор.
      – Клад? – переспросила дама Труда. – Я помню его. Мальчик был очень талантлив. Написал такую чудную работу но прикладной теории благородных металлов...
      – Значит, решено. Даниил прибудет завтра утром.
      Даниил Мельхиор прибыл утренним экспрессом, и я впервые увидел его только в обед. Худой смуглый мальчик, не по возрасту суровый, с пышными, прямо-таки девчоночьими кудрями, вошел вслед за мессиром Леонардом в столовую. Когда его представили третьему курсу, в одном из классов которого он будет учиться, Даниил и бровью не повел, а просто подошел к новым товарищам и встал рядом.
      Я с интересом рассматривал его. По странному стечению обстоятельств именно в этой группе у меня должно было состояться занятие сразу после обеда. Значит, я первым из учителей познакомлюсь с этим английским чудом.
      Тот урок запомнился мне надолго. Ибо Даниил все полтора часа не сводил с меня черных внимательных глаз. От его немигающего взгляда мне было не по себе. Я все ждал, что вот-вот он поднимет руку и огорошит меня неожиданным вопросом, но мальчик промолчал весь урок. А я, еле дождавшись звонка, прямиком отправился к себе в комнату и, не раздеваясь, рухнул на постель. У меня кружилась голова, я чувствовал себя бесконечно усталым и сам не заметил, как заснул.
      ...Во сне я шел по длинному мрачному коридору. Узкие стены были сложены из грубых камней, заросших мхом и плесенью. Под ногами противно хлюпало. С низкого потолка свисали сосульки грязи. Справа и слева в стенах виднелись забранные решетками ниши – там на цепях сидели какие-то уроды, но я не смотрел по сторонам. Стараясь не замечать вони, я шагал сквозь тьму, держа перед собой факел.
      Неожиданно взгляд мой уперся в одну нишу. Там на четвереньках стоял обычный человек – только нагой и закованный в неимоверное количество цепей. Видимо, он стоял так уже давно, но когда свет моего факела упал на него, узник поднял голову. Сквозь гриву грязных спутанных волос на меня глянули светлые глаза. Самые обычные глаза, полные терпеливого ожидания...

      А между тем незаметно приблизился Самхейн, праздник Всех Святых и Нечисти. Для нас, магов, этот праздник особенно важен – наряду с Йолем, который простые смертные называют Рождеством, а также с Летним Солнцеворотом и Бельтаном, Первомайским Праздником Весны и Любви. По всей школе заранее развесили гирлянды и фонарики, в кладовой горкой высились приготовленные тыквы, спешно чинились старые и шились новые карнавальные костюмы, а из кухни неслись соблазнительные запахи.
      Как и все магические школы, МИФ представляла собой особый мир. Ночью здесь нередко можно было услышать загадочные звуки, кто-то стонал и гремел цепями, слышались подозрительные шаги, тени иногда начинали двигаться независимо от хозяев, а уж привидений, вроде Нетопыря Малюты Скуратова, можно было встретить на любом этаже. В одной из башен жила баньши, в другой обитали упыри-бомжи, в подвале гнездилась нежить, а прилегающая территория проста изобиловала разными магическими и мифическими существами. В школьный парк пробовали запустить кентавров, но они не прижились – выходцам из Греции в Скандинавии было холодновато. Зато в речке часто видели морских змей, заплывавших на нерест, весной на лужайках встречали даже фей.
      Поэтому обитатели школы привыкли к сюрпризам, но эти дни перед Самхейном запомнились всем надолго..
      Я знал, что нечисть перед Самхейном распоясывается. В Школе Колдовских Искусств, которую я заканчивал, в последний день октября по календарю простых смертных нечисть устраивала настоящий шабаш, и горе было неосторожному ученику, который осмеливался подсмотреть за ее проказами. Двое моих однокурсников даже попали в больницу.
      Поэтому я не особенно удивился, когда за два дня до Самхейна меня разбудили жуткие звуки.
      После того загадочного сна я стал плохо спать и проснулся мгновенно. Казалось, совсем рядом стонет и ревет от боли огромный тролль. Вопли были такими пронзительными, что мне пришлось собрать все силы, чтобы рискнуть зажечь свет. Ночная лампа из светлячков озарила мою комнатку, но вопли от этого стали только громче. В довершение ко всему вдруг раздался страшный грохот, словно рухнула половина стены!
      Набросив халат, я выскочил в коридор. Дальний конец его был погружен в зеленоватое свечение, которое таяло на глазах. Страх приковал меня к месту, я застыл, не в силах сделать ни шагу. Но тем не менее мне показалось, что там кто-то стоит...
      На всем четвертом этаже я жил один. Остальные педагоги жили на втором и третьем, вместе со школьниками. Не успел я перевести дух и решить, что делать дальше, как новый крик раздался оттуда.
      Цокот копыт эхом отразился от стен коридора. На меня налетел мессир Леонард. С горящими глазами и развевающейся гривой он так сильно напоминал христианское изображение Сатаны, что я вскрикнул от ужаса.
      – Оно там, наверху! – крикнул мне директор и галопом поскакал к лестнице. Я крепче стиснул в кулаке амулет, наскоро запер дверь и поспешил за ним.
      Пятый этаж был залит тем же мертвенным зеленым светом, но он уже таял, растекаясь, как туман. Добрая половина ламп освещения была разбита, и осколки усеивали пол. Выпущенные на волю светляки бестолково метались повсюду, но часть жучков валялась среди осколков кверху лапками. Я поднял одного из них.
      – Дохлый.
      Мессир Леонард понюхал светляка на моей ладони.
      – Очень странно, – проблеял он, – вы не чувствуете магии?
      Я провел амулетом над жуком. Он вспыхнул ярко-зеленым светом, дернул лапками – и с треском рассыпался в прах.
      – Магия мертвых, – со знанием дела определил мессир Леонард.
      Вслед за нами на пятый этаж поднялись и остальные учителя. На лестницах замаячили даже мордашки детей – заспанные, но от этого не менее любопытные.
      – Магия мертвых? – Дама Морана, выглядевшая нелепо в цветастом ночном халате, отороченном мехом, поправила на волосах сеточку. – Откуда, профессор?
      – В нашей школе есть несколько ее ярких представителей, госпожа Геррейд. Те, кто, если вам так будет угодно, живет в ТОМ мире. А сейчас, когда на носу Самхейн...
      – Привидения? Вы думаете, это их шутки?
      – Хелем не взятые могут вернуться туда, где Даждьбога щит ярко сияет, – со знанием дела произнесла Сирена. – В пору Безвременья очи богов путь им укажут к хоромам предков...
      – Обычно они ведут себя более сдержанно, – поджала губы дама Морана. – Если так пойдет и дальше...
      – Думаю, к Самхейну они успокоятся, – сказал мессир Леонард. – Но на всякий случай я проведу обряд. Это должно их остановить.
      Но директор ошибался. На вторую ночь все повторилось – с той только разницей, что на сей раз пострадали оконные стекла. Они вылетели не только в рекреационных, но и во всех комнатах северной стороны, так что пришлось часть детей временно переселить в другие комнаты, поставив по четыре-пять кроватей там, где раньше стояли две-три, а некоторые занятия сократить, ибо пострадали и классы. Но третья ночь прошла удивление мирно – неизвестный полтергейст ограничился завываниями и топотом ног. Однако этого с лихвой хватило, чтобы многие в школе не сомкнули глаз полночи.
      В эти дни у меня в живом уголке произошло печальное событие – умерла мавка. Эти полуводяные духи на зиму впадают в спячку, подобно русалкам и водяницам, и просыпаются, когда прогреются водоемы. Ослабленная из-за плохого содержания, мавка не смогла впасть в спячку вовремя и слабела не по дням, а по часам. Она стала настолько прозрачной, что лишь по блеску волос и шевелению песка в аквариуме можно было понять, где она находится.
      В последнюю ночь перед Самхейном я сидел возле ее аквариума, и когда из коридора послышались заунывные вопли, заметил, как заколебалась вода.
      – Ты что-то чуешь? – спросил я.
      – Чу-у... чу-у... – только и донеслось в ответ.
      – Кто это? Призрак?
      – О-о!.. О-о-о... не-ет...
      – Это человек? Кто-то из магов или ученики? – забеспокоился я.
      Но мавка лишь булькала водой и что-то шептала. Из ее шепота я разобрал только, что она сильно напугана – настолько, что от страха и умерла.
      И тем не менее Самхейн остался праздником. Он служил как бы подготовкой к празднику Йоль, когда Рождается новый год и новый бог. Простые смертные ошибочно называют этот день Рождеством, приписывая все одному-единственному человеку, и не подозревают, что на самом деле празднуют не день рождения младенца, но возрождение всего мира, каждый раз обновлявшегося в самые короткие дни года.
      Замок в одну ночь расцветился сотнями огней и гирляндами. Повсюду под потолком плавали воздушные змеи – казалось, здесь открыли филиал китайской выставки воздухоплавания. Занятия в этот день отменили, и школьники слонялись по коридорам, временами уворачиваясь от нежити, которая, не боясь света дня, шныряла под ногами: Домовики исподтишка старались что-нибудь стащить, кикиморки швырялись всем, что попадется под лапку, похожие на жертв техногенной катастрофы брауни просто бегали и размахивали лапками. Где-то кого-то окатили водой. Девочки взвизгивали, когда кикиморки дергали их за косы. Упал кто-то из старшекурсников – брауни связал ему вместе шнурки на ботинках.
      Среди воздушных змеев скользили привидения. Заметив меня, Нетопырь Малюта Скуратов камнем спланировал вниз и огрел холодным крылом по спине:
      – Ну, как? Обживаешься помаленьку?
      – Спасибо. Кстати, ты не знаешь, кто это шумел по ночам?
      – Не мое дело. Я вообще случайный гость – как на этом празднике жизни, так и там, в холодном мире по ту сторону. Я одинок, позабыт, позаброшен. И никто меня не любит, а все только норовят наступить на крыло и... Уй! – Нетопырь даже подпрыгнул, потому что кто-то из первоклассников действительно запустил в привидение петардой. Она взорвалась прямо в прозрачном животе Малюты, и он мгновенно стал пестрым от высыпавшегося конфетти.
      – Укушу-у! – завыл Нетопырь, кидаясь за мальчишкой, и оставил меня в покое.
      Во время праздничного обеда в зале распахнули окна, и в них стали влетать вороны, сороки и галки. Вороны несли письма от родных и друзей, сороки – телеграммы, а галки, объединившись в стаи, тащили посылки. Нашлось несколько мальчишек и девчонок, которым посылки доставили серые вороны – родители этих ребят проживали на другом конце света.
      К своему удивлению, я тоже получил письмо и посылку. Моя мачеха, Алиса Граф, поздравляла меня с праздником и долго, путано извинялась за то, что сама не решилась открыть мне правду. В посылке оказался хрустальный футляр для моего амулета и красивая фибула с изящно вышитой руной Уруз, соответствующей моему настоящему дню рождения. Примерив фибулу, я вздохнул про себя и решил, что обязательно пошлю что-нибудь мачехе на память.
      Вторая посылка пришла, когда все уже отправлялись в большой зал, где должно было произойти главное действо ночи Самхейна. Две галки втащили маленькую коробочку, уронили ее к моим ногам и умчались прочь так стремительно, словно боялись, что я выдеру им перья.
      Я поднял коробочку. На ней не было ни подписи, ни обратного адреса. Только несколько славянских рун, долженствующих обезопасить посылочку от магического просвечивания. Заинтригованный, я открыл ее...
      И тут же выронил, скорее от раздражения и разочарования, чем от страха.
      В коробке лежала дохлая крыса.
      – Глупая шутка, – громко сказал я, надеясь, что меня услышат те, кто захочет насладиться моим испугом.
      – Нет, – раздался над моим ухом скрипучий холодный голос. Оказавшись рядом, Черный Вэл двумя пальцами поднял крысу за хвост и положил в коробку. – У вас завелись враги. У вас есть враги, Максимилиан?
      При этом он посмотрел на меня так пристально, что мне захотелось сказать: «Да, и одного из них я сейчас вижу». Но вместо этого я покачал головой:
      – Не помню, чтобы я кого-то обидел.
      – Ну-ну. Считайте, вам повезло. Но на всякий случай сплюньте трижды через левое плечо и прочтите заговор от сглаза, – пожелал «господин отравитель», взял эту злосчастную коробку и ушел прочь, пробираясь сквозь толпу.
      Я сердито посмотрел ему вслед. Со дня моего приезда в школу прошло больше месяца, но Черный Вэл заговорил со мной едва ли не впервые. Он вообще мало с кем разговаривал.
      Но едва я переступил порог главного зала на первом этаже, все тревожные мысли разом вылетели из головы. Зал был украшен великолепно. Я, наотмечавшийся Самхейнов в бытность школьником, а потом студентом, был поражен и очарован. Самыми главными атрибутами праздника были выдолбленные изнутри тыквы с вырезанными на них масками и огромный котел, под которым уже были сложены дрова. До полуночи оставалось всего ничего. Едва раздастся гонг, зажжется огонь. Нечисть получит полную силу, и самой главной заботой будет – не дать огню погаснуть. По традиции, роль нечисти исполняли сами школьники, переодетые и загримированные, но тут, при таком скоплении брауни, домовиков и кикимор, наверняка не станут привлекать магов.
      Дама Маска, прекрасная в воздушном одеянии, которое меняло оттенки в зависимости от того, что делала его владелица, поднялась к помосту с котлом. Дама Лилита, как представитель магии начал, щелчком пальца зажгла огонь, и Маска, вскинув увешанные браслетами руки, вдохновенно...
      Завыла!
      Вопль был такой пронзительный и страшный, что не только дети – взрослые отпрянули от помоста. Маска застыла с поднятыми руками и запрокинутой головой – и вдруг завизжала что было силы, показывая куда-то вверх.
      Мы тоже запрокинули головы. Под потолком, примостившись на лепном карнизе, сидела баньши и вдохновенно орала, раскачиваясь в такт своим воплям. Все знали, что она живет в самой старой башне замка, но впервые за долгое время баньши решила нарушить свое уединение.
      – Смерть! Смерть! Он пришел сеять смерть! – вопила она в промежутках между завываниями. – Он пришел сеять смерть! И теперь все умрут! Будет только смерть! И ничего больше! Смерть! Смерть!
      А потом случилось то, что не случалось на Самхейн, наверное, никогда.
      Зал погрузился во тьму. То есть полную и абсолютную. Позже, когда глаза немного привыкли, стали заметны серые пятна окон и на их фоне силуэты людей, но тогда...
      Крики, визг, плач девчонок, ругань и обрывки заклинаний, сопровождаемые вспышками тут же гаснущего света. У какого-то умника в руках сработала петарда, и к шуму примешались крики боли. Послышались голоса учителей, пытавшихся навести порядок. Сирена громко начитывала вису, призывая огонь вернуться, но ее голос заглушался шумом толпы и воплями баньши, которые перекрыл жуткий грохот и треск.
      Я тоже рванулся куда-то, потому что стоять на одном месте было еще страшнее, но в этот миг чья-то холодная рука схватила меня за запястье, и в лицо взглянули два белых глаза.
      – Нет! – завопил я не своим голосом. – Пусти!
      Похититель, кто бы он ни был, тут же разжал руки и в тот же миг появился свет. Бледно-желтым огнем одна за другой загорались тыквы-головы, озаряя зал и взъерошенную толпу мягким светом. Понемногу приходя в себя, мы озирались, силясь отыскать виновника происходящего, но все было забыто, когда обернулись на помост.
      Огромный котел был перевернут и лежал на боку. Костер под ним залила какая-то подозрительная жидкость, похожая на шампунь, а все содержимое котла разбрызгано по полу и одежде тех, кто случайно оказался рядом. Самхейн был сорван.
      На другое утро всех привидений вызвали в кабинет директора.
      И здесь позвольте мне сделать паузу и сказать два слова об этих обитателях замка..
      С Нетопырем Малютой Скуратовым, маленькой летучей мышью с большими амбициями, я уже успел познакомиться. Как и с Прилежным Учеником. Это были одни из самых безобидных привидений школы. Кроме них был Неугомонный Строитель – волот, который спроектировал этот замок в незапамятные времена, но когда строительство было закончено, заявил, что его творение нуждается в серьезной доработке и ондолжен во что бы то ни стало довести замок до совершенства. Волот столь рьяно взялся за дело, что до сих пор, почти две тысячи лет спустя, из подвалов еще доносятся удары его кирки и слышатся приказы, которые он отдает «бригаде рабочих». Если любопытный ученик застукает Неугомонного Строителя за его делом, тот заставляет невольного помощника таскать камни, класть раствор и расписывать стены фресками. Причем отделаться от него можно только единственной фразой: «Назовите, пожалуйста, размер моей пенсии».
      Четвертым привидением замка был Сумасшедший Проповедник. Когда-то монах из простых смертных случайно попал в Школу МИФ, возмутился «козням дьявола», что творятся тут, и принялся обличать и бичевать колдовство. Чем и занимается до сих пор. Его любимое занятие – подкараулить одинокого студента и начать читать ему мораль на тему: «Уж лучше убивать и грабить, чем колдовать и ворожить». Избавиться от него можно, если пообещать уйти в монастырь.
      По сравнению с ним двое других призраков были образцами добродетели и общительности. Одним был Оживающий Доспех – рыцарь, который время от времени испытывал жгучее желание либо сразиться с драконом, либо приручить единорога для своей дамы сердца. На первом этаже стояли рыцарские доспехи всех времен и народов, от ассирийских пехотинцев второго тысячелетия до нашей эры до тирольской пехоты конца уже нашего шестнадцатого столетия. Дух рыцаря вселялся во все по очереди, но предпочтение отдавал все-таки коллекции из Германии, откуда при жизни и был родом. Как он попал в Школу МИФ, оставалось тайной.
      Другой была Студентка-Неудачница. Девушка в школьной форме старого образца – длинное глухое платье конца девятнадцатого века, – вечно заплаканная, бесконечно жаловалась на то, что отстает по всем предметам. Ее любимым занятием было перебирать, какие кары обрушатся на ее бедную голову, если выяснится, что она опять не сдала экзамен. Особенно боялись ее накануне сессии, потому что тот ученик, к которому Студентка прицеплялась с расспросами, обязательно проваливался на экзамене.
      Была еще парочка духов, которые показывались из своих склепов раз или два в год, да и то ненадолго. Вся эта компания была шумной, но довольно мирной – по сравнению с Закладной Жертвой.
      Когда начинали строить замок МИФ, в его основание замуровали живого человека, чей неуспокоенный дух был призван хранить замок от разрушений. Мужчина это был или женщина, старик или ребенок – неизвестно, ибо всякий, кто встречался с Закладной Жертвой, терял память. Правда, ее потом удавалось вернуть, но подробности страшной встречи никто никогда не вспоминал.
      И вот все они – за исключением Закладной Жертвы – стояли на ковре в учительской перед нашим начальством. Оба завуча, Берегиня и дама Морана, замерли по обе стороны от мессира Леонарда, восседавшего на своем широком кресле по-собачьи. Студентка-Неудачница горько плакала и умоляла дать ей шанс пересдать экзамены осенью. Прилежный Ученик тискал блокнотик и нервничал – вот-вот должны начаться занятия, на которые нельзя опаздывать. Оживающий Доспех – на сей раз в русской кольчуге – тряс булавой и грозил надавать поганым монголам по шее и сусалам. Неугомонный Строитель озирался и качал головой – он уже нашел недоделки и жаждал их исправить. А Сумасшедший Проповедник махал крестом и ругал магию такими словами, за которые испанские инквизиторы сожгли бы на костре его самого.
      Наконец мессир Леонард притопнул копытом по обивке кресла.
      – Я вызвал вас сюда, чтобы задать всего один вопрос, – проблеял он. – Зачем вам понадобилось срывать праздник Самхейн?
      – Это не я! – заголосила Студентка. – Я не хотела! На Самхейн нет занятий...
      – Как это – «нет занятий»? – подхватил ее слова Прилежный Ученик. – Наука не стоит на месте. Потерянный день – это в известных условиях потерянный год! Век! Эпоха!
      – Я не знаю ответа! – зарыдала Студентка. – Я не успела выучить этот билет. Спросите у меня что-нибудь еще! Все остальное я знаю! Я учила, честное слово!
      – Вот до чего довела вас ваша так называемая магия! – завелся Проповедник. – Покайтесь, вернитесь в лоно Матери Нашей, Святой Церкви, постом и молитвами смойте с себя грех волхвования, взойдите на костер очищения – и благодать Божья снизойдет на вас...
      – Да Батый во всем виноват! – рявкнул Рыцарь. – Он, поганец, на Русь-матушку с мечом явился! Ну да ничо! Мы, русичи, не лыком шиты. Кто с мечом к нам придет, того и мордой об стену!
      Оживающий Рыцарь всегда перевоплощался в вояку той эпохи и страны, чей доспех надевал.
      – Давайте, давайте тут все быстро порушим, а потом я возведу на месте этого склепа королевские палаты, – оживился Строитель. – Здесь все будет по последнему слову дизайна, из стекла и бетона! Лифт, домофон, охранная сигнализация...
      – Так вы знаете, кто подстроил это безобразие на Самхейн? – Мессир Леонард еще раз притопнул копытом.
      Призраки заволновались, но ни исчезнуть, ни дать отпор не могли, ибо магистр потустороннего мира мессир Леонард заранее позаботился о том, чтобы заключить их в магический круг.
      – Кто угодно, только не мы! – категорично заявил Нетопырь. – Мы живем в этой школе, мы...
      – Мы счастливы тут учиться! – пылко воскликнул Примерный Ученик.
      – Я... я надеялась на пересдачу, – робко поддакнула Студентка.
      – Здесь еще столько всего строить и перестраивать, – высказал свое мнение Строитель.
      – А супостаты житья не дают, поганые! – подвел черту Рыцарь.
      – Так вы не знаете?
      Призраки немного посовещались.
      – Наше мнение таково, – Нетопырь шагнул было к мессиру Леонарду, но зацепил магический круг и с шипением отдернул лапу, – что это был не наш.
      – В школу проник посторонний?
      – Никак нет! – Рыцарь сделал «на караул». – Граница на замке!
      – Осмелюсь доложить, Закладная Жертва непременно бы что-то почуяла, – сделав умное лицо, прошептал Нетопырь. Несмотря на маленький рост, по пояс хрупкому Прилежному Ученику, он верховодил всеми призраками и единственный не боялся Жертвы: из-за того, что не был человеком. – Осмелюсь высказать свое мнение, что это кто-то из ваших.
      – То есть?
      – Ну, это сделал человек. Живой человек!
      – Вот как? – Завуч Морана Геррейд склонила голову набок. – Значит, это кто-то из магов буянил в День Разгула Нечисти? И кто же по-вашему? Кто-то из учеников? Или преподавателей?
      – Не можем знать. Но возможно, кто-то хочет, чтобы вы так думали! Мне так кажется. – Нетопырь со значением воздел лапку. Остальные призраки шумно выразили согласие, причем Строитель и Рыцарь размахивали – один киркой, а другой булавой. Только Проповедник перебирал четки и бормотал, что это есть кара Господня за богомерзкое занятие, и каялся, что пойдет в ад вместе со всеми.
      – Значит, вы хотите обвинить кого-то из нас? – Голос дамы Мораны понизился до зловещего шепота. Если бы она так обратилась ко мне, я бы сразу написал заявление об уходе да еще и повесился на всякий случай.
      – Вы нам не верите! – патетически воскликнул Нетопырь. Он вскинул передние лапы-крылья, и на них материализовались цепи, явно бутафорские, если судить по чеканным узорам и фигурным звеньям. – Что же, – голос его задрожал от благородного негодования, – мы докажем, что это не наша вина. Замок без привидений – это не замок! За мной, дети мои!
      Он сделал попытку уйти, но магический круг держал крепко, и Нетопырь шлепнулся на пол.
      Мессир Леонард внимательно посмотрел на лицо дамы Мораны и движением копыта нарушил магический круг. В тот же миг все привидения исчезли. Только опустевшие латы, которые покинул дух Рыцаря, с грохотом осели на пол.
      Леди Ульфрида сделала несколько пассов.
      – Они ушли.
      – И хорошо, – дама Морана улыбнулась. – Нет привидений – нет проблемы.
      Замок сразу почувствовал отсутствие этой публики. Прилежный Ученик больше не торчал в лекционных аудиториях, Студентка-Неудачница не приставала к засидевшимся в библиотеке ученикам, Строитель не грохотал ничем в подвалах, а Нетопырь не подкарауливал никого в темных коридорах, чтобы внезапно возникнуть с жутким воплем. Стало тихо и... спокойно.
      Но я не верил в виновность привидений. Ведь мавка перед смертью дала понять, что это был не призрак – хотя и не живой человек. Разве это возможно, чтобы живой и неживой одновременно?
      Возможно – подсказывал здравый смысл. Существуют живые мертвецы – зомби. Если кто-то из учеников или преподавателей зомби? Тогда все просто – провести тотальную проверку и... Что дальше – я представить себе не мог. Однако, на всякий случай, однажды на перемене подошел к мессиру Леонарду и высказал ему свою идею. Директор молча выслушал мой сбивчивый бред, потом с усилием встал на задние ноги и положил передние мне на плечи. Я охнул и покачнулся – весу в директоре было, как в откормленном бычке.
      – И как вы себе это представляете, молодой человек? – поинтересовался он. – Выстроить всех учеников и персонал и объявить: «Мы ищем зомби! Ожившие мертвецы, два шага вперед!» Да знаете ли вы, мой юный Искатель, что зомби не может существовать без мага, который контролирует каждый его шаг? И стоит магу узнать, что его подопечного вычислили, как он запросто даст ему команду на самоуничтожение. И мы получим настоящий труп – исполнителя, в то время как нам надо выйти на организатора. Поверьте моему опыту – в свое время я сам занимался подобными вещами – студентом, на практике.
      Раздавленный во всех смыслах авторитетом директора, я с позором удалился.
      Но желание доказать невиновность привидений толкнуло меня на отчаянный шаг, и несколько дней спустя я отправился в башни.
      К тому времени по школе пополз слух, что привидения переселились в Башню Баньши, на чердак. В самой башне имелось несколько тайных комнат и даже вроде бы гробница кого-то из первых учеников Семи Великих Магов. Там чаще других находили несчастных, встретившихся с Закладной Жертвой, поэтому пойти туда в одиночку мог только наивный идиот вроде меня.
      В школе уже объявили отбой, когда я, прихватив фонарь, пустился в путь. Светильники горели только в коридорах жилых этажей и в начале лестниц. Вступив на каменные ступени Башни Баньши, я очутился в почти полной темноте и, хотя понимал, что свет – мое главное оружие, пригасил фонарь. Впрочем, было у меня кое-что еще – столовый нож, которым я чистил для единорога морковку.
      Хорошо, что ступени были каменными – ни скрип, ни шорох не выдавал моего присутствия, хотя для привидений нет ничего невозможного. Затаив дыхание, я одолевал пролет за пролетом, приостанавливаясь только у дверей, которых в башне было много, и уже начинал задумываться, что будет, если я дойду до самой вершины, а никто мне не встретится. Вызывать привидения самому? Но я не обладал необходимыми навыками!
      И вдруг я услышал голоса. И замер.
      – Мне страшно, Крис, – девичий шепот. – Пойдем отсюда.
      – Сейчас пойдем, – ломающийся мальчишеский басок.
      – Зачем мы пришли сюда?
      – Здесь нас никто не застукает. Иди ко мне.
      Легкая возня, сопение. Я почувствовал, что краснею, и уже повернулся, чтобы уйти...
      – Нет, Крис, я не хочу, – снова девушка. – Что? Ты обещала!
      – Я не обещала, что это будет ЗДЕСЬ!
      – А где тебе хочется? В кабинете директора?
      – Не знаю, но... тут как-то... страшно!
      – Плевать! Привидений в замке больше нет!
      – И все равно. Там, внизу, гробницы...
      – А, так ты хочешь на чьем-нибудь гробике? Оригинально! Пошли!
      – Нет! Я... пусти, Крис, я пойду к себе.
      – Что? – в голосе парня послышалась злость. – Так ты что, решила меня надуть? Нет уж, Вероника! Обещала, так давай!
      Опять возня и звонкий звук пощечины. Я понял, что пора вмешаться, и кашлянул.
      От двухголосого вопля, казалось, должны были пробудиться все мертвецы в округе. Любители острых ощущений ломанулись вниз по лестнице и налетели на меня. Визг, крик, ругань! От неожиданности завопили все трое.
      – Вы что тут делаете? – напустился я на ребят, подкрутив фитиль фонаря.
      – Мы... это... это... мы. – Парень, еще недавно бывший таким смелым, затравленно озирался по сторонам. Я узнал в нем Кристиана, не дававшего мне открыть рот на первой лекции. Девушка тоже была мне знакома – она училась на том же шестом курсе в параллельном потоке.
      – Жить надоело? – продолжал я наступление. – Тут же обосновались привидения!
      – Их тут нет! – осмелился возразить Кристиан.
      – Ты уверен?
      Парень не успел открыть рот. Совсем рядом послышалось сдавленное мычание. Такие звуки мог издавать тот, кому заткнули рот кляпом. Стена сбоку от нас озарилась призрачным светом, в котором проступил силуэт человека, спеленутого по рукам и ногам, как египетская мумия. Человек отчаянно извивался, пытаясь избавиться от веревок.
      – Закладная Жертва, – прошептал Кристиан и, заорав что есть мочи, ринулся вниз.
      Жертва выступила – проще говоря, вывалилась – из стены. Надо было бежать, но я понимал, что мы не успеем сделать и шага. У меня оставалось единственное средство. Торопясь, пока безумно вытаращенные глаза призрака не нашли нас, я наклонился и очертил на камне круг. Девушка Вероника прижалась ко мне.
      – Мама, мамочка, – всхлипывала она.
      Закладная Жертва рванулась на звук ее голоса. Я еле успел закрыть девушке рот ладонью – и тут призрак наткнулся на невидимую стену.
      Меня словно ударили бичом – такой силы был толчок. Я понимал, что должен молчать и задавить в себе страх, иначе призрак доберется до нас. Жертва отпрянула от круга, забилась, пытаясь освободиться от пут, застонала сквозь кляп. Вероника вцепилась в меня, зажмурившись, а я не мог отвести взгляда от пляски призрака. Умом я понимал, что, пока стоим неподвижно, мы недоступны для Жертвы. Но сколько времени нам придется так стоять – неизвестно. Ведь начертить круг мало – надо еще и произнести определенный заговор, а я его не знал. Все-таки моя специальность – магические животные, а не духи иного мира.
      Жертва металась по площадке, с легкостью проходя сквозь стены и меняя траекторию, только когда натыкалась на мой магический круг. Она не видела нас, но чуяла, что мы тут. Она – да, это была молодая женщина, я это видел вполне отчетливо, – была просто вне себя. К многовековому ужасу, боли и ненависти к своим мучителям, приговорившим ее к такой страшной смерти, примешивалась злость на неуловимых нас.
      Стоп! Осенило меня! Жертва! Закладная Жертва! Строители замуровали ее в стене замка при закладке школы. И Неугомонный Строитель был одним из них.
      Сделав знак Веронике молчать и не двигаться, я передал ей фонарь, присел на корточки и вонзил нож в пол, стараясь выломать один камень.
      Неугомонный Строитель ревностно относился к своему детищу – замку и терпеть не мог, когда зданию наносили повреждения, да еще и умышленно. А тут я сижу и ломаю пол!
      И Строитель возник, зависнув в воздухе у меня за спиной. Я ощутил его появление по внезапному дуновению холодного воздуха. Коленка вздрогнувшей Вероники больно ткнула меня в плечо.
      – А ну, кто тут давно камни не таскал? – рявкнул он, замахиваясь киркой.
      Закладная Жертва среагировала на звук голоса, развернулась в его сторону и...
      Теперь можно было кричать, топать ногами и петь песни – призраки не обращали на нас внимания. Жертва нашла одного из своих мучителей и ринулась на него. То, что перед нею такой же призрак, ее не остановило. Строитель ретировался сквозь стену, а яростно мычащая мумия ломанулась следом.
      Путь был свободен. Схватив Веронику за руку, я через три ступеньки кинулся вниз.
      Опомнились мы только на пороге третьего этажа. Младшие курсы и учителя жили на втором, а старшие – на этом. Причем левое крыло было отдано под залы рекреации и спальни девочек, а правое – мальчиков. На этаже царила сонная тишина и темнота – горели только факелы у поворотов, и в высокие окна коридоров заглядывал молодой месяц.
      Как-то само собой разумелось, что дальше я пошел провожать свою ученицу. Мы оба молчали, глядя в пол. Я вспоминал Закладную Жертву и думал о привидениях. Что было на уме у Вероники – не знаю.
      У решетчатой двери своей рекреации девушка остановилась.
      – Пожалуйста, – прошептала она, и глаза ее засветились в темноте, словно у кошки, – не говорите даме Моране о... ну, вы понимаете, о чем? Вы же знаете, что бывает с теми, кто видел Закладную...
      – Да, знаю. И советую тебе больше не встречаться с Кристианом.
      – Это я уже поняла. – Вероника грустно вздохнула. – Я могу идти?
      – Иди, – сказал я и ушел первым.
      Два дня спустя было занятие с одной из девчоночьих групп шестого курса. В нашей школе обучение раздельное, классы соединяют только на лекции, что происходит не чаще одного-двух раз в неделю. Вместе ребята занимаются и в различных кружках, а вот в столовой стоят отдельные столы для мальчиков и девочек.
      Программа занятий предусматривала различные темы для обеих половин класса. И сегодня была как раз тема, которой у мальчиков быть просто не могло.
      Несколько дней назад я все-таки добился для школы разрешения, и к нашему одинокому самцу единорогуприслали самочку. Теперь у нас была пара этих животных, и характер самца сразу испортился. Он стал вспыльчивым, пробовал кусаться, если я хотел его почистить, и непрестанно колотил копытами в стенки стойла, требуя простора. Но на дворе начиналась зима и я не решался выпустить единорогов побегать.
      Девушек было всего одиннадцать, и они сгрудились тесной кучкой, когда я под уздцы вывел из стойла одного за другим обоих единорогов, привязав их к торцовым стенам кабинета для практических занятий. Здесь были расставлены вдоль стен конторки, установлены насесты и загородки для животных, а места было достаточно и для тридцати учеников.
      В противовес самцу, единорожиха оказалась смирной, как кошка. Ее рог был ребристым и загибался назад. Это считается пороком, и единороги с кривым рогом обычно выбраковываются. Я стоял возле нее, чем выводил из себя самца, который до отказа натягивал цепочку, пытаясь дотянуться и укусить меня. Самочка же вела себя так, словно нарочно разогревала его ревность. Я придерживал ее за уздечку и поглаживал короткую гривку, а она лизала мне руки, выпрашивая сахар, которым я угощал ее накануне.
      – Итак, девушки, вы сами видите, что тема нашего занятия – единороги и способ ухаживания за ними, – начал я, когда восторги девчонок стихли – большинство никогда не видели этих зверей вблизи. – Единорог относится к отряду непарнокопытных – обратите внимание на его ноги. К этому же отряду относится и Индрик-зверь, и солнечные кони, влекущие колесницы богов. В природе единорогов почти не осталось, за исключением их дальних родичей – носорогов, которых простые смертные сейчас истребляют из-за якобы целебных свойств их рогов. Скажу сразу – хотя единороги и носороги и родственники, но родство это дальнее, словно у кита с коровой и у крокодила с динозавром, поэтому свойства носорожьего рога несколько преувеличены. Сейчас большинство единорогов разводится на фермах, ведутся племенные книги, и давно бы встал вопрос об одомашнивании единорогов и использовании их в качестве ездовых животных, если бы не одна особенность их поведения. Кто знает, какая?
      Девочки зашушукались, подталкивая одна другую локтями. Ну, конечно, тема была затронута весьма щекотливая! Наконец самая маленькая и худенькая девочка, Инга Штурм, подняла руку.
      – Единороги подпускают к себе только... это... ну, девушек, – робко произнесла она.
      – А почему так тихо? Ты ответила правильно! Единороги подпускают к себе только девственниц. То есть девушек, сохранивших свою чистоту.
      Класс тихо захихикал.
      – Что тут смешного? Смех стал громче.
      – Объясните, что вас так насмешило? – Я начал терять терпение.
      – Вы... вы, – подружка Инги, Кристина Шульц, смущенно хихикая, ткнула в мою сторону пальцем, – вы же не это... не девушка! А они к вам...
      Единорожиха наконец смирилась с тем, что сахара ей не видать, и в отместку принялась жевать манжет моей рубашки.
      Теперь настала моя очередь смущаться. Ну что делать, если я действительно пока еще не...
      – Из любого правила бывают исключения, – заявил я, стараясь выглядеть независимо в глазах пятнадцати-шестнадцатилетних девушек, которые волей случая оказались посвящены в тайны моей личной жизни – а вернее, в тайну полного отсутствия таковой. – И вообще, это к делу не относится. Мне нужен доброволец для демонстрации правил обращения с единорогами. Кто желает?
      – Можно мне? – вдруг раздался знакомый голос, и вперед протолкалась Вероника. В одной руке у нее был зажат вскинутый вверх блокнотик, другой она распихивала однокурсниц.
      Девушки захихикали.
      – Пожалуйста. – Я слегка отодвинулся, освобождая ей место возле единорожихи. – К единорогам надо подходить осторожно, не делая резких движений и ни в коем случае не издавая громких звуков. Даже выросшие в неволе звери этого не любят. И во всяком случае, не торопиться, дать единорогу время себя обнюхать. Протяни руку и подходи не спеша.
      Единорожиха насторожила уши и вытаращила глаза, натягивая цепочку. Ей было жутко интересно, как и ее партнеру, который перестал изводиться и выворачивал шею в сторону Вероники.
      Вообще-то единорог – зверь опасный. Ударом копыта он пробивает насквозь латы на рыцаре, а его зубы могут перекусить любую цепь. Ему нипочем даже колдовство, которым его пытаются приручить некоторые маги. Это я уж не говорю про его рост и вес – при внешней хрупкости сложения единороги крупнее большинства лошадей – за исключением тяжеловозов, выведенных в России.
      Вероника отчаянно трусила – это было видно по тому, как девушка зажмурилась, протягивая руку. Но единорожиха вела себя образцово. Она шумно обнюхала пальцы девушки, потом лизнула ей ладонь и вдруг улеглась.
      – Что и требовалось доказать, – громко сказал я. – Вероника, можешь открыть глаза. Обязательно погладь зверя и скажи ей что-нибудь ласковое.
      – Вставай, – произнесла девушка, и единорожиха с готовностью вскочила. Ее супруг заржал, изводясь от ревности. А Вероника с победным видом взялась за уздечку вместе со мной.
      – Видите? Ничего сложного, – обратился я к остальным девушкам. – Сейчас вы по очереди будете подходить к единорогам. Не торопитесь – они звери подозрительные, и если вы броситесь к ним все сразу, результат будет обратным. Когда зверь ляжет, погладьте его и что-нибудь скажите, чтобы зверь привык к вашему голосу. И помните – единорог сам чует, кого отвергнуть, а кого допустить до себя.
      После такого примера девушки осмелели, но занятие продолжилось только для восьмерых. Трое не смогли приблизиться не только к самцу, но и к более смирной самке. Оба зверя тут же прижимали уши и начинали пятиться, а самец скалил зубы и бил копытом по полу.
      – Сожалею, – сказал я трем неудачницам, – но вы сами знаете, по каким признакам единороги допускают до себя девушек. Поэтому ваше задание – подготовить статьи про единорогов и их ближайших родственников. А мы с вами, – я повернулся к остальным восьми девушкам, которые, облепив впятером самку и втроем самца, гладили их и чесали за ушами, – поучимся ухаживать за единорогами в неволе. Шерсть зверей, как вы видите, чистая, но очень густая и длинная, поэтому она нуждается в вычесывании. Также особого ухода требует их рог...
      Улучив минуту, когда, объяснив девушкам, как надо правильно вычесывать шерсть, чтобы единороги не испытывали беспокойства, я отошел, предоставив шестикурсницам действовать самостоятельно, Вероника – на так и держала единорожиху под уздцы – тихонько наклонилась в мою сторону.
      – Спасибо вам, – прошептала девушка.
      – За что?
      – Вы никому не сказали... ну, что мы были в Башне Баньши.
      – Это же наша тайна! – подмигнул я.
      На другой день, выйдя из своей комнаты, я наступил на прямоугольный конверт, на котором стояла литера "М". И она, и почерк письма были мне знакомы. Удивление вызывал разве что способ доставки – следов почтового ворона заметно не было.
      «Я внимательно слежу за твоими успехами на поприще педагогики, – было написано в письме. – Но недавно до меня дошли слухи о твоем возмутительном поведении. Совершенно безответственно рискуя жизнью, ты осмеливаешься разгуливать по замку ночью! Если хочешь жить, пореже выходи на улицу после заката и вообще держись подальше от темных уголков».
      Я замер, держа письмо в руке. О нашем походе знали только трое – я, Вероника и ее незадачливый ухажер Кристиан Шульц. Неужели проболтался кто-то из них? Но кому? Кто он, скрывающийся за письмами без подписи?
      Я еле дождался, когда ко мне на занятия придет группа юношей из шестого класса. Объясняя новый материал и проверяя домашнее задание, я не спускал глаз с Кристиана – как он себя ведет. Паренек сидел на своей задней парте, что-то корябал в тетради и иногда перешептывался со своим соседом. В общем, вел себя как обычно.
      После занятия я сделал ему знак остаться.
      – Мне нужно с тобой поговорить, Кристиан, – сказал я.
      Трое приятелей Кристиана, Артем, Дэвид и Альберт, задержались было, поджидая его, но я выставил их за порог.
      Некоторое время мы оба молчали.
      – Ты ничего не хочешь мне сказать, Кристиан? – наконец заговорил я.
      –  Очем? Я что? Я ничего не делал! – пожал плечами он. – Вы о чем?
      – О том, что произошло в Башне Баньши.
      – А что там было? Ничего не было! – ощетинился он. – Мы только...
      – Я не спрашиваю, что вы там делали с Вероникой. Ты кому-нибудь рассказывал об этом случае?
      – Что я, совсем дурак? – хмыкнул он. – Мне жить пока не надоел о!
      – Дело в том, что об этом случае стало известно. Кто, по-твоему, мог проболтаться?
      – Вероника, – заявил он. – Больше некому. Девчонки всегда языками треплют. Особенно...
      – Особенно после того, как кавалеры их бросают и убегают, спасаясь от привидений, которых сами же и вызвали, желая покрасоваться?
      – Да мало ли чего она наболтала... А что, вас вызывали к Моране?
      Изумление на его лице было таким неподдельным, что я отпустил Кристиана и задумался. Похоже, парень не врал. Но все-таки кто же следит за мной? И что ему от меня нужно?

      Зима в том году наступала непростительно медленно. Выпавший было на Самхейн снег растаял уже через два дня, и земля на спортплощадке, в сквере возле школы, на грядках вокруг оранжереи и подсобного хозяйства, а также в школьном парке превратилась в грязь. Два дня вовсю шел проливной дождь. И это в начале зимы! После Самхейна прошло три с половиной недели прежде, чем пошел снег. Снегопад зарядил с самого утра, падал весь день, покрыв землю толстым белым ковром, и даже сейчас, поздно вечером, за окном еще медленно кружились крупные хлопья. Мне рассказывали, что в этих широтах снег иногда идет по целым дням, и я представлял, что будет, если снегопад не перестанет ночью.
      Впрочем, у меня был неплохой шанс удостовериться в этом самому, ибо было уже почти одиннадцать часов ночи, а я все сидел в пустой учительской, склонившись над единственной лампой в углу кабинета. Полчаса назад в школе прозвенел отбой, педагоги убедились, что дети разошлись по своим спальням, и тоже отправились на отдых. Наступила пора привидений, тайных свиданий и полуночников вроде меня.
      Скажу откровенно, я не любитель засиживаться допоздна. Но накануне я задал сразу в пяти классах самостоятельные работы и забыл проверить их вовремя. А уже подходило окончание полугодия, у простых смертных шли первые дни декабря. По плану у меня стояли еще две контрольные, а задать их и по итогам выставить оценки я не мог, потому что не проверил предыдущие. Сегодня днем дама Морана сделала мне за это выговор, и я корпел над сочинениями и докладами.
      Здесь были работы двух третьих классов, одного шестого и двух седьмых. На шестом курсе это были статьи о единорогах и их родственниках, а на третьем курсе мы проходили Мировое Древо и его сторожей.
      Единственной работой, которая порадовала меня среди шестидесяти пяти других, было сочинение Даниила Мельхиора, новичка с Британских островов. Он не только сделал подробный обзор по славянской, скандинавской и кельтской мифологии, но и упомянул Сенмурва, иранского крылатого пса, облачных слонов Индии и привел примеры из литературы. Работа его изобиловала многочисленными ошибками, некоторые слова он писал по-русски английскими буквами, но читать ее было приятно. Так, он писал, что вещий Боян, легендарный поэт XI века, «rastekalsya misiu po drevu», то есть мог принимать облик белки, которая снует туда-сюда по стволу Мирового Древа, перемещаясь в иные миры, а в образе sizogo orla и серого волка мог посещать мир богов. Вторым таким гениальным поэтом русских был Пушкин с его белкой, грызущей золотые орехи, и котом, ходящим по цепи вокруг дуба у Лукоморья. Для третьекурсника это была очень серьезная работа, и я даже махнул рукой на ошибки в правописании, а про себя решил, что надо познакомиться с Даниилом поближе.
      У меня остались непроверенными только шесть работ, когда часы над дверями звучно, словно орган, пробили двенадцать. Глаза слипались, и я решил сделать перерыв. Несколько минут спустя в коридоре послышались торопливые шаги, и в учительскую влетел Спурий Волчий Хвост, преподаватель магии превращений. Вместо своей обычной мантии он был в кожаных штанах и меховой потертой куртке с наброшенным на голову капюшоном. Светлые волосы слиплись прядями. Раскрасневшись, он безумным взглядом обвел учительскую и уставился на меня.
      – Хвала Волху! Вы здесь! – хрипло выдохнул он. – – Вы ветеринар?
      Я осторожно выпрямился:
      – Вообще-то да, но...
      – И прекрасно! – Спурий подскочил и схватил меня за руку, силой вытаскивая из-за стола. – Скорее! Нужна ваша помощь!
      Он был гораздо сильнее щуплого меня. Кроме того весь его вид говорил о том, что произошло нечто необычайное.
      Мы помчались по темным коридорам, спускаясь вниз, к выходу.
      – Спурий, вы что? – воскликнул я, когда до меня дошло, куда мы направляемся. – Это опасно!
      Запоздало я вспомнил о письме от незнакомца. Он предупреждал, чтобы я не выходил никуда по ночам. Тем более – это я знал точно! – на носу полнолуние, а в школьный парк иногда забредают оборотни.
      – Конечно, опасно! – воскликнул Спурий, прыгая через три ступеньки. – Она умирает!
      Это заставило меня заткнуться.
      Второй раз я опомнился, когда мы выскочили на улицу. Я был в простой рубашке и короткой накидке, в мои башмаки сразу набился снег. Он крупными хлопьями летел прямо нам в лицо, ветер забирался под одежду. Уже через полминуты я дрожал от холода и прилагал все усилия, чтобы согреться бегом.
      – Это просто чудо, что я вспомнил о вас! – на бегу заговорил Спурий. Каким-то чудом он ухитрялся знать, куда бежит. – Понимаете, я только вышел прогуляться, слышу – шум. Я – бежать. Смотрю – она. А я-то в целительстве мало что понимаю. Невею позвать – да лихоманка не станет с Арысыо возиться. Мол, не человек!
      Мы обогнули левое крыло замка, промчались через занесенную снегом спортплощадку – я промок окончательно и бесповоротно, – потом по цепочке Спуриевых следов пересекли посадки возле оранжереи, перелезли через плетень возле свинарников и бычарни, и впереди, за небольшим полем, встал...
      Нет, не школьный парк. К школьному парку надо было идти через правое крыло. А это была роща. И находилась она за пределами школы. Через заснеженное поле тянулась и пропадала во мраке дорожка полузасыпанных следов. Если бы не замешательство, я бы заметил, что следы какие-то странные...
      – Но это же за территорией школы! – ахнул я.
      – Конечно! – Спурий дернул меня за собой.
      – Это опасно! Зимой тут шныряют оборотни!
      – Знаю.
      – И потом – что вы делали за территорией школы ночью?
      – Дыхалку собьешь, – оборвал меня Спурий.
      Увязая в глубоком снегу по колено, я был на последнем издыхании, когда мы наконец ввалились под кроны рощи. Тут было совсем темно из-за толстых стволов. Сугробы намело такие, что я, споткнувшись в темноте о корень, нырнул в один из них с головой. Мой провожатый спокойно выволок меня наружу, отряхнул и потащил за собой дальше. Дрожа от холода, я ругал себя последними словами за мягкотелость и думал о том, что завтра непременно свалюсь с простудой.
      – Уже скоро, – выдохнул Спурий. – Вот сейчас...
      И тут я увидел. И не поверил своим глазам. Это была небольшая полянка, через которую протекал ручей. Его ледяное покрывало было проломано в одном месте. Рядом, вытянувшись в сугробе, лежало странное существо. Снег вокруг него был изрыт и испачкан чем-то темным. Только подойдя ближе, я понял, что это кровь.
      Спурий встал коленями в снег рядом с тварью.
      – Арысь-поле, – промолвил он, касаясь ладонями ее шкуры. – Она ранена. Посмотрите, что с нею.
      Я склонился над существом. Человеческое странным образом сочеталось в ней со звериным – сильное тело огромного волка, грубая складчатая, словно у носорога, кожа, но покрытая чешуей, задние лапы, увенчанные когтями, почти человеческие руки, обнаженная женская грудь и звериная морда, на которой особенно жутко смотрелись длинные лохматые косы и человеческие глаза. Грудь Арысь-поля и пострадала больше всего.
      – Здесь ее сын учится, на третьем курсе. – Спурий держал это существо за... за руку. – Она прибегает к нему иногда по ночам, но сегодня не добежала. Она не видела, кто ее порвал. Если бы не я...
      – Вы видели, кто это был? – спросил я.
      – Одно могу сказать – это не призрак. Это человек.
      – Человек?
      – Да. По крайней мере, он двуногий. И... невысок ростом. Но бегает феноменально быстро.
      Я тоже встал коленями в снег. Руки мои закоченели, и я еле смог дотронуться до рваных ран на плече и груди Арыси. Собственно, я никогда прежде не видел вообще никакой женской груди. С огромным усилием я заставил себя сосредоточиться на происходящем.
      От запаха крови и вида рваных ран меня замутило. Арысь-поле вздрагивала и постанывала при каждом моем прикосновении. Хорошо еще, что было темно! Я кое-как соединил обрывки плоти и закрыл их руками.
      – Плоть, снова стань плотной, – начал я заклинание. – Кожей оденься, как древо корою. Жидкость жизни, бег свой умерь. Снова вернись во вместилище духа, чтоб не прервалась работа у Норн.
      Арысь-поле судорожно вздохнула. Морда ее ткнулась в снег, глаза закрылись.
      Оттолкнув меня, Спурий приник к ее морде.
      – Жива, – выдохнул он минуту спустя и склонился над ее ранами, загребая в пригоршни снег и счищая его с тела. – Ух ты! Здорово! Шрам, правда, останется, но это ничего! Слышишь, сестра! Мы с тобой еще побегаем!
      Арысь-поле пошевелилась и что-то прорычала.
      – У вас золотые руки. – Спурий с чувством хлопнул меня по плечу, отчего я опять повалился в сугроб. Чертыхаясь, он выволок меня наружу. К тому времени у меня зуб на зуб не попадал.
      – Что ж вы неженка-то такой! – всплеснул Спурий руками и набросил мне на плечи свою куртку, оставшись полуголым. Впрочем, это дела не меняло, ибо его руки, грудь и спина оказались покрытыми густым волосом. Наскоро попрощавшись с уснувшей Арысыо, Спурий повел меня через поле обратно.
      В поле меня чуть не сбил с ног ветер. Но к тому времени, когда мы вернулись на школьный двор и проходили мимо памятника Семерым Великим, я согрелся от ходьбы настолько, что снова мог говорить.
      – Странно, кто же все-таки напал на Арысь? – произнес я.
      – Я сам все время думаю об этом, – кивнул Спурий. – Раны явно нанесены ножом.
      – Я в этом не разбираюсь...
      – Зато я на своем веку перевидал немало ран – и от ножей, и от кинжалов, и от стилетов. Ее пытались зарезать, но кто и зачем? К сожалению, я ее не расспросил. А сейчас она не в том состоянии, чтобы говорить. Пожалуй, – он остановился на крыльце и обернулся назад, – я вернусь и перетащу ее куда-нибудь в укромное место. А не то оборотни ее разыщут. Верните мне куртку.
      – А все-таки что вы делали в роще? – спросил я возвращая ему одежду.
      – Гулял, – загадочно ответил Спурий. – Чудные дела творятся в школе, вы не находите?
      – Да, – согласился я.
      Спурий уже набросил на плечи свою куртку и сделал несколько шагов по занесенным снегом ступеням, но вдруг замер как вкопанный.
      – Следы! – воскликнул он дрогнувшим голосом и упал на четвереньки.
      Я вытянул шею. На занесенном снегом крыльце отпечатались следы чьих-то ног. Кто-то бежал, прыгая через три ступеньки, и явно этот «кто-то» пробегал тут уже после того, как мы вышли из замка.
      – Смотрите, – Спурий запустил пальцы в один след, – это кровь! Это он! Тот, кто ранил Арысь-поле!
      – А разве не может быть, что он поранился где-то еще? – предположил я. Спурий поднял на меня глаза, и я сам понял, что сморозил глупость. Кому придет в голову бегать ночью босиком по морозу?
      – Прости, Арысь, – Спурий бросился по следам, – но придется тебе поспать в сугробе.
      Мы влетели в вестибюль и замерли в изумлении.
      Доспехи, стоявшие вдоль стен и на ступенях некоторых лестниц, те, в которые иногда вселялся дух Рыцаря, валялись на полу развалившиеся на части. Шлемы раскатились по всему помещению, отвалились латные перчатки и поножи. Оружие было разбросано в живописном беспорядке. Создавалось впечатление, что доспехи внезапно ожили и попытались сразиться С кем-то, кто раскидал их, как котят. Пока я глазел на разгром, Спурий на четвереньках удивительно проворно исследовал пол. Но вдруг он остановился и сел, чихая.
      – Невероятно, – промолвил он, прочихавшись, – я потерял след.
      – А разве вы можете читать запахи?
      Он бросил на меня косой взгляд из-под мокрой челки, я и подавился своими словами.
      – Я его подкараулю, – мрачно пообещал Спурий и стукнул кулаком по полу. – Обязательно. Следующей же ночью!
      Следующая ночь была ночью полнолуния...
      Весь вечер я не находил себе места. О сломанных доспехах наутро узнала вся школа. Как стало мне известно, доспехи могли оживать сами и без «помощи» духа Рыцаря – на них было наложено заклятие, повелевающее атаковать любого незваного гостя. Стало понятно, что ночью в школу проник посторонний. И это было тем более странно, потому что тотальная проверка учащихся, обслуживающего персонала и даже живущих в подвалах нежити и духов показала, что лишних нет. Ради того, чтобы вычислить, кто этот незнакомец, мессир Леонард принес свои извинения привидениям, и они весь вечер прочесывали замок сверху донизу, однако даже их методы поиска не дали результатов.
      Мы уже расходились из учительской, раздумывая над тем, что в школе находится неуловимый некто, когда Спурий Волчий Хвост хлопнул меня по плечу.
      – Пожелайте мне удачи, – шепнул он.
      – Вы хотите его поймать? – догадался я. – Но ведь его искали весь день!
      – У меня свой метод. – Он оскалился.
      Да, именно так! Несколько секунд я как зачарованный и смотрел на белые кривые клыки, вдруг выросшие у него из-под верхней губы. Цвет глаз преподавателя магии превращений тоже изменился с карего на золотисто-оранжевый, и я мысленно обругал себя ослом Изучать мифических существ – и не признать оборотня!
      Пригнувшись, Спурий исчез за углом, а я поднялся к себе и заперся на замок. Сидеть с открытой дверью, когда по замку бродит оборотень...
      Не помню, сколько я просидел в тишине. Потом глаза мои сами собой закрылись и...
      Мне приснились голоса. Мужской и женский.
      – Он здесь. – Это произнесла женщина.
      – Где? – ответил ей мужской голос.
      – Здесь! Я чувствую его! Он близко! Он совсем рядом! Прислушайся, разве ты не чуешь?
      – Да, кажется, теперь и я... – медленно произнес мужчина.
      – О Семеро Великих! О древние боги! Наконец-то! Хотя бы миг! Хотя бы час!
      – Это невозможно.
      Несмотря на тревогу, звучащую в голосах, я почему-то не испугался. Более того, обрадовался им, хотя был уверен, что раньше никогда их не слышал.
      – Мы должны дать ему знак, – снова женщина. – Как?
      – Не знаю! – в ее голосе прорвалось раздражение. – Ты же умный, придумай что-нибудь! Иначе я сама...
      – Тише! Он...
      Я проснулся. Голоса продолжали звучать.
      – Видишь, что ты наделала?
      – Я не могла иначе. Это очень важно!
      – И опасно.
      – Плевать!
      Голоса звучали из тамбура. Я тихонько встал и, крадучись, направился туда. В моей комнате горел ночник, но в тамбуре царила такая кромешная тьма, что я сразу вспомнил неизвестного адресанта, советовавшего мне не ходить в темноте. И все-таки я чуть-чуть приоткрыл дверь, впуская в тамбур немного света.
      И увидел, что из зеркала на туалетном столике – все, что осталось от моей предшественницы, – льется голубоватое сияние. Зеркало стояло боком, я не видел, кто в нем отражается, но только сделал шаг...
      Грохот. Далекий раскат грома. Зеркало вспыхнуло. Я отшатнулся, закрывая лицо руками, а когда решился взглянуть, свет померк. Подбежав к зеркалу, я увидел только темноту и свое бледное перекошенное лицо.
      А потом послышался вой. Он долетел издалека, и было в нем столько ярости и боли, что я мигом забыл о голосах.
      Пока я возился с замком, потерял целую минуту, поэтому, когда наконец выскочил в коридор, все было кончено.
      Несколько газовых рожков горели синеватым светом. Под потолком парил Нетопырь Малюта Скуратов. Глаза его мигали, как светофор, то желтым, то зеленым.
      – Это было жутко! Ужасно! Непостижимо! Коварно! Кошмарно! – восклицал он. – Я даже развоплотился от греха подальше! Жить, знаешь ли, хочется! А они... о-о! А-а! Ну-у... Просто ужас!
      Со стороны левой лестницы послышался какой-то шорох. Я обернулся.
      На площадке стоял крупный поджарый волк. Уши его были прижаты, янтарные глаза щурились, а верхняя губа дрожала, открывая клыки. Зверь медленно сделал шаг, нашел меня глазами – и только тут я узнал Спурия. Вернее, догадался, что это может быть он. Какой еще волк-оборотень будет разгуливать по школе в полнолуние?
      – Спурий, – позвал я.
      Зверь зарычал. Я быстро схватился за амулет, вскинул вверх другую руку и попытался представить себя волком. Таким же точно волком, который меньше всего на свете хочет причинить кому бы то ни было боль.
      Оборотень зарычал и прыгнул.
      Это мог быть последний миг в моей жизни, если бы не Нетопырь. Сложив крылья, привидение атаковало оборотня. Зверь промчался сквозь призрачную преграду, но затормозил, мотая головой, и это дало мне время, чтобы спастись.
      Я успел ворваться в тамбур и захлопнуть дверь, которая тут же вздрогнула от ударившегося о нее грузного тела. Оборотень завыл, царапая дверь когтями.
      – Спурий! Это же я! – закричал я. Ответом мне было злобное рычание.
      Оборотень дежурил у моей двери до двух часов ночи. Только когда пропели первые петухи, он ушел.
      Наутро ноги сами понесли меня к его комнате. Мне было страшно – идти в нору оборотня! – но с другой стороны, я же был специалистом по звериной магии и успел достаточно подготовиться. Тирлич-трава, клок звериной шкуры и пояс с магическими наузами должны были предохранить меня от нового нападения или, по крайней мере, дать время воспользоваться заклинанием.
      Спурий жил в угловой комнатке коридора, в который выходили спальни мальчиков первого курса. Ребята уже встали. Одни еще спешили к умывальникам, а другие шли в столовую.
      Дверь в комнату Спурия была не заперта. Толкнув ее, я застыл на пороге.
      Все в ней носило следы ужасного погрома. Кто-то целенаправленно пытался порвать и разбить все, что можно. Стены и мебель сохранили следы зубов и когтей. Сам Спурий, в чем мать родила, лежал лицом вниз на раскуроченной постели, закрыв лицо руками.
      – Не подходите, – глухо проронил он.
      Я замер.
      – Уходите, – по-прежнему не поднимая головы, произнес он. – Я не хочу вас видеть. Я никого не хочу видеть!
      – Но я только хотел... уже утро и... С вами все в порядке?
      – Меня уволят.
      – Глупости, – возразил я с уверенностью, которой сам от себя не ожидал. – В середине учебного года? Такого преподавателя, как вы?
      – Я же зверь! – Спурий с усилием сел, потер ладонями лицо. – Мессир Леонард это знает, но дама Морана... Сегодня ночью я хотел убить человека. Убить вас!
      Я вспомнил злобного монстра, кинувшегося на меня в коридоре. Если бы не Нетопырь...
      – Я ведь нашел его, – тем временем заговорил Спурий, – того человека, который хотел зарезать Арысь-поле. Он не очень-то таился. Словно хотел, чтобы я его нашел... Да, это был человек. Но... я не узнал его. Он завладел моим сознанием так быстро и умело, что я даже не стал сопротивляться. А потом получил приказ. И если бы не это привидение...
      – Нетопырь Малюта Скуратов, – сказал я. – Он спас мне жизнь.
      – Да, если бы не он... Будьте со мной поосторожнее, Максимилиан! Три ночи в месяц я самопроизвольно превращаюсь в волка. В другие ночи мне приходится пользоваться... м-м... подручными средствами. Я же преподаю магию превращений и должен всегда быть готов показать детям, как это делается! В такое время я не контролирую себя. Тем более что я получил приказ и пока еще его не выполнил. А отменить его можно только смертью «хозяина»!
      – Но вы узнали этого человека?
      – Нет. Он не дал мне это сделать. Одно могу сказать – в магии чувств он слаб. Иначе я не смог бы преодолеть его приказ и встретил бы вас сейчас в образе волка. Однако что мешает ему подготовиться получше? Так что будьте осторожнее, Максимилиан. И... пояс на вас... Он с ошибкой. Надо девятнадцать узлов, а у вас получилось только семнадцать.
      Я сначала удивился, как он догадался о поясе – я ведь надел его под одежду! – но потом вспомнил, с кем имею дело, и, коротко попрощавшись, ушел.
      О Белом Мигуне вот уже почти месяц не было никаких сообщений, начальство решило, что детям можно немного расслабиться, и за две недели до праздника Йоль устроило небольшой спортивный праздник. Каждый класс всех семи курсов должен был выставить одного человека для участия в заездах на кабанах, метании копья, стрельбе из лука, ледяной горке, борьбе и игре в мяч «кнаттлейк». Все это традиционно мужские виды спорта, так что основными участниками были мальчики. Девочки же должны были сыграть матч в мамбалет.
      Объясняю для тех, кто не знает. Это такой чисто женский вид спорта, поскольку летают на метлах исключительно женщины. Зрителями же чаще бывают мужчины, ибо участницы надевают короткие пышные юбки и зрители, сидящие внизу, отлично видят под юбками ножки участниц. Играют двумя или тремя командами по десять игроков. У каждой команды есть талисман – гроздь из десяти шаров, которая висит в воздухе и может свободно перемещаться по полю. Задача игроков – не упустить свою гроздь, защитить ее от соперниц всеми способами и при этом ухитриться уничтожить все шары противника. За каждый лопнувший шар начисляется одно очко. Выигрывает та команда, которая первой проколет все шары противника. В этой игре (единственной) разрешено использование магии – запрещается только превращать противниц в неодушевленные предметы, а также метать в шары противника молнии с расстояния больше одной сажени.
      В этой игре есть еще одно «но» – некоторые шары начинены не совсем приятным содержимым, как-то: птичьи перья, мед, конфетти, жидкая грязь. Внешне же все шары одинаковы, но, идя на таран, игроки часто рискуют перепачкаться с ног до головы. Мамбалет считается захватывающей игрой. Правда, иногда девушки забывают, что они волшебницы, и начинают просто таскать друг друга за волосы. В школах играют в облегченный вариант мамбалета – здесь действуют дополнительные правила и ограничения на полеты, так что здешний мамбалет превращается в подобие синхронного плавания.
      В Школе МИФ участвуют в этом соревновании только ученицы старших классов, и в нынешнем году ставили команду шестого курса против седьмого. Большинство девушек умеет играть в мамбалет, занимаясь этим на каникулах дома. Но в нашей школе такое мероприятие проводилось всего второй или третий раз.
      К олимпиаде подключили всех. В моем ведении находились ездовые кабаны. Надо было осмотреть всех кабанов в подсобном хозяйстве, поставить будущих скакунов на усиленное питание и приучить новичков к уздечке.
      Несомненным фаворитом шести предыдущих скачек был кабан по имени Гульфакси 2118. Его постоянные соперники носили странные для свиней имена Слейпнир и Рататоск. Подрастала и молодая смена, из которой я отобрал молодых кабанов Грейпа, Гарма, Гэри и Фреки. Смотритель свинарника был элле (у скандинавов дух, похожий на эльфа. – Прим. авт.),и у него был заскок в сторону скандинавской мифологии. Но самое главное – все кабаны вели себя так, словно знали, что означают их имена.
      Дав смотрителю, мрачному, неразговорчивому типу, задание кормить эту семерку получше и почаще гонять для тренировки, я направился к себе. Мне нужно было пройти через спортплощадку, и я невольно приостановился, ибо как раз в это время шла тренировка.
      У большинства участников занятия заканчивались в половине четвертого, когда на улице уже начинало темнеть, поэтому ради подготовки к соревнованиям отменили все факультативы по субботам, так что для тренировок оставались два дня в неделю и все уроки магии жеста. Сегодня была пятница, когда занятий после обеда почти ни у кого нет, и ребята получили внеплановую тренировку.