В очередное утро «отдыха» на курортной планете Осетр проснулся в безграничной тоске.
      Мир сегодня, как вчера, позавчера и неделю назад, оказался привычно светлым и голубым, но Осетру он был ни капельки не мил.
      Потому что рядом по-прежнему не было Яны.
      Жизнь будто разломилась.
      До разлома были встреча и совместные прогулки, полет в Каламберск и «Ламбахская симфония» Моцарта. И все-все-все остальное… После разлома осталась только глухая, безысходная, оглушающая тоска.
      Тоска была тем беспросветнее, чем больше Осетр понимал, что теперь он принадлежит себе не до конца. Он теперь не просто «росомаха», приученный рассчитывать, в первую очередь, на себя и только на себя. Нет, теперь за ним стояли люди - в малом количестве знакомые и в огромном числе совершенно незнакомые, - на кого вполне можно было рассчитывать в тяжелой ситуации. Но и они отныне имели безграничное право рассчитывать на него, даже не зная об этом своем праве, и именно по сей причине он больше себе не принадлежал.
      Но люди без него пока могли, а он без Яны попросту не мог. Совершенно! Без Яны было - как без второго дыхания во время двадцатикилометрового кросса с полной выкладкой.
      И потому после завтрака он немедленно отправился к Деду.
      Нагло пролетел мимо опешившего капитана-секретаря, беспардонно ввалился в кабинет, нахально заявил с порога:
      - Всеволод Андреич, мне очень нужна Татьяна Чернятинская!
      Дед, как всегда, работал. В левом углу стола - видеоформа сетевого агента Артура Артузова, правее - видеопласт.
      - Почему мне нельзя с нею связаться?
      Осетр уже понимал, что ведет себя не по-«росомашьи» глупо, но остановиться было выше его сил.
      Дед поднял на него глаза, пару секунд пристально изучал лицо лейтенанта Приданникова. Потом отправил в небытие Артузова с видеопластом и сказал:
      - Присядь-ка, мальчик мой! Поговорим немного.
      Осетр угнездился в уголке знакомого дивана, нахохлился. Будто птица на веточке осенью…
      Дед вышел из-за стола и устроился рядом. Сел вполоборота, положил на плечо Осетра правую руку:
      - Вот что, Остромир… Ты пойми меня, пожалуйста, правильно… - Он говорил медленно, с паузами, совсем не так гладко, как при отдаче приказов. - У нас с тобой сейчас начался очень сложный период. Ты не должен светиться. У тебя слишком много врагов и слишком мало друзей. Ты понимаешь?
      Дед был близкий товарищ, старший брат, отец родной…
      - Понимаю, - сказал Осетр деревянным голосом, сдерживаясь, чтобы не сбросить с плеча руку полковника. - Но я хочу ее увидеть. Хоть на минуту. Всего один-единственный раз.
      Дед вздохнул. Встал с дивана. Прошелся по кабинету. И снова заговорил.
      Однако теперь его речь полилась беспрерывно и журчаще, как безудержный весенний ручеек. Это была речь не товарища, не брата, не отца родного, это была речь пропагандиста.
      Ты ведь себе не принадлежишь, лейтенант, давно пора бы уяснить это, гвардеец, на тебя надеются, и если вдруг с тобой что-то случится, то не просто люди потеряют надежду, но над Империей нависнет реальная угроза утраты государственности, неужели ты хочешь, чтобы росичи попали под пяту мерканских сайентологов, не думал, что ты настолько эгоистичен, а ведь тебя «росомахи» воспитали, а быть воспитанным «росомахами» сам знаешь, какое это везение…
      Ну, и так далее, и тому подобное.
      И как ни странно, эта речь полковника Засекина-Сонцева подействовала на лейтенанта Приданникова гораздо сильнее, чем «присядь-ка, мальчик мой!» отца родного. Наверное, такой язык «росомахам» более понятен - слишком много наставлений выслушивали они за время обучения, и наставления эти излагались далеко не отеческим тоном.
      Как бы то ни было, а после Дедовой речи Осетр справился с собой. Устыдился - вот ведь, приперся грузить командира подобными мелочами! И сказал:
      - Простите, Всеволод Андреевич! Я не должен был приходить к вам с такой ерундой!
      Дед снова сел и положил ему на плечо руку:
      - Да нет, как раз правильно, что ты ко мне пришел, сынок. Потому что это вовсе не ерунда, это настолько не ерунда, что иногда даже страшно становится. Но мы должны уметь с нею справляться. Иначе какие мы, к дьяволу, «росомахи»! Иначе какие мы с тобой гвардейцы! - Дед вернулся за стол. - А теперь свободны, лейтенант! У меня много работы!
      - Слушаюсь, господин полковник! - Осетр отдал честь и вылетел из кабинета.
      Покинув Деда, он спустился в свой номер, раздумывая по дороге: какой же он «росомаха»?
      И решил, что правильный. И даже больше чем «росомаха»!
      Вот вы покажите мне «росомаху», который смог бы раскрыть Полину, агента с едва ли не двадцатилетним стажем работы! Не сможете! И правильно не сможете, потому что у других гвардейцев нет возможностей, какие имеются у лейтенанта Приданникова! И пусть Дед думает, что мною можно беспрепятственно командовать. Только произнеси фразу «Магеллановы Облака - достойные спутники нашей Галактики»… Нет, ребята, ржавый болт вам в котловину! Я буду делать вид, что подчиняюсь вашим приказам, но поступать стану в своих интересах! Вот так-то! И никто из вас об этом даже не догадается! Я буду очень мудрый молодой человек, всей натурой подходящий к личине государственного деятеля. Я буду совсем не такой, каким я был на Крестах. Ибо мудрый молодой человек первым делом заподозрил бы неладное со всей этой поездкой на Дивноморье. Часто ли выпускники школы «росомах» получают в качестве поощрения отпуск на курортной планете? Впрочем, кому из других выпускников это известно? Мы верим своим учителям, и если капитан Дьяконов утверждает, что тебя ждет отпуск на Дивноморье, значит тебя ждет отпуск на Дивноморье, и не стоит забивать голову и душу сомнениями… Есть приказ, и надо его выполнять!

      А через час полковник сам вызвал к себе лейтенанта.
      И Осетр почувствовал, что его утренний разговор, кажется, сыграл свою роль. Похоже, встреча с Яной все же состоится. А потом он готов на все, что угодно…
      - Значит так, Остромир, - сказал Дед, когда Осетр вошел в кабинет. - Мы тут посоветовались немного и решили, что тебе нужно на время исчезнуть из поля зрения потенциальных врагов. Это будет самый лучший вектор развития событий. Ты согласен со мной?
      Осетр опешил, потому что только сейчас, в этот самый момент, понял сердцем, насколько опасно его положение. Умом-то он с самого начала понимал это, но, видимо, ум в подобных случаях слегка… как бы это сказать?… заторможен, что ли? Нет, скорее уж - неадекватно воспринимает реальность…
      Однако мудрый государственный деятель должен понимать происходящее как умом, так и сердцем. И потому мудрый государственный деятель должен быть с предложением полковника согласен.
      Дед ждал его реакции.
      - Что скажешь, мальчик мой?
      Он опять был отец родной, но теперь Осетру уже стало ясно, что Яны ему в ближайшее время не видать.
      - Полагаю, вы правы, Всеволод Андреевич! - сказал он, едва не скрипнув зубами.
      - Это хорошо, что ты так полагаешь. Это означает, что тебе не чужда мудрость… И получи-ка тогда срочное задание. Придумать подходящую легенду для себя и разработать план действий по собственной эвакуации с Дивноморья. Чтобы наши противники не могли тебя выследить… Ясно?
      - Так точно! Есть придумать подходящую легенду для себя и разработать план действий по собственной эвакуации с Дивноморья… С кем я должен согласовывать детали операции?
      Дед легонько усмехнулся:
      - А сам-то как думаешь?
      - Думаю, только с вами.
      - И правильно думаешь. - Полковник дружески похлопал лейтенанта по предплечью. - Жду тебя после обеда с конкретными предложениями. А теперь ступай!
      Последнее выражение, ворчливое и совсем не военное, говорило о том, насколько сейчас озабочен Дед.
      И лучше всего было думать, что озабочен полковник Засекин-Сонцев исключительно безопасностью лейтенанта Приданникова. Ибо другие озабоченности могли привести к дополнительным неприятностям. Хотя, казалось бы, что для молодого человека может быть неприятнее недоступности любимой девушки?… Однако теперь, после двух разговоров с Дедом, Осетр был уже не только молодой человек…
      Разработка легенды не потребовала от него много времени.
      Ясно, что надо сматываться туда, где разного рода соглядатаи будут более заметны, а он будет совершенно неприметен. Такой, как все вокруг… Лучше всего удрать на какой-нибудь периферийный мирок, в дальний гарнизон планетной обороны, отсидеться там под видом какого-нибудь заряжающего третьего класса, типа симпатичного и уверенного в себе, но недалекого и никому неинтересного среди таких же недалеких и неинтересных сотоварищей.
      Потом ему пришло в голову, что совсем неглупо было бы спрятаться на Крестах, но, покумекав некоторое время, он отмел эту мысль.
      На Крестах он уже был, там всегда имеется шанс нарваться на кого-нибудь из знакомых - на того же Макарыча или Маруську, чем черт не шутит! К тому же, государственный контроль над проживающими там людьми направлен именно в ту сторону, от которой сейчас надо бежать, как черт от ладана. Конечно, в планетном гарнизоне периферийного мира тоже присутствует государственный контроль, но там, по крайней мере, он не направлен против государственных преступников, а потому для оппозиционера менее опасен.
      И тут он по-настоящему, до последних печенок, понял, что Яна в течение какого-то времени будет для него абсолютно недоступна. И время сие может оказаться весьма немалым!
      Это понимание привело Осетра в бешенство.
      Оказывается, «росомахи» вовсе не всесильны. Оказывается, бывают ситуации в жизни, когда она, жизнь, оказывается сильнее тебя…
      Не то чтобы он не знал этого раньше - хорош бы был «росомаха», не усвоивший такой простой истины! - просто знание это жило в его памяти само по себе, не имея никакого отношения ни к нему, Осетру, ни к близким людям… Мда-а-а… Без Яны будет тяжело! Очень тяжело!! Да просто невыносимо!!! Это даже нет слов, как будет плохо без Яны! Но прав Дед - какие мы, к дьяволу, гвардейцы, если не справимся со своими личными проблемами, если не возьмем обычную животную страсть в ежовые рукавицы солдатского долга?…
      Конечно, решить конкретно, в каком именно мире предстоит скрываться, он не мог - сведенья о воинских гарнизонах периферийных планет закрыты, и до них через гражданский терминал Глобального Имперского Информатория не доберешься. Но это уже частности, которыми можно заняться на этапе конкретных действий, а действия наступят только после принципиального одобрения Дедом предлагаемой идеи…
      Пообедав в ресторане «Ласточкина гнезда», Осетр снова отправился на двенадцатый этаж, в номер тысяча двести двадцать девять.
      Дед как будто и не выбирался из-за своего стола. Все было на месте: видеопласт, сетевой Артузов, пристальные глаза, обращенные на подчиненного…
      Памятник, а не человек!
      Памятник воинскому долгу!
      - Ну, сынок… Присаживайся!… Что придумал? Выкладывай!
      Осетр присел на уже привычное место и рассказал о своем предложении.
      Дед слушал внимательно. Лицо его было совершенно бесстрастным, и было совершенно непонятно, как он относится к плану, придуманному лейтенантом Приданниковым. Но как только Осетр закончил, он сказал:
      - Ерунда! - и подкрепил приговор ударом ладони по крышке стола.
      Словно пригвоздил к позорному столбу…
      Осетр едва не поперхнулся.
      - Ерунда! - повторил Дед. - Все это было бы правильно, кабы речь шла не о тебе. Такого как ты нужно прятать как раз по-иному, не в захудалом периферийном мирке, а на планете, куда прилетают тысячи людей, так, чтобы всячески затруднить нашим противникам поиск, если они начнут разыскивать исчезнувшего фигуранта. Одно дело - отыскать парня, заявившегося на планету в компании из десяти человек, и совсем другое, если компания насчитывает десять тысяч прилетевших. Процесс такого поиска много сложнее, и он непременно станет нам известен. А кто предупрежден, тот вооружен - мы успеем перевезти тебя в другое место. И пусть начинают розыски заново!… Ты согласен со мной, сынок?
      Осетр задумался.
      Дед вполне мог устроить таким методом проверку подчиненному.
      Умеет «росомаха» отстаивать свое мнение или нет? Настойчив ли?… И наоборот - способен ли признавать собственные ошибки? Гибок ли умом?…
      Впрочем, вряд ли в такой ситуации Всеволод Андреич станет устраивать подобный экзамен, у него сейчас совсем другие заботы на душе, поважнее и посерьезнее. «Государственные проблемы» называются… Тут не до проверок гибкости и настойчивости!
      - По принципу «спрятать вещь на самом виду»? Там, где искать никому и на ум не придет? - Осетр покачал головой. - Но ведь в подобной обстановке и тому, кто возьмется искать, проще будет спрятаться. Разве не так?
      - Верно, - сказал Дед. - Но это в случае, если спрятавшие не знают, что кто-то намерен искать спрятанное. А ведь мы знаем. А потому любой… э-э-э… искатель привлечет к себе наше внимание. К тому же, у нас и у искателей несколько разные возможности… - Он снова шлепнул ладонью по столу. - Нет, думаю прятать тебя надо именно таким образом. Не то чтобы на самом виду, но в комнате, где до черта народу. И вот что я предлагаю… - Дед выбрался из-за стола и прошелся из угла в угол, снова задумавшись. - Дело в том, что тебе сейчас, кроме этой игры в прятки, необходимо восполнить пробелы в образовании. Сам понимаешь, миссия, к которой мы тебя готовим, потребует не только и не столько навыков «росомахи», но знания многих других областей человеческой деятельности. О которых мы с тобой сейчас даже не задумываемся. На Новой Москве есть очень подходящее со всех сторон местечко, школа имперского разведывательного управления.
      Дед, разумеется, опять был прав.
      Мозгогрузы, конечно, обеспечивают знаниями и навыками быстро, но такие знания, если их не используют постоянно, столь же быстро и забываются. А потому, если человек хочет обрести капитальное образование, ему и учиться приходится капитально. Как к примеру, в школе «росомах». Или в разведшколе, где серьезно готовят глубоко законспирированных разведчиков, предназначенных для заброски за кордон. Если ты отправляешься в Новобагдадский халифат не на день-другой, в турпоездку, а лет на десять-пятнадцать, для тайной работы, лучше, когда тебя обучают преподаватели. В живом обучении - глубина, обширность и жизнестойкость познаний. Это известно даже новоиспеченному «росомахе»!
      - Я полагаю, нам удастся спрятать тебя, сынок, в этой разведшколе. Люди князя Белозерова поддерживают нашу озабоченность ситуацией в стране. Впрочем, в самой школе никто знать не будет, что ты за птица. Для тебя разработана специальная легенда. Согласно нее, ты - будущий резидент в одном из закордонных государств. Проходишь подготовку перед скорым внедрением. Для полной убедительности ты будешь проходить подготовку не один. Согласно легенде, запланировано внедрение за кордон целой семейной пары, и потому с тобой будет жить и учиться жена…
      - Кто-кто, простите?
      Последнее известие было настолько неожиданным, что Осетр не удержался и нарушил уставный этикет общения начальника с подчиненным.
      - Ты что-то сказал, лейтенант? - тут же обернулся к нему Дед.
      Глаза его были абсолютно серьезны.
      - Никак нет, господин полковник!
      - Ты не ослышался, сынок, - продолжал полковник. - Рядом с тобой будет напарник. Вернее, напарница, девушка. По легенде она - твоя супруга. Разумеется, когда задание закончится, закончится и ваша семейная жизнь.
      - Семейная жизнь… - Осетр, не сдержавшись, поморщился.
      При мысли о какой-то иной девушке, помимо Яны, у него заныло на сердце.
      - А по-другому никак нельзя?
      Он едва не брякнул: «Нельзя ли напарницей сделать Татьяну Чернятинскую?» И представил себе, насколько глупым оказался бы этот вопрос.
      Дед, похоже, понял, что он хотел спросить, потому что сказал:
      - Нельзя, сынок. Именно, что никак нельзя! Мы тут с тобой не в игрушки играем. Мы с тобой начинаем слишком серьезное дело, чтобы поддаваться сугубо человеческим страстям. Честно говоря, мне показалось, ты сечешь орбиту.
      Осетр снова поморщился:
      - Да секу я орбиту, секу… Понял я все!
      Слышать жаргонное выражение из уст Деда было удивительно.
      - И вот еще что, мальчик мой. - Взгляд полковника Засекина-Сонцева сделался жестким. Однако тон оставался отеческим. - Я понимаю, что ты тут со мной расслабился. Впредь тебе придется получше контролировать свои эмоции. Ты бы посмотрел сейчас на себя со стороны. У тебя на лице написано, насколько тебе не нравится мое предложение. - Отеческий тон тоже сделался жестким. - Когда ты выйдешь из моего номера, такая бесконтрольность может стать причиной гибели, причем не только твоей, но и многих других людей. Ясно?
      Он снова был прав.
      И потому Осетр коротко ответил:
      - Так точно, господин полковник.
      - А теперь ступай! Конкретные инструкции получишь позже.
      И Осетр понял, что его пребывание на курортной планете, кажется, все-таки закончилось. И что Яну он действительно увидит теперь очень и очень нескоро.

      Осетр покидал Дивноморье на борту транссистемника «Единорог».
      Судно оказалось принадлежащим к тому же классу, что и «Дорадо» с «Величием Галактики», на которых он летал, и все тут было Осетру знакомо. У него даже возникло ощущение дежавю.
      Казалось, пройди по коридору, и навстречу тебе выйдут из своей каюты девушка Яна и тетушка Аня. Пригласят тебя за стол в кают-компании и будут ссориться, выбирая блюда. А потом отправятся смотреть фильм и знакомиться с тем, как отваливает от транссистемника шаттл, собирающийся приземлиться на Крестах…
      Ничего этого впереди не было. От курортного мира «Единорог» следовал в систему звезды Бархатная, к планете Малороссия, и уже оттуда, на другом транссистемнике, Осетр должен был отправиться непосредственно на Новую Москву.
      Так решило руководство. Так требовала легенда.
      Более того, он садился на борт «Единорога» вовсе не как Остромир Воимирович Приданников. Пассажир забронированной одноместной каюты числился во всех базах данных под именем Остромира Савельича Бутурлина.
      Богатенький папаша отправил сынка в честь окончания школы в круиз по нескольким росским мирам. А господин Приданников, едва родившийся «росомаха», так и остался на Дивноморье. До скончания веков!
      А нечего было связываться с гладиаторами. Захотел паренек монету по-легкому сшибить, а вместо этого ему сшибли голову с плеч. И медицина помочь не сумела - так карта легла, что реанимационная техника вдруг вышла из строя. Хоть и крайне редко, но так бывает. Не повезло щенку…
      Да и поделом! Иначе бы все равно судить пришлось - офицерским судом чести! Не к лицу «росомахе» гладиаторствовать. Вот если бы «суворовскую купель» не прошел, тогда еще другое дело, тогда бы подумали, хотя наказание бы все равно схлопотал…
      Забронированная каюта была не люкс, иначе бы возник вопрос, почему такой богатей летит по Галактике без прислуги. Тут в самый раз подходил бизнес-класс.
      Почему бы господину Бутурлину и не поэкономить? Деловой человек - не высокородный столичный вельможа, беспокоящийся только о том, что скажут о нем и о его кошельке окружающие. А сыну делового человека экономить - и вовсе сам бог велел!…
      Путь от Дивноморья до Малороссии оказался совершенно спокойным, даже безмятежным. Никто господином Бутурлиным-младшим не интересовался. А если и интересовался, то выполнял свою работу настолько незаметно, что парень этого попросту не засек.
      Впрочем, главное, что непрошенного интереса к нему не заметили те люди, что сопровождали Осетра на борту «Единорога». Имен их парень не знал, да это было и не нужно. В случае опасности им вменялось подать опекаемому тревожный сигнал, чтобы был настороже, и приложить все силы к устранению угрозы.
      Так распорядился Дед, и это было все, что знал Осетр.
      За недолгие часы перед прыжком и после прыжка, когда «Единорог» подтягивался к Малороссии, находясь в евклидовом пространстве, никаких тревожных сигналов не последовало. И можно было считать начало маршрута пройденным без происшествий.