Романов Михаил Яковлевич
      Штурмовики над Карпатами
      Аннотация издательства: 129 успешных боевых вылетов на разведку и уничтожение живой силы и техники противника совершил за годы войны летчик-штурмовик Михаил Романов. Он всегда доставлял командованию ценные разведданные о противнике. В Проскуровско-Каменец-Подольской, Львовско-Сандомирской, Карпатской, Краковской, Моравско-Остравской и Пражской операциях участвовал командир эскадрильи 565-го Станиславского ордена Суворова III степени штурмового авиаполка Михаил Яковлевич Романов. За мужество и отвагу, проявленные в боях с противником, он был удостоен звания Героя Советского Союза, многих других наград, в том числе медали Чехословацкой республики "За храбрость".
      С о д е р ж а н и е
      Начало
      Боевое крещение
      Закалка мужества
      В небе Карпат
      Последние месяцы
      Начало
      Погожим октябрьским днем сорок третьего года группа молодых лейтенантов-летчиков прибыла в Москву для получения направления на фронт. За плечами у всех - Грозненское объединенное военное авиационное училище и... никакого боевого опыта. В штабе Военно-воздушных сил, видимо, приняли во внимание этот факт и направили всех молодых пилотов в 224-ю штурмовую авиадивизию.
      До села Троицкого, где находился штаб дивизии, добирались, что называется, на перекладных - сначала на электричке, потом на грузовой машине. В Троицком заночевали, а утром всю нашу команду распределили по трем полкам упомянутой дивизии и отправили на автомашинах на полевые аэродромы - места базирования штурмовых авиационных полков.
      Меня, Петю Абраменко и Ивана Белицкого направили в 565-й штурмовой авиационный полк (ШАП). Другие ребята, попали в братские 571-й и 996-й штурмовые полки.
      Прибыли мы к месту назначения 20 октября. Стоял 565-й ШАП в селе Добрынихе, живописно раскинувшемся на месте старого монастыря. Всех троих определили во 2-ю авиаэскадрилью, и сразу же, с самых первых дней, мы почувствовали, что попали в очень хороший, слаженный коллектив, способный выполнять сложные боевые задачи. Костяком его были обстрелянные в боях летчики-командиры, офицеры штаба и опытные, знающие свое дело офицеры, старшины и сержанты инженерно-технического состава.
      И вот сейчас, в эти не по-осеннему теплые дни, коллектив полка выполнял важную задачу - вводил в строй молодых летчиков, готовил их к предстоящим боевым действиям.
      ...Комэск-2 капитан А. А. Дахновский, высокий, крепко и ладно скроенный человек, чуть прищурясь, внимательно разглядывает нас:
      - Какую имеете военную летную подготовку?
      - Окончили Грозненское объединенное военное авиационное училище командиров звеньев, - хором отчеканила наша тройка.
      - А где учились раньше?
      - Ворошиловградская военная авиационная школа пилотов. Окончили в 1941 году, - ответили Абраменко и Белицкий.
      - А вы? - обратился комэск ко мне.
      - ЭВАШП, Энгельсскую.
      - Выпускались все из летных школ сержантами?
      - Так точно.
      - Командование решило назначить вас пока на должности летчиков-старших, - продолжил Дахновский, - так как опыта ведения боевых действий у вас пока нет. Возражения имеются?
      - Никак нет.
      Нет-то нет, но я почему-то вдруг подумал: "Чем объяснить, что должность называется летчик-старший? Не проще ли и логичнее - старший летчик?" Но вслух этот вопрос не задал. Капитан, словно угадав мою мысль, пояснил:
      - Летчик-старший - это ведущий пары самолетов, он является фактически заместителем командира авиазвена на земле и в воздухе. А почему эту должность так назвали? Командованию виднее.
      Лейтенант Абраменко был назначен в звено управления авиаэскадрильи, лейтенант Романов - в звено младшего лейтенанта И.Т. Ромашова, лейтенант Белицкий - в звено младшего лейтенанта Г.Т. Левина.
      Потекли напряженные учебные будни. Теоретические занятия, тренировочные полеты, вновь занятия и снова полеты. День за днем. Неделя за неделей. Сколько еще? Долго ли? Эти вопросы задавал себе каждый из нас, понимая, что все главные испытания еще впереди.
      Осень между тем была уже на изломе, отчетливо чувствовалось приближение зимы. Летчикам выдали зимнее армейское и летное обмундирование. К последнему относились: меховой комбинезон, шлемофон, унты, заячьи носки, краги и свитер. В такой экипировке нам были не страшны даже самые сильные морозы.
      Почти каждый день мы ходили на свой аэродром, который I находился в десяти минутах хода от нашей казармы. Стоянки самолетов располагались на опушке леса и были хорошо замаскированы. Новенькие штурмовики Ил-2, недавно полученные с авиационного завода, распределили между летчиками. Мне достался самолет с хвостовым номером "18". Его обслуживали авиамеханик старшина М.В. Смирнов, механик по авиавооружению старший сержант М.П. Жураков и воздушный стрелок сержант К.П. Краснопеев. Все вместе мы составляли боевой расчет "Ила", а я и Карп Краснопеев - его экипаж.
      Итак, штурмовик, штурмовая авиация. Ил-2. Самолет, который успел уже прекрасно зарекомендовать себя в сражениях с врагом, грозная боевая машина, наводящая панический страх на гитлеровцев. Недаром ведь фашисты прозвали его "летающим танком" и "черной смертью".
      Первым познакомил нас с самолетом инженер-майор С. Т. Маслов. Вот что мы узнали из его рассказа.
      Работа над созданием штурмовика началась еще во второй половине тридцатых годов. В 1936-1938 годах в конструкторском бюро H.H. Поликарпова были созданы опытные образцы воздушных истребителей танков. Однако подлинными штурмовиками они стать не смогли из-за отсутствия маневренности и скорости. Были и другие разработки в этой области, в частности, модификации истребителей. Скоростью они обладали достаточной, однако огневой мощи им явно недоставало.
      И все же советский штурмовик получил путевку в жизнь. Конструктору Сергею Владимировичу Ильюшину удалось выйти на оптимальный вариант сочетания важнейших характеристик штурмовика, и самолеты начали поступать на вооружение Красной Армии. А к 1943 году наша авиационная промышленность сумела приступить уже к серийному производству новых машин.
      "Черная смерть"... Да, фашистам было за что так называть Ил-2. Он мог поднимать и сбрасывать на врага с большой точностью от 400 до 600 килограммов авиабомб различного калибра и назначения: от двухкилограммовых противотанковых (ПТАБ) и 15-25-килограммовых осколочных до 100-килограммовых фугасных. Кроме того, штурмовик мог нести под плоскостями до восьми реактивных снарядов - эрэсов. Он был вооружен двумя 37- или 23-миллиметровыми автоматическими пушками и тремя скорострельными пулеметами; один из них охранял заднюю полусферу от нападения истребителей противника.
      Все жизненно важные центры самолета Ил-2 - мотор, бензо- и маслобаки были защищены прочной броней, которую не пробивали пули и осколки снарядов. Сконструирован штурмовик был очень компактно: размах крыльев имел 14,6 метра и длину фюзеляжа 11,6.
      Винт трехлопастной, металлический, с изменяемым шагом. Крепкие убирающиеся шасси.
      Красивая, как истребитель, машина с общим полетным весом до шести тонн легко поднималась в воздух одним мотором АМ-38ф, имевшим мощность 1750 лошадиных сил. Самолет хорошо слушался рулей управления и мог в горизонтальном полете развивать скорость до 400 километров в час.
      Гитлеровское люфтваффе на вооружении ничего подобного не имело.
      Работа по вводу в строй молодых пилотов велась, как говорится, полным ходом. Каждый день - занятия по боевой и политической подготовке или полеты, во время которых мы тренировались, шлифовали технику пилотирования, летали на полигон бомбить и стрелять из пушек и пулеметов. Отрабатывали полеты в одиночку, парами и звеньями.
      Первоначально для нас немалую трудность представляло освоение района базирования. Дело в том, что в Московской области обилие лесных массивов, просек и полей создает при взгляде с высоты довольно пеструю картину, затрудняющую ведение визуальной ориентировки. И хотя флаг-штурман полка капитан Морозов, штурманы авиаэскадрилий лейтенант Мокин, старшие лейтенанты Варников и Панченко очень много занимались с летчиками по изучению карты района базирования, все же отдельные случаи потери ориентировки в полете у нас были.
      Как-то заместитель командира полка по политчасти майор В.И. Рысаков очередное занятие целиком посвятил боевому пути 565-го штурмового авиационного полка.
      Историю свою, как мы узнали, полк ведет с сентября 1941 года - именно тогда он был сформирован. И сразу - в бой, времени на раскачку никому не давалось. С 5 по 18 октября 1941 года под командованием капитана В.С. Володина полк принимал участие в боевых действиях на Калининском фронте. Работая с аэродрома Дугино, летчики полка на самолетах Су-2 сделали 130 боевых вылетов на уничтожение живой силы и техники противника.
      С октября 1941 года по февраль 1942 года полк находился на полевом аэродроме в Куйбышевской области, где перевооружался - получал новую матчасть и переучивался летать на самолетах Ил-2.
      А затем снова фронт - Волховский, Западный, Калининский, опять Западный и вновь Калининский. 21 августа 1942 года полк понес тяжелую утрату. При выполнении боевого задания по уничтожению немецких самолетов на аэродроме Сеща, который прикрывался очень мощным огневым заслоном, погиб первый командир 565-го штурмового авиаполка майор В.С. Володин. После него около пяти месяцев полком командовал майор А.Д. Бабичев, а 22 февраля 1943 года командиром полка был назначен майор В.И. Сериков.
      За период с ноября 1942 года по сентябрь 1943 года полк совершил 375 боевых вылетов, Летчики, действуя с аэродромов Зубово, Красные Острова, Васильевское, Вязовая и Григорьевское, уничтожали с воздуха живую силу и технику противника, штурмовали вражеские аэродромы. Более восьмидесяти "юнкерсов", "хейнкелей" и "мессершмиттов" потерял тогда враг на аэродромах Сеща, Брянск, Олсуфьево. Участвовал полк и в Орловско-Брянской операции, вместе с другими авиасоединениями поддерживал наши наземные войска, облегчая им прорыв переднего края обороны немцев в районе Пановой, Отвержка, Глинной. Во второй половине августа 1943 года полк передал оставшуюся матчасть 566-му штурмовому авиаполку и с 16 сентября в составе 224-й штурмовой авиадивизии был переведен в резерв Ставки Верховного Главнокомандования с базированием на одном из аэродромов Московского военного округа.
      Дни же между тем шли за днями, как-то незаметно складывались в недели, месяцы, и нам уже начинало порой казаться, что этой размеренной, расписанной по часам и минутам жизни никогда не придет конец. Но он пришел - в какой-то мере неожиданно и внезапно для нас. В субботу 15 января 1944 года нас собрали по тревоге и объявили, что из штаба авиадивизии получен приказ: завтра вылетаем на фронт.
      Начались предотлетные хлопоты. Летчики клеили карты прокладывали маршрут предстоящего перелета. Авиаинженеры, авиатехники и авиамеханики проверяли моторы, заправляли самолеты горючим и смазочными материалами. Младшие авиаспециалисты подготавливали к погрузке в железнодорожный эшелон полковое имущество. Настроение у всех было приподнятое, и никто из нас, летчиков и воздушных стрелков, не хотел тогда думать о том, что впереди кровопролитные схватки с врагом, неминуемые потери, боль и горечь утрат. Мы радовались погожему зимнему дню, предстоящему перелету, радовались, что наконец-то пробил и наш час.
      К утру следующего дня к вылету все уже было готово. И вот - сигнал на взлет. Штурмовики, разбежавшись по укатанному снегу, звеньями - по четыре самолета - отрывались от земли, в воздухе формировались в эскадрильи и брали курс на юг. Шли через Серпухов и первую посадку совершили на луговом аэродроме в Туле. И здесь, как назло, "забарахлила" погода. Начавшийся туман надолго приковал боевые машины к аэродрому.
      В Туле нас всех разместили в большом зале клуба, находившегося в десяти минутах ходьбы от летного поля. Времени свободного было много, и мы бродили по улицам и переулкам города, знакомились с его достопримечательностями. По вечерам ходили в клуб на танцы.
      12 февраля погода улучшилась, туман рассеялся, проглянуло солнце, и на следующий день мы перелетели из Тулы в Орел, а 15 февраля - из Орла в Курск.
      Орел, город с давней и славной историей, оставил в нас горько-щемящее чувство утраты и боли. Разрушенные здания жилых домов, фабрик, заводов, кучи битого кирпича и мусора... Жестокие следы войны...
      Курск видели только с высоты бреющего полета. Аэродром, на который мы тогда сели, находился на значительном удалении от города. Здесь нас, по правде говоря, изрядно удивили немецкие землянки. Сооружены они были по типу городских квартир и изнутри сияли белизной побеленных стен и потолков, чистотой деревянных полов просторных комнат. Вырыты землянки были в склонах крутого оврага, находившегося у границ аэродрома, и надежно замаскированы деревьями и кустарником. Во всяком случае с воздуха их обнаружить было невозможно.
      Погода снова начала капризничать, и поэтому в Прилуки мы смогли перелететь только 22 февраля, а из Прилук в Киев, на аэродром Жуляны, лишь 9 марта.
      В Жулянах садились на бетонированную полосу и еще в воздухе обратили внимание на то, что аэродром был буквально забит самолетами самых различных систем: транспортными, связными, разведчиками, бомбардировщиками, штурмовиками, истребителями. Их было так много, что по бетонированным дорожкам рулить приходилось предельно осторожно, дабы не зацепить плоскостями стоявшие впритирку друг к другу самолеты. В Жулянах мы впервые увидели три американских бомбардировщика "Боинг-17" - огромные "Летающие крепости", которые приземлились на нашем аэродроме для дозаправки горючим.
      Вновь поднялись в воздух 12 марта и вскоре приземлились на фронтовом аэродроме Чижовка, который находился несколько севернее города Новоград-Волынского. Почти сразу же после нас на посадку зашла группа самолетов Ил-2 братского 996-го штурмового авиаполка. Один летчик неточно рассчитал направление посадки, уклонился во время пробега вправо и плоскостью своего самолета зацепил за пушку другого штурмовика, находившегося на стоянке. Пушка выстрелила бронебойным 37-миллиметровым снарядом который, пробив боковую броню садившегося "Ила"-попал в грудь летчику. Конечно, это был только несчастный случая, но так как он произошел на фронтовом аэродроме, то на нас, молодых пилотов, морально подействовал очень сильно, ещё раз напомнив о том, что мы прибыли на фронт, где за ошибку или оплошность часто приходится расплачиваться жизнью.
      В Чижовке мы узнали, что базирование всего 565-го полка первоначально планировалось на фронтовом аэродроме Бузова, где раньше и села часть наших штурмовиков. Однако в связи с весенней распутицей аэродром этот оказался непригодным для полетов, поэтому нас и посадили на запасной аэродром Чижовка, где грунт песчаный и грязи не было.
      Таким образом, перебазирование полка из Подмосковья на 1-й Украинский фронт завершилось.
      Боевое крещение
      Шел март сорок четвертого года. Наши войска в те дни вели ожесточенные бои южнее Шепетовки, продвигаясь в направлении Староконстантинова, Проскурова (Хмельницкого), Каменец-Подольска. Проводилась Проскуровско-Каменец-Подольская операция по окружению и уничтожению немецко-фашистских войск.
      Наши самолеты-штурмовики к началу операции опоздали и включились в нее уже в ходе боевых действий. Как я уже говорил, часть самолетов полка застряла из-за распутицы на аэродроме Бузова; вследствие этого у некоторых молодых пилотов (в том числе и у меня) взяли самолеты для опытных летчиков. Что ж, все естественно - в сложной обстановке "в бой идут одни "старики".
      Оказавшись "безлошадными", мы, разумеется, не летали. А летать, сражаться с врагом хотелось всем. Молодежь рвалась в бой.
      Через пять дней, 17 марта 1944 года, "безлошадники" получили приказ перебазироваться с аэродрома Чижовка на аэродром Судилков, расположенный восточнее Шепетовки.
      Войска же между тем подтягивались, ближе к фронту, чтобы нанести врагу новый удар. И мы, проведя на аэродроме Судилков два дня, 19 марта на грузовой автомашине вместе со штабным имуществом и старшим писарем Д.И. Ковалевой поехали через Шепетовку в город Староконстантинов.
      Походил этот город скорее всего на большое село и ничем достопримечательным не отличался. Разместили нас здесь поэскадрильно и для фронтовых условий вполне прилично. Жили мы в добротном кирпичном доме; каждое утро маленький автобус забирал нашу 2-ю эскадрилью и отвозил на аэродром. В город возвращались поздно вечером.
      КП нашего полка разместился на аэродроме в небольшом Деревянном домике. Там находились командир полка, его заместители и оперативная часть штаба, которую в то время возглавлял майор В.Г. Пушкарев.
      Летный состав размещался метрах в пятидесяти от КП, в землянках, где в ожидании боевого задания летчики и воздушные стрелки коротали время читали газеты и журналы, писали письма родным и близким, играли в шахматы и шашки, а то и просто спали на удобно сделанных нарах. Эти деревянные настилы - нары, покрытые иногда свежим сеном или соломой, летчики в шутку называли плацкартными местами. Ранним утром по приезде на аэродром летчики бежали из автобуса наперегонки в землянку, чтобы занять плацкартное место и добрать, как тогда говорили наши острословы, минуток шестьсот. Ну, а кто не успевал занять "плацкарту", тот обречен был топить "буржуйку" - печку, сделанную из железной бочки из-под керосина.
      Староконстантиновский аэродром стал для нас первой авиабазой, с которой начали производиться регулярные боевые вылеты полка. Именно с этого аэродрома большинство молодых летчиков совершили свои первые боевые вылеты на уничтожение живой силы и техники противника, получив в те мартовские дни сорок четвертого боевое крещение.
      В день мы делали по несколько вылетов, люди и машины работали, как говорится, на износ. На боевые задания в зависимости от погодных условий летали группами по восемь, шесть, четыре самолета, а иногда и парами.
      Погода же вновь принялась за старое. Неожиданно ударили заморозки, выпало много снега. Но это еще полбеды. Хуже было другое. Резко осложнились условия боевых вылетов, точнее - взлета наших штурмовиков с аэродрома. Дело в том, что протекающая через Староконстантинов небольшая речушка Случь сильно разлилась и затопила значительную часть летного поля. Начались заморозки, аэродром покрылся почти сплошной коркой льда толщиной до полутора сантиметров. "Илы" делали взлетный разбег прямо по ледяному крошеву, брызги воды летели во все стороны, куски льда со звоном ударялись о центроплан, фюзеляж и хвостовое оперение самолетов, оставляя порой глубокие царапины. А что было делать? Не прекратишь же из-за этого боевые вылеты!
      Четко, слаженно, без суеты и нервозности работал в те дни инженерно-технический состав полка. Многие авиатехники были многопрофильными специалистами и могли выполнять почти все работы на самолете Ил-2. К таким специалистам относился в первую очередь ветеран полка старшина Владимир Николаевич Казначеев, обслуживавший самолеты звена управления полка. Недаром про Казначеев а словами народной пословицы говорили, что он "швец, жнец, и на дуде игрец". Молодежи было чему поучиться у опытного старшины.
      Механики по авиавооружению М.П. Жураков, Н.А. Зверев, И.М. Старжинский и другие следили за обеспечением штурмовиков бомбовой нагрузкой, подвешивая под каждый самолет по 400-600 килограммов авиабомб разных калибров и по 4-8 реактивных снарядов, заряжали автоматические пушки и пулеметы. Механики по радио, механики спецслужб проверяли работу всех приборов и электрооборудования, настраивали передатчики и приемники на заданную волну.
      Руководили всей этой огромной работой авиационные инженеры полка инженер-майор С.Т. Маслов, инженер-капитан П.Д. Макогон, начальник связи полка майор П.М. Лифанов. В авиационных эскадрильях руководство техническим составом осуществляли старшие техники-лейтенанты В.И. Горский, П.Ф. Моисейчиков, A..А. Поляниченко, Л.В. Шевляков.
      Были у нас в полку и женщины. Надо ли говорить о том, какая колоссальная физическая нагрузка ложилась на их хрупкие плечи. Но девушки мастер по вооружению младший сержант А.М. Иванова, стрелки авиавооружения младшие сержанты М.А. Андреева, B.И. Устенко, А.Т. Аксенова, ефрейтор 3.С. Букреева и другие отлично справлялись со своими обязанностями, и никогда мы не слышали от них ни жалоб, ни сетований на свою нелегкую фронтовую жизнь.
      Самоотверженным трудом на земле люди подготавливали успех боевых действий полка в воздухе.
      Прекрасно в полку была налажена и партийно-политическая работа. Политинформации и собрания проводились регулярно применительно к фронтовым условиям - или на командном пункте, или в штабной землянке, или просто на открытом воздухе. Проводили их обычно заместитель командира полка по политчасти майор В.И. Рысаков, и парторг полка майор М.Л. Кукельштейн. Приезжали к нам и работники политотдела 224-й штурмовой авиадивизии.
      Командир полка подполковник В.И. Сериков и его заместители регулярно проводили разборы полетов на разведку и штурмовку живой силы и техники врага.
      26 марта я совершил свой первый боевой вылет. Мой командир авиазвена лейтенант И.Т. Ромашов водил меня в паре на цели, расположенные южнее и юго-западнее Проскурова.
      Облачность была низкая, поэтому штурмовики в эти дни действовали как свободные охотники - парами. Несмотря на слабую горизонтальную видимость, Ромашов мастерски вел меня вдоль дорог по территории противника. Атаки его были мощны и эффективны. Огненные стрелы эрэсов и пунктирные трассы 37-миллиметровых бронебойных снарядов прошивали броню гитлеровских танков, бомбы ложились точно в цель, пулеметы косили вражескую пехоту. Я, как и полагалось, держался сзади и несколько правее от своего ведущего.
      Вот Ромашов пикирует на танк, трасса снарядов проходит с небольшим недолетом. Он подправляет немного самолет, еще одна очередь - и танк окутывается черным клубом дыма. Я пикирую за Ромашовым с интервалом в несколько секунд, стреляю в грузовик с пушкой на прицепе и ... не попадаю. Чертовски досадно!
      27 марта мы с Ромашовым летали в паре на разведку войск противника в районе шоссейной дороги Ярмолинцы - Городок, что проходила в 30-40 километрах юго-западнее Проскурова. Несмотря на низкую облачность и плохую горизонтальную видимость, я цепко держался за хвост своего ведущего и не потерял его, но бомбежкой и стрельбой опять остался недоволен.
      Начиная с 28 марта погода улучшилась, и создались благоприятные условия для массированного применения авиации в районе Дунаевцев небольшого городка, километрах в шестидесяти от Проскурова. К этому времени Дунаевцы волею обстоятельств оказались как бы центром окруженной территории противника, зажатого в железном кольце наших войск.
      Враг, огрызаясь, как затравленный зверь, стянул сюда все свои силы. Было ясно, что он предпримет отчаянную попытку вырваться из котла.
      Это учитывало и наше командование. Врага уничтожали с воздуха. В район Дунаевцев были направлены основные силы авиации 2-й воздушной армии, в том числе и наша 224-я штурмовая авиационная дивизия.
      Налеты на гитлеровцев совершались группами по 8-12 самолетов. Участвовали в те дни в боевых действиях и мы - летчики 565-го штурмового авиаполка. Я летал в район Дунаевцев дважды.
      Второй вылет мы совершили в составе 12 самолетов 29 марта. Погода на этот раз нам благоприятствовала - солнце, на небе ни облачка. В район цели вышли точно в назначенное время.
      Я смотрю вниз. Дорога забита войсками противника. Такого огромного скопления вражеской техники мне еще видеть не приходилось. Танки, самоходные орудия, автомашины с пушками на прицепе, мотоциклы - все это стояло на шоссе и вдоль него в три-четыре ряда и прикрывалось мощным огневым заслоном зенитной артиллерии.
      Высота 1100 метров. Идем со снижением. Успеваю заметить наш Ил-2, лежащий на "животе" примерно в километре от северной развилки шоссейных дорог. Скорее всего, это самолет командира 571-го штурмового авиационного полка подполковника Макарова, который был сбит в этом районе накануне. Зенитки противника неистовствуют. Небо расцвечивается сотнями ярко-оранжевых вспышек. Волнение достигает предела. Стучит кровь в висках. Мысль одна: только бы выдержать этот кошмар, удержаться в боевом строю группы.
      Но вот заканчиваются томительные секунды нашего беспомощного "висячего" положения, и группа "илов" во главе с ведущим капитаном Дахновским пошла, пикируя, в атаку...
      Горят машины, танки, орудия... Над дорогой ползет густой дым. Фашисты в ядовито-зеленых шинелях, хорошо заметных на фоне снежной пороши, словно испуганные тараканы, разбегаются в стороны от шоссе...
      В те дни летчики 224-й авиадивизии делали по два-три боевых вылета в день - враг по-прежнему не хотел складывать оружия, яростно огрызался и искал возможность вырваться из окружения.
      Следующие мои боевые вылеты были более результативными, однако полного удовлетворения не принесли.
      "В чем же дело? Почему мажу?" Эти вопросы я задавал себе бесчисленное множество раз и, увы не находил на них ответа. Действительно, в летном' училище, на полигонах и позже, в Добрынихе, я бомбил и стрелял метко, почти всегда попадал в учебную цель. За выполнение упражнений по применению боевой техники получал хорошие и отличные оценки, а здесь, на фронте, все мимо да мимо. Как будто подменили меня.
      Ромашов, конечно, видел мое состояние и тепло, по-братски успокаивал:
      - Ты, Романов, не огорчайся. У меня на первых порах тоже коряво получалось. На поле боя главное - спокойствие и выдержка. Тренируй силу воли, а все остальное придет само собой.
      Командир был прав. Тяжелее всего во время первых боевых вылетов оказалось подавить в себе чувство страха. Мне, например, мерещилось, что каждый снаряд, выпущенный из зениток противника, летит именно в меня и должен попасть именно под мое сиденье. Поэтому первое время я над полем боя чувствовал себя неуверенно, делал много лишних движений, нервничал, суетился. Так продолжалось до пятого вылета. Этот пятый вылет, что называется, вылечил меня, исцелил от гнетущего чувства страха, неуверенности, заставил поверить в собственные силы.
      А дело было так. Ранним утром 30 марта я приехал на аэродром, занял в землянке "плацкарту" и крепко заснул. Разбудила меня команда дежурного по КП:
      - Летчиков второй авиаэскадрильи вызывает командир полка! Подполковник Сериков, как обычно, коротко объявил нам боевой приказ:
      Танковые части противника, стремясь выйти из окружения, ведут наступление на позиции наших наземных войск северо-восточнее города Каменец-Подольска. Командир дивизии полковник Котельников приказал нанести по этим танкам бомбоштурмовой удар. Первую группу в шесть самолетов поведет лейтенант Мокин в составе летчиков: Огурцова, Ромашова, Курганова, Романова и Гутова.
      Взлет! Штурмовики тяжело начали разбег. Я должен был идти ведущим последней пары, но мой ведомый младший лейтенант Федя Гутов не сумел взлететь с аэродрома - брызги грязи буквально залепили фонарь его машины, и я оказался замыкающим группы. "Топаем" по курсу впятером... Минут через двадцать пять среди леса заблестела на солнце извилистая гладь Днестра. Под нами большой город со старой крепостью. Каменец-Подольск? Но разобраться я не успел - заработали зенитные артбатареи противника. Заградительный огонь был настолько плотным, разрывов снарядов было так много, что, казалось, нам не пройти, всех перебьют... Но наш ведущий был пилот не робкого десятка. Он решительно с левого разворота заходит на цель, четыре "ила" повторяют его маневр. Интенсивность зенитного огня не ослабевает, но пока все было благополучно. Хорошо видно, как внизу, по черному полю, ползут в боевом порядке бронированные коробки - немецкие танки. Мы пикируем на них, одновременно ведя прицельный огонь эрэсами и из пушек. Вот загорелся один, другой, третий танк... Наши начали работать ПТАБами. Добавил масла в огонь и я.
      Но... Вывожу штурмовик из пикирования и неожиданно вижу, что параллельно оси самолета проносится трассирующая очередь. "Мессер"?! Он! Мой стрелок Карп Краснопеев взволнованно докладывает по СПУ, что сзади нас атакует истребитель "Мессер-шмитт-109". Кто выиграет воздушную дуэль?! Кому повезет?! Застучал крупнокалиберный пулемет стрелка. "Мессер" задымил и, будто споткнувшись о невидимое препятствие, пошел вниз, к земле.
      Но досталось и нам. Штурмовик начало сильно трясти - снарядом отбило кусок лопасти винта, в центроплане зияли дыры. К тому же оказалась сорвана часть обшивки крыла, повреждены киль и система, обеспечивающая автоматический выпуск шасси перед посадкой. Естественно, разобрался во всех этих повреждениях я не сразу. Да и не до того было. Требовалось другое быстро среагировать, принять правильное решение. Самолет мой, сильно поврежденный, потерял скорость и маневренность, поэтому я сразу отстал от своей группы. А нужно было в течение примерно шести минут лететь над территорией окруженного противника, то есть при вероятном обстреле зенитной артиллерией и возможности повторного нападения немецких истребителей.
      И вот тут-то мне пригодились знания, которые я получил в военном училище. Помогли также советы летчиков-ветеранов. Облака! Они часто выручают на фронте. Беру ручку управления на себя, набираю высоту. Через 1-2 минуты самолет входит в густую пелену облаков. Лечу на северо-восток с курсом примерно 15 градусов. Спустя некоторое время снизился и понял, что нахожусь над своей территорией. Внизу - большой город. Убедившись, что это Проскуров, беру курс на Староконстантинов и примерно через 10-12 минут уже подлетаю к своему аэродрому.
      Самолет был сильно поврежден и плохо слушался рулей управления. Напрягая последние силы, выпускаю шасси аварийной лебедкой. С выключенным мотором - во избежание случайного пожара - захожу на посадку. Выравниваю. Самолет задевает землю гранями реборд, на которые надевается резина, и вновь идет вверх, второй раз касается земли уже жестче и вновь "козлит". Потом плюхается еще раз, глубоко пропахивает мокрую землю и останавливается. Вижу, бегут к самолету все летчики и техники полка. Подходит капитан Дахновский, обнимает... Говорит:
      - А тебя уже похоронили. Летчики доложили, что твой Ил-2 был сбит над целью истребителем противника. Ну, молодец, что прилетел. Как они тебя отделали! Значит, долго будешь жить.
      Восемь снарядных пробоин - столько насчитал в тот день в штурмовике авиамеханик.
      Во время этого же боевого вылета сильно пострадал самолет младшего лейтенанта Н. И. Огурцова, который был ведомым Мокнна. Вот как запомнился ему этот бой:
      - Ну, свалка была! Здорово мы тогда врезали фашистам! Правда, и нам досталось. Кругом беспорядочно снуют "мессера", "яки", штурмовики. На земле все горит. Идет танковый бой. Вижу, "мессер" заходит в хвост Мокину. Его воздушный стрелок Валя Щегорцева шпарит вовсю из пулемета... Я вывожу "Ил" из разворота и даю очередь из всех видов оружия. "Мессер" отваливает. Говорю своему стрелку Канунникову: "Смотри в оба, сейчас нас будут убивать!" Ввожу штурмовик в крутой разворот, чтобы догнать Мокина. Вместе атакуем еще раз танки и пехоту противника. На выходе из пикирования слышу резкий удар, приборной доски не вижу, страшная вибрация - самолет вот-вот развалится. Но "ил" продолжает лететь. Стрелок передает, что правая сторона стабилизатора отбита полностью вместе с рулем глубины. Разворачиваюсь и догоняю ведущего, пристраиваюсь к Мокину. Летим домой. При заходе на посадку правое шасси не выпустилось - разбито вдребезги. Сажусь на одну ногу. По мере гашения скорости самолет начало разворачивать вправо, в борозду, где он встал на нос. Тут же выяснилась причина вибрации - одна лопасть винта была отбита до самого основания. И все-таки сел. Вот это машина!
      Летчики, в том числе и наш штурмовой авиационный полк, помогали наземным войскам громить прорывающиеся из окружения потрепанные остатки 1-й танковой армии врага. Наносились бомбо-штурмовые удары и по войскам СС, шедшим из Подгайцев в район Бучача на помощь пытавшимся вырваться из котла гитлеровским частям.
      В первой декаде апреля создалась ситуация, когда уже трудно стало отыскивать цели. Все перемешалось... Где противник? Где наши войска? Ориентироваться с воздуха можно было только по условным сигналам - ракетам определенного цвета, выпускаемым в сторону противника, или дымовым шашкам. Иногда спускались до бреющего полета, чтобы убедиться по форме одежды, что это фашисты, и лишь после этого начинали штурмовку.
      В этих крайне тяжелых условиях летчики 565-го штурмового полка не имели ни одного случая удара по своим войскам. И заслуга в этом главным образом принадлежала нашим командирам -ведущим групп С.И. Петрову, А.А. Варникову, А.А. Дахновскому, В.Я. Мокину, Н.Ф. Денежкину, Н.В. Демидову, К.П. Панченко и другим.
      В третьей декаде апреля мы продолжали летать группами по 4, 6, 8 самолетов на Тарнополь и в районы Бучач - Подгайцы. 14 апреля город Тарнополь был освобожден нашими войсками. Операция близилась к завершению. Но враг пока не сложил оружия, враг продолжал сопротивляться. На что надеялись тогда немцы, понять трудно, но дрались они, пожалуй, с еще большим ожесточением, чем прежде.
      В это время слово "Бучач" среди летчиков произносилось с особой интонацией. Полеты в этот район так же, как за несколько дней до этого полеты на Дунаевцы и Каменец-Подольск, были очень опасны. Противник создал здесь мощный огневой заслон, прикрыв свои войска зенитной артиллерией и истребительной авиацией. Полк нес потери в людях и в материальной части.
      Стала заметно ощущаться нехватка самолетов, и в связи с этим группу летчиков срочно командировали в Куйбышев за новыми штурмовиками. Я в эту командировку сначала не планировался. Но на аэродроме Проскуров, куда только что перебазировался наш полк, произошел несчастный случай: взорвался склад боеприпасов, оставленный гитлеровцами. В результате взрыва погибли два неразлучных друга: заместитель командира - штурман 3-й авиаэскадрильи старший лейтенант А.А. Варников и командир звена 1-й авиаэскадрильи лейтенант Н.Я. Нечаев, которые должны были вместе с другими летчиками отправиться за новыми самолетами. Потребовалась замена, выбор пал на меня и еще на одного пилота.
      Возвратившись через несколько дней из Куйбышева, мы узнали, что на аэродром с боевого задания не вернулись наш командир звена лейтенант И.Т. Ромашов и летчик младший лейтенант Ф.Г. Гутов, которые летали в район Станислава парой на разведку и уничтожение живой силы и техники противника в качестве свободных охотников - группами в те дни не позволяла летать низкая облачность. Задание было выполнено, штурмовики возвращались домой.
      По радио за полетом следил тогда старший техник полка В.Н. Платонов. Из эфира доносились звуки песни "Не разлука, а нежная встреча смелых ждет на родимой земле". Пел Иван Тихонович. Пел, как всегда, когда возвращался с боевого задания. Но вдруг песня оборвалась. Эфир замолк. Прошло время прилета, а самолеты наших товарищей так и не появились. Произошло что-то трагическое. Сбили истребители или зенитки. Так решили тогда все.
      В начале мая наша 2-я авиаэскадрилья три дня подряд била по одним и тем же целям в районе Хоцимежа. Затем работали по целям в районе Коломыи, Делятына и Надворны. И снова не все штурмовики вернулись на свой аэродром. При выполнении боевого задания погибли командир 3-й авиаэскадрильи майор С. И. Петров, летчик той же эскадрильи лейтенант В.И. Михайлов, младшие лейтенанты В.Н. Костин и И.К. Ельтищев. Имелись потери и в 1-й авиаэскадрилье.
      Война есть война, нас часто посещала не только радость побед, но и горечь утрат. Смешиваясь, соединяясь в наших молодых сердцах, эти два сильных чувства создавали тогда в полковом коллективе особый моральный климат. Разрядка приходила вечером, после боевого дня. Собравшись в столовой за ужином, летчики пели под баян фронтовые песни, среди которых чаще всего звучала наша любимая:
      Бьется в тесной печурке огонь,
      На поленьях смола, как слеза...
      В эти минуты - после жарких боев - мы скорбели о погибших товарищах, вспоминали их черты характера, привычки. Ваня Ельтищев... Голубоглазый блондин, мягкий, скромный... Володя Михайлов... Этакий рубаха-парень, добряк, любивший петь своим бархатным тенором "Бирюзовые вы мои колечики, раскатились по лугу...". Вася Костин... Наш полковой юморист, которого за интересные и очень смешные рассказы, читавшиеся им с актерским мастерством, мы в шутку называли Василием Теркиным. Ваня Ромашов... Коренастый, физически очень сильный человек. Это про таких, как он, в народе говорят "косая сажень в плечах"...
      Нет уже среди нас этих ребят. Они погибли в бою с ненавистным врагом, но и погибнув, остались жить - в нашей памяти, в наших сердцах.
      Проскуровско-Каменец-Подольская операция, продолжавшаяся около двух месяцев, закончилась. За активное участие в ней 224-й штурмовой авиационной дивизии было присвоено наименование Жмеринской. Многие летчики, техники, оружейники и другие авиаспециалисты за участие в этой операции были награждены орденами и медалями. Большинство молодых пилотов, в том. числе и я, за одиннадцать успешных боевых вылетов получили свой первый боевой орден - Красной Звезды.
      Закалка мужества
      На 1-м Украинском фронте наступила оперативная пауза -передышка между двумя военными операциями. Сколько она будет продолжаться, в то время никто не знал. Но все понимали, что впереди предстоят большие и тяжелые бои, к которым надо активно готовиться с учетом опыта прошлых сражений.
      Воинские части вели разведку и боевые действия местного значения, занимались перегруппировкой и накапливанием сил.
      9 мая 1944 года наш 565-й штурмовой авиационный полк перебазировался с аэродрома Шатава на аэродром Ольховцы, находившийся в пятидесяти километрах от линии фронта. Для самолетов были приготовлены земляные капониры. Личный состав поселился в добротных бревенчатых домах. В это время произошли некоторые изменения в расстановке руководящих кадров. Вместо убывшего на повышение майора М.И. Безуха заместителем командира полка по летной подготовке стал майор В. К. Михайлов, заместителем командира по штурманской подготовке - майор Н.Ф. Денежкин, помощником командира полка по воздушно-стрелковой службе - капитан А.А. Дахновский, командиром 2-й авиаэскадрильи - старший лейтенант В.Я. Мокин. Капитан И.И. Козловский заменил погибшего командира 3-й эскадрильи майора С.И. Петрова. Мне пришлось принять командование авиазвеном лейтенанта И.Т. Ромашова.
      Установилась прекрасная солнечная погода. Сады оделись в праздничный весенний наряд. Но природой наслаждаться было некогда. Напряженная, интенсивная работа продолжалась.
      Недалеко от КП из грубых досок сооружены стол и скамейки. На стене прикреплена черная учебная доска, рядом повешена летная карта района базирования полка. Это наш учебный фронтовой класс. Идут занятия летчиков 2-й эскадрильи. В.Я. Мокин рассказывает пилотам о тактике боевого применения самолета Ил-2 на опыте боев предыдущих военных операций.
      - Летчик-штурмовик, - четким голосом говорит он, - это многопрофильный специалист. Он и пилот, и штурман, и механик, и бомбардир, и артиллерист, и стрелок. Ему нельзя теряться над полем боя, долго раздумывать, сомневаться в чем-либо или в ком-либо. Самолет летит быстро, особенно во время пикирования на цель. С земли стреляют автоматические зенитные пушки, в воздухе атакуют истребители противника. Как видите, обстановка над полем боя сложная, горячая, а летчику нужно успеть применить все имеющиеся в его распоряжении боевые средства на самолете и поразить заданную цель. Кроме того, надо соблюдать строй, боевой порядок, защищать впереди летящего товарища. Где же выход из этого сложного положения? - задает вопрос Владимир Яковлевич и сам же на него отвечает: - Выход есть. Он в нашей высокой сознательности, дружбе, в воспитании воли и овладении летным мастерством.
      И это действительно было так. Если авиационный полк во фронтовых условиях представлял из себя слаженный боевой коллектив, то летный состав авиационной эскадрильи был настоящей боевой семьей. И ничего удивительного в том нет. Ведь летчики авиационной эскадрильи, по сути дела, все время находились вместе: вместе летали на боевые задания, вместе, за одним столом обедали, в одной землянке или комнате спали, Общее ратное дело и повседневная опасность потерять самое дорогое, что есть у человека, жизнь, цементировали фронтовую дружбу, делали людей особенно близкими. Нашим девизом были слова: "В бою сам погибай, а товарища выручай!" Товарищеская взаимовыручка плюс растущее с каждым днем мастерство, вера в себя, в свои силы обеспечивали летчикам успех в боевых действиях с минимальными потерями.
      Наши занятия по политической и боевой подготовке на земле, учебно-тренировочные полеты по кругу, маршруту и на полигон чередовались в этот период с полетами на боевые задания, главным образом на разведку. В полетах по кругу над аэродромом мы продолжали совершенствовать технику пилотирования на взлете, на посадке. Тренировались бомбить и стрелять с пикирования на полигоне. Причем задача считалась выполненной, если бомбы попадали в круг диаметром двадцать пять метров, а снаряды и пули - в щит размером три на шесть метров. Летали мы и по маршруту строем с последующим заходом на полигон. Например, 30 мая 1944 года группа "Илов" вылетела по маршруту Гусятин-Тарнополь - Залещики - Гусятин в целях ознакомления с местностью вдоль линии фронта. Этот полет продолжался 1 час 30 минут. На полигоне мы становились в круг с интервалом 250-300 метров самолет от самолета и работали точно так же, как в боевых условиях над целью.
      Что же касается ведения авиационной разведки, то для этой цели от каждой эскадрильи были выделены по два экипажа. От нашей, 2-й, на разведку в основном летали мы с Андреем Колодиным. Нам выделили участок территории противника на Станиславском направлении - примерно 30 километров по фронту и 50 километров в глубину. Особо зорко мы следили за железной дорогой Станислав - Тысменница - Нижнюв - Монастаржиска - Бучач, за шоссейными и проселочными дорогами, за населенными пунктами и лесными массивами на территории отведенного нам участка. Нас интересовало все, что касалось немецких войск: передвижение, сосредоточение, количество, демаскирующие признаки и т. д.
      Все разведданные немедленно передавались в штаб полка. У нас на самолетах кроме радиоприемников и радиопередатчиков были установлены еще и автоматические фотокамеры. Обнаруженного врага мы, как правило, атаковали всеми боевыми средствами, имевшимися в нашем распоряжении, фотографировали.
      Погода стояла солнечная, безоблачная, видимость была 10-15 километров. Поскольку истребителей прикрытия нам не давали, то летать в те майские дни сорок четвертого можно было только на бреющем полете, который обеспечивал хорошую маскировку наших самолетов под местность и полную внезапность появления над объектами противника. Летая на бреющем, не выше 25 метров, мы почти всегда заставали врага врасплох и каждый раз наблюдали при этом, как он мечется в панике, пытаясь где-нибудь укрыться. На разведку мы с Колодиным летали хоть и не каждый день, но довольно часто. Правда, он не был в моем авиазвене, но решению комэска выполнял разведывательные полеты всегда со мной в паре. И я был вполне доволен своим ведомым. Характер Андрей имел веселый, искрометный - такие люди обычно не унывают ни при каких обстоятельствах. В полете Колодин всегда был предельно собран и дисциплинирован. Бывало, уцепится за хвост ведущего, и все, не оторвешь. За свой тыл я был спокоен, знал, что на ведомого можно положиться в самой сложной ситуации. - Романов, Колодин, к командиру! - Эти слова дежурного по КП в то время могли означать только одно: командир полка вызывает нас, чтобы отдать боевой приказ о вылете на разведку. Всего я совершил более тридцати разведывательных вылетов. И каждый раз парой, на бреющем, без прикрытия истребителей. Нужно ли говорить о том, насколько порой сложны были такие полеты. И все же каждый раз наши "илы" благополучно возвращались на свой аэродром.
      25 июня 1944 года несколько летчиков и техников из полков нашей дивизии, в числе которых был и я, командировали в Москву за пополнением. На полуторке нас из Ольховки доставили до соседнего аэродрома, где базировался штаб авиадивизии. Здесь мы пересели в транспортный самолет Ли-2 и вечером 26 июня приземлились на одном из военных аэродромов Подмосковья.
      На другой день рано утром меня, еще одного пилота и авиатехника на самолете перебросили в городок, расположенный на берегу Волги. Находившийся здесь запасной авиационный полк передал в наше распоряжение восемь подготовленных для отправки на фронт молодых летчиков и десять новых самолетов Ил-2, которые мне пришлось вести на фронт до своего аэродрома. Среди молодых летчиков были младшие лейтенанты В.П. Блудов, М.С. Воронин, IO. Я. Годунов и другие.
      А жизнь между тем текла своим чередом. Уже давно отцвели сады на Украине, и наступило довольно жаркое лето. Шла напряженная подготовка к новой крупной военной операции.
      Однажды ранним утром нас, человек десять командиров-летчиков, посадили в грузовую автомашину и повезли к танкистам. Ехали долго, около пяти часов. Добрались до них примерно в полдень. Танковая часть 10-го гвардейского корпуса 4-й танковой армии располагалась на опушке леса около деревни Сороки. Тридцатьчетверки стояли под деревьями в капонирах на расстоянии 30-50 метров друг от друга.
      Танкисты встретили нас радушно, пригласили отпробовать обед из котлов своей полевой кухни, рассказали много интересных боевых эпизодов из недавно минувших сражений, в которых нам довелось совместно громить врага. Беседа получилась довольно любопытной и эмоциональной, так как мы, дополняя друг друга, рассказывали об одних и тех же событиях, но виденных под разным углом зрения: танкистами с земли, нами - с высоты полета. Разговор о взаимодействии между танкистами и летчиками-штурмовиками закончился соглашением о том, что танкистам необходимо выразительнее обозначать линию соприкосновения с противником дымовыми шашками и ракетами, а также помогать по радио летчикам отыскивать замаскированного под местность врага и, по возможности, наводить самолеты на важные для наших войск цели. В тот же день, часов в семь вечера, мы выехали обратно в полк...
      Утром 13 июля началась Львовско-Сандомирская наступательная операция. На следующий день мы тоже приняли в ней участие. Командир полка подполковник Сериков объявил боевой приказ. Через 30 минут раздалась команда "По самолетам!"
      Поочередно вырулили на старт, заняли согласно приказу каждый свое место. Взлетали парами через короткие интервалы. Не прошло и трех минут, как весь полк в составе сорока пяти самолетов поднялся в воздух. Быстро и организованно все девять пятерок собрались на большом кругу над аэродромом и взяли курс на Тарнополь.
      Честно говоря, я первый раз в жизни видел столько самолетов в одном строю. И меня это зрелище поразило своей грандиозностью. На высоте примерно 1100 метров торжественно, как на параде, шли все сорок пять крылатых машин, образовав из пятерок огромный четырехугольник шириной в 200 метров и длиной в два с половиной километра.
      В первой пятерке вместе с командиром полка подполковником В.И. Сериковым летел и его заместитель по политчасти майор В.И. Рысаков. Ведущими других пятерок были флаг-штурман полка майор Н.Ф. Денежкин, майор В.К. Михайлов, капитаны А.А. Дахновский, И.И. Козловский, старшие лейтенанты В.Я. Мокин, К.П. Панченко, лейтенанты Г.Т. Левин и Е.П. Новиков. Мой "Ил" шел в пятерке Дахновского, которая летела в середине, строя.
      Примерно через 15 минут полета по курсу под нами - точно в назначенное оперативное время - появился город Тарнополь - контрольный пункт пролета всей авиации фронта на львовском направлении. Летчики перевернули планшеты и перешли на детальную ориентировку. Еще минуты через три на большом зеленом лугу мы увидели огромную стрелу из белого полотнища, которая своим острием указывала направление прорыва линии обороны противника. Рядом со стрелой чадила дымовая шашка.
      Развернувшись влево, наша крылатая армада встала на боевой курс. Линия фронта на земле, обозначенная пожарами, точно совпадала с красной и синей линиями, нанесенными на летной карте. Внизу, казалось, горело все, что только могло гореть. Дым и едкий, въедливый запах гари чувствовались даже в кабине самолета.
      Наши штурмовики врезались в плотную стену заградительного огня немецкой зенитной артиллерии. Всюду - слева, справа, внизу, вверху вспыхивали красно-фиолетовые шары разрывов трассирующих снарядов. Но никто из летчиков не дрогнул, не покинул своего места в боевом строю.
      Вот и цель - укрепленные оборонительные позиции немецкой артиллерии. Командир полка со своей пятеркой идет в атаку. За ним на цель пикирует еще одна пятерка, за ней - еще и еще... Вот и наша очередь... С ревом полетели вниз реактивные снаряды, застучали пушки, ударили пулеметы, на выводе из пикирования посыпались вниз бомбы. Минута-другая - и фашистские позиции превратились в сплошное огненное месиво...
      В первые дни операции летчики нашего полка делали по 2-3 боевых вылета, причем продолжительность каждого составляла в среднем около полутора часов. Они наносили меткие бомбоштурмовые удары по обороняющемуся противнику, выводя из строя его артиллерию, танки, транспорт и живую силу. Однако и наши потери были немалые. Перед операцией в полку было 1,3 самолета на каждый штатный экипаж, а через несколько дней ожесточенных боев самолетов стало не хватать. Подбитые штурмовики падали на землю в районе цели или на значительном удалении от нее. Это зависело от степени повреждения самолета и тяжести ранения летчика. Раненый пилот иногда терял сознание, неуправляемый самолет падал на землю и разбивался. Экипаж погибал. Но большинство подбитых "Илов" все же дотягивали до аэродрома или садились в поле, на лугах, проселочных дорогах - где придется. В этих случаях летчики с воздушными стрелками возвращались домой на второй или на третий день - кто на попутной машине, кто на телеге, а кто и на лошади,
      В те памятные июльские дни был подбит над целью штурмовик младшего лейтенанта Н. И. Огурцова.
      - Ударили мы там крепко, - рассказывал он впоследствии, - Я был замыкающим. На моем самолете стояла фотоустановка для фиксирования на фотопленке результатов атаки всей группы. Только я приступил к выполнению этого спецзадания, установил самолет в горизонтальный полет, включил фотоаппарат, как вдруг удар... и, вижу, из мотора сильной струей бьет масло. Вот это подарочек! Прекрасно понимаю, что еще несколько минут - и все: масло вытечет, двигатель остановится... Принимаю решение идти на вынужденную. По внутреннему переговорному устройству приказываю воздушному стрелку Канунникову приготовить пулемет и личное оружие к бою. В это время масло перестает течь, а мотор, естественно, работать. Высота начинает катастрофически падать.
      Когда до земли оставалось метров пятьдесят, я увидел, что впереди какой-то населенный пункт, стал отворачивать влево, но задел крылом за телеграфный столб... Очнулся, когда Канунников - лицо у него было все в крови - вытаскивал меня из кабины. Самолет оказался разбитым вдребезги.
      К счастью, нам повезло, мы оказались на своей территории. К концу второго дня благополучно добрались до аэродрома.
      Меня, увы, тоже не миновало такое испытание. Это произошло 15 июля в районе Плугува. После атаки цели и выхода из пикирования мой самолет получил серьезное повреждение - в него попало около десятка зенитных снарядов. Один из них пробил переднее боковое бронестекло кабины, в двух сантиметрах просвистел над моей головой и ушел навылет через верхнюю часть фонаря. Брызнули осколки разбитого бронестекла, и сразу же кровь залила лицо и гимнастерку. Другими снарядами были повреждены центроплан, системы пилотажных приборов, в том числе высотомера и указателя скорости полета. Ситуация складывалась критическая. Оставалось одно - вести самолет по интуиции, на ощупь.
      Разумеется, продолжать следовать за своей группой я не мог. Убедившись, что самолет еще держится, принял решение тянуть до ближайшего аэродрома. Минут через пятнадцать попался аэродром Турголице, где я с большим трудом сел. Там оказалась полевая авиаремонтная мастерская, которой я сдал свой разбитый штурмовик, а осколки стекла мне вытащили из лица военные медики прямо на летном поле. В этот же день за мной прилетел на По-2 старший лейтенант М.Е. Пущин, который и переправил меня на аэродром Ольховцы, Здесь узнал от товарищей, что над целью огнем вражеских зениток был сбит командир нашей 2-й авиаэскадрильи старший лейтенант В.Я. Мокин.
      ...В тот день штурмовики 565-го авиаполка наносили бомбоштурмовой удар западнее Тарнополя, где осуществлялся прорыв обороны противника нашими войсками. Точно в заданное время - в 13 часов - штурмовики вышли к цели, и первая группа из 12 самолетов начала атаку гитлеровских позиции. Старший лейтенант Мокин вел вторую группу "Илов". Штурмовик комэска первым перешел в пикирование, и здесь его настиг снаряд вражеской зенитки. Взрывом оторвало хвостовое оперение самолета, он потерял управление и через несколько секунд на огромной скорости врезался в землю.
      Конечно, потери среди летчиков в полку были и до Мокина, и после него, но гибель Владимира Яковлевича все восприняли очень остро, как самую тяжелую утрату. Мокин был талантливым, прекрасно подготовленным пилотом. Ему приходилось летать на Ил-2 в сложных метеорологических условиях, садиться ночью при кострах. Будучи учеником и последователем М.И. Безуха, он постоянно работал над совершенствованием тактических приемов боевого применения штурмовиков. Его командирская требовательность сочеталась с заботой о подчиненных. Он был отзывчивым, душевным человеком, чутким товарищем, настоящим любимцем полка. До сих пор как самую дорогую реликвию храню я в своем фронтовом альбоме фотографию нашего комэска.
      Вместе с Мокиным погибла и его воздушный стрелок Валя Щегорцева. Это была стройная, красивая, веселая девушка; смелая и храбрая, всегда готовая лететь на любое - даже самое трудное -боевое задание. В воздухе она видела все: и заднюю, и переднюю полусферы, и то, как складывалась обстановка на земле. Ее пулемет всегда работал безотказно. За несколько сбитых истребителей, за храбрость и отвагу Валя была награждена орденами Красного Знамени, Красной Звезды и двумя медалями.
      После гибели Мокина командиром 2-й авиаэскадрнльи стал старший лейтенант Г.Т. Левин; исполнять обязанности заместителя командира штурмана этой эскадрильи было поручено мне.
      Обстановка в то время на нашем участке фронта оставалась очень напряженной. Эти июльские дни сорок четвертого явились для всех нас днями закалки мужества, днями, когда в горниле жестокой борьбы крепло наше фронтовое братство.
      Начиная с 15 июля, летчики 565-го штурмового авиационного полка вместе с летчиками других полков и дивизий 2-й воздушной армии наносили бомбоштурмовые удары по танкам, артиллерии и живой силе контратакующего врага. 16 июля, уже в роли заместителя командира авиаэскадрильи, я сделал два боевых вылета в район Мэтэнюва. На другой день опять летали на Мэтэнюв. 18 июля бомбили и штурмовали Плугув. Эти населенные пункты находились недалеко друг от друга вдоль железной дороги между городами Золочев и Зборов. Именно здесь, в Плугуве и Мэтэнюве, противник сосредоточил свои основные силы и именно отсюда производил контратаки против наших войск с юга в районе колтувского коридора.
      Не все молодые пилоты выдерживали неимоверной тяжести нагрузки. Вспоминается, например, такой случай. Был у нас в полку летчик - Александр Сас. Раньше он летал на По-2 в авиаэскадрилье связи, но потом вдруг страстно захотел стать штурмовиком. С разрешения командира дивизии в мае июне 1944 года заместитель командира полка по летной подготовке майор В. К. Михайлов обучил Саса летать на самолете Ил-2. Сас очень гордился тем, что стал боевым летчиком, и порой не стеснялся прихвастнуть. Говорил, что как только полетит на боевое задание, то будет пикировать до траншей, нанижет на пушки самолета фрицев и привезет их на аэродром. Чем не барон Мюнхгаузен? Конечно, это была шутка, но ведь в каждой шутке...
      А получилось все, увы, гораздо прозаичней. В первом же боевом вылете во время прорыва линии фронта на львовском направлении его самолет получил повреждение. Снарядом вражеской зенитки на крыле штурмовика оторвало элерон. Молодой летчик с трудом сумел дотянуть самолет до аэродрома. Во время второго боевого вылета Сас в группе начал индивидуально маневрировать над своей территорией за 20 километров до линии фронта. Затем повернул и полетел в противоположную сторону. Ему показалось, что нас обстреляли и снаряд попал в мотор его самолета.
      Бросая свой "Ил" то вверх, то вниз, то в стороны, Сас несколько раз создавал реальную угрозу столкновения с рядом летящими самолетами. Своими действиями он чуть не сорвал выполнение боевого задания всей группы. Будучи ведущим группы, я по радио приказал летчику С.Л. Плетеню догнать своего ведомого и возвратить его в строй. Плетень выполнил приказ, догнал Саса и привел его на поле боя. А вечером в общежитии Александр дал всем летчикам 2-й эскадрильи клятву, что впредь больше никогда не смалодушничает. И надо сказать, что слово свое Сас сдержал. Летал он в дальнейшем хорошо, бился с врагом храбро и закончил войну в мае сорок пятого в небе Чехословакии.
      К 19 июля на львовском направлении для гитлеровцев создалось кризисное положение. Убедившись, что контратаки в районе колтувского коридора не достигли цели, они начали отвод своих войск. В связи с этим наша авиация была нацелена на преследование отступающего врага.
      Очень большое скопление войск противника было обнаружено в районе города Помаржаны, находившегося в 15 километрах на юго-запад от места колтувских боев. Здесь 20 и 21 июля все дороги и дорожные перекрестки были буквально забиты танками, автомашинами, артиллерией и другой военной техникой. В район Помаржан летали бомбить и штурмовать все полки нашей дивизии.
      Мне пришлось быть непосредственным участником этих боев. 20 июля я водил на цель группу из двенадцати самолетов, 21-го-из восьми. Цель прикрывалась очень сильным огнем зенитной артиллерии. Но несмотря на это, все наши экипажи тогда с честью выполнили свой воинский долг.
      С аэродрома Ольховцы нам стало трудно поддерживать ушедшие вперед наземные войска. Поэтому 22 июля наш 565-й штурмовой авиаполк перебазировался на аэродром Мшанец, и уже на следующий день начались боевые вылеты. Мне пришлось тогда три раза поднимать штурмовик в воздух. Рано утром парой самолетов летали на разведку живой силы и техники противника. Осмотрели все дороги севернее Ходорова, Рогатына и Брзжан, но войск противника не обнаружили. Это говорило о том, что хотя операция для нас и развивалась успешно, но паники в рядах гитлеровцев не наблюдалось. Они отходили организованно, скрытно, очевидно, ночью. 23 июля, в полдень, я водил группу из восьми самолетов в район Винники, что недалеко от Львова, а потом мы выполнили группой самолетов боевой вылет в район населенного пункта Руда. На следующий день, 24 июля, я в паре с младшим лейтенантом А.И. Колодиным опять летал на разведку войск противника. Только на обратном пути обнаружили большую, до 200 автомашин, колонну, выходившую из леса в пяти километрах севернее города Рогатына. Дизельные грузовики были буквально забиты гитлеровскими солдатами.
      Колонну мы атаковали с ходу. Через пару минут внизу, на дороге, уже царил кромешный ад. Обезумевшие от страха гитлеровцы прыгали через борта грузовиков и скатывались в кюветы. Несколько машин горело... Однако рядом с дорогой, в поле, оказались немецкие танки, замаскированные под копны сена. Они ударили по нашим самолетам из своих пушек и пулеметов. Один снаряд разорвался почти рядом с моим штурмовиком. Самолет сильно тряхнуло взрывной волной. Колодин, увидев, что танки стреляют метко, стал действовать на максимально низких высотах. И здесь случилось то, о чем потом еще долго вспоминали летчики нашего полка. Во время очередного захода Андрей так близко прижался к земле, что задел за какой-то бугор винтом. Все три его лопасти сильно погнулись. Как он сумел дотянуть до аэродрома - бог его знает. Но дотянул, приземлился. И сразу же к "Илу" началось настоящее паломничество...
      Еще находясь над территорией противника, я передал по радио на командный пункт об автоколонне и танках. По этим разведданным весь тот день работала, штурмуя врага, наша дивизия. Много вылетов было сделано на разведку и штурмовку живой силы и техники противника в район Львова. Наносились штурмовые удары по восточным и юго-восточным предместьям Винников, Сихува, по другим населенным пунктам..
      В районе Львова фашистские дивизии были взяты нашими войсками в плотное кольцо. Немцы предпринимали яростные атаки, чтобы вырваться из окружения и прорваться на юг, к Карпатам. 25 июля стояла очень плохая, нелетная погода. И тем не менее нам с Колодиным был дан приказ лететь на разведку. По дороге туда и обратно мы с ним преодолели несколько зон ливневого дождя. Наземная радиостанция навела нас на танки "тигр" и самоходные орудия "фердинанд", которые вели атаку в южном направлении. Мы не долго думая атаковали их. Сделав несколько заходов, подожгли один танк и один бронетранспортер, уничтожили около десятка солдат и офицеров противника. Колодин сфотографировал вражескую технику.
      В те же дни интересный случай произошел с летчиками 1-й авиаэскадрильи. Как-то рано утром два штурмовика этой эскадрильи вылетели на разведку в район Львова. Недалеко от города, около кромки леса, летчики Яковлев и Моторин обнаружили вражеские танки. Вернувшись домой, летчики доложили о результатах разведки. Вскоре в воздух поднялась восьмерка "илов". Однако при подлете к пели выяснилось, что танки за это время успели превратиться в копны сена. Что ж, копны так копны. И наши штурмовики начали атаку. После первого же боевого захода "копны" забегали по полю. Результаты штурмовки были засняты на фотопленку, а пилоты потом еще не раз обсуждали этот вылет.
      В связи с удалением линии фронта 30 июля наш полк перебазировался с аэродрома Мшанец на полевой аэродром Дулибы. Здесь у меня произошла памятная встреча с командиром 8-го штурмового авиационного корпуса генерал-лейтенантом авиации В.В. Нанейшвили. Было это так. Прилетев с боевого задания, я направился на командный пункт, чтобы доложить о результатах полета. Смотрю, у входа на КП стоит капитан Соколов и делает мне жестами знаки в сторону прицепного тракторного вагончика, у которого стояли командир полка подполковник Сериков и какой-то коренастый человек в короткой генеральской куртке. Я быстро подбежал к ним.
      - Докладывайте командиру корпуса, - сказал Сериков.
      Я повернулся к комкору:
      - Товарищ генерал-лейтенант, боевое задание на разведку и штурмовку живой силы и техники противника выполнено. Потерь не имеем. Ведущий группы старший лейтенант Романов.
      - Что вы видели на территории противника? - спросил Нанейшвили.
      - Оживленное движение автомашин с войсками по дороге от Самбора на юг, в горы, и обратно, к линии фронта, - отчеканил я. - Мы их атаковали с трех заходов.
      - Сколько израсходовали бомб, снарядов и патронов? - спросил генерал.
      - Каждый самолет сбросил по 500 килограммов осколочных авиабомб весом от 15 до 25 килограммов, выпустил по 8 РС-82, израсходовал 90 процентов снарядов из пушек и 60 процентов патронов из пулеметов ШКАС.
      - Мало, - сказал генерал, - надо больше расходовать патронов и снарядов. - И в заключение добавил: - Не следует жалеть боеприпасов для уничтожения врага! У нас их сейчас достаточно!
      Я вскинул руку к козырьку:
      - Есть, не жалеть боеприпасов для уничтожения врага!
      В небе Карпат
      Карпаты, как естественный рубеж, сами по себе являлись большой преградой, затруднявшей продвижение наступающих войск. Противник же, используя горно-лесистый рельеф местности, создал здесь помимо всего прочего густую и разветвленную сеть оборонительных сооружений в виде опорных пунктов, перекрывавших все дороги, долины рек, выходы к населенным пунктам и проходы в глубину своей обороны.
      Из-за ограниченных возможностей использования в горах танков и артиллерии очень остро вставал вопрос об использовании штурмовой авиации как для разведки и уничтожения резервов противника, так и для непосредственной поддержки нашей пехоты на поле боя.
      Но боевые полеты, которые мы выполняли над горами в начале августа 1944 года, имели своей целью не только разведку и удары с воздуха по обнаруженному противнику. Перед летчиками командованием была поставлена еще одна сложная задача - опытным путем определить, в какой степени возможно применение штурмовой авиации в условиях горно-лесистой местности Карпат.
      Командир 565-го штурмового авиаполка подполковник В.И. Сериков, разъясняя нам эту задачу, говорил: "Летчикам-штурмовикам никогда не приходилось воевать в горах, у нас нет опыта ведения боевых действий в горной местности. Полеты здесь имеют свои особенности с точки зрения аэродинамики и аэронавигации. Возникающие в результате обтекания склонов гор вертикальные потоки воздуха затрудняют маневрирование самолета. По этой причине, очевидно, придется подходить к цели на больших, чем обычно, высотах, быть осторожнее при пикировании и отходе от цели. Большого умения потребуют полеты в ущельях и в горных долинах".
      Первые же вылеты на разведку в горы показали, что командир был прав: рано утром все горные долины и ущелья закрыты туманом, который к 10-11 часам дня начинает подниматься вверх и образует над горными перевалами сильную облачность. Облака в сочетании с густыми лесными массивами на склонах гор сильно затрудняли визуальную ориентировку и ведение разведки войск противника, который использовал эти лесные массивы для маскировки.
      Нам приходилось приспосабливаться к новым условиям, менять тактику разведки и удара по цели. Если на ровной местности самым надежным способом обнаружения противника был бреющий полет, то здесь, в горах, пришлось осваивать фотографирование с высоты полторы-две тысячи метров, что давало возможность обнаружить железнодорожные станции, узлы шоссейных дорог, оборонительные сооружения и другие объекты противника. Трудно было? Отвечу честно: трудно. И все же все летчики, первыми летавшие в Карпатах, на вопрос, можно ли использовать самолеты Ил-2 в боевых условиях Карпатских гор, дали положительный ответ.
      18 августа наш полк перебазировался с аэродрома Дулибы на аэродром Грушув, находившийся недалеко от города Дрогобыча. Располагался аэродром на заливном лугу, около небольшой речушки - притока Днестра; трава на нем была уже скошена и сложена в копны. Вдоль реки, на границе летного поля, росли огромные, развесистые ивы, под которыми стояли наши самолеты. Механики разместились в шалашах, командование и летный состав полка -в большом доме села Грушув за речкой, через которую был перекинут дощатый мостик.
      В преддверии боевых действий в Карпатах личный состав полка приступил к напряженной учебе. Летчики повторяли некоторые вопросы аэродинамики, аэронавигации, метеорологии, техники пилотирования в сложных условиях, бомбометания в горах и т. д. Были организованы и проводились полеты по радиополукомпасу РПК-Ю, полеты на бомбометание и стрельбу по целям на полигоне.
      Последним подготовительным мероприятием для летчиков нашего полка к предстоящей операции явилась поездка на передний край обороны наших войск. Цель ее заключалась в том, чтобы ознакомить командно-летный состав с особенностями района предстоящих боев, провести рекогносцировку местности. В населенном пункте Залуж, у подножия крутого склона горы, покрытого редкими деревьями и кустарником, нас встретил офицер-пехотинец. Вслед за ним мы двинулись по тропе вверх, на вершину горы, и через 30-40 минут были уже на наблюдательном пункте, искусно замаскированном под местность.
      Нам объяснили, что сейчас мы находимся на переднем крае обороны советских войск, в нескольких километрах юго-восточнее Санка. Погода стояла солнечная. На юг перед нами открывалась очень красивая панорама с горными пейзажами. Внизу проходила самая передняя траншея, в которой находились наши сторожевые посты.
      Примерно в полукилометре от них пролегала траншея противника. Он находился на северном, лесистом и отлогом, склоне соседней горы. Между ним и нами было около восьми километров. Маскировались немцы отлично - на той стороне ничто не напоминало о присутствии войск. И если б не свист изредка пролетавших над нашими головами снарядов и грохот их разрывов, то можно было бы подумать, что никакого фронта здесь нет.
      Во время обратного спуска с горы высоко в небе над нашими головами в сторону противника пролетел одиночный самолет. Это был истребитель, и, помню, всех нас тогда поразил звук, исходивший от него. Казалось, что летит не один самолет, а целая эскадрилья. Стало быть, горы искажают звук, значительно его усиливают. Это было для нас открытием.
      Домой мы выехали к вечеру, еще до наступления сумерек, а на аэродром возвратились уже поздно ночью, преодолев за один день около 300 километров.
      Операция в целях соединения со словацкими повстанцами началась 8 сентября 1944 года на узких участках линии фронта.
      В то время операцию по преодолению Карпат почему-то все мы в полку называли форсированием Карпат. Очевидно, сложность взаимодействия войск разных родов при преодолении водных преград и трудность продвижения их в горах как-то бессознательно расширили в нашем сознании толкование этого слова.
      И действительно, данная военная операция была не похожа на другие, проводившиеся на равнинной местности. Здесь не было, так сказать, классического прорыва линии обороны противника, ввода в прорыв подвижных бронетанковых и механизированных соединений.
      Операция по "форсированию" Восточных Карпат характеризовалась непрерывным прогрызанием оборонительных позиций немцев и медленным продвижением наших войск вперед, в глубь гор.
      9 и 10 сентября погода стояла нелетная, но как только она улучшилась, штурмовая авиация приступила к регулярным боевым действиям. Враг в те дни делал по шесть-семь контратак, однако успеха так и не добился. Наши войска хотя и медленно, но все же с помощью авиации занимали одну высоту за другой и продвигались вперед.
      11 сентября мне пришлось водить нашу 2-ю авиаэскадрилью в составе восьми самолетов на уничтожение артиллерийско-минометных позиций и живой силы противника в районе населенного пункта Каменне, а на другой день шестерку самолетов на цели в районе населенного пункта Кулашне, расположенного в двух километрах юго-западнее Чашина.
      2-я эскадрилья в это время состояла из опытных, обстрелянных летчиков, таких, как старшие лейтенанты Г.Т. Левин и И.М. Белицкии, лейтенанты С.Л. Плетень, В.Д. Монченко, младшие лейтенанты А.И. Колодин, Н.И. Огурцов, Ю.Я. Годунов, А.С. Сас, В.П. Блудов, М.С. Воронин. Каждый из них уже был награжден орденом Красной Звезды, а Белицкий, Колодин, Огурцов, Плетень и я имели еще и по ордену Красного Знамени. Из ветеранов, которые воевали до 1944 года, в эскадрилье остался один Левин. Мы умели не только сражаться с врагом, но в свободное время и отдыхать, дружили с задорной фронтовой шуткой.
      Бывало, подходит Миша Воронин с зажатым кулаком к Володе Монченко и говорит:
      - Меняю не глядя.
      Все присутствующие с интересом наблюдают.
      - Согласен! - отвечает Монченко и вытаскивает из кармана яблоко. Воронин разжимает кулак, и летчики видят, как по ладони у него ползет муравей. Под общий смех происходит размен муравья на яблоко.
      Большинство боевых вылетов в эти дни летчиками нашего полка было сделано в поддержку действий наступающих войск 129-й, 155-й и 167-й стрелковых дивизий. Мне пришлось быть участником этих боев в качестве ведущего групп 6-8 самолетов. Вспоминаю случай, происшедший 16 сентября 1944 года. Мы возвращались с боевого задания на разведку живой силы и техники противника в районе Устрики Дольни. Вдруг слышу в шлемофоне чей-то четкий голос, называющий мои позывные и просящий срочно помочь пехоте. Хотя у нас уже израсходованы все бомбы, реактивные снаряды и больше половины боеприпасов пушек и пулеметов, мы с ведомым развернули свои самолеты. Офицер-радионаводчик навел нас на цель восточнее пункта Солина, что на характерном изгибе реки Сан.
      Пристально всмотревшись, заметил на самой вершине горной гряды, на опушке леса, знакомые круглые- гнезда окопов зенитной артиллерии. Раздумывать времени нет, и мы с ведомым спикировали на эти гнезда. После первого захода сделали еще два. Все. Стрелять больше нечем. Боеприпасы кончились.
      На другой день через авиационного представителя узнали, что в результате нашей штурмовки был целиком уничтожен боевой расчет зенитной батареи гитлеровцев. Пушки же, как ни странно, все остались целехонькими.
      Запомнился также и боевой вылет, совершенный 19 сентября 1944 года в составе шести самолетов. Вместо стрелка в задней кабине моего "ила" во время этого полета находился военный корреспондент, фамилии сейчас не помню, кажется, из редакции армейской газеты. Когда группа вышла в район цели, то на одной из горных дорог мы увидели большую колонну. Она была не совсем обычной: три танка, около двадцати автомашин и примерно двадцать пять гужевых повозок с солдатами и военным имуществом.
      Я повел группу на эту колонну и с высоты двух тысяч метров (высота гор в этом районе достигала примерно тысячи метров) атаковал цель.
      Результаты штурмовки оказались неплохими, но во время атаки я допустил ошибку. Увлекся стрельбой из пушек и пулеметов на пикировании, потерял в результате слишком много высоты и оказался буквально на дне ущелья, имевшего/ форму глубокого корыта. Еле-еле, на пределе запаса мощности мотора сумел выбраться на форсаже, чудом не зацепив верхушек деревьев противоположного склона горы. В это время по самолету выстрелил стоявший на дороге танк, но, к счастью, промахнулся.
      Вот тут-то я и вспомнил слова своего командира подполковника Серикова, что в горных ущельях надо летать осторожно, нельзя низко пикировать.
      В горах для нас, летчиков-штурмовиков, особое значение имело наличие надежной радиосвязи с наземными станциями наведения, которые находились обычно в непосредственной близости от переднего края. Без преувеличения можно сказать, что без хорошо работающей радиосвязи мы не способны были бы успешно поддерживать с воздуха наши наземные войска.
      Офицеры-авианаводчики помогали летчикам отыскивать цели, наводили группы штурмовиков на замаскированные танки, арторудия, минометы, пулеметы и окопы противника с точностью до десятков метров. В результате, как правило, получался хороший эффект взаимодействия авиаторов с наземными войсками.
      Так, например, 7 октября 1944 года мне пришлось сделать два боевых вылета в район населенного пункта Смольник, где велись ожесточенные бои наземных войск 1-й гвардейской армии за овладение Русским перевалом через Карпаты. С высот в районе пунктов Звала - Смольник противник вел ожесточенные контратаки, пытаясь сорвать наступление наших войск на пункты Русске и Бельке Поляна.
      Второй раз мы группой в шесть самолетов прилетели в этот район около 17 часов. При подходе с севера к Цисне, где в то время находился авиационный пункт управления (АПУ) во главе с заместителем командира 224-й штурмовой авиадивизии полковником Семеновым, я запрашиваю разрешение нанести штурмовой удар по заданной цели. В ответ слышу по радио:
      - "Мотор-3" (мой позывной), наносить удар по этой цели запрещаю. Возьмите курс 212 градусов и идите в распоряжение "Пули-1". Как меня поняли?
      - Вас понял. Иду в распоряжение "Пули-1". Прошло минуты две-три, и рация вновь ожила:
      - "Мотор-3", вы надо мной. Я - "Пуля-1". Как меня слышите? Покачайте крыльями.
      Я выполняю просьбу авианаводчика. В ответ по рации передают:
      - Внимание! Буду наводить вас на цель... Идите прямо...- И через секунд десять - пятнадцать: - Разворот влево на 90 градусов. Достаточно. Цель перед вами. Опушка леса на вершине горы. Оттуда сильно стреляют по нашей пехоте. Атакуйте!
      Привычным движением руки ввожу свой самолет в пикирование. Высота гор здесь около 1000 метров. Вижу артиллерийско-минометные позиции, автомашины, солдат и офицеров врага. Прицеливаюсь, нажимаю на гашетки. Выпускаю пару реактивных снарядов, затем даю длинную очередь из пушек и пулеметов. Самолет пикирует, стремительно набирая скорость... До земли 800, 700, 500, 400 метров... Пора! Я вывожу самолет из пикирования и нажимаю кнопку автоматического бомбосбрасывания. Срабатывает безотказно. На врага летят осколочные бомбы. Мои действия и маневр над целью повторяют поочередно все летчики группы - Блудов, Белицкий, Колодин, Плетень и Огурцов.
      Слышу в наушниках шлемофона одобрительный возглас офицера-радионаводчика:
      - Молодцы! Здорово! В точку попали!
      После пикирования и бомбометания делаю левый разворот, быстро набираю высоту и становлюсь в хвост последнему самолету. Группа за 30 секунд встала в "круг" над целью для повторных заходов с интервалом между самолетами в 300 метров. Ложусь на боевой курс и снова пикирую с высоты 1900 метров на цель. Выпускаю два реактивных снаряда, стреляю из пушек и пулеметов. Вслед за мной врага атакуют мои товарищи... После восьмого захода прошу у "земли" разрешения идти домой. Однако офицер радионаведения передает просьбу наземного командования сделать еще несколько заходов.
      - У нас нечем стрелять, кончились боеприпасы! - отвечаю я.
      - Все равно, - настаивает "земля". - Сделайте пару заходов холостых. Пехота атакует позиции врага.
      Что ж, надо поддержать пехотинцев. И я снова, в девятый раз, веду свой "Ил" на позиции врага. Пикирую как можно ниже, чтобы ревом мотора оглушить противника, деморализовать его психику, прижать к земле. За мной маневр повторяет вся группа. Наша "психическая атака" удается, немцы больше не стреляют... После одиннадцатого захода с земли передают:
      - Все. Уходите. Поработали хорошо. Молодцы!
      Мы уходим от цели, и я снова слышу в наушниках:
      - "Мотор-3", вам за отличное выполнение боевого задания "хозяин" объявляет благодарность. Слышите? Благодарность летчикам всей группы.
      И в самом деле, поработали мы на этот раз неплохо. Когда штурмовики прижали фашистов к земле, наши автоматчики сумели вплотную подойти к окопам противника и в момент ухода самолетов от цели ворвались в них. Ну а наши "илы" уничтожили три автомашины, около двадцати пяти солдат и офицеров противника, подавили огонь трех орудий полевой артиллерии.
      Но и мы понесли серьезные потери, лишившись двух самолетов, одного летчика и двух стрелков. Произошло это следующим образом. Через одну-две минуты после отхода от цели, когда я заканчивал маневр сбора группы на "змейке", самолет моего ведомого младшего лейтенанта В.П. Блудова, который был, очевидно, ранен, врезался в мой штурмовик сверху, отрубив ему винтом хвост.
      Все решали тогда доли секунды. "Стрелок! - кричу по СПУ- Прыгай!" Бросаю штурвал - он больше не нужен, самолет его не слушается, - левой рукой откидываю назад фонарь и одновременно правой рукой берусь за кольцо парашюта.
      Самолет в это время уже вошел в правый плоский штопор и стремительно падал вниз. Я с трудом оторвался от сиденья, перевалился через правый борт кабины и, с силой оттолкнувшись ногами от левого борта, выскользнул из кабины в сторону вращения самолета. Парашют раскрылся на высоте сто метров и через несколько секунд я приземлился на вершине горы, находившейся в трех километрах северо-западнее Русского перевала.
      Я оказался в центре небольшой поляны, где меня вскоре отыскали два пехотинца с лошадью на поводу. Самолет мы нашли в ста метрах от места моего приземления. Он лежал между сломанными деревьями на краю обрыва. Передняя его кабина была сплюснута оторвавшейся приборной доской, фонарь задней кабины был открыт. В ней, уронив голову на грудь, сидел стрелок Карп Краснопеев. Он был мертв. Пехотинцы вытащили его из кабины, положили на лошадь, и мы спустились вниз, к дороге, по которой нескончаемой вереницей шли машины.
      Здесь на закате дня, незадолго до наступления горных сумерек, мы и похоронили моего товарища по оружию Карпа Краснопеева, с которым я прилетел из Добрынихи на фронт, сделал более пятидесяти боевых вылетов. И вот его не стало. Трехкратный боевой салют - эта последняя воинская почесть - резанул воздух, и эхо, подхватив его, разнесло далёко по окрестностям.
      Мое душевное состояние было тяжелейшим. День, начавшийся так хорошо, закончился трагически. Погиб Краснопеев, погибли летчик Блудов и воздушный стрелок Попов - их самолет после столкновения сначала .перевернулся на спину, а потом вошел в отвесное пикирование, упал на землю и сгорел.
      После похорон Краснопеева меня отвезли на машине в деревню, где находился наш авиационный пункт управления. Там я переночевал, а на другой день на "виллисе" был переправлен в штаб воздушной армии, оттуда - на базовый аэродром в Перемышль, с которого мы тогда летали на боевые задания.
      15 октября я и еще двое летчиков - Абраменко и Яковлев - были отправлены в Трускавец, в армейский санаторий, - подлечиться, отдохнуть. Там, в санатории, помню, произошла памятная встреча - мне посчастливилось вновь увидеть нашего бывшего заместителя командира полка М.И. Безуха. Встретились мы с ним в конце октября. Михаил Иванович, увидев меня, подошел и, дружески хлопнув по плечу, сказал с улыбкой:
      - Товарищ Романов, расскажи, пожалуйста, как тебе удалось взять в плен штаб немецкого батальона?
      - Шутите, товарищ подполковник, - недоуменно посмотрел я на него.
      - Нет, серьезно. - Михаил Иванович снова улыбнулся. - Я прочитал об этом в газете "Сталинский воин".
      И действительно, в газете "Сталинский воин", являвшейся тогда органом политотдела 8-й воздушной армии, в номере от 27 октября 1944 года был опубликован небольшой очерк капитана Н. Смирнова "Летчики помогли взять в плен немецкий штаб". Приведу его здесь полностью.
      "Четверка "Ильюшиных" отштурмовалась, сделав восемь заходов на цель. Внизу была видна разбитая, исковерканная техника гитлеровцев. Ведущий старший лейтенант Романов, удовлетворенный результатами удара, запросил у станции наведения разрешения закончить работу. Так он делал всегда и всегда слышал неизменные слова: "Работали отлично, идите домой". Но сейчас вместо этого офицер-наводчик попросил: "Сделайте еще два захода, пехота пошла в атаку".
      По команде ведущего летчики развернулись и снова пошли на цель. Спустившись до бреющего, они проносились над головами немцев. Воздух содрогался от страшного гула моторов, и перепуганные, отупевшие немцы не понимали, что их атакуют летчики, у которых больше нет боеприпасов. Они старались залезть глубже в землю, не видеть того, что делают штурмовики. Никто из фашистов не стрелял.
      Советские пехотинцы ворвались в расположение штаба немецкого батальона. Бежать было поздно, и фашистские офицеры сдались в плен.
      Во время третьего захода штурмовиков рация наведения передала:
      - Молодцы, "ильюшины"! Пехота с вашей помощью заняла высоту и захватила в плен штаб немецкого пехотного батальона.
      Через несколько минут от наземников пришла телеграмма, высоко оценивающая помощь летчиков.
      С тех пор при появлении штурмовиков пехотинцы Н-ского стрелкового соединения, сражающегося в Карпатах, говорят: "Вот они взяли в плен штаб немецкого батальона".
      Во время нашей беседы подполковник поинтересовался, как мне удалось выпрыгнуть с парашютом из разбитого самолета на Русском перевале в Карпатах. Я рассказал. А после этого Михаил Иванович вспомнил о похожем случае из своей летной практики. 3 августа 1943 года он водил группу самолетов Ил-2 на уничтожение колонны автомашин противника во время Курской битвы. Большой урон причинили они тогда врагу. Но в результате массированного плотного огня зенитной артиллерии у его самолета оказались перебитыми рули поворота и глубины. Продолжая полет на неисправном штурмовике, Михаил Иванович отразил две атаки истребителей противника. Над линией фронта от прямого попадания снаряда зенитной артиллерии на высоте 500 метров его Ил-2 развалился на три части, но Михаил Иванович успел выпрыгнуть с парашютом и приземлился на своей территории...
      Между тем отдых наш и лечение в санатории подошли к концу. 31 октября 1944 года меня, Петю Абраменко и Сашу Яковлева переправили на самолете По-2 из Трускавца в Перемышль, а еще через пять дней, то есть 6 ноября, наш полк перебазировался на аэродром Стрый, где имелась полевая взлетно-посадочная полоса.
      В тот же день Абраменко тяжело заболел. Мы пошли садиться в самолеты, чтобы лететь в Стрый, а его с очень высокой температурой отправили в госпиталь. На другой день, 7 ноября, Петя скончался. Умер он от столбняка видимо, занес инфекцию в старую рану. Острой болью в наших сердцах отозвалась эта потеря - потеря еще одного боевого товарища.
      23 ноября 1944 года, после некоторого затишья, началось новое наступление советских войск в Закарпатье. Наш полк работал тогда очень интенсивно. Мне пришлось в качестве ведущего групп из 5-6 самолетов сделать три боевых вылета в район Михайловце. Полеты эти выполнялись на полный радиус действия самолетов Ил-2, причем весь полет туда и обратно проходил над Карпатскими горами. На пути не было никаких аэродромов и летных площадок, на которые можно было бы сесть в экстренном случае.
      Утром во время первого боевого вылета погода в горах и над целью была хорошая. Небольшая облачность не мешала выполнению задания, скорее наоборот, помогала нам скрываться от истребителей противника и обеспечивала внезапность появления над полем боя. Второй боевой вылет мы совершили уже днем, в более сложных метеоусловиях. Облачность сгустилась, однако была еще достаточно высоко над горами, и наша группа могла нормально выполнять боевое задание.
      А вот третий боевой вылет в этот день проходил в очень сложных погодных условиях. Сразу же после города Борислава, исходного пункта нашего маршрута, началась сплошная, постепенно повышающаяся облачность. Горы оказались закрыты. В сложившейся ситуации наша пятерка имела право вернуться на аэродром, но желание помочь наземным войскам было настолько велико, что мы решили продолжать свой полет над облаками вне видимости земли в надежде на то, что в Закарпатье, над целью, погода может быть удовлетворительной.
      Самолет Ил-2 к таким полетам не был приспособлен. Его оборудование позволяло выполнять полеты методом визуальной ориентировки, причем только в дневное время. И в данном случае мы сильно рисковали - ориентировку вели по компасу и по времени. Облачность, постепенно повышаясь, подняла нашу пятерку штурмовиков на высоту около четырех тысяч метров.
      Мы находились в полете уже более тридцати минут, а земли все еще не было видно. Я начал волноваться. Но, подумав, принял решение: пройти еще гарантийных десять минут и бомбить противника из-за облаков по расчету времени. Через семь-восемь минут наконец-то повезло: слева от меня появился узкий просвет в облаках. Не мудрствуя лукаво, бросил свой "ил" в пикирование, чтобы проскочить через этот просвет к земле. За мной повторили этот маневр все летчики пятерки, и через несколько секунд наша группа была уже под нижней кромкой облаков на высоте примерно 1200 метров над землей.
      Быстро восстанавливаю ориентировку. Оказывается, мы вывалились из-за облаков в 10 километрах западнее города Михайловце. Идем на заданную цель с восточным курсом и с ходу наносим по ней бомбоштурмовой удар. А внизу... внизу все затоплено водой, и только белые хаты, словно крохотные островки, да шоссейные и железные дороги узкими ленточками выступают из ее зеркальной глади. Это после обильных осенних дождей разлились многочисленные реки, берущие начало на южных склонах Карпатских гор.
      Спикировав из-за мощных слоистых облаков в Венгерскую низину и выполнив боевое задание, мы повернули на обратный курс. И здесь перед нами встал вопрос: как же мы пройдем через Главный Карпатский хребет, закрытый облачностью?
      Да, выполнив свой долг перед пехотой, мы оказались в крайне затруднительном положении. Пробиваться обратно, за облака, трудно, да и горючего не хватит. Летим... Справа от нас Ужгород, Мукачево, Берегово, слева - Карпатские горы. Тянуть больше нельзя, и я принимаю решение: попытаться пробиться через Ужокский или Верецкий перевалы, а если не удастся, то вернуться обратно в Закарпатскую долину и сесть на аэродроме, где базировался в это время 996-й штурмовой авиационный полк нашей дивизии.
      Летим... Вершины гор угрюмо и угрожающе торчат рядом, упираясь своими обнаженными головами прямо в облака. Наши самолеты проходят ниже этих вершин, используя горные долины и ущелья. Вот под нами долина горной реки Уж, затем - Лютны, справа видна гора Полонина Ровна, высота которой около полутора тысяч метров. Вершина ее скрыта в облаках. У меня сначала было намерение пройти над Ужокским перевалом, но он оказался закрытым сплошной облачностью. Поэтому решил идти правее, в сторону Верецкого перевала, где метеоусловия были несколько лучше. Прижимаясь к земле, почти на бреющем, миновали главный хребет и через несколько минут выбрались на равнину. Все, мы дома! Зашли на посадку и благополучно сели. В конце пробега у самолетов остановились винты - кончился бензин. Нам здорово повезло.
      А еще через день, 25 ноября, нас, большую группу летчиков и техников во главе с заместителем командира полка по летной подготовке майором 3.И. Жуком, направили поездом в город Васильков за новыми самолетами. С собой мы везли свои парашюты. Командировка эта затянулась почти на месяц.
      В Василькове в то время базировался запасной авиационный полк, который был обязан передать нам необходимое количество новых самолетов Ил-2. Передача матчасти шла с самого начала медленно, в довершение же ко всему испортилась погода, и мы смогли перелететь из Василькова в Стрый лишь 20 декабря. В полку произошла некоторая реорганизация, и меня из 2-й эскадрильи перевели в 3-ю на ту же должность: заместителем командира-штурманом авиаэскадрильи.
      26 декабря полк перебазировался с аэродрома Стрый на аэродром Заршин, находившийся в 12 километрах западнее города Санка. К этому времени операция по преодолению Восточных Карпат и освобождению Закарпатской Украины завершилась. В результате ее успешного проведения расчеты немецко-фашистского командования на задержку советских войск на Карпатском рубеже полностью провалились.
      Последние месяцы
      Новый, 1945 год мы встречали на территории Польши. Враг оказался выдворенным из пределов родной страны, и полный разгром фашизма - в его собственном логове - был уже не за горами.
      Для нас, летчиков, Западно-Карпатская операция на участке 4-го Украинского фронта под Ясло началась не 15 января, как для всех наземных войск 38-й армии, с которой мы в то время взаимодействовали, а несколько раньше. Сначала проводилась интенсивная воздушная разведка, а накануне начала боевых действий, 14 января, был нанесен бомбоштурмовой удар по запланированным целям, располагавшимся в полосе предстоящего прорыва обороны противника, на глубину до 10-15 километров.
      16 января 1945 года войсками Красной Армии был освобожден город Ясло, 17-го - крупный населенный пункт Горлице. 19 января мне дважды пришлось поднимать свой "Ил" в воздух - летали четверкой на штурмовку железнодорожной станции северо-западнее города Новы Сонч. Второй раз, помню, вылетели вскоре после обеда. Ведомым у меня был летчик Арифов, ведущим второй пары Сонин, и замыкал четверку Брагин. В экипаже лейтенанта Сонина лететь за воздушного стрелка получил разрешение старший техник полка по радио В.Н. Платонов.
      После вылета группа построилась в правом пеленге и встала на заданный курс. На высоте 500-700 метров возникла сильная болтанка. Штурмовики начало так сильно бросать в разные стороны, что даже нам, людям, видавшим виды, стало жутковато. Самолеты, не слушаясь рулей управления, проваливались в воздушные ямы, мы бились головами о фонари кабин и чертыхались - кто про себя, а кто и вслух. Я сообщил по рации о сложившейся обстановке на КП. В ответ услышал спокойный голос подполковника Серикова: "Романов, быстрее набирайте высоту, вверху будет спокойнее".
      Батя, как всегда, оказался прав. На высоте полет проходил уже спокойно.
      Прилетев в заданный район около 15 часов, мы с ходу атаковали станцию и стоявшие на ее путях эшелоны с войсками и грузом. Бомбы легли точно в цель. На станции вспыхнул сильный пожар.
      После первой атаки один паровоз с десятью вагонами попытался уйти, но мы заметили этот маневр и в один из следующих заходов с пикирования ударили из пушек по котлу паровоза. Локомотив остановился, ну а остальное, как говорится, было уже делом техники.
      На аэродром мы вернулись в сумерки, и сразу же доложили командиру полка и заместителю начальника штаба по оперативной работе капитану Соколову о результатах боевого вылета. На другой день, 20 января, город Новы Сонч был взят нашими войсками. А еще через полторы недели, 31 января, очередной боевой вылет чуть не закончился для меня трагически.
      В тот день рано утром мы с начальником метеорологической службы 224-й штурмовой авиадивизии капитаном Г.В. Каминским вылетели на разведку погоды с аэродрома Заршин и взяли курс на запад.
      Шли на высоте около 600 метров. Миновали города Кросно и Ясло, а еще минут через двадцать полета впереди по курсу показался город Новы Сонч. Облачность постепенно прижимала нас к земле. Новы Сонч прошли уже на бреющем. И вот здесь, недалеко от линии фронта, наш "ил" вдруг попал в зону такого мощного снегопада, что за стеклом фонаря абсолютно ничего нельзя было разглядеть. Очень осторожно и в то же время решительно развернулся на 180 градусов, контролируя положение самолета по приборам. Надо возвращаться обратно. Но что же все-таки произошло? Пытаюсь разобраться в обстановке и принять наиболее правильное решение. Скорее всего, снежный фронт пришел не строго с запада, а с юго-запада или, вернее, даже с юга и закрыл весь наш обратный маршрут, отрезав путь на аэродром, который располагался в горах. Лететь и делать посадку на него в таких погодных условиях было равносильно самоубийству.
      Пока я так размышлял, летя на бреющем полете, с которого чуть-чуть просматривалась земля, под нами промелькнули стоянки самолетов соседней 227-й штурмовой авиадивизии, базировавшейся тогда на аэродроме Кросно.
      Принимаю решение садиться на этот аэродром - он расположен на равнинной местности. Разворачиваюсь на бреющем "блинчиком" и захожу на посадку. Неудача! Оказалось, что я вышел к посадочной полосе под углом в 45 градусов, и если б стал садиться, то неминуемо врезался бы в самолеты на стоянках.
      Ухожу на второй круг. Снова иду на посадку на ощупь, при полной невидимости аэродрома, под большим углом к посадочной полосе. И снова попытка приземлиться заканчивается безуспешно. На аэродроме стреляют из ракетниц, пытаются помочь. Только на третий раз я выхожу на посадку более удачно, под углом примерно в 15 градусов. Энергично подправляю самолет по направлению, выпускаю шасси, щитки-закрылки и сажусь, совершенно забыв, что люки моего самолета заправлены осколочными авиабомбами.
      Снегу по колено, но он рыхлый, пушистый и не мешает самолету рулить по земле. Мне показывают место, где можно поставить штурмовик. К самолету со всех стоянок бегут летчики и техники. Подруливает аэродромная "скорая помощь". Подходит командир полка, поздравляет с успешной посадкой и с улыбкой добавляет: "Вы, товарищ старший лейтенант, видно, в рубашке родились".
      Хозяева нас приютили, накормили обедом и дали возможность отдохнуть. Снегопад продолжался весь день, снег выпал глубиной до полуметра. Мне по телефону позвонил однокашник по летному училищу старший лейтенант Володя Морозов, который, оказалось, следил за нашим полетом, будучи оперативным дежурным по штабу 8-го штурмового авиакорпуса. Мы с ним не виделись больше года, с тех пор как он был списан с летной работы после неудачного прыжка с парашютом. Володя поздравил меня с удачной посадкой.
      К вечеру установилась хорошая погода, и мы с капитаном Каминским, одновременно бросив взгляд на металлическую вышку высотой около ста метров, стоявшую на границе летного поля (во время пурги ее не было видно), молча сели в самолет и перелетели на свой аэродром. Так, казалось бы, безобидный полет на разведку погоды чуть не закончился для нас катастрофой.
      Но беда в этот день все же случилась. Под вечер я и еще несколько летчиков сели в машину и поехали в село Заршин на ночлег. Не отъехав и трехсот метров от командного пункта, мы услышали большой силы взрыв в районе самолетных стоянок 3-й авиаэскадрильи. Повернули машину и, подъехав, увидели изрешеченный осколками разорвавшейся 15-килограммовой авиабомбы штурмовик, а под ним, на снегу, - раненого техника-лейтенанта М. Шостака. Оказывается, они с авиамехаником М. Могилевским разгружали самолет, спуская бомбы по плоскости. Могилевский доставал бомбы из люков, сидя на центроплане, и подавал их в руки Шостаку, а тот отвертывал взрыватели и укладывал их раздельно на земле. Но одна бомба проскользнула у него между рук и взорвалась, поразив лейтенанта в живот десятками осколков. Тяжело раненного Шостака отправили на санитарной машине в госпиталь. Было безмерно жаль, что нелепый несчастный случай вырвал из наших рядов еще одного боевого товарища.
      На другой день, 1 февраля, наш полк перебазировался с аэродрома Заршин на аэродром Ядовнике Мокре, находившийся в шестидесяти километрах восточнее Кракова. В тот же день группы наших "ильюшиных" летали на штурмовку врага в районы городов Бельско и Скочув, где противник оказывал особенно упорное сопротивление нашим войскам.
      Продолжали мы в этот период совершать и разведывательные полеты. Один из таких полетов мне пришлось выполнить в район гор Высокие Татры.
      Вылетели мы парой с аэродрома Ядовнике Мокре и взяли курс на юго-запад. Минут через двадцать под нами по маршруту показался город Новы Тарг, а затем вдоль отрогов гор - ровная цепочка домов города Поронина. Несколько в стороне, справа, виднелся город Закопане.
      От Поронина до Закопане горы начинали быстро "расти". Через две-три минуты полета они уже достигали 2000 метров. В этот раз день выдался ясным, солнечным, и горы, покрытые снегом, искрились неповторимой белизной. На какое-то мгновение я забыл обо всем - о войне, о боевом задании - настолько красиво было вокруг. Но состояние этого волшебного оцепенения длилось недолго. Обойдя стороной самую высокую гору Карпат Герлаховку, мы очутились над огромным плато и здесь быстро вернулись к суровой военной действительности. По этому высокогорному плоскогорью, оставляя за собой глубокий след в снегу, по-пластунски ползли более сотни наших пехотинцев. По ним с опушки леса вели огонь из минометов и пулеметов гитлеровцы. Недолго раздумывая, мы атаковали врага, сделав несколько заходов. На противника это подействовало. Фашисты прекратили стрелять, а наши солдаты, поднявшись во весь рост, побежали вперед...
      Проведя воздушную разведку и отштурмовав попутно врага, мы благополучно возвратились на свой аэродром.
      Февральская погода в Западных Карпатах в 1945 году была очень неустойчивой. Часто меняясь иногда даже в течение одного дня, она сильно затрудняла наши полеты, мешала выполнять боевые задания.
      Так, например, группа самолетов Ил-2 во главе с ведущим Г.Т. Левиным попала как-то в очень трудное положение. Взлетала она с аэродрома Ядовнике Мокре при отличной погоде, а когда возвратилась с боевого задания, то аэродром затянуло вечерним туманом. Горизонтальная видимость - ноль, вертикальная - сильно ограничена, горючее на исходе. Пришлось садиться на ощупь, используя характерные ориентиры по "коробочке" - крыши домов и разведенные костры на посадочном поле. Летчик Огурцов дважды заводил на посадку своего ведомого Даньшина. Все самолеты сели благополучно. Командир полка Сериков лично поблагодарил каждого пилота группы.
      С аэродрома Ядовнике Мокре мы летали только 10 дней. 11 февраля наш полк перебазировался на аэродром Краков. Здесь повсюду были видны следы недавнего пребывания гитлеровцев. На взлетно-посадочной полосе красовались "заплатки" - заделанные воронки от разрывов авиабомб. На самолетных стоянках лежали сложенные в штабели новенькие ящики со снарядами для пушек "эрликон", пиротехнические средства и другое немецкое военное имущество. Было ясно, что враг удирал из Кракова с большой поспешностью, не успев захватить с собой даже самое необходимое на войне -боеприпасы.
      Многие аэродромные здания и сооружения были разрушены. Пострадали и дома авиационного городка, однако не настолько, чтобы в них нельзя было более или менее удовлетворительно разместить летный состав. Флаг-штурман полка Н.Ф. Денежкин, Г.Т. Левин и я жили в отдельной большой комнате. Спали на железных кроватях. Вечером комната освещалась коптилкой, сделанной нашими авиамеханиками из 37-миллиметрового снарядного патрона.
      Примерно в середине февраля пришел приказ командующего 8-й воздушной армией В.Н. Жданова о назначении меня командиром 3-й авиаэскадрильи вместо капитана И.И. Козловского, которого перевели на должность флаг-штурмана 996-го штурмового авиаполка. Тогда же я был награжден и вторым орденом Красного Знамени.
      Перебазировавшись 6 марта с аэродрома Краков на аэродром Едлино, наш полк принял активное участие в Моравско-Остравской операции, которая началась 10 марта.
      В один из первых дней боевой работы с аэродрома Едлино погиб при выполнении боевого задания недавно назначенный на должность заместителя командира - штурмана 3-й авиаэскадрильи лейтенант В. Д. Монченко. Произошло это при следующих обстоятельствах. Погода, помню, стояла плохая, и замполит майор В. И. Рысаков с парторгом майором М. Л. Кукельштейном проводили собрание личного состава полка в сарае недалеко от КП. Неожиданно было получено боевое задание командира 224-й штурмовой дивизии о нанесении бомбоштурмовых ударов по переднему краю обороны противника парами самолетов Ил-2 без прикрытия истребителей.
      Командир полка приказал мне вести первую пару "илов", за мной через две минуты должен был взлетать со своим ведомым Монченко. Так, пара за парой, с одним и тем же интервалом ушли на боевое задание все летчики, подготовленные к полетам в сложных метеоусловиях.
      Когда мы подлетели к линии фронта, то оказалось, что над территорией противника прекрасная погода, небо чистое, вовсю сияет солнце. Я со своим ведомым атаковал цель. Выполнив боевое задание, мы положили самолеты на обратный курс, сообщили по радио на командный пункт, что над целью хорошая погода.
      В воздухе при нас было спокойно. Но через 2-3 минуты появились истребители противника и напали на пару "Ильюшиных", которую вел Монченко. Он пытался со своим ведомым уйти от "мессеров" на бреющем полете, но один истребитель все же догнал их и атаковал самолет Монченко с близкого расстояния. Снаряд попал в бензобак, и штурмовик взорвался. Летчик и воздушный стрелок погибли.
      После этого трагического случая заместителем командира - штурманом 3-й авиаэскадрильи назначили лейтенанта А.И. Яковлева. Он прибыл в наш полк в звании младшего лейтенанта осенью 1943 года и был сначала рядовым лётчиком, затем стал летчиком-старшим, потом командиром авиазвена 1-й авиаэскадрильи. Александр Иванович обладал прекрасными личными качествами, работать с ним было легко и приятно. Мы сошлись характерами и стали друзьями на всю жизнь.
      Был случай, когда сравнительно небольшой группе штурмовиков и истребителей прикрытия под командованием майора Козловского пришлось выдержать бой с двадцатью четырьмя истребителями противника. Враг напал на нашу группу в момент, когда она производила атаку на колонну танков и автомашин с артиллерией в 8-10 километрах от переднего края. По команде ведущего "Илы" быстро произвели перестроение боевого порядка. Используя свой численный перевес, истребители противника производили частые, но беспорядочные атаки. Наши летчики успешно отбивались от них. У гитлеровцев так ничего и не получилось. Выполнив задание, штурмовики под прикрытием истребителей вышли из боя без потерь, противник же недосчитался двух "фокке-вульфов" и одного "мессершмитта".
      Но не всегда воздушные бои заканчивались для нас благополучно. Начинаясь внезапно и проходя почти всегда скоротечно, с максимальным напряжением моральных и физических сил, бои эти иногда приводили к взаимным потерям в людях и самолетах. Так, в одной из воздушных схваток в конце марта 1945 года всего за несколько минут было сбито четыре немецких истребителя "Фокке-Вульф-190", причем одного "фоккера" сбил наш воздушный стрелок. Мы в этом бою потеряли двух воздушных стрелков; ранен был в голову один летчик и повреждено два самолета Ил-2.
      Вот как это произошло. Наземные войска 38-й армии вели форсирование реки Одер. Мы базировались в это время на аэродроме Глейвиц. Получили боевой приказ. Наш полк вместе с другими авиационными частями обязан был обеспечить форсирование Одера с воздуха, подавляя артминометные и другие огневые средства противника. С этой целью мы летали группами по б-8 самолетов с небольшими интервалами по нескольку раз в день. Нас прикрывали группы истребителей.
      Времени было около 10 часов утра. Погода стояла ясная, на небе ни облачка, ослепительно светило солнце. Наша группа в составе семи "Илов" шла в правом пеленге. Впереди, в пределах видимости, летела шестерка штурмовиков 2-й авиаэскадрильи под командованием капитана Левина. Прикрывала нас группа истребителей - четыре Ла-5 и два Як-3. При подходе к цели в районе Каменя и Блющува наземная радиостанция предупредила нас, что с юго-запада приближаются истребители противника.
      Выполнив боевое задание - произведя штурмовку артиллерийских и минометных батарей противника, которые вели огонь по форсировавшим Одер нашим войскам, - мы быстро встали на высоте 300 метров в "круг" и начали уходить к дому. В это время над нами истребители уже завели свою огненную карусель.
      Немецких самолетов было ровно в три раза больше, чем наших. Естественно, сковать всех "фоккеров" и "мессеров" "лавочкины" и "яки" не могли, поэтому часть немецких истребителей время от времени прорывалась к "кругу" штурмовиков и атаковала наши самолеты. Мой "ил" трижды подвергался нападению со стороны задней полусферы, и все три раза мы вместе с воздушным стрелком И.А. Чепурко, взаимодействуя огнем и маневром, срывали эти атаки.
      И все же без потерь в том бою не обошлось. Воздушный стрелок Казанцев, летевший с младшим лейтенантом Неминущим, подпустил "фоккер" к хвосту своего самолета на расстояние пятидесяти метров и дал по фашисту очередь из пулемета. Одновременно нажал на гашетку и гитлеровский пилот. "Фокке-вульф", задымив, круто пошел вниз и врезался в землю, однако и наш стрелок погиб во время этой скоротечной схватки. В том же воздушном бою пулеметной очередью в голову был убит воздушный стрелок Соловей, летавший в экипаже командира звена лейтенанта Газукина, и легко ранен в голову осколком снаряда летчик Неминущий.
      Самолеты, пилотируемые Газукиным и Неминущим, были повреждены, но летчики сумели довести их до базы. В группе 2-й авиаэскадрильи капитана Левина потерь не было.
      8 зимнюю Западно-Карпатскую операцию летный и технический состав 565-го штурмового авиаполка работал с большим напряжением. Учитывая далеко не идеальные погодные условия, полк старался использовать каждую погодную возможность и сумел выполнить более 1400 самолето-вылетов на разведку и штурмовку врага.
      Командование высоко оценило тот вклад, который внесла штурмовая авиация в разгром войск противника. Абсолютное большинство летно-технического состава 224-й штурмовой авиадивизии было награждено орденами и медалями. Восемь человек командно-летного состава - Бородин, Левин, Козловский, Брюханов, Сусько, Уткин, Быстров и я - были представлены 8 апреля 1945 года к званию Героя Советского Союза.
      9 апреля наш полк перебазировался с аэродрома Глейвиц на аэродром Гиралтовице, а еще через четыре дня, 14 апреля 1945 года, меня и штурмана 996-го штурмового авиаполка капитана Козловского командировали в 1-ю смешанную чешскую авиадивизию для передачи боевого опыта летному составу. Эта дивизия дислоцировалась тогда на песчаном аэродроме севернее Пщины, примерно в восьми минутах полета на юго-восток от места нашего базирования.
      Прибыв к чехам утром на своих самолетах, мы в тот же день слетали с их командным составом на боевое задание. Мне пришлось вести восьмерку "илов" под прикрытием шестерки истребителей Ла-7, которые также пилотировали чешские летчики.
      Вечером командир группы чешских пилотов устроил разбор полета. Мне на этом разборе была предоставлена возможность сделать сообщение о ходе выполнения боевого задания и высказать свои рекомендации. Поскольку переводчика не было, то мы объяснялись друг с другом каждый на своем языке - с помощью доски, мела и жестикуляции.
      На другой день, 15 апреля, рано утром возобновилась Моравско-Остравская операция. Мне пришлось вновь вести ту же группу чешских летчиков на боевое задание по уничтожению живой силы и техники противника на переднем крае обороны гитлеровцев северо-восточнее города Моравска Острава, где войска 1-й гвардейской армии взламывали оборону врага.
      Чешские летчики-штурмовики и прикрывавшие их истребители действовали слаженно и четко. Несмотря на сильный заградительный огонь зенитной артиллерии немцев, они, умело маневрируя, сумели прорваться к цели и смело атаковали ее с пикирования. Причинив врагу значительный ущерб, группа без потерь вернулась на свой аэродром.
      Я доложил командованию о выполнении боевого задания и дал высокую оценку действиям в полете и над полем боя чешских командиров-летчиков. Чехи поблагодарили меня за помощь, и я, простившись со своими новыми товарищами, вернулся на свой аэродром. Война быстро катилась к неизбежному и закономерному концу. 30 апреля покончил с собой Гитлер. 2 мая пал Берлин. 8 мая капитулировала гитлеровская армия. Об этом мы узнали в 2 часа ночи 9 мая, когда были разбужены стрельбой из пушек и пулеметов, ракетниц и пистолетов. Это был наш боевой салют в честь долгожданного конца войны, в честь нашей Великой Победы.
      Но для нас, воинов 1, 2 и 4-го Украинских фронтов, война еще не кончилась. Мощная группировка врага - группа армий "Центр" - отказалась капитулировать и продолжала сопротивляться вплоть до 11 мая. И мы снова и снова поднимали свои штурмовики в воздух, громили ненавистного врага и теряли своих боевых друзей после долгожданной Победы.
      10 и 11 мая 1945 года последняя крупная группировка немецко-фашистских войск в районе восточнее Праги сложила оружие. Чехословакия была полностью освобождена от гитлеровской оккупации. Великая Отечественная война советского народа победоносно завершилась. 565-й штурмовой авиационный ордена Суворова III степени Станиславский полк, созданный в сентябре 1941 года, с честью прошел по ее огненным дорогам. Девять летчиков полка были удостоены высшей награды - звания Героя Советского Союза.
      ...Жизнь - мирная жизнь - продолжалась.