Ник. РОМАНЕЦКИЙ
      ЗУП НА КРАЮ ДОРОГИ
      Предисловие
      Предлагаемый вниманию уважаемых читателей материал был обнаружен в архиве организации, существовавшей в XX веке и именовавшейся КГБ. Данный сектор архива до последнего времени считался закрытым, и лишь окончание векового срока секретности (который, как известно, принят для наиболее важных документов), повлекшее за собой снятие соответствующего грифа с находящихся там материалов позволило нам ознакомиться с рукописью.
      Строго говоря, найденная рукопись представляет собой окончание повести братьев Стругацких, известной читающему миру под названием "Пикник на обочине"*. Как известно, почитатели творчества братьев готовятся отпраздновать приходящееся на нынешний год столетие выхода в свет означенной повести. К этому событию и приурочена публикация предлагаемого читателям материала.
      --------------------------------------------
      *) Название существует с прошлого века (А. Д.)
      --------------------------------------------
      Нам пока что неизвестно, почему именно этот кусок из повести авторов был изъят компетентными органами. Возможно, представители КГБ нашли в нем намеки на жен известных в то время государственных деятелей. Впрочем, мы придерживаемся того мнения, что изъятие производил тайный поклонник творчества братьев (да-да, такие существовали и в ведомстве г-на Андропова). Не изъять вообще ничего он не мог - его бы не поняли на службе, - но сумел ограничиться частью, без которой повесть все равно осталась законченным произведением.
      Заметим, что известный современный стругацковед Юрий Флейшман-младший (не путать с не менее известным специалистом по творчеству братьев Юрием Флейшманом-старшим, жившим во второй половине прошлого - первой половине нынешнего века) считает публикуемый материал вообще не принадлежащим перу братьев. По нашему мнению, такая точка зрения вполне имеет право на существование. В частности, центральными действующими лицами публикуемого материала являются женщины, к чему Арктаныч с Бормотанычем, как известно, в своем творчестве никогда не прибегали. Кроме того, язык произведения явно отличается от языка Стругацких.
      Тот же Юрий Флейшман-младший полагает, что искомый текст был сочинен одним из учеников маститых авторов Вячеславом Рыбаковым, у коего и был изъят представителями компетентных органов. По мнению других специалистов, предлагаемый вниманию читателей материал принадлежит перу раннего Андрея Легостаева. Имеются и иные кандидаты в авторы. Кто из теоретиков прав - покажут дальнейшие исследования.
      Б. Рагваз, академик, пожизненный координатор партии "Людены", председатель Фонда наследия братьев Стругацких
      4.04.2072 г., Санкт-Петербург, Россия
      От редактора: В связи с тем, что материал публикуется после принятия Закона о борьбе с арусизмами и во исполнение оного, первое слово в названии произведения, ставшем к моменту принятия Закона идиоматическим выражением, заменено на аббревиатуру соответствующего русского понятия "загородная увеселительная прогулка". Последнее слово заменено как вступившее в идиоматотношения с англицизмом. Во исполнение Закона трансформированы и все личные имена, не имеющие хождения в современной России. Изменения вносились с тем условием, чтобы читабельность произведения осталась на уровне А-1. В остальном же публикуемый текст полностью (подчеркиваю - ПОЛНОСТЬЮ!) соответствует оригиналу. Желаю господам читателям наиприятнейшего чтения.
      А.Деримук, старший редактор издательства "Ворон и К°", цензор 2-й категории Государственного комитета по защите языка
      5. Рутения Шухардина, 26 лет, замужем, домохозяйка
      Все планы, казалось, пошли прахом.
      Рута, правда, успела отыскать спрятанный "лендровер". Проехала еще с полсотни метров и загнала в кусты свой "пежо". Даже аккуратно - словно сдвинувшиеся гардины на окне - поправила ветки, чтобы стоящую машину не было заметно с дороги. Потом ничто не помешало Руте застегнуть молнию на груди непромокаемого комбинезона, забросить на плечи рюкзак и, перебравшись через полуразрушенную ограду кладбища, приблизиться к крайним могилам. Но затем откуда-то донесся нарастающий шум - как будто прожужжала атакующая кладбище гигантская навозная муха, - и неподалеку от того места, где прятался "лендровер", с визгом затормозила машина. Тут же ярко вспыхнули прожектора, и Рута едва успела сунуться носом в землю. К счастью, между нею и шоссе уже успели оказаться могилы, и потому луч прожектора, цепляясь за надгробные кресты и стволы кладбищенских деревьев, прошел выше ее головы. И даже за клапан рюкзака не зацепился.
      Она надеялась, что днем оставленные в кустах машины найдены не будут. Ведь здесь редко кто появляется... Но если найдут, примутся караулить круглые сутки, надеясь подстрелить незадачливого сталкера на обратном пути. Впрочем, что ей оставалось? Положиться на Дину Барабаш?.. Да этой она бы даже суп сготовить не доверила. Если и не бросит яду, так плюнет в кастрюлю... Впрочем, вряд ли эта зеленоглазая сука хоть раз в жизни стояла у плиты. Не та семья. И не та порода. Даже если Господь вернет в мир справедливость и Дина останется без папашиных денег, у плиты скорее будет стоять не эта черноволосая красотка, а ее муженек. И в кого только пошла?.. Сам Барабаш был еще тот красавец, а жену его Рута и вовсе не помнила. Впрочем, мать рассказывала, что Барабашиха все последние годы перед своей кончиной ходила как в воду опущенная. Какая уж красота у забитой насмерть бабы!.. А Барабаш точно забил жену. Во всяком случае так говорили...
      Сзади оглушительно хлопнула дверца машины, кто-то громко высморкался и тут же разразился густой бранью по поводу "этих вонючих сталкеров". Под непромокаемый комбинезон пробирался холодок, и Рута осторожно поползла вперед, замирая всякий раз, когда скачущий по могилам луч оказывался в непосредственной близости. К счастью, шофер не заглушил машину, и потому шуршание травы под Рутиным комбинезоном патрульные услышать не могли. А скоро и вовсе налетел ветерок, пронесся по-над могилами, зашелестел в кронах деревьев.
      И тут же Руту пробрал озноб. Странным оказался этот озноб, совсем не тот, что от промозглости остывающей земли или холодного ветра. Ощущение было как в детстве, когда заходишь в темную комнату, готовая завизжать от страха и броситься к маме. Но здесь мамы не было. Не выдержавшую близкого присутствия Зоны и того, что дочка вышла замуж не по-людски, ее похоронили совсем на другом кладбище. Ах, мама, мама, простишь ли ты меня когда-нибудь? Впрочем мне все равно, даже если и не простишь. Мне давно уже все равно. С того самого дня, как родилась Мартышка.
      Справа что-то шевельнулось во мраке, и Рута тут же повернула голову. На могиле сидел этот. Рэдриков папаня. Оживший труп, зомби, муляж или как там их еще называют?.. В общем, мумик. Откуда он взялся? Ведь только что на этом самом месте ничего, кроме могильного креста, не было.
      Луч прожектора в очередной раз пронесся поверх Рутиной головы, задел мумика, по инерции пролетел дальше, вернулся назад, уперся в застывшую фигуру. И сразу стало понятно, что на могиле сидит вовсе не Рэдриков папаня.
      Рута представила себе, как вот так же лежал тут Рэдрик. Ведь наверняка лежал. И не один раз. Поглядывал в сторону дороги и честил про себя патрульных. Для них у Рэдрика приличных слов не находилось. Самое мягкое - "жабы".
      В мясной лавке говорили, что патрульные раньше боялись живых покойников. Но теперь вот не боятся. Наверняка пялятся на сидящего у креста, потому что прожекторный луч больше не метался по кладбищу. Залитая светом фигура была неподвижна. Впрочем, если бы она и шевелилась, Рута все равно бы не испугалась. Какие тут страхи, после того, как папаня уже не раз побывал у них в доме? Рута даже привыкла к нему. А что такого? Да, поначалу был запах, но его вполне можно было терпеть. Потом запаха не стало. Рэдрик усаживал папаню за стол, наливал себе и ему порцию и начинал рассказывать. Пробегая мимо гостиной по своим домашним делам, Рута краем глаза видела эту картину, и ей вдруг начинало казаться, что у них в гостях действительно Рэдриков папаня, тот, которого она уже плохо помнила, шумный, не слишком злой пьяница, который когдато вполне мог ущипнуть ее за намечающуюся грудь или ласково шлепнуть по мягкому месту.
      Во всяком случае Рэдрик относился к мумику как к настоящему папане. Первое время Рута не понимала этой игры, но потом до нее дошло, что ею, этой игрой, муж защищается от своей жизни. А Мартышка и вовсе частенько сиживала рядом с "дедом", положив ему голову на плечо и глядя сквозь увлеченно говорящего отца. И было совершенно непонятно, понимает она его слова или нет. По ее глазам определить было совершенно невозможно. Да и глаза ли это были?..
      Рута шумно вздохнула и поползла дальше. Дорогу по кладбищу она помнила наизусть, а потом, когда начнется спуск к лощинке, можно будет зажечь фонарик и посмотреть карту. Не было бы сзади этих "жаб", можно было бы на нее и сейчас взглянуть.
      Освещенная лучом прожектора фигура вдруг шевельнулась, встала и пошла по направлению к Руте. Тут же стало ясно, что это женщина, высокая и костлявая, с покрытой черным платком головой. Рута поняла, что к ней идет ее умершая мать, и чуть было не вскрикнула.
      Но нет, это была не мать. Черная фигура медленно переставляла похожие на ходули ноги. Походка ее показалась Руте странной, и через мгновение она поняла - почему. Макушка у женщины двигалась совсем не как у идущего по неровностям человека. Словно бы ноги у женщины вытягивались и сокращались, подстраиваясь под могилы и дорожки, так, чтобы макушка вырисовывала в воздухе прямую линию. А потом вновь налетел ветерок, и черная юбка заполоскалась по ногам "идущей" женщины.
      Рута, вздрогнув, замерла. И женщина тут же исчезла. Ни упала наземь и не растворилась в ночи, а просто исчезла. Словно мрак, сгустившийся вокруг прожекторного луча, разинул пасть и единым махом пожрал ее.
      Рута тут же забыла о ней. А потом обнаружила, что ни разу не вспомнила о Мартышке. Пока добиралась до кладбища, Мартышка постоянно стояла перед ее глазами, заросшая золотистой шерсткой, с огромными темными, без белков глазами. Молчаливая и ничего не понимающая... Вина Рутина и беда, дочка сталкера, жуткое порождение Зоны.
      Руту аж озноб пробрал. Как же она могла забыть о дочке?!
      А потом она поняла, что думать о Мартышке здесь, в Зоне, уж совсем сверх ее сил. Она вспомнила, какое выражение лица было у бабы Кати, когда Рута попросила посидеть ее с ребенком. Осуждала ее баба Катя, ох как осуждала! Но разве объяснишь бабе Кате, что без Рэдрика не только ее, Руту, но и Мартышку ждет не жизнь. Рано или поздно заберут ее, девочку мою, в Институт, как пытались увезти туда Рэдова папаню. Тогда Рэд спустил их всех с лестницы. А что сможет сделать она, Рута?
      Баба Катя оказалась удивительной женщиной, не чета тем, кто трепал Руте нервы в старом доме. Конечно, понять соседей было можно, наверное, Рута и сама бы вела себя на их месте подобным же образом. Наверное...
      Баба Катя явилась знакомиться в тот же день, когда Шухардины переехали в собственный дом. Рэдрик встретил соседку ох как неласково. Попросту же говоря - попытался отшить так, чтобы и дорогу к ним забыла. Но баба Катя пришла на другой день. На третий - тоже. Рута и сама не поняла, почему подобное произошло, но незаметно соседка стала для нее если не матерью, то сродни старшей сестре. А потом, сообразив, что баба Катя относится к Мартышке совсем не так, как соседи по старому дому, оттаял постепенно и Рэдрик. Ведь в душе-то он был мужиком добрым, это Рута давнымдавно поняла, едва познакомившись с ним. Будь он по-настоящему злым, таким, каким пытался предстать перед окружающими, Рута бы наверняка в него не влюбилась. Она терпеть не могла злых людей. Впрочем, они ей платили той же монетой... Сначала Рута подумала, что соседкой движет исключительно болезненный интерес к Мартышке есть, говорят подобные люди, - но потом обнаружила, что баба Катя попросту жалеет Марию. А через некоторое время смекнула: для соседки всяк, кто явился на свет, есть богоугодное создание. Уж такой она, баба Катя, уродилась. И потому, собираясь в Зону, Рута за Мартышку была спокойна.
      Баба Катя быстро догадалась, чем промышляет новый сосед. Более того, она не раз пыталась втолковать ему, что делом он занимается богопротивным. Рэд отшучивался, а когда соседка уходила, ворчал: "Тоже мне второй Гуталин нашелся!" Рута в их разговоры не лезла. Все, что у нее наболело, она Рэду давно уже высказала. Если бы это хоть чуть-чуть могло изменить его!..
      Как бы то ни было, когда Рэдрик уходил "на рыбалку", баба Катя скрашивала невыносимое Рутино одиночество. С нею не требовалось все время соблюдать дистанцию, как с Димкой Нулиным. И дело вовсе не в том, что Дим-Димыч многое за авансы мог бы принять, а Рэд, как напьется, бывает ревнивым и злым. А чего злиться? Как будто может найтись мужчина, который отважится залезть к Руте в постель!
      Однажды, когда Рэдрика не было уже вторые сутки, баба Катя разговорилась. Начала как обычно:
      - Твоего нету?
      - Нету.
      - Там?
      На этот вопрос Рута всегда отвечала одинаково:
      - Гуляет где-то. - Но сегодня добавила: - Может, в "Борще" время проводит, а может, еще где. Мужик он и есть мужик. Его к юбке не привяжешь.
      - Да, не привяжешь. - Соседка покивала. - И не привязывай. Я вот своего Витеньку пыталась привязать. Был у меня сынок, Витенька... - Она, поперхнувшись, замолкла.
      Молчала и Рута, чистила картошку, как будто и не слышала ничего.
      - Муж-то мой бросил нас, - сказала наконец баба Катя. - В Европу сбежал, еще до Посещения это случилось. А я дура была... Может, не привязывала бы к себе Витеньку, и не стал бы он сталкером. Я же еще и скандалы ему всякий раз закатывала, когда он в Зону уходил. Не понимала, что он таким образом самостоятельность пытался проявлять. А в последний раз и вовсе родительское напутствие дала... - Она протяжно вздохнула. И вдруг всхлипнула.
      Вновь воцарилось молчание. Надо было нарушить его, спросить хоть глупость какую-нибудь, но у Руты словно язык к небу прирос. Она даже картошку чистить перестала. Звук текущей в мойке воды показался ей настолько оглушительным, что она осторожно привернула кран.
      Потом соседка сказала:
      - Когда он уходил, я и говорю: "Лучше бы ты вообще там поселился, в этой своей Зоне! Хоть бы душу перестал мне выматывать..." А он и отвечает: "Поселюсь, раз тебе так хочется". И ушел... Кличка у него была "Очкарик". Потому что он туда в очках ходил. Больше я его не видела. Рассказывали, в тот раз он с Битюгом отправился, с Барабашем. Вроде как к Золотому шару пошли... Я потом к Барабашу-то бегала, но он меня и на порог не пустил. Сказал, не знает ничего, а Витеньку уже неделю не видел. Она опять вздохнула, повозила ложечкой в чашке с остывшим чаем. Так что ты не трепли нервы своему. Терпи, раз уж за сталкера вышла. И Богу молись. Я-то не молилась, не верила тогда. Уж потом... Может, Бог-то меня и покарал.
      А уходя, баба Катя сказала:
      - Я ведь чего к вам прихожу... Старик-то ваш неживой ходит туда-сюда. Может, когда и Витеньку моего с собой приведет. Лишь разочек бы увидеть. Хотя, говорят, приходят только те, кого похоронили по обряду...
      Она посмотрела Руте в глаза - сплошное ожидание на лице. Вот только надежды там не было, и потому Рута не выдержала:
      - А что, возьмет и приведет. Ведь когда-то и нам в голову не могло прийти, что папаня появится...
      На дороге опять грязно выругались, и Рута очнулась от воспоминаний.
      Прожекторный луч теперь методично и не спеша ощупывал могилы. Словно искал у кладбища эрогенные зоны.
      И вдруг что-то случилось. Руте показалось, будто за этим поиском наблюдают, смотрят откуда-то сверху вниз - и на патрульных, и на кладбище, и на нее саму. Она даже голову подняла.
      Никого там, наверху, не было. Лишь черное безлунное небо, а в небе звезды.
      Но луч вновь заметался по кладбищу.
      Метался он недолго. Сзади вдруг кто-то заорал благим матом, завыл, опять оглушительно хлопнула дверца машины. Потом вой оборвался, зато завизжали колеса, и машина с ревом умчалась прочь. Несколько секунд было видно, как прыгает по кронам придорожных деревьев луч прожектора, но вот погас и он.
      Рута облегченно вздохнула.
      - Интересно, чего они так испугались? - пробормотала она.
      Конечно, никто ей не ответил, но ответа и не требовалось. Какое ей, в конце концов, дело, чего испугались патрульные? Главное, их нет, главное, теперь она может подняться на ноги и спокойно отправиться дальше. Даже закурить может.
      Впрочем, нет. Хоть до рассвета еще и далеко, но сейчас стоило бы поторопиться. Чтобы убраться подальше от границы Зоны, туда, где ее уже никто не сумеет увидеть. А там можно будет закурить. И даже подремать самую малость.
      Она вспомнила, как в последний раз уходил из дома Рэдрик. Он был зол и уверен в себе. Как всегда... Впрочем, это лишь ему казалось, что он уверен в себе. Но Рута-то знала все, скрывающееся за мужниной видимой уверенностью. Если бы еще это ее знание могло хоть чем-нибудь помочь... Рэд как всегда неторопливо поужинал, как всегда неторопливо скрылся в чулане и запер дверь на щеколду. Повозился там и вскоре вышел, в комбинезоне и с рюкзаком за плечами. Поцелуй его тоже был неторопливым, но за этой неторопливостью она уже видела едва скрываемое нетерпение. Как будто он собирался к женщине, любимой и желанной, где ждали его вкусный ужин с неизменной бутылочкой и распахнутая постель... Он всегда был таким, когда собирался к этой суке, называемой всеми Зоной. Для всех Зона была просто частью города и его окрестностей, которую впрямую затронуло так называемое Посещение, но для Руты она стала соперницей и разлучницей. И если бы Рута оказалась в силах, она бы давно заявила мужу: "Остановись!" Денег за эти годы он заработал столько, что если с умом подойти, до конца жизни хватит. Купить вон тот же "Борщ", и ковыряйся себе потихоньку, корми да пои людей. От клиентов отбоя не будет - и Институт за последнее время разросся, и военных пруд пруди... Но сказать мужу "Остановись!" Рута не могла. Потому что он, в свою очередь, не мог без Зоны. Это было видно по всему. Он являлся со своих "рыбалок" грязный, весь пропитанный смертью и Зоной, но умиротворенный и счастливый. От его обычной злости и следа не оставалось. Рута прижималась к груди мужа, слушала, как колотится его сердце. Потом он отправлялся мыться, а она жарила принесенную им рыбу. Выйдя из ванной, он садился есть. А она меняла халат на его любимое платье, ярко-синее с большим вырезом. И всякий раз надеялась, что это была последняя "рыбалка".
      Но пробегало несколько дней, и Рэдрик начинал меняться. Нет, он все так же был ласков с Рутой, по-прежнему называл ее в постели ласточкой. Однако что-то с ним определенно происходило. Его губы становились жесткими, а руки грубыми. Чем дальше, тем больше. Занимаясь с женой любовью, он вел себя так, будто не любил ее, а насиловал. И она знала, что скоро он снова уйдет. И ничего не могла с этим поделать. Впереди ее ждали одна, а то и две-три бесконечные ночи, наполненные одиночеством, страхом и тоской. Словно жизнь заставляла ее расплачиваться за недолгие минуты счастья. Вот только плата всякий раз казалась Руте непомерной...
      На последнюю "рыбалку" он ушел неделю назад.
      Через три дня привычного ожидания Рута поняла: что-то случилось. Ведь более двух с половиной суток Рэд не отсутствовал еще ни разу.
      Сначала она хотела пойти к Нулину.
      Дим-Димыч был парень что надо. Когда Рэдрика посадили, ДимДимыч стал единственным, кто навещал их с Мартышкой и давал денег в долг. А ведь все остальные тогда на нее вообще плевать хотели. В обычное-то время они хотя бы Рэда побаивались, а тут... "Ну что, допрыгался твой Рыжий, сука! Теперь узнаешь почем фунт лиха! На панель пойдешь... А лучше выбл...дка своего отправь!.."
      И приходилось терпеть, опускать глаза к земле, чтобы не видели твоей ненависти. Или поворачиваться и уходить. Чтоб не видели слез... Только раз не удержалась. Это когда управляющий совсем достал. Сказала только: "Погоди, сволочь бледнорожая! Вот вернется Рэд, яйца тебе оторвет! И отрывать будет по одному. Чтоб дольше мучился!.." Как ни странно, помогло. Долго потом к ней не подходил. Тогда-то она и поняла, что ее Рыжего многие боятся всерьез.
      Нулину, правда, бояться было вроде бы нечего. Тот всего лишь приносил Руте денег, дарил Мартышке шоколадки да играл с нею. Серьезно играл, незаметно было, чтобы брезговал. За это Рута была ему по гроб обязана, и он на нее частенько поглядывал маслянистыми глазками. Но и только. Воли рукам ни разу не дал. А как она в ту пору переживала! Ведь пришлось бы отвесить по физиономии, если бы полез. Может быть, совсем бы без гроша остались, но представить себя с кем-то, кроме Рэда, она просто не могла.
      Ходил Дим-Димыч к ним и позже. Когда Рэд вернулся, а Мартышка замолчала. Как раз усопший папаня появляться начал, отчего все жильцы дома разбежались, словно тараканы по щелям. И опять никто к Шухардиным не заглядывал - лишь старый Барабаш на костылях да ДимДимыч. Рэд, когда напивался, уколоть ее пробовал: "Димка-то не ко мне ходит, это он к тебе прислоняется". Все верно, всегда Нулин к ней был внимателен. Жалел, надо полагать. Или желал. В стенографистки ее как-то приглашал. Хоть и в шутку, но за шуткой этой... Да Рута и сама чувствовала, что привлекает его как женщина. Толстячки частенько похотливы...
      Но чувствовала она и то, что за похотливостью Дим-Димыча, за вниманием и шутками его, кроется еще нечто. Нечто другое, холодное и чужое. Женским чутьем ощущала. Впрочем, дело не в одном только женском чутье. Как бы ни уверена была Рута, что сумеет дать Нулину по рукам, от изнасилования она бы вряд ли убереглась. Хоть и был Дим-Димыч этаким Наф-Нафом - маленьким, кругленьким, розовеньким, - но физическая сила в нем угадывалась немалая. Мужик есть мужик. Так что с Рутой он бы справился... И добивайся потом справедливости, жена упрятанного за решетку сталкера. Хоть всю жизнь добивайся. Никакие бы адвокаты не помогли... Конечно, Рэд, выйдя на волю, Дим-Димычу бы, без сомнения, голову оторвал. Дружба дружбой, а табачок врозь. Но, во-первых, Дим-Димыч всегда бы сумел уехать - он ведь не здешний, на него закон об эмиграции не распространяется. А во-вторых, она бы и сама Рэду о случившемся ничего не сказала. Ни к чему ему дополнительные неприятности. А сам бы он почувствовать, что между Дим-Димычем и женой произошло серьезное, ни в жизнь бы не сумел - сила Рэда не в чувствительности... Как бы то ни было, за липовой нерешительностью Нулина пряталось что-то совсем другое. Из-за этого другого она и не пошла к Дим-Димычу за помощью.
      Гуталин бы ей помог без долгих просьб. Не зря Рэд, кроме Кирилла Панова, считал своим другом только Гуталина. Да, Гуталин бы сам отправился за Рэдом в Зону, надо было только узнать, куда именно Рэд пошел. Но, увы, Гуталин сидел - опять начистил кому-то из не согласных с его проповедями физиономию. И, видимо, основательно начистил - на этот раз административным арестом не обошлось, упрятали его всерьез и надолго. Наверное, достал Гуталин, наконец, и капитана Квотербладова. Впрочем, говорят, такова судьба всех проповедников - знал, чего от жизни ждать...
      Кто-либо из действующих сталкеров ее бы к себе и на пушечный выстрел не подпустил. Что вы такое говорите, миссис Шухардина, да я завязал давным-давно, еще когда ваш муж на нарах полеживал, неприбыльное это дело стало, не знаю, чего это ваш муж все еще дурака валяет, там же пшик один найдешь. Разве лишь Золотой шар, так это легенда и больше ничего. Нет, миссис Шухардина, не по адресу вы, ох не по адресу... Да и все они, ныне действующие сталкеры, по слухам, повязаны с безногим Барабашем.
      Вот и осталось пойти к безногому Барабашу. В том, что от Барабаша она помощи добьется, Рута была уверена. Не зря же он таскался к Рэдрику. Да и Рэдрик к нему хаживал.
      Когда Рута заявилась к Барабашу в первый раз, встретила ее красотка Дина. Поздоровалась, но одарила таким взглядом, что Руту оторопь взяла. Как будто она пришла к Дине денег занимать!..
      Она так и сказала этой гладкокожей сучке:
      - Не бойтесь, я к вам не за деньгами.
      А та ухмыльнулась ехидненько:
      - Рэд сюда тоже не всегда насчет денег приходил.
      Улыбка у нее была такая, что сразу становилось ясно, за чем именно сюда приходил Рэд. Только врет она, стерва грудастая, цену себе набивает. Хотя, конечно, тело у нее такое, что всякий мужик позарится. Но в глазах-то пусто, такая же только трахаться, как кошка, способна. А уж любить... Рэд же ее и вообще бы полюбить не смог. У Рэда на первом месте всегда была она, Рута. Впрочем, нет, Рута у него была на втором месте, а на первом - единственная его страсть, Зона, Зона-матушка. Рэд ведь тоже однолюб...
      Но связываться с Диной Рута не стала. Не с руки было - когда приходишь к людям с просьбой, о гоноре лучше позабыть. Поэтому она прикинулась дурочкой, поинтересовалась, может ли Динин папаша принять ее.
      Динин папаша смог. Однако встретил гостью под стать дочке, неласково. Разве лишь не намекал, что трахался с Рэдриком... А выслушав, сказал:
      - Я понятия не имею, где ваш муж.
      - Но ведь вы на днях встречались с ним...
      - Ну и что?! Мы встречались совсем по другим делам. Он мне ни слова не говорил, куда собирается. Да ваш муж вообще не любитель болтать. Иначе бы из тюряги не вылезал.
      Про тюрягу он, конечно, специально напомнил, безногая сволочь. У Руты сразу же руки опустились. Лишь прошептала:
      - Значит, вы не хотите мне помочь...
      Наверное, он решил, что перегнул палку, потому что на мерзкой физиономии расцвела вдруг не менее мерзкая ехидная улыбочка. А Рута подумала, что судьба наказала Рэда не только дочкой. Вот и в друзьях у него - это после Кирилла и Гуталина-то! - вон какая образина. Рэд, правда, Барабаша другом не считает, ну да мало ли, что там человек считает или не считает. Водиться-то водится...
      - Девочка моя, - проскрипел Барабаш. - Да почему же не хочу? Очень хочу! Но возможности не имею. Не знаю я, где ваш муж. - И словно ставя в разговоре точку, заорал: - Диксон!
      Диксона - в его нынешнем виде - Рута уже как-то видела. И больше видеть не имела никакого желания. На Диксоне тоже имелась печать Зоны. Как и на Рэдрике. Но если на Рэдрике эта печать была незаметна постороннему глазу, то Диксона Зона припечатала отчетливо. Уж лучше умереть, чем жить в таком виде!..
      - Не надо меня провожать, - сказала Рута, услышав за дверью шаги Диксона - словно кто-то через силу тащил по полу гигантскую швабру. И опрометью бросилась вон из гостиной.
      Дина ждала ее на песчаной дорожке, обсаженной розовыми кустами. На солнце ее прелести казались особенно вызывающими.
      - До свиданья! - буркнула Рута, намереваясь обойти красотку, но та заступила ей дорогу.
      - О чем вы говорили с отцом?
      - А вам-то что за дело?
      - Дело мне самое прямое. Я не знаю, куда именно ушел ваш муж в Зону, но с ним отправился мой брат. Без разрешения и ведома отца. Так что дело мне есть... Рэд не вернулся?
      Рута отметила про себя это ее "Рэд".
      - Да. И я просила вашего отца помочь мне.
      - Пойдемте, поговорим вон там. - Дина кивнула в сторону расставленных на тенистой лужайке столика и шезлонгов.
      А что я потеряю, если поговорю с этой сукой? - подумала Рута.
      Они сошли с дорожки и шагнули на мягкую траву. Газон у Барабаша подстригали аккуратно.
      - Какого рода помощь вам требуется? - спросила Дина, когда они уселись в шезлонги.
      - Если ваш отец знает, куда отправился мой муж, я бы хотела, чтобы он рассказал мне, как туда добраться.
      Дина вскинула на нее расширившиеся глаза:
      - Вы хотите пойти в Зону?!
      - Да.
      Дина качнула головой, потом потянулась к столику за сигаретами и зажигалкой, прикурила. Рута смотрела на ее тонкие пальцы, увенчанные кровавыми каплями ногтей. Пальцы не дрожали: видно, эта сука не очень-то беспокоилась за судьбу своего братца.
      - И вы не боитесь? - Дина снова качнула головой. - Я бы ни за что не пошла.
      Рута промолчала: все равно этой суке не понять.
      Дина тоже замолкла, думала, жадно затягиваясь и стряхивая пепел на траву. Захотелось курить и Руте, но попросить у этой стервы сигарету было превыше ее сил.
      - Хорошо, - сказала наконец Дина. - Думается, я смогу для вас что-нибудь сделать. Во всяком случае, с отцом поговорю. - Она раздавила окурок в пепельнице. - Причем поговорю сегодня же.
      На том они и расстались. А назавтра раздался звонок в дверь. Рута открыла. Перед ней стояла Дина.
      - Здравствуйте!
      - Здравствуйте! Заходите...
      Зашли в гостиную. Рута, изображая из себя радушную хозяйку, направилась к бару, сделала выпивку. Дина оглядывала гостиную.
      - Миленький домик! Навер... - Она поперхнулась.
      Рута медленно повернула голову. Посреди лестницы, ведущей на второй этаж, стояла Мартышка, пристально изучала гостью немигающими глазами.
      - Мария, иди к себе! - скомандовала Рута.
      Мартышка скрылась за дверью.
      Рута спокойно протянула гостье стакан.
      - Спасибо! - сказала Дина.
      И тут ее передернуло.
      Как ни странно, эта мимика подействовала на Руту успокаивающе. Судя по всему, гостья не собиралась притворяться. А значит, ей можно было верить.
      - Собирайтесь, - сказала Дина. - Папахен готов с вами поговорить.
      Дина приехала на новеньком "мерседесе". На этом "мерседесе" Рута и отправилась на новую встречу с безногим Барабашем.
      Теперь старик встретил ее несколько по-иному. Улыбка, блуждавшая по его лицу, больше ехидной не казалась. Ее можно было бы назвать даже доброжелательной. Если бы не глаза... Глаза оставались холодными и чужими. Впрочем, иначе бы Стервятник Барабаш не был Стервятником...
      - Девочка моя, зачем нам притворяться друг перед другом? сказал он. - Я не собираюсь извиняться за вчерашний обман. Вы должны понимать, я вынужден быть осторожным. Как и ваш муж... Вот тут его улыбка стала ехидной, правда, всего лишь на мгновение. - Я навел справки и понял, что могу разговаривать с вами откровенно. В общем, мне известно, куда отправился Рэдрик.
      Рута хотела было обрадоваться, но тут ей пришло в голову, что этому мерзкому старику совсем не обязательно видеть ее радость. Перебьется...