Вселенная неудачников - Шанс для неудачников. Том 2

Роман Злотников, Сергей Мусаниф

Шанс для неудачников, т. 2

Пролог

На горизонте красный диск cолнца тонул в темных водах океана.

Волны накатывали на берег. Из соседнего домика доносились звуки легкой джазовой музыки. Чуть поодаль компания молодых людей играла в пляжный волейбол, лениво перебрасывая мяч через еле натянутую сетку.

Со стороны океана дул прохладный бриз, принося облегчение перегретому за день побережью.

Я сидел в шезлонге, курил сигару и очень старательно ни о чем не думал. В частности, я не думал о том, что уже на следующей неделе мне придется возвращаться в Москву, где у меня нет ни жилья, ни работы, и перспективы обзавестись хотя бы чем-то из перечисленного весьма туманны.

Кроме того, возвращение в Москву означало, что мое приключение закончилось, даже не успев толком начаться. Полторы недели блужданий по девственным джунглям Белиза закончились весьма предсказуемым пшиком. Наверное, глупо с моей стороны было рассчитывать на успех там, где успели обломать зубы лучшие разведки мира.

Дядя Том, первый из конкурентов, встреченный нами по возвращении и сразу прочитавший итог экспедиции по выражениям наших лиц, довольно скалил зубы, обещал поставить нам дармовую выпивку и всего раз помянул свой любимый авианосец на рейде. Израильский «энтомолог», на которого мы наткнулись чуть позже, халявной выпивки не обещал, зато попытался обнадежить нас соображением, что «когда-нибудь кому-нибудь обязательно повезет, и тогда мы всё узнаем, хотя, вполне возможно, к тому моменту все мы уже будем на пенсии и узнавать всё придется из телевизора и газет», и даже местные полицейские смотрели на нас с изрядной долей сочувствия.

– Холодное пиво,– объявил Холден, появляясь на пороге своего бунгало. В подтверждение своих слов он слегка позвенел бутылками.– У меня на льду стоит бутылка шампанского, но мне почему-то кажется, что при нынешнем раскладе мы его не заслужили.

– Ты прав,– сказал я.– Будем пить пиво.

Холден передал мне бутылку и плюхнулся в соседний шезлонг. На британском агенте были линялые шорты и мятая цветастая рубаха, которую я ни разу не видел на нем застегнутой.

– Я дал себе слово, что когда-нибудь откупорю эту бутылку шампанского,– сказал Холден.– В крайнем случае я откупорю ее, когда меня отзовут в Лондон и выдадут новое назначение в какое-нибудь долбаное Сомали, где агенту моего класса и вовсе нечего делать.

– Там пираты,– сказал я.

– Это они в море пираты. Но в море и без меня есть люди, которые с переменным успехом им противостоят,– сказал Холден.– А на берегу эти пираты – мирные рыбаки с метровыми мачете, которыми они отрежут голову любому белому, подошедшему к ним слишком близко.

– Зачем мирным рыбакам метровые мачете?

– Чтобы разделывать рыбу и при случае отрезать головы идейным противникам,– сказал Холден.– Надо признать, Джеймса Бонда из меня не получилось. Пора всерьез задуматься о новой карьере.

Я свернул пробку на своей бутылке и глотнул пива. Холодное.

– Я думаю, осталось совсем немного времени, а потом эту тему отдадут американцам,– сказал Холден.– Пусть они подгоняют сюда свой авианосец, разворачивают полномасштабную боевую операцию, вырубают джунгли… да пусть они хоть напалмом их зальют. Я хочу оказаться как можно дальше отсюда, когда они начнут свои обычные пляски вокруг «восстановления демократии» и «поисков оружия массового поражения».

– Они еще из Ирака не вылезли, да и с Афганистаном до конца ничего не понятно.

– Полагаешь, дядя Сэм с дядей Томом не потянут войну на трех направлениях?

– С кем тут воевать? С индейцами?

– А почему нет? Это было бы символично,– заявил Холден.– Американский спецназ против древнего пророчества майя, сулящего всему человечеству скорую и неотвратимую гибель. Они еще потом десяток блокбастеров на эту тему снимут.

– Не любишь ты дядю Тома.

– Он меня достал,– сказал Холден.– Ходит с самодовольным видом и ведет себя так, будто это его страна.

– У него авианосец на рейде,– напомнил я.

– А у вас – подводная лодка в заливе.

– Да? – удивился я.

– По крайней мере, рыбаки жалуются, что из-под воды доносятся звуки балалайки и короткие, но очень эмоциональные команды на незнакомом языке.

– Откуда им знать, как звучит балалайка?

– Понятия не имею,– сказал Холден.– Но говорят они об этом весьма уверенно.

Я глотнул пива и затянулся сигарой.

Что-то в происходящем казалось мне неправильным, но я пока не мог понять, что именно. Белиз, джунгли, Холден, холодное пиво, кубинская сигара, закат, бриз… Все это вполне могло бы иметь место в действительности, но в списке явно присутствовали лишние элементы.

Пиво, сигара и закат в схему вписывались…

– Что-то не так,– сказал я Холдену.

– Про рыбаков я приврал,– согласился он.– Но чья-то подводная лодка в заливе точно есть. Если не ваша, то китайская.

– Я не об этом.

– А о чем?

– О ситуации в целом.

– Это верно,– сказал Холден.– В целом в ситуации что-то не так.

– Может быть, ты даже скажешь, что именно?

– Нет,– сказал Холден.

– Почему?

– Ты должен это сам понять. Мне ты не поверишь.

– Ты, я смотрю, тоже доволен собой.

– Не без этого. Тебя раздражает мое самодовольство?

– Немного,– сказал я.– Тянет слегка подрихтовать тебе челюсть.

– Опять?

– Разве я когда-то это уже делал?

Он ухмыльнулся, и тогда я понял, что именно мне казалось неправильным. Джунгли, океан и закат были на месте. Двумя лишними элементами, которые не вписывались в эту идиллическую картину, были мы с Холденом. Я вспомнил, когда и при каких обстоятельствах я уже пытался подрихтовать ему челюсть, а вспомнив это, вспомнил и все остальное.

Холден просто не мог любоваться закатом и пить пиво на веранде своего бунгало в Белизе, потому что он был мертв.

И поскольку я и сам был недалек от этого состояния, меня тут тоже быть не должно.

– Вижу, ты начинаешь вспоминать,– констатировал Холден.

– Ты умер на Веннту,– сказал я.– Сгорел из-за того, что мы не смогли найти для тебя скафандра с герметичным шлемом.

– Как ты понимаешь, любви к скаари мне это не прибавило,– сказал он.– А где сейчас ты?

– Должен лежать в криостазисе на «Одиссее»,– сказал я.– Сейчас и еще примерно двести пятьдесят лет, если нам повезет.

– Вам не повезет.

– Это угроза?

– Это предположение, основанное на моем знании жизни,– сказал он.

– Но если я сейчас физически нахожусь на «Одиссее», а ты и вовсе мертв, то как мы…

– Неверный вопрос,– сказал Холден.– Главное, не как мы с тобой беседуем. Главное – где.

– И где же?

– В твоей голове,– сказал Холден.

– То есть ты мне снишься?

– Типа того,– ухмыльнулся он.– Я же мертв, где я еще могу с тобой побеседовать?

– Визерс говорил, что во время криостазиса сны не снятся.

– Ну, это ж не первая аномалия, к которой ты причастен,– сказал Холден.

– Но почему ты? Почему из великого множества хранящихся в моем мозгу образов подсознание выбрало именно тебя?

– Из-за комплекса вины, я полагаю,– сказал он.– Ты завалил дело.

– Мы были бессильны,– сказал я.– Визерс включил свое устройство еще до того, как ты нам о нем рассказал.

– Похоже, что твое подсознание это оправдание не устраивает.

– Возможно,– согласился я.– А почему именно Белиз?

– Земля,– сказал Холден.– Твоя родная планета и последнее место на ней, где было тихо и спокойно.

– Раз уж мы оба здесь, ответь на один вопрос…

– Кто я?

– Да.

Он покачал головой.

– Не могу. Я – всего лишь плод твоего подсознания, и я знаю только то, что известно тебе. А ты понятия не имеешь, кто я такой.

– Сколько времени прошло с начала полета?

– Не знаю.

– Гастингс еще жив?

– Не знаю.

– Похоже, толку от тебя немного.

– Ну извини. И потом, для покойников должны быть скидки.

– Ты и при жизни обожал недоговаривать.

– Помимо этого у меня были и другие достоинства,– вот уж воистину, сон разума рождает чудовищ.

– Могу ли я подрихтовать воображаемую нижнюю челюсть – порождение моего подсознания?

– Ты можешь попробовать,– сказал он.– А можешь продолжать пить воображаемое пиво и любоваться закатом. Благо, пиво тут всегда холодное, а закат будет длиться столько, сколько ты захочешь.

– Я все же предпочел бы другую компанию.

– Над этим я не властен,– сказал Холден.– Но не сомневаюсь, что я – не самое худшее, что тебе могло привидеться. Тебе могли бы сниться скаари и их чертовы танки, например. Едва ли это было бы очень приятно.

– В этом что-то есть,– согласился я.

– Наслаждайся отдыхом,– посоветовал Холден.– Как бы ни повернулась ситуация на «Одиссее», эта передышка вполне может стать последней для всего вашего экипажа.

Часть первая

Дивный новый мир

Глава 1

Боль.

Визерс не предупреждал, что это будет так больно.

Каждую клеточку моего тела будто бы поджаривали на адском огне. Мне казалось, что моя кровь кипит, глаза вот-вот взорвутся, а мозг уже готов хлынуть из ушей горячей серой массой. Я орал бы во весь голос, но легким не хватало воздуха.

Это было невыносимо. Я попытался потерять сознание и вернуться в Белиз, к Холдену и холодному пиву, но у меня ничего не вышло. Наверное, это было правильно. Из ада не может быть такого легкого выхода.

Чтобы не сойти с ума от боли, я принялся считать, но сбился уже на второй сотне. Тогда я начал напевать все известные мне песенки, и… Не могу сказать, что это сильно помогало, но через какое-то время ад отступил.

Боль все еще присутствовала, но стала терпимой. Перед глазами плыла кровавая пелена, кислород ворвался в легкие живительной струей прохлады, и тогда… тогда я сказал, а точнее, прохрипел все, что у меня накопилось, и сделал это на всех известных мне языках.

Или мне только показалось, что я это сделал.

Тем не менее я довел свою тираду до логического завершения и только после этого потерял сознание.

Во тьме ко мне пришли голоса.

– Это он?

– Да, несомненно. Генетическая карта полностью совпадает.

– Мозг не пострадал?

– Не должен был. Здесь установлено самое совершенное на тот момент оборудование.

– Наше оборудование не тестировалось на людях.

– Они внесли изменения в конструкцию с поправкой на то, что криостазис будет использоваться для людей, и я полагаю, что все будет нормально.

– Полагаете?

– Я – всего лишь корабельный врач, а не криохирург. Я предлагал подождать…

– И еще вы говорили, что оборудование автономно и процедура вообще не требует вашего вмешательства.

– Да, я говорил…

– Тем не менее двое уже мертвы, а один полностью потерял память.

– Вероятность подобного исхода никогда нельзя исключить.

– И тем не менее вы настаиваете, что с этим все будет в порядке?

– Точно я смогу сказать только после того, как он придет в себя.

– Как скоро это случится?

– Судя по показаниям приборов, это уже случилось.

– Да? Но он все еще выглядит как овощ. Эй! Ты меня слышишь?

Вряд ли поблизости находился кто-то еще, к кому мог быть обращен этот вопрос, и я принял его на свой счет.

Первым делом я попытался открыть глаза, и, несмотря на успех этого предприятия, ясности оно не добавило. Перед глазами стояла красная завеса, которую кое-где прореживали белые пятна.

– Моргните, если вы меня слышите,– сказал второй голос.

В отличие от первого, властного и несколько грубоватого, он мог принадлежать человеку, который пытался быть вежливым со всеми окружающими. Как правило, окружающие не слишком жалуют таких людей.

Я моргнул. Движения век вызвали новый приступ головной боли.

– Вы ничего не видите? Моргните один раз, если да.

Скотина, знал бы ты, чего мне это стоит… Я снова моргнул.

– Ты Алекс Стоун?

– Конечно, он Алекс Стоун.– Во втором голосе прорезались нотки раздражения.– Генетическая карта…

– Плевать я хотел на генетическую карту. Мне нужно знать, насколько он осознает происходящее.

– П… п… – прохрипел я.

– Пить? – уточнил второй голос.– Вам сейчас нельзя пить. Криожидкость еще полностью не выведена из организма и…

– Пп… пошли вы оба,– со второй попытки у меня таки получилось. Надо ли говорить, что это вызвало новый приступ мигрени? – Оставьте меня в покое.

– Вот видите, речевые функции к нему уже возвращаются,– произнес второй голос.– И лучшее, что мы сейчас можем сделать, это действительно оставить его в покое.

– Но я…

– Понимаю, что вам не терпится с ним поговорить. Но сейчас вряд ли он готов вас слушать.

Следующий период я помню смутно.

Боль накатывала волнами, я то и дело проваливался в забытье, но в Белиз к Холдену вернуться мне так и не удалось.

В те редкие моменты, когда я был в сознании и боль казалась терпимой, я пытался проанализировать текущую ситуацию. Мысли путались, и получалось плохо.

Очевидно, я все еще был на борту «Одиссея».

Очевидно, кто-то еще был на борту «Одиссея», и этот кто-то размораживал людей. Размораживал не просто так, а потому что ему что-то было нужно.

Неужели прошло двести пятьдесят лет и мы прилетели на Борхес? Почему-то я был уверен, что это не так.

В голосах людей было что-то знакомое. Не то чтобы я знал эти голоса, но у обоих присутствовал очень характерный гортанный акцент, который не так уж часто встретишь у людей…

У людей не встретишь…

У людей…

У людей…

Это не люди, внезапно понял я. Это кленнонцы.

А значит, нам конец.

Я попытался себя убедить, что это не могут быть кленнонцы. Им просто неоткуда тут взяться.

Когда мы взлетали с Веннту, никаких кленнонцев на борту не было. Откуда бы они взялись теперь? Взяли на абордаж корабль, движущийся с релятивистскими скоростями?

Но это их фирменное «р» трудно с чем-то перепутать…

Хорошо, допустим, что это кленнонцы. Тогда почему мы еще живы?

Потому что им что-то нужно. Скорее всего, они хотят знать, что произошло на Веннту, а никто за пределами нашего корабля не обладает знаниями о гиперпространственном шторме, который устроил Визерс.

Сколько же лет прошло с тех пор? Неужели стороны успели обзавестись новым прыжковым флотом или же в расчеты генерала вкралась какая-то ошибка?

Но если это кленнонцы, то они могли прилететь сюда только на прыжковом корабле. Путешествие с досветовыми скоростями отняло бы у них слишком много времени. Я попытался подсчитать, сколько именно времени им бы на это потребовалось, но тут снова накатила боль, и я провалился во тьму.

Зрение ко мне понемногу возвращалось. Окружающее по-прежнему было представлено в красно-белых тонах, но теперь белые пятна начали принимать конкретные очертания.

Более-менее узнаваемые.

По крайней мере, мне показалось, что я узнал потолок и корабельные светильники. Похоже, мы все еще в космосе. Абордаж на релятивистских скоростях все-таки возможен или кленнонцы овладели сложным искусством телепортации и материализовались прямо на нашем корабле?

Тело все еще представлялось одним сгустком боли. Я попытался пошевелить пальцами рук, но не смог сообразить, где они находятся и какие мышцы отвечают за это движение.

Наверное, мне пора было паниковать.

Но я не стал. Мне для этого все еще было слишком больно.

Белое пятно, имевшее характерные очертания кленнонца, нависло над моей койкой.

– Вам лучше? – Это был обладатель второго голоса, отрекомендовавший себя корабельным врачом.

– Немного,– голос хрипел и дрожал, но это был мой голос.

В горле пересохло, и слова давались мне нелегко, но по крайней мере не придется больше моргать по команде.

– Вы быстро восстанавливаетесь.

– Я… рад.

– Аномально быстро для человека.

– Этому… тоже рад,– я вообще полон сюрпризов, док.

Но о некоторых вам все же лучше не знать.

– Зрение возвращается?

– Отчасти.

– Скоро я смогу дать вам болеутоляющее.

– Какой… год?

– Какой сейчас год?

– Да.

– Боюсь, я не могу вам этого сказать.

– Сволочь.

– У меня инструкции,– сказал он.– Я должен как можно быстрее поставить вас на ноги, и я не имею права давать вам никакой информации о текущем положении дел.

– Сколько… еще людей вы… разморозили?

– И этого я не могу вам сказать.

– Тогда зачем… ты здесь вообще?

– Для того чтобы дать вам обезболивающее.

– И где оно?

– Скоро подействует,– пообещал он.

И не соврал.

Когда я в следующий раз попробовал открыть глаза, зрение уже почти вернулось. Вокруг по-прежнему преобладали красно-белые тона, а предметам недоставало резкости, но по крайней мере я мог понять, где нахожусь.

В одной из многочисленных кают «Одиссея».

Рядом с койкой стояло какое-то хитроумное медицинское приспособление, от которого к моему телу вело сразу несколько трубок, по ним подавалась прозрачная жидкость. Вряд ли это просто витамины.

Дисплей хитроумного медицинского приспособления был в поле моего зрения, но прочитать данные с него я не мог.

Острая боль сменилась тупой и ноющей, но, хотя она не покинула мое тело окончательно, но теперь ее можно было терпеть, и она не мешала думать.

Одна из трубок аппарата была присоединена к правой руке, и, чтобы ее не потревожить, я начал экспериментировать с левой. Пальцы слушались. С третьей попытки мне даже удалось оторвать руку от кровати и поднести ее к лицу. Вопреки моим ожиданиям, рука выглядела вполне нормальной.

Никак не похожей на руку покойника. Ожогов на ней тоже не обнаружилось, хотя я был готов поклясться, что еще некоторое время назад меня поджаривали на медленном огне, как какого-нибудь средневекового грешника. А ведь кленнонская медицина считалась самой продвинутой в исследованном секторе галактики.

По крайней мере, она считалась таковой до того, как Визерс попытался засунуть этот сектор галактики обратно в средневековье.

Итак, что мы имеем в сухом остатке?

Азим мертв.

На борту «Одиссея» кленнонцы.

Визерс и Риттер в криостазисе и вполне могут умереть в процессе оттаивания.

Кира тоже, но еще не факт, что ее вообще попытаются разморозить. Не думаю, что кленнонцам потребуются все члены экипажа. Разве что они прилетели сюда, чтобы ставить на нас какие-то опыты, как на лабораторных мышах.

Какой сейчас год? Неизвестно. Что произошло за то время, что мы пропустили, пока валялись в холодильниках? Тоже неизвестно.

Восхитительная ситуация. Впрочем, это ведь у меня уже не в первый раз.

– Как вы себя чувствуете?

– Полон сил и готов сыграть в американский футбол.

– На каком языке вы сейчас говорили?

– На русском. Был раньше такой язык, док.

– Я не специалист по мертвым наречиям,– сказал кленнонец.– Так как вы себя сейчас чувствуете?

– Вполне сносно, спасибо.

– Слабость, головокружение?

– Не без этого. Но по сравнению с тем, что было совсем недавно…

– Это обычные побочные эффекты быстрой разморозки. Нормальный эффект восстановления после нахождения в криокамере занимает…

– Недели. Я знаю, док.

– Вас помещали в криостазис и ранее?

– Нет. Не меня, знакомого. Но я успел более-менее ознакомиться с процедурой…

– Хорошо. Теперь вы должны ответить на несколько вопросов. Мне нужно убедиться, что ваш мозг работает и вы не страдаете криоамнезией.

– Я вообще не знаю, что такое амнезия, док.

– И все же… Ваше имя?

– Алекс Стоун.– В конце концов, оно похоже на настоящее, и в этом времени именно Стоуном мне довелось пробыть дольше всего.

– Когда вы родились?

Я сказал.

– Не самый удачный момент для шуток.

– Это долгая история,– сказал я.– Если считать чистое время, я полагаю, что мне под тридцать. Я сказал бы вам точнее, если бы вы сообщили мне, сколько времени мы провели в полете. Хотя… для установления чистого времени это вроде бы и не важно, да?

– Вы помните алфавит?

– Даже несколько.

– Назовите хоть один.

Я назвал все буквы, входящие в алфавит общего языка Альянса. Кленнонскиий доктор сделал отметку в своем КПК.

– Таблицу умножения рассказать? – поинтересовался я.

– На восемь.

Еще одна отметка.

– Вы знаете, где находитесь?

– Полагаю, что все еще на борту космического корабля, который вы захватили. Кстати, как вы это сделали?

– Вы помните, откуда летел ваш корабль? – спросил доктор, проигнорировав мой собственный вопрос.

– А должен?

– Куда вы направлялись?

– Док, кто тут у вас главный?

– Капитан Рейф.

– Чудесно. Давайте мне сюда капитана Рейфа.

– Прежде чем я позову его, я должен убедиться, что вы полностью отдаете себе отчет…

– Я вполне адекватен,– сказал я.– По крайней мере, по моим собственным стандартам, которые, вне всякого сомнения, несколько отличаются от общепринятых. Но я вас уверяю, адекватнее вам меня уже не сделать. Я таким родился.

Обладающий властным голосом и хамоватыми манерами капитан Рейф соизволил явиться пред мои светлые очи только через два часа, чем вызвал немалое мое раздражение. Впрочем, хорошие манеры среди кленнонцев являются такой же редкостью, как воздержание среди кроликов.

Капитана сопровождали доктор и двое штурмовиков в легких доспехах. Интересно, что именно Рейф обо мне слышал?

– Назови себя,– заявил он с порога.

– Алекс Стоун, и вы чертовски хорошо это знаете.

– Перечисли другие имена, которые ты носил.

– Алексей Каменский,– назвал я имя, значившееся в моих детдомовских документах.

Я и раньше не очень любил это имя, а после того как детективы Александры Марининой и их главная героиня приобрели бешеную популярность, и вовсе начал его ненавидеть. Каждый раз после того, как я называл свою фамилию, мне приходилось выслушивать какую-нибудь дежурную шутку.

– Еще,– потребовал Рейф.

– Называйте меня просто Лешей.

Рейф обернулся в сторону доктора.

– Мы можем применить пентотал-3?

– В его состоянии? Это будет равносильно убийству.

– Жаль,– сказал Рейф и снова повернулся ко мне.– Какие еще имена ты носил?

– Вы просто назовите то, которое хотите услышать, а я скажу, так это или нет,– предложил я.– Это сэкономит время нам обоим.

– Амаль ад-Дин, названый сын Асада ад-Дина.

– Да, это я. Не слышали, как там папа?

– Что ты делал на Веннту?

– Как обычно. Пытался спасти мир, но не преуспел.

У кленнонцев нет бровей, поэтому капитан Рейф поиграл складками на лбу.

– Как была уничтожена Веннту?

– Во время альтернативной операции по спасению мира. О ней вам лучше поговорить с генералом Визерсом. Или вы забыли его разморозить?

– Не забыли.

– Так у него и спросите, он лучше в этом разбирается.

– Мы бы спросили, но по причинам медицинского характера генерал Визерс сейчас не очень разговорчив. У него криоамнезия.

– Не повезло вам.

– Поэтому я спрашиваю тебя.

– Я и рад бы вам помочь, но дело в том, что я совершенно не разбираюсь в технической стороне вопроса,– сказал я.– Видите ли, на Веннту я как раз занимался тем, что пытался помешать генералу Визерсу делать то, что он делал.

– Объясни, как умеешь.

– Тогда в двух словах,– сказал я.– Генерал Визерс взорвал системообразующую звезду и часть энергии от этого взрыва попытался направить в гиперпространство, в попытке спровоцировать там колебания, которые уничтожили бы стержни Хеклера. Скажите, он преуспел?

– Значит, Веннту не являлась основной целью?

– Насколько мне известно, нет.

– А ты пытался это остановить?

– Да. Но как потом выяснилось, шансов для этого не было.

– Почему?

– Мы просто опоздали,– сказал я.– Времени не хватило.

– Я не об этом. Почему ты пытался его остановить?

– Мне не очень нравятся планы, побочным эффектом которых является гибель населения целой планеты.

– Но теперь вы с ним на одном корабле. Почему?

– Я здесь, как бы это сказать… почетный гость.

– Хочешь сказать, ты здесь против своей воли?

– На борт меня вообще притащили в бессознательном состоянии.

– Не верю ни единому слову,– сказал капитан Рейф.– Док, когда мы сможем повторить этот разговор с применением пентотала-3?

– Не раньше, чем через три-четыре дня,– сказал доктор.– Может быть, через неделю. Это зависит от того, с какой скоростью будет идти процесс восстановления.

– Слишком долго.

– Вы и так заставили меня действовать с нарушением протокола…

– Команда этого корабля – не ваши пациенты,– сказал Рейф.– Они – военнопленные…

– Разве император разрешил применять пытки? – спросил доктор.

– В экстренных случаях.

– Даже если сейчас мы имеем дело с экстренным случаем, статус этих людей под вопросом.

– С кем теперь воюете? – поинтересовался я.

Рейф смерил меня гневным взглядом и ничего не сказал ни мне, ни доктору. Вместо этого капитан подал знак следовать за ним, и все четверо покинули мою каюту, так и не ответив на вопрос.

Глава 2

После этого разговора несколько корабельных суток меня никто не трогал. Трижды в день приходил доктор, проверял мое самочувствие и кормил питательным желе из тюбиков, старательно игнорируя все мои попытки заговорить с ним на не связанные с медициной темы. Видимо, капитан Рейф настоятельно посоветовал ему избрать именно такую линию поведения.

Я потихоньку возвращался в нормальное состояние, на второй день после разговора с капитаном меня отсоединили от медицинского агрегата, а в конце третьего дня я уже смог самостоятельно встать с кровати и проковылять пару шагов до противоположной стены моей каюты. Правда, потом мне пришлось опереться на эту стену обеими руками и провести так минут сорок, ожидая, пока закончится головокружение, а в конце обратного пути я бревном рухнул на кровать.

Понемногу я пытался размышлять, что же представляет собой дивный новый мир, в котором я оказался, но созданный вокруг меня информационный вакуум этим размышлениям отнюдь не способствовал.

Кленнонцы все еще являются Империей, и, судя по заявлению капитана Рейфа о военнопленных, они с кем-то воюют.

Либо план Визерса не сработал и Веннту погибла зря, либо ребятам потребовалось не так уж много времени, чтобы восстановить необходимое для войны количество прыжковых кораблей. Либо – и этот вариант, пожалуй, был бы самым неприятным – мы провели на борту «Одиссея» куда больше двухсот пятидесяти лет, на которые рассчитывали изначально.

Хотя… мне-то какая разница? За пределами «Одиссея» у меня практически не осталось знакомых, а мир, который мы потеряли… по большому счету, он никогда и не был моим.

На четвертый день в каюту заявились двое штурмовиков, которые принесли с собой легкий «гостевой» скафандр.

В отличие от боевых и технических костюмов, такие скафандры не предлагают своему владельцу ничего, кроме небольшого запаса кислорода, коммуникатора и регулятора температуры. Ни оружия, ни инструментов, ни собственных двигателей. Собственно говоря, он потому и называется «гостевым».

Один штурмовик держал меня под прицелом, второй помог влезть в амуницию и проверил, правильно ли сидит шлем.

– Мы отправляемся в новое путешествие? – спросил я, но ни один из штурмовиков не снизошел до ответа.

Ладно, не очень-то и хотелось.

Убедившись, что костюмчик на мне сидит, штурмовики взяли меня под руки и поляризовали лицевую пластину шлема до полной непрозрачности.

Ого, как здорово.

Иногда осторожность граничит с паранойей, и сейчас как раз тот самый случай. Сомневаюсь, что в нынешнем своем состоянии я мог представлять для кого-то угрозу, даже если бы на мне был тяжелый боевой доспех «Черного дракона» в полном снаряжении.

Сто двадцать шагов по коридору, лифт на нижние уровни, шлюзовой отсек, пять ступенек вверх по трапу легкого десантного катера.

Штурмовики помогли мне устроиться в кресле и пристегнуть ремни, через несколько минут я почувствовал легкую вибрацию корпуса, соответствующую включению двигателей, а потом – легкий толчок, свидетельствующий о том, что катер отправился в полет.

Поскольку коммуникатор мне отрубили, поинтересоваться, куда мы летим, пусть даже не надеясь на ответ, не представлялось никакой возможности, и весь полет я провел в тишине и темноте. Еще и с двукратными перегрузками в конце полета, что тоже было не очень комфортно.

Пять шагов вниз по трапу мне пришлось проделать на подгибающихся от слабости ногах.

То ли за время полета мне сильно поплохело, то ли гравитация в пункте назначения оказалась выше, чем на «Одиссее». Учитывая, что хозяевами положения являются кленнонцы, я мысленно проголосовал за второй вариант. Похоже, меня переправили на их корабль.

Сто семьдесят три чертовски тяжелых шага, короткая остановка у лифта, подъем, еще пятьдесят восемь шагов, снова остановка, пятнадцать шагов, поворот налево… Ага, кресло. Судя по всему, еще и компенсирующее повышенные нагрузки.

Неплохо. А могли бы просто выстрелить в затылок и выбросить тело в космос. Или просто выбросить в космос, забыв подарить скафандр.

Чьи-то руки стянули с моей головы шлем, и мне пришлось зажмурить отвыкшие от света глаза.

– Оставьте нас,– приказал кто-то по-кленнонски.

Удаляющиеся шаги, звук аккуратно закрываемой двери.

– Удивительно,– сказал тот же голос уже на общем языке Альянса.– Жизнь все же полна неожиданностей. А вы практически не изменились за все эти годы, Алекс.

Голос показался мне знакомым, но ни с каким конкретным лицом не соотносился. Впрочем, для неискушенного уха все кленнонцы рычат одинаково.

– Пока не могу ответить взаимной любезностью,– сказал я, отчаянно пытаясь навести резкость. Фигуру кленнонца на другом конце довольно просторной каюты я уже мог рассмотреть, но детали от меня по-прежнему ускользали.– Я вас знаю?

– Скажем, мы однажды встречались и были представлены друг другу,– сказал кленнонец.– Так что это вторая наша встреча, и проходит она при не менее драматических обстоятельствах, нежели первая.

– Если обстоятельства первой встречи были столь драматичны, вы могли бы их мне напомнить,– сказал я.

– Новая Колумбия,– сказал он.– Лагерь для военнопленных.

– Адмирал Реннер? – удивился я.

Не помню, чтобы мне там представляли еще какого-то кленнонца.

– Герцог Реннер,– поправил он.– Я уже слишком стар для того, чтобы командовать боевыми кораблями. Теперь я занимаюсь дипломатией.

– Дипломатия – это продолжение войны, только другими средствами,– сказал я.

– Да, цели прежние, а набор средств изменился. Пришлось мне обучиться паре новых трюков.

– Не сомневаюсь, что обучение было успешным.

– Император придерживается того же мнения, и я не осмелился бы с ним спорить,– сказал Реннер.– По крайней мере, в этом вопросе.

В «старые добрые времена» адмирал Реннер считался военным гением Кленнонской Империи и, пожалуй, был самым авторитетным военачальником во всем Исследованном Секторе Космоса, этакой легендой при жизни. На этой почве его очень не любил молодой император Таррен Второй, а потому Реннера вечно посылали командовать группами войск, находящихся как можно дальше от столичной планеты.

Видимо, новый владыка Империи сменил гнев на милость, и Реннер оказался приближен ко двору. Стоп, а почему именно новый? Если Реннер до сих пор жив, то вполне возможно, что и император у кленнонцев остался прежним.

За счет генетических модификаций кленнонцы живут дольше, чем люди, а император был моложе своего именитого военачальника.

– Что вообще происходит? – спросил я.– Или у вас тоже инструкция ничего мне не говорить?

– Нет, линию поведения капитана Рейфа задавал я,– сказал Реннер.– Мои же действия ограничены только волей моего императора, а он полностью мне доверяет. Я же в свою очередь стараюсь не обременять его деталями.

– Кто у вас сейчас император?

– Император у нас прежний.– Что и требовалось доказать, собственно.

– Помнится, раньше он не очень вас жаловал, ваша светлость.

– Это было давно,– сказал Реннер.– Он повзрослел, я постарел, мы оба стали мудрее.

– Могу ли я поинтересоваться, насколько давно это было? Если можно, в цифрах.

– До того как «Одиссей» был перехвачен нашим дредноутом, он провел в полете сто семьдесят девять лет.

– Я думал…

– Вы шли на Борхес,– сказал Реннер.– Где вас ждало бы одно сплошное разочарование. Борхес не пережил изоляции.

– Но это же аграрный мир. Что там могло случиться?

– Эпидемия,– сказал Реннер.– Какая-то мутировавшая разновидность местной лихорадки. Они не смогли синтезировать вакцину, а запросить помощи было неоткуда.

Значит, план Визерса все же сработал, и теперь нам придется иметь дело с его последствиями.

– Теперь я задам вам вопрос,– сказал Реннер.– Что вам известно о гиперпространственном шторме?

Отпираться и заявлять, что я о таком явлении вообще впервые слышу, не было никакого смысла. Если они здесь, если они нашли «Одиссей» и задают эти вопросы, то большая часть ответов им все равно известна. К тому же я вовсе не обещал Визерсу хранить молчание и не считал себя связанным никакими обязательствами ни с ним лично, ни с СБА.

Мы договаривались только о временном сотрудничестве, а теперь и оно стояло под большим вопросом, ибо к этому моменту генерал уже вполне мог быть мертв.

– Гиперпространственный шторм был идеей генерала Визерса,– сказал я.– Он считал, что сможет остановить военные действия, если лишит участвующие в конфликте стороны прыжковых кораблей.

– Какое лично вы имели к этому отношение?

– Я был в составе группы полковника СБА Джека Риттера, которая пыталась помешать генералу.

– Почему вы приняли такое решение?

– Потому что опасались, что лекарство окажется опаснее, чем болезнь. Примеры Борхеса и Веннту свидетельствуют в нашу пользу. Хотя я и не могу сказать, сколько людей погибло бы тогда, если бы война продолжилась.

– Думаю, сейчас этого никто не может сказать. Вам известна дальнейшая судьба полковника Риттера?

– Он был на «Одиссее». Скажите своим людям, чтобы они поискали в холодильниках… в криокамерах… тело однорукого мужчины.

– Как вышло, что группа Риттера оказалась на «Одиссее»?

– Большая часть группы погибла,– сказал я.– Мы пошли на штурм и были взяты в плен людьми Визерса.

– Почему он вас не убил?

– Наверное, потому что он все-таки не маньяк, а мы к тому моменту ему уже ничем не угрожали,– сказал я.– Впрочем, об этом вам лучше спросить у самого Визерса.

– У него криоамнезия. Последние полтора года выпали из его памяти.

– Очень удачно для него,– заметил я.

– Я тоже так думаю.

– Могу теперь я спросить?

– Да.

– Зачем вы здесь? Я не верю, что вы оказались здесь случайно, пролетали мимо «Одиссея» и взяли его на абордаж только для того, чтобы практику не терять. Вы нас искали. Зачем?

– В рамках расследования случившегося на Веннту,– сказал Реннер.– Планета не была частью Империи, но ее населяли кленнонцы. Для императора это важно, особенно сейчас.

А то, что имперские войска дважды атаковали Веннту и подвергали ее поверхность орбитальным бомбардировкам, императору, видимо, уже не важно. Новая политическая ситуация по-новому расставляет приоритеты.

– Капитан Рейф утверждал, что команда «Одиссея» – военнопленные,– сказал я.– Вы на самом деле с кем-то воюете или это он для красного словца?

– Фактически война, начавшаяся сто восемьдесят лет назад, так и не закончена,– ответил Реннер. Классический туманный ответ дипломата. Похоже, он действительно хорошо учился.– Как вы себя чувствуете?

– Сносно, учитывая ситуацию.

– Вам предоставят каюту на борту моего корабля,– сказал Реннер.– Отдыхайте, набирайтесь сил.

– Э… Скажите, я вам нужен только как свидетель в рамках вашего расследования или…?

– Мы еще поговорим об этом, когда я соберу больше данных,– пообещал Реннер.– На борту «Одиссея» остался кто-то, кто важен не только для моего расследования, но и лично для вас? Видите ли, у меня нет намерений воскрешать весь экипаж, но я готов пойти вам навстречу, если вы назовете конкретные имена.

Стараясь не думать о том, за что мне такие поблажки и что герцог Реннер впоследствии может потребовать взамен, я назвал имя Киры.

Моя новая каюта находилась в зоне пониженной гравитации, что оказалось весьма кстати. Я и так был далек от своей идеальной формы, а нахождение при нормальной для кленнонцев полуторной силе тяжести вытягивало последние силы.

Обстановка в каюте была скромной, но все же отличалась от обстановки тюремной камеры.

Кровать, стол, два стула, кресло, совмещенный санузел в отдельном помещении, размерами напоминающем шкаф. Вмонтированный в стену терминал корабельной Сети оказался заблокирован, но это меня не удивило. Я бы удивился куда сильнее, если бы он работал.

До каюты меня сопровождали уже не штурмовики, а юный энсин Бигс, которого герцог Реннер назначил мне в денщики. Особого энтузиазма по поводу своего нового назначения юный энсин Бигс не выказал.

– С гардеробом будут небольшие сложности, сэр,– сообщил мне юный энсин, пока я осматривал обстановку каюты.– На нашем корабле нет одежды вашего размера, так что вам придется подождать, пока доставят вещи с «Одиссея».

– Это не самая большая проблема,– сказал я, усаживаясь в кресло. Тем более что за исключением комбинезона, надеваемого под боевой скафандр, никаких вещей я с собой на борт «Одиссея» не приносил.– Скажите, энсин, а вам вообще разрешено со мной разговаривать?

– Да, сэр, но не на любые темы. Можно задать вопрос, сэр?

– Валяйте.

– А вы действительно тот самый Алекс Стоун, сэр?

– Который именно?

– Тот самый, который целый месяц вел партизанскую войну против клана Прадеша в джунглях Новой Колумбии.

– Вообще-то да. Но нас там был целый отряд.

– И вы смогли продержаться до начала освободительной операции, которую проводил герцог Реннер?

– Да,– сказал я, предпочитая не вдаваться в подробности.

Если бы не «освободительная» операция, которую возглавлял Реннер, тогда еще адмирал Реннер, никто из нашего отряда не сумел бы остаться в живых. Кленнонские корабли, завязавшие орбитальный бой с силами скаари, отвлекли внимание штурмовой группы ящеров, которой удалось прижать нас к стенке.

– Мы это в школе проходили,– радостно сообщил энсин.

Прелестно.

– На уроках истории?

– Нет, на уроках тактики.

Я не стал разочаровывать юношу и рассказывать, что никакой тактики на Новой Колумбии у нашего отряда не было. Мы драпали от ящеров, а те гнались за нами. Мы хотели выжить, а они хотели нас поубивать, в конце концов наше желание перевесило.

Вот и вся история.

Аэропортов мы не захватывали, поезда под откос не пускали, «языков» не брали, до вражеского штаба так и не добрались.

– Энсин, сейчас Империя с кем-нибудь воюет?

– Простите, сэр, это как раз одна из тех тем, на которые мне запрещено с вами разговаривать.

Мне очень хотелось спросить, что произошло с Альянсом и сумел ли он пережить период изоляции, но я так и не задал этого вопроса. Ни герцогу Реннеру, ни энсину Бигсу.

Наверное, потому что опасался услышать ответ.

Корабль Реннера «Таррен Первый», получивший свое название в честь предка нынешнего императора, принадлежал к классу супердредноутов, а это означало, что он был очень большим и мог решать широкий спектр задач. Его начали строить еще до периода изоляции, и ему удалось уцелеть, потому что к тому моменту, когда Визерс спровоцировал гиперпространственный шторм, на корабле еще не был установлен прыжковый двигатель.

Энсин Бигс, сообщивший мне эту информацию, также рассказал, что сейчас такие просторные корабли уже не строят, но отказался сообщить почему.

Бигс был очень доволен своим назначением на это судно, а присутствие на борту герцога Реннера и вовсе придавало ему крылья. Наверное, это помогло ему довольно быстро смириться с ролью моей няньки, и на второй день нашего знакомства он вел себя гораздо дружелюбнее.

– С «Одиссея» доставили кучу одежды, там есть и ваши размеры,– сообщил он, вваливаясь в мою каюту с грудой шмоток.– Как вы себя чувствуете?

– Бывало хуже.

Бигс принялся развешивать выглаженную одежду в скрытом в стене шкафу.

– Я просто не могу поверить, что вы решились отправиться в путь на релятивистских скоростях, заморозив всю команду в криоустановках,– сказал Бигс.– Наверное, нужно много мужества, чтобы решиться на такое.

– Иногда достаточно того, что у тебя нет выбора,– сказал я.– Энсин, вы ведь родились уже после периода изоляции?

– Конечно, сэр.

– Вам не рассказывали, каково это было?

– В школе, сэр,– ну да, у кленнонцев же нет родителей.– Это были тяжелые времена, и потребовались совместные усилия всех подданных императора, чтобы Империя продолжила существовать.

– Когда вы вновь вернулись в дальний космос?

– Через пятьдесят шесть лет, сэр.

– Так быстро?

– Это официальная дата, сэр. Тогда состоялись испытания первого корабля с гипердвигателем. Первый рабочий стержень Хеклера был собран за два с половиной года до этого.

– Рабочий? – уточнил я.

– Предыдущие попытки оказывались провальными. Стержни разрушались еще в процессе сборки.

Возможно ли, чтобы шторм в гиперпространстве длился все это время, сорок с лишним лет? Черт его знает.

– А что случилось с Альянсом? – наконец-то решился я.– Или эта тема тоже в запретном списке?

– Нет, сэр. Герцог Реннер говорил, что вы об этом спросите. Альянса больше нет.– Видимо, он заметил, как изменилось выражение моего лица, и тут же добавил: – Но человечество все еще существует, сэр.

– Что там было?

– Дальние планеты выживали в одиночку. Кто-то более успешно, кто-то менее…

– А Земля?

– У нас сейчас нет надежного канала связи с Солнечной системой,– сказал энсин.– Судя по всему, последствия изоляции на Земле были самыми тяжелыми. Произошла катастрофа. Голодные бунты, революция… До последнего времени там царила полная анархия.

– Только до последнего времени? Но не сейчас?

– Около двенадцати лет назад военная диктатура, правящая на Марсе, начала наводить порядок в Солнечной системе. Их генштаб заявил, что они намерены распространить свое влияние на всю бывшую территорию Альянса.

– Амбициозные планы,– сказал я.

– Да, сэр.

– Вы не верите, что у них что-то получится?

– Нет, сэр.

– Почему?

– Я не могу об этом говорить.

– А, опять запретный список,– вздохнул я.– Известно, сколько мы еще тут будем торчать?

– Пока не изымем с «Одиссея» все, что необходимо герцогу Реннеру. Герцог хотел бы забрать с собой весь корабль, но ведь «Одиссей» не способен совершать прыжки.

– Куда мы отправимся потом?

– Этого я тоже не могу вам сказать.

– Сколько еще человек вынули из холодильников «Одиссея»?

– Это мне неизвестно,– сказал Бигс.– Их переправляют на наш борт группами по несколько человек, а сколько их там осталось…

– Среди тех, кого переправили на ваш борт, есть девушка? Невысокого роста, со спортивной фигурой…

– Не знаю, сэр,– сказал Бигс.– В доставленной сегодня партии не было девушек.

– А мужчина с одной рукой?

– Этот был.

– Спросите у кого-нибудь, кто за это ответственен, могу ли я поговорить с этим одноруким.

– Я узнаю, сэр,– пообещал энсин Бигс.

Полковник Риттер выглядел хреново.

До встречи с ним я думал, что хреново выглядел я, но на фоне Джека мой вид можно было продать за миллион долларов.

К моему великому удивлению, нам разрешили встретиться, и уже через час после моего запроса энсин Бигс проводил меня в каюту Джека.

Каюта не слишком отличалась от моей, разве что была чуть поменьше, а Джек встретил меня, не вставая с кровати.

– Я буду ждать за дверью, сэр,– сказал энсин.– Каюта звукоизолирована, если что.

От коридора-то она, может быть, и звукоизолирована, подумал я. Что никоим образом не означает, что внутри самой каюты нет следящих и записывающих устройств.

– Привет, Джек.

– Привет, Алекс.

– Выглядишь ты не очень.

– Я и чувствую себя так же,– голос Риттера звучал глухо.– Тебе известно, что происходит?

– Почти ничего.

– Выходит, ты знаешь не больше, чем я.

– Нас захватили кленнонцы.

– Это я видел.

– Они ведут расследование того, что случилось на Веннту. Тебя еще не допрашивали?

– Нет.

– Значит, еще допросят.

– Сколько лет прошло?

– Сто семьдесят девять.

– Проклятье.– Риттер откинулся на подушку.– Что с Альянсом?

– Развалился. Подробности мне неизвестны.– Про катастрофу на Земле я говорить не стал. Вполне возможно, что у Риттера там остались родственники.– Империя уцелела, но тут тоже без подробностей.

– А скаари?

– Понятия не имею. Похоже, что кленнонцы с кем-то воюют. Вполне может быть, что как раз со скаари.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.