Тропинка в никуда

Рокотов Сергей
Тропинка в никуда

      СЕРГЕЙ РОКОТОВ
      Тропинка в никуда
      Повесть
      Пролог.
      Май 1993 г.
      - Боря! - крикнула Тоня Вербицкая, сидя перед зеркалом и наводя макияж. - Если хочешь ехать встречать папу, собирайся побыстрее! И так времени в обрез.
      Тринадцатилетний Борис немного ещё повозился в своей комнате и, наконец, вышел к матери. На нем были ярко-желтые вельветовые джинсы и столь же ярко красная тенниска. Борис был высок ростом для своего возраста и очень худ, длинные редкие светлые волосы постоянно сбивались на лоб.
      - Ну и видок же у тебя, прямо как у попугая, - проворчала мать. - И постричься никак не соберешься...
      - Да ладно тебе, мам, - произнес ломающимся голосом Борис. - Зато я шестой класс хорошо закончил...
      - Ты его ещё не закончил, - возразила мать. - И по математике у тебя вполне запросто может быть и троечка, так что хвастаться рановато...
      Разумеется, она кривила душой. В принципе, Тоня Вербицкая была вполне довольна тринадцатилетним сыном. Учился он неплохо, усиленно занимался с репетитором английским языком, вредными привычками не отличался, да и характер у него был ровный, покладистый, что было довольно необычно для переходного возраста да плюс ещё в такое, мягко говоря, переходное время. Именно в это переходное время её муж Андрей Владимирович Померанцев неожиданно в корне изменил свой род деятельности, бросил институт, в котором проработал более пятнадцати лет, защитил кандидатскую диссертацию, почти написал докторскую. Причина столь резкого поступка была элементарно проста - стало катастрофически не хватать денег. Прежде веселый мобильный человек, душа общества, юморист и гитарист, Андрюша Померанцев стал просто чахнуть на глазах жены и сына. Страна менялась на глазах, делались деньги, малые, большие и очень большие. А доходы старшего научного сотрудника становились все меньше и меньше пропорционально расходам. Постепенно стала ветшать их трехкомнатная квартира на Ломоносовском проспекте, постепенно стала одеваться все хуже и хуже Тоня, как-то погрустнел сын Борис, в душе завидуя более обеспеченным товарищам. А что удивительного? Ни хорошего телевизора, ни видеомагнитофона, ни машины - ничего у них не было. Не было, правда, ничего этого и раньше, но раньше ни у кого не было, а теперь у многих появилось, и далеко не такие мелочи, а и гораздо больше... И Андрей стал постепенно задумываться о том, чтобы переменить род своей деятельности...
      Думают многие - меняют единицы. Для этого решения нужно много обстоятельства, связи, решимость характера. Андрею помог его старый институтский товарищ Стасик Багров. Он основал малое частное предприятие, набирал людей, пригласил и Андрея. И вот - уже полгода Андрей Померанцев работал в фирме - отвечал за поставки продуктов питания из Одессы в Москву.
      Бизнес двигался весьма удачно, и доходы семьи стали быстро расти, буквально в геометрической прогрессии. В доме появились фирменная техника, был произведен хороший ремонт, Тоня стала одеваться в дорогих магазинах, наконец, месяц назад Андрей купил темно-синюю "девятку". А вот сегодня, семнадцатого мая 1993 года, он возвращался из недельной командировки из Одессы в Москву...
      Тридцатипятилетняя Тоня, в отличие от самого Андрея, хорошо водила машину. Она была родом из Иркутска, отец её в свое время занимал высокие административные посты, и она ещё в семнадцать лет выучилась водить машину. Андрей же до сих пор чувствовал себя за рулем довольно неуверенно... Да и не очень нравилось ему это занятие, впрочем, как и весь его новый род деятельности. Он тосковал по своему институту, по научной работе, хоть вслух этого и не говорил...
      Они с Борисом вышли из подъезда, Тоня завела новенький автомобиль, и они направились во Внуково, куда через час должен был прилететь самолет из Одессы...
      Погода была великолепная, зеленела трава, щебетали птички, цвели деревья... Шла вторая половина мая во всей своей красе... И Тоня сама не понимала, почему в её душе возникло и постоянно увеличивалось ощущение тревоги... Поначалу оно было совсем незаметным, а потом с довольно ощутимой скоростью стало расти. В чем же дело? Может быть, именно в том, что все замечательно? Прекрасная погода, хорошее самочувствие, рядом с ней её сын, доставляющий ей гораздо больше радостей, чем хлопот, через час она увидит своего ненаглядного Андрея... Достаток их растет не по дням, а по часам, живут они душа в душу, почти никогда не ссорясь... Андрей вообще человек добрый, покладистый, бесконфликтный. Его небесно-голубые глаза вселяют в близкого человека чувство покоя и уверенности в себе. Так в чем же причина этой странной тревоги?
      ... Причина, разумеется, была. И дело не только в каких-то внутренних субъективных причинах... Тоню постоянно тяготило, а в последнее время просто-таки тревожило то, что они с Андреем не были расписаны. Эта странная и ложная ситуация происходила от того, что Андрей никак не мог до сих пор оформить развод со своей предыдущей женой Татьяной... Надо заметить, что его жизнь вообще была довольно плотно насыщена различными любовными историями. Будучи в экспедиции в Иркутске в семьдесят девятом году, он сошелся с Тоней, результатом чего было рождение в восьмидесятом году Бориса. Затем, как полагается бессовестному столичному командировочному донжуану, он отбыл в Москву с абсолютно чистой совестью, оставив Тоне вымышленный адрес, там через пару лет женился, развелся, опять женился... Затем судьба его снова занесла в Иркутск. И там он решил навестить свою старую любовь... В это время второй брак уже дал трещину, детей у Андрея ни в первом, ни во втором браке не было... И тут... Андрей был совершенно ошеломлен. Десятилетний сын, высокий, красивый, похожий на него... Тоня простила его, она любила его все эти годы, они поняли, что не могут жить друг без друга...
      Как раз незадолго до этого вторая жена Померанцева, актриса, бросила его и укатила с любовником за кордон. Это развязало руки Андрею, он уговорил Тоню и перевез её и сына в Москву. Так и жили гражданским браком. Он напал на след своей сбежавшей жены, написал ей письмо, предлагая развод, та ответила, что согласна и обещала приехать в Москву. Обещанного согласно поговорке пришлось ждать три года. Развестись можно было и заочно, но опять же - дела, хлопоты, финансовые проблемы, перемена работы, да и обыкновенная лень, нежелание всем этим заниматься. И так хорошо живется, какая разница, стоит штамп в паспорте или нет?
      ... Нет, приедет Андрей, и надо будет решать эту проблему, так дальше жить нельзя... Почему-то именно сейчас Тоня ощутила проблему с особой остротой.
      ... Тоня дворами вывела машину на Ленинский проспект и уверенно погнала её в сторону Внукова...
      - Мам, до чего же с тобой хорошо ездить, - восхищался её манерой езды Борис. - А вот с папой садишься, и не уверен, доедешь ли живым до места...
      - Понимаешь, Борь, папа принадлежит к числу совершенно особых людей, и машину водить ему не по душе, да и заниматься тем, чем он теперь занимается, тоже. Он ученый, кабинетный ученый, прекрасный биолог... Если бы не все эти перемены в стране, я уверена, он бы достиг больших высот в науке... А теперь что? Ездит, торгует рыбными консервами... Я же вижу, что ему это совсем не по душе...
      - Зато зажили как..., - возразил, потягиваясь не переднем сидении Борис. "Панасоники", "Филипсы", "девятка" вот новенькая... Посмотри, как ты одета... А квартира как обновилась, а то просто людей неудобно было приглашать, обои отодраны, потолки желтые, а ванная... вспомнить страшно... А теперь... Отдыхать вот на Кипр собираемся...
      - Ой, Борька, - вздохнула Тоня, - разве в этом счастье? Я помню, как светились глаза отца, когда он заканчивал какую-нибудь работу, даже небольшое исследование... А когда вышла их монография... Да и ты помнишь... А теперь что? Нервный, суетливый, взгляд потускневший... Хотя... надо сказать, в то же время и гордится тем, что стал хорошо зарабатывать... Ладно, что будет, то и будет... К времени ведь надо приспосабливаться, одними идеями, к сожалению, тоже сыт не будешь... Ну вот, уже кольцевая... Быстро едем, даже раньше времени будем на месте.
      - Ловко ты, - снова похвалил мать Борис.
      - Почти двадцать лет водительского стажа, - похвасталась Тоня. - Батя ещё в семидесятом году купил "Москвич"-412, а через годик поменял его на самый первый "Жигуленок". Он и сам это дело обожал. За то, кстати, потом и погорел, доносы пошли, что заместитель председателя райисполкома то и дело машины меняет... А он за всю жизнь ни копейки взятки не взял, я точно знаю, а на "Москвич" годами копил... Таких людей, как он, теперь не бывает, царство ему небесное... Да, Борька, повезло мне в жизни, два самых замечательных мужчины - это мой отец и мой муж... А третий - это у меня ты...
      - Ну, - возразил польщенный Борис, - были и не самые замечательные...
      - Ты Золотова имеешь в виду? - рассмеялась Тоня. - Да и он тоже неплохой паренек... Одно в нем плохо - не любила я его нисколечко... Впрочем, ладно, хватит об этом, рано ещё тебе о матери судить...
      - Я не сужу, мама, - тихо и задумчиво произнес Борис. - Только я хочу, чтобы у меня была одна женщина... девушка... Самая лучшая в мире, единственная на всю жизнь... И я знаю, что встречу такую...
      - Не загадывай, сынок, - усмехнулась Тоня. - А, впрочем, может быть, ты уже встретил? - Она слегка дотронулась до его плеча правой рукой. Молодежь теперь ранняя...
      - Нет еще, - еле слышно произнес Борис. - Только мне не нравится, как все произошло у папы... Да и у тебя...
      - Не судите, да не судимы будете, - нахмурилась Тоня и этими словами прервала разговор, принимающий нежелательный оборот. Однако, замолчав, снова почувствовала то самое нарастающее чувство тревоги, которое было у неё с утра... Тревога на сей раз была настолько сильная, что она даже стала ощущать дрожь в руках, что было совершенно некстати во время вождения автомобиля. Слава Богу, дорога прекрасная, да и до аэропорта Внуково было рукой подать...
      ... Подъехали к аэропорту, узнали в справочном, что самолет из Одессы прибывает вовремя. До прибытия оставалось ещё около двадцати минут. Тоня и Борис вышли на улицу и стали ожидать прибытия самолета, глядя в голубое, с легкими облачками, небо... Было тепло, дул легкий ветерок, люди были одеты совершенно по-летнему... Было бы все очень хорошо, тихо, спокойно, если бы не эта тревога, нарастающая, шумящая в ушах, шепчущая на ухо какие-то страшные непонятные слова... Тоня от ужаса закусила губу и побледнела...
      - Что с тобой, мама? Тебе плохо? - заметил её состояние Борис.
      - Мне? Что? А?... Я... Плохо... Я не знаю, что со мной, голова очень кружится...
      А через полминуты, крик ужаса пронесся над аэропортом... Коллективный крик ужаса... Потому что самолет, показавшийся в небе, вдруг загорелся ярким пламенем и разлетелся на куски... И эти кажущиеся крохотными куски летели с огромной высоты вниз...
      - Вот оно, - сквозь зубы шептала Тоня. - Вот оно... Я знала, я чувствовала... Все, Боренька, - она сильно схватила его за руку повыше локтя. - Все, нет у нас с тобой больше папы, одни мы с тобой, сынок, на этом черном свете...
      Стон и крик в толпе нарастал. Какая-то молодая женщина, вырывая на голове волосы с криком бросилась бежать к зданию аэропорта, рыдали дети, стонали мужчины... В толпе Тоня увидела искаженное ужасом лицо Ани, жены Стасика Багрова... Все произошло неожиданно, буквально как гром среди ясного неба... Оставалась надежда, что взорвавшийся в небе самолет, был не тот, которого ожидали все...
      Последние надежды вскоре улетучились. Скорбный голос в репродукторе просил соблюдать спокойствие и выдержку... Надеяться было не на что. Все было кончено. Самолет был тот самый... Как все просто, и как страшно... Весна, май, цветение, ожидание скорой встречи... И вот - этот царящий в ясном синем небе непроглядный ужас... Страшная гримаса злой судьбы...
      - Мама, мама, - шептал Борис, не зная, что сказать, и сам ещё не осознавая до конца трагизма произошедшего, горечи потери, понимая пока лишь одно - матери очень плохо, она буквально теряет сознание... А в здании аэропорта непрерывный стон и вой...
      - Ничего не хочу, ничего не хочу, домой, только домой, - отвечала бледная как смерть Тоня.
      Борис держал её под руку, и они побрели к машине... Неожиданно Борис обернулся. Ему показалось, что кто-то пристально смотрит на него. Поймал этот взгляд и вздрогнул от ужаса и отвращения. Среди всеобщего горя и страха, душераздирающего крика и стона ярким радостным огнем горели два женских глаза. Они находились довольно далеко, но излучение от них было очень мощное. Глаза были зеленые и принадлежали высокой женщине с распущенными рыжими волосами, одетой в длинное темное платье. Женщина была довольно молодая и статная, но в её лице было нечто отталкивающее, порочное... Она ещё несколько секунд торжествующим взглядом поглядела на Бориса и исчезла в колышущейся, содрогающейся от ужаса шелестящей толпе...
      Борис повел мать к машине. Он не имел понятия, как они доедут домой...
      1.
      Декабрь 2000 г.
      ... - Ну, Ксюша, как тебе это местечко? - улыбаясь, спросил Борис. По-моему, это именно то, что ты хотела... Тишь, гладь, божья благодать, кругом - ни души, а погода - лучше не придумаешь...
      Оксана ничего не ответила, только приветливо улыбнулась Борису и слегка дотронулась до его плеча рукой.
      Оксана и Борис надели лыжи и пошли в правую сторону от железной дороги...
      Погода для лыж была и впрямь совершенно идеальная... Градусов пять мороза, полное безветрие... Вокруг великолепный лес, покрытые снегом деревья, звенящая в ушах тишина... И прекрасная накатанная лыжня... И никого вокруг... Только они одни, на всем белом свете одни...
      ... Оксана Краснова и Борис Вербицкий дружили с первого курса. Сейчас они были на третьем. Обоим было по двадцать лет... Они собирались пожениться, и никто не был в состоянии им в этом помешать... Пройти пришлось через всякое - слишком уж велика была разница в материальном положении их семей. Мать Оксаны Лидия Владимировна была президентом коммерческой фирмы, имеющей миллионные обороты, мать Бориса работала дворником в ЖЭКе. Казалось бы - два противоположных полюса человеческого благосостояния. И тем не менее, двое молодых людей подружились и полюбили друг друга... Совсем недавно познакомились и их матери. Лидии Владимировне Красновой понравилась мать Бориса Антонина Ильинична, это была добрая, легкая в общении женщина. Еще раньше Краснова узнала от дочери о той трагедии, которая произошла несколько лет назад с мужем Вербицкой... Знала и о том, что после гибели в авиакатастрофе гражданского мужа Вербицкой Андрея Померанцева, как снег на голову, явилась из-за кордона его жена Татьяна и получила по всем существующим законам все имущество покойного, в том числе, и его трехкомнатную квартиру на Ломоносовском проспекте. Тоня и Борис остались без крыши над головой. Актриса Татьяна Померанцева была женщиной совершенно без всяких комплексов, спокойной, даже с какой-то заторможенной, на первый взгляд, реакцией. На простые слова Тони о том, что им с сыном просто негде ночевать, Померанцева отвечала монотонным голосом, что ее-то эти проблемы совершенно не касаются, при этом не проявляя ни малейшей агрессии по отношению к бывшей сопернице. Тоня поняла, что наткнулась на каменную стену, даже личные вещи забрать из этой квартиры было довольно проблематично - Померанцева подвергала сомнению каждый предмет, даже самый незначительный, даже явно принадлежащий Тоне или Борису. Затем она все же, как женщина цивилизованная, сочла нужным проявить гуманность и позволила Вербицким пожить некоторое время в квартире под её строгим надзором, чтобы, не дай Бог, из квартиры не пропала ни одна мелочь. За это время Тоня судорожно пыталась что-то придумать... Ехать с сыном обратно в Иркутск очень не хотелось - в трехкомнатной квартире с матерью жила младшая сестра Тони с двумя детьми. Снять квартиру в Москве было не на что - Таня Померанцева наложила свою мощную руку на счет Андрея в банке... И тут неожиданно Господь сжалился над Тоней. В ЖЭКе освободилось место дворника и служебная комната... Тоню знали, хорошо к ней относились и взяли её на работу. Так и стали Тоня с Борисом жить в том же доме, через два подъезда в маленькой десятиметровой комнатушке с облезлыми обоями... Прежняя дворничиха тетя Клава скоропостижно скончалась, её имущество быстро разворовали соседи, в комнате остались только продавленная кушетка, старенький стол и два стула. Ни холодильника, ни телевизора, ни занавесок на окнах... В соседней комнате безмятежно проживала местная достопримечательность Угрюмов по кличке Шпана, тридцатипятилетний парняга, могучий и конопатый, завсегдатай медвытрезвителя и отделения милиции, в другой - круглая как мяч бабка-хлопотушка Козлитина, въедливая и дотошная, очень строгая к соблюдению всевозможных правил коммуналки. Разумеется, правила предъявлялись только Тоне и её сыну, со Шпаной разговаривать было совершенно невозможно. Однажды, например, он вдребезги разбил унитаз, и долгое время никто не мог пользоваться туалетом, пока Шпана с кирюхами не спер где-то другой и не водрузил его на положенное место. А уж похабные песни горланил тогда, когда ему было нужно, дня и ночи для него не существовало. Так что замечания делались только вновь прибывшим... Тоня принимала их с молчаливой покорностью. Она и так была рада, что осталась в Москве. Шпана было попытался приучить тринадцатилетнего Бориса к пиву и водке, но это ему не удалось. Борис сосредоточился на занятиях, замкнулся в себе и с золотой медалью кончил школу, а затем поступил на английское отделение Лингвистического университета. Потихоньку наладилась их жизнь. Скоропостижно скончалась бабка Козлитина, не дождавшись того, что Тоня убьет её сковородкой по голове, не выдержав её мелочных придирок, и в комнату въехала веселая приветливая молодая женщина. А вскоре после этого Шпана получил за кражу три года, и его площадь занял русский беженец из Таджикистана, в прошлом преподаватель иностранных языков в Душанбинском университете. Теперь он тоже работал дворником в ЖЭКе вместе с Тоней и помогал Борису готовиться к поступлению в Университет...
      ...И вот он студент одного из престижных московских вузов... Мать не могла нарадоваться на своего сына - всем бы таких... Тихий, спокойный, совершенно не пьющий, вежливый парень, сосредоточенный на книгах, на занятиях...
      ... И вот, обычно приходящий во время, он стал подолгу задерживаться где-то. Мать забеспокоилась, но Борис ответил прямо и четко: "Мама, я встречаюсь с девушкой. Мы любим друг друга."
      ... Семья Красновых принадлежала к разряду людей, живущих выше среднего уровня. За десять лет занятий бизнесом Лидия Владимировна Краснова сумела нажить немалый капитал. Она была вся в работе, дома почти не бывала, и с дочерью Оксаной больше общался муж Валентин Никитич. Он был человеком свободной неопределенной профессии - художником, журналистом и поэтом, большим любителем творческих тусовок и завсегдатаем всевозможной богемы... Жена давно перестала интересоваться личной жизнью весельчака-мужа, сама имела любовника - своего телохранителя, молодого красивого Виталика... Оксана прекрасно знала о том, что творится в семье и с юных лет дала себе слово, что в её жизни все будет совершенно по-другому... Она критически относилась и к коллегам мамы - деловым, крутым, преисполненных ощущением значимости от своей зажиточности, и к знакомым отца, вальяжным, наглым, претендующим на оригинальность... Ей нужен был кто-то другой. И она встретила такого человека...
      ... - Ты не такой как все, - тихо произнесла Оксана, когда Борис в первый раз проводил её до дома. - Ты не наглый, у тебя такие хорошие глаза, добрые... И очень красивые, голубые...
      При этих словах Борис густо покраснел и не нашел слов, чтобы ответить ей, этой высокой стройной девушке с гладко причесанными назад русыми волосами, строго, хоть и явно дорого одетой.
      - Я хочу, чтобы ты всегда меня провожал домой, - добавила Оксана. Каждый день. - И при этих словах покраснела сама.
      Уговаривать Бориса не пришлось. Каждый день после занятий они садились на троллейбус и он вез её на проспект Вернадского, где и находилась их пятикомнатная квартира.
      Однажды он заболел гриппом, а когда пришел на занятия, увидел, как около Оксаны вьется и расточает комплименты некто Бабкин, наглый веселый тип. Борис почувствовал, что в его душе происходит что-то страшное, он был готов убить этого Бабкина. И самое страшное, что Оксана улыбалась ему, не замечая стоявшего поодаль Бориса. Борис не стал откладывать дело в долгий ящик. Он немедленно подошел к Бабкину и молча ударил его кулаком в челюсть. Бабкин был спортсмен, занимался дзюдо. Он применил к Борису прием, и тот загремел на пол. Но нисколечко не испугался. Словно моська на слона он бросался на могучего Бабкина, как ни пыталась Оксана оттащить осатаневшего влюбленного. Избитый в кровь Борис умудрился из последних сил врезать кейсом в висок Бабкину и тот вырубился. И только тогда его удалось утихомирить. Круглого отличника Бориса Вербицкого отчислять из Университета не стали, тем более, все знали об их отношениях с Оксаной. Но больше никто не смел даже не так поглядеть на нее, знали - этот может убить.
      Слухи о их романе дошли и до вечно занятой Лидии Владимировны Красновой. Она велела дочери пригласить Бориса к ним домой. Борис оделся во все лучшее и явился к вечернему чаю. Роскошь квартиры Красновых ничуть не смутила его, ему ничего не было нужно - только Оксана, и больше ничего. Остальное только мешало. После ухода строгого влюбленного, Лидия Владимировна покачала головой. "Надо же, Ксюшка, какие ещё люди есть на свете... Мне бы такого... Береги его... Очень он мне нравится."
      Рассказ о страшной авиакатастрофе ещё более расположил Краснову к семье Вербицких. Да и мать, страшно стушевавшаяся в роскошной обстановке семьи "новых русских" тоже очень понравилась ей. Тем более, что сама Краснова, как и Вербицкая, была сибирячка, только родом из Томска.
      ... Оксана и Борис обожали друг друга. Лидия Владимировна заявила, что после окончания третьего курса они могут пожениться. Когда весельчак Валентин попытался вмешаться и заявить, что этот Борис просто какой-то фанатик, либо прикидывающийся фанатиком, чтобы добраться до выгодной партии, жена мигом отбрила его, посоветовав не судить по себе, а лучше собираться и ехать на очередную творческую пьянку, а в такие вопросы никогда не соваться... Он спорить не стал, ни к чему ему это было...
      ... Борька, давай поедем кататься завтра на лыжах, - однажды предложила Оксана. - Куда глаза глядят, далеко-далеко, километров за сто с лишним от Москвы. Доедем куда-нибудь, вот просто так, чтобы место понравилось, встанем на лыжи и поедем, а?
      - Поехали, - засмеялся Борис. - А занятия как же? Может быть, до воскресенья подождем?
      - Да ну тебя, - обиделась Оксана. - Давай прогуляем раз в жизни... Какой ты... Надоело мне каждый день всех их видеть. Я хочу быть с тобой, только с тобой, чтобы снег, небо и ты... Понимаешь? А он говорит, занятия... А не хочешь, не надо...
      Борис улыбнулся и молча поцеловал её, на завтрашнее утро они договорились встретиться на Белорусском вокзале...
      ... И вот - преодолены на электричке сто тридцать километров, и они вдвоем на лыжной тропе... Оксана сама указала Борису станцию, где, по её мнению, надо сходить. "Тут выйдем", - не терпящим возражений тоном сказала она. - "Мне здесь нравится." Борису было все равно...
      На Оксане ярко-красный спортивный костюм, на ногах - шикарные ботинки, белые фирменные пластиковые лыжи, у Бориса лыжи простые, деревянные, белый, вязаный матерью свитер, темно-синие теплые штаны... Оксана идет первой, Борис - за ней...
      - Хорошо как... - произнесла румяная от мороза Оксана, останавливаясь и оборачиваясь на Бориса. - Как я мечтала побыть с тобой наедине... Нигде ведь не удается... Всюду люди, и у нас дома, и у тебя тем более, и в институте, и у меня на даче... А мне все надоели, я хочу видеть тебя одного... Потому что я люблю тебя, мой единственный Боренька...
      Борис воткнул в снег лыжные палки, крепко обнял и поцеловал в губы Оксану. Поцелуй был долгим, жарким, щеки обоих горели ярким огнем...
      Затем снова мчались по лыжне. Оксана ходила хорошо, Борис еле успевал за ней...
      ... Они выехали из леса на широкую поляну. Лыжня раздваивалась, растраивалась...
      Они постояли, отдохнули. Борис вытащил из кармана своих широких брюк мандарин, очистил, половину дал Оксане.
      - Ну, куда поедем? - спросил он.
      - Туда! - не раздумывая, показала палкой налево Оксана.
      - А мне бы хотелось туда, - показал Борис направо.
      - Ты мой будущий муж и повелитель, и я должна слушаться тебя, улыбнулась Оксана. - Направо, так направо.
      - Нет, я хочу, чтобы было по твоему, - возразил Борис. - Поедем налево.
      - Ни тебе, ни мне, поедем прямо...
      - Поедем... Только ты знаешь, Ксюша, что-то по-моему погода портится, серо там как-то вдали, и словно бы метель намечается...
      - Да ну тебя, Борька, какая там метель? Смотри, над нами яркое солнце, смотреть невозможно...
      - Солнце-то хоть и яркое, но вон там все небо покрыто облаками, да и ветер усиливается...
      - Ну, ты хочешь, чтобы в декабре совсем без ветра было... Поехали прямо, трусишка ты эдакий...
      Они поехали прямо, долго ехали по открытой местности, потом начался сосновый бор. Сосны шумели и трещали, и впрямь стал усиливаться ветер, стало ощутимо холодать...
      - А ты как всегда прав, Борька, - признала его правоту Оксана. Поехали-ка обратно... Видать, не судьба нам побыть в лесу наедине... Имею шикарное предложение... Возвращаемся к станции, садимся на электричку и едем... куда? А? Как ты полагаешь?
      - По домам, - разочарованно произнес Борис. - Ты к себе, я к себе...
      - Вот и не угадал, дурачок. Едем ко мне на дачу... Ты полагал, я зря именно сегодня все это затеяла? И решила поехать именно с Белорусского направления? Нет, Борька... Все продумано... И места я эти прекрасно знаю, тут такая красота, просто в наших краях мне все надоело, примелькалось, мы тут частенько раньше с отцом на лыжах катались. Видишь, какой сосновый бор? Ни единого другого деревца? Здорово? И плюс к тому никого народу, а у нас вечно встретишь какую-нибудь спесивую физиономию местного богатея... Сам знаешь, кто в наших краях строится...
      - Обманщица... - рассмеялся Борис и поцеловал Оксану. - А что, там на даче нет никого?
      - Неужели был бы кто, позвала бы? Мама на работе, отец в Париже, Виталик с мамой, Зиночка сегодня отпросилась, у неё сестра замуж выходит, только охранник в будке, но он нам не помешает... Мы с тобой будем совершенно одни. Понимаешь, во всем доме совершенно одни... Так что, давай поспешать. Который час? Половина первого. В половине второго за Зиночкой приедет Толик...
      Правительницу дома Красновых Зиночку побаивался не только Борис, и не только Оксана. Даже сама хозяйка дома порой ощущала себя в чем-то провинившейся перед этой дородной сорокавосьмилетней женщиной, на которой держался весь дом. А уж Валентина Зиночка просто считала за ребенка, несмотря на его сорок пять лет. И заниматься при ней любовью даже в огромном особняке было совершенно неприемлемо. Так что план Оксаны на сегодняшний день был вполне понятен. Они ходят на лыжах, приходят на дачу, охранник им открывает... И все, они одни... Конечно, можно было бы и сразу приехать, им давно уже никто не препятствовал встречаться, но... так интереснее, романтичнее...
      - Оксана, ты куда? Нам же по этой лыжне к станции, - остановил её Борис.
      - Не спорь со мной. Я тут все знаю, так мы выйдем к другой станции, до неё ближе...
      - Как знаешь, только я-то дороги не знаю. А метель все усиливается, надо же как погода быстро переменилась... Да, зима есть зима...
      Метель тем временем стала разыгрываться не на шутку. С севера подул холодный пронизывающий ветер...
      - Да, подвела нас погода, - покачала головой Оксана.
      - Подумаешь, Ксюша. У нас в Иркутске разве такие зимы? Доберемся, приятнее будет в тепле...
      - Ладно, поехали быстрее... Без остановок...
      Оксана ходила на лыжах очень хорошо, впрочем, как и Борис. Они ехали быстро, лыжня шла под небольшой склон. Но станции все не было и не было...
      - Слушай, Борь, - остановилась Оксана. - Что-то я не пойму... Станция давно уже должна была быть... Позабыла я, видно, дорогу...
      - Да выедем куда-нибудь, ерунда, - успокаивал её Борис. - Еще до вечера далеко...
      - Да ну, - махнула рукой Оксана. - Все из-за меня, понадеялась на свою память. А ты недавно болел, простудишься еще...
      - А вон, какой-то лыжник вдалеке, - сказал Борис. - Сейчас у него и спросим дорогу. Поехали за ним быстрее. Силы ещё есть?
      - Полно, - засмеялась Оксана. - Побольше, чем у тебя, Борька...
      Одинокая фигура лыжника медленно удалялась в лес. Оксана и Борис бросились вдогонку. Но почему-то им долго не удавалось догнать этого лыжника, несмотря на то, что он, вроде бы, ехал довольно медленно. Видимо, все же расстояние до него было значительно большим, чем это могло показаться издалека. И все же они стали догонять его, развив на лыжне приличную скорость... Но вдруг, когда они были почти совсем уже близко от него, лыжник неожиданно свернул куда-то направо и исчез из виду.
      - Вот тебе на! - досадливо крикнул Борис. - Прибавь скорости, Ксюша, а то совсем потеряем его...
      Доехали до того места, где свернул лыжник, остановились... Никого не было...
      - Чертовщина какая-то, - пробормотал озадаченный Борис. - Куда он мог запропаститься?
      Оксана пожала плечами... Они стояли в темном лесу под яростно дующим в спину ветром... Несмотря на дневное время, в лесу было очень темно...
      - Надо назад идти, - сказал Борис.
      Они было повернулись, но жуткий порыв холодного ветра заставил их переменить свое решение... Идти назад было просто невозможно... Ветер, хлопья снега, поземка...
      - Ладно, пойдем вперед, - произнес Борис. - Куда-нибудь да придем. Раз есть лыжня, она обязательно куда-нибудь приведет...
      И в это время откуда-то справа из лесу послышался приглушенный крик. Молодые люди резко обернулись, и в глубине леса увидели маленькую черную фигуру лыжника. Он махал палкой и что-то кричал.
      - Вот он! - сказал Борис. - Он что-то нам кричит... Пошли!