Сергей РОКОТОВ
      Ментовская мышеловка
      Анонс
      Виктора Александрова подозревают в убийстве. А он вроде бы и не возражает, чуть ли не добровольно идет под арест. Идет.., чтобы бежать из-под стражи и самому заняться поисками настоящего убийцы. Игра сразу идет ва-банк: ни Виктору, ни убийце терять нечего...
      Глава 1
      Август 1974г.
      Водка с пивом сделали свое дело. Настроение стало боевым, агрессивным. Их было четверо здоровых бездельников, и свои школьные каникулы они проводили именно так. Достать денег на водку, раздавить где-нибудь в лесу бутылку, закусив либо огурцом с хлебом, либо просто хлебом, либо совсем не закусывая. Потом они шли к ларьку, где продавали разливное пиво по двадцать две копейки за кружку. Обычно там собиралась здоровенная очередь. Но эти в ней не стояли, любыми способами они прорывались без очереди. Все знали, что связываться с ними опасно.
      В карманах у четверки водились кастеты, свинчатки, самодельные ножички, остро наточенные.
      Бывало, конечно, нарывались и на крепкий кулак, но они и этого не боялись. Драка радовала их, горячила кровь, домой они приходили с синяками и ссадинами. Это была их жизнь, других развлечений у них не было.
      Вот и сейчас с шуточками, с матюками они дорвались до прилавка, сунули мятый рубль оплывшей от жира тете Клаве и приняли из ее мясистых рук по кружке холодного разбавленного пива. Отошли на травку, сели, открыли бутылку водки, отпили пива, потом прямо в кружки разлили водку. Закайфовали, расплылись от удовольствия на свежем воздухе. Погода была ясная, теплая, рядом гудели после рабочего дня мужички, четверка не обращала на них внимания. Все были свои, все знали, чего от кого можно ожидать. Самому старшему из четверки было семнадцать. Его звали Рыба. Видимо, за рыбьи бессмысленные глаза, тупо глядевшие на окружающих.
      Двоим было по шестнадцать, один из них был до омерзения прыщав, даже собутыльники не могли глядеть на него без отвращения, его так и звали Прыщ, за глаза иногда величали еще хлеще - Гной, но в лицо побаивались, Прыщ был очень силен и злобен, обид не прощал. Другого почему-то звали Ара, хотя он был по национальности украинец и носил фамилию Непейвода. У Ары были огромные масляные глаза, он славился подвигами на сексуальном фронте. Четвертому было всего четырнадцать, и троица его знала плохо.
      Однажды на танцах они видели его в драке - махался он классно, с какой-то особой жестокостью, не боясь ничего. Несмотря на юный возраст, этот парень был немного выше остальных. После той драки троица предложила ему с ними выпить.
      Протянули бутылку водки. Он молча взял и стал пить из горлышка. Рыба хотел посмеяться над пацаном, но понял, что тот может ничего ему не оставить, и отобрал бутылку. Пацана еще более зауважали. "Где живешь?" сурово спросил Рыба.
      "Там", - показал тот в сторону леса. Троица расхохоталась. "Пошли, Лесной, пивка холодного хошь?" - "Не откажусь". Так и звали его Лесной, даже не спрашивая имени. А зачем оно? Лесной был немногословен, но смешлив. На губах его постоянно играла веселая усмешка. Они ходили вчетвером все лето, пили водку, пиво, играли в карты, по вечерам ловили одиноких прохожих и жестоко избивали их, отбирали деньги, часы. Ловили у оврага, через который проходила тропинка со станции. Спрашивали закурить, который час, да что угодно - лишь бы прицепиться и начать драку. Били умело, чтобы не было особых поводов обращаться в милицию или в больницу.
      Такой досуг доставлял четверке наслаждение.
      Но.., приелось. Они были здоровы, половозрелы, хотелось иных услад.
      - Трахнуть бы кого-нибудь, - мечтательно произнес Рыба, потягиваясь.
      - Пошли на танцы, - предложил Ара.
      - Да ну, - сказал Прыщ. Если какая-нибудь девушка и шла с ним танцевать, боясь оскорбить отказом и нарваться на неприятности, то уж скрыть свое отвращение к его физиономии не могла. Прыща это задевало, и он стал избегать ходить на танцы.
      - Пошли к оврагу, поймаем какую-нибудь биксу, - предложил Рыба. Отволокем в кусты, впузырим по очереди, а?
      - Да какая бикса в такое время одна пойдет? - засомневался Ара. - Охота вам? На танцах столько телок, сами лягут куда надо.
      - Ухаживать, клеить, да ну - тоска, - сказал Рыба. - Выпендриваться начинают, сучки. Мы с братаном здесь в лесу в прошлом году одну поймали, во покайфовали, нищтяк... Что мы с ней только не делали...
      - Заявить могут, - пожал плечами Ара.
      - Чем докажет? - пробасил Прыщ. - Темень, лес, она и знать не будет, кто ее трахает...
      - Пошли, короче, - подвел итог Рыба. - Баб не найдем, отметелим кого-нибудь, денег-то все равно нет. Водяры купим еще. Пошли, делать нечего. Тоска...
      Сунув руки в карманы, ссутулившись, четверка поперлась к оврагу. Темнело, однако, медленно - лето...
      Пришли, спрятались за кусты, стали караулить. Прошло двое мужиков, потом пожилая пара, и вот... Повезло. Вот повезло...
      По дорожке к ним приближалась молодая девчонка. Стройная, в светлой кофточке и черной короткой юбке, с сумкой в руке. Сзади нее никто не шел.
      - А? - шепнул Рыба. - Говорил, повезет.
      Когда девушка приблизилась к ним, Рыба вышел из-за куста и подошел вплотную к ней.
      - Девушка, - елейным голосом спросил он, - вы не подскажете, который час?
      Она остановилась как вкопанная, поглядела на часы.
      - Половина одиннадцатого, - тихо ответила она.
      - Скажите на милость, - паясничал Рыба. - Уже половина одиннадцатого, никак не мог бы себе представить. Я полагал, сейчас не больше половины десятого...
      - Что вам надо?
      - Как что? Узнать, который час. Эй, ребята! - негромко позвал он. Идите сюда.
      Троица вылезла из кустов и встала перед девушкой.
      - Вот нам девушка говорит, что сейчас половина одиннадцатого. А это значит, что пора спать. Пошли все спать! Детское время кончилось!
      - Не хотим спать! - хором крикнули Ара и Прыщ. Лесной молчал, улыбаясь, глядел в лицо девушке. Та внимательно смотрела ему в глаза.
      - А что хотите? - спросил Рыба.
      Прыщ и Ара молча подошли к девушке и стали гладить ее по плечам, потом по грудям, по щекам.
      - Понятно, - сказал Рыба. - Это можно устроить. Вы как, девушка, насчет потрахаться с хорошей компанией? Против ничего не имеете?
      - Вы что, с ума сошли? - тихо, но спокойно произнесла девушка.
      - Да нет, мы в норме, - угрожающим голосом сказал Рыба. - В норме и в форме. Пойдем в кусты, сучка, хватит базарить...
      Он протянул руку, чтобы схватить ее, но неожиданно девушка ударила его ногой в пах. Рыба согнулся от боли. Девушка отскочила в сторону.
      - Ух, падла... - застонал Рыба. - Держите ее!
      На девушку бросились Прыщ и Ара. Она как-то умудрилась увернуться и проскочила между ними. Бросилась бежать, но поскользнулась на траве и упала лицом вниз. Ара и Прыщ прижали ее к земле.
      - Нормально, - зловеще сказал Рыба. - Вот здесь мы тебя и оттрахаем. А сначала получи сдачи.
      Ара и Прыщ подняли девушку за волосы и поставили на колени. Рыба сильно ударил ее кулаком в челюсть.
      - Чтобы не залупалась. Тоже, кусок... Не нравится ей с нами. А ну, снимайте с нее трусы. Я ее .раком... Девка-то ништяк, хоть и борзая очень.
      Сдаваться, однако, девушка не хотела. Она вертелась, стоя на коленях, пыталась укусить державших ее насильников. Она даже умудрилась вырваться из их цепких пальцев, кофточка на ней треснула, и она вскочила на ноги. Удивленный, но ничуть не обескураженный Рыба поднял руку, чтобы вырубить ее, но упал сам, сраженный сильным ударом молчавшего до того Лесного.
      - Ах ты, сучонок... - подивился Рыба, барахтаясь на спине. - Ребята... Бейте его!
      Но это было не так-то просто. Лесной мощнейшим ударом ноги в челюсть вырубил Прыща, грузного, но неловкого, а уж справиться с волооким Арой не представляло ни малейшего труда.
      Лесной ударил его ребром ладони в горло, и тот затих.
      - Бежим, - шепнул Лесной девушке. - Сейчас этот оклемается, у него заточка в кармане.
      Они побежали вниз по оврагу, потом выбрались наверх. Сзади слышались крики догонявших.
      - Ребята, быстрее! - орал Рыба. - Шевелите ногами, сейчас мы их достанем!
      Девушка задыхалась после подъема по довольно крутому склону.
      - Давай, давай, - шептал Лесной. - Они убьют, если догонят, я их знаю... Я с ними троими не справлюсь...
      - Я не могу...
      - А ты моги, жить хочешь - моги, - злился Лесной.
      Они бежали по тропке, спотыкаясь о корни деревьев.
      - Нормально, - тяжело дышал Лесной. - А вот теперь ныряй сюда, хрена им нас догнать.
      Перед ними был глухой дачный забор. Лесной приподнял одну доску и пропустил девушку в проем. Нырнул за ней, и спасительная доска опустилась на свое место.
      - Куда они делись? - шипел Рыба. - Говорил вам, падлы, ногами шевелите. - Он вытащил из кармана заточку и стал махать ею в воздухе, сотрясая воздух отборнейшей бранью.
      - Они куда-то сюда нырнули, - сказал Прыщ, потирая ушибленную челюсть. - Дыра в заборе где-то есть.
      - Так ищи, мудак! - озлился Рыба. - Чмо болотное, с пацаном справиться не сумели...
      - Темнеет быстро, - оправдывался Ара. - А дерется этот Лесной классно. Откуда он взялся?
      - А хрен его знает, дыру ищите, не базарьте...
      Наконец удачливый Прыщ нашел оторванную доску. И первый нырнул в проем. И не успел Рыба последовать за ним, как раздался дикий крик, и Прыщ, ударившись головой о забор, выскочил обратно. За забором слышался свирепый собачий лай.
      - Там волкодав сидит, падло! - кричал Прыщ. - Жопу мне порвал! - Он держался рукой за ягодицу, хромая и скуля.
      Ара и Рыба мрачно глядели на него.
      - Пошли, - отрезал Рыба. - Найдем его, на куски разрежем...
      ... - Хороший Фарлаф, хороший пес, - гладил Лесной по мохнатой спине московскую сторожевую. - Помнит добро... Мы с братаном покойным сюда в гости ходили, я с ним тогда возился, кормил его шашлыками... Хозяин ругался, не балуй, мол, а я таскаю и таскаю. Там шашлыков было на роту солдат, собачку им было жалко покормить. Ладно, Фарлаф, иди... А нам с тобой надо обратно в дыру, через калитку стремно, хозяин злой, хуже собаки, увидит, пальнуть может из двустволки, в темноте-то не узнает.
      - Как ты запомнил эту дыру? - удивилась девушка.
      - Память хорошая, и отметину я сзади сделал на заборе, бывает, нужно слинять. Хорошо, еще что-то было видно. Чуть позднее, и крышка бы нам с тобой. Порвали бы они нас.
      Фарлаф большими глазами глядел на парня с девушкой, не отходил.
      - У тебя в сумке ничего жрать нет? - спросил Лесной. - Пса надо отблагодарить.
      - Я колбасы купила, на дачу еду...
      - Дай ему, он нам жизнь спас.
      Девушка вытащила из сумки колбасу, бросила Фарлафу. Пес завилял хвостом, принялся за угощение.
      - Ты где живешь? - спросил Лесной.
      - Я на дачу еду.., к подруге, - ответила девушка. - Там вон, за мостом... Налево от моста.
      - Говорить не хочешь? - усмехнулся Лесной. - А звать-то тебя как?
      - Меня? .. Ира. А тебя?
      - А меня... Меня тут называют Лесной.
      - Загадочный тип, - усмехнулась Ира. - И отважный... - Она погладила его по светлым длинным волосам. - Дай, я тебя поцелую.
      Она прижалась к нему и поцеловала его в щеку, потом в другую, затем припала губами к его губам. Лесной удивленно глядел на нее, потом довольно робко прижал ее к себе.
      Фарлаф, уже сожравший колбасу, недоуменно глядел на них. Парень и девушка переглянулись и засмеялись.
      - Пошли потихоньку отсюда, - сказала она. - Общество Фарлафа начинает тяготить.
      - Пошли, эти, наверное, уже слиняли, - согласился Лесной.
      Они вылезли из дыры в заборе и побрели по уже совершенно темному лесу. Ира держала Лесного под руку, тесно прижималась всем телом к нему. Лесной вздрогнул от подступившего чувства, от охватившего его желания.
      - Спешишь? - спросил он.
      - Спешу, - ответила она. - А ты чего спрашиваешь?
      - Пошли ко мне, - предложил он. - Здесь недалеко.
      - Ну, ты даешь... - усмехнулась она. - У тебя что, своя дача?
      - С матерью живу. Братан умер несколько лет назад. Мать рано ложится. Окно невысоко. Как? - улыбнулся он.
      - Пошли. С таким, как ты, не страшно. - Она еще теснее прижалась к нему.
      - Да и ты девка боевая, - усмехнулся Лесной. - Хорошо ты ему врезала между ног.
      - А ты чего заступился? Они же твои друзья? Вместе в кустах караулили.
      - Какие они мне друзья? Так.., тоска с ними. Надоели. Тупые, как валенки. А ты мне понравилась. Характер у тебя не девчачий.
      Они вышли на дорогу, прошли по мосту через реку и снова повернули в лес, где была протоптанная тропка.
      - Скоро уже мой дом, - сказал Лесной, стискивая Ире плечо.
      - Не спеши. Все успеем, - шепнула она.
      Она увидела справа старенький небольшой домик с верандой за обломанным забором.
      - Сюда нам, - сказал Лесной.
      Они вошли в калитку. Лесной огляделся по сторонам, не видит ли кто. В доме свет был погашен.
      Он тихо открыл дверь.
      - Здесь подожди, под окном.
      - Хорошо.
      Он на цыпочках вошел в дверь, потом Ира увидела открывающееся окно.
      - Давай сумку, - шепнул он. Она протянула ему сумку. - Теперь давай руку, лезь сюда.
      Она протянула ему руку, и он помог ей влезть в окно. Она оказалась в маленькой комнате, в которой стояли только кровать с железной сеткой и шариками и большой гардероб. Света не зажигали. Молча Лесной притянул ее к себе и повалил на кровать, она словно провалилась в эту сетку.
      - Сколько тебе лет? - шепнула она.
      - А ты как думаешь?
      - На вид не меньше шестнадцати. Но у тебя такое гладкое лицо, по-моему, ты моложе.
      Он усмехнулся, ничего не ответил, прижал ее к себе и неумело поцеловал в губы.
      - Мне раздеться? - спросила она.
      - Как хочешь.
      - Я хочу.
      Она быстро сняла с себя кофточку, юбку. В темноте Лесной увидел черный лифчик, черные трусики, пояс, телесного цвета чулки. Он сам снял с нее трусики, потом стал расстегивать лифчик, пальцы не слушались, дрожали...
      - Ты что волнуешься, глупенький? Все будет хорошо...
      Любовником он оказался неумелым, но очень пылким. Железная сетка ходила под ними ходуном. Девушке было хорошо с ним, она стонала от удовольствия. Он даже прикрыл ей рот ладонью.
      - Тихо, тихо, мать разбудишь.
      А через пару минут уже она прикрывала ему рот своей мягкой ладошкой.
      Потом они долго лежали на спине и молчали.
      Наконец она сказала:
      - Все. Мне пора. Проводи меня. А то будут волноваться.
      Она встала, оделась. Потом он выскочил в окно, подал ей руки, она прыгнула ему в объятия.
      Он аккуратно поставил ее на землю, и они пошли. Шли молча, она держала его под руку и тесно прижималась к нему. Обоим было хорошо, ни один из них не задавал другому лишних вопросов, они в чем-то были похожи. Им было хорошо вместе, и все. Больше они не желали ничего знать друг о друге.
      Было темно, полная луна, звездное небо.
      Ощутимо начало свежеть.
      - Тебе холодно? - спросил Лесной с какой-то нежностью, не свойственной ему.
      Она покачала головой.
      Они дошли до моста. Там дорога раздваивалась.
      - Все, - сказала Ира. - Мне туда. Дальше не провожай меня.
      - Не боишься?
      - Нет. Дважды такое не повторится. Я тебя вот о чем попрошу, только ты не обижайся, ладно?
      - Ладно.
      - Ты не ищи больше со мной встреч.
      - А я разве их ищу? - спокойно спросил он.
      - Ты молодец. Ты такой же, как я. Ты меня понял. Нам было хорошо, и ничего больше не должно быть между нами. Мы всегда будем помнить эту ночь.
      - Конечно. - Он как-то нервно прижал ее к себе. Видимо, ему такое ее решение было не совсем по вкусу. Но он не желал спорить с ней. Это было не в его манере.
      - Тогда ладно. Я пошла. - Она обняла его и поцеловала в губы. Он вздрогнул и крепко прижал ее к себе. Поцелуй длился с минуту. Потом она отодвинула его от себя.
      - Все. Пойду. Меня ждут. , - Кто? - неожиданно для себя спросил Лесной и осекся.
      Она улыбнулась:
      - Пока, мой защитник, мой юный кавалер.
      Мне почему-то кажется, что мы когда-нибудь с тобой увидимся и вспомним вместе эту чудесную ночь. Посмотри, какая полная луна, какие звезды...
      - Мне братан говорил, в полнолуние творятся страшные вещи, - мрачно заметил Лесной.
      - А может быть, мы с тобой еще совершим что-нибудь страшное. У нас все впереди. Пусть эта луна объединит нас...
      Она как-то странно усмехнулась, повернулась и пошла вверх по дороге.
      Лесной стоял и молча глядел ей вслед. У него почему-то было тревожно на душе. Она исчезла в ночной тьме словно видение, неизвестно откуда появившееся и неизвестно куда ушедшее.
      Он еще немного постоял, потом вздрогнул от холода и медленно пошел домой...
      Глава 2
      Октябрь 1980 г.
      В бешенстве Игорь Дмитриевич Лозович хлопнул входной дверью. Стучало в висках, кровь прилила к лицу. Он хотел крикнуть ей на прощание что-нибудь крепкое, но увидел елейную соседку, стоявшую напротив на лестничной площадке с сумками в руках и хитренькими глазами глядящую на него.
      - Добрый день, Игорь Дмитриевич, - промурлыкала старушка.
      - Здравствуйте, Анна Михайловна, - проворчал Лозович.
      - Как ваши дела, Игорь Дмитриевич? Как здоровье? Как ваше творчество?
      - А так, - махнул рукой Лозович. - Так как-то все;.;
      Наверняка она подслушала его разговор с Эльвирой. Разговор был, мягко говоря, на повышенных тонах. Эта зараза устроила ему пролог перед юбилеем, который должен был состояться через две недели. Знаменитого прозаика Лозовича готовился чествовать весь многонациональный Союз писателей. Пятнадцатого октября ему исполнялось шестьдесят лет. В нескольких издательствах готовились к печати его пухлые сборники, огромными тиражами переиздавался эпохальный роман "Великая правда", за который пять лет назад он был удостоен Государственной премии СССР. Его романы переводились на многочисленные языки народов СССР, не остались в стороне и Болгария, Чехословакия, ГДР.
      Лозович уже запутался, сколько денег ему причитается за все эти издания. По утрам, в халате, он сидел со счетной машинкой и подсчитывал свои бесконечные барыши, но каждый раз не мог чего-то учесть и сбивался со счета. Ему помогала в этих расчетах Эльвира, это было одним из любимых ее занятий. Другим любимым занятием было планировать грядущие покупки. В перспективе была покупка иномарки и второй дачи, но Лозович активно сопротивлялся покупке иномарки, считая это бестактным. "Я советский писатель, Эллочка, я коммунист! Мне вполне хватает моей "Волги"! И тебе уютно в "жигуленке".
      Насчет дачи подумаем, но иномарку - никогда!" - "Но почему поэту Максиму Ясному можно ездить на "Мерседесе", а прозаику Игорю Лозовичу нельзя?" - возмущалась Эльвира. "А потому что он сволочь! Сволочь и бездарь! - кричал Лозович. - Он любит только пыль в глаза пускать! А я не хочу, чтобы меня ненавидели коллеги!"
      Лозович уже года три ничего не писал. Ему некогда было этим заниматься. Он постоянно заседал в различных президиумах, ездил по бесконечным загранкомандировкам, по необъятной советской Родине, встречался с благодарными читателями, время от времени позволял себе на пару недель рвануть в Гагры или Коктебель в Дом творчества, где по утрам думал о продолжении романа "Великая правда". Он даже придумал название нового романа - "Великая сила добра".
      В этом романе герой предыдущего коммунист Иван Громов будет продолжать свою непримиримую борьбу с карьеристами и приспособленцами в новых условиях, а прорвавшийся к власти мерзавец Лисицкий будет устраивать ему новые каверзы. Но дальше названия и общего плана роман не двигался.
      В принципе ему и не надо было ничего писать.
      Его пухлые романы уже были изданы миллионными тиражами. "Советский писатель" издал его пятитомник, "Избранное" в двух томах шло в нескольких издательствах. Пятнадцатого октября в Доме литераторов готовился грандиозный юбилей. Так все хорошо. А эта шлюха устроила ему подарочек к юбилею. Эльвира была моложе Лозовича на двадцать лет, тогда, в пятьдесят восьмом году, Лозович бросил свою вторую жену Надю с десятилетним Вовкой и ринулся в объятия пышнотелой брюнетки Эллочки. Через год появился сын Олежек. Лозович разменял трехкомнатную квартиру в центре и оказался с новой женой и маленьким сыном в двухкомнатной на окраине. Но это продолжалось недолго. Именно тогда карьера его как писателя бешеными темпами пошла вверх, и появилось все - четырехкомнатная квартира в центре, две машины, бесконечные гонорары.
      До поры до времени Эллочка вела себя прилично. Жизнь, которую устроил ей Лозович, была райской, иначе не назовешь. Перестав кормить Олежку грудью, Эллочка спихнула его на нянек и занялась собой. Поездки, просмотры, премьеры и так далее... Потом появились и загранпоездки, и личный "жигуленок", шикарно отремонтирована дача. Эллочка вела светскую жизнь, и она ей очень нравилась. Но шила в мешке не утаишь. Стареющий муженек был хорош для одного и плох для другого. Для другого она имела крепенького любовника Славика, который был моложе ее на три года. Вот с этим крепеньким Славиком и застукал ее шестидесятилетний муж, раньше времени вернувшийся из командировки. Отчаянию Эльвиры не было предела. Седовласый Лозович с букетом роз стоял перед смутившейся парочкой. Розовощекий Славик что-то пытался бубнить в оправдание Эллочки, а она просто потеряла дар речи.
      - Пошел вон, - тихо произнес Лозович и швырнул букет алых роз в красную рожу Славика. Тот молча надел пиджак, плащ и тихо вышел из шикарной квартиры Лозовичей.
      - Ты не то подумал, - прошептала Эльвира.
      - Я не то подумал двадцать два года назад, а сейчас я думаю именно то, что нужно: ты - блядь! Блядища ты размалеванная! Ты окаянная стервь всех времен и народов... У тебя же сын недавно женился, ты скоро бабушкой станешь, а чем ты тут занимаешься?
      Сын Олег был на даче с беременной на последнем месяце женой Таней. Олег был студентом пятого курса мединститута, Таня закончила иняз.
      И вот в выходной день Эльвира устроила себе праздник. А у него неожиданно прервалась загранкомандировка в Нью-Йорк, позвонили из правления Союза писателей и потребовали его присутствия на важном заседании, надо было решать вопрос с одним очень известным диссидентом, его надо было исключить из СП, а потом выдворить из Союза. Сияющий Лозович с заморскими гостинцами и букетом роз, купленным в Шереметьеве, явился домой и... Те же и муж...
      Пошлейшая комедия... Рогоносец... Вот тебе и юбилей. Как же над ним ржут всякие бездари, занятые одними сплетнями в Союзе писателей. Он выглядит идиотом в глазах этих негодяев... А ведь этого краснощекого любовника он видел как-то в Доме литераторов, он так скромно поздоровался с Эльвирой... Как же его водили за нос...
      Игорь Дмитриевич провел бессонную ночь.
      Курил сигареты "Мальборо", привезенные из Нью-Йорка, пил маленькими стопочками коньяк КВВК, стоящий в буфете. Прилег на диван, попытался заснуть, но бешенство распирало его.
      Вошла Эльвира, заплаканная, стала просить прощения. Лозович представил себе смеющиеся рожи писателей на его юбилее и залепил ей оглушительную пощечину. Она расплакалась и ушла.
      Больше она его не тревожила.
      Лозовича мучила совесть. Он тогда, в пятьдесят восьмом, бросил Надю, чудесную женщину, верную, преданную, воспитывавшую замечательного сына Вовку, и женился на этой сучке. Надя не сделала ему ни одного упрека, только глядела на него, суетящегося, разменивавшего квартиру, большими печальными глазами. А Вовка спросил: "Папа, а когда мы с тобой поедем на море?"
      Лозович тогда съежился от невыносимой боли, закусил губу и вышел, не отвечая сыну. Никогда больше Лозович не ездил с Вовкой на море, Эльвира категорически запретила ему общение со старой семьей. Сначала Лозович украдкой встречался с сыном, ходил с ним в кино, а потом родился Олег, и о Вовке как-то забылось. Иногда Лозович делал Наде денежные переводы, но чем больше у него становилось денег, тем реже он переводил их. На алименты Надя не подала, посчитала постыдным.
      Лозович невольно сравнил Вовку и Олега.
      Сравнение явно было не в пользу последнего.
      Пытливый, ласковый, веселый Вовка разительно отличался от ленивого обжоры Олега, избалованного Эльвирой и няньками. Конечно, неплохо, что Олег решил пойти в мединститут, а не приютился в лучах славы отца и не попытался найти себе тепленькое местечко в литературе, каких было немало. Но все он делал как-то нехотя, со скукой, живого слова от него не услышишь. В прошлом году он женился. Выбор своего сына Игорь Дмитриевич одобрил. Таня Гриневицкая, дочь классного переводчика-синхрониста, нравилась ему. Живая, смышленая девушка, прекрасно владевшая английским языком, хорошо воспитанная, была полной противоположностью ленивому, сонливому Олегу. Но она относилась к мужу с некой материнской нежностью, и порой Игорь Дмитриевич завидовал сыну. Таня чем-то напоминала ему первую жену Вику, попавшую под машину в эвакуации в Татарии, когда Игорь Дмитриевич был на фронте. Черноглазая, очень мобильная, никогда не терявшая присутствия духа. Трудно было ее заподозрить в браке по расчету - у Гриневицкой было все, что нужно для полноценной жизни: дача, машина, хорошая зарплата отца. Лозович видел в Тане постоянное желание кого-то опекать, он верил, что она будет прекрасной матерью.
      ...Лозович утром высказал Эльвире все, что он о ней думает, не выбирая выражений, напротив - стараясь изъясняться поконкретнее. Эльвира сидела, закрыв лицо руками. Орать Игорь Дмитриевич продолжал и в прихожей, потом надел куртку, привезенную из Нью-Йорка, и выскочил из квартиры. И тут наткнулся на востроглазенькую кубышку-соседку с сумками. Видимо, она слышала крепкие выражения знаменитого писателя и испытывала мерзкую радость мещанки по поводу неудач людей из сонма знаменитостей.
      - Так как-то все, Анна Михайловна... А, - он махнул рукой и вошел в лифт.
      Открыл гараж, завел машину. Во всей этой ситуации его радовало лишь одно - решение, принятое им рано утром. "Я ей покажу, - придумал он страшную месть. - Ох, как я ей покажу..."
      И сейчас эта мысль придавала ему сил. Он тронул машину с места и поехал в нотариальную контору. Там, дергаясь и нервничая, он высидел приличную очередь, а потом составил завещание, в котором отписал все свои сбережения, права на будущие гонорары, дачу и две машины в равных долях своей бывшей супруге Лозович Надежде Сергеевне и сыну Лозовичу Владимиру Игоревичу. Эльвире и Олегу досталась бы только четырехкомнатная квартира, обставленная шикарной мебелью. Им и этого более чем достаточно. Но он ведь не собирается умирать, он еще пошумит, проведет юбилей назло этим мерзавцам и разменяет эту квартиру. Так что у них и этого не будет.
      В своем озлоблении он почему-то объединял изменницу-жену и сына-студента. Все делал в состоянии бешенства, почти не обдумывая последствий. Лозович знал, что Надя преподает в техникуме, тридцатидвухлетний Владимир - капитан Советской Армии, женат, имеет дочь. Встречались с сыном они крайне редко, Володя с детства затаил на отца обиду за его предательство. Ничего, по крайней мере он как-то реабилитирует себя в их глазах.
      Завещание было заверено нотариусом, Лозович вышел из конторы, подошел к телефонной будке, набрал номер Нади.
      На счастье, она оказалась дома.
      - Надя, привет, - гробовым голосом произнес Лозович.
      - Игорь? - удивилась она.
      - Я, я, - почему-то обозлился Лозович. - Ты.., вот что... Где Володька?
      - Володя в Афганистане, Игорь.
      - Да ну? - ошалело спросил Лозович.
      - Он офицер, его послали, ты же знаешь, он десантник. Он уже восемь месяцев там.
      Лозович молчал, думал напряженно. "Мой сын в Афганистане, выполняет интернациональный долг, каждый день рискует жизнью, а эта сволочь Эльвира.., этот баловень Олег... Нет, как же правильно я сегодня поступил..."
      - А где его жена, дочка?
      - Как где? Здесь, со мной. Твоей внучке уже восьмой год идет. Она так похожа на Вовочку, да и на тебя тоже, Игорь. Заехал бы как-нибудь, поглядел.
      - Я обязательно заеду! - закричал Игорь Дмитриевич. - Ты, Надя, прости меня, эта Эльвира настоящая сучка!
      - Что это с тобой сегодня?
      - А ничего. Ты должна знать вот что - я завещал тебе и Владимиру все свои сберкнижки, их пять штук, права на мои переиздания, дачу на Пахре и две машины - "Волгу" и "Жигули". На моих сберкнижках около ста тысяч рублей, а сейчас выходит жуткое количество переизданий, все гонорары идут на книжки. Сберкассы на Ломоносовском, Ленинском проспектах, запиши номера и адреса.
      - Ты что это, помирать собрался, Игорь? У тебя же через две недели юбилей. Что это такие. настроения? Раньше ты так не переживал из-за женщин.
      - Да не переживаю я из-за женщин, Надя.
      Я переживаю из-за себя, из-за своей глупости.
      Ладно, все. Я обязательно загляну на днях. А сейчас я поеду на дачу, мне надо прийти в себя. Все поняла насчет завещания? Оформлено в нотариальной конторе на улице Димитрова.
      - А как же твой сын?
      - Ему останется четырехкомнатная квартира, обставленная прекрасной мебелью. Она дорого стоит. А остальное пускай своим трудом зарабатывает. Он женился недавно, жена ребенка ждет...
      - Ты бы подумал, Игорь. Впрочем, я желаю тебе прожить еще лет тридцать, и пусть никто не воспользуется твоим завещанием. А захочешь помочь сыну и внучке - помоги. Без всякого завещания. Мне лично ничего от тебя не надо.
      - Ладно, Надя, я позвоню. Я тебе сообщил, и все. Пока.
      - Пока, Игорь, Лозович сел в машину и поехал в сторону Каширского шоссе. Он хотел побыть на даче, походить по осеннему лесу, подумать о происшедшем.
      "Надо же, Володька в Афганистане... Мой сын, офицер, десантник... А эти тут..." Ему вдруг стало стыдно не только за Эльвиру и Олега, но и за себя. Он предстал перед собой бездарным чиновником от литературы, написавшим скучнейшие серые романы, которые никто не мог дочитать до конца. А когда-то он был лихим фронтовым корреспондентом, рисковавшим жизнью, писавшим интересные фронтовые очерки, рассказы.
      Он гнал машину по шоссе, дорога была хорошая, сухая. Думал напряженно о своей жизни, о своих трех женах - веселой черноглазой Вике, доброй домашней Наде, накрашенной шлюхе Эллочке, об ушедших в иной мир фронтовых друзьях, о том, что теперь вокруг него только льстецы и блюдолизы, а настоящих друзей давно уже нет.
      Лозович свернул на проселочную дорогу, ведущую к даче. Ехал быстро, он хорошо водил машину. Вдруг он заметил, что за ним постоянно следует черная "Волга". Лозович убавил газ, "Волга" тоже стала ехать медленнее, Лозович поехал быстрее, и "Волга" тоже. "Что такое?" - удивился Лозович.
      Дорога была безлюдная, шла лесом. И вдруг в самом узком месте следовавшая за ним "Волга" прибавила скорость и догнала "Волгу" Лозовича.
      Он даже не успел поглядеть, кто сидел за рулем.
      Преследовавшая машина подрезала его, и он вынужден был резко подать вправо. Скорость же была около ста километров. Машина Лозовича перевернулась. Игорь Дмитриевич мгновенно превратился из думающего, вспоминающего свою жизнь маститого писателя в клубок костей, крови и боли. Машина со страшной силой переворачивалась в кювете. Переломанный, искалеченный Лозович был еще жив, когда произошел взрыв.
      Машина горела в кювете, внутри нее уже не было жизни.
      Черная "Волга" остановилась метрах в двадцати. Из нее вышли двое мужчин. Один был в годах, с черной бородой, крепок и коренаст. Второй очень молод, высок, светловолос. Рука его сжимала в кармане рукоятку пистолета. Они вышли из машины и спокойно взирали на горящую "Волгу" Лозовича.
      - Все путем, - сказал чернобородый. - Классно получилось.
      - И "пушка" не понадобилась, - сказал молодой. - Хорошо, греха на душу не взял. Ладно, поехали...
      Они сели в машину и быстро уехали прочь.
      Глава 3
      - Таня! - кричал истошным голосом Олег Лозович. - Произошло страшное несчастье!
      Из спальни в гостиную большой писательской дачи Лозовича вышла невысокая женщина двадцати двух лет с огромным животом.
      - Что случилось, Олег? - встревоженно спросила она.
      - Мне только что позвонили. Два часа назад папа погиб в автокатастрофе. Его машина перевернулась и сгорела. Боже мой! Какой ужас! За две недели до юбилея! Бедный папа!
      - Быть не может!
      - Может, может, все может быть! Но почему он вернулся так рано из Нью-Йорка? Он же должен был приехать только через пять дней!
      - Я забыла сказать тебе, Олег, он же звонил вчера вечером, сказал, что приехал. Ты так сладко спал, и я не стала тебя будить. Было уже около двенадцати.
      - Это все... Это все, - причитал Олег. - Я-то надеялся, что, может быть, машину угнали и там был не он.
      Раздался телефонный звонок. Олег взял трубку.
      - Ты слышал?! - кричала на том конце провода мать. - Папа разбился! Какое несчастье!
      - Почему он так рано вернулся? - спросил Олег.
      - Его срочно вызвали в секретариат Союза писателей, заседание в понедельник, - убитым голосом ответила мать. - Будь проклято это заседание... Ладно, приезжайте домой. Я не могу быть одна. - И положила трубку.
      - У Игоря Дмитриевича был совершенно убитый голос вчера ночью, сказала Таня. - Он был чем-то очень расстроен.
      - Я догадываюсь, чем он был расстроен, - буркнул Олег. - И зачем он сел в таком состоянии за руль? Ладно, Тань, собирайся, поедем потихоньку в Москву. Что бы там ни было, но маме нужна наша поддержка.
      Они собрались и через полтора часа уже были в Москве.
      ...Через три дня в Доме литераторов состоялась панихида. Лозович лежал в закрытом гробу.
      Было неимоверное количество людей. Произносились пламенные речи, все говорили об огромных литературных заслугах писателя-фронтовика, лауреата Государственной премии Игоря Дмитриевича Лозовича. На панихиде присутствовали члены ЦК КПСС, самые известные писатели, режиссеры, деятели искусств. После панихиды траурная церемония направилась на Новодевичье кладбище.
      После похорон Эльвира Константиновна пригласила друзей к себе домой на поминки. Приглашенных было не менее тридцати человек.
      Был накрыт шикарный стол, опять произносились речи, все утешали скорбную вдову и сына.
      Все прошло чинно и торжественно, как и положено на похоронах известного человека.
      ... - Теперь придется заниматься делами о наследстве, - сказал на следующее утро Олег. - Какая все это тягомотина...
      - Как ты можешь в такую минуту говорить об этом? - поморщилась мать.
      - А что делать? Живым жить. Завтра поеду в нотариальную контору.
      Раздался звонок в дверь. Открыли. На пороге стаяла невысокая женщина лет пятидесяти пяти.
      - Вам кого? - спросил Олег.
      - Здравствуйте. Я бывшая жена Игоря Дмитриевича Надежда Сергеевна. Только вчера услышала по телевизору о несчастье. Решила вас навестить.
      - Проходите, - пригласил Олег.
      Густо намазанная кремом Эльвира холодно оглядела бедно одетую пожилую женщину.
      - Здравствуйте, Надежда Сергеевна. Я бы вас не узнала, вы так изменились.
      - Да и вы тоже изменились, Элеонора...
      - Эльвира Константиновна, - ледяным тоном поправила Эльвира.
      - Извините, пожалуйста.
      - Проходите сюда. Давайте посидим, помянем Игоря Дмитриевича. Сейчас я принесу закуски, водку. Танюша, помоги мне, деточка!
      Таня со своим необъятным животом скромно прошагала на кухню.
      Поставили на стол остатки вчерашних поминок. Посидели. Помолчали.
      - Давайте помянем крупного писателя, патриота, фронтовика, - чопорно произнесла Эльвира. - Не будем вспоминать взаимных обид, Надежда Сергеевна. Сейчас не до этого. - Она картинно прикрыла глаза рукой. - Такое несчастье... Такое... Перед самым юбилеем. Я слышала, Игорю Дмитриевичу должны были присвоить звание Героя Социалистического Труда. Как бы он был рад...
      - Ладно, - подняла рюмку с водкой Надежда Сергеевна. - Спи спокойно, Игорь... Земля пусть будет тебе пухом.
      Они выпили, закусили блинами.
      - Как ваш сын? - спросила Эльвира, жуя бутерброд, густо намазанный черной икрой. Икринки упали на стол, она пальцем отправила их себе в рот.
      - Он в Афганистане. Но я сообщила ему.
      Может быть, его отпустят на недельку, как вы считаете?
      - Не думаю, что в этом есть необходимость.
      Служба есть служба, Игоря Дмитриевича этим не воскресишь.
      - Да, его не воскресишь, - вздохнула Надежда Сергеевна. - Но есть проблемы, которые надо разрешить, - Какие проблемы? - насторожилась Эльвира. Встрепенулся и Олег. - Вы что, претендуете...
      - Дело в том, что в нотариальной конторе на улице Димитрова Игорь Дмитриевич подписал завещание, в котором он все свои сберкнижки, права на будущие гонорары, дачу и две машины оставляет мне и Володе, - спокойно, с внутренним достоинством произнесла Надежда Сергеевна.
      Бутерброд с икрой выпал из рук Эльвиры и шмякнулся на пол, разумеется, икрой и маслом вниз. У Олега отвисла челюсть, он сделал какое-то странное движение головой вперед, словно хотел боднуть незваную гостью.
      - В-вы... В-вы, в-вы... - мычала Эльвира. - В-вы что такое говорите?
      - Говорю правду. Может быть, сейчас не время, вам и так тяжело, а тут еще это. Но, по-моему, тянуть тоже нельзя. Приедет Володя, мы и будем разбираться с этим делом. Понадобится ведь большая сумма денег для вступления в наследство. А со сберкнижек нам раньше чем через полгода ничего не выдадут.
      - Вам и так ничего не выдадут!!! - завопила Эльвира. - Вы все лжете! Вы, старая ведьма...
      Простить не можете, что он вас бросил! Убирайтесь отсюда вон!!!
      Таня с изумлением взирала на свекровь, полностью раскрывшую себя в этот момент. Горе теперь было настоящим, неподдельным. Было уже не до картинных поз, не до фальшивых тостов.
      Надежда Сергеевна спокойно встала.
      - Я уйду. Но учтите, я сказала правду, я была в конторе, где подписано завещание. У меня его копия. Все законно.
      - Покажите копию! - закричала Эльвира с пеной у рта.
      - Да вы ее порвете, не дам я вам. Съездите и спросите, вам там все объяснят.
      - Но как вы узнали про это завещание?
      - Он мне позвонил в день своей гибели. Прямо от нотариальной конторы. Он был чем-то очень расстроен, и я знаю, чем именно. Но не буду сейчас говорить.
      Эльвира сразу сникла и жалкими глазами поглядела на сына. За роговыми очками будущего врача-отоларинголога она увидела такую ненависть, что ей стало страшно.
      - Ладно, я пошла. Вы уж извините, что я вас так расстроила, - сказала Надежда Сергеевна.
      - Это вы подстроили автокатастрофу! - закричала Эльвира, приходя в себя. - Я в суд на тебя подам, интриганка! Там все докажут! И ничего ты со своим сынком не получишь! Ты в тюрьму пойдешь! За убийство! За доведение до...
      - А по-моему, это я должна подать на тебя в суд за доведение до смерти человека, которого я любила. Из-за тебя он бросил меня и сына, ты купалась в роскоши, а мы прозябали. Ты сделала из порядочного человека кусок льда, бюрократа от литературы, денежный мешок, откуда черпала для своих мерзких утех. Мой сын офицер, десантник, он сам достиг всего в жизни. И сейчас выполняет свой долг. Я хотела тебе предложить чисто по-человечески долю из того, что нам достанется. Но теперь ты не получишь ничего! И попридержи свой грязный язык! Будь здорова, Эльвира Константиновна, оправдывайся теперь перед своим сыном!
      Она вышла из комнаты, надела в прихожей плащ и хлопнула дверью.
      Эльвира, Олег и Таня сидели молча и глядели друг на друга.
      - Так-то вот, - вымолвил наконец Олег. - Доигралась, - он с ненавистью глядел на мать. - И теперь не смогла сдержаться... Будь ты проклята! И твой Славик тоже, я его убью, краснорожую тварь! Это из-за вас погиб отец! Из-за вас у нас ничего не осталось, кроме квартиры. И дача... моя дача, она теперь будет принадлежать им...
      Нас вытряхнут оттуда, как котят... Одной машины уже нет, на "Жигулях" будет теперь ездить бравый десантник Вовочка, а деньги.., такие гонорары... Ведь у отца на книжках было...
      - У него было около ста тысяч рублей, - тихо произнесла Таня. - Игорь Дмитриевич как-то выпил коньяка и стал рассказывать мне о своих гонорарах, и сейчас должно поступить не меньше сорока-пятидесяти тысяч. У него столько книг выходит...
      - Около ста тысяч... - простонал Олег. - И еще пятьдесят... И еще сколько будет выходить.., боже мой, боже мой, чего мы лишились...
      Ах ты.., мамаша... Что ты натворила?!
      Эльвира сидела бледная как полотно, не в состоянии произнести ни слова. Таня с брезгливостью глядела на мать и сына, на сей раз находящихся в состоянии настоящего глубокого горя.
      - Мы наймем адвоката, - произнесла наконец Эльвира. - Мы все отсудим у них, у этих интриганов. У меня есть замечательный адвокат Альберт Николаевич, он сумеет...
      - Ничего он не сумеет, - сказал Олег. - Он даже не возьмется за это дело. Завещание составлено по закону, нам остается квартира с мебелью, стоящей многие тысячи, на обязательную долю мы не имеем права, мы не дети и не старики, не инвалиды. Тебе только сорок лет, у тебя высшее образование. Нечего и браться за это дело, только позорить себя. За что боролись, на то и напоролись. Будем жить, стиснув зубы.
      Эльвира обхватила голову руками и стонала, покачиваясь на стуле. Это была катастрофа, это был полный крах всего. Закончилась ее райская жизнь, с небес она спустилась на землю...
      Они сидели молча, время от времени Олег наливал себе водки и пил, запивая соком, не притрагиваясь к еде. Таня держалась руками за живот, там шевелилась новая жизнь.
      ...Через неделю приехал в отпуск Владимир Лозович. Они с матерью оформили наследные дела. Эльвира и Олег не стали им препятствовать, дело было безнадежное. Они созвонились с новыми наследниками, договорились, что поживут на даче в течение полугода, а потом съедут.
      И тогда же отдадут машину.
      Машину Надежда Сергеевна и Владимир забирать отказались. Более того, они предложили Эльвире и Олегу треть суммы, лежавшей на сберкнижках Игоря Дмитриевича. Те сначала хотели проявить принципиальность и гордо отказаться, но подумали с полчасика и предложение приняли. Что же касается дачи, то тут Надежда Сергеевна была непримирима: ее построили в пятьдесят шестом году, когда Вовочке было восемь лет, она сама предложила мужу проект дачи, они во всем отказывали себе, чтобы построить этот дом - тогда Игорь Дмитриевич зарабатывал не так много, они мечтали, что Вовочка будет жить летом на свежем воздухе. А этого же Вовочку в десять лет просто вытряхнули с этой дачи вместе с матерью. Надо было возвращаться на круги своя. Всю же мебель, купленную Игорем Дмитриевичем и Эльвирой, новые наследники попросили вывезти. Было куда - у отца Тани была дача, так что и ее будущему ребенку было где жить и дышать воздухом.
      Эльвира, подавленная, осунувшаяся, пыталась мужественно переносить удары судьбы, свалившиеся на нее. Олег выбрал новую форму общения с матерью - саркастически-отстраненную.
      Он не ругал ее, не предъявлял претензий, претензии его были во всем - в каждом слове, жесте.
      Он считал ее виновницей всех бед, ведь, в отличие от нее, он все-таки любил отца, именно отца, а не его достаток, вернее, не только его достаток.
      Олег принял твердое решение - не откладывая в долгий ящик, разменять квартиру с матерью и жить отдельно от нее. Он не выносил ее.
      В самом конце октября Таня родила дочку.
      Рождение ребенка несколько смягчило ожесточенные души Эльвиры и Олега. Появились новые заботы, даже Эльвира, поначалу никак не желавшая считать себя бабушкой, смирилась и с этой ролью и приняла активное участие в уходе за внучкой. У них стали часто бывать родители Тани, с которыми прежде она не очень-то контактировала, слишком разными людьми они были.
      Жизнь продолжалась, несмотря ни на что...
      Глава 4
      В начале марта 1981 года в застекленную веранду небольшого загородного домика с прохудившейся крышей и осевшим фундаментом постучали. Дверь открыла пожилая женщина маленького роста, бледная, одетая в старенький тренировочный костюм.
      На пороге стояла молодая женщина.
      - Здравствуйте, - произнесла она.
      - Здравствуйте, - ответила хозяйка. - Вам кого?
      - Мне вашего сына.
      - А зачем он вам?
      - Нужен.
      - Его нет.
      - А где же он?
      Пожилая женщина замялась.
      - А вы ничего не знаете? , - Откуда мне знать? Я его давно не видела.
      Что-то случилось?
      - Случилось. Его посадили. Он в тюрьме.
      - Когда?
      - Да еще в прошлом году. В конце октября.
      - А за что?
      - За разбой, - еле слышно проговорила хозяйка. - Они с друзьями напали на одну дачу тут неподалеку, избили хозяев, забрали все ценности.
      Потом один проговорился по пьяни. Взяли всех.
      Вот.., в феврале уже суд был. Ему дали три года, - заплакала хозяйка. Одна я теперь осталась... А что это я вам все рассказываю, - вдруг опомнилась она. - Кто вы ему? Как вас зовут?
      - Меня зовут Ира. Я его хорошая знакомая.
      - Я что-то вас не припомню. У него много было знакомых девушек. А вас не помню.
      - Мы редко встречались. Ладно, я пойду, мне некогда. У вас есть его адрес, то есть, я хочу сказать - куда ему писать?
      - Вот.., сообщил недавно.
      - Дайте мне.
      - Дам. Мне что? Пишите. Ему легче будет.
      Она написала на бумажке местонахождение зоны, где отбывал срок ее сын, передала девушке.
      - Держитесь, - сказала на прощание девушка. - Он не сдастся, он очень сильный человек.
      Он выдержит, и вы его дождетесь. Не переживайте так. Три года - не так уж много.
      - Вам легко говорить, - вытерла слезы мать. - Вы ему знакомая, а я растила его. Для этого, что ли? Сколько я с ним натерпелась, знали бы вы...
      У всех дети как дети, а мои... Старший покоя никому не давал, поселок от него стонал, а потом и помер от пьянства, а этот... Помню, лет семь назад его так избили, все отбили, я думала - помрет... Месяц в больнице провалялся, а только вышел, полдня дома посидел и на улицу... Мстить побежал, собрал ораву, и такое они устроили...
      Как его тогда не посадили, ума не приложу... Но, как веревочка ни вейся... Не дай бог никому таких деток...
      - Ничего, отсидит срок - поумнеет, - успокоила девушка.
      - Да, дождешься от него - поумнеет, - проворчала хозяйка. - Господь и так его долго миловал. Его и тогда, в октябре еще, в угоне машины подозревали. "Волгу" тут угнали черную, так угонщика этого взяли - уголовник старый. Так вот, свидетели будто бы видели, что они с моим оболтусом эту машину угоняли. Но уголовник стоял на своем - угонял один, и все. Не смогли ничего доказать. Это пронесло, так через две недели другое пришло. Прорва неуемная, а не парень... Век ему там мыкаться... Не хочет жить, как другие, гаденыш. От армии ему отсрочку дали, отмазали, думала - учиться пойдет в техникум. Нет - обучился только машину водить, да какие-то там карате, канфа какая-то, рожи, короче, друг другу квасить, да ногами живых людей мудохать, извините за выражение, девушка...
      Не знаю, кто вы, да рассказать-то некому - соседи да родня и так все это прекрасно знают...
      Тоска, короче... А все же напишите ему, вы, видно, девушка умная, грамотная, одеты, вижу, хорошо. Вправьте ему мозги - учиться, мол, надо, а не бить да грабить добрых людей. Этим не проживешь...
      - Я напишу, напишу, все ему объясню. До свидания.
      Девушка спустилась с крылечка, вышла за калитку, пошла по дорожке. В лесу остановилась, вытащила пачку сигарет, закурила.
      Она курила, напряженно глядела в одну точку и думала. Да, жизнь была непроста, порой она преподносила неожиданные сюрпризы. Но она знала одно сдаваться нельзя, надо уметь бороться. И ждать - ждать своего часа... А он обязательно наступит...
      Глава 5
      Июль 1995г.
      Таня в этот день проклинала все на свете.
      Надо было успеть сделать чудовищное количество дел. Стояла лютая жара, градусов около тридцати. Ее муж, Олег Лозович, тихо и мирно сидел на работе, которая у него продолжалась сегодня с десяти до шестнадцати и заключалась в том, что он должен был внимательно заглядывать в уши, горла и носы, ставить одни и те же диагнозы и выписывать рецепты. Потом он возвращался домой, съедал то, что приготовила ему на обед Таня, потом ложился на диван, минут семь-восемь смотрел телевизор или читал бульварный роман, а затем наступал здоровый сон часика эдак на два с половиной. Вечером он бегал минут сорок по загазованным улицам для поддержания формы, так как уже ощутимо начинал полнеть.
      Олег Игоревич не курил, водку не пил, а любил красное сухое вино. Два раза в месяц он получал зарплату, деньги, как положено, отдавал жене и воображал, что на них он кормит семью, состоящую из него, жены Тани и пятнадцатилетней Нины. На деле же зарплаты хватало дня на два-три, так как цены в магазинах совершенно не соответствовали оценке труда врача-отоларинголога в районной поликлинике. Но Олег Игоревич был абсолютно уверен, что он главный добытчик в семье.
      Тане Гриневицкой, профессиональной переводчице с английского языка, сегодня надо было сдать в одно издательство срочную работу, которую она закончила в три часа ночи на даче, и заехать в другое, где ей полагался довольно сносный гонорар. На него они могли бы просуществовать до конца июля. И во что бы то ни стало заехать на станцию техобслуживания отрегулировать карбюратор у "пятерки". Машина совершенно не держала холостых оборотов и глохла на каждом светофоре. Вчера, когда Таня гнала машину на дачу, она вся взмокла, кляла свой лимузин всеми известными ей словами, а когда уже подъезжала к даче, почувствовала, что теряет сознание.
      Еще она должна была заехать домой, купив по пути продукты, и приготовить Олегу обед, а еще отвезти матери лекарства. Слава богу, мать жила недалеко от ее Профсоюзной улицы - в Ясеневе, но в целом Тане предстояло проколесить на неисправной машине километров двести, так как после всех дел надо было гнать машину по Киевскому шоссе на дачу, где неизвестно чем занималась пятнадцатилетняя Нина.
      Начался день довольно удачно. Ехать поутру было приятно, и машина не подводила, уже в половине десятого Таня была около издательства и, чтобы не терять полчаса времени, накупила Олегу продуктов, загрузила их в машину, потом сдала в отдел свой перевод, съездила в другое издательство. Там и начались неприятности. Насчет гонорара сказали, что заплатят не раньше чем через неделю, да и то это очень проблематично. Таня поехала домой. Дома она выгрузила продукты и приготовила Олегу обед. Но самое страшное произошло тогда, когда Таня снова спустилась к машине и попыталась завести ее. На сей раз старушка забастовала серьезно. Стартер работал, но машина не заводилась ни в какую. А ведь ей ехать до станции, где работали ее знакомые слесаря, было совсем недалеко. Но как доехать?! И лекарства матери надо было везти.
      Вспотевшая, одуревшая от усталости, Таня плюнула на свою окаянную "пятерку" цвета слоновой кости и поехала к матери на метро. Отвезла лекарства и вернулась домой. Тут ей пришла в голову ужасная мысль, что ей просто нечем было бы заплатить слесарям, даже если бы она и доехала до станции техобслуживания. Если бы она заплатила слесарям, ей могло бы не хватить на бензин. Как же она, однако, рассчитывала на гонорар, который ей не заплатили...
      Олег был уже дома и обедал. Он встал, поцеловал Таню, а потом принялся дохлебывать суп.
      - Олег, - спросила она, стараясь придать голосу нежность, - нет ли у тебя тысяч ста?
      - Сколько, сколько? - поглядел он на нее из-под очков!
      - Ну.., пятьдесят-сто тысяч. У меня, понимаешь, холостые не держат в машине, надо на станцию съездить карбюратор почистить, а то я не доеду до дачи. Правда, - добавила она, - машина и вовсе не заводится, но я надеюсь, кто-нибудь поможет. Мне гонорар сегодня не заплатили.
      - В ваших издательствах всегда все не слава богу, - проворчал Олег. - А насчет дачи - езжу в электричке. Не так уж к нам далеко - минут сорок, и от станции близко.
      - Но ездить надо каждый день! Туда и обратно! - начала заводиться Татьяна. - По тридцатиградусной жаре!
      - Я же не виноват, что твоя матушка не желает посидеть с Ниночкой на даче и дать тебе возможность не ездить туда-сюда каждый день. У нее какая-то блажь...
      - Но твоя-то тоже не сидит на даче! Она пьет целыми днями, а на внучку ей наплевать!
      - Во-первых, сейчас она не пьет, а во-вторых, я не виноват, что у вас с ней сложились такие отношения, - совершенно спокойно вещал Олег. - Нет, я не говорю, что это ты виновата, у нее ужасный характер, ты знаешь, как я к ней отношусь, я просто констатирую факт. Если моя мать будет находиться на даче, там просто Куликовская битва произойдет. Себе дороже, как говорится.
      А Что касается денег, так я отдаю тебе всю зарплату, себе оставляю только на карманные расходы, которые мизерны - я не курю, не пью. Так что названной суммы у меня просто быть не может. Ну откуда, Тань, я ее возьму? У меня доходов, кроме зарплаты, нет.
      - Очень жаль! - крикнула Таня и пошла на балкон курить.
      - Попрекаешь?! - бросил вдогонку Олег, тоже потихоньку теряя выдержку. - Я что, виноват в том, что у врача такая зарплата?
      - В этом ты не виноват! - закричала Татьяна и швырнула непогашенный окурок с балкона.
      - А ты все про т о не можешь забыть? В т о м тоже не моя вина, а моей матери!
      - Сами разбирайтесь с ней, а я ложусь спать и ни на какую дачу не поеду!
      Но тут раздался звонок, звонила с дачи Нина, которая сообщала, что к восьми часам вечера уходит на день рождения к Вадику и придет опять поздно.
      - Изволь вернуться домой к двенадцати! - закричала Таня. - И смотри мне, если тебя не будет.
      Она положила трубку и стала ходить туда-сюда по комнате.
      - Этот Вадик, говорят, наркотой балуется, - возмущалась она. - Нет, я поеду на дачу! Поеду на электричке!
      Опять раздался телефонный звонок. Звонили из издательства. Предложили выгодный заказ на перевод популярной книги по психосексологии, и приехать надо было сегодня, так как завтра могли отдать перевод другому человеку. Таня поехала на другой край Москвы, подписала договор, взяла материал и вышла на улицу. Она решила зайти в магазин и купить что-нибудь на дачу. Когда уже подходила ко входу, к магазину подкатил черный "Мерседес". Из него вышла высокая шикарно одетая дама и направилась в магазин. На Таню, вспотевшую, зачуханную, она даже не взглянула. Это была ее одноклассница Ирка Чижик. Ирка была самой красивой девушкой в их классе, и все ребята сходили по ней с ума. Но Таня узнала ее. Она же путалась то с одним, то с другим, в кавалерах у нее ходили и Петька Мухин, теперь шофер, и нынешний бизнесмен Руслан Бекназаров, и даже Григорий Брагин, ныне довольно известный киноактер. Ну а потом с ней и вовсе была связана уголовная история.
      В свои тридцать семь Ирка выглядела не более чем на тридцать. Высокого роста, статная, крашеная блондинка в умопомрачительном коротком летнем платье, выходящая из черного "Мерседеса", обращала на себя внимание буквально всех лиц мужского пола, бывших поблизости. Первой реакцией Тани на появление Иры было движение к ней, ведь они не виделись уже давно, им было о чем поговорить. Но, встретив ее равнодушный взгляд сквозь затемненные очки, Таня приостановилась. Ирка в упор не видела ее. Что она ей скажет? О своих проблемах? Да она их просто не поймет, у нее другие проблемы в жизни. Таня даже не стала заходить в магазин, ей совсем не хотелось, чтобы Ира узнала ее. Дешевое платье, купленное на толкучке, усталое заморенное лицо - чем она могла похвастаться перед этой расфуфыренной дамой? Своим мужем, получающим такую зарплату, какую эта дама может отдать нищим в подземном переходе, если пожелает, конечно. Своей дачей, постепенно приходящей в негодность? Своей машиной, которая глохнет и не заводится? Нет, уж лучше не разговаривать.
      Хорошо, что Ирка не узнала ее.
      В школе Таня считала Ирку ничуть не красивее себя. Когда Ира Чижик пришла к ним в восьмом классе, это была долговязая, худая и какая-то несуразная девица, плохо одетая и плохо воспитанная. Приехала она в Москву откуда-то из провинции, отец ее был лимитчиком, то ли сторожем, то ли дворником. Она умела грубо ругаться, постоянно фыркала от смеха на уроках, за что ее выставляли из класса, после чего она униженно просила у учителей прощения, вытирая слезы и сопли рукой, так как носового платка не имела.
      Но вот к десятому классу она как-то обтесалась и очень похорошела. И тогда-то за ней наперебой стали ухаживать ребята, причем именно те, которые раньше ухаживали за Таней, аккуратной, хорошо воспитанной, темноволосой невысокой девушкой из хорошей семьи. Отец Тани, переводчик-синхронист, в совершенстве знал английский и немецкий языки, у них были и дача, и машина, и Таня уже в десятом классе умела неплохо водить ее. Успех Ирки безумно раздражал ее.
      Ирку все называли просто шлюхой, она была единственной из девушек их класса, кто вел активную половую жизнь. Она нисколько не стеснялась своих сексуальных похождений, говорила о них спокойно, с блудливой улыбкой на губах.
      После окончания школы о судьбе Иры Чижик мало кто знал что-нибудь определенное. Ходили слухи о какой-то уголовной истории, в которую из-за нее впутался их одноклассник Витя Александров, будто бы севший в тюрьму из-за нее. Говорили даже, что он убил человека. Но толком никто ничего не знал. Таня считала постыдным интересоваться судьбой этой проститутки. Однажды она села в такси, которое вел их одноклассник Петька Мухин. Петька сам ей поведал, что слышал о том, будто Витька кого-то убил из-за Ирки и угодил в тюрьму. Потом она встретила в Доме кино лоснящегося и надушенного Гришу Брагина, только что сыгравшего в нашумевшем детективе роль уголовника. Изрядно пьяный Брагин на ее вопрос о судьбе Витьки надменно ответил, что уголовники его интересуют только как художественные образы и он всегда был уверен, что Витька плохо кончит. Руслан Бекназаров как-то поздравил Таню с Восьмым марта, Таня спросила его про Виктора, тот ответил, что ничего о нем не знает. Так что было ли такое с Витькой или нет, Татьяна точно не знала. , И вот - Ирка Чижик на собственном черном "Мерседесе", прошествовавшая мимо заморенной Тани. Так-то вот складывается жизнь...
      И без того омерзительное настроение Тани испортилось окончательно. Тучи на южной стороне неба становились все более грозными. Она поспешила к метро. Перед входом оглянулась, увидела Ирку, прошагавшую к "Мерседесу". Та села в машину, и не успела Таня войти в метро, лимузин скрылся за поворотом.
      Потом была переполненная душная электричка, в вагоне было нечем дышать. Гроза все не начиналась.
      Но зато в ту минуту, когда Таня вышла из электрички, грянул удар грома и полился ливень.
      Таня была без зонтика, зонтик лежал в багажнике окаянной машины. Она подождала на станции под навесом, но дождь не прекращался. Сверкали молнии, гремел гром. Наконец ей показалось, что дождь ослабел, и она отважно ринулась в путь к даче.
      Но проклятущий дождь, немного утихнув, чтобы выманить ее из-под навеса, усилился вновь.
      Таня вышла на дорогу, а там было нечто невообразимое. В лесу хоть деревья как-то защищали, а тут... Она сбежала с дороги и приютилась под единственным в округе деревом - развесистой ивой над маленьким прудиком.
      Никого кругом не было. Ливень смел всех прохожих. Таня не знала, что ей делать. Идти было невозможно. Хоть бы попутка какая-нибудь.
      Она увидела проезжавшую по дороге машину.
      Это была "Волга" темно-зеленого цвета. Ехала машина довольно медленно, и Таня было бросилась к ней, но поняла, что не успеет, и осталась под деревом. Эх, если бы она шла по дороге... Но машина вдруг затормозила. Таня сделала два шага по направлению к ней, но остановилась.
      Она почувствовала, что в машине происходит нечто неладное. Там вроде бы была драка. Какая-то странная возня. Потом правая дверца машины открылась, из нее выскочил крепкий молодой человек с бритой головой;
      - Ты, падло, припомнишь меня! - крикнул он. - Я про тебя такое знаю, чего никто не знает!
      И сделаю тебе очень замечательную вещь. Не желаешь платить мне заплатишь другим. И гораздо больше! По миру пойдешь! Я знаю, кому я про тебя расскажу, гнида! Соловья ведь ты подставил, ох, ответишь!
      Открылась и левая дверца, и оттуда спокойно вышел высокий мужчина в кепке. Лица его Таня не видела. А потом произошло нечто невероятное. Этот высокий мужчина вытащил из внутреннего кармана пистолет и выстрелил в грудь бритоголового. Тот что-то крикнул и упал на мокрый асфальт. Мужчина в кепке спокойно сел в машину, развернулся и уехал. Таня поглядела было на номер номера не было вовсе.
      Обалдевшая, она вышла на дорогу. Там лежал бритоголовый лицом вверх. Ему было на вид лет двадцать пять, не больше. Одет в красный пиджак и светлые брюки. На голубой рубашке расплылось пятно крови. Глаза были открыты. Он был мертв.
      Таня не знала, что ей делать. Дождь хлестал и хлестал. Она вдруг увидела на дороге что-то белое. Нагнулась и подняла. Это была визитная карточка, выпавшая из кармана стрелявшего. Таня прочитала фамилию. А потом положила визитку к себе в кейс, в котором лежала книга на английском языке для перевода.
      Тут она почувствовала, что дождь ослабевает.
      А вдали показались люди. Она бросилась к ним.
      Вместе они вызвали милицию. Им велели подождать на месте.
      Через некоторое время подъехал на мотоцикле двухметровый участковый Юрий Николаевич Зубов.
      Он остановил мотоцикл, неторопливо слез с него и подошел к трупу. Как раз в это время дождь совершенно прекратился, и яркое солнце осветило мокрую дорогу.
      - Опять... - вздохнул Зубов. - Как же мы раньше спокойно жили и не ценили этого. Ладно... Кто что-нибудь видел, граждане?
      - Я видела, - сказала Татьяна. - Подъехала "Волга" без номеров, вышел вот этот мужчина, другой выстрелил в него из пистолета, сел в машину и уехал. Вот, собственно говоря, и все.
      - Вы откуда это видели?
      - Вон от того дерева. Я пережидала там дождь.
      - Понятненько. Метров пятнадцать будет.
      Лица убийцы не разглядели?
      - Нет. Хлестал дождь. И потом он-то был заслонен машиной. Вроде был в кепке, роста невысокого.
      - А вы, граждане, что видели? - обратился Зубов к пожилой чете.
      - Мы шли с противоположной стороны, - ответила старушка. - Слышали хлопок выстрела.
      И машина развернулась и уехала в сторону Москвы.
      - Какая машина?
      - "Волга". Черного цвета, - уверила старушка.
      - Это так? - спросил Зубов у Татьяны. И тут почему-то вдруг она подтвердила, что "Волга" была черная, хотя отлично помнила ее темно-зеленый цвет.
      - Черная, черная, - подтвердил и старик.
      Зубов внимательно осмотрел труп. Вытащил из кармана пиджака паспорт и водительское удостоверение, из другого - бумажник. Открыл его, показал присутствовавшим пачку долларов.
      - Во как! - осклабился старик. - Во как люди живут... А мы-то второй месяц пенсию получить не можем.
      - Уже не живут, - возразил Зубов. - Пенсию вы получите, а ему уже ничего не понадобится.
      - Ничего, он свое пожил, - бубнил старик.
      - Пожил? - усмехнулся Зубов, сравнивая возраст старика и убитого. Ладно, составим протокол, пока следственная группа не прибыла.
      Вы будете понятыми, не против?
      К этому времени уже изрядная толпа стала собираться вокруг трупа.
      Зубов составил протокол. Документы говорили о том, что убитый являлся Ивановым Андреем Игоревичем 1969 года рождения, жителем Одинцова.
      - Итак, гражданка Гриневицкая, - спросил Зубов. - Значит, вы лица стрелявшего не запомнили, машина была черного цвета, без номера. Так?
      - Так, - спокойно ответила Таня.
      - Никакого разговора между потерпевшим и преступником не происходило перед выстрелом?
      - Убитый угрожал убийце, требовал денег, - коротко отвечала Таня. Больше она ничего не сказала. - Из-за дождя было плохо слышно.
      Подъехала следственная группа. Внимательно осмотрели труп, потом погрузили его в машину.
      - Известная личность, - слышала Таня слова одного из прибывших. Вареный его кличка.
      Молодой, три ходки на нем. Он у Соловья был в подручных, ну, у того самого, которого недавно взорвали в собственном джипе.
      - Соловей с Серегой Заславским никак территорию не могли поделить, сказал Зубов, закуривая сигарету. - Я уверен, это его рук дело.
      - Кто знает, может быть, но, по нашим данным, Серега тут ни при чем. Все свидетельствуют, что они договорились, причем Соловей ему уступил. Как жалко, что эта дамочка не заметила лица стрелявшего, очень интересная ниточка могла потянуться, - шепнул он Зубову, но Таня услышала его слова. Она крепко сжала кейс, в котором лежала визитка стрелявшего.
      - Ладно, мы поехали!
      - Давайте, удачи вам, - сказал спокойно Зубов. - Спасибо, граждане, за помощь. Если что вспомните, сообщите мне. Телефон мой у вас есть, я всех объезжал, старался, чтобы у всех он был на всякий случай. Сами вот видите...
      Он сел на мотоцикл и укатил восвояси. А Таня, мокрая как мышь, сжимая кейс в руке, поплелась на дачу.
      Ниночки уже не было дома. Таня переоделась в сухое и чистое, поставила чаю и для профилактики выпила рюмку коньяка. От холода и волнения у нее стучали зубы.
      После коньяка ей стало лучше. По телу начало разливаться тепло, немного прояснилось и в голове.
      Таня попила горячего чаю с бутербродами, выпила еще одну рюмку коньяка и решила завалиться спать. Но перед этим она открыла свой кейс.
      Вытащила визитку и внимательно прочитала то, что на ней было написано.
      Глава 6
      Сентябрь 1998 г.
      С тех пор прошло три с лишним года. В Таниной семье произошли некоторые изменения. Тот перевод книги по психосексологии, который ей поручили тогда и который она прекрасно выполнила, оказался переломным в ее жизни. Она стала получать хорошие гонорары, от заказов не было отбоя, и уровень жизни их семьи заметно улучшился. Таня купила новую "семерку", машина оказалась очень удачной, с ней она практически не знала проблем. Нина закончила школу и поступила в МГУ на английское отделение филфака. Она, что называется, перебесилась, прекратила свою дружбу с сомнительными компаниями, много времени тратила на учебу. Теперь она была уже на втором курсе. Не изменилось ничего только в жизни Олега Игоревича. Он продолжал работать там же, но благодаря известным обстоятельствам в экономике страны зарплата его постепенно превратилась в ничто. Однако он присутствия духа не терял, сильно прибавил в весе, хотя по-прежнему совершал пробежки в спортивном костюме по загазованной Профсоюзной улице.
      Девятнадцатого сентября Татьяне Владимировне должно было стукнуть сорок лет. И усталой, замученной бесконечными делами, хотя в последнее время и довольно преуспевающей Тане вдруг пришло в голову отметить свой юбилей на даче в компании старых школьных друзей. Намекать на такое свое желание она начала еще с лета, после того как съездила в командировку в Париж, куда ее пригласили на международную конференцию переводчиков. В Париже Татьяна побывала впервые, вернулась веселая, приодетая, с подарками, и за обедом на даче в выходной день предложила Олегу провести такое мероприятие.
      - Затея, разумеется, не лишенная какой-то внутренней идеи, - кисло произнес Олег. - Но совершенно лишенная смысла. Со времени окончания вами средней школы прошло уже двадцать с лишним лет, практически вы не общаетесь и успели за это время стать друг для друга совершенно чужими людьми. Ну, подумай, Танюша, о чем вы будете друг с другом говорить? Ну как, например, Петя Мухин, простой шофер, поймет Гришу Брагина, знаменитого киноактера, заслуженного артиста России? А у бизнесмена Руслана Назаровича Бекназарова свои Проблемы. А кого ты можешь еще пригласить? С остальными вашими одноклассниками ты, по-моему, давно уже потеряла всякую связь. Не лучше ли отметить твой день рождения с нашими нынешними знакомыми, нам есть о чем поговорить, мы люди одного уровня - и материального, и духовного.
      - Знаешь что, Олег. Я пока еще ничего не решила, но я хочу устроить себе праздник. Мне надоели наши нынешние знакомые, мы переговорили с ними о чем только можно, исчерпали все темы. Скучно с ними. Что же касается материального уровня, то тут не так уж все несовместимо.
      Гриша Брагин совсем не тот Гриша, которого я встретила несколько лет назад в Доме кино. Он не снимается лет так эдак семь-восемь, последний раз он играл швейцара в каком-то стосерийном идиотском фильме и появился на экране на полминуты. А вот Петя Мухин бомбит в аэропорту Внуково, имеет иномарку и процветает. Так что он не простой шофер, а Гриша вот простой безработный актер, хоть и заслуженный. Что же до Руслана, то ты знаешь его характер, он же был у нас недавно, и ты сам видел, что он нисколько не изменился - по-прежнему душа компании.
      Чтобы он стал ставить между собой и остальными какую-то преграду, да ты смеешься, что ли?
      И мне в последнее время есть чем похвастаться.
      А мне хочется, понимаешь, хочется? Я хочу, чтобы они видели, что я, простая переводчица, вшивая интеллигентка, тоже неплохо устроилась в это бурное время. И хочу показать это Ирке Чижик, которая...
      - Ты что, собираешься пригласить на день рождения эту шлюху? - вылупил глаза Олег. - Дело твое, но я с ней за один стол не сяду.
      - Раньше ты был другого мнения о ее прелестях, - покривилась Таня.
      - Она была у нас лет эдак пятнадцать назад.
      И вела себя вызывающе, обнажая свои прелести.
      Не имею никакого желания видеть ее здесь.
      - Кстати, Ирка уже лет пять замужем за очень приличным человеком, Андреем Андреевичем Дороховым. Дорохов несколько лет назад был преуспевающим бизнесменом, но в последнее время дела его резко пошли вниз, и он совершенно разорился. Я видела Ирку три года назад, когда она даже не узнала меня, выходя из своего "Мерседеса". Так вот, Руслан мне говорил, что теперь у них нет ни "Мерседеса", ни даже "жигуленка", и свою четырехкомнатную квартиру на Арбате они поменяли на однокомнатную в Митине. Ирочка лишилась своих умопомрачительных нарядов и даже устроилась работать.
      - В публичный дом? - съязвил Олег.
      - В публичный дом ее не возьмут, - спокойно ответила Таня. - Ей месяц назад исполнилось сорок лет. А работает она будто бы приемщицей в ателье или прачечной, что-то в этом роде.
      - Понятно, - скривил губы Олег. - Ты хочешь устроить здесь показ своих достижений перед обанкротившейся соперницей.
      - Какая она мне соперница? - вскочила Таня. - Ну тебя! Тебе наплевать на мой день рождения, я вообще не буду праздновать. Поеду вон к матери, мы с ней по рюмочке и выпьем.
      Встала из-за стола и вышла из комнаты.
      Больше она к этому разговору не возвращалась. Завел его сам Олег. Ему безумно захотелось купить себе к зиме кожаную куртку на меху, и он не знал, как подступиться к жене. Решил схитрить и начал с дня рождения.
      - Танюш, - сказал он как-то вечером на московской квартире. - Вот ты говорила про Иру Чижик. А ее муж-то, он чем теперь занимается?
      Интересно, чем занимаются горе-бизнесмены, когда они разоряются?
      Внутренне Таня усмехнулась, но виду не подала.
      - Вообще-то Андрей Андреевич кандидат наук, у него две монографии и куча публикаций в периодике. Он писал докторскую, когда грянули все эти перемены. Так он забросил ее и занялся бизнесом. А теперь он опять где-то преподает, то ли в школе, то ли в училище.
      - Хорошо же ему теперь живется на зарплату после апартаментов и "Мерседесов", - порадовался искренне Олег. - Действительно, неплохо бы поглядеть на эту парочку. Люблю, когда с этих "новых русских" сбивают спесь. Единственно, нужно ли делать это в твой день рождения, такой замечательный праздник? Можно бы найти какой-нибудь иной повод...
      - Я не собираюсь ни с кого сбивать спесь, - спокойно ответила Таня. - Я хочу провести свой день рождения с одноклассниками. И за праздничным столом мы будем равны. Даже Руслан не так уж богат, у него много проблем. Я с ним недавно беседовала по телефону, именно он, кстати, и рассказал мне про злоключения Дорохова и Иры. Я-то Дорохова вообще не знаю.
      - Ну так, короче говоря, я не против такого решения, - улыбнулся Олег. - Только уже третье сентября. Не так много времени осталось.
      - Успеем подготовиться, - воспрянула духом Татьяна. - Никакого особенного пира мы устраивать не будем. Выпивка, шашлыки, ну, обычный пикничок на свежем воздухе.
      Таня позвонила Пете Мухину. Он принял предложение с охотой, сказал, что обязательно будет. Только один, так как развелся с женой.
      Григорий Брагин находился в глубоком запое.
      Однако понял, кто звонит.
      - Приеду, Танька, приеду. Я ведь недавно женился, познакомлю. А вообще, дела дрянь. В январе сороковушник стукнул, так ни одна собака не вспомнила. А на тридцатилетие как я их поил... Слушай, в январе ко мне пришел знаешь кто - Витька Александров. Поздравил, мы с ним посидели.
      - Серьезно? - удивилась Таня. - Откуда он взялся? Со школы его не видела.
      - Свалился как снег на голову. Одет прилично, стройный, красивый.
      - И чем же он занимается?
      - Не говорит. Он же отсидел три года. За убийство, из-за Ирки Чижик. "Ее, - говорит, - надо было убить, саму". Так-то вот... Ларис, принеси-ка мне еще холодненького, ой, голова трещит... Ладно, Тань, спасибо за приглашение.
      Приедем обязательно.
      Потом Таня позвонила Руслану Бекназарову.
      Он был в командировке в Германии, но его жена Вера не сомневалась, что к девятнадцатому он вернется. И рассказала, что ей постоянно звонит его одноклассница Ира Дорохова. Видимо, ей нужны деньги. Но Руслан уже и так неоднократно выручал ее.
      - Вы бы позвонили ей, Таня, объяснили, что все это не совсем прилично. Я сама не могу, а то Руслан обидится.
      - Ладно, Вера. Только у меня нет номера ее телефона.
      Вера дала ей номер, и Таня позвонила Дороховым.
      - Алло, здравствуйте. Будьте добры Ирину Ивановну к телефону. Это ее одноклассница Татьяна Владимировна Гриневицкая говорит. Нет дома? А.., здравствуйте, Андрей Андреевич. Передайте, пожалуйста, Ирине, чтобы она мне перезвонила. Я хочу пригласить ее, и вас, разумеется, к себе на день рождения девятнадцатого числа.
      На даче будем праздновать. Соберутся одноклассники... Посидим, вспомним молодость, попоем, Гриша Брагин обещал быть с гитарой. Любите его песни? Да вот, не снимают теперь... Жаль, он такой одаренный... Спивается потихоньку, что поделаешь? Петя еще будет Мухин, он очень хороший человек, добрый, с ним всегда так легко, Руслан Бекназаров ну, вы его знаете. Вот и хорошо. Ладно, пусть перезвонит.
      Ира позвонила на следующий день вечером.
      - Приеду, конечно, Тань, - сказала она усталым, каким-то хрипловатым голосом. - Проблема вот только у меня - мне срочно нужно отдать долг одному типу. Он покоя мне не дает, я звоню Руслану, а его Верка говорит, что он в загранкомандировке. А он вроде бы прячется от меня, сволочь...
      - Он правда в загранкомандировке, - перебила ее Таня. - И не звони туда. А деньги...
      Может быть, я помогу?
      - Я не знаю, - замялась Ира. - Мне нужно довольно много. Есть ли у тебя такая сумма?
      - Ну не тяни... Сколько тебе нужно?
      - Двести, - выпалила Ира. - Долларов, разумеется...
      Татьяна прикусила губу, чтобы не ляпнуть чего-нибудь. Комичность этой суммы поразила ее. Она вспомнила их встречу трехлетней давности, черный "Мерседес", платье, стоившее не меньше штуки баксов, гордую походку, восхищенные взгляды мужчин...
      - Ну.., для меня эта сумма достаточно велика, - словно задумываясь, сказала Таня.
      - Я так и думала! - крикнула в отчаянии Ира.
      - Но я выручу тебя. Я же говорю, надо помогать друг другу в трудные минуты.
      Они условились встретиться завтра в двенадцать часов у памятника Пушкину на Тверской.
      Таня приехала вовремя, села на скамеечку, закурила. Погода была теплая, дул легкий осенний ветерок. Люди были одеты по-летнему, без плащей и головных уборов.
      Вот и она... Бежит на своих высоких каблуках со стороны метро.
      Да, изрядно переменилась она за эти три года... Дешевый свитерок, коротенькая до неприличия юбка, колготки с лайкрой, ослепительно блестящие на ярком солнце, высокие каблуки - тот же стиль, то же желание всем нравиться. А лицо уже не то - заметно, что злоупотребляет спиртным. Никаких следов процветания. Так.., стареющая проститутка. Но.., еще ничего, потенциал есть, а обстоятельства так переменчивы.
      - Привет, Тань! - крикнула Ирка. - Извини за опоздание. Но у нас в Митине так плохо ходят автобусы. А мне сегодня нужно этому мудаку отдать. А ты хорошо выглядишь, обалдеть! - поглядела она на Таню, закуривая сигарету. - Ну совсем не изменилась. Слышь, мы с тобой ведь лет пятнадцать не виделись.
      - Да где-то так, - согласилась Таня. - На, Ир, держи. - Она достала из маленькой элегантной сумочки две зеленые бумажки.
      - Спасибо, Тань, век не забуду. Ну никто не хочет помочь. Хотя я, честно, и Руслану черт-те сколько должна, и Петьке Мухину должна триста, ой, нет, вру, четыреста... Что делать, ума не приложу. Жить не на что, Тань. Муж работает преподавателем в училище, получает шестьсот рублей, а, прикинь? У него сил нет, ему же шестьдесят стукнуло, а все эти дела его так подкосили.
      Рэкет, налоги, прогорел он дотла, Тань. Года три мы с ним бед не знали. "Мерседес" он мне подарил, летом то на Багамы, то на Канары...
      - Ир, - спросила Таня, - а как ты познакомилась со своим мужем?
      - Да очень просто. Вы все после школы учились, а я грязные тряпки в приемной химчистки ворошила, там и Познакомилась с Андреем. Пиджак он свой принес в химчистку, красивый такой пиджак, импортный, дакроновый. Тогда такие редкостью были. Я ему говорю - какой у вас красивый пиджак, где же это вы его так испачкали?
      Ну, слово за слово, познакомились, ему тогда лет сорок было, как нам с тобой сейчас. Встречались.
      Ну.., сама понимаешь. Он был женат, но детей не было. И сейчас тоже нет, - вздохнула Ира. - Не повезло Андрею с женами. Потом его отправили в загранкомандировку. Преподавал он в США, целых пять лет. Мы тогда с ним связь потеряли.
      Ну а в это время из армии Витька вернулся, ой, ладно, Тань, об этом я не могу, потом как-нибудь.
      Короче, ты знаешь, посадили его на три года...
      Из-за меня, но не по моей вине... А в девяностом году жена Андрея погибла. В автокатастрофе.
      И он мне позвонил. Вот и все. И вскоре мы поженились. Он стал заниматься бизнесом, бросил свой институт. Сначала кооператив открыл, джинсы они шили, рубашки джинсовые, ему из-за границы хорошую ткань поставляли за гроши, у него в Штатах связи остались, они тут шили, продавали. Зарабатывать стали огромаднейшие, Тань, деньги. Я и не представляла, что так можно жить.
      Как мы с Андреем тогда хорошо жили... А через пару лет он основал фирму строительную.
      И опять дела шли хорошо. Мы купили квартиру в Денежном переулке, отремонтировали, две машины, дачу строить начали - а не достроили, ну, действительно, сапожник без сапог, другим они такие коттеджики лепили картинка! Он очень хороший человек - Андрей, выдержанный, волевой... Жаль, что ты с ним не знакома. Но мы к вам приедем, я его вытащу, хотя он так не хочет ехать, он в последнее время избегает всяких компаний, тусовок. Он и раньше-то не очень это дело любил, а теперь, после того, как наша жизнь так переменилась... Никуда он, кроме работы, не ходит, ни с кем из знакомых не общается, ну, из тех, которые появились во время нашего благополучия, очень он не любит, когда ему всякие вопросы задают, а особенно - когда сочувствие выражают. А вот передо мной, Тань, ему неловко.
      Ох, как ему стыдно, мне так его жалко. Когда я снова устроилась работать приемщицей в химчистку, я ему не говорила. Долго не говорила, потом пришлось. Если бы ты видела его лицо, когда он об этом узнал.
      - Ладно, Ира, поеду я. Рада была тебе помочь. С возвратом долга не тороплю, отдашь, когда будут. Но все же отдай.
      - Конечно, отдам, - уверяла Ира. - Я шубу норковую продаю, почти неношенную Тебе, кстати, не нужно? За штуку отдам, она пять стоила, когда покупали. Фирма крутая, не какое-нибудь барахло.
      - Ир, куда мне твоя шуба? Ты на рост-то наш посмотри?
      - Тоже верно, ну, может, дочке возьмешь.
      Сколько ей?
      - Ей рановато в норке ходить, восемнадцать только.
      - А когда, Тань, и одеваться-то, как не в восемнадцать? Я в ее возрасте в таком дранье ходила. И опять придется, видно.
      - Ничего, ты и в дранье смотрелась. И к сорока пяти будешь ягодкой. Все образуется.
      Они простились, Таня пошла к машине, села в нее, закурила, задумалась. Да.., вот каковы перипетии человеческих судеб. Что-то будет дальше?
      Глава 7
      Таня, ее мать, Олег и Нина приехали на дачу в пятницу. Женщины принялись за уборку. Олег замариновал свинину для шашлыков, под руководством Тани приготовили комнаты для гостей.
      Слава богу, комнат было шесть, четыре на первом этаже и две на втором. Плюс еще застекленная веранда. Так что для всех гостей полагалось по комнате.
      В субботу часов в пять вечера к воротам подъехала темно-синяя "Тойота". Это была машина Пети Мухина. Из нее вышли, кроме самого Пети, Гриша Брагин в светло-сером костюме, выбритый, надушенный, и его черноволосенькая Лариса в супермини-платьице.
      Высокий, уже начинающий лысеть Петя Мухин нес в руках огромный букет роз. Он преподнес их вышедшей им навстречу Тане и поздравил ее с днем рождения.
      - Танька! - крикнул Гриша Брагин. - Ты представляешь, мне позвонили и предложили роль. В крутом боевике! Я буду играть вора в законе! И петь там блатные песни. Они решили в крутой боевик подпустить немного лирики. Вот я и понадобился. Так что рано кое-кто меня похоронил!
      - Не заводись, Гриша, - взяла его под руку Лариса.
      Вышел им навстречу и Олег, вперившись маслеными глазами в молодую брагинскую жену.
      Таня поймала его взгляд и чуть заметно усмехнулась. Вышла и Нина, которая быстро познакомилась с Ларисой, они сразу нашли общий язык, и Нина, взяв ее под руку, пошла показывать местные достопримечательности.
      Брагин и Мухин уселись курить на веранде.
      Олег развлекал их приятной беседой, а Таня ушла на кухню помогать матери накрывать на стол.
      Минут через сорок подкатила серебристая "Вольво-940", откуда выскочил, весь сияя от радости, Руслан Бекназаров. Он был в шикарном темно-синем костюме, держал в руках огромный букет, легкий ветерок развевал его черные с проседью волнистые волосы.
      - Где именинница?! - крикнул он. - Давайте ее сюда! А, вот она! Танька, какая ты молодец, что все это затеяла! Только здесь я почувствовал точку опоры, словно этих двадцати с лишним лет и не бывало! Иди ко мне, я тебя расцелую! Поздравляю тебя, Танюшка! - Он поцеловал ее. - Верочка, поздравь мою одноклассницу! Мы с ней в девятом классе за одной партой сидели, и я был немножко в нее влюблен, что скрывать. Тань, это тебе из-за бугра. - Он протянул ей большой фирменный пакет. - Петька, Гришка, здорово, отцы!
      Как она, жизнь ваша грешная? Вы оба отлично выглядите. Здравствуйте, Олег, поздравляю вас с именинницей-женой, ей исполнилось двадцать лет, и это прекрасно. Ото, а это что за две красавицы? Тоже наши одноклассницы, что-то больно молоды? Так.., это твоя жена и ваша дочь? Простите, дайте разобраться, кто из них кто, так с ходу не отличишь... Извините, понятно... Ну, Григорий, - подмигнул он Брагину, - ты в своем духе. Все, все, умолкаю...
      - Русланчик, миленький мой, - запричитала Ольга Федоровна, выбегая ему навстречу. - Как я рада тебя видеть! Это твоя жена? Очень приятно...
      - Ой, Ольга Федоровна, вы совершенно не изменились за эти годы, поцеловал ее Руслан.
      Он тут же вызвался открывать бутылки, помочь накрыть на стол. Он же рассаживал гостей:
      - Танюша, ты у нас именинница, садись вот на председательское место. И вы, Олег Игоревич, рядом, как примерный муж. Так... Ларису, пожалуй, мы посадим с другой стороны, вот здесь, давай, Гриша, стул, садись рядом с женой. Так, мы с Верочкой сядем здесь, а ты, Петька, как бобыль, сядешь рядом с Ольгой Федоровной и будешь за ней ухаживать. Нет, ты будешь ухаживать сразу за двумя - с другой стороны от тебя мы посадим Ниночку. Как? Вроде бы хорошо всех рассадил.
      - А больше-то никого не будет? - спросила Ольга Федоровна.
      - Должна была приехать еще Ирка Чижик, - сказал Олег.
      При этих словах Руслан несколько помрачнел и поглядел на жену. Слегка дернулась щека у Пети Мухина. Только Гриша никак не отреагировал на это, он уже взял бутылку "Смирновской" и начал разливать ее содержимое по рюмкам.
      - Она приедет? - с деланным равнодушием спросил Петя Мухин.
      - Трудно сказать, - пожала плечами Таня. - Должна. Она мне обещала.
      - Ладно, - снова широко улыбнулся Руслан. - Приедет, так приедет. Но ждать ее мы не будем! Мужчины, разливайте напитки! Ухаживайте за дамами!
      Он произнес тост, все подняли бокалы, но выпить успел только Гриша Брагин, не дождавшийся окончания тоста. Остальные еще держали бокалы в руках, когда увидели высокую женщину, идущую по дорожке к дому. Шла она медленно, устало, в руках несла пластиковый пакет.
      - Вот и она, - произнес Мухин. С его места особенно хорошо просматривалась дорожка в саду.
      Руслан обернулся.
      - Ирина Ивановна Дорохова, - сказал он торжественно.
      - Привет, ребята, - сказала Ирина, входя в комнату. - Извините за опоздание. Электричка прямо перед носом уехала, а следующая только через сорок минут.
      Все переглянулись при этих словах. Ирина не заметила этих взглядов, спокойно подошла к Тане, поцеловала ее в щеку и протянула ей пакет.
      - Поздравляю тебя, Тань. От всей души. Желаю тебе всего самого-самого. Этот костюм мы с Андреем привезли из Италии два года назад, но, думаю, он еще не вышел из моды.
      - Спасибо, Ир, молодец, что приехала, - ответила Таня. - Жаль, что не вытащила на природу Андрея Андреевича.
      Ира была одета довольно скромно - в бежевой куртке, черных брюках, скорее по-дачному, нежели по-праздничному. Макияжа на лице было немного, русые волосы гладко причесаны и собраны сзади в пучок. Чувствовала она себя довольно смущенно.
      Постепенно обстановка становилась непринужденной. Руслан как тамада постоянно давал кому-то слово, и сыпались тосты. Потом завязался разговор, пошли воспоминания. На какие-то мгновения бывшим одноклассникам показалось, что и не проходило этих двадцати с лишним лет, что все они такие же молодые и беззаботные, как раньше, что не стоит перед ними грозная проблема выживания, а проблема только в том, чтобы не схватить завтра двойку.
      - Не, ребята, - сказала Ира, - сейчас кажется, что так все было здорово. Это у кого как.
      Я, например, хватала двойки каждый день, а по вечерам папаша меня лупил солдатским ремнем А потом принимался за свое обычное дело - жрал водку и бранился с мамашей. А я должна была в этом восьмиметровом клоповнике под его зорким взглядом делать уроки. А, каково? На кухню выйдешь с книжкой, там соседи шаркают со строгими взглядами, вернешься в каморку - папаша уже кулачья на мамашу сучит. А вонь стоит от водки - не приведи господь... Весной хоть можно было во двор с книжкой выйти. Но там...
      - А там уже другие помехи, - подмигнул Руслан. - Куда более приятные...
      Ира покраснела.
      - Конечно, - согласилась она. - От такой собачьей жизни любой болван принцем покажется... Спать ложились далеко за полночь, когда папашу уже ноги не держали, а вставать ему рано-ранешенько, двор убирать. Встанет, кашляет, кашляет, потом хлобыстнет стаканчик, если оставил на утро, закурит "Памирчика" прямо в восьмиметровой, ругнется и на работу. Пока в школу соберешься, он успеет прийти и на прощание матюками обложить и пригрозить, если, мол, новая двойка - убью. Так вот и жили. Нет, слава богу, что такое золотое детство закончилось, мне как-то в мои сорок лет куда приятнее живется.
      В комнату вбежали Лариса и Нина - они следили за костром для шашлыка.
      - Мам! - крикнула Нина. - Там какой-то человек пришел, тебя спрашивает. Что-то он нам не понравился, страшный такой, злой. Выйди к нему, посмотри.
      - А ну-ка, кто это там такой страшный? - привстал с места Руслан. - За мной, ребята! Мы сейчас ему покажем, как пугать наших девушек!
      Гриш, ты что? Да что ты себе все наливаешь, скоро шашлыки будут, не дотянешь. Ну тебя! Петь!
      Пошли!
      Таня, Руслан и Петя вышли из комнаты. В саду на дорожке стоял высокий очень худой мужчина в кожаной куртке, джинсах и светлой водолазке. Редкие, гладко причесанные волосы были почти седыми. Глубоко посаженные глаза смотрели решительно, не мигая. Он не отрываясь глядел на Таню.
      - Витька, - прошептала она.
      - Точно, Витька Александров! - крикнул Петя Мухин и бросился к нему. Хотел было обнять, но наткнулся на холодный взгляд и протянул руку. Тот крепко пожал.
      - Здравствуй, Петя, - тихо произнес он.
      - Здорово, Вить. Изменился ты так, не узнал бы на улице, если бы встретил.
      - Сколько лет прошло, - спокойно сказал Александров и подошел к Тане. Тань, слышал, у тебя день рождения, так прими и мои поздравления. Ты извини, что без приглашения, но я в здешних краях оказался случайно, а мне сказали, что у тебя гости. И я вспомнил, что у тебя день рождения в эти дни. Вот, пришел поздравить...
      Руслан, привет, не узнаешь, что ли?
      - Узнаю, узнаю, - протянул Руслан, не испытывая, однако, ни малейшего удовольствия при виде одноклассника. - Ну, сегодня буквально день встреч, сюрпризов, - попытался он придать своему лицу и голосу любезность. Здравствуй, Виктор.
      Они довольно холодно пожали друг другу руки.
      - Кто же тебе сказал, что мы тут собираемся? - хитро улыбнулась Таня.
      - Да неважно, кто, - ответил Виктор, закуривая сигарету. - Ты не знаешь их, Тань. Ты не рада меня видеть? Так я покурю здесь и уйду.
      - Что ты, что ты? - махнула рукой Таня. - Как это я не рада тебя видеть? Ты с ума сошел, что ли? Я особенно рада тебя видеть, потому что не ожидала этого. Все, ребята, пошли в дом, садимся опять за стол.
      Петя Мухин и Таня взяли несколько смущенного Виктора под руки и повели в гостиную. При виде его Ира вскочила с места.
      - Виктор? Ты? - вскрикнула она, краснея.
      - Я, Ир, я. Здорово.
      - Привет... Мы... Я вот... - бормотала она что-то невразумительное.
      - Садись, Виктор, вот сюда, - подвинул ему Руслан стул рядом с Ирой. Ира сегодня без мужа, и ты один. Садитесь рядом. - Он внимательно поглядел на них. Виктор ответил ему благодарным взглядом. - Нальем тебе штрафную, говорил Руслан. - Дайте ему тарелку. А где Григорий? Куда он девался? А, вот и он...
      - Ого! - крикнул Брагин с ходу. - Вот это да! Витька собственной персоной! Ну, Танька, пригласила Виктора и мне ни слова! Давай, Вить, выпьем с тобой за именинницу. А где моя гитара?
      Куда она делась? А, она же в машине осталась...
      Виктору налили водки, поставили тарелку. Он сидел, глядя прямо перед собой, на Иру не смотрел, думал о чем-то.
      Его появление как-то смутило всех, разговор начал потихоньку увядать, болтал только уже ощутимо пьяный Гриша Брагин, да и то о своем.
      Ира молча ковыряла вилкой в тарелке.
      Таня вышла посмотреть, как тлеют дрова, закурила...
      ...Изменился, однако, Виктор. Появилось в его глазах что-то мрачное, тайное, казалось, он постоянно о чем-то напряженно думает... Раньше он был другим.
      В восьмом классе она была влюблена в него.
      А он ухаживал за ней. По-детски, неумело. Он провожал ее из школы, они вместе ходили на каток "Люкс" в Лужниках, по воскресеньям катались на лыжах, ходили в кино. Виктор всегда был молчалив, как-то основателен. Иногда он заходил за ней домой и произвел приятное впечатление на ее родителей.
      - Какой хороший парень, - сказал тогда покойный отец Тани. - Из простой семьи, а как воспитан. Говорит мало, но всегда по делу.
      Виктор Александров жил в однокомнатной квартире с отцом, матерью и младшим братом.
      Отец работал на заводе. Виктор занимался боксом, учился неплохо.
      Родители Тани доверяли Виктору. Они отпускали ее с ним на поздние сеансы в кино, на школьные вечеринки. Он провожал ее только до дверей квартиры. Иногда после этого пил чай с Таней и ее родителями.
      В середине восьмого класса к ним пришла учиться Ира Чижик. Длинная, худая, невоспитанная девчонка. На нее смотрел с презрением весь класс. На уроках своим жаргоном она вызывала хохот. Не смеялся только Виктор. Он мрачно взирал на красневшую от стыда Иру и хохочущих одноклассников. Таня как-то поймала его взгляд.
      Взгляд этот не понравился ей. Она почувствовала что-то не то.
      Чутье ее не подвело. Виктор влюбился в Иру.
      Однажды Таня не обнаружила рядом с собой Виктора, который каждый день провожал ее из школы. Возмущенная, она пошла домой одна.
      И, проходя по переулку, увидела Виктора и Иру, идущих рядом. Ира была в своем нелепом коротком плаще и стоптанных туфлях. На голове шапка с помпоном. Они разговаривали о чем-то очень оживленно...
      До сих пор она не может забыть, как рыдала в подушку почти всю ночь. Поступок Виктора казался ей предательством. На следующий день в школе она не ответила на его приветствие. Он внимательно поглядел на нее и ничего не сказал.
      А после уроков он подошел к Тане и произнес:
      "Таня, извини меня. Но мне очень нравится Ира.
      Я теперь буду дружить с ней". Самым ужасным было то, что Таня пыталась что-то доказать Виктору, убедить его, что он не прав. До сих пор она вспоминает об этом с режущим чувством стыда.
      Когда заканчивался этот унизительный разговор, Таня увидела Иру, глядящую на них издалека.
      И ее торжествующий взгляд она тоже помнит до сих пор.
      Таня переворошила угли в мангале, бросила сигарету и пошла к дому.
      - Ребята! - крикнула она. - Тащите шампуры! Угли хороши! Давайте быстро!
      Компания с шампурами в руках вывалилась из дома. Олег и Гриша Брагин тащили бутылки с пивом. Жарились шашлыки, наполняя всю округу ароматным дымом, пили прямо из горлышка холодное чешское пиво. Брагину принесли гитару, и он, усевшись на бревнышке, завел свою песню из кинофильма "Голубые дали". Остальные кто сидел рядом, кто стоял. Было довольно тепло для второй половины сентября.
      Виктор Александров стоял несколько в стороне от всех и курил. Ира сидела на бревнышке и изредка поглядывала на Виктора.
      - Танюша, а кто этот человек? - спросила Таню мать. - Что-то я его не узнаю.
      - Это Виктор Александров, - спокойно ответила Таня.
      - Что ты говоришь?! - ахнула мать. - Как же он изменился! Ну совершенно не узнать его!
      А разве ты его приглашала? Ты мне ничего не говорила.
      - Не приглашала я его. Он сам пришел. Не выгонять же его, - шепнула Таня. - Да он, видимо, скоро уйдет.
      - Какой-то он страшный, - сказала мать. - Глаза такие... Ты же говорила, он сидел.
      - Сидел, сидел, ну и что? Мало ли кто сидел...
      - Так ведь за убийство же, - поежилась мать-- Как-то мне не приходилось быть в одной компании с убийцами. Хоть это и твой одноклассник, и бывший кавалер.
      - Какой он мне кавалер?
      - Ну как же? Такая любовь была,.. Как ты тогда переживала, я-то помню. Сколько мне трудов стоило привести тебя в нормальное состояние.
      - А, ерунда, детская любовь, - отмахнулась Таня. - Глупости все это одни. Вообще-то мне не очень по душе его приход. А что поделаешь?
      Виктор Александров подошел к Ольге Федоровне.
      - Здравствуйте, - сказал он. - Я вижу, вы меня не узнали.
      - Да, да, Витя, я поначалу не узнала, - смутилась Ольга Федоровна. - Но вот Танюша сказала мне, что это ты. Ну что, как твои дела? Как поживаешь?
      - По-разному, - тихо, без улыбки ответил Виктор. - Кручусь, как все.
      - Да, да, - засуетилась мать. - Время сейчас тяжелое, каждый выживает как может. А ты так и не стал учиться в институте, Вить?
      - Да не пришлось, - спокойно ответил он.
      - Мам, что сейчас значит высшее образование? - вмешалась Таня. - Оно чуть ли не помеха для процветания.
      - Разве для тебя оно явилось помехой? - спросил Виктор.
      - Для меня нет, - ответила Таня. - А вот, например, Олегу, - она понизила голос, - наверняка помешало. Он хороший врач, а получает гроши. Если бы он торговал на рынке или, скажем, нищенствовал в подземном переходе, то получал бы несравнимо больше. А он не может бросить свою работу, своих больных, лечить людей тоже кто-то должен, не всем же торговать газетами на перекрестках.
      В ее голосе появились агрессивные нотки.
      Виктор понял, что надо сменить пластинку.
      - Ладно, Тань, хватит об этом. Здесь не политический клуб. И ты права, в общем-то. Сейчас люди зарабатывают себе на хлеб, а кто и на виллу порой довольно необычными способами.
      - Ты заработал на виллу? - улыбнулась Таня.
      - Пока нет. Но хлеб ем ежедневно. И две пачки "Парламента" покупаю. Да мне мало надо.
      Семьи-то нет, кормить некого.
      - Так и не обзавелся? - спросила Ольга Федоровна.
      - Нет. Сами знаете, наверное, штрихи моей биографии - армия, тюрьма... Мог, конечно, жениться, но.., не женился. И детей не имею в сорок лет. Даже незаконных.
      - Обидно, - покачала головой мать.
      - Как сказать. Иногда да, а иногда даже приятно, что я свободен как ветер. Никому не обязан, ни перед кем не отчитываюсь. Хочу - ем, хочу - с голода подохну. И никто не имеет права - сделать замечание.
      - А родители-то живы. Вить? - спросила Таня.
      - Мать жива, отца в прошлом году похоронил. Мать с младшим братом живет, а у меня однокомнатная квартира.
      - Шашлыки готовы! - крикнул Руслан Бекназаров. - А ну-ка, хватайте шампуры и в дом!
      Все-таки не июль, вечером холодает!
      Компания переместилась в дом. Налили еще водки, провозглашали тосты, объедались шашлыками. Гриша Брагин стал пьянеть уже основательно. Виктор Александров, худой, прямой как палка, мрачно наливал себе и Ире водку, пил рюмку за рюмкой. Она раскраснелась, немного расслабилась, что-то говорила ему на ухо, но он как-то отстранялся от нее, отвечал односложно и невежливо.
      - Что-то не нравится мне Виктор, - шепнул , Петя Мухин на ухо Руслану. - Мне кажется, он в каком-то агрессивном настроении. Не пришел ли он сюда специально с Чижиком отношения выяснять?
      - И кто ему сообщил, что мы здесь собираемся? - пожал плечами Руслан, который в десятом классе, когда Виктор лежал в больнице с аппендицитом, воспользовался моментом и очень пикантно провел с Иркой время.
      Доброхоты доложили Виктору, и после занятий тот прилично излупил Руслана, так как был перворазрядником по боксу. С тех пор их отношения так и остались напряженными.
      И вот Виктор здесь, на даче у Тани, рядом с Ирой, мрачный, неразговорчивый, смотрящий на всех волком. Зачем он пришел?
      - Как живешь-то, Ир? - спросил наконец Виктор.
      - Живу, как все, - тихо ответила Ира. - Вообще-то неважно в последнее время, - добавила она с горечью.
      - Да, я краем уха слышал, - сказал Виктор. - Сейчас время такое, от богатства до бедности один шаг.
      - А ты чем занимаешься?
      - Так.., работаю в одной конторе. Много не имею, но и не голодаю. А ты неплохо выглядишь.
      - Да вы оба прекрасно смотритесь, ребятишки! - крикнул Гриша Брагин, выпивая очередную рюмку. - Как двадцать лет назад! А помнишь, Вить, как мы с тобой дрались из-за нее?
      Ты здоров был, худой, а здоровый. Кулак, как молот... Ух, вспомнить страшно...
      - Да и ты тоже не подарок, - мрачно ответил Виктор. - Дубасил ты меня смачно, ноги у тебя хорошо работали...
      - А, помнишь? - самодовольно улыбнулся Брагин. - Я ведь с девятого класса карате занимался. И главное, подрались-то не из-за чего.
      Якобы Ирка не так на меня посмотрела, а я на нее. Ух, и ревнив же ты был...
      - Я и сейчас ревнив, - совсем мрачно заметил Виктор.
      - - А теперь это неважно. Теперь Ирка при муже, и ты никакого права не имеешь ее ревновать. Мы сейчас пойдем с Ирой танцевать, и ты не скажешь мне ни слова, правда. Вить?
      - Правда, - улыбнулся одними тонкими губами Виктор. - А может быть, покурим на свежем воздухе? - предложил он Ире.
      - Пошли, - согласилась она. Они вышли, а Брагин задремал за столом.
      Таня с Верой тоже вышли. Таня закурила.
      В нескольких метрах от них в стороне от дома стояли Виктор и Ира. Они не замечали Таню и говорили о своем.
      - Как живешь с мужем? - спросил Виктор.
      - Хорошо, Вить. Он очень порядочный человек, спокойный, мудрый. Просто вот неудачи преследовали его в последнее время, а он в этом не виноват.
      - Любишь хоть ты его?
      - Конечно, люблю! - с каким-то вызовом сказала Ира. - А почему я его должна не любить?
      Он ничего для меня не жалел, он такую квартиру для нас купил в самом центре, видел бы ты...
      У меня свой "Мерседес" был, а какие места мы с ним объездили сказка... Одевал, как суперзвезду...
      - Да я не про это. Ты как-то все на материальное сводишь. Впрочем...
      - В моем духе, да? Это ты хочешь сказать? - запальчиво спросила Ира.
      Виктор не отвечал, он курил и вспоминал события многолетней давности...
      Он вспомнил, как за неуспеваемость Ирку оставили после уроков читать учебник истории, как он целый час ждал ее на улице, а потом молча проводил до дома. С тех пор они стали неразлучной парой. До этого он дружил с Таней Гриневицкой, аккуратной интеллигентной девочкой из хорошей семьи. И Ире, долговязой, неотесанной, в кургузой кофтенке, было очень лестно, что он предпочел ее этой прикинутой, модно одетой девице.
      Глава 8
      - Ты считаешь, для меня всегда главным было материальное благополучие? - опять спросила Ира надолго замолчавшего Александрова.
      - Можно подумать, что нет, - тихо ответил он. - Но не только это... Он криво ухмыльнулся.
      - Ты вообще для чего сюда пришел? Выяснять отношения со мной? Здесь, между прочим, день рождения.
      - Ладно, - махнул он рукой. - Выпить что-то хочется.
      Он зашел в дом, выпил большую рюмку водки и снова вышел.
      - Как чувствуешь себя. Вить? - спросила Таня, стоявшая на крыльце.
      - Спасибо, Тань, нормально. Я, наверное, скоро поеду. Темнеет уже.
      - Да погоди ты, посидим еще, будет продолжение, - улыбнулась Таня. Подышим воздухом и снова... Собираемся в кои-то веки, а ты сразу уезжать... Подожди...
      - Ладно, посижу еще, - согласился он и пошел к одиноко курившей в стороне Ире.
      - Значит, ты пришел сюда, чтобы выложить мне все, что ты обо мне думаешь? - сказала Ира. - Другого времени и места не нашел? Ничего не можешь мне простить? Виновата только я? А ты нет?
      - Я виноват только в том, что очень сильно любил тебя, - медленно произнес Виктор.
      - Ты пойми, я не могла выйти за тебя замуж тогда, после школы! Где бы мы жили? В моей каморке? В твоей однокомнатной квартире с отцом, матерью и братом? Как ты себе это представлял?
      Ни комнатушки, ни денег, а тебе надо было уходить в армию! Ты обо мне подумал тогда?
      - Я о тебе думал. А ты, пока я был в армии, крутила шашни с женатым человеком, своим будущим мужем, пыталась разбить ему семью. Я все это знал, мне туда писали, но когда я вернулся, я опять сделал тебе предложение...
      - А что изменилось за эти годы? Та же моя клетушка, та же твоя квартирка, никакой профессии ни у тебя, ни у меня. А ты знать ничего не хотел, слава богу, что Андрей был тогда в Штатах, ты бы и его убил, безумный ты человек...
      Виктор молчал, глаза его расширились от гнева, он дрожащими пальцами вытащил сигарету из пачки и никак не мог прикурить, дул ветер и гасил пламя зажигалки. Воспоминания жгли его душу...
      ... - Я не могу выйти за тебя, Вить! - крикнула ему тогда Ира. - Ты только что из армии, ты еще нигде не работаешь, а я получаю сто рублей в своей химчистке!
      Он не мог удовлетвориться этим ответом. На следующий день он пошел к Ире домой. Без звонка. Дома ее не оказалось. За столом сидел пьяный отец и жевал огромный помидор.
      - Эге, солдат... Садись... Как тя? Будешь? Не хошь, я сам... Зин, порежь хлеба, гость пришел!
      Где ты? Ну их, бля... Ты чо пришел? К Ирке? На хрен она тебе сдалась? Хушь она мне родная дочь, я тебе скажу, ты солдат, тебя грех обманывать брось ее, найди себе порядочную... - Он налил себе водки, смачно с хлюпаньем выпил и вгрызся зубами в помидор, при этом брызги красной мякоти полетели на белую рубашку Виктора. - Такая блядь... - Он нахмурил белесые брови и поднял вверх заскорузлый указательный палец. - Ой, блядища... - Он стал покачивать головой, выразительно скривив губы. - Зин, ты что, глухая, что ли? Водки будешь, как тя?
      Виктор сидел как каменный, глядя прямо перед собой. Вошла мать, неся в вытянутых руках кастрюлю с каким-то варевом.
      - Ой, Вить, ты? - обрадовалась она. - А ктой-то тебе дверь открыл? А я на кухне хлопочу. А батя наш опять пьян, не слушай его. Хошь супчика? Скусный... Из мослов сварила, навар хорош.
      - Супчика... - презрительно протянул папаша. - Ты лучше расскажи, дура старая, какую блядищу ты вырастила. Расскажи доброму человеку правду нашу горькую...
      - Пойду я, - тихо сказал Виктор.
      - Ты, Вить, не слушай его, пьян он. Замуж она собирается, все по-людски. За очень даже уважаемого человека...
      - Замуж? - вытаращил глаза Виктор.
      - А как же? А ить и пора ей, двадцать второй годик пошел. Пора за ум браться, семью заводить.
      - За кого? - злобно спросил Виктор.
      - А так я тебе и сказала, за кого, - хитренькими глазенками сверкнула на него мамаша. - Еще набузишь чего, ишь, вытаращился... Ты не бузи, паря. Ну, гуляли вы с ей, дружили, дело молодое, ну и что с этого? А встретился ей иной человек, может быть, с ним счастье ее будет. Клином свет на тебе разве сошелся?
      - Но я с ней вчера говорил, - опустив глаза, пытаясь держать себя в руках, произнес Виктор. - Она мне не сказала, что замуж собирается.
      - А опасается тебя, потому и не сказала. Грозен ты больно, мало ли... Я тебе скажу, я тетка старая, ты мне ничего не сделаешь. Он директор магазина, человек положительный, зажиточный, квартиру имеет трехкомнатную, денег много.
      И еще не старый - ему и сорока годов нет. Разведенный он. И ты никакого права не имеешь ей в этом воспрепятствовать.
      - И что, скоро у них?.. - не мог найти подходящих слов Виктор.
      - Скоро, скоро, не успеешь оглянуться, как и свадьба будет. И мы с дедом успеем порадоваться на дочкино счастье, только и горе мыкали, заплакала мамаша. - Хошь пусть дочка от жизни поимеет.
      - А я говорю, блядища она, - сказал свое слово и папаша, уже дремавший, навалившись на стол. - Нашла себе торгаша, падла, мы, рабочие люди, для нее значения не имеем. Вот - работал всю жизнь, и хрена я заработал... Гляди, солдат, как живем... А она хочет услаждаться...
      - Пусть услаждается! - крикнула мать. - Всем, что ли, так жить, как я, с таким мудаком, как ты? Врагу такого не пожелаю!
      - Это я-то мудак?! - вскочил с места папаша. - А вот я тебе! - И бросился на жену с кулаками. Виктор скрутил ему руки и уложил на диван. А потом спокойно вышел из комнаты.
      На улице он закурил. Яростно колотилось сердце. Мысли калейдоскопом прокручивались в голове. "Сука, стерва, паскуда", - говорил он про себя, а сам чувствовал, что любит ее еще больше.
      Вдруг к подъезду подкатил "жигуленок". Сердце у Виктора заколотилось сильнее - он почувствовал, что это она. Несколько минут из машины никто не выходил. Он не отрываясь глядел на машину. Наконец правая дверца открылась, и из нее выскочила Ира. "Пока, Боренька!" - крикнула она и остановилась как вкопанная. Перед ней стоял, словно призрак ночи, мрачный неподвижный Виктор. "Ты?" - пролепетала она. Он, не говоря ни слова, залепил ей звонкую пощечину. Немедленно из машины выскочил невысокий крепкий мужчина в белой тенниске и подбежал к Виктору. Так же без слов он ударил его ногой в живот, а когда Виктор согнулся от боли, разогнул его ударом в челюсть. Виктор упал на спину, больно ударился об асфальт затылком. "Что же ты делаешь, гад, закричала какая-то женщина, проходившая мимо. - Милиция! Милиция!" Ира не двигалась с места, стояла совершенно ошалелая. "Я тебя уебу!" - орал Боренька, совершенно озверев и замахиваясь ногой, чтобы пнуть Виктора, причем целясь в голову. Но тот схватил нападавшего за ногу и дернул на себя. Получилось ловко, Боренька упал навзничь. Но очень быстро вскочил, словно ванька-встанька. И тут нарвался на сокрушительный удар. Крюком снизу Виктор положил его. Но очень неудачно. Боренька ударился виском об острый угол железной решетки, торчащей из подвального помещения. Он глухо ахнул, Ира бросилась к нему. Жуткий крик потряс всю округу. Боря был мертв... Как раз подоспела милиция. Виктора жестоко избили и бросили в машину...
      Виктору предъявили обвинение по 104-й статье - умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения. Проходившая мимо женщина оказалась очень нужным свидетелем. Ее пытались запугать друзья завмага Бореньки, но она не сдалась и рассказала так, как все было. То же подтвердила на следствии и на суде Ира. Адвокат даже пытался отмести обвинение по 104-й и вменить в вину Виктору 105-ю статью - убийство при превышении пределов необходимой обороны. Но не вышло. Виктор получил три года. Отсидел все, от звонка до звонка... Выйдя из тюрьмы, он попытался забыть Иру, не искал никаких поводов для встречи. Через несколько лет он узнал, что она вышла замуж за бизнесмена Дорохова...
      Они не виделись со дня суда - восемнадцать лет.
      ...Выкурив очередную сигарету, Виктор вернулся в дом. Он подливал и подливал себе водки.
      На него перестали обращать внимание, лишь Ира изредка опасливо поглядывала на него. А он чувствовал, что ощутимо опьянел.
      - Ладно, Тань, - произнес он, вставая с места, - мне пора. Поздно уже. Я поеду. А то электрички перестанут ходить.
      - Что ты, Вить? - подбежала к нему Таня. - Никаких разговоров, мы постелим тебе вместе с Петькой. Устал - иди спи.
      - Да? - переспросил он, пошатываясь. - Правда, что ли, вздремнуть?
      Его отвели в маленькую комнату на первом этаже и уложили спать.
      Все устали, опьянели, и Таня стала разводить всех по комнатам. Руслан и Гриша с женами пошли наверх, Нина с бабушкой легли в детской, Петя лег на раскладушке в одной комнате со спящим уже Виктором, Иру положили в комнате рядом. И, уложив всех, Таня с Олегом легли спать в гостиной на большом широком диване. Шел уже второй час ночи, когда все угомонились.
      - Тань, - шепнул ей Олег, толкая ее в бок.
      - Чего тебе? Я только стала засыпать...
      - Да ты послушай...
      Из коридора, куда выходили две двери маленьких комнат, слышался довольно громкий шепот.
      - Ир, это я, Виктор... У тебя что заперто?
      Открой, поговорить надо...
      Ответом было молчание.
      - Тань, он здесь не устроит чего-нибудь? - боязливо прошептал Олег.
      - Да что он может устроить? А вообще-то мне тоже как-то неспокойно. Зачем он сюда притащился?
      - Нечего было его оставлять ночевать.
      - Неудобно как-то, пришел человек, выпил, все остаются, а его ночью на электричку отправлять...
      - Ир, открой, нам надо поговорить, - шептал Виктор.
      Щелкнула щеколда в комнате Иры.
      - Что тебе? - шепнула она еле слышно.
      - Я зайду? Поговорить хочу...
      - Зачем?
      - Пусти, надо очень...
      Тут раздался жуткий грохот на лестнице. Это Гриша Брагин, идя в туалет, слетел с лестницы.
      Проснулась и Лариса, побежала его поднимать.
      - Да все нормально, Ларис, я не ударился, иди, спи, - бубнил Гриша. Ого, Виктор, ты чего не спишь? Ага, разборка по ночам? Ох уж мне эта л'амур... Иди, Лариса, мне что-то нехорошо, иди, спи.
      Недовольный Виктор мрачно поглядел на Брагина и пошел к себе в комнату. Лариса поднялась наверх, а Гриша зашел в туалет и минут десять громко блевал, потом послышались его неуверенные шаги по лестнице вверх.
      - Черт знает что, - буркнул Олег. - Да, спать нам сегодня не придется...
      Опять раздался шепот Виктора:
      - Ир, это я...
      - У меня не заперто, - ответил ее голос. - Заходи...
      Потом все затихло, и Таня слышала лишь храп Олега.
      Глава 9
      - Ребятишки, вставайте! Разоспались, мои дорогие! - хлопотала Ольга Федоровна. - Танюша, Олег, вставайте, надо здесь прибраться, все, все, вы хозяева, подавайте пример! Так... Ниночка, поднимайся, уже одиннадцатый час. А что тут наши гости? - бесцеремонно пыталась разбудить всех мать, сама проснувшаяся в семь часов и изнемогавшая от скуки. - Петя, спишь еще? А где же Виктор? Так...
      Чудовищный вопль потряс деревянную дачу.
      Вскочили все, пулей вылетели в коридор, где стояла Ольга Федоровна с глазами, совершенно округлившимися от ужаса, и орала что есть мочи.
      Таня, Олег, Нина, Петя заглянули в открытую дверь комнаты, где спала Ира.
      Она лежала на кровати на спине с открытыми глазами. Под левой грудью на белой маечке, в которой она спала, расплылось огромное кровавое пятно. Ее белое лицо было ужасно... Эти расширившиеся глаза, скривившиеся губы...
      Со второго этажа уже бежали Руслан с Верой и Лариса.
      - Где Виктор? - первое, что спросил Руслан.
      - Его нет, - огляделся вокруг Петя. - Нигде нет...
      - Немедленно надо вызывать милицию. И найти Виктора, - нахмурился Руслан. - Боже мой, что у меня с головой!
      - Вот тебе и юбилей, - прошептал Олег.
      - Страшно как... - сказала Вера.
      Ольга Федоровна продолжала кричать, только все тише и тише, крик перешел в негромкий стон.
      Она схватилась за голову и покачивалась из стороны в сторону.
      - Иди звонить в милицию, - сказала Олегу Таня.
      Олег быстро оделся и ушел.
      Таня вошла в комнату и с гримасой ужаса еще раз поглядела на Иру. Какие жуткие глаза, остекленевшие, мертвые... И нечто похожее на зловещую улыбку на губах. Разметавшиеся по подушке светлые волосы... Руки, раскинутые в стороны, маникюр.., колечки...
      - Ух ты... - раздался сзади пьяный голос Гриши. - Все-таки он ее...
      - Кто?! - крикнула Таня. - Что ты говоришь?! Как ты...
      - Извиняюсь, я, кажется, еще не проснулся, - осекся Гриша, стараясь протрезветь. - У меня что-то такое с глазами, пелена какая-то... Но ведь она же мертвая... Ирка-то мертвая. По-настоящему. Не в кино...
      - Он стучался к ней в комнату, когда мы вышли, - со слезами на глазах говорила Лариса.
      Все стояли, не в силах двинуться с места, и смотрели на мертвую Ирину. Руслан оглядел комнату. На кресле валялись кофточка, брюки, колготки, на полу - трусики. Руслан многозначительно показал глазами на это Пете. Тот кивнул, еще более нахмурясь.
      - Пошли в гостиную, - сказал Руслан. - Сейчас Олег Игоревич милицию приведет.
      - Жутчайшее дело, жутчайшее, - бубнил Брагин, - но если я сейчас не выпью бокал холодненького пива, то буду следующим в этом страшном списке... Я умираю, пелена перед глазами, Тань, сообрази пива. Что же это такое мы пили вчера?!
      Таня пошла на кухню и вытащила из холодильника бутылку холодного "Пльзеня".
      Гриша принял бутылку у нее из рук, поплелся в гостиную, открыл и, не дожидаясь чистого бокала, стал пить холодное пиво прямо из горлышка.
      - У-у, кайф, - приговаривал он, отрываясь от бутылки, потом опять пил и опять приговаривал:
      - У-у, кайф...
      Он осушил бутылку, сел в кресло и расслабился, закрыв глаза.
      - Да, такие дела, - качал он головой. - Вот сюжетец-то... Как же это он ее...
      - Он же говорил, - всхлипывала Лариса, вся дрожа. - Этот Виктор говорил тогда Грише: "Это ее надо было убить..." Вот и... Господи, какая у меня тяжелая голова...
      - Да прекратите же вы наконец! - обозлилась Таня. - Что вы все на него валите? Это еще надо доказать...
      Все расселись на стульях в гостиной. Молчали, тупо глядя перед собой.
      Наконец вошел Олег, а за ним, возвышаясь на две головы, Юрий Николаевич Зубов, участковый.
      - Где? - спросил он.
      - Там, - указал Олег.
      - Пошли. Сейчас опергруппа приедет. Пойдемте туда вы и хозяйка, остальных прошу пока не заходить.
      Олег, Таня и Зубов прошли в комнату покойницы. Зубов мрачно поглядел на Ирину, осмотрел комнату.
      - Олег Игоревич мне все вкратце рассказал.
      Я так понял, одного из ваших гостей нет в доме?
      - Да, - подтвердила Таня, глядя в пол. - В доме нет Александрова Виктора.
      - Я уже сообщил в угрозыск, - сказал Зубов. - Его найдут... Надо бы сообщить мужу погибшей о случившемся. Будьте добры, вы или вы, сообщите ему, пусть приедет сюда. Нет, лучше будет послать за ним машину. Где он живет?
      - Вроде бы в Митине.
      - Да, далековато. Но.., по Кольцевой, воскресенье, машин мало. Не так уж и долго... А где живет Александров, вы не знаете?
      - Нет, его долго не видели, а сам он не говорил, где живет.
      - Найдут, - спокойно заверил Зубов. - Это не проблема. С вами, Татьяна Владимировна, приходится встречаться при специфических обстоятельствах, усмехнулся он.
      - Да уж . - криво улыбнулась Таня. - Дальше некуда. Специфика нашего времени. То на дороге, а теперь прямо в доме.
      - Его принес сюда сам дьявол! - не выдержал Олег. - Так хорошо сидели, сначала всю компанию расстроил своим угрюмым видом, а потом...
      - Вы что-то говорили, он судим? - спросил Зубов.
      - За убийство, - подчеркнул Олег. - Из ревности. Да, Юрий Николаевич, дело элементарное - только найти его, и все... Тут у вас других проблем не будет.
      - Надеюсь, - спокойно сказал Зубов. - Сбежать мог, конечно, от отчаяния... Если убил он, разумеется, а это еще никто не доказал.
      Он стал внимательно осматривать комнату.
      - Так.., дверь изнутри закрывается на задвижку...
      - Она сама открыла ему, - сказал Олег. - Мы с женой слышали их разговор. И он вошел к ней.
      - А дальше?
      - А дальше я, например, заснул. Крепко. Устали задень, хлопоты, застолье, выпили сильно...
      - А вы больше ничего не слышали? - обратился Зубов к Тане.
      - Я тоже заснула, но не так крепко. А во сне я будто бы слышала какой-то хлопок из соседней комнаты, но не придала этому значения.
      - Понятно... Пойду-ка я в сад, там пошукаю...
      Он вышел, а вскоре вернулся, держа в руках завернутый в носовой платок предмет.
      - Глядите, хозяева, что я нашел, - улыбнулся Зубов. Развернул платок и показал им пистолет с глушителем.
      - Где же он был?! - крикнула Таня.
      - Да вот прямо под этим окном под кустом валялся. Пистолет Макарова. Старенький...
      А глушитель новенький... Ото, машина подъезжает, быстро они...
      Вскоре в дом вошли невысокий коренастый человек с усиками и другой, пожилой, с седыми кудрявыми волосами, зачесанными назад.
      - Костя, привет! - сказал Зубов. - А вы эксперт? Здравствуйте.
      - Здравствуйте, - поздоровался коренастый. - Я инспектор майор Гусев Константин Иванович. Это эксперт Юрий Сергеевич. Вы хозяева дачи?
      - Да, - ответила Таня. - Мы праздновали мой день рождения. А вот утром...
      Она вкратце описала вчерашний день. Гусев внимательно слушал, осмотрел комнату. Эксперт сфотографировал труп.
      - Надо снять отпечатки пальцев у всех гостей и у вас, - сказал эксперт.
      - Снимайте, раз надо, - спокойно ответила Таня.
      Снятие отпечатков пальцев заняло довольно много времени. Гусев и Зубов вышли в сад. Зубов показал ему место, где нашел пистолет.
      - Входная дверь утром была открыта? - спросил Гусев у Тани.
      - Да, открыта.
      - Никаких вещей Александрова здесь не осталось?
      - Нет. Ничего нет. А у него ничего и не было.
      - Вы говорите, он пришел без приглашения?
      - Да.
      - От кого он мог узнать про то, что вы тут собираетесь?
      - Понятия не имею. Сказал, что был у каких-то знакомых в поселке. Те сказали ему, что около нашей дачи собрались несколько машин. Он сообразил, что в середине сентября мой день рождения. И пришел поздравить... Так вот...
      - И настроение у него было мрачное?
      - Да, он почти все время молчал. И довольно много пил. Но пьяным не был.
      - А ночью стучался в комнату, где спала Дорохова?
      - Да, мы с мужем слышали. Потом спустились Брагин с женой. Он как раз стоял около двери.
      - Что было потом?
      - Потом он опять стал стучаться, и Ирина открыла ему. Дальше мы заснули, и только сквозь сон я услышала хлопок. Я не поняла, что это за звук, но мне ужасно хотелось спать, и я даже не стала вставать. Все.
      Гусев вышел в соседнюю комнату, где сидели гости, у которых только что сняли отпечатки пальцев. Брагин подтвердил, что видел Александрова у двери комнаты, где спала Ирина. Разумеется, подтвердила и Лариса.
      - Скажите, товарищ Мухин, - спросил Гусев Петю. - Вы легли спать в одной комнате с Александровым. Что слышали вы?
      - Извините, товарищ майор, но я не слышал вообще ничего. Сильно перебрали вчера. А я в таких случаях сплю как убитый, меня из пушки не разбудишь. У кого хотите спросите, когда мы еще в школе с ребятами ездили на пикники, массовки, и если я выпивал, то каких трудов им стоило меня разбудить... А в эту ночь мне сон какой-то странный снился, никак не могу припомнить...
      Да вам это и не надо...
      Руслан Бекназаров подтвердил, что о способности Мухина спать как убитый после поддачи ходили анекдоты. Сам же он, как и Татьяна, слышал на первом этаже хлопок и сказал сквозь сон Вере: "Чего это там у них? Никак не угомонятся..." А потом опять заснул. Отчего-то в ту ночь ему особенно хотелось спать.
      Ольга Федоровна и Нина не слышали ничего.
      Их комнату от комнаты Ирины отделяло несколько стен.
      Часа через два в дом вошел высокий совершенно седой мужчина лет шестидесяти. Подтянутый, в длинном модном светлом плаще. Видно было, что он сильно волнуется. Его привез оперуполномоченный Павел Горелов.
      - Вот, Андрей Андреевич Дорохов, - представил вошедшего Горелов.
      Из присутствующих Дорохов был знаком только с Русланом. Он сразу подошел к нему и протянул руку. Тот пожал ее двумя руками по-восточному и сделал многозначительный жест губами: "Такие, мол, дела..."
      - Здравствуйте, Андрей Андреевич, - сказал Константин Гусев. - Вы, разумеется, в курсе того, что произошло?
      - Да, разумеется, - тихо ответил Дорохов.
      Голос у него был глуховатый. Он пытался держать себя в руках, но безжизненные округлившиеся глаза, дрожащие пальцы выдавали его волнение. - Я хотел бы посмотреть... Ирину.
      - Пойдемте. Она здесь, - сказал Гусев.
      Ирина лежала на кровати, уже накрытая покрывалом. Лицо ее было открыто, но эксперт Юрий Сергеевич закрыл ей глаза. Так что зрелище было не столь ужасное, как то, которое предстало перед вошедшими сначала.
      Дорохов медленно подошел к Ирине, погладил ее по волосам.
      - Эх, Чижик, Чижик, - еле слышно прошептал он.
      - У вас нет никаких соображений по этому поводу, Андрей Андреевич? спросил Гусев.
      - Какие могут быть у меня соображения? - пожал плечами Дорохов. - Ирину пригласила на свое сорокалетие ее одноклассница Татьяна Владимировна Гриневицкая. Она, собственно, приглашала и меня, но я теперь никуда не хожу.
      У меня были очень серьезные неприятности, ну, я фактически разорился, и сейчас я в общество не выхожу. Не люблю лишних вопросов, тем паче выражений сожаления. Разорился так разорился, значит, неумело работал. Возомнил себя бизнесменом, а кредиты, которые я брал в банках, оказались куда больше моих доходов... Теперь преподаю в училище, я кандидат физико-математических наук. Ира устроилась приемщицей в химчистку, она и раньше там работала, ну, понятно, в другой... Мы, собственно, там и познакомились...
      - Скажите, Андрей Андреевич, вы знакомы с одноклассниками Иры?
      - Я знаю Руслана Бекназарова, мы встречались с ним по делам, потом я рассказал об этом симпатичном человеке Ире, оказывается, он ее бывший одноклассник. А больше я никого не знаю.
      - А некоего Виктора Александрова вы не знаете?
      Дорохов нахмурился:
      - Наслышан, разумеется. Шила в мешке не утаишь. Ее первая школьная любовь. Знаю, человека он из-за Ирины убил. Но, по-моему, его здесь нет.
      - Его здесь нет. Но он здесь был, - сказал Гусев.
      - Ах вот как... - повел головой Дорохов. - Все ясно - найдите его, и проще дела в вашей практике никогда не будет. Яснее ясного... - Потом он вскочил с места и взмахнул кулаком. - Почему я с ней не поехал?! Черт бы побрал мою амбицию! Этот ложный стыд! Я мог бы предположить, что он здесь будет. Но почему эта Таня пригласила его, зная, что произошло между ними?
      - Она не приглашала его, - сказал Гусев.
      - А как же он узнал об этом торжестве?
      - Сейчас, Андрей Андреевич, я приглашу сюда Татьяну Владимировну, спросим у нее.
      Он вышел, а Дорохов опустился на колени перед телом Ирины и поцеловал ее в лоб. "Доигралась..." - с горечью прошептал он и быстро встал с колен.
      - Татьяна Владимировна, - попросил Гусев, - расскажите Андрею Андреевичу, как сюда попал Виктор Александров.
      - Андрей Андреевич, - взмахнула обеими руками Таня. - Дорогой мой, видит бог, я не знаю, откуда он взялся! Он ничего ни мне, ни другим об этом не рассказывал. Если бы я знала, я бы все сделала, чтобы такой встречи не состоялось. Свалился как снег на голову, мрачный такой, пил много, потом мы уложили его спать. Ночью он стучался к Ире, мы вышли, а когда легли.., он опять стучался.
      - И что? - ледяным голосом спросил Дорохов.
      - Что? Я не могу врать, когда рядом инспектор МУРа, Андрей Андреевич, она открыла ему.
      Дорохов стоял, опустив голову. Потом отряхнул со лба прядь густых седых волос.
      - Будь он неладен, ваш юбилей, - с горечью произнес Дорохов. Извините, конечно. А, ладно, в ее духе... Что там... Все понятно. Ищите, товарищ майор, Александрова, и все. А мне надо заниматься другими проблемами - похоронами, поминками. Что в подобных случаях делают с телом убитой?
      - Тело повезем на экспертизу, будет вскрытие, извлекут пулю. Ряд специальных мер. А потом отдадим вам. Остальное, как у всех... А сейчас главное - определить, из какого оружия была убита Ирина Ивановна и когда наступила смерть.
      Юрий Сергеевич предварительно определил, что не ранее четырех часов ночи. Но надо уточнить.
      - Ладно. Если вам не сложно, отвезите меня домой. Сами понимаете, мне трудно на электричке в такую минуту.
      - А может быть, останетесь с нами, Андрей Андреевич? - предложила Таня. - Вам одному будет невыносимо в четырех стенах. Мы как можем поддержим вас.
      - Нет. Я поеду, - твердо сказал Дорохов. - У всех свои проблемы. К тому же многие из ваших гостей по-прежнему нетрезвы. Я не буду вдаваться в подробности, как именно все это произошло, это решит следствие, а потом суд.
      Кто убил - очевидно, почему убил, практически тоже. А вот кто его сюда звал, пусть это и выяснят компетентные органы.
      В это время открылась дверь и в ней появился.., собственной персоной Виктор Александров в сопровождении двух людей в штатском.
      Он был страшно взволнован, весь красный, потный, рубашка расстегнута, плащ застегнут не на ту пуговицу.
      - Что?! Что?! - кричал он. - Ирку убили?
      Мне сказали, Ирку убили?! Они меня сюда притащили, да так смотрят, будто это я... Покажите мне ее! Где она?!
      - Проходите, - пожал плечами Гусев.
      Александров ворвался в комнату. Он бросился перед ней на колени, сорвал покрывало и стал осыпать ее поцелуями.
      - Этого не может быть! Это жутко! Как это? - Он оглянулся на стоявших сзади и обвел их страшным взглядом. - Кто ее убил?! Вы что, думаете, это я ее убил?! Я ее?
      Странно было видеть обычно сдержанного немногословного Александрова в таком состоянии.
      - Скажите, Александров, во сколько вы покинули этот дом? Поточнее, желательно, - сказал Гусев.
      - Я ушел отсюда примерно в два часа ночи.
      - И куда вы направились потом?
      - Я... - замялся Александров. - Поехал домой, в Москву.
      - На чем? Электрички вроде бы не ходят...
      - На попутке, - отведя глаза в сторону, произнес Виктор.
      - Понятно. А оружие у вас есть?
      - Есть, - мрачно ответил Александров. - Дома есть "ТТ". Все равно обыск будете делать.
      - Да уже делают, наверное. Но у вас, видимо, не одно огнестрельное оружие, есть такое мнение.
      А сейчас, пожалуйста, разрешите Юрию Сергеевичу снять у вас отпечатки пальцев.
      - Пожалуйста. Вы знаете, что мои пальчики уже давно зафиксированы где надо.
      - Знаем, разумеется, - ответил Гусев. - Про судимость вашу нам известно.
      - И вы решили, что я спустя столько лет решил свести счеты с Ирой?
      Дорохов стоял, сжимая кулаки, еле сдерживая себя, чтобы не броситься на Александрова.
      - Вы муж? - спросил Виктор.
      - Да.
      - Я не убивал ее, понимаете, не убивал! Больше мне нечего вам сказать!
      - Нет, именно вы убили ее, - произнес Дорохов. - Вы лишили меня всего, что было у меня в жизни. У меня нет детей, у меня погибла первая жена, у меня нет ни ценностей, ни хорошей работы, у меня была одна Ирина, пусть... он вздохнул, - пусть такая, какой она была, но я любил ее... - Дорохов на сей раз не выдержал, стал оседать на пол. Его подхватили под руки Горелов и Зубов, усадили на кресло.
      - Я докажу! - крикнул Александров. - Я не поехал домой. Я ушел отсюда в два часа ночи и пошел к своим друзьям, здесь неподалеку... Меня видели несколько человек. А домой я поехал на электричке уже в восемь часов утра.
      - Кто эти люди? - спросил Гусев.
      - Это.., мой товарищ... Мы вместе сидели.
      - Где он живет? Как его имя?
      Александров замялся, но взглянул в ненавидящие глаза Дорохова и сказал:
      - Его зовут Сергей Заславский. Он живет на улице Чайковского, дом двенадцать. Мы всю ночь сидели у него.
      - Вы что, друг Заславского? - с грозной иронией спросил Зубов.
      - Ну, не друг. Мы сидели вместе. Он моложе меня года на три. Он был тогда совсем молодым, ему не было и двадцати. Он сидел за разбой.
      Я помогал тогда ему, там, в зоне...
      - Заславский? - переспросил Гусев. - Тот самый?
      - Да, да, Серж, - подтвердил Зубов. - Он контролирует здесь все торговые точки. Они с Соловьем не могли поделить территорию три года назад. Так сначала Соловья взорвали в джипе, а потом его подручного Вареного на дороге застрелили. Кстати, вот на глазах Татьяны Владимировны Гриневицкой.
      - Да, было дело, - подтвердила Таня, вспоминая проливной дождь на дороге, темно-зеленую "Волгу", выстрел в бритоголового...
      - Ну что, поехали к Сержу, - сказал Гусев. - "
      Посмотрим, что он скажет.
      - Поехали, - согласился Зубов. - Согласится ли еще приехать, по воскресеньям их сиятельство отдыхать изволят в веселой компании. Ну не к нему же в особняк везти Александрова для очной ставки?
      ...Минут через тридцать, однако, в сопровождении Гусева и Зубова в дом вошел светловолосый высокий мужчина лет тридцати шести. При его появлении Александров оживился, а Дорохов, напротив, почему-то побледнел.
      - Что за дела, друзья мои, начальники? - улыбнулся вошедший очаровательной улыбкой. - Что за манера тревожить человека в воскресенье?
      Но я готов оказать помощь следствию, как законопослушный гражданин, и потому жертвую заслуженным отдыхом.
      - Позвольте нам пройти в соседнюю комнату? - спросил Гусев у Тани.
      - Да, конечно, вы пройдите вот в эту комнату, там вам будет удобнее.
      Заславский и Александров, сопровождаемые Гусевым, вышли в комнату, где ночевали Мухин с Александровым.
      - Так, гражданин Заславский, вы знаете этого человека? - спросил Гусев.
      - Его? - округлил глаза Серж. - Погоди, погоди, что-то такое знакомое... Витес, ты, что ли?
      Здорово, братан, ну, дела... Однако как же ты переменился... Ну ни в жизнь бы не узнал...
      Виктор с изумлением смотрел на наглую, весело улыбающуюся рожу Сержа.
      Заславский подошел к Виктору и обнял его.
      - Это, гражданин начальник, Александров Виктор, по-нашему, Витес. Я, сами знаете, по молодости лет был в местах не столь отдаленных за детские свои шалости, а Витес там тоже чалился, за что - сами знаете, не мне вам докладывать.
      Мы с ним там скорешились, я был почти что микрон, а он хоть и не блатной, но уважали его.
      Как живешь-можешь, Витес, братан?
      - Послушайте, Заславский, скажите вот что - когда вы видели Александрова в последний раз? - спросил Гусев.
      Заславский нахмурил брови, как бы призадумываясь.
      - Чтобы не соврать, скажу так - году в восемьдесят втором, тебя же тогда освободили, Витес?
      - И после этого вы ни разу не встречались?
      - Никогда! А где встречаться? Я, сами знаете, бывал в тех местах еще пару раз, ни за что, между прочим, подстава стопроцентная, за старые грехи, но ладно... Факт то, что Витеса я там не видел. Он же не блатной, он пострадал за свою честь. Я, например, так считаю, не знаю, как вы, но за такие дела вообще сажать западло. Ну, вроде бы как за дуэль в прежние времена. А тогда, между прочим, "волыны" использовали для разборок, а Витес гада замочил голым кулаком, да и то того не желая. По таким понятиям, если бы Пушкин угрохал на дуэли Дантеса, значит, его надо было бы в зону, или вовсе к вышаку...
      - Ладно, Заславский. Ваше мнение о дуэлях я как-нибудь в другой раз послушаю, а сейчас нам важно вот что - видели ли вы Александрова прошлой ночью или нет?
      - Прошлой ночью? - вылупил глаза Серж. - Если только во сне, но вроде бы и того не было.
      Гусев внимательно поглядел на Александрова.
      Тот стоял бледный, с дрожащими руками, и с мольбой глядел на Заславского.
      - А вот Александров уверяет, что он всю прошлую ночь сидел у вас дома.
      - Витес, ты что?! В натуре?! Братан! Ты же кореш мой, ты что пургу гонишь начальнику? Да мы с тобой лет пятнадцать не виделись...
      Гусев вопросительно посмотрел на Виктора.
      Тот продолжал молчать.
      - Не, так не годится! - нахмурился Заславский. - Вы что-то опять на меня хотите навесить. Я пойду, пожалуй. Если понадоблюсь, вызовите в МУР повесткой. Приду. Я от всяких подстав и так немало пострадал, лучшие годы за решеткой провел. Не.., вы меня не впутывайте в ваши дела. А от тебя, Витес, я такого не ожидал...
      - Напишите вот на листе бумаги свои показания, Заславский, подпишитесь и можете быть свободны.
      - А чего писать-то? Раз я ничего не знаю.
      - Вот и напишите, что Александрова вы этой ночью не видели и что он дома у вас не был.
      - Напишу, раз положено по закону, хотя не люблю я всю эту писанину, от нее одна морока...
      - Серега! - крикнул с надрывом в голосе Александров. - Я же тебе жизнь спас в зоне, ты помнишь ту разборку? Что же ты меня гробишь?
      Тут женщину убили, Ирку, ту самую, из-за которой я сидел, а на меня вешают. А я же у тебя был, а потом вы меня на машине к электричке отвезли. У тебя же твои друзья сидели и еще...
      - Витес, ты что гонишь? Жизнь ты мне спас, не спорю, когда те бакланы на меня налетели с перьями, и век тебе благодарен буду, но сейчас-то я при чем? Тут мокруха какая-то, а ты на меня ссылаешься? Братан, не лепи горбатого! А вы, начальник, спросите моих двоюродных братьев Леху и Саху, они дома сидят, ну, привезите их сюда, или его туда, можно и девочек привезти, которые с нами были, а что, я человек неженатый, имею право развлекаться как хочу. Все подтвердят, кто у нас был, а кого и в помине не было.
      - Александров, кто был, по вашим словам, дома у Заславского?
      - Двое мужчин, да, именно Леха и Саха и... девчонки, как звать, я не помню. Я уже тогда сильно выпивши был.
      - Так он пьяный был, гражданин начальник! - улыбнулся Серж. - В этом-то и дело. По пьяни такое иногда померещится, такие, извините за выражение, химеры, вспомнить страшно...
      Заславский взял лист бумаги, который ему протянул Гусев, написал несколько строчек, расписался размашисто и вернул Гусеву.
      - Я могу быть свободным? - спросил он.
      - Идите. Нет, вот что - мы вас отвезем и привезем сюда ваших двоюродных братьев. Для очной ставки и дачи показаний.
      - Можно, раз нужно, - согласился Серж. - А ты, Витес, сильно меня разочаровал, - покачал он головой. - Обидно в людях ошибаться, - и вышел. Ошеломленный Виктор присел на стул и молчал.
      Через некоторое время привезли двух здоровенных мордоворотов Леху и Саху. Оба были крайне немногословны, категорически отрицали, что вообще когда-нибудь видели Виктора.
      - Не лепи горбатого, олень, - набычился один, делая шаг в сторону Виктора.
      Второй просто повторял: "Не", "Не", "Не знаю".
      Их отвезли домой. Гусев взял у Заславского координаты девочек, которые были у них ночью.
      Он собирался их вызвать завтра на Петровку.
      - Такие дела, Александров, - развел руками Гусев. Виктор мрачно молчал. - Придется взять вас под стражу. Вы подозреваетесь в убийстве гражданки Дороховой Ирины Ивановны.
      - Ваше право, - выдавил из себя Виктор.
      Гусев вывел его из комнаты. В гостиной все внимательно, напряженно смотрели на Виктора.
      Он же не глядел ни на кого, опустил голову и, сопровождаемый оперативниками, вышел из дома.
      - Вы, товарищи, все будете вызваны на Петровку для дачи свидетельских показаний, - сказал Гусев. - Все. До свидания.
      Ошеломленные одноклассники глядели друг на друга, не говоря ни слова. Только Гриша Брагин потягивал из бокала пиво, тихо отдуваясь.
      У стены неподвижно стоял Андрей Андреевич Дорохов и о чем-то думал. В это время стали выносить тело Ирины. Дорохов вздрогнул, закусил до крови губу. Потом бросился к двери.
      - Я с вами! - крикнул он. - Отвезите меня домой!
      Молчание продолжалось.
      - Да, хорошо посидели, - произнес наконец Олег Игоревич. - Давайте, однако, завтракать.
      Глава 10
      Виктор Александров был заперт в камере с каким-то слезливым пацаном, угнавшим машину известного певца и постоянно бившимся в истерике. Его пришлось утешать, другого выхода не было, иначе невозможно было сосредоточиться, подумать о случившемся. Он успокаивал парня, говорил, что много ему не дадут, а то и вовсе попугают и отпустят домой. А когда парень затихал, он напряженно думал. Зачем он так много пил?
      Некоторые моменты вчерашней ночи словно в тумане. Он вспоминал, как вошел в открытую дверь комнаты, подсел к Ирине на кровать, долго ей говорил о своих чувствах, а потом.., потом она пустила его к себе под одеяло. И они снова стали близки... Им снова было так же хорошо вместе, как много лет назад. Но через час она попросила его уйти. "Я замужем, Вить, я не хочу, чтобы кто-нибудь доложил Андрею. Иди, ради бога". Он был не в состоянии спать после такого счастья, оделся и ушел из дома. Он знал, что у Заславского идет пьянка. И уже в начале третьего он был там. Трое мужиков, трое телок, и он один. Он сел в уголке и пил... А потом наступило какое-то затмение... Неужели он вернулся назад? Не может быть! Но Серега-то! Как он мог сказать, что не видел его с восемьдесят второго года? Он же фактически спас ему жизнь. Серега был юн и дерзок, в зоне он никому спуску не давал, но однажды на него полезли трое здоровенных "быков" с заточками, и если бы не Виктор, вырубивший двоих, то плохо было бы Сереге. А так тот спокойно уложил третьего, самого неповоротливого из них, а потом долго мутузил его ногами, пока не подоспела охрана. Серегу посадили в карцер, но вышел он оттуда с гордым видом. И никто больше не трогал его, зауважали. А теперь? Что ему стоило сказать, что Виктор всю ночь пробыл у него?
      Почему он так себя повел?!
      Прошел этот день, потом почти бессонная для Виктора ночь. Заснул он лишь под утро...
      ...Медицинскими экспертами было установлено, что смерть Ирины Дороховой наступила приблизительно в четыре часа ночи. Отпечатки пальцев на найденном под окном пистолете соответствовали отпечаткам пальцев Виктора Александрова. Константин Гусев, которому поручили вести это дело, вызвал на допрос трех девиц, чьи координаты честно дал ему Серж Заславский.
      Для очной ставки из камеры доставили Виктора Александрова. Дело было совершенно очевидное и больших трудностей не представляло, хотя Константин видел в нем некоторые странности.
      И прежде всего его удивляло упорство, с каким Александров доказывал свое пребывание ночью у Заславского, и безоговорочное отрицание этого Заславским и его друзьями.
      Сначала привели Александрова. Потом поодиночке вводили девиц. Первые двое категорически отрицали знакомство с этим человеком, а вот в глазах у третьей, черненькой, миниатюрной, в коротком до неприличия платьице, Гусев увидел какую-то тревогу.
      - Гражданка Жданькова Юлия, вы знаете этого человека? - спросил Гусев.
      - Этого? - Она как-то вздрогнула. - Нет... никогда не видела. А где я могла его видеть?
      - Он утверждает, что вы могли видеть его позавчера ночью дома у Заславского Сергея. Вы были там?
      - Я-то была... Но.., его там вроде бы не было.
      - Вроде бы или не было? Это очень важно для следствия, гражданка Жданькова.
      - Да не было его! - с какой-то агрессией в голосе крикнула Жданькова. Говорю, не было, значит, не было, и все!
      - Да мы же с тобой разговаривали целый час, - сказал Виктор. - Ты же мне на жизнь свою горькую жаловалась, как трудно быть проституткой в наше время. И я тебя жалел, тебе же всего семнадцать. Ты была в синем платьице. Ты сказала еще, что у тебя мать больная, что у нее ишемическая болезнь, что она может скоро умереть, а у вас еще две сестренки, одна.., двенадцати, другая - девяти вроде бы лет... А? - Он торжествующе поглядел на Гусева. Вы проверьте, проверьте. Я хоть и пьяный был, но разговор этот помню. Она была готова и со мной, только у меня денег не было. Она в принципе и так была согласна, но я.., мне этого не нужно было.
      - Жданькова, вы знаете об ответственности за дачу ложных показаний? строго спросил Гусев. - Статья 181-я Уголовного кодекса. До года лишения свободы, как вам это нравится?
      Жданькова потупилась, потом злобно поглядела на Гусева, одернула платьице и снова уставилась в пол.
      - Сказала, не знаю, значит, не знаю.
      - Мы проверим показания Александрова, - сказал Гусев. - Насчет матери и сестренок.
      Жданькова покраснела, как помидор, в глазах появился страх, но вдруг она прикусила губу и выпалила:
      - Так... Так этот же трахал меня месяц назад, гражданин следователь. Точно... Снял меня в кафе. Я тогда ему все это и рассказала. А у Заславского его не было.
      - Ох и падла же ты, - с горечью сказал Виктор. - А я еще пожалел тебя...
      - Нужна мне твоя жалость?! Пошел ты...
      - Ладно. Все, - сказал Гусев. - Идите, Жданькова, давайте ваш пропуск. Вызовем еще, если понадобитесь.
      Жданькова метнула ненавидящий взгляд на Виктора и вышла, вертя задницей.
      Гусев вопросительно глядел на Виктора.
      - Никаких свидетелей в вашу пользу, Александров. То, что сейчас сказала эта Жданькова, проверить нельзя и отвергнуть тоже нельзя. Мы будем возбуждать против вас уголовное дело по статье 103-й - умышленное убийство. Что-нибудь имеете сказать в свою пользу?
      - Не знаю, что мне сказать еще... Не убивал я ее, и все, вот что я могу сказать. А из чего ее убили? Оружие нашли? - вдруг схватился за соломинку Александров.
      - Нашли. Пистолет Макарова с глушителем, и на нем ваши отпечатки пальцев, Александров.
      Так что.., сами понимаете...
      - Пистолет?! Но мой же дома?
      - И дома у вас нашли "ТТ". У вас целый арсенал оружия, судимость за убийство, опять же из-за этой Дороховой, так что доказать вашу вину будет очень нетрудно.
      - То-то и оно, слишком уж все здорово сходится... А тот пистолет не мой, который вы нашли. "ТТ" мой, так судите за хранение оружия, не отказываюсь, купил в Туле с рук, права не имел, что мое, то мое...
      Гусев вытащил из ящика стола пистолет Макарова.
      - Вот из этого пистолета была убита Дорохова. На нем отпечатки ваших пальцев. Пистолет лежал под окном комнаты, где спала Дорохова и где была убита. Все против вас, Александров.
      Ваше поведение за столом на дне рождения, ваш стук ночью в комнату Дороховой... Да этих доказательств более чем достаточно. А в вашу-то пользу что?!
      - А ничего, - опустил глаза Александров. - Господь бог в мою пользу. Я ее не убивал и никогда бы на это не пошел. Только это и есть в мою пользу.
      - Я тоже верю в бога, - сказал Гусев. - Но боюсь, что для суда недостаточно такого свидетеля. Нужны более конкретные.
      - Так расспросите ребят поподробнее, - сказал Виктор. - Раз я ее не убивал, то кто-то же убил ее, правильно?
      - Логично вообще, - усмехнулся Гусев.
      - И если представить себе на минутку, что я тут ни при чем, то надо отрабатывать, как говорится, и другие версии.
      - Будем, будем и другие. А сами-то вы что по этому поводу думаете?
      - Что я могу в моем положении думать? Мне очень странно поведение Заславского и его свидетелей. Он даже координаты этих шлюх вам дал, а ведь мог бы сказать, что знать не знает, кто они такие. Специально ведь дал, чтобы они подтвердили, что меня там не было. А поведение этой Жданьковой? Да неужели вы не видите, что она врет?
      - Я-то, может быть, и вижу, Александров, но против вас тяжелые обвинения. Вас хоть через неделю можно судить, и будьте уверены, приговор будет суровый. Кстати, почему вы сначала сказали, что, выйдя с дачи Гриневицкой, поехали домой на попутке, а потом изменили свои показания?
      - Сами будто не понимаете? Не хотел, чтобы Заславского лишний раз дергали. Думал, большую радость от встречи с вами он не испытает.
      А он, наоборот, сиял как самовар. Словно ждал этого вызова. А я как увидел лицо мужа Ирки, решил, скажу все как есть, лишь бы он на меня не думал. А они все, вы заметили, все поверили, что я убил...
      - Да и я пока в это верю, Александров. На пистолете Макарова, найденном в кустах, ваши отпечатки пальцев. Это все. Это приговор. Вы можете объяснить, как ваши отпечатки попали на пистолет?
      Виктор глубоко задумался, пытался что-то вспомнить...
      - Пока нет, - тихо ответил он. - Послушайте, я вам вот что скажу поехали к Заславскому.
      Я опишу вам его дом, я все помню - какой забор, какая калитка, двор какой, вход, прихожая, гостиная... Все сойдется. Если я там не был...
      Раздался телефонный звонок. Гусев снял трубку.
      - Алло. Кто? Ну надо же! Срочно, говорит?
      Ладно, приму его минут через двадцать. Ладно.
      Давай.
      Гусев подошел к окну и увидел подъехавшие к управлению две шикарные иномарки - белый "шестисотый" "Мерседес" и темно-синюю "Ауди".
      - Тут важный свидетель пожаловал, Александров. Очень важный. Так что разговор с вами придется прервать. Вы пока подумайте, как могли попасть отпечатки ваших пальцев на пистолет, который вы, по вашим словам, в руках никогда не держали. Для вас это очень важно.
      Александрова увели. А еще через пятнадцать минут в дверях кабинета Гусева появилась сияющая физиономия Сержа Заславского. Он был в великолепном черном костюме, видимо, от Кардена, шикарных ботинках, от него исходил волшебный французский аромат. Полный рот металлокерамики сверкал голливудской улыбкой.
      - Константин Иванович, извините, что я вас побеспокоил, - ворковал Серж. - Но я не хочу, чтобы хоть какая-то тень упала на меня. Я от подстав четвертую часть жизни на нарах просидел.
      Больше не желаю. Я работаю в фирме, у меня все чисто и гладко, и никаких больше делов мне не надо. И ни к чему меня приклеивать не нужно.
      - Садитесь, - указал ему на стул Гусев.
      - Спасибо большое. Итак, я пришел дать важные показания. Вчера я солгал вам, говоря, что не видел Александрова с восемьдесят второго года. Каюсь. Он был у меня около месяца назад.
      - С какой целью?
      - С целью самой ужасной, Константин Иванович, - развалился Серж на стуле, заложив ногу за ногу. - Он узнал откуда-то мой номер телефона, узнал, что я стал бизнесменом, ну, скромным, но честным, что дела мои идут хорошо, и сказал, что ему нужна помощь. Я, разумеется, предложил ему приехать. Мы кореша с ним были, он заступался за меня в зоне, хороший был мужик, справедливый, никак от него такой подставы не ожидал, как вчера... Итак, я думал, помощь какая?
      Ну, денежная, разумеется, сейчас люди живут сложно...
      "Сложно, - подумал Гусев. - Знаешь небось, волк, какая у нас зарплата. А я примерно знаю, какая у тебя.., зарплата со всех точек вашего района".
      - Он приехал, - продолжал Заславский. - Такой аккуратный, тихий. Ну, посидели, вспомнили былое. А потом, вы представляете, он мне предложил убить некую Дорохову Ирину, ну, короче, ту самую, которую он... Он был такой злой, а как выпил коньяка, озлился капитально. "Ради, - говорит, - меня, Серж, ради нашего дружбанства, шлепни, говорит, извините за выражение, эту падлу позорную, из-за нее, - говорит, - все мои беды, Любил, - говорит, - ее адски, а она оказалась такой шлюхой..." Так-то вот. Я ему говорю: "Шугнись, Витес, ну, приди в себя, разве можно такими делами заниматься?" Как это я буду незнакомого мне человека убивать неизвестно за что? А он пьет, и звереет, и настаивает на своем, Константин Иванович. Еле я его тогда успокоил. Ну, посадили его в машину, мои братаны его домой отвезли. Вот такие дела, Константин Иванович, посчитал, так сказать, своим долгом поставить в известность. Потому что более не желаю ни в какую бодягу впрягаться, живу честной жизнью.
      - Я знаю, - мрачно пробубнил Гусев себе под нос.
      Зверская улыбочка появилась на тонких губах Сержа. Голубые глаза сверкнули задорным огоньком.
      - Клевещут, клевещут на меня злые языки.
      Думают, раз хорошо зажил, значит, бандит. А я раскрутился просто в последнее время. У нас три строительные фирмы, торговлю ведем товарами народного потребления, продуктами питания, все в рамках закона, согласно рыночной экономике.
      А кредитов набрал ужас... Раскрутиться бы... Вот денег назанимал, дом себе новый построил, хотел, чтобы мамаша, всю жизнь горе хлебавшая, по-человечески пожила хоть на старости лет.., ан нет, ушла, как говорится, в мир иной в прошлом году. - Заславский вытащил из кармана брюк белоснежный платочек и приложил к краешку глаза. - С пару месяцев в новом доме и пожила.
      Знал бы, что она так скоро помрет, ни в жисть бы таких долгов не делал бы, жил бы поскромнее.
      Машина вот эта вообще не моя, мне ее один бизнесмен дал, по доверенности езжу - понимаю, фраерство это все, пыль в глаза. Так, Константин Иванович, под богом ходим, тридцать семь лет уже, как Пушкину. Детство прошло в нищете, ежеминутной борьбе за выживание, потом дурь юношеская - лагеря, нары... Вот и хочется пожить хоть теперь... Поймите правильно. Но не в этом дело. Факт то, что свое заявление я сделал, и больше ничего сообщить следствию не имею.
      Кстати, при том разговоре присутствовали мои братаны Леха и Саха. Они могут подтвердить.
      - Это понятно, - буркнул Гусев. - Еще вопрос - вы утверждаете, что ночью с девятнадцатого на двадцатое сентября Александрова в вашем доме не было?
      - Категорически утверждаю.
      - Вот, подпишитесь здесь. Давайте ваш пропуск, и всего вам... Будьте здоровы...
      - И вам того же, Константин Иванович, - расплылся в улыбке Серж.
      "Как же он его топит! - поразился Гусев. - Никак в толк не возьму, зачем этому ворюге, ворочающему сотнями тысяч долларов, подставлять скромного охранника, работающего в какой-то фирме, своего бывшего сокамерника? И что ему от гибели Дороховой? Связи-то никакой ведь нет...
      Может быть, тоже личная вражда... Очень не похоже на этого отморозка, который шагу не ступит без выгоды... Но все против Александрова, решительно все... Дело хоть завтра в суд можно передавать. И загудит он лет на пятнадцать... Да, но хоть топит он его крепко, однако и без того у Александрова шансов выкрутиться мало. Убил из-за нее человека, сидел, пришел незваный, много пил, потом стучал в комнату, потом исчез... Плохи его дела..."
      Он снова вызвал на допрос Александрова и задал на сей раз только один вопрос.
      - Скажите, Виктор Семенович, хозяйка дачи Гриневицкая утверждает, что не приглашала вас на день рождения. Откуда вы узнали, что у них праздник? Откуда узнали, что там будет Дорохова? Вы ведь пришли ради нее, от этого вы не будете отказываться?
      - Да, разумеется, я пришел, чтобы повидаться с ней. Только не для того, чтобы ей мстить, тем более убивать ее. А узнал я как? Позвонили мне за три дня до того.
      - Кто позвонил?
      - Да якобы наш одноклассник Валька Арбузов. Позвонил вечером, такой разобиженный, говорил, мол, Танька устраивает день рождения, пригласила всех - и Петьку, и Гришку, и Руслана, и даже Ирку Чижик, а его не пригласила. Хотел бы, говорит, тоже прийти, но раз уж не зовут, так он и не придет. А я спросил его сразу - а Ирка с мужем будет или нет? И он ответил, мол, она без мужа будет. Голос у Вальки какой-то странный был, очень не похож. Но по телефону разве разберешь, да и лет сколько прошло... А сейчас я думаю - не он это был. Другой кто-то.
      - Арбузов, говорите? Проверим...
      - Вот так я приехал на эту станцию, а сначала побоялся идти и без звонка нагрянул к Сержу.
      Там его "быки" сидели и три телки. Я посидел, выпил, недолго, правда, сидел. Серж недоволен был моим приходом, явно. Ну, кайфы им шугнул, и потом, после того.., мы переспали с Иркой, когда она меня впустила в комнату.., и она меня попросила уйти, чтобы не компрометировать. Я спать не мог, опять потащился к Сержу. И до утра там сидел.
      - Значит, Александров, у вас с Дороховой был половой акт? - спросил Гусев.
      - Да, - потупил глаза Виктор.
      - Но вы не говорили об этом.
      - Не могу я обо всем говорить. Это наши личные дела... Стыдно вслух говорить, гражданин майор. Неужели вы не понимаете?
      - Я все понимаю. Но у меня должна быть предельно ясная картина той ночи вплоть до убийства. В подробностях, и если вы не убивали, то ясность картины в ваших интересах, Александров? Половой акт был без насилия?
      - Да какое там насилие? Нам было так хорошо... Мы объяснились, поговорили, потом.., ну...
      А потом она сказала мне, чтобы я уходил. И я ушел... К Заславскому.
      - Заславский был сегодня здесь. Он говорил, что вы месяц назад были у него и просили его помощи в убийстве Ирины Дороховой.
      - Вот сволочь! Какая же он сволочь! Не пойму только, зачем ему все это нужно?!
      - Я не могу опровергнуть то, что он говорит.
      Ладно, на сегодня все. Будем вызывать свидетелей из присутствовавших на вечере. А вы думайте, что могло бы послужить в вашу пользу.
      Вошел дежурный, и ошеломленного Виктора, не понимающего сути происходящего, увели.
      Гусев напряженно задумался...
      Глава 11
      Допросы одноклассников ничего не дали в пользу Александрова. У дверей Дороховой его видели Брагин с женой и Гриневицкая с мужем.
      Слышали хлопок выстрела. Все были пьяны, значения не придали. В это время Александров ушел.
      Наступила очередь Петра Мухина.
      - Я был крепко пьян, товарищ майор, - сказал он. - Но ночью мне страшно захотелось пить, лютая жажда, ссохлось все во рту... И я встал, вышел на кухню, налил себе воды. А когда зашел в комнату, мне показалось, что в окне я вижу какую-то мужскую фигуру. Я прислонился к окну - точно, по саду двигался человек, он шел от дома.
      - В какое время это было? - насторожился Гусев.
      - Я не смотрел на часы. Было совершенно темно. А когда именно это было, не знаю...
      - Может быть, это был Александров?
      - Только не он. Роста маленького, толстый...
      В куртке с капюшоном. Я как-то и забыл про это, уж очень я в тот вечер нагрузился, думал, померещилось. А вот потом вспомнил... От дома он шел, в сторону калитки. Медленно, крадучись... А потом я завалился и заснул, а проснулся уже от крика Таниной матери. А голова дурная такая, будто наглотался чего-нибудь, а не то что выпил. Я и подумал - сон это был, а потом уже понял - нет, не сон...
      - А хлопка выстрела вы не слышали? До того это было или после?
      - Я очень крепко спал. И хлопка не слышал, проснулся, обнаружил только, что Витьки в комнате нет. Ну, подумал, он в соседнюю комнату перебрался к старой своей любви. Так и оказалось, - вздохнул он.
      - А как вы сами думаете, мог Александров убить Дорохову или нет? спросил Гусев.
      - Он ее очень любил. Убить.., наверное, в запале мог бы и убить. Она, понимаете, товарищ майор, шлюха она была. А хороша была.., в десятом классе. А он все ей прощал, я знаю. Разборки у них были серьезные, иногда наваляет он ей тумаков, а потом, гляжу - опять под ручку идут.
      Она даже забеременела от него, а потом аборт сделала. И неудачный. Говорят, после этого у нее детей не могло быть.
      - А почему вы уверены, что она забеременела от него? - спросил Гусев. Раз она вела такой, по-вашему, развратный образ жизни.
      - Кто ее знает? После десятого класса это было. Может быть, и не от него...
      - Ладно, спасибо. Вы сообщили интересный факт, Петр Петрович.
      В этот же день Александрову было предъявлено обвинение по подозрению в убийстве гражданки Дороховой Ирины Ивановны 1958 года рождения. Его должны были перевести в сизо.
      А пока он лежал на койке и думал. Кто же мог действительно убить Ирку? Кто? И какое отношение имеет к этому Заславский? А ведь он непременно имеет к этому какое-то отношение, иначе зачем ему понадобился весь этот цирк с враньем, свидетелями? Но пистолет... Пистолет...
      Неожиданно Виктор вспомнил, что когда он вторично появился у Заславского, то вышел в другую комнату, потому что в гостиной начался групповой секс. Его не гнали, но ему самому было противно на это глядеть. Он вышел в маленькую спальню рядом с гостиной, взял с собой бутылку коньяка, потихоньку попивал и думал...
      А потом он заснул... И ему показалось, что в его руку суют что-то холодное... Но он словно провалился в какую-то яму... А потом вошел Серж и начал его тормошить. И он пошел в гостиную и стал там пить. И к компании пирующих прибавился еще один человек - маленький, толстенький, с рябым лицом. Он сидел в уголке и пил пиво. А потом Серж что-то шепнул ему, и тот исчез. Что это был за человек? И чего такого ему подмешали в коньяк? Странно, сначала он словно провалился в яму, а потом, наоборот, у него прибавилось бодрости. Он болтал со шлюхой Жданьковой, затем его, веселого, оживленного, отвезли к электричке. Вот тебе и отпечатки пальцев на пистолете... Но неужели никто не видел в доме Тани постороннего человека? Как это все странно...
      Он вспомнил тот момент, когда уходил из Таниного дома. Он зашел в комнату, где спал Петька Мухин, надел пиджак и ботинки, а потом прошел в прихожую к вешалке, где висел его плащ.
      Никого не было, но ему показалось, будто чьи-то глаза зорко следят за ним. Он чувствовал на себе напряженный взгляд... Взгляд в спину. И когда он надевал плащ, и когда шел по коридору к выходу...
      Все против него, все... Что-то надо делать!
      И определенно, Серж Заславский имеет самое прямое отношение к убийству Ирки. Ирку-то ведь убили! До Виктора впервые дошел сам факт, что его Ирки, Ирки Чижик больше нет на свете. До этого только показания, подозрения, отпечатки, а теперь он понял, что нет на свете самого любимого его человека. Кто-то убил ее, и не просто убил, а убил, чтобы подставить его, чтобы его обвинили в этом невероятном преступлении. Что же делать, чтобы доказать свою невиновность? Здесь, за толстыми тюремными стенами, он ничего не докажет, не сумеет, его просто осудят лет на пятнадцать, и все... А настоящий виновник будет смеяться над ним, тот, кто лишил жизни Ирку...
      Вдруг одна мысль пришла ему в голову. Он вспомнил старый фильм про следственный эксперимент. И неудачный побег... А если удачный?
      Надо признаться в убийстве, попросить отвезти его на Танину дачу. А там... Там видно будет...
      На следующий день его отправили в "Матросскую тишину". Он уже бывал там в семьдесят девятом году, когда убил завмага Бореньку. И вот прошло почти двадцать лет, и он снова здесь - в огромной переполненной камере. Духота, смрад, гул грубых мужских голосов... Тогда он был молод, теперь ему сорок, тогда он знал, за что его посадили в этот каменный мешок, теперь же полная беспросветность, загадка... И Ирки нет на свете. Они повидались через восемнадцать лет, повидались и... Ужас, ужас...
      Ему указали на свободное место на нарах, и он упал туда головой вниз. Его о чем-то спрашивали сокамерники, он был не в состоянии ответить, до того было гнусно на душе. В камере шла нудная тюремная жизнь - играли в карты, трепались, кто-то смотрел телевизор, кто-то над кем-то глумился, кто-то хохотал, кто-то тихонько выл, кто-то мрачно молчал. Он впервые за эти дни вспомнил о матери, интересно, знает ли она, что его посадили?
      Надо что-то сделать на этом следственном эксперименте, попытаться сбежать. А там хоть пуля в спину, и то лучше того, что его ожидает.
      Никаких шансов на торжество справедливости, денег на хорошего адвоката нет, дадут кого-нибудь, кто и поможет спровадить его за решетку на долгие годы... За что? За что все это? Он всегда старался быть честным, справедливым, не увиливал от опасностей. Прослужил два года в десантных войсках в Узбекистане. А вернувшись, побыл дома с месяц и.., сначала "Матросская тишина", потом три года лагеря в Мордовии. За это время умер отец, тяжело заболела мать. И постоянная апатия, нежелание за что-то бороться. Так и прошли годы...
      Виктор лежал на нарах и думал. Он чувствовал, что его апатия сменяется злостью. Кому он мешал? Кому все это понадобилось? И что, он так и поплетется на долгие годы в тюрьму, как баран на веревочке? Нет, ни хрена, он еще поборется... Как же мало попадалось ему в жизни хороших, порядочных людей, как мало было у него настоящих друзей. Правда, он и сам не искал ничьей дружбы, всегда держался особняком. И в школе у него не было друзей, одна только Ирка, и в армии... Он вспоминает добрым словом только их командира старшего лейтенанта Лозовича.
      Когда он попал из учебки в часть, расположенную в знойном Термезе, встретили его неласково.
      Три здоровенных бугая-деда сделали худющего Виктора козлом отпущения. Виктор был нелюдим, молчалив, отвечал на все вопросы односложно. Это не нравилось весельчакам-дедам.
      Они придирались к нему по любому поводу, провоцировали на агрессию. Не выдержавший издевательств Виктор бросился на одного из них, но силы были неравны. Его отделали как собаку и велели ночью вылизать языком сортир. Виктор решил, пусть лучше убьют, чем это. Отказ повлек за собой новые последствия. Из него просто сделали грушу для побоев. Его мрачная физиономия жутко веселила дедов. Один из них, хохол Ляшко, давал ему нюхать портянки и приказывал наслаждаться их ароматом. "Бля, хлопцы, - говаривал Ляшко. - А этот ведь суходрочкой занимается, то-то смурной какой... Ну чо, дрочишь втихаря, а ну-ка, признавайся, бес. На кого дрочишь, падло кривое?" Виктор сжимал кулаки, и это еще больше веселило дедов. Однажды он глядел на фотографию Ирки, думая, что никто его не видит. Но тут сзади подошел Ляшко и вырвал фотографию. "А? - заорал он. - Чо я вам робил?
      И впрямь дрочит! А кто это такая? А ништяк краля! Можно и подрочить! Давай, дрочи при нас, нехай хлопцы поглядят!" - "Дай сюда", - сказал Виктор. Он чувствовал, что сейчас убьет Ляшко, а если не сейчас, то потом возьмет автомат и перестреляет Ляшко и двух его недоумков-друзей.
      "Дрочи, падло! - набычился Ляшко и двинул Виктору в солнечное сплетение. - Сымай штаны и дрочи... И чтобы кончил при нас, а то скука здесь такая... Жара... - зевнул он. - Ишаки кругом, верблюды, только и радость на таких мудаков, как ты, глядеть. Дрочи, говорю!" Виктор озирался кругом, ища тяжелый предмет, чтобы ударить Ляшко. Но тут рука опустилась на плечо деда. Ляшко обернулся. Перед ним стоял командир взвода старший лейтенант Лозович, высокий, подтянутый, с маленькими усиками. Ляшко вскочил, вытянул руки по швам и издевательски смотрел на Лозовича. "Зайди вечерком, поговорим", сказал Лозович. "Можно, слушаюсь, товарищ старший лейтенант", - глумливо улыбался Ляшко. "А сейчас отдай ему фотографию". - "Есть отдать". Александров глядел на Лозовича и видел в его карих глазах неукротимое бешенство.
      Вечером Лозович профессионально избил Ляшко на отдаленном от казармы пустыре. Ляшко приполз в казарму без видимых следов побоев, но совершенно поникший. Издевательства прекратились. Виктор хотел было поблагодарить Лозовича, но тот сделал вид, будто ничего не понимает.
      Между ними установились негласные дружеские отношения. Виктор отслужил под командованием Лозовича полтора года, они вместе бывали в разных переделках, и никогда он не видел, чтобы Лозович струсил, пошел против совести, испугался трудностей. А победить Лозовича в рукопашном бою было просто невозможно, он был неимоверно ловок, а рука его была крепка, как железо. Лозович мог сутками ничего не есть, не спать, почти не пить, он прекрасно переносил изнурительную среднеазиатскую жару. Однажды кто-то сказал, что Лозович сын известного писателя. Виктор когда-то читал какую-то книжку Игоря Лозовича, а их командир был Владимир Игоревич. Но та книжка ему совсем не понравилась, и он не смог прочитать и ста страниц, а в книжке их было не менее восьмисот. На каком-то привале Виктор осмелился и спросил командира, не сын ли он писателя Лозовича. "Нет, - спокойно ответил командир. - Просто однофамилец". Больше Виктор вопросов не задавал, но однажды по телевизору в новостях передали интервью с писателем Лозовичем, и он поразился, до чего же их командир был похож на писателя.
      О себе Лозович рассказывал только то, что у него в Москве жена и четырехлетняя дочь, что живут они с его матерью, потому что дочка часто болеет и ее никак нельзя сюда, в этот жаркий климат, что он очень скучает без семьи, но стесняется подать рапорт с просьбой о переводе его в другое место, туда, где бы могли находиться и его жена с дочерью.
      Когда Виктор демобилизовывался, он узнал, что командира скоро переводят в среднюю Россию.
      - Увидимся ли еще? - протянул ему руку Лозович при прощании. - Оставлю свой московский телефон, звони. Только куда забросит нас судьба, кто знает?
      В восьмидесятом году, находясь в лагере в Мордовии, Виктор прочитал в "Правде", что в Подмосковье погиб в автокатастрофе известный писатель Игорь Лозович, незадолго до своего шестидесятилетнего юбилея. Машина перевернулась и загорелась. "Да, - подумал тогда Виктор. - А командир-то наверняка сейчас в Афгане". Такого человека, как Лозович, десантника, хорошо знающего места с жарким климатом, опытного командира, должны были послать туда.
      Вернувшись в Москву, где-то в середине восьмидесятых, Виктор позвонил по тому телефону, который оставил ему Лозович. Но ему ответили, что семья Лозовичей здесь больше не живет, а их новый телефон им неизвестен. Можно было, разумеется, найти телефон по справочнику, но Виктор не стал этого делать - зачем? Звонил-то он просто так. Но мысли об отважном командире иногда поднимали ему настроение. Приятно было думать, что на свете есть и такие люди - честные, храбрые, порядочные...
      А что школьные друзья? Как быстро они поверили в то, что Виктор ночью застрелил Ирину.
      Все - и Гриша Брагин, и Руслан Бекназаров, и даже Петька, хороший, добрый парень. И Таня...
      Таня? Иногда Виктора поражали глаза Тани, тихой, вежливой девочки из хорошей семьи. Что-то в них было странное, дикое, какая-то решимость и злость. И крепко сжатые тонкие губы.
      После того как Виктор в восьмом классе порвал отношения с Таней и стал дружить с Иркой Чижик, они некоторое время вообще не разговаривали, а потом стали общаться как ни в чем не бывало. К десятому классу Таня стала очень самостоятельной, решительной. Как-то они собрались у нее на даче, на этой самой даче... Она тогда демонстрировала одноклассникам, как водит машину. Ее отец, грузный, флегматичный человек, совершенно спокойно доверял ей свой "жигуленок", и она удивляла всех своим мастерством. Никто из них не умел водить машину.
      К тому же Виктор знал, что Таня ходит в секцию карате. Они остались тогда у нее ночевать - кроме него, были Руслан и Гришка. Вечером Таня достала пневматический пистолет, прилепила мишень на воротах, включила у "жигуленка" дальний свет и начала палить по мишени. Все поразились, как она метко стреляет, почти все пули летели в десятку.
      А потом Руслан с Гришкой напились пива с водкой, а Таня сидела с Виктором на крылечке.
      - Ты обижаешься на меня, Таня? - спросил он.
      - Да что ты?! - засмеялась она. - Не думай об этом.
      - Она оказалась не совсем такой, какой я себе ее воображал, - сказал Виктор.
      - Какая есть, такая и есть, людей любят порой за их недостатки, Вить. Но я на тебя зла не держу. Ты извини, но иногда мне тебя жалко.
      - Понимаю, - буркнул он. - Но поделать с собой ничего не могу.
      Таня засмеялась громко, заливисто.
      - Пошли, пива выпьем, я спрятала бутылочку от этих оглоедов.
      Они выпили из горлышка ледяного пива, а потом пришел отец Тани и велел всем отправляться спать. Он тяжело дышал, у него было больное сердце. Впоследствии Виктор узнал, что он умер в восемьдесят первом году, когда Виктор сидел в лагере.
      Но все эти сведения доходили урывками.
      О судьбе Тани ему вообще мало что было известно. Да он особенно ей и не интересовался. Слышал - замужем, муж врач, одна дочка, и все...
      А потом этот звонок, якобы Вальки Арбузова.
      И вся эта странная история... Но как же не похож был тот голос на Валькин... Какие-то не те нотки.
      А тогда он этого не сообразил. Он думал об одном - повидаться с Иркой, только об этом...
      Через два дня Виктора повезли на допрос.
      - Экспертиза подтвердила, что у вас было половое сношение с Дороховой, - сказал Гусев. - Насилия с вашей стороны не было. Но это ничего не доказывает. После всего этого вы могли застрелить ее. Она ведь была застрелена в постели.
      Она проснулась, сбросила одеяло, и тут.., раздался выстрел. Она не крикнула, видимо, страх парализовал ее.
      - Какой мне смысл после того, что между нами было, убивать ее? Это же абсурд! - крикнул Виктор.
      - Все абсурд и химеры, кроме отпечатков пальцев на пистолете, из которого она была застрелена.
      Виктор хотел было сказать о своей догадке, о снадобье, которое, видимо, всыпал ему в коньяк Серж, но вдруг осекся.
      - Я убил ее, - тихо произнес он, акцентируя на местоимении "я".
      - Ах вот как? Ну-ну...
      - После того как мы переспали, я вышел, покурил, потом меня охватила злость за то, что она предавала меня. Я вошел в комнату, она проснулась. И я выстрелил. Я был в невменяемом состоянии, да еще под кайфом. И пистолет не догадался подальше выбросить. Швырнул прямо под окно. И все...
      - Что же вы резину-то тянули? - досадливо спросил Гусев. - Улики-то все против вас.
      - Так... - замялся Виктор. - Надеялся на что-то...
      - И про Заславского все наплели?
      - Конечно. Все брехня. Не был я у него в ту ночь. Застрелил Ирку где-то часа в четыре ночи, вышел, огляделся, вроде бы все спят, вышел на дорогу, какая-то машина проезжала, деньги у меня были, я и уехал.
      Гусев с подозрением смотрел на Виктора.
      - Что, не верите? Тогда не верили, что не я убивал, теперь не верите, что я убил? Что же вам надо, гражданин майор?
      - Мне нужна правда, Александров. Кто же вам все-таки сообщил о вечере у Гриневицкой?
      - Я же говорил, Валька Арбузов. Точно, это он был...
      - Мы говорили с Арбузовым. Он вам не звонил, он понятия не имел об этом торжестве, и вообще давным-давно ни с кем из одноклассников отношений не поддерживает. К тому же он только что вернулся из длительной загранкомандировки, дня три назад. Как это понимать?
      - Ну, этого я не знаю. Значит, кто-то позвонил, затевал провокацию, зная мой характер.
      И правильно рассчитал, - замялся Виктор.
      - Но кому-то была выгодна эта провокация? - напирал Гусев, не давая Виктору отдышаться.
      - Наверное...
      - А выгодна она могла быть кому?
      - Не знаю.
      - Настоящему убийце, вот кому, Александров. Надоели вы мне с вашей брехней. Проведем следственный эксперимент, выедем на место, там вы покажете точно, как все было. Понятно?
      - Понятно. Не впервой.
      - Да, не впервой. Тогда случайное убийство, а теперь.., вымышленное. Вы просто-таки специалист по убийствам Ирины Дороховой и ее кавалеров. Хорошо, что вас задержали, а то бы и ни в чем не повинного мужа тоже замочили.
      Александров усмехнулся, несмотря на трагичность ситуации.
      - Ладно. Проведем следственный эксперимент, ваша брехня там быстро обнаружится. Это не проблема для нас, Александров. Дежурный, уведите его! Да, Александров, к вам приходил адвокат? Вам назначили адвоката.
      - Не приходил пока. Да и не нужен мне адвокат.
      - Так положено по закону. Сами знаете. Поговорите с адвокатом. А когда надо будет, поедем на следственный эксперимент. Всего доброго!
      ...Гусев не поверил ему - это хорошо. Будет эксперимент - это еще лучше...
      Адвокат не понравился Виктору с первого взгляда. Хитренький, юркий, он сразу для себя решил - Виктор убил Дорохову. Но надо доказать, что убийство было совершено в состоянии аффекта. На это он и напирал. Виктору стоило немалых трудов не наговорить ему гадостей. Он подробно расспрашивал Виктора о его здоровье, не было ли у него в детстве и юности приступов неукротимой злобы, не наблюдался ли он у психиатра, не подвержен ли алкоголизму. "Обязательна психиатрическая экспертиза, - повторял он постоянно. - Вы не беспокойтесь, Виктор Семенович, мы попробуем подвести вас под сто четвертую статью, вы ведь уже сидели по ней". Виктор не верил адвокату, но, учитывая сказанное Гусеву, он не стал отрицать, что убил Ирину.
      Мысль о побеге занимала его все больше.
      В последних числах сентября его повезли на следственный эксперимент. Кроме Гусева и эксперта Юрия Сергеевича, Виктора сопровождали двое милиционеров.
      На даче в этот момент находились Олег Игоревич и Ольга Федоровна. Олег Игоревич был в отпуске и, несмотря на инцидент, произошедший здесь, спокойно отдыхал, дышал свежим воздухом, ел то, что готовила ему теща, по вечерам совершал свои пробежки. Его мало тревожило убийство Иры Чижик. Он в свое время пытался ухаживать за Ирой, но та, вовсе не недоступная, дала очкастому Олегу отвод, видимо, уж очень он ей не приглянулся. Она посмеялась тогда над ним, над его достоинствами, и он ей этого не забыл. Постоянно величал ее проституткой, говорил про нее всяческие гадости Тане, чем немало веселил ее. А теперь он считал: произошло то, что и должно было произойти с такой женщиной.
      Жалко, разумеется, что у них на даче, но тоже ничего страшного. Обычное дело - убийство из ревности.
      А вот появление в доме Виктора и милиционеров для следственного эксперимента не понравилось ему. Он-то думал, что для них все это закончено.
      - Коль положено так положено, - надул он губы. - Раз это необходимо по закону, нам остается подчиниться. Хорошо, что Тани нет, ее все это так встревожило, на ее дне рождения такой инцидент... А мы уж как-нибудь с Ольгой Федоровной...
      - Вы будете понятыми, - сказал Гусев. - Следственный эксперимент будет проводиться в вашем присутствии, гражданка Гриневицкая Ольга Федоровна и гражданин Лозович Олег Игоревич.
      При этой фамилии Виктор вздрогнул и внимательно посмотрел на Олега Игоревича. Тот поежился от этого взгляда.
      - Итак, покажите, как все происходило, гражданин Александров. От начала и до конца.
      - Я встал с постели вот в этой комнате, - сказал Виктор. - Подошел к двери этой. Она была заперта на задвижку. Позвал Ирину, тут спустился сверху Брагин с женой. Потом Брагин ушел, ему плохо сначала было, а затем он ушел, Ира открыла мне дверь.
      - Где находился в это время ваш пистолет? - спросил Гусев. - Вы же были в рубашке.
      - Пистолет лежал в кармане пиджака. Пиджак висел в комнате, где спал мертвым сном Петя Мухин. Потом у нас с Дороховой был...
      Олег вперился глазами в Виктора. Тот тоже поглядел на него.
      - Был половой акт. - Олега всего передернуло, он скривился в брезгливой усмешке. - Потом я вышел, зашел в эту комнату... Вытащил пистолет. - Виктор внимательно поглядел по сторонам. Гусев стоял у двери, один из милиционеров рядом с Гусевым, эксперт присел у кровати, и только один милиционер, совсем молоденький, стоял рядом с ним. Поняв, что другого момента не будет, Виктор профессиональным ударом десантника ногой в челюсть сбил его с ног и совершил отчаянный прыжок другой ногой в окно.
      Послышался звон разбитого стекла, и Виктор пулей вылетел из окна. Вдогонку ему раздался выстрел, стрелял второй милиционер - мимо!
      Виктор моментально рванул за угол - из машины к нему бежал водитель с пистолетом.
      Гусев вылетел из окна вслед за Виктором.
      Тоже мгновенно оказался за углом дома. Но Виктор был уже за деревьями в лесу. Помимо всего прочего, Виктор Александров был кандидатом в мастера спорта по стометровке, а у Гусева, как назло, разболелась на ноге старая рана, он прихрамывал. Одна пуля, выпущенная им, попала в дерево, щепки ранили Виктора в голову, но он уже бежал зигзагами между деревьев.
      - Забегайте с той стороны! - командовал Гусев. - Оттуда беги, раззява!
      Как же он оплошал! Как ему не пришла в голову простая мысль, что Александров наговаривает на себя только ради того, чтобы воспользоваться экспериментом для побега! Нет, в этой истории далеко не все так просто!
      Пули свистели между деревьями, а Виктор, раскачиваясь из стороны в сторону, уклонялся от них. Этому его учили в армии, этому его учил командир Лозович. А этот очкарик... Неужели он его брат? Как же не похож... Наверное, однофамилец... Молнией мелькали мысли в голове Виктора, качавшего маятник. Начинался густой лес, там было гораздо легче спрятаться.
      Но милиционеры тоже умели бегать быстро.
      И порой Виктору казалось, что его уже настигают. Он кубарем скатился по оврагу, спрятался в густой траве, и милиционеры потеряли его из виду. Он по-пластунски пополз вдоль оврага.
      - Дрыгин, направо! Сорокин, налево! Я пойду прямо! - командовал Гусев, проклиная себя за ротозейство.
      Виктору опять повезло. В его сторону шел молоденький Сорокин. И когда он почти дошел до него, Виктор четким ударом вырубил молодого милиционера. Тот, не успев ахнуть, упал в густую траву. А Гусев с другим милиционером были далеко. Теперь надо было быстро убираться отсюда.
      Виктор бежал вдоль оврага, ему мешал плащ, но он не бросил его - по плащу поняли бы, куда он побежал. Полы плаща цеплялись за густую траву и коряги. Вдали слышались голоса догоняющих.
      Виктор стал карабкаться вверх, потом бежал по густому еловому лесу и наконец увидел вдалеке просвет. Он побежал туда. Это была проселочная дорога. Безусловно, преследовавшие его должны были тоже появиться здесь. Виктор выскочил на дорогу. Что-то надо было делать, как-то выбираться из этих мест. Денег у него не было, да и вряд ли бы кто-то остановился при виде его, запыхавшегося, грязного, в рваном плаще.
      Виктор услышал шум мотора. По шоссе в его сторону двигалась "Вольво-740". Что делать? Рискнуть? А вдруг в ней уже находятся менты, которые вышли на дорогу с той стороны и сели в эту машину? Но оставаться здесь тоже рискованно.
      А, ладно! Он выскочил на обочину и поднял руку.
      Да бесполезно. Такие крутые никогда не возьмут бродягу на проселочной дороге.
      И тем не менее машина остановилась. За тонированными стеклами Виктор увидел седого мужчину лет пятидесяти в очках. Больше в машине никого не было. Мужчина внимательно смотрел на Виктора. Потом приоткрыл правую дверцу.
      - Садись, - негромким, но очень твердым голосом произнес он.
      Виктор, не говоря ни слова, сел в машину, его тело погрузилось в велюр сиденья, он откинулся на мягкую спинку и тяжело дышал, ничего не говоря.
      Водитель продолжал изучать его.
      - Вы куда едете? - спросил наконец Виктор. - Подвезите до Москвы, тут, понимаете, на меня напали, ограбили...
      Водитель молчал. Виктор поглядел на него.
      Бронзовое от многолетнего загара лицо, ослепительно белые волосы, небольшие седые, аккуратно подстриженные усики. С правой стороны огромный шрам, пересекавший половину лица.
      И слегка затемненные роговые очки.
      - А все-таки довелось увидеться в этой жизни, - произнес водитель, едва заметно улыбаясь.
      На Виктора пахнуло какой-то другой жизнью, пахнуло свежим ветром молодости, зноем пустыни, среднеазиатской пылью, повеяло духом братства и взаимопонимания. Он не верил глазам своим.
      - Товарищ старший лейтенант? - пересохшими губами прошептал Виктор. Владимир Игоревич?
      - Так точно, - на сей раз широко улыбнулся водитель. - Только давно уже полковник, а теперь и в отставке. Здорово, ефрейтор Александров!
      - Если можно, Владимир Игоревич, - сказал Виктор, - поедем отсюда.
      Лозович с удивлением поглядел на него, но, не говоря ни слова, тронул машину с места. В правом боковом зеркале Виктор увидел вдали две мужские фигуры на дороге. Это были Гусев и его неуклюжий помощник. "Вольво" мчалась по дороге, набирая скорость, мчалась от опасности. И снова, двадцать с лишним лет спустя, Владимир Лозович уводил Виктора Александрова от нависшей над ним серьезной угрозы...
      Глава 12
      Пятидесятилетний Владимир Игоревич Лозович был уже пять лет в отставке и владел небольшим уютным рестораном "Московские окна".
      Его ресторан пользовался хорошей репутацией.
      Там собиралась элита - писатели, художники, артисты. Разумеется, вход не был заказан никому, но братве, например, в этом ресторане было откровенно скучно - недостаточно богатый ассортимент, не та музыка. А довольно низкие цены привлекали сюда публику иного рода, в основном творческую интеллигенцию.
      После трагической гибели отца Владимир получил большое наследство. У их семьи появились дача, машина, деньги, они сменили квартиру.
      Владимир продолжал служить в Афганистане и в восемьдесят четвертом году был тяжело ранен в голову осколком снаряда. Наступила клиническая смерть, и врачи были уверены, что он не выживет. Но тридцатишестилетний подполковник, к их удивлению, выжил. Его отправили в Москву.
      Он получил звание полковника, орден Красной Звезды и службу продолжал уже в Подмосковье.
      Будучи человеком дальновидным, деньги отца он обратил в валюту, что впоследствии позволило ему открыть собственное дело. Отец оставил им права на его переиздания, но переизданий становилось все меньше, и наконец они вообще прекратились.
      - Эх, Володька, Володька, - говорил ему за столиком его ресторана старый прозаик-диссидент. - Покойный Игоряха, в сущности, был хорошим парнем, но куда его понесло? Что он стал писать? А я знаю, что он по ночам писал что-то другое... Он мне говорил по секрету. Он писал роман, на даче писал. Роман о настоящей, не выдуманной жизни, а сколько там всего про наших писателей, про их подлости, доносы, про их паскудную жизнь... Он мне на даче зачитывал, круто, Володька, ох, круто...
      Лозович как-то в выходной день забрался на чердак дачи и устроил там тотальный обыск.
      И нашел то, что искал. Ветхие, желтые листы бумаги.
      Всю ночь Лозович читал роман... И к утру его охватило чувство гордости за покойного отца.
      Как он умел писать, оказывается, а какими ценными сведениями располагал, будучи секретарем Союза писателей СССР... Какие поразительные факты - и про исключение из СП Пастернака, и про судьбу Александра Фадеева, и про Фурцеву, и про многих, многих других... К вечеру он отвез роман матери. Та тоже читала его всю ночь, читала и плакала.
      - Вот он, Игорек, настоящий, не дутый, не покрытый ледяной оболочкой... Володечка, это надо напечатать. И не у нас... Надо срочно это напечатать...
      По своим каналам Лозович отправил рукопись западным издателям. Роман стал бестселлером, но все делалось медленно, и только летом 1998 года Владимир Игоревич получил от своего литературного агента весьма приличную сумму денег.
      - Мы должны поделиться этими деньгами с Эльвирой и Олегом, - решил Владимир. - В конце концов, отец писал это, будучи женат на Эльвире. Они тоже имеют право.
      В последнее время Эльвира позванивала Надежде Сергеевне и Владимиру. Ее одолевали звонками рассерженные деятели искусств, которых Лозович задел в своем романе.
      - Владимир Игоревич, - говорила Эльвира пьяным голосом, - как они мне надоели! Опубликовали на Западе какую-то фальшивку, какой-то пасквиль, а эти звонят мне и звонят... Я им говорю, что ничего не знаю, а они... Матом кроют, грозят...
      Владимиру тоже звонили, и гораздо чаще.
      - Сам-то он чем занимался? - орал в трубку разгневанный престарелый поэт. - Что он меня трогает? В какое время мы жили? Ходили по лезвию бритвы... И не правда, что моя жена была любовницей Берии и что я про это знал, все ложь...
      Откуда взял это Игорь Дмитриевич, он тогда в тех кругах не вращался.
      Владимир привык к звонкам, постепенно они раздавались все реже и реже. А получив сразу крупную сумму денег, он твердо решил поделиться со второй семьей отца. Тем более теперь они сами совершенно не нуждались. Свой ресторан, дача, "Вольво", дочь работала на телевидении, мать ездила лечиться в хорошие западные санатории.
      Он позвонил Эльвире Константиновне, но та находилась в очередном страшнейшем запое, от нее слова путного нельзя было добиться. Он позвонил домой сыну, и его жена Таня сказала, что он в отпуске, на даче. Владимир Игоревич решил поехать прямо туда, узнав у Тани адрес дачи.
      В свое время эта Таня изрядно удивила его.
      Когда в 1980 году Владимир приехал в отпуск заниматься наследством отца, как снег на голову свалившимся ему с матерью, Таня позвонила ему и предложила встретиться. Причем встретиться где-нибудь, так сказать, на нейтральной территории. У нее недавно родилась дочка, она сказала, что оставит ее с мужем и его матерью и, если у Владимира есть время, пусть он приедет в ресторан ЦДЛ. Зачем им было встречаться, он не понял, но согласился приехать.
      Когда он вошел в дубовый зал ресторана ЦДЛ, Таня уже сидела там. Она была очень оживлена, разговорчива, очень тактично выразила ему соболезнование по поводу трагической гибели отца, высказала свое мнение об Эльвире Константиновне. Он заказал водки, хорошей закуски, котлеты по-киевски. Пили они наравне, и Таня все более оживлялась, она осуждала покойного Игоря Дмитриевича за то, что он бросил мать Владимира с ребенком, считала, что родные братья должны все же поддерживать какие-то отношения.
      - Я не против, - сказал Владимир. - Но мне через месяц надо возвращаться на службу. И когда я теперь вернусь, один аллах ведает.
      - Как вы не похожи на своего брата, - тихо и томно произнесла Таня. Вы такой мужественный. Видимо, Игорь Дмитриевич был в молодости такой же, как вы.
      - А что Олег? - спросил Владимир.
      - Олег хороший человек, добрый, но он совсем другой... Он совершенно бесхарактерный.
      И мне не понравилась его реакция на то, что Игорь Дмитриевич оставил все вам с вашей мамой. И он, и Эльвира Константиновна просто потеряли лицо. Их куда больше потрясло это, чем трагическая смерть Игоря Дмитриевича.
      - А что же? - усмехнулся Владимир. - Люди есть люди. Было о чем жалеть. Вам-то не жалко?
      - Нет, - встряхнула волосами Таня. - Не жалко. Это принадлежало ему, и он был вправе распоряжаться своим имуществом, деньгами, гонорарами так, как считал нужным. Тем более Эльвира Константиновна женщина, мягко говоря, далеко не безупречная. Мне от них ничего не нужно, у моего отца есть все для обеспеченной жизни - деньги, положение в обществе, машина, дача. Игорь Дмитриевич оставил жене и сыну квартиру, о которой люди только могут мечтать.
      А это заслужили вы и ваша мать. Вы, наверное, бедствовали, когда Игорь Дмитриевич ушел от вашей мамы?
      - Ну, не то чтобы бедствовали, но жили, наверное, во много раз хуже, чем его новая семья.
      - Вы знаете, Владимир, я очень уважала Игоря Дмитриевича. Про него говорили всякое - что он конъюнктурщик, карьерист, но я-то знала, какой это достойный человек. Он иногда мне рассказывал о том, как воевал, как под огнем врага добывал материал для очерков. Он был очень откровенен со мной, мы иногда с ним немного выпивали, честно говоря. Он ничем не делился ни с женой, ни с Олегом, они были чужими ему людьми. И мне казалось, что я могла бы влюбиться в Игоря Дмитриевича... - Она внимательно поглядела в глаза Владимиру. - А вы потрясающе похожи на него. Только еще красивее. - Она придвинула свой стул поближе к нему и положила свою ладонь на его задубевшую от афганской пыли и постоянных физических упражнений руку. Он недоуменно глядел на нее.
      - Вы мне очень нравитесь, Володя, - прошептала она, сжимая ему руку. Вы копия своего отца. Поедем ко мне на дачу... У меня тепло, уютно, дача стоит в лесу...
      Владимир резко отдернул руку.
      - Вы интересная женщина, Таня, - твердо произнес он. - Но у меня есть жена, которую я очень люблю, и семилетняя дочка. Может быть, моя жена не так молода и красива, как вы, но я ее не собираюсь менять ни на кого, в том числе и на вас.
      Таня расхохоталась:
      - Да ну вас, вы меня не так поняли. Налейте лучше водки мне и себе. Как же вы угловаты и прямолинейны. Вы что, никогда не изменяете своей жене?
      - Я служу там, где изменять не с кем. Там одни душманы и моджахеды. Да еще змеи да ящерицы в пустыне.
      - И правильно, - посерьезнела Таня. - Только поймите меня верно, Володя. Я очень уважала, а пожалуй, даже любила Игоря Дмитриевича. И мне не с кем посидеть и поговорить о нем. Олег и его мать удручены, сами знаете чем.
      А те, кто приходил на поминки, это совершенно особая публика, озабоченная карьерой и гонорарами. Я хотела поговорить с вами. Но вы меня не поняли, а подумали бог знает что, как настоящий солдафон. Извините меня. Давайте еще раз помянем нашего дорогого Игоря Дмитриевича и разойдемся. Не говорите никому о нашей встрече.
      - Хорошо, - пожал плечами Лозович. Ему стало даже неловко от своей грубости. Видимо, эта Таня и впрямь была влюблена в покойного отца, бывает и такое... А он действительно очень похож на него, об этом говорили все.
      Он посадил ее в такси, и больше они не виделись. Перед его отъездом в Афганистан был еще какой-то очень странный телефонный звонок.
      Некий мужчина позвонил поздно вечером и сообщил ему, что Игорь Дмитриевич погиб не своей смертью, что он якобы видел, как по сельской дороге мчались две "Волги" - одна бежевая Игоря Дмитриевича, а другая черная. Ехали обе на бешеной скорости. А потом черная подрезала бежевую, та упала в кювет, перевернулась и взорвалась.
      - Почему же вы не сообщили в милицию? - спросил Лозович.
      - Ага, нашли дурака, - прохрипел неизвестный. - Из черной "Волги" вышли два мордоворота с пистолетами, поглядели на горящую машину, сели в свою и уехали. Тут дело нечисто, Владимир Игоревич. Вашим покойным отцом кто-то интересовался и свел с ним счеты. А я тихо-мирно собирал в лесу грибы, и мне всего этого даром не надо. У меня жена, дети, кстати, у вас ведь тоже - и жена, и дочка, и мать. Были бы вы поосторожнее...
      - В каком смысле? - недоумевал прямолинейный Лозович. Он никогда ничего не боялся, рисковал жизнью в Афганистане ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Но это другое - темные намеки, скрытые угрозы. И кто это - доброжелатель или, наоборот, этот человек угрожает ему чем-то?
      - Давайте встретимся, - предложил Владимир.
      - Ни за что... Вы лучше подумайте, кто и за что мог отомстить вашему отцу, кому он перешел дорогу. А то трагедия может оказаться не последней...
      Владимир собирался еще что-то спросить, но неизвестный положил трубку.
      Владимир остался в недоумении. Он знал, что покойный отец был старый автомобилист, водил машину еще с войны, после войны у него были и "эмка", и первый "москвичонок", и первый "жигуленок", а еще и "Победа", и "Волга" "ГАЗ-21", а в конце жизни "ГАЗ-24". И почему это отец перевернулся на сельской дороге в прекрасную, как говорили, погоду в тот день? Из-за Эльвиры?
      Вряд ли... Отец был мужественным человеком, неглупым, наверняка знал про образ жизни своей супруги, ему было всего шестьдесят лет, он был в отличной физической форме, как говорили все про него. И не справиться с управлением машины на дороге, которую он знал как свои пять пальцев? Нет, в словах неизвестного определенно была доля правды. А скорее всего это была чистая правда. Непонятно только, какую цель преследовал этот человек. Информировать или запугать?
      Трудно сказать...
      ...И вот он позвонил Тане. Она была совершенно спокойна, никаких эмоций по поводу его звонка не выразила, просто сообщила ему адрес дачи, объяснила, как проехать. Он сел на машину и поехал туда.
      ...Что-то знакомое показалось ему в длинной худой фигуре, стоявшей на обочине, вернее, не стоявшей, а дергавшейся то к кювету, то обратно к дороге. Он ничего не боялся и спокойно притормозил машину. Тут-то он узнал своего бывшего солдата Виктора Александрова. Мир тесен.
      - Если можно, Владимир Игоревич, - сказал Виктор, - поедем отсюда.
      Лозович гнал машину по дороге, смотрел вперед, но краем глаза изучал Виктора. Что-то с ним было не в порядке, и две мужские фигуры на дороге он тоже заметил.
      - Куда тебя отвезти? - спросил Лозович.
      - Не знаю, товарищ полковник, - с отчаянием в голосе произнес Виктор. Честное слово, не знаю.
      - Случилось что? - спокойно спросил Владимир.
      - Случилось. Ох, как случилось, - голос Виктора задрожал. - А вы.., почему вы оказались здесь? - вдруг спросил он. Он вспомнил про Олега Игоревича. - Лозович Олег Игоревич вам случайно не брат?
      - Брат, - подтвердил Лозович. - И действительно, совершенно случайно.
      - Да... - задумался Виктор. - И впрямь мир тесен...
      - А я ехал к нему на дачу. Дело было.
      - Если можно, съездите в другой раз. Отвезите меня куда-нибудь. Ради нашей армейской дружбы. Как десантник десантника.
      - За тобой гонятся?
      - Да. Меня ловят. Меня подозревают в убийстве.
      - Тебя? А что, ты правда кого-то убил?
      - Думаете, я бы мог?
      - Почему бы и нет?
      - Правильно думаете. Я уже убил. Тогда, после армии. Я отсидел три года по сто четвертой статье.
      - И сейчас тоже убил?
      - Нет. Сейчас нет. Вы помните, я вам в армии рассказывал про свою любовь? Про Ирку Чижик?
      - Помню. Смутно, правда... Но помню, ты очень был в нее влюблен.
      - Так вот. Ее убили. На даче вашего брата, вернее, его жены Тани, моей одноклассницы.
      - Вот как? - повернул к нему голову Лозович. На его бесстрастном лице появилось удивление. - А я ей звонил, и она мне ничего не сказала.
      - Не придает значения. Для них это ерунда.
      Они все от меня отказались.
      - Я все понял, Виктор. Ты поехал на следственный эксперимент и оттуда дал деру.
      Правильно?
      - Правильно.
      - Ну и молодец. Только мы с тобой едем по направлению к даче. А нам надо бы в другую сторону.
      - Вы не выдадите меня?
      Лозович хмуро поглядел на него сквозь роговые очки.
      - Озверел, ты тут совсем, - покачал он головой.
      - Вы мне верите?
      - Конечно. Зачем тебе врать мне? Вопрос в ином: нам надо бы выехать другой дорогой на шоссе. Не хочу возвращаться обратно, могут быть неприятности. Хотя те, кто гнался за тобой, вряд ли запомнили номер моей машины, слишком далеко они были. А вот марку видели, и то, что ты сел сюда, тоже могли видеть. Далеко было, трудно определить, когда они вышли из леса. А вообще-то перебирайся-ка ты назад и приляг там на всякий случай. Так будет спокойнее. Вот какой-то поворот. По-моему, мы здесь сможем другой дорогой выехать на трассу.
      Они свернули на скверную сельскую дорогу.
      Виктор перебрался на заднее сиденье, прилег там. "Вольво" тряслась на ухабах, в конце концов приехали в какую-то деревню. Лозович вышел из машины, спросил у корявого мужичонки, идущего с пустыми бутылками в авоське, как проехать на трассу. Тот указал в обратном направлении.
      - А по-другому нельзя? - спросил Лозович.
      - Можно, конечно, вот здесь, но дорога ужас...
      Километра два потрясетесь. А там выберетесь опять же на Киевское шоссе.
      - Спасибо.
      Они долго тряслись на кошмарнейшей сельской дороге, пока не выехали на трассу.
      - Слава богу, - вздохнул Лозович. - А теперь, Виктор, рассказывай все. И желательно по порядку. Я буду слушать тебя очень внимательно.
      Но Виктор не успел раскрыть рта, как гаишник, стоявший на обочине, жезлом приказал Лозовичу остановиться. Сердце замерло у лежавшего на заднем сиденье Александрова.
      - Не останавливайтесь, - шепнул он.
      - Почему? Какие глупости. Будут неприятности, если я не остановлюсь.
      Он притормозил машину и пошел к гаишнику.
      "Рвануть, что ли, отсюда, пока не поздно, - подумал Виктор. - Вылезти слева и потихоньку перебежать дорогу. И в лес". Но подумал трезво:
      "А дальше что?", посмотрел на Лозовича, спокойно беседовавшего с милиционером, и решил остаться на месте.
      Лозович сел в машину, усмехнулся.
      - Напужался, ефрейтор Александров? - спросил он.
      - А вы как думали?
      - Обычное дело. Скорость. Отделался взяткой. А ты не дергайся по каждому поводу. Поехали. Рассказывай теперь. Причем начинай с того времени, как ты демобилизовался и приехал в Москву.
      Виктор начал свой рассказ. Лозович слушал бесстрастно, изредка поглядывал на лежавшего на заднем сиденье Виктора. Когда речь зашла об убийстве завмага Бореньки, он покачал головой.
      "Как же ты так? - прошептал он. - Удар не смог рассчитать. А еще десантник. Плохо я тебя учил..."
      Виктор расслышал его слова, счел нужным оправдаться: "Злоба мозги залила, товарищ полковник, не заметил я этой проклятой решетки. Очень уж не повезло".
      Потом Виктор перешел к нынешнему времени, к звонку якобы Вальки Арбузова, сообщении про день рождения Тани.
      - И что, ты, значит, засомневался, он ли это? - насторожился Лозович.
      - Я засомневался, и правильно. Мне майор Гусев сообщил, что Арбузова в тот момент в Москве не было. Гусев ведь не поверил, что я убил Ирку.
      - А на кой черт ты сбежал?
      - Не могу я там сидеть, Владимир Игоревич, когда тот, кто убил Ирку, ходит по земле и смеется надо мной. И против меня такие доказательства. Ну ладно.., по порядку...
      Он стал рассказывать дальше. Про то, как приехал к Заславскому, про то, как пришел к Тане... как стучался к Ире... И потом...
      - Какой у них дом? - спросил Лозович.
      - Какой дом, деревянный.
      - Стены?
      - Довольно тонкие.
      - Странно, что никто не слышал выстрела.
      - Многие слышали хлопок, и Петька, и Руслан, и Таня, и ваш брат Олег. Но никто не встал...
      - Интересно... - усмехнулся Лозович.
      Виктор продолжил рассказ. Как пришел к Заславскому, как заснул в комнате.., как что-то холодное словно во сне прикоснулось к его руке...
      - Очень интересно, - совсем уже хитро усмехнулся Владимир.
      - Вам что-то ясно? - встрепенулся Виктор.
      - Пожалуй... Но об этом потом. Давай дальше свой детектив...
      - Дальше сидел у Сержа в гостиной, болтал с одной шлюхой Юлькой. Потом она отказалась меня узнавать. Под утро они отвезли меня на станцию к электричке. А потом.., часов в двенадцать за мной приехали. Вот и все...
      - Рассказывай, кто там был и какая была у них реакция на тебя?
      - Ой, товарищ полковник. Все глядели с ненавистью, все поверили, что я убил. И Танька, и Руслан, и Гришка Брагин...
      - Брагин - это какой? Не тот ли самый? "Голубые дали"?
      - Он...
      - Знаю его. Большая сволочь. Бывал у меня в ресторане. Но на подставку неспособен, очень уж падок до горячительного, ни разу не сидел без того, чтобы его не выволакивали. И постоянно с разными телками. А что делать? Приказать швейцару, чтобы не пускал? Артист ведь известный, нельзя...
      - А что, вы хозяин ресторана? - удивился Виктор.
      - Да вот, сменил окраску на старости лет.
      Я когда-то в детстве мечтал быть поваром. Я отцу готовил такие вкусные блюда, ему нравились...
      Если бы он от нас не ушел, я, может быть, и стал бы поваром или еще кем-то мирным. А так ожесточился, пошел в военное училище. А теперь потянуло к истокам... Ладно, слушаю...
      - Короче, все поверили. Даже Петька Мухин, а мы с ним дружили... Вы понимаете, если бы я убил Ирку в злобе, я бы сам в милицию приполз, а от ответственности не увиливал бы... Но не убивал я ее... А муж Иркин - Дорохов Андрей Андреевич - на части меня готов был разорвать.
      Я только потому и сказал, что был у Сержа, что перед ним было стыдно, неизвестно за что. Я не хотел, чтобы он про меня думал, будто я убил Ирку. Я ее любил, вижу, и он тоже. По глазам видел.
      - А что тебе до этого Сержа? Был и был...
      - Вор он. Крупный вор. Наводить на него ментов западло. Но только он мог подтвердить, что я с двух часов сидел у него. А смерть наступила в четыре, не раньше. Это установлено. Если бы Серж, его друзья, его телки подтвердили, что я там сидел, у меня было бы железное алиби. Но они все отрицали, что я там находился. Там еще какой-то мужик был, маленький, толстый, я потом уже вспомнил... Да это теперь неважно.
      - Все важно. Все может понадобиться. А что за человек этот Дорохов? Он-то сам не мог это подстроить?
      - Не похоже. Очень уж был подавлен, так переживал. У них с Иркой давняя любовь.
      - И что вы все так в нее повлюблялись? - поразился Лозович. - Судя по твоим словам.., ну, не буду...
      - Сердцу не прикажешь, Владимир Игоревич.
      Было в ней что-то такое... Трудно объяснить. Она всем нравилась... Ну просто всем. А она, грех про покойницу такое, но вам не могу не сказать...
      Она со многими... Как я в армию, она с Дороховым шашни завела, Дорохов в Штаты уехал, она торгаша Бореньку себе нашла... И все же Дорохова на себе женила, и на "Мерседесе" успела покататься, и в квартире четырехкомнатной на Арбате пожить.
      - А в каких отношениях она была с Таней, женой Олега? - спросил Лозович.
      - В каких? В плохих. Я дружил с Таней в восьмом классе, потом влюбился в Ирку. Таня поначалу переживала, потом успокоилась. Но я знаю, Таня не любила ее, презирала.
      - А сама-то тебе Таня как?
      - Таня-то? Хорошая женщина, умная, образованная, работает много. И отца ее помню, очень приятный человек, мать немного взбалмошная, но тоже ничего.
      - Насколько я понимаю, Таня пригласила на свой юбилей только самых близких друзей - Брагина, Петьку этого, потом.., как его... Ну, тебе виднее. Я так понимаю, что эта Ирина не принадлежала к числу ее друзей, напротив. Зачем она ее пригласила?
      - Да очень просто. Повыпендриваться. Сейчас как? Все друг перед другом выпендриваются своей крутостью - у кого машина лучше, денег больше, положение, сами знаете... А Ирка всех злила тем, что у нее муж крутой, денег куры не клюют, свой "мере", загранпоездки... А потом они разорились, переехали в Митино, ездить стали на метро, Таньке приятно было на ее позор глядеть, тем более она в последнее время раскрутилась немного. Ткнуть, так сказать, носом в это самое. Унизить, вроде бы пригласить по дружбе старой, но на деле, чтобы унизить. Сволочной народ... Я еще и поэтому пришел ведь. Я же не общался с Иркой, пока они с мужем процветали, мне западло было. Я не хотел, чтобы на меня смотрели, как на грязь под ногами. А тут поддержать хотел...
      - Правильно, правильно, ты пригнись все-таки, не вскакивай. Так, вот что. Куда мне тебя девать, это самое главное... Вот Кольцевая дорога... Ладно, поживешь пока у меня на даче. Сейчас у меня никого нет. А там видно будет. Поехали.
      Они свернули на Кольцевую. Полковник напряженно о чем-то думал, прикусив губу.
      - Одного не пойму - какое отношение ко всему этому может иметь такой авторитет, как этот самый Серж? Ну на кой черт такому человеку путаться в бытовухе? Никак одно с другим не вяжется... Может, он был с ней знаком, сам говоришь, ты извини, путалась она с разными людьми... Решил с ней за что-то счеты свести. И тебя подставить заодно. Обязательно подставить тебя.
      Иначе он убил бы ее любым другим способом, она бы просто сгинула с лица земли. Здесь надо было, чтобы все прилюдно. Нет, что-то у вас, видно, с ним было... Очень ему хотелось тебя подставить...
      - Ничего у нас с ним не было. Дружили мы.
      Заступался я за него в зоне, когда он туда попал за первый свой разбой. Он, кстати, был неплохим парнем, очень смелый, крепкий, хоть ему тогда и двадцати не было.
      - Неплохой был, потому что ты ему был тогда нужен. А теперь ему нужно другое. И как же вы снова сошлись? Кто кого нашел? Ты его?
      - Да нет, он меня. Месяца два назад сам позвонил.
      - Интересные дела, - огонек блеснул в глазах Лозовича. - Ты, значит, ему понадобился?
      Страх как ты ему нужен...
      - Позвонил, сказал, что помнит мое добро.
      Спросил, не нужно ли мне чего. Звал к себе...
      И вот я заехал, - горько вздохнул Виктор.
      - В общем, так, позвонил он тебе только для того, чтобы весь этот спектакль затеять... Это ясно и ежу. А вот зачем это ему, я пока понять не могу. Но связался ты с очень опасными людьми, ефрейтор Александров, это точно...
      Потом он долго молчал, на огромной скорости гнал машину по Кольцевой дороге. Свернули на Каширское шоссе.
      - Поживешь пока на моей даче. Продукты у меня есть, сейчас кое-чего еще куплю. О том, чтобы не высовываться, тебя, надеюсь, предупреждать не надо?
      - Не надо, - буркнул Виктор.
      - Матери скажу, что я ремонтик затеял с покраской. Она краску не выносит, а то она имеет обыкновение сама на дачу приезжать, без предупреждения. Ну а моя жена и дочь без меня не поедут. Так что будешь жить в строгом одиночестве.
      Они подъехали к уютной деревянной двухэтажной даче, стоявшей в лесу. Лозович открыл ворота, загнал машину.
      - Все, вылезай, ефрейтор. Заходи сразу в дом, чтобы никто тебя не приметил. А по вечерам придется тебе в темноте сидеть, чтобы соседи не зашли. А то ко мне многие заходят... Запрешься и сиди, как мышь. Ну, ночничок потихонечку можешь зажечь, у меня книг пропасть... Кстати, роман моего отца прочтешь, не оторвешься...
      Заметив, что Виктор как-то поморщился, Владимир усмехнулся:
      - Это не то, что ты раньше читал. Это интересно, совсем другое. Про таких людей прочтешь, обалдеешь. Я его тут на чердаке нашел в пыли и паутине. Хорошо, мыши не сожрали, пощадили.
      Соображают тоже, что жрать. Благодаря, кстати, этому роману мы с тобой и встретились на этой проселочной дороге, когда ты от ментов драпал.
      А то бы так и бежал до самой Москвы, пока не поймали, или по лесам прятался, как партизан, тоже тоска...
      Виктор вопросительно поглядел на Лозовича.
      - Объясню в другой раз, в лучшие времена, сейчас не до того. Обитать будешь вот в этой комнате, здесь можешь по вечерам зажигать ночник, с дороги видно не будет. Но уж открывать никому не вздумай, это понятно. Вот здесь холодильник, продукты. Тушенка есть, картошка, масло, яйца, кофе, чай вот в кухонном шкафу. Найдешь, короче. И главное - не вздумай от отчаяния сбежать.
      Тебя поймают мигом. Уже по всем дорогам наверняка ищут. И физиономию твою уже развешивают для всероссийского розыска. Ладно, солдат, живи. Я поеду, дел у меня невпроворот. Ну, уж на худой конец на тебе денег... Бери, бери... А я постараюсь послезавтра приехать. А может быть, и завтра.
      Виктор оглядел уютную дачу, обитую изнутри вагонкой. Чисто, аккуратно, тепло. Да, это лучше камеры в "Матросской тишине". Но сколько он может тут находиться? А, ладно, один день прожить - тоже дело...
      - Я еще на досуге поразмыслю над твоей проблемой, ефрейтор Александров, - усмехнулся Лозович. - Тут могут быть очень интересные повороты... Удивляюсь я тебе - вроде бы взрослый, повидавший виды человек, и в то же время такой наивный...
      - Да в чем же моя наивность?
      - Первое - ты засомневался, звонил ли тебе твой одноклассник. И тем не менее пошел туда, где должна была быть женщина, из-за которой ты уже один раз сел за убийство. Второе - ты поверил этому Сержу, который позвонил тебе сам спустя столько лет. Такие люди просто так никогда не звонят, и без своей выгоды, причем, учитывая его статус, очень большой выгоды, не делают ни шага. Ты пошел с ним на контакт. И третье - после того как ты побывал на этой даче, объяснился со своей любовью, ты опять поперся к Сержу. Но, разумеется, это неважно. Потому что, если бы ты туда не пришел, эти люди нашли бы иной способ, чтобы поставить отпечатки твоих пальцев на пистолет. Тут ведь дело не обошлось без очень хорошего препарата, которым угостили твоих засонь-одноклассников, а потом и тебя.
      Я знаю, что это такое. Это лекарство, которое вырубает человека начисто, а потом, если нужно, стоит дать другое - и оно вмиг освежает его. Мне про этот препарат говорил один врач, с которым я советовался, когда вернулся из Афгана. У меня было почти безумие. Я видел оторванные головы друзей, вытекающие глаза, валяющиеся на дороге ноги, и я знал, чьи это ноги. Я сам чувствовал, что у меня отрывается голова, когда получил вот это, - он указал на свой жуткий шрам на правой стороне лица, - осколочное ранение в голову. Я пришел в себя только в госпитале через неделю после ранения. И я не мог спать, я лез на стену, я ни на секунду не мог закрыть глаза, мне мерещились оторванные части человеческого тела, кровь, слизь, мерзость. Ничего мне не помогало.
      Меня отправили в Москву, но я таял на глазах.
      И один хороший врач дал мне такое снадобье, я спал несколько суток, потом немного пришел в себя. Но надо было что-то делать, чем-то заниматься. После такого сна я был не в состоянии делать ничего, и он помог мне еще раз. Два лекарства - одно вырубает, другое оживляет. Можно поспать час и чувствовать себя после этого как огурчик. Нечто подобное дали и тебе. Тебе что угодно можно было совать в руку, странно, как ты вообще что-то почувствовал, видно, это какая-то разновидность в ослабленном варианте. А потом ты выпил винца, в которое добавили, так сказать, противоядие, и все... И не было ничего.
      А этот самый несчастный "Макаров" с твоими пальчиками уже несли на дачу, где вы так чудесно провели время. Застрелили из него твою Ирку, бросили его под окно. А друзья твои так называемые дрыхли от этого препаратика мертвым сном.
      В этих дачах кашлянешь - слышно, не то что выстрел. А какую-нибудь штуковину вроде "ПБ" или "ПСС" не стали тебе подкладывать - откуда у простого человека такие виды оружия, впрочем, скорее всего сунули, что подвернулось. Все твои одноклассники угостились этим лекарством. Кроме одного, разумеется, - того, кто убил.
      - А кто убил-то? - наивно спросил Виктор.
      - Я-то откуда могу это знать? - усмехнулся Лозович. - Я могу только подозревать, но этого недостаточно. Я твоих одноклассников не знаю, кто из них годен на такую подставку, и ради чего все это делалось. Это ведь самое главное. К тому же в доме мог находиться только организатор преступления, а убивать мог и другой. Ему открыли дверь или окно - он выстрелил, бросил пистолет и ушел. Кстати, дверь и не надо было открывать, она и так была открыта. Тобой. Звякнуть по мобильному, что дверь открыта, все спят.
      И все. Заходи и убивай на здоровье. У кого был мобильный телефон?
      - У Руслана.
      - Вот. Уже зацепка. Связь обязательно была нужна. От Заславского должны были позвонить на дачу, что ты там, что ты созрел. С дачи должны были позвонить и сообщить, что в доме все тихо, все вырубились. И дверь открыта. Больше ни у кого ты не видел телефона?
      - Нет.
      - А у моего брата телефона нет? Или у его жены?
      - Я лично не видел. Видел, как Руслан с кем-то говорит по сотовому.
      - Дома телефона тоже нет?
      - Нет. Я не видел. Да нет, разумеется, менты из машины говорили.
      - Ладно, солдат, будем думать и гадать. Я поехал, отдыхай и тоже думай, думай, думай. И не вешай нос. Где наша не пропадала.
      Лозович запер дверь снаружи. Послышался шум двигателя. "Вольво" уехала. Виктор остался один.
      Глава 13
      Андрей Андреевич Дорохов вернулся домой с похорон Ирины. На похоронах присутствовали ее одноклассники - Петя Мухин, Руслан Бекназаров с женой, Гриша Брагин с женой. Хозяйки дачи Тани почему-то не было, видно, она не сочла нужным выразить ему сочувствие. Пришла и в дупель пьяная мать Иры. Она орала благим матом, ругала последними словами всех, кто устроил эту вечеринку, но уж как она честила Виктора Александрова, невозможно было слушать. Потоки омерзительной брани, как раскаты грома, извергались над Хованским кладбищем.
      - Гадючий потрох! Бумага гондонная! Упырь ебаный! - орала красная как помидор маленькая старушонка. - Всю жизнь ей передрючил, кусок грязи! Одного хорошего человека уебал, теперь и саму ее. А вот теперь его к вышаку, пидорюгу недорезанного, к вышаку его... Доченька, - сменила она пластинку, что-о же о-они с то-обой сделали... - запела она, и это было еще омерзительнее ее брани. - А вот его, гуся немецкого, к вышаку да к ногтю, ебучего козла... Ах до-оченька...
      Ирина лежала в гробу как живая. Лицо было спокойное, белое-белое. Ее бурная жизнь была закончена. Сорок лет поисков удачи закончились здесь, в могиле отца, почившего в бозе лет десять назад.
      Дорохов молча глядел на Ирину, на ее мать он не обращал внимания. Только когда ее лексика начинала превышать пределы, у него слегка дергалась щека. В руке он держал букет роз.
      - Андрей Андреевич, что же это такое? - апеллировала она к зятю. - Как же жить-то теперь? А?
      - Живите как хотите, - тихо произнес он.
      - А, - с хитрецой покачала она головой. - Довели мою дочку до гибели, а теперь - как хотите... А мне много и не надо, скоро помру, сю-юда по-ойду к мо-оей доченьке, - запела она.
      "Скорее бы, - подумал Дорохов. - Давно тут твое место".
      - Ты знаешь, Руслан, - сказал Петя Мухин, подходя к Бекназарову и трогая его за плечо. - Я ведь видел человека в саду. Я потом вспомнил... Я встал попить, и в окне своей комнаты видел маленького толстого человечка... Странный у меня был какой-то сон, я хоть всегда крепко спал, но так... И все забыл. А потом вспомнил, я уже рассказал Гусеву про это...
      - Интересно, - взволновался Руслан. - Может быть, и не Витька убил ее? А спал я в ту ночь тоже уж очень крепко...
      - Слушай, Руслан, это еще не все, - зашептал Петя. - Еду я вчера из Шереметьева с пассажиром. И вдруг этот пассажир говорит мне странную вещь... Говорит, что с людьми бывают галлюцинации и им мерещится неизвестно что, какие-то люди, другое может быть что-нибудь...
      Он начал издалека, с общефилософских тем, говорил о духовном и материальном и тому подобное. Так вот, говорит, людям мерещится, а они потом заявляют, что это было на деле. И это порой имеет очень серьезные последствия. Ну, например, показания дашь следователю о том, чего не было. А он запишет в протокол и будет искать того, кого и на свете-то нет. А настоящий преступник уйдет от ответственности. Опасная вещь - эти галлюцинации, сказал он таким угрожающим тоном.
      Дело было ночью, около двух. Я поглядел на него в зеркало заднего вида - невзрачный такой человечек, но глазенки-то грозные, серьезные глазенки. Вы что, спрашиваю, именно мне угрожаете? Да ну, говорит он, зачем мне. Я вас вовсе не знаю. Просто иногда люди беду навлекают на своих близких, на детей, например. У вас, говорит, наверняка есть дети. Уйдут куда-нибудь и не вернутся. Или голову отрезанную перед дверью найдете. Каково вам будет?.. Я хотел остановиться, не понравилось мне все это. А он пистолет к затылку моему приставил и говорит: вы езжайте, езжайте, у меня времени нет задерживаться.
      Я вам ничего плохого не делаю, я очень спешу и не могу останавливаться и о чем-то толковать.
      Просто не надо доверяться ночным галлюцинациям, а то можно и детей потерять.
      - Ну, и дальше что? - встревожился окончательно Руслан.
      - Что дальше? Довез я его до центра, высадил на Новом Арбате. Он попросил остановить, когда увидел припаркованную "БМВ". Там, правда, еще и "Ауди" оказалась. Он вышел, а из машин несколько крутых выскочили, и они о чем-то оживленно заговорили. Я ждал, потом он подошел ко мне, расплатился, как договаривались, и сказал на прощание: понял ты меня? Я говорю, вроде бы понял. И все. И уехал. А детей, Руслан, у меня двое, хоть и не живем с Люськой уже второй год. Петька и Дашенька, двенадцать и десять лет, я раз в неделю к ним езжу...
      - Так... - задумался Руслан. - Вот Гусев, Гусев... Все они друг с другом связаны... Ты чуешь, они Витьку хотят под убийство подвести всеми правдами и не правдами...
      - Похоже на то. А поначалу-то я поверил.
      А про этого человека только потом вспомнил.
      Словно это во сне было... - Но это было наяву. Маленький, толстенький, в куртке с капюшоном...
      Шел от дачи к калитке...
      - Но как же мы все в ту ночь спали... Никогда на меня спиртное так усыпляюще не действовало.
      А вот утром, помнишь, мы похмелились вином, и всю эту сонливость как рукой сняло... Так стало хорошо. Вера вообще плохо спит после спиртного, а тут как мертвая лежала.
      - Да ладно, - махнул рукой Петька. - Делать-то что? Настаивать на том человеке в саду или нет?
      - Не знаю. Петь, тебе решать. Я лично ничего не видел, и сообщить мне нечего. Я сказал это Гусеву, сказал, что не думаю, чтобы Витька мог убить, но.., она ведь убита... Он был у нее... Отношения были весьма-таки сложные. Так что стопроцентной гарантии дать не могу насчет его невиновности.
      - А я теперь просто уверен в его невиновности, - глядя в сторону, проговорил Петя. - Раз такие дела, значит, убил кто-то другой.
      - Запросто. Дверь была открыта, Витька же говорил, что ушел сразу после того, как переспал с Чижиком. Тот, в капюшоне, и вошел. Застрелил ее спящую, вышел, бросил пистолет.
      Бекназаров внимательно поглядел на высокого, седого Дорохова, стоявшего у могилы с букетом в руках. Что-то недоброе мелькнуло в его черных глазах. Дорохов почувствовал это, он окинул Руслана быстрым взглядом.
      Ирину в гробу стали опускать в землю. Мать заголосила истошно. От этого всем стало не то чтобы грустно, но гнусно на душе. Дорохова всего передернуло, он даже сделал шаг к ней, но вовремя остановился.
      Он первым бросил горсть земли в могилу и отошел в сторону. Обернулся назад, увидел ораву бритоголовых братков, несущих роскошный гроб по дорожке. Видно, убили кого-нибудь... Мрачная братва прошествовала мимо них и остановилась совсем неподалеку, их полку все прибывало и прибывало. Скоро братки стали даже теснить их небольшую группу. Метрах в десяти от могилы Иры была раскопана яма для почившего братка.
      Вдруг Андрей Андреевич увидел бегущего по дорожке человека. Тот подбежал к нему.
      - Андрей Андреевич, - задыхаясь, произнес он.
      - Что? - вздрогнул Дорохов.
      - Вам просил передать Сергей Заславский, чтобы вы быстро отсюда уходили. Очень быстро.
      Ну, не бегом, чтобы не привлекать внимания, но быстро.
      - Да что случилось? У нас же похороны, в конце концов.
      - Похороны закончились, - раздраженно проговорил этот белесый, невзрачный человек в кожаной куртке. - А новых нам не надо. Идите отсюда, буквально прошипел он.
      - А остальные? - он указал на Руслана, Гришу и Петю.
      - В принципе, всем надо уходить. Но я не могу всех гнать отсюда. Скажите как-нибудь...
      - Ну, ребята, - робко начал Дорохов, подходя к Ириным одноклассникам, пора нам идти.
      Поехали.
      - А куда спешить? - спросил Брагин. - Постоим еще. Погода хорошая.
      - Андрей Андреевич, - неизвестный дернул его за рукав. - Нам пора.
      - Я думал... - Дорохов опасливо оглядел братву, сгрудившуюся около открытой могилы неподалеку, и понял, что сейчас что-то произойдет, он даже догадался, что именно. - Я думал.., может быть, посидим, помянем. У меня...
      Ребята покосились на него, но все же двинулись с места.
      - А вы, мамаша, остаетесь? - спросил он орущую мать Иры.
      - А и останусь, не с вами же идтить, извергами? Вы старухе и пол-литра не поставите, мать вашу. Ухерачили дочку, а теперь... Я сама здесь выпью, на ее могилке. У меня есть...
      - У нас нет больше ни минуты, - рванул его за рукав неизвестный. Он быстро пошел вперед, а за ним так же быстро зашагал и Дорохов. Следом двинулись остальные, брезгливо взглянув на мамашу: вытащив из кармана болоньи чекушку, та стала лакать ее из горла.
      Они шли по дорожке и уже поворачивали направо, как раздался оглушительный взрыв. Они оглянулись. Братву расшвыряло по сторонам. Валялись трупы. Дорохов внимательно поглядел на неизвестного, но тот уже спешил к выходу. Слышались вопли. Непроизвольно Дорохов сделал несколько шагов назад. Он увидел мамашу, лежавшую на только что закопанной могиле Иры с окровавленным лицом. Вот и ушла она вместе с дочерью туда, куда хотела... А около свежей могилы валялось трупов десять... Остальные кричали, корчились, ругались. К ним бежали милиционеры. "Врачей! - орал кто-то из братков. Мать вашу! Врачей сюда! Сивый ранен в голову, а Тимоха в живот. Мать вашу! Шевелите копытами!"
      Все это было слишком. Дорохов повернулся и пошел к выходу. Он даже не оглядывался на тех, кто только что вместе с ним хоронил Ирку, кто пришел выразить ему свои соболезнования. Творилось что-то неимоверное, дикое, лютое. Весь воздух пропах смертью.
      - Андрей Андреевич! - окликнул его Руслан.
      Дорохов обернулся. Руслан глядел на него большими черными глазами. В глазах этих Дорохов увидел ненависть и презрение. Он сделал было шаг к Руслану, но осекся. И быстро зашагал к выходу, забыв о своем предложении вместе помянуть Иру.
      Он курил, стоя на автобусной остановке. Пришел автобус, но в него набилось столько народу, что у Дорохова просто не было сил вталкиваться туда. Он увидел, как Руслан сажал Гришу Браги на с женой в свою "Вольво-940", как прощался с ними Петька Мухин и шел к своей "Тойоте".
      Тут перед ним остановился "шестисотый"
      "Мерседес" с тонированными стеклами. Открылась дверца, и его пригласила туда властным жестом мужская рука с длинными тонкими пальцами, на одном из которых играл огромный бриллиант. Дорохов сел в машину.
      - Здорово, Андрей Андреевич! - улыбался голливудской улыбкой Серж Заславский, сидящий на заднем сиденье "Мерседеса".
      - Здравствуйте, Сергей...
      - Владимирович, - напомнил Серж. - Но называйте меня просто Серега. Я вам в сыновья гожусь. Как, оценили мою благодарность, Андрей Андреевич? Долг платежом красен...
      - Вы спасли мне жизнь? - уточнил Дорохов.
      - Да вроде бы так получается, - рассмеялся Серж. - Но это мелочи, не стоит благодарности.
      Это просто был мой долг. Долг порядочного человека. Узнал по своим каналам, что готовится взрыв, и счел нужным вас предупредить. Поздно, правда, узнал, ох как поздно... А то бы выделили вам другую могилу, не в таком опасном соседстве. Сами понимаете, хорош бы я был, если бы узнал о готовящемся взрыве и не предупредил вас, после того, что вы для меня сделали.
      - Да что я вам такого сделал? Себе сделал, не вам... - пробубнил Дорохов.
      - Ну нет, дорогой мой, Соловья я тебе никогда не забуду, это благодарность по гроб жизни.
      Как же ты вовремя тогда меня проинформировал, что он по ночам к своей телке ездит, подружке твоей покойной жены, царство ей небесное, мои, кстати, глубочайшие соболезнования. Тогда не мог выразить при ментах, хотел, но не мог, наша дружба - это секрет для мусоров. - Он опять засмеялся. - Как с бабками, Андрей Андреевич?
      Похороны, поминки, траты всякие...
      - Кручусь, - помрачнел Дорохов.
      - Не надо крутиться, возьми вот от меня по старой дружбе. - Он вытащил из кармана пакет. - Тут три тысячи баксов. Посильная, так сказать, помощь.
      - Не надо, - сказал Дорохов.
      - Надо, надо... Ты мне больше выгоды принес, врать не буду. Соловей здорово меня тогда прижимать начал, три года назад. А Соловей был тертый калач. И поймать его было ох как трудно.
      Подстраховывался, гад, умело. И если бы не ты, кто знает, как получилось бы. А так.., доездился на блядки, пес поганый, - скрипнул металлокерамикой Серж. - Яйца его вместе с джипом на небо взлетели. - Он расхохотался, позволили себе улыбнуться и Леха с Сахой, сидевшие впереди. Большие у него были яйца, а, братаны, как кумекаете?
      - Думаю, немалые, - буркнул Саха. - Здоровый был, как бес.
      - Так что, Андрей Андреевич, прими мое скромное подношение и помяни покойную Ирину как положено. Однокласснички-то ее и подвезти тебя западло посчитали? На автобус ты пытался втиснуться... Мы тебя до метро подкинем, а там сам... Спешим, жуть... Работы невпроворот. На, на, бери деньги... - Он с каким-то озлоблением сунул в потную руку Дорохова пакет с деньгами.
      - Спасибо, - тихо произнес Дорохов. - Мать Ирки там погибла, при взрыве... Я уехал, надо было что-то...
      - Заедешь завтра, пусть ее там и похоронят.
      А сегодня не лезь. Там шерстить будут. Опасно.
      Еще, не дай бог, и братва заподозрит в чем-то худом, а это, сам знаешь, чревато последствиями.
      Вообще ты пока не совался бы туда. Что тебе до нее?
      - Да, в общем-то, ничего. Не жалко ее ничуть. Но человек все же, Ирку родила.
      - Ну, заедешь, когда все уляжется. Ладно, Андрей Андреевич, вот метро "Юго-Западная", вылазь и езжай поминать покойницу. Мы с тобой душой. Наши глубокие соболезнования, а, братаны? Чего молчите?
      - Сочувствуем, - пробасил Леха, крутя баранку "Мерседеса".
      - Прими мои, - буркнул Саха.
      - Все. Пока. Останови здесь.
      Андрей Андреевич вышел, сунул поглубже в карман пакет с долларами и пошел в метро.
      Вообще-то деньги Сержа были ему очень нужны. После похорон в кармане оставалось двести рублей, никаких запасов не было, он рассчитывал, что кто-нибудь из ее одноклассников поможет ему, например, Руслан, с которым он был знаком по делам, но тот смотрел на него как-то странно - не подозревал ли он его в соучастии в убийстве? И вот такой королевский подарок.
      Когда-то он мог такую сумму подарить Ирке на шпильки и тряпки, а теперь она была для него огромна. Доехав до своего дома, Дорохов вышел из автобуса, зашел в обменный пункт, вытащил из пакета одну новенькую сотню, обменял ее на рубли.
      В магазине он купил бутылку "Смирновской", нарезки ветчины, семги, колбасы, в овощном отделе купил огурцов и помидоров, а также яблок и винограда. Подумал и прихватил еще три бутылки пива. Нагруженный пакетами, пошел домой.
      Поднялся к себе на двенадцатый этаж, вошел в пустую квартиру. Снял плащ, прошел на кухню.
      Сел на табуретку.
      "Все, - сказал себе Дорохов. - Жизнь закончена. Нет ничего - ни работы приличной, ни денег, ни Ирки. Ничего". Мало этого, на душе после разговора с Сержем в "Мерседесе" было как-то гнусно. С каким превосходством разговаривает с ним этот мерзавец, свободно переходя от ироничного "вы" к панибратскому "ты" в духе секретаря обкома. А что, раньше те были у власти, теперь эти. Все в их руках, и они диктуют нам свои условия. Хочет - деньгами одарит, хочет - убьет, и никто не найдет даже трупа. И почему он, кандидат физико-математических наук, автор монографий и огромного количества статей, должен пресмыкаться перед этим бандюгой? Но этот бандюга помог ему в борьбе с другим бандюгой - свирепым гориллообразным Соловьем. Тогда, три года назад, дороховские фирмы были на территории, контролируемой Соловьем. Мерзкий Соловей поставил ему такие условия, при которых работать дальше просто не имело смысла.
      Практически всю прибыль надо было покорно отдавать в эти волосатые чудовищные лапы.
      Какой-то доброхот подсказал Дорохову выход - обратиться за помощью к конкуренту Соловья Сержу. Но впрягаться в отношения двух авторитетов было более чем опасно. Помог случай. Иркина подруга, известная красавица-шлюха, оказалась любовницей Соловья, и он регулярно к ней ездил. Именно здесь, на окраине Москвы, он оттягивался, отдыхал от повседневной борьбы за место под солнцем. Дорохов стал потихоньку выслеживать Соловья, как это ни было опасно. Он точно вычислил, по каким дням и в какое время Соловей приезжает к своей даме сердца. Его всегда сопровождали двое телохранителей - Дорохов видел их, карауливших его "Гранд-Чероки" около подъезда. Он хорошо запомнил их лица, помогла тогда и Ирка, завязавшая разговор с телохранителями. Дорохов сумел связаться с Сержем и выложил ему всю эту информацию. Поначалу Серж принял Дорохова настороженно, чуть ли не заподозрил в нем провокатора. Но потихоньку разговорились, Заславский понял, что нужно визитеру и в чем он заинтересован. А когда Серж понимал, что человеку нужно и в чем кроется его личная выгода, он начинал этому человеку до поры до времени доверять. Дело чуть было не испортил сам Дорохов, который во время своей слежки наткнулся на одного из подручных Соловья - Вареного, молодого, но очень наглого и паскудного бандюгу.
      - Ты чо это здесь гуляешь, лось сохатый? - схватил его за грудки Вареный. - Чего пасешь?
      - Да у меня здесь друг живет, - насмерть перепугался Дорохов. - Я в гости приходил. Что вам надо?
      - Гляди, падло, урою... И лавы готовь, - ухмыльнулся тот. - Соловей тебя на куски разрежет, и шмару твою. Хата ваша у нас на крючке.
      Пасем тебя в твоем Денежном переулке. Название-то какое, - ощерился Вареный.
      Вареному повезло. Он ушел в ларек за сигаретами, когда Соловья и его шофера разорвало на куски мощнейшим взрывом, организованным Заславским.
      Но Вареный понял, что Дорохов имел прямое отношение к этому взрыву. Он явился к нему один и потребовал полмиллиона долларов.
      - Мало прошу, лось сохатый. Один я знаю, что это ты Соловья подставил. А это кто? Жинка твоя... Какая встреча... Она там тоже прогуливалась, у вас что, семейный подряд? Ну, с вами такое сотворят... Ты кирюх Соловья видел? Сам Соловей перед ними ребенок. Есть у нас один - Малек его зовут, в нем сто пятьдесят кэгэ, большой мастер пыток. Насиловать вас обоих будут на глазах друг у друга, падлы кривые... А потом потихонечку на кусочки разрежут, тебе член отрежут, а твоя жинка его сожрет на твоих глазах.
      Думаешь, грожу - нет, ласкаю, понял, олень?
      Даю тебе неделю сроку бабки собрать, а потом отдам тебя на растерзание братве. И то благодарить ты меня должен. Но позарез лавы нужны, а то бы ни в жисть на такую подляну не пошел бы - Соловей мне как брат родной был, надо было все же отдать тебя браткам... Но лады, уговор есть уговор. Привезешь "пол-лимона" через неделю - останешься жить. Врубился, жучара?
      Дорохов молча кивнул головой, не глядя на ошеломленную Ирину, стоявшую в дверном проеме с чашкой дымящегося кофе в руках.
      - Красотка, дай-ка кофея попить! - Вареный вырвал из рук Ирки кофе и залпом выпил горячий напиток. - Кайф... - Он вытер рукавом красного пиджака губы и пошел к выходу. - Не-де-ля, - произнес он, чеканя это слово. - Я те звякну.
      - Что делать, Андрюша? - спросила бледная как смерть Ирина. - Они ведь сделают...
      - Подумаем, - пожал плечами Дорохов.
      ...Дорохов налил себе рюмку водки, положил на тарелки нарезки колбасы, ветчины и красной рыбы, нарезал хлеба, огурцов, помидоров. Поминать Ирку было не с кем. Все чужие, все враги, в лучшем случае - равнодушные люди со своими проблемами. Бывшие коллеги по бизнесу - этих век бы не видел, бывшие коллеги по институту - скучно с ними, подруги Ирины - шлюхи, каковой, честно говоря, была и она. И за что он любил ее, сам не понимает. Ему было хорошо с ней, просто хорошо, несмотря ни на что. И она всегда вызывала желание, в его-то шестьдесят лет. Кроме нее, этого желания не вызывал никто - других женщин для Дорохова не существовало.
      Они сожительствовали с перерывами, порой весьма длительными, в течение двадцати с лишним лет. Когда они познакомились, ей было восемнадцать, когда ее убили - сорок. И она практически не переменилась за эти годы. На нее очень действовали внешние обстоятельства, порой она и в восемнадцать выглядела хуже, чем в тридцать семь. А и теперь, пошли бы дела Дорохова снова в гору, и она бы села за руль "Мерседеса", оделась бы в норки и "Версаче" - и выглядела бы красавицей и в сорок, и в пятьдесят, и в шестьдесят. Но не судьба. Да и его дела вряд ли уже поправятся. Ни сил нет, ни возможностей.
      Да и ни к чему теперь все это. Для кого стараться? У него нет никого первая жена была бездетна, оказалась бездетной и Ирина, и это было самым ужасным. Дорохову безумно хотелось, чтобы у них был ребенок. Но.., она потом рассказала ему про свой первый аборт. Он оказался неудачным, Ирка осталась бесплодной, и никакое лечение ей не помогло. Они все собирались, когда были богаты, взять ребеночка из детдома, но так и не собрались, недосуг было. А потом разорились.
      Вот и остался Андрей Андреевич на седьмом десятке совершенно один. Ни друзей, ни коллег, ни любимой женщины.
      Дома пока еще чисто, прибрано. Маленькая, довольно уютная квартирка в Митине на десятом этаже панельной башни. Все здесь еще дышит Иркой. Вот ее духи, вот ее помада, вот на кресле ее домашние лосины, в холодильнике остатки борща, приготовленного ею, в ванной ее зубная щетка. Всюду ее запах, запах духов, косметики, лосьонов, дезодорантов. А ее нет. И никогда не будет. Ее веселого смеха, ее шуток, розыгрышей.
      При всех своих особенностях, Ирка в быту была человеком идеальным. С ней было легко и просто. Она умела создать уют, не только внешний, но и внутренний. Она так достойно перенесла их разорение, переселение из четырехкомнатной квартиры на Арбате в однокомнатную в Митине, у нее дрогнули губы, когда за ее "Мерседесом" приехал покупатель, но не более. Она не заплакала, пожелала новому владельцу хорошей дороги и пошла домой. А как она любила и лелеяла эту машину, знает один он. Он обожал видеть ее за рулем, она совершенно расцветала от процесса вождения, скорость будоражила ее, придавала сил, она неслась по трассе, доводя скорость до двухсот километров в час. У него замирало сердце, а она наслаждалась, крепко держала баранку с решительной улыбкой на губах. Зачем, зачем он отпустил ее одну на эту вечеринку? Но разве он мог такое предположить? Он считал, что там она развеется, вспомнит молодость с друзьями, наберется оптимизма. Он специально не поехал с ней.
      Он был человеком другого поколения, к ее одноклассникам не имел никакого отношения. Он бы своим присутствием, скорбным видом, седыми волосами и морщинами напоминал ей о неприятностях, которые их постигли. А так бы она чувствовала себя молодой, школьницей среди одноклассников. Но если бы он знал, что там будет этот безумец Виктор Александров, который убил человека из-за Ирки еще в семьдесят девятом году, вернувшись из армии! Но о нем и речи-то не было...
      Андрей Андреевич выпил водки, глядя на большую фотографию Ирины, сделанную года три назад.
      - Спи спокойно, дорогая моя, - прошептал он.
      Он почти сразу выпил еще одну рюмку, чтобы снять жуткое напряжение, и только потом принялся за бутерброды и овощи. Поев, он закурил, и ему вспомнился сегодняшний день, похороны, матюкающаяся Иринина мамаша и взрыв... Жуткий взрыв... И белый "шестисотый" "Мерседес", и Серж Заславский с огромным бриллиантом на пальце. Сегодня он спас ему жизнь, за что? В благодарность за то, что он подставил Соловья под взрыв? Сомнительно... Нет, сегодняшний взрыв, разумеется, совершил не Серж, он узнал о том, что будет взрыв, и почему-то решил спасти жизнь ему, Дорохову. А заодно спас жизнь и десятку других людей. Знали бы Брагин, Руслан, Петька, их жены, кому они обязаны тем, что не лежат на Хованском, разорванные на части! Может быть, тогда Руслан Бекназаров не смотрел бы таким волком на него.
      Но почему все-таки Заславский решил спасти ему жизнь? Ему, наоборот, давно надо было уничтожить его, именно потому, что он был соучастником взрыва соловьевского джипа. Можно было просто наплевать на него, как на мелочь, не заслуживающую внимания. Но специально присылать человека, более того - приезжать самому, чтобы спасти его от смерти, это было совсем странно для Сержа. Если в этом кругу и могли быть какие-то дружеские отношения между людьми, то уж он был для них просто лохом, сначала источником, откуда можно черпать, а теперь отработанным материалом. Какая, к чертям, дружба?
      Значит, скоро Сержу от него что-нибудь понадобится. И денег даже дал. А три тысячи долларов и для Сержа нелишние. Небось нищенке у церкви не дал бы столько, и какому-нибудь старому преподавателю, учившему его грамоте лет тридцать назад, тоже не дал бы. А тут расщедрился. Дружба с такими, как он, к добру не приводит. Это очевидно...
      Ладно, махнул рукой Дорохов. Жизнь все равно подходит к концу. Теперь можно дружить с кем угодно - хоть с Сержем, хоть с самим чертом рогатым. Плевать на все.
      Он выпил еще рюмку водки, налил себе в бокал пива. Этот бокал они купили с Иркой в Голландии, когда в позапрошлом году путешествовали на машине по Бенилюксу. Какая была удивительная поездка. "Мерседес", прекрасные дороги, удивительные места - сказочный Амстердам, экзотический порт Антверпен, солидные улочки Люксембурга... Мельницы, воздушные шары над дорогой, и цветы, цветы, цветы... Какое было славное время... Как оно быстро уходит. И куда?
      Вдруг раздался звонок в дверь. Андрей Андреевич медленно пошел открывать. Наверное, почтальон...
      Но перед ним стояла невысокая темноволосая женщина в коротком модном плаще. От нее пахло хорошими духами. Кто это? А.., понятно, это одноклассница Ирки.
      - Не узнали, Андрей Андреевич? - скромно улыбнулась женщина. - Я Татьяна Владимировна Гриневицкая, одноклассница Иры. Вы тогда сказали, что проклинаете мой юбилей, тогда, на даче.
      - Я был в таком состоянии, - повел плечами Дорохов. - Извините. Вы-то тут при чем? У вас-то были самые благие намерения, и этот маньяк виноват во всем...
      - Вы меня извините, Андрей Андреевич, - сказала Таня. - Я не смогла приехать на похороны. У меня в центре города заглохла машина, и пока я с ней возилась, я опоздала. Приехала на Хованское, а там такое творится... Милиция, шум, гам, там только что взрыв произошел, я так поняла. Я вот узнала у ребят ваш адрес и решила поехать к вам. Помянем нашу дорогую Ирочку. Вы один? Почему?
      - А кому у меня быть? Я одинок, Татьяна Владимировна. Один как перст. Проходите, давайте ваш плащ.
      Он галантно снял с нее плащ, повесил на вешалку. Таня была в очень коротком фирменном платье и сапогах выше колена. Платье было почти черное, сапоги тоже, и колготки черные, но выглядела она очень эффектно. Модная короткая стрижка, шанельный аромат...
      - Я сижу по-холостяцки на кухне, - сказал Дорохов. - Составьте компанию.
      - Спасибо. Я тоже принесла бутылку водки.
      И вот две банки икры, черная и красная. Поминальных блинов только нет. Хотите, я напеку.
      Мука есть? Масло? Молоко?
      - Да не надо, что вы? Садитесь вот сюда.
      Здесь вам будет удобнее.
      Таня села. Дорохов налил ей водки.
      - Вы на машине? Как же вы?..
      - Плевать! - сказала задорно Таня. - Из-за каких-то ментов я не смогу выпить за помин души Ирки? Штраф заплачу в случае чего.
      - Ну, дело не только в ментах. Опасно ведь.
      - Да несколько рюмок ничего не значат.
      Я вожу машину более двадцати лет. Все будет нормально, если повезет, конечно, - добавила она.
      - Ладно, Татьяна Владимировна, выпьем в память моей дорогой незабвенной Ирочки. Так вот.., нелепо закончилась ее сорокалетняя жизнь.
      Всего лишь полтора месяца назад, второго августа, сидели там в комнате, пили за ее сорокалетие.
      Была ее подруга и мой старый приятель, сейчас он тяжело болен, он бы пришел сегодня... Так хорошо, спокойно тогда посидели. Ладно, Ирина, - он поглядел на нее, смеющуюся с огромной фотографии на стене, - спи спокойно.
      Пусть земля будет тебе пухом.
      - Спи спокойно, Ирочка, - добавила Таня.
      Оба залпом выпили водку. Посидели молча.
      - Давайте я вам положу закуску, - засуетился Дорохов. - Вы тоже сегодня наездились, намучились...
      - Спасибо, поухаживайте, я вообще-то голодна.
      Дорохов положил ей закуски, открыл икру, которую она принесла, порезал еще хлеба, - Курить-то у вас можно? - спросила Таня. - Я страшная курильщица.
      - Я тоже люблю подымить ..
      Он щелкнул зажигалкой, и оба закурили на кухоньке с низким потолком. Кухонька мигом наполнилась облаками дыма.
      - Я приношу свои извинения, Андрей Андреевич, за то, что это убийство произошло в моем доме, - сказала Таня. - Я как хозяйка обязана была все предусмотреть, и прежде всего то, чтобы этот Виктор не оставался там ночевать. Это исключительно моя вина, эта идиотская эйфория от встречи с друзьями, его неожиданное, как снег на голову, появление. Ну, раз пришел садись, пей, раз выпил - ложись, спи! И на тебе! - Она сжала кулак и взмахнула им в воздухе. - Ужас какой... - Потом поднесла кулак ко рту и слегка укусила его. - И откуда он мог узнать про то, что мы собираемся? Ребята говорят, они ничего ему не сказали, я их специально предупреждала об этом. И я им верю... В принципе, понимаете, он неплохой парень, Витька Александров, мы с ним раньше тоже дружили, а потом он влюбился в Ирку. Он честный, принципиальный, но жизнь как-то ожесточила его. Он вернулся из армии уже, видимо, достаточно озверелым, раз убил человека, пусть и случайно, но убил же, ударил и убил, а уже после трех лет тюрьмы, сами понимаете... И, конечно, пылкая любовь к Ирке. Ну, за это его трудно осуждать. Как было не любить ее, она всегда была душой компании, умница, красавица...
      - Да не расхваливайте вы ее... Всякое у нее было, и вы прекрасно об этом знаете.
      - Ну, - смутилась Таня. - Было, разумеется, она очень любвеобильна. И в эту последнюю ночь.., она впустила его себе на горе... Но не будем осуждать ее за это. Все люди разные, в конце концов. Мне кажется, она очень любила вас.
      Я слышала, что ваша с ней любовь была на протяжении двадцати с лишним лет, выдержала такие испытания... И такой роковой конец...
      В наше-то прозаическое время. Вам, разумеется, от этого не легче.
      - Вы знаете, Татьяна Владимировна, сегодня на кладбище при взрыве погибла мать Ирины.
      - Что вы говорите?! Какой кошмар!
      - Да, мы вот ушли, а она стала пить водку на могиле, и тут раздался взрыв. Там какие-то люди уголовного вида хоронили своего друга.
      - Понятно, понятно. Ну и жизнь, от этих братков надо подальше держаться - случайно попадете в одно поле, и взрыв, выстрел, что угодно... Но как же она... Кто же ее будет хоронить?
      - Я не знаю, надо бы съездить туда. У нее-то никого нет, А она все же Иркина мать... Нехорошо.
      - Ну, давайте съездим на моей машине завтра или послезавтра, - Лучше бы завтра, - неуверенно произнес Дорохов. - Кошки на душе скребут, словно бы Ирка меня с того света осуждает...
      - Завтра так завтра, - решительно сказала Таня. - Ну, давайте еще за помин Ириной души, Андрей Андреевич.
      - Спасибо вам большое за поддержку, Татьяна Владимировна. Мне было так одиноко сегодня. Я очень одинок.
      - Я это поняла, - тихо произнесла Таня. - Тогда еще - у нас на даче.
      Они выпили. Потом Дорохов разговорился, он долго рассказывал Тане историю своего знакомства с Ириной, историю их любви.
      - А ваш муж, Татьяна Владимировна? - спросил он затем. - Вы счастливы с ним?
      Таня тяжело вздохнула:
      - Вы так откровенно обо всем рассказываете, Андрей Андреевич, что врать вам нет возможности. Я не очень счастлива с ним. Да нет.., я совсем с ним не счастлива. Когда я выходила за него замуж, он привлек меня своей добротой, мягкостью, интеллигентностью. Но все это обернулось другой стороной с годами. Это мягкотелый домосед, скучнейший человек, нудный, больше всего на свете любящий вкусно поесть и чтобы его никто не беспокоил. Я, знаете, порой недоумеваю, глядя на него. Ему тридцать девять лет, а он ведет такой образ жизни, будто ему не меньше семидесяти. Да и в семьдесят люди порой бывают более мобильными. А нотации читает, как умудренный опытом старец. Нет, я очень в нем разочаровалась.
      - А какой человек мог бы вам понравиться?
      Вам, наверное, нужен супермен.
      - Да вовсе нет... Вы знаете, мне кажется, мне мог бы понравиться такой человек, как вы...
      - Я? Да что во мне хорошего? - усмехнулся Дорохов. - Старый хрыч, полный неудачник во воем.
      - Жизнь переменчива. Вы еще далеко не старик. И вы очень интересный мужчина. Эта ваша седина, ваши очки, выражение глаз... Стройный, подтянутый...
      - Я уже ничего не могу дать женщине, Татьяна Владимировна. Я выдохся, иссяк. Еще три года назад мне казалось, что я способен на многое, тогда все получалось - были и хорошая квартира, и две машины, и деньги. Мы с Ирочкой объездили столько стран - были и в Италии, и во Франции, в Бельгии, Голландии, Люксембурге, Германии, отдыхали то на Канарах, то на Багамах, собирались поехать в круиз по морю. Но все.., рухнуло. Рэкет этот проклятый, а потом мое неумение вести дела, вовремя рассчитываться с кредиторами.
      - И как же вы общались с рэкетирами? - спросила Таня, улыбаясь. - Вы, такой мягкий, такой интеллигентный человек... И эти бандиты, мордовороты бритоголовые...
      Он как-то загадочно поглядел на нее сквозь очки.
      - По-разному общался, - тихо произнес он. - Всякое бывало.
      - Что вы говорите, как интересно, - простодушно улыбнулась Таня, но в ее глазах он уловил какую-то тайную мысль.
      - А, что теперь об этом говорить, - махнул он рукой. - Теперь я никому не нужен, никаким рэкетирам, с банками я полностью рассчитался своим имуществом. Преподаю в училище, получаю шестьсот рублей. На такие деньги никакой рэкет не польстится...
      - Как тут накурено, - вздохнула Таня. - С моей легкой руки и вы накурились до чертиков.
      - А может быть, пойдем в комнату, там проветрено.
      - Пойдемте...
      Комната была большая, светлая, довольно уютная. Мягкая мебель, пушистый ковер под ногами, телевизор "Панасоник" в углу. Много книг. На кресле были разбросаны женские вещи - лосины, джемпер.
      Дорохов бережно взял эти вещи, положил в шкаф со вздохом. Таня понимающе глядела на него. Они молчали. Таня села на диван, заложила ногу за ногу. Дорохов пристально смотрел на нее, она понимала, что нравится ему, томно поглядела ему в глаза.
      - Мне пора, Андрей Андреевич, извините, - сказала она почти шепотом. Очень много дел, в редакцию надо еще заскочить, а это далеко, потом дочь из института придет, надо ее покормить. Хорошо еще, что муж на даче.
      - А то бы посидели еще... - просительно произнес Дорохов. - Останусь я опять один...
      - Я подъеду к вам завтра, - сказала Таня. - А сегодня никак... Извините.
      Он сел рядом с ней и положил ей руку на плечо.
      - Не надо, Андрей Андреевич. Что вы?
      - Мне очень плохо, Таня, очень...
      - Я понимаю, но...
      Она резко встала, легко провела по его лицу рукой и пошла в прихожую. Он вышел за ней, помог ей надеть плащ.
      - До завтра, - сказала она. - Я вам позвоню.
      - До завтра.
      Она села в лифт и только тут позволила себе улыбнуться. "Быстро он, однако, клюнул", - подумала она.
      Глава 14
      На следующий день Таня позвонила ему, и они встретились на условленном месте. Поехали на кладбище. Там он сказал, что, после того как уехал с похорон жены, на кладбище, как он слышал, произошел взрыв. Он беспокоится, не пострадал ли кто из его знакомых. Ему показали для опознания погибшую старуху. Он узнал в ней свою тещу, заплатил деньги, заказал гроб и похоронил мать рядом с Ириной. Присутствовала при этом и Таня. Она сама разговаривала с кладбищенскими работниками, причем очень решительно. Именно благодаря ей удалось провести похороны так быстро.
      - Все, Андрей Андреевич, вы выполнили свой долг, - сказала она, открывая перед ним дверцу "семерки". - А теперь берите себя в руки и живите, назло всем обстоятельствам.
      - Как жить? - спросил он, глядя в сторону. - Зачем жить? Для кого?
      - Для кого? - пристально поглядела на него Таня. - Да хоть бы для меня. Вам этого мало?
      - Нет, этого для меня было бы достаточно.
      - Тогда поехали в ресторан. Посидим, пообедаем, поговорим. Я вас приглашаю.
      - Ну зачем же так? У меня есть деньги, это я приглашаю вас. Я знаю одно очень хорошее место, называется "Московские окна". Тихое, приличное.
      - Поехали туда, раз вы хотите.
      Они поехали в ресторан. Он находился в центре Москвы, на первом этаже старого жилого дома.
      Неприметная вывеска, никакой особой роскоши.
      Они вошли внутрь. Швейцар, высокий, статный, с длинными усами, не напоминал нынешних бритоголовых охранников. Он внимательно поглядел на прибывших, пригласил внутрь.
      Небольшой уютный зал, ковры, на столах лампы типа пятидесятых годов, на стенах картины советских художников, тихо наигрывались старые мелодии, пели Кристалинская, Утесов, Бернес. Метрдотель указал им на столик у стены.
      В зале было совсем немного людей - только два столика были заняты.
      - Пообедаем по-человечески, - сказал Дорохов. - Я бы съел соляночку, котлеты по-киевски, выпил темного пива, ну и осетрины горячего копчения на закуску. Вы как?
      - То же самое, - сказала Таня, рассеянно проглядывая меню. - Все как прежде. Меня часто водил по ресторанам в детстве покойный отец. Он любил рестораны, мать не очень хорошо готовила, и меня с собой таскал, я привыкла.
      - Вы любили своего отца?
      - Очень. Это был удивительный человек.
      Грузный, отечный, но такой остроумный, от его шуток люди буквально валялись. А как он знал языки - английский и французский были для него как родные. Он на обоих вел синхронные переводы, а кроме того, знал и немецкий, и итальянский... А вы? Вы никогда не говорили о своих родителях. Кто они были?
      - Мой отец был офицер царской армии.
      И его младший брат тоже. Но их пути разошлись.
      Отец в гражданскую войну воевал за красных, ему показалось, что это правильный путь. Он в двадцать четыре года командовал дивизией. На Южном фронте, воевал с деникинцами. А дядя Жорж в то же время воевал в Добровольческой армии, полковник. Им повезло, что не пришлось столкнуться в этой братоубийственной войне.
      Вот вам история России на примере одной семьи.
      После поражения белой армии дядя Жорж эмигрировал с врангелевцами. В двадцатом году из Крыма. А отец занимал высокие командные должности в Красной Армии. Дослужился до командарма второго ранга. Ну а дальше - сами понимаете, что с ним стало... Мама была намного моложе его. Ее отправили в лагерь для жен врагов народа. Я вырос в детском приемнике. Мне было два года, когда расстреляли отца. Я его совершенно не помню.
      - Потрясающе, - сказала Таня. - Как интересно. Ну, дальше, Андрей Андреевич...
      - Маму выпустили из лагеря в сорок пятом году. И мы тогда с ней встретились. Мне было восемь лет. Она нашла меня, и мы жили с ней в маленькой комнатке в Куйбышеве. Я вырос на Волге, Таня, и до сих пор обожаю эти места. Мама работала на почте, и нам вдвоем было очень хорошо, я помню это время, как лучшее в жизни... - Он помолчал, глаза его увлажнилась. - Она была добрая, веселая, только иногда с ней случались припадки. Она бледнела, съеживалась, сжимала худенькие свои кулачки и рыдала, кусая руки. Она вспоминала отца. Но никогда мне о нем не рассказывала. Только году в пятидесятом, когда мне было уже тринадцать лет, она как-то вечером решила рассказать мне о нем. Я узнал, что мы жили в знаменитом Доме на набережной, у нас была огромная квартира, уставленная мебелью из карельской березы, отец был вхож к самому Сталину, у нас дома бывали Ворошилов, Буденный, Тухачевский, который жил в том же доме до своего ареста. Взяли отца в тридцать девятом, как водится, рано утром. Но было уже светло - шел август. И все. Он исчез, через несколько дней взяли и мать, меня отдали в приемник. Я не один такой там был. И никаких воспоминаний о детстве - только ощущение чего-то доброго, теплого, светлого, прикосновения нежных материнских рук... Да, как же хорошо, что мама тогда отыскала меня, я все же вырос не детдомовским сиротой... Ее снова взяли в пятидесятом, вскоре после того, как она мне про это рассказала. У меня была фамилия Андреев. Только в шестидесятом году я принял фамилию отца.
      А маму я больше не увидел никогда. Она погибла в лагерях в пятьдесят третьем году. Ей было всего тридцать шесть лет. Я потом узнал дату ее смерти.
      Она потрясающа - пятого марта пятьдесят третьего года. А я, шестнадцатилетний ремесленник, рыдал тогда из-за смерти великого вождя...
      Вот такие повороты... И понятия не имел, что в этот же день умерла моя мама, которую этот вождь вместе с миллионами других сгноил в лагерях. Она умерла от рака. Я потом ездил в Воркуту, где она сидела, ну, могилу, понятно, не нашел, но имею представление о том, в каких условиях она жила...
      - Ужасно, как это ужасно. - Таня закрыла глаза рукой. - В какой жуткой стране мы жили и живем теперь... Одна жестокость, одни преступления, кровь, кровь, кровь... Когда же это все закончится?!
      - Давайте выпьем с вами, Таня, в память наших покойных родителей вашего отца и моих...
      Они подняли рюмки, молча выпили.
      - Ну вот... Так я вам еще не все рассказал о нашей семье. Мы забыли про дядю Жоржа. Его судьба была разительно другой. Он эмигрировал в Турцию, а потом попал в Париж. Начинал новую жизнь чуть ли не дворником, потом стал шофером, а затем вернулся к своей дореволюционной деятельности - он же учился в военно-инженерном училище. И сделал там какое-то выдающееся открытие, получил патент, разбогател, стал владельцем нескольких крупных предприятии. Сейчас он миллионер, имеет недвижимость в разных странах.
      - Так он что, жив, что ли? - удивилась Таня.
      - Вот то-то и оно, что жив. Ему сейчас под сто. Я ведь все это узнал сравнительно недавно, когда стал ездить за границу по делам.
      - Как интересно! - воскликнула Таня.
      - Ну вы кушайте, кушайте, а то я вас совсем отвлек от обеда.
      - Я не могу одновременно слушать и есть. Давайте съедим солянку, а потом вы мне дальше расскажете.
      Они съели вкуснейшую рыбную солянку, выпили темного разливного пива.
      - И вы не делали попыток встретиться с вашим дядей? - спросила Таня.
      - А зачем? Приехал бедный родственник из России, сын его брата классового врага? Стыдно все это, Таня, и совершенно ни к чему. Мне обо всем этом рассказал один французский бизнесмен, с которым я имел дела. Сопоставил наши фамилии и рассказал про моего дядю.
      - Дядя живет в Париже?
      - Да, под Парижем у него огромный особняк.
      Он ведет аристократический образ жизни, а делами занимается его сын, мой двоюродный брат Поль Дорохов. Мы с ним почти ровесники, ему сейчас около шестидесяти. У него есть сын, которому под тридцать, но он не женат, он окончил Сорбонну, занимается научной работой. Вообще-то, у меня была мысль в следующий свой приезд в Париж связаться с родственниками, но больше туда попасть не довелось, возникли другие проблемы... Чем питаться завтра, например, - засмеялся он. - Как заплатить за квартиру.
      - Ну, даст бог, может быть, еще и съездите.
      - Вряд ли. Ладно, хватит об этом. А вот нам и котлеты по-киевски несут...
      Таня вдруг как-то примолкла, она не отрываясь глядела через плечо Дорохова в сторону двери. Он обернулся. В дверях ресторана стоял высокий седой человек с огромным шрамом через все лицо. Он тоже внимательно смотрел на Таню.
      Таня отвела взгляд.
      - Что вы так на него смотрели? - удивился Дорохов.
      - Да это.., вроде бы знакомое лицо, - почему-то помрачнела Таня и принялась за котлету.
      - Это владелец ресторана, бывший афганец, я видел его здесь. Раньше я бывал тут часто.
      - А как его фамилия? - небрежно спросила Таня.
      - Не знаю. Зачем мне его фамилия? Мы ходили сюда с покойной Ирой, нам было здесь хорошо и уютно. И фамилия владельца нам как-то ни к чему. А, похоже, он вас знает, судя по его взгляду.
      - Может быть, мало ли знакомых. Всех не упомнишь...
      Разговор как-то прекратился. Они доели обед, попили кофе, Дорохов расплатился, они встали и пошли к выходу.
      В дверях Дорохов непроизвольно обернулся.
      И опять поймал настороженный взгляд хозяина ресторана, сидевшего за одним из столиков и пившего кофе.
      - Ну что, Таня, проводите меня домой? - улыбнулся Дорохов.
      - Времени совершенно нет, Андрей Андреевич, но ладно, сегодняшний день посвящу вам.
      Поехали...
      На Волоколамском шоссе Дорохов заметил, что за ними неотступно следует белый "Пежо-405".
      Случайность? Может быть. Но он приметил эту машину еще около ресторана, поначалу не обратил внимания, однако машина неуклонно повторяла их маршрут.
      - Таня, - сказал Дорохов, - мне кажется, нас преследуют.
      - Белый "Пежо"? - спросила Таня. - Я тоже чувствую... Что им от нас надо?
      Когда они стали сворачивать к дому, "Пежо" вдруг резко обогнал их и остановился перед ними.
      Из машины выскочили четверо мужчин и подбежали к их машине.
      - Выходите! - скомандовал один из них, худой, коротко стриженный.
      - А что такое? - спросила Таня, не выходя.
      - Ты можешь убираться. А с ним нам надо поговорить. Пусть он выйдет, а ты катись куда хочешь!
      - А больше ты ничего не желаешь? - тихо спросила Таня, засовывая правую руку в карман плаща.
      - Ах ты, сучка? Ты еще базарить тут!
      Стриженый схватился за дверцу машины, пытаясь открыть ее. Но тут Таня выхватила из кармана газовый пистолет и стрельнула стриженому в лицо. Тот, схватившись за глаза, отскочил от машины и застонал. Таня выжала сцепление и тронула машину с места. Ей попытались преградить дорогу двое из этой четверки, но она рванула машину вперед.
      - Едем домой, я позвоню в милицию! - крикнула она Дорохову. Тот, совершенно растерявшийся, молчал, оглядываясь на бандитов, стоявших около своей машины и оказывавших помощь товарищу.
      Они припарковали машину у подъезда, быстро поднялись на лифте. Захлопнув дверь, Таня стала набирать номер.
      - Алло! Милиция! На нас совершено нападение. Это в Митине... Мы находимся... Машина "Пежо-405" белого цвета. В ней четверо. Моя фамилия... Ага, спасибо, спасибо...
      Она вышла на балкон и увидела около своей машины тот белый "Пежо". Из него как раз выскакивали четверо.
      - Эй, лаптежники! - крикнула она. - Я вызвала милицию! Убирайтесь отсюда побыстрее, а то всех мигом заберут. И номер ваш сообщила, и приметы ваши Глаза-то целы, стриженый?
      Четверка помахала кулаками, села в свою машину и исчезла.
      - Что им было надо? - удивлялся Дорохов. - Но вы-то, вы-то, я такого от вас не ожидал, Таня, какая вы отважная женщина.
      - Отважная, дальше некуда, вы послушайте, как колотится сердце, приложите руку...
      Он приложил руку к ее груди. Она вздрогнула от его прикосновения, невольно обняла его за плечи.
      - В страхе человек творит несвойственные ему вещи... Газовик вот пригодился первый раз в жизни... Ужас какой-то... Принесите попить, Андрей Андреевич.
      Он побежал на кухню, принес холодного сока.
      Таня уже лежала на диване, вытянув ноги в черных колготках, рукой прикрыла лицо.
      Он присел к ней, напоил соком.
      - Спасибо, Андрей Андреевич. Никогда так не пугалась... В какую же жизнь нас втягивают...
      Шагу спокойно ступить не дадут... Ой, пот градом течет от страха...
      Но это приключение не было последним в этот вечер. Раздался телефонный звонок. Дорохов подошел.
      - А? Что такое? Майор Гусев? Что? Сбежал?!
      Вот это дела... Теперь мне кое-что понятно... Что?
      Да ничего, спасибо за предупреждение...
      Он положил трубку. Таня вопросительно глядела на него, лежа на диване.
      - Сегодня днем бежал из-под стражи Виктор Александров, - медленно произнес Дорохов.
      Глаза Тани округлились, в них проскользнул ужас. Но она быстро справилась с собой, присела на диване.
      - Вот, кажется, и ответ на вопрос, Андрей Андреевич. Наш безумный Виктор, видимо, что-то имеет против вас. Ему мало бедной Ирки. Но ничего, мы вас в обиду не дадим, - сквозь, зубы сказала она.
      Снова раздался телефонный звонок. Подошел Дорохов.
      - Да.., да... Было нападение. Гражданка Гриневицкая вам звонила отсюда. Сейчас я вам дам ее. Таня, это по поводу нападения. Из милиции.
      - Алло. Понятно. Понятно, - говорила Таня. - Жалко, жалко, что же вы так? Да ну.., вы не можете нас оградить от бандитов, как нам жить, скажите? Я дала номер машины, запомнила его в таком стрессе, приметы бандитов, а вы их потеряли... Я хочу поговорить с вашим начальником.
      Имею право! - покраснела она от гнева. - Алло... Вы знаете, что на днях убили жену гражданина Дорохова Ирину Ивановну? Слышали? Так вот, нам только что звонил инспектор Гусев, он сказал, что предполагаемый убийца Александров Виктор сбежал из-под стражи. И у меня серьезные основания полагать, что именно он организовал это нападение на Дорохова. Ему мало...
      А вы... Будете искать? Ладно, не верю я вам, каждый день кого-нибудь убивают, и хоть когда-нибудь нашли бы убийцу. Вот одного нашли, так он из-под стражи умудрился сбежать от нашей доблестной милиции. Я не оскорбляю, я констатирую факт... Да, хватит... Жить стало невозможно, это точно... До свидания, спасибо за участие...
      Она швырнула трубку, встала с места и начала ходить туда-сюда по комнате.
      - Кошмар какой-то, Андрей Андреевич, меня всю трясет. Вот что, я, пожалуй, сегодня останусь у вас, я не могу вас бросить в такую минуту. Этот маньяк может припереться сюда, невзирая на опасность...
      - Да, как он не побоялся прислать этих людей прямо сюда, ко мне домой, - поражался Дорохов.
      - Ну и что? Сам-то не приехал. Он сидел, у него могут быть давние связи. Да вы вспомните, кто приехал тогда к нам на дачу! Какие ужасные люди! Был он у них ночью или нет, какая разница, факт, что он их знает, он имеет тесную связь с уголовным миром. Опасный человек... И озлобленный из-за своей жуткой ревности... Ой, пойдемте курить на кухню, я не могу, меня всю трясет...
      Они покурили, потом выпили водки, оставшейся от вчерашних поминок. Напряжение несколько спало, Таня как-то обмякла, стала даже задремывать за столом.
      - Может быть, вам прилечь? - заволновался Дорохов.
      - Я действительно лучше прилягу. Извините меня...
      - Да это вы извините меня. Из-за меня у вас такие стрессы. - Он обнял ее за плечи. - Пойдемте в комнату.
      Он отвел ее в комнату, уложил на диван, накрыл пледом.
      - Ой, Андрей Андреевич, я не могу, мне жарко, я вся горю! - вскрикнула Таня.
      - Давайте я вас раздену, - тихо произнес Дорохов, приподнял ее и стал снимать с нее платье, потом стянул колготки, разделся сам и прилег рядом с ней.
      - Что вы делаете со мной? Это же стыдно...
      Я не могу...
      - Нет, нет, я ничего с вами не сделаю, если вы не хотите... Я просто полежу рядом с вами.
      - Что теперь? Делайте со мной, что хотите.
      Я, кажется, люблю вас... Как это все.., неожиданно, странно...
      Возбужденный, весь дрожащий от волнения и страсти Дорохов снял с нее остатки одежды и стал покрывать ее тело поцелуями... Жуткое напряжение последних дней вдруг снова сделало его сильным мужчиной...
      - Вы просто неотразимы, Андрей, - улыбалась Таня, лежа на спине. - Вам словно тридцать лет... А вы говорили... Вот мужчина так мужчина... У меня никогда ничего подобного не было...
      - Ваш муж не удовлетворял вас?
      - Не надо о нем в такую минуту, не надо...
      Нет его, есть лишь вы и я... Только стыдно перед покойной Иркой. Так стыдно...
      - Она бы поняла, она бы простила, - шептал Дорохов.
      - А теперь пойдемте пить чай, Андрей. И, по-моему, нам пора переходить на "ты".
      - Пойдем, Танечка, - шепнул Дорохов.
      Они долго пили чай на кухне, ужинали. И уже за полночь Дорохов расстелил постель, и они легли спать. Но ему долго не спалось, он лежал на спине, глядел на мирно посапывающую во сне Таню и поражался перипетиям судьбы...
      Глава 15
      Опираясь на увесистую трость с массивным серебряным набалдашником, девяностовосьмилетний Жорж Дорохов тяжело передвигался по осеннему парку. Ноги совершенно отказывали, и если бы он не совершал два раза в день этот моцион, он давно бы слег в постель и уже не встал бы. За ним на почтительном расстоянии шел его старый слуга. Дорохов должен был дойти до любимой скамейки и сесть на нее. На скамейке он сидел двадцать минут, а уже потом шел завтракать. Сегодня ему было особенно трудно дойти, он чувствовал, что вот-вот упадет на покрытую красным гравием дорожку, по краям которой росли высокие платаны. Но он дошел, сделал над собой жуткое усилие и не уронил себя в глазах преданного слуги Жан-Пьера. Как только грузное тело Дорохова опустилось на белую скамеечку, к нему подбежали его любимые собаки. Два далматина, кривоногий английский бульдог и маленький веселенький мопс. Собак выпускали именно в то время, когда старик садился на скамейку. Он не любил, когда собаки мешали ему идти, путаясь под ногами. А вот когда садился, они ему доставляли удовольствие. Он гладил их своими крючковатыми пальцами, что-то бормотал ласково... То на французском, то на русском... Жан-Пьер становился в отдалении и наблюдал за стариком. А сегодня за ним надо было наблюдать особенно внимательно. Вчера до него наконец-то дошло печальное известие. Неделю назад в роскошной парижской больнице скончался единственный внук Дорохова Жорж. Жорж был постоянной болью старика и его сына господина Поля. Жорж, умный человек, блестящий ученый, был гомосексуалистом и уже год был болен СПИДом. Врачи делали все возможное, чтобы сохранить ему жизнь, но страшная болезнь взяла свое. И вот.., чудесным солнечным осенним утром он тихо скончался в больнице. Поль неделю не сообщал отцу о случившемся, но вчера не выдержал и рассказал ему все. Отец перенес страшное известие стоически, для него было значительно большей травмой, когда он узнал о сексуальной ориентации внука лет десять назад. Его внук, его наследник, носитель его фамилии, и такой позор... Его мало утешало, что многие достойные, уважаемые в обществе люди были подвержены такой, по его мнению, порочной наклонности. Он никак не мог этого понять. Откуда в нем это? Как это человека могут не возбуждать женщины, а возбуждать мужчины? Какая это мерзость! Сам старик был неутомимым ловеласом, еще в России был известен многочисленными любовными романами. Двадцатилетний полковник был любимцем женщин, как и его старший брат Андрей. При мысли об Андрее лицо старика перекореживало. Какую гнусную судьбу он себе уготовил! Блестящий офицер, кавалерист, он перешел на службу к этим хамам, порушившим все святое, что было в России, превратившим великую страну в империю зла. И как же щедро отплатила ему Родина за его предательство...
      В тридцать девятом он прочитал в газете о суде над врагом народа командармом второго ранга Андреем Дороховым. Сначала саркастическая улыбка озарила его лицо, но потом она перешла в гримасу, и он, вспомнив детские игры в отцовском доме, громко разрыдался над судьбой брата.
      Все это было так ужасно...
      Женился Жорж поздно, ему было уже около сорока. Он к тому времени был процветающим бизнесменом. Но семейная жизнь его продолжалась недолго. Очаровательная, тоненькая, как тростинка, француженка Клер скончалась при родах, произведя на свет замечательного мальчика Поля. А вскоре началась война, и Жорж, отправив Поля в Америку, стал участником движения Сопротивления. Воевал он также бесстрашно, как сражался с красными в гражданскую войну, совершенно не заботясь о своей жизни, наоборот, порой рискуя словно специально. Однажды он даже чуть не попался в руки немцев, но все же сбежал у них под самым носом, под градом пуль умчавшись на своем стареньком "Рено". Он занимался диверсионными работами, готовил взрывы немецких эшелонов, складов с оружием, машин, его инженерный талант, принесший ему состояние, пригодился и здесь. Жорж Дорохов стал кавалером ордена Почетного легиона.
      После войны он съездил за сыном в Америку и сам стал воспитывать его. Он больше не женился, занимался делами, работа принесла свои плоды, он богател с каждым годом. Поль вырос умным, толковым человеком, принял дела отца, в тридцать с небольшим женился, у него родился сын, которого в честь деда назвали Жоржем. И вот... такой получился внук. И скончался, не дожив до тридцати...
      Старик сидел на скамейке, гладил собак и думал, думал. Ему вспоминалась вся его жизнь.
      Какой же она оказалась долгой, уму непостижимо... Долгожительство, правда, было наследственной чертой Дороховых. До девяносто пяти лет дожил его дед, действительный тайный советник, прабабушка дожила до девяносто четырех. Жизнь отца, генерала, оборвала в семнадцатом году пуля комиссара, а брат напоролся именно на то, за что боролся, не дожив и до сорока пяти. Но Жорж переплюнул всех. Отказывало тело, еле двигались ноги, но голова была ясная. Вся его жизнь прошла в борьбе. Приехавший в Париж из Турции двадцатипятилетний Жорж имел одни брюки, напоминавшие клоунские панталоны, и грязный свитер, в котором ходил зимой и летом. Он подметал парижские бульвары, а потом устроился таксистом, так как еще до революции обучился водить машину и участвовал в первых российских гонках. Но по ночам работал над своими изобретениями. И в тридцатом году получил патент.
      Дела пошли в гору. Уже через несколько лет у него была своя фирма, свой дом, достаток... Потом женитьба, рождение сына и смерть жены, война...
      И работа, работа, работа... Только на девятом десятке он полностью отошел от дел, поручив все Полю. И Поль вел дела с такой же тщательностью, как и отец. Но внук... Старик понимал, что он не будет продолжателем его рода, его дела, это очень тревожило его. И его, честно говоря, мало потрясла его смерть в больнице, он давно ждал этого. Старик вчера утешал, как мог, Поля и его жену Мари, убитых горем, а потом поел на ночь каши с фруктами и крепко заснул без всяких снотворных.
      А теперь сидел на скамейке и дышал осенним воздухом.
      - Месье Жорж, вам пора идти завтракать, - спокойно произнес Жан-Пьер.
      - Да? - удивился старик, вытаскивая из кармана жилета золотой брегет. И впрямь я сижу здесь более двадцати минут. А ну, пошли! - крикнул он, замахиваясь на собак тростью. - Помоги-ка мне, Жан-Пьер, что-то ноги сегодня уж очень болят.
      Семидесятитрехлетний Жан-Пьер приподнял старика под локти.
      - Спасибо, дальше я сам...
      Опираясь на палку, он побрел по дорожке.
      Перед ним был особняк, выстроенный по проекту русской дворянской усадьбы. Белые колонны, лепнина на стенах. И внутренний интерьер был под стать. Статуи Венеры и Аполлона, старинная мебель, галереи, устланные ковровыми дорожками, огромная гостиная с резным екатерининским столом в середине и старинной люстрой, вывезенной кем-то из России. Старик скупал в антикварных магазинах и у частных лиц все, что было связано с Россией, мебель, люстры, картины, статуи, бронзовые подсвечники, старинные напольные и настенные часы, всевозможные мелкие предметы - трубки, портсигары. И с годами получилась настоящая дворянская усадьба середины XIX века. На втором этаже была огромная библиотека русских и французских книг, но туда он теперь не мог подняться. Поль предлагал провести в доме лифт, но старику это казалось совершенно противоречащим тому, что он хотел сделать из своего дома. А теперь, когда ноги совсем отказывали ему, он пожалел, что отказался от предложения сына. Он бы с удовольствием посидел в библиотеке. Его спальня на первом этаже тоже была великолепна - огромная кровать под балдахином, обитые шелком стены, ломберные столики, отреставрированные прекрасными мастерами, бронзовые статуэтки на столиках, картины Бенуа и Сомова на стенах, бронзовая люстра.
      Из библиотеки ему принесли вниз вольтеровское кресло, на котором он любил сидеть и листать дореволюционные русские журналы, подшивку "Нивы", например, или роскошное "Золотое руно". Он любил декадентство, как и ренессансный реализм. В гостиной стены украшали портреты кисти Левицкого и Боровиковского. В центре висели огромные портреты Жоржа и Клер, сделанные французским художником в тридцатые годы.
      Клер, как живая, грустными глазами смотрела на сидящих в гостиной.
      У месье Жоржа был русский повар, умевший готовить блюда, рецепты которых были для других утеряны. Он познакомился с его отцом еще в пятидесятых годах в парижском русском ресторане, переманил его к себе, а потом его сын, унаследовавший искусство отца, продолжил его дело.
      Изумительная уха, щи, расстегаи, всякие соленья, моченья и варенья, пироги, калачи, рыбы всех сортов - и жареные, и вареные, и копченые - все было по традиционным русским рецептам, вывезенным из бурлящей революционной России. С годами старик стал равнодушен к еде - предпочитал кашу, фрукты, овощи. Пил только чай, который ему заваривали особым способом, со всевозможными травами. Уже пятнадцать лет он не брал в рот ничего спиртного, а до этого очень любил "Мартель", пил его каждый день. И курил трубку до восьмидесяти двух лет.
      - Разрешите помочь вам, месье Жорж. - Жан-Пьер, поддерживая старика под руки, помог ему подняться по белой лестнице в дом.
      В огромной прихожей со старика сняли его широкий плащ, и он остался в черном просторном сюртуке и таких же черных широченных брюках. На ногах были мягкие замшевые туфли.
      Сюртук был постоянно расстегнут, под ним были светлый жилет и бежевая рубашка, на шее - шейный цветной платок.
      Слуги под руки провели его в гостиную и усадили в мягкое кресло в торце огромного екатерининского стола. Ему подали кашу с фруктами и крепкого чаю. Ел он неохотно, отчего-то именно сегодня старика охватило чувство тоски, какого-то жуткого одиночества и безысходности. Он понимал, что жить ему остается совсем немного, он выиграл эту борьбу с жизнью, взял от нее все, что мог, - приключения, интересную работу, достаток. Так до поры до времени казалось ему. А вот нет - оказалось, проклятая жизнь и в самом конце может преподнести ему сюрпризы. Ну почему у Поля только один сын? Как это было неразумно! Почему они так долго скрывали от него пагубную суть его внука? Он бы обязательно порекомендовал сыну заводить другого ребенка, наследника их дел. А теперь что? Полю почти шестьдесят, его жене шестой десяток... Какие дети? Что же ему, бросать свою жену и жениться на молодой? Абсурд... Поль предан Мари, он очень любит ее...
      С отвращением Жорж жевал экзотические фрукты, запивая их душистым чаем. Вдруг появилось сильное желание закурить трубку, но он вспомнил о своем чудовищном возрасте и отказался от нелепой затеи. Он не хотел закашляться и умереть прямо здесь, в гостиной. Хотя, впрочем, какая разница, где помирать? Кашу старик доесть не смог. Он жестом показал, что ее надо убирать со стола. Он откусил два куска от только что испеченного круассана и отложил его в сторону. Все. Завтрак был закончен.
      Старик хотел было направиться в свою спальню и посидеть в вольтеровском кресле. Ему обычно включали стереосистему, и он слушал старинные русские романсы. Он закрывал полуслепые глаза и впадал в дрему. Ему вспоминались события девяностолетней давности: Царское Село, гарцующий на коне бравый генерал - его отец, и они, восьмилетний Жорж и одиннадцатилетний Андрей, с мамой за руку, машущие отцу. И звуки военного марша. Да, будто все это было вчера...
      А что на самом деле было вчера? Плачущие Поль и Мари, а чего они плакали? Ах, да - умер Жорж... Нет, этот парень не был жильцом на этом свете, что так уж убиваться?
      Он сидел в гостиной и не понимал, почему к нему не идут слуги. Где Жан-Пьер, черт его побери? Он сурово глянул в сторону двери и увидел искаженное гримасой ужаса морщинистое лицо Жан-Пьера. У верного слуги дергались губы, словно он хотел расплакаться. Старику это не понравилось. Какого рожна этот старый дурак убивается об этом гомике, позорившем их славный род...
      Кого только не было в их роду - действительные тайные советники, фрейлины, генералы, были и злодеи, заговорщики, дальний родственник был декабристом, а довольно близкий стал террористом, бомбометателем, покушавшимся на коронованных особ. Случалось и такое, но чтобы быть гомосексуалистом, да еще заболеть омерзительной болезнью, следствием своей пагубной страсти... Дороховы, бравые офицеры, любимцы женщин, весельчаки и гурманы - и этот извращенец... Какой позор! Очень хорошо, что он умер...
      Печаль сменилась у старика гневом, а это был хороший признак. Именно гнев возвращал его к жизни.
      Что он там кривит губы, этот старый осел?
      Гнев переполнял Дорохова. Гневу он был подвержен смолоду, как и его покойный отец. Очевидцы рассказывали Жоржу, что, когда отца в семнадцатом году вели на расстрел, он разразился отборнейшей бранью в адрес комиссара, руководившего расстрелом, а потом попытался броситься на него и, уже скрученный мозолистыми руками, умудрился плюнуть в бородатую очкастую рожу комиссара. Озверевший комиссар сам выстрелил в лицо генералу, мигом превратив его красивое тонкое лицо в кровавое месиво.
      Старший брат Андрей был более выдержан, именно это и позволило ему дожить в совдепии аж до тридцать девятого года, а Жорж пошел в отца. В Крыму он пытался прорваться к командующему Врангелю и заставить его сражаться до победного конца, но охрана не пустила юношу-полковника к отчаявшемуся генералу. А полковника он получил, минуя предыдущее звание, за разгром под Воронежем крупного соединения красных. С годами, особенно за кордоном, припадки гнева случались все реже, но когда он разбогател и стал жить, как ему хочется, он опять дал волю своим эмоциям. Странным он был человеком. Он мог сутками сидеть над взрывным устройством, скрупулезно все рассчитывая, и никогда не ошибался - немецкие эшелоны, склады, машины взрывались и горели именно тогда, когда было надо. Он мог без еды и питья сидеть в засаде, не шевелясь, но приходил в жуткое бешенство из-за плохо заваренного кофе или непропеченной булочки. А всяких слезливых дураков терпеть не мог. Жан-Пьер к таким не относился. Ровный, выдержанный, вышколенный слуга был единственным человеком, которому Дорохов полностью доверял. Молоденький Жан-Пьер воевал под командованием Дорохова, и с той поры вела отсчет их дружба. А тут.., переживать из-за этого позорного внука...
      - Жан-Пьер! - крикнул хриплым голосом старик. - Ты что? Сошел с ума на старости лет?
      Бери пример с меня, я тебе в отцы гожусь... Иди сюда.
      Но Жан-Пьер не двигался с места. Губы его беззвучно шевелились.
      Дорохов выматерился по-русски, что он делал в самых крайних случаях. Жан-Пьер знал значение этих слов, но делал вид, будто ничего не понимает.
      Наконец медленными шагами Жан-Пьер приблизился к старику. Руки его дрожали.
      - Что такое? Переживаешь по поводу Жоржа?
      Плюнь... - хрипло произнес старик.
      Слуги, столпившиеся у двери, стали делать знаки Жан-Пьеру, и тут-то старик заподозрил худое. Это не из-за Жоржа такое волнение, эту смерть они уже успели пережить.
      - Что случилось? - тихо спросил старик, приходя в себя, что всегда бывало с ним, когда он чувствовал какую-то серьезную опасность.
      - Месье Поль и мадам Мари... - со спазмами в горле говорил Жан-Пьер.
      - Они что? - приподнялся на руках старик.
      На его мясистом лбу вздулась огромная жила.
      - Они сегодня ночью покончили с собой, - выдал приговор Жан-Пьер.
      - Оба? - переспросил Дорохов, не веря своим ушам.
      - Да. Они приняли яд.
      - Поль... - зашептал старик, как-то сразу сникнув. - Мой мальчик... Он, сын офицера, принял яд... У него в доме не нашлось пистолета.
      Не верю!!! - заорал он, вставая с места. - Не верю!!! Следователя ко мне! Сыщиков туда, на Елисейские поля! Расследовать! Не верю!!!
      - К вам инспектор Леруа, месье, - произнес один из слуг, вытягиваясь в струнку.
      - Зови! - крикнул старик.
      Вошел элегантный инспектор Леруа, с маленькими усиками, в безукоризненной черной тройке.
      - Мои соболезнования, месье Дорохов, - скорбным голосом произнес он.
      - Ну, говорите, говорите...
      - Цианистый калий, месье. Оба приняли его одновременно. Это произошло часа в два ночи.
      Никаких следов насилия, месье, тела увезены на экспертизу, но первоначальный осмотр почти точно показал - никаких следов насилия. Они лежали каждый в своей постели. Без признаков жизни. Их обнаружила служанка, встревоженная тем, что они не спускаются к завтраку. Месье Поль обычно вставал очень рано, а тут...
      - Вот дурак... - протянул Дорохов. - Из-за этого мерзавца, из-за его поганой жизни... Не ожидал я этого от своего сына. И бедную Мари заставил принять яд... А может быть, это она стала инициатором? Она всегда была склонна к истеричности. Нет, плевать на все, Жан-Пьер, притащи-ка мне трубку с добрым табаком! Так хочется покурить...
      - Вам вредно, месье, - возразил Жан-Пьер.
      - Ничего мне уже не вредно, - усмехнулся старик. - Я прожил столько, что на три жизни хватит. И никак не отправлюсь к богу в рай.
      А умираем мы с младшего поколения... Тащи табак!
      После этого старик сказал что-то гнусное на русском языке и плюнул на пол при этих словах.
      Жан-Пьер, предчувствуя бурю, поплелся за трубкой и табаком.
      - Сейчас проводится тщательная экспертиза как тел умерших, так и дома господина Поля на Елисейских полях. Будем опрашивать служащих господина Поля, всех слуг в доме. Так что нюансы могут быть, месье Жорж. Но на первый взгляд все чисто. Самоубийство. Тем более, извините, причина довольно очевидна.
      - Да, да! - закричал старик. - Все очевидно!
      Омерзительно все это! Да где же табак?
      Жан-Пьер подал ему трубку и дал прикурить.
      Старик задымил.
      - Хорошо, ох, хорошо... - приговаривал курящий Жорж. - Столько в жизни наслаждений, особенно у молодых людей, и почему мой сын, которому не было и шестидесяти, решил уйти из этой прекрасной жизни из-за какого-то гомика, даже если это его сын, в толк не возьму! Что-то мне кажется нечистым в этой истории. Расследуйте все тщательно, инспектор Леруа, я сам буду следить за ходом следствия. Хотя.., исключить нельзя и их дурости, Поль был порой подвержен приступам черной меланхолии. Это у него от несчастной Клер. Дороховы всегда были оптимистами, даже когда их вели на расстрел или гноили в большевистских застенках. А вот бедная Клер...
      Она была такая утонченная, словно вся обнаженная, вы понимаете, инспектор Леруа?
      - Да, месье, у французов бывают такие натуры, мне это известно.
      - Вы глупы, инспектор. Такие натуры бывают не только у французов, они бывают и у нас, русских. Бывали, вернее, когда была Россия, а не эта мерзкая помойка, в которую ее превратили большевики.
      - Но сейчас в России большие перемены, месье, - сказал инспектор Леруа, пропустив мимо ушей замечание о своей глупости. Такому старцу прощалось все.
      - И это вы называете переменами?! - хрипло рассмеялся Дорохов. - Власть в руках тех же большевиков, только под другим названием. Все они обычные воры и проходимцы, разве вы не согласны со мной?
      - Вам виднее, месье, я не бывал в России.
      - И я там не был с двадцатого года, когда в одних подштанниках бежал на пароходе в Стамбул. И очень хорошо, что не был...
      - У вас остались родственники в России? - задал праздный вопрос инспектор Леруа.
      - Родственники? - задумался старик и вдруг швырнул трубку на пол в гневе. - Да у меня вообще больше нет родственников! А мне девяносто восемь... Об этом я как-то не подумал. Кому все это достанется, когда я помру? Ведь у моего несчастного брата был сын, ему сейчас должно быть около шестидесяти. Жан-Пьер! - крикнул он слуге, поднимавшему трубку. - Срочно вызови мне нотариуса Леклерка. Срочно!!! Тащи сюда телефон, я сам позвоню.
      Жан-Пьер принес мобильный телефон.
      - Алло! - захрипел в трубку старик, когда ему набрали нужный номер. Контора Леклерка? Где сам господин Леклерк? Найдите его! Это Дорохов говорит! Да, да, спасибо за соболезнования, где Леклерк? Пусть срочно перезвонит мне.
      Он отдал телефон Жан-Пьеру.
      - Ладно, инспектор Леруа, проводите расследование. Я надеюсь, мне не надо звонить министру юстиции. Все, до свидания.
      Старик поглубже забрался в кресло и глубоко задумался. "Вот тебе и конец жизни! Какие сюрпризы! И ради чего я воевал, боролся с этой проклятой жизнью? Ради таких сообщений? Ради этих истеричных слабаков, которые не могут вынести испытания, посланные богом? Никаких родственников, никого... Кому я все это оставлю?
      Разве что старику Жан-Пьеру и другим слугам?
      И почему я ничего не знаю о судьбе своего племянника? Жив ли он вообще? В России люди живут недолго..."
      Его мысли прервал телефонный звонок.
      - Месье Леклерк? Да, я вам звонил. Вы слышали, что произошло? Немедленно приезжайте ко мне, немедленно! Нет, до того постарайтесь достать сведения о моем племяннике, сыне командарма Дорохова. Он родился года на два раньше несчастного Поля, то есть году в тридцать седьмом. Действуйте, месье Леклерк...
      "Он должен быть жив, или, по крайней мере, у него должны быть дети. И я их найду! Мое имущество не пойдет неизвестно куда! Оно заработано мной, Дороховым, и достанется только Дорохову! И другого не будет!" Старик прикрыл глаза и впал в забытье...
      Глава 16
      Олега Игоревича Лозовича больше расстроило не то, что Виктор Александров убежал из-под стражи, а то, что он разгрохал в комнате стекло.
      Где он теперь достанет стекло, и кто будет его вставлять? Спать здесь, в лесу, после таких жутких событий, да еще с разбитым окном, когда каждая тварь может влезть в дом... А у него начался отпуск, и ему так хотелось полноценно отдохнуть, подышать воздухом, побегать, хорошенько отъесться, поиграть на площадке по субботам и воскресеньям в волейбол. Но отдых получился весьма своеобразный... Да уж... Саркастическая улыбка кривила его тонкие губы, когда он думал о юбилее Татьяны и о своем отпуске... Что ему до этой шлюхи Ирки Чижик?
      Что ему до этого фанатика Виктора Александрова, укокошившего ее из-за своей нелепой страсти? Ему есть дело до себя, а его отдых, который дается, как известно, на один месяц в году, получился омерзительным. На кой черт Татьяна пригласила Ирку на свой день рождения? Словно хотела, чтобы было погаже, посквернее. И все для того, чтобы поглумиться над обанкротившейся одноклассницей.
      Отдых для Олега мог бы быть более полноценным, если бы удалось склеить какую-нибудь молоденькую девочку и трахнуть ее здесь, на даче.
      Но мешала теща Ольга Федоровна, торчавшая тут как ржавый гвоздь. Она готовила, убирала, но это он мог бы делать и сам.
      Опростоволосившиеся милиционеры убрались с дачи восвояси, а Олег отправился искать стекольщика. Ему указали адрес, и он нашел там полупьяного ханыгу, который взялся вставить стекло, если Олег его купит. Олег поперся в магазин и купил, нанял машину и приехал к стекольщику, но тот уже был в невменяемом состоянии.
      Пришлось ночевать с разбитым стеклом.
      Стекло вставили на следующий день, но теща никак не уезжала. И лишь на третий день ближе к вечеру Ольга Федоровна уехала, мотивируя это тем, что у нее цветы завянут. Воспрянувший духом Олег буркнул: "Цветы вам дороже родного зятя", еле скрывая свою радость. Он приглядел себе молоденькую продавщицу, с которой постоянно перемигивался, и решил воспользоваться моментом. Дни были будние, Нина ходила в институт, Таня, он знал, по горло занята работой, и тем не менее он бы подстраховался и позвонил ей.
      Ночевал он один, спал, как всегда, очень долго, а часов в двенадцать решил пойти погулять, наведаться в магазин к той продавщице.
      Он вышел за калитку и вдруг увидел обалденную девицу лет двадцати, шедшую по их улочке и озиравшуюся по сторонам.
      - Вы что-то ищете? - засуетился Олег.
      - Тут где-то живут Борисовы, вы не могли бы помочь мне их найти? стреляя глазками, защебетала девица.
      - Борисовы? Да вроде бы таких здесь нет, - улыбался Олег Игоревич, с вожделением глядя на длинные ноги девицы в колготках телесного цвета. Девица опустила глаза вниз и почесала пальчиком коленку.
      - Но как же мне быть? - сокрушалась она. - У меня к ним дело. Мне сказали, что здесь, на этой улице, дом три. А я вообще третьего дома не .вижу.
      - Кажется, есть тут Борисовы, но они живут только летом, сейчас там никого нет.
      - Я приехала из Санкт-Петербурга, я их дальняя родственница, вещи оставила в Москве в камере хранения. Остановиться мне негде, гостиницы такие дорогие, мне сказали, что Борисовы круглый год живут здесь, я хотела у них остановиться. Что же мне делать? Ладно, пойду на станцию. Извините...
      - Да что вам торопиться, вы устали с дороги, тем более на таких каблучках, - он подмигнул ей. - По нашим-то деревенским дорожкам... Не дело, не дело... Пойдемте ко мне, я вас таким чайком напою... - улыбался Олег Игоревич. - И коньячок есть, и варенье малиновое...
      - Ну, перед малиновым вареньем я устоять не могу, - улыбалась в ответ девица, встряхивая белокурыми волосами. - Но только ненадолго.
      И, пожалуйста, без этого... - Она игриво усмехнулась Олегу.
      - Да что вы? Разве я похож на уличного приставалу? Просто хочу помочь приезжему человеку... Пожалуйста, пожалуйста, сюда... Как вас зовут?
      - Даша. А вас?
      - Меня Олег.
      Они пили коньяк, чай с вареньем, шутили, смеялись. Олегу было с ней легко и весело. Он включил музыку, они потанцевали, он нагло лез ей под юбку, она отдергивала его руку, но вяло.
      Потом он потащил ее в постель среди бела дня, ничего уже не боясь, одурманенный страстью.
      Даша ушла в ванную, а он разделся и нырнул под одеяло. В ванной Даша была довольно долго, и Олег измаялся ожиданием.
      Наконец она пришла, и Олег набросился на нее, как голодный волк на лесной дороге. Даша оказалась большой умелицей в сексуальных играх, и Олег получил огромное наслаждение.
      Потом они опять пили коньяк, и лишь после этого ему пришло в голову позвонить Тане, чтобы подстраховаться. Ему важно было знать, приедет ли она сегодня, а если не приедет, то можно будет оставить эту Дашу и на ночь. Это было бы очень славно. Олег чувствовал себя сексуальным гигантом. Но.., подстраховываться ему не пришлось...
      Когда после коньяка, танцев и любовных игр они снова бросились в постель, раздался сильный стук в дверь. До этого Олег слышал шум двигателя машины, но не придал этому значения. Теперь же он побелел от ужаса.
      - Открывай! Ты спишь, что ли? - кричала за дверью Таня.
      - Что делать? Что делать? - лепетал Олег. - Ты.., одевайся, одевайся скорее, - зашипел он. - Тут есть другой выход, к лесу. Давай, давай...
      - Жена пришла? - усмехнулась Даша. - Мне-то какое дело? Кто я тебе, чтобы ты меня гнал? Пригласил, а теперь гонишь. Вот буду лежать, назло тебе и твоей жене! Нашел тоже дуру...
      - Ну я прошу, я прошу, иди, иди, - умолял ее Олег, суя ей в лицо трусы и колготки. - Потом поговорим, сейчас не время... Давай, давай...
      - Пошел ты! - крикнула Даша довольно громко. - Одеться-то я могу, но никуда я галопом не побегу. Уйду спокойно, я тебе не вокзальная шлюха...
      - А кто же ты есть? - не выдержал Олег. - Приперлась, понимаешь ли, и права здесь качаешь... Давай, уебывай...
      - Какая грубость! Где же твоя галантность, как ты быстро переменился, шут гороховый...
      Стук тем временем становился все яростнее.
      Таня отчаялась стучать в дверь и подошла к окну комнаты, где предавались любовным утехам Олег с Дашей. Окно было занавешено, и ей не удалось ничего углядеть. Она стала стучать в окно.
      - Все, - обреченно пробубнил Олег. - Теперь ты не сможешь уйти лесом.
      Даша громко расхохоталась:
      - Я что тебе, партизан, лесами уходить? Ох, и мудак же ты, как я погляжу, смотреть тошно. Да и в постели ты полное дерьмо, скажу тебе честно.
      - Заткнись! - завопил Олег, еле сдерживая себя, чтобы не ударить ее.
      - Олег, - крикнула Таня. - Я знаю, что ты с бабой, открывай, все равно теперь!
      Мрачный Олег надел брюки и пошел открывать.
      Таня медленно вошла в комнату, отстраняя рукой дрожавшего Олега, и увидела одевающуюся Дашу.
      - Паскуда! - сквозь зубы процедила она. - Подонок! В такое время... После того, что произошло...
      - Танюша, - пробормотал он. - Я сейчас все тебе объясню. Понимаешь, она тут спрашивала про каких-то Борисовых, а я пригласил ее в дом, чтобы.., чтобы она здесь посидела пока... А я бы...
      Я бы узнал... Вот, - выдохнул он. - А она, она стала приставать ко мне, и разделась. Сама разделась. И в это время, к счастью, пришла ты... Я не открывал, чтобы ты не подумала...
      Звонкий хохот Даши прервал его жалкую речь.
      Она каталась по кровати, корчась от смеха. Еле заметно усмехнулась и Таня. Она подошла к Олегу и отвесила ему звонкую пощечину. Удар был ощутимым, и Олега качнуло в сторону. Таня выпрямила его лицо ударом по другой щеке.
      - Одевайтесь, девушка, и езжайте по своим делам. Нет тут никаких Борисовых. Они живут в доме три только летом. А московского адреса их я не знаю. Все. Сами понимаете, вам здесь находиться не надо.
      - Конечно, конечно, я уйду, - посерьезнела Даша и стала одеваться, не стесняясь присутствия супружеской пары.
      Таня и Олег сидели на стульях, изредка поглядывая на одевающуюся Дашу.
      - Все, я готова! - весело прощебетала Даша. - Я пошла. Удачи вам, дорогие супруги!
      Хлопнула дверь, и Таня с Олегом остались одни.
      - Подбери презерватив с пола, - брезгливо сказала Таня. - Что за манера разбрасывать здесь всякую пакость?
      Олег закрыл руками лицо и покачивался, как китайский болванчик.
      - Пойду чаю попью, - мрачно сказала Таня. - И поеду. Не могу здесь находиться.
      - Таня, прости! - крикнул Олег. - Это все такая случайность! Нелепая случайность, не более.
      - Это наш брак с тобой нелепая случайность, и не более, - парировала Таня. - Я знала всегда, что ты похотливый кобель. Но застать тебя среди бела дня на бабе - такого я от тебя не ожидала.
      Она вышла на кухню, поставила чайник, закурила Вошел Олег, стал суетиться, предлагал пообедать с ним.
      - Я никогда больше не сяду с тобой за один стол, потаскун. Все, Олег. Я подаю на развод.
      И никаких вариантов. Категорически.
      - Таня! Мы же с тобой прожили восемнадцать лет, - взмолился Олег. - И из-за минутной слабости...
      - Ты всегда был мне чужим человеком, Олег.
      А теперь ты предстал передо мной во всей своей красе. Я презираю тебя. Даже чай не буду пить здесь. Все. Я поехала. Оставайся, волоки сюда еще кого-нибудь.
      - Я уеду сам, - вдруг гордо проговорил Олег. - Это не моя дача.
      - Свою дачу вы потеряли из-за распутства твоей мамаши, и еще много чего. Теперь из-за своего распутства ты теряешь меня. О деталях поговорим позже. Я прямо отсюда еду в суд, подаю на развод. Нет, волокита мне ни к чему, я еду к адвокату, нас разведут мигом. Как можно быстрее надо развязать этот безобразный клубок, прекратить этот фарс. Я не желаю быть посмешищем.
      Пока! Я уезжаю. А ты можешь здесь находиться, если пожелаешь. Лучше бы ты не приезжал пока в Москву, нам будет трудно вместе, и с Ниночкой тем более...
      Она встала и вышла из дома, громко хлопнув дверью. Обалдевший Олег чуть не забился в истерике, но вместо этого налил себе большой стакан коньяка и залпом выпил. Потом вышел в сад, долго сидел на скамейке и размышлял о будущем.
      Что будет? Что будет? Ему придется теперь жить с матерью, а это ужасно! А потом менять трехкомнатную квартиру на Профсоюзной. Эта квартира принадлежит ему! Отцовскую квартиру разменяли на трехкомнатную и двухкомнатную.
      В трехкомнатной прописаны Олег, Таня и Нина, двухкомнатная принадлежит матери. Но теща Ольга Федоровна после смерти мужа переехала в однокомнатную квартиру, получив солидную доплату, и эти деньги передала Тане, а значит, и Олегу. И на них они жили, покупали вещи. Так что Таня имеет полное право на его квартиру. Но он-то почему должен жить с матерью? Нет, будет размен, пусть у него будет хоть однокомнатная квартира... Но на что жить? При его зарплате?
      Боже мой, чего он лишился, потеряв Таню с ее приличными заработками! Как же все это гнусно.
      И эту дачу он тоже навсегда потерял! У него теперь ничего нет! Хоть вешайся... И все из-за поганой шлюхи, оказавшейся на их улице! Из-за такой случайности терять все! А дочь? Какими глазами будет смотреть на него дочь?! Он проклинал свою мамашу за то, что из-за нее лишился отцовского наследства, а сам теперь попал в такой же переплет!
      Глава 17
      Инспектор Гусев получил строгий выговор от начальства и был отстранен от ведения дела. Но самый строгий выговор он влепил сам себе. Как он мог не понять, что Виктор Александров, который наверняка не убивал Дорохову, именно для того и признался в убийстве, чтобы попытаться сбежать при проведении следственного эксперимента? А ведь Гусев знал, что Александров служил в десантных войсках, а значит, хорошо владел приемами рукопашного боя. И зачем он взял с собой для сопровождения арестованного этого пацана Сорокина? Александров бы справился с несколькими такими орлами.
      Инспектор Гусев был мастером спорта по пулевой стрельбе и мог убить Александрова. Но когда Александров бежал к лесу, а потом прятался за деревьями, в голове у Гусева была только одна мысль: Александров не виновен, его подставили, и не то что убивать - ранить его он не имеет права. Все же он решился ранить убегавшего в ногу, но тут дрогнула рука - пуля попала в дерево.
      Ну а затем уже Александров проявил свои способности уходить от преследования. А у Гусева именно в этот день разнылась больная нога. Словом, все получилось из рук вон скверно. Когда Гусев и Дрыгин выскочили на дорогу, они увидели вдали иномарку, вроде бы "Вольво" темно-синего цвета. Ехала она медленно, не исключено, что Александров сел в эту машину. Но ни номера, ни даже определенно марки машины Гусев не различил. В поселок эта машина не заезжала, обратно тоже не проехала, видимо, свернула на какую-то проселочную дорогу. Да и вообще, вряд ли водитель иномарки подобрал бы на дороге подозрительного, запыхавшегося мужчину. Так что вполне возможно Александров спрятался в лесу или затаился в какой-нибудь близлежащей деревушке.
      Лес прочесали, но безрезультатно. На Александрова как особо опасного преступника объявили всероссийский розыск. Предупредили его мать и брата, и на всякий случай Гусев позвонил Дорохову - стопроцентную гарантию того, что Александров не убивал Ирину Дорохову и не станет угрожать ее мужу, он не имел.
      Следствие поручили вести Павлу Николаевичу Николаеву. Длинный, сухой Николаев узнал от Константина Гусева подробности дела, о чем-то долго думал.
      - Так... - сказал он наконец. - Звонок с информацией о вечере их одноклассник Арбузов не делал, это факт. Но Александров мог все это придумать.
      - Для чего? Ведь ясно одно - тот, кто ему это сообщил, скорее всего и есть убийца или организатор преступления. Я имею в виду версию, что его подставили.
      - Ну а если его не подставили? - усмехнулся Николаев. - Узнал от кого-нибудь, да от любого из своих друзей об этом дне рождения, приперся выяснять отношения, выпил, озверел, потом переспал с Дороховой и, обезумев от страсти и ревности, застрелил ее. В припадке отчаяния швырнул пистолет под окно и сбежал. Очень все просто, и не надо ничего усложнять.
      - Но я видел по глазам этой Жданьковой, что она знает его.
      - Так она же сказала, что имела с ним связь месяц назад. Значит, знает.
      - Интуиция мне подсказывает, Павел, что этот Александров говорит правду, а вся компания Заславского лжет. И прежде всего сам Заславский, на котором проб негде ставить. И ведь специально приехал сюда, чтобы доложить, что Александров был у него месяц назад и просил помочь убить Дорохову. Что за суета ради какого-то Александрова? Все только для того, чтобы засадить его.
      - Но, с другой стороны, что Заславскому неприметный охранник? Что ему от гибели этой Ирины? Что ему от того, что в убийстве обвинят Александрова?
      - Вот это ты и должен разгадать, - улыбнулся Константин. - Мне не удалось.
      - Уж не нарочно ли ты дал бежать ему? Больно он тебе симпатичен.
      - Да нет, конечно. Но он мне действительно симпатичен. Он честен, принципиален, малоразговорчив. Жизнь у него была нелегкая - служба в Узбекистане в десантных войсках, тюрьма, любовь эта злополучная... Вот кто-то на этой роковой любви и сыграл. Кто только?
      - Ладно, разберемся. Сейчас надо его искать.
      Кстати, с Заславским вполне могли быть знакомы и хозяйка дачи Гриневицкая, и ее муж Лозович. Неподалеку ведь жили...
      - Но какая связь может быть между интеллигентными людьми переводчицей, врачом, сыном известного писателя - и бандюгой Заславским?
      - Ой, Константин, связи бывают самые необычные. Во всяком случае, все это надо тщательно проверить.
      - И вот еще что - когда в дом вошел Заславский, мне показалось, что и Дорохов знает его.
      Больше на его появление никто не отреагировал.
      - И это очень интересно. Обязательно надо проверить, не пересекались ли где судьбы Заславского и Дорохова. Один занимался бизнесом, другой занимается рэкетом, одно с другим всегда связано. Может быть, именно Дорохов решил избавиться от своей неверной жены с помощью Заславского. А подставить решили Александрова, который был всю жизнь влюблен в Ирину, убил из-за нее человека и сидел в одном лагере с Заславским. Отличный, между прочим, вариант.
      И ведь видел же этот свидетель Мухин какого-то человека в саду. Возможно, именно этот человек и застрелил Дорохову. Кстати, я вызвал этого Мухина. Он скоро должен прийти.
      - Работай, Павел, я от дела отстранен, у меня полно всего другого.
      - А зря тебя отстранили. Ты бы мне очень помог.
      - Не нам решать. Все, я поехал, у меня разбойное нападение на магазин. С убийством охранника. Пока.
      - Пока.
      Зазвонил местный телефон.
      - Алло, Николаев. Кто? Мухин по делу Дороховой? Давайте сюда Мухина.
      Вскоре в кабинет вошел мрачный Мухин.
      - Здравствуйте, Петр Петрович. Я теперь буду вести это дело. Меня зовут Павел Николаевич Николаев. Вы говорили моему предшественнику в этом деле, что видели в саду ночью человека небольшого роста в куртке с капюшоном. Вот здесь так написано. Вы сможете подтвердить это на суде?
      - Нет, - глядя в сторону, сказал Петя. - Я точно не уверен. Я был сильно пьян и ночью не протрезвел. Может быть, мне показалось.
      - Но вы уверяли инспектора Гусева, что вы точно видели его.
      - Нет, я не уверен в своих показаниях.
      - Вы можете быть обвинены в лжесвидетельстве, Мухин.
      - Могу. Обвиняйте. Я наплел ему что-то про свои ночные галлюцинации. Теперь я уверен, что этого не было. Так и запишите. Это же я скажу и на суде. Никого в саду не было.
      - Понятно, - задумался Николаев, записав его слова в протокол допроса. - А скажите мне вот что, Мухин: вы кому-нибудь рассказывали об этом человеке в саду? Кроме инспектора Гусева, разумеется.
      - Я-то? Рассказывал... Руслану Бекназарову рассказывал, Гришке Брагину, Таньке Гриневицкой. А что такого? - простодушно спросил Мухин.
      - Да так, ничего... Подпишите здесь и можете быть свободны. Учтите только, Мухин, что от ваших показаний может зависеть судьба человека, вашего одноклассника: быть ему на свободе или загреметь лет на десять-пятнадцать за решетку.
      Как вы думаете, приятно сидеть столько лет за решеткой или нет?
      Мухин молчал.
      - Вам что, угрожал кто-то? - спросил Николаев.
      - Никто мне не угрожал, и никого я не боюсь.
      И никого я не видел. На этом и стою.
      - Стойте, стойте. Все. Счастливо вам...
      "Врет, - твердо понял Николаев. - Человека в саду он видел. Но после его показаний Гусеву кто-то сильно его припугнул. Надо было как следует прощупать этих троих плюс мужа Гриневицкой Лозовича. И ни в коем случае не упускать из виду Дорохова. Это вполне реальная версия.
      Назавтра Николаев вызвал к себе Бекназарова, Брагина и Гриневицкую.
      Глава 18
      - К вам нотариус Леклерк, месье, - провозгласил Жан-Пьер, когда Дорохов пробудился от послеобеденного сна.
      - Что? Леклерк? Ну, так давай одеваться. Он мне позарез нужен.
      - Он ждет вас уже полчаса, месье Жорж.
      - Какого же черта не разбудил меня? Я же говорил...
      - Я не осмелился, месье.
      - Ладно, давай одеваться.
      Жан-Пьер помог старику надеть его широченные велюровые брюки, мягкую рубашку и велюровый пиджак. Повязал шейный платок.
      Вертлявый, с узеньким бледный лицом Леклерк сидел в гостиной и терпеливо ждал.
      - Мое почтение, месье Дорохов, - встал он с места, приветствуя входящего своей грузной походкой старика.
      - Здравствуйте, Леклерк. Ну как, вы узнали, о чем я вас просил?
      - Я все выяснил, месье. Андрей Дорохов, тридцать седьмого года рождения, проживает в Москве в микрорайоне Митино, дом.., квартира...
      Преподает в училище. До недавнего времени занимался бизнесом, имел строительную фирму, но разорился. Недавно у него была убита жена Ирина. Детей нет.
      - Но он еще так молод, ему всего шестьдесят один год, - сказал девяностовосьмилетний старик, тяжело откашливаясь. - Но надо же, убита жена... Как же трагичны судьбы у нас, Дороховых...
      - В России постоянно кого-то убивают, месье. Там криминальная революция.
      - Как же, однако, вы быстро все узнали, Леклерк. Удивляюсь вашей расторопности.
      - Это очень просто при современной технике, месье, я не заслуживаю вашей похвалы.
      - Хорошо, все равно вы молодец. А теперь к делу, Леклерк. Пойдемте ко мне в комнату, чтобы никто не услышал нас, здесь ходит много народу.
      А дело у нас с вами будет секретное. - Он подмигнул Леклерку своим отекшим подслеповатым глазом. - Жан-Пьер, помоги мне дойти до моей комнаты, нет, не до спальни, черт побери, до нижнего кабинета! Идите за нами, Леклерк!
      Они прошли в небольшой уютный кабинет в левой части дома. Там стоял круглый старинный стол и два мягких кресла рядом с ним. По двум стенам комнаты стояли симметрично два шкафа карельской березы. Старинные фолианты с золочеными переплетами украшали эти шкафы. По двум другим стенам висели золоченые бра в виде свечей.
      - Все, Жан-Пьер, идя, и никого ко мне не пускай. Я очень занят. Садитесь, месье Леклерк.
      Леклерк юркнул в огромное кресло, на другое тяжело опустился Дорохов.
      - Итак, Леклерк, составляем завещание. Пишите черновик. Так... Я, Жорж Дорохов, в случае своей смерти завещаю дом в Париже и единовременную выплату в размере ста тысяч франков Жан-Пьеру Жерве. Так.., написали?.. Все остальное имущество, как-то: этот загородный особняк, виллу в Калифорнии, дом в Испании и квартиру в Лондоне завещаю своему племяннику Андрею Дорохову, проживающему в Москве. Кроме того, я завещаю ему все свои предприятия: фабрику, три магазина в Париже и два в Лондоне, а также свои банковские вклады в банках Парижа и Женевы на сумму.., забыл, надо уточнить, ну что-то около десяти миллионов долларов, и ценные бумаги примерно на ту же сумму. Все. Теперь оформите это надлежащим образом, и я подпишу завещание.
      - Вы желаете информировать племянника о вашем решении, месье Дорохов? угодливо спросил Леклерк.
      - Нет, пока не надо. Я еще хочу пожить, а как помру, узнает... Держать это завещание в строгом секрете, вы поняли меня?
      - Месье, это моя работа! - обиделся Леклерк. - Как вы можете напоминать мне об этом?
      - Пошутил, - проворчал старик. - Знаю я вас, крючкотворов. Не сердитесь на меня, сами знаете, что тут творится. Мне самому надо еще входить в наследство сына. Я ведь его единственный наследник, как это ни ужасно, добавил он, откашливаясь.
      - Все это будет оформлено в кратчайшие сроки и для вас совершенно не обременительно.
      - Для меня сейчас все обременительно, Леклерк. Каждое движение. Доживите до моих лет, узнаете.
      - Куда мне до вас, месье Дорохов? Я в свои пятьдесят три имею десятки болезней. А вы имеете шанс попасть в Книгу рекордов Гиннесса как долгожитель.
      - Страсть как мне это нужно... А вообще-то интересно было бы отметить столетний юбилей.
      Но до него без малого два года, я не дотяну, Леклерк... Я чувствую все...
      - Боже мой! Кому бы жаловаться, месье? Вы сами ходите, вы все видите, слышите. У вас железное здоровье, не дай бог сглазить. Моя теща лет на пятнадцать моложе вас, так она не встает с постели и абсолютно ничего не слышит.
      - А как поживает ваша жена, Леклерк? - из вежливости спросил Дорохов.
      - О, моя жена недавно вернулась из России.
      Если вы помните, она переводчица с русского языка, да вы сами давали ей консультации по поводу некоторых трудно переводимых русских оборотов, усмехнулся Леклерк.
      - Да, - поддержал его Дорохов. - В русском языке есть такие словечки, что вам, французам, и не снились. И один черт знает, как их перевести на ваш язык. Ну, и что она рассказывает про Россию?
      - Ничего хорошего, месье. Каждый день взрывы, убийства. Зарождение капитализма в самой грязной, варварской форме.
      - Да, если бы не семнадцатый год, все это произошло бы по-другому, и сейчас мы жили бы не хуже вас, то есть они жили бы не хуже нас, - поправился Дорохов и сам засмеялся своей шутке. Угодливо осклабился и Леклерк.
      Затем он аккуратно составил завещание, и Дорохов подписал его.
      - Все, Леклерк, идите теперь. Я очень устал.
      Эй, Жан-Пьер, где он там? Тьфу ты, я забыл про звонок.
      Он нажал кнопку звонка, и через полминуты в дверях появился Жан-Пьер.
      - Проводи господина Леклерка и отведи меня в спальню. Я так устал, мне надо прилечь. Что мне сегодня так плохо? Какое нынче число?
      - Двадцать третье сентября, месье.
      - Я и сам знаю, что сентября. Еще бы сказал, какой сейчас год. Двадцать третье... Господи, ведь завтра день рождения Клер... Я обычно в этот день езжу в церковь. Но на сей раз вряд ли смогу.
      Машины готовы к поездке, Жан-Пьер?
      - Все ваши машины в идеальном порядке, месье Жорж. Вы можете ехать в церковь на любой.
      - Если я поеду, то, пожалуй, на "Кадиллаке".
      Он солиден и подходит моему возрасту. И цвет его вполне траурный. Хоть на кладбище в нем.
      Кстати, я не дал распоряжений о своих похоронах, Леклерк. Я не знаю, где меня хоронить - на Пер-Лашез, где лежит несчастная Клер, или на русском кладбище в Сен-Женевьев де Буа, где покоятся мои братья по оружию, генерал Дроздовский, например.
      - Что у вас за похоронные настроения, месье, - угодливо проворковал Леклерк.
      - Обычные для моего возраста настроения.
      А то я подумал об имуществе и не подумал о своем теле. Как же мы все, однако, материалистичны... Нет, все же лучше к Клер, мои боевые товарищи простят меня. Учтите это, Леклерк, и ты, Жан-Пьер.
      Леклерк удалился. Жан-Пьер отвел старика в спальню. Но не успел он помочь ему лечь в постель, как сообщили, что пришел инспектор Леруа.
      - Раз пришел, наверное, что-то важное, - сказал Дорохов и велел проводить его в гостиную.
      - Ну, что там у вас? - спросил он инспектора Леруа, входя в комнату.
      - Любопытные сообщения, месье Дорохов, - отвечал Леруа. - Часов в девять вечера у господина Поля в его доме на Елисейских полях побывал какой-то посетитель. Никто из слуг его раньше не видел. По их словам, он иностранец. На вид ему около пятидесяти лет, небольшого роста, полный, немного рябоватое лицо. Он сидел с господином Полем и госпожой Мари около полутора часов и покинул дом где-то в половине одиннадцатого. После его ухода господа Поль и Мари почти сразу легли спать. И это еще не все, месье Дорохов. В спальне, где их нашли мертвыми, было приоткрыто окно. А ночи сейчас довольно холодные, обычно они окон не открывали. На полу в спальне обнаружены отпечатки следов мужских ботинок, сорок первого размера.
      - Интересные дела, - задумался Дорохов. - Вы полагаете, их убили, инспектор Леруа?
      - Полагаю, что да, месье. На их балкон злоумышленник мог влезть по веревочной лестнице, забросив за балконное ограждение железный крюк. Странно, что они так крепко спали, даже не услышали, как вошел неизвестный и сунул им в рот ампулы с цианистым калием, от которых они мгновенно скончались. Необходимо было, чтобы они разгрызли эти ампулы. Осколки ампул были обнаружены. Хотя возможен и другой вариант - яд им закапали в рот, потом положили туда осколки стекла от ампул. Однозначно одно - они так крепко спали, что ничего не почувствовали.
      - Я знал, что мой сын не способен на это, - сдавленным голосом проговорил старик, вытирая огромным платком слезы, выступившие на глазах. Его убили, убили, моего дорогого Поля убили...
      - Возможно, неизвестный подсыпал какое-то снотворное господину Полю и госпоже Мари.
      Но, к сожалению, слуги тщательно вымыли всю посуду после ухода гостя. Оказались слишком чистоплотны.
      - А они что, ужинали с этим человеком? - спросил старик.
      - Да, они пили вино и ужинали. Он хорошо говорил по-французски, но слуги поняли, что он иностранец. По акценту.
      - Но как представился этот человек? Почему его впустили в дом? Поль не принимает у себя черт знает кого.
      - Видите ли, когда этот человек пришел, господин Поль сам вышел навстречу ему и провел его в свою комнату. Он ждал его. А потом они сели обедать в столовой.
      - Так ищите же этого человека! Поднимите на ноги всю полицию! закричал Дорохов. - Убийца моего сына должен быть немедленно найден! Я сам посмотрю в его глаза! На гильотину его!
      - Будем искать, месье Дорохов. Его приметы уже сообщены.
      - Какой сегодня тяжелый день. Все, идите, инспектор. Я устал. Жан-Пьер! Помоги мне! Принеси мне лекарство! Скорее!
      Старик выпил лекарство и откинулся в кресле.
      - Неплохо бы выйти подышать воздухом, - еле слышно проговорил он. Пошли, Жан-Пьер.
      До свидания, инспектор Леруа. Спасибо вам за хлопоты.
      - Что вы, месье, я вам причинил столько страданий своими известиями.
      - Какие страдания?! - закричал Дорохов, привставая в кресле. - Вы принесли мне радость!
      Мой сын погиб как настоящий мужчина, как русский дворянин, сын офицера. Вы там разберетесь, кто убил его и бедную Мари. Ясно одно, он мужчина, а не какая-нибудь истеричка, принявшая яд из-за ерунды! А для меня это самое главное. Спасибо вам за хорошие известия, инспектор Леруа. Дороховы не умирают своей смертью, по крайней мере в периоды великих перемен, в периоды борьбы добра со злом! Зло, разумеется, побеждает, но мы все равно будем до конца бороться за добро!
      Произнеся эту речь, старик закашлялся и ужасно покраснел. Обеспокоенный Жан-Пьер повел его дышать воздухом, а инспектор сел в свой "Пежо" и уехал.
      Дорохов сидел на скамейке в парке и тяжело дышал. Потом он велел выпустить собак. Вид собак, их веселый лай несколько успокоили старика, и он даже немного прошелся по любимой аллее, поддерживаемый Жан-Пьером.
      Потом старика повели пить чай. Раздался телефонный звонок, и Жан-Пьер подошел.
      - Но, месье Леруа, - тихо сказал он, - его нельзя больше тревожить. Он может не выдержать... Что вы говорите? Хорошие новости? Для него и так было немало новостей, вы забываете, как он стар... Я не могу тревожить его, он пьет чай с травами и потихоньку успокаивается.
      - Да что там такое, Жан-Пьер? - крикнул Дорохов.
      - Вас опять инспектор Леруа, - извиняющимся голосом произнес Жан-Пьер. - Он говорит, хорошие новости.
      - Какие хорошие новости могут быть? Ожил мой сын? Тащи сюда телефон.
      - Вы, главное, не волнуйтесь, месье.
      Дорохов взял трубку. На том конце провода послышался оживленный голос инспектора Леруа.
      - Алло, месье Дорохов. Извините меня за беспокойство, но только что мне сообщили: в Булонском лесу найден труп мужчины, очень похожего на того, кто приходил к вашему сыну незадолго до его смерти. Он убит выстрелом в сердце.
      Я счел нужным вам это сообщить. Слуги господина Поля будут приглашены для опознания.
      - Это хорошая новость, действительно хорошая, инспектор. А что при нем было найдено?
      - При нем паспорт на имя гражданина Польши Млынского. Похоже, фальшивый. В нем туристическая виза, он прибыл из Варшавы двадцатого сентября. А в кармане пиджака у него найдена ампула с цианистым калием. Оружия не было, довольно приличная сумма денег - десять тысяч франков. Карточка дешевой гостиницы на Монмартре. Вроде бы все.
      - Спасибо, инспектор. Держите меня в курсе.
      Когда будет проведено опознание?
      - Думаю, завтра утром, месье.
      - Лучше бы сегодня, но ладно, можно и завтра. До свидания.
      Град новостей взволновал старика. Он опять налился кровью, и Жан-Пьер уложил его в постель, напичкав лекарствами.
      Утром позвонил Леруа и сообщил, что слуги уверенно опознали в убитом того человека, который приходил к месье Полю. Отпечатки его пальцев были обнаружены на оконных рамах спальни Поля и Мари. Убитый носил обувь сорок первого размера, и именно его следы были в комнате погибших. Все было предельно ясно, кроме одного - почему Поль впустил его и ужинал с ним, и почему этот Млынский убил Поля и Мари.
      Глава 19
      - Слушай меня внимательно, Олег, - говорила Таня, ходя по комнате их московской квартиры. Олег сидел с потерянным видом на диване и собачьими глазами смотрел на нее. - Ты даешь мне развод. Немедленный. Сам понимаешь, после такого мы жить вместе не будем. Ты пока останешься в этой квартире, я ни слова не говорю Нине о твоих похождениях, мы скажем ей, что просто разлюбили друг друга и поэтому расходимся. Потом я помогу тебе в размене этой квартиры. Больше того, я знаю, что на твою зарплату жить невозможно, я обещаю тебе материальную помощь. Единовременную, а может быть, и регулярную, это будет зависеть от ряда обстоятельств. Главное, чтобы ты не препятствовал нашему разводу. Я нашла адвоката, он за определенную сумму, которую я ему заплачу, оформит наш с тобой развод в течение двух недель. Но это мои проблемы. У тебя одна - не препятствовать мне. Ты согласен со мной?
      - Мне кажется, мы еще могли бы помириться, - пролепетал Олег. - Годы прожитой жизни должны перевесить минутную слабость.
      - Ах ты, боже мой! - крикнула Таня. - О чем ты говоришь, идиот? Какая там минутная слабость? Мы совершенно чужие люди, ты абсолютно не удовлетворяешь меня ни в каком смысле!
      Я не люблю тебя, понимаешь ты это? Мне только сорок лет, и я хочу начать свою жизнь с нуля.
      Потом будет поздно. Кстати, и ты можешь начать новую жизнь - можешь жениться наконец на молодой девушке, которых ты так обожаешь, вроде той Даши с длинными ногами. А я хочу жить по-другому. И никто мне не помешает развестись с тобой, твое несогласие только оттянет дело, а не отменит его. Кому нужны эти месяцы ожидания, эта волокита, раз все равно вопрос решен. Но если ты будешь препятствовать мне и оттягивать бракоразводный процесс, ты ничего от меня не получишь, ты тогда разозлишь меня окончательно.
      - А как же Нина?
      - Нине девятнадцатый год, и тебе не надо беспокоиться о ней. Я сама о ней побеспокоюсь.
      Ты будешь с ней встречаться столько, сколько найдешь нужным. В конце концов, она сама скоро отделится от нас. Это вовсе не проблема, Олег.
      Проблема только в тебе. Так что выбирай - или полное согласие и моя поддержка, или твой отказ и моя борьба с тобой. Понял? Решай. А развод все равно будет, хочешь ты этого или нет.
      - И сколько времени ты мне даешь на раздумья?
      - Думай до вечера, не больше. Люди уже подключены, наш с тобой развод уже в процессе.
      Тебе, собственно, и нечего думать, только не мешать, и все. Никуда не обращаться с апелляциями. Через две недели мы получим документ, в котором нас признают разведенными, а может быть, и раньше.
      - Как же, однако, теперь это быстро делается.
      - Быстро, быстро делается, - усмехнулась Таня. - Все для блага человека.
      - И сколько же стоят такие блага? - ехидно спросил Олег.
      - Дорого стоят. Тебе не по карману, - заметила Таня.
      - А тебе по карману?
      - А мне по карману.
      - Ты что, нашла себе какого-нибудь "нового русского"?
      - Может быть, и так.
      - Вот это уже понятно. Воспользовалась моментом?
      - Каждый должен пользоваться моментом.
      На том стоит жизнь.
      - А ты цинична, однако. Раньше ты такой не была.
      - Раньше я моталась по редакциям в поисках грошовых гонораров, чтобы кормить тебя и обеспечивать тебе спокойную жизнь. А ты думал о том, устраивает меня такая жизнь или нет? Ты всю жизнь думал только о себе, о своем покое, о своей сытости. И дальше не беспокойся, будет тебе покой, будет тебе сытость. Если не наделаешь глупостей.
      - Ты вроде бы угрожаешь мне?
      - Может, и так. Предупреждаю. Какая тебе разница, когда произойдет наш развод, через две недели или через полгода. Ты только выиграешь от быстрейшего разрешения этих проблем.
      - А ты?
      - Ну и я, разумеется. Не для твоего же блага я все это делаю.
      - А сволочь ты, однако, Татьяна, - заметил Олег.
      - Не большая сволочь, чем ты и твоя мамаша.
      На вашей совести гибель отца, достойного человека. Кстати, за границей напечатали его роман.
      Одна моя знакомая читала - говорит, потрясающее что-то. А вы и не знали, что он между монументальными трудами о строительстве коммунизма писал что-то выдающееся.
      - Ну почему? Я всегда знал, что отец гораздо выше своих произведений.
      - Он приводит в этом романе потрясающие факты. Роман художественно-документальный, там вся история нашей страны в миниатюре, в том числе многое о писательской братии, об их предательствах, жутких подлостях, доносах... Писал в стол, а вот теперь.., напечатан.
      - Надо бы достать, - вяло проговорил Олег.
      - Достанем, - уверенно сказала Таня.
      - А о чем тебя вчера спрашивал этот новый следователь? Меня он вызывает завтра.
      - О чем? Все о том же. Есть у него сомнения в виновности Виктора, я так полагаю. В этом направлении он и будет спрашивать тебя. А я, например, в том, что Ирину убил Виктор, ни секунды не сомневаюсь. Ты тоже?
      - Разумеется. Иначе зачем ему надо было бежать из-под стражи?
      - Конечно. Ладно, Олег, мы с тобой договорились насчет развода? Ты не будешь мне мешать?
      - Да, наверное, нет. Сил у меня нет с тобой бороться.
      - Вот и хорошо. Ладно, я поехала. Нине пока ничего не говори. Я сама ей скажу, когда сочту нужным. А ты можешь ехать спокойно на дачу и догуливать там свой отпуск, начавшийся так неудачно.
      - Замечательный отдых, - скривился Олег. - Что я буду делать на твоей проклятой даче?
      - Теперь она стала уже проклятой? - засмеялась Таня. - Еще позавчера тебе было там так сладко... Занимайся, чем занимался. Или хочешь вот что? Я куплю тебе путевку в Анталию, езжай, позагорай, там еще очень тепло. Я серьезно.
      - А что, - потянулся Олег. - Где наша не пропадала... Можно и позагорать. Истинно, пир во время чумы.
      - Ну все, ты у меня молодец! - улыбнулась Таня. - Завтра езжай за путевкой. Отдохнешь классно. Приедешь - а мы уже с тобой хорошие знакомые, добрые друзья. А до поездки только подпись свою поставишь, где нужно. Ладно, я поехала.
      ...Через два часа Таня сидела в квартире Дорохова. Они пили на кухне чай с вареньем, курили, болтали обо всем понемногу. Таня удивлялась, как быстро Дорохов отошел от своего горя. Он убрал все вещи Ирины с глаз долой, только ее огромная фотография напоминала им о ее недавнем присутствии в этом доме.
      - Мне стыдно перед ней, Андрей, я не могу глядеть ей в глаза. Она мертва, а мы так счастливы... Я, по крайней мере. Я никого так не любила, как тебя... Ты удивительный человек...
      - Ирка была женщиной очень доброй, хоть и не безупречного поведения. Она очень любила жизнь во всех ее проявлениях. И я думаю, она простила бы меня и тебя. Я вот что хотел сказать тебе, Таня... Если бы ты не была замужем...
      Я бы...Я...
      - Что ты хочешь сказать, Андрей? - прошептала Таня еле слышно.
      - Я бы предложил тебе выйти за меня замуж.
      Я люблю тебя.
      - Да ты что? - округлила глаза Таня, нервно стала закуривать сигарету.
      - Да, да, я одинок, у меня никого нет. Я бы хотел быть с тобой. Только что я могу дать тебе, молодой, красивой, я, разорившийся, потерянный человек? Эту конуру в панельном доме?
      Свои шестьсот рублей зарплаты? Да и то меня, видимо, скоро уволят за прогулы, и я буду получать пенсию рублей четыреста. Устроила бы тебя такая жизнь?
      - Устроила бы, - тихо сказала Таня. - Потому что ты прекрасный человек. Я никогда не встречала таких, как ты, умных, добрых...
      - Так что ты думаешь о моем предложении?
      - Что я могу думать, Андрей? Я замужем, у нас взрослая дочь...
      - Вот именно, взрослая.
      - Не знаю, Андрей. Твое предложение так неожиданно. Я сейчас не хочу ни о чем думать. Мне хорошо с тобой, мне очень хорошо, и я хочу жить сегодняшним днем.
      - Но мне седьмой десяток. Я должен думать и о завтрашнем дне тоже. Ты должна быть со мной...
      - Как мы все это устроим? - задумалась Таня, затягиваясь сигаретой.
      - Все можно устроить, было бы желание.
      - А желание, конечно, есть, - улыбнулась Таня и поцеловала его в щеку. Потом крепко обняла его за шею и села к нему на колени. Он сильно прижал ее к себе, словно хотел раздавить.
      - Осторожно, ты сломаешь мне позвоночник, - засмеялась она.
      - Запросто, - улыбнулся Дорохов. - Переломал бы всю, съел бы всю тебя.
      - Вот этого не надо, я вся прокуренная. Лучше сделай со мной что-нибудь другое.
      - Все, что ты захочешь. Я сегодня в замечательной форме, и силы в себе ощущаю необъятные.
      Он взял ее на руки и понес в комнату.
      Глава 20
      На следующий день Лозович не приехал. Ночью Виктор спал как убитый, жуткая усталость, чудовищное напряжение последних дней дали себя знать. Он нашел в холодильнике Лозовича несколько бутылок пива, выпил одну, разогрел себе тушенки с картошкой, поел и почувствовал, что адски хочет спать. Он пошел в дальнюю комнату, расстелил себе постель и взял толстый роман в мягком переплете, изданный французским издательством ИМКА-Пресс. Сначала он пролистал его и понял, что роман очень интересный, одни фамилии, названные в нем, стоили немалого. Но, начав читать, он одолел три страницы, уронил роман на пол и захрапел, не выключая ночника. Среди ночи проснулся, выключил ночник и снова заснул. Теперь уже до утра.
      Проснулся довольно рано - было еще темно.
      Включил ночник и стал читать роман. Теперь уже не мог от него оторваться. Он читал всякое в последние годы, особенно в годы так называемой "перестройки", когда стали обнародоваться прискорбные факты из истории нашего Отечества, но такого он не читал никогда. Он узнал потрясающие факты из жизни людей, которые с детства казались ему образцами добродетели и порядочности. Воистину, зажиточная жизнь давалась этим людям не задаром они за это продали душу дьяволу и жили в чудовищной грязи. Как можно было так жить? И делать вид, что все пристойно, благочинно, писать глупые романы и стихи, выступать по радио, сидеть в президиумах.
      Или делать вид, что ничего не понимают. Они кажутся дураками, когда читаешь их произведения, но они дураками не были, за редкими исключениями. Они просто боролись за свое существование. И не хотели кончить жизнь в подвалах НКВД или в последующие годы в психушке, да на худой конец в вынужденной эмиграции либо влачить полуголодное существование. Кусок хлеба с маслом давался за подлость, кусок хлеба с маслом и икрой за большую подлость. Особенно потрясло в этом романе, как маститый прозаик подкладывал свою жену-красавицу под Берию, а при встрече Берия снисходительно похлопывал его по щеке и обещал протекцию. А жена потом лечилась от сифилиса, и прозаик доставал ей дефицитные лекарства. Или поведение известного поэта, обозленного успехом собрата по перу: получив в подарок от "товарища" избранное в трех томах, великолепно изданное, он накатал в НКВД "телегу" на него, подробно изложив его приватные разговоры, в частности, его мнение о нравственности товарища Сталина и других вождей. Собрата по перу арестовали, пытали и расстреляли, жену его посадили в лагерь, квартиру конфисковали. А поэт здравствует и по сей день. Да на каждой странице романа было что-то интересное: например, как вождь союзной республики заставлял престарелого поэта по команде сесть-встать, сесть-встать. Да и напоминание о судилище над Пастернаком тоже было не лишним, многие успели забыть выраженьица Солоухина о "выеденном яйце" и "выжатом лимоне", или Семичастного, обозвавшего Пастернака свиньей, хотя сам был куда более похож на это очаровательное животное. Виктор не мог оторваться от романа. Панорама человеческой гнусности открылась перед ним, за парадной вывеской "инженеры человеческих душ" скрывали шакалью сущность. Все строилось на предательстве и подлости. Личная выгода - превыше всего, какая бы власть ни была - царь, большевики, демократы, просто воры, - самое главное, чтобы тебе было хорошо и уютно. Чтобы печатали, платили и не сажали.
      А между делом можно подпустить и о нравственности.
      Виктор уже в одиннадцатом часу стал завтракать. У Лозовича нашелся молотый кофе, он очень взбодрил Виктора. За окном был туманный сентябрьский день. Занавески он раздвигать не стал, вел себя тихо. Позавтракал и продолжил чтение.
      Роман настраивал на борьбу. Нет, он не сдастся в угоду тем, кто организовал это убийство и свалил все на него. Он во что бы то ни стало найдет подлинного убийцу Ирки и отдаст его в руки правосудия. А его пусть судят за хранение оружия, за побег из-под стражи. Но только не за убийство любимой женщины.
      Здесь, на природе, в одиночестве, он особенно остро стал ощущать эту потерю. Ирка представала перед ним как живая. "Я виновата перед тобой, Вить, - плакала она в ту роковую ночь. - Я знаю, только ты меня любил и любишь по-настоящему". - "А как же твой муж?" - спросил тогда Виктор. "Трудно сказать. Наверное, он тоже, но у него есть много чего, помимо меня, он всегда был очень занят, когда он занимался бизнесом, я его практически не видела. Он приходил домой за полночь, а уходил рано утром. Иногда мы виделись по воскресеньям, ездили куда-нибудь. Но он был такой усталый, замотанный, ему было не до меня". - "Но ты, наверное, тоже время проводила не дома у плиты". - "Да нет, конечно, - засмеялась она. - Я погуляла тоже неплохо, врать не буду. И тачка была крутая, и шмотки лучше не придумаешь, и мир посмотрела с ним и без него, и мужики были, разумеется. Немало. Но мне чего-то постоянно не хватало в жизни. Я знаю чего - такого преданного человека, как ты. Для которого я - это главное, а все остальное - чепуха". И, вдохновленный ее словами, он овладел ею, был неутомим в ту ночь, и она стонала от наслаждения, а он зажимал ей рот рукой. Ему тогда казалось, будто кто-то стоит за дверью и слушает, что у них происходит, ему почудились легкие шаги. А потом она твердо сказала: "Я замужем. Вить. Нельзя давать повод. Иди.
      Не в последний раз видимся". И он ушел, сначала в комнату, надел пиджак, потом пошел за плащом. И опять он чувствовал на себе тяжелый напряженный взгляд... Теперь он не мог отделаться от мысли: ведь кто-то в доме подстроил всю эту провокацию, кто-то организовал убийство Ирки.
      И все было сделано так, чтобы подумали на него.
      Виктор покурил на кухне, а потом опять принялся за роман. Но теперь уже не читалось. Как же, однако, странно, что писатель Игорь Лозович - отец и его командира Владимира, и Таниного мужа Олега. Какие разные люди - волевой, красивый, сильный Владимир и рыхлый, аморфный Олег, съевший тогда за столом неимоверное количество всякой жрачки. А Владимир в Термезе порой довольствовался одним зеленым чаем и узбекской сухой лепешкой. И был мобилен и бодр. Эх, приехал бы он сегодня, глядишь, за разговором они бы и разобрались во всех этих загадках.
      Виктору становилось одиноко и тоскливо. Он начинал и здесь себя чувствовать, как в тюрьме.
      Человек быстро ко всему привыкает, ведь еще вчера он парился в душегубке в "Матросской тишине". Здесь было тепло и уютно, но сидеть одному со своими переживаниями... Не с кем поделиться мыслями, не с кем посоветоваться...
      Так и прошел целый день. Никто к Лозовичу не наведался, день был будний, дачи пустовали.
      Иногда Виктор глядел за окно сквозь занавески - проходили какие-то люди, шли медленно, неторопливо. У всех своя жизнь, свои заботы...
      Уставший от безделья, он рано лег спать. И чем больше спал, тем больше хотелось спать еще...
      Лозович приехал только на следующий день часов в двенадцать. Виктор услышал шум его машины и прильнул к окну. Потом поворот ключа в замке.
      - Жив, ефрейтор?! - крикнул Лозович. - Где ты там? Здорово! Не скучаешь?
      - За таким романом не скучно, товарищ полковник. Круто написал ваш покойный батюшка...
      Читать жутко...
      - То-то, знай наших, - смеялся Лозович. - Давай пожрем, я свинины привез из ресторана, шашлычки на дворе жарить нельзя, чтобы тебя не увидели, так мы и на сковородке их быстро сделаем. Сейчас я тебя накормлю по высшему разряду, чтобы ты не думал, будто я только кости дробить умею да зубы выбивать. Парная свинина, за десять минут пожарится, вот тут капустка квашеная малосольная, оливки, китайский салат, ну а тебе, ефрейтор, только хлеба порезать да пиво открыть. Сумеешь?
      - Так точно, товарищ старший лейтенант, то есть полковник! - воспрянул духом Виктор. Как же умел Лозович поднимать людям настроение!
      С ним ничего не было страшно.
      Они вкусно пообедали, попили пива. Свинина, пожаренная Лозовичем, таяла во рту. За едой Лозович сказал:
      - События тут были, ефрейтор, интересные.
      На Хованском, когда Ирину хоронили, произошел взрыв совсем неподалеку от них. И погибла мать Ирины. Она была пьяная, пила прямо на могиле. Там могло бы из ваших знакомых и больше погибнуть, но они все как-то быстро оттуда ушли. Случайность это или нет, но факт - больше никто не пострадал. А на той могиле столько трупов, раненых - мне директор кладбища рассказывал.
      - Вот это да... Верно, мамаша ее здорово пила, особенно после смерти мужа. Тот-то на улице прямо околел, около помойки, как собака.
      - Бог с ними, господь их простит, ефрейтор.
      Дальше слушай. На следующий день после похорон я видел в своем ресторане твою одноклассницу и жену моего брата по отцу Таню. А с ней был знаешь кто?
      - Кто?
      - Муж твоей Ирины усопшей, Андрей Дорохов. Я его видел раньше, он бывал у меня в ресторане. Мне говорили люди, ко мне народ ходит избранный, все про всех знают, так вот, мне говорили, показывали - это Андрей Дорохов, сын командарма второго ранга Андрея Дорохова, расстрелянного в тридцать девятом. А ты рассказывал мне в машине, что Ирина была замужем за бывшим бизнесменом Андреем Андреевичем Дороховым, который тебя обвиняет в убийстве его жены и смотрит на тебя ненавидящими глазами.
      Ну, я поначалу не сопоставил, уж больно много ты имен всяких называл, а как увидел их вместе, сразу понял - тот это самый Дорохов и есть.
      И на другой день после похорон в компании нашей дорогой Танюшки.
      - А что вы так про нее? Не в ладах с ней? - напрягся Виктор. - Ну, пришли в ресторан помянуть его жену и ее одноклассницу? Что в этом особенного?
      - В этом, ефрейтор, ничего особенного нет.
      Хотя странно после похорон жены наедине с другой женщиной сидеть в ресторане. И вообще эта женщина очень любит после чьих-то похорон сидеть с мужчинами в ресторане.
      Виктор вытаращил глаза на командира. А тот спокойно дожевывал свинину, запивая ее крепчайшим чешским "Дипломатом".
      - Она меня пригласила в ресторан Дома литераторов в восьмидесятом году, после гибели моего отца. Поначалу вела себя прилично, скромно, но потом призналась мне, что любила не Олега, а моего отца, а теперь ее любовь перешла на меня, так как я очень, мол, на Игоря Дмитриевича похож. Но она не в моем вкусе, ефрейтор.
      Я человек старых нравов, эмансипированные крутые бабенки мне не по душе. Мне куда приятнее с моей располневшей домашней Любкой. Вот и отшил я красавицу.
      - Вообще-то Танька не такая уж эмансипированная крутая бабенка, как вы говорите. В восьмом классе, я помню, она была такая строгая, тихая. Мы дружили с ней...
      - Вы с ней дружили? Ты мне об этом не говорил.
      - Ну, я же не мог в машине рассказать всю свою биографию и биографии моих одноклассников. Дружили мы с ней в восьмом классе, потом пришла Ирка, и я влюбился в нее. Таня поначалу обижалась, а потом мы помирились, стали друзьями.
      - Может быть, может быть... А что касается того, какой она была в восьмом классе, это ни о чем не говорит, ты бы еще вспомнил, какова она была в пеленках.
      - А вы что, подозреваете ее в чем-то?
      - Да нет у меня оснований ее в чем-то подозревать. Что она не любит моего нелепого брата, так это неудивительно. Что ей мог нравиться мой красавец-отец, тоже вполне реально. Вышла замуж за Олега, потом влюбилась в его отца, а затем, увидев меня, действительно похожего на отца, полюбила и меня. Все это вполне нормально. Только в ее доме убийство произошло. И тебя в нем обвиняют. Это вот удивительно. А Дорохов? Что ей этот Дорохов? Пожилой человек, денег нет, машины нет, квартира однокомнатная, как ты рассказываешь. Просто зашли в ресторан, и все. Просто.
      - Нет, вы о чем-то догадываетесь. И скрываете от меня.
      - Я нащупываю нить, ефрейтор. Налить тебе пива? Пей и расслабляйся.
      - Чего расслабляться? Меня ищут, Владимир Игоревич. Меня в убийстве обвиняют. В убийстве Ирки Чижик, понимаете?!
      - Пока тебе дергаться не нужно. А нужно именно расслабляться. До допустимых пределов, разумеется. Пьяных рож мне здесь не надо, да и запасов таких нет. Надо находиться в умеренном, взвешенном состоянии. Сейчас идет бой, понимаешь? Впрочем, ты не участвовал в боях, а у меня их столько было... Собраться надо, а не впадать в панику, сконцентрироваться на враге, понять, что это враг. И добить его...
      - Кого добивать-то?
      - Тупой ты, однако, ефрейтор Александров! - разозлился Лозович. Прежде всего твой заклятый враг - этот бандюган Серж Заславский. Он все организовал, именно он. Или на равных началах с кем-то из ваших. Кто мог быть знаком с ним из ваших гостей?
      - Я не знаю. Я же говорил, только Дорохов среагировал на его появление.
      - Вот. Возможен такой вариант - убийство Ирины затеял Дорохов, будучи знаком с Заславским. Может быть, у него с этой Татьяной старый роман, и они хотят пожениться, она женщина обеспеченная, хорошо зарабатывает, вот он и хочет к ней под крылышко. К тому же очень интересная женщина, бывают такие, которые именно к сорока годам расцветают, соком наливаются. А она стала гораздо интереснее, чем была в двадцать с небольшим, когда мы с ней пили водку в ЦДЛ и беседовали о любви. Так вот, он решил избавиться от надоевшей жены с небезупречным поведением и жениться на Татьяне. Он и позвонил тебе, предупредив, что его не будет, а Ирина будет. Ты пошел к Заславскому, оттуда отправился к Тане. Посидели, выпили, пошли спать. Тебя увидели у двери Ирины, нормально - все видели. Ты переспал с Ириной, пошел опять к Заславскому. Там тебе подсыпали этот транквизин, я вспомнил, как он называется, ты отрубился, сунули в руку пистолет, потом в тряпочке его отнесли к Тане, тебе дали антитранквизин, ты воскрес и поехал домой. За это время кто-то вошел в дом, застрелил из этого пистолета Ирину, подбросил пистолет под окно и ушел. А все дрыхли как убитые, накачанные опять же этим транквизином.
      Проснулись - а Ирина уже в раю, менты - сразу за Дороховым и за тобой. Дорохов на тебя волком смотрит, а как же ему еще смотреть на предполагаемого убийцу его дорогой супруги? Привозят Заславского, Дорохов дергается, но берет себя в руки. Заславский говорит, что не видел тебя с восьмидесятых годов, но на следующий день соображает, что ты можешь описать его особнячок в три этажа, в котором ты якобы не был, и делает великолепный ход - сам приезжает в МУР, говорит, что ты у него был, просил содействия в убийстве Ирины. Логично? Дорохов остается вдовцом и закидывает сети нашей красавице Танюшке.
      Как, пойдет такой вариант, ефрейтор Александров?
      Виктор задумался, выслушав красноречивое выступление командира.
      - Что-то не сходится, Владимир Игоревич.
      - Ну? А что именно? - приподнялся Лозович.
      - Во-первых, кто подсыпал транквизин этот, если организатора убийства Дорохова в доме не было? А во-вторых, зачем Заславскому, ворочающему сотнями тысяч долларов, впрягаться в эту историю? Чтобы помочь разорившемуся Дорохову? Вряд ли.
      - Ну, вот видишь, ты здесь подышал сквозь форточку свежим воздухом, хорошо покушал и выпил хорошего пива, и сразу мысли зашевелились в твоей голове. В "Матросской тишине" думается хуже, согласен со мной?
      - Куда уж там думаться? Вонь, духота, мат...
      - Выходит, ты молодец, что сбежал из-под стражи. Значит, я своих солдатиков неплохо учил, раз они на такое способны. Но парадоксальное решение может быть и в таком варианте. Допустим, Заславский за что-то хочет отблагодарить Дорохова, или хочет от него что-то поиметь. Ну а транквизин могла подсыпать всем и сама Ирина.
      Скажем, для своих каких-то целей, чтобы никто, например, не слышал, как ты зайдешь к ней. Дурацкий вывод, но вывод...
      - Это как-то через.., одно место, товарищ полковник, - криво усмехнулся Виктор.
      - Кому было удобнее всех подсыпать снадобье гостям? Как ты полагаешь?
      - Полагаю, хозяевам.
      - Так. Либо Таня, либо мой братец Олег. Его тоже нельзя сбрасывать со счетов. И знакомы с Заславским могли быть они оба, в конце концов, недалеко друг от друга жили. Но Олегу-то зачем это, тут я пас...
      - Да и Татьяне зачем? Чтобы угробить Ирку из-за старой ревности? И меня подставить...
      А потом сойтись с разорившимся Дороховым...
      - Ну, тут надо бы проверить, действительно ли он разорился... Возможен сговор Татьяны, Дорохова и Заславского. Может быть, Татьяна и не знакома с Заславским, а Дорохов с ним связан, и тот помог ему все это устроить.
      - Вот это, кстати, запросто, - призадумался Виктор.
      - Во всяком случае, нам надо выяснить все о Дорохове, до мельчайших деталей. И это моя задача, раз уж я взялся помогать тебе. Дорохов, безусловно, здесь играет важную роль. Как ни поверни, все вращается вокруг него. Есть у меня старые связи, попробую через них...
      - А мне чего делать?
      - Тебе что? Сидеть тут пока. Как выйдешь, упрячут тебя снова за решетку, и вытащить тебя оттуда будет очень непросто. Читать книги, думать... Жрать, пить, курить, я вот тебе сигарет привез.
      - Спасибо. Жаль, конечно, что я сам не могу ничего выяснить. И ваши, наверное, на днях на дачу приедут.
      - Мать не приедет, я тебе уже объяснял, а жену и дочь я тоже просил пока не ездить. Они умные, понимают: раз я говорю - значит, ездить не надо. Да дочери и некогда - работает на телевидении, день и ночь там пропадает. Давали у них материал про взрыв на Хованском, я потом туда и поехал. Поболтал с директором, потом потолокся у могил, поговорил с тамошними бабками. Так вот одна сказала, что незадолго до взрыва к группе, хоронившей Ирину, подбежал человек, стал дергать одного из них за рукав и чуть не силой увел с кладбища. За ним и другие пошли.
      - А кого дергал-то? - насторожился Виктор.
      - Как кого? Неутешного вдовца, Андрея Андреевича! Если бы не этот человечек, разлетелся бы наш вдовец и остальные, пришедшие на кладбище, на кусочки. Ну а кто там был из ваших, этого я, понятно, не знаю. Была ли там Татьяна или нет, понятия не имею. Факт, что, кроме Ирининой матери, никто не пострадал.
      - Да, занятно, - пробормотал Виктор.
      - Занятно, дальше некуда... И вот что я тебе хотел поведать, ефрейтор, раз уж разговор так далеко зашел. Тогда, в восьмидесятом году, мне позвонил какой-то мужчина и сказал, что мой отец погиб не своей смертью, - он видел, собирая грибы в лесу, что на дороге его "Волгу" подрезала другая "Волга", он на большой скорости полетел в кювет, и машина взорвалась. И не поймешь, то ли предупреждал об опасности, то ли угрожал.
      Говорил, что двое с пистолетами вышли из "Волги", поглядели, как машина горит, и уехали. А у вас, говорит, - семья, дочь маленькая, побереглись бы, говорит. Чего беречься, так я и не понял.
      - А кому была выгодна смерть вашего отца?
      - Да многим... Может быть, кто-то из "инженеров человеческих душ" прознал про романприговор, который он тайком пишет на даче. Ну а если о материальной стороне дела, так, безусловно, жене отца Эльвире, сыну Олегу и снохе Татьяне. Отец был очень обеспеченным человеком, на его счетах лежало около ста пятидесяти тысяч рублей - это огромные деньги по тем временам. И грядущие гонорары. Мы еще получили с матерью тысяч сто с лишним, потом все это постепенно иссякало, и наконец его совсем перестали печатать. Вплоть до этого романа, за который я недавно получил очень приличную сумму.
      Ею и хотел поделиться с братом, когда так удачно встретил на лесной дороге своего бравого ефрейтора.
      - Вы хотите сказать, эти люди могли подстроить аварию? Неужели они на такое способны?
      - Люди порой способны на такое, чего от них никак ожидать нельзя. А отец подписал завещание на нас с матерью только в день своей смерти, что его побудило это сделать, мы точно не знаем.
      Так что подозревать в убийстве можно было бы мою мать. Ей это было очень на руку. Отец звонил матери в тот день, сильно раздраженный, и сказал только, что Эльвира - сучка. Видимо, с любовником ее застукал, я так полагаю. Факт, что Олег нас с матерью в преднамеренном убийстве не подозревает. Я-то вообще в Афгане был, а мать... Моя мать - организатор погони и взрыва машины... - Владимир громко расхохотался. - Обалдеть можно... - Отсмеявшись, он продолжил:
      - Так что до этого дня и составленного им завещания именно в интересах этих людей было убить отца. Хотя зачем им это? Они и так прекрасно жили, всем пользовались, отец был еще не стар, он не дожил полмесяца до шестидесятилетия, он бы еще столько написал, столько денег мог получить... Не знаю, темная история. Как с его гибелью, так и со звонком этим телефонным... Ладно, ефрейтор, давай покурим да я потихоньку поеду. Своих дел выше крыши, да и твоими придется заниматься.
      - Спасибо вам, - пробормотал Виктор. - Не первый раз вы меня спасаете.
      - А чего тебя не спасать? Ты хороший парень, только уж больно невезучий. Бывают такие невезучие. А кто-то еще и пользуется этим.
      - Я пока не представляю, как вы сумеете мне помочь? Я бежал из-под стражи, значит, чуть ли не виновным себя признал. Что теперь можно сделать?
      - Если доказать твою невиновность в убийстве, все остальное вполне решаемо, - твердо произнес Лозович, пуская клубы дыма.
      Глава 21
      Прошло две недели. Наступил октябрь, стало холоднее, зачастили дожди. В последних числах сентября Олег Лозович уехал отдыхать в Анталию, весьма довольный этим обстоятельством.
      События последних дней выбили его из колеи, и предложение Тани он принял с удовольствием.
      Тем временем Таня получила бумагу, в которой было зафиксировано, что ее с брак с гражданином Лозовичем Олегом Игоревичем 1959 года рождения расторгнут. С этим радостным известием она помчалась к Дорохову.
      - Все, Андрей! - крикнула она с порога, швыряя сумку на тумбочку. - Я свободна! Мы с Олегом Игоревичем теперь просто товарищи!
      - Таня! Молодец! Как это ты так быстро, ума не приложу.
      - Связи, Андрей, связи. Ну, и согласие Олега, разумеется. Если бы он начал возражать, дело бы затянулось. Но он все подписал и умчался загорать в Анталию. Теперь ему тепло и солнечно. Не то что нам с тобой. Погляди, какой кошмар за окном.
      - Я знаю, сам недавно пришел. Промок до нитки.
      - Сейчас мы с тобой погреемся! Я принесла коньяк. Выпьем за мою свободу!
      Дорохов поцеловал ее, провел в комнату. Теперь в этой квартире были и вещи Тани - халат, домашние брюки, туалетные принадлежности, смена белья. Она частенько оставалась здесь ночевать. Нине же говорила, что едет на дачу, чтобы там посидеть над срочным переводом. Та верила, занятая собственными делами. Но разговор с ней назревал, надо было все ей объяснить. Пока Таня на это не решалась.
      - Итак, за мою свободу! - провозгласила Таня, уже переодетая в домашнее. - Поздравь меня, Андрей.
      - Поздравляю, - поднял он свою рюмку. - И что мы будем с этой твоей свободой делать?
      - А ты как считаешь?
      - Я же сказал, я хочу жениться на тебе. Только как-то неловко, все-таки только что Ирка погибла. Что люди скажут?
      - Тебе очень важно мнение каких-то там людей? - Танино возбуждение сразу поутихло.
      - В принципе нет, но...
      - Андрей, ты же сам сделал мне предложение.
      Я тебе не навязывалась, - обиделась Таня.
      - Да что ты, что ты! Просто, я думаю, надо немного подождать. Ну, совсем немного...
      - Ладно, - согласилась Таня, снова улыбаясь. - Раз ты так хочешь, давай подождем. Куда нам спешить?
      - Вот именно, куда нам спешить? Мы теперь всегда будем вместе.
      - Я бы сейчас знаешь, что сделала, - сказала Таня. - Взяла бы отпуск, и махнули бы мы с тобой ко мне на дачу. Пожили бы одни, ни с кем не встречаясь. Как ты думаешь?
      - Но у меня тоже работа, какая-никакая. Две недели мне и так дали погулять, но теперь-то...
      - Договоримся. Разберемся с твоей работой.
      Я вообще думаю, что тебе не надо работать. Я буду обеспечивать тебя.
      - Да что ты? Так не бывает. На такое я не пойду.
      - Андрей, я в последнее время получила столько денег, на что они мне? А твоя работа только отнимает тебя у меня, я хочу быть с тобой все время, неужели ты этого не понимаешь? Ну, была бы эта работа такая уж увлекательная... А то...
      - В принципе мне эта работа нравится. Платят только мало. А так общаюсь с молодежью, читаю лекции, это меня оживляет, придает силы...
      - Я буду придавать тебе силы, - засмеялась Таня, села к нему на колени и обняла за шею. - Нет, Андрей, ты можешь, разумеется, работу не бросать, но уж отпуск давай возьмем. Сделай это для меня, тебе пойдут навстречу. Если надо, я сама поговорю с вашим директором.
      - Не надо, я и сам сумею поговорить, раз тебе этого хочется.
      - Молодец! Так мы и сделаем, - поцеловала его Таня.
      ...Дорохов договорился на работе об отпуске, и они с Таней поехали на дачу. Он сам сел за руль ее машины, а она села рядом.
      - Как приятно снова быть за рулем, Таня.
      Мне этого так не хватало! Я обожаю водить машину, без нее просто не чувствовал себя человеком.
      - Мы погоняем ее с тобой в наших местах.
      Я тебе все покажу, у нас такие места есть...
      Они проводили прекрасные дни и прекрасные ночи. Погода снова улучшилась, было холодно, но ясно. Они гуляли, ездили на машине, Таня ни на минуту не оставляла его одного: как только видела в его глазах грусть, тормошила его. Не было ни газет, ни радио, ни телевизора - его просто не включали, были только они двое...
      Наконец он сказал ей:
      - Я не хочу с тобой больше расставаться. Я не могу без тебя. Поедем, подадим заявление в загс.
      - Раз ты сам этого хочешь, поехали.
      Они съездили в Москву и подали заявление.
      Им дали месяц сроку на обдумывание своего решения. Но это не понравилось Тане.
      - Я договорюсь, чтобы это произошло раньше, - сказала она. - Поедем к тебе на квартиру, а завтра я все устрою.
      - Разве месяц - это так долго? - спросил Дорохов.
      - Не то слово! - засмеялась она. - Это очень, очень долго. Все будет значительно быстрее. Поверь мне, дорогой мой, значительно быстрее...
      На следующий день Таня уехала рано утром, и когда Дорохов сидел на кухне и пил кофе, она влетела с радостной вестью:
      - Все, Андрей! Через три дня мы будем мужем и женой!
      - Ну, ты даешь! - поразился он.
      - Ты доволен мной? - нежно спросила она.
      - Конечно, дорогая, - поцеловал он ее. - Ты просто клад.
      На следующее утро Дорохов встал раньше Тани, он пошел в магазин купить ей чего-нибудь вкусненького к утреннему кофе. Вернувшись, он тихо открыл ключом дверь и услышал, как она разговаривает с кем-то по телефону. Она говорила по-французски.
      - Спасибо, господин Леклерк, - понял ее слова Дорохов, немного знавший французский. - То, что вы сказали, очень важно для меня. Все будет нормально. Так, как мы договаривались...
      Сколько? Ну, знаете, это неприемлемо... Это чудовищная сумма... Ладно, ладно, я подумаю. Все, до свидания... Я больше не могу говорить...
      Она выскочила из комнаты, увидела Дорохова и почему-то вздрогнула.
      - Ты? - спросила она, как-то странно глядя на него.
      - Да, а что? Что-то случилось?
      - Нет, ничего, я говорила по телефону с коллегой, он позвонил из Парижа. А ты понимаешь по-французски?
      - В общем-то, да. А что, у тебя неприятности?
      - Да нет, просто мы не договорились о моем гонораре за одну работу. Он хочет так мало заплатить, все они такие скряги, - оживилась она, приходя в себя.
      - Да, они очень прижимисты, - подтвердил Дорохов. - Привыкли считать деньги.
      - Нет, своим бы они заплатили сколько положено, а русским, считают, и эти гроши сойдут.
      Но со мной такой номер не пройдет! Я обращусь к адвокату...
      - Да адвокат сдерет с тебя такую сумму - ты пожалеешь, что связалась с ним. Лучше бери, что дают, - улыбнулся Дорохов.
      - Ладно, раз ты советуешь, - покорно согласилась Таня. - Давай лучше думать о нашем бракосочетании.
      - А что думать? Никого оповещать мы не будем. Не та ситуация. Поедем, распишемся и отметим это событие где-нибудь. Хочешь - здесь, хочешь - на твоей даче.
      - Правильно. Я только дочке скажу, она должна знать.
      - Скажи, конечно. Главное, чтобы она правильно поняла, у нее такой возраст... Надо, чтобы она ни в чем не осталась ущемленной.
      - Что ты? Она будет жить, как жила. Думаю, даже лучше. Все же атмосфера в доме в последнее время была не из приятных. Мы с Олегом давно не находили общего языка, и Ниночка это прекрасно чувствовала.
      Дорохов пошел курить на кухню. А там со стены на него смотрели большие глаза Ирины, и ему стало не по себе - показалось, она смотрит на него с укоризной, словно знает, что здесь происходит. И знает не только это, а и что-то еще...
      Глава 22
      Только к десяти вечера Серж Заславский попал домой. Он выехал с утра и рассчитывал вернуться к полудню и отоспаться как следует. Он накануне провел бессонную ночь: проиграл в казино десять тысяч долларов, потом поехал домой, куда ему доставили новых телок. Одна из них понравилась ему, другая не очень - была толстовата и туповата, но делать нечего, он занялся сексом с обеими, как и любил это делать. И все равно он находился в раздражении: не то чтобы ему были так уж обременительны такие потери, как десять тысяч, но просто было досадно. Невезуха злила его. Дома он пил коньяк с телками, отослав прочь опостылевших ему Саху и Леху.
      Они уехали оттягиваться в ночной ресторан.
      В эту ночь Серж был не в форме и сам чувствовал это. Телки, разумеется, делали вид, будто все прекрасно. Он балдел до утра, а к девяти часам ему надо было прибыть на очень важную разборку. Но разборка затянулась, приобрела нежелательный оборот, и, временно прекратив разговор, Серж поехал искать поддержки у старых друзей, опытных воров. Там они заболтались, похмелились, развеселились, и попал он домой только к десяти вечера. Голова гудела, словно колокол. Он не спал уже полтора суток.
      Приехав, он пошел в сауну, попарился там и нырнул в прохладную воду бассейна. С наслаждением плыл в голубой воде, рассекая своим крепким телом водную гладь. Вылез, ему принесли бокал холодного пива. Не успел он выпить пиво, как почувствовал, что просто умирает от желания спать.
      - Эй, - заорал он. - Кто там есть? Ну-ка, помогите мне добраться до постели!
      Длинноногая брюнетка горничная аккуратно взяла его под руки, вытерла махровым полотенцем, как ребенка, и повела на второй этаж его особняка в спальню. Его уложили в огромную кровать с пуховой периной, поставили рядом прохладительные напитки. И Серж сразу задрых.
      Ему приснился их старый домик с верандой, приснился старший брат, давным-давно умерший от пьянства. Здоровенный Эдик грозил ему пальцем и за что-то ругал. "Пинка получишь, Серега! Говорил тебе - если воруешь, не попадайся!" Причем брат был большой-большой, словно дом, а сам Серж маленький-маленький, словно мышь. Брат пытался раздавить его, но безуспешно, Серж умудрялся проскочить мимо его здоровенных ступней. "Держите его!" орал Эдик, а Серж ускользал от погони и заливисто хохотал.
      От хохота он и проснулся. Он сидел на перине и одуревал от идиотского сна. Протянул во тьме руку, обнаружил бокал с чем-то, выпил - оказалось, апельсиновый сок. Хорошо... Ох, хорошо...
      Он опять пытался погрузиться в сон, но теперь ему не спалось.
      - Саха! Леха! - заорал он истошным голосом. - Где вы, мудаки гребаные! - Он зажег ночник, спальня озарилась зеленоватым светом.
      Вошла горничная, улыбнулась:
      - Вы что, Сергей Владимирович? Вам нехорошо?
      - Пошла на хер, дура! Где Саха и Леха? Давай их сюда!
      - Саша и Леша еще не приезжали, Сергей Владимирович.
      - Их что, со вчерашней ночи нет, что ли? - опомнился Серж.
      - Да, Сергей Владимирович, они не приезжали вчера, - улыбалась горничная.
      - А дом кто охраняет? Мы что, с тобой одни?
      - Нет, что вы! Дома Михалыч, а Володя привез вас и уехал. Вы сами его отпустили.
      - Верно. Но я думал, Саха и Леха дома. Что проку с мудака Михалыча? А, ладно. Раздевайся, ныряй сюда, я тебя трахну.
      - Я не могу, Сергей Владимирович, - сказала горничная.
      - Чего?!
      - Сами понимаете, - покраснела девушка.
      - А! - махнул рукой он. - Катись, ладно...
      - Может быть, позвонить девочкам?
      - Да ну их, не надо, отосплюсь. Пошла! Скажи Михалычу, пусть не спит, рожу намылю.
      - Хорошо, Сергей Владимирович, - горничная вышла, аккуратно закрыв дверь.
      "Куда же девались эти болваны? - недоумевал Серж. - Чтобы их вторую ночь подряд не было, это что-то новенькое... Ухлопать их, что ли? Пора команду менять. Все все знают, мало ли что... Это недогляд..."
      Сержу никогда не было жалко терять своих "шестерок", он знал, что это нужно для дела.
      К Сахе и Лехе он привык, они были абсолютно надежны, преданы ему как собаки, но они ведь в курсе всех его дел. Они постоянно при нем, от них мало что скроешь. Они, например, знают, что недавно Серж совершил чудесную прогулку в Париж, а вот этого бы им знать не надо. Сержу надоела его воровская, рисковая жизнь. Он устал от нее. Он знал, что постоянно ходит по лезвию бритвы. Его ровесники в большинстве своем были уже в аду - и Фикса, и Косой, и Тарзан, которого он очень уважал, это был веселый, отчаянный человек, не боявшийся абсолютно ничего.
      С этой улыбочкой Тарзан, который был моложе Сержа на два года, получил при разборке пулю прямо в лоб. Фиксу взорвали в "Мерседесе", труп Косого нашли на окраине Москвы. А он пока живой. То-то и оно, что пока. Надо было менять окраску, исчезать из этого опасного мира. Но исчезать живым. И ради этого он совершил маленькое путешествие в Париж. Неприятный осадок остался у него от этого путешествия. Во время прогулки ночью по Булонскому лесу Серж застрелил человека, которого уважал. Млынский, поляк по национальности, был специалистом высокого класса - убийцей-профессионалом. Всякие яды, снотворные препараты, транквилизаторы, антитранквилизаторы, профессиональное применение огнестрельного и холодного оружия - Млынский был способен на все. Но он дал маху - наследил при выполнении очень важного дела. И пришлось его сдать. Мертвого, разумеется. Если бы не важность дела, никогда бы Серж не застрелил такого нужного человека. Равного ему в их деле не было. Да и в том, что наследил, была и его, Сержа, вина. Он не дал Млынскому подготовиться к делу, он торопил его. И Млынский пошел на риск. И проиграл. Он должен был разыграть самоубийство - сыщики легко распознали убийство. Они шли по следу Млынского.
      И его пришлось убирать: если бы его поймали, он бы мог выдать Сержа и провалить все дело. Тут из двух зол пришлось выбирать наименьшее.
      Уединенное место, темнота, Серж приобнял коренастого Млынского, что-то объяснял ему и легко и незаметно вытащил маленький, меньше ладошки, пистолетик с глушителем и выстрелил ему в висок. Млынский, не успев сказать ничего, упал. Серж зашагал дальше, вышел на аллею, закурил. С ним не было никого, ни друзей, ни охраны, ни шоферов. Он прилетел в Париж один и сделал все один. Свидетелей быть не должно. Нет Млынского - нет убийцы. Все. Серж погудел еще в кабаках Парижа пару дней и улетел в Москву. Но в Шереметьеве его встречали Леха и Саха. А как же иначе? Кругом опасность, враги...
      Но, наверное, надо было иначе... Исчезнуть из Москвы незаметно и появиться незаметно. Нет, все плохо, все топорно, как привыкли раньше нахрапом, напором, бить, стрелять, ничего не боясь, переть напролом. Это не тот случай, не тот.
      Слишком много свидетелей. И самые опасные - Леха и Саха. Именно они видели то, что никто не должен был видеть, видели людей, которых им видеть было не положено. Надо убирать их. Немедленно...
      Серж вздрогнул от телефонного звонка. Звонил мобильный, лежавший на тумбочке. Он поднял телефон.
      - Алло, где ты был? - послышался знакомый голос. - Я долго говорить не могу. Наш друг сбежал из-под стражи.
      - Да ну? - поразился Серж. - В бегах?
      - Да.
      - Как у тебя?
      - Как всегда. Отлично. Имей в виду. Берегись. Пока.
      Серж хотел спросить еще что-то, но в трубке уже были гудки.
      "Вот падло, сбежал... - почесал он себе голову. - Впрочем, сбежал, и ладно. Опасен он, что ли? Себе хуже сделал..."
      Серж ничего в жизни не боялся. Но несколько дней назад, до поездки в Париж, он испугался не на шутку. Старый друг Роман сообщил, что на Хованском кладбище готовится взрыв на похоронах братка. Серж знал, что в тот же день там будут и другие похороны. Он узнал номера участков и могил - и ахнул. Такое совпадение в этом городе мертвых, огромнейшем кладбище с несколькими территориями... Из-за этого дебильного взрыва может взорваться весь план.
      "Шестисотый" "Мерседес", гоня по городу с невероятной скоростью, минуя все светофоры, рискуя страшно, мчался к Хованскому кладбищу.
      За рулем был сам Серж, таких дел он не доверял никому. Он ездил лучше своих шоферов и Москву знал лучше них. Свистели гаишники, ему пытались перерезать дорогу, но он вилял, нырял, мчался, показывая своим "шестеркам" чудеса вождения. Те сидели, сжавшись и открыв рты.
      Только когда миновали Кольцевую дорогу, Серж вздохнул спокойнее. "Успели", - тихо сказал он.
      Подъехали к кладбищу уже на скорости, подобающей скорбным местам. Серж посадил за руль Саху, сам перебрался на заднее сиденье, а одного паренька, умеющего быстро бегать, послал к могиле предупредить об опасности. Пока тот бегал, "Мерседес" окружили гаишники. "Простите, господа, - печально произнес Серж. - Я знаю, здесь готовится преступление, я мчался предотвратить его. Это вам от меня за причиненные неудобства". И протянул старшому пачку стодолларовых бумажек. Старшой взял деньги, козырнул, и гаишники исчезли. "А какое преступление?" - вспомнил старшой, уже возвращаясь назад. "Какое? ответил Серж. - Взрыв, разумеется. Мои люди уже сообщили компетентным лицам. Не поздно бы только..." Гаишники уехали, а вскоре раздался взрыв. Затем появился и его человек с приятным сообщением, что все, кто надо, целы и невредимы...
      Ну а на следующий день Серж отбыл в Париж.
      Поездка была плодотворной.
      Теперь же очередная новость. Обвиняемый сбежал из-под стражи. Неприятно. Но не смертельно. Что он может, этот мужик? Его просто раздавят, как клопа. И все же лучше бы он был за решеткой. Он сел хорошо, Млынский шикарно все провернул, царство ему небесное, и пальчики, и пистолет под окном. Только один козел из дачной компании умудрился заметить уходившего Млынского, но это не проблема, ему быстро заткнули рот. Роман сел к нему в машину, а Роман умеет запугать, голос у него какой-то особый, самому страшно, когда он говорит. Козел отказался от показаний мигом, и на суде не сказал бы ничего. И все. Остальное против обвиняемого.
      Помочь, что ли, доблестным органам поймать его? Устроить, например, засаду у его матери? Нет, пусть его менты ищут, так оно будет лучше. Найдут - хорошо, не найдут - тоже не беда, ему, во всяком случае, бояться такого дурака не к лицу.
      Пусть бегает по лесам...
      Теперь сон ушел совсем. Серж поглядел на золотой "Ролекс" - только половина первого.
      И совершенно не хочется спать. А завтра серьезный день. Надо встретиться с авторитетами из той группировки, чью могилу взорвали. Сержа видели на кладбище, и ему надо было доказать, что он не имеет к этому никакого отношения.
      В принципе, его и не подозревали, с этой группировкой у них было соглашение, и никаких общих интересов. Но разговор так или иначе должен был состояться. Вот сколько проблем связано с этим делом.
      И очень ему не нравилось исчезновение Сахи и Лехи. Они никогда на столько не пропадали.
      Убрать их мог кто угодно, врагов была куча. Самое неприятное, что из них могли выбивать сведения о нем, и есть такие методы, против которых они бы не устояли. Да и кто бы устоял? Самое лучшее в наше время - не иметь свидетелей и очевидцев.
      Серж встал, подошел к бару, вытащил бутылку "Наполеона", выпил рюмочку, закурил, побродил по своему огромному особняку, проведал Михалыча, бывшего афганца, находящегося сегодня в охране. На Михалыча вообще плохая надежда.
      Он был контужен в Афганистане и подвержен приступам. Положительной его чертой была неукротимая злость к противнику, а также мощнейший удар тренированной рукой. Тренировал руку он денно и нощно, страшно было смотреть, как он истязал себя в спортивном зале Заславского.
      - Как дела, Михалыч? - спросил Серж.
      - Отлично, Серега. Я в норме.
      - Голова-то сегодня не болит?
      - Сегодня нет, вчера мучился страшно.
      - Если будет плохо - скажи.
      Серж еще пошатался по дому, а потом решил все же постараться уснуть и поднялся в спальню; только он прилег на свою великолепную постель, как услышал страшный грохот внизу. Он схватил пистолет и бросился вниз.
      Истошно орала горничная, стоя у стены. На полу валялся Михалыч, а перед ним стоял с каким-то странным видом Саха.
      - Ты что? - вытаращил глаза Серж.
      И только тут увидел, что входная дверь открыта, а прямо за спиной Сахи стоит человек в камуфляжной форме и держит голову Сахи под дулом пистолета. Серж, не думая ни секунды, выстрелил Сахе в лоб. Саха, даже не охнув, рухнул на шикарный паркет. Серж упал на пол и покатился к шкафу, за которым можно было укрыться от нападения.
      - Они! Они! - орала горничная. - Саша постучал, Михалыч открыл, а там... Михалыч даже не успел шевельнуться, Сергей Вла...
      - Заткнись, падла! - заорал Серж, с пола стреляя в неизвестного. Не попал, и неизвестный отпрыгнул к стене. Еще выстрел в него, и опять мимо. Серж понял, что неизвестный не хочет убивать его. Значит, он ему нужен живой. А это неплохо, есть шанс.
      Неизвестный глядел на него сквозь прорези для глаз на шапочке. Серж, лежа на полу, смотрел на него. Это опытный человек, опытный враг. Ему пришла в голову неожиданная мысль.
      Он резко вскочил, схватил стоящую у стены горничную и встал за ее спиной.
      - Шевельнешься, убью ее, падла! Убью!
      Неизвестный молчал, но не стрелял. Серж почувствовал слабину. Значит, этот человек жалел какую-то прислугу... Это не из их братии. Собрав все силы, он яростно толкнул горничную в сторону неизвестного и, воспользовавшись моментом, выскочил в соседнюю комнату. Уже убегая, он заметил, как в дом ворвался другой человек в такой же камуфляжной форме. Дело становилось опасным. Серж разбил окно в комнате локтем и выпрыгнул во двор. Во дворе увидел трупы двух питбулей, убитых неизвестными. Что делать? Он был в футболке и трусах, ключей от машин не было, мобильного телефона не было, денег не было - все оставалось в доме. Но он был живой, он хорошо знал местность, в доме находилась его смерть; он вспомнил свои юношеские похождения, шнырянья по лесам, злые проказы и опасные проделки и перемахнул через собственный забор, хотя это было очень трудно сделать. За забором лес, Серж был босиком, тапки свалились у него с ног еще в холле. Пропарывая острыми корягами пятки, он продирался сквозь еловые ветки, рискуя выколоть глаза. Было совершенно темно. И он, полуголый, с пистолетом в руке.
      К соседям он не решился идти, это было небезопасно. Он пробирался к шоссе.
      Исцарапанный, в кровавых подтеках, с разбитыми в кровь ногами, он доплелся до шоссе и рухнул на обочине.
      Время позднее, машин не видно. Но вот... шум двигателя. Он, рискуя быть раздавленным, пододвинулся ближе к дороге. Его должны были заметить. Пистолет он спрятал за спину, руки раскинул, словно мертвый. Ну.., ну.., остановись же...
      "Жигуленок" темного цвета притормозил около него. Из него вышел мужчина, приблизился к нему. Остальное - дело техники. Сокрушительный удар в висок пистолетом, человек упал мешком, Серж потащил его ближе к лесу, раздел, оделся сам и направился к машине. "Извини, браток, - пробормотал он. - Ты дышишь, ты живой, все будет о'кей, браток", - продолжал бормотать он, словно жизнь этого человека представляла для него какую-либо ценность. Но именно он спас его, вышел из машины, и Серж по-своему был благодарен ему за это и не желал его смерти.
      Заславский завел машину и рванул по шоссе с наибольшей скоростью, на какую был способен "жигуленок". Включил музыку. "Ловко я вас? - усмехнулся он над неизвестными врагами. - Я вам не Саха с Лехой и не Михалыч с головными болями. У меня голова болит по другому поводу".
      Машина неслась в сторону Москвы. Он знал, куда едет. В Теплом Стане жила его старая любовница Варька. Он давно не навещал ее, ей было уже далеко за тридцать, но он знал, что, если он приедет к ней, она его примет. Только бы дома была...
      Он благополучно миновал Кольцевую дорогу, въехал в Москву. Оставил машину за поворотом недалеко от поста ГАИ и пошел через маленький лесок пешком. Костюм водителя "Жигулей" был мал ему, резал под мышками, ботинки жутко жали, они были размера на два меньше его размера, а носков не имелось вовсе, у него не было времени снимать с водителя носки и напяливать их на себя.
      В ботинках, надетых на израненные корягами ноги, Серж доплелся до желаемого дома. Дверь была заперта, как теперь полагалось, был код. На его счастье, какой-то пьяный как раз входил в подъезд.
      - Тебе куда? - нагло спросил пьяный.
      - Молчи, падло, - тихо сказал Серж. - Туда же, куда и тебе.
      Пьяный поглядел в бешеные побелевшие глаза Сержа и заткнулся. Серж сел в лифт и поехал на десятый этаж. Позвонил.
      На его счастье, старая подруга оказалась дома.
      Минут через пять после яростных звонков она открыла дверь.
      - Сережа, ты? - продирала она заспанные глаза.
      - Я, я, кто же еще? Ты одна?
      - С сыном...
      - Ах, да, - вспомнил Серж. - У тебя же сын.
      - Причем твой, - сузила глаза Варя.
      - Это еще надо доказать. Но хорошо, хорошо, потом об этом. За мной гонятся. Выручай. Сочтемся.
      - Заходи. Неужели прогоню?
      - Знаю, не выгонишь.
      - Пиджачок-то не с убитого снял? - покосилась на его кургузый серый костюмчик Варя.
      - Живой! - махнул рукой Серж. - Позаимствовал. Костюмчик и тачку.
      Варя наполнила ему ванну, и он рухнул туда, косясь на свое израненное корягами и колючками тело. Нормально, это лучше, чем положение Михалыча и Сахи. Лежал и отмокал. Потом Варя принесла ему всякие мази и кремы. Сама смазала раны, напоила водкой и чаем с тортом и уложила спать. Вот на сей раз он заснул намертво. Чудовищная усталость взяла свое. Он словно провалился в пропасть, здесь ему было гораздо уютнее, чем в роскошной постели в особняке. А уютно ему было потому, что никто, абсолютно никто не знал, что он находится здесь, в небольшой квартирке на окраине Москвы...
      Глава 23
      - Что ты наделал, мудак?! - орал вне себя от ярости Владимир Игоревич Виктору. - Ну зачем ты ворвался в дом? Кто тебя просил врываться в дом?
      - Там стреляли. Я боялся, он убьет вас, - оправдывался Виктор, срывая с себя черную шапочку.
      - Мы же договаривались - ты стоишь снаружи и в дом не входишь ни при каких условиях, ни при каких...
      - А если бы вас убили, "Я тоже не имел права врываться в дом? недоумевал Виктор. - Откуда я мог знать, что там происходит. Я-то думал, вы его обезвредите сразу.
      - Это оказалось не так просто. Я бы взял его, но он подставил девчонку. Не мог же я убивать ее. Ее жизнь тоже единственная, хоть она и служит подстилкой для бандюги. Он толкнул ее на меня и сквозанул в дверь. А если бы ты не ворвался в дом, ты бы его взял тепленького и голенького на улице. Но ты все испортил. Все... - Только теперь и Лозович снял с себя шапочку.
      Он завел машину, и она тронулась с места. - Попробуем перехватить его на дороге, я думаю, он побежит туда. Впрочем, этому человеку есть куда бежать в этих краях. Если не возьмем его на дороге, наведаемся в известные места.
      - Вряд ли он туда пойдет. Голый, с пистолетом в руке. Он сумеет и в лесу спрятаться. Недооценили мы его, товарищ полковник.
      - Третий, третий нам нужен был! - кричал Лозович. - Вдвоем эту операцию невозможно было осуществить. Где его только было взять, этого третьего?! А теперь он вооружится против нас, если мы его не поймаем сейчас.
      - Да он, может быть, и не понял, кто это, - заметил Виктор.
      - Ну, что это я, он, разумеется, не понял, ибо вряд ли знает о моем существовании, а вот то, что ты будешь ему мстить, заподозрить мог. Хотя, конечно, врагов у него много и помимо нас. Но для нас с тобой он теперь труднодоступен, мы упустили великолепный шанс все разузнать из первых, так сказать, рук. А всему виной твоя невыдержанность. Ты не подчинился моему приказу - и вот последствия. Здешние места мы оба знаем плохо. А твой Заславский найдет здесь дорогу с завязанными глазами. Он вырос тут и все стежки-дорожки знает наизусть. Все, ефрейтор, поехали в наше укрытие. Придется тебе еще сидеть там неизвестно сколько времени, пока я не придумаю что-нибудь новенькое.
      Виктор не возражал. Он понимал, что Лозович прав.
      - А у меня помимо твоих есть и другие дела, - ворчливо заметил Владимир. - Я, кстати, к брату собирался, когда ты повстречался мне на дороге. Вот я завтра к нему и съезжу. А ты посиди на даче, может, и сам что-нибудь придумаешь.
      Некоторое время оба молчали. Лозовичу было досадно, Виктору стыдно.
      - Мне сведущие люди порассказали кое-что про нашего общего знакомого Дорохова. Его отец, я тебе уже говорил, был командарм второго ранга, расстрелян в тридцать девятом, а вот его младший брат был белогвардейским полковником в весьма юном возрасте и в двадцатые годы эмигрировал с врангелевцами.
      - Что нам до родственников этого Дорохова? - буркнул Виктор.
      - Ты зря так считаешь, - усмехнулся Лозович, слегка сбавляя газ и глядя на собеседника. - Ниточка-то как раз может сюда потянуться.
      У моих знакомых есть частное сыскное агентство, вот я к ним и обратился, они в ближайшие дни обещали мне узнать все про это славное семейство.
      - А что делать с этим Лехой? - спросил Виктор. - Так и будем держать его взаперти? Опасно, однако...
      - Не менее опасно, чем тебе идти под суд за несовершенное убийство. Жаль только, что выудить у них ничего не удалось, кроме того, что твой друг Сержик был недавно в Париже, и что дома у него отирался весьма примечательный человечек небольшого роста, коренастенький, которого называли Збышек. Жить-то они хотят, только знают очень мало. Заславский не знакомил их с теми, с кем не положено. Он знает, паскуда, что человек слаб, что из него можно под дулом пистолета выудить информацию. Хитер, зараза... Страхуется капитально... Но выпускать этого Леху из сарая никак нельзя. Он мгновенно рванет к Сержу и расскажет ему, кем мы интересовались. Тот пока ведь не понял, откуда ветер дует, и попрет напролом. А мы его и поймаем на встречном.
      - Вы что имеете в виду? - спросил Виктор, не понимая хода мысли командира.
      Лозович загадочно повел плечами.
      - Да есть гипотеза, только ее надо проверить и подтвердить. Но я тебе говорю, мои знакомые из частного агентства скоро узнают что-то очень важное. Раз мы не смогли поймать твоего друга Сержа, будем действовать по-другому. Главное - не теряться. Из любой ситуации есть выход - это я еще в Афгане понял. Одно не вышло, так другое получится.
      Они приехали на дачу и пошли в сарай, где лежал связанный мордоворот Леха.
      - Жив, бродяга? - спросил Лозович. - Сейчас пожрать тебе принесу, чтобы не сдох с голода.
      - Ну, ты ответишь, падло корявое, кровью умоешься, - грозил Леха, когда у него изо рта вытащили кляп.
      - Молчи, недоносок! - заорал Лозович. - Это вы все вокруг кровью человеческой залили, ублюдки! Но сейчас вы не на того нарвались, я видел в жизни побольше твоего Сержика задристанного. И посмотрим еще, кто кровью умоется.
      Кстати, твоего дружка Серж пристрелил выстрелом в лобешник...
      - Врешь, падло! - вытаращил глаза Леха. - Это ты его убил! - Он начал вертеться на месте, пытаясь дотянуться до своего врага.
      - Не крутись, связан ты хорошо, братишка.
      А твой Серж не пожалел твоего друга, не пожалеет и тебя. Ты труп, просто труп, жизнь твоя копейки теперь не стоит. Да ты и сам это понимаешь. Пожри лучше, что я тебе принесу, да спи дальше. А когда мы тебя выпустим, прими мой совет - бери ноги в руки и беги от своего покровителя куда глаза глядят, он тебе не простит того, что мы от тебя и твоего друга узнали. Особенно про Збышека и про поездку в Париж. Так что заткни глотку и пораскинь мозгами, недоумок...
      Ему принесли еды и пива, покормили, не развязывая рук, и ушли, снова заткнув ему рот кляпом.
      Виктору все это было не по душе. Лишь мысли об убитой Ирке поддерживали его решительность.
      Они пошли в дом, попили чаю, покурили и легли спать. Шел уже третий час ночи.
      Утром Лозович наведался в сарай к Лехе, велел Виктору время от времени навещать его, а сам поехал на дачу к брату. Его неудержимо тянуло туда, и не только потому, что он хотел передать Олегу часть гонорара за отцовский роман, это было не очень спешно. Его тянуло туда еще почему-то...
      Машину он оставил за несколько домов от дачи Гриневицких. Потихоньку пошел пешком.
      Было довольно холодно, но очень ясно, небо голубое. Лозович кутался в длинное кожаное пальто. После жаркого Афганистана он так и не смог привыкнуть к московскому климату, где полгода зима. Так... Вот и дом... Так...
      Около дома стоял Танин "жигуленок". А вот и они... Из дома вышла Таня в короткой модной курточке, лосинах и высоких сапогах под руку с Дороховым в красном пуховике и белом шарфе.
      Таня прижималась к нему и что-то щебетала ему на ухо. Дорохов улыбался, гладил ее по каштановым волосам. "Понятно", - прошептал Лозович, слегка приседая, чтобы они не заметили его. Таня с Дороховым сели в "Жигули" и уехали. А Лозович, выпрямившись, еще долго думал, прислонясь к покосившемуся забору и куря. Потом он встряхнул седыми волосами и направился к своей машине.
      В Москве он позвонил Олегу. Подошла дочь Нина.
      - А папа уехал отдыхать в Анталию. На две недели.
      - Ах, вот оно что, - протянул Лозович.
      - А кто его спрашивает?
      - Да это его товарищ по мединституту. А мама где, может быть, вы ее позовете к телефону?
      - А мамы нет, она на даче.
      - Ну ладно, я позвоню в другой раз. До свидания.
      Лозович сел в машину и поехал на работу.
      Проверив, все ли там в порядке, и дав необходимые указания, отправился к своему другу Косте Савельеву, работающему в частном сыскном агентстве.
      - Ну, Костя, узнал что-нибудь о лицах, меня интересующих?
      - Узнал... Ох, узнал, я тебе целый день звоню, нигде тебя нет. Почему ты не заведешь мобильный телефон?
      - А на что он мне?
      - А вот может понадобиться. Слушай меня внимательно, Володя...
      ...Обалдевший от интересных новостей, которые сообщил ему Костя, Лозович гнал машину к себе на дачу, где его ждал Виктор. Он понимал - надо действовать срочно, и ни в коем случае не дать себя опередить... Вся ситуация предстала перед ним как на ладони...
      Глава 24
      Хорошо выспавшись, Серж Заславский сделал пару необходимых звонков, и уже через полчаса около панельного дома в Теплом Стане стояли три крутые иномарки.
      - Спасибо тебе, Варька, - улыбался Серж, прихлебывая кофе, который она ему сварила. - Где сын-то?
      - Как где? В школе.
      - Сколько ему уже?
      - Одиннадцатый пошел. А как на тебя похож, ты бы видел...
      - Верю, верю... Я помогу вам, жди моего звонка...
      - Я уже одиннадцать лет жду твоей помощи.
      И еще столько же буду ждать, пока опять не прибежишь в чужом костюме, исцарапанный...
      - Нет, нет, появлюсь раньше! - засмеялся Серж, а в квартиру уже звонили.
      - Это ко мне! Ты не бойся их, они смирные, - предупредил Серж.
      Восемь головорезов устрашающего вида стояли на лестничной клетке.
      - Что случилось, Серега?
      - Случилось, случилось... В машину, срочно... Я не мог позвонить раньше, устал, спать хотелось жутко, две ночи не спал... Пока, Варька.
      Эй вы, братаны, баксы есть?
      - Есть. Сколько тебе?
      - Ну, дай сколько есть. Роман, ты тоже дай, я знаю, ты любишь с собой баксы таскать, так...
      Да не ссы, сегодня отдам. Так, - начал он считать доллары, протянутые ему братками. - Ну вот, две с половиной штуки. На, Варь, это тебе, На первое время. Спасибо, родная... Братаны, это моя женщина, имейте в виду, если позвонит, выручайте. Поняли? Ром, на тебя особая надежда...
      - Все будет путем, Серега...
      - Поехали!
      Орава с шумом и гамом спустилась вниз и расселась по машинам. Кортеж, рванув с места, помчался в сторону Кольцевой дороги...
      - Так, не было бы засады. Вы стойте здесь, а ты сиди в тачке, на всякий случай. Роман, пошли со мной... - командовал Серж, подходя к своему особняку.
      Дверь была заперта. Он позвонил. Открыла горничная, испуганная, заплаканная.
      - Чего ревешь, дура? Заткнись. Что дома?
      Михалыч жив?
      - Жив... Валяется на диване, боли у него головные. Его тот человек ударил сильно.
      - Так, вызываем милицию! - Серж набрал номер. - Участковый Юрий Николаевич? Это Сергей Заславский говорит. На мой дом совершено ночью нападение. С пальбой. Убит мой двоюродный брат Александр, другой брат исчез неизвестно куда. Приезжайте, Юрий Николаевич, я тоже гражданин, в конце концов. Еле жив остался. - Он положил трубку и задорно подмигнул братанам. Где Саха? Ты бы хоть в сторону его отволокла, дурища! Валяется как собака... Ладно, братаны, линяйте отсюда, я брякну... Все, все, Ром, будь наготове. И вот что, поди сюда...
      Он взял под руку Романа и отошел с ним в сторону.
      - Так.., держи бабки, купи мне на завтра, нет.., если есть, на сегодня на вечерний рейс билет на Париж. Давай, Ром, очень нужно. Звони. Все. Пока.
      Братва мигом улетучилась, а через двадцать минут приехал участковый Зубов.
      - Плохо, плохо охраняет нас наша милиция, - ныл Заславский. - Ночью ворвались ко мне двое неизвестных в камуфляжной форме, ударили Михалыча, убили Саху, я в трусах убежал. Вот Ритка не даст соврать. Страх, что творится в стране...
      - Это точно, - нахмурился Зубов. - Страху вы нагнали, продыху нет от ваших разборок... Составлю протокол, приедет следственная бригада...
      - Как положено по закону. Мы граждане законопослушные ..
      Через некоторое время приехала следственная бригада, осмотрели труп Сахи, составили протокол и уехали, забрав труп для экспертизы.
      А вечером Серж Заславский уже сидел в "Боинге", который уносил его в столицу Франции...
      Но он не знал, что в этом же самолете сидит седой пятидесятилетний мужчина с огромным шрамом через все лицо и внимательно наблюдает за ним...
      Глава 25
      Накануне дня бракосочетания Андрей Андреевич Дорохов хотел было позвонить старым друзьям, но с удивлением обнаружил, что телефон не работает.
      - Тань, что такое? Что с телефоном?
      - Не знаю, - удивилась Таня. - Недавно еще работал, я звонила Ниночке. Да ладно, зачем он нам? Вызовем завтра мастера. А нам и без него хорошо, так спокойнее, никто не беспокоит.
      - Тоже верно, - согласился Дорохов. - Однако жаль...
      - Ничего, Андрей. Давай лучше ляжем спать пораньше, завтра такой напряженный день...
      - Почему напряженный? Радостный день, счастливый день...
      - Конечно, очень радостный, но все же напряженный, давай ляжем пораньше.
      - А что, ты так никому ничего не сообщила?
      Ни матери, ни дочери?
      - Да нет, я говорила, но.., в общих чертах. А завтра мы сделаем им сюрприз, распишемся, сядем в машину и поедем сначала к Ниночке, а потом к маме. Соберем всех и посидим за праздничным столом.
      Они легли, но Дорохову не спалось. Его мучила совесть. Перед глазами вставало лицо Ирины, она строго смотрела на него. "Зачем ты так, Андрей? Зачем?" - звучало в его ушах. Поторопился, однако, он. От одиночества, от Таниного участия, даже не участия, а, как теперь он видит - от ее напора, он решился снова жениться, хотя не прошло и месяца со дня гибели Ирины. Что же делать теперь? Может, повернуть все вспять? И остаться совсем одному? Это тоже невозможно.
      Хотя.., может быть, ему было бы и легче одному.
      Совесть бы не беспокоила...
      - Ты что, Андрей? Тебе не спится? - спросила Таня.
      - Нет, ничего, я просто волнуюсь. Ты спи, я пойду на кухню покурю.
      Он встал, пошел курить на кухню. И опять грустные глаза Ирки глядели на него со стены.
      Может быть, снять эту фотографию? Нет, у него не поднимется рука... Пусть смотрит - так ему и надо...
      Он закурил вторую сигарету. А кто были эти люди, которые преследовали его на "Пежо"?
      И куда они потом исчезли? Сначала преследовали, а потом исчезли... А не было ли это все подстроено?.. И вся эта спешка с женитьбой, с разводом Тани... Как, однако, все это странно...
      Дорохов словно бы очнулся от эйфории, в которую впал с появлением Тани в его жизни. Он посмотрел на все другими глазами. И вопросы следователя Николаева, тот недавно вызывал его.
      Похоже, Николаев не верит, что Ирку убил Виктор Александров. У него есть какая-то другая версия... Но какая? Какая?..
      Дорохов почувствовал, как мороз пробежал по коже. Странная и страшная мысль пришла ему в голову. Он до крови прикусил палец... Странная и страшная мысль. Но для чего это было нужно?
      Кто он такой? Пожилой вдовец, обладатель однокомнатной квартирки в Митине. Кому он такой нужен? Любовь, страсть? Вряд ли... Вряд ли из-за него стоило ломать жизнь целой семьи... Как все это странно... В чем же тут загадка?..
      Да нет, глупости все это. Она просто полюбила его. А он ее. А о н ее? Полюбил ли? Увлечение, ее бешеный напор... Словно вихрь, словно сон.
      А теперь он очнулся от этого сна...
      Дорохов вздрогнул, увидев перед собой Таню в ночной рубашке. "Почему именно сегодня не работает телефон?" - вдруг пришло ему в голову.
      - Что, Андрей? - тихо спросила Таня. - Тебе что-то не по себе?
      - Да, что-то не по себе, - признался он, стараясь не смотреть ей в глаза. Он взглянул на портрет Ирины - она, показалось, с ужасом глядела на него. Перевел взгляд на окно. Что-то шептал себе под нос.
      - Ты полагаешь, мы поторопились? - спросила ласковым голосом Таня.
      - Полагаю, да... Очень поторопились.
      - Но не поздно еще все переиграть. Просто не ходить никуда завтра, и все.
      - Не знаю, - отвернулся Дорохов. - Не знаю...
      - Странно, Андрей, что ты мне это говоришь именно сегодня, перед этим днем... Раньше-то ты что думал?
      - Я словно находился в эйфории. А теперь... не надо было так быстро, нехорошо перед ее памятью. - Он указал глазами на фотографию Ирины.
      - Понимаешь, Андрей... - начала Таня и запнулась. - Понимаешь, со мной такого никогда не было. Я влюбилась в тебя, влюбилась страстно, жутко, как только тебя увидела. Это выше моих сил. Ты был так несчастен, так красив в своем горе, так благороден, что я сказала себе - именно такого человека я искала всю жизнь.
      Я все сделала для того, чтобы мы были вместе!
      Неужели тебе со мной плохо?
      Она вскочила и бросилась к нему на шею. Обнимала, целовала, ворошила его седые волосы.
      - В чем ты сомневаешься? В моей любви? Какие у тебя основания сомневаться в этом? Да, да, может быть, мы и поторопились с бракосочетанием, но поверь мне, из самых лучших побуждений. Жизнь так коротка, в ней так мало радостей, а я, если подумать, всю жизнь была несчастна...
      Ты же немного узнал меня за это время, Андрей, ты можешь себе представить, как я жила с таким человеком, как Олег. Это же невыносимо, это же сплошной фарс. Боже мой! Боже мой! - зарыдала она. - Не надо! Ничего не надо! Я сама не пойду с тобой в загс, я сейчас, сейчас уеду от тебя! Все!
      Все!
      Она побежала в комнату, бросилась на расстеленную постель и затряслась в рыданиях. Дорохов, смущенный, поколебленный в своих мыслях, кинулся за ней.
      - Таня, перестань, перестань. Все, все, пусть все будет, как мы решили. Я просто подумал, что надо было немного подождать, и больше ничего.
      Ну ладно, ладно, успокойся. - Он сидел на постели и гладил ее растрепанные каштановые волосы.
      А в это самое время к подъезду Дорохова подъехала "Волга" сотрудника частного сыскного агентства Константина Савельева. Из машины выскочил крепко сбитый мужчина в черной кожаной куртке. Константин не мог дозвониться Дорохову, потом он ездил на дачу к Тане Гриневицкой, но никого там не застал. Тогда он, несмотря на поздний час, поехал к нему домой, подозревая, что не работает телефон, а завтрашние молодожены все же находятся здесь, в Митине.
      Он уже подходил к подъезду, как вдруг ему преградил дорогу невзрачный невысокий человек в мятом пиджачке.
      - Здравствуйте, - вежливо сказал он. - Извините, вы здесь живете?
      - Да, живу, а что? - насторожился Савельев.
      - Паспорт покажите, пожалуйста.
      - А больше вы ничего не хотите?
      - Я сотрудник МУРа Уланов. Вот мое удостоверение. - Он протянул Савельеву какую-то липовую корочку с расплывчатой фотографией. - Понятно? Он быстро убрал фальшивую ксиву. - Мы осведомлены, что готовится нападение на жильца этого дома. Вот и проверяем. Вы в какую квартиру следуете?
      - Вот что, друг, удостоверение твое фальшивое, а куда я следую, тебя не касается. Дай пройти.
      - Вы хамите, гражданин, - нахмурился псевдоуланов. - Это не годится. Садитесь, пожалуйста, в вашу машину и уезжайте отсюда. Иначе у вас могут быть серьезные неприятности. - Он повернул голову и указал подбородком на четырех головорезов, стоящих поодаль возле двух иномарок. - Вы поняли меня, гражданин? Разрешите ваш паспорт, однако, пока вы не уехали.
      Это необходимо для общественного порядка, мы вас запротоколируем.
      Савельев понял, что попал в неприятную ситуацию. Около его машины уже стояло двое громил, скверно улыбаясь. В кармане Савельева лежал пистолет, но силы были явно неравны. Он протянул неизвестному паспорт.
      - Так.., гражданин Савельев Константин Дмитриевич. Хорошо, гражданин Савельев, ответьте нам, в какую квартиру вы следовали, и можете быть свободны.
      - В пятьдесят шестую, там у меня подруга живет, - соврал Савельев.
      - Так пятьдесят шестая в соседнем подъезде, - заметил неизвестный. Следуйте туда, а вот если вы направлялись в квартиру сто двадцать четвертую, а мне кажется, вы направлялись именно туда, то очень вам советую немедленно уезжать отсюда и никогда не искать встреч с гражданином, проживающим в этой квартире, так как это необходимо для безопасности этого гражданина. Возьмите паспорт, мы запомнили ваш адрес и вскоре навестим вас, если с гражданином Дороховым Андреем Андреевичем произойдет что-нибудь для нас нежелательное. У вас наверняка есть семья, дети. Вряд ли им пойдет на пользу ваше обыкновение шляться по ночам и искать нежелательных и опасных встреч. Ночью законопослушным гражданам полагается находиться дома. Вы поняли меня, Константин Дмитриевич?
      - Понял, - ответил Савельев, взбешенный назидательным тоном человека в мятом костюме.
      - Тогда садитесь в ваш автомобиль и отправляйтесь домой. Вам далеко ехать, Константин Дмитриевич, хотя на машине по Кольцевой до Южного Бутова вы доедете довольно быстро. Мы навестим вас. До свидания.
      Савельев медленно зашагал к машине. Перед ним встало двое бандюг, каждый под два метра ростом и весом свыше ста килограммов. Бритые головы, кожаные куртки, улыбочки на губах...
      - Позвольте, - сказал он.
      - Пропустите гражданина! - скомандовал человечек в мятом костюме. - Он едет по месту прописки. Не препятствуйте его передвижениям.
      Мы навестим его в ближайшее время.
      Оплеванный, беспомощный Савельев сел в машину и уехал. Да, круто взялись за Дорохова...
      И не подберешься. А завтра будет еще круче...
      Недоглядел Владимир Игоревич. Что же делать?
      Как раз в это время Таня Гриневицкая вскочила с постели и в истерике бросилась к окну.
      - Как мне надоела жизнь! - кричала она. - Как хочется выпрыгнуть отсюда на мостовую! - При этом она внимательно наблюдала за беседой мужчин внизу. Я устала, понимаешь, Андрей, я так устала от этой жизни, от этой безнадежности! - Как раз в этот момент Савельев сел в машину и уехал, а остальные собрались вместе и что-то обсуждали. - Неужели я за сорок лет не могу хоть раз полюбить?! - закричала она, и Дорохов не видел торжествующего выражения ее глаз. Он подошел к ней сзади и обнял ее.
      - Ну все, все, успокойся, Танечка, пошли, ляжем. Все будет, как мы запланировали. Завтра регистрируемся.
      - Ты словно делаешь мне одолжение. Но ты же сам мне предложил, сам... Я была так счастлива, а теперь ты... Ты играешь мной, моими чувствами...
      Дорохов повел ее в постель, накрыл теплым одеялом и сам лег рядом. Он обнимал ее, целовал, невероятно возбудившись и от ее упругого ухоженного тела, пахнущего чем-то французским и дорогим, и от странной ситуации, в которой он неожиданно для себя оказался. Что-то мучило его, но усталость взяла свое, и он забылся тревожным сном...
      Утром они встали, попили кофе. Ночные химеры оставили Дорохова, за окном было безоблачное небо, золотая осень, рядом очаровательная женщина, через полтора часа регистрация их брака.
      - Ну что, переиграем все, Андрей? - улыбалась как ни в чем не бывало Таня. - Зачем нам эта регистрация? Нам с тобой и так хорошо, правда? Хочешь еще кофе?
      - Кофе хочу, и жениться на тебе хочу. Ты невероятная женщина, - пришел в хорошее настроение и Дорохов.
      - Вот с этим я, пожалуй, согласна, - засмеялась Таня. - Тогда пей кофе, и пошли собираться.
      Она выглянула в окно. Две иномарки продолжали охранять их покой. Невзрачный человечек в сером пиджачке сделал малозаметный взмах рукой. Она ответила легким кивком.
      Потом она стала одеваться. Одевалась на глазах у Дорохова. Натянула чулки, пристегнула их к поясу, надела великолепное платье нежно-голубого цвета. Дорохов с восхищением наблюдал за ней. Сам он надел красивый черный костюм-тройку, оставшийся у него еще с прежних времен, Таня помогла ему красиво завязать галстук, подаренный ею. Она надушилась "Шанелью", и они вышли из квартиры.
      - Как же ты сегодня ослепительно хороша, - произнес Дорохов, целуя ее в щеку.
      - Да и ты великолепен. Просто супермен из фильма, - сделала и она ему комплимент.
      Октябрьский день приветствовал их ясностью и свежестью. На небе не было ни облачка, но в лужах уже блестел лед.
      Человек в сером пиджачке глядел на Таню.
      - Что это за люди? - покривился Дорохов. - Что-то не нравятся они мне.
      - Ничего не бойся со мной, - шепнула Таня, взяв его под руку. Застегни лучше плащ. Холодно очень.
      Они сели в машину и поехали к загсу. За ними мгновенно тронулись и две иномарки.
      Около загса подозрительных машин не было.
      Стоял только "жигуленок" бежевого цвета. Из него вышел высокий худой человек в темном плаще. Таня узнала следователя МУРа Павла Николаева.
      - Поздравить нас приехали, Павел Николаевич? - с улыбкой спросила она, выходя из машины.
      - Мне бы хотелось поговорить один на один с вами, Андрей Андреевич, произнес Николаев, мрачно глядя на Таню.
      - Сейчас не время и не место, - отрезал Дорохов. - У нас сегодня торжественный день, и избавьте нас от ваших допросов, вызывайте в управление повесткой. А если пришли арестовывать, давайте ордер, мы подчинимся.
      - За что мне вас арестовывать, Андрей Андреевич? - пожал плечами Николаев. - Просто хотел поговорить.
      Но тут с обеих сторон бежевого "жигуленка" встали две иномарки, из них выскочили бритоголовые головорезы и принялись оттеснять Николаева от Дорохова.
      - Что такое? - нахмурился Николаев.
      - А что вы пристаете к новобрачным? - спросил один из громил, напирая на него. - Что за манеры такие?
      - Я следователь Николаев. Вот мое удостоверение. Мне необходимо поговорить с гражданином Дороховым немедленно.
      - Позвольте посмотреть удостоверение, - подошел к Николаеву человек небольшого роста в сером дешевом костюмчике. Он взял удостоверение и долго изучал его. В это время Таня под руку с Дороховым проследовала в загс.
      - Ваше удостоверение вызывает у нас сомнения, - заявил человечек. Печать вот здесь как-то размыта.
      - Дай сюда удостоверение, падло, - рассвирепел Николаев. - Вас сейчас на месте возьмут, сюда уже едут две бригады МУРа.
      - Вы хамите, Павел Николаевич, - криво усмехнулся человечек. - Это не к лицу работнику МУРа.
      - Послушай, Дергач, я прекрасно знаю тебя.
      Ты шутишь опасные шутки. Насколько мне известно, ты уже года три не был там, где твое законное место. Так я тебя туда живо упрячу, будь спокоен. За оказание сопротивления сотруднику милиции хотя бы.
      - Я вам не оказываю никакого сопротивления, Павел Николаевич. Просто изучаю ваше удостоверение и констатирую факт, что печать вот здесь несколько размыта.
      - Ты пожалеешь об этом, - стиснув зубы, произнес Николаев.
      За это время Таня с Дороховым уже прошли в зал регистрации брака. Сотрудница загса с некоторым испугом смотрела на них, ей уже позвонили, предупредив, что эту пару надо зарегистрировать без очереди, срочно, и что возможны помехи от лиц, сопротивляющихся этому браку. Что, собственно, имел в виду звонивший, она не поняла, но голос был довольно угрожающий.
      - Объявляю вас мужем и женой, - провозгласила сотрудница. - Какую фамилию берете? - спросила она у Тани.
      - Разумеется, фамилию мужа, - сказала Таня.
      - Поздравляю вас, отныне вы муж и жена.
      Дорохов поцеловал Таню. Она счастливо улыбалась. Они надели на пальцы обручальные кольца и вышли из загса.
      Раздосадованный Николаев сидел в машине.
      Вчера вечером ему позвонил сотрудник частного сыскного агентства Савельев и попросил помочь.
      Ему надо было помешать регистрации этого брака. Он не смог добраться до Дорохова, его усиленно оберегали от нежелательных встреч.
      - Ну, и как я помешаю этому браку? - удивился Николаев. - Вы говорите странные вещи.
      - А вам не кажется странным этот скоропалительный брак мужчины, у которого только что убита жена, и женщины, которая еще две недели назад была замужем? - спросил Савельев.
      - Мне давно кажется странным многое, только доказательств у меня никаких нет. А брак - личное дело Дорохова и Гриневицкой, вопрос их порядочности, вернее - полнейшей непорядочности. Вы что по делу можете сообщить? По делу об убийстве Дороховой Ирины Ивановны?
      - Я могу сообщить... - замялся Савельев. - У меня есть подозрения, что именно Гриневицкая и организовала убийство Дороховой. И только вы можете пробиться к новоиспеченному молодожену и дать ему это понять. У него не работает телефон, подъезд охраняют вооруженные головорезы.
      - А я официальное лицо, я не могу распространять сплетни, никаких доказательств у меня нет. У меня в бегах подозреваемый Александров, все улики против него, а верю я в его вину или нет - это только мое дело.
      - Но жизнь Дорохова теперь в опасности. И я прошу вас предотвратить этот брак, это очень опасно. Воспользуйтесь вашим статусом, переговорите с Дороховым, намекните хотя бы ему об опасности. Эти люди не посмеют помешать вам поговорить с ним.
      - Ладно, попробую, - согласился Николаев, и впрямь считая, что они не посмеют. А вот посмели. И что он теперь мог сделать? Возбудить уголовное дело против рецидивиста Романа Дергача за сопротивление сотруднику милиции? Это просто смешно...
      - А кто эти люди? - покосился Дорохов на людей в иномарках. - Они же сопровождают нас, насколько я понимаю...
      - Не бойся их, Андрей, они не причинят нам зла. Все будет хорошо, ослепительно улыбалась Таня. - Ты не представляешь себе, как все теперь будет хорошо.
      - Поздравляю вас с законным браком, - вышел из машины Николаев.
      - Спасибо, Павел Николаевич, - продолжала улыбаться Таня. - А что вы хотели нам сказать? У нас теперь друг от друга секретов нет.
      - Поздравить решил, и все. А поговорить мы еще успеем.
      - Ну, разумеется, успеем, - сказала Таня. - Вызывайте, мы в вашем распоряжении. До свидания, Павел Николаевич.
      - Всего доброго.
      Таня с Дороховым проследовали к машине.
      - Куда поедем? - спросил Дорохов.
      - Садись за руль, дорогой. Поехали ко мне.
      Сообщим Нине. А потом поедем к маме, она будет очень рада.
      Дорохов завел машину, а в это время Таня еле заметно подмигнула Роману. Тот ответил тем же.
      Машина тронулась.
      ... - Нина, мы приехали, чтобы кое-что тебе сообщить, - улыбалась Таня. - Мы с Андреем Андреевичем сегодня поженились.
      Нина ошалело глядела на новобрачных, Дорохов смутился.
      - Темпы у тебя, мама, однако... - произнесла она.
      - Жизнь такая, дочка. Надо все делать быстро. А то можно и опоздать к своему счастью. Ты извини, я не сообщала тебе раньше, боялась сглазить. Завтра приедет папа, он будет жить здесь, с тобой. А я пока поживу с Андреем Андреевичем в его квартире. А потом разберемся. Главное, не беспокойся ни о чем, твоя жизнь не изменится, все будет в порядке.
      Нина продолжала молчать. Происходящее казалось ей странным. Внезапный развод ее родителей, она толком не смогла понять, отчего он произошел, а вот теперь - мама уже замужем за этим пожилым человеком, которого она ни разу в жизни не видела. Для восемнадцати лет все это слишком сложно.
      Позвонила Таня и матери. Сообщила ей о событии. Мать ничего не отвечала на том конце провода, словно воды в рот набрала.
      - Ну, если тебе так лучше... - наконец пробормотала она. - Если в этом твое счастье, мне-то что. Я рада за тебя...
      - Ну, ты у меня молодец, - сказала Таня. - Я знала, чти ты меня поймешь. Приезжай к нам, мы отметим нашу свадьбу, так сказать, в семейном кругу. Будем только мы с Андреем, ты и Нина.
      - Ладно, я приеду, - еще немного помолчав, сказала мать.
      Потом вчетвером сидели за столом, пили шампанское. Ольга Федоровна, чувствуя себя крайне неловко, поздравила молодоженов, Нина так и не смогла выдавить из себя ни слова. Дорохов тоже был немногословен, и все застолье держалось на Танином энтузиазме.
      Сидели недолго. Нина пошла в институт, мать поехала домой, а через некоторое время уехали в Митино и молодожены...
      Глава 26
      Такое состояние бывало у Сержа Заславского крайне редко, и он очень боялся его, словно опасного врага. Он и сегодня утром почувствовал, что впадает в депрессию.
      Проснувшись довольно поздно в тихой недорогой парижской гостинице, он понял, что находится в отвратительной форме. Усталость, жуткое напряжение последних дней стали наконец сказываться. Выкурив натощак сигарету, он принялся слоняться по номеру, будто загнанный в клетку зверь. Нехорошие предчувствия томили его.
      В такие минуты веселый, неунывающий человек становился своей полной противоположностью - появлялся страх, начинали дрожать руки, и самое неприятное - мучила совесть. Это в себе он ненавидел больше всего...
      Он выкурил еще одну сигарету и хотел было одеться, чтобы спуститься вниз в кафе и позавтракать, но вдруг почувствовал жуткую слабость и присел в мягкое кресло. Нахлынули воспоминания...
      ...Осенью восемьдесят третьего года, отсидев полностью свои первые три года, Сергей вернулся домой. Моросил дождь, на дорогах была непролазная грязь, Сергей кутался в телогрейку, натягивал маленькую спортивную шапочку на стриженую голову - ему было холодно. Но на душе было весело, он снова на свободе, он еще очень молод - нет и двадцати трех, полон сил, всевозможных идей. Работать? Зарабатывать себе пенсию? Ну нет, это не для него! В жизни столько интересного, с такими людьми он познакомился на зоне. Воровские авторитеты поддерживали отважного, задорного парня, смело идущего на любой конфликт, на любую кровавую драку, лишь бы не уронить себя. "Далеко пойдешь, парень", - сказал ему авторитет Кротов, когда Сергей вытирал от крови рот и ощупывал сломанный кастетом передний зуб. Зуб этот потом удалили, так он и остался щербатым до конца срока.
      Улыбаясь щербатым ртом, меся кирзовыми сапогами непролазную деревенскую грязь, Сергей шагал к дому. Вот и он.., покосившийся фундамент, облезлая краска на стенах, прохудившаяся крыша... Жалкое зрелище. Почему он должен так жить, когда другие купаются в деньгах?
      - Сережка! - закричала, увидев его, мать и бросилась в домашних тапках с крыльца навстречу сыну...
      Он пил водку, закусывал солеными огурцами и салом, курил "Беломор", лаконично делился с матерью впечатлениями от лагерной житухи.
      - Слушай, Серега, к тебе года три назад девушка приходила. Кто она? как-то загадочно спросила мать.
      - Знакомая одна, - сразу ответил он, а потом уточнил:
      - Темненькая такая, со стрижкой? Эта?
      - Эта. Как ее зовут?
      - Ирка.
      - Ты что, жил с ней? - криво улыбаясь, спросила мать.
      - Тебе-то что? - окрысился вдруг Сергей. - Я что, пацан, что ли? Ну, жил, и что с того?
      - Не надо тебе было с ней, Сережа...
      - Это почему еще? С кем хочу, с тем и трахаюсь.
      - Это понятно, только с ней не надо, сынок.
      - Ну, говори, говори. Что там у тебя? У нее сифилис, что ли? Я вроде бы здоров.
      - Про это я не знаю, только ведь не Ира она.
      По-другому ее зовут.
      - Ну а как же ее зовут?
      - Таня ее зовут. Она приходила года два с половиной назад, про тебя спрашивала. Ну, пришла и пришла...
      - Да не тяни ты кота за хвост! Пришла, ушла...
      - А потом видела я ее в соседнем поселке, я туда за мукой ходила, муку привезли недорогую...
      - А побрал бы черт твою муку...
      - Они с отцом на машине к даче своей подъезжали. Отец вышел из машины, потом она с девочкой маленькой.
      - Ну?!!
      - Ее отец Гриневицкий Владимир Вацлавович. Поляк он наполовину...
      - Ну, поляк и поляк. Хоть четырежды жид, мне-то что с того?
      Мать загадочно молчала, искоса глядела на сына, дымящего "Беломором".
      - Жила я с ним раньше, сынок. Он был студент, а я кассиршей на станции работала, - тихо проговорила мать, опустив глаза в пол.
      Сергей начал кое-что понимать. Он весь напрягся.
      - Ну.., короче, отец это твой, Сережа.
      - Так. Хорошие дела... А почему я об этом ничего не знал?
      - Ну, сам знаешь, я тогда вскоре замуж вышла. За Вовку, рабочего с птицефермы, Вовку Заславского. Он и считался твоим отцом, и Эдику покойному его фамилию дали, усыновил он его.
      Вот такие дела, сынок. Так что ты на самом деле Владимирович. А Таня эта - твоя сестра...
      Обалдевший Сергей дымил "Беломором" и молчал...
      - А отец твой Владимир Вацлавович умер два года назад. Инфаркт, говорят. Располнел он очень с возрастом, дышал еле-еле. И курил тоже как паровоз. И водочку уважал, он всегда ее уважал, мы с ним напивались жуть... Оттягивался он со мной, сынок, он уже женат был, жена Оля, суетливая такая, шустрая. Рано он женился, чуть ли не на третьем курсе института. В институте иностранных языков он учился, на переводчика. Умный был - страсть, но страсть как охоч до наслаждений.
      - А ты-то с ним не встречалась в последнее время?
      - А на хер, сыночек, я ему далась, старая дура? Он небось себе молодых находил для услады.
      А про тебя я и не говорила ему, я же объясняю, за Вовку Заславского я вышла почти сразу после встреч с твоим отцом. Ну, Вовка-то, понятно, знал, что ты не его сын. Но виду не подавал, растил как своего, точнее - как мог, между своими запоищами. Ну, какой он алкаш был, не тебе рассказывать, и Эдику это передалось, хоть его родной отец Тихон непьющий был. Но Вовка Эдика приучил к водке чуть не с тринадцати лет. Короче, как в наш дом пришел, так они вдвоем квасить и начали. Вот Эдичка и прожил-то всего двадцать восемь годочков, захлебнулся блевней своей, извиняюсь за выражение, сынок.
      Правда, пошумел за эти годы изрядно, другой и за сто так не пошумит. Ну а Вовка, сам знаешь, еще раньше преставился. Такие дела... Так что спасибо, что не обрюхатил ты родную сестричку, Сереженька...
      То, что Таня была именно Таня, а никакая не Ира, как она представилась ему, когда они убегали от Рыбы и его компании, прятались за забором и гладили пса Фарлафа, а потом чудно проводили время в его домишке, он знал давно. В конце лета восьмидесятого года поздно вечером она постучалась к нему домой. Мать тогда работала санитаркой в районной больнице и была на дежурстве. Он был дома один, как раз находился в депрессивном состоянии, вполне объяснимом отсутствием денег. Что-то надо было делать, а что именно, он не знал. Он нигде не работал, отмазался от армии, пробавлялся случайными заработками и мелкими кражами. Обворовывал зимой дачи, продавал краденые вещи, спекулировал сигаретами и водкой. Все это было гнусно, никакого хорошего дохода не давало. Вот и настроение было упадочническое. Скоро двадцать лет, а он сидит в этой халупе, пьет водку, курит "Памир" и ничего хорошего в жизни не видит.
      А бурная натура жаждала деятельности - крупных краж, ограблений, веселой, праздничной жизни. На днях, правда, друзья предложили ему ограбить одну богатую дачу. Но он пока не созрел для этого - побаивался, не хотел загреметь по-глупому...
      Провоняв комнатушку омерзительным запахом "Памира", Серега пил жидкий чай и жевал твердую, словно камень, сушку. И тут стук в дверь...
      Его старая знакомая, отважная Ирка стояла перед ним повзрослевшая, похорошевшая, но чуть ли не на последнем месяце беременности.
      - - Привет, Лесной! - улыбалась она.
      - Ого! Какие люди! - Настроение Сергея мгновенно улучшилось.
      - Сколько лет, сколько зим! Как живешь-можешь, удалец-мужчина, дорогой мой спаситель?
      - Вот погляди, - повел рукой Сергей. - Живу в роскоши, курю "Мальборо", пью "Арманьяк", только что принял сауну и хочу угоститься чешским "Будвайзером". Ну а завтра еду на дипломатический прием в шведское посольство, а послезавтра лечу в Баден-Баден...
      - Ты грамотный парень, Серега! Фантазия у тебя работает неплохо, и понятие о нормальной жизни ты имеешь.
      - А откуда ты знаешь, что я Серега?
      Она расхохоталась:
      - Да ты же здесь легендарная личность! Кто не знает отважного Серегу Заславского, грозу местных садов и огородов? "Арманьяка" у меня нет, сауну предложить не могу, и с билетами в Баден-Баден тоже проблемы - бронь закончилась. А вот что касается пивка и хороших сигарет - могу посодействовать. На-ка мою сумку, это тебе в презент!
      Сергей принял спортивную небольшую сумку с надписью "Адидас" и вытащил оттуда две бутылки пива "Пльзень Уркелл" и пачку "Мальборо".
      - Ну, ты даешь, Ирка! Как оно кстати, ты не представляешь!
      Он быстро открыл пиво, разлил по довольно грязным стаканам.
      - Я не буду, мне нельзя спиртного. Сам видишь...
      - Замужем? - спросил Сергей, жадно глотая холодное пиво.
      - Ну а как же? Месяца через три мамой стану.
      - Муж-то хороший? Упакованный? - спросил Сергей, наливая себе второй стакан и сразу же открывая пачку "Мальборо".
      - Муж нет, студент мединститута. А вот свекор очень даже. Писатель Лозович Игорь Дмитриевич, не слышал?
      - Что-то слышал, а так я не читаю всякую муть. Скука...
      - Читать-то скука, а вот денег у него куры не клюют.
      - Что, бомбануть его предлагаешь? - весело спросил Сергей.
      - Зачем бомбануть? - твердыми остекленевшими глазами поглядела она на него. - Надо взять все.
      - Как это все? - чуть не подавился пивом Сергей.
      - А вот так. Ты машину водишь?
      - Вожу.
      - Хорошо?
      - Ну неплохо, лет пять назад выучился. Угнал пару-тройку, ну так - не для продажи.
      - Короче, постоянного опыта вождения нет?
      - Нет.
      - А найти классного шофера можешь?
      Сергей задумался.
      - Есть один. Борода. Тут неподалеку отирается. Мы с ним одну тачку угнали в июне. Ох, он чудеса показывал... Я обалдел, Ирка...
      - Не называй меня Ирой. Меня зовут Таня.
      - А на хрена ты Иркой представилась?
      - Да и ты тогда своего имени не назвал. Осторожность никогда не помешает. А вот теперь я на тебя надеюсь. Ты можешь сделать очень важную вещь.
      - Понятно... Надо угнать его тачку. И продать...
      - Мелкий ты какой-то... За сколько ты ее продашь, ворованную машину? И риску куда больше выгоды...
      - Ну? А чего же ты хочешь?
      - Слушай меня, Серега, внимательно. Пару месяцев назад мы остались со свекром одни.
      Пили коньяк, болтали. Он разговорился, о литературе, о том о сем, так вот - он сказал мне, что у него на книжках более ста тысяч рублей.
      - Ух ты! Во какие деньги за их муть платят!
      - Это далеко не все. У него грядет шестидесятилетний юбилей. Изданий будет чуть ли не в каждой союзной республике, его деньги могут увеличиться вдвое. У него дача в Пахре, две машины... А что мы имеем? Кушаем сытно, воздухом дышим, на электричке не всегда ездим. Это разве жизнь? Ты понял меня?
      - Ну... - раскрыл рот Сергей. Сигарета, дымясь, упала на пол. Он подобрал ее, сунул в жестяную банку, используемую вместо пепельницы.
      - Ты какой-то недотепа! - разозлилась Таня. - Тебе, взрослому парню, надо все разжевать и в рот положить. Ты жить хорошо хочешь? Курить "Мальборо", пить "Арманьяк", париться в сауне, ездить хоть не в Монте-Карло, так в Крым или в Гагры? Или так и гнить в этой халупе с вонючим "Памиром" в зубах?
      - Ты мою хату не трогай, какая есть, - обозлился Сергей. - Тут моя мать живет, отец помер и братан старший.
      - Заткнись! Амбиции к делу не ведут! Потом скажешь, хороша твоя хата была или нет, когда ремонтик в ней заделаешь классный, или новый дом отгрохаешь на этом месте! Ты мужик или нет? Решайся! Другого такого шанса может не быть! Залетишь в тюрьму на какой-нибудь даче за гроши!
      - Откуда ты знаешь? Про дачи-то?
      - А кто эти дачи несчастные грабит? И ежу понятно - ты и твои дружки. Только я однажды видела, как менты ногами били таких же олухов, которые тащили из дачи старый телевизор и транзистор сраный. Одному всю рожу в месиво превратили на снегу. Я стояла и слова не могла сказать. А они лупили их ногами и лупили. Не знаю, выжили ли эти пацаны, с трудом верится, что после таких побоев можно выжить.
      - Кто бил-то? - побледнел Сергей. - Этот двухметровый Юрик Зубов? Доиграется он...
      - Не он! - крикнула Таня. - Если бы, кстати, не он, убили бы эти менты тех двоих. Он оттащил их, а тех в машину бросили. То же и тебя ждет. А так, сделаешь то, о чем я тебя прошу, получишь двадцать пять тысяч рублей. Нормально?
      - Двадцать пять тысяч? - пробормотал Сергей. - Это же две с половиной "Волги".
      - Или четыре "жигуленка", - добавила Таня. - Или шикарный неоднократный отдых на море, ремонт твоего, пардон, бунгала, рестораны, хорошая пища, все, все, что дают деньги...
      - А как ты это получишь? Наследниками-то будут близкие родственники. Жена, сын. Ты-то кто там, последняя спица в колеснице.
      - Это будет вторая серия, значительно более легкая, чем первая. Половину получит Олег, мой муж, а уж как взять с него эти деньги, я разберусь. Да ты сам его тряхнешь один раз, из него все посыплется, он трус такой, что свет не видел.
      А потом можно с ним и развестись, сдался он мне, обалдуй, обжора и лежебока...
      - А зачем замуж за него выходила? - скверно улыбнулся Сергей. - Чтобы ограбить свекра? Ограбить не получилось, так убить?
      Хорошее пиво развеселило его. Да и план Тани ему, в принципе, был по душе. Хотя, как он понял, затеяла она страшное дело...
      - Сошлись легко, я пришла на вечер в их мединститут. Потанцевали, проводил, как водится...
      Подружились, переспали, забеременела... Где их, хороших парней-то, найти?
      - Как где? - смеялся Сергей, куря уже третью сигарету подряд. - А я чем плох?
      - Салажонок ты для меня, Серега. Да и не пара мы. Мне другое в жизни нужно. Может быть, когда-нибудь и с тобой сойдемся, кто его знает... А вот полнолуние шестилетней давности помню... И я тебе тогда сказала - мы совершим что-нибудь страшное. Вот и пришла пора. Луна зовет нас, Серега...
      Сергей вздрогнул - в ее глазах появилось какое-то жуткое выражение. И зрачков совсем не было видно, глаза как-то побелели...
      - Кровавая ты, однако...
      - Ведьма, хочешь сказать? - расхохоталась Таня, и от этого страшного смеха мороз пробежал у Сергея по коже. - Пусть будет так. Лучше быть кровавой ведьмой, чем занудной клушей. Эта жизнь не для меня, мне нужно другое. И я обязательно это другое получу, согласишься ты мне помочь или нет. Рано или поздно, но получу.
      - Ладно, - поежился Сергей. - Конкретно, что ты от меня хочешь? Ты крутая, да и я не жидкий. Говори, что от меня требуется?
      - Во-первых, нужна машина. Надо машину угнать. Во-вторых, сделать так, чтобы машина моего свекра перевернулась и чтобы он в ней погиб. Если он не погибнет в аварии, ты должен его застрелить. Оружие у тебя есть?
      - Откуда оно у меня?
      - Достанешь. Твои проблемы. Моя задача - показать тебе его машину, назвать время и место, где ты сможешь его подкараулить. Остальное разработаешь сам - кого взять в помощники, где достать оружие. После того как Олег войдет в права наследника, вскоре ты получишь наличными двадцать пять тысяч рублей. Все!
      Заславский задумался. Заманчивое предложение. И хоть и рискованное, но, пожалуй, в меньшей степени, чем ограбление дач, где находится старая рухлядь, которую еще надо продать, опять же рискуя...
      - Это кто на фотокарточке? - вдруг спросила Таня, увидев на стене фотографию мальчика в маечке и трусиках, со светлыми кудряшками.
      - Как кто? Я, - вдруг смутился Сергей.
      - Чем-то мы с тобой похожи, - удивилась Таня. - У меня есть моя карточка такого же возраста, и очень мы с тобой похожи. Только ты светленький, а я темненькая.
      - Похожи так похожи, - пожал плечами Сергей. - Ладно, Ира, Таня, как тебя? Подумаю я над твоим предложением. Оно мне в принципе нравится. Но рискованное. Надо подумать. Ты зайди ко мне через пару недель... А теперь что, может, побалдеем?.. Ты такая стала красивая...
      - Не надо! - нахмурилась Таня. - Потом побалдеем. Не до этого сейчас, да и вредно мне на седьмом месяце. Ни к чему все это... Провожать меня не нужно, и никому никогда не говори, что мы с тобой знакомы. Запомни это никому никогда! Это залог успеха.
      - Да не собираюсь я никому ничего говорить.
      Но вот если Бороду привлекать к делу будем, что я ему скажу?
      - Что хочешь, но про меня ничего. Наплети что-нибудь - кровный враг, ограбление... Заинтересуй, разумеется, даром никто ничего делать не будет. Пообещай штуку, полторы. Я сама заплачу, когда время придет. Но про меня ни слова.
      - Ладно, - согласился Сергей.
      Они распрощались, но он прокрался за ней и выследил, на какой даче она живет. Потом узнал, что это дача переводчика Гриневицкого. Он должен был знать, с кем имеет дело.
      На ограбление дачи он все же пошел. Дача оказалась богатой, но в ней были хозяева. Все получилось грубо, грязно, избили хозяина, связали, вынесли дорогую технику, погрузили на позаимствованный "уазик", и наличными деньгами тоже разжились.
      В октябре, сговорившись с Таней, угнали с Бородой "Волгу", подрезали Лозовича, поглядели, как он сгорел в машине, и уехали. А через несколько дней его взяли за ограбление дачи. Таня написала ему в лагерь, все честно рассказала - Лозович имущество переписал на первую жену и сына, им ничего не досталось. "Разделаюсь с ней", - было его первой реакцией на письмо, напечатанное на машинке. А потом понял, что ничего он ей не сделает, потому что верит ей.
      ...Он вернулся домой... А Таня его сестра по отцу... Действительно, они чем-то похожи... Глаза, рот, брови... Какие сюрпризы преподносит жизнь...
      Глава 27
      Серж надел джинсы, мягкую теплую рубашку и вельветовую куртку, на голову - такую же вельветовую бежевую кепочку, и стал похож на безмятежного французика - обитателя парижских кафешек. Спустился вниз, сел за столик, заказал себе кофе и круассаны. Кофе был очень вкусный, круассаны только что испекли, они изумительно пахли.
      Кофе несколько взбодрил его, на душе стало легче. Парижские бульвары располагали к оптимизму, к легкому восприятию жизни. Сновали ничем не обремененные, нарядно, но просто одетые люди, делали покупки, обменивались новостями; сидя в кафе, пили кофе, ели пирожные, курили. Было довольно тепло, дворники убирали желтую листву, падающую на бульвары. Как прекрасно все это... Из каких же противоположностей состоит жизнь, как много в ней и прекрасного, и страшного, грязного. Сколько света и сколько крови... И нельзя бояться этой крови, потому что трусы в этом мире не выживают.
      ...Он встретился с Таней примерно через месяц после своего освобождения. Опять ночь, кухня в его обветшалом домике...
      - Какой кошмар! - схватилась за голову Таня, содрогаясь от его сообщения. - Что мы наделали? Мы же с тобой... Это же позор, это кровосмешение, Серега! Не может быть! Быть не может такого! Как ужасно, что умер отец, я бы все узнала у него...
      - Не врет мамаша, - махнул рукой Сергей. - Я вижу - не врет. Сеструха ты мне, точно. Помнишь мою фотографию? Вот тебе и разгадка нашего сходства...
      - Отец любил погулять, это точно, - подтвердила Таня. - Мать с ним намучилась. Ни одну красивую бабу не пропускал. Дома не ночевал, потом врал - у друга, срочные переводы, туда-сюда... Мать махнула на него рукой, с ним бороться было бесполезно. Пил и гулял, пил и гулял. И работал много тоже. Все совмещал, и сжег себя в сорок семь лет... Инфаркт его хватил в конце восемьдесят первого, дорогой мой братишка Сережка... - вдруг засмеялась Таня. - А? Мир тесен? Как мы с тобой тогда друг друга нашли в лесу, господин Лесной? Помнишь Фарлафа?
      - Я и еще кое-что помню, - нахмурился Сергей.
      - Откуда мы тогда знали? Не переживай, это даже очень пикантная история, в духе романов порнографических. Ты обалденный мужик, и в четырнадцать лет ты был обалденный мужик. Никогда ни с кем такого кайфа я не испытывала...
      - Да замолчи ж ты! - крикнул Сергей. Даже ему, после трех лет лагерей, было стыдно слушать ее.
      - Как они меня потом отделали! - решил он перевести разговор на другую тему. - Думал, не выживу... Но зато после они мне заплатили по полному счету. Прыщ этот теперь полный инвалид, на лекарствах живет. Ара где-то по лагерям мотается в качестве петуха. Это я ему устроил, не кто-нибудь. А Рыба червей кормит в сырой земле.
      Но это уже без меня, тогда он всего-то двумя месяцами больницы отделался. Как я тогда не сел, ума не приложу...
      - Ну ладно, братишка, - улыбалась Таня. - Мои сообщения ты знаешь, Лозович в день своей гибели подписал завещание на первую жену и старшего сына. Нам ни хрена - только квартира.
      Ну потом, правда, поделился с нами благородный афганец Владимир Игоревич. Я кое-что взяла себе у мужа, якобы на пополнение гардероба. Сэкономила. Для тебя. Еще не зная, что ты мой брат. Ты рисковал жизнью, свободой... Ты отважный человек, Сергей... Вот. - Она протянула ему пакет. Здесь две тысячи рублей. Чем могу, Серега. От себя отрывала, клянусь тебе. Ты вышел оттуда гол как сокол, это тебе на обзаведение...
      Братишка мой, - погладила она его по коротко стриженной светлой голове, на которой уже начали отрастать волосы. В ее карих глазах Сергей увидел нечто неприятное, вожделение, усилившееся у нее в связи с его сообщением. Ему это не нравилось. Она стала для него сестрой, и только.
      И перестала быть красивой женщиной, желанной самкой. А она очень игриво глядела на него. Он нахмурился, дал понять, что ему это не по душе.
      - Ну а что этот старшой? - попытался отвлечь ее Сергей. - Может быть, его?..
      - Он офицер, воюет в Афганистане. Он поделился с нами, несмотря на то, что моя свекровь ругала его мать последними словами. Нет.., пока это невозможно. Не тот случай. Я пыталась его окрутить тогда, в восьмидесятом, но бесполезно.
      Домосед, семьянин, порядочный советский офицер, герой и тому подобное... Жаль, конечно, что тебя тогда забрали. Мы могли взять и его в оборот. Но ты, со своей паршивой дачей... Говорила я тебе - не разменивайся по мелочам. А теперь что? Будем звонить семье, требовать от них квартиру, машину? Да это глупость и бред собачий.
      Упустили мы с тобой, Серега, нужный момент.
      Он меня тогда озадачил, я понервничала - устроила ему звоночек, попугать чтобы, мол, убили папашу твоего, и тебе туда же дорога, если осторожней не будешь. А зря я все это сделала, только подозрения у него вызвала. Но одна я была тогда, Серега, одна. Если бы ты был рядом. А ты уже гудел вовсю... Рядом только этот придурок Олег да его мамаша. И дочка маленькая... Ты не звонишь, я поняла, в чем дело, как разговор пошел об ограблении дачи академика. Наведалась к тебе тогда весной, на всякий случай, думала, может, выкрутился ты и на этот раз. А вот не выкрутился... Ладно, что сделано, то сделано, назад время не вернешь. Надо жить будущим... Ой, Серега, - сладострастно улыбнулась она, - хочется мне тебя ужас как... Но ты смотришь на меня как послушный младший братишка. И я ухожу, чтобы не возбуждаться. Пока. Увидимся, когда придет время. А оно придет, Серега. Ты верь. И не разменивайся на мелочи.
      ...Сколько он жил на свете, но таких женщин, как Таня, никогда не видел. Она не уставала поражать его...
      Серж заказал еще кофе, закурил. Мысли уносили его в не столь уж далекое прошлое.
      ...Ходка в зону следовала за ходкой. Он втянулся в веселую воровскую жизнь, а новые условия жизни, построение так называемого рыночного общества, вдохновили его. Он занялся рэкетом, сколотил банду головорезов, занимался разборками, разделом сфер влияния. Было опасно и очень интересно. В карман ему рекой потекли деньги. Он сделался в округе влиятельным человеком, стал вести широкий образ жизни, построил на месте старого домика шикарный особняк с сауной, бассейном, каминным залом, у него появились великолепные иномарки. В своих повседневных отчаянных делах он стал забывать Таню, ушедшую, видимо, в быт, в воспитание дочери. Она тоже не давала знать о себе. До поры до времени.
      И появилась она у него уже в девяносто пятом году.
      - Вот живешь, братишка! - восхищалась она его новым домом. - Я верила в тебя, всегда верила. Ты гремишь, слава о тебе разносится по всей округе. Ну, налей бедной родственнице рюмочку "Арманьяка". Теперь у тебя есть? "Памир" больше не куришь?
      - Нет, с "Памиром" завязано. Надеюсь, навсегда, - улыбался металлокерамикой Серж.
      - А какие зубы, Серега! Правда, ты и щербатый был неплох, но теперь просто сказочный красавец. А я вот вчера промокла под дождичком, чуть меня молнией не убило. Но в свете молнии я увидела интереснейшую сцену. На моих глазах застрелили некоего Вареного, слышал о таком?
      - Да ну? Сама видела? - поразился Серж. - Ты всегда там, где надо, сестричка. На боевом посту.
      - Жду своего часа, как положено.
      - И никак не дождешься? Что-то видок у тебя так себе, ты извини за замечание, но это по-родственному. Подкинуть тебе?
      - Сунь себе в одно место! - вдруг обозлилась и вскочила с места Таня. Я сама подкину, кот: да будет нужно. Нашелся благодетель херов! Сжалился тоже! Налей лучше коньяка, что-то меня трясет всю!
      - Ладно, ладно, не заводись, успокойся... - даже немного испугался Серж. - На тебе коньяка, на тебе соку, сигаретку вот выкури, и рассказывай, кто же угрохал этого Вареного? Между прочим, это такой вредный гад был... Хлеще самого Соловья. Крутой, падло. От него ожидать можно было чего угодно. Так что хорошее дело сделал этот человек. Кто он?
      Таня выпила рюмку коньяка, закурила сигарету.
      - Мир тесен, Серега. Вчера днем я видела свою одноклассницу Ирку Чижик, выходящую из "Мерседеса", всю такую из себя, а через несколько часов наблюдала, как ее муж, Андрей Андреевич Дорохов, из пистолета расстрелял этого Вареного как бешеную собаку.
      - Дорохов? - улыбнулся Серж. - Андрей?
      Так я знаю его, он помог нам взорвать Соловья в его джипе. Соловей его терзал, бабки с него требовал крутые, так этот Дорохов сам ко мне приперся и предложил помощь. Наши интересы совпадали, и дружище Соловей разлетелся на куски и отныне не мешает мне спокойно работать.
      А вот насчет Вареного - это хорошая новость.
      Странно, что мне до сих пор никто не сообщил.
      С меня причитается. Хоть подарочек-то позволь тебе сделать, а, Тань? Не обижайся...
      Он вышел и принес флакон "Шанели № 19".
      - Возьмешь? - спросил он.
      - Возьму. Подарок возьму, раз от души. Рада, что подняла тебе настроение.
      - Такой вредной тварью был этот Вареный.
      Я сам его боялся. Говорят, и Соловей его боялся.
      Молодой, да ранний. Его на место Соловья прочили. А как ты узнала, что это Дорохов застрелил его? Ты что, его знаешь?
      - Никогда не видела. Слышала, что Ирка Чижик за ним замужем. У них был давний роман, а когда его жена погибла в автокатастрофе, он женился на ней. А узнала вот как. - Она вытащила из сумочки визитную карточку и протянула ее Сержу. "Андрей Андреевич Дорохов, генеральный директор фирмы "Русская усадьба", телефон.., факс..."
      - Как это он ее выронил, дурак? Вот бы менты подобрали... Ты его просто спасла, Танька.
      - Выронил, когда пистолет из кармана вытаскивал, из внутреннего. Носит "пушку" черт знает где. А стреляет хорошо, убил наповал. Я Зубову сказала, что он невысок, а машина у него черная.
      На деле же - ты, наверное, знаешь - "Волга" у него темно-зеленого цвета, вот его номер, а сам он высок, седоват, строен....
      - Интересная информация. И что ты намереваешься делать с ней? Ее можно очень выгодно использовать. Соловей ладно, но вот Вареного ему не простят братаны. Там один Малек чего стоит, вот бы кого в ад отправить, такая тварь...
      - Пока ничего не собираюсь. Хотела только, чтобы ты знал, мало ли что. А информация "всегда пригодится, как и лежащие в чулке баксы. Согласен?
      - Я с тобой всегда согласен - ты дама очень умная, но все же не могу понять, как она нам впоследствии пригодится, эта информация? Обобрать его можно сейчас - выложил бы все, только бы в живых оставили его и его женушку.
      - Не надо пока ничего, - твердо сказала Таня. - Ну, разве что экономическими методами, если сможешь. Только не силой, этого не нужно.
      - Ладно, я попробую выяснить насчет его "Русской усадьбы", что там у него творится.
      А жаль, что ты не хочешь другого... Мой метод - брать все что можно сейчас, а то под богом ходим, завтра может и не понадобиться.
      - Понадобится, понадобится, все понадобится. А еще вот что я хотела тебе сказать - есть у меня один знакомый человечек. Я была у родственников отца во Вроцлаве и познакомилась там с одним фармацевтом. Очень примечательный человек. Збышек Млынский его зовут. Мне про него интересные вещи рассказывали - большой мастер по всяким снадобьям, ядам и тому подобному. Разрабатывает новые средства - всякие транквилизаторы, чтобы человека на короткое время вырубить начисто, есть и противоядие, так сказать, - мгновенно восстановить его силы.
      Очень умный, основательный человек. Сейчас он в Москве, есть у меня его координаты...
      Збышек Млынский стал доверенным лицом .Сержа. Он действительно умел делать фантастические вещи. Новые снадобья, открытые им, очень помогли Сержу в его делах. Но он был слишком основателен, нельзя было спешить, подгонять его. Но.., пришлось подгонять впоследствии, и кончилось все это для Млынского весьма плачевно.
      ...А вот теперь Серж играл ва-банк. Дело, которое предложила ему Таня в конце этого лета, было совершенно фантастично. И сулило невероятные прибыли. Он еще раз убедился, что у нее совершенно особенный ум. То, что она затеяла, никогда не пришло бы ему в голову...
      Глава 28
      Недавно она побывала на конференции переводчиков в Париже. Пообщалась с коллегами, завела новые полезные знакомства. Но одно из этих знакомств стало не просто полезным, оно в корне изменило все ее дальнейшие планы. Мадам Леклерк, переводчица с русского языка, была замужем за известным нотариусом Леклерком.
      Зашла речь о России, о русских соотечественниках за рубежом, в частности, в Париже. И одна названная фамилия словно молнией поразила ее.
      Девяностовосьмилетний бизнесмен Жорж Дорохов, очень обеспеченный человек, владелец фирм, магазинов, домов, вилл, огромных банковских счетов, был выходцем из России, представителем белой эмиграции. У него был сын Поль и внук Жорж. Внук этот особенно заинтересовал Таню.
      Жорж-младший, гомосексуалист, уже год был болен СПИДом. Жить ему оставалось очень недолго. Больше наследников у Дорохова не было.
      Таня попросила мадам Леклерк познакомить ее со своим мужем. Вертлявый, невероятно хитрый Леклерк приглянулся ей - это был именно такой человек, какой был ей нужен. Она издалека завела разговор с ним и, как бы между прочим, попросила его выяснить, нет ли у Дорохова родственников в России. Она слышала в свое время от одноклассника Руслана Бекназарова, что муж Ирки Чижик бизнесмен Дорохов - сын командарма Дорохова, расстрелянного в тридцать девятом году. И у него был младший брат, полковник белой армии, который эмигрировал в двадцатых годах за границу и будто бы там сильно разбогател. Именно это надо было выяснить Тане через Леклерка - не является ли Андрей Дорохов племянником миллионера. Леклерк почувствовал выгоду и быстро навел справки - да, это именно он живет в Москве, племянник миллионера Дорохова. Таня дала понять Леклерку, что он может очень хорошо заработать, если поспособствует ей. Конечно, старик мог умереть в любую минуту, но Леклерк, который вел его дела, уверял, что тот невероятно здоров для своих чудовищных лет.
      А вот внук умрет со дня на день.
      Именно это изложила Таня Сержу Заславскому, сидя у него в каминном зале, попивая коньячок и покуривая сигареты. Она затеяла грандиозный спектакль.
      - Есть такой человек Виктор Александров.
      Так вот, он сидел в тюрьме за убийство завмага из-за Ирки Чижик. Человек мрачный, нелюдимый, жутко влюбленный в Ирку. Надо сделать так, чтобы на моем дне рождения он убил ее. Понял меня, Серега?
      - Виктор Александров? - поразился Серж. - Витес? Так я же сидел с ним. Хороший, между прочим, парень. Помог мне в начале моего творческого пути. Вот мир-то тесен...
      - Надо же, - удивилась и Таня. - Бывает.
      Так это нам на руку. Ох, как это нам на руку.
      Именно ты и свяжешься с ним, я-то давно его не видела.
      - Слушай, Тань, - сказал Серж, - а что, если эту вашу Ирку тихо и незаметно? Я это устрою.
      На хрена всю эту бузу дурацкую затевать? Опасно и глупо.
      - Мне надо выйти замуж за Дорохова. Немедленно, понял? Как я это сделаю? Буду его шантажировать Вареным? Это вот как раз глупо и опасно. Но это мы оставим на крайний случай. А так получится великолепно. Мы все станем действующими лицами этого спектакля. Там появится удрученный горем Дорохов, и я, именно я утешу его. Он сам влюбится в меня, я этого сумею добиться.
      - Все можно сделать по-другому. Ирину эту найдут мертвой, вы все поедете ее хоронить, и ты там его утешишь. Так значительно проще.
      - Это пошло, Серега. Я хочу действия, кровавого действа, понимаешь? Мы живем один раз, и жизнь так банальна и тупа, хочется стать участниками трагедии. Чтобы все сходилось, чтобы происходили невероятные вещи, встречи, страсти. Как я все это люблю... А ты разве нет? Ты же артист, ты мой брат, ты настоящий артист своего дела. Ты не похож на своих коллег. Они тупы, грубы и безобразны. Ты делаешь все с блеском.
      И эту штуковину мы с тобой проведем как по нотам. Млынский все сделает. Мы подставим этого придурка Александрова под убийство, его осудят, а я выйду замуж за Дорохова.
      - Ну и что? На хрена тебе этот Дорохов? От него до миллионера пропасть. Там сын и жена сына, они законные наследники.
      - Нет, как же ты, однако, туп... Мы уберем их, как только сдохнет этот педик от СПИДа.
      Леклерк мне сказал, что это вопрос дней. Он сообщит мне немедленно. Мы пошлем Млынского в Париж, и он своими снадобьями усыпит этих господ, а потом отравит и инсценирует самоубийство. Якобы из-за позора и смерти их сына.
      Леклерк посоветует одинокому старику завещать все свое имущество племяннику, ибо других родственников у него не будет. Ну.., тут есть риск, может быть, он не захочет. А кто не рискует, тот не пьет шампанское... Зато ты подумай, каков выигрыш. У него десятки миллионов долларов, Серега... Подумай, как мы с тобой заживем. Мы бросим эту окаянную жизнь, уедем в Европу, будем купаться там в золоте. Подумай, что мы получим в случае выигрыша этого дела...
      - А в случае проигрыша? - задумался Серж.
      - В случае проигрыша все свалим на Млынского. Это он убьет господ Дороховых, не мы с тобой. Ты должен пообещать ему такую сумму, что он не в силах будет отказаться. И Леклерку тоже. А кроме них, никто не будет в курсе дела.
      - А если тебя заподозрят в убийстве этой твоей Ирины?
      - Не заподозрят. Надо все сделать правильно, и не заподозрят. Снадобья Млынского, отпечатки пальцев на пистолете, из которого застрелят Ирину, будут принадлежать Виктору. Как хорошо, что ты знаком с ним. Ты пригласишь его к себе, напоишь, подсыплете ему кое-чего и сунете в руку пистолет. А потом из этого пистолета или Млынский, или я застрелим Ирину. А гостям своим мы тоже кое-чего дадим для спокойного сна. Никто ничего не услышит. А Виктор, я уверена, и сам нам поможет своей нелепой страстью к этой дешевой шлюхе, которой повезло стать женой этого Дорохова. Впрочем, почему повезло?
      Она-то ни при каких обстоятельствах ничего не получит. Я знаю, с твоей помощью Дорохов разорился, это чудесно, нечего на "мерее" разъезжать базарной бабе, когда я мудохаюсь со сраным "жигуленком", как придурочная. Теперь у них ни хрена нет, одна халупа в Митине...
      - А не очень-то ты ее жалуешь. Что-то она тебе такое сделала... И не одной корысти ради, так сказать.., ты все это затеваешь. Ради чего-то еще... И Витеса ты хочешь под вышак подставить тоже не просто так. - Он хитро улыбнулся.
      - Ненавижу, Серега, - спокойно ответила Таня. - Скрывать не буду ненавижу обоих.
      Они смеялись надо мной, тогда, школе. Он предпочел ее, шлюху провинциальную, мне, ты представляешь, Серега, ее - мне. Она всем нравилась, и Руслану, и Гришке Брагину, и Петьке Мухину. И замуж вышла за солидного человека, красивого, умного, достойного, а я за этого олуха прожорливого, очкарика гребаного. Это все несправедливо, этого не должно быть. Все должно встать на свои места. И все встанет на свои места, будь уверен.
      Глаза ее сузились, губы напряглись, кулаки сжались. Серж даже слегка поежился от ее устрашающего вида. Он иногда побаивался ее, сам себе удивляясь.
      - Ты успокойся, успокойся, выпей коньячка вот еще... Будь по-твоему, я тоже как-то проникся твоей идеей. Сотворим такой спектакль - черти перевернутся.
      Она улыбнулась одними губами, но глаза по-прежнему оставались злые, страшные.
      - Сотворим, Серега, сотворим. Все будет по-нашему. Все. А они умоются, каждый своим.
      "Женщина есть женщина, все хочет сделать по-женски, - подумал Серж. Ладно, мы кое в чем ее поправим, но в целом ее план не так уж и плох. Все будет выглядеть естественно".
      ...И шло все как по маслу. Он позвонил Виктору, вспомнил былое, сказал, что тот может в любое время приезжать к нему. По его просьбе Роман Дергач по телефону сообщил Виктору, что девятнадцатого сентября у Тани собираются одноклассники на ее сорокалетие, что будет там и Ирина, а ее мужа не будет. За Дороховым следили; если бы он надумал приехать, ему бы помешали. Ну а на даче у Тани Виктор и сам помог им, как они и рассчитывали. Он стучался в дверь к Ирине, его видели многие. Таня аккуратно подсыпала всем, кроме себя, Ирины и Виктора, снадобья Млынского. Если бы Виктор сам не пошел к Сержу, они нашли бы способ его туда заманить, напоить транквизином и сунуть ему в руку пистолет. Но он пошел сам, словно нарочно помогал своим врагам уничтожить себя. Таня обладала даром воздействия на людей, она знала это. Это проявилось с Виктором, позднее то же она проделала и с Дороховым. Ее сила воли заставляла людей поступать так, как хочет она. Виктор оставил отпечатки пальцев на пистолете, а потом Млынский отнес Тане этот пистолет, из которого она застрелила Ирину. Таня рассказывала Сержу, что Ирина проснулась, с ужасом поглядела в бешеные глаза Тани, но не смогла произнести ни слова. Таня хладнокровно убила ее, передала пистолет обратно Млынскому, который и положил его под окно. Когда он уходил, его увидел Петя Мухин, находящийся в сомнамбулическом состоянии от спиртного и снадобья, поначалу даже забывший про ночное видение, но потом вспомнивший и рассказавший об этом Тане, а уж затем следователю. Но Роман заставил Петю снова забыть об удаляющемся ночном визитере в куртке с капюшоном.
      На следующий день Млынский вылетел в Париж, где, связавшись с Полем Дороховым, якобы желая сообщить ему очень важные сведения о Происках их финансовых врагов, сумел войти к нему в доверие и поужинать с Полем и его женой.
      Сведения о финансовых делах фирмы ему дал Леклерк. Млынский подсыпал своего снадобья в вино супружеской чете, а ночью пробрался через окно в их спальню и влил обоим в рот цианистого калия, положив еще и осколки от ампулы. Но спешка подвела. Сыщики мгновенно заподозрили убийство. И тогда, узнав об этом от Леклерка, Серж убил Млынского.
      Дело осложнилось тем, что сбежал из-под стражи подозреваемый Виктор Александров. Разумеется, он этим только усугублял подозрения, но все же это вызывало тревогу. Человек он был достаточно суровый, и от него тоже можно было ждать крупных неприятностей. А каких именно, Серж, разумеется, не знал.
      Зато с Дороховым все получилось великолепно. Таня буквально околдовала его, вложив всю свою душу в то, чтобы он влюбился в нее. Для убедительности Серж подослал к нему четырех "шестерок" на "Пежо", и Таня вдобавок ко всему оказалась еще и спасительницей любимого человека.
      А вот кто были те двое, которые выкрали Саху и Леху, а потом напали на его дом, он не знал. Но подозревал, что это дело рук сбежавшего Виктора Александрова. Он мог сорвать им весь план. Дорохова надо было оберегать от нежелательных контактов. Они испортили телефон, Таня то везла жениха на дачу, то обратно в Москву. Подъезд охраняли серьезные люди и не давали никому добраться до счастливого жениха. А за каждой трапезой Дорохов получал порцию снадобья, парализующего волю и располагающего к эйфории.
      Збышек Млынский работал и после своей смерти.
      Они не подпустили к Дорохову даже Николаева из МУРа. А на открытый конфликт он не пошел, так как для этого не было никаких официальных оснований.
      Итак, все... Таня замужем за Дороховым. А ему осталось завершить это дело. Ждать естественной смерти вполне здорового, хоть и древнего старика не было возможности. Неизвестно, кто кого переживет при такой напряженной жизни. Доверить такое важное дело Серж не мог никому.
      И прибыл в Париж сам, один.
      ...Сейчас он ждал встречи с Леклерком, который должен был помочь ему проникнуть в дом старика Дорохова. За услуги нотариусу был обещан миллион долларов. Вполне приличный аванс он уже получил из личных денег Сержа. В кармане вельветового пиджака Сержа лежали снадобья Млынского. Это были особые снадобья, рассчитанные на старого человека, на его слабые сосуды. После их принятия Дорохов прожил бы неделю и вполне естественно почил в бозе. И никто не должен был ничего заподозрить. В его возрасте, да после таких стрессов, какие он испытал в последнее время, смерть его не показалась бы странной никому.
      Проникнуть в дом к старику было довольно сложно, тем более после происшествий последних дней. Нужна была очень веская причина.
      И этой причиной могли быть сведения, раскрывающие тайну гибели Поля и Мари, которыми якобы располагал он.
      Накануне Леклерк позвонил старику и сообщил ему, что один русский знает, кто убил Поля и Мари, а точнее - кто заказал это убийство. Человек этот якобы страшно боится мести и готов сообщить эти сведения только самому Дорохову у него дома, причем за приличное вознаграждение.
      Такая версия была вполне правдоподобной - корысть всегда представлялась естественным стимулом для откровения. А Сержу нужно было только проникнуть в дом; что делать там, он бы быстро разобрался.
      Так, вот и полдень. А вот и кафе, где они договорились встретиться с Леклерком. Ну а вот и сам Леклерк! В кургузом сером плащике, коротких брючках, нелепых ботинках. Вертлявый, мерзкий...
      Серж вразвалочку направился к нотариусу.
      Дело осложняло то, что нотариус плохо говорил по-русски, а сам Серж знал по-французски только "мерси" и "о'ревуар". Но нельзя было посвящать в дело его жену, переводчицу. Леклерк мог объясниться по-русски, так как бывал в России и брал у жены уроки русского языка.
      - Ого, мистер...
      Серж приложил палец к губам, чтобы Леклерк не вздумал называть его по имени.
      - Мистер Бланк, - уточнил Серж, как его надо называть здесь, на улице.
      - Мистер Бланк, вы очень точны, - улыбнулся Леклерк.
      - Дело требует точности, - улыбнулся и Серж. - Сами понимаете. Прошу. Он указал на столик.
      Они сели за столик, заказали кофе.
      - Итак, он предупрежден о вашем визите и ждет вас к двум часам дня, сказал Леклерк, путаясь в словах настолько, что Серж с трудом понимал его.
      - Что вы ему сказали обо мне? - спросил Серж.
      - Я сказал, как мы с вами и договаривались, что вы имеете очень важные сведения о людях, которые заказали убийство его сына и невестки.
      Я, разумеется, сказал, что вы русский, так как это совершенно очевидно. И разговаривать с месье Дороховым вы тоже будете, разумеется, по-русски. Будете говорить, что гибель господина Поля - это дело рук русской мафии, которой он якобы отказался платить деньги, которые они с него требовали. Называйте какие-нибудь вымышленные имена, пока он будет это проверять, с ним будет покончено, как вы утверждаете. Заговорите ему зубы, больше говорите о России, он любит эту тему. Побольше воды, поменьше фактов. Но не увлекайтесь, помните, что он не в маразме, он очень хорошо соображает. Я тоже буду присутствовать при разговоре, сами понимаете.
      И когда я отвлеку его, вы сделаете свое дело.
      Только, ради бога, дайте гарантии, что это не произойдет слишком быстро, иначе вы-то исчезнете, а я угожу пожизненно в тюрьму.
      - Да зачем мне это? Если он умрет через час после нашего ухода, все будет очевидно, и делом займутся соответствующие органы. И тогда все будет признано недействительным, а значит, все затевалось напрасно. Этого ни в коем случае не должно произойти. Так что наши с вами интересы полностью совпадают.
      - А какие гарантии того, что вы заплатите мне столько, сколько обещали? И что я не разделю судьбу этого несчастного поляка?
      - Гарантии не может дать даже господь бог, - засмеялся Серж нагло. - Но подумайте сами - и так слишком много крови. Умирает несчастный внучек Жорж, потом убивают господина Поля и его жену - именно убивают, я подчеркиваю. Ну, умирает от горя старик Дорохов, это понятно. И вдруг еще убивают нотариуса, который вел это дело, составлял завещание. Это же более чем подозрительно. Мне это совершенно незачем. То, что убрали убийцу господ Дороховых, это еще полбеды, но если погибнет нотариус, который вел все дела, - это уже предмет очень серьезной разборки.
      - Разборка и так будет, - вздохнул Леклерк, - Я понимаю, у вас будут очень большие средства, чтобы заставить кого надо кое-чего не видеть. Они могут закрыть глаза и на гибель бедного нотариуса Леклерка. Такими деньгами можно любому заткнуть рот.
      Леклерк говорил так смешно по-русски, что Серж не выдержал и расхохотался, несмотря на серьезность дела, которое ему сегодня предстояло.
      - И ваш смех что-то мне совсем не нравится, - окончательно загрустил Леклерк.
      - Да я смеюсь над вашим выговором, господин Леклерк, а вовсе не над вами, - оправдывался Серж.
      - Так говорите вы по-французски, и я вас уверяю, что не улыбнусь ни разу.
      - Мерси, о'ревуар, - сказал Серж. - Все.
      Больше ничего не знаю.
      - Вот видите, я даже не улыбнулся, - нахмурил тонкие брови Леклерк. Итак, ваши гарантии?
      - Ну какие же я могу дать гарантии, раз еще ничего не сделано. Главное не сделано. Суть дела не достигнута.
      - Я, между прочим, столько для вас сделал, что вы уже и теперь должны мне как минимум половину названной вами суммы. А вы заплатили только двадцатую часть, мистер... Бланк. Я бы настаивал на том, чтобы вы заплатили мне еще триста тысяч. Чтобы положили на мой банковский счет. А еще лучше заплатили бы наличными, так надежнее.
      - Да откуда же у меня сейчас могут быть такие деньги, господин Леклерк? Я что, их в кармане брюк таскаю?
      - Свяжитесь с вашими друзьями в Москве, и они найдут способ перевести вам такую сумму.
      - Так мы же должны идти к двум часам к Дорохову! С ума вы сошли, что ли?!
      - Мы можем перенести визит. Я скажу ему, что вы пока опасаетесь давать ему такие сведения. А вы свяжетесь с госпожой Гриневицкой, она в Москве найдет ваших людей и привезет вам эти деньги.
      - Такое ощущение, что вы бредите, Леклерк! - рассвирепел Серж.
      - Господин Леклерк, - строго поправил его нотариус. - Помните, что без меня у вас ничего не получится. Вас и близко к дому Дорохова не подпустят. А я, между прочим, уверен, что у вас есть на каком-нибудь счету очень хорошие деньги, мистер Бланк. Вряд ли вы собирались возвращаться в Россию после известного мероприятия.
      - Ах ты, хитрая лиса! - Серж еле сдержался, чтобы не одарить его куда более крутыми выражениями. Но Леклерк был прав - без него ничего получиться не может.
      - Да, я хитрая лиса, мистер Бланк. Но я не хочу быть глупым зайцем, как бедный поляк, которого вы просто пристрелили, когда он стал вам не нужен. Он слишком доверял вам.
      - Какого же черта вы раньше не поставили свои условия? Говорите все в последнюю минуту, когда осталось менее двух часов до встречи.
      - Я посмотрел на вас внимательно, господин... Бланк.
      - Ну, и что же вы увидели во мне?
      - Свою смерть, - хитро улыбнулся Леклерк.
      - Я же объяснил вам, что ваша смерть мне совсем не на руку! - злился Серж. - Неужели вы этого сами не понимаете?!
      - Вам на руку именно полное отсутствие свидетелей, а кого надо, вы сумеете подкупить, когда доберетесь до денег господина Дорохова.
      - А если бы я перевел вам триста тысяч долларов, то вы бы имели гарантии? Смешная сумма по сравнению с тем, что мы хотим получить.
      - И все же так надежнее.
      - Но послушайте вы, упрямый человек! - раскричался Серж. - Все сорвется, если мы отложим это дело! И никто ничего не получит!
      - У вас есть счет в банке, я в этом не сомневаюсь. Вы не из тех людей, которые не страхуются от неудач.
      Серж с бешенством поглядел в бесцветные глазки Леклерка и понял, что его не переупрямить. И действительно, в одном из парижских банков у него лежало пятьсот тысяч долларов на всякий случай. Он решил соглашаться на его условия.
      - Поехали. Вы на машине? - злобно спросил он.
      - Разумеется. Она припаркована за углом.
      Они поехали в банк, к счастью, там оказалась необходимая сумма, и Серж вручил ему триста тысяч долларов наличными.
      - Спасибо, - улыбнулся Леклерк, укладывая пачки денег в кейс.
      - Подавись ты, - буркнул Серж. Он не любил, когда его припирали к стенке. Он сам любил припирать людей.
      - Ваше хамство ничуть не обижает меня, мистер Бланк. Но это еще не все. В соответствующем месте, известном только кому надо, лежит письмо, где подробно рассказывается о вашем с госпожой Гриневицкой плане, о том, как вы убили господ Поля и Мари, потом убрали исполнителя убийства Млынского, и как собираетесь лишить жизни старика Дорохова. В случае моей смерти, скоропостижной, разумеется, или исчезновения это письмо попадет на стол парижского комиссара полиции. Вы поняли меня?
      - Понял!
      - Очень хорошо. Тогда поехали к месье Дорохову. А то он очень не любит, когда опаздывают к назначенному сроку.
      Глава 29
      - А теперь проваливай отсюда! - сказал Виктор Александров, развязав Леху и быстро отойдя в сторону, чтобы держать его на прицеле.
      - Ну, тебе не жить, волк позорный! - зашипел бугай, разминая затекшие от веревок руки.
      - Это тебе не жить, мудак, если ты хоть на минуту нарисуешься перед своим хозяином. Он как собаку застрелил твоего дружка Саху, и твоя смерть только вопрос времени и твоего благоразумия. Я тебя не боюсь нисколько, ты можешь даже сообщить обо мне в милицию, если совсем выжил из ума. Держать тебя здесь становится опасным, убивать тебя я не хочу, хотя это было бы разумнее. Так что мотай подобру-поздорову, ты наверняка накопил деньжат, вот и найди себе укромный уголок, где бы ты сумел начать новую деятельность. И помни, именно я спас твою поганую, никому не нужную жизнь, потому что вы оба были обречены. Уже нет в живых ни Млынского, ни Сахи, один ты еще портишь воздух на земле. Все. Пошел отсюда!
      Леха подумал и потопал восвояси. Он не верил этому человеку, но еще меньше он верил своему хитроумному хозяину. У него в надежном месте были припрятаны денежки, которые позволили бы ему в первое время не бедствовать. Родни у него не было, так как он был детдомовский. Дома не было, барахла не было, он взял свои деньги, купил билет на самолет, причем почему-то в Сочи, и сегодня же улетел туда. Там было тепло, там было море, там было поле деятельности.
      А Виктор выждал наступления темноты и поехал в Митино.
      ...Телефон в квартире Дорохова заработал сразу после регистрации их брака. Но люди на иномарках по-прежнему охраняли вход в подъезд, вызывая страх жильцов. Никто не решался даже задать лишнего вопроса, не то что сделать какое-то замечание, уж больно грозного вида были эти люди в кожаных куртках, с бритыми затылками и золотыми цепями на бычьих шеях. Они уже не спрашивали, куда человек следует, но внимательно следили за подозрительными лицами, входящими в подъезд.
      Подходя к дому Дорохова, Виктор увидел преграду. А он был именно тем человеком, которого ни при каких условиях нельзя было пускать в этот подъезд. Надо было что-то придумать.
      Он обязательно должен был переговорить с Дороховым. Факты, которые сообщил ему Владимир Лозович, потрясли его. Он, выросший в простой семье, чуждой всяких интриг, учившийся, работавший, служивший в армии, влюбленный в Ирину Чижик и пострадавший из-за своей любви, никогда не мог бы предположить, что такое возможно в жизни. И хотя Лозович предостерег его от непродуманных шагов, строго-настрого велев ему дожидаться его возвращения из Парижа, он больше не мог сидеть у него на даче. Он должен был все рассказать Дорохову, этот наивный человек должен был знать, какую кровавую интригу затеяли вокруг него, сколько людей уже лишилось жизни из-за алчности, невероятной изобретательности преступников. Он был совершенно другим человеком, чем его командир Лозович, выдержанный, умеющий ждать столько, сколько нужно. Прямота, прямолинейность были главными чертами его характера. И он решил действовать на свой страх и риск. Улетая в Париж, Лозович на всякий случай сообщил ему адрес и телефон Дорохова, категорически запретив искать с ним связи. Но Виктор на следующий же день ринулся в бой.
      К телефону подходила только Таня. "Алло", - говорила она тихим ангельским голоском, сколько бы раз он ни звонил. "Вас не слышно, перезвоните, пожалуйста". Таким образом, пробиться к Дорохову было невозможно. Виктор знал, что предотвратить их бракосочетание не удалось.
      И ужасающая несправедливость происходящего угнетала его, он чувствовал себя запертым в клетке, он предпочел бы сдаться милиции и вернуться в "Матросскую тишину", только бы не сидеть здесь и не выжидать неизвестно чего. Он отпустил Леху, и вот он у подъезда Дорохова.
      Что же делать? Как прорваться через этот мощный кордон? Ведь наверняка Заславский дал его приметы своим мордоворотам, и любая попытка пройти в подъезд закончится плачевно для него.
      Было около девяти часов вечера. Жильцы заходили в подъезд, тщательно изучаемые людьми Заславского. Он подошел к одной пожилой женщине с авоськами и спросил ее, не идет ли она в этот подъезд. "А что?" - спросила она. "Да я хотел вас попросить зайти в сто двадцать четвертую квартиру и сказать ее хозяину, что я его жду на улице". - "Да вы что?! - вытаращилась она на него. - Не видите, что тут творится, я еще пожить хочу, мне вашими разборками заниматься неохота. Устроили здесь черт знает что..." Еще две попытки закончились тем же. Что делать?
      Позвонить в милицию? Так его самого тут же и возьмут. И пока суд да дело, его просто прирежут в камере подосланные Заславским люди.
      Виктор топтался вдали от дома, около чахлого садика с детскими качелями и каруселями. Подъезд Дорохова отсюда особенно хорошо просматривался. Виктор курил сигарету за сигаретой и не знал, что ему делать. Сигареты кончились, а рядом был киоск, он купил себе еще пачку и снова закурил. Тут к киоску подъехал "жигуленок", из него быстро выскочил мужчина, не выключая двигателя машины, подбежал к прилавку. "Пачку "Кэмела", пожалуйста, быстро, что-то с машиной, если выключу, не заведется. Да ладно, сдачи не надо..." И решение мгновенно пришло к Виктору. Он вскочил в машину и рванул ее с места.
      "Стой, стой, сволочь! - заорал ее владелец и побежал за ним. - Угнали машину!"
      Виктор разогнал машину, обогнул иномарки, караулившие подъезд, подогнал ее к самому входу, выскочил и забежал в подъезд. Мордовороты ринулись за ним, но замешкались, и он, двинув одного из них ногой в живот, вскочил в лифт.
      Второй вытащил пистолет и направил на него, но стрелять побоялся. А лифт закрылся, и Виктор уже ехал на десятый этаж. Вот и сто двадцать четвертая квартира. Он яростно нажимает кнопку звонка, а лифт мчится вниз, и по лестнице топочут шаги преследователей.
      - Что такое? - послышался мужской голос за дверью, и она открылась. Перед изумленным Дороховым стоял взмыленный Виктор. Он толкнул Дорохова внутрь и захлопнул дверь.
      - Осторожно, Андрей! Это Виктор Александров! Он убьет тебя! - закричала Таня.
      - Я никого не убью, кровавая сучка! - крикнул Виктор, отталкивая ее. Слушайте меня, Андрей Андреевич! У меня мало времени. Это она со своим другом Заславским убила бедную Ирку.
      Все это сделано ради одного - ради наследства вашего дяди, живущего в Париже...
      А в дверь уже ломились.
      - Открывай, сволочь! Открывай! Живым не уйдешь!
      Виктор вытащил пистолет, оставленный ему Лозовичем, и направил его на Таню.
      - Назад, назад!
      Таня и ошеломленный Дорохов отступили в комнату.
      Виктор схватил телефонную трубку, набрал номер милиции.
      .
      - Алло! Милиция! Срочно в Митино, дом... квартира сто двадцать четыре... Разбойное нападение на квартиру! Сюда ломятся бандиты. Вот их приметы...
      - Этот гад вызвал милицию! Сейчас они будут здесь, ОМОН сюда приедет! слышались голоса за дверью.
      - Хрен с ними, надо его выволочь отсюда!
      - Это ты, падло, прошляпил его!
      - Нет, надо уходить!
      Послышался топот убегающих бандитов. Виктор, держа палец на курке пистолета, смотрел в глаза стоявшей в дверном проходе Тане. Ему стало жутко от ненависти, застилавшей ей глаза.
      - Это правда, Таня? - спросил тихим голосом Дорохов.
      - Это бред. Он же маньяк, ты не видишь, что он маньяк! Это он застрелил Ирку, а теперь хочет все свалить на меня.
      - Сейчас тут будет милиция. И меня возьмут, - сказал Виктор. - Но вы должны знать - погибли ваш двоюродный брат и его жена. А ваш дядя баснословно богат. И все он завещал вам.
      А значит, и вашей законной жене. Вот она - организатор этих преступлений! А вы - наивный ребенок в ее руках! Да неужели вам самому не приходило такое в голову? Эти люди у подъезда, неработающий телефон, эта поспешность, с которой она развелась с мужем и вышла замуж за вас, не считаясь ни с общественным мнением, ни с затратами. Как же вас обвели вокруг пальца, втянули в грязную историю! Но и ваша жизнь теперь висит на волоске! Вы следующий в списке жертв, кандидат на тот свет, Андрей Андреевич!
      Неужели вы думаете, что будете нужны им после того, как они завладеют бешеными деньгами вашего дяди?
      - Он сумасшедший, - крикнула Таня. - Не слушай его, Андрей! Такое в голову может прийти только сумасшедшему, маньяку!
      - Да вы легко можете убедиться в истинности моих слов. Вот вам телефон, - он швырнул ему бумажку с телефоном Кости Савельева. - Все данные проверены частным сыскным агентством.
      А подробности вам расскажет ваша законная жена!
      Таня страшно побледнела, а глаза налились кровью. Дорохов внимательно поглядел на нее и как-то отшатнулся в сторону.
      А в дверь уже стучали омоновцы.
      - Меня заберут, может быть, и осудят. Но вы должны знать правду. Свяжитесь с Костей Савельевым или владельцем ресторана "Московские окна" Владимиром Игоревичем Лозовичем. Он вам расскажет то, чего я не успел. Ваша жена прекрасно знакома с братом своего бывшего мужа...
      Таня не выдержала и резким ударом ноги выбила пистолет у него из руки. Пистолет угодил в стену, а она другой ногой, развернувшись, саданула его в челюсть. Он ударился о дверь, которую уже высадили омоновцы.
      - Вот он! - крикнула Таня. - Это он напал на нас! Это убийца Александров! Он в розыске!
      Держите его!
      Его мгновенно скрутили. Дорохов стоял неподвижно и смотрел на эту сцену с выражением ужаса и брезгливости. Виктор молча глядел на него.
      - Кто делал вызов? - спросил омоновец.
      - Он, - указала на Дорохова Таня. - Хозяин квартиры Андрей Андреевич Дорохов. Этот человек в прошлом месяце у меня на даче застрелил его жену Ирину, а теперь хотел добраться и до него. Какие вы молодцы, так быстро приехали... - Она приходила в себя, выражение ненависти сменялось обычной маской любезности. - Еще чуть-чуть, и он убил бы нас с Андреем.
      Виктор продолжал молчать, и она избегала смотреть на него. Она взглянула на мужа, но тут же отвела взгляд, что-то увидев в его глазах.
      Омоновцы составили протокол, связались с МУРом, сообщили, что разыскиваемый Александров задержан при попытке убить гражданина Дорохова и его жену.
      Дорохов молчал, говорить пока он был не в состоянии.
      - Андрей! Очнись! - крикнула Таня. - Все нормально, как ты перенервничал, дорогой мой.
      - Гражданин Дорохов, - обратился к нему омоновец. - Скажите, вы-то знаете этого человека? Действительно ли он покушался на вашу жизнь? Я понимаю, вы взволнованы, но ответьте нам, мы приехали по вашему вызову.
      Он ничего не отвечал, стоял, закусив губу.
      - Ладно, Александров, поехали. Вас ведено везти в "Матросскую тишину". Место за вами забронировано.
      Виктора увели. Дорохов и Таня остались одни.
      С улицы послышался мужской крик:
      - Это он, сволочь, мою машину угнал! Я, понимаете, за сигаретами, двигатель не заглушил, машина барахлит, а он...
      - Ваша машина цела. И двигатель работает! - крикнул ему кто-то. Садитесь и уезжайте отсюда.
      - Черт знает что! - продолжал возмущаться голос...
      Заработали двигатели, машины уехали. Наступила зловещая тишина.
      - Ты что, поверил этому маньяку, Андрей? - улыбалась Таня, хотя у нее продолжали дрожать пальцы. - Я знала, что он с приветом, но чтобы такое придумать...
      Дорохов закурил и пристально поглядел на нее.
      - Говори правду, - наконец выдавил он из себя.
      - Да какую же тебе надо правду?! - изобразила она удивление. - Я люблю тебя, ты сделал мне предложение, я его приняла, мы с тобой поженились, вот и вся правда! И никакой другой правды я не знаю!
      - А насчет моего двоюродного брата и его жены? Их что, убили?
      - Понятия не имею! Я первый раз об этом слышу! Я вообще о твоих родственниках за границей узнала только от тебя. Я не знаю, может, кто-то и убил их, но я-то здесь при чем?! Может быть, кто-то и копает под нас, мешает нашей жизни, нашему счастью, но, во всяком случае, это мне неизвестно! Какую историю он здесь наплел!
      - А ты что, знакома с Заславским? - так же тихо спросил Дорохов.
      - Да не знакома я ни с каким Заславским! - крикнула Таня. - Как же ты быстро веришь всякой клевете!
      - Зато я с ним знаком, - сказал Дорохов.
      - Ты? Каким образом?
      - Не твое дело. Но я знаю, на что способен этот мерзавец.
      - Ну, если у тебя такие знакомые, я-то здесь при чем?!
      - А что за люди караулили подъезд и сопровождали нас в загс? Ты намекала, что их знаешь и что они не причинят нам вреда. А они просто оберегали меня от ненужной информации. Ненужной для тебя и твоего дружка-бандита. И эту дешевую сцену с "Пежо" ты организовала. Целое представление, тебе бы режиссером грандиозных действ надо было быть. Какая постановка... Гениально...
      - Я ничего этого слушать не желаю! - закричала Таня, закуривая сигарету и ходя по комнате туда и обратно. - Все это чушь! От первого до последнего слова! А этих людей я наняла, именно я, только не для каких-то там преступных целей, а для нашей безопасности. Чтобы этот маньяк не разрушил наше с тобой счастье. Он убил Ирину, убил бы тебя из мести, он уже убил из-за нее человека и отсидел за это! Это никакие не бандиты, просто охранники из частного охранного агентства, довольно хлипкие, как выяснилось, если всей оравой одного маньяка поймать не смогли.
      И мне, женщине, пришлось спасать тебя от его пули, ты что, забыл, как он наставлял на нас с тобой пистолет?
      - Он афганец, десантник, мне говорил следователь, и драться умеет не хуже твоих головорезов. Вот только с тобой ему не под силу справиться. Дерешься ты классно, переводчица с английского и французского, тут надо отдать тебе должное...
      - Это плохо?
      - Это ужасно! Странно и ужасно! Немыслимо все это!
      Он схватился за сердце и пошел на кухню выпить валокордин. Со стены с укоризной на него глядела Ирка. "Я же тебя так любила, Андрюша, - словно говорила она ему. - Что же ты так со мной поступаешь, ты думаешь, я ничего не вижу оттуда, нет, я все вижу. Ты ответишь передо мной за свое предательство. Это же она застрелила меня. Своей рукой. А ты спишь с моей убийцей, кровавой ведьмой..." Он застонал и закрыл лицо рукой. Отвернувшись от стены, накапал себе тридцать капель и выпил.
      - Тебе нехорошо, Андрей? - подошла к нему Таня сзади и дотронулась до его плеча. Он с ужасом отшатнулся от нее.
      - Пошла вон!!! Вон!!! - закричал он. - Все правда, что он сказал! Все! Я догадывался, что тут нечисто, но находился под гипнозом и еще под каким-то влиянием... Ты чем-то поила меня, своим ведьминским зельем... Но твои чары не всесильны! Вот что противостоит им! - Он показал на потрет Ирины на стене. - Любовь! Только любовь противостоит твоим проискам! Завтра же я выясню все до конца, и этот кошмарный брак будет признан недействительным. А ты пойдешь под суд! Под суд! За убийство! Сядешь лет на пятнадцать! И там у тебя будут другие проблемы!
      Таня спокойно села за стол, закурила и вдруг засмеялась ему в лицо.
      - Я не знаю, что ты приписываешь мне, дорогой муженек. Ты не видел, как я кого-то убивала.
      А вот я, например, видела, как ты прекрасно стреляешь, супермен Дорохов!
      - Что? - побледнел Дорохов. - Я?
      - Сейчас я тебе кое-что покажу. - Загадочно улыбаясь, Таня прошла в комнату и принесла кусочек картона, которым помахала перед его носом.
      - Вот. Андрей Андреевич Дорохов. Фирма "Русская усадьба", телефон, факс. Хорошая визитка. Малость подмочена июльским ливнем 1995 года. Но ничего, для дела сгодится. Ты прекрасный стрелок, господин Дорохов. Гражданина Иванова Андрея Игоревича 1969 года рождения, жителя Одинцова, ты уложил наповал. Ты, разумеется, считаешь, что гражданин Иванов Андрей Игоревич был не гражданин, а опасный для общества элемент и подлежал уничтожению без суда и следствия. Что же, в этом есть определенный резон. Но опять же, это можно оспорить, обратившись к органам правосудия, которые обязаны найти и наказать убийцу гражданина Иванова, или к известному в криминальном мире головорезу Мальку, который давно ищет убийцу его закадычного друга Вареного. Пусть они рассудят, имел ты право убивать его или нет.
      Белый как полотно Дорохов держался обеими руками за сердце.
      - Нервный вы стали, гражданин Дорохов, - усмехнулась Таня. - Три года назад вы гораздо лучше держали себя в руках. Не будь бабой, наконец! крикнула она. - Да, я давала тебе успокоительное, так что, оно парализовало окончательно твой мозг? На вот, прими это. - Она пошла в комнату и принесла маленькую красную таблетку. - Мигом придешь в себя. А потом можешь и коньячку выпить! Пей, не бойся! Мне не резон тебя травить!
      Он выпил таблетку, запил чаем. Посидел, мрачно уставившись в пол. Сразу почувствовал себя бодрее.
      - Ну? Лучше? Я же говорила. А теперь коньячку! - Она вытащила из буфета бутылку "Арарата" и налила ему и себе по рюмке.
      - Давай выпьем! Все брехня, что наплел этот маньяк. Абсолютно все брехня. Но если на минуту представить себе, что в его словах есть доля правды, ну, например, что действительно погибли неизвестно почему твой двоюродный брат и его жена, если старик-миллионер завещал тебе как единственному родственнику свои миллионы, что в этом плохого? Старик скоро умрет, и ты станешь баснословно богат. Ты можешь развестись со мной, это твое право, но ты будешь распоряжаться огромными богатствами, предприятиями, магазинами, банковскими счетами жить в шикарных домах, виллах, квартирах. Ты об этом подумал в своем патологическом гневе? Пораскинь мозгами. А то накинулся на меня, как бешеный пес.
      Дорохов налил себе еще рюмку, залпом выпил, закурил, задумался.
      - В какое же дерьмо ты меня окунаешь, Татьяна! Кто же ты такая? Переводчица с английского или воровка в законе, преступный авторитет? Теперь он глядел на нее не только с ненавистью, но с некоторой долей уважения.
      И изрядного любопытства.
      - Есть многое на свете, друг Горацио, что недоступно нашим мудрецам, загадочно произнесла Таня.
      - Это точно заметил старик Шекспир, - согласился Дорохов. - И что же прикажешь мне теперь делать?
      - Я не могу тебе приказать, Андрей, но я бы очень попросила тебя изнасиловать меня, - улыбнулась Таня. Дорохов вытаращил глаза от удивления.
      - Ты так прекрасен в своем гневе, Андрей, - воскликнула она и бросилась ему на шею. Покрывала его лицо поцелуями, кусала его, а потом встала перед ним на колени.
      - Прости меня, мой дорогой, за резкие слова.
      И я прошу - давай больше не копаться в этой мерзкой истории, где черт ногу сломит. Я знаю одно - я люблю тебя, Андрей. Но соврала в одном полюбила я тебя не тогда, когда тебя привезли к трупу Ирки ко мне на дачу. Я полюбила тебя в тот момент, когда ты вогнал этому подонку Вареному пулю в сердце. Это было великолепно - ливень, гроза, молнии, я сижу под деревцем, вся жалкая, мокрая, дрожащая, и ты выходишь из темно-зеленой "Волги", седой красавец, стройный, высокий, и в ответ на грязные угрозы хама стреляешь ему в сердце. И он падает. И подыхает. Это такое зрелище, Андрей. И такое сравнение: ты - и мой муж, нудящий из-за пересоленного супа, сидящий у меня на шее. Я ведь тогда следственной бригаде сказала, что ты низок ростом, а "Волга" у тебя черная. Чтобы тебя не поймали, дорогой мой... К счастью, старики-свидетели при ливне точно не заметили, какого цвета твоя машина. И ты спокойно уехал. Это здорово. Я люблю тебя, Андрей, - продолжала она стоять на коленях перед ним. - Я горжусь тобой, мой повелитель, мой муж. Я буду любить тебя, даже если ты завтра вышвырнешь меня отсюда вон. Я буду помнить наши великолепные ночи, нашу страсть. И как же я сейчас хочу тебя, ты представить себе не можешь. Ну, избей меня, изуродуй, но потом возьми, возьми, делай со мной что хочешь, я обожаю тебя!
      Изумленный Дорохов глядел на нее, не в силах произнести ни слова. Она потянула его к себе на пол. И он, под влиянием ее чар, ее бешеного напора, взял ее прямо на полу кухни, при свете, при незашторенных окнах. Он стоял на коленях сзади нее и, делая движения, смотрел в окно, ему казалось, будто все видят, что они делают на кухонном полу, и от этого страсть еще больше охватывала его. Он кричал от наслаждения, стонала Таня, они слились в клубок страсти и порока, похоти и преступления. А на это ужасное зрелище со стены смотрели глаза Ирины. Но на эти глаза уже никто не обращал внимания...
      Глава 30
      - Проходите, господа, - пригласил прибывших Жан-Пьер. - Месье Дорохов ждет вас в гостиной.
      Леклерк и Серж вошли в дом. Серж огляделся по сторонам. "Вот это жизнь! - подумалось ему. - То, что у меня в Подмосковье, - это туфта, большой сарай. А такое накапливается годами. Но с каким вкусом обставлено... Да, дворянство есть дворянство, куда нам с кувшинным рылом. Впрочем, мы тоже не лыком шиты. Этих дворянчиков искупали в Черном море, вот кое-кто выплыл, нам на радость... А мы их и здесь достанем".
      Они прошли из вестибюля по длинному коридору, увешанному картинами и бра в виде свечей.
      В огромной гостиной на противоположном конце екатерининского стола сидел кряжистый старик с изборожденным глубокими морщинами лицом. Он подслеповато глядел на вошедших.
      - Прошу вас, господа, - хриплым голосом пригласил их Дорохов. Садитесь. Сегодня я обедаю раньше. В честь вас, моих гостей. Месье Леклерк, представьте мне гостя.
      - Мистер Бланк, он так себя называет, - сказал Леклерк. - Но он русский, из России. Он боится называть свое настоящее имя. А говорит только по-русски.
      - Это прекрасно - побеседовать с соотечественником, - прохрипел Дорохов, а потом тяжело откашлялся. - Поговорить в кои-то веки на родном языке, который я уже порядком тут подзабыл. Жан-Пьер, распорядись насчет вина! Вы, мистер Бланк, еще не пили мое вино!
      Серж был поражен бодрым видом этого древнего старца и весьма доволен его приятным расположением духа. Если бы он был насторожен, подозрителен, гораздо труднее было бы с ним общаться, осуществляя свой план.
      - А, вот и вино! Выдержанное десятилетиями!
      Вот, попробуйте-ка... А? Ну как?
      Серж мало понимал в этом и предпочел бы чего-нибудь крепенького, но приветливо улыбнулся и похвалил вино.
      - Скоро нам подадут обед, - сказал Дорохов. - А теперь, Жан-Пьер, выйди и дай нам побеседовать.
      Жан-Пьер вышел, и они остались втроем.
      - Я слушаю вас, мистер, как вас там... Бланк.
      Что вы хотели мне сообщить по поводу трагедии, произошедшей с моим сыном и моей невесткой?
      - Видите ли, господин Дорохов, - начал Серж. - Вы не представляете себе, в каких условиях мы живем в России. Преступность настолько подняла голову, что заниматься бизнесом стало смертельно опасно. Так что я сильно рискую, придя к вам с моим сообщением. Но я так уважаю вас, вашу славную фамилию, что не могу терпеть, чтобы русская мафия доставала и здесь столь достойных людей, которые и так много пострадали в жизни. Вы, наверное, были не в курсе того, что господин Поль вел дела с российскими производителями, что он получал из России цветные металлы для своих предприятий. Так вот, об этом узнали представители преступных группировок и занялись шантажом, о котором господин Поль не считал нужным вам сообщать...
      Леклерк сидел с каменным выражением лица и внимательно глядел в рот говорившему Сержу.
      - Если вы, месье Дорохов, кому-нибудь расскажете о моем визите, то моя жизнь не будет стоить ни гроша.
      - Да никому я не расскажу, - проворчал хриплым голосом старик. - Никто, кроме господина Леклерка и моих слуг, которые немы как рыбы, не знает о вашем визите. Говорите же, я стар, не в состоянии долго выдержать подобный разговор...
      - Господина Поля и его жену убил некто Млынский, поляк, тесно связанный с русской мафией. Он был искусным исполнителем убийств - отравления были его специализацией, так сказать. Но заказал это убийство известный в России бандит по кличке Малек. Я лично видел Млынского в обществе этого страшного человека. Вы сами можете проверить, насколько тот известен в преступном мире, как велики его возможности...
      - Но какой смысл был этому, как вы говорите, Мальку уничтожать моего сына и его жену? - внимательно поглядел на него Дорохов. - Наверняка живой он мог бы принести бандитам больше пользы. Наконец, его можно было похитить и требовать с меня выкуп, вот это было бы резонно, хоть и довольно жестоко. Но убивать...
      Я ведь тоже бизнесмен, мистер Бланк, я во всем стараюсь найти смысл. А здесь, простите, я его не вижу.
      - Вероятно, бандиты отчаялись воздействовать на господина Поля и решили отомстить ему.
      - Да, - сказал старик, и на его губах появилось подобие улыбки. - Тут, видимо, дело в загадочной русской душе, которую трудно понять господам европейцам. Жан-Пьер! - вдруг закричал старик. - Жан-Пьер, где ты?
      В дверях появился встревоженный Жан-Пьер.
      - Господа, извините меня, но мой возраст оправдывает все... Мне необходимо выйти. Проводи меня, Жан-Пьер... И вообще, я подозреваю, что вино не самого лучшего качества. Откуда ты достал его?
      - Из ваших погребов, месье.
      - Достань бутылку из другого ящика. Принеси немедленно! - скомандовал он.
      Жан-Пьер принес другую бутылку. Откупорил ее и разлил по бокалам ее содержимое.
      Старик пригубил вино.
      - Ну вот, я же говорил! Это значительно лучше, попробуйте, господа! Правда, лучше?
      - Конечно, это лучше, - подтвердил Серж.
      - Вот его мы и будем пить за обедом. А сейчас позвольте мне отлучиться. Жан-Пьер проводит меня, а вы тут без меня не скучайте.
      Он тяжело встал, и Жан-Пьер повел его из гостиной. Серж с Леклерком остались одни. Серж, не моргнув глазом, вынул из кармана порошок и высыпал его в бокал Дорохова. Леклерк бесстрастно наблюдал за ним.
      Они развалились на стульях и потягивали вино.
      - А кислятина приличная, между прочим, - заметил Серж, скривив губы. Лучше бы коньячка...
      - Вы не привыкли к хорошим винам, мистер Бланк.
      - Мы, русские медведи, пьем водку и жрем кислую капусту с квасом, вы это хотите сказать? - улыбнулся Серж.
      Леклерк пожал плечами, но опровергать не стал.
      - И тем не менее мы не глупее вас, кажется, вы это успели понять?
      - У вас совершенно особое мышление, - холодно заметил Леклерк.
      - Да, куда нам с вами тягаться? А, вот и он... сиятельный владелец замка...
      Шаркая по паркету мягкими туфлями, поддерживаемый Жан-Пьером, старик вошел в гостиную.
      - Не скучали без меня, господа?
      - Нет, мы как раз говорили о загадочной русской душе, - сказал Серж. Месье Леклерка тоже интересует эта тема.
      Старик вдруг широко улыбнулся, показав ослепительно белые вставные челюсти.
      - Да, на эту же тему... Недавно я прочитал роман одного русского писателя Лозовича, у него какое-то скверное название типа "Помойная яма" или "Выгребная яма", но дело не в этом. Этот Лозович был представителем так называемого социалистического реализма, писал про коммунистов, партработников - всякую чушь, короче. А тут, спустя много лет после его смерти - мне, кстати, говорили, что он погиб в автокатастрофе, - выходит в Париже его роман. И что же он пишет...
      Я знал многое, но такого не ожидал... Какие подлости творили эти люди с загадочной душой, чтобы хорошо жить, не подвергаться расстрелам и пыткам, получать большие гонорары. В ход шло все - проституция, сутенерство, доносы, клевета, и это делали люди очень известные, лауреаты, герои, классики. Все только для того, чтобы хорошо жить. Я, например, чтобы хорошо жить и вообще жить, бежал из Севастополя, потом бедствовал в Константинополе, работая за гроши грузчиком в порту, затем подметал парижские бульвары, водил машину и трижды подвергался нападениям бандитов, а один раз получил ножевое ранение в живот. Ну а потом я сделал изобретение, получил деньги, открыл первое предприятие, и пошло, и пошло... Талант, смелость, умение - и на старости лет я живу достойной жизнью. Но другие считают, будто такой жизни можно достигнуть другими методами. Не так ли, мистер Бланк? - Он внимательно поглядел на Сержа, буравя его своими глубоко посаженными глазами, спрятанными в обширной сети морщин.
      Сержу не понравился его вопрос. Леклерк же просто ничего не понял и продолжал сидеть с каменным выражением лица.
      - Так вот, мистер Бланк, - продолжал старик. - Мне очень понравился этот роман, и я пригласил к себе сына писателя Владимира Лозовича. Он сейчас здесь и составит нам компанию за обедом. Вы, надеюсь, не против?
      Серж быстро оглянулся на дверь. Там с мрачным выражением лица стоял Жан-Пьер, держа правую руку в кармане.
      - Вы что, господин Бланк? - спросил спокойно старик. - А, Жан-Пьер... Да он не помешает нашему разговору, я уверяю вас. Он настолько предан мне, что я не могу уговорить его покинуть меня даже во время приятной беседы с вами. Это не в моих силах. Мы же воевали вместе с ним в движении французского Сопротивления.
      Это удивительный человек, мистер Бланк... Ему было тогда чуть больше двадцати лет, а он проявлял чудеса смелости. И знаете, кем он был на войне, - снайпером. Да, представьте себе - снайпером. Я сам великолепно стреляю, скольких красных я отправил на тот свет вот этой рукой, а скольких немцев я застрелил... Но по сравнению с Жан-Пьером я просто дилетант. Мы соревновались с ним в меткости стрельбы у нас в парке...
      Это бесполезно, мистер Бланк... А, кстати, вот и наш гость месье Лозович, - оглянулся Дорохов на другую дверь. Серж тоже посмотрел туда и увидел крепкого седого человека лет пятидесяти с огромным шрамом через все лицо, входящего в гостиную. И он вспомнил этого человека. Он летел с ним в Париж на одном самолете.
      Серж понял, что попал в переплет. Он стал озираться по сторонам, ища возможности скрыться.
      - Здравствуйте, Заславский, - произнес Лозович. - Как вам этот дом? По душе? Мне тоже нравится. Но каждому свое, как говорится...
      Серж сделал было резкое движение по направлению к бокалу с вином, но мгновенная реакция Лозовича пресекла это движение. Рука стала словно ватная от проведенного афганцем болевого приема.
      - Тихо, тихо, мальчик, - улыбнулся Лозович. - Здесь с тобой серьезные люди, это тебе не вымогательством у уличных торговцев заниматься...
      Словно затравленный зверь, Серж прижался к спинке стула, продолжая шарить глазами по сторонам.
      - Вот видите, мистер Бланк, какие сюрпризы я вам приготовил, прохрипел Дорохов. - И хоть я не так метко стреляю, как Жан-Пьер, и не умею делать так, как наш гость, но уж дырку в вашем толоконном лбу сделать сумею. - С этими словами он вытащил из огромного кармана пиджака чудовищных размеров "магнум" и направил дуло в лоб Сержу.
      - Ну что, представитель свободной России, расскажешь, как ты отправил на тот свет моего Поля и его несчастную жену? Скоро сюда подъедут люди из комиссариата полиции. Вы уже успели подсыпать мне в вино что-нибудь из арсенала вашего дружка Млынского? Как вы себя чувствуете, месье Леклерк? Деньги, полученные от этого господина за ваше предательство, не жгут вам карман?
      Бледный как мел Леклерк сидел, близкий к обмороку, не шевелясь и не говоря ни слова.
      - Вы же так хорошо получали, Леклерк. Зачем вам все это понадобилось? Как же ужасна человеческая алчность... Итак, я слушаю вас, Бланк, я буду вас так называть, раз вы сами так представились.
      Серж молчал.
      - Впрочем, я и так все знаю. Господин Лозович мне рассказал, а подробности - это уж дело полиции. Можете выпить вина, господин Бланк, ваш бокал не отравлен. Думаю, вам вряд ли скоро придется попробовать такое вино, хоть оно вам и не очень по душе. Здесь вы сядете пожизненно, я вам это гарантирую...
      Он положил пистолет на стол и тяжело закашлялся.
      - Это все он, все он! - наконец заговорил и Леклерк. - Он заставил меня, он запугал меня...
      - Заткнись! - крикнул Серж, не понимая ни слова по-французски, но догадываясь, что он хочет сказать. - Расскажешь все это полиции. А я гражданин России и в худшем случае буду сидеть на своей Родине.
      - Вы совершили преступление на территории Франции и ответите по французским законам, - сказал Дорохов.
      - Кстати, никто еще не доказал, что я совершил какое-то там преступление.
      - Полиция сделает экспертизу содержимого моего бокала, а я уверен, что они там найдут что-то интересное.
      - Допустим, они там что-то и найдут, но это все, что можно доказать. Я не имею никакого отношения к смерти вашего сына и вашей невестки и никогда это не признаю.
      Лозович молча глядел на Заславского.
      - Выпейте вина, господин Лозович. И пока не приедет полиция, мы можем поговорить о романе вашего отца, - сказал старик. - Но чтобы не было сомнений, пусть нам принесут еще бутылку, а то с этими господами шутки плохи. Эй, Жан-Пьер, вытащи руку из кармана, тебе не понадобится дырявить голову нашего незваного гостя, он, кажется, успокоился.
      Жан-Пьер мрачно поглядел на Заславского и вышел.
      - Надо было вообще-то прикончить тебя на месте, - сказал Дорохов. - Но очень интересно послушать, что ты расскажешь полиции о себе и своей загадочной сообщнице.
      - Какой такой сообщнице? - сделал удивленные глаза Серж.
      - Той самой, которая убила жену Дорохова, - произнес Лозович. - Той самой, которая организовала весь этот клубок преступлений, моей бывшей невестке Тане Гриневицкой.
      - Я не знаком ни с какой Гриневицкой, - сказал Заславский, немного приходя в себя. - Видел, вернее, ее один раз, когда меня пригласили дать свидетельские показания по делу об убийстве Дороховой.
      В это время в гостиную вошел инспектор Леруа в сопровождении дюжих полицейских.
      - Что здесь происходит, месье Дорохов? - спросил он у старика.
      - Вот эти господа пытались отравить меня.
      Возьмите этот бокал на экспертизу, и я уверен, вы найдете в нем что-нибудь интересное, - сказал Дорохов. - Мой нотариус Леклерк и вот этот представитель русской мафии Заславский, которые организовали убийство моего сына и его жены, теперь решили оборвать и мой век, считая, и справедливо, что я зажился на этом свете. Я, правда, полагаю, что это в компетенции господа бога, а не проходимца стряпчего и русской мафии. Побеседуйте с ними, месье Леруа, а я очень устал и хочу прилечь.
      - В Булонском лесу найден пистолет, месье Дорохов. Мы сняли с него отпечатки пальцев.
      Осталось только снять отпечатки у этого господина. Вполне возможно, что они совпадут.
      Серж побледнел. Тучи сгущались над его головой.
      - Разбирайтесь сами. Все. Забирайте этих проходимцев и дайте мне отдохнуть.
      - Мы обязаны составить протокол задержания, месье Дорохов, - сказал инспектор Леруа.
      - Делайте, как вам предписывает закон.
      Леруа составил протокол.
      - Господин Дорохов, переведите инспектору, чтобы он послал сообщение в Московский уголовный розыск. Надо срочно арестовать Гриневицкую. Она способна на все, в том числе и на убийство Андрея, вашего племянника, сказал Лозович.
      Дорохов сказал это инспектору Леруа. Тот понимающе кивнул головой.
      - Это будет сделано незамедлительно, месье Дорохов.
      Они ушли. Серж на прощание нагло поглядел на Лозовича и Дорохова и взмахнул руками в наручниках.
      - Увидимся еще, Лозович, - пообещал он угрожающе.
      - Увидимся так увидимся, - спокойно ответил Лозович. - Мне ли тебя бояться, кровавого щенка. Пошел вон!
      Серж окрысился, хотел сказать еще что-то, но сник и молча вышел, сопровождаемый полицейскими. Изо рта Леклерка раздавались нечленораздельные звуки, он едва не терял сознание от ужаса.
      - Поддержите Леклерка, господа, - захрипел Дорохов. - Мне кажется, он сейчас рухнет и разобьет себе голову.
      Леклерка взяли под мышки и вывели из комнаты.
      - Вы спасли мне жизнь, господин Лозович, - сказал Дорохов. - Я бы хотел сделать вам какой-нибудь подарок.
      - Я ничего от вас не приму, господин Дорохов, - ответил Лозович. - У меня есть все, что мне нужно, я ни в чем не нуждаюсь. Не все русские, живущие в России, такие, как этот бешеный пес.
      - Я не то имел в виду, господин Лозович, - произнес старик. - Я хочу подарить вам что-нибудь на память.
      - Разве какой-нибудь сувенир, - сказал Лозович.
      - Вы курите?
      - Да.
      - Жан-Пьер, принеси мой портсигар, - крикнул Дорохов.
      Жан-Пьер принес золотой портсигар с инкрустацией.
      - Мне он теперь ни к чему, - сказал Дорохов. - Возьмите на память от меня. И вот еще что - хочу попросить у вас совета, господин Лозович. Я остался совершенно один. Я все свое имущество, как вы правильно догадались, завещал племяннику Андрею, из-за чего все и затевалось. Если теперь я аннулирую это завещание, то кому же все достанется?
      - Ну, какой же я вам в этом советчик? Решать вам.
      - Но вы уверены, что мой племянник не имеет к преступлениям никакого отношения?
      - Понимаете, господин Дорохов, для того, чтобы спасти от тяжелого обвинения своего друга Александрова, я провел с помощью частного сыскного агентства собственное расследование и пришел к известным вам выводам. Картина преступлений, затеваемых против вашей семьи, предстала передо мной с достаточной ясностью. Убита жена вашего племянника, убиты ваш сын и невестка. Все эти преступления на руку тем, кто унаследует ваше огромное состояние, и прежде всего - вашему племяннику. Ну, и его нынешней жене, организатору всех этих преступлений.
      Эта женщина всегда охотилась за богатством, в свое время она попыталась соблазнить и меня, когда я получил наследство от своего отца, погибшего, кстати, при весьма странных обстоятельствах. И я подозреваю, что его смерть тоже ее рук дело, хотя доказательств у меня нет. Что же до Андрея Дорохова, то я склонен думать, что он тут совершенно ни при чем, он стал игрушкой в руках этой женщины. Но подробности этого дела выявит тщательное следствие, которое будет проводиться и вашими специалистами, и нашими следователями. Для меня же самое важное - реабилитация моего друга, попавшего в беду. А как уж распоряжаться своим состоянием, вам решать.
      - Я подумаю, господин Лозович. А будем мы наконец обедать, Жан-Пьер? вдруг закричал старик. - Все это безобразие отвлекло нас от обеда, и это недопустимо! Тащите сюда обед! У меня дорогой гость!
      ...Вечером позвонил инспектор Леруа и сообщил, что отпечатки пальцев на пистолете, найденном в Булонском лесу, принадлежат арестованному Сержу Заславскому. Были найдены и свидетели, видевшие Млынского и Заславского вместе в день убийства. Было доказано, что Заславский находился в это время в Париже, а в бокале Дорохова был обнаружен медленно действующий яд. Назавтра был намечен допрос Заславского и нотариуса Леклерка, в квартире которого обнаружили кейс с тремястами тысячами долларов. Было сообщено в Москву об аресте преступников и предполагаемом участии в преступлении Татьяны Гриневицкой...
      Глава 31
      Получив сообщение из Парижа, следователь Николаев немедленно взял у прокурора санкцию на задержание Татьяны Гриневицкой. Сам же он находился в весьма противоречивых чувствах.
      Фактически следствие по делу об убийстве Ирины Дороховой было проведено помимо него.
      Частное сыскное агентство и его сотрудник Константин Савельев работали в правильном направлении и сумели предотвратить еще одно преступление. Преступники действовали с такой невероятной скоростью и изобретательностью, что они, следователи МУРа, оказались в хвосте событий.
      Их к тому же сковывали процессуальные препятствия, например, до поры до времени невозможно было просить санкции на задержание Татьяны Гриневицкой, так как не было оснований возбуждать против нее уголовное дело. Одни домыслы, догадки, интуиция. Николаеву давно было ясно, что Александров, подозреваемый в убийстве, был попросту подставлен преступниками, было совершенно очевидно участие в этом деле Сергея Заславского и то, что в доме у него был сообщник, но связать все это воедино они не сумели. Это сделали частные сыщики. Не удалось даже предотвратить бракосочетание Гриневицкой и Дорохова, его просто не подпустили к жениху.
      Да, частным сыщикам в каком-то смысле легче расследовать такого рода дела, они не официальные лица, для них возможны другие, крутые методы ведения дела. И самое интересное заключается в том, что только ротозейство Гусева, позволившее бежать Александрову, и способствовало раскрытию этого преступления, так как именно во время побега Александров сумел связаться с частными сыщиками. Сильно помешал официальному следствию единственный свидетель, видевший в доме постороннего человека, - Петр Мухин, который отказался от своих первоначальных показаний, видимо, запуганный бандитами.
      Николаев понимал, что за этим Савельевым, звонившим ему по телефону, стоит какой-то другой человек, который, вероятно, сейчас находится в Париже и занимается этим кровавым делом.
      А ему даже теперь стоило огромных трудов испросить санкцию на арест Гриневицкой, потому что опять же не было достаточных оснований для этого. Что было против нее, если разобраться?
      Бракосочетание с Дороховым? Скоропалительный развод с мужем? То, что преступление совершилось в ее доме? Ну и что из этого следует? Ей достаточно было просто все отрицать, и никто бы не сумел доказать ее участия в преступлении.
      Никто не мог подтвердить фактов ее знакомства с бандитом Заславским и профессиональным убийцей Млынским, отравившим сына и невестку миллионера Дорохова, в чьем доме был задержан Заславский при попытке отравить и его. План ее был невероятно прост и прекрасно исполнен.
      И только путем силового давления можно было заставить ее признаться в организации убийства.
      А Николаев был ярым противником подобных методов.
      И лишь исключительная серьезность дела, приобретшего международный размах, вмешательство органов правопорядка Франции, требующих задержания и наказания убийц граждан Франции, заставили прокурора подписать санкцию на арест Гриневицкой. Но в течение трех дней ей должно было быть предъявлено обвинение, а сделать это представлялось чрезвычайно сложным в случае, если Заславский не дал бы нужных для следствия показаний. Большая надежда была на нотариуса Леклерка, который, как указывалось в сообщении, находился почти в невменяемом состоянии, припертый к стене неопровержимыми доказательствами и фактически взятый с поличным. Но его допрос должен был состояться только завтра. А брать Гриневицкую надо было немедленно.
      Бригада выехала в Митино для задержания.
      Шел одиннадцатый час вечера. Погода испортилась, моросил нудный осенний дождь.
      Подъехали к дому, поднялись на десятый этаж.
      Звонок в дверь. Она открылась. На пороге стоял в синем спортивном костюме Андрей Андреевич Дорохов.
      - Гражданка Гриневицкая Татьяна Владимировна здесь? - спросил Николаев.
      - Ее нет дома, Павел Николаевич, - спокойно ответил Дорохов.
      - А где она?
      - Она два часа назад поехала к дочери на Профсоюзную. А вы приехали за ней?
      - Да, есть санкция прокурора на арест вашей жены.
      - И на каком основании?
      - Когда мы ее найдем, мы сообщим ей основания для ее задержания. Так. Здесь останется наш сотрудник. А мы поехали на Профсоюзную.
      На Профсоюзной дверь им открыл загорелый и потолстевший Олег Лозович.
      - Что такое? Вам что нужно? - испугался он.
      - Нам нужна ваша бывшая жена Татьяна Гриневицкая.
      - А зачем она вам? Да что случилось? - таращился он сквозь свои круглые очки.
      - Она дома?
      - Она была здесь, но минут сорок назад поехала на дачу. Да что же наконец случилось, вы меня просто пугаете!
      - Будто вы не знаете, Лозович, что в вашем доме была убита Ирина Дорохова.
      - Ну и что? Убийца был задержан, а потом на моих же глазах сбежал от ваших неповоротливых коллег. Его нашли или нет?
      - Нашли, не беспокойтесь.
      - Ну так при чем здесь Татьяна? Она что, была с ним в сговоре? Чушь какая! Вы полагаете, она из мести вместе с Александровым застрелила эту... Ирину? Нелепое предположение, должен вам сказать. Я в претензии к своей бывшей жене, она тут замуж вышла без меня.., но...
      Николаев больше не слушал Лозовича, он быстро вошел в лифт, сопровождаемый другим сотрудником, молчаливым, ничего не знающим о деле.
      Минут через пятьдесят машина подъехала к даче Гриневицкой. Света в окнах не было. Дверь заперта. На всякий случай дверь взломали и вошли в дом. Никаких признаков того, что Татьяна была здесь, не обнаруживалось.
      Николаев вышел на крыльцо. Сыпал омерзительный дождичек, крыльцо было обляпано осенней листвой, он едва не упал, поскользнувшись на этой листве. Он выкурил сигарету, потом еще немного постоял и пошел к машине. Настроение соответствовало погоде - полная безнадега.
      - Куда ехать, товарищ подполковник? - спросил водитель.
      - Обратно в Митино, - сказал, немного подумав, Николаев и снова закурил сигарету...
      Глава 32
      На допросе, проведенном на следующий день, Сергей Заславский признался в том, что убил Млынского, организовал убийство Поля и Мари Дороховых. Делать было нечего - отпечатки пальцев на пистолете, свидетели, видевшие его в обществе Млынского, в день убийства, и самое неприятное - то, что его взяли с поличным в доме старика Дорохова после того, как он подсыпал яд в вино. Попал он крепко - он отчетливо это осознавал.
      Леклерк же рассказал все от начала и до последнего момента. Он находился в шоковом состоянии, и его допросили еще в день ареста. Надо было пользоваться его смертельным испугом. Он признался в своем участии в преступлении, но постоянно подчеркивал, что его запугивали и Татьяна Гриневицкая, и этот ужасный бандит Серж Заславский. На вопрос о трехстах тысячах долларов он угрюмо молчал.
      На следующий день им устроили очную ставку. Общались они через переводчика, молодого лощеного человека в безукоризненном костюме, хорошо владевшего русским языком, говорившего практически без акцента.
      - Вы признаете, Заславский, что организатором всех этих преступлений была Татьяна Гриневицкая? - спросил инспектор Леруа.
      - Категорически отрицаю, - заявил Серж. - Организатором этих преступлений был я. Я узнал от одного человека, с которым вроде была знакома эта.., как ее, ну... Гриневская, что внук Дорохова болен СПИДом и вот-вот умрет. Мы с месье Леклерком и покойным Млынским отправили на тот свет Поля и Мари Дороховых, а Леклерк составил завещание в пользу племянника старика.
      - Как же вы намеревались обратить это завещание себе на пользу?
      - Да очень просто. Дорохов получил бы все состояние старика, а мы бы из него эти деньги выкачали. Силовым путем, так сказать, сами понимаете, усмехнулся Серж.
      - А убийство в России жены этого Дорохова?
      Как вы это объясняете? Что-то не сходится в ваших показаниях, Заславский.
      - Я сказал то, что есть, господин Леруа. Я даю эти показания ввиду важности дела. А вообще, я должен связаться со своим адвокатом и впредь буду давать показания только в его присутствии.
      Пока я могу сказать, что понятия не имею, кто убил жену этого Дорохова. Вернее, знаю, что это сделал ее бывший любовник Александров, ранее судимый за убийство человека на почве ревности.
      К этой же женщине, подчеркиваю...
      - А что вы по этому поводу можете сказать, месье Леклерк?
      - Он все лжет, и это вам должно быть очевидно. Это я сообщил госпоже Гриневицкой о ситуации в семье Дорохова. А потом в Париже появились Млынский и этот господин. А что они сделали, вам известно.
      - Но Заславский же не отрицает, что узнал об этой ситуации так или иначе через Гриневицкую.
      Почему вы настаиваете на том, что именно она организовала это преступление?
      - Боже мой! Да мы же созванивались с ней регулярно. Она была в курсе всех событий в мельчайших деталях.
      - Это вы не докажете, - усмехнулся Серж. - У вас что, есть записи телефонных разговоров?
      Слова одни...
      Он твердо стоял на своем, и, записав все его показания о преступлениях, в которых он сознался, инспектор отправил Сержа в камеру. Во французской тюрьме ему нравилось. Чисто, аккуратно, хорошее питание, неплохое обращение. Мешало только незнание французского языка. Но люди, сидевшие с ним в одной камере, быстро сообразили, с кем имеют дело, и никаких неприятностей у него не возникало.
      Из России прибыл адвокат Цимбал, хорошо владеющий французским языком. Он сообщил Сержу, что Татьяна Гриневицкая бесследно исчезла и поиски ее органами милиции ни к чему не привели. Это очень обрадовало Сержа, и он решил ни при каких обстоятельствах не менять своих показаний. Цимбал стал пенять ему на то, что он признался в убийстве Поля и Мари Дороховых. Этого ни в коем случае не надо было делать. Они выработали другую версию событий Млынский убил Поля и Мари по поручению русской мафии, а Серж, пытаясь повернуть дело в свою пользу, переманить Млынского к себе, отчаявшись, убил его. А уж потом решил все же обратить дело в свою пользу и отравить старика Дорохова, в чем ему активно помогал Леклерк, которому он хорошо заплатил. Версию о том, что после вхождения в наследство Серж собирался шантажировать Андрея Дорохова, адвокат признал удачной. Таким образом, на Серже осталось бы убийство преступника Млынского и попытка убийства старика Дорохова. А это уже шансы на иной тюремный срок.
      На следующем допросе Серж категорически отказался от своих показаний по поводу гибели Поля и Мари Дороховых, утверждая, что они были сделаны под давлением, в угнетенном состоянии. Больше сбить его с толку не удавалось.
      Следствие затянулось на долгие месяцы. Серж сидел спокойно, уверенно, получал от адвоката, снявшего с его счета деньги, хорошие передачи.
      Он прекрасно питался, курил дорогие сигареты, подкупал тюремщиков и пользовался их услугами - они организовывали ему разные удовольствия. Ему было тепло и привольно. Чтобы окончательно скрасить свое пребывание в тюрьме, он принялся изучать французский язык. Поначалу дело двигалось довольно туго, способности к языкам у него были скромные, даже в школе он не смог выучить английский, но.., постепенно и он начал сперва понимать, что говорят, а потом и сам участвовать в разговоре. Теперь ему и вовсе стало комфортно.
      От адвоката он узнал, что Виктор Александров по-прежнему находится в "Матросской тишине" и обвинение в убийстве с него не снято. Следствие не обогатилось никакими новыми данными, и Александрова готовили к суду. Это радовало Сержа. Сидеть в этой чистенькой тюрьме было куда приятнее, чем в "Матросской тишине" с ее духотой и зловонием.
      Российские правовые органы не требовали выдачи Заславского: преступления им были совершены на французской территории против гражданина Польши и гражданина Франции. Никаких оснований для привлечения его по делу Ирины Дороховой не было.
      Так он и просидел несколько месяцев в тюрьме, ожидая суда, развлекаясь выездами к следователю, которому не уставал повторять одно и то же.
      Он поправился на несколько килограммов, чувствуя себя в тюрьме как на своеобразном курорте. Было, разумеется, скучно, но зато не надо было ничего делать, изобретать, прятаться от пуль конкурентов, каждый день опасаться, что взорвут его "Мерседес" вместе с ним. Помимо двухсот тысяч долларов, лежавших на счету в Париже, у него были счета и в швейцарских банках. Так что жить можно было спокойно, на адвоката жалеть денег не приходилось.
      Адвокат Цимбал и Серж твердо стояли на своем - Млынский был человеком другой преступной группировки, которая и затеяла это дело.
      При неудачной попытке Сержа переманить Млынского на свою сторону его пришлось убить. А потом, при активной помощи одного из главных организаторов преступления Леклерка, Серж поддался искушению отравить старика Дорохова, чтобы шантажировать потом его племянника, когда он вступит в наследство.
      Положение Леклерка было ужасно. Он не был столь высокого мнения о французской тюрьме, ибо не мог ни с чем сравнивать. Нотариус, выдавший тайны своего богатого клиента, становился навек опозоренным, никто не стал бы иметь с ним дела. Его участие в убийстве Поля и Мари было очевидно. Да он был не в силах отрицать это, и никакой адвокат не мог ему помочь. Только чистосердечное признание, раскаяние, уверения в том, что русская мафия запугала его, могли как-то облегчить его участь.
      Он утверждал, что организатором преступления была переводчица Гриневицкая, Серж категорически отказывался от знакомства и связи с ней.
      Новых данных не поступало, следствие практически закончило работу, и дело было передано в суд.
      Суд состоялся в начале апреля. В Париже стояла прекрасная весенняя погода, все уже начинало цвести, на коротких прогулках Серж вдыхал в себя пьянящий парижский воздух и верил - он еще подышит этим воздухом на свободе.
      На скамье подсудимых они сидели вместе - располневший от безделья, хоть и очень бледный Серж в прекрасном черном костюме-тройке, великолепно подстриженный, надушенный, и почти теряющий сознание исхудавший Леклерк.
      Серж через переводчика давал четкие ответы на вопросы, не путаясь, признавая себя виновным в том, в чем признал на следствии, и отрицая все остальное. Он не отрицал своей принадлежности к преступному миру, но называл себя рядовым членом, так сказать, "шестеркой", пожелавшей внезапно разбогатеть и поплатившейся за это. Он взывал к снисходительности французских судей, призывал их учитывать особые условия жизни в России и стремление людей вырваться из ужасающей нищеты, порой с помощью преступных методов, как это произошло с ним.
      Великолепно выступил и Цимбал, прекрасно говорящий по-французски. Он описал несчастного бедного мальчишку из Подмосковья, выросшего в семье пьяницы-отца и убогой матери, рано ставшего преступником, отсидевшего несколько раз в российских тюрьмах, а теперь пожелавшего разбогатеть преступным путем и ужасно раскаивающегося в этом. Он тоже просил снисхождения для своего подзащитного, напирая на то, что тот жертва собственных страстей и игрушка в руках нечистоплотного нотариуса Леклерка.
      Адвокат же Леклерка говорил диаметрально противоположные вещи. Несчастный нотариус, всю жизнь честно прослуживший отечеству, попал в сети русской мафии, проявил нерешительность, а потом и некоторую алчность и пошел на это преступление ради спасения собственной жизни. "Эти люди способны на все! - восклицал адвокат Леклерка. - Если они взялись за человека, его жизнь не стоит и ломаного гроша! Эта империя зла распространяет свои щупальца на весь мир, они, как пауки, плетут страшную паутину, и мой подзащитный запутался в этих ужасных сетях, господа присяжные! Побывайте в России, окунитесь в ее жизнь, и тогда вы поймете, что значит оказаться в этих медвежьих лапах. Мой подзащитный виновен, спору нет, но он заслуживает снисхождения!" -"
      В своем заключительном слове Леклерк был немногословен. Он подтвердил слова адвоката, признал себя виновным и просил о снисхождении. Зато Серж потряс весь зал.
      - Я заслуживаю гильотины, господа! - закричал он, вздымая руки к потолку. - Я только в тюрьме узнал, на кого я покусился, на кого я поднял свою преступную руку! Герой гражданской войны, полковник в двадцать лет, выдающийся изобретатель, талантливый организатор, уважаемый бизнесмен, кавалер ордена Почетного легиона, участник движения Сопротивления! Человек, в молодости ускользнувший от преступных лап красных комиссаров, заливших нашу несчастную Россию кровью, сам, своим талантом и трудом добившийся всего, что он теперь имеет, - если бы я раньше знал, на кого я покушаюсь! Я, неграмотный российский ворюга, человек, в детстве не прочитавший ни одной книги, кроме "Рассказов о Ленине", видевший только пьяного папашу и заморенную трудом мать, я, с девятнадцати лет мотавшийся по страшным советским тюрьмам, где меня избивали до полусмерти, где мне с молодых лет привили преступную мораль, разве я мог знать о существовании таких достойнейших людей, как господин Жорж Дорохов?! Если бы я только знал... Я бы сам предупредил его о той опасности, какой он подвергается. Я своей собственной рукой расправился с мерзавцем Млынским, профессиональным убийцей, лишившим жизни господ Поля и Мари Дороховых, и готов уничтожить каждого, кто посмеет замахнуться на столь достойную семью, которой мы, русские, должны гордиться, мы, привыкшие к ворюгам-коммунистам, а теперь к ворюгам-демократам, людям без чести и совести.
      Но я, неграмотный изгой человеческого общества, разве я мог знать, кто такой господин Дорохов. Он для меня был лишь объектом добычи денег, и все. И только в тюрьме, получив консультации от адвоката, выучив французский язык и общаясь с французами, я понял, на какое преступление я пошел! Нет мне пощады! На гильотину меня! Где месье Дорохов? Почему его нет в зале? Я бы бросился перед ним на колени! Простите меня, достойный человек! Прости меня, господь бог, в которого я поверил только здесь, потому что именно бог спас меня от несмываемого позора, каким бы я покрыл себя, лишив жизни этого человека! Нет мне снисхождения! - крикнул он и картинно бросился на стул.
      После перевода его речи на французский язык в зале наступило заметное оживление. Кто-то из дам даже украдкой вытирал слезы, глядя на красивого светловолосого мужчину в черной тройке, так великолепно осудившего самого себя. Присяжные тоже переглянулись довольно красноречиво. Серж понял, что достиг цели.
      Когда судья вынес приговор, Леклерк потерял сознание. Серж закрыл лицо руками, чтобы никто не видел его счастливой улыбки. Леклерк получил двадцать лет тюрьмы, Серж - десять. А это была победа.
      Глава 33
      Двумя неделями раньше, в середине марта, в Москве состоялся суд над Александровым Виктором Семеновичем, обвиняемым в убийстве гражданки Дороховой Ирины Ивановны по новой, уже сто пятой статье - за умышленное убийство.
      Народу в зале было довольно много - дело вызывало интерес. Романтическая история человека, сначала убившего из ревности жениха Ирины, а потом, спустя много лет, застрелившего и ее, действовала на воображение обывателей. На суде, естественно, присутствовали и свидетели - Мухин, Бекназаров и его жена, Брагин с Ларисой, Олег Лозович, Ольга Федоровна Гриневицкая и Нина Лозович. В зале сидел Владимир Игоревич.
      Они с Олегом встретились при входе в здание суда. Олег расплылся в улыбке и хотел было обнять старшего брата, но тот холодно протянул ему руку. В глазах брата Олег увидел презрение и сразу сник.
      - Ты слышал, в Париже издали роман отца, - сказал Владимир. - Я хотел с тобой поделиться частью гонорара, но времени все не было.
      Я привезу на днях.
      "А сколько?" - хотел было спросить Олег, но осекся и сказал только:
      - Да, а я не читал.
      - Почитай, - мрачно посоветовал Владимир. - Я привезу с деньгами.
      - Спасибо.
      Владимир сидел в зале рядом со следователем Николаевым. Он неоднократно ездил к Николаеву и убеждал его направить дело в другую сторону. Но тот оперировал фактами, а они были не в пользу Виктора. Даже загадочное исчезновение Татьяны Гриневицкой не изменило хода следствия. Железное упорство Сержа Заславского, твердо отрицавшего знакомство с Татьяной, не позволило направить следствие в это русло. Даже показания Леклерка еще ни о чем не говорили. На том настаивал и Заславский - ну, допустим, Татьяна кому-то сообщила о положении дел в семье Дорохова, кто-то нечистоплотный воспользовался этим, чтобы завладеть через Андрея Андреевича Дорохова огромным состоянием старика, наняв для этого профессионального убийцу Збышека Млынского, но разве это говорит об убийстве Татьяной Ирины Дороховой? Для этого не было никаких серьезных оснований. А скрыться она могла просто из чувства страха.
      Петя Мухин категорически отказался от своих показаний по поводу человека в куртке с капюшоном в саду, и Николаев, очень рассчитывавший на эти показания, не мог расшевелить его.
      Страх парализовал Мухина, видимо, ему напоминали о себе люди Заславского. Лозович подробно рассказал обо всем Николаеву, и Павел Николаевич поверил ему, но дело было сделано так хитро, что изменить его ход было невозможно. Более того, Андрей Андреевич Дорохов, потрясенный исчезновением своей жены, обратился к прокурору Москвы с жалобой на прокурора, который подписал санкцию на ее арест. Жалоба была удовлетворена, санкция отменена, прокурор, ее подписавший, получил выговор.
      Дорохов появился в коридоре суда, когда суд уже вовсю шел. Он холодно взглянул на свидетелей, сидевших в коридоре. Едва заметно кивнув, сел поодаль.
      С его появлением довольно оживленный разговор сразу же прекратился. Разговор вели Гриша с Русланом, горячо обсуждая ситуацию. Петя Мухин молчал, стыд мучил его. Он понимал, что его показания, совпадающие с показаниями Виктора, могли бы серьезно повлиять на ход следствия и на приговор. Но неизвестные звонили ему в последнее время почти ежедневно, холодным тягучим тоном его ночной пассажир рассказывал ему о чудовищных преступлениях последнего времени, об отрезанных головах и гениталиях, о краже детей с целью использовать их внутренние органы. Петя обожал своих детей, с которыми из-за развода с женой был разлучен, и эти звонки ужасали его, он знал, что эти люди способны на все. Он понимал, чьих рук дело это убийство, и что исчезновение Татьяны далеко не случайность. Но с одноклассниками на эту тему не говорил, он боялся всего, любой случайности.
      Странная создалась обстановка. Скоропалительная женитьба Дорохова и Тани, гибель в Париже Поля и Мари Дороховых, арест Сергея Заславского и нотариуса Леклерка - все были в курсе дела. Но дальше разговоров дело не шло.
      Доказательств не было абсолютно никаких. А против Виктора их было более чем достаточно.
      В следственном деле Александрова следователь Николаев написал свое особое мнение о невиновности обвиняемого, которое расходилось с объективными данными расследования.
      Виктор сидел на скамье подсудимых, уставший от допросов и ожидания, бледный, с чувством глубокой обреченности. Он понимал, что его топят и почти утопили. Здесь уже никто не мог помочь ему - даже Владимир Лозович, усадивший на скамью подсудимых Заславского, предотвративший гибель старика Дорохова. Помочь могла только Татьяна Гриневицкая, если бы призналась в совершенном убийстве. Но она исчезла.
      И частное сыскное агентство Константина Савельева не могло ее найти.
      В ту ночь, когда Татьяна исчезла, ее "семерка" была найдена на Кольцевой дороге, неподалеку от Профсоюзной улицы. Все. И больше никаких следов. Она словно в воду канула.
      Ее муж Дорохов обратился в милицию. На нее объявили розыск сначала как на преступницу, а потом, когда санкция была отменена, как на без вести пропавшую.
      Суд длился несколько дней. Опросы многочисленных свидетелей заняли много времени.
      И Руслан Бекназаров, и его жена, и Григорий Брагин, и Лариса, и Ольга Федоровна, и Нина, и Олег Игоревич говорили одно и то же - пришел незваный, выпил много, молчал, выяснял отношения с Ириной, ночью стучался к ней в дверь, она его впустила, а утром обнаружили ее труп с пулевым ранением в груди. Пистолет нашли под окном. Неопровержимые факты.
      Допрос свидетеля Мухина состоялся только на третий день. Он поначалу говорил то же, что и все, - пришел, выпил, выяснял, стучал, впустила... Но вдруг посмотрел в затравленные глаза Виктора, потом перевел взгляд на глядящего на него с брезгливостью седого человека с огромным шрамом и громко выкрикнул, словно желая, чтобы его услышал кто-то еще:
      - Только ночью от дома отходил человек невысокого роста, коренастый, в куртке с капюшоном! Это он подбросил пистолет, и это он убил Ирину! Вы судите невиновного, вы сами преступники, если хотите посадить его на долгие годы в тюрьму за преступление, которого он не совершал!
      Он взглянул на Виктора уже другими глазами и сжал кулак правой руки в знак солидарности с ним. Виктор с благодарностью кивнул ему и крикнул с места:
      - Этим человеком был профессиональный убийца Млынский, нанятый Сергеем Заславским! Я его тоже видел в ту ночь!
      - Обвиняемый, я вам слова не давал! - возмутился судья.
      В зале прошел какой-то ропот, то ли удивления, то ли возмущения. Николаев пристально посмотрел на Лозовича, тот ответил ему понимающим взглядом.
      Адвокат же Александрова занял совершенно другую позицию. Он вроде бы и не собирался отрицать вину своего подзащитного. Он напирал на то, что ослепленный любовью человек в состоянии аффекта застрелил любимую женщину, что это было сделано не преднамеренно, а только в порыве страсти и хоть Александров и признан медиками совершенно нормальным человеком, тем не менее он заслуживает снисхождения как человек, буквально сошедший с ума от любви.
      Такая защита была только на руку обвинению.
      А вот прокурор, напротив, имел серьезные претензии к следствию и считал, что без показаний исчезнувшей Гриневицкой обвинительное заключение очень сомнительно. А открывшиеся обстоятельства еще более ставят вину Александрова под сомнение. То есть вполне возможно, что он и застрелил Ирину Дорохову, но за его спиной определенно стоял кто-то другой, в чьих интересах была эта смерть.
      Все вроде бы шло к тому, чтобы дело было направлено на доследование. Но уже на следующий день после заключительных речей адвоката и прокурора Виктору было предоставлено последнее слово.
      Он тщательно подготовился к выступлению, понимая, что его уже никто не сможет защитить, раз даже показания Пети Мухина не дали основания судье направить дело на доследование. Он еще раз заявил, что не убивал Ирину Дорохову, потому что всю жизнь любил ее, рассказал о лжесвидетельстве Сергея Заславского и его друзей, сказал о том, что именно у исчезнувшей Татьяны Гриневицкой, вышедшей замуж за Дорохова через три недели после смерти его жены, были самые серьезные основания для убийства Ирины.
      Упомянул он и о гибели Поля и Мари Дороховых и покушении на жизнь старика Дорохова, о чем ему нашел возможность сообщить Лозович. Он требовал тщательного расследования дела, справедливого следствия и справедливого суда. Его речь прерывалась аплодисментами, люди в зале суда сочувствовали и верили ему.
      Однако мрачное лицо судьи, пожилого, сухощавого, бледно-зеленого, видимо, страдавшего какой-то желудочной болезнью, не оставляло надежд на благополучный исход этого дела. Виктор глядел в эти бесстрастные глаза и видел в них свою погибель.
      - Встать, суд идет!
      Все встали. Пришедшую на последнее заседание старенькую мать Виктора поддерживал его младший брат, высокого роста, нелепый, длиннорукий. "Неужели засудят?" - шептала старушка.
      - Именем Российской Федерации гражданин Александров Виктор Семенович, обвиняемый по статье сто пятой Уголовного кодекса Российской Федерации, признан виновным в убийстве гражданки Дороховой Ирины Ивановны. Ему назначается наказание в виде лишения свободы сроком на двенадцать лет с отбытием наказания в колонии строгого режима. Приговор может быть обжалован...
      Приговор был встречен гробовым молчанием.
      "Ты, продажная тварь", - крикнул кто-то в зале.
      Судья вздрогнул. Милиционеры сделали несколько шагов в зал, но было непонятно, кто это произнес. Потерявшую сознание мать Виктора выносили из зала на руках. Как в воду опущенный выходил из зала Петя Мухин, чье запоздалое показание не помогло Виктору, а теперь, возможно, погубит его самого. Обсуждали происшедшее, без конца куря, взволнованные Руслан Бекназаров и Гриша Брагин. Саркастическая улыбка застыла на губах Владимира Лозовича. Адвокат о чем-то спорил с прокурором. Андрея Андреевича Дорохова в зале не было. Следователя Николаева всего трясло - он вчера был уверен, что дело направят на доследование и теперь-то он поведет его в правильном направлении, учитывая открывшиеся обстоятельства. Все надежды рухнули. Неумолимый судья подвел итог полугодовой борьбе за оправдание Виктора борьба закончилась поражением.
      Виктора в наручниках вывели из зала. "Держись, ефрейтор Александров! крикнул Лозович. - Я буду бороться за тебя! Ты скоро выйдешь на свободу, обещаю тебе! Брошу все, займусь только этим!" - "Спасибо, товарищ командир!
      Я верю, я буду ждать весточки от вас!" - ответил ему Виктор уже в дверях. На этом все кончилось.
      Был обычный мартовский день, под ногами слякоть, по улицам неслись машины, обдавая прохожих грязью. Но с неба ярко светило весеннее солнце. Для кого-то это был самый обычный день.
      Для кого-то - начало конца...
      Глава 34
      Несколькими месяцами ранее описываемых событий, тридцать первого декабря, Андрей Андреевич Дорохов сидел в своей квартире в Митине и готовился один встречать Новый год. Настроение было близкое к отчаянному. Никаких покупок он не делал, на его столе возвышалась бутылка водки, в холодильнике лежал кусок любительской колбасы и с незапамятных времен стояла банка соленых огурцов. Еще были хлеб и чай. А больше ничего. Телевизор с веселящимися людьми и одинокий шестидесятилетний человек на кухне с сигаретой во рту. У него не осталось ничего. По-прежнему глядели на него со стены глаза Ирины, уже даже не осуждающие его, а какие-то бессмысленные, опустошенные. Он поражался, как она меняется на своей фотографии в зависимости от того, как меняются обстоятельства его жизни. Не было ни Ирины, ни Татьяны - просто ничего...
      Он вспоминал тот октябрьский вечер, когда она подошла к телефону, вздрогнула от чего-то, а потом поглядела на него как-то странно и закрыла дверь на кухню, где он пил чай. "Да? - только и слышал он ее довольно громкий голос. - Да?
      Да ну? Вот это да!" Больше она ничего не говорила. "Хорошо, хорошо, я поняла, я все поняла!
      Буду!" - сказала она и положила трубку. Вошла к нему на кухню и взяла дрожащими пальцами сигарету.
      Никак не могла прикурить, зажигалка щелкала, но все время гасла. Дорохов дал ей прикурить, она быстро затягивалась, ходя по кухне туда-сюда.
      - Что случилось? - тихо спросил он.
      - Ничего, - вдруг как-то странно сверкнула она глазами. - Абсолютно ничего, все нормально...
      Продолжала ходить и курить, а потом сказала:
      - Что-то дочка приболела, я должна съездить на Профсоюзную. Я скоро приеду, ты без меня не ложись, Андрей.
      - Таня, - тихо сказал он. - Нам надо объясниться, ты мне так ничего и не рассказала. Между нами не может продолжаться этот заговор молчания. Это ужасно, что здесь происходит. В конце концов, я должен знать правду об этом деле.
      - Правду? - крикнула она. - Тебе нужна правда?.. Будет тебе правда, ты скоро все узнаешь...
      - Назавтра меня вызывает следователь Николаев. И, по-моему, тебя тоже.
      - Да, да, разумеется, и меня тоже, - словно во сне бормотала Таня. - И меня тоже. Я пойду, пойду, мы вместе с тобой туда поедем. Но сейчас я должна ехать к дочери. Сам понимаешь, у меня заболела дочь, и я должна поехать туда...
      Она пошла в комнату и что-то стала собирать, нервно расшвыривала свои вещи, а потом опять все бросила в гардероб.
      - Ладно, я поехала, - сказала она, надевая джинсы и свитер. - Я приеду, и мы поговорим.
      Обо всем, Андрей, обо всем. Помни только одно, что я сказала тебе: я очень тебя люблю - это настоящая правда.
      Она надела плащ, поцеловала его в лоб и вышла на улицу. Дорохов услышал шум двигателя ее машины...
      А через несколько часов за ней пришли.
      С тех пор минуло два с лишним месяца. Кончилась осень, наступила зима. Декабрь был очень холодным, а потом стало теплее, и зима вновь стала такой же мягкой, какой была все предыдущие годы. Дорохов ходил на работу, читал лекции, принимал зачеты, экзамены. Он ездил к следователю Николаеву, давал неохотно показания.
      Жизнь превратилась для него в какой-то серый клубок, в некую фантасмагорию. Он сам не понимал, для чего живет - для того ли, чтобы ходить на работу, получать мизерную зарплату, покупать на нее убогие продукты, есть их и снова, слегка набравшись сил, ходить на работу. Круговорот скуки и безнадежности...
      Ему позвонил Владимир Игоревич Лозович и предложил встретиться.
      - Я прекрасно знаю, что вы скажете мне, - ответил Дорохов. - Вы будете убеждать меня, что моя жена преступница, что она организовала убийство Ирины. А я не хочу этого слушать, Владимир Игоревич, понимаете вы, я не желаю ничего этого знать! Я не верю во все это, я люблю свою жену, ее нет, она исчезла; возможно, и даже наверняка, ее нет на свете, ее убили эти страшные люди, которые за всем этим стояли, которые организовали весь этот клубок преступлений! Ее машину нашли на Кольцевой дороге, а ее там не было. Ее просто убили в ту ночь, и все. И теперь все эти ваши россказни меня совершенно не интересуют. Если вы хотите мне сообщить что-нибудь о том, где Таня сейчас, я вас выслушаю, охотно, немедленно. Вы знаете, где она?
      - Нет, - ответил Лозович.
      - Тогда нам с вами не о чем говорить!
      - Но вы поймите, за убийство Ирины может ответить совершенно не причастный к нему человек, Виктор Александров, наивный, прямолинейный, такой же, каким был, когда служил в Туркмении в моем взводе, попавшийся в сети преступников. Я знаю Татьяну давно, еще с восьмидесятого года, она и тогда...
      - Да перестаньте же вы терзать меня! - закричал, надрывая голос, Дорохов. - Мне все это совершенно неинтересно, вы занимаетесь подробным изучением жизни моей жены, а я этого не хочу знать! Я одинок, несчастен, у меня никого нет, кроме нее, и ее теперь тоже нет.
      - Я занимаюсь изучением жизни вашей жены не из праздного любопытства. У меня есть основания полагать, что она сама лишает людей жизни. Она, по всей вероятности, убила Ирину, подставила под суровый приговор Виктора Александрова, а вполне возможно, участвовала в восьмидесятом году вместе со своим другом Заславским в убийстве моего отца, писателя Игоря Лозовича.
      - Вы ненормальный! - закричал Дорохов. - Вы какой-то маньяк! Вы сейчас скажете, что Татьяна убила в шестьдесят третьем году президента США Джона Кеннеди и покушалась на жизнь товарища Сталина, еще не успев появиться на свет!
      - Что вы кричите? - спокойно спросил Лозович. - При чем здесь президент Кеннеди?
      Если бы мы с вами встретились, я бы подробно рассказал вам о своих подозрениях. И вы бы поняли, что они не лишены оснований. Но вы сами не желаете встречаться со мной.
      - Мне не нужны ваши сведения и ваши подозрения, - упрямо повторял Дорохов. - Мне нужна Таня. Понятно вам? А о своих подозрениях расскажите ведущему дело следователю Николаеву, ему это будет очень интересно.
      С этими словами он положил трубку. Телефон еще несколько раз побеспокоил его, но он больше трубку не поднимал.
      ...И вот праздник. Новый год. Скоро наступит девяносто девятый... И он здесь один. Совершенно один. Он вспомнил праздник Нового года в детском приемнике. А потом встречи Нового года в Куйбышеве вместе с мамой, худенькой, бледной, но такой веселой, насыщающей каждую минуту радостью, что они опять вместе. И пусть у них крохотная комнатка в бараке, пусть у них на столе черствый хлеб и жидкий чай, но они вместе, и это так прекрасно. Он помнит, как на Новый год мама принесла ему огромное яблоко, порезала его на кусочки, и он ел их и был так счастлив...
      И с Ириной Новый год они всегда встречали вдвоем. На столе были изысканные блюда, прекрасные вина, всевозможные фрукты. Но он обязательно закусывал шампанское большим, нарезанным на кусочки яблоком... А она весело глядела на него... А теперь на него глядит со стены ее портрет... Почему он так давно не был на ее могиле на Хованском кладбище? Почему его жизнь на седьмом десятке лет превратилась в нелепый фарс, отягощенный всей этой уголовщиной? Где точка опоры, к кому, к чему ему прислониться, что ему делать?
      Он налил себе стакан водки, залпом выпил, запил отвратительным холодным чаем, закурил сигарету. Он знал, что ему делать. Он поглядел на окно. За ним кипела жизнь, мелькали веселые праздничные огоньки, там радовались жизни люди, а он сидел здесь, никому не нужный, стареющий седой человек. У него не было ни шампанского, ни яблок, не было ни мамы, ни жены, ни детей. Ну, почему у его первой жены Лиды не могло быть детей? Как ему всегда хотелось иметь сына!.. И Ирина была бездетна... Он одинок.
      И он не станет встречать девяносто девятый год, он ровно в полночь выбросится из окна десятого этажа на мостовую. И закончит этим свою нелепую жизнь.
      Решение обрадовало его, он отрезал себе колбасы и налил водки. Выпил еще стакан. Ему стало весело от того, что скоро его жизнь прекратится, а значит - прекратятся и страдания.
      Вдруг раздался звонок в дверь. Он без лишних вопросов открыл.
      На пороге стоял невысокого роста человечек в старенькой дубленке и потертой ушанке. В руках он держал целлофановый мешочек. Дорохов внимательно вгляделся в него и узнал - это был тот самый человек, который в октябре торчал целыми днями у его подъезда, а потом сопровождал их с Таней до загса. Появление такого человека мало обрадовало Дорохова, он был представителем той темной силы, что превратила последние месяцы его жизни в омерзительный фарс. Но он и не особенно огорчился - ему теперь было все равно.
      Наоборот, пристрелил бы этот человек его, не надо было бы брать грех на душу и выбрасываться из окна. Как было бы хорошо!
      - С Новым годом вас, Андрей Андреевич, - осклабился неизвестный. - Вы вряд ли помните меня...
      - Я помню вас, - сказал Дорохов. - Проходите, выпьем с вами. Но у меня только водка, и не очень хорошего качества.
      - Я пройду, пройду, - засуетился пришедший. - Но пить не буду, мне нельзя, у меня больная печень.
      Он вошел в квартиру, и Дорохов захлопнул дверь.
      - Андрей Андреевич, я раздеваться не буду, меня ждут. Скоро Новый год, сами понимаете.
      Но я принес вам гостинцы. - Он вытащил из целлофанового мешочка бутылку французского шампанского и пакетик с яблоками. Дорохов остолбенело глядел на этого Деда Мороза.
      - От кого это? - еле шевеля губами, спросил он.
      - У меня еще есть для вас письмо. Там кое-что вложено. Проверьте содержимое, Андрей Андреевич, я сейчас только почтальон, посыльный, так сказать. Но это приятное занятие в новогоднюю ночь, если послание, принесенное мной, доставит вам хоть минутку радости.
      Он протянул ему конверт. Конверт был плотен, увесист. Дорохов открыл конверт и вытащил оттуда пачку стодолларовых бумажек.
      - Зачем это? От кого? Я не возьму...
      - Возьмете, - вежливо, но очень твердо сказал гость. - Здесь пять тысяч долларов. Пересчитайте при мне. Не дай бог, хоть одной бумажки не хватит. Пересчитывайте, пожалуйста, мне очень некогда...
      Дорохов в сомнамбулическом состоянии стал пересчитывать купюры, новенькие, хрустящие...
      Ровно пять тысяч.
      - Все точно, - сказал он.
      - Очень хорошо. Значит, я свое поручение выполнил. Там еще есть записка, но вы, пожалуйста, прочитайте ее потом, когда я уйду. Так надо, сказал он твердо.
      - Как вас зовут-то? - спросил Дорохов.
      - Меня зовут Роман Ильич. Я как-нибудь позвоню вам. Или навещу. Если можно.
      - Можно, разумеется...
      - Тогда все. До свидания. С Новым годом вас, с новым счастьем. Я уверен, что девяносто девятый год окажется для вас счастливым, может быть, даже переломным в вашей трудной жизни.
      Пусть все ваши горести останутся в старом году.
      Все. До свидания.
      Он вышел и хлопнул дверью. Дорохов выглянул в окно. Там стояли белый "Мерседес" и какая-то другая иномарка темного цвета. Роман вышел из подъезда, сел в "Мерседес", и машины, резко тронувшись с места, исчезли за поворотом.
      Тогда он схватился за конверт и вытащил оттуда небольшой клочок бумаги. Развернул дрожащими пальцами и стал читать:
      "Дорогой, любимый мой Андрей! Поздравляю тебя с Новым годом и очень прошу простить меня за то, что тогда, в октябре, я так скоропалительно исчезла. Я не могу пока сообщить тебе место своего пребывания, и не это является целью письма. Я хочу поздравить тебя - в девяносто девятом году ты станешь отцом, я беременна на третьем месяце. Плод развивается нормально, я чувствую себя хорошо. Только мне очень одиноко без тебя. Не беспокойся обо мне - я в надежном месте, окруженная заботой и вниманием.
      Ни в коем случае не ищи пока встречи со мной и не организовывай никаких поисков - это очень опасно. Я сама дам о себе знать, когда это станет возможно. Навеки твоя Таня, кровавая ведьма-убийца".
      Что-то нечленораздельное вырвалось из груди Дорохова. Он откупорил шампанское, налил себе огромный бокал и жадными глотками стал пить.
      Шампанское лилось по подбородку, а из глаз его текли слезы. Он схватил дрожащими пальцами огромное румяное яблоко и стал резать его ножом, нож соскользнул и порезал ему палец. Не обращая внимания на кровь, Дорохов жевал кусочки этого необыкновенного вкусного яблока.
      Снова налил себе шампанского и стал запивать им яблоко, и шампанское опять текло по подбородку... Это было счастье, никогда в жизни он не был так счастлив, разве лишь тогда, когда сидел в крохотной барачной комнатке с матерью и глядел в ее веселые и в то же время печальные глаза.
      Тогда он каждую секунду ощущал присутствие мамы, ощущал, что он не один на этой огромной страшной Земле. То же происходило и теперь. Он не один где-то уже существует его сын или дочь, это существо уже живет своей особой жизнью, и эту жизнь дал ему он, шестидесятилетний человек, давно отчаявшийся иметь свое продолжение.
      Дорохов встал и поглядел в окно. За окном стояла ясная, звездная ночь, горели бесконечными огоньками праздничные окна. Он услышал по телевизору бой часов. Наступил девяносто девятый год...
      Глава 35
      Вышестоящий суд отменил приговор Виктору Александрову. Решение районного суда было признано неубедительным и необъективным.
      Дело вернули на доследование, оно было поручено Павлу Николаевичу Николаеву, уже имеющему в этом деле множество фактов, подтверждающих невиновность Александрова.
      Были допрошены люди из прислуги Сергея Заславского, и постепенно становилось очевидно, что Млынский был в доме Заславского своим человеком. В особняке Заславского был произведен обыск, и в одной из комнат обнаружили целый аптечный склад, где хранились очень интересные препараты, многие из них даже не были известны фармакологии. Привлеченные к делу специалисты установили, что Млынский мог усыпить Александрова и сунуть ему в руку пистолет, а потом, убив Ирину Дорохову, Млынский этот пистолет подбросил. И именно в тот момент его видел Петр Мухин, который продолжал твердо стоять на своих показаниях. И, наконец, проститутка Юлия Жданькова призналась, что видела Александрова в ту ночь у Заславского. Было установлено точное время пребывания Александрова в доме Заславского, и следствие точно доказало, что он не мог убить Ирину Дорохову, так как в момент ее убийства находился в другом месте. Впоследствии показания Жданьковой подтвердили и две другие проститутки, и горничная Рита тоже подтвердила, что той ночью Александров был у них, а под утро его отвезли на станцию на машине.
      Виктор поражался тому, как быстро дело стало оборачиваться в его пользу, но прекрасно понимал, кто стоит за этим. И каких трудов стоило его бывшему командиру Лозовичу обработать этих запуганных девок, добиться санкции на обыск в доме Заславского, человека настолько влиятельного, что даже из французской тюрьмы сумел воздействовать на судью, а тот вынес Виктору суровый приговор. Обыск, лекарства, произведенные Млынским, показания прислуги и проституток сделали свое дело.
      Виктор был освобожден из-под стражи под подписку о невыезде. Около "Матросской тишины" его встречал на своей "вольвочке" Владимир Лозович.
      - Здорово, ефрейтор! Похудел ты как, однако!
      Надо бы тебя подкормить. Повезу-ка я тебя сейчас в свои "Московские окна!" И накормлю так, что лопнешь. А то брючки скоро свалятся с тебя.
      Сколько я тебе передач носил, неужели надо было так жутко похудеть?
      - Я делился с ребятами, Владимир Игоревич.
      Им-то никто таких яств не приносил, как вы мне.
      - Ну, если ты делился со всей камерой, то неудивительно, что ты скелет.
      - Ничего, на воле отъемся, - сказал Виктор.
      - Ладно, поехали ко мне в ресторан. Отметим твое освобождение по высшему разряду!
      - Если можно, Владимир Игоревич, - попросил Виктор, - сначала съездим на Хованское кладбище.
      - Как знаешь, - нахмурился Лозович. - Поехали, конечно.
      Они ехали по весенней Москве через центр.
      Виктор, проведший полгода в душной камере, не мог наглядеться на Москву, на ее кипучую жизнь.
      Он жадно дышал воздухом свободы.
      Вот и набережные, и Кремль, вот храм Христа Спасителя, кинотеатр "Ударник", куда он в детстве бегал с приятелями, а в молодости ходил с Иркой... Вот Ленинский проспект... Знакомые места, связанные с детством, юностью, любовью... Вот и Кольцевая дорога. И поворот к кладбищу...
      ...Виктор с цветами в руках стоял у Ирининой могилы и не мог ни плакать, ни вымолвить слова.
      Стоял и молчал. Она уже более полугода была там, во что она превратилась, он не хотел думать об этом. Она была для него все та же долговязая школьница, с которой он познакомился в восьмом классе. Он пронес эту любовь до дня ее смерти... И свою последнюю ночь она провела с ним...
      Он наклонился и положил цветы на могильный холмик.
      - Надо бы здесь привести все в порядок, - сказал Лозович. - Запущена совсем могила.
      - Запущена, - мрачно согласился Виктор. - Быстро забыл ее муженек, однако...
      Лозович промолчал. Исчезнувшая бесследно Татьяна Гриневицкая все больше поражала его.
      Она, без сомнения, обладала каким-то особым даром воздействия на людей, поведение Андрея Дорохова после знакомства с ней напоминало поведение зомби; полностью зависящего от воли другого человека. Картина преступления была очевидна всем, кроме него. Он не желал ничего слушать, Татьяна на расстоянии продолжала так же действовать на него, как если была рядом. Отсюда и нежелание встречаться с людьми, которые могут поведать о ней что-то нелестное, и нежелание ходить на могилу трагически погибшей Ирины.
      - Ладно, на днях приедем с лопатами, выровняем все, уберем эти засохшие венки. А потом будем думать... Кроме меня, теперь некому ухаживать за могилой...
      Они еще немного постояли, а потом молча пошли к выходу с кладбища. Сели в машину и поехали в ресторан "Московские окна". Там для них уже был накрыт стол. Все лучшее, что имелось в его ресторане, Лозович велел подать им в этот знаменательный день.
      - За твое освобождение, - сказал Лозович. - За торжество справедливости. - Он поднял рюмку с ледяной водкой, Виктор сделал то же самое. Они чокнулись хрустальными рюмками и залпом выпили.
      - По совести-то, надо было бы первую рюмку выпить в память Ирки, сказал Виктор. - Я ведь так и не успел тогда помянуть ее.
      - Давай, ефрейтор, в память твоей Ирины.
      Теперь уже только твоей.
      Они, не чокаясь, выпили еще по рюмке и только тогда принялись за еду.
      - В этом деле мне неясно только одно, - сказал Виктор. - Кто конкретно убил Ирку, Млынский ли или она сама? Меня очень мучает этот вопрос. И мне кажется, что это сделала она. Я постоянно вижу ее лицо, глядящее в глаза своей жертве, которой осталось жить несколько мгновений, и мне становится жутко. Просто жутко, Владимир Игоревич. Я не могу понять, что тут главное алчность или преступное вдохновение творить зло. Мания зла, что ли?
      - Тут и то и другое, Вить. Татьяна эта - личность очень непростая. Мне кажется, она могла бы творить великие дела, если ее деятельность направить в другое русло. Вспомни кровавых королев, императриц, герцогинь всяких, устранявших своих соперниц любыми, порой самыми подлыми, страшными методами. Вот и твоя одноклассница из разряда таких, только не в то время и не в том месте она родилась, не повезло ей.
      - Где она теперь? - задумчиво спросил сам себя Виктор. - Куда она могла исчезнуть?
      - Земля велика, - произнес Лозович. - Но мне кажется, она еще напомнит нам о себе...
      Глава 36
      В эту апрельскую ночь старику Дорохову не спалось. Его мучила одышка, сердцебиение не давало сомкнуть глаз. Он позвонил Жан-Пьеру, тот поправил ему подушки, старик лег повыше, и все равно ему было плохо. Что-то тревожило его, мысли уносились куда-то.
      Старик чувствовал, что ему осталось жить совсем немного. И это очень хорошо. Его почти вековая жизнь надоела ему. За последние полгода особенно. Уголовная история с его наследством надломила его и отняла последние силы. Через некоторое время после того, как в его доме был арестован Заславский, он изменил свое завещание и все, кроме того, что он завещал верному Жан-Пьеру, оставил ставшей для него родной Франции. По совету Лозовича он перевел большую сумму денег в один из подмосковных детских домов и в военный госпиталь, где лечились участники афганской и чеченской войн. И все равно у него оставалось огромное имущество, огромные денежные счета, которые все время увеличивались. Он пригласил к себе на работу талантливого менеджера-француза, при котором дела его фирм пошли еще лучше, чем шли при жизни Поля. А мучило Дорохова прежде всего то, что у него не осталось наследников, продолжателей его фамилии, кому он мог бы завещать хоть часть своего состояния. Племянник Андрей Дорохов разочаровал его, и хоть было очевидно, что он не участвовал в преступлении, тем не менее он стал жалкой игрушкой в руках преступников.
      Было еще темно, когда Дорохов опять позвонил Жан-Пьеру и велел подать одеваться. Жан-Пьер не задавал лишних вопросов, а делал так, как приказывал хозяин.
      И вот старик уже сидел в гостиной в своем любимом кресле, пил чай и напряженно думал. Думал он не менее двух часов. За это время стало рассветать.
      - Жан-Пьер! - крикнул старик. - Который час?
      - Пять минут девятого, месье.
      - Через некоторое время вызови ко мне нотариуса Делиня.
      - Слушаюсь, месье.
      Через полтора часа в гостиную вошел огромного роста, мощного сложения седовласый нотариус Делинь, который вел дела Дорохова после Леклерка. Этот твердый, пунктуальный человек был рекомендован ему как человек чести и глубокой порядочности. И Дорохов верил ему.
      - Доброе утро, месье Дорохов, - приятным баритоном произнес Делинь.
      - Я приветствую вас, Делинь, - поднял руку Дорохов. - Мне необходимо внести дополнительные условия в мое завещание.
      - Я слушаю вас.
      У Делиня была прекрасная привычка - он не удивлялся ничему, а советы давал только по сути дела. Так и сейчас он ни единым жестом не проявил своего недоумения по поводу новой причуды старика.
      - Пишите, Делинь, - откашлявшись, сказал Дорохов. - Все свои банковские счета и ценные бумаги, за некоторыми исключениями, о которых я сейчас скажу, как и было в предыдущем завещании, я оставляю французскому государству, отказываться от этого я не вправе. Но.., все остальное, как-то: магазины, предприятия и всю свою недвижимость я завещаю ребенку моего племянника Андрея Дорохова, если тот появится на свет при моей жизни. До его совершеннолетия всем имуществом будет распоряжаться мой племянник Андрей Дорохов. Кроме того, я увеличиваю единовременную выплату моему преданному слуге и другу Жан-Пьеру Жерве до одного миллиона долларов. Как и было сказано в предыдущем завещании, он получает дом в Париже. Все же остальное я завещаю этому ребенку, если он родится до моей смерти. Вы поняли мою мысль, месье Делинь?
      - Я прекрасно понял вашу мысль, месье Дорохов. - Нотариус внимательно глядел на него.
      - Я вижу в ваших глазах недоумение.
      - Это не мое дело, месье. Имущество ваше, я должен лишь заверить завещание.
      - Но вы хотите сказать своим взглядом, что я совершаю ошибку. Говорите же... Я требую...
      - Вы не вправе от меня требовать обсуждения ваших действий, месье. Но из уважения к вам я нарушу свои принципы. Мне известно, что жена вашего племянника участвовала в преступлениях против вашего сына, его жены и жены вашего племянника - я имею в виду, бывшей жены. Вам хотелось бы, чтобы эта женщина распоряжалась вашим состоянием?
      - - Когда эта женщина даст о себе знать, она должна быть немедленно арестована и понести заслуженное наказание. Но если у нее родится ребенок, он будет мой кровный родственник, потомок, наследник. Разумеется, улыбнулся он, - должна быть произведена экспертиза на предмет отцовства моего племянника, тщательная и честная. И если будет доказано его отцовство, этот ребенок получит большую часть моего состояния.
      Вы поняли мою мысль, месье Делинь?
      - Но вашему племяннику шестьдесят лет, и я полагаю, что ваше завещание не будет иметь силы.
      - Ну и прекрасно! - хрипло засмеялся старик. - У нас, стариков, свои причуды, без них скучно было бы помирать. Никто не родится - значит, все останется, как и было в предыдущем завещании. Только выплата Жан-Пьеру должна увеличиться.
      - Вы поразительный человек, месье Дорохов, - с уважением произнес Делинь. - Но не хотелось бы вам внести в это завещание некоторые уточнения? Например, вы могли бы поставить условие вашему племяннику развестись с этой женщиной, тем более что она находится неизвестно где, и жениться на другой, и вот тогда бы их ребенок унаследовал ваше состояние.
      - Ни в коем случае! - сказал Дорохов. - Я не намерен шантажировать моего племянника. Раз он женился на этой преступной женщине, это его дело. Но ребенок, если он родится, невинен, это моя родная кровь, мой потомок. К тому же, как вы справедливо заметили, моему племяннику уже более шестидесяти лет, и не так уж много времени остается ему, чтобы обзавестись потомством.
      Так что такого уточнения не будет.
      - Тогда такой вопрос, месье Дорохов. А что, если, вы меня извините за прямоту этот ребенок родится уже после вашей кончины?
      - Тогда остается в силе прежнее завещание.
      Я должен знать о рождении своего наследника, - твердо произнес Дорохов.
      - Я понял вас, месье. Сейчас мы быстро составим новый вариант вашего завещания.
      Он составил завещание, Дорохов подписал его своей красивой каллиграфической росписью, а нотариус Делинь заверил его. Дело было сделано.
      - Извините меня, месье, что-то я сегодня задаю много вопросов и даю много советов, уж больно необычным делом я занимаюсь. Что вас побудило именно сейчас, сегодня прийти к такому оригинальному решению? Неужели суд над этими преступниками Заславским и Леклерком, которые понесли заслуженное наказание? Неужели то, что вина в преступлении жены вашего племянника не была доказана? Неужели эта театральная речь, которую Заславский произнес в суде? Вы слишком умны, месье, чтобы верить всему этому.
      - Да что вы! - хрипло расхохотался Дорохов. - Я убежден в виновности этой женщины, я ничуть не глупее ее. И слова этого русского бандита, его извинения передо мной на меня не подействовали. Тут другое... - Его подслеповатые глаза покрылись какой-то пеленой. - Во сне ко мне пришло видение. Я видел ребенка, мальчика... Он был так похож на моего несчастного Поля, такие каштановые кудрявые волосы, голубые глаза, нежная кожица, складочки на ручках и ножках. Я видел его как живого, Делинь! И я понял вот что... - Он понизил голос. - Этот ребенок существует. Он уже есть... И очень скоро он выйдет на свет божий...
      Делинь бесстрастно глядел на него.
      - Вы полагаете, я сошел с ума, Делинь? Может быть, и так. Но я настолько богат, что мне это позволительно. И все же я уверен, что этот ребенок не фантом моего старческого воображения. И скоро вы убедитесь в этом...
      - Простите меня, месье, но эта женщина находится в бегах, и даже если она родит ребенка, она может никому не сообщить об этом. Не узнаете об этом и вы, вряд ли можно полагаться на вашу интуицию в таком конкретном вопросе. Так что даже если вы правы и ребенок этот появится в скором времени на свет, а с вами, простите меня, что-то случится, ваше состояние все равно никак не сможет достаться этому ребенку.
      - А вот тут вы, пожалуй, правы, Делинь. И вы должны сообщить о моем решении в Москву, моему племяннику Дорохову Андрею. Причем не телеграммой, не факсом, не звонком - вы отправитесь туда лично и тет-а-тет скажете ему о моем решении. А он уж пусть, как сумеет, информирует свою преступницу-жену. Он найдет способ, поверьте мне. Но вы должны подчеркнуть, что никто - ни я, ни правосудие, ни господь бог - не освобождает ее от ответственности за совершенные ею преступления. Об этом не может быть и речи. Речь идет только о ребенке, если он родится до моей смерти. Все, Делинь, я очень устал, и мне не хотелось бы умирать сегодня, не дождавшись конца этой драмы. Воистину, жизнь - это театр, а все мы в нем актеры... Отправляйтесь в Москву незамедлительно, Делинь!
      Они выпили по чашке кофе, а затем Делинь уехал. Дорохов же распорядился проводить его в сад. Жан-Пьер под руку вывел старика на свежий воздух.
      Стоял великолепный апрельский день. Все начинало цвести, шуршали листвой огромные платаны, мимо которых, еле передвигая ноги, поддерживаемый Жан-Пьером, шел старик. Дул легкий весенний ветерок, старик жмурил усталые глаза, тяжело опирался на палку с серебряным набалдашником и вдыхал воздух. И прошлое, и настоящее, и недолгое будущее сливались воедино в этом опьяняющем весеннем воздухе. Жизнь продолжалась...
      Через несколько дней Дорохова посетил нотариус Делинь и сообщил, что его поручение выполнено...