Большую помощь 16-й армии на волоколамском направлении оказала партийная организация столицы. Ее заботами в октябре сорок первого года из москвичей-добровольцев были созданы десятки истребительных рот и батальонов; они вливались в армию, усиливали ее поредевшие в непрерывных боях части.
      Помню, как сейчас: позвонил мне по ВЧ начальник московской милиции В.Н. Романченко:
      – Не пригодится ли отряд милиции для действий на фронте?
      – Будем очень рады ему.
      Вскоре в Волоколамск прибыл прекрасно экипированный, внушительный отряд, сформированный из добровольцев–работников столичной милиции. Его мы использовали для действий в тылу врага, и он на протяжении длительного времени оказывал нам неоценимые услуги.
      Нашим соседом была 30-я армия генерала В.А. Хоменко. Войска ее под давлением противника отходили севернее Московского моря. К началу боев связь с ней не была установлена. Слева, юго-восточнее Болычево, нашим соседом была 5-я армия, которой вначале командовал генерал Д.Д. Лелюшенко, а затем генерал Л.А. Говоров. С этой армией связь поддерживалась регулярно.
      Малочисленность войск заставила нас выделить все соединения в первый эшелон, и каждое из них занимало оборону на широком фронте.
      В резерве мы имели стрелковый полк 126-й дивизии. Он организованно вышел из окружения. Мы рассчитывали развернуть его в полнокровное соединение, пополняя с нашего сборного пункта. И еще была выведена в резерв для пополнения 18-я стрелковая ополченская дивизия. Разумеется, они держались наготове.
      Армия получила на усиление два истребительно-противотанковых артиллерийских полка, два пушечных полка, два дивизиона московского артучилища, два полка и три дивизиона «катюш». По тому времени артиллерии у нас было много. Но учтите стокилометровый фронт обороны!..
      Утром 16 октября противник нанес удар танковыми и моторизованными соединениями на левом фланге нашей армии – как раз там, где мы предполагали и где с особенной тщательностью готовились его встретить.
      Только на этом участке враг сосредоточил четыре Дивизии – две пехотные и две танковые. Главный удар пришелся по 316-й дивизии Панфилова, передний край которой проходил в 12–15 километрах от Волоколамского шоссе.
      Завязались тяжелые оборонительные бои. Гитлеровцы вводили в бой сильные группы по 30–50 танков, сопровождаемые густыми цепями пехоты и поддерживаемые артиллерийским огнем и бомбардировкой с воздуха.
      Встретив хорошо организованное сопротивление наших войск, противник отходил, но потом снова начинал атаки. Большие потери вынуждали врага вводить в бой новые и новые силы.
      Сражение разгоралось на всем фронте обороны 16-й армии.
      17 октября был атакован корпус Доватора севернее Волоколамска. В этот же день в районе Болычево на стыке с 5-й армией немцы бросили на полк 316-й дивизии до ста танков. Им удалось овладеть двумя населенными пунктами.
      Пытаясь развить успех в глубину, немцы еще больше усилили натиск, но были встречены стянутой сюда с других участков артиллерией и, понеся большие потери в танках, отброшены назад.
      Не продвинулись они и на рубежах, занимаемых спешенной конницей. Здесь тоже все атаки удалось отбить.
      18 октября противник, стремясь во что бы то ни стало добиться успеха, ввел против 316-й стрелковой дивизии сотни полторы танков и полк мотопехоты в направлении Игнатково, Жилино, Осташово. Навстречу этой стальной лавине была выдвинута противотанковая артиллерия, пушечные батареи и «катюши».
      Но вот еще около сотни вражеских танков появилось в районе Жилино, на южном берегу Рузы. Пришлось мне использовать ближайшие, а затем и все армейские артиллерийские резервы. Маневр артиллерией спас положение.
      В результате двухдневного боя – 18 и 19 октября – гитлеровцы незначительно потеснили части дивизии Панфилова. Но враг понес такие потери в танках и живой силе, что вынужден был прекратить атаки.
      Наши потери тоже были немалые. Артиллеристы, пехотинцы, саперы и связисты проявляли массовый героизм, отражая вражеский натиск. Случалось, артиллеристы продолжали вести огонь из поврежденных орудий. Пехотинцы встречали танки гранатами и бутылками с горючей смесью. Стрелковые подразделения, прикрывавшие орудия, гибли вместе с расчетами, но не покидали их. Связисты под сильнейшим огнем наводили связь и восстанавливали линии.
      Противник вынужден был то и дело менять тактику применения танков. Пытался он пускать их мелкими группами вне дорог. Однако нашей артиллерией был предусмотрен маневр для отражения и таких попыток.
      Передышка длилась недолго. Бои возобновились. Атаки следовали за атаками. Проявляя активность на всем фронте, противник основное внимание по-прежнему сосредоточивал на волоколамском направлении, вводя здесь все новые части.
      Обладая большим превосходством в силах, гитлеровцы постепенно, километр за километром, теснили наши войска. Создав мощный танковый кулак, немцы стремились пробиться к Волоколамскому шоссе. С воздуха их атаки все время поддерживала авиация.
      К 25 октября противник овладел Болычево, Осташово, форсировал Рузу. Бросив в бой до 125 танков, он захватил станцию Волоколамск.
      В десятидневных боях, с 16 по 25 октября, наша армия понесла чувствительные потери в артиллерии. Создалось весьма тяжелое положение.
      Очень многое сделали в эти дни генерал Василий Иванович Казаков и его артиллеристы. Но все имеет предел. Настал момент, и Казаков доложил, что артиллерии у нас не хватает даже для борьбы с теми силами, которые враг уже бросил в сражение. А разведка и показания пленных свидетельствовали о появлении перед нами новых танковых частей. Нужно было во что бы то ни стало добиться усиления армии артиллерией.
      Мне очень не хотелось, но я вынужден был обратиться по ВЧ к командующему фронтом Г.К. Жукову. Разговор предстоял не из приятных, я заранее это предвидел. Стоически выслушал все сказанное в мой адрес. Однако удалось добиться присылки в армию к утру 26 октября двух полков 37-миллиметровых зенитных пушек. Худо ли, хорошо ли, но это была помощь. У Жукова тоже в те дни каждая батарея была на счету.
      Оба полка тут же были отданы Панфилову для противотанковой обороны полосы его дивизии.
      Нажим врага на Волоколамск все усиливался. Против 316-й дивизии действовали помимо пехотных не менее двух танковых дивизий. Мне пришлось произвести некоторую перегруппировку для усиления левого фланга армии. Сюда форсированным маршем вышел корпус генерала Доватора (его у Волжского водохранилища заменила несколько пополненная 126-я стрелковая дивизия; туда же подтягивалась и 18-я стрелковая дивизия).
      Как известно, на севере противник, продолжая наступление, 14 октября овладел Калинином, оттеснил правофланговые части 30-й армии, глубоко продвинулся на восток вдоль северного берега Московского моря. Таким образом, немецкие войска заняли нависающее положение над нашим правым флангом. Как мне думается, Генеральный штаб при определении границ между Западным фронтом и Калининским (созданным 17 октября) допустил ошибку. Суть ее в том, что границу избрали не по такому крупному рубежу, каким являлось Волжское водохранилище, а отнесли ее южнее. И войска 30-й армии оказались разделенными на две части.
      Фашистам удалось значительно потеснить и правый фланг другого нашего соседа – 5-й армии. Противник овладел Можайском и Рузой, продвинулся к востоку непосредственно на участке, примыкавшем к нашей полосе обороны, и обошел Волоколамск с юга.
      В это же время после нескольких дней упорных боев отошел к востоку от рубежа реки Лама курсантский полк, оборонявшийся севернее Волоколамска. Значит, и с этой стороны врагу удалось занять нависающее положение. И наконец 27 октября, введя крупные силы танков и пехоты при поддержке артиллерии и авиации, противник овладел Волоколамском. Но попытка врага перехватить шоссе восточнее города, идущее на Истру, была отражена решительными и умелыми действиями вовремя прибывшей и изготовившейся к бою кавалерийской дивизии генерала Плиева с приданной ей артиллерией.
      Именно в этих кровопролитных боях за Волоколамск и восточнее его навеки покрыла себя славой панфиловская дивизия. Ее в армии так и называли, и солдаты 316-й о себе говорили: «Мы – панфиловцы!» Счастлив генерал, заслуживший в массе бойцов так просто выраженную, но неизгладимую в сердцах любовь и веру.
      Самоотверженно и умело сражался и курсантский полк С.И. Младенцева.
      Именно эти стрелковые войска и действовавшие с ними артиллерийские части, невзирая на многократное превосходство врага, не позволили ему продвинуться дальше. Мы нанесли немецким соединениям огромный урон, особенно в танках.
      Противник вынужден был сделать паузу для перегруппировки и подтягивания свежих сил.
      Бои в районе Волоколамска и за Волоколамск вошли в историю. О них написано много книг, и повторяться не нужно. Скажу лишь одно: тогда все – от рядового до генерала – не жалели ни сил, ни жизни, чтобы преградить врагу путь к Москве.
      Истощив силы в боях под Волоколамском и севернее его, гитлеровские войска остановились. В течение нескольких дней велись лишь бои местного значения.
      По нашим наблюдениям, данным разведки и другим сведениям, немецко-фашистское командование, испытав прочность нашей обороны, решило подготовить новый удар. На волоколамско-истринское направление подходили свежие части, производилась какая-то перегруппировка к северу.
      В эти дни с несколькими офицерами прибыл к нам вышедший из окружения генерал И.В. Болдин. От него мы узнали о судьбе войск Западного и Резервного фронтов, оказавшихся в окружении западнее Вязьмы (то есть 19, 20, 24 и 32-й армий, в том числе и тех соединений, которые мы по приказу от 5 октября передали Ф.А. Ершакову). Из слов Болдина вытекало, что части, потеряв связь с вышестоящими штабами, самостоятельно, с огромным трудом пробивались через вражеские заслоны на восток, к своим.
      Сам генерал Болдин с небольшой группой командиров и бойцов тоже лесами пробирался на восток. С ними был и раненый М.Ф. Лукин. В одну из ночей их внезапно атаковали немецкие автоматчики. После скоротечного боя прорываться пришлось уже в одиночку. Поэтому не сразу заметили отсутствие Михаила Федоровича Лукина. Впоследствии мы узнали, что в эту трагическую ночь он в бессознательном состоянии попал в плен.
      И.В. Болдин убыл от нас в Москву и вскоре прославился как один из героев обороны столицы на левом крыле Западного фронта.
      Используя наступившую передышку, вырванную у врага, войска нашей армии, ведя мелкие бои, продолжали укреплять оборонительные позиции.
      А обстановка на фронте все усложнялась. Разведка доносила, что и на волоколамское направление и к правому флангу 16-й армии подтягиваются крупные вражеские силы. Нужно было со дня на день ожидать удара. Мы у себя в штабе тщательно обдумывали, как нам поспеть хотя бы несколько улучшить положение своих соединений. Так созрела мысль о Скирмановской операции, мысль довольно рискованная, но плодотворная.
      В конце октября и начале ноября немцы захватили у нас на левом фланге несколько населенных пунктов, в том числе и Скирманово. Гитлеровцы нависли с юга над магистралью Волоколамск – Истра. Они не только простреливали ее артиллерийским огнем, но и могли в любое время перехватить и выйти в тыл основной группировке нашей армии на этом направлении.
      Обязательно нужно было изгнать противника из Скирманово и заблаговременно ликвидировать угрозу. Решение этой задачи выпало на долю 50-й кавалерийской дивизии генерала И.А. Плиева, 18-й стрелковой дивизии полковника П.Н. Чернышева и танковой бригады М.Е. Катукова, недавно прибывшей к нам. Привлекли также несколько артиллерийских частей и дивизионов гвардейских минометов.
      Риск был в том, что мы решились на это дело в предвидении начала вражеского наступления. Как говорится, нужда заставила. Но в этом были и определенные преимущества: немецкое командование вряд ли могло предположить, что мы рискнем. Все товарищи – и Малинин, и Казаков, и Орел – с воодушевлением работали над планированием боевых действий и подготовкой частей. Несколько успокаивало то, что к правому флангу армии стали уже выдвигаться те кавдивизии, о которых недавно вел со мною речь командующий фронтом; их включили в состав 16-й армии.
      Бои за Скирманово – с 11 по 14 ноября – прошли очень удачно. Артиллеристам, минометчикам и «катюшам» удалось нанести фашистам большой урон, а дружные атаки пехоты, поддержанные танками, довершили дело. Большую пользу принесла, во-первых, сильная группа автоматчиков-ополченцев, пробравшаяся ночью перед атакой в расположение противника, а во-вторых, выдвинувшиеся во фланг и почти в тыл гитлеровцам кавалеристы такого боевого генерала, как Плиев. Правда, герои конники сами попали в трудное положение, поскольку после завершения операции им пришлось с боем пробиваться назад. Но сражаться в тылу врага им было не впервой, и свое дело они выполнили с честью.
      Разгром немецко-фашистских войск, занимавших Скирманово и другие селения, был полный. 10-я немецкая танковая дивизия, предназначавшаяся для перехвата Волоколамского шоссе, с большими потерями откатилась далеко назад.
      На поле боя враг оставил до пятидесяти подбитых и сожженных танков, много орудий, вплоть до 150-миллиметровых пушек, минометы, сотни автомашин.
      Эту картину я имел возможность наблюдать вместе с А.А. Лобачевым и Владимиром Ставским, приехавшим к нам от «Правды». Но Ставский, конечно, не только любовался воодушевляющим зрелищем разбитой немецкой техники. Он был вместе с людьми 16-й армии в самые неистовые дни, даже в таком пекле, как под Спас-Рюховским. Каково там было, знают защитники Волоколамска, а кто не знает, тому напомню: именно там встал, поднятый ночью по тревоге, 289-й противотанковый полк, и его командир майор Ефременко отдал приказ выложить у каждого орудия по сто снарядов… Рядом с майором был писатель-правдист. Мне об этом, между прочим, сказал по телефону находившийся на НП полка Василий Иванович Казаков. На вопрос, чем там Ставский занят, он ответил:
      – В данный момент считает «юнкерсы», которые нас долбят… Насчитал двадцать семь.
      Словом, как я уже упоминал, мы Владимира Ставского любили, и было за что…
      Все мы чувствовали, что приближается новое суровое испытание в битве за родную Москву. И старались как можно лучше подготовиться к боям.
      Чем пополнилась к этому моменту 16-я армия?
      Прибывшие из Средней Азии 17, 20, 24 и 44-я кавалерийские дивизии (в каждой 3 тысячи человек) составили второй эшелон. Лошади оказались не перекованными к зиме, а в Подмосковье грунт уже замерз, на заболоченных местах появился лед, и это затрудняло передвижение конницы. Бойцы и командиры дивизий еще не имели навыков действий на пересеченной и лесисто-болотистой местности.
      Обрадовала нас прибывшая из Сибири 78-я стрелковая дивизия. Ее привел под Москву замечательный боевой командир полковник А.П. Белобородов. Состояла она преимущественно из сибиряков, а среди наших прекрасных солдат сибиряки всегда отличались особой стойкостью, была полностью укомплектована и снабжена всем положенным по штатам военного времени. Трудно даже сказать, насколько своевременно сибиряки влились в ряды наших войск! Если под Волоколамском великую роль сыграла дивизия генерал-майора Ивана Васильевича Панфилова, то в ноябре не менее значительный вклад в решающие бои за Москву внесла дивизия полковника Афанасия Павлантьевича Белобородова.
      Получили мы и две танковые бригады, но с небольшим количеством танков, и 58-ю танковую дивизию почти совсем без боевой техники. Несколько пополнилась артиллерия армии.
      При всем этом противник имел подавляющее превосходство, особенно в танках и авиации.
      Хочется отметить один момент, предшествовавший ноябрьским оборонительным боям. Неожиданно был получен приказ командующего Западным фронтом – нанести удар из района севернее Волоколамска по волоколамской группировке противника. Срок подготовки определялся одной ночью. Признаться, мне было непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой приказ. Сил мы могли выделить немного, времени на подготовку не отводилось, враг сам готов был двинуться на нас. Моя просьба хотя бы продлить срок подготовки не была принята во внимание.
      Как и следовало ожидать, частный контрудар, начатый 16 ноября по приказу фронта, принес мало пользы. На первых порах, пользуясь неожиданностью, нам удалось даже вклиниться километра на три в расположение немецких войск. Но в это время они начали наступление на всем фронте армии. Нашим выдвинувшимся вперед частям пришлось поспешно возвращаться. Особенно тяжело было конной группе Л.М. Доватора. Враг наседал на нее со всех сторон. Лишь благодаря своей подвижности и смекалке командира конники вырвались и избежали полного окружения.
      Еще готовясь к этой операции, мы перенесли командный пункт армии в Теряеву Слободу. Немецкая авиация нас здесь основательно побомбила. Сильно пострадали оперативный и разведывательный отделы.
      Штаб армии перешел в Ново-Петровское (на автостраде Волоколамск – Москва). Мы выбрали это место еще и потому, что располагали данными о сосредоточении крупных танковых сил именно против левого крыла 16-й армии. Отсюда было удобнее управлять войсками, которые, по-видимому, должны были встретить главный удар противника.
      Перебираясь на новое место, мы с Лобачевым воспользовались случаем и заехали на несколько часов в Москву.
      Увидели мы ее настороженной, ощетинившейся металлическими надолбами и рогатками, с баррикадами на окраинах и с амбразурами в стенах домов.
      Город был сурово молчалив и грозен.
      На подступах к городу десятки тысяч москвичей рыли окопы и противотанковые рвы. Тут больше всего было женщин, пожалуй всех возрастов.
      Лица сосредоточенны. Чувствовалось, что люди понимают необходимость того, чем они заняты. Мы не заметили растерянности и уныния. Работа кипела. А погода была не из приятных – моросил холодный дождь, висел туман и все кругом окутала промозглая сырость.
      Сознаюсь, что эти труженики, с таким спокойным упорством выполнявшие тяжелую земляную работу, тронули меня до глубины души. И к сердцу подступила еще более жгучая злоба и ненависть к врагу. Я взглянул на Лобачева и по его лицу понял, что им овладели те же чувства.
      Мы сознавали, что то же самое испытывают все воины нашей армии и что битва, которая начнется не сегодня-завтра, будет решающей и послужит началом коренного поворота в ходе всей кампании. Право на такую уверенность давали нам октябрьские бои под Волоколамском.
      Как ни силен был враг со всей его мощной техникой, ему не удалось прорвать наш фронт. Невиданной была стойкость войск в этих боях.
      …Наш штаб и управление уже расположились в Ново-Петровском. Военный совет разместился в соседней деревушке Устиново. Штаб имел связь со всеми соединениями и частями, с соседями справа и слева. Нужно отдать должное полковнику П.Я. Максименко, его неиссякаемой энергии, знанию дела и высоко развитому чувству ответственности за порученный участок работы. Именно благодаря этим качествам он в самых сложных условиях создавал нам возможность поддерживать непрерывную связь с войсками. На протяжении всего периода боев под Москвой связисты – солдаты, сержанты и офицеры – честно, с величайшей самоотверженностью выполняли свой воинский долг.
      Еще один штрих тех дней, сильно запомнившийся. В Ново-Петровском нас навестил Емельян Ярославский с группой агитаторов Центрального Комитета партии, и этого человека народ знал и любил. Наши товарищи позаботились, чтобы из каждого полка прибыли люди его послушать, а там уж солдатская молва разнесет по позициям слово партии.
      В помещении было полным-полно народу. Емельян Михайлович в своем пиджачке выделялся среди военных. Он сказал, что не станет делать доклад.
      – Спрашивайте, товарищи, обо всем, что вас волнует, а я, как смогу, отвечу, – обратился к присутствующим Емельян Михайлович.
      Вопросы посыпались со всех сторон. Невдалеке от Ярославского прямо на полу сидела тесная группа панфиловцев. Они были в белых маскировочных халатах и с автоматами в руках. Все с огромным вниманием слушали оратора.
      К началу вражеского наступления у нас были собраны довольно точные данные о группировке немецко-фашистских войск. Против 16-й армии немцы сосредоточили 5-й армейский, 46-й и 40-й моторизованные корпуса 4-й танковой группы. Севернее Волоколамска занимали исходное положение 106-я и 35-я пехотные дивизии. На участке западнее и юго-восточнее Волоколамска против левого фланга нашей армии развернулись четыре танковые дивизии – 2, 11, 5 и 10-я – и моторизованная дивизия СС под названием «Рейх». Об этом неоднократно докладывалось в штаб фронта. Там, видимо, склонны были считать, что наши донесения преувеличивают силы противника. Мы, конечно, понимали товарищей. Им хотелось, чтобы сил у противника было меньше. Да ведь и мы не возражали бы против этого. Но пленные, взятые под Скирманово и на других участках, подтверждали наши сведения. Приходилось считаться с фактами и готовиться к худшему. Успокаивать себя и войска мы не имели права.
      Для усиления нашего левого крыла был привлечен корпус Доватора. При нужде можно было бы сманеврировать на угрожаемый участок.
      На левый фланг уступом назад мы подтянули 78-ю стрелковую дивизию.
 

Отступать некуда