Глава 37

Самым невыносимым было то, что Гульбегар всячески искала ее общества.

Сам Ричард смущенно объяснял это тем, что бедная девушка, вероятно, чувствует себя одинокой. Он почему-то считал ее такой же пешкой в дворцовой игре, какими были они сами, а потому жалел. Но Джинни воздерживалась от комментариев. Что бы она ни сказала, он сочтет это ревностью. Ричард проводил большую часть времени с Джинни, и если не разделял с ней ложе, то лишь потому, что беспокоился за ее здоровье. Как и всегда, он сидел с ней до тех пор, пока она не засыпала.

Джинни не спрашивала, часто ли он посещает свою вторую жену и когда он это делает. Лучше не думать об этом, а сосредоточиться на будущем ребенке.

Дни проходили за днями, недели за неделями, но время уже не имело для Джинни никакого значения, только ребенок рос в ее лоне. Джинни оставалось лишь молиться и надеяться на скорое и благополучное разрешение от бремени.

— На этот раз все пройдет безболезненно, — уверял ее Ричард, — обещаю тебе это, дорогая. Когда придет время, я буду рядом с тобой. Я проведу тебя через это так, что ты не почувствуешь страданий, ты уже достаточно натерпелась за последнее время. Ты все еще доверяешь мне?

— Да, — прошептала Джинни.

Он наклонился и нежно поцеловал ее.

— Как же я хочу тебя! Это ожидание почти невыносимо. Никогда не сомневайся в том, что я люблю тебя.

Как раз в это время Джинни получила письмо от тетушки Селины, и оно приободрило ее. Теперь Джинни знала, что в том, другом мире о ней известно все.

Дети были здоровы, скучали о ней и с нетерпением ждали ее возвращения.

Чувствуя невыносимую ностальгию, Джинни решила пойти в сад и присоединиться к Гульбегар, тем более что Ричард, прочитав ей письмо от тетки, снова ушел. Джинни поднялась. Она уже хорошо знала дорогу в сад и, пройдя через выложенный мраморными плитами двор, миновала бассейн и широкую, обвитую виноградом арку.

Незачем звать Фатиму — она не инвалид и не нуждается в поводыре. Джинни почему-то вспомнила о Стиве. Стив теперь может жениться на ком угодно. А если его женой станет ди Паоли?

«Это меня не касается. Он не имеет ко мне никакого отношения, и у меня теперь своя жизнь!» — сказала себе Джинни, прислушиваясь к звуку своих шагов.

Как она и предполагала, Гульбегар сидела в саду, лакомясь своими любимыми пирожными и запивая их хошабом — фруктовым напитком из персиков.

При появлении Джинни послышались тихие голоса и шелест одежд, затем раздался звонкий голос Гульбегар:

— А почему ты без прислуги? Ты же могла упасть в бассейн и опечалить этим нашего господина. Навсад, помоги сесть жене моего мужа, да, именно сюда, на подушки. — И сразу же весело спросила: — Хочешь пирожных? Они очень вкусные. Или выпей лучше айрана — он очень полезен в твоем положении. Я тоже начала его пить, поскольку…

Джинни вдруг поразили последние слова Гульбегар.

— Ты что — тоже беременна? — спросила она.

— Да, и молю Аллаха, чтобы он подарил сына моему господину, а потом еще многих сыновей. — Помолчав, Гульбегар поинтересовалась: — А правда, что ты уже была замужем и у тебя есть дети?

— Да, у меня двое близнецов. Ричард хочет признать их своими детьми… — ответила Джинни, сожалея, что не видит лица Гульбегар.

Сказав это, она вздернула подбородок, допила айран и прислушалась к музыке, пытаясь угадать смысл протяжной, заунывной песни.

— Это любовная песня, — снисходительно пояснила Гульбегар.

Откуда-то издалека послышались выстрелы и крики, и Джинни вздрогнула. Оказалось, что султан развлекается военными маневрами. Наконец Джинни решила, что можно удалиться.

Джинни добралась до своей комнаты и уже было хотела позвать Фатиму, как вдруг почувствовала схватки. Она вцепилась в край постели, но, не удержавшись, упала.

Наверное, она закричала, потому что откуда-то появились люди, кто-то поднял ее и что-то ей говорил, но она уже ничего не понимала, крича что было сил, чувствуя нестерпимую боль и думая: «Ведь еще не время, этого не может быть». Потом она потеряла сознание.

Но и тогда боль не оставляла ее. Очнувшись, она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Вдруг она увидела склонившееся над ней лицо Стива и не сразу поняла, что это не Стив, а Ричард. Потом с изумлением осознала, что она снова видит!

Ричард все успокаивал Джинни, облегчая острую боль, которая терзала ее.

— Нет, нет, нет! — кричала она не своим голосом.

— Держись за меня, детка. Возьми меня за руку. Держись, дорогая, держись. Сейчас тебе станет легче, и ты заснешь — не умрешь, а только заснешь, понимаешь? Слушай меня, только меня…

Открыв глаза, она увидела солнечный свет, яркие шелковые портьеры, небесно-голубой потолок и пол, выложенный изразцами.

Она все видит, о Боже, она снова видит!

Ричард оказался красив, хотя лицо его было изрыто оспой. Его голубые глаза, черные волосы и очертания губ напомнили ей Стива. Но Стива она никогда не видела таким озабоченным.

— Джинни! О, моя любимая, не закрывай глаза! Ты вернулась ко мне и теперь с каждым днем будешь набираться сил. Теперь все будет хорошо, слышишь?

— А что со мной было? Почему у меня такая слабость? Все, что я помню, — это боль…

Его лицо исказилось, и он поспешно отвел глаза.

— Мне не хотелось бы отвечать тебе на этот вопрос, но я не могу лгать. У тебя был выкидыш. Не знаю, из-за чего, — возможно, ты что-нибудь съела или выпила, но главное, ты жива и со мной. — Он схватил ее за руки. — Теперь я буду приходить к тебе гораздо чаще, обещаю, и заботиться о тебе.

Но почему о ней нужно заботиться? Как только она окрепнет… Но тут ее охватила такая сонливость, что она закрыла глаза. Очнувшись, Джинни подумала: «Ко мне вернулось зрение, но я потеряла ребенка. Почему?»

Когда Ричард снова пришел к ней, Джинни спросила:

— Меня отравили, да? Кто-то хотел убить меня или желал, чтобы я выкинула?

— Нет, у тебя был нервный срыв, — неуверенно ответил он, не глядя ей в глаза. Ричард выглядел измученным и усталым. Увидев седые пряди в темных волосах, Джинни хотела коснуться их рукой и успокоить его, ведь он так заботился о ней.

— Ричард…

Он снова отвел глаза.

— Завтра придет генерал Игнатьев. Он хочет поговорить с тобой.

— А ему разрешат увидеть меня?

— Да, но тебе придется надеть чадру. Мне очень жаль, дорогая, но теперь ты наверняка понимаешь…

— Я не понимаю того, чего не могу принять. Ни чадры, ни заточения… Для Гульбегар это естественно, поскольку она родилась здесь. И она пыталась убить меня, желая, чтобы ее ребенок родился первым. В гаремах часты подобные случаи. Что ты думаешь об этом, Ричард?

Джинни увидела, как он вздрогнул. Если бы он обнял ее, пообещал вырвать отсюда, если бы хоть что-нибудь сказал! Но Ричард лишь смотрел на нее так, словно она его смертельно ранила.

Наконец он сжал пальцами виски, и весь его вид выражал отчаяние. Джинни вдруг поняла: он не вел бы себя так, знай, что она прозрела. Но почему она до сих пор не сказала ему об этом?

Признание уже вертелось у нее на языке, когда он поднял голову и мертвенно-тихим голосом проговорил:

— Что я думаю об этом? Я бы хотел увидеть тебя здоровой, прежде чем сказать тебе это, но теперь нет времени ждать. Я должен развестись с тобой, Джинни. По законам ислама, для этого нужно три раза сказать: «Я развожусь с тобой». Завтра в присутствии имама я произнесу эти слова, и ты сможешь уехать отсюда. Игнатьев знает все и обещал помочь тебе благополучно добраться до Санкт-Петербурга.

Глава 38

Генерал Игнатьев оказался высоким худощавым мужчиной с большими усами. Он задавал вопросы так бегло и небрежно, что беседа с ним стала для Джинни одним из самых унизительных испытаний. Знает ли она царя? Была ли она при дворе? Кто ее крестный отец? А, она была замужем за русским и знает личного врача его императорского величества… прекрасно. Ей казалось, что он не верит ни единому ее слову. Кажется, его заинтересовали лишь ее слова о том, что она не желает ехать в Санкт-Петербург.

Генерал взглянул на нее так, словно она была мухой или каким-то другим насекомым.

— Как я понял, вам покровительствует сам император. Поэтому я сделал приготовления к вашему отъезду. Если Петербург покажется вам слишком мрачным, вы сможете отправиться в другие города. — От его холодного взгляда она онемела. — Вы можете остаться и здесь, если вас устраивает этот образ жизни. Я слышал, что принц Абдул Хамид проявил интерес…

Джинни не видела Ричарда с тех пор, как тот сообщил ей о разводе. Теперь она желала только вырваться из этих проклятых стен, пусть даже с помощью этого надменного генерала.

Генерал Игнатьев отправил Джинни в сопровождении военного эскорта.

Джинни покинула дворец закутанная в чадру и через садовые ворота прошла к небольшому причалу. Там она села в шлюпку и увидела голубые воды Босфора.

За все это время Джинни не сказала ни слова, стараясь не обращать внимания на дородного русского офицера, сидевшего напротив нее. На его великолепном мундире сверкали регалии, лицо было хмурым и угрюмым, и Джинни поняла, что он крайне недоволен предстоящим путешествием.

Через тонкую чадру Джинни внимательно все рассматривала — лишь бы уберечь себя от мучительных воспоминаний. Она оставляла позади часть своей жизни, и ей предстояло готовиться к будущему. Джинни вновь подумала о Ричарде, который, конечно, заставил ее уехать, потому что боялся за ее жизнь. Когда он говорил о разводе, его лицо выражало такую муку, что она не возразила и не задала ему ни одного вопроса. Джинни ощущала полную опустошенность. Теперь, обретя независимость, она ни за что не позволит себе ни к кому привязаться! Даже забота Ричарда подавляла ее. Он оберегал ее как ребенка, а потому и она вела себя как ребенок. Хватит! Русский первым нарушил молчание:

— Вон там — Золотой Рог, а там — Константинополь, который турки называют Стамбулом.

Джинни лишь молча наклонила голову, не желая вступать с ним в разговор.

Они двигались к Константинополю.

Джинни бросила взгляд на дворец с его высокими греческими колоннами, сверкающими на солнце. Она никогда не увидит его снова.

Джинни подумала, что полковник смущен ее затянувшимся молчанием. Прекрасно! Если он чувствует себя неловко в ее присутствии, его легче будет убедить, что ее незачем везти в Санкт-Петербург. К чему ей Санкт-Петербург, когда все, что ей дорого, осталось во Франции?

— Вот так-то, — пробормотал полковник, явно не зная, что сказать. Джинни задумчиво посмотрела на него. Должно быть, он из тех, у кого здоровый крестьянский аппетит. Такие мужчины любят крепких крестьянских женщин.

Он был немного выше ее ростом, мускулист и широкоплеч. Темно-каштановые вьющиеся волосы чуть серебрились на висках, а из-под пышных усов был виден большой полный рот. На вид ему казалось не больше сорока — сорока пяти лет, впрочем, это не имело значения, ибо Джинни не намеревалась провести в его обществе слишком много времени.

Полковник проводил Джинни в свой дом, сообщив ей, что поживет в посольстве, пока все не приготовят к отъезду. Если ей что-нибудь понадобится, пусть тут же сообщит. Джинни вновь наклонила голову, и полковник удалился.

— Она не сказала мне ни одного слова! — воскликнул полковник Шевченко, стоя навытяжку перед генералом. — Я вел себя любезно, показал ей Стамбул, предоставил в ее распоряжение свой дом. И что же? Она не промолвила ни единого слова! Может, она глухонемая?

— Чушь! — нетерпеливо возразил генерал Игнатьев. Он внимательно читал разложенные перед ним документы, все больше хмурясь. Волнения в Болгарии усиливались, и он пока не представлял себе, чем это кончится. Ему удалось узнать, что турецкие войска уже направлены в эту провинцию, как и отряд черкесов, надеявшихся там чем-нибудь поживиться. Последствия могли быть самыми неблагоприятными, но есть ли выход из сложившегося положения? И в такое время он вынужден заниматься какой-то женщиной!

Генерал взглянул на полковника. О чем он только что говорил? Впрочем, не важно, сейчас он ждет дальнейших указаний.

— Весьма вероятно, что эта дама — внебрачная дочь его императорского величества. Она посещала Россию несколько лет назад и произвела на государя хорошее впечатление. Она была замужем за князем Саркановым, одним из моих предшественников в Турции. Вам понятно, насколько деликатна ваша миссия?

Полковник Шевченко вполне осознал ответственность возложенного на него поручения. Он должен сопровождать в Петербург даму, русскую княгиню, родившуюся в Америке и имевшую поместье в России. Успешно выполнив это поручение, он, разумеется, может рассчитывать на дальнейшее продвижение по службе.

— И, — добавил генерал, — эта дама очень красива. А этот английский лорд, принявший мусульманство, был ее мужем. Он обратился ко мне потому, что я пользуюсь доверием султана. Лорд весьма озабочен тем, чтобы она благополучно добралась домой. — Генерал не упомянул о том, что леди, по-видимому, совсем не желала ехать в Россию. Пусть полковник узнает об этом сам. «А что касается меня, — подумал генерал Игнатьев, — то я умываю руки».

Через несколько часов после этого разговора, сменив мундир и старательно расчесав усы, полковник Шевченко явился в собственный дом, желая убедиться в том, что его гостья ни в чем не испытывает нужды. Перед этим он выпил с приятелями много водки и теперь размышлял о том, что сообщил ему генерал Игнатьев.

Когда слуга объявил о его приходе, полковник уже стоял на пороге комнаты. Он всегда гордился своим самообладанием, но теперь онемел от изумления. Вместо закутанной в чадру турчанки он увидел перед собой очаровательную молодую женщину, одетую по последней европейской моде и элегантно причесанную. На него холодно смотрели необычайные зеленые глаза, а губы…

Заметив эти губы, полковник покраснел и смущенно поклонился.

— Я пришел осведомиться… не нужно ли вам чего-нибудь?

— Очень любезно с вашей стороны. Вообще говоря…

Вообще говоря, ей нужно было многое. Прежде всего — бумага, перо и чернила, затем шампанское…

— Шампанское?

— Его здесь трудно достать? В гареме, знаете ли, не пьют, а я просто умираю от желания выпить глоток шампанского. Кроме того, я бы хотела нанести визит в американское посольство. Я все-таки гражданка этой страны.

Ей не слишком нравилось, что он таращился на нее своими покрасневшими глазами.

— Мы отплываем в Санкт-Петербург завтра, так что вряд ли удастся найти время…

— Полковник… — Теперь она смотрела прямо на него, вызывающе вздернув подбородок. — Я не хочу отправляться в Санкт-Петербург. Я напишу письмо его императорскому величеству, и вы можете сами доставить его, тем самым освободив и себя, и генерала Игнатьева от всякой ответственности за меня. Но вы должны понять, что у меня во Франции двое детей и мне очень хочется поскорее увидеть их.

— Мадам, я получил приказ доставить вас в Санкт-Петербург!

— Вы сможете доставить меня туда лишь в качестве пленницы — и весьма непокорной пленницы, смею вас уверить! Что вы тогда сделаете? — презрительно спросила она, наблюдая за ним. — Закуете меня в кандалы? Но я княгиня Романова и не совершила никакого преступления!

— Конечно, нет. И тем не менее вам придется отправиться в Петербург. Приказ…

— Полковник Шевченко, я не состою на службе в русской армии и отказываюсь подчиняться приказу! Можете передать это генералу Игнатьеву. А если вы боитесь, я сама могу сказать ему об этом.

Он уставился на нее так, словно не верил своим ушам. Она не желала повиноваться ему! Более того, отказывалась подчиняться распоряжениям генерала! Но он не так глуп, чтобы не справиться с этой властной дамой.

Полковник шагнул к ней и твердо сказал:

— Генерал Игнатьев поручил мне доставить вас ко двору его императорского величества, и я это сделаю, угодно вам это или нет. Так что, боюсь, это путешествие для вас неизбежно!

Внимательно следя за ним, Джинни заметила, как на виске полковника запульсировала жилка, а глаза сердито блеснули. Сейчас он походил на большого разъяренного медведя. Возможно, ей следует применить другую тактику?

Джинни вздохнула, склонила голову и, понизив голос, жалобно проговорила:

— И как только вы можете разлучать детей с матерью? Позвольте мне хотя бы взять их с собой в Россию! Пожалуйста, ведь вам не запрещено отправиться в Санкт-Петербург окольным путем?

Он явно удивился и, чуть поколебавшись, ответил:

— Думаю… мне следует поговорить об этом с генералом. Но так или иначе, нам предстоит отплыть на корабле в Севастополь — и это произойдет завтра.

Глава 39

Полковник ушел повидаться с генералом. Оставшись одна, Джинни принялась осматривать дом. Хотя уже наступила ночь, она и не пыталась заснуть. Джинни казалось, что она многие месяцы отдыхала, окруженная заботой и любовью. Да, Ричард любил ее, и она любила его. Ей нравилось, что он опекал ее. Однако Ричард так избаловал и изнежил ее, что теперь ей было трудно решать все самой.

«Я, должно быть, очень эгоистична, — подумала она, — иначе как бы я могла так быстро забыть Ричарда?» Она по-настоящему страдала, лишь потеряв ребенка, а теперь… Теперь она словно утратила способность чувствовать. Но Джинни уже поняла, что чувства причиняют только боль.

Отыскав бутылку водки, Джинни наполнила бокал. Залпом проглотив водку, она задохнулась.

Когда-то забвение ей приносил опиум, однако, оказывается, и водка обладает таким же действием. Заперев дверь, Джинни села на диван, поставив бутылку поближе к себе. По ее телу разливалась приятная теплота, а ведь несколько минут назад она дрожала от холода.

— Навсегда свободна! — воскликнула она, вспомнив арию из «Травиаты». Нет больше никаких оков, и ничто ее не связывает. — Ричард! — Джинни вдруг пожалела, что потеряла его. С ним всегда было так уютно, он умел успокаивать ее. — Ричард… Ричард! — Джинни произносила его имя вслух, чтобы не называть другого.

Издали он удивительно похож на Стива. Как это возможно, чтобы два человека так любили и ненавидели друг друга? Впрочем, она никогда не смогла бы ненавидеть Ричарда. У Джинни разболелась голова, но не от мыслей, а от водки… Следовало бы настойчивее попросить шампанского. Почему этот глупый русский полковник… В висках стучало.

— О Боже! — простонала Джинни. Внезапно дверь в ее комнату распахнулась. Увидев полковника с ящиком шампанского, она рассмеялась: — Вас-то я и ждала! Едва я подумала о вас — и вот вы здесь, да еще и с шампанским. Это очень кстати! Только… я уже немного перебрала вашей водки.

— О, неужели? А слуги решили, что вы хотите покончить с собой. Ну и как вам водка? Не правда ли, много лучше, чем жалкие французские вина? Похоже, вы более русская, чем себя считаете. — Он поставил ящик на стол.

— Я не люблю русских! — нахмурилась Джинни. — Я была замужем за одним русским, и с меня довольно. — Потом удивленно спросила: — А что вы здесь делаете?

— Я подумал, что вам будет приятно услышать хорошие новости. Точнее сказать, они отчасти хорошие. — Он сел на диван рядом с Джинни, усмехнулся и расстегнул мундир. — Хотите услышать их? Но, может, сначала выпьем водки? Или хотите шампанского?

— Да, шампанского, — отозвалась Джинни.

Он подошел к ящику и ловко извлек из него бутылку.

— Шампанское! — провозгласил он и захохотал. — Я знаю способ открыть его быстро и легко. — И выбил пробку.

Сделав это, он приблизился к Джинни и наполнил ее бокал.

— Выпейте глоток, и почувствуете себя намного лучше, — предложил он. — Хорошо, что я вернулся сюда и не забыл исполнить ваше желание. Просто удивительно, что такая красивая женщина закрывалась этой гнусной чадрой! Такой, как вы…

— Вы ничего обо мне не знаете! — Джинни сделала еще глоток, наслаждаясь почти забытым вкусом шампанского.

— О вас, конечно, нет, но я знаю других женщин. Иначе зачем бы, по-вашему, мне приходить сюда? Поцелуйте меня!

Не успела она опомниться, как он схватил ее за талию, прижал к себе и попытался поцеловать.

— Прекратите! — проговорила Джинни, но он закрыл ей рот поцелуем, до боли сжимая груди. Это тоже было своего рода забвением… забвением, родившимся из чувственности! И он прав — именно такой большой, волосатый и грубый мужчина сейчас ей и нужен.

— Какие очаровательные маленькие груди — и какой совершенной формы! Посмотри, каждая из них умещается в моей ладони. Вот такие груди я и люблю больше всего.

Он быстро расстегивал крючки платья. Джинни не останавливала его, понимая, что уже поздно, да и не желая останавливать.

Он был лишь грубым животным, но его откровенная примитивность и непосредственность находили в ней отклик, и Джинни позволила ему делать с собой все, что он хотел.

«Я родилась шлюхой!» — подумала она.

Открыв глаза, Джинни не поняла, что сейчас: день или вечер? Плотные ставни были закрыты, а в комнате пахло шампанским.

— А, ты уже проснулась? Мне еще никогда и ни с кем не было так хорошо, как с тобой! А ведь иногда я имел по нескольку женщин в день. Это тебя не слишком смущает?

— Я хочу принять ванну, — сказала Джинни.

— Я уже приказал служанке все для тебя приготовить. Надеюсь, ты не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?

Джинни не верилось, что она позволила ему говорить с ней так фамильярно. Она, должно быть, совсем спятила этой ночью! Но, уж поскольку он здесь, стоит еще раз попросить его, чтобы он не тащил ее в Россию.

Но он сам начал разговор, рассказав то, о чем не успел поведать ночью.

— Я принес тебе шампанское, надеясь, что ты захочешь отпраздновать одно событие. Все зависит от того, как ты относишься к туркам.

— О чем ты?

— В Болгарии произошло восстание, оно началось в окрестностях небольшого горного городка. Сам я ничего не слышал, но генерал уверяет, что уже весь мир знает об этом. Турки сумели подавить его довольно быстро и, как всегда, очень жестоко. Однако на этот раз там оказался корреспондент какой-то газеты, который все видел, в том числе и сожжение церкви, где укрывались женщины и дети! Вероятно, теперь начнется кровопролитная война.

— Значит, я могу не ехать в Россию?

— До чего же ты сообразительная! Да, из-за угрозы войны. Генерал узнал об этом лишь прошлой ночью, а после того, что я рассказал ему о тебе, смягчился. Я прослежу лишь за тем, чтобы ты благополучно добралась до Франции на первом же корабле. Ну как, теперь ты себя лучше чувствуешь?

Корабль, следовавший во Францию, нашли через три дня, и все это время Джинни чувствовала себя игрушкой в руках полковника, ненасытного и неутомимого. За эти дни они выпили целый ящик шампанского и несколько бутылок водки, и он без конца занимался с Джинни любовью.

Когда он, наконец, доставил ее на английский корабль, измученная Джинни чувствовала себя больной.

Прощаясь с ней, полковник был так же вежлив и корректен, как и во время их первой встречи.

«Я еще пожалею о нем по дороге», — подумала Джинни, спускаясь в каюту.

Джинни разделась и легла в постель, ощущая мягкое покачивание корабля. Как же она устала! И сколько путешествий у нее еще впереди?

Глава 40

Франция была окутана легким весенним туманом. Джинни глубоко и облегченно вздохнула. Она уже телеграфировала о своем прибытии и теперь любовалась холодным серым утром, которое действовало на нее как бальзам после ярких средиземноморских красок.

Слыша знакомую речь, она в радостном возбуждении села в купе вагона. Когда-то она считала своим домом Мексику, но теперь этот отрезок жизни уже позади. Где ее дом сейчас? «Я решу это, когда вернусь в замок и увижу детей», — сказала себе Джинни. Ожидание предстоящей встречи томило и страшило Джинни. Близнецы могут и не узнать ее, ведь они еще маленькие. Но теперь она посвятит все свое время им, а затем…

— Наконец-то! — оживленно воскликнул Пьер, целуя ее. — Я присмотрю за твоим багажом…

Джинни уже была в объятиях тетушки Селины, чувствуя прикосновение ее залитых слезами щек. Тетушка Селина всегда плакала!

— Где Ричард? Мы все были так озадачены…

— Я обо всем расскажу позднее, теперь уже не о чем беспокоиться. Разве вы не видите, как хорошо я выгляжу?

— Поговорим в экипаже, — сказал Пьер.