Эти слова тетки растревожили ее еще больше.

— Следит? — недоверчиво переспросила Алекса, и Соланж только устало повела плечами, прикуривая сигару с обрезанным концом.

— Ради Бога, не разочаровывай меня тем, что в тебе еще остается столько наивности! Да, разумеется, следит! Есть люди, которые сделали это своей профессией. И потому нет никаких сомнений, что она постарается заранее обнаружить все, что ты задумала. Ну действительно, я очень хорошо себе представляю старую ведьму и то, с каким удовольствием она выяснит, что мы с тобой узнали о существовании друг друга и даже стали встречаться. Теперь ты понимаешь, зачем нужны эти предосторожности? Хотя… — и Соланж внезапно издала какой-то непристойный смешок, — …хотя я думаю, что если ты нашла дом моей подруги Орланды достаточно интересным, то вполне можешь найти таким, а то и более интересным, мое собственное заведение. Возможно, что я смогу устроить секретный визит, если только это тебя заинтересует?

В конце концов, хотя ее тетка и не смогла сообщить ей намного больше того, что она уже и так знала о маркизе Ньюбери, Алекса узнала много других интересных вещей кроме того, что за ней следят.

Соланж ушла через тайный ход, а Алекса осталась и ради конспирации стала выбирать себе шляпу, отхлебывая мелкими глотками принесенное ей вино. Надев один из самых замечательных образцов серого шелка с рюшами и другими украшениями, она придвинулась вплотную к зеркалу, продолжая размышлять. Значит, все богатые и элегантные джентльмены или посещают мадам Оливье, или арендуют с ее помощью частные апартаменты для своих тайных свиданий с дамами. А виконту Дирингу особенно нравятся девственницы или полудевственницы, в то время как виконт Эмбри предпочитает более зрелых и опытных женщин, особенно блондинок. Омерзительный распутник! При этой мысли Алекса почувствовала злобу и чуть не укололась об одну из шляпных булавок. К тому времени, когда она наконец покинула магазин Луизы, Алекса истратила кучу денег на пять шляпок, которые могла никогда и не надеть, включая ту, из серого шелка, которая ей даже не понравилась.

Сопровождаемая одним из рассыльных, тащившим коробки со шляпами, Алекса пошла обратно и тут вдруг замедлила шаги при мысли о том, что все эти магазинчики имеют верхние комнаты, которыми может воспользоваться днем любой желающий, если только будет в состоянии оплатить их. Сколько же тайн скрывают эти комнаты? Задержавшись у витрины того магазина, который торговал французскими романами, Алекса невольно улыбнулась самой себе, представив, как удивилась бы каждая из посетительниц тех самых комнат, узнав, сколько женщин побывало там до нее. Возможно, тот, кто проследил за ней до магазина «Миледи», будет теряться в догадках — то ли она ходила туда покупать новые шляпы, то ли на встречу с любовником. Уже решив двинуться дальше, Алекса заметила обложку романа «Лелия» Жорж Санд, который она никак не могла найти прежде. Не обращая внимания на осуждающие взгляды двух вдов, которым случилось проходить мимо, Алекса приказала рассыльному подождать ее здесь и уверенно вошла в магазин, который посещали в основном мужчины. С запоздалым сожалением она поняла это чуть позднее, увидев находившуюся там публику.

— Скажите, какого дьявола… — К ней вдруг вернулась прежняя манера выражаться, и она слегка наклонила вперед голову, рассматривая книги и лишь затем обратив внимание на приказчика, стоявшего за прилавком. Алекса объяснила ему, какую книгу она пришла купить, говоря намеренно сухим, прозаичным тоном.

— Модные шляпки и французские романы. Соединение противоположностей. Надеюсь, что теперь вы достаточно защищены от собственной холодности?

— Лорд Эмбри! Как любезно с вашей стороны заметить все это! — Она принудила себя улыбнуться такой улыбкой, которая была под стать ее тону, и затем вновь повернулась к приказчику: — Благодарю вас. Это именно та книга, которую я искала. Не будете ли вы столь любезны, чтобы сказать мне о цене?.. — Ей бы следовало знать, в следующее мгновение с горечью подумала Алекса, что он не даст ей так легко уклониться от встречи с собой.

С легкой фамильярностью, которая заставила ее стиснуть зубы от ярости, он перегнулся через прилавок и, взяв книгу, недоуменно поднял бровь:

— Жорж Санд? Неужели вы являетесь ее почитательницей? Честно говоря, я думал, вы предпочитаете иные романы.

— В самом деле, виконт? Надеюсь, вы не думали, что я увлечена романами мистера Гора, например? Да и вообще, какой смысл спорить о вкусах, не так ли? — Алекса лишь надеялась, что ни тон ее голоса, ни сама манера говорить не продемонстрируют ему ничего иного, кроме холодного безразличия к его мнению, и отобьют охоту и дальше обмениваться е ней колкостями. К ее облегчению, он положил книгу обратно на прилавок и с раздражающей небрежностью пожал плечами, продемонстрировав, что есть одна вещь, которую он прекрасно усвоил, — джентльмен никогда не должен спорить с дамой. Ей не слишком-то понравилось, что тем самым он как бы показал, что последнее слово осталось за ним, и ее брови сошлись вместе, пока она напряженно искала какую-нибудь достаточно резкую реплику. Но в этот момент маленький пухлый человечек появился из какого-то пыльного угла, неся большой сверток, обернутый коричневой бумагой, завязанный веревкой и украшенный несколькими красными каплями воска, которыми он был запечатан.

— Это книги для его светлости маркиза, которые он заказал в прошлом месяце, милорд, и это очень редкие издания. Я не решался отсылать их ввиду большой ценности, но он заявил мне самым решительным образом, что желает иметь их немедленно и чтобы в тот же день они были ему доставлены. А когда я узнал, что лорд Эмбри будет здесь, то подумал, что смогу осмелиться и узнать… то есть…

Обрадованная тем, что внимание Эмбри отвлеклось, Алекса поспешила совершить свою покупку, надеясь, что клерк не будет настаивать, чтобы книга непременно была упакована. Однако это было обязательным правилом, за несоблюдение которого он мог лишиться своего места, где проработал уже пять лет, а потому ей пришлось ждать, притопывая от нетерпения, поскольку он шевелился, как улитка под своей раковиной, и оставалось только жадно посматривать на дверь, в которую ей хотелось поскорее выскользнуть, притворяясь, что не прислушивается к разговору между Эмбри и этим смешным, похожим на гнома человечком.

— Чтобы избавить вас от дальнейших заиканий, затруднений и извинений, Милликен, я возьму эти чертовы книги с собой, и можете быть уверены, что их получит именно маркиз, и никто другой. И ради Бога, избавьте меня от вашей благодарности! Я вовсе не собирался делать этого, и вы сами прекрасно это знаете.

— О, ваша светлость, это так любезно, так снисходительно. И я также хотел узнать, нашли ли ваша светлость то, что искали на верхних полках? Все ли вас устроило? Если там имеются какие-нибудь… гм… особенные издания, на любых языках, вашей светлости стоит только приказать, и я уверен, что смогу найти их для вас.

«Что за странная и туманная манера выражаться», — подумала про себя Алекса, почти хватая небольшой пакет, который приказчик нехотя протянул ей, и намереваясь устремиться к двери. Все это ни в малейшей степени ее не интересовало, хотя Эмбри даже понизил голос, отвечая своему собеседнику, причем там зашла речь о деньгах, выплачиваемых ежемесячно или ежеквартально. Значит, речь шла не о книгах? Она никогда не представляла себе Николаса в качестве коллекционера редких изданий.

— Вас, по-видимому, ждет ваш экипаж?

Алекса была так погружена в свои мысли, что, услышав сбоку его голос, даже вздрогнула и затаила дыхание, и лишь затем смогла настолько оправиться, чтобы метнуть в его сторону холодный и подозрительный взгляд, который он отпарировал вкрадчивой улыбкой, что она нашла совершенно необычным и что свидетельствовало лишь о его потаенных намерениях.

— Если вы собираетесь быть так любезны, чтобы предложить проводить меня домой, лорд Эмбри, то мне остается только поблагодарить вас за вашу заботливость и сказать, что я приехала сюда в своем экипаже, который находится сейчас…

— Какая удача! А я-то сначала не понял, насколько тяжелы эти книги, и оставил свою лошадь в конюшне, за несколько улиц отсюда. Может быть, возьмете меня в свой экипаж? Вы можете высадить меня на площади Белгрейв, если вам это наиболее удобно, поскольку я в любом случае планировал посетить старуху. А, леди Актон, всегда к вашим услугам! Вы, конечно, уже знакомы с леди Трэйверс?

Алекса не имела возможности ни единым словом ответить на его нахальные речи, а теперь это уже было поздно делать, поскольку они лицом к лицу столкнулись с одной из наихудших сплетниц, о которой ее всегда предупреждала леди Марджери, с одной из пучеглазых матрон, которая заговорила с ней еще тогда в коридоре, когда застала ее с Ньюбери. Сопровождаемая двумя своими младшими детьми и их гувернанткой, имевшей самый покорный вид, леди Актон улыбнулась крокодильей улыбкой, в то время как ее зоркие глаза проделали мгновенный путь от Эмбри к Алексе и наоборот. И, поскольку она остановилась, им пришлось сделать то же самое.

— А, вы уже сделали покупки, я вижу, — лукаво сказала леди Актон, — но не беспокойтесь, я не буду вас расспрашивать, что и почем. Я так рада видеть, что леди Трэйверс уже вполне оправилась от своей простуды. Дорогая моя, мы все о вас так беспокоились, когда вы исчезли в парке. Увидим ли мы вас на балу в честь дорогой Элен? Впрочем, как глупо с моей стороны спрашивать об этом. Конечно, вы там будете, что за вопрос! — Она шумно вздохнула и вновь перевела свой пытливый взгляд с Алексы на ее спутника. — Я думаю, что каждый задавался теми же самыми вопросами. Неужели там наконец будет объявлено о той самой помолвке, которую мы давно ждем? Такая красивая, прекрасно воспитанная девушка… Изумительный выбор. Даже Актон сказал то же самое, а он обычно воздерживается от комментариев. Вы согласны со мной, леди Трэйверс?

— О да! Я и сама готова подтвердить это, дорогая леди Актон! Изумительный выбор и изумительная пара. — Не обращая внимания на довольно удивленный вид этой дамы, Алекса ухитрилась произвести на свет самую простодушную улыбку и, широко раскрыв глаза, доверительно добавила: — Но вы знаете, какими медлительными иногда бывают мужчины!

— Я полагаю, что это похоже на очень тактичный женский выговор, моя дорогая Алекса?

И прежде чем она смогла понять, в чем дело, или выразить какой-то протест, он пожал ей руку в такой предостерегающей манере, что она подавила первое импульсивное побуждение отбросить его руку прочь.

Затем Николас продолжил, все так же лениво растягивая слова:

Я уверен, что можно вполне положиться на такого благоразумного друга, как вы, леди Актон, и скажу вам, что леди Трэйверс, которую можно с полным основанием назвать самым близким моим другом и наперсницей, подвергает меня ежедневным наставлениям и советам, и все на ту же самую тему.

После этих его слов даже леди Актон слегка приоткрыла, рот, на несколько мгновений лишившись дара речи, в то время как он спокойно продолжал лицемерить, и это заставило Алексу глубоко вздохнуть, чтобы с большим трудом подавить свою ярость.

— О, я надеялся, что хоть вы станете моей союзницей, но, поскольку обнаружил теперь ваше численное превосходство, мои дорогие леди, а вы решили, что я должен как можно скорее обручиться, чтобы стать образцом всех мужских достоинств, как я могу с этим спорить? Мне остается лишь надеяться, что я не разочарую ваших ожиданий!

Презренный, лицемерный ублюдок! Пока она отчаянно искала подходящие слова, чтобы выразить все, что она чувствует, он с силой сжимал ее нежную руку, заставляя стоять рядом с собой и улыбаться искусственной, вымученной улыбкой, слушая, как он извинялся перед леди Актон за то, что они вынуждены покинуть ее, поскольку он обещал довезти леди Трэйверс и ее новые шляпки до площади Белгрейв.

К тому времени, когда он подсадил ее в карету, проделав все это с фальшиво преувеличенной вежливостью, после чего и сам устроился рядом с ней, Алекса уже была готова зарыдать от еле сдерживаемой ярости. Если бы не условности, если бы не толпа людей на Барлингтон-Аркэйд, если бы не присутствие ее кучера и лакея, ну тогда бы она посоветовала ему нанять себе экипаж или пойти пешком! Одно воспоминание о выражении лица леди Актон, с которым она посмотрела им вслед.

О, Боже! Как он мог сказать все это? Ведь леди Актон — одна из самых отъявленных сплетниц в городе!

Как только экипаж тронулся с места, она повернулась к нему, похожая на фурию, и ее голос задрожал от праведного гнева:

— Ты соображаешь, что ты наговорил? А что она может об этом подумать, Боже мой! Леди Актон — это… А выражение ее лица, когда ты заговорил в этом доверительном тоне… Ты знаешь, что ты сумасшедший? Неужели ты не думаешь о последствиях ни для себя, ни для своей обрученной? Что… Этот взгляд! Она даже онемела! Ее…

Пока Алекса пыталась справиться с гневом, она заметила, как украдкой он взглянул в ее сторону и усмехнулся злой, почти мальчишеской усмешкой. Это окончательно вывело ее из себя, и она разразилась истеричным смехом, совладать с которым оказалось довольно трудным делом, поскольку при каждом таком усилии она вспоминала выражение лица бедной леди Актон и вновь начинала хохотать, а слезы уже вовсю катились по ее щекам.

После такого смеха у нее всегда начиналась икота, а разве можно вести себя с достоинством, когда ты икаешь? Разумеется, только поэтому она не смогла запротестовать или вырваться, когда внезапно обнаружила, что Эмбри сидит уже не напротив нее, а рядом; хуже того, он схватил ее в объятия до того фамильярно, что этому даже не было названия.

И это происходило средь бела дня, на Риджент-стрит с ее оживленным движением экипажей и снующей толпой! Если б только она могла упасть в обморок так же легко и убедительно, как это умеют делать некоторые женщины, то, вероятно, не преминула бы этим воспользоваться. Доведя ее до истерики, он тем не менее мог хотя бы опустить занавески на окнах, но не сделал даже этого. А потому к вечеру этого дня не только леди Актон, но и все остальное общество уже, без сомнения, будет жужжать слухами и самыми невероятными домыслами. Невыносимо! И, кроме того, у него такой вид, словно его это совсем не касается, сердито подумала Алекса и сделала запоздалую попытку освободиться, сердито зашептав ему:

— Нет необходимости пользоваться своим преимуществом… остановись!

Ты свалишься со своего места, если я не удержу тебя, слышишь, ты, глупая и упрямая женщина… А все, что я пытаюсь сделать, — это осушить твои слезы моим последним чистым носовым платком — черт бы его подрал! — и прекрати наконец задыхаться, словно рыба, вытащенная на берег, успокойся… Ты слышишь меня? — Его голос был жестким и настойчивым, под стать его рукам, когда он принялся грубо вытирать лицо Алексы, чуть не обдирая ее нежные щеки. Но новый всплеск ее бессвязных речей был вызван не этим, а все теми же раздражением и яростью.

— Рыба?.. Как ты смеешь! И я вовсе не задыхаюсь… Прекрати, иначе ты сдерешь мне кожу с лица, животное! Ой!.. — раздраженно завопила Алекса, чувствуя на себе любопытные взоры из соседнего экипажа, в котором находились не только близнецы-виконты Селби и Ровель, но и старая герцогиня, поднявшая свой лорнет, а также две молоденькие племянницы виконтов — Ианта и Филиппа. Это были сестры Элен, которые также являлись наполовину и ее сестрами, запоздало подумала Алекса и едва не разразилась новым приступом неконтролируемого смеха, увидев выражение, написанное на их лицах.

Должно быть, она все же издала какой-то странный звук, поскольку ее расширенные глаза вновь столкнулись с прищуренным взглядом лорда Эмбри, после чего он спросил с небрежным интересом:

— Ты часто подвержена таким странным припадкам? Есть ли какие-нибудь способы их избежать? — И его внезапно потемневшие зеленые глаза с каким-то странным выражением, в котором не было ничего цивилизованного, устремили свой взгляд на ее алые губы, а пальцы приподняли подбородок. Он поцеловал ее с такой яростью и страстью, что у нее перехватило дыхание и она не смогла ни оттолкнуть его, ни даже запротестовать.

— Что за коллекция новых шляп и ботинок вон там, на другой стороне улицы. Ты заметила, мама? — Роджер, виконт Селби, был, как обычно, несколько более сообразителен, чем его брат Майлс. Но к несчастью, самая молодая из его племянниц, Филиппа, была не только весьма наблюдательна, но и обладала на редкость пронзительным голосом, которым мгновенно свела на нет все его попытки быть тактичным.

— Ведь это Эмбри? А я-то думала, что он собирается жениться на Элен, а старая маркиза дает бал, чтобы объявить об их помолвке!

— Разумеется, это не Эмбри, — презрительным тоном ответил Майлс, чем немедленно вызвал на себя быстрый и злобный взгляд Филиппы. — Не хочешь ли ты осмотреть витрины магазинов, Пипа, — примирительно обратился он к ней, — ведь ты собиралась сделать это?

Но тут у него упало сердце, когда его мать опустила свой лорнет и произнесла самым грозным тоном:

— Это леди Трэйверс, я абсолютно в этом уверена, потому что ее волосы не дают возможности ошибиться. Но вот что касается ее спутника…

— Но это же Эмбри, бабушка! — возбужденно подхватила Филиппа. — И он целует ее! Если бы это видела Элен…

Неизвестно, что бы она еще сказала, если бы ее грубо не оборвала Ианта.

— Замолчи, Пипа! — неожиданно воскликнула она и залилась слезами.

Словно находясь в каком-то дремотном полузабытьи, Алекса думала, что все это походит на возбуждение от первого плавания под водой — когда ты ныряешь, задержав дыхание и закрыв глаза, а затем открываешь их в зеленоватой глубине и внезапно понимаешь, что с тобой произошло. Она разжала свои руки, обнимавшие его шею, порывисто привстала и опустила занавески на окнах экипажа. Раздраженная проявлением собственной слабости, она пришла в еще большую ярость, когда услышала его насмешливое замечание, что поскольку их видело уже пол-Лондона, то он может отнести к какой-то иной причине ее внезапное желание уединенности. Это лишь подлило масла в огонь.

— Пол-Лондона, включая Селби и Ровеля! — мстительно огрызнулась Алекса, вновь начиная тяжело дышать. — И не забудь упомянуть о старой герцогине и двух младших сестрах твоей невесты. Мне следовало предупредить тебя, чтобы ты не был таким безрассудно опрометчивым! Я не думаю, что на этом балу теперь состоится долгожданное объявление о помолвке, не так ли? Подумать только, как разочаровано будет все общество! Впрочем, сплетни по поводу причин, расстроивших эту помолвку, несомненно, всех утешат!

Она отчетливо цедила все эти слова, но, к своему немалому удивлению, не заметила ожидаемого выражения на его угрюмом лице — он лишь вскинул брови, словно размышляя, стоит ли ему извиниться перед ней за то, что он сделал ее объектом всех предстоящих сплетен. Небрежно пожав плечами, он произнес самым прозаическим тоном:

— Если ты действительно так озабочена своей репутацией, моя бедная Алекса, мы можем формально объявить о нашей собственной помолвке завтра вечером и опубликовать объявление об этом в «Таймс» на следующий день, чтобы сделать это полностью официальным. В любом случае у меня не было никаких намерений касательно Элен, это была идея бабушки. Но сейчас, я думаю, лучше обручиться с тобой, чтобы положить конец всей этой ерунде.

В первое мгновение, не уверенная в том, что она его правильно расслышала, Алекса смогла лишь с изумлением взглянуть на Николаса. Но затем, видя, что он продолжает смотреть на нее, все более прищуривая глаза, в которых она не могла прочесть никакого выражения, несмотря на необычность всего сказанного, она собралась с силами и отвесила неожиданный поклон.

— Я… я прошу прощения?.. — внезапно охрипшим, тихим голосом переспросила она, и тогда он повторил ей свое предложение (которое на этот раз уже было сформулировано не в виде небрежного вопроса!), хотя и довольно нетерпеливым тоном, добавив при этом, что, как он надеется, у нее не хватит лицемерия требовать от него, чтобы он сделал это еще более официально, встав перед ней на колени и протягивая букет фиалок.

— И ты также знаешь, что уведомление о помолвке совсем необязательно влечет за собой свадьбу, а потому можешь не нервничать по пустякам. Зато это гарантирует мне, что я больше не буду представлять интереса для своих и что ты… — Он сделал совсем крошечную паузу, но Алекса все-таки успела ее заметить, — …почувствуешь облегчение, избавившись от всех охотников за приданым да и от всех других охотников тоже!

Чувствуя себя загнанной в угол, Алекса яростно покачала головой, словно отвергая все услышанное:

— Нет! Я не могу поверить, что я… что ты… Ты, должно быть, сошел с ума…

— Потому что сделал тебе предложение? — насмешливо спросил он с какой-то странной кривой улыбкой, которую она ненавидела с тех пор, как впервые увидела. — Ты ценишь себя так низко, что считаешь мужчину, который предложил тебе замужество, сумасшедшим, или ты предпочитаешь получать предложения несколько иного рода?

— Это вряд ли имеет отношение к тому, насколько я себя ценю, просто моя память неизменно напоминает мне о том, как грубо и бессердечно ты со мной всегда обращаешься, и это заставляет меня думать, что ты вовсе не искренен, а играешь в какую-то жестокую игру! — горячо выпалила Алекса, повернувшись к нему. — Или, может быть, твоя гордость требует, чтобы ты предстал перед обществом с законной невестой, прежде чем сама Элен от тебя откажется? Зачем же я буду вновь позволять тебе использовать себя таким образом?

«Испанец», — она вспомнила слова Чарльза Лоуренса, сказанные тогда, давным-давно, в Коломбо. В этот момент перед ней был не чопорный английский лорд, а только гордый, мстительный испанец с оскаленными белыми зубами, едва сдерживаемой яростью и зловещим пламенем, казалось, вырывавшимся из ноздрей, каким она его помнила прежде. Она также прекрасно помнила и этот мягкий горловой звук его голоса, неприятно напоминавший низкое рычание загнанной черной пантеры, готовящейся к прыжку.

— А я в самом деле тебя использовал? Ну тогда извини, потому что мне вспоминается совсем иное, можно даже сказать, прямо противоположное! Я помню, что получил тебя — или использовал тебя, если тебе так больше нравится, — в первый и единственный раз в том борделе, известном как храм Венеры; и ты назначила мне такую чрезмерную цену за свою удивительную девственность, которую я тем не менее заплатил! И я также прекрасно помню, что пришел туда вовсе не затем, чтобы найти тебя и потом использовать, а совсем с другими целями. Я находился там в полубессознательном состоянии под действием гашиша и всем был доволен, пока меня не побеспокоила своим вторжением жрица Венеры, которая — как это вскоре выяснилось — желала использовать меня! Мне следует продолжить?

— Нет! — резко отозвалась Алекса, стыдясь того, что краска бросилась ей в лицо. — Нет, я не желаю вспоминать ни о чем неприятном и вовсе не собираюсь заключать с тобой мнимую помолвку только для того, чтобы ты мог спасти лицо, как говорят китайцы!

Произнеся эту вызывающую фразу, она почувствовала неизмеримое облегчение, услышав, что экипаж остановился и голос лакея сказал, что они наконец приехали. Это же самое чувство облегчения позволило ей повернуться к лорду Эмбри и вежливо сказать, что ее экипаж всецело находится в его распоряжении и он может приказать доставить себя куда ему угодно.

— Спасибо тебе, моя радость, но что дальше? Я думаю, что нам еще многое надо обсудить и решить.